- Твои сраные камни не подходят для моего сраного замка!
- Мама, он опять ругается!
- Билли!
- Чего сразу Билли?
Действительно, чего сразу: камни и вправду выглядели кучей спрессованных коровьих лепёшек и не подходили к замку из белоснежного флоридского песка, выполненному в лучших традициях Гауди.
Интересно, какова вероятность, что лежащая на соседнем шезлонге мать скандалящих близнецов знает, кто такой Гауди. Или бывала в Барселоне. Судя по протяжным гласным и громкому голосу уроженки Техаса можно со стопроцентной уверенностью сказать, что забраться на сотню миль южнее Таллахасси для таких как она равносильно полёту на Луну. Чего уж говорить о Европе.
- Джейн, оставь брата в покое. Билли, закрой рот.
- А пусть она уберёт свои сраные камни от моего сраного замка!
В пять Генри тоже обожал ругаться. Мэгги приходила от этого в ужас. Рик говорил, что это шотландская кровь Макайверов даёт о себе знать и втайне гордился сыном. Долг обязывал меня быть на стороне сестры, но уж очень изобретательно ругался маленький Генри Макайвер. Он придумал клан Макгадов: любой, кто так или иначе становился на его пути, не соглашался, перечил, заставлял делать то, что он делать не хотел, причислялся к Макгадам. Сейчас Генри уже десять, и «макгады» канули в лету вместе с песочными замками и щербатой улыбкой на веснушчатом личике. Я не видела его уже несколько месяцев и очень соскучилась и по Генри, и по его младшей сестрёнке Роуз. Может, стоило воспользоваться приглашением Мэгги и погостить неделю в Хэмптонсе, где племянники проводили лето?
Сожаление было мимолётным: я находилась в нескольких тысячах миль от Нью-Йорка, и шанс встретить кого-либо из знакомых практически равнялся нулю. Именно от их взглядов - иногда сочувствующих, но чаще смущённых - я и забралась так далеко от дома. Необходимо было одиночество, чтобы понять, что делать дальше со своей жизнью. Ведь, если бы всё пошло так, как я когда-то планировала, это был бы наш с Джеймсом медовый месяц.
С Джеймсом Стюартом мы познакомились в университете. Оба изучали право, оба были амбициозны настолько, чтобы ставить карьеру превыше всего. Думаю, именно это качество стало решающим, когда после стажировки мы были приглашены на работу в одну из престижных юридических фирм Нью-Йорка. Джеймс специализировался на финансовом праве, мне же была предложена должность в консультативном отделе «Рассел Консалтинг». Мы сняли хорошую квартиру недалеко от Центрального парка и оба согласились повременить с покупкой дома до рождения детей. В том, что это когда-нибудь случится ни я, ни Джеймс не сомневались.
Мы наслаждались жизнью - престижная и перспективная работа, прочное материальное и социальное положение, уверенность в нашей любви друг к другу. Нас называли красивой парой. Ни одна вечеринка не обходилось без того, чтобы кто-нибудь из друзей или коллег не заговаривал о нашей скорой свадьбе. Джеймс традиционно отвечал, что для любящих сердец условности не важны и на этих словах традиционно клал руки мне на плечи. Я, как обычно, выражала полное с ним согласие. Но видя, как счастлива в браке моя сестра, всё чаще задумывалась над тем, чего мы с Джеймсом друг друга лишаем.
По современным меркам Маргарет вышла замуж довольно рано. К двадцати у них с Ричардом уже было двое детей. Генри - их первенец – мой любимец. Роуз родилась на год позже, но в раннем детстве их нередко принимали за близнецов. Красивые, ясноглазые, белокурые – эти ангелочки обладали непростыми характерами. Вместе с Мэгги и Риком я с удовольствием проходила через все стадии их взросления. Иногда, после очередного визита племянников, я начинала делать Джеймсу недвусмысленные намёки.
- Скоро мне предложат место ведущего партнёра, дорогая. Тогда и подумаем.
