Майя
— Майя, покупатели приедут с минуты на минуту, я предупредила вчера, что на просмотре будет наша дочь и у нее есть генеральная доверенность. Я тебя умоляю, не опаздывай только, — тараторит мама в телефонную трубку.
— Я уже на месте, мамуль. Зашла в дом, — оповещаю, бренча ключами, прямо в микрофон, и зажигаю свет.
— Хорошо. Прости, что все на тебя свалили. Этот отпуск совсем не вовремя.
— Мама, не волнуйтесь. Отдыхайте с папой, загорайте и не переживайте. Я квалифицированный юрист, я теперь со всем справлюсь, — смеюсь.
— Это я знаю. Отзвонить потом.
— Хорошо. Папе привет передавай. Пока!
Сбрасываю звонок и смотрю на себя в зеркало. Родители буквально месяц назад достроили новый дом и выставили на продажу старый. Покупателей было не так много, потому что стоимость на землю в нашем поселке сильно возросла за последние годы и цены стали кусачими для КП* комфорт-класса. Именно поэтому каждый потенциальный покупатель для нас на вес золота.
Остановив себя на этой мысли, нервно улыбаюсь зеркалу, взбивая волосы. В дверь раздается звонок, от которого по коже пробегает табун мурашек. Это волнительно — быть уже настолько взрослой, чтобы участвовать в продаже родительского дома. Не думаю, что в двадцать два года многие этим занимаются. Напоследок улыбаюсь своему отражению и спешу открывать. Сегодня просто показ, который образовался напрямую через наших соседей, да еще и очень внезапно, из-за этого наш риелтор не смог приехать, а на другую дату с покупателями договориться мы не смогли. Поэтому, собственно, показ и буду проводить я.
В дверь вновь звонят, отчего я ускоряю шаг и с силой дергаю ручку, растягивая губы в улыбке.
За порогом вижу девушку, которая мне мило улыбается. Невысокая шатенка, примерно моего возраста. Ловлю себя на мысли, что внешне мы похожи. Приветливо киваю.
— Здравствуй, — отхожу чуть в сторону, давая ей возможность пройти.
— Добрый день, вы простите, что мы вот так внезапно, Есения сказала, вы ее дочь.
— Да. Я Майя, — представляюсь. — Все прекрасно, проходите, — склоняю голову в сторону дома. — Вы одна?
— Нет, мой молодой человек забыл телефон в машине. Я Анна, кстати.
— Очень приятно.
— И мне.
Быстро пожимаем с Анной друг другу руки, а потом происходит то, чего я ожидала меньше всего в этой жизни. Бросаю взгляд на открытую дверь, а сердце с бешеной скоростью летит в пятки.
Арсений Мейхер собственной персоной.
Сглатываю, пытаясь ухватиться за воздух позади себя ладонью в поисках поддержки, которой нет. Теперь рассматриваю шатенку иначе. Не знаю, зачем это делаю, столько времени прошло, стоило давно все забыть. Я и забыла. Не думала о нем, не вспоминала, начала строить отношения, но это оказалось труднее, чем в семнадцать, особенно когда в тебе убили любовь, вырвали сердце и лишили чувств.
Секунда. Одна секундочка, но мир замирает, нет, замирает вся Вселенная. Это он! Нервно сглатываю, в горле образуется ком. По телу проходит электрический разряд, а в ушах стоит звон. Прикрываю глаза и чувствую, как медленно начинаю идти ко дну.
Стараюсь улыбаться, но это, оказывается, так трудно. Невыносимо трудно.
— Здравствуйте, — произношу ровно.
Я ничего к нему не чувствую. Все в прошлом. Все, что у меня есть к нему, это обида.
— Здравствуй, Майя, — Арс бросает на меня холодный, пробирающий дрожью до костей взгляд, предпочитая, в отличие от меня, не делать вид, будто мы незнакомы.
Он изменился за эти четыре года. Стал явно взрослее, не столько внешне, сколько взглядом. Теперь он у него гораздо суровей. Да и темные, как смола, волосы больше не растрепаны в хаотичном беспорядке, а идеально уложены назад.
Арс осматривается. Он был в этом доме много раз, и с тех пор тут ничего особо не изменилось.
— Вы знакомы? — щебечет Аня.
— Учились в одном классе, — бормочу, натягивая на лицо глупую улыбку.
Учились. Любили. Верили, что это навсегда. Тогда будто даже знали, что навсегда. А потом все рухнуло.
— Да? Здорово. Начнем показ? — продолжает улыбаться Аня.
— Конечно, — произношу, прочистив горло, и указываю рукой на лестницу. — Давайте начнем со второго этажа, — выговариваю на одном дыхании, а сама никак не могу понять, зачем они здесь. Мейхер — сын олигарха, ему не нужен дом в поселке комфорт-класса. Неужели он здесь из-за меня?
