У мужчины в кресле напротив было очень жесткое лицо. Словно я – молодая вдова с ребенком на руках – не заслуживаю сострадания. Понимаю. Я была женой криминального авторитета и теневого финансиста, а этот мужчина пришел из Следственного комитета. Мне он тоже не нравился.
Знал бы он правду, отвел бы глаза. Меня насильно взяли замуж. Выбор был небольшим: стать женой Эмиля или умереть. Мужа я полюбила вопреки всему. Дитя нашей сумасшедшей любви – наш шестимесячный сын – сидел у меня на коленях. Льняного цвета макушка и серые глаза достались ему от папы.
– Мы хотим эксгумировать тело вашего мужа. Нужно ваше разрешение. Понимаю, вам через многое пришлось пройти, Дина…
При слове «эксгумация» я инстинктивно прижала ребенка к груди.
– Зачем?
– Потом вам придется опознать тело, таков порядок.
Вопрос он пропустил. Я настороженно слушала следователя. Сын доверчиво лег мне на плечо и дышал в ухо. Маленькие пальчики изучали прядь волос, заправленную за ухо.
Я давно опознала мужа. Полгода жила у мамы, пытаясь прийти в себя. Моего мужа жестоко убили, но вместе с собой он забрал врагов. Только у мамы я начала забывать, как на части рвалось сердце, как белугой я ревела в морге, а затем на могиле мужа.
До последнего надеялась, что это ошибка, но тест ДНК оборвал надежды. Эксгумацию могут проводить в одном случае – в деле открылись новые факты.
– У вас появились сомнения? Новые улики? – спросила я. – Почему вы его эксгумируете?
– Мы пересматриваем дело, госпожа Кац. Есть основания полагать, что в ту ночь имели место другие обстоятельства. Не исключено, что именно ваш супруг спровоцировал бойню.
– Вы хотите всё повесить на него? – прозрела я.
Глупая женская надежда… Никак ее не вытравишь. Отболела, оплакала, но стоило следователю сказать несколько слов и надежда, что муж жив, вспыхнула с новой силой. Как чертов маяк в ночи.
– Госпожа Кац… Нет, – вздохнул он.
– Не смейте трогать могилу, – разозлилась я. – Я запрещаю! И немедленно обращусь к своему адвокату! Не смейте беспокоить моего мужа!
Я больше на себя злилась, чем на него. За то, что позволила надежде ожить. Нервно встала, баюкая сына, и вышла из зала. Пусть мама проводит. Следователь не настолько отмороженный, чтобы тащиться за мной в спальню и доставать там.
Успокоиться я не могла и, прижав к плечу малыша, ходила по комнате, набирая номер. Звонила я нашему адвокату и душеприказчику Алексею Юрьевичу. Это давно нужно было сделать – узнать, что с наследством. После смерти Эмиля прошло полгода, а оставил он прилично. Но я тянула, боясь сталкиваться с прошлым.
– Дина Сергеевна, – с тихим неодобрением ответил юрист.
– Следственный комитет хочет эксгумировать тело, – с места в карьер сказала я. – Вы можете узнать, зачем?
– Эксгумировать? – насторожился тот. – Для этого нужны серьезные основания. Я этим займусь.
Во мне еще теплилась надежда. Я не хотела говорить о ней вслух, так мечты теряют волшебство и способность исполняться. У них есть улики, и я хочу знать какие.
– Наследство, госпожа Кац. Прошло полгода…
– Потом.
– …я могу оформить документы сам, – профессиональным тоном продолжил Алексей Юрьевич. – Также я должен передать вам пакет от господина Каца.
– Пакет? – поразилась я.
– Совершенно верно. Согласно его завещанию. Бумаги, документы. Описи нет, точно сказать что там, я не могу.
– Хорошо, – собраться с мыслями было тяжело. – Сделайте запрос следователю, я хочу увидеть материалы дела.
– Вас ждать или прислать все с курьером?
Я мельком взглянула на себя в зеркало. За полгода черты лица заострились, я как будто стала старше. Взгляд пристальный и недоверчивый. Он не подходил к цветочному платью с оборками и к длинным волосам.
– Я приеду, – решила я.
Билеты я купила на утро. Предупредила маму, что малыш побудет с ней, пока не улажу дела, расцеловала сына, и собрала вещи. Пара смен одежды и мой дневник, который я писала в память о муже. Он давно разросся в жуткую повесть моего горя.
Дорога – это всегда надежда на лучшее. Вокзал встретил меня холодом. Я вышла из здания и окунулась в жару.
Каждой частицей души я ненавижу этот город за то, что он видел мои слезы, впитал в себя мою боль. Обрел этим власть надо мной. Людей, которые видели меня беспомощной, больше нет в живых, остался только город.
Проспекты, фонари, здания… Деловой центр. Набережная.
Эти места много значили для меня. Там звучат фантомные голоса прошлого. Голос моего мужа, отца моего ребенка. Того, кто перевернул мою жизнь и ушел. И я хотела верить, что он это сделал, потому что любил нас. Хочу верить, что он пожертвовал собой ради нашего будущего, в котором не осталось ничего, кроме пустоты, пропитанной слезами разлуки.
Разговор со следователем разбередил раны. Где ты, Эмиль? Если ты думал, что я готова тебя отпустить – это не так. Я еще не готова. Между нами навсегда тоненькая нить, даже если ты не здесь – я тебя чувствую.
Я не просила меня встретить и направилась к стоянке такси. Раньше меня всюду сопровождала охрана, но после смерти Эмиля отказалась от нее. Я побрела вдоль бежевых зданий, пытаясь вспомнить, куда идти и оглянулась, чтобы сориентироваться по другим пассажирам. Заметила парня в футболке и бежевом пиджаке поверх, он был в соседнем со мной купе и уже тогда насторожил. Мужчины, путешествующие в одиночку, почти без багажа, не считая легкого кейса, вызывают подозрения. Он отвернулся, поймав мой взгляд.
Нужно решать, куда ехать.
У нас с мужем был элитный пентхаус с шикарным видом на реку. Там были очень красивые рассветы. Там я узнала, что Эмиль погиб. Наша первая квартира тоже хранила дурные воспоминания и море слез, которые вытер мой Эмиль.
– В центр, – сказала я таксисту, устроившись на заднем сиденье.
Город остался таким, каким я помнила – пыльным и знойным. Таксист высадил меня возле подворотни, и я неспешным шагом вошла во двор.
В офисе Алексея Юрьевича кондиционер работал на полную катушку. После солнцепека голова гудела, а перепады температуры едва меня не добили.
– Присаживайтесь. Кофе? Воды?
Я упала в кожаное кресло и помотала головой. После адского дня пот густел и застывал на коже.
– Вы говорили со следователем? – спросила я, пока юрист копался в сейфе.
– Да, – с прозрачной папкой и большим конвертом из коричневой бумаги, он сел напротив. Это и есть тот пакет? Я не отрывала от него глаз. – К сожалению, мы не сможем помешать. Жертв насильственной смерти могут эксгумировать без согласия родственников.
– Зачем они это делают?
– Я отправил запросы, но это время, госпожа Кац. Бюрократическая машина раскачивается медленно. По своим каналам я выяснил, что они хотят повторно провести судебно-медицинскую экспертизу… Что-то их насторожило.
Я нахмурилась.
– Например, что? Они думают, что… вместо Эмиля похоронили другого?
Я боялась спрашивать прямо. Знаю, как это выглядит со стороны. Но Алексей Юрьевич отреагировал спокойно.
– Сомнительно. В Следственном комитете работают материалистичные люди. Для подобных подозрений нужны основания. Его опознали родственники, ДНК-тест был однозначным, – он развел руками и добавил, словно знал, что разрушает мечты. – Сожалею.
– Его просили опознать снова.
– Зачастую это просто формальность.
Когда говоришь с юристом, быстро спускаешься с небес на землю. Эти люди обеими ногами стоят на земле и в облаках витать не любят.
– Мне неофициально намекнули, что подтолкнуло дело к пересмотру, госпожа Кац. Подозревают, ваш муж стал зачинщиком бойни в «Фантоме», при этом не ясно, кто застрелил его. Это все, что удалось узнать на уровне слухов. Дождемся официальных ответов.
– Что значит – неясно? Они думают, там был кто-то еще?
– Возможно.
Если они исключили всех, от кого Эмиль получил пулю?
Та злополучная встреча в клубе должна была стать беседой сильных криминального мира. Я знаю, что Эмиль шел туда убивать. Он защищал семью, у него не было другого выхода. Что произошло на самом деле, осталось загадкой. Бандиты собрались в отдельном зале, Эмиль пошел туда с напарником. Охрана и возглавлявший ее Иван остались снаружи. Прямо перед бойней Иван сбежал. Все, кто были внутри – погибли. Кроме Антона, которого все считали правой рукой моего мужа. После перестрелки начался пожар, но он успел выбраться из огненной ловушки. Если кто и сможет рассказать, каким был план и что произошло, то только он. Проблема в том, что Антон в коме уже полгода. Выжил, но сильно пострадал. Я читала, чем дольше длится кома, тем меньше у человека шансов выкарабкаться. Он может на остаток жизни оказаться прикован к больничной койке.
Я платила за частную клинику и хороший уход, помогала его матери. Чувство вины или, может быть, признательности. Нужно будет заехать к нему – проведать.
Это все, что я знала – не очень много. После того, как мне сообщили о смерти мужа, я была не в себе, до сих пор те события оставались в тумане.
– Вы можете собрать для меня заключения по старому делу?
Юрист поднял брови – раньше я не проявляла интереса к подробностям, но кивнул. Вот и хорошо. Не хочу ничего объяснять.
– Закончим с наследством. Вам нужно подписать здесь, – он пододвинул несколько бумаг и я нацарапала инициалы, не глядя. Все внимание было приковано к конверту на краю стола. – И я передам пакет. Предоставить вам комнату, чтобы вы могли ознакомиться с содержимым?
– Нет, спасибо.
Мне не терпелось узнать, что внутри, но, сунув пакет под мышку, я встала. Лучше сделать это одной, когда буду уверена, что не разревусь, и не упаду в обморок.
– Позвоните, когда что-нибудь прояснится.
Я вышла в пыльный горячий воздух. Улица в солнце, а мои дорожные джинсы и простая футболка не были рассчитаны на жару. В фойе бизнес-центра было зеркало. Я заметила, что кожу на руках и лице напекло после кладбища.
Я села на заднее сиденье такси и задумчиво помяла пакет.
Внутри бумаги. Стопка не толще тетрадки, разных размеров. Было у меня несколько предположений. Зная Эмиля, это, скорее всего, финансовые документы или инструкции на случай смерти. Мой муж всегда был продуманным и дальновидным. В детстве сирота и беспризорник, он из нищеты поднялся до вершин материального благополучия. Одно это говорит, что за человек он был.
Разумно даже то, что инструкции я получу спустя полгода. Первое время после смерти мужа я была полностью невменяема…
– Куда едем? – таксист вернул меня в реальность.
Я назвала адрес частной клиники.
– Заедем за цветами, – предупредила я. – Нужно навестить знакомого.
Антону мои цветы не нужны, но я взяла букет голубых гортензий. Не могу прийти к человеку в больницу с пустыми руками.
Хотела поговорить с лечащим врачом, но в простой одежде, с покрасневшим лицом и пыльными волосами меня не узнали, и предложили назначить прием через неделю. Стоило показать документы, все мигом переменилось. Администратор связалась с главврачом и через минуту я уже была в небольшом, со вкусом обставленном кабинете. Он больше напоминал офис. О том, что он принадлежит врачу, напоминали лишь сертификаты и дипломы на стенах.
– Состояние Волкова стабильно тяжелое, – врач посмотрел карту в ноутбуке, но думаю и так прекрасно знал состояние Антона. – Хуже ему не становится, но…
– И лучше тоже, – пробормотала я, опустив голову. – Он реагирует? На родных, на голос, хоть на что-то?
Букет гортензий лежал у меня на коленях.
– Нет, госпожа Кац. Будем надеяться на лучшее, шансы есть всегда.
Почему бы и нет, пока я плачу за палату?
