Не пара

Глава 1. Девчонка, что кому угодно надерёт задницу

— О, чёрт!

Взгляд зацепился за мужчину у бара, и я замерла посреди танцпола.

Неудачное время я выбрала сходить за коктейлями!

Он сидел, облокотившись локтями на стойку и делал вид будто занят напитком в стакане, но что-то мне подсказывало, что Ренат Алескеров здесь по мою душу. Ту самую, что уже трусливо направилась к пяткам.

Твою мать! Долго же мы не виделись. Года два? С того дня, когда я его жёстко продинамила. А он ведь, не побоюсь этого дурацкого слова, ухаживал. Красиво. Щедро. Изысканно. И, конечно, был оскорблён в лучших чувствах. Когда узнал, что я несвободна и вовсе не собираюсь из-за него расставаться с Верейским.

И какого хрена Ирка потащила нас с Евкой в клуб именно сегодня?

Какого хрена я сама потащилась вниз к бару со второго этажа? Сидела бы там на уютном низком диванчике, ждала, когда нерасторопная официантка, наконец, поднимет свою задницу и примет заказ. Нет же, проявила инициативу на свою голову.

И что в итоге? В итоге я, Юлия Пашутина, единственная дочь неприлично богатенького папочки, девчонка, которая сама кому угодно надерёт задницу, топчусь в нерешительности и пялюсь на словно выточенное из мрамора лицо господина Алескерова, серьёзно подумывая сбежать.

Его римскому профилю и правда позавидовали бы античные статуи, да что там, сами олимпийские боги, коварные и беспощадные. Исходящие от него сила и власть даже в дорогом клубе, куда ходят люди непростые, словно создавали вокруг поле, в которое никто не смел вторгаться. Даже у стойки в переполненном клубе он сидел один, а остальные желающие промочить горло толкались с другой стороны бара, где суетится бармен.

Если бы у Снежной Королевы был мужик, то честное слово, это был бы Ренат Алескеров. Ледяной Король. Высокий, стройный, жгучий брюнет с пронзительно-голубыми льдистно-холодными и нереально красивыми глазами. Высокомерный, презрительный, жестокий и при этом такой весь сладенький. Этой злой сучке с недотрахом точно понравился бы. И она не воровала бы детишек, разъезжая в холодных санках, а не вылезала с ним из постели.

Но я не Снежная Королева. И красота его была для меня приторной, и характер — говно. И вообще ну его на хрен! Мне и так в последние время хватает неприятностей. Только Алескерова осталось добавить до кучи. К разбитой машине, что теперь недели две будет в ремонте. Просроченной поставке сырья, отчего самая продаваемая линия увлажняющей косметики встала. И очередному токсичному высеру в комментариях на YouTube-канале и в Instagram заодно, что мы уже столько лет с Пашкой вместе, а всё не поженимся. Отец ещё как назло укатил в Нью-Йорк. Он бы и с поставщиками разобрался, и договорился, чтобы машину отремонтировали побыстрее. А на этих макак, свернувших всю кровь злобными вбросами мне давно пора научиться не обращать внимания. Но ведь настроение всё равно испортили…

— Сучки! — буркнув себе под нос, я развернулась, чтобы сбежать.

И упёрлась в широкую мужскую грудь.

— Далеко собралась, маленькая?

— Маленькая?! — фыркнула я, и неважно, что на самом деле пришлось задрать голову, чтобы на него посмотреть, и что прозвучало этос лёгким акцентом и даже ласково, малэнькая. Ибо не хрен! — Ты ничего не попутал?

— Ничего, — посмотрел он на меня сверху вниз и слегка улыбнулся.

И где-то в этот момент, а может чуть раньше, когда мой взгляд упёрся в тёмную бездну его глаз, я вдруг почувствовала то, что в данной ситуации никак не должна была почувствовать. Что я падаю, стремительно проваливаюсь в эту самую бездну и лечу, ещё не соображая, что происходит. Но уже безошибочно понимая: всё, что в эти доли секунды я успела увидеть, оценить, ощутить, вдохнуть и услышать мне… нравится.

