Ненавижу тебя, сосед

6. Ярослава

Расчёсываю у зеркала тёмные волосы, пытаюсь заплести их в косу, но они не слушаются, будто объявили мне забастовку. Несмотря на все мои старания, из причёски постоянно выпадают пряди, щекочут шею, попадают в глаза. И главное, были бы кудрявые! Так нет же, до отвращения ровные, слишком прямые, никакой укладке не поддаются.

«Девушка должна выглядеть прилично, быть аккуратной и опрятной», — звучат в голове слова мамы, а улыбка поднимает уголки губ.

Сейчас, когда родители с их вечными наставлениями далеко, многое из того, что было частью привычной жизнью, лишь веселит. Дома было трудно, я постоянно должна была соответствовать их представлению о приличной девочке, но сейчас я чувствую кураж и свободу. Даже подумываю в клуб сходить с новыми подругами — почему бы не наверстать всё, что упустила?

Главное — на неприятности не нарваться, а то с моей удачей прямо на входе вляпаемся в какую-то переделку. Или того хуже, Демида встретим.

Тихонько рычу своим мыслям, потому что не должна постоянно по делу и без повода вспоминать Лаврова, но мысли лихорадочно скачут, воспоминания оживают, и я никак не могу обуздать их, привести в порядок. Мне учиться нужно, я именно для этого приехала. Или вон, лучше бы о Никите думала, чем не вариант? Только о нём я как-то до обидного быстро забыла.

— Хватит мурыжить волосы! — Даша подходит сзади, обнимает меня за талию и кладёт голову на плечо. Для этого ей приходится чуть-чуть согнуться, потому что она порядочно выше меня. — Мы опоздаем.

— Я волнуюсь, — признаюсь. — Всю ночь не спала.

— Ага, ворочалась и сопела, — смеётся и оборачивает меня лицом к себе. Забирает расчёску, кидает её на кровать и треплет меня за щёчки. — Думаешь, я не волнуюсь? Всё будет хорошо!

— Твой оптимизм заразен, — обнимаю подругу, и мы делаем в ритме вальса несколько оборотов по маленькой комнате. — Слушай, а вдруг мы не попадём в одну группу?

Эта мысль меня пугает больше всего. За несколько дней я очень прикипела к Даше и уже не представляю своей жизни без неё, но ведь может случиться всякое. А что если я не найду общий язык с новыми одногруппниками? Мало ли… В школе у меня были проблемы с одноклассниками из-за вечных гадостей Лаврова. Многие считали, что от меня лучше держаться подальше, чтобы тоже не нарваться. Будто я заразная.

— Окажемся, — в полной уверенности заявляет Даша и хитро мне подмигивает.

Обожаю эту девчонку.

Линейка, к которой я так долго и тщательно готовилась, оказывается скучнейшей. Даже в школе было веселее, честно! Декан долго и нудно рассказывает о нашем будущем в стенах альма-матер. Я едва не засыпаю и только шутки Даши и едкие комментарии позволяют остаться на ногах.

Дальше нас приглашают в просторный актовый зал, там тоже читают лекцию о светлом будущем, а после вызывают по одному, чтобы вручить новенькие студенческие билеты.

— Прохорова Ярослава Игоревна! — звучит моё имя, я подхватываюсь и, натянув на лицо широкую улыбку, иду к сцене. Тёплые руки декана вручают мне самый главный студенческий документ, который ещё пахнет типографской краской. Ничто не омрачит этот праздник.

— Поздравляю, Ярослава Игоревна! В добрый путь к новым свершениям! — улыбается декан, пожимает мне руку и вокруг глаз собирается сеточка морщин.

Меня такая гордость распирает! Я сама, без чьей-либо помощи, поступила на бюджет в хороший вуз, уехала из родного дома, добившись признания моей самостоятельности. Я много для этого работала, я заслужила. У меня, в конце концов, золотая медаль, четыреста баллов по ЕГЭ и целая стопка благодарственных грамот! А ещё Олимпиады и почётное звание главной заучки школы. Зря, что ли, мучилась?

Победным взглядом осматриваю зал, но в глаз попадает соринка. Большая такая соринка, широкоплечая, с наглой ухмылкой на губах. И имя ей — Демид Лавров. Сюрприз!

Он стоит у входа, окружённый компанией, и вроде бы людей вокруг него много, а выделяется из всех. Или так кажется потому, что его лицо мне знакомо в малейших деталях? Даже полумрак не скрывает его полностью, будто свет намеренно рассеивают большим фонарём.