Ведущее партнёрство откладывалось на год, потом ещё и ещё. Разговоры о детях начали раздражать Джеймса. Со временем я и вовсе перестала поднимать эту тему, полностью сосредоточившись на карьере.
Нам было по двадцать семь, когда Джеймс решил заняться политикой. Он поставил перед собой цель стать самым молодым сенатором штата и смело к ней шагал. Руководство фирмы оказывало ему полную поддержку. Я понимала, что со дня на день мне следует ждать предложение руки и сердца: приверженность традиционным американским ценностям - движущая сила любой политической карьеры. И нельзя сказать, что я была этому не рада.
Вечерами, втайне от Джеймса, я просматривала туристические проспекты, планируя наш медовый месяц. Он должен был стать первым нашим совместным отпуском за два года, и я ждала его едва ли не больше, чем саму свадьбу. Я готова была пожертвовать шикарным торжеством, требующим многомесячной подготовки, согласившись на маленькую церемонию для самых близких. Не нужны были ни оркестр, ни приём в «Плазе», ни многоярусный торт и платье от Веры Вонг - мне был нужен только мой Джеймс. В последнее время мы отдалились друг от друга: он поздно приходил домой после переговоров и консультаций, я же, заслужив долгожданное повышение, только начала осваиваться в новой должности начальника отдела. Я пришла в ужас от того, что не помнила, когда последний раз засыпала в объятиях Джеймса. Несколько недель горячего секса под знойным небом Флориды были для нас жизненно необходимы. Небольшой отель в архипелаге Флорида Кис с песчаными пляжами, уютными бунгало и тёплым лазурным морем мог стать замечательным началом нашей совместной жизни в качестве мужа и жены.
За четыре года, что Дэвид Рассел стоял у руля «Рассел Консалтинг», её доход вырос в полтора раза.
Барракуда - так прозвали его конкуренты. Он умело сочетал интересы компании и влияние своих решений на рыночную стоимость её акций. Как адвокат мистер Рассел не проиграл ни одного дела. Завистники утверждали, что дела он выбирал заведомо лёгкие, но это не так - Дэвид был достойным продолжателем семейной традиции, юристом от бога. А ещё талантливым руководителем, тонким политиком и умелым предпринимателем, обладающим проницательным умом и широким диапазоном деловых интересов. Вкупе с незаурядной внешностью и харизмой это составляло гремучую смесь, будоражащую воображение. Особенно, женское. Все незамужние сотрудницы были влюблены в него. Все замужние втайне тоже. Я видела мистера Рассела исключительно на официальных мероприятиях и по достоинству оценила правильные черты лица, атлетическую фигуру, приятный голос и манеры человека, привыкшего быть в центре внимания. А когда я впервые увидела его улыбку, моё сердце, на тот момент полностью отданное другому мужчине, пропустило удар.
В отличие от расхожего мнения по поводу отпрысков богатых семей, Дэвид Рассел не слыл плейбоем. Его репутация, как и репутация его семьи, была безупречной. Он был представителем пятого поколения нью-йоркских Расселов, и до того, как в возрасте тридцати трёх лет встал у руля компании, ею руководил его отец. Я всего несколько раз видела Моргана Рассела и его жену Элинор. По тому, как они смотрели друг на друга, как разговаривали, как внимательно слушали и улыбались, можно было предположить что едва ли что-то изменилось между ними со дня их свадьбы. Внешне Дэвид больше походил на мать, и, по моему мнению, этот факт немного сбивал в нём налёт величественности. Когда же я заметила, как трогательно и с любовью он относится к своим родителям, то поняла, что в этого человека могла бы с лёгкостью влюбиться. Но тогда у меня был Джеймс. Теперь Джеймса нет, а мистер Рассел сказал, что я его интересую.
А ещё он назвал меня Бетт. Так звали меня только родные. Даже Джеймс предпочитал моё полное имя, утверждая, что Бетт звучит несколько простовато.