Пропускаю Анну вперед, предполагая, что Арс пойдет за ней следом, но он будто специально останавливается рядом со мной.
На мгновение в душе становится тепло, словно открылось второе дыхание, а потом удар — глухой и жесткий. Это вырывается вся та боль, которую я хранила в себе все эти годы, она коварная и всепоглощающая, она несет в себе разрушительную силу. Такую, которая сминает все на своем пути. Она обволакивает тело, оборачиваясь яростью, слепой, неуправляемой яростью.
Я ведь даже не плакала после того, как мы расстались. Не могла. Потому что, если бы упала хоть одна слезинка, я бы, наверное, никогда уже не смогла остановиться и просто сошла с бы ума. С ума от этой потери. От той боли, что потом долго меня преследовала молчаливой тенью.
Арсений
Нужно что-то говорить. Нужно, но я только смотрю на нее. Чувствую, как Майя наваливается на дверь, чтобы ее закрыть, но ногу не убираю.
Нужно что-то говорить, но связать даже пару слов сейчас не представляется возможным.
Нужно что-то говорить, потому что иначе я выгляжу полным кретином. Хотя, уверен, что она может подобрать эпитеты обо мне в разы хуже.
Нужно что-то говорить, но я просто пялюсь на нее и до сих пор не верю, что она настоящая, что между нами всего какие-то десятки сантиметров.
Это была тупая идея — приехать сюда. Я до последнего сомневался, и не зря. Кажется, сделал только хуже. Себе в первую очередь, потому что ломает. Потому что ничего не забыто. Потому что чувство вины преследует до сих пор, оно извращенное, смешанное с болью и ненавистью. Последней в моей крови избыток.
Я ненавидел ее все эти четыре года просто потому, что это то чувство, на котором можно хоть как-то функционировать. Оно как топливо, что дает жизнь. Иначе чистилище.
Смотрим друг другу в глаза буквально секунды, прежде чем Майя отводит взгляд. Мой же приклеивается к ней настолько, что не смотреть на нее я просто не могу. Четыре года прошло, а она совсем не изменилась. Разве что не одевается с ног до головы в розовые тряпки.
Четыре года, но я до сих пор до конца не уверен, было ли у нее тогда что-то с Вэлом…
С моим другом. Нет, скорее приятелем. Друзей у меня никогда не было. Дружба — это что-то эфемерное, не относящееся к жизни.
Я застал ее у него в квартире. В одном белье, прямо на кровати. Мозг взорвался тогда.
Разгон от «она не могла» до «предательница» был секундным.
Четыре года я варюсь в этих ощущениях на грани веры и предательства.
Четыре года пытаюсь понять, кому это было нужно. Ладно, тут преувеличиваю, первые два мне было плевать и на Панкратову, и на наше прошлое. Единственное, чего я хотел, — забыться. Не вспоминать. Вычеркнуть. Не думать.
Но до сих пор любое малейшее воспоминание о том дне триггерит. До сих пор…
Майя убирает прядку волос, упавшую на лицо, за ухо, при этом смотрит куда-то в сторону и молчит. Молчит, испытывая мое терпение, расшатывая мою нервную систему этой тишиной.
Я ее голос четыре года не слышал, а сегодня перетряхнуло.
Нужно что-то сказать, но в конце концов я просто убираю ногу, позволяя Майе закрыть эту чертову дверь.
Сбегаю по лестницам к своей тачке. Анька уже залезла внутрь. Сажусь за руль, в него же впиваюсь пальцами до белеющих костяшек. Короткий миг, чтобы порефлексировать, чтобы выдохнуть. Все прошло гораздо труднее, чем я только мог себе представить. Ступор.
Ступор на протяжении всего моего нахождения там.
Увидеть ее — это как второе пришествие. Как раскат грома, удар молнии, проходящий через все тело. Смертельная лихорадка и флешбэки.
Флешбэки. Флешбэки. Флешбэки.
Каждое прикосновение, поцелуй, каждая прожитая рядом с ней тогда секунда — все это возрождалось в памяти с бешеной скоростью.
В этом доме все до сих пор напоминает о нас. Атмосфера, интерьеры, запахи. Там было сосредоточение счастья просто потому, что Майя там жила.
Это странно, но я уже не в первый раз за последние часы ловлю себя на мысли, что продажа этого дома в моем сознании приравнивается к продаже нашего прошлого.
Дико глупо.
Дичайше.
— Ты в порядке?
Слышу Анькин голос, моргаю и завожу тачку. Молча выезжаю с территории Панкратовского дома, прежде чем начинаю говорить.
— В полном.