Улыбка сходит с лица, когда понимаю — он пялится на меня. Меня трудно не заметить, когда стою истуканом посреди освещённой сцены, сжимая в пальцах студенческий. Ноги моментально становятся ватными, настроение портится. Мне не хочется возвращаться на место под ненавистным взглядом, я боюсь упасть, опозориться на потеху толпы, как бывало когда-то.

Так, стоп! Было да сплыло! Вперёд, Яся, шагай бодро и улыбайся. Пусть утрётся, козёл. Надо же, пялится он на меня.

Задрав повыше подбородок, я снова улыбаюсь и под жидкие аплодисменты схожу со сцены. Рассеянный взгляд выхватывает чужие незнакомые улыбки, слух улавливает отголоски тихих разговоров, и я всё делаю, чтобы доказать Демиду: мне на него плевать с высокой колокольни. До места удаётся добраться без приключений — удивительно, потому что в прямом смысле не чувствую ног.

Демид стоит далеко, но его взгляд прожигает во мне дыру. Хочется заорать: не смотри на меня! Отвернись, кому говорят! Ты не имеешь права после всего, что сделал со мной. Ну зачем ты смотришь?! А губы снова горят, будто бы Лавров меня целует. Чувствую себя человеком, которому оторвало конечность и его мучают фантомные боли.

Мне не нравится реакция моего организма, громкий стук сердца и горячий румянец на щеках. Сажусь в кресло, перевожу дыхание, прячусь в толпе сокурсников. Прикладываю руку к груди, а в ней словно барабан поселился, громыхает и бьётся о рёбра. Надавливаю на солнечное сплетение, разминаю кожу под платьем, а затылок буквально пылает, покрывается испариной. Да ну блин! Всё настроение, гад, испортил. Чтоб тебе в ботинки милый котик нагадил. Уй, злюсь.

Каким чудом концентрирую внимание на происходящем на сцене? Спросите и не отвечу. Окончательно прихожу в себя только, когда наступает Дашкина очередь получить заветную корочку. А ещё оказывается, я всё это время так крепко сжимала в руках новенький студенческий, что острый край синей книжечки оставил глубокий след на ладони.

Не оборачивайся! Не смотри назад! Только не туда, где в проходе стоит кучка друзей Демида и он сам. Не дай Лаврову шанса вообразить, что ты вообще заметила его.

Но сидящие рядом знакомые и не очень девчонки шуршат, двигаются, не в силах усидеть спокойно. Если я всеми силами пытаюсь превратиться в древнюю окаменелость, они наоборот — красуются, привлекая внимание старших популярных парней.

— Ой, хорошенький какой.

— Брюнета видели? О-о-о, тестостерон на палочке. Так бы и облизала с головы до ног.

— Ага, нужна ты ему.

— А мне больше друг его нравится.

— Да, тоже классный.

— Мне б любого из них, я б ух!

— Сова нашлась, ухает на ухо. Угомонись!

— Интересно, он с кем-нибудь встречается?

— Не пофиг ли? Отбить всегда можно.

— Ага, держи карман шире. Видела, какие девчонки на третьем курсе? Красотки.

— Да я как бы тоже не урод.

— Вот бы он рядом сел, я бы к нему прижалась.

— Озабоченная. У тебя прыщ на лбу, даже тонак не помог, потому смотри вон, на Витьку, тебе больше подходит.

И все это разбавляется охами, вздохами и кокетливым хихиканьем. Глупышки. Сидят и не знают, дурочки, на какие гадости способен их обожаемый брюнет.

Например, когда мне исполнилось двенадцать, в день моего рождения я увидела на окне тортовую картонную коробку, перевязанную ярко-розовой ленточкой. Тогда мы с Демидом только-только становились заклятыми врагами, и у меня было мало опыта в войне с ним. Наивной была и доверчивой. Решила, что Лавров на меня больше не злится, в том, что, что торт поставил на подоконник именно он, не сомневалась. Это был наш с ним способ обмениваться информацией — оставлять что-то на окне спальни.

Честно, я обрадовалась. На мгновение показалось, что между нами снова мир и дружба. Вы представляете, как я сильно орала от ужаса, когда, открыв коробку, увидела там тараканов? Огромные и чёрные, получив свободу, они мигом расползлись по подоконнику, один особенно прыткий тут же начал карабкаться по моей руке. Я рыдала до самого вечера, слова сказать не могла, а после долго с подозрением косилась на любую коробку.

И если вы думаете, что тараканами ограничилась фантазия этого засранца, у меня для вас плохие новости.

Голос разума шепчет, что ему уже не четырнадцать. Что тараканы и прочие гадости остались далеко в прошлом.

