Не проси моей любви

1

С порывом ветра над мощными крепостными стенами и кряжистыми башнями Соловецкого кремля ослепительно сверкнула молния, пухнущую в небе с утра перламутрово-черную тучу прорвало, как бурдюк под лезвием ножа, и оттуда на землю хлынули нескончаемые потоки холодной дождевой воды. В мгновение ока грунтовые дороги покрылись тонким слоем раскисшей грязи, красно-бурые воды Святого озера забурлили, пошли пузырями, купола Спасо-Преображенского собора и крыши жилых домов заблестели, точно лакированные, а когда поблизости от того места, куда загнал их природный катаклизм, послышались грозные и низкие громовые раскаты, Нора торопливо осенила себя крестным знамением и прошептала:

– Пресвятая Дева, моли сына своего за нас…

Губы стоящего рядом Германа растянула скептическая улыбка.

– Атеисты не боятся грозы? – искоса глянув на него, поинтересовалась Нора.

– Боятся. Но уповают не на Пресвятую Деву, а на громоотводы.

Сквозь залитое струями дождя оконное стекло Герман бросил взгляд в сторону кремля, и Нора догадалась, что он имеет в виду главный купол монастырского собора, увенчанный крестом. Сконфуженно фыркнув, она ткнула его локтем в бок и тут же оказалась в его объятиях. Наклонившись, Герман поцеловал ее в висок.

– Не заняться ли нам чем-нибудь предосудительным, чтобы скоротать время?

– Здесь? – ужаснулась Нора.

Они пережидали грозу в одном из пустующих бараков периода СЛОН неподалеку от лагерного кладбища – длинном одноэтажном бревенчатом здании с двускатной черепичной кровлей, растрескавшимися оконными рамами и скрипучими полами. Все здесь дышало болью, страданием, смертью. Вязкий, липнущий к коже, воздух… ядовитые испарения от стен… брр.

Неисправимый Герман обвел глазами помещение.

– Место не лучше и не хуже других.

И запустил руки ей под кофту.

В эту минуту к шуму дождя за окном добавились звуки, больше всего напоминающие скрип старых половиц, присыпанных песком, под подошвами армейских сапог. Нора открыла рот, собираясь переключить внимание Германа со своего бюстгалтера на тайны Пустого Дома – в голову пришла сумасшедшая мысль, что это призрак лагерного надзирателя совершает обход своих владений в сумеречный час, – но ей помешал чудовищный раскат грома, заставивший ее рефлекторно зажмуриться, а когда все стихло, она, открыв глаза, увидела в дверном проеме высокую широкоплечую фигуру мужчины в дождевике, с которого стекала вода.

Вода, стекающая на щербатые доски пола. Не призрак, нет.

– Герман, – промолвила Нора чуть слышно.

Он обернулся. По тому, как мгновенно изменилось его лицо – побледнело и застыло маской жреца древних языческих мистерий, – Нора догадалась, что личность гостя ему известна.

– А! – заговорил мужчина, делая шаг вперед. – Художник. Ну, здорово, художник. Как поживаешь?

– Стой где стоишь, – тихим, неестественно ровным голосом произнес Герман.

Он уже мягко отодвинул от себя Нору, подтолкнул, вынудив попятиться, и теперь стоял в той позе, в какой она уже видела его однажды: ноги на ширине плеч, колени чуть согнуты, корпус наклонен вперед. Пальцы левой руки, отведенной назад и прижатой к туловищу, сжимают рукоятку ножа, правая рука вытянута для удара.

Взгляд незнакомца медленно скользил по фигуре Германа, оценивая степень готовности. Ненадолго задержался на руке с ножом. Дрогнувшие губы, приподнявшиеся брови… Удивлен? Не ожидал, что этот парень богемной наружности окажется вооруженным? Или что он окажется не только вооруженным, но и способным пустить свое оружие в ход, судя по правильной стойке и общему хладнокровию?

– Здорово же тебя Геннадий напугал. – Человек в дождевике усмехнулся, но оставил попытки приблизиться. – Ладно, перейдем к делу. Где наследный принц?

Герман не шелохнулся, не вымолвил ни слова. Казалось, стоять так он может до завтрашнего утра.

– Не сейчас, так потом, но я доберусь до тебя, художник, и ты у меня запоешь.