Нет, мне не просто нравится, я в полном ахуе от него. От накачанной груди под расстёгнутой на пару пуговиц рубашкой, от мощной красивой шеи с выпирающим кадыком, жёсткой щетины, пухлых чувственных губ, впалых щёк, прямого носа, хищно раздувающихся ноздрей, хмурой складки между густых бровей и вьющихся тёмных волос, что он поправил назад, когда одна упрямая прядь упала на лоб…

Да что там! Я почти потекла. От этой руки, что теперь легла на моё плечо. От всей его грубой мужественности и возмутительной сексуальности, в которой я чуть не задохнулась, потому что забыла дышать — настолько всё это собранное воедино вызывало единственно желание — трахнуть его прямо здесь и сейчас.

Иначе этот тугой комок внизу моего живота никогда не развяжется. И томительное желание прижаться к его плоскому животу, обнять ногами его узкие бёдра, вцепиться ногтями в плечи и почувствовать в себе на всю возможную глубину отодвинуло на задний план все другие чувства. Я даже забыла, что хотела ему сказать. Кроме «Чувак, я хочу тебя!» 

— Пойдём, маленькая, — легонько сжал он моё плечо, заставил развернуться и сказал шёпотом в спину, обжигая шею горячим дыханием: — Тебя ждут.

«Меня?..»

Но немой вопрос застыл на губах — от барной стойки нас буравил леденящим взглядом Ренат Алескеров. И то, что секс-машина позади меня — его собственность, не вызывало никаких сомнений.

 Дорогие мои! 

Для тех, кто не в курсе, не читает историю "Всё начинается со лжи" и аннотации, уточню: это САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ, но написана как приквел к истории "Всё начинается со лжи". То есть события ДО событий в следующей книге, рассказанные от лица другого персонажа.

Всё, что только упомянуто там, рассказано здесь. И всё, что только начнётся здесь, продолжится там. Но что происходит, будет понятно в любом случае - в каждой книге своя сюжетная линия.

Предупреждаю: нецензурно (то есть с матом), местами слишком откровенно, иногда жёстко. Простите, если на меня не похоже, но не настаиваю - можно не читать.

Что ещё?  По хронологии эта история началась за две недели до событий в книге "Всё начинается со лжи". А если быть ещё точнее, то за два года до них.

Глава 2. Девчонка, что всегда решает сама

— Юлия, — кивнул Алескеров на стул рядом с собой, улыбаясь как удав, готовый вот-вот заглотить добычу. Если бы удавы, конечно, умели улыбаться. И хмыкнул. Когда я, конечно, отказалась. — Спасибо, Камиль!

— М-м-м, значит, Камиль?! — смерила я незнакомца плотоядным взглядом. А потом только растянула губы в улыбку, повернувшись к его хозяину: — Ренат! Какая неожиданная встреча.

— Действительно неожиданная, — усмехнулся Алескеров.

— Как ты, Ренатик?

Я махнула бармену, изо всех сил стараясь держать лицо.

— Лучше всех, дерзкая моя, — он повернулся к подошедшему бармену. — Заказ девушки на мой счёт.

— Мне Лонг-Айленд, водку с арбузом и верблюжье молоко, — выдохнула я.

— Вам? — кивнул ему бармен.

— То же самое, — показал Ренат на пустой стакан из-под виски.

Твою же мать! В такт музыке я нервно постукивала пальцами по стойке, прекрасно понимая, что «Спасибо!» и «До свидания!» я, конечно, не отделаюсь. Но хорошая мина при плохой игре — мой конёк. И я беззаботно улыбалась, в упор разглядывая Камиля.

— И давно ты обзавёлся… — оценила я глазами длину шеи, ширину плеч под чёрной рубашкой, объём бицепсов и тяжесть взгляда, которым он меня сверлил, подбирая слово, чтобы зацепить их обоих. Холуём?

— Телохранителем? — опередил меня Алескеров, проследив как мой пытливый взгляд прошёлся по животу Камиля и остановился на гульфике. — Давно. Почти сразу после того, как ты сбежала, любопытная моя. Два с лишним года назад.

— Мн-н-н, как время-то летит, — неискренне удивилась я. — Значит, уже два года прошло?

— У тебя, я вижу, не многое изменилось, — кивнул он на мою руку. А точнее, на отсутствие на ней обручального кольца.

И этот туда же! Сволочь!  