Наверняка Демид очень изменился не только внешне, но и внутренне. Стал взрослее, детские приколы и садизм уже не часть его личности. Но потом вспоминаю, каким диким огнём горели его глаза при первой встрече, сколько было в них ненависти и отвращения. Настолько много, что снова легко было почувствовать себя тем самым чёрным противным тараканом, а не живым человеком. Словно не прошло два года, и мы с Лавровым так и остались теми буйными подростками, которых переполняла обида и злость.

Вот только поцелуи совсем не вписываются в привычную парадигму. Прошлый Демид скорее бы стукнул меня, чем поцеловал…

Нет, надо подумать о чём-то другом! Ёрзаю, устраиваюсь удобнее, пытаюсь расслабиться. Девчонки шепчутся, обсуждая «красивого брюнета», а я смотрю на счастливую Дашку, изо всех сил не думаю о Лаврове.

Надо вспомнить хотя бы Никиту, что ли.

Он обещал меня найти, но, наверное, решил не заморачиваться, или не знаю почему он так и не объявился. Я не сумела определиться, понравился он мне и жду ли его, но мысли о высоком красивом парне здорово отвлекают от Лаврова. Правильно Юлька говорит: мне надо найти кого-то, и тогда Демид от меня окончательно отцепится, я перестану постоянно вспоминать о нём, взбудораженная внезапной встречей. Внезапной и очень неожиданной.

— Ой, он сюда идёт, — вздыхает девочка, сидящая за моей спиной, и от радости ногами топает.

Детский сад. Дашка, вернувшаяся с вручения, плюхается на соседнее кресло, бухтит, что никак не может понять общей истерии, а я спинным мозгом чувствую, кого именно имеет в виду визгливая девица.

— Привет, красавчик! Хочешь к нам?

— Мы подвинемся.

— Давай, смелее!

Девчонки, собравшись в стаю, всегда очень смелые, и сейчас каждая пытается привлечь внимание симпатичного парня и показать себя самой раскрепощённой. Хм, Демид — симпатичный. Умора.

Интересно, если я сейчас встану и, не дожидаясь конца «представления», уйду? Это будет очень странно? Ну, вдруг я в туалет захотела или просто воздухом подышать?

— Тут занято, — сердится Даша, а я скашиваю глаза вправо и вижу мужские ноги в нескольких сантиметрах от подруги.

— Что-то незаметно, — в голосе Демида усмешка, а я поднимаю глаза к лепному потолку.

— Наглый какой, — бурчит Даша и толкает меня локтём в бок. — И откуда такие наглые берутся?

— Такими совершенными нас создаёт природа, — заявляет Демид, а сиденье свободного красного кресла рядом с Дашей хлопает, скрипит под весом Лаврова, а длинные ноги упираются в спинку сидящего впереди бедолаги.

Я жду в ответ возмущений, хотя бы гневного взгляда, но худенький кудрявый парень молчит, и лишь сильнее голову в плечи вжимает, когда Демид наклоняется к нему и хлопает по плечу.

Вероятно, не я одна знаю, каким козлом может быть Лавров. Или кудрявый просто трус.

— Вообще-то свободных мест полно, — заявляю, растягивая губы в ядовитой улыбочке. Смотрю прямо на Демида, а он поднимает левую бровь, надвое пересечённую тонкой полоской шрама, и я даже помню, откуда он там появился.

— Мне нравится здесь, — пожимает плечами. — Отличный вид и компания хорошая.

Фыркаю, ловлю удивлённый взгляд Даши, но она молчит, только в глазах бегущая строка, на которой сменяет друг друга тысяча разных вопросов.

— Нравится ему, — бурчу, и тихий шелестящий смешок срывается с губ Демида.

— Ладно, — заявляет таким тоном, словно хочет сделать важное признание. — Допустим, не все в этой компании приятные, но терпимо. Вот подружка у тебя милая.

— Это он обо мне, что ли? — Даша ошарашенно смотрит на меня, а веснушки от возмущения алеют.

— А что? Хочешь сказать, что ты не милая? — совершенно искренне удивляется Демид. — И веснушки у тебя классные. Тоже первокурсница?

Я не могу понять, он с ней флиртует или это моё больное воображение дорисовывает то, чего нет? Но, судя по расширившимся глазам Даши, она окончательно сбита с толку.

— Отстал бы ты от меня? — выдаёт, справившись с потрясением. — Не знаю, какую игру ты затеял, но я в ней участвовать не собираюсь.

«Придурок», — шепчу одними губами и яростно смотрю на Демида, а он точно так же отвечает: «Я знаю».

Знает он, надо же, какой умный.

Даша снова толкает меня в бок локтём, а когда смотрю на неё, едва заметно головой в сторону своего соседа дёргает. Мол, что это только что было? Отмахиваюсь, но Даша щурится, и я боюсь, что вечер расспросов мне обеспечен.