Если бы платок мистера Рассела не был зажат в моих руках, я бы решила, что наш разговор мне почудился. И неудивительно, что тем вечером, сев в такси и назвав водителю свой адрес, я дала волю слезам и напрочь забыла и о мистере Расселе, и об его словах.
О том, что он о них не забыл, я узнала спустя месяц.
Раз в год во Флориде проходила конференция, на которую со всей страны съезжались представители ведущих юридических компании. Деловые встречи, заседания и дискуссии хорошо сочетали с отдыхом. Став участником конференции, компании, их представители и частные лица заявляли свой статус перед американским правовым сообществом. Джеймс не скрывал, что мечтал получить на неё приглашение, но для этого необходимо было приблизиться к верхним кругам юридической элиты. Я знала, что в этом году его мечта осуществилась, но никак не ожидала, что сама войду в число делегатов от «Рассел Консалтинг». И когда на моём столе оказался конверт, в котором лежал билет на самолёт и ваучер отеля в Майами, изумлению моему не было предела.
Отказ от поездки равнялся собственноручно написанному заявлению об уходе. Первой мыслью было именно так и сделать. Но когда я сказала об этом Мэгги, сестра обозвала меня дурой и в сердцах бросила трубку.
Она перезвонила через пять минут и, не стесняясь в выражениях, высказала всё, что думает и обо мне, и о том, во что я превратила свою жизнь после ухода Джеймса. Мы немного попререкались, но позже я согласилась с Мэгги, что конференция, Майами и пятизвёздочный отель - то, что в данной ситуации мне категорически показано.
- Умоляю, не торчи сутками в конференц-залах и не слушай людей, имена которых ты завтра и не вспомнишь, - напутствовала старшая сестра. - Отдыхай, развлекайся. Уйди, наконец, в отрыв. Закрути роман со знойным чистильщиком бассейнов. Хочешь, соблазни официанта из прибрежного бара и убеги с ним в Боливию. Сделай хоть что-нибудь, чтобы этот недоумок Джеймс перестал быть твоей самой большой проблемой.
- Из двух зол боливийский официант кажется мне наименьшим. У них там всё время революции, а мне давно хочется во что-нибудь пострелять.
- Скорее, в кого-нибудь, - уточнила Мэгги.
- Да. В кого-нибудь.
После разговора с Мэгги я почти поверила, что поездка может оказаться приятной. Перелёт в комфортабельном кресле бизнес-класса ещё больше меня в этом убедил. Но как назло, в отеле у стойки регистрации я нос к носу столкнулась со своим несостоявшимся женихом.
- Элизабет? Что ты здесь делаешь?
- То же, что и ты. Приехала на конференцию.
Ценой неимоверных усилий я заставила свой голос звучать ровно и бесстрастно.
Джеймс самодовольно ухмыльнулся.
- Я не сомневался, что в этом году сюда приеду. Другой вопрос, как это удалось тебе? - Он нетерпеливо постучал пальцем по стойке, привлекая к себе внимание администратора. - Любезный, вы не могли бы поторопиться!
- Одну минуточку, сэр!
И почему я раньше не замечала, как высокомерно Джеймс себя ведёт? Меня этот факт больше не должен был задевать, но, тем не менее, когда он буквально вырвал из рук администратора ключ от номера, я испытала неловкость.
Весь следующий день я старательно гнала от себя мысли о предстоящем вечере и, вопреки советам Мэгги, посетила несколько мероприятий, отмеченных в календаре первого дня конференции. В деловом и профессиональном плане опыт оказался бесценным. Впрочем, как и в личном.
Во время ланча, когда я разрывалась в выборе между овощным салатом и морепродуктами на гриле, меня окликнула Анжела – моя университетская подруга. Когда-то мы вместе прорывались сквозь дебри римского права и держали волосы друг друга над унитазом во время буйных студенческих вечеринок. После окончания университета Анжела перебралась на Западное побережье, где работала в юридическом отделе кинопрокатной компании. Мы быстро потеряли друг друга - сказывалось и расстояние, и различные поля деятельности. Сначала, как это обычно бывает, мы созванивались раз в неделю, потом каждый месяц. Последнее, что я знала об Анжеле, это то, что она довольно скоропалительно выскочила замуж за преуспевающего агента по недвижимости.