— Слушай, мне правда понравился этот дом. Кажется, это именно то, что я искала.
— Это не твой вариант, — обозначаю в ту же секунду. — Рассказывай лучше…
Аня барабанит пальцами по своей сумочке, задумчиво прищуривается, а потом выдает самую банальную на свете вещь:
— Она волновалась.
Серьезно? Волновалась? А я это тип не заметил?
— Это я и сам видел. Она что-то спрашивала?
— Ну-у-у, ей точно не понравилось то, что мы с тобой пара. И она интересовалась, для кого мы выбираем дом. Для нас или для кого-то еще. Даже как бы припомнила, что ты там бывал не раз раньше, — Анька улыбается, откидываясь затылком на подголовник.
— А ты?
— Я рассказала правду о том, что ищу дом для родителей. Ну и добавила, что я модель.
— Зачем?
— Ренат говорил, что ты вечно тусуешься с моделями. Это логично, если твоя девушка будет моделью. Нет?
— И часто вы с Гимаевым обо мне говорите? — въезжаю в город и сразу встаю на красный светофор.
— Только если ты влипаешь в какой-то скандал, как с той селебой из Нью-Йорка. А вы правда встречались?
Киваю.
— И как она?
Майя
— Ну что там? Как прошло? Все рассказывай, — тараторит мама в трубку.
— Отлично. Девушку заинтересовал наш дом, она взяла пару дней подумать, — откидываюсь на подголовник и жду, когда запаркуется моя машина.
Все-таки наличие функции автоматической парковки в разы облегчает жизнь.
— Прекрасные новости. Может быть, продажа сдвинется с мертвой точки.
— Надеюсь, — жму плечами, будто мама может это увидеть чуть ли не на другом конце земли.
Про то, что Арс был на просмотре, умалчиваю. Маме это знать не нужно, а у Мейхера, надеюсь, хватит ума больше там не появляться. Родители прилетают послезавтра и, если Анна решит купить дом, подписывать документы они будут уже без меня.
Не думаю, что мама с папой обрадуются, увидев Мейхера. Не то чтобы они записали его во враги после нашего расставания, но по умолчанию сделали крайним. Я им, конечно, все рассказала, что между нами произошло, как это случилось…
Мама с папой поддержали, не дали раскиснуть. Наверное, я просто ради них не плакала по Арсу, как бы больно мне ни было. Не хотела их расстраивать еще больше просто потому, что они и без моих слез понимали, как трудно мне далось это расставание.
Когда в инете стали появляться первые скандальные заголовки, где полоскали имя Мейхера и его девиц, я думала, умом тронусь, на тот момент всего месяц прошел. Тридцать дней, а Арс уже ушел в отрыв. Не скрывал ни от кого даже. Трахал там каких-то левых телок за океаном и наслаждался жизнью.
Он там кутил, а я тут на стены лезла. О нем писали, фотки постоянные постили. Возможно, не тусуйся он со всякими селебами, я бы ничего и не узнала, а он, он словно специально это делал, чтобы я увидела. Мстил так.
Он же не поверил, что у нас с Вэлом ничего не было тогда.
Было очень обидно. Принял меня за какую-то шлюху, которая сегодня с одним, а завтра с другим. Предал этим и тем, что вот так мерзко потом решил отыграться. На весь мир почти.
Когда я читала какие-то новости, хотелось отмотать время и влюбиться в какого-то простого парня. Не сына олигарха, который свалит в Штаты и спутается там с популярными моделями или актрисами. Нет! Обычного парня, у которого не будет возможности и ресурса на все это, не будет доступа к этому.
Если бы он был просто Арсением, сыном какого-то рядового бизнесмена, я бы не видела все эти новости, не смотрела фотки и короткие ролики с тусовок. Мне было бы не так больно…
Выхожу из машины, прихватив сумочку с соседнего кресла, и, щелкнув брелоком, направляюсь к подъезду.
Родители подарили мне квартиру два года назад. Хороший ЖК недалеко от университета. Не центр, но и не окраина. Приличный район, закрытая территория жилого комплекса, не высотка. Всего шесть этажей. Я, кстати, на четвертом. Кнопку именно с этой цифрой и нажимаю в лифте.
— Ну и хорошо. У тебя как дела?
— Нормально, мам.
Открываю дверь ключом. Оказавшись в прихожей, сразу же разуваюсь. Снять каблуки после тяжелого дня — это что-то на прекрасном.
— Валентина тебе вечером привезет еду на несколько дней. А то я тебя знаю, будешь питаться одним кофе или в ресторанах.
— Спасибо. — Перевожу телефон на громкую связь и заваливаюсь на диван в гостиной. — Ты имеешь что-то против ресторанов? — смеюсь и прям вижу, как мама там, за тысячи километров, закатывает глаза.