— Как тебя зовут? — не унимается Демид, а Даша хлопает глазами, удивлённая.

Молчи, Яся. Будь выше этого. Не поддавайся на провокации, он ведь именно этого и добивается. Специально припёрся и рядом сел, чтобы довести тебя.

Я не хочу, чтобы моя новая подруга стала разменной монетой в нашей с Лавровым войне, она такого не заслужила. Ни на минуту не верю, что Даша действительно могла его заинтересовать, и не потому, что она страшненькая, нет. Она очень симпатичная! Просто Демид — чудовище. Он не умеет к кому-то искренне относиться, и каждое его слово нужно делить на десять, а то и на сто.

— Глафира, — выдаёт Даша, а я давлюсь смехом.

— Чудесное имя, а как тебе подходит, — веселится Демид, а все сидящие вокруг, затихают, наблюдая.

— Меня тогда Афанасием зовут, — смеётся и откидывается на спинку сиденья, вытягивает длинные ноги и смотрит на сцену, кажется, потеряв к нам всяческий интерес.

— Он странный, — шипит мне на ухо взбудораженная Даша, а я развожу руками.

Когда Демид так близко, время течёт слишком медленно. Я не шевелюсь, смотрю вперёд, и вскоре наряды первокурсников сливаются в одну пёструю ленту. Ничего не разбираю, но упорно вглядываюсь в происходящее на сцене и меня отпускает.

Пусть сидит, где хочет и делает, что ему нравится. Меня это не касается.

Этот вечер похож на резину, тянется и тянется, но всему приходит конец. Нас ещё раз поздравляют, желают лёгкой учёбы и высшего бала на экзаменах, призывают к взвешенности каждого решения и дают ещё массу напутствий. Появление Демида напрочь испортило мне настроение, но я вслушиваюсь в слова декана и впитываю новую информацию. Она уж мне точно пригодится, в отличие от нервного срыва.

— Ребята-первокурсники! — зычно вещает в микрофон декан. — Не забывайте, что каждому из вас положен куратор из числа старших учащихся. Вскоре вам огласят список, отказаться нельзя. А сейчас в добрый путь и пусть удача и упорство никогда вас не покидают!

— Этого ещё не хватало, — сокрушается Даша, а мне как-то вдруг дурно становится. — Лилька ж рассказывала, а я забыла.

— Интересно, кто нам попадётся? — суетится девочка, сидящая рядом со мной.

«Главное, чтобы не Лавров», — думаю я, но быстро отгоняю от себя дурацкую мысль.

Собираемся, народ стекается к выходу, и я прячу новые документы в сумку. Нет, несмотря ни на что, это отличный день!

— Ну что, пойдём отмечать? — спрашивает Дашка, а я киваю. Не в комнате же сидеть, когда новая жизнь начинается, хорошая и яркая?

— В Мак? — спрашивает Аня из триста пятнадцатой и перекидывает через плечо сумку на длинном ремешке. Аня очень красивая, светловолосая и улыбчивая, на солнце похожая, ей невозможно не улыбаться.

Вообще мне очень нравятся все, с кем познакомилась за эти дни. Девчонки на нашем этаже замечательные.

— Можно в Мак, — размышляет Даша, потирая подбородок. Кажется, она напрочь забыла, что рядом с ней всё ещё находится Демид, да и я стараюсь об этом не думать. Игнор — лучшая политика. — Да, отличная идея. И недалеко.

В Красновке не было привычных многим заведений общепита, и мне всё-всё интересно. Хочу наслаждаться каждым днём.

— Разрешите, молодой человек?

Даша смотрит на загораживающего проход Демида, а он усмехается, но не отходит.

— Отойди, а?! — кипятится Даша, и Демид всё-таки пропускает её, чуть-чуть отодвинувшись. Подруга снова называет его наглым и, только чудом его не задев, проходит мимо.

Теперь моя очередь протискиваться, и эта перспектива раздражает и повергает в уныние.

— Может ты уже уйдёшь? — но Демид только головой качает.

— Подруга вон как хорошо пролезла, — издевается, а я готова его стукнуть, аж ладони зудят и кончики пальцев покалывают.

— Не дождёшься, — выдаю, хватаю свои вещи и, чёрт меня дери, убегаю в другую сторону.

Под возмущённый писк не успевших собраться девчонок, отвратительным образом наступая кому-то на ногу, ойкая и прося прощения, я проношусь ураганом через ряд и, оказавшись с другой стороны, показываю Демиду язык.

Вот так тебе, Лавров. Сам в свои ловушки попадай, я в капкане сидеть не собираюсь.