– Вот когда доберешься, тогда и поглядим, – разжал губы Герман. – Проваливай, шестерка. – Молниеносным движением перехватив нож, он перешел в стойку для метания. – Иначе останешься без глаза.

С бьющимся сердцем Нора следила за развитием событий. Мыслей у нее в голове не было совершенно, только фоновое ощущение приближения Больших Проблем.

В общем и целом она представляла о чем идет речь. Несколько месяцев тому назад архитектор-дизайнер Герман Вербицкий сдал заказчику объект, над которым работал около года – интерьеры нового двухэтажного особняка в поселке Николино, принадлежащего крупному российскому предпринимателю Андрею Кольцову, – и по этому случаю там же состоялась вечеринка, плавно переходящая в оргию. На участие в оргии дизайнер не подписывался, но быстро обнаружил, что его согласие или несогласие мало кого интересует. Хозяин дома имел совершенно определенные намерения и озвучил их в присущей ему бесцеремонной манере. Герман ответил отказом. Тогда господин Кольцов, привыкший получать все что заблагорассудится по первому требованию, призвал своего личного телохранителя Геннадия Болотова и поручил ему упрямца вразумить. Процедура вразумления была не очень долгой, но очень болезненной. В память о ней Герман до сих пор носил отметины на теле. Однако решения своего не изменил и, будучи спрошен повторно, опять сказал решительное «нет». Неизвестно, чем закончилась бы для него эта строительно-сексуальная эпопея, если бы не вмешательство Кольцова-младшего. Воспользовавшись тем, что родитель дал строптивому пленнику – к этому времени уже стало ясно, что Герман пленник, а не гость, – время передохнуть и подумать о своем поведении, Леонид организовал его бегство и сам смылся из дома вместе с ним. Из отчего дома и вообще из столицы.

Подробностей Нора не знала. Эта картина складывалась постепенно из осколков, фрагментов, которые перепадали ей при различных обстоятельствах от разных людей. Здесь, на Большом Соловецком острове. Герман приехал сюда с другом, который нуждался в помощи нарколога и получил эту помощь от доктора Аркадия Петровича Шадрина, владельца и управляющего реабилитационного центра, расположенного неподалеку от заброшенного рыболовецкого поселка Новая Сосновка на одноименном мысу. Там же проживала гражданская жена доктора, Валерия, попросту Лера, младшая сестра Норы – по ее приглашению Нора и оказалась здесь.

Между тем незнакомец в дождевике сменил тактику.

– Твоя подружка? – Он мельком глянул на Нору. – А ей известно, почему ты прячешься здесь? И прячешь Леонида Кольцова.

Герман безмолвствовал. Видя, что он не намерен вступать в диалог, Нора тоже решила воздержаться.

– Ваш приятель, мадам, – произнес после паузы незнакомец, – подозревается в убийстве. Поскольку тела нет, с точки зрения закона, нет и преступления. Так что полиция его не разыскивает. Но лучше бы его разыскивала полиция…

Едва уловимое движение Германа подсказало ему, что нож таки будет брошен, причем немедленно. Решив не искушать судьбу, он выскочил в коридор и уже оттуда прокричал:

– До встречи, художник! До неизбежной скорой встречи!

Смуглый плечистый мужчина лет сорока. Узкие злые глаза, маленький круглый подбородок, азиатские скулы. Крайне неприятный тип.

Хмурясь, Герман смотрел на мокрые пятна, темнеющие там, где он стоял. Натекло с плаща. И ливень за окном продолжался. После исчезновения незнакомца к Норе вернулась способность принимать сигналы из внешнего мира, она услышала ворчание грома и клекот врезающихся в землю водяных струй.

– Что будем делать? – тихо спросила она. – Останемся здесь или…

Герман повернулся к окну. За стеклом не было видно ничего, кроме стены дождя.

– Почему бы не остаться? Ведь мы забрались сюда, чтобы укрыться от дождя, так? А дождь еще не закончился.

– Но что если этот человек не один? И скоро вернется с подкреплением.

– Если бы он был не один, то сразу привел бы остальных. И они сообща взяли бы меня за жабры. – Герман чуть усмехнулся. – Целую компанию мне не остановить. Даже с ножом.

Он посмотрел на свой нож – настоящий боевой метательный нож длиной сантиметров двадцать пять. Посмотрел, но не убрал в ножны.