— Многое, Ренат, на самом деле очень многое, — натянуто улыбнулась я.

И хотела добавить: и не мечтай! Но бармен поставил на стойку наши напитки. Последним из белой пластиковой бутылки, украшенной коричневой этикеткой с верблюдом, налил стакан молока.

Я подхватила молоко, а Камиль взял остальные напитки.

— Сама же ты всё не унесёшь, — следом встал Алескеров. — Так мы поможем.

Словно клетка за глупой мышкой захлопнулась со щелчком — такой для меня раздался звук. И вопрос, что до этого не пришёл мне в голову: откуда он знал, что я здесь буду, вдруг выплыл со всей очевидностью ответа, когда Ирка глупо захихикала при нашем появлении.

— Ты, сучка, меня подставила что ли? — зашипела я ей в ухо, когда Алескеров пошёл проводить почти сразу засобиравшуюся домой Еву.

Пару дней назад она призналась, что беременна, и на самом деле не хотела с нами идти, ныла, что плохо себя чувствует. Конечно, мы не стали её держать.

А Камиль остался. И словно прожигал во мне дыру своим чёрным как адова задница взглядом, не отводил его ни на секунду, словно я могу взять и просто так исчезнуть.

— Я думала ты выбралась потусить ради Евки, — злилась я шёпотом, — а ты намеренно меня сюда притащила?

— Да никуда я тебя не тащила. Чо ты начинаешь, Юль, — вяло отбивалась Ирка. — Да, он спросил, я без задней мысли и ляпнула, что завтра попрёмся в клубешник.

— Когда спросил? Где, мать твою?

— Вчера. На премьере в «Синемании». Ты же не пошла, а я звала.

— Павел улетел по делам. А я не хотела идти без него.

Да, я не хотела, чтобы жужжали, что опять я одна.

 — А там, кстати, его Лизка была. За ручку с Амином. Ты вообще в курсе, что они помолвлены?

— Сестра Верейского с этим ботаником?! — выпучила я глаза.

— Ну, ботаник не ботаник, а, это он теперь владелец «Синемании». Ну и понятно, что Ренат там был. Они же типа с одного аула.

— Сама ты с аула, Ира. Давай пей! — подвинула я ей коктейль, покосившись на Камиля. — Даром я что ли к бару таскалась.

Ирка припала к трубочке как лошадь к поилке. Шумно выдохнула.

— Пошли танцевать! — потянула меня за руку.

— Пошли! — на ходу подхватила я за руку Камиля. Ну, он бы и так, конечно, пошёл. Но мне больше нравится, когда я сама решаю кого танцую.

Подняв руки вверх, я покачивала перед ним бёдрами. Выписывая круги, тёрлась о его каменную задницу. Он и весь был словно вытесан из камня. Стоял истуканом посреди танцпола и всё так же топил меня в омуте своих глаз, да иногда выставлял в сторону руку, чтобы оградить от какого-нибудь не на шутку рьяно потрясывающего телесами недоумка. Словно он мой телохранитель. И я понимала, что именно это и входило сейчас в его задачу: следить, чтобы я не сбежала. Но, блин, как же это было приятно. Когда красивый сильный мужик только что пылинки с тебя не сдувает.

— Танцевать совсем не умеешь? — подначивала я.

— Научишь? — и не думал смущаться он.

Голос ди-джея захрипел в динамиках, объявляя медленную композицию. Народ радостно заулюлюкал. Я положила руки Камилю на шею.

— Научу. Всё просто. Кладёшь руки мне на талию…

Я сглотнула, когда две горячих ладони легли на спину и пару секунд не могла говорить, вдыхая его запах. Обжигающе мужской. Терпкий. Древесный. Першащий в горле. Он пах догорающим костром, что ещё не затух. Кожаным седлом. Убранным за спину колчаном с окровавленными стрелами. Удачной охотой. Убитым оленем, притороченным к седлу, чья голова с застывшими глазами мерно покачивалась в такт виляющей крупом лошади. И словно эти ещё живые оленьи глаза сейчас влажно блестели мне в мелькающих цветных огнях и сводили с ума.