Готовлю я отвратительно. Дома это всегда делала либо мама, либо ее помощница. Мое присутствие у плиты никогда особо не требовалось. Как только я стала жить отдельно, плита мне, в общем-то, тоже не потребовалась. Мама с первых дней снабжает меня завтраками, обедами и ужинами. Либо сама готовит и привозит, либо это делает Валя, та самая помощница по дому.
— Я переживаю за твой желудок, Майя.
— Мам, — вздыхаю, улыбаясь еще шире, — я точно не умру с голода и знаю все о правильном питании.
— Чашка кофе, яйцо и двадцать грамм сыра с утра? Не смеши!
— Ну ладно-ладно, сдаюсь. Вы когда точно прилетаете?
— Послезавтра в пять вечера уже должны быть в Москве. Так что вечером ждем дома.
— Я приеду. Как только на работе освобожусь, сразу к вам.
— Кстати, как работа?
— Отлично. Денис сказал, что я смогу в эти выходные остаться с ним на ночном дежурстве в отделе.
Денис — это следователь, к которому меня прикрепили. Мой непосредственный начальник сейчас. Капитан Морозов. Денис Валентинович. Но с самого первого дня мне сказали, что в отделе никто никому не выкает. Начальника отдела и всех его замов это, конечно, не касается.
— Выпросила все-таки, значит?
— Мне интересно.
— Ну хорошо. Новый опыт.
— Ага. Мам, я так устала что-то. Лягу поваляюсь, ладно?
— Давай. Целую.
— И я тебя. Пока.
Скидываю звонок и перекатываюсь набок, подтягивая колени к груди.
Арсений
Восемь утра. Отвожу взгляд от циферблата часов на своем запястье и ловлю зевок в кулак. Приехать на работу вовремя, после ночного загула, проснувшись при этом у какой-то телки, нехилое такое достижение.
Башка трещит адски. Если мне не изменяет память, вчера я влил в себя минимум половину бара на Патриках. Понятия не имею, как вообще там оказался. Квартира Марата находится сильно в другой стороне…
Накрыло. После встречи с Майей и правда захотелось нажраться. Притупить эмоции.
Теперь, после того как я ее увидел, информация о том, что она с Вэлом, воспринимается иначе. Кожа горит от одной только мысли, что он ее…
Блядь. Просто блядь. Не она. А так, глобально.
Четыре года прошло. По всем параметрам, я не должен реагировать. Но тем не менее кроет. Сильно. Мозг, в своем трезвом состоянии, только и может думать, что о Панкратовой. Вчера проскользнула шальная мысль, а что, если она вот-вот станет Кудяковой? Насколько далеко у них все зашло? Кажется, после этой вот мысли я залил в себя восемь уже лишних на тот момент шотов.
Тянусь за бутылкой минералки и откидываюсь на спинку кресла, отъезжая от стола где-то на полметра. Прикрываю веки буквально на секунду и слышу, как открывается дверь.
Отец заходит в мой кабинет без стука. Хотя в его жизни в принципе не так уж много дверей, в которые нужно стучать.
— Проветри, — басит он где-то поблизости. — Перегаром несет на весь этаж.
Приоткрываю один глаз, сворачивая крышку с бутылки, и делаю несколько жадных глотков.
Отец выдвигает для себя стул, ослабляет галстук и садится напротив.
— Ты же знаешь, что меня оповещают, если с моих счетов, — делает акцент на последних словах, — списываются деньги. Например, когда кто-то решает арендовать остров на все выходные.
— И? — жестко туплю. Осеняет спустя полминуты. Раздраженно барабаню пальцами по столу. Да, я снова, как уже было не раз, отдал Марату одну из своих карт…
— Ты у нас вроде никуда не собирался.
— Не собираюсь.
Всасываю остатки воды, опустошая пол-литровую бутылку минералки за пару минут.
— Ты вчера был у Марата?
— Я вроде этого и не скрываю. Это тупо, знаешь ли, когда ездишь с охраной.
— Арсений, я уже бесчисленное количество раз говорил, что не собираюсь содержать эту меркантильную суку. Пока он на ней женат, к моим деньгам, твоему братцу доступ закрыт.
В последние годы отец и правда перекрыл Маратику доступ к деньгам. Даже вычеркнул его из завещания. И все из-за этой Таи.
— Слушай, у них там треш какой-то. Он все бабло спустил на тачку, просто по нулям теперь, — тру переносицу. Головная боль только усиливается. Ощущение, будто кто-то долбит молотком прямо по вискам. — Жрать на что-то нужно же…
— На частном острове, судя по всему. Ну да, там куда лучше кормят.
— Я просто хотел помочь.
— Без тебя помогут. Ты через час где должен быть?