– К тому же, – закончил он, немного подумав, – Аркадий говорил Леониду, что его старый товарищ, сотрудник УМВД России, недели три назад выдворил из Архангельска подозрительного типа, который таскался по Приморскому району и задавал вопросы про Германа Вербицкого и Леонида Кольцова.

– Думаешь, этого типа мы сейчас и видели?

– Такое предположение напрашивается само собой. Хотя, конечно, нельзя исключать вариант с разными ищейками. Мы же не знаем, сколько их старый ублюдок пустил по нашему следу. Может, они поддерживают друг с другом связь, может, нет.

– Ясно одно: вы обнаружены.

– Да. – Герман вздохнул. – Я знал, что рано или поздно это случится, но все равно чувствую себя так, будто меня застали врасплох.

Протянув руку, Нора ласково перебрала его темные волосы. Густые, блестящие, чуть повлажневшие у корней. Когда она впервые увидела своего эльфа, эти чудесные волосы буйными прядями обрамляли лицо, доставая почти до плеч, и эффектно контрастировали с алебастровой белизной кожи и хризолитовой зеленью глаз. Сейчас же Герман был пострижен коротко, почти по-военному. С одной стороны, Нора сожалела об утраченной возможности, обнимаясь с ним, без предупреждения запустить пальцы в густую шелковистую гриву и хорошенько дернуть, любуясь невольной гримасой на худом выразительном лице, но с другой, радовалась этому изменению в его внешности. Открытая шея, аккуратный затылок, потрясающий овал лица… Эльф преобразился в молодого жреца-воина.

Минут через сорок извержение вод прекратилось. Отдельные капли еще падали, и тучи клубились над крышами домов подобно дыму преисподней, но по улице уже можно было передвигаться без риска затонуть. Нора и Герман с предосторожностями выбрались из барака и, стоя под козырьком, образованным скатом крыши, огляделись по сторонам. На дороге, ведущей к продовольственному и промтоварному магазинам, уже появились первые отважные пешеходы. Глядя на их ноги, обутые в резиновые сапоги, под которыми хлюпала бурая грязь, Нора с грустью размышляла о судьбе своих новеньких кроссовок.

– Постоим? – предложил Герман. – Пусть немного подсохнет.

– Боюсь, до завтра придется стоять.

– Нет. – Он улыбнулся. – Здесь камень и песок. Скоро выглянет солнце…

– Оптимист. – Нора покачала головой. – И что дальше?

– Э-э… в каком смысле?

– Нам придется выехать из отеля?

– Почему?

– Ты же сам сказал, вы не знаете, сколько псов идет по вашему следу. Один уже наверняка выяснил, где ты живешь и чем занимаешься. Если к нему присоединятся двое или трое, и они всей компанией возьмут тебя в оборот… ну… – Она прикусила губу. – Ты здесь, значит, и Леонид поблизости. Это же очевидно.

– Что ты предлагаешь? – помолчав, спросил Герман.

– Можно вернуться на ферму.

Фермой она называла реабилитационный центр в Новой Сосновке. Впрочем, не только она. Так называли его и сами обитатели, и посторонние лица, которым было известно о его существовании. Ферма доктора Шадрина. Нора прожила там четыре недели, Герман – чуть больше. Леонид пользовался докторским гостеприимством до сих пор. В медицинской помощи он уже не нуждался, но нуждался в убежище, и в этом смысле ферма была гораздо лучшим вариантом, чем любой местный отель.

Новая Сосновка по праву считалась одним из самых труднодоступных поселений на Большом Соловецком острове. Все туристические маршруты заканчивались возле Секирной горы, остальные шестнадцать или семнадцать километров к северо-востоку были серьезным испытанием для любого транспортного средства, не говоря о водителе. Ферма, огороженная высоким бетонным забором, снаружи выглядела скорее как исправительная колония, чем как реабилитационный центр, плоды усилий Леры по созданию домашнего уюта становились видны только при входе на территорию. Периметр охраняли три добермана и две бельгийские овчарки, не знающие ошейников и поводков. Каждого гостя сперва представляли им и только после этого разрешали ходить где вздумается.

– Я здесь, значит, и Леонид поблизости, – с улыбкой повторил Герман. – Этот гад выследил меня сегодня, с таким же успехом он выследит меня в любой другой день. Ты хочешь, чтобы я привел его к Леониду?