Со мной такое было лишь однажды. Шесть лет назад. Когда вот так же на восемнадцатилетние меня повёл танцевать Верейский. И глядя на облака, что плыли в его дымчато-голубых, как мои глупые мечты глазах, я решила, что хочу принадлежать ему. Во что бы то ни стало. Хочу одна отражаться в их глубине. Одна мерцающей звездой сиять на его небосклоне. Как наивное озерцо, зажатое в тиски гор, я одна хотела отражать это серое небо в его глазах. Одна. Глупенькая, хотела объять необъятное.  

Глава 3. Девчонка, играющая с огнём

Алескеров… злился.

Стоя у стеклянного ограждения на втором этаже, он нервно засунул руки в карманы.

Ах, как сверкают его глаза! Как играют желваки!

— Ты играешь с огнём, девочка!

Нет, он бы сказал: моя девочка. Но какая мне разница что бы он сказал.

— Я не кусаюсь, — запустила я руку в густые влажные от пота волосы Камиля и прижалась плотнее, разворачивая его так, чтобы Алескеров видел, как близко мы друг к другу. Как тесно переплетены наши тела. Как часто, отрывисто, в такт вздымаются наши грудные клетки.

Зачем? Затем, чтобы знал: я с тем, с кем хочу. А не с тем, кто хочет меня.

Разгорячённая этими мыслями, и близостью будоражащего воображение мужского тела, я потянулась к его губам, красиво, ярко очерченным, словно зацелованным или обиженно припухшим. И замерла, ощущая на своём лице его горячее дыхание.

Но как бы Камиль не был взволнован, как бы жёстко не упирался в меня его пах, его плотно сомкнутые чувственные губы не разжались для поцелуя, замерев в паре миллиметров от моих.

«Нет?!» — слегка отодвинулась я, чтобы на него посмотреть.

Ах ты гад! Я тут вокруг него ужом. Практически на полпути к оргазму, ёрзая по его ширинке, а он не снизошёл даже до поцелуя?

Я отпустила руки, оттолкнулась от него и ушла, хотя мелодия ещё не закончилась. И почти дошла до лестницы, когда меня перехватила Ирка.

— Поехали домой? — зашептала в ухо.

Она пропустила медленный танец, но сейчас тащила меня к туалетам.

 — Ты что пьяная? — оттолкнула я её, когда дверь за нами закрылась. — Мы же только пришли. Ладно эта беременная свалила от греха подальше, хер с ней. А ты какого хрена сдулась?

— Не нравится мне всё это, — разглядывала она себя в зеркале.

— Ну тебе не нравится, вали. А мне всё нравится.

— Что именно тебе нравится, Юль? — развернулась она и упёрлась задницей в раковину. — Как он скрипит зубами? Как испепеляет тебя взглядом?   

Ну, по сравнению с тем как в последнее время смотрит на меня Верейский: как на опостылевшую картину на стене — да, мне нравится. Когда у мужика как у быка пар из ноздрей. Когда глаза наливаются кровью.

— Не лезь на рожон, а? — не сдавалась Ирка. — Если сами не отпустят, давай дадим бармену бабок, он нас проведёт через кухню. В пизду всё это. Алескеров тебя явно не простил, что ты его прошлый раз кинула. И он ведь добьётся своего. Такие как он не прощают.

— Чего? — засмеялась я. — Ты думаешь я этого боюсь?  Того, что он добьётся?

— Да знаю я, знаю, что ты ни хуя не боишься. Но ты не просто сбежала, Юль. Ты же его оскорбила.

— Я?! Да что я такого ему сказала? Что для белых девочек зашквар спать с «чёрными»? — усмехнулась я. — Так я для того и ляпнула, чтобы его задеть. Чтобы не вёл себя, сука, со мной как хозяин. Потому что я не его собственность. Никто не смеет мной командовать, поняла! Я даже Верейскому не позволяю. А он для меня — всё!

— Всё?! — фыркнула она. — И где он, твой Верейский? Базара нет, вы живёте вместе, но вы живёте как брат с сестрой. Каждый сам по себе. Ты таскаешься невесть с кем. Он постоянно в командировках. Вы вообще хоть спите?

— А ты права, — смерила я её взглядом. — Тебе и правда пора. Вали-ка ты домой, Ира!

Я хлопнула за собой дверью кабинки. И прижалась к холодной стене спиной.

