Неостывший лед

Законы природы суровы

И спорить тебе бесполезно.

Снимаются все покровы

С тайн лесных и небесных.

И плавится лед холодный

Слезой кристальной и чистой.

И сильный огонь горячий

Становится пылью искристой.

Но вдруг наступает время

И рушатся все постулаты.

В ничто превращается бремя

Законов замысловатых.

И льется огонь, как речка,

Прохладу неся на пути.

И лед становится свечкой.

Теплее какой не найти.

Ты только поверь без сомненья,

Сердцем своим познай.

Разом прими решение

И выходи за край.

Глава 1

– Давным-давно, когда лес напоминал радужное море, а все вокруг цвело и благоухало, жили-были Король с Королевой. Они правили мудро и справедливо. Все жители были счастливы, не было войн и…

– Леона, ну сколько можно! Хватит читать свои сказки!

Я сердито взглянула на брата. Сколько можно меня прерывать, хотелось спросить мне. Но мои глаза опустились на что-то кричащее в его руках.

– Ох, Экберт, ты нашел его!

Моей радости не было предела. В руках моего брата сидел мой новый пушистый друг, мой любимый грифончик Ру. Я обнаружила его пару недель назад, умирающим от голода, под огромным фиолетовым дубом в Лесу. Но, понятное дело, я никому не сказала, откуда именно Ру появился у меня. В Лес мне ходить запрещалось, и если бы кто-нибудь прознал об этом, например, мой старший братец, то мне было бы несдобровать.

– Иди ко мне, мой сладкий! Сколько можно убегать от своей хозяйки! – сказала я и протянула руку к Ру. – Где же ты был?

Грифон еще не умел летать, но попытался взмахнуть крыльями, давая понять, что не прочь вернуться ко мне. Я лучезарно улыбнулась, когда Ру оказался в моих руках и заурчал от удовольствия.

– Я нашел его по дороге с рудника. Он орал, как ненормальный. Покорми его! – произнес Экберт и направился в дом.

Мой брат всегда был немногословен, и многие думали, будто ему нечего сказать. Но это не так. Просто в отличие от всей нашей семьи, Экберт больше думал, чем озвучивал свои мысли вслух.

– Спасибо! – сказала я ему вслед. – А ты пойдешь со мной, – обратилась я уже к Ру. – И обещай больше не убегать, если услышишь, как рядом летит дракон. Он все равно безобидный и не тронет тебя.

Я направилась на кухню, где мама готовила аппетитно пахнущий обед. Грифоны ели исключительно мясо и рыбу. Но в нашей семье такая пища была большой редкостью, поэтому я приучила Ру есть то же, что и мы. А мы питались всем, что росло на нашем огороде. По сравнению с жителями других районов Юга, моя семья жила в почти идеальном месте. Близость к Лесу означала тепло и немного осадков, а солнце светило ярко так же, как и в других местах. Мы могли заниматься выращиванием овощей и фруктов, что-то продавать на ярмарке для ненавистных северян, что-то оставлять себе. Будь моя воля, я бы продавала еду жителям Пустыни, но им доставалась лишь искусственно выращенная еда. Им вообще не повезло: постоянная нехватка воды, ужасающая жара, скудная еда и изнурительная работа быстро приводили к тяжелым болезням и недолгой жизни. Мы же жили около Леса. И в нашем мире это считалось самым привилегированным местом. Климат был мягким и располагающим к долгой и благополучной жизни. Рядом текла река, росли фруктовые деревья. Все было здесь хорошо, кроме одного – близости к Северу.

– Лео, ты рано пришла. Еще не готово, – произнесла мама, помешивая овощное рагу.

– Мама, можно я возьму для Ру кусочек хлеба?

– Опять нашелся? Ну возьми, только немного, а то муки почти не осталось.

– Я совсем чуть-чуть, – сказала я, отламывая небольшой ломоть хлеба и шепотом пообещав своему питомцу, что непременно угощу его своей порцией рагу.

– Ох, когда ты повзрослеешь, Лео. Тебе совсем скоро восемнадцать, а ты все не тем занимаешься. – Мама показательно глубоко вздохнула.

– Я не могла его бросить умирать, мама. И теперь не могу не заботиться о нем.

– А где ты говоришь его нашла? – поинтересовался мой брат, заходящий на кухню и хорошо пахнущий свежими травами после душа.

Он уже переоделся в чистую одежду, и ничто не напоминало о том, что еще час назад он трудился в шахте вместе с другими рабочими, дыша пылью и грязью. Лишь усталость в глазах, которую нельзя было скрыть, явно показывала, что жизнь Экберта в его неполные двадцать совсем нелегка.

– В нашем саду, – быстро отчеканила я, смотря как Ру быстро расправляется с хлебом.

– Но грифоны не живут в садах. Они живут в горах. – Экберт не унимался. – Откуда он там взялся?

– Ну я не знаю…

Брат задумчиво смотрел на меня, как будто взвешивал что-то в уме.

– Ты знаешь, Барк сказал, что видел тебя около Леса.

– Лео, это правда? – тут же испуганно спросила мама, чуть не уронив ложку.

– Да вы что! – воскликнула я громко, испугав бедного Ру, который тут же забился под стол. – Я никогда не была там. Мне же нельзя туда ходить!

– Но Барк сказал, что это была ты.

– Он слишком много болтает. Ну мало ли с кем он мог меня перепутать!

– Рыжие длинные волосы, серое платье и синий браслет на руке… Разве это не ты?

Я машинально потрогала браслет на левой руке. Гладкий, сияющий синевой неба в предгрозовой день, мерцающий во мраке ночи, словно светлячок, браслет был подарен мне папой перед тем, как он отправился на свой пост на Край. Он сказал мне, что это память, которая забыта давным-давно, но которую стоит хранить в своем сердце. Я до сих пор не понимала значение его слов, но послушно носила браслет на своем запястье. А сегодня он меня подвел. Вот ведь какая неудача! Столько раз ходить в Лес и не попасться… А потом случается этот Барк, чтоб его! Я заморгала под пристальным взглядом моей семьи. Врать было бесполезно. Но я все же попробовала.

– Ну я собирала ягоды…

– Леона, ты что действительно ходила в Лес?

Когда мама называет меня полным именем, мои дела становятся совсем плохи.

– Только на поляну. В сам Лес я не заходила.

– Ох! – Мама схватилась за сердце. – Что ты наделала? Самый главный запрет в твоей жизни – это заходить в Лес. И ты его нарушила!

– Мамочка, прости. Я только чуть-чуть. Взглянуть одним глазком.

Вообще-то, я заходила в Лес уже много раз. Но если я начала лгать, то нужно продвигаться по этому пути, пока это возможно, и не ранит близких еще больше. Кажется, в этом я не преуспела. Мама сползла в немом рыдании на пол, и я тут же кинулась к ней.

– Ну что ты! – Я обняла ее крепко, насколько могла. – Ничего же не случилось!

Мамины глаза смотрели на меня с молчаливым укором, и слезы ручьем текли по ее морщинистому лицу. Гнев на того, кто стал причиной всему произошедшему, должен был найти выход.

– Ну что ты наделал, Экберт!

– Я? – устало переспросил он, забирая подбежавшего к нему Ру на свои колени. – Это все ты.

– Почему всем можно ходить туда, а мне нет?

Этот вопрос давно крутился в моей голове. Лет в шесть, когда мне разрешили гулять на улице с друзьями, в Лес мне ходить не разрешали. Друзьям, правда, тоже. До их шестнадцати лет. Но мне скоро будет восемнадцать, друзья давно гуляют в Лесу, рассказывают мне о его красоте, а я – нет. Точнее, совсем недавно уже – да, но это тайком, украдкой. Никто об этом не знал, кроме моих лучших друзей, Ренаты и Роя. И, как теперь оказалось, еще и Барка.

– Мне кажется, уже поздно отвечать на этот вопрос. – Мама провела своей шершавой рукой по моей щеке и посмотрела на меня изможденным взглядом. Мы так и сидели на полу. Я вдыхала знакомый запах меда, исходящий от ее уже наполовину седых волос. – Значит, так тому и быть, – произнесла она, смотря уже сквозь меня, будто видела то, что другим не приметно.