А я вдруг дико, страстно захотела, чтобы Антон вышел из комы и рассказал, что случилось в клубе, о последних минутах мужа. Вот он, совсем рядом: ответ на все вопросы. Лежит за соседней стеной, подключенный к аппаратуре. Его мозг жив, только ни на один вопрос мне не ответят.
Я угадала – внутри были бумаги.
Надеясь, что найду среди них письмо или записку, я перебрала их, но были только финансовые документы. Я с досадой вздохнула и заставила себя вникнуть в суть: оказалось, у меня есть заграничные счета, о которых я не знала… Я прищурилась, когда поняла, откуда деньги. Перед смертью Эмиль начал распродавать имущество, выводить капиталы, обналичивать доли. Мой муж словно пытался собрать как можно больше денег, но не успел закончить.
У Эмиля есть особенность – он всегда голоден. И в сексе, и в деньгах: чем больше пробует, тем сильнее азарт, аппетит и желания. Когда он возглавил криминальную сторону города, наше благосостояние резко возросло. К бизнесу прибавились сеть заправок, завод, коммерческие площади в торговых центрах и много чего еще. За несколько недель до смерти Эмиль начал все распродавать.
Я вздохнула, щурясь на цифры.
Я не экономист, большие цифры меня пугают. Но даже я поняла, что он к чему-то готовился. К побегу? Он ничего не рассказывал… Как всегда.
Среди финансовых документов попалось несколько платежек с большими суммами. Просто переводы на счет, без пояснений за какие услуги. Но больше удивили три листа медицинских выписок.
Я уже видела их раньше и с болью покрутила в руках. В прошлом году у Эмиля возникли проблемы с сердцем, он начал лечение… Узнала я об этом случайно. Эмиль ненавидит слабость. Он никому даже под страхом смерти бы не признался, что сдает.
Понимаю, зачем Эмиль передал пакет – о счетах и деньгах я не знала. Но зачем остальное? Поразмыслив, я пришла к выводу, что это случайность. Помню его последние дни, все были на нервах, пакет он собирал в спешке. Скорее всего, выписки попали сюда случайно – он хранил их в сейфе, как и лекарства, чтобы никто не узнал, что с ним что-то не так. Думаю, выгреб то, что было, платежки и выписки прихватил случайно, запаял в пакет и отдал юристу.
Я вздохнула и собрала бумаги в стопку.
Деньги… Зачем мне деньги, если нет тебя? Я выходила по любви, а не по расчету. Я бессильно уронила руки, глядя в окно. Потихоньку вечерело: за заботами пролетел день. Захотелось выйти, пройтись по вечернему проспекту, чтобы избавиться от грызущей тоски.
Я знала, зачем приехала.
Не для того чтобы сходить с ума в темной квартире. Полгода я носила траур по мужу, пыталась вновь собрать себя, но кое-что не давало покоя и приходило во снах.
Эмиль был свидетелем, как тот, кого считали умершим, оказался жив. Он первым начал подозревать, что враг инсценировал смерть, чтобы выйти из криминального бизнеса. Эмиль говорил об этом перед тем, как погиб, и это могло навести его на идею. Мне это не давало жить, вновь и вновь пробуждая надежду. Я хочу разобраться и навсегда закрыть этот вопрос – с любым результатом.
К ночи город остыл от жары, и я все-таки решила пройтись перед сном. Больше подозрительный мужчина мне не попадался, а центр – оживленное место. Я вышла на проспект, и оглянулась, узнавая детали и примеряя город на себя.
Раньше я ходила в кофейню неподалеку. Для кофе поздно, но там подавали хороший успокаивающий чай с травами. В короткий период, когда мы с Эмилем были в разводе и я жила одна, часто сюда ходила. Зеленый чай, мелисса, мята и ромашка. От сахара я отказалась и села за любимый столик. Окно выводило на проспект, в прохладном кондиционированном воздухе можно было смотреть на поток машин, ни о чем не думать и ждать, пока остынет чай.
Я успела сделать глоток, когда зазвонил телефон. На номер я не посмотрела, зависла на мигающей напротив вывеске. Она переливалась огнями и звала заглянуть.
– Да… – я узнала голос. – Алексей Юрьевич?
– Я по поводу вашей просьбы....
Я прижала трубку плотнее, чтобы шум посетителей не мешал.
– ...получил на руки результаты генетической экспертизы. Завтра вам доставят их с курьером. С результатами вскрытия сложнее, вопрос еще в работе.
Уже что-то. Приятно слышать, что все пришло в движение.
– Я смогу поговорить с теми, кто делал экспертизу ДНК?
– Без проблем. Выберем время и встретитесь.
Я отключила телефон и сделала большой глоток остывшего чая. ДНК-тест – самое слабое место моей гипотезы. Достаточно надежная вещь для опознания, и факты говорили, что погиб Эмиль, а не кто-то другой. Начать разбирательства стоит с этого.
Чай закончился, а новый брать не хотелось. Насыщенный день, жара и море слез на кладбище выжали в ноль. Пора бы отдохнуть с дороги, принять душ… Глаза слипались, я свернула в темную подворотню и вошла во двор. Уже никого. Желтая скамейка глянцево блестела в свете фонаря. Шум оживленного проспекта остался позади. Я любила наш двор за тишину, несмотря на то, что жили мы на оживленном перекрестке в самом центре.
Странно говорить об этом месте – «любила». Здесь мы с Эмилем начали совместную жизнь и первые полгода стали настоящим адом. Но все проходит.
Я направилась к подъезду. Тигровые лилии на высоких стеблях наклонились к дорожке. Спонтанную ночную прогулку хотелось растянуть, но я отперла дверь и попала в подъезд.
Подняться я не успела. В темном углу я различила движение, и меня впечатали в стену, зажав рот. Все произошло настолько быстро, что я онемела. Под ладонь попали пряди волос и трепетали от дыхания, я чувствовала их на губах. Крупный мужчина в лыжной маске наклонился, и сквозь прорези я увидела карие глаза. Молча, намеренно медленно, он откинул полу джинсовки и вытащил пистолет. Он снял ладонь со рта. В переносицу вдавился ствол, и я вскрикнула. Давил он сильно – дуло впилось в кожу, отпечаток останется.
Я думала, расплачусь. Но последние месяцы закалили меня, а может быть, меня изменило то, что я стала матерью? Страх и желание молить исчезли, осталась только тихая злость.
– Ты слишком далеко суешь свой нос, сука, – прошипел мужчина, плотнее прижав меня к стене. Сквозь тонкую футболку я ощутила холодную стену. Хотела заорать в голос, но как бы не выстрелил.
– Чего вы хотите?
– Госпожа Кац, вы готовы? – на громкой связи проорал телефон. – Машина внизу.
Я выдохнула, рассматривая себя в зеркало. За ночь царапина на лбу подсохла и стала темно-коричневой. Сначала я хотела одеться, как раньше – когда жила с Эмилем. На внешнем виде у мужа был пунктик. У меня было только лучшее: одежда, косметика, аксессуары. Бедная девчонка, которой я была до замужества, никогда таких вещей не видела. Но когда я приложила к себе черное деловое платье и представила себя с макияжем и убранными волосами, поняла, что эта долбаная царапина все портит. Леди так не выглядят.
Заведующая лабораторией согласилась встретиться в обед. С утра я позвонила людям, которые охраняли нас с Эмилем. Один из его старых подручных – Борис, согласился обеспечить безопасность мне и отправить людей к моей маме.
Я собрала волосы в простой хвост, надела джинсы и новую футболку, и отказалась от косметики. Молодая женщина в простой одежде и с исцарапанным лбом никого не удивит.
И упрямо спустилась во двор, поборов страх.
Борис открыл заднюю дверь джипа. Из-под серого пиджака выпирала пушка. Я села, шлепнув на кожаное сиденье папку, и осмотрела двор через лобовое стекло. Никаких следов вчерашней стычки. Не знаю, ни кто напал, ни кто помешал. Я хорошо бита жизнью: подозрительность, едкий взгляд и чувство опасности навсегда со мной.
Можно уехать, как велели, но… что меня ждет? Тихий плач в подушку и шепот мужу «вернись» – вдруг услышит? Я пойду за тобой – по твоему следу.
В папке были результаты генетической экспертизы, в которых я мало что поняла. По пробкам мы пробились на другой конец города. Через фойе я шла, как по минному полю, когда заведующая пригласила меня в кабинет. Я устроилась на стуле, потными пальцами сжав папку. На столе стакан воды, нашатырь… Наверное, они часто здесь нужны.
У меня был миллион вопросов, но именно сейчас они разбежались. В голове пустота. Я сидела с напряженной спиной, как балерина, глядя в уставшие светло-голубые глаза заведующей, а затем молча подала папку.
– Я вас понимаю, госпожа Кац, – та разложила бумаги на столе. – Примите мои соболезнования… Вы все еще сомневаетесь?
Я опустила глаза. О моей истории многие слышали. Смерть Эмиля наделала шума.
– Скажите… Образец моего мужа могли подменить?
– Исключено. Его изымал судмедэксперт в присутствии следователя и вашего юриста. Доставили сюда под охраной, ни на секунду образец не оставляли без присмотра, при нем постоянно кто-то был и не один человек. Здесь камеры. Я лично проводила исследование.
Она очень уверенно и убедительно говорила. Каждое слово забивало гвоздь в крышку моего гроба.
– И что, эти тесты никогда не ошибаются? Ни разу не было ошибки? Никакого человеческого фактора?
– Госпожа Кац, делу уделили много внимания. Вы представляете, какой был бы скандал, если бы на любом из этапов выявили ошибку? Я лично все перепроверила, не один раз, прежде чем дать заключение. Я могу гарантировать, что ошибки нет.
Я судорожно вздохнула.
– Убедитесь сами, – предложила она. – Перепроверьте в другой лаборатории. Пусть ваш юрист ходатайствует, чтобы получить стекла.
– А так можно?
– Почему нет, если вы не верите? Вы не первая приходите ко мне с таким вопросом.
Я нахмурилась.
– А кто еще? Из полиции?
– Пресса. Их тоже интересовало, возможны ли ошибки в деле.
– А вы уверены, что это пресса? – разволновалась я. – Как они выглядели, у них были удостоверения?
– С их слов да. Я отказалась говорить, не беспокойтесь. Вот, посмотрите, – она пододвинула бумаги, начала объяснять анализ. – В наличии был образец ребенка, мы сравнили их по сорока локусам. Сомнений нет. Если отец вашего сына – Эмиль Кац, ошибка исключена.
У меня опустились руки. Наедине я позволяла себе мечтать. Но всякий раз, когда говорила со специалистами, реальность топтала мою надежду. Год назад я думала о ребенке, как о величайшем даре. Молила судьбу подарить малыша от мужа. У меня нет поводов сомневаться в отцовстве.
– Мне жаль, – заведующая протянула салфетку, когда по моей щеке скатилась слеза.
Я надеялась, верила, но каждый шаг убеждал в том, что Эмиля больше нет.
– Я за пересмотр образцов, – сказала я и поднялась, сжав в кулаке салфетку.
Домой я вернулась раздавленная. Но вместо того, чтобы плакать, с упрямой злостью разложила на полу все, что удалось собрать. Не хватало отчета по вскрытию, может, он бы что-то прояснил.
Я начала с медицинских документов Антона и тщательно их изучила. Он не просто получил ожоги, он горел. На нем нашли следы бензина. Теперь понятно, как в клубе возник пожар. Кто-то заметал следы?
Взгляд возвращался к бланку лаборатории. Анализ ДНК обрубал все нити. Я решила не принимать его во внимание, пока все не проверю. Не зря на меня напали. Не зря кто-то приходил к заведующей с теми же вопросами, что и я.
Эмиль просил не мстить за него. Они боятся, что я вычислю виновных в смерти мужа и отплачу? Или боятся правды? Нужно понять, кому я мешаю. И чтобы это выяснить, нужно идти не к властям… Совсем не к ним.
Общая картинка не складывалась.
Нет, я ищу другое и должна задавать правильные вопросы. Если бы мой муж решил инсценировать смерть, то как? Сделал бы все один или кому-то бы рассказал? Антон точно знал правду.