– Нет. Но также я не хочу, чтобы ты привел его… или их… к Леониду под принуждением. – Нора посмотрела ему в глаза. – Только не говори, что ты не сделаешь этого даже под дулом пистолета.

– Я не говорю.

Нож Герман держал за спиной, таким образом, что он не был виден со стороны и в то же время готов к работе. Опустив голову, Нора некоторое время разглядывала узкое запястье, смуглые от загара полусогнутые пальцы… Она уже знала, что эта эльфийская хрупкость обманчива, что под черными джинсами и рубашкой цвета хаки скрывается гибкое, мускулистое, тренированное тело. Но как далеко способен зайти его обладатель, защищая себя и близких?

– Ты правда метнул бы нож ему в глаз? – спросила она, понизив голос.

– Правда.

– Вы ведь знакомы, так?

– Да. Ну и что?

– Мне всегда казалось, что убить или травмировать знакомого человека гораздо труднее, чем незнакомого.

Герман долго молчал, глядя на ближайшие оборонительные башни Соловецкой крепости. Зубы его были стиснуты так, что на щеках играли желваки.

– Я бы рассказал, при каких обстоятельствах мы познакомились, но боюсь, это не доставит тебе удовольствия, дорогая.

– И ты уверен, что попал бы точно в глаз?

– Уверен. Я занимаюсь метанием ножей много лет.

В молчании они прошли по мокрой траве, выбрались на дорогу и, огибая лужи, двинулись в направлении кремля.

Эти циклопические стены и башни с наклонными стенами Нора видела ежедневно на протяжении последних двух недель, но не уставала ими восхищаться. На первый взгляд все башни казались одинаковыми, но при детальном рассмотрении каждая обретала свой неповторимый облик. Изначально они не имели покрытия и заканчивались боевыми зубцами, так что выглядели, вероятно, еще более грозными, чем сейчас. В начале XVIII века их покрыли высокими коническими шатровыми крышами с дозорными вышками, увенчанными прапорами – медными флажками. Такими же крышами высотой около пятнадцати метров башни были покрыты сейчас, так что общая высота равнялась примерно тридцати метрам.

Сквозь прореху в серой пелене, затянувшей небо, пробились яркие солнечные лучи, позолотили поверхность вод Святого озера. На деревенских улицах появились туристы и аборигены, мопеды и велосипеды. Видя такое дело, Герман убрал нож в кожаные ножны под курткой и достал из кармана смартфон.

– Ты за этот номер спокоен? – спросила Нора, догадавшись, кому он звонит.

– Да. Он записан не на меня и мало кому известен. Мы с Леонидом сменили номера, когда уехали из Москвы.

Леонид ответил почти сразу. Он был единственным пациентом (Аркадий и Лера называли их гостями, но суть от этого не менялась) доктора Шадрина, которому разрешалось пользоваться интернетом и сотовой связью. В общих чертах доктору было известно, почему эта парочка – Герман и Леонид – оказалась на Соловках.

– Слушай внимательно, – заговорил Герман, медленно поворачиваясь вокруг своей оси и сканируя взглядом окрестности. – Борис Шаталов здесь. Да, здесь, в поселке. Видел собственными глазами. И он меня тоже. Да, говорил… – Тяжкий вздох. – Я расскажу тебе все при встрече, не знаю только, когда она состоится. Не исключено, что он приехал не один, и теперь эти люди следят за мной. Нора? Да, и она тоже. Черт побери, ты думаешь, я этого не понимаю?..

Закончив разговор, он коротко фыркнул и сердито уставился на Поклонный крест, торчащий посреди озера. Нора благоразумно помалкивала.

Следующий звонок был Аркадию. Герман вкратце рассказал ему о происшествии в бараке, попросил держать ухо востро, а потом минуты две или три выслушивал, хмуря брови, докторские соображения и рекомендации. Отношения у них были сложные, при регулярном общении конфликты возникали абсолютно на ровном месте, поэтому Нора подсознательно ожидала взрыва. Однако Герман держался молодцом. Поблагодарил. Задал пару вопросов. Еще раз поблагодарил. И пробормотав «я перезвоню», оборвал связь.

Мрачно уставился на Нору.

– Он тоже предлагает вернуться на ферму. Нам обоим. Тебе и мне.

– Ну и?.. – осторожно спросила она.

– Думаю.