- А я уж подумала, что померещилось, - сказала она после того как мы обнялись и расцеловались. - Утром видела Джеймса. Окликнула, но он сделал вид, что не узнал.
- Вполне для него обычно.
- Вы расстались.
Это был не вопрос, а утверждение. Я неопределённо пожала плечами. Анжела всегда отличалась проницательностью. Как и безапелляционностью в суждениях.
- Я всегда говорила, что он говнюк. И рада, что ты, наконец, это поняла. Надеюсь, ты хорошенько его измотала, пока окончательно не дала пинка под зад.
- Вообще-то, выражаясь твоим языком, пинка дали мне.
- Иди ты! - присвистнула Анжела. И сразу нахмурилась: - Тебе хоть хватило ума не рожать от него?
- Хватило, - кивнула я.
- Вот и славно! А теперь я покажу своего Оуэна. И только попробуй сказать, что он не самый прелестный малыш в мире.
Это было ещё одно ценное качество Анжелы – перетягивать внимания на себя. Но сейчас я и не думала возражать. Конечно, другая бы обидела на то, что бывшая лучшая подруга не потрудилась сообщить о таком важном событии, как рождение сына, но мне и в голову это не пришло. Следующий час в обеденном зале гостиничного ресторана, заполненного мужчинами и женщинами в деловых костюмах, мы от всей души вздыхали над фотографиями розовощёкого младенца, едва научившегося держать головку.
- Ты и представить себе не можешь, как я по нему скучаю. Заставила мужа пообещать фотографировать моего мальчика каждый час. Не хочу ничего упустить.
- Почему же тогда не отказалась от поездки?
- Разве я могла? Чёртова карьера! - выругалась Анжела. Но почти сразу на лице её заиграла грустная улыбка. - Не подумай, что жалуюсь. Мы с Томом отдавали себе отчёт, когда собирались завести ребёнка. Но ты сама знаешь, как неважно сейчас идут дела на рынке недвижимости. Особенно у нас в Калифорнии. Фирмы разоряются, идут сокращения. Нет никакой уверенности, что компанию Тома не постигнет та же участь. А у нас кредит. И Оуэн. - Взгляд Анжелы мгновенно потеплел, стоило ей снова посмотреть на снимки. – Но мы не жалеем. Ой, - спохватилась она, - я опять говорю о себе. Расскажи, как ты? Как Мэгги?
Через несколько минут мне не составило труда снова вернуть внимание Анжелы к более насущным для неё вопросам воспитания детей - благо имелся опыт с племянниками. За разговорами время пролетело незаметно. Мы расстались довольные друг другом и с твёрдым желанием вместе пообедать.
Я вернулась в номер. До приёма оставался ещё час, но после разговора с Анжелой не было настроения никуда идти. Ненароком бывшая подруга всколыхнула все мои глубинные страхи. Что если Джеймс оказался прав, и я – главный виновник нашего расставания? Возможно, если бы у нас был ребёнок, он бы не ушёл. Мэгги и мама, как могли, выбивали из меня эти мысли, но они нет-нет, да и лезли в голову.
В разрыве всегда виноваты двое. Я понимала, что обвинения, брошенные Джеймсом во время последнего разговора, - всего лишь жалкая попытка переложить на меня ответственность за измену - банальную, постыдную, недостойную для достойного человека вещь. А всего банального и недостойного Джеймс стыдился.
Как и моего имени.
А ведь было время, когда я думала так же как и он. Так же как и Джеймс, я соглашалась на всё лучшее: лучшая машина, лучший сервис в ресторане, лучшая работа, лучшая квартира в лучшем районе лучшего города мира. Довольствоваться малым – удел плебеев, любил повторять Джеймс. Меня коробило от этих слов, но в то же время я понимала, что без должных амбиций ничего добиться нельзя. Всегда стремись к лучшему и сам станешь лучше. И как обидно осознавать, что я больше не лучшее. Теперь я – то малое, через которое с лёгкостью можно перешагнуть.