— Я помню про встречу с Азариным. Уже выезжаю.
— Ага, я вижу. Ты, когда в это кресло сел, что мне обещал? Помнишь?
— Помню, — киваю. — Ты здесь царь и бог. Если я тебя дискредитирую, как-то опозорю перед партнерами или конкурентами, поеду работать на комбинат в Сибирь.
— И?
— Что? — поднимаюсь, поправляя рубашку.
Отец прищуривается и бросает на стол несколько фоток. Там я, собственно, в баре, с какой-то девкой, бухой в ноль, пью на брудершафт.
— Служба безопасности изъяла, что смогла. Продолжают мониторить, в каком еще сетевом гадюшнике тебя выбросит. Ты теперь часть «МетМеха», никаких пьянок на публике, никаких левых телок. Хочешь бухать и трахаться, включай голову. Понял меня?
— Понял, Дмитрий Викторович.
Киваю и снова смотрю на фотки. За четыре года жизни в Америке я не только бухал, трахал все, что движется, и тусовался. Как-то так вышло, что при наличии уехавшей крыши учебу я не забросил. Наоборот, жилы был готов рвать над пресловутым гранитом науки.
Я знал, что в конце концов вернусь домой, знал, что лет через десять-пятнадцать сяду в отцовское кресло. Несмотря на не самые дружелюбные с ним отношения, я всегда был заинтересован тем, что он делает.
Мне импонирует сосредоточение в собственных руках большой власти. Для адреналинового наркомана нет ничего лучше, чем быть частью этой системы. Это восхищает. Всегда восхищало.
Мой отец совсем не рядовой бизнесмен. Он чувак из высшего эшелона, состояние которого оценивают в десятки миллиардов долларов. Его трижды называли самым богатым человеком в стране.
Дмитрий Мейхер — владелец и президент одной из крупнейших в стране управляющей компании «МетМех». В эту систему управления входят акции металлургического комбината, судоходной компании, банка, футбольного клуба… Собственные виноградники, винодельня, горнолыжка… Ну и еще куча всего по мелочи.
Мой отец живет очень закрытой жизнью. Практически не посещает никакие мероприятия, мало общается с прессой, он тот человек, которого, если вдруг увидишь в толпе, в жизни не подумаешь, что он подарил своей жене яхту.
Майя
— Ну что, поздравляю тебя, лейтенант Панкратова. Полковник все подписал, с сегодняшнего дня вступаешь в должность.
Улыбаюсь, хоть и волнуюсь дико. Нет, вокруг-то все привычно, а вот внутри, у меня в душе, все содрогается. Не верится даже. Я следователь. Настоящий. После семи месяцев стажировки… Ох.
— Спасибо, Александр Игоревич, — благодарю начальника следственного отдела. — Я как раз на днях утвердила индивидуальный график посещений в универе. Проблем не возникнет.
— Точно, ты же у нас магистратуру еще заканчиваешь. Учти, поблажек после вступления в должность не будет.
— Я знаю и ко всему готова.
— Ну тогда иди получать удостоверение.
Это я, собственно, и делаю: забираю удостоверение, а по дороге на обед звоню маме и рассказываю, что я больше не стажер. Знаю, что родители очень волнуются и в глубине души мой выбор места работы не одобряют, но, несмотря на все это, мама меня хвалит, радуется и поддерживает.
Потуже заворачиваюсь в пиджак. Сентябрь в этом году теплый, но сегодня совсем не солнечно, да и ветер такой, что с дороги сносит. Стоило взять из дома куртку или пальто. Радует, что до кафешки, где я обычно обедаю, пешком не больше восьми минут.
Захожу внутрь, чувствуя, как от ветра горят уши. Здороваюсь с администратором и занимаю свободный столик практически в центре зала. Осматриваюсь. Вроде все как всегда, но будто что-то не то все равно. Какое-то странное и, можно даже сказать, нехорошее предчувствие, ну а когда на горизонте появляется Мейхер, все встает на свои места.
К этому моменту официантка уже успела принести мне бизнес-ланч.
Мейхер тем временем приближается. Весь в черном. Брюки, рубашка, пиджак. Весь деловой и абсолютно не вписывающийся в обстановку этого места. Только сейчас понимаю, что по дороге сюда видела две одинаковые и неприлично дорогие, стоящие друг за другом машины.
— Я присяду?!
Арсений, конечно, не спрашивает, просто ставит перед фактом и выдвигает для себя стул.
С его появлением салат, который я уже успела дожевать, вот-вот встанет поперек горла. Тяну воздух носом, глотаю, крепко сжимая руку в кулак. Его близость нервирует.
— Чего тебе нужно?
Откладываю вилку в сторону. Смотрю на него. Глаза в глаза, а у самой нога под столом начинает подергиваться.
