Ненавижу тебя, сосед

32. Ярослава

Сидя на парах, я ёрзаю, будто в каждом кармане у меня по ёжику сидит. Ещё и ворочаются.

Старательно записываю за преподавателями, яркими маркерами аккуратно выделяю важные места в конспектах, что-то даже отвечаю и, вроде как, правильно, но в голове полная сумятица.

Меня будто бы на две части поделили: одна — серьёзная заучка Ярослава, а вторая — романтичная барышня, у которой сегодня второе свидание.

Вот второго свидания у меня ни с кем и никогда не было. Любопытно! И тревожно. Будто после первого смелого прыжка с парашютом готовлюсь ко второму, а он в разы страшнее.

Когда преподавателя уносит на волнах пространных размышлений о месте человека в суровом мире новых технологий, я тайком гуглю, что можно и нужно делать на втором свидании. Тысячи ссылок! От обилия противоречивых советов уже через пятнадцать минут взрывается голова. Страницы просто кишат советами для соблазнителей и от соблазнителей: как правильно поцеловать девушку, улыбаться парню, куда вторую половинку повести, а куда водить не стоит. Нужно ли провожать до дома и можно ли напроситься после на кофе? И что на самом деле подразумевают парни под чашкой кофе на ночь.

— Яся, Сергей Петрович смотрит! — толкает меня в бок Дашка, и я прячу телефон. Только поздно — меня поймали и отнекиваться бесполезно.

Профессор, моложавый мужчина около пятидесяти, пялится на меня с осуждением, качает головой, и я надолго забываю о волнениях и тревогах.

— Постарайтесь, Ярослава Игоревна, впредь не так откровенно игнорировать мой предмет, — ледяной тон пронимает до печёнок, всю дурь напрочь сбивает. — Иначе с высокой вероятностью экзамен вы не сдадите, а это прямой путь за ворота вуза. К отчислению! Я понятно выражаюсь?

— Понятно, — вместо уверенного голоса мышиный писк, а на дальних рядах кто-то тихонько хихикает.

Чёрт, надо ж было так попасть!

Больше на глупые фантазии я не отвлекаюсь, но чем ближе конец учебного дня, тем жарче мне становится. Душно! Хочется открыть в аудитории окно, впустить свежий воздух и надышаться им, горьким и влажным, впрок.

— Ты опять в облаках витаешь, — голос Даши, как голос моей совести, снова включает нужный режим в голове, и день заканчивается без происшествий.

Больше никто мне не намекает на происшествия, а на двух последних парах я даже с удовольствием работаю, вникая в материал по полной программе.

Наконец этот безумный день заканчивается, и я могу с облегчением выдохнуть. Учиться я люблю, но когда в голове неразбериха, концентрироваться сложно.

— Куда ты сейчас? — мы плетёмся с Дашкой по коридору, вдоль массивных дверей в аудитории. Заглядывает с любопытством в лицо, хитро щурится.

— Я… у меня свидание, — сообщаю, ожидая любой реакции, но Даша многозначительно молчит и поджимает губы.

Я преграждаю Даше путь, беру её за плечи. Нас огибает волна спешащих домой студентов, их голоса сливаются в мерный гул — ни единого слова не разобрать.

— Даш, я знаю, какое у тебя мнение о Демиде… сестра твоя с ним дружила, я всё помню.

— Ясь, не надо. Если он тебе нравится… — она улыбается и обнимает меня. — Пусть только не обидит. Больше ничего не надо. Иначе яйки ему оторву!

Смеюсь — рядом с Дашей иначе нельзя. Я так рада, что она в моей жизни появилась. И Ивашкина — Ивашкину я тоже люблю.

Машина Демида красуется на площадке у центрального входа, хотя все остальные приличные машины ждут своих владельцев на стоянке. Сам Лавров стоит, оперевшись спиной на корпус, безучастный к кипящей вокруг жизни. Он что-то читает с экрана планшета, увлечённый. Тёмные волосы мягкими волнами падают на лоб, и Демид периодически смахивает их размашистым жестом, только они всё равно не слушаются, норовя попасть в глаза.

— Заждался принц, заскучал, — хмыкает Даша и перекидывает лямку рюкзака на другое плечо.

Стоит мне сделать несколько шагов к ступенькам, как Демид, что-то почувствовав, поднимает голову и смотрит прямо на меня. Несколько мгновений на его лице только глаза сверкают — изучают меня с восхищением, и я теряюсь, взгляд отвожу, не зная, что делать дальше.