Но там был не только он.
Иван пропал перед бойней, я думала, сбежал, потому что виновен в смерти Эмиля. Предупредил его врагов. Но что если причина иная? Юрист упомянул, что в «Фантоме», возможно, был кто-то еще. Если Иван был в курсе, не это ли заставило его прятаться? Я совсем это упустила, когда погрузилась в траур. Нужно выследить, узнать о нем все.
Я набрала номер Бориса:
– Про Ивана что-нибудь слышно?
– Я этим не занимался, госпожа Кац, – судя по голосу, я поставила его в тупик – это было полгода назад. – Вы уехали.
– Найдите его. Я хочу выяснить, где он. Узнайте все о семье, связях.
"Новый" клуб располагался в центре. Я остановилась на парковке, куда меня подбросило такси, и рассматривала черно-синий фасад с яркой вывеской, обхватив себя руками. Надеюсь, я не выгляжу беспомощной. Потому что так себя и чувствую.
Я не стала переодеваться и приехала прямо со встречи с Феликсом. На мне были простые джинсы и футболка, ноль косметики, и все равно мужчины на входе проводили взглядами. Если выглядишь, как жертва – на тебя мигом слетаются стервятники. А именно так я и выглядела. Феликс намекнул, чем теперь занимается Андрей.
Зал был в темных тонах. Грохотала музыка. От шума хотелось съежиться, пока я пробиралась через толпу. На стенах темные гобелены, а сверху невесомой вуалью спускался приглушенный голубоватый свет. По периметру зала были диванчики, там я и высматривала Андрея. Кто-то заехал в бок локтем, меня ослепил луч прожектора, но стало свободнее, я вышла к последнему столику в ряду и неуверенно остановилась.
Трое мужчин, две девушки. Из-за музыки я не слышала, о чем говорят. На противоположном диване я заметила знакомую фигуру и узнала Андрея, когда луч прожектора в очередной раз скользнул рядом со столиком. Меня не замечали, пока я не подошла.
Первой уставилась девушка рядом с Андреем. Юная шатенка модельной внешности что-то шепнула ему на ухо, и разговор за столиком стих. Андрей поднял голову. У него глаза темные, полные непонятной тоски и горечи. Он столько дерьма видел, что глаза у него разучились улыбаться. Но, несмотря на это, не стали злыми.
– Привет, – выдавила я, стараясь не смотреть на девушку рядом.
Кто она, его пассия или хостес, даже знать не хочу. Не шлюха, точно. Шлюх он не любил.
Мужчины обернулись, рассматривая меня, как мясо. Словно ждали девочку по вызову, а пришла я. У здоровяка с краю на толстой шее болталась цепь толщиной в два моих пальца. Вдруг он отвернулся, крякнув. Я тоже его узнала: из старой группировки. Когда здесь властвовал Эмиль, они разбежались, но теперь он мертв и шакалы собрались обратно. Только я не ожидала, что соберет и возглавит их Андрей. А то, что он главный – я не сомневаюсь. По тому, как держится, и намеки Феликса стали прозрачны.
На нем была черная рубашка с коротким рукавом, лицо утопало в темноте, то вновь попадало под прожектор. Я заметила, что белки в красных прожилках, волосы слегка отросли и в беспорядке.
– Привет, ласточка, – наконец сказал он. – Парни, идите, в баре посидите.
Пространство за столиком очистилось. Последними ушли девушки.
– Садись, – он кивнул рядом, но я уселась на нагретый диван напротив.
– Выпьешь? – он вскинул руку, подзывая официанта.
– Не надо…
Я прижала палец к брови, успокаивая нервный тик. Андрей никогда не был примером для подражания, но… Чего я ждала? Он почти всю жизнь зарабатывает криминалом. Это не мое дело. И та девушка – тоже не мое.
Я не могла собраться с мыслями. Молчала. Трудно начинать разговор вот так. Андрей не торопил, наклонился вперед, на столе сцепив руки. А может, зря пришла? Спустя полгода мы чужие люди, абсолютно разные, я из этого порочного круга сбежала навсегда, а Андрей остался. Хорошим девушкам опасно общаться с киллером. Я могу попросить о помощи, но он ведь захочет, чтобы я заплатила – не деньгами, чувствами. Если они теперь ему нужны, вспомнив ту шатенку.
Я вздохнула, опираясь ладонями на стол, словно хотела уйти.
– Эй, давай посидим, – Андрей, кажется, понял мои сомнения. Его взгляд скользнул по распластанным на столе пальцам. – Еще носишь?
Я опустила глаза: в белом свете прожектора вспыхнуло обручальное кольцо, а второе, с черным бриллиантом, наоборот, будто поглощало свет. Муж много чего дарил: элитные меха, цветы с огромным ценником, ювелирку. Он любил жить на широкую ногу. Когда я стала его женой, первые месяцы он держал меня, избитую и изнасилованную, взаперти. Он меня ненавидел: за то, что сделали с ним и со мной. Видеть не хотел. А подарок – соболиную шубу – за бешеные деньги принес, словно эти траты пустяк. Но самый дорогой, самый ценный подарок от Эмиля – кольцо с черным бриллиантом в честь моей беременности. И обручалку я так и не сняла. Не захотела.
– У тебя проблемы?
Я гладила золотой ободок, камень в кольце, и молчала. Очевидно ведь – иначе бы не пришла. Мы с Андреем попрощались: вместе нам не быть, а мучить его ни к чему. Мы из разных миров.
– Почему ты вернулась?
– Из-за наследства. По завещанию мне передавали документы от Эмиля, вот и приехала. Андрей, на меня напали… – он проследил, как я прикасаюсь к ссадине на лбу. – Пистолет к голове приставили, требовали, чтобы уехала. Угрожали сыну.
Андрей откинулся на спинку дивана, на груди сложив руки. Недоверчиво прищурился – не потому что не верил, что-то ему казалось странным. На лицо вновь наполз свет, подчеркивая асимметрию рта. У него частичный паралич после травмы, и сильнее всего это заметно при напряжении.
– В полицию обращалась?
Последнее, что ожидаешь услышать, когда приходишь к бандиту за помощью.
– Я им не верю.
Андрей размял правую кисть. Новая привычка, должно быть, появилась после того, как друг сломал ему руку.
– Куда вляпалась? Не юли, – непривычно жестко сказал он, тщательно выговаривая слова. Четкая дикция давалась ему с огромным трудом. – Ты вдова, тебя бы не тронули просто так.
– Я… Не знаю! – сдалась я. – Я запросила материалы дела о бойне в «Фантоме». И все. Думаю, из-за этого.
– Зачем?
– Ты не поймешь, – огрызнулась я, вспомнив, как реагировали остальные.
– Эмиль умер. Ты сумасшедшая, если веришь в обратное.
– Возможно, – не стала я спорить, хотя именно поиски правды не дадут сойти мне с ума. – Ну и пусть.
Он любил меня и сумасшедшей. Как и я, Эмиль любил меня любой. Я отвернулась, глядя на беснующийся танцпол. В клубах дыма и голубом свечении извивались черные тени. Когда-то я тоже любила танцевать… По щеке потекла слеза. Я этого не ждала, но такое случается. Переполняюсь чувствами и слезы текут сами.
Я догадалась, о чем он: бессмысленно ждать, если Эмиля нет. Андрей не хотел, чтобы я потратила жизнь на пустоту.
– Обещаю.
– Значит, все будет, – кривовато улыбнулся он. – Запиши мой новый номер. Твой у меня остался. Я позвоню.
Когда я шла от столика, на полпути столкнулась с той шатенкой. Она обожгла меня взглядом и, отбросив за спину волосы, прошла мимо, качая бедрами. Так и не узнала, кто она. Прежде чем выйти, я обернулась. Шатенка устроилась рядом с Андреем и повисла на плече, глядя мне вслед. Девушка явно ревнует. Нужно было сказать, что у нас ничего не будет, пусть бы успокоилась.
Я вышла на улицу, отдыхая от шума, взяла такси и позвонила охране, чтобы встретили. Все, что я могла, я сделала. Оставалось ждать: отчетов по делу, помощи Андрея. Ждать – это самое тяжелое. Дома я подошла к окну, глядя на ночной проспект. Хотелось обратно на улицу. Суета большого города вытесняет душевный голод. Одиночество, как кислота: прожигает насквозь и выгрызает изнутри, как крыса.
Раньше я жалела Андрея за беспросветное одиночество. Но сейчас ему не так паршиво, как мне. Я выключила свет на кухне – хотелось темноты. Зажгла маленькую лампу и села за стол, со вздохом пододвинув дневник. Маме звонить поздно, самое время шлифовать написанное и ни о чем не думать, чтобы не сойти с ума. Слова легко ложились друг за другом. Если переписать, текст теряет силу, перестает убивать. Это мое спасение. В потерях самое страшное, когда ничего не отвлекает от ада.
Я потеряла счет времени и удивилась, когда зазвонил телефон – было поздно. Отложила ручку и взглянула на экран – Андрей.
– Алло.
Тишина. Какой-то странный фоновый шум, затем раздался тихий женский голос.
– Я знаю, кто вы.
Я тяжело вздохнула, сообразив, что девушка украла телефон Андрея, когда тот уснул, и звонит из ванной, на полную выкрутив воду, чтобы не услышал.
– Ну и что? Чего вы хотите? – не поняла я.
Она долго молчала, затем раздался шелестящий голос:
– Оставьте его в покое. У нас все серьезно.
Угадала, она ревнует. Слышала, что Андрей по мне с ума сходил, тут я возвращаюсь в город и встречаюсь с ним. Он ее даже из-за стола прогнал. Судя по тону, я – очень острая иголка в ее туфле.
– Если вы знаете, кто я, должны знать, чьей женой я была и кого любила, – мне не нравилось, что незнакомка лезет не в свое дело. – С Андреем у меня ничего нет. Никогда не было! И не будет.
– Рада слышать, – голос зазвенел от сдерживаемых эмоций, она, кажется, сквозь зубы говорила. – Но были вы рабыней.
От раздражения я чуть не швырнула трубку. Андрей правды ей не скажет, эта девушка судит по слухам, что меня продали в сексуальное рабство Эмилю. В нашу любовь она не верит. Думает, смерть мужа освободила меня для новых отношений.
– А кто вы? – усмехнулась я. – Андрей про вас не рассказывал. Вы уверены, что у вас всерьез?
Она оскорбленно замолчала.
– Я беременна, – холодно сообщила она, и меня оглушили частые гудки.
– Ну, здорово, – растерялась я.
На дневнике я больше не смогла сосредоточиться – слипались глаза. Но когда легла, долго не могла прогнать мысли об Андрее и уснуть, а затем во сне пришел Эмиль, и не хотелось просыпаться. Понимала, что сплю, заливалась слезами, зная, что подушка будет мокрой наяву. Так уже случалось. Даже во сне он исчезал, не говоря ни слова, а я не могла удержать его руки. Мучительные, изматывающие сны, но я их ценила: Эмиль был со мной. А проснусь – и его не станет.
Утром голова была тяжелой, я долго не могла собраться с мыслями, но позвонила маме. Она радостно сообщила, что все хорошо и вечером они будут в Москве. Там ее встретит Феликс, и они вылетят в Лондон. На сердце отлегло. Главное, спрятать сына.
После обеда заехал Борис с отчетом. Здесь кабинета не было, и мы расположились на кухне. Я сцепила на столе руки, неосознанно подражая Эмилю.
– Иван числится без вести пропавшим, – сообщил охранник. – В Первомайском районе у него жена, сын, с супругой в разводе, у них не появлялся. Проверил счета Ивана, подозрительных переводов не было. Родители не похоже, что что-то знают. Пришлось вернуться к началу. Госпожа Кац, в полиции у меня сослуживец, я выяснил обстоятельства бойни в «Фантоме»…
Чего-то такого я и ожидала, но тут проснулся интерес.