– Давай подумаем вместе. Что тебя останавливает? Кроме опасения, что за нами увяжется этот Шаталов или другой тип, нанятый Кольцовым-старшим.

– Ты помнишь, из-за чего мы оттуда уехали?

– Помню.

Они уехали из-за того, что близкое присутствие Германа, похожего как брат-близнец на бывшую возлюбленную Аркадия – женщину, после разрыва с которой он перебрался на Соловки, – вызывало у последнего слишком бурную реакцию.

– Так вот сейчас меня это не останавливает.

Ага. Вопрос серьезный, тут уж не до амуров.

– Значит, основная наша задача – добраться до фермы без «хвоста».

– Да. – Герман быстро просмотрел записную книжку смартфона. – У меня остался номер Григория Касьянова. Помнишь? Капитан Григорий.

– С которым мы ходили на Большой Заяцкий? Конечно, помню.

– Если он прибудет, скажем, часа через два, этого времени нам как раз хватит, чтобы собрать вещи, рассчитаться с отелем и дойти до Тамарина причала.

Представив себе все это – сборы, расчеты, а затем марш-бросок с вещами от гостиницы «Зеленая деревня» (столичные жители по привычке говорили «отель») на берегу Святого озера до Тамарина причала, – Нора робко возразила:

– Может, через три? Пока то да се…

Но Герман покачал головой.

– Надо поторапливаться, дорогая. Аркадий сказал то же самое. Если у Шаталова есть сообщники… здесь, на острове, или на материке… не стоит ждать, пока они соберутся вместе, посоветуются с Большим Боссом, разработают план операции и приступят к выполнению. Мы не знаем ни сколько их, ни где они… – Он прервал свою речь, чтобы договориться с капитаном Григорием, который как раз ответил на звонок, и все прошло на удивление гладко. Григорий обещал быть на месте даже не через два часа, а через полтора. – Уф-ф!.. – Облегченно вздохнув, Герман взял Нору под руку. – Нам повезло, он сегодня свободен. Вряд ли эти люди, сколько бы их ни было, способны организовать преследование на воде. Причем быстро. А вот на земле, скорее всего, способны. Я не рискну пробираться вдвоем с тобой через лес на другой конец острова. Даже на машине, не говоря про мотоцикл. На здешних дорогах тормознуть машину – пара пустяков. И если нападающих будет двое или трое, я не сумею тебя защитить.

Нора тихонько улыбнулась. Ей всегда нравилась его честность.

– И не смогу помешать им тащиться за нами следом, если они захотят именно тащиться, чтобы узнать, куда мы держим путь.

– Ты все правильно сделал. – Она погладила кисть его руки. – Аркадий мог бы, конечно, приехать за нами на своей машине, но в этом случае люди, разыскивающие Леонида, получили бы ответы сразу на все свои вопросы.

– Рано или поздно они их получат.

– Но к тому времени ты успеешь придумать, что делать дальше.

– Да. – Герман взглянул ей в лицо. – Мне бы дня три или четыре, большего я не прошу.

– Если бы это зависело от меня, я дала бы тебе целую неделю, мой ангел.

Поцеловавшись на ходу, они ускорили шаг.

Ветер еще завывал, море бурлило и волновалось, но несмотря ни на что прогулочный катер «Киприян Оничков» благополучно достиг Сосновой губы и пришвартовался к заброшенному причалу, который жители Беломорья до сих пор почтительно именовали Морским Северным. Подгнивший, частично провалившийся настил то и дело захлестывали волны, оставляя на почерневших досках клочья водорослей и зеленовато-бурую слизь. Окружающие его мокрые валуны напоминали громадные полированные опалы.

Стараясь не поскользнуться, Нора прошла по уцелевшим доскам на берег. Герман поддерживал ее под локоть. Она несла его сумку, он – ее чемодан. Это было не равенство, но справедливость: чемодан весил больше сумки раза в два, если не в три. Нору всегда восхищала способность мужчин обходиться минимумом предметов одежды и личной гигиены, но только прожив две недели под одной крышей с Германом, она поняла, что такое настоящая скромность.

Скромность и чувство меры, да. Ничего лишнего.