Да, у нас в последнее время всё как-то… никак, но не хватало ещё, чтобы лучшая подруга мне тыкала этим в лицо. Я сама с этим разберусь.

Я со всем разберусь сама! Даже с тем, что просто так меня Алескеров не отпустит. Конечно, я понимаю, что просто из этого клуба не уйти. Что Ренат обижен. Что его ущемлённое эго требует сатисфакции. И фигура Камиля, замершая у входа в женский туалет — стала наглядным тому подтверждением.

— Меня ждёшь? — усмехнулась я, пытаясь сфокусировать взгляд на этой фигуре что словно заслоняла свет, может, поэтому и расплывалась. — А Ирка где?

— Ушла, — равнодушно пожал он плечами.

— Вот сучка! — махнула я рукой. Но словно рука у меня стала слишком тяжёлой, а тело пустым и лёгким, неожиданно покачнулась от этого простого движения.

Странно, я же почти не пила. Какого хрена меня штормит?   

И я думала, что меня подхватит Камиль, но меня поймали другие мужские руки.   

— Он делает только то, что я ему говорю, непокорная моя, — шептали другие губы. И запах другого сильного тела давил, душил, подавлял.

— Отпусти, — процедила я сквозь зубы, когда мы снова вышли в зал.

Вырвалась. Забежала наверх по лестнице. И остановилась перед пустым столиком. 

Недопитый Иркин коктейль. Пустой диван, где до этого лежала её куртка. И явно специально для меня на столе ещё водка, соль, лимон.

— Водка намного приятнее идёт с солью и лимоном, чем текила, — отрекомендовал Алескеров, не спеша поднявшись вслед за мной. — И намного вкуснее с лимоном, чем с арбузом.

Глава 4. Девчонка, которую отымели

Я потянулась и приоткрыла один глаз.

 — Бляцкое утро!

Солнце пробивалось сквозь щели в плотных шторах. Пахло уборкой. Домработница уже ушла?  На стуле лежала аккуратно сложенная одежда.

Всё тело болело как после хорошей тренировки.

И то, что меня отымели — и к гадалке не ходи.

«Надеюсь, на этом ты успокоишься, мой обиженный голубоглазый гад?» — села я на кровати и скривилась.

Отымели — слабо сказано. Похоже меня выебли как дворовую кошку во все отверстия моего тела. Даже во рту, кажется, до сих пор был гадкий привкус чужого члена.

— Ну что? Пиздец! — уставилась я на себя в зеркало ванной.

Синяки на руках. Засосы на шее. Бля-я-ядь, укус на плече. Супер!

Но главное — я жива. Почему-то эта мысль не показалась мне абсурдной. И хоть ни мыло, ни шампунь, ни горячая вода не могли смыть мой позор, я как полоумная тёрлась мочалкой и три раза почистила зубы.

Странно только, что я ничего не помню.

Намазывая тост маслом и пролистывая ленту сообщений в телефоне именно это меня сейчас беспокоило больше всего: почему… я… абсолютно… ничего не помню? Ни что было, ни где, ни как. Как я добралась до дому? Кто меня раздел и уложил?

Ничего.

Телефон ожил звонком. Я вздрогнула и… болезненно скривилась.

— О, нет! Паш, прости, но я не могу с тобой сейчас говорить, — смотрела я на экран. — Не могу даже пачкать твоё имя своим грязным ртом. Прости!

Я закрыла рукой глаза, когда он отключился.

Всякое было, чего уж там! Я не первый раз в жизни ему изменила. Но тогда было другое. Тогда я скорее от отчаяния, потому что он ушёл. А чтобы вот так… от всей души. Он не заслужил. 

Но к чёрту это!

Я дожевала бутерброд. Допила одним глотком чай. Запахнула поплотнее халат, наброшенный после душа на голое тело. Замазала чёртовы засосы. Надо работать.

 Усевшись перед камерой ноутбука, я поставила перед собой баночку «волшебного» крема.

— Привет, мои дорогие! Не пугайтесь, это я. В общем, девчонки, если вдруг вы вчера тоже неплохо погуляли. И утром встали вот с такой же обезвоженной кожей, я покажу вам одно отличное средство. И вы наглядно сможете увидеть, что оно работает.