Всё прошедшее с расставания время я ждала, когда придёт злость. Так ждут слёз облегчения в горе. Но злости не было. Как не было рыданий и стенаний. Тот случай в лифте перед мистером Расселом стал одним из исключений. Я так долго училась контролировать свои чувства - сначала в профессиональной, затем в личной жизни, - что окончательный результат этих стараний меня напугал. Шесть лет коту под хвост, а я не бьюсь в истерике. Не поливаю костюмы Джеймса отбеливателем. Правда, он и не дал мне такой возможности: на следующий день после нашего объяснения Джеймс вывез свои вещи. Ключ он благоразумно оставил у консьержа. В это время я была на работе, и когда, придя домой, обнаружила пустые шкафы - да, я расплакалась. Но не из-за того, что он окончательно ушёл из моей жизни, а из-за того, что, уходя, Джеймс не взял ничего из наших вещей - ни одной безделушки, купленной в совместных путешествиях, ни одной фотографии, ни одного диска. Он даже оставил свою шапочку выпускника, будто сам факт того, что мы познакомились в университете, его задевал.
На приёме мистер Рассел почти сразу меня покинул. Точнее, Фиби перехватила его, как только мы вышли из лифта.
- Доминик Стивенсон хотел бы поговорить с вами перед началом официальной части.
- Крайтон здесь?
- Уже на пути в отель. Его вылет задержали на два часа.
- Хорошо. Как только он появится, немедленно сообщите. Извините, мисс Райли. Надеюсь, вы найдёте, чем себя занять.
С этими словами мистер Рассел удалился вместе с сопровождающей его Фиби. А я испустила про себя долгий вздох облегчения: всё оказалось не настолько страшным.
Вечер действительно мог стать приятным. Среди присутствующих я увидела знакомые лица и уже через пять минут была вовлечена в беседу с компанией адвокатов из Бостона.
Пару раз в толпе мелькал Джеймса. Меня он, к счастью, не видел.
Обеденные столы располагались в дальнем конце зала. Там же стояла сцена, на которой небольшой оркестр наигрывал джазовые мелодии.
Спустя полчаса были убраны красные ленты, отделяющие обеденную зону, и приглашённые начали занимать места за столиками.
Я села за самый крайний вместе с пожилой супружеской парой и двумя мужчинами, с одним из которых была шапочно знакома по Нью-Йоркской адвокатской ассоциации.
Стул рядом со мной оказался свободен. Не сказать, что я очень удивилась, когда через минуту на него сел Джеймс.
- Как тебе удалось достать приглашение на этот приём?
- Мне кажется, или ты вправду разучился здороваться?
Я с удовольствием заметила, как покраснели кончики ушей Джеймса - верный признак, что он чертовски зол.
- Не знаю, что происходит, но ты должна это прекратить! - прошипел он в мою сторону.
- Прекратить что?
- Прекратить преследовать меня!
- Преследовать тебя?! - переспросила я, не веря собственным ушам.
- Именно! Мне кажется, мы расстались достаточно цивилизованно, чтобы играть в подобные игры.
- О чём ты, Джеймс?
- О том, что раскусил тебя, Элизабет. Но знай, твои старания ни к чему не приведут. Между нами всё кончено, и точка!
Я столбенела. Так вот, оказывается, что думает Джеймс: я здесь исключительно для того, чтобы попытаться его вернуть.
Резкие слова должны были вот-вот сорваться с языка, но в это время нас прервала Фиби:
- Мисс Райли, мистер Рассел приглашает вас за свой столик.
Джеймс обалдело уставился на девушку:
- Чего? Кто?
Когда я поднялась, мужчины, сидящие за столом, вежливо встали.
Джеймс остался сидеть.