Воздух был до предела насыщен влагой. Мельчайшая водяная пыль клубилась вокруг лица, оседала на коже, на одежде, на волосах. Облизывая губы, Нора чувствовала, что они соленые. Ко всему прочему в пути ее укачало, и головокружение не прошло до сих пор. Чтобы немного отвлечься, она спросила, чье имя носит катер, на котором они уже третий раз пускались в плаванье по водам архипелага, и Герман, сочувственно поглядывая на ее зеленоватого оттенка лицо, выдал историческую справку:

– Известно, что в Кемскую волость частенько вторгались «каянские немцы», то есть финны, а также «свейские люди», то есть шведы. Киприян Оничков был воевода, который в декабре 1580 года в спешно выстроенном на финляндской границе Ринозерском остроге с малой дружиной стрельцов, пушкарей, казаков и местных жителей выдержал осаду трехтысячного отряда шведов, продолжавшуюся трое суток. На приступе враг был отбит и деморализован, а во время вылазок «сидельцев» окончательно разгромлен. В числе убитых оказались два вражеских военачальника и множество рядовых воинов, сам Киприян получил ранения. За эту первую «знатную победу» на Севере воевода Оничков получил от Ивана Грозного похвальную грамоту.

В таком духе Герман мог продолжать до второго пришествия. Он знал здесь историю каждого камня.

К воротам фермы они подходили уже в сумерках. Лес выглядел мрачным и зловещим после грозы. Отяжелевшие ветви деревьев нависали над тропинкой и, стоило случайно коснуться их, роняли на головы путников крупные капли холодной дождевой воды. Ноги у обоих промокли чуть ли не до колен. Стуча зубами, Герман тихонько молился, чтобы в баре Аркадия нашелся коньяк.

Вот и четвероногие стражи, тут как тут. Темными тенями беззвучно скользят вдоль решетчатых створок. Еще несколько минут, и можно будет сбросить мокрую обувь, принять горячий душ… ответить на тысячу вопросов Аркадия и Леры… разобрать чемодан… ох.

– Герман, можно нескромный вопрос?

– Давай.

– Ты сказал, что занимаешься метанием ножей.

– Да.

– Зачем?

Он помолчал, наблюдая за внушительной фигурой в кирзовых сапогах и армейском бушлате, которая приближалась из глубины сада, освещая себе путь мощным аккумуляторным фонарем.

– Чтобы не чувствовать себя жертвой при встрече с подонками. – Его красивое лицо исказила гримаса отвращения. – В рукопашном бою я не очень… да и вообще, – он усмехнулся, – в рукопашном бою побеждает тот, у кого патронов больше.

Нора хотела сказать, что и в рукопашном бою он вполне ничего, однажды ей довелось стать свидетелем его схватки с приятелем местного неформального лидера Николая Кондратьева (Леониду достался сам Николай), но подошедший мужчина уже снял замок и настежь распахнул калитку, так что пришлось отложить все личное на потом.

– Добро пожаловать, – прозвучало из сумеречной мглы.

– Спасибо, – отозвался Герман.

И первым пересек границу владений доктора Шадрина, немедленно оказавшись объектом внимания всех пятерых собак. Нора вошла следом.

Радостно поскуливая и неистово виляя хвостами, бельгийские овчарки Грей и Скай кружили рядом с явным намерением облизать пришельцев с головы до ног. Герман добродушно отпихивал их, но они, шумно дыша, продолжали лезть со своими собачьими нежностями. Доберманы Джон, Ринго и Пол вели себя более солидно.

– Здравствуй, Элеонора, – адресовал ей персональное приветствие Аркадий. – Нам тебя очень не хватало.

– Надеюсь, это не сарказм… Здравствуй, Аркадий.

Тот слегка приподнял брови.

– Сарказм? Нет, конечно. Лера скучала. И девчонки – Леся, Даша, Света. Вспоминали тебя каждый день.

– Ну что ж, – слегка растерявшись, произнесла Нора, – теперь я снова с вами.

Навесив замок, Аркадий подхватил ее чемодан, который Герман выпустил из рук, чтобы потискаться с овчарками, и двинулся мимо гаражей в направлении Белого дома.

Дом этот, с кирпичными оштукатуренными стенами, двускатной черепичной кровлей, просторной террасой и отдельно стоящей, соединенной с ним крытым переходом, утепленной оранжереей, был резиденцией Аркадия Петровича Шадрина и его леди. Именно там, в комнате для гостей, проживала Нора, до того как переехала вместе с Германом в отель. И если бы они покинули ферму не вместе, а просто в одно и то же время, и следующие две недели спали не под одним одеялом, а под разными, то поселиться опять в той же самой комнате было бы в порядке вещей. Но теперь…

Интересно, что думает по этому поводу Герман.