 Глядя в зеркало, прямо перед камерой я нанесла на одну половинку лица крем. Приблизила лицо к экрану. И отключила запись. Здесь потом будет монтаж и реклама. А пока полчасика, пока крем начнёт работать, можно потратить на звонки.

— Саш, есть новости? — набрала я своего директора и чуть не подпрыгнула от радости. — Что серьёзно? Удалось договориться с японцами? Да и срать тогда на этих ленивых евро-засранцев, что только похвалялись качеством сырья, а в итоге сорвали поставку. Да, пусть юристы выбивают с них бабки и разрывают контракт. Мы с ними больше не будем работать, пусть хоть в три раза снижают цены… — я глянула на часы, потом в зеркало. — Саш, давай, увидимся в офисе.

— Ну что, дорогие мои, видите разницу? — наглядно демонстрировала я в камеру эффект «призрачного гриба» спарассиса. — Все мимические морщинки, что появились от обезвоживания разгладились. А ещё и полчаса не прошло. А всё почему? Потому что… правильно! Бета-глюкан! Ну а я сейчас намажу вторую половину лица и сегодня ещё покажу вам как ни в коем случае нельзя наносить консилер. Скажу вам честно, я и сама совсем недавно так делала. «Да все так делают!» — скажите вы, но… оказывается не все.

Мои последние слова испортил звонок в дверь.

— Да твою же мать! — выругалась я, отключив камеру и поспешно домазав крем.

И, конечно, широко распахнула входную дверь.

— Привет! — он подпирал плечом дверной косяк.

— Камиль?! — застыла я.

Сердце пропустило удар.

Камиль!           

Глава 5. Девчонка, которую отымели снова. Но этот раз она запомнила

Он сверлил меня взглядом исподлобья.

Просто пожирал глазами. И прежде чем я что-то успела сказать, дёрнул на себя и впился в губы.

Впился, подхватил на руки и пнул изнутри дверь. Та захлопнулась с громким стуком. Вот только я этого уже не слышала. Я слышала только его дыхание, жадное, горячее, шумное. Как упала на пол куртка. Как мы врезались в одну стену, что-то уронив по дороге. Потом в другую, где я потеряла полотенце. Скрученные в узел влажные волосы рассыпались по плечам.

Его рука легла на грудь и сжала сосок сквозь тонкую ткань халата, когда он посадил меня на широкий подоконник в кухне.

Я не сняла, сорвала с него рубашку. И едва дождавшись, когда чёртов халат тоже окажется на полу, прижалась к горячей, рельефной, покрытой мягкими густыми волосами груди.

Его трясло от возбуждения. Меня трясло от его близости. И всё, что я могла сейчас сказать, это «А-а-А!» и откинуть голову к стеклу, когда его губы, оставив дорожку влажных, сочных поцелуев, спустились к груди и теперь терзали сосок. Горячий пульсирующий сосок, что стал твёрдым и чувствительным. Он сжал его пальцами, пока целовал второй. А потом, оставив целое шоссе поцелуев на животе, засунул своё лицо между моих ног.

— О, боже! — выгнулась я ему на встречу. — Только не останавливайся! Чёрт!

В жизни не слышала таких звуков! Но как же мне нравилось! Как он чавкал, чмокал, хлюпал, словно ничего вкуснее в жизни не пробовал. Как ласкал и посасывал клитор. Как дерзко толчками вторгался вглубь меня его настойчивый язык. И как мягко, влажно и глубоко меня заглатывали его губы. Его потрясающие пухлые горячие сумасшедшие губы.

— Чёрт! — звезданулась я со всей силы головой в стекло. И ничего не хотела сейчас больше, чем, чтобы эта предоргазменная пытка уже закончилась. Или он дотрахает меня сейчас языком или… — Да!

Он сам избавился от брюк, спустив их до коленей.

Ну, здравствуй, господин Великолепный Член!

Входи, не стесняйся! Глубже!

О, да, господин Потрясающий Член!

Я знаю, ты здесь, чтобы довести меня до изнеможения. До исступления. До сумасшествия. Вгоняй! Вгоняй!!! Глубокими, резкими толчками вгоняя меня в долги перед природой за то, что создала тебя таким. За то, что острым концом влажной горячей головки ты проходишься по клитору, размазывая влагу, и я хриплю, изнемогая от желания. За то, что чувствую эту дрожь.