Я не столько волнуюсь, сколько злюсь. Зачем он пришел? Я его не звала. Видеться с ним не хотела. Он не имеет права вот так заявляться. Не имеет права делать вид, что между нами сохранились хоть какие-то отношения.
Я же последние дни только и делала, что успокаивалась. Пыталась забыть о том, что видела его. Чуть с Вэлом не поругалась. Нет, про Арса я ему так до сих пор и не сказала, просто он уже несколько дней хочет остаться у меня на ночь, а я, я морожусь. Придумываю все новые и новые отговорки…
— Поговорить. Я хочу с тобой пообщаться.
— О чем? — Закидываю ногу на ногу, жестче упираясь пяткой в пол.
— Как твои дела, Майя?
— Ты серьезно? — не могу сдержать улыбку. Он издевается сейчас? Прижимаюсь плотнее к спинке стула и складываю руки на груди.
— Вполне.
— Отлично. Это все?
Мейхер с едва заметной улыбкой качает головой, мол, нет, не все. Бросает взгляд на мой салат, кладет раскрытую ладонь на стол, разгибая до конца локоть. Принимает максимально расслабленную позу.
Уголки его губ заостряются. Ну отлично, хоть кому-то из нас весело!
— Как поживает наш общий друг? — снова ухмыляется. — Я слышал, что вы с Кудяковым встречаетесь.
— Ты приехал, чтобы у меня лично узнать? Да, мы встречаемся. У нас все прекрасно.
— Любовь-морковь, получается?
— Именно.
— Рад за него.
Арс склоняет голову вбок, прищуривается и продолжает:
— А вот за тебя не очень. Деньги за цацки, надеюсь, он тебе вернул? У тебя тогда в парке сняли, помнишь? Не без участия Вэла. Это же он ту гопоту нанял.
Да уж, инцидент был дурацкий. Мейхера тогда отлупили, ну а я, чтобы те хулиганы прекратили его бить, отдала им все свои украшения, которые были на мне надеты. С тех пор терпеть не могу прогулки в парке.
То, что Вэл был к этому причастен, я знаю. Он сам мне рассказал. Три года назад. Мы тогда просто дружили еще…
В общем-то, целью был Арс, не я. Если бы я не геройствовала, никто бы с меня ничего не снял и не тронул.
— Я в курсе. Если ты ехал через весь город, чтобы рассказать о случившемся четыре года назад... В общем, это странно, Арсений. У тебя все? Хотелось бы успеть поесть, пока не кончился обед.
— Ешь. Я тебе мешаю как-то?
— Скорее, раздражаешь и не выполняешь свои обещания.
— Это какие?
— Никогда больше меня не видеть. Сам просил, а теперь вот сидишь передо мной. Анна в курсе, что ты тут ошиваешься? Хотя тебе, скорее всего, плевать на ее чувства. Страшно представить, по каким блядушникам ты зависаешь ночами, — вздыхаю.
Арсений
В башке звенит. Этот звон заглушает абсолютно все другие звуки. Он инородный. Он оглушающий. Пространство сужается, а потом резко расширяется. Требуется несколько вдохов, чтобы помещение вновь приняло нормальные размеры.
Щека до сих пор горит. Касаюсь ее кончиками пальцев, а взгляд снова устремляется к Майе. Она сидит на диване. Сжалась. Закрылась. Спряталась.
От меня. Из-за меня.
Гул в башке становится тише, но все еще мешает воспринимать происходящее адекватно.
Я так не хотел. Не хотел же. Смотрю на свои руки, как на источник всего, что случилось. Замечаю, как подрагивают пальцы. Сразу же сжимаю их в кулаки и прячу в карманы брюк.
Потряхивает.
Я так не хотел!
Это было в каком-то вязком бреду. Когда ты не понимаешь, где реальность, а где выдумка.
Я мудак. Сволочь конченая, конечно, но не настолько. Хочу сделать шаг к Майе, снова попробовать объяснить, извиниться, но она шугается от одного моего взгляда на нее. Остаюсь на том же месте. Закрываю глаза и думаю… Думаю, думаю, думаю.
Как такое вообще возможно? Когда я потерял контроль?
Хотел ведь реально ее поздравить с назначением, она послала, и я подумал, что есть простой способ видеть ее на вполне законном уровне…
Шел сюда с мыслью поговорить. По-человечески. Посмотреть на нее, голос послушать. Она мне снится, и это тяготит. Это ни хера неприятно, это больно, потому что она там другая. Она там все еще моя, но даже во сне я понимаю, что это неправда. Она чужая теперь, и это даже к Вэлу отношения не имеет.
Совершаю вдох и чувствую боль, будто втянул мелкую стеклянную крошку.
Я так не хотел!