– Иван в федеральном розыске. Я уже говорил, из клуба он уехал сразу. Выбросил телефон, дальше не удалось отследить. Потом мои коллеги из органов выяснили, что машина несколько раз попала на камеры придорожных кафе на М-4. За Каменском он бросил машину на стоянке. Была ночь, сотрудники кафе не обратили внимания, ушел он пешком или кто-то подобрал. Это спланированный побег, госпожа Кац.
– В машине было что-то интересное?
– Я принес копии, посмотрите сами, – он раскрыл кожаный кейс и выложил увесистую прозрачную папку с ксерокопиями. – Здесь тупик. Еще, в клубе обнаружили кровь, которая ни с кем из убитых не совпала.
– Кто-то ушел? – намек на это я уже слышала от юриста.
– Да. Через тот же коридор, где нашли Антона. Он оказался не единственным выжившим. Неизвестный выстрелил в него, перешагнул и ушел.
– А камеры?
– Записи не сохранились. Сбой в работе после пожара. По секрету мне сказали, что дело подтолкнул к пересмотру не просто так. Учитывая, что на вас напали, а интересы сторон не ясны… – Борис серьезно взглянул мне в глаза. – Мой долг рекомендовать остановиться.
Я опустила взгляд и молча расстегнула папку. Грязные ксерокопии, словно их копировали в спешке. На той встрече собрались торговцы нелегальным оружием. Нашли всех. Кроме того, кто пустил пулю в Антона…
– Кстати, в полиции заинтересовались Волковым.
– Неудивительно, – пробормотала я.
Все сошлось на Антоне. Он знал, каким был план, знал, что стряслось и кем был третий… Не этот ли третий расстрелял всю компанию? Не от него ли и мой Эмиль, если это он, поймал пулю?
– Есть сохранившиеся записи из клуба, – добавил Борис, и положил рядом с папкой флешку. – Я скопировал. Госпожа Кац, еще кое-что… Я понимаю, вам будет тяжело слышать.
Борис ушел, я принесла на кухню ноутбук, и пока он включался, сварила кофе. Он необходим, чтобы думать. С чашкой села за стол и взяла флешку. Я боялась смотреть записи с камер: увидеть Эмиля, его последние минуты. Боялась, что узнаю мужа и тщательно оберегаемая надежда, что он чудом жив, рухнет.
Но записей оказалось много – очень много. Некоторые длились по восемь-десять часов. Это не нарезка самого важного. Это записи за несколько дней со всех камер клуба. Я включила первую: по незнакомому коридору шнырял персонал. Придется дни на это потратить. Я поставила запись на перемотку и, посматривая в экран краем глаза, начала разбирать ксерокопии. Меня интересовал протокол обыска брошенной машины.
Один из наших джипов. Ничего подозрительного не нашли, но это ничего не значит. Если бы машину увидела я, могла бы больше заметить. Попробовать получить ее обратно? Технически говоря, она теперь моя: джип был оформлен на одну из компаний Эмиля. Нужно будет поручить Алексею Юрьевичу…
Мысль оборвала вибрация телефона. Я прикрыла экран ладонью от солнца, чтобы прочесть смску. «Не поняла, сука? Убирайся из города, иначе к тебе придут, и никто тебе не поможет». У меня перехватило дыхание – я чего угодно ждала, но не новых угроз.
Поставила запись на паузу и около минуты смотрела в пустоту. Что им не нравится? Это совпадение или за каждым моим шагом следят, узнали, что Борис добыл для меня материалы? Безопасник прав, если не знаешь, с кем имеешь дело, нарываться не стоит. Нужно утихнуть. Страшно представить, на что способен этот человек.
Я позвонила юристу и сказала отозвать запрос. Пусть думают, что отступила. Затем включила громкую связь и набрала Андрея. Настороженно слушала гудки, пока не услышала мягкий, заспанный голос.
– Привет, – он растерянно вздохнул, словно с мыслями собирался. – Что такое, Дина?
– Помнишь, я просила помочь? Не нужно. Ничего не делай, хорошо?
– Что случилось? – в голосе прорезалось напряжение.
– Просто не хочу риска. Прости, что побеспокоила. Это была ошибка.
Я молчала, вроде все сказано и можно класть трубку, но что-то держало. Просто послушать дыхание человека, который знает обо мне всё. Который не предаст. Усилием воли я сбросила звонок.
Нужно съезжать, найти новую квартиру. Может, охрану поменять? «Никому не верь, маленькая», сказал фантомный голос мужа в голове. Волнуясь, я позвонила маме, затем Феликсу, но телефоны были отключены. Разум твердил: они в самолете, вот и все. Уже через несколько часов мы сможем поговорить. Но успокоиться не получилось. Я не могла присесть, мерила квартиру шагами, изводя себя тревогой, и каждую минуту набирала мамин номер.
Я могла думать только о родных. Что делать, если мне не ответят? В гнетущей тишине квартиры звонок прозвучал особенно громко. Я вскинула голову, глядя в сторону двери. Здесь нет камер, я не узнаю, кто там, пока не подойду. Приблизилась на цыпочках, и услышала:
– Дина, это я. Открой.
Андрей. Я зажмурилась, прижалась лбом к двери, а затем отперла замки. Он пришел один. В черной рубашке навыпуск, темно-серых джинсах – на темном фоне оружие не так бросается в глаза. Я смотрела на него распахнутыми от страха глазами.
– Что произошло? – он поймал меня за плечи, отстраняя с порога, бросил взгляд в концы коридора, и закрыл дверь. – Тебе опять угрожают?
Он приехал из-за моего звонка. Я его разбудила, но Андрей собрался и примчался, заподозрив неладное. Я молча показала смс с угрозами.
– И все? – он вернул трубку. – Дина, я же сказал, что разберусь. Тебе не о чем беспокоиться… А это что?
Андрей смотрел на разбросанные по столу ксерокопии.
– Мне принесли материалы, – пробормотала я. – Предупредили, что в деле много белых пятен. А мама… Она не отвечает на звонки, Андрей. Я не хочу рисковать, решила остановиться на время...
– Так, – он усадил меня на стул. – Она может не отвечать по миллиону причин. Никто вас не тронет, поняла? Я не дам тебя в обиду.
По выражению лица я поняла, что Андрей всерьез.
– Хочешь расследовать смерть мужа – вперед, и ничего не бойся.
– Ты не понимаешь…
– Я все понимаю и мне плевать. Догадываюсь, кто вмешался. Гонять туда-сюда грузовики с оружием непросто, Дина. Скорее всего, этот человек крышевал их бизнес. Его испугало, что вдова сняла траур и полезла в дело, засуетился: как бы чего не вышло. Успокойся…
Взгляд карих глаз был твердым.
– Он тебя запугивает, потому что ты женщина с ребенком. На тебя легко давить. А я, если к тебе еще раз сунутся, хребты им сломаю, отрежу головы и пошлю назад. Если тебе это необходимо, продолжай. Ты поняла?
Я несколько раз вздохнула – не хватало воздуха после горячей речи Андрея. Чем бы дитя ни тешилось… Он видел, что мне тяжело, видел, что расследование вернуло к жизни. Андрей, как заботливый друг, давал мне возможность продолжать даже ценой прямого столкновения с могущественными противниками.
– Вот и хорошо. Можешь на меня рассчитывать, – Андрей отпустил плечи, а затем наклонился, и мягко захватив подбородок, поцеловал в губы.
От неожиданности я зажмурилась, словно больно стало. Он вообще знает, что его девушка мне звонила? Знает? Кажется, Андрей и сам от себя не ожидал такого.
– Извини, – заметив, что я смущена, он сел перед ноутбуком и начал перебирать ксерокопии, а я пыталась отдышаться. Когда целуют без предупреждения, не спрашивая, это всегда обескураживает. Спишем на несчастный случай. Страсти здесь не было, больше желания поддержать.
– О, нашли тачку Ивана? – Андрей разгладил один из листов. – Интересно, почему там.
– Я хотела съездить, но...
– Я отвезу, ласточка.
Чтобы твоя девушка вообще меня сожрала? Я начала было качать головой, но остановилась. Если он берет на себя удар, а мне дает шанс, я должна им воспользоваться. У Андрея оказалась новая машина – черный кроссовер. Я пристегнулась, телефон в кармане завибрировал. Быстро взглянула на экран: наконец долгожданный звонок от мамы!
Андрей предложил столик на открытой веранде под тентом, я не стала возражать. Официантка положила перед нами простое меню – страничку, запаянную в пластик. Я пробежала взглядом позиции. Выбор небогатый. И поймала себя на мысли, что Эмиль вообще не стал бы здесь есть.
– Чай и… – я еще раз просмотрела меню. – Яблочный пирог.
– Кофе и омлет, – Андрей отложил меню и уставился на меня, сцепив под подбородком руки.
Стало неловко. Я его разбудила: прилетел ко мне, даже кофе не выпил. За темными очками я не видела глаз. Андрей не улыбался, рот был спокойным, почти симметричным. Над нами шумно трепетал тент, несмотря на близость дороги дышалось легко – все-таки пригород, и я закрыла глаза, представляя, что все хорошо, впереди отдых и лето. Я уже забыла, как чудесно сидеть, пить чай и тихо радоваться жизни. Иногда хорошо быть нормальным человеком.
– Как думаешь, ласточка, почему Иван бросил машину здесь? Заранее готовился или спонтанно? Место людное.
Я открыла глаза.
– Не знаю. Ты думаешь, была причина?
– Причины есть у всего.
Официантка принесла приборы и чай. Мы замолчали, пока она бегала туда-сюда с тарелками. От омлета аппетитно пахло укропом, пирог тоже не подвел. Тесто пышное, с хрустящей корочкой и влажной мякотью внутри, от начинки пахло корицей, а яблочные ломтики, щедро обсыпанные сахаром, были сочными. Недорогой чай из пакетика, но я не стала придираться.
Я поймала себя на мысли, что впервые вижу, как ест Андрей. Не так, как Эмиль. Тот наслаждался вкусом любимого бифштекса с кровью, предпочитал, чтобы еда была эстетичной. Андрей ел, как едят голодные мужчины – без особых эмоций.
Когда мы закончили, Андрей подозвал официантку и рассчитался за нас обоих.
– Вы давно здесь работаете?
– Да. Что-то не так?
– Все прекрасно, – он мягко улыбнулся, но не впечатлил девушку. Хотя Андрей выглядит упакованным парнем, в нем чувствуется надлом, от таких держатся подальше, а дефект лица не прибавляет шарма. – Вы слышали о случае в декабре, у вас на стоянке…
– Вы про брошенную машину? – она задорно улыбнулась, давая понять, что в этой глухомани брошенная тачка стала приключением. – Помню, из милиции приезжали из-за нее. Мужчина то ли в лесу пропал, то ли уехал, а машина брошенная стояла… Хорошая, дорогая.
– Пропал в лесу? – переспросила я.
– Говорили так. Потом хозяин сообщил участковому, что машина брошенная стоит, оказалось, этот тип с перестрелкой в клубе был связан, представляете?
– Спасибо, – Андрей оставил щедрые чаевые и продолжил, когда мы отошли. – Он поменял здесь машину. Бросил свою, ушел в тихое место и там его кто-то подобрал, либо тачка припрятанная была. Я бы так поступил.
Я обратила внимание, что мы идем не к машине, а к линии деревьев.
– Прогуляемся, – предложил он. – Ты видела, сколько ехали, кругом степь, а остановился он здесь. Я думаю, машина у него в лесу была.
– Мой безопасник говорил, что побег спланированный, – вспомнила я.
– Вот видишь.
Мы вошли под сень деревьев. После нагретой площадки кафе, здесь было прохладно, пели птицы. Не думаю, что спустя полгода мы отыщем что-то ценное. Важно если не найти Ивана, то хотя бы понять, как он действовал.
Тогда была зима. И хотя в декабре намело много снега, к концу месяца он начал таять, точно помню, что на похоронах шел снег с дождем, а сугробы исчезли. Лежал ли снег здесь, когда Иван пригнал машину?
Мы шли по тропинке. Андрей несколько раз обернулся, словно что-то прикидывал. Кафе уже не было видно за шумящими кронами.
– Машина ждала его далеко. Зимой лес насквозь видно. Я не помню, менты местность обыскивали?