– Мама, может, обойдется? – спросил Экберт, гладя моего Ру по голове.

Маленький предатель вместо того, чтобы жалеть меня, уютно устроился на коленях моего брата и урчал, сытый и уже не реагирующий на наши громкие голоса.

– Да что поздно? Что обойдется? Почему вы мне ничего не говорите?

– Лео, я растила тебя для лучшей жизни. Мы поэтому не уехали отсюда, чтобы быть спокойными и счастливыми. Ты не мучаешься жаждой, как жители Пустыни, не голодаешь, как жители Пустоши. Равнина – самое лучшее, что есть на Юге. Ты здорова, весела и беспечна. Зачем тебе нужно было нарушить мой запрет?

– Потому что мне одной это запретили! Все мои друзья уже сто раз были в Лесу, одна я не ходила…

– Твое любопытство, твое неблагоразумие сработали против тебя, – подытожил Экберт грустным тоном.

И этот его тоскливый голос, нравоучительные нотации мамы вместо определенных ответов на мои вопросы, рассердили меня слишком сильно.

– Да иди ты! – огрызнулась я и резко встала. – Знаете, мне это все надоело. Вы ничего мне не рассказываете. Ну и не надо!

Я направилась к двери. Мама встала вслед за мной, но не так быстро, как я.

– Леона, не смей уходить!

– Твоя вспыльчивость тоже не доведет тебя до добра! – услышала я голос брата и постаралась хлопнуть дверью как можно сильнее, чтобы он понял, насколько я бываю вспыльчива.

Куда могла направиться, обиженная на весь мир, семнадцатилетняя девушка? Конечно, к своей лучшей подруге. Ренату я нашла посреди неоновых цветов в ее саду. Она рыхлила землю, и не заметила бы меня за своим увлекательным занятием, если бы я не дышала, как огнедышащий дракон от переполнившей меня обиды.

– Лео, ты меня напугала! – воскликнула Рената, отряхивая руки от земли.

– Извини. Я не хотела.

– Что-то случилось?

– Мои прознали про то, что я ходила в Лес.

– Как они узнали? – ахнула Рената и поднялась с помощью моей протянутой руки.

– Барк, будь он неладен! Он видел меня там.

Рената разразилась порцией отборных ругательств, предназначенных новоявленному персонажу. Я даже чуть улыбнулась, глядя, как миниатюрная смуглая девушка ругает здоровенного силача Барка. Я села на скамейку рядом с кустом прозрачных роз, которые выращивала моя подруга. Они пахли так чудесно, что я прикрыла глаза. Аромат напоминал что-то давно забытое, из далекого детства, когда все вокруг было огромным и волнующим.

– Тебя наказали? – поинтересовалась Рената, присаживаясь рядом.

– Не успели. Я убежала первой.

– И что тебя ждет, как думаешь?

– Не знаю.

Я пожала плечами и вдруг поняла, что мне все равно, что будет. Я так устала от нескончаемых переглядываний мамы с братом, когда речь шла обо мне.

– Они мне ничего не говорят. Почему мне нельзя ходить в Лес, когда все вокруг спокойно ходят? Там нет никаких опасностей. Границу я и сама бы никогда добровольно не перешла. Да никто из нас не хочет на ту сторону! – сказала я и встретилась с насмешливым взглядом карих глаз. – Ну кроме тебя и еще нескольких ненормальных, – поспешно добавила я, опомнившись. – Да, ты как раз стремишься на ту сторону.

Рената кивнула, чему-то улыбаясь. То ли моей горячности, то ли моим глупым выводам. Но я-то была права. Мы все ненавидели тех, кто жил на другой стороне Леса. Мы хотели, чтобы северяне навеки заморозились в своих сверкающих жилищах. Чтобы они не указывали нам, как жить, и снисходительно не смотрели на наших бедных мужчин, работающих за гроши на рудниках и заводах. Мы обеспечивали северян всем, хотя самые главные богатства, доставшиеся им, были именно на наших землях. Своим роскошным зданиям, изобилием еды, утонченным драгоценностям на их дамах – всем этим они обязаны нам. После Великой Войны, когда они одержали победу более двухсот лет назад, нам оставалось лишь влачить жалкое существование, зная, что там у них все, а у нас – ничего. Но больше всего я ненавидела их за то, что по их закону все наши мужчины после пятидесяти лет должны были отправиться на Край, чтобы охранять наш мир от посягательств чудовищ, появляющихся из Бездны. Мой папа тоже отправился туда несколько месяцев назад, и до сих пор от него не было никакой весточки.

– Ты сейчас заплачешь, потому что я хочу к ним?

– Нет. – Я моргнула несколько раз, чтобы убрать непрошенные слезы. – Просто вспомнила причины, из-за которых я ненавижу их больше всех.

– Я тоже не испытываю любви к ним, – тяжело вздохнула Рената и посмотрела на небо.

Там проплывало пушистое оранжевое облако. Ренате только недавно исполнилось восемнадцать, и она смогла поселиться в небольшом домике, доставшимся ей от милостивых северян только потому, что она с юных лет занималась редким для нас видом садоводства – выращиванием декоративных и уникальных видов цветов, которые так любили наши властители. Через неделю, когда начнется Отбор среди всех восемнадцатилетних юношей и девушек Юга, Рената в числе первых перейдет на ту сторону Леса, чтобы заниматься садами богатых и знаменитых северян. Такой Отбор совершался раз в год. Приходили посланники с Севера и забирали самых лучших из нас, самых успешных и потенциально пригодных для работ там. Так говорили те, кто хотел попасть туда, уйти от нищеты и тяжелой работы к светлому будущему. Но многие из нас не согласились бы с этим. Мы не считали, что работать у северян, у тех, кто истребил наш народ более половины в годы Великой Войны, было в почете у южан. Мы помнили нашу историю и были преисполнены ненависти к тем, кто лишает нас свободы до сих пор. Самые умные из нас, наоборот, предпочитали тяжелую работу в полях или на рудниках унижениям и раболепию на Севере. Но одновременно с этим я понимала и Ренату. У нее не было семьи. Ее подкинули в приют Храма, когда ей было меньше года. Она росла сама по себе, ни от кого не зависев, и с детства увлекалась ботаникой. Это было смыслом ее жизни, а здесь, на Юге, это не дало бы никакого заработка и уж тем более совершенствования в своем деле. А если смысл ее жизни находился на Севере, то у Ренаты не было никаких причин оставаться на Юге.

Моя подруга была уникальной девушкой: спокойной, терпеливой и работоспособной. Я была полной ее противоположностью, но мы легко сдружились и всегда были не разлей вода. Мне сложно даже думать о том, что вскоре нам предстоит долгая разлука. Вполне возможно, что мы вообще больше не встретимся в этой жизни, потому что те, кто уходил на Север обычно не возвращались. В нашем районе среди тех, кто ушел восемнадцатилетними на Север, вернулась одна лишь Мерлоу. Она уединилась в заброшенном домике у самого Леса и ни с кем не хотела общаться. Никто не знал, почему она вернулась и вела жизнь отшельника. Но одно все знали точно – она пробыла на Севере долгих тридцать три года.

– Леона, а ну быстро домой! – раздался громкий голос моей мамы у калитки.

Я вздрогнула и торопливо обняла Ренату. Убегать из дома и прятаться у подруги было не самой лучшей идеей.

– Надеюсь, тебя не сильно накажут, – шепнула мне Рената и дернула за мои волосы, чтобы это действительно сбылось.

– Я тоже этого бы хотела, – сказала я и направилась к маме.

Надо сказать, что мои надежды не оправдались. А дергания за волосы, любимый прием Ренаты, чтобы все, что она хотела, сбылось, в этот раз не сработал.

Глава 2

– Лео! – Вначале тихо, как будто зашелестел лес от сильного порыва ветра, затем, уже намного громче, раздалось под моим окном.

Я вскочила с кровати и приоткрыла оконную раму, стараясь не шуметь, но она все равно громко скрипнула в тишине ночи. В темноте было не разглядеть, что за мужская фигура стояла под моим окном.

– Ну наконец-то! Это я, Барк. Я уж думал тебя прибили!