Мелкую вибрирующую всепоглощающую дрожь, когда одной рукой Камиль упёрся в стекло, а вторую просунул под мои ягодицы, и входил всё резче, всё быстрее, всё… Всё!

— А-а-а-а-ах-х-х!!! — прохрипела я.

Выгнулась и… полетела. Как пёрышко, что подхватило ветерком.

Лёгкая, гибкая, невесомая, я парила сейчас где-то над этой кухней, над домом, городом, над землёй. Нет, я и сама была сейчас как летящая в пространстве миров Земля. И судороги внутри меня, что сжимали его ещё напряжённый пенис казались землятрясением. Подземными толчками, что вызывают цунами, ураганы и сдвиги тектонических плит.

— Ты супер, маленькая! — подхватил он меня за шею, награждая благодарным поцелуем.

— Ты тоже, детка! — повисла я у него на шее, вдруг осознав, как мало нам понадобилось слов, но как много мы друг другу сказали.

Что он весь мокрый. И у меня по груди стекает капля пота. А ещё, что у меня по ногам стекает его семя.

— Кто из вас трахнул меня в задницу? — стоя под тёплыми струями душа, смотрела я в его глаза. Да и стояла, покачиваясь, только благодаря его рукам.

— Умоляю, не спрашивай меня ни о чём, — прижался он губами к моему виску.

Но я отклонилась.

— Всё было настолько плохо?

Он покачал головой и закрыл глаза. Стёр воду с лица. Откинул рукой назад мокрые волосы. И прижал меня к себе.

— Не спрашивай! Я всё равно ничего тебе не скажу.

— Зачем же ты пришёл?

— Отвезти тебя кое-куда, — испепелял он меня тёмным взглядом. — А ещё потому…

Я упёрлась руками в его грудь, пытаясь освободиться.

Но он не позволил.

— …потому что теперь схожу по тебе с ума. Ты как наркотик, — провёл он рукой по спине и подхватил, поднял меня за ягодицы, заставив обхватить его ногами. — Ты даже хуже. С такой иглы не слезешь. Как неизлечимая болезнь. И я уже болен. Я уже труп.

— М-н-н-н, — пропустила я его возбуждённый член перед собой и потёрлась о головку. — Ну если ты умрёшь так, то, пожалуй, я оставлю тебя себе.

Он не ответил, прижал к мокрой стене.

Да и я не хотела говорить. И слушать его — тоже. И думать ни о чём не хотела. Особенно о том куда он должен меня отвезти и зачем. Я хотела только насаживаться на этот здоровый эталонный член, и… улетать лёгким пёрышком в бесконечность.

Глава 6. Тот, что подкрался незаметно

Он небрежно махнул рукой, чтобы Камиль остался за дверью. И в красивой гостиной, отделанной в восточном стиле мы остались одни.

Среди витых деревянных колон, соединённых поверху декоративными решётками, напольных подушек, бахромы, золота и пёстрых ковров Ренат Алескеров, как в броню закованный в строгий костюм и белоснежную рубашку, казался чем-то чужеродным. А уж я в своей чёрной водолазке и подавно.     

— Спасибо, что приехала, — он предложил заваленный подушками диван, но я предпочла стоять.

— Можно подумать, у меня был выбор, — хмыкнула я и уставилась в окно. Пусть мне лучше режет глаза от бликов на воде, что оставляло весеннее солнце, отражаясь в реке, чем от всего этого тошнотворного «великолепия».

— Выбор у тебя был. Но не вчера, — встал он рядом. И тоже уставился на город, что во всей красоте золотых куполов, старых крыш и современных высоток открывался с высоты квартиры.

— А вчера мы были здесь? — не хотела я возвращаться в те «два года назад», на которые он намекал. Да, я поступила с ним плохо. Да, играла как кошка с мышкой. Дала надежду и жёстко обломила. Но ты уже меня поимел. Отомстил. Так расслабься, мальчик!

— Да, — кивнул он и показал наверх, — только на мансардном этаже. Там более современные интерьеры, бассейн.

— И что даже не спросишь: почему я этого не помню? — усмехнулась я.