Я пожала плечами. Если разобраться, после бойни в «Фантоме» было не до Ивана. Джип оформлен на Эмиля, в розыск Ивана объявили позже. У него было время поменять машину, отсидеться в тихом месте.
Тропинка расширилась, превращаясь в небольшую поляну. С другой стороны к ней подбиралась колея: только джип и пройдет. Андрей хмыкнул и остановился.
– Я же говорил.
Поляна небольшая, со следами пикников: черное пятно от костра, бутылки, мусор. Мы разошлись, обходя поляну, и встретились возле колеи, петляющей между деревьев. Порыв ветра всколыхнул кроны, бросил в лицо длинные волосы. Андрей неожиданно взял меня за руки, вокруг шелестели деревья, он молчал, а я ощущала сухие теплые ладони.
– Мы его найдем, – сказал он. – Не кусай губы.
Андрей мазнул взглядом по рту и отвернулся, рассматривая деревья.
– Его кто-то ждал, – руки соскользнули с запястий, сжав перед этим. – Перед встречей в «Фантоме» мы были друг у друга на виду. Иван не смог бы подготовиться, чтобы Эмиль не заметил.
– Был сообщник?
– Скорее всего. Тут что-то не так, – Андрей покачал головой.
Я верила его интуиции. Говорят, что это женская штука, но звериное чутье развивается у всех, кто выживал. Интуиция Андрея выковывалась в аду.
– Зачем останавливаться, менять машину… Ее можно было в Каменске бросить, там взять другую и гнать до самой Москвы. Почему здесь?
Я попыталась представить. Единственный плюс – уединенное, глухое место, лес. А как верно заметил Андрей, кругом одни поля. Почему-то сюда Ивану было нужно.
– Думаешь, он с кем-то тут встречался?
– Или что-то прятал. Чего-то ждал. Не знаю, ласточка, но почему-то он здесь остановился.
Андрей осмотрел макушки деревьев и выбрал одно – как показалось, наугад, и направился к нему. Я пошла следом, не понимая, что он делает. Обошел, внимательно осматривая тополь. От ветра листья трепетали и серебрились. Вокруг трава, чуть дальше поваленный ствол, за ним пни, но не спиленные, дерево сгнило и обрушилось под собственной тяжестью. Андрей присел на корточки, изучая ствол, перебрался на другую сторону.
– Что ты делаешь? – мне показалось, что Андрей ковыряет землю.
– Иван служил?
– Да, – растерялась я.
– Для чего может понадобиться глухое место? Спрятать тело, доставить кого-то на допрос, забить стрелку, переждать… При нем никого не было, а когда что-то прячешь или делаешь закладку, нужно выбирать объекты с естественными особыми приметами. Сам легко найдешь, а другой не обратит внимания… Мы так делали.
Обратную дорогу я задумчиво смотрела в окно. Пакет из леса лежал под задним сиденьем.
– Ты был прав, – я прикусила губу. – У Ивана мог быть сообщник... Антона подозревают в убийстве Эмиля.
– Антона? – Андрей недоверчиво прищурился.
– Я тоже не поверила… – я провалилась в воспоминания и резко вдохнула. – А сейчас вспомнила, Антон себя странно вел, был недоверчивым, угрюмым. Его девушку, Алену, изнасиловали и убили. Он мог обвинять в этом Эмиля, нас из-за него похитили. Мог сговориться с Иваном. Тогда пакет оставили для Антона… только он не приехал.
Андрей возразил, подумав:
– Вряд ли. Если бы у него сорвало крышу из-за женщины, и он планировал массовое убийство, провернул бы все один.
Но версия выглядела слишком правдоподобной. Антон сильно изменился, когда я вернулась из плена одна. Он на Эмиля злился. На всех злился, включая себя. Мог он переварить это по-мужски, войти в клуб, передернуть затвор и всех полить свинцом? Мог. И с Иваном мог договориться, чтобы исчезнуть. Только не выбрался из «Фантома».
Я стиснула кулаки. Он знал правду! Только теперь он овощ. Я не видела ни одного шанса, что Эмиль мог спастись. А может он и был третьим? А тело – кого-то из клуба, охраны собравшихся, мало ли кто это может быть! Отравляющая надежда вспыхнула вновь.
Андрей свернул в мой двор и остановился. Повернулся, одной рукой опираясь на руль.
– Что планируешь делать?
Я пожала плечами. Дурацкие эмоциональные качели полностью высасывали силы.
– Побудь вечером дома, хорошо? Я буду занят, не смогу помочь, – он отвернулся. – Своей обещал сводить в клуб.
Я невесело усмехнулась. Понимаю, что к чему. Она сейчас куда угодно его таскать начнет – лишь бы от меня подальше.
Андрей положил ладонь поверх моей.
– Ничего не бойся.
– Спасибо.
К машине уже спешил мой охранник. Мне открыли дверь, и я выбралась наружу. Дома на столе остался тот же кавардак: разбросанные ксерокопии, документы из пакета. Наугад взяла один – протокол осмотра брошенного джипа, бросила и обхватила голову ладонями, опершись локтями на стол. Кругом тупик.
– Дай подсказку, – пробормотала я, словно муж мог меня слышать. – Где тебя искать?
Зайти с другой стороны? Изучить, что он делал перед смертью? Взгляд зацепился за счета. За день до бойни в «Фантоме» Эмиль сделал несколько переводов. Суммы крупные. Кому платил и за что? Я отдала платежки Борису и попросила выяснить, кому предназначались переводы. Он заверил, что это легко и сегодня-завтра всё прояснится…
После обеда позвонил Алексей Юрьевич, я схватила трубку, рассчитывая услышать что-то обнадеживающее, но увы.
– Дина Сергеевна, у меня плохие новости, – юрист сделал паузу, давая возможность свыкнуться. – Тело будут эксгумировать, они получили разрешение.
Я тяжело вздохнула. Меня вновь окунуло в чувства, которые я испытала на кладбище.
– Этого и следовало ожидать, – он по-своему истолковал вздох. – Мы не могли помешать.
Он прав.
– Я хочу переделать анализ ДНК, – сообщила я. – И получить отчет о вскрытии.
Среди ксерокопий отчета не было.
– А есть причины? – голос юриста стал резким. – Я получаю угрозы, Дина Сергеевна. Поймите, я не за себя боюсь, за вас. Может оставить все как есть? Поверьте, без нас разберутся.
И до него добрались. Но я упрямо сжала губы. Чем сильнее они сопротивляются, тем больше мне нужна правда, а под защитой Андрея можно и рискнуть.
– Займитесь этим, – отрезала я.
Звонок юриста испортил настроение. Еще один вечер в одиночестве. Сиреневые сумерки за окном напоминали о нашей первой встрече. Только Эмиль мог меня наполнить и оживить. Избавить от этой тоски. Залечить душу, как залечил тело. Я была слишком слабой для него… но такую он и хотел. Женщина не должна быть сильной, она должна быть любимой. Теперь я без него осиротела – без его тепла, стука сердца. С меня словно кожу содрали заживо и оставили жить, наблюдая, как я задыхаюсь от боли, ору и плачу кровавыми слезами. Словно кто-то себе на потеху вырезал из меня душу, сердце, забрал моего Эмиля…
Я положила голову на сложенные руки. Как же я устала от сверлящей боли в сердце… Когда встречаешь свою любовь, ты не сразу это осознаешь: на небесах не поют, не бьют в колокола, ты не думаешь, что это судьба. К настоящей любви прирастают медленно, постепенно сплетаясь венами и плотью, душами, сердцами и разумом. А когда теряешь, начинаешь понимать, что ранена слишком сильно, слишком тяжело, чтобы пережить его смерть. Да, она меня не убила. Но лишила чего-то важного. Без мужа я чувствовала себя беззащитной. В окружении родителей это чувство погасло, но здесь вернулось вновь.
Это внутреннее чувство. Нерациональное. И не избавят от него ни защита Андрея, и ничего в этом мире. Я только в него верила, только за его спиной знала, что все будет хорошо. Он был моим гарантом, моим всем. Моей жизнью…
Позади раздался шорох и я подняла голову. В квартире давно стемнело. В кухню немного попадал свет с улицы, а в коридоре совсем темно.
– Кто там? – пробормотала я, щурясь.
Пульс ускорился, но я не слишком испугалась. Я бы услышала, если бы открыли дверь. Просто померещилось.
Но, обхватив себя руками и ежась, я робко вышла в коридор. Можно было включить свет, но я не сделала этого. Ждала, пока глаза сами привыкнут.
Когда-то вот так я ходила по квартире тенью, прислушивалась к звукам. Стояла за дверью комнаты Эмиля и ловила его дыхание. Я его ненавидела, но этот звук наполнял меня счастьем. Пока жил он – жила и я.
Я знала, что зря жду, но… Сколько нас, кто верит, что видел мужа после смерти, ждет его ночами, молит – хоть на минуту приди… хочу тебя увидеть… Мельком в зеркале, отражением в окне, в страшных снах, но приди. И я тоже молила. Боялась и молила.
– Эмиль, – прошептала я. – Это ты?
Тишина. Я бы его голоса так не испугалась, как этой тишины.
Больше не могу ее выносить.
Меня трясло, а я даже не замечала.
Распахнула шкаф, глазами пробежала по рядам платьев. Сначала хотела ехать, как есть, но злость подтолкнула к гардеробу. Надо нарядиться. Надо оторваться. Надо все забыть. Почти ничего не подходило, все старое, пыльное: Эмиль покупал наряды не для клуба. Красные платья я отпихнула в сторону и выбрала простое черное. К нему туфли на каблуке. Дымчатые тени, тушь густо – в два слоя, красная помада, я так года два не красилась. Я небрежно расчесалась, схватила сумочку и спустилась, когда просигналила машина. Если охранник что и подумал, вслух не сказал.
– Едем, где были в прошлый раз, – велела я.
«Фантом» сгорел, кроме него клубов я не знаю. Надеюсь, Андрей со своей девушкой выберут другое место. Не хочу их видеть. В таком лихорадочном состоянии лучше остаться одной, чтобы знакомые не видели, как ты сходишь с ума, веселишься, когда сердце обливается кровью.
Я была как струна натянута. Надрыв от потери требовал выплеска.
Я обвела зал глазами, сердце бухало в такт музыке. Боялась, что столкнусь с Андреем, но его не было. Облегчение. Я направилась к стойке, швырнула сумку сверху и вскарабкалась на барный стул.
– Сет покрепче! – крикнула я, когда подошел бармен.
Передо мной оказался ряд разноцветных рюмочек. Я понятия не имела, в какой очередности их пить и проглотила первую, ярко-зеленую. Рот обожгло так сильно, словно я кипятка глотнула. Комок огня спустился в желудок. Мне стало легче: резкая смена обстановки, выпивка или музыка, выгнали страшное чувство, которое мною владело в темной прихожей моей квартиры.
После третьей рюмки разболелась голова. Всё, перерыв. Я запустила пальцы в волосы, почесывая макушку, и отвлеченно смотрела в сторону танцпола. На меня пялились мужчины, но охрана отбивала желание подойти.
Музыка заполняла тело и разум, вытесняя ненужное. И любовь к нему тоже. Любовь нужна пока человек рядом, дальше это тяжкий груз, цепи на сердце и глупые разрушающие мечты…
Я опрокинула еще рюмку. Горло горело, хотелось смеяться, любого безрассудства, лишь бы ощутить себя живой. Только танцевать, пожалуй, нет… Разве что для него… Однажды я отказалась ему потанцевать – много плохого помнила, трудно было становиться сексуальной, а сейчас все бы отдала, чтобы потанцевать Эмилю…
Я подхватила пятую рюмку и одновременно вскинула руку, подзывая бармена. Последняя, а мне мало. К стойке подошла девушка, но бармен выбрал меня.
– Повторите! – крикнула я и обернулась, почувствовав, что меня рассматривают.
На меня неодобрительно пялилась девушка Андрея. И думаю, ее злило не только то, что я перехватила бармена. Я криво усмехнулась и, злая от выпивки, проорала:
– Привет!
Она любезно, но холодно улыбнулась.