– Сейчас я тебя прибью! – воскликнула я, уже не заботясь о соблюдении тишины. – Пошел вон от моего дома, Барк!

Если бы я только могла спуститься к нему! Ох и не поздоровилось бы этому предателю… Но я не могла. Моим наказанием было сидеть в своей комнате взаперти вплоть до моего восемнадцатилетия, которое должно состояться через три дня. И даже тогда меня выпустят только, чтобы отпраздновать мой день рождения, а потом я буду вынуждена сидеть в своей комнате и дальше. Сколько это должно продолжаться, мама не сказала.

– Лео, я пришел извиниться…

– Какая я тебе Лео! – прошипела я. – Для таких, как ты, я – Леона.

– Ты уж прости меня. Я хотел как лучше.

– Ну вот оно, твое "лучше"! Доволен?

– Кто бы тут ни был, в такое позднее время сюда лучше не приходить! – громко проговорила мама, пугая нашего ночного гостя.

Барк, не смотря на свой двухметровый рост, тут же метнулся к забору и ловко перепрыгнул через него. Мне только оставалось пожелать ему счастливого пути. С сарказмом, конечно. Если бы не его болтливость, мои дни проходили бы куда лучше, чем сейчас.

Я вновь прилегла на кровать, стараясь не потревожить спящего на моей подушке Ру. Хитренький, выбрал самое мягкое место и спокойно спал, не думая о том, что его хозяйка вынуждена лежать без подушки. Мои глаза уже закрылись, и мне почти снился Лес во всем своем многообразии красок и текстур, как вдруг внезапный звук потревожил мой полусон. Я села, не понимая, что происходит. Звук повторился, и только теперь я поняла, что кто-то кидал камушки в мое окно.

– Да вы издеваетесь! – пробурчала я и высунулась в полуоткрытые окно. – Ну кто там?

– Это я, Рой.

Я тихо вздохнула в клубящейся темноте. Рой был смуглым парнем с очаровательными черными кудряшками на голове и огромными глазами темно-коричневого цвета. Многие девочки из нашей школы тайно вздыхали по его обаятельной улыбке и невероятно длинным ресницам. А я просто с ним дружила, и все его чары совершенно не действовали на меня.

– Рой, что ты тут делаешь? – прошептала я так, чтобы не потревожить маму вновь.

– Пришел тебя навестить. Я тебя не видел уже два дня.

– Потому что меня закрыли тут…

– Да, я знаю. Я скучал. В школе без тебя все не так. Уроки намного длиннее. Да и день кажется бесконечным.

Я не успела ничего ответить. На этот раз сердитый голос Экберта рассек ночную тишину:

– Да что же это такое происходит? Ох, я сейчас выйду и…

– Рой, уходи, – тихо сказала я и с улыбкой наблюдала, как друг, отсалютовав мне, быстро скрылся в ночи.

– Леона, скажи своим друзьям, чтобы приходили днем, а не ночью! Кому-то рано вставать на работу и очень хотелось бы поспать.

– Хорошо, Экберт. Извини, – смеясь, сказала я, все еще не отходя от окна.

Не знаю, может, я ждала третьего посетителя этой ночью, а, может, мне просто хотелось подышать свежим ночным воздухом и посмотреть на танцы светлячков в чернильном небе. Спать уже не хотелось. Сегодня была особенно темная ночь, в которой ничего нельзя было увидеть. Лишь маленькие горящие точки, движущиеся в только им известном направлении. Иногда один светлячок встречал другого, и они начинали вальсировать, не пугаясь тьмы, потому что сами несли в себе свет.

Я вздрогнула от резкого звука внизу и вдруг увидела лицо Роя прямо перед собой.

– Как ты…

– Тсс, – прошептал он, и мне пришлось отойти назад, чтобы он пробрался в мою комнату через окно.

Какое-то время мы стояли друг против друга, слыша, как наши сердца отбивали быстрый ритм. Больше всего я боялась, что сейчас в комнату придет мама и запрет меня в ней на всю жизнь. Я даже немного злилась на Роя за то, что тот решился на такой компрометирующий меня поступок. Как будто он не догадывался, что сейчас не лучшее время для встреч. Хотя судя по его лицу, все же догадался. Не зря Рой стоял, как камень, и не издавал ни звука. В доме стояла полнейшая тишина, лишь часы на стене напротив оглашали комнату ровным постукиванием.

– Лео, я правда скучал, – прошептал Рой и притянул меня к себе.

Его волосы пахли хвоей и смолой, потому что его дом стоял совсем рядом с Лесом, а там росли высоченные, почти соприкосавшиеся с небом, сосны. Отец Роя работал дровосеком и учил Роя всем премудростям этой нелегкой работы. Только он знал, какие деревья можно рубить в Лесу, а какие нет. Через год он тоже отправится на Край, а Рой станет главным добытчиком в семье вместо него.

– Рой, как ты сумел подняться ко мне?

Не могла не поинтересоваться я у своего друга, когда мы разомкнули объятия.

– Ловкость рук…

– Брось! Это вообще немного пугает. Тогда каждый может вот так взять и залезть ко мне в комнату.

– Экберт оставил лестницу у яблони, – весело проговорил Рой, наблюдая за моей реакцией на его слова.

– Ах вот оно что! – громче, чем нужно, сказала я и закрыла рукой свой рот.

Ну что за растяпа! Конечно, Экберт сильно уставал на работе, поэтому забывал о некоторых вещах. Но это все равно не меняло всей комичности ситуации – именно из-за оставленной им лестницы Рой сейчас находился в моей комнате.

– Хорошо, что ты здесь. Мне очень скучно в этих четырех стенах.

– Что, даже книги не помогают? – Рой кивнул в сторону покосившейся набок стопки книг на моем прикроватном столике.

– Ну нельзя же все время читать!

– И это говоришь мне ты, которая не спала три ночи, пока не прочитала до конца "Морскую поэму"…

– Она была очень интересной.

Улыбаясь, мы сели на пол у моей кровати. Моя голова тут же легла на крепкое плечо Роя. Как здорово, что у меня есть такой друг. Он никогда не обижал меня, не предавал, не позволял другим говорить обо мне плохо. Это же настоящая находка, когда есть человек, которому можно доверять так же, как самому себе. А в моей жизни было два таких человека. И помимо полного доверия, Ренате я могла поведать абсолютно все. Даже мои странные сны.

– Я так рада, что у меня есть ты. – Я озвучила свои мысли вслух и взяла руку Роя в свою.

– Ты – самое лучшее, что есть в моей жизни, – тут же откликнулся Рой и наклонил свою голову к моей, все еще покоящейся на его плече.

Наши пальцы сплелись, и мы замолчали. Каждый думал о своем, но наверное, это "свое" было почти одинаковым. Мы столько всего пережили рядом. Именно его руки обнимали меня, когда уезжал папа. В тот момент Рой держал меня так крепко, что мысли побежать за машиной, увозящей моего отца, рассыпались осколками по пыльной дороге. Именно я была рядом с Роем, когда его шестилетний брат Берни ушел в Лес и не вернулся. Нам с Роем тогда было по четырнадцать. Рою еще было запрещено ходить в Лес, и от своего бессилия он был в ярости, а я старалась эту ярость погасить. Мы были верными друзьями, которые через все преграды и невзгоды старались сохранить в себе все лучшее, что было в нас.

Я знала, что у моих родителей и родителей Роя год назад состоялся серьезный разговор, в котором они обсуждали наше будущее. Они все сошлись на общем знаменателе, что как только нам с Роем исполнится по восемнадцать лет, они нас поженят. Ради общего благополучного будущего. Моему папе было спокойнее покинуть нас, зная, что его мятежная и своенравная дочь будет в надежных руках, а в надежности Роя он не сомневался. Сомневалась я. И не потому что не доверяла своему другу, наоборот, даже слишком. Для меня Рой всегда был другом и вообразить его в роли жениха я не могла, хотя честно пыталась. Даже сейчас, сидя рядом с ним, чувствуя его близость, я не понимала, что с ней делать дальше. Самое интересное, что мы ни разу не говорили о решении своих родителей. Знал ли он, или когда-то это станет для него открытием, таким же, как и для меня, когда папа в день своего отъезда на Край, сообщил эту новость. Тогда, лишенная всяких мыслей, кроме тревожного сигнала в голове: "Он уезжает навсегда!", я просто приняла это, как данность. Мне все равно никто не нравился из здешних ребят, а Роя я хотя бы хорошо знала. Но сейчас, когда мысли почти пришли в порядок, я понимала, что ни за что не хочу выходить замуж за Роя. Рядом с ним мое сердце стучало спокойно, всегда хватало воздуха, и мой внутренний светлячок не желал вальсировать вместе с ним. Дружить – да. Но не любить.