Следуя за Фиби, я чувствовала, как его взгляд буравит мне спину.
За центральным столом я оказалась единственной представительницей слабого пола. Меня сразу же начал опекать пожилой мужчина, который оказался членом сенатской комиссии. Мистера Рассела на горизонте не было, и я немного расслабилась, позволив уговорить себя на бокал шампанского.
Вскоре оркестр прекратил играть, и все взоры обратились к сцене.
Мистер Рассел появился под гром аплодисментов и приветственные выкрики. Он улыбался, и я в очередной раз отметила, как легко он овладевает людским вниманием. Сила его личности хлестала через край. Каждый человек в зале хотел быть к ней причастным. Из Дэвида Рассела получился бы прекрасный политик – настолько ловко и органично он смотрелся на сцене. Все взоры всех присутствующих были обращены к нему. Даже снующие между столиками официанты почтительно замерли.
Приветственная речь мистера Рассела длилась недолго. Официальное обращение перемежевывалось шутками и ожидаемыми взрывами смеха. Я зарядилась этой атмосферой и с удовольствием аплодировала, стараясь не слишком широко улыбаться, когда под ожидаемые овации мой босс уходил со сцены.
С каждым сидящим за нашим столом мистер Рассел обменялся рукопожатием и перекинулся парой словечек.
Когда дошла очередь до меня, я тоже протянула руку. Он тихонько её сжал.
- Мисс Райли.
- Сэр.
Серебристые глаза неодобрительно блеснули, но мистер Рассел не подал и виду, что задет моим официальным обращением.
Может, благодаря шампанскому, а, может, мои страхи действительно оказались надуманными, но я очень хорошо проводила время.
Ни одной неловкой паузы, ни одного косого взгляда – беседа за нашим столом текла легко и непринуждённо. Люди разных возрастов – все мы были объединены радостью общения и праздничным настроением.
Вскоре я стала замечать, что мужчины сражаются за моё внимание. Я слушала их разговоры, неодобрительно покачивала головой, когда рассказанная кем-то история вызывала негативные эмоции и не сдерживала веселья, когда происходило наоборот. И почти всегда я чувствовала на себе взгляд уже знакомых серо-стальных глаз.
Думаю, никогда в жизни я не чувствовала себя так хорошо, как проснувшись тем утром. Нирвана в ярчайшем её проявлении. Тело будто парило в невесомости, в голове - ни единой мысли. Просто младенческое блаженство. Чем старше становишься, тем труднее войти в подобное состояние. Медитация, релаксирующий массаж и хороший сон помогают, но ненадолго. Вы сворачиваете коврик для йоги, спускаетесь с массажного стола, встаёте с кровати, и в тот же миг мир обрушивается на вас звуками, яркими картинками, запахами.
Помнится, когда мы впервые летели с родителями к папиной родне в Ирландию, я ужасно трусила. Пугал и сам перелёт, и огромный, набитый людьми лайнер, и то, что нас ждёт по ту сторону Атлантики - неизвестная страна, незнакомые люди. Сможем ли мы понравиться новым родственникам? В десять лет это казалось очень важным - произвести правильное впечатление, особенно когда мама постоянно одёргивает, призывая вести себя достойно. Так что я трусила, но отчаянно не хотела это показывать ни родителям, ни Мэгги.
Чтобы расслабиться, я начала тихонечко произносить первые пришедшие в голову слова. Слон, кочерыжка, сиреневый, ангина… Не знаю, как я до этого додумалась, но способ оказался действенным: незаметно для себя я уснула и проспала весь полёт. Позже, мне частенько приходилось прибегать к нему, например, чтобы расслабиться бессонной ночью накануне важного экзамена.
Я хорошо помнила это состояние лёгкости в голове, постепенно расслабляющее мозги и тело. Сейчас я пребывала именно в нём и совершенно не хотела открывать глаза.