Смотрю на нее и понимаю, что она меня боится, реально боится. Да и я сам уже себя боюсь…
Я бы так с ней не поступил. Не поступил бы!
Доказываю это себе, внушаю, только вот после драки кулаками не машут. А я чет все пытаюсь…
Мудак.
Внутри все в узел завязывается. От боли, от стыда, от злости. Сейчас я злюсь на себя, но десять минут назад меня разрывало от дикой, неконтролируемой ярости, направленной на Майю.
Я вот на нее злился. Горько усмехаюсь, снова фокусируясь на Майе. Маленькой, зашуганной, плачущей. Идиот.
Четыре года прошло, а меня все еще бомбит. Ревность адская. Неконтролируемая. Убивающая. Она меня в мясо раздирает. Убивает день за днем. Прошлое все еще в моих мыслях. Оно все еще у меня за спиной, тяжело дышит, прямо в затылок. Я чувствую это и злюсь. Срываюсь. Не могу нормально жить. Только через боль и ярость.
Она меня предала тогда. Имела право после всего, наверное. Имела. Но это лишь рациональная часть меня понимает, а та, которой владеют эмоции, готова на куски рвать.
У меня в глазах темнеет периодами, когда я думаю о том, что он с ней. Сейчас с ней и тогда тоже, возможно, был с ней. Она позволила. Она ему позволила. Она ему себя отдала!
Вдох-выдох. Снова и снова, чтобы прийти в себя. Я снова на краю.
Прикусываю внутреннюю сторону щеки, совершаю глубокий вдох, пытаясь вернуть себя в нормальное состояние. Получается лишь тогда, когда воспоминаю, что минуты назад я на серьезных щах мог ее изнасиловать. Хочется подобрать какое-то другое слово, но я выбираю правду.
Я злился. Я себя не контролировал. Я хотел сделать ей больно. Я хотел, чтобы она чувствовала все, что чувствую я. Потерю. Одиночество. Ярость. Бессилие.
Я ее хочу. Любую. Плевать на все. На прошлое, на настоящее. С кем она и где, мне по*уй. Сейчас так, но моментами, как минуты назад, я удавить ее готов. И себя заодно.
Пульс шкалит. Хочется курить. Тянусь за пачкой, но останавливаю себя. Прокручиваю в голове все, что наговорил Майе в порыве своего еб*йшего отъезда мозга, и снова смотрю на нее. Она пытается собрать полы рубашки на груди, просит уйти, а я пошевелиться не могу. Прирос.
Но лучше бы ушел.
Когда открывается дверь и появляется Кудяков, напрягаюсь. У него на роже улыбка — первые секунды. Он ведь за Майей приехал. Зашел весь такой позитивный, зашел и замер.
Чувствую какое-то гадкое удовлетворение. Ситуация повторяется, но наоборот. Встречаемся с Вэлом взглядами, и я вижу, что он понимает, думает о том же. Злится. Жду, что кинется, что захочет разбить мне морду, у него же башку сносит от всего этого пи*деца, вижу это. Но он стискивает зубы и переводит взгляд на Майю. Она всхлипывает, поднимает голову, смотрит на него. Я жду взрыв. Жду его ярости. А он, он снимает с себя куртку и накидывает ее Майе на плечи. Касается ее щеки, садится рядом, обнимает. Что-то говорит совсем тихо и гладит. Гладит по волосам, по спине, продолжая что-то ей шептать.
Не обвиняет ее, не бросается на меня с кулаками, не эмоционирует вообще. Я помню другого Кудякова. Совсем…
А у меня только притихшая буря ревности снова раздувается ветром эмоций. Эмоций оттого, что я вижу сейчас.
Он выбирает ее. Не свою злость и уязвленность, не желание кинуться в драку, а ее. Майю.
Это выносит окончательно. Вытаскиваю сигареты. Прикуриваю и затягиваюсь.
Майя
Обхватываю горячую кружку кофе ладонями и наблюдаю за тем, как Вэл собирает себе бутерброд. Все это происходит в звенящей тишине. За окном уже рассвело: и мне, и Кудякову давно пора выйти из квартиры и поехать по своим делам, но мы не торопимся. Скорее, наоборот, сильно замедлились. Делаем какие-то обыденные утренние вещи на автомате, обоюдно стараясь не сталкиваться друг с другом взглядами.
Вчера Вэл привез меня к себе. Привез, не спрашивая моего мнения, хотя в том подавленном состоянии мне было все равно, куда ехать.
Он злился. Я это видела и чувствовала себя виноватой. Салон машины, как только мы там оказались, переполнился этой яростью, хоть внешне Вэл и оставался спокоен.