– Ты засыпаешь? – спросил Рой, чуть отстраняясь от меня.

– Нет. Просто задумалась.

Позади нас что-то тихо прорычал Ру. Наверное, ему снилось, как он охотится или летит высоко в небе, рассекая крыльями облака.

– Интересно, кем он себя считает больше, орлом или львом? – поинтересовался у меня Рой.

– Он себя считает обычным грифоном, – с улыбкой произнесла я, зная, что Рой тоже улыбнулся.

Наши руки сами собой разомкнулись. Я подняла голову с его плеча, чтобы всмотреться в его лицо. При тусклом свете свечей, стоящих на столике, выражение его было задумчивым. Рой был, пожалуй, самым красивым из наших парней, самым сильным за исключением Барка. Многие девушки Равнины хотели бы быть рядом с ним и бесконечно любоваться большими карими глазами, обрамленными длинными черными ресницами. А я вот не хотела. Ну что со мной было не так? А с ним? Рой ни с кем не встречался, не отвечал на флирт других девушек, проводя свое свободное время в обществе меня и Ренаты, хотя последняя ему совсем не нравилась из-за своей мечты уехать на Север. Он презирал таких людей и старался приходить ко мне, когда точно знал, что Рената работала в своем саду. Получается, Рой проводил большую часть своего времени лишь со мной. Но если бы я нравилась ему, то наверняка когда-нибудь он уже сделал бы попытку меня поцеловать. Да вот хотя бы сейчас…

– О чем думаешь?

– О тебе, – честно ответила я.

– И что тебе пришло на ум?

– Рой, а с кем ты еще дружишь, помимо меня?

– С Ренатой…

– Не смеши меня! Ты общаешься с ней лишь потому, что я дружу с ней.

– Да, ты права. Значит, получается лишь с тобой. – Рой улыбнулся краешком губ.

– А почему ты больше ни с кем не дружишь?

– Мне хватает общения с младшими братьями. А дружба в моем понимании слишком серьезна.

– Значит, у нас все серьезно? – насмешливо спросила я и несильно ткнула Роя в бок.

– А то! Серьезнее некуда.

Рой повернул ко мне свое лицо и вглядывался в мое. Что он там видел? Боязнь услышать что-то нехорошее на мой полушутливый, но на самом деле слишком серьезный вопрос, или заинтересованность в том, что произойдет дальше? Я не ждала никаких признаний от него, не хотела поцелуев, с которыми не знала, что делать дальше. Или все-таки хотела? Мне скоро восемнадцать. Я заперта в четырех стенах, и мне безумно скучно. А там, за стеной кипит жизнь: танцуют светлячки, встречаются и весело проводят время парочки. И все мимо меня. Так почему бы не поцеловать своего друга? Вот он сидит совсем рядом со мной…

– Мне пора, – сказал внезапно Рой, быстро поднимаясь с пола.

Я поднялась следом за ним, наивно думая, что он обнимет меня как обычно на прощание. Но в этот раз я ошиблась.

– Я навещу тебя. Не скучай, – поспешно проговорил Рой и исчез в окне.

Что за ночь такая странная, темная, волнующая? И мысли ей под стать. Я потерла свой лоб, чтобы успокоиться. Мне просто очень одиноко. Только этим все и объяснялось. Я вдохнула ночной воздух всей грудью, закрыла окно и рухнула на кровать.

Вначале мне снился страшный, полный беззвучного крика и бессилия, сон. В нем папа уезжает вновь и вновь, а я ничего не могу сделать. Его темно-зеленые глаза смотрят на меня и плачут, хотя слез нет. Просто я вижу в них застывшую печаль вперемешку с чем-то еще, непонятным для меня. Как будто папа чего-то ждет от меня, но боится сказать. И во сне я осознаю, что еще не доросла до простой и одновременно сложной истины. Вот она, на поверхности – но не для меня. Для кого-то другого. Потом появляется Экберт, и я понимаю, что он-то все знает. Потому что он вот такой рассудительный и спокойный, словно глубокое озеро, гладь которого может нарушиться одним лишь камешком, но проходит совсем небольшое время, и озеро возвращается к своему естественному состоянию затишья. А я – быстрая река, текущая с гор, в которой все бурлит и кипит желанием двигаться вперед, познавать как можно больше и чувствовать себя живой. Бросьте в эту реку камень, и вода будет бить его волнами и брызгами. Река хочет течь и дальше, и никаким камням никогда не перекрыть ее течение. И волны не стихнут, потому что жизнь – это борьба.

Мне особенно обидно наблюдать, как Экберт подходит к отцу и берет в руки какой-то маленький предмет. С того места, где я стою, мне не видно, что это. Но я понимаю, что для папы важно – отдать перед отъездом именно эту вещь. Отец смотрит на меня проницательным взглядом, а меня переполняет обида, особенно когда я вижу, что этот предмет – мой браслет. Мне хочется крикнуть: "Да это же мое! Отдайте!" Но папу сажают в машину и увозят. А я бегу за машиной, забыв о браслете и обиде, лишь бы догнать ее и еще раз увидеть отца и сказать, как я его люблю. Потом я падаю, машина исчезает за поворотом, и я бесшумно рыдаю, хватая руками пустоту.

Мои сны слишком жестоки, чтобы кончаться на этом. Следом за папой я попадаю на Край. Черную землю и ярко-оранжевые всполохи из Бездны я слишком хорошо знаю из учебника по географии. Небольшие землянки, похожие на гнезда ласточек, расположились по всему Краю вдоль Бездны. Я знаю – в одной из них мой отец. Мне нужно найти его как можно быстрее. Потому что я точно помню, благодаря таким же снам: сейчас появится чудовище. Я уже слышу, как оно карабкается вверх. А я так беззащитна перед ним. Никакого оружия, никаких сил, чтобы бороться, потому что усталость накапливается во мне каждую секунду пребывания здесь. И тут из землянки в десятках метров от меня появляется папа. Но и чудовище тоже появляется. Я вижу, как оно вылезает из Бездны. Но сегодня оно не слишком пугает. Это не Кракен, не ужасный тролль или великан-людоед. Сегодня мое подсознание пожалело меня. Высокое, худое, сливающееся с сумерками бездны и лишь изредка озаряемое оранжевым светом, оно медленно идет ко мне. Пара шагов – и я вижу огромные крылья за спиной. Еще несколько – и я понимаю, что головы у него нет. Лишь два больших глаза на месте, где должна быть шея. Вот теперь появляется липкий страх. Я оглядываюсь на папу, но тот, хотя и бежит по направлению ко мне, все еще далеко. А когда я вновь смотрю на чудовище, оно уже рядом со мной. Только сейчас я понимаю, что его глаза закрыты, как будто оно спит. Но чудовище бодрствует, потому что через мгновение его глаза рубинового цвета открываются, и оно начинает кричать. Этот невыносимый звук, напоминающий стон и рык одновременно, заставляет вжаться в землю и закрыть ладонями уши. Но лучше бы я закрыла глаза, потому что крылья чудовища распахиваются, и оно бросается на меня.

– Леона, проснись! Это сон, всего лишь сон!

Голос Экберта и его руки, гладящие меня по голове, прогнали прочь остатки кошмарного сна, но я еще ощущала на себе зловонное дыхание монстра. Папа опять меня не спас. В моих кошмарах он никогда не успевал добраться до меня первым, чудовища всегда оказывались проворней.

– Принести тебе воды?

– Нет, – прохрипела я. – Спасибо.

Мне не хотелось оставаться в колючей темноте одной.

– Все тот же кошмар?

– Все тот же. Экберт, ты боишься оказаться там?

Мой брат сразу понял, о чем я его спрашивала.

– У меня еще вся жизнь впереди, – отшутился он.