— Хех… куда поедете? — любопытничает Даша и трёт кончик носа. Будто не сгорает от нетерпения узнать подробности, а просто так, вежливости ради спросила.

— А может, он не ко мне?

— Ага, конечно, — смеётся и, коротко обняв меня, звонко целует в щёку. — Всё, беги, невеста, и не делай глупостей. Беременность на первом курсе — так себе перспектива.

— Ты дурочка, — смеюсь и торопливо, не дав себе передумать, сбегаю вниз по ступенькам, оставив за спиной удивлённые взгляды. Удивлённые и завистливые.

— Привет, — Демид, качнувшись вперёд, тёплыми и немного влажными губами задевает мой висок. Вцепившись обеими руками в планшет, он не стремится прикоснуться или облапить, но всё равно он слишком близко, чтобы через час слухи не разнеслись по вузу.

— Привет, — сглатываю, а Демид убирает прядку волос, упавшую на мой лоб. — Ты специально?

— Что? — искренне удивляется, а мне стукнуть его хочется.

— Провоцируешь слухи и сплетни?

— Не, я просто забрал после пар свою Синеглазку. А сплетни… тебе ли не знать, что они будут всегда, даже если люди не дают для этого повод?

— Ауч, не в бровь, а в глаз.

Демид грустно улыбается и, обойдя машину, распахивает дверцу для меня. Не оглядываясь, я ныряю в салон, пристёгиваюсь, строго впереди себя глядя. Жду, когда спектакль закончится и мы наконец уедем.

— Неуютно? — оказавшись рядом, Демид оборачивается ко мне. Упирается локтём в подголовник, лениво растягивается на сиденьи и взглядом меня сканирует.

— Немножко. Я просто…

— Не рассчитывала, что я таким шустрым окажусь? — в уголке губ притаилась усмешка.

Резко оборачиваюсь к нему, смотрю прямо в глаза, насмешку в них выискиваю. Не найдя, теряюсь.

— Демид, это же ответственность.

— Если бы я этого не понимал, мы бы встретились глубокой ночью в тёмной подворотне. А так…

— А так, наверное, все решат, что очередная глупая первокурсница попалась на огонёк.

— Но это ведь неправда, — дёргает плечом. — В таком случае, какая разница, что у кого на языке болтается?

— Ты прав, но… Ладно! Поехали! Пусть говорят, мне не в первый раз с дураками дело иметь.

— Намёк понят и принят, — смеётся Демид и заводит мотор.

За считанные секунды корпус остаётся за спиной. Цепочка горемычных общаг мелькает за окном, я жадно вглядываюсь в наше здание, а в нём уже во всю идёт ремонт. Вздыхаю. Мне нравилось жить в общежитии — там было весело и душевно.

— Не переживай, скоро всё отремонтируют, вернётесь в свои клетушки, — читает мои горестные мысли Демид и гладит меня по руке. — Не хочу, чтобы ты была грустная.

— Не любишь утешать девушек? — смотрю на Демида с любопытством, но он лишь плечами пожимает.

— Не люблю, когда одна конкретная синеглазая девушка грустит, а на остальных и их горести мне плевать.

— Так уж плевать?

— Целиком и полностью.

Моё сердце гулко стучит, как бывает всякий раз, когда Демид позволяет себе такие намёки. Когда заставляет верить, что я снова для него — больше целого мира.

— Приехали, — улыбается Демид и кажется абсолютно счастливым.

— Наше второе свидание будет на стадионе?

— На крытом стадионе! — поправляет меня, важный, будто наличие крыши над футбольным полем что-то кардинально меняет. — Ну что? Будешь за меня болеть?

Демид отстёгивает свой ремень безопасности и подаётся ко мне. Снова тёплыми губами висок задевает, в щёку целует — нежно и трепетно. Это не поцелуй даже, ласковое касание, приличное до целомудрия, но грешное в своей сути.

В этом весь Лавров — если он впускает тебя в свою жизнь, то делает это сразу и стремительно. Не давая возможности остановиться, перевести дух, подумать. Просто берёт за руку и тащит за собой.

И я иду за ним, куда скажет. Потому что наконец верю: после всего, что мы пережили, после вскрытой правды и фокусов моей матери, Демид меня больше не обидит.

Никогда.

Только тоненький голосок интуиции пищит в голове: в любой момент всё снова может сломаться. Рассыпаться в пыль.