Он ни разу не повысил голос, не обвинил меня, нет. Напротив, проявил понимание и сделал упор на том, что это Мейхер во всем виноват. Хоть самому Вэлу произошедшее было и неприятно, он словно на подсознании старался меня выгородить, но сама я оправдывать себя не стала.
Арс, конечно, перешел черту, но я ведь могла сразу его оттолкнуть. Могла, но почему-то не сделала этого. Был ли это страх или я его себе придумала? Ну, вроде как сочинила, чтобы оправдаться за слабость перед самой собой в первую очередь. Придумала вот такую вот отмазку: потому что неправильно спустя четыре года продолжать что-то чувствовать к человеку. Что-то кроме ненависти. А вчера, вчера это стало так очевидно, что под ненавистью, злостью, страхами до сих пор скрывается что-то теплое и светлое.
Это испугало даже сильнее, чем пальцы Арса на моей шее. Больше, чем все те проклятые болезненные воспоминания из прошлого. Это же самый настоящий кошмар наяву.
Все словно повторилось в какой-то извращенной форме. Мы снова попали в эту ловушку втроем, только теперь путь к выходу из нее в разы труднее.
На кухне что-то падает, возвращая меня из мыслей на бренную землю. Поворачиваю голову. Вэл уронил кружку в раковину, и она разбилась.
— Блин, — Вэл морщится и выдвигает ящик, где лежит аптечка. Вытаскивает пластырь.
Отмираю, соскальзываю с барного стула и подхожу к нему.
— Я помогу, — забираю пластырь.
Большой палец на его правой руке все еще кровит.
— Промыть нужно.
Открываю кран, а Вэл тянет руку под струю воды.
Пока шумит вода, откупориваю полоску пластыря, после чего обматываю его вокруг раненого пальца.
— Готово, — тру нос и, наверное, впервые за это утро сталкиваюсь с Вэлом взглядами.
Мы не то чтобы поругались вчера, просто я находилась в каком-то вакууме после случившегося. Ушла в себя. Анализировала. И совсем забыла, что не одна здесь. Тогда еще подумалось, что мне лучше было бы у себя дома в такой момент, а в итоге не просто подумалось, но и озвучилось. Неосознанно.
Вэл кивнул, надел куртку и ушел. Его несколько часов не было, правда, поначалу я его отсутствия даже не заметила, а потом, потом началась паника. Мы оказались на грани серьезной ссоры, а может быть, уже в нее погрузились. Как такое было возможно вообще? Мы же даже не ругались никогда за все три года общения. Совсем. А тут вот…
Я стала ему звонить, а он оставил телефон на кухне. Вот на этой самой барной стойке, за которой я сидела минуты назад.
— Спасибо, — Вэл бегает взглядом по моему лицу, сжимает пальцами непораненной руки мое запястье и поджимает губы. — Я вчера перегнул, прости.
— Все нормально, — пытаюсь улыбнуться, но выходит криво. — Я тебе звонила, — вздыхаю.
— Я видел, когда пришел. Двадцать пропущенных. Прости, я свалил, потому что не хотел скатываться в банальный скандал. Вчера и так этого дерьма хватило.
— Я понимаю и не злюсь. Правда. Ты меня тоже прости, — смотрю ему в глаза и вижу там свое отражение. Такое маленькое, лживое и никчемное. — О чем вы говорили? — перехожу на шепот, прижимая раскрытую ладонь Вэлу к груди.
Он ведь так и не рассказал мне вчера, что было на улице. Только вот после этого разговора с Мейхером вернулся Кудяков взвинченный и раздраженный. Наверное, поэтому и повез меня к себе, нечего не спросив. Просто на автомате. Просто в своих мыслях.
— Не бери в голову, Май. Арс все понял и больше рядом с тобой не появится. Я уверен.
— Хорошо, — киваю, а сама, если честно, не понимаю, хорошо это или нет. Хочу я этого или нет… Кажется, я схожу с ума.
— Мир? — Вэл протягивает мне мизинчик.
Смеюсь и зацепляю его за свой.
— А мы разве ругались? — приподнимаю бровь.
Вэл мотает головой. Смотрит на меня каким-то дичайшим взглядом и, сократив расстояние между нами до пары миллиметров, рывком усаживает меня на столешницу. Ойкаю, а его губы уже накрывают мои в требовательном поцелуе. В поцелуе, не терпящем возражений. Собственническом.
Чувствую его пальцы, а потом и всю ладонь, обхватывающую мою щеку.
Он смотрит мне в глаза, оторвавшись от губ, и я вижу, как темнеют его радужки.
— Почему ты не сказала, что он в городе? Зачем он приходил? — Вэл переходит на шепот, и мне становится не по себе. Тело покрывается колкими мурашками. Передергивает. Хочется себя обнять, крепко-крепко, а лучше спрятаться.