– А вот и не вся.

– По крайней мере лучшая ее часть.

Конечно, он никогда не признается. Экберт такой: даже если страдает, то молча, не жалуясь никому. Прямо как папа.

– Я скучаю по нему.

– Я тоже.

Мы замолчали. Экберт все так же гладил меня по голове. А я лежала, прислушиваясь к ночному уханью совы. Это отдаленно напоминало звуки, издаваемые чудовищем из сна. Жив ли еще мой отец? И сколько можно оставаться живым около Бездны? Наверное, совсем недолго.

– Я пойду спать, – произнес Экберт, вставая с моей кровати. – Тебе зажечь свечу?

– Не нужно. Я уже не маленькая и не боюсь темноты, – упрямо сказала я, хотя на самом деле желала одного – чтобы наступило утро, и солнце развеяло ужас ночи.

– Спокойной ночи.

– И тебе!

Дверь за Экбертом закрылась, и я укрылась с головой в одеяло. Я думала, что рядом с Ру будет не так страшно, но он все так же спал на моей подушке, кажется, даже похрапывал по-грифоньи. Никакие звуки, громкие ли или тихие, его не будили. Хотела бы и я так провести остаток этой ночи. Я небольно дернула себя за волосы (Все как учила Рената!) и крепко зажмурила глаза. Я засну. И мне приснится хороший сон. Я это заслужила. Я засыпа…

Глава 3

Восемнадцатилетие – это большой праздник на Юге. Ты можешь больше не ходить в школу, потому что тех скудных знаний, что давались там, вполне достаточно для работы, которую обычно выполняли южане. Мужчины работали на заводах и рудниках, женщины – на фабриках и в других местах, где предполагалось, что труд чуть легче. Некоторые семьи занимались фермерством и животноводческим хозяйством, что считалось очень прибыльным делом, потому что натуральные продукты очень ценились северянами. Пробиться на Юге и стать полноправными хозяевами своей жизни могли лишь единицы. А остальные беспрекословно выполняли малооплачиваемую работу и принимали все это, как данность. Нужны ли южанам знания по астрофизике при такой жизни? Конечно, нет!

Учиться в школе после восемнадцати лет оставались лишь те, кто хотел перебраться на Север. Они хотели вобрать в себя все, что только мог дать учитель. Для этого они ходили в школу вплоть до самого Отбора. И еще в школу ходили такие, как я. Те, кто впоследствии хотели сами стать учителями. Я мечтала дарить детям свет и радость от получаемых знаний. Я надеялась, что с таким учителем, как я, детям будет не скучно учиться, и они не будут бояться задавать вопросы на интересующие их темы.

Я и сама любила узнавать что-то новое. Но из-за запрета мамы выходить из своей комнаты, я уже несколько дней пропускала школу. Многое ли я пропускала? Не слишком. Образование для южан было набором простых истин, практически как дважды два. Новые знания я черпала из книг, которые мне давал Эллиот, монах, живущий в Храме. В подвале здания была целая библиотека, состоящая из энциклопедий, учебников и книг по истории и искусству. Многие из этих книг были под запретом на Юге. За двести лет северяне хорошо позаботились, чтобы мы стали необразованной толпой, ничего не понимающей ни в языках, ни в новых технологиях. Никаких высокоинтеллектуальных развлечений у нас тоже не было. Балет, опера, театральные постановки, чтение хороших книг, в конце концов, – все было на Севере. А у нас лишь пошлые спектакли с участием ростовых кукол, музыкальные концерты, состоящие из повторения двух-трех нот, да спортивные мероприятия. И все это я не могла смотреть, пугаясь толп, а в них орущих и полупьяных людей.

Нас поработили, уничтожили наши возвышенные желания, доведя их до низменных и ничтожных, и мы позволили это с собой сделать. Из книг, которые мне можно было читать лишь тайком, я узнала, что до войны некоторые южане были успешны во многих профессиях. Например, картины одного известного в те времена художника, покупались за огромные деньги, а популярный архитектор строил у северян здания искусств. А теперь мы даже обычные дома не можем построить без инженера, приезжающего к нам с другого края Леса.

Вот такие странные мысли лезли ко мне в день моего восемнадцатилетия. Все потому, что я пол ночи, мучаясь от бессонницы, читала книгу из Храма, в которой мы когда-то были сильными, благородными детьми Солнца, у которых горели глаза ярким светом от переполняющего тепла. Но и северяне были там намного лучше, чем я представляла их сейчас. Дети Луны, ценители красоты и гармонии, они были спокойными и мудрыми людьми, а превратились в деспотов и убийц. Даже с нашими драконами северяне провели серию генетических экспериментов, и теперь драконы не извергали огонь, стали размером с барашка, и летали себе такие барашки мирно в небе. И только из книг я узнала, какими величественными и гордыми созданиями они были в далеком прошлом. Я бросила взгляд на раскрытую книгу на кровати. Там, на развороте, неизвестным художником были нарисованы два дракона. Один, весь светящийся золотом, с ярко зелеными глазами, был увеличенной копией того, от кого совсем недавно спасался Ру, убегая в кусты. Второй, как будто сделанный изо льда и мерцающий серебром, казался настоящим произведением искусства. Оба дракона были одинакового размера, они смотрели друг на друга, готовые сразиться в последней схватке. Наверняка, никто из них не победил бы, потому что силы были равны. Огонь растапливает лед, а лед сковывает огонь.

– Лео, выходи уже! Скоро гости придут, – произнесла мама, приоткрывая дверь в мою комнату!

Вид у нее был утомленный, хотя я все утро помогала маме с приготовлениями к моему празднику. Да и ждали мы только Роя и Ренату. Никто из южан не устраивал больших праздников со множеством гостей, нам этого не позволяли северяне. Поэтому свадьбы, юбилеи и дни рождения отмечались в узком кругу родных и друзей. Но мне и не хотелось больше никого видеть. Бабушки и дедушки не дожили до моего совершеннолетия, других родственников у меня не было. Единственное, о чем я жалела, было отсутствие папы на моем празднике. Но даже этим я бы поступилась, если бы только точно знала, что он жив.

Мама подошла ко мне и заправила непослушную прядь волос за ухо.

– Твои волосы такие же беспокойные, как и ты сама.

– Вот такие мы, – хмуро подтвердила я.

– Лео, милая моя, потерпи еще чуть-чуть взаперти. Все для твоего блага.

– А какое оно, мое благо?

– Ты все узнаешь позже, когда придет время. – Мама улыбнулась мне мягко и нежно.

– Ох, мама! Какие заезженные фразы. Я так устала их слышать! – воскликнула я и прошла мимо мамы к двери.

Моим самым плохим качеством было даже не упрямство, не своеволие, не излишняя эмоциональность, а неумение ждать. Я никогда не понимала, как папа и Экберт могли часами сидеть на берегу реки и ловить рыбу. Я даже как-то пробовала посидеть с удочкой вместе с ними, и меня хватило минут на двадцать. Потом я побежала купаться в этой же реке, спугнув всю рыбу, и на этом моя рыбалка была завершена. А мамины фразы про нужное время вообще выводили меня из себя. Даже Экберт знал что-то важное про меня, но все молчали и ждали какого-то правильного момента. Интересно, дождусь ли я его сама.

Я спускалась по лестнице, старой и скрипучей, и каждый мой шаг отдавался в голове тихим шепотом: "Успокойся". В конце концов, сегодня был мой день рождения. Нужно веселиться, шутить и не позволять себе впадать в упадническое настроение. Еще успею, когда меня вновь запрут в моей спальне.

Внизу уже стояла Рената в ее единственном праздничном платье. Ей очень шел бордовый тон, оттенявший загорелую кожу и хорошо сочетающийся с темными волосами. У меня тоже было всего одно платье для торжества, ярко-голубое, длинное и воздушное. Но в честь восемнадцатилетия мама подарила мне, бережно хранимое до этого в сундуке, свое свадебное платье. Не то чтобы это была традиция, но многие южане дарили своим детям на совершеннолетие свадебное платье или костюм. Потому что такая нарядная одежда была у нас большой редкостью и стоила огромных денег, которых у нас не было. Я не думала ни о какой свадьбе, но все равно была рада надеть мамино платье. Невесомое, похожее на полупрозрачное облако, оно будто было продолжением меня.