— Нет, но освежу тебе память, — он протянул тонкий ноутбук, открыл, включил запись.

Пиздец! Вот, пожалуй, и всё, что я могла сейчас сказать. Подавила в себе желание тут же захлопнуть крышку. И отвернуться. Ведь Ренат, наверняка, именно этого и ждал. Только нервно сглотнула и стиснула зубы, глядя на экран.

Да, интерьер на том этаже действительно был современный. Огромная кровать. Чёрный шёлк. Зеркала. А ещё правильно, профессионально выставленный свет. В нём так ярко белела обнажённая блестящая от пота кожа трёх вдохновенно тра… нет! определённо занимающихся любовью людей.

Великолепная операторская работа! Вышло даже красиво. Лиц парней, правда, толком не разглядеть — только щетина. Да тела: стоящие колом хера, упругие ягодицы, бугрящиеся кубиками пресса животы, играющие под атласной кожей мышцы. А вот мои татуировки — во всей красе. И не только татуировки.

— Ты сказала: трахаться с хачом зашквар, — усмехнулся Алескеров. — И как тебе с двумя хачами?

А Ирка была права: я его не просто кинула, я задела его не на шутку. И то, что я ещё и продавила эту идею как ненужную поправку к конституции, введя моду на негласное табу в своей среде — видимо, задело ещё больше. И он решил отомстить мне моим же средством, сука! Сделать заложницей собственной дрянной идеи.  

— К сожалению, ничего не могу тебе сказать. Возможно, мне даже понравилось. И я изменила своё мнение. Но, увы, ничего не помню, — посмотрела я на него в упор. — Ты неужели побоялся, что не справишься с девушкой, не накачав какой-то дурью и в одиночку?

Ждала, что он зло сверкнёт глазами. Но Алескеров лишь равнодушно хмыкнул.

— Это была твоя идея. Но у тебя будет возможность прочувствовать сполна и оценить всю прелесть того, когда тебя как последнюю суку жёстко выебут вдвоём и в рот, и в задницу, если ты не выполнишь кое-какие условия.

— Ты ещё будешь ставить мне условия? — вот теперь я захлопнула ноут. И не просто бросила, со всей силы шарахнула им об стену.

— Не просто буду, — схватил меня за шею Ренат и придавил к стене, когда осколки ноута разлетелись по полу, но он на них и внимания не обратил. — Попробуй только их не выполнить, и это видео станет вирусным. Я тебе обещаю, что в сети не останется ни одного жалкого юзера, который не увидит, как бородатые хачи заталкивали тебе в глотку члены по самые яйца, и как ты визжишь от наслаждения насаживаясь разом на два шампура.

Как же хотелось его оттолкнуть. Плюнуть в эту красивую перекошенную от ярости рожу. Но рука на моём горле давила так, что я уже едва могла дышать. И я вцепилась в неё, боясь, что он сломает мне шею.

— Чего ты хочешь? — прохрипела я.

— Всего лишь семь процентов акций «Север-Золото», — слегла ослабил он хватку.

— Но они не мои, Ренат, — судорожно хватала я воздух.

— Твоя забота сделать так, чтобы они стали моими, а остальное меня не касается, — резко убрал он руку. — У тебя три месяца. До конца июня. До собрания акционеров.

Я часто дышала, чувствуя, как кружится голова. Как качается пол под ногами. И хуже всего: понятия не имела что же мне делать.

— Мне надо больше времени.

— У тебя десять дней, чтобы придумать как, и поставить меня в известность. И твой отец либо отдаст мне эти акции, либо я сделаю в твоём теле пару дополнительных дырок и в них тоже тебя выебу. И не вздумай кому-нибудь вякнуть. Тебе всё понятно?

Единственное, что мне было понятно: пиздец подкрался незаметно.

И то, что я считала тупой ревностью обиженного мужика, было намного худшим — он меня не просто отымел, он хочет меня использовать в своих целях. И я не могу попросить помочь Верейского или отца. Если они вступятся — а они вступятся! — то это будет война, где не останется победителей. Им придётся куда хуже, чем мне. А я… уж как-нибудь справлюсь с обиженным мужиком, которому нравлюсь. По крайней мере нравилась, а значит есть шанс, что нравлюсь до сих пор.