– «Экзотик», двойной, – сообщила она бармену.
Оглядела меня с головы до ног: я ей не нравилась. На ней были кожаные брюки и шелковый топ с открытой спиной. Волосы карамельного цвета в сложной укладке, а открытые участки – даже спина, сияли, натертые специальным лосьоном. Она девушка интересная, яркая, а мою красоту давно исковеркала печаль.
– Ребенку не повредит? – я кивнула на ее ядовито-голубой коктейль.
В глазах мелькнуло непонимание, и я рассмеялась.
– Забыла, что наврала?
– Не твое дело, – отчеканила она, наклонившись, и прищурила глаза в искусном макияже. – Не лезь в чужую жизнь, стерва!
Я чуть не подавилась глотком из свежего сета – это я стерва? Она первой начала ненужную войну.
– А ты лгунья, – не осталась я в долгу и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
К нам подошел Андрей. Приобнял ее за талию, целуя в щеку, чтобы не дулась, и только потом заметил меня.
– Дина… – он растерялся. – Ты что здесь делаешь?
– Не понятно? – девушка шипела, как рассерженная кошка. – За нами шпионит.
В прищуренных глазах появился вызов. Андрей мягко обхватил ее лицо ладонями и что-то прошептал. Со стороны казалось, что нежность, но девушка резко дернула головой и удалилась, покачивая бедрами, в клубы дыма на танцполе, подсвеченные голубоватым светом.
– Дина, в чем дело? Я же просил побыть дома…
– Решила отдохнуть, – мной овладела злость. – Не все в мире вращается вокруг тебя. Я могу остаться одна?
Андрей оценил ряд рюмок.
– Не пей много, – мягко посоветовал он. – Если что, я в ВИП-зоне.
Андрей ушел. Неловко, что я была так резка, но пусть идет к своей лгунье. Алкоголь ломал внутренние барьеры, а я зла. Безумно зла на себя, Андрея и на каждого человека в этом зале. Боль не делает людей лучше. И все врут – алкоголь ее не глушит.
Я пила, пока не затошнило. Музыка раздражала… Не знаю, что я в этом находила раньше. Мне как будто пятьдесят: не хочу молодежных развлечений. Жизнь с Эмилем перекроила меня из легкомысленной девчонки в уставшую женщину. Клуб надоел, но я не уходила. Посижу до утра, пока над горизонтом не пробьется заря, и я не вернусь в пустой, уже не страшный дом.
Я смотрела на компанию девчонок, которые скакали по танцполу. Время от времени они собирались у стойки, хохотали, пили, глазели на парней. Им весело. Модные, легкие, счастливые. Моего возраста, но перед ними вся жизнь, а у меня она как будто завершалась. Словно смерть мужа перечеркнула будущее, и я доживаю, а не живу.
Наверное, эти девчонки, как и я когда-то, тоже мечтают о любви. Ждут своего принца, уверенные, что у них все сложится: с мужем, работой, и вообще дом – полная чаша. И мне кажется, так и будет. Их мечты сбудутся. А мои нет. Я своей любви дождалась и ее потеряла. За год жизнь промелькнула и в двадцать два у меня глаза пожившей женщины. Что со мной не так? За что мне любовь и смерть, за что потери и боль… Чем их заслужила?
Я стерла слезы под нижним веком. Пальцы дрожали. Спрыгнула со стула и поспешила в туалет. Хотелось рыдать в голос, орать на них за то, что живут, пока я подыхаю без него…
Охрана проводила меня и, проверив туалет, осталась за дверью. Санузел рассчитан на несколько человек, но я одна и никто не войдет – мои парни не пропустят.
В отражении треснувшего зеркала я видела, как он баюкает меня. Устремленный в пространство взгляд, черный и раздирающий, был полон голодной безысходности. Интересно, его девушка видела в нем эту бездну? Думаю, нет, раз еще с ним.
Андрей отстранил меня, назад убрал волосы.
– Все нормально? – вблизи от него пахло мятным алкоголем. – Подожди… сейчас вернусь.
Обхватив плечи, я поясницей оперлась на стойку с раковинами. Спиной к зеркалам, чтобы не видеть лица. Закрыла глаза и приложила ладонь ко лбу. Голова раскалывалась, а живот до сих пор ныл от спазма, но пружина внутри ослабла. Выплеснула эмоции… теперь спать хочется.
Перед Андреем стыдно, что видел меня пьяной и глупой. Нашла, кого стесняться: он и Эмиль знали меня лучше родной матери, но стыдно, как всем, кто напился и потерял над собой контроль. Меня клонило в пьяный сон...
За дверью раздался шум, она внезапно влетела в стену, ломая кафель, и Андрей зашвырнул в туалет незнакомого мужчину. Я испуганно вскинулась. Тот налетел на стену, выставив руки вперед, а когда сполз на пол, на кафеле остались красные отпечатки. Парень оказался крепким: перевернулся, защищаясь предплечьем. Лицо разбито, но взгляд осмысленный, и готов к драке.
Я его узнала: тот самый мужчина в бежевом пиджаке. Андрей, не сводя взгляда с противника, показал отобранный пистолет, вытащил обойму и, направив оружие дулом в пол, отвел затвор и извлек патрон.
– Магазин под завязку, а ты еще в ствол загнал. Ты кто такой, парень? Где служил?
– Охранное агентство… Она моя клиентка! – выпалил парень, кивая на меня, а в глазах удивление и страх. Эти чувства вызвал в нем Андрей, парень понял, что нарвался не на того.
– Ласточка? – Андрей вопросительно уставился на меня. – Он твой телохранитель?
– Я не нанимала… – нерешительно переступила с ноги на ногу и вспомнила. – Он был со мной в поезде, когда я приехала.
– Я должен скрыто сопровождать вас, – парень быстро перечислял, игнорируя кровавые пузыри изо рта. – Избегать контакта, пресекать угрозы в вашу сторону… Я помог вам, когда на вас напали в подъезде, вы помните? Я из скрытой охраны!
Андрей с каменным лицом повернулся ко мне.
– И откуда она у тебя взялась?
После драки он дышал тяжело. Расправил плечи, набычился, как бывает у мужчин после выброса адреналина. Я растерянно смотрела на него. Меня после выпитого знобило, горели щеки – сет не думал меня отпускать.
Зазвонил телефон, и я торопливо нашла его в сумочке. Звонил Борис.
– Да, – я ответила, стараясь, чтобы не заплетался язык.
– Госпожа Кац, я выяснил назначение платежей. Перед смертью ваш муж сделал несколько переводов на счет охранной компании «Дозор».
– Минутку, – я прижала трубку к груди и спросила. – Как называется ваша фирма?
– «Дозор»!
– Он не врет, – и продолжила в трубку. – Что-то еще?
– Это не все платежи. Самая большая сумма ушла жене Ивана. Перевод был один, крупный, за два дня до смерти господина Каца… С его личного счета.
– Эмиль перевел деньги жене Ивана? – обомлела я. – Вы же говорили, подозрительных переводов не было!
– Говорил, но я проверял поступления со счетов Ивана. Мне бы в голову не пришло, что господин Кац мог перевести ей деньги.
– Я хочу с ней поговорить, – решила я. – Завтра. Устройте это.
Я спрятала телефон в сумочку. Мужчина, прижимая руку к носу, смотрел, как Андрей опускается перед ним на корточки. Его взгляд пробирал.
– Поезжай домой, ласточка. А мы с твоим телохранителем побеседуем, кто тебя зажимает по подъездам.
Я хотела поспорить, но передумала – не женское дело. Андрей обещал мне защиту, пусть решает сам. Я лучше сосредоточусь на жене Ивана… завтра… когда отосплюсь…
Пошатываясь, я направилась к двери. Андрей легко встал, обернулся, ловя за локоть, и притянул меня к себе, целуя, как сестру, в щеку.
– Спокойной ночи, – прошептал он. – Если что, звони… Даже если кошмар приснится.
Он знает, что спьяну всегда снятся противные сны. Мне снилось, что я иду к Эмилю по бесконечной дороге и не могу ни дойти, ни докричаться…
Жена Ивана оказалась миловидной блондинкой ближе к тридцати. Красивая, но резкие движения и острый взгляд выдавали в ней обиду на мир. Она встретилась со мной неохотно. Ей по телефону объяснили кто я, и сейчас, когда я сидела у нее в гостиной, она даже не перестала гладить и складывать детскую одежду на мальчика лет трех-четырех в идеальную стопку. В воздухе пахло горячим хлопком и духами с ландышем.
После вчерашнего я мучилась жестким похмельем. Даже таблетка не помогла. Но я накрасилась, уложила волосы, надела платье и старалась не морщиться от яркого утреннего света.
– Мы с Ваней развелись, – бросила она, и рот стал жестче, как часто бывает с брошенными матерями. – Мне сказали, вы жена Эмиля Каца…
– Вдова, – поправила я.
– Примите мои соболезнования... Слышала, Ваню в чем-то обвиняют. Что он в смерти вашего мужа виноват… – по тому, как она прятала глаза, стало ясно, что бывшего мужа она любит вопреки всему. – Я думаю, это неправда.
– А вы поддерживали отношения?
– С Ваней? – она бросила на меня взгляд, глаза были голубыми и открытыми. Я подумала, не дурак ли он, развестись с такой женщиной. – Почти нет. Но он не стал бы…
Она вновь опустила глаза, усердно возя утюгом по детским шортам.
– Эмиль сделал вам перевод.
Я думала, она будет отрицать, но женщина сразу кивнула.
– Да. Спасибо ему, деньги очень нужны.
– Иван хорошо зарабатывал, – заметила я. – Он не выплачивал алименты?
Она поджала губы и опустила голову еще ниже. Я не сразу поняла, что она прячет слезы.
– Он Сеньку не признал, – прошептала она. – По суду заставили, так он все делал, чтобы выплачивать поменьше. А нам деньги нужны, Сеня болеет, кредит, ипотека...
Мой взгляд скользнул ей за спину – там, в глубине серванта стояло фото. Мать с мальчиком лет трех. На мой взгляд, ребенок на Ивана вполне похож. Вот козел.
Я прижала пальцы к вискам. Мир был слишком ярким и даже через темные очки казался невыносимым.
И что теперь? След Ивана потерян. Он сам растворился в воздухе, кому предназначался пакет, мы не знаем. Тупик.
– Борис, – тяжелый вздох. – Что делаем дальше?
– Есть смысл подождать эксгумацию, – судя по долгой паузе, он взвесил все варианты и тоже ни к чему не пришел. – Новый отчет может что-то прояснить.
Его перебил звонок телефона, вызвав новый приступ головной боли. Я взглянула на экран и выдохнула, чувствуя, как алеют щеки. Звонил Андрей – узнать, как я после вчерашнего?
– Привет, – виновато сказала я.
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо, – я пожала плечами. – Слушай, извини, я вчера пришла в клуб, напилась… Испортила вам вечер.
– Ничего ты не испортила.
– Ну да, – усмехнулась я. – А ты хотел за «хвостами» бегать и мне пьяные сопли вытирать, а не провести время со своей подругой. Кстати, как ее зовут?
– Даша. Не переживай, ласточка... Это ты моя подруга.
Я затаила дыхание. Тон был плавным, Андрей говорил абсолютно расслабленно, словно «подруга» – это друг женского пола и ничего больше.
– Я вчера поболтал с этим парнем. Расспросил про нападение в подъезде… Твой охранник из «Дозора» сказал, что видел его перед нападением, за тобой следили. И знаешь, что меня смущает? С твоих слов, ты пошла к юристу сразу, как приехала. С глазу на глаз просила запросить материалы дела. В тот же вечер на тебя напали. Как они узнали, о чем ты его просила?
– Не знаю, – растерялась я. – Действительно…
– Я это обдумал и тут два варианта. Либо у него офис на прослушке, либо он тебя слил. Просто предупреждаю.
– Ну нет, – усмехнулась я. – Он Эмилю служил верой и правдой… Всегда был за его интересы, он не мог.
– Так это Эмилю, Дина. Ты не Эмиль. Или тебя пытались запугать по другой причине. Из-за наследства или что ты еще в тот день делала?