– Лео, с днем рождения! Какая ты красивая! – восторженно проговорила Рената. – Ну ка дай тебя рассмотреть…

Пока подруга крутила меня в разные стороны, я наконец-то почувствовала, что этот день по праву мой, и ничто не должно омрачить его.

– Спасибо. Ты тоже очень красивая! – сказала я Ренате и в одно мгновение очутилась в ее объятиях.

От нее пахло розами. И даже подарок, который она вложила мне в ладони был связан с этими цветами. Это была бронзовая заколка для волос, сделанная в виде розы с шипами.

– Рената, она прелестна!

У меня не было слов. Мне хотелось спросить, где она достала такую красоту, потому что декоративные вещи на Юге были такой же редкостью, как и праздничные платья. Но я просто любовалась заколкой, лежащей на моей ладони.

– Я хотела подарить тебе мерцающие розы, но ты бы все равно за ними хорошо не ухаживала…

– Ну да! У меня руки не из того места растут.

– Это точно! – подтвердил Экберт с порога.

Он пришел с работы раньше, чем обычно. Наверняка, бежал всю дорогу ради меня, и это было так мило, что я кинулась к нему и обняла, как в детстве крепко-крепко. Именно Экберт первым поздравил меня с днем рождения. Ранним утром, когда солнце только появилось за горизонтом, он разбудил меня привычным поглаживанием по волосам. И я должна была бы злиться на него, потому что в эту ночь мне снились только хорошие сны, и он прервал один из них, но я не могла. Ведь это Экберт, который не мог не поздравить сестру и не подарить ей первый за сегодня подарок – книгу о грифонах. Где он ее сумел достать, я даже не догадывалась.

– Ээ… полегче! Я и так еле на ногах стою, – сбивчиво произнес он, восстанавливая дыхание.

Я все равно поцеловала брата в щеку и потрепала за темные волосы. Экберт смущенно улыбнулся Ренате, извиняясь за такую по-детски смешную сцену между нами.

– Смотри, что мне подарила Рената!

Я раскрыла ладонь, чтобы Экберт мог рассмотреть красоту заколки, но он лишь кивнул и быстро направился к себе, обронив по пути, что скоро вернется.

– Почти все в сборе. Где же Рой? – поинтересовалась Рената, провожая взглядом Экберта.

– Опаздывает, как и всегда!

– А где твой Ру?

– Гуляет в саду. Ему же можно выходить, в отличие от меня, – произнесла я обиженным тоном.

– Ну он-то не нарушил главное правило! – громко сказала мама, спускаясь по лестнице.

Она переоделась, и вместо будничной одежды на ней было платье благородного зеленого цвета. В моей голове тут же мелькнула мысль, что к нему подошли бы изящные сережки с изумрудами. Но у нас была только бижутерия. Зато мы оставались самими собой, и никакой блеск не отвлекал нас от того, что находится внутри.

– Мама, ты прекрасна!

– И правда, Элевиса, вы прекрасно выглядите!

– Девочки, засмущали! В мои годы уже нельзя выглядеть хорошо.

– Мама, ну что ты такое говоришь!

– Ладно, идите погуляйте по саду. Скоро позову к столу.

Я с огромной радостью исполнила волю мамы, потому что так давно не была на свежем воздухе. Теплый день еще с порога поприветствовал меня ярким солнцем и легким ветерком, играющим с моими волосами. Я скучала по всему этому. Ру нигде не было видно, и я не стала тратить время на его поиски. В конце концов, он все равно когда-нибудь меня покинет. Уж лучше сейчас, чем, когда моя привязанность к нему будет слишком крепка.

– Твоя кожа стала бледной, как у северян, – с насмешкой сказала Рената, когда мы дошли до потрепанных временем деревянных качелей, на которые я тут же присела.

– Не говори мне про них, – произнесла я сквозь зубы и прислонила голову к перекладине.

Воспоминания детства нахлынули на меня, и при всем желании их невозможно было остановить. Отец смастерил качели, когда мне было три года, и это первое мое отчетливое воспоминание о раннем детстве, это ощущения чуда и настоящего счастья, когда папа стесывал сучки, а я сидела на крыльце нашего дома и смотрела на него. Я и тогда не умела ждать, мне не терпелось покачаться на качелях и ощутить полет в воздухе, но я была заворожена зрелищем папиной работы. В его руках обычное дерево превращалось в произведение искусства. Мне, трехлетней девочке с двумя рыжими косичками и веснушками на щеках, именно так и казалось. После это произведение искусства стало чем-то обыденным, не претендующим на необычность и уж тем более на чудо. Но ради папиной улыбки я все равно садилась на качели, и ноги сами собой увлекали меня ввысь.

С высоты был виден Лес. Его разноцветные деревья манили меня и увлекали за собой. И однажды я не выдержала, нарушила запрет родителей, и тайком пробралась дальше дома Роя, дальше поляны с пестрыми цветами и ягодами земляники, дальше перелеска. Я зашла в Лес. Он встретил меня, как старого друга, которого так давно не видел. Я чувствовала, как спокойствие разливалось во мне теплыми волнами с первыми шагами вглубь чащи, как радостное упоение этим моментом совершенно не пропало из-за чувства вины перед родителями. Лес ждал меня, он показывал свои самые лучшие стороны. Этот запах, что кружил надо мной, запах хвои, смолы и мха, обволакивал и давал уверенность в том, чтобы я шла дальше. Разноцветные листья, шелестящие от легкого ветра, как будто пели мне колыбельную из детства. Белки прыгали с ветки на ветку, сопровождая меня, и благодаря им, мне не было одиноко. Я шла и шла, сама не зная куда. Лес сам вел меня, как будто я была важным гостем, и ему необходимо было показать все самое лучшее, что есть в нем. Наконец, я вышла к огромному фиолетовому дубу, обхватить ствол которого смогли бы человек десять или даже больше. Я провела рукой по шершавой коре и прислонила лоб к стволу, приветствуя этот старый дуб. Его фиолетовые листья шелестели у меня над головой, здороваясь в ответ. Рядом с этим деревом у меня возникло то же непонятное ощущение, что я чувствовала, когда читала старые книги из Храма, что-то потерянное, но летающее прямо передо мной в воздухе. Мысль, которую пока что нельзя разглядеть ни среди букв, ни среди сплетенных веток.

Так, в свои неполные семнадцать, я нарушила главный запрет в своей жизни, но не жалела об этом. Лес не таил в себе никакой опасности для меня, наоборот, он словно охранял меня. С тех пор я много раз бывала там, заглядывая в самые потаенные его уголки и не испытывая никакого страха. Это был мой второй дом.

– Угадай, кто!

Теплые ладони закрыли мне глаза, и запах хвои ударил в ноздри. Нетрудно догадаться, кто. Трудно вырваться из воспоминаний.

– Это наверное Ру! – пошутила я и сбросила руки Роя с лица.

– Почти угадала, – со смехом произнес мой друг и подошел ко мне спереди. – Какая ты красивая, Лео!

– А то! Я почти невеста.

Только спустя несколько секунд, глядя на выражение лица Роя, я поняла, что сморозила глупость. А еще я поняла и другую вещь – он знал о планах наших родителей касательно нас.

– Это тебе…

Рой опустился на колени передо мной и вложил небольшую коробочку в мои ладони. Зачем он встал на колени? Его лицо ни о чем не говорило. А мое? Видна ли паника в глазах? Если в этой коробочке обручальное кольцо, то я уже сейчас готова бежать куда подальше. Рой, ну только не это! Ты же мой друг! А наваждение той ночи, когда мне хотелось поцеловать его, давно прошло, и объяснялось обыкновенной скукой и ничегонеделанием.

– А что там? – спросила я, оттягивая момент открытия, только бы не видеть кольцо.

– Открой и узнаешь.

Рой многозначительно переглянулся с молчавшей и загадочно улыбающейся Ренатой. Да они в сговоре! Еще одна пара близких мне людей что-то знают, но не говорят. Дрожащими руками я открыла коробочку и выдохнула. Кажется, я даже засмеялась от облегчения, глядя на оранжевую деревянную брошку, сделанную в виде белочки с пушистым хвостиком.