Мягкая постель с удобными подушками и приветливо-тёплым одеялом была в моём полном распоряжении. Я каталась по ней - переворачивалась с живота на спину, потом снова на живот; запускала руки под подушки. Почувствовав, что оказалась на краю, я устроилась поудобнее и ещё некоторое время блаженствовала, то проваливаясь в сон, то снова выныривая. Наконец, повернувшись на спину, я собралась с силами и открыла глаза.
Надо мной был обыкновенный, ничем не примечательный белый потолок - без единого изъяна или трещинки. Хотя, нет, я бы не сказала, что он был таким уж чисто белым - скорее, жемчужным. А, может, дело в освещении?
Взгляд спустился ниже и остановился на картине, висящей на противоположной стене. Широкие мазки светло-лилового и изумрудного цвета выглядели как продолжение моих грёз об Ирландии.
Я улыбнулась: мама с Мэгги ограничились одной поездкой, а мы с отцом ещё несколько раз ездили к родственникам в Корк. Часами пропадали мы на скалистых берегах, пропитываясь солоновато-горьким океанским воздухом и любуясь суровыми красотами южного побережья острова. Дядя Шеймус брал нас с собой на рыбалку, а тётя Сиобан кормила вкуснейшими булочками из овсяной муки с цветочным мёдом. В их доме пахло морем и вереском. Бескрайние поля вереска, пушицы и подбела - это настоящая Ирландия. И трава - изумрудная, мягкая. Как постель, в которой я сейчас лежала.
Похоже, вопрос, где провести следующий отпуск, был для меня решён.
Довольно зевнув, я от всей души потянулась. Счастливые воспоминания - отличное начало дня.
Подтянувшись на руках, я села в кровати. Одеяло упало с груди. С удивлением я обнаружила, что легла спать в одном кружевном белье, которое надевала вчера вечером.
Странно, почему я не переоделась ко сну? Неужели, так напилась, что сил хватило лишь на то, чтобы скинуть с себя платье?
Я скривилась и метнулась к краю кровати, шаря взглядом по комнате в его поисках.
Никаких следов платья.
Более того - никаких следов комода, в который я собственноручно сложила шёлковую сорочку, в которой спала накануне.
Шкаф был, но он совершенно непохож на тот, где хранились мои вещи. И это кресло с пуфиком для ног у окна, этот письменный стол в углу, атласная банкетка у изножья кровати - ничего в этой комнате не было мне знакомо.
В следующий момент я похолодела.
Это не моя спальня!
Это не мой номер!
Я лежала практически обнажённая в абсолютно незнакомом месте!
В первое мгновение меня парализовал страх, ну, а после…
… а после захлестнула приливная волна памяти.
Приём. Танцы. Джеймс. Его унизительные слова. Моя бурная реакция.
Мистер Рассел, укладывающий меня в постель.
Ночные страхи, слёзы и утешающий шёпот того, кто всю ночь не выпускал меня из объятий.
Застонав, я закрыла лицо руками, и повалилась на кровать. Какой стыд! Вероятно, кто-то услышал мой плач, вызвал администрацию, вошёл в номер и перенёс меня в свой.
Я вспомнила, как просила этого человека не уходить, как прижималась к крепкому мужскому телу. В том, что это был именно мужчина, я была уверена. Ну, почти…
Да кто бы это ни был, чёрт побери, но сейчас я в его номере, и из одежды на мне лишь чёрное кружевное бельё. Каким-то образом мне надо выйти отсюда и попасть к себе. Гонимая нетерпением и немного страхом, я сползла с кровати и ещё раз осмотрелась.
Просторная комната была поделена на гостиную и спальную зоны. Письменный стол и небольшое бюро у входа выполнены из светлого дерева, гармонирую с тумбочками, стоящими по краям кровати. Изголовье её так же было деревянным, с искусно вырезанной окантовкой. Я отметила обивку на мягкой мебели и стульях в тон шторам на окнах и покрывалу, которое лежало в изножье кровати. Ковёр под ногами так же полностью соответствовал изумрудной гамме номера с вкраплением бежево-золотистых и лиловых тонов.