– Надо подумать, – пробормотала я. – Постой, у меня, кажется, еще звонок, – я взглянула на экран и, заметив номер главврача из частной клиники, выпалила. – Я тебе перезвоню! Алло?
– Госпожа Кац? – спросил врач, сдерживая непрофессиональную бурю эмоций в голосе. – Волков пришел в себя.
Руку внезапно разбила дрожь – я чуть телефон не выронила.
– Он в сознании? – прошептала я и закричала. – Борис, поворачивай, срочно в больницу! Я уже еду!
Я была в лихорадочном состоянии. Шла по коридору и под моими туфлями колотился пол. Не слышала криков за спиной «Госпожа Кац, туда нельзя!» Мельком в зеркалах увидела себя: кожа кипенно-белая, глаза горят, из укладки выбились локоны. Я остановилась на перекрестье коридоров, оглядывая одинаковые серо-голубые стены, и пытаясь вспомнить дорогу к Антону. Дыхание прыгало, как сумасшедшее.
– Не волнуйтесь, – Борис прикоснулся к дрожащему плечу.
Я вздрогнула – вся, как оголенный нерв. Нас догнала девушка с ресепшен и виновато зашептала, загородив дорогу:
– Госпожа Кац!.. Извините, к Волкову нельзя без разрешения главного врача!
Я позволила увести себя в кабинет. Там мужчины усадили меня на стул. Врач предложил воды, от которой пахло чем-то лекарственным, а Борис встал позади.
– Как он? В каком состоянии? – я взяла стакан, но не удержала, так тряслись руки, и переставила обратно на стол. – Я хочу с ним поговорить.
– Не все так просто, – он сунул руки в карманы белого халата. – Волков вышел из длительной комы. Он реагирует на раздражители, может фокусировать взгляд… Но впереди обследование и долгая реабилитация.
– Он понимает речь? Узнает близких?
– Когнитивные функции еще не восстановились, – врач говорил мягко и доброжелательно, как с неуравновешенным человеком. – Вы можете его увидеть, но чуда не ждите.
Я выдохнула, опустив глаза. Бледные руки дрожали на коленях, я начала комкать подол. Закрыла глаза: после всплеска адреналина резко пришла слабость.
Он жив, пришел в себя – разве это уже не чудо? Последняя ниточка, связывающая меня с мужем. В глубине души я не надеялась на благополучный исход: полгода в коме. Ждала, что эту последнюю нить беспощадно отрежут ножницами, и я потеряю остатки надежды.
Пусть не сразу. Но Антон расскажет, что случилось на самом деле.
– Кто еще знает, что Волков очнулся? – спросил Борис.
– Мать… Это все.
– Больше никому не сообщайте.
– Я обязан уведомить органы. Он важный свидетель.
А в перспективе – обвиняемый... Борис тихо переубеждал врача: нужно подождать, мы готовы платить за конфиденциальность, риски, и бог знает, что еще, главное, как можно меньший круг должен узнать, что Антон пришел в себя.
– Проводите меня в палату, – попросила я.
Когда открылась дверь, я почти успокоилась. Но к кровати шла, словно на эшафот. Снаружи был солнечный день, но здесь прохладно. Светонепроницаемые белые шторки опущены, окна светились ярким уличным светом. В палате дежурила медсестра. Попискивала электроника, но аппарат для дыхания отключили, а повязку сняли с глаз. Антон выглядел таким же безжизненным, как и в первый раз.
Молодой, сильный мужчина с огромной волей к жизни, если вопреки всему победил смерть. Вытянутые вдоль руки в багровых рубцах. Накрыт легкой простыней. Лицо рябое от мелких ожогов, сизое от пробившейся щетины.
Когда я села на стул для посетителей, Антон открыл глаза. Я задержала дыхание, с надеждой ловя взгляд. Зрачки сфокусировались на мне, но лицо осталось бессмысленным, словно он дезориентирован.
– Антон, – я положила ладони на шершавые щеки, слегка повернула голову к себе, подсказывая, куда смотреть. – Ты меня видишь? Это Дина Кац, жена Эмиля.
Я наклонилась, пытаясь увидеть хоть тень узнавания в глазах. А вместо нее увидела в черных, глубоких зрачках отражение своего полного мольбы и надежды лица.
– Ты меня помнишь?
– Госпожа Кац, – деликатно заговорил врач. – Посещения лучше начать с близких родственников. У Волкова была черепно-мозговая травма, он может вас не узнать. Также у нас есть сомнения, что он слышит. Мог пострадать слуховой нерв…
– С Волковым все будет в порядке, – врач говорил вежливо, но строго. – Больше так не поступайте, госпожа Кац, если действительно хотите с ним поговорить.
Я виновато кивнула. Антон, накачанный препаратами, успокоился, а мне устроили выговор в кабинете. Я перенервничала. Мне нужно было несколько минут наедине с собой в прохладной тишине, без охраны и свидетелей, и меня оставили одну.
После шока я была в эмоциональном ступоре. Обещала им любые деньги, любые сокровища, если Антон сможет говорить. Кто-то обрывал мне телефон, и когда мелодия достала, я нехотя ткнула кнопку. Даже не сказала ничего, не проверила, кто – слишком погрузилась в мысли.
– Ты не перезвонила…
Андрей.
– Антон пришел в себя, – сообщила я. – Он очнулся, Андрей.
Повисло гробовое молчание.
– Что-то сказал?
– Страшно разволновался, когда я спросила про «Фантом». Я думаю, он помнит, что произошло с Эмилем, – я всхлипнула и вдруг разрыдалась от избытка эмоций.
– Хватит реветь! – надавил Андрей. – Я еду... Ты в больнице? Дождись, объяснишь все там.
Выключив телефон, я спрятала лицо в ладонях. Андрей прилетел за каких-то пятнадцать минут, словно гнал на красный. Распахнул дверь, ворвавшись в кабинет, как черный вестник. Сняв темные очки, он присел передо мной на корточки. Под полой рубашки, прямо над ширинкой, выпятилась массивная рукоятка. Обычно он маскирует оружие лучше…
– Что сказал Антон? – ладони легли мне на щеки, я уже не плакала, но Андрей провел пальцами под веками, словно стирал слезы. – Он видел, кто еще был на встрече?
– Он пока не может говорить.
– Вот и хорошо, – Андрей выдохнул. – Мы не закончили… Думаю, дело не в твоем юристе. Перед тем, как на тебя напали, ты была у Антона, верно?
Я хмуро кивнула.
– Возможно, на тебя напали из-за этого. Им не нравится, что ты болтаешься под ногами и мешаешь. Они боятся, что Антон что-то расскажет.
В сердце кольнуло. К Алексею Юрьевичу я поехала по наследственным делам. Затем сразу к Антону. Запрашивала выписки, говорила с врачом, показала, что намерена держать руку на пульсе. Вот оно… Кто-то из персонала клиники донес? Может, даже главный врач. Но перемещать его опасно для жизни, пока мы не найдем надежный медцентр. Если вообще дадут это сделать.
– Думаешь, это связано с Эмилем?
– Нет, дорогая, – Андрей нежно погладил щеки. – Я думаю, твой муж все-таки погиб. Тот третий, который стрелял в Антона в клубе. Я поразмыслил, кто это мог быть. Там собрались свои, узкий круг. Все связаны с торговлей оружием, так?
Андрей отпустил меня, вновь разминая правую кисть.
– Так, – согласилась я.
– Чужих не было. Охрану не брали. Я думаю, третьего прислал человек, который крышевал оружейный бизнес. Антон что-то знает. Что-то, о чем нельзя говорить. Мне кажется, этот человек сильно испугался, что его личность раскроют.
После его слов, что Эмиль умер, во мне поднялся внутренний протест.
Я буду ждать, пока не поговорю с Волковым сама.
– Самое главное, сберечь Антона, – прошептала я.
Клинику мы покинули через час: утрясали вопросы охраны и видеонаблюдения. Я лично хотела убедиться, что все серьезно отнеслись к моим словам.
На улице было жарко, как в аду. Андрей обратил внимание, что я на каблуках и подал руку, чтобы спустилась с высокого крыльца. Подумав, я ее приняла. На глазах у охраны и персонала больницы, наверное, не стоило. Но ступени высокие, а солнце бьет прямо в глаза, чем-то бликует, слепит… Справа раздался странный звук, я попыталась обернуться, но не успела и голову повернуть.
– Ложись! – Андрей бросился на меня и снес с высокого крыльца.
У меня сердце замерло: боком мы падали на асфальт. Он мощно сжал меня обеими руками, словно хотел сделать меньше, обхватил голову ладонями, накрыв своим подбородком. Перед тем, как нас вмяло в землю, я съежилась и спрятала лицо у него на груди в ожидании удара. Перестала дышать, еще улавливая еле заметный запах лимонной туалетной воды. Основной удар пришелся по Андрею и выбил из него вздох.
– Госпожа Кац! – стоял бесконечный крик в ушах.
Визг покрышек, сверху упала тень – нас загородил джип. Андрей тут же втиснул меня в горячий от солнца борт, привстал, вырвав из-за пояса пистолет, и прицелился поверх капота. С боков нас прикрыла охрана.
Я сидела на асфальте за задним колесом. Слетевшие туфли валялись у крыльца, колени в кровавых ссадинах, но я не заметила, как их ободрала. Я вообще ничего не чувствовала от страха. В стеклянных дверях больницы появилась дырочка, опутанная сетью белых трещин, стекло слегка вмялось внутрь.
– В машину! – передо мной распахнулась дверь, меня подсадили сзади, загоняя на заднее сиденье. Я услышала, как снаружи Андрей бешено орет на мою охрану. Я впервые слышала столько эмоций в голосе друга.
Он сел рядом, ничком опрокинул меня на сиденье, и джип рванул вперед.
– Не вставай, ласточка, – он обернулся, глядя в боковые окна и заднее, а рукой крепко прижал к сиденью, – тут снайпер! Твою мать… Погнали ко мне!
Рефлекторно я попыталась привстать. Андрей вновь придавил меня к сиденью, прижав телефон к уху. Тоже пригнулся, и я услышала взволнованное дыхание, словно он смерть наяву увидел.
– Снайпер, – неразборчиво прохрипел он в трубку. – Ага. Проверь недостроенную высотку, вроде оттуда... Быстро! – он отключил телефон. – Дина, ты как?
Он позволил мне подняться, и я села, поправляя волосы. Мы были в трех кварталах от больницы, шныряли по односторонним улочкам: старые дома, деревья и благодатная тень. Позади шел второй джип с охраной.
– Больно? – ссадины только сейчас заныли. Андрей наклонился, рассматривая колени, и аккуратно подул, словно я ребенок. – Уроды… Аптечка есть?
Водитель ответил, что в багажнике.
– Приедем, я помогу.
Он непривычно серьезно взглянул мне в глаза. Снизу вверх, потому что завис над моими ногами. Кожа превратилась в месиво из грязи и крови, быстро заполняющей раны. Меня начало трясти – шок проходил, и боль впилась в колени, как раскаленные штыри.
– Поговорить надо, – здоровяк покосился на меня. – Про снайпера.
Андрей поднялся, скомкав бинт, и швырнул в раковину. На старой эмали расцвели кроваво-красные цветы. Он бы и дальше с удовольствием дул на мои колени, но у этого типа встревоженный вид. На меня он смотрел неодобрительно.
– Не тяни время, – бросил Андрей.
– Я его узнал, Андрей. Он из московских, работал на серьезных людей… Ты сказал, в лес везти. А что потом с ним делать будешь?
– Что обещал. Допрошу, отрежу башку и отошлю заказчику.
Андрей повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен. Он хотел вернуться к прерванному занятию.
– Постой, – парень придержал его за плечо и сразу же с уважением отпустил. – Ты не горячись, подумай… Наше дело – алкоголь, тачки… Мы договорились, когда ты пришел: нас не трогают, и мы не лезем. Схлестнемся с ними – все потеряем!
– Не понял, – Андрей рассмеялся, – ты зассал?