– Рой, неужели ты сам это сделал? Такая красивая, как будто настоящая!

– Все для тебя!

Рой помог мне прикрепить брошь к платью и поднялся с колен. В моих волосах красовалась роскошная заколка, на плече скакала белка, и я чувствовала, что жизнь, полная энергии и задора, снова возвращается ко мне. Рой поклонился мне, пародируя аристократические привычки северян. Я тут же встала с качелей и поклонилась в ответ. В этом платье легко было представить себя… А кем же я хотела себя представить? Становиться северянкой я точно не желала. Просто мне всегда казалось, что и мы, южане, были до Великой Войны кем-то значимым, могли заниматься чем-то великим, о чем потом писали бы в книгах. Например, девушка вроде меня вполне могла быть знаменитой певицей и выступать перед публикой вот в таких красивых платьях. И самое главное, она бы пела о возвышенном и глубоком, а не о том, о чем поют у нас. Самой популярной песней у наших парней на Равнине была песня о том, как старина Ларри пошел на рыбалку и поймал двух карасей. К счастью, Рою она тоже не нравилась, иначе я с ним бы не дружила.

– Сегодня Лео задумчива, как никогда, – с усмешкой произнесла Рената. – Стареешь!

– Дамы, среди вас я оказался самым молодым! – сказал Рой, обнимая нас с Ренатой за плечи.

– Ничего, через два месяца тоже постареешь, – приободрила я друга.

– Давайте к столу! – проговорил незаметно подошедший Экберт. – Может, вам трости дать, а то вдруг не дойдете?

На нем была кипенно-белая рубашка, которая так хорошо смотрелась на загорелом теле. Что и говорить, мой брат – красавчик. Жаль, что он еще не нашел девушку, которой мог бы предложить всего себя.

– Мы не дойдем, а добежим! Кто первый – тому два куска пирога! – воскликнула я и стартовала раньше других.

Мы вбежали в дом почти одновременно. Экберт, видимо, недостаточно устал на работе, потому что сумел обогнать всех нас и первым появился на пороге гостиной. Смеясь, мы сели за стол и накинулись на еду, словно стая голодных волков. А накинуться было на что, потому что с самого утра мы с мамой кудесничали на кухне. На столе был овощной салат, заправленный вкуснейшим соусом по старинному рецепту, бутерброды с нежнейшим сыром и свежеприготовленной бужениной, запеканка из сладкого батата с тыквой и обжаренная до золотистой корочки курица. Все было так вкусно, что наше настроение стало еще более веселым, и наши шутки звучали все громче. Мама с улыбкой наблюдала такое оживление. Последний раз наш небольшой дом наполнялся таким весельем, когда Экберту исполнилось восемнадцать. Тогда с нами был еще папа. Я вдруг осознала, что с отъезда папы я больше не качалась на деревянных качелях до сегодняшнего дня, потому что он покинул нас, потому что я больше не видела его улыбки.

В конце ужина мама принесла яблочный пирог. Я на правах хозяйки разрезала его на ровные части. Экберт сразу получил заслуженные два куска, как самый быстрый среди нас. Пирог был восхитительным. Мама готовила его на каждый семейный праздник, и я все свое детство ждала, когда же наша гостиная наполнится ароматом яблок и корицы. Эти ароматы по праву я считаю лучшими и сейчас.

– Элевиса, это был чудесный пирог, – подытожила Рената, когда все вышли из-за стола. – Да и вообще все было очень вкусно, настоящий праздник живота!

– Рада, что вам понравилось, ребятки!

– Не то слово, мама! – подтвердил Экберт, а следом за ним и мы все.

– Но знаете, для полного счастья нам не хватает одного… – сказал Рой таким просящим тоном, что я уставилась на него, не понимая к чему он ведет. – Отпустите сегодня Лео с нами прогуляться до речки. Мы за ней присмотрим…

Вот это настоящий друг! Я с благодарностью посмотрела на Роя, а потом на маму, уже с молящим взглядом.

– Мама, пожалуйста! Экберт с нами тоже пойдет…

– Я? – переспросил брат, и получил легкий удар локтем в бок от меня. – Ах, да! Я пойду тоже.

– Ну хорошо. В честь дня рождения, – согласилась мама со всеми. – Только, Лео, возвратиться нужно до темноты. И завтра ты опять под замком.

– Спасибо, мамочка!

Я быстро обняла ее и, взяв за руку Роя, моего освободителя, направилась к двери, боясь, что мама может передумать. Только подходя к реке, искрящейся бликами предзакатного солнца, я поняла, что никто не в силах сдержать мою неуемную жажду жизни. В моей комнате, за запертой дверью она поддерживалась книгами и видом из окна, а здесь, посреди чудесной поляны, она насыщалась открытым пространством, новыми запахами и звуками. Где-то в кустах алого шиповника пели птицы, а в изумрудной траве стрекотали кузнечики и жужжали пчелы. Как же я любила эти звуки все свое детство, как часто мы с Экбертом ходили сюда купаться. Именно он научил меня плавать и нырять, и теперь я не боялась темной глубины воды.

– Девочки направо, мальчики налево, – скомандовала Рената и первая начала пробираться обходить кусты шиповника в нужную сторону.

– До встречи в реке! – крикнул Рой, заходя за раскидистую желтую иву.

Я поспешила за Ренатой, которая уже проворно скидывала с себя платье на землю.

– Похоже, я сейчас буду первой!

Моя подруга побежала по воде, но брызги с левой стороны, означали, что Рената была уже второй. Экберт, ловко поднырнув у берега, через несколько секунд очутился в середине реки.

– Так нечестно! – услышала я слова Ренаты и засмеялась.

Я запуталась в подаренном мамой платье и тщетно пыталась выбраться из него. От этого было еще забавнее.

– Лео, ты последняя!

Ну, Рой, погоди! Я никогда не была последней. Но и правда, когда я была только по колено в воде, ребята уже вовсю плескались и ныряли. Чтобы не показать, как меня это задело, я, пройдя еще несколько метров, нырнула и вынырнула только у противоположного берега. Откинувшись на спину, я доверилась реке, и та держала меня на своей поверхности. По небу плыли пушистые облака. Одно из них напоминало дракона, по размеру сопоставимого с теми, кто существовал до генетического эксперимента северян.

– Как ты так быстро плаваешь? – спросил Рой, выныривая рядом со мной.

Его дыхание было сбивчивым и тяжелым. Я лишь пожала плечами и попробовала достать пальцами ног до дна. Мне это удалось, только приходилось стоять на цыпочках. Оглянувшись назад, я увидела, как Экберт и Рената уже выходили на берег.

– Помнишь, как мы здесь играли в камешки? – Голос Роя был почему-то грустным.

– Глупая была игра.

– Нет, хорошая. Мне нравилась. – Рой придвинулся ко мне, и я смотрела, как оранжевое солнце играет в его кудрявых волосах. – Я всегда выбирал для тебя самые красивые и особой формы камни. Чтобы ты их точно нашла.

– А я самые неприметные, чтобы ты их не нашел, – улыбнулась я, вспоминая, как часто я выигрывала в этой игре.

Мы бросали камни в реку и ныряли за ними. В выигрыше был тот, кто их находил. Я всегда старалась бросить камень Рою подальше, чтобы было потруднее достать. Только сейчас я поняла, что он и не хотел их находить, потому что ему было приятнее, когда побеждала я.

– Лео, – начал Рой и замолчал на мгновение. Одинокая птица пролетела над нами и скрылась за ивой, прежде, чем Рой продолжил: – Ты же знаешь, что решили для нас родители?

– Да, – честно ответила я. – Когда ты узнал?

– Сразу после того, как они договорились. А ты?

– В день отъезда папы.

Как странно! Мы могли говорить о множестве вещей, а о самом главном так и не сказали друг другу. Вплоть до этого момента. Я смотрела на Роя и ждала закономерного вопроса после наших признаний, но он не прозвучал. И тогда спросила я:

– Ты хочешь этого?