– Эй, док! – негромко окликнул Герман, не трогаясь с места.

Тот остановился. Проворчал, не оборачиваясь:

– Ну что еще?

– Выдай нам ключ от двухместного номера «люкс», пожалуйста, а свои вещички мы уж сами как-нибудь дотащим.

Нора с трудом подавила желание кинуться ему на шею.

…выдай нам ключ…

…мы дотащим…

Минуту Аркадий стоял неподвижно, Герман же смотрел исподлобья на его спину. Потом один начал медленно поворачиваться, а другой сделал шаг вперед. Глаза их встретились.

– Нора, – заговорил Аркадий, продолжая в упор смотреть на Германа, – ты хочешь остаться с нами в Белом доме или переехать к нему в Первый корпус?

Первым корпусом он называл длинное двухэтажное здание, где проживали гости – девочки на первом этаже, мальчики на втором, – нечто среднее между студенческим общежитием и отелем категории «С». Множество отдельных комнатушек три с половиной на четыре метра. Линолеумный пол. Простая мебель из сосны: платяной шкаф, кровать, тумбочка, стол, пара стульев, кресло. Никаких электроприборов – ни чайника, ни фена, ни утюга. Санузлы и душевые – в подвальном помещении. Там же прачечная и гладильная.

Нора подавила вздох. За долю секунды перед мысленным взором ее промелькнули керамические кружки, плошечки и вазочки на уютной кухне Леры, вкус и аромат свежезаваренного чая с мятой, вечерние посиделки после забот и хлопот уходящего дня, дружеские перепалки, воспоминания, немножко сплетен… восхитительно расслабляющая ванна с морской солью, большие махровые полотенца… библиотека со стеллажами до потолка, куда можно заглянуть перед сном, чтобы выбрать очередную книгу… мягкая постель в гостевой комнате, золотистый свет ночника, уханье сов за распахнутыми настежь окнами… Впрочем, совы никуда не денутся.

– Я хочу жить вместе с Германом, все равно где, – ответила она, испытывая неловкость от необходимости объяснять взрослому человеку столь очевидные вещи.

Жаль, конечно, что в первом корпусе нет никаких номеров «люкс», но может быть, Аркадий понял намек и выдаст им ключ от какой-нибудь избушки на курьих ножках.

Намек Аркадий понял и выдал ключ от лазарета. Изолятора. Медсанчасти. Иными словами, от флигеля, где проводили первые дни гости, прибывшие в состоянии средней тяжести. Шесть просторных палат, процедурный кабинет, аптечный склад, сияющий чистотой санузел с двумя душевыми кабинами и отдельный вход со стороны небольшого ельника. Красота! Леонид провел здесь почти две недели, прежде чем был переведен в основное здание, где проживал до сих пор.

Сейчас все палаты пустовали.

– Располагайтесь, – предложил радушный хозяин.

Он все же счел нужным проводить Нору и Германа до их нового жилища и даже донес чемодан.

При ярком холодном свете люминесцентных ламп Нора взглянула ему в глаза. Лето у него выдалось непростое. Как и у них, да… у них всех. Однако сейчас Аркадий выглядел собранным и спокойным. Гладко выбритое мужественное лицо шерифа из вестерна, благородная седина на висках – недавно ему исполнилось сорок пять, – несмываемый загар морского волка. О внутреннем смятении, вызванном присутствием Германа, можно было догадаться только по той ненасытности, с которой взгляд его исподтишка пожирал смутьяна.

– Спасибо, – вежливо произнес Герман. Раздвинул занавески, полюбовался через оконное стекло на исполинские ели, верхушки которых тонули в густом тумане, и, обернувшись, добавил: – Мы разберем вещи, переоденемся и придем поздороваться с Лерой. Не возражаешь?

– Приходите, да. Надо поговорить. И захватите Кольцова-младшего.

Герман кивнул.

– Обязательно.

– Надеюсь, вы успели проголодаться. Лера планирует накормить вас до отвала. Уговорила Зинаиду испечь пирог с рыбой, а сама сейчас готовит свинину по-царски.

– Молчи, – застонала Нора.

И решив, что немного фамильярности не помешает, с обезоруживающей улыбкой вытолкала доктора в коридор.