– Слушай, ты не прав… Одно дело прижать, но… Я не понял, чего ради ты в войну вписываешься? – во взгляде, брошенном на меня мельком, было море злобы и ненависти. – Из-за чего хочешь всё похерить? Из-за бабы?
– Заткнись, – огрызнулся Андрей.
Меня окатило жаром с ног до головы. Прямо при мне его отговаривали помогать. Стало стыдно: порчу ему привычную жизнь, отношения – всё, к чему прикасаюсь. И этот бык с цепью даже не знает всего. Послужной список Андрея тянет на пожизненное. Его не оправдают. Таких, как он, вообще стараются живыми не брать.
– Короче… Мы решили, что не в деле. Я не собираюсь за твою бабу подыхать!
– Ну так пошел вон, – Андрей опустился перед моими коленями, заканчивая с ранами. Двигался скованно, я запоздало поняла, что у него ушибы по всему телу, он же на себя полностью забрал удар. Парень хлобыстнул дверью, из коридора долетел возмущенный гомон – тот делился, что творит босс. – Не обращай внимания. Он просто сыкло.
Он улыбнулся, но презрительное «из-за бабы» горело стыдом на коже. Я Андрея знаю, он псих: ни закона, ни братвы не боится, ни смерти. Он с такой любовью вытирал мне кровь: я видела эти чувства и с тех пор, как вернулась, они с каждым днем набирали силу, как снежный ком. И чудовищно меня пугали. Я стала яблоком раздора, косточкой в своре цепных псов: из-за меня он ссорился со своими.
– Я еду за город, ты со мной? Только твою охрану стряхнуть придется. Не хочу, чтобы они видели стрелка.
Я кивнула и повысила голос, надеясь, что охранник услышит за дверью:
– Я останусь здесь! Побудьте на парковке.
– Подожди минутку. Туфли принесу, и поедем, – Андрей вымыл руки и скрылся за дверью.
Когда он выходил, я заметила, что в коридоре толпятся люди. Он рыкнул на них – разогнал, чтобы не собирались под дверью, где сижу я. После покушения я и так чувствовала себя уязвимой, еще эта стая вокруг. Я поджала ноги, балансируя на неудобном бортике ванны. Тихо скрипнула дверь, я подняла голову, но вместо Андрея на пороге стояла Даша.
На ней было атласное платье персикового цвета, и оно безумно ей шло. В глазах дрожали слезы.
– Я тебя ненавижу, – голос охрип, став сексуальным.
Прическа, несмотря на тонну лака, растрепана. Нюдовые тени с перламутром, бронзовая помада – слишком ярко для дневного макияжа, но гламурно и безжизненно. Мы почти незнакомы, хотя Даша смотрела так, словно я царю в ее мыслях. Это я ее не знаю, а она меня – вдову Эмиля, секс-рабыню криминального авторитета и свою соперницу, знала прекрасно. Думала обо мне, говорила мысленно и проклинала.
– Оставь его в покое...
Я смотрела на нее, приоткрыв губы. Мне нечего было сказать. В глубине души она понимала, что его сердце давно занято – и не ею.
– Я ни при чем, – все-таки пробормотала я.
– Пошла ты, знаешь куда! – она заплакала, задыхаясь, так горько плачут от бессилия. – Его из-за тебя убьют, сука ты недоделанная! Одного в могилу свела и опять притащилась, чума!
Нужно было послать ее, но я почему-то слушала. Каждое слово гневной отповеди вызывало тупую боль, но Даша права. Я чума. Проклятие города. Черная вдова. Разрушаю все, к чему прикоснусь…
– Даша! – раздался от дверей окрик. Девушка резко обернулась, Андрей шел на нее. – Я тебе говорил к ней не подходить? Иди домой! Я позвоню.
Он обошел ее и плюхнул передо мной мои же лодочки, порядком потрепанные и кое-как почищенные от пыли. Девушка смотрела на Андрея: пытается поймать взгляд, урвать хоть каплю внимания. Я когда-то тоже волочилась за мужчинами как тряпка. Даша оказалась умнее меня. Залитое слезами лицо разгладилось, она развернулась и вышла с неприступно-гордым видом.
– И что с ней творится, – пробормотал Андрей и присел. – Извини.
Мы одновременно потянулись к туфлям, но я успела первой. Обулась и встала.
– Идем, – Андрей вывел меня в коридор и бросил своим псам, отирающим стены. – Кто хочет – со мной. Остальные свободны.
Он собрал людей, и мы выдвинулись. Я смотрела в окно черного кроссовера и думала о словах Даши. Свела в могилу… Неужели в городе так говорят? Что Эмиль погиб из-за меня? А может, она и права... Я закрыла глаза, вспоминая декабрь. Свои истерики, скандалы с мужем. Это я требовала, чтобы он завязал с криминалом, он знал, что я могу уйти с Андреем… Вынудила его торопиться, а если из-за спешки он допустил ошибку, которая стоила ему жизни?.. Значит, я виновата. Самой себе сердце вырвала – и некого больше винить.
Мы лихо свернули, преодолели мост и углубились в загородный массив. Ехали недолго, но вскоре машины пришлось бросить на обочине и идти в лес пешком. Мужчины быстро вырвались вперед, а я плелась позади на своих каблуках.
Я хотела увидеть киллера своими глазами, но сначала решила понаблюдать с расстояния и остановилась за деревом. Его, связанного, выволокли из серого от времени и непогоды сарая и бросили в траву. Молодой, за двадцать. Он попытался привстать и тут же получил от Андрея ногой в корпус.
– Кто тебе заказал вдову Каца?
Киллер меня не видел: я далеко стояла. Зато его окровавленное лицо на фоне густой лесной зелени то и дело мелькало в кольце окруживших его мужчин.
Квартира располагалась в новенькой высотке.
Двухкомнатная, со свежим ремонтом и с желтыми занавесками на окнах. Андрей щелкнул выключателем и вошел в ванную, широко распахнув дверь. Напротив зеркала расстегнул пару верхних пуговиц и через голову стянул рубашку, открывая побитое об асфальт тело. Кожа местами содрана, левая сторона в зарождающихся синяках – смотреть больно. Андрей повернулся, пытаясь оценить бок – ко мне впалым животом, на фоне которого, прямо над дорожкой волос, выделялся пистолет за поясом джинсов.
– Тебе помочь? – спросила я.
– Да, – неожиданно согласился он. – Я до спины не дотянусь.
Я из вежливости спросила. И не в том дело, что не хочу помогать – если придется прикасаться к нему, голому, мне будет неловко, зная, какие чувства он ко мне испытывает. Есть такое правило: не трогай мужчину, с которым не будешь спать, если он мечтает о тебе.
Я присела на бортик ванны, вытянув ноги, пока Андрей умывался. Рассматривала спину в старых шрамах, у него и на груди такие же, и на животе. Он весь – сплошной шрам. Интересно, он рассказывал Даше откуда их столько?
Я попыталась представить их в постели и не сумела.
Покалеченный Андрей, травмированный внутри сильнее, чем снаружи, и гламурная Дарья с идеальным макияжем были из разных реальностей. Встречайся он со шлюшками, было бы понятно, но он продажной любви чужд. Однажды он сказал, что один должен обладать женщиной, иначе ему неинтересно.
Мне показалось, Даша испытывает к нему чувства. Как минимум, ревнует и не похоже, что дело только в деньгах.
– А как вы с Дашей познакомились?
– В клубе.
– Вы непохожи, – заметила я.
– А должны? Я понял, о чем ты, ласточка. Я ей не плачу, если ты об этом. Я скучал один, она сама подошла. Видишь ли, есть женщины, которым нравятся уроды, – он поймал мой взгляд. – Что бы я без них делал.
– Извини, – я отвела глаза и встала, чтобы намочить губку.
Нужно обмыть ему спину. Прямо по содранной коже, по гематомам. Убирала грязь и засохшую кровь, как он мне недавно. Взяла за плечо для удобства, хотя не собиралась его касаться. На моем месте должна быть Даша, она должна за ним ухаживать… Но мы живем в перевернутом мире. Здесь любишь одну, а живешь с другой. Теряешь тех, без кого не выжить. Живешь в изуродованном теле и радуешься, когда оно кому-то оказывается нужным. Кто сказал, что жить легко?
Я одного и того же мужчину ненавидела и любила всем сердцем. Избитая в кровь, насильно шла замуж, а потом выла всю ночь на его могиле. Иногда мне кажется, что кто-то в случайном порядке сложил мою жизнь из контрастных чувств. Я закрыла глаза, борясь со сверлящей болью в сердце. Я так скучаю по тебе, Эмиль… Ощутила нежное поглаживание по щеке и открыла глаза.
– Не печалься, ласточка… Я на них выйду. Обещаю, я найду тех, кто застрелил Эмиля, и их вальну.
Я грустно улыбнулась – он хотел меня поддержать, но я по другим причинам это затеяла.
– Я обещала не мстить, Андрей… Просто хочу знать, что с ним случилось.
– Это не месть. Это мой подарок тебе, – он гладил лицо, щекотно водя пальцами. Было в этих ласках что-то личное, дыхание Андрея стало тише. – Дин… Я люблю тебя.
Такие простые слова, а режут по живому. Переворачивают душу. Я опустила взгляд и отжала губку. Теплая вода потекла по пальцам. Я боялась смотреть Андрею в глаза, потому что он ждал реакцию.
«Я тебя люблю».
Разве есть слова страшнее?
Понимаю, почему паникует Даша. Мы обе знаем, что Андрей будет защищать меня, не боясь прямого столкновения с кем угодно. Из-за меня у нее всё рушится: их жизнь, отношения. Я уже разрушила жизнь одному мужчине своим неожиданным приездом, сейчас то же самое делаю со вторым. Это может закончиться плохо… смертью.
– Ты примешь подарок, ласточка? – он прошептал нежно, хотя в качестве дара предлагал убийство. Не об этом он спрашивал, Андрей хотел знать, приму ли я его, а дар станет первым взносом за любовь. Я уже достаточно взрослая, чтобы это понять.
– А как же твоя девушка?
– Забудь.
Я взглянула прямо. Взгляд глаза в глаза, лучшее, что можно сделать. Быть взрослой – значит, не прятаться от чувств, как бы ни было сложно. А отношения с Эмилем меня такой и сделали. Я перебродила и стала зрелой, как вино.
Глаза Андрея были похожи на бездну.
– Ты с ней встречаешься, что-то ей обещал, – я попыталась вынуть мокрую руку из его ладони. – Я тоже… несвободна.
На щеках выступил румянец. Но именно такое чувство и было – словно я еще замужем. Из-за него я не снимала кольца. И сейчас они блестели на безымянном пальце друг над другом – обручальное и с черным бриллиантом.
Андрей наклонился ко мне.
– Дина, – мою руку он не отпустил, а сжал в своих. – Ты хранишь верность умершему человеку. Что касается Даши… Она хорошая девушка, но ты забыла, что я говорил? Люди не вызывают во мне особых чувств. Только ты, слышишь?
Конечно слышу. И это пугает – быть для кого-то светом в окне.
– Я все за тебя отдам…
Пальцы на подбородке стали настойчивыми. Он не просто наклонился – хотел поцеловать. Я отпрянула, не зная, как прятаться от рта и рук, прикрылась ладонями, не позволяя приблизиться. Сердце выскакивало из груди. Поцелуй после прозвучавших признаний – не то же самое, что дружеский. Хотя Андрей никогда не был другом. Когда я была беременна, его интерес ко мне ослабел, но теперь даже стал сильнее. Он даже не успел коснуться губ, нам миллиметра не хватило, когда я отвернулась. И все равно завелся – он меня хотел.
– Прости, – голос подвел, я себя еле слышала. – Я ни с кем не могу быть... Дело не в тебе, в нем.
У меня перехватило горло: поцелуй после признаний – это зеленый свет. А у меня чувство, что я предаю мужа просто потому, что рядом наполовину раздетый мужчина, который меня хочет. Я бросилась из ванной – мне бы спрятаться, остаться одной и поплакать о муже. Но все, что в моем распоряжении: чужая квартира и спазм, который не давал дышать. В кухне я упала за стол и закрыла лицо ладонями.