По глазам Роя я поняла, что лучше бы не спрашивала, что молчание намного лучше, чем ответ на этот вопрос. Он покачал головой так, что с его мокрых волос взметнулись капли воды и рассыпались по плечам. Я подумала, что Рой ошибочно полагает, что тем самым он ранит меня, и поспешила его обрадовать:

– Рой, так ведь и я не хочу! Ты мой друг, так же, как и Рената. Я не вижу тебя своим мужем. Пыталась представить, но это плохо выходит даже в моем воображении.

– Но той ночью, когда я пробрался к тебе, ты хотела меня…

– Поцеловать? Да. Но лишь для того, чтобы убедиться, что это неправильно. Да я с ума сходила, сидя взаперти!

– Ох, Лео! Я же мучился угрызениями совести…

– Почему?

– Потому что думал, что ты влюблена в меня. А я… не смогу стать тебе мужем. Я буду монахом.

Теперь уже замолчала я и смотрела на Роя во все глаза. Вот это поворот событий!

– Я что-то не поняла. Ты же хотел быть дровосеком.

– Нет. Этого хочет отец. И я поработаю в Лесу до того, как мне исполнится двадцать. Только в этом возрасте принимают в монахи.

– А с чего вдруг… – Я не закончила фразу, потому что рядом с нами вынырнула небольшая рыбка и, сверкнув ярко-оранжевыми плавниками, ушла под воду.

– Я никому не рассказывал об этом. Но я уже давно хожу в Храм и перенимаю знания Эллиота.

– Неужели ты веришь во все эти сказки?

Рой сразу стал серьезным.

– Назови причины не верить.

– Ну никто больше не верит, Рой. Только Эллиот… и ты.

– Именно поэтому я и хочу стать монахом! Потому что я верю. И я почти один.

– Но, Рой, как можно до сих пор верить в Предвечного? Да разве Он допустил бы вот это все? – Я развела руки по сторонам. Они получились необъятными. – Мы почти что рабы у северян. Как Он может смотреть на это и ничего не делать?

– Значит, мы заслужили это. Придет время, и все поменяется.

Я посмотрела на Роя, как на сумасшедшего. Уж лучше бы пел песню про старину Ларри… Но что я за подруга такая, которая не может поддержать идеи своего друга, пусть, для меня они и были неправильными.

– Ты действительно хочешь отречься ото всех благ?

– Да, – с упрямством произнес Рой.

– Тогда я рада за тебя, что ты нашел что-то свое.

– А я рад, что ты не хочешь за меня замуж.

Мы улыбнулись друг другу.

– Испугалась, когда я встал на колени? Думала, что я дарю тебе кольцо, да?

– Да ну тебя! – брызнула я в лицо Роя водой. – Издевался над бедной девушкой!

– У тебя было такое лицо, – хмыкнул мой друг и тут же виноватым тоном спросил: – Хочешь я сорву вон те цветы для тебя, чтобы загладить свою вину?

Я проследила за его взглядом и увидела нежно розовые лилии, расположившиеся на холме в метрах тридцати от нас.

– Да, хочу!

– Будет исполнено! А ты плыви на берег, солнце уже заходит за горизонт.

Я взглянула на небо, и действительно, солнце покидало нас, оставляя после себя огненные всполохи. Я доплыла до берега и скрылась за кустами шиповника. Мокрое белье пришлось снять и надеть платье на голое тело. Я не видела Экберта и Ренату, но по негромкому разговору, смысл которого я не могла разобрать, я понимала, что они стояли за ивой. Я провела рукой по качающейся листве, даже успела разглядеть гнездо птиц у самой кроны, прежде чем обошла дерево и увидела Экберта и Ренату целующимися.

Первым меня заметил Экберт и отодвинулся на шаг от Ренаты. Та, не понимая, что происходит, не сразу обернулась в мою сторону. А я просто застыла от такого зрелища. Еще никогда я не думала о брате и подруге в таком ключе. В моей голове они были в разных категориях.

– Леона, ты… – начал было Экберт и запнулся.

– И давно? – только и спросила я.

Экберт нервно пригладил свои волосы и пошел прочь отсюда. Я вопросительно посмотрела на Ренату.

– Я сама не знаю. Да ничего и нет. Просто поцелуй. – Она пожала плечами и тайком, думая, что я не заметила, смахнула слезинки у глаз. – А где Рой?

– Он наказан и рвет цветы для своей дамы вон на том берегу.

– На том берегу? А где именно? Что-то я его не вижу…

Я посмотрела на то место, где росли лилии, и не обнаружила там своего друга. Потом мой взгляд закономерно охватил мерцающую в закатных красках воду. И – ничего. По спине пробежал холодок.

– Я тоже его не вижу.

Я подошла к кромке воды и громко позвала Роя. Ответом мне была тишина, и лишь легкое шуршание платья Ренаты, подошедшей ко мне, нарушало ее. Я опять прокричала имя своего друга, пристально смотря на противоположный берег, но там никого не было. Рой пропал.

Глава 4

Сумерки сгущались над рекой, а Роя нигде не было. Экберт вновь переплывал реку, чтобы вести поиски с противоположного берега. Рената пошла вдоль берега направо, я – налево. Мыслей о том, что с Роем что-то случилось в воде, я даже не допускала. Он был отличным пловцом, уступая в этом мастерстве разве что мне и Экберту. Он даже шутил, что в прошлой жизни мы с братом были рыбами, настолько хорошо мы чувствовали себя в воде. Внезапно я остановилась, вспомнив наши местные байки про то, что в нашей реке водятся чудовища, утягивающие купальщиков на дно. Но… Я столько раз плавала в этой реке и никаких чудовищ не встречала. Да и мы должны были услышать крики Роя, если бы что-то произошло. Банды разбойников я тоже отмела сразу, потому что тихо вести они себя не умели, да и разбойничали не в этих местах. Но что же тогда случилось? Где же ты, Рой? Я сделала изрядное количество шагов, добравшись до деревянного мостика через реку, который вел на знакомую мне поляну, за которой следовал Лес. Я остановилась в нерешительности. Идти дальше вдоль реки не имело смысла, но и идти ближе к Лесу мне было нельзя. Но что если Рой находился где-то там?

Вокруг все темнело, и Лес был виден лишь в своих очертаниях. Ни красоты его красок, ни свечения от древних деревьев, уже нельзя было различить. Я прошла через мост и уже почти одолела расстояние до Леса, как впереди, перед пушистой елью, я заметила силуэт мужчины. Я замерла, не зная, что делать дальше. Может, это Рой… Отдаленно похож на него. А если не он, то кто же? Мужчина начал приближаться ко мне странной качающейся походкой. Он что-то держал перед собой, и я никак не могла разглядеть, что это.

– Рой, это ты? – взволнованно спросила я, потому что если это не он, то я еще смогла бы убежать от незнакомца.

– А кто еще это может быть?

Я с облегчением вздохнула. Голос Роя успокоил сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Я двинулась ему навстречу.

– Как ты здесь оказался? Мы беспокоились.

– Сейчас увидишь…

Как только мы дошли друг до друга, я, наконец, увидела, что он держал в руках. Точнее, кого. Ру, дергая своим львиным хвостом из стороны в сторону, сидел у моего друга на руках.

– Ах, ты проказник! Гулял в Лесу, да?

– Забери его, – сказал Рой, передавая мне моего питомца. – Я бежал за ним от самой реки. Все ноги разодрал в кровь…

– Рой, извини. Сильно болят?

– Терпимо, – проговорил мой друг и присел прямо на траву.

Только сейчас я поняла, что на Рое почти не было одежды, а без солнца становилось холодно. Ру положил мне на плечо свою голову и что-то пытался рассказать на своем непонятном языке.

– Пойдем к остальным. Мы все тебя потеряли. Ребята до сих пор ищут.

– Дай мне минутку. Больше не буду за тобой бегать! – обратился он к Ру.

Грифон внезапно зарычал, громко и страшно, а его хвост начал бить меня по животу.

– Ну что ты, Рой пошутил. Мы всегда будем бегать за тобо… – с насмешкой начала я, но мое последнее слово прервалось криком боли.

Ру внезапно вырвался из моих рук, поцарапав когтями шею, и рванул в Лес. Что за несносный зверь! Я побежала за ним, забыв, что совсем недавно хотела отпустить его на все четыре стороны.

– Ру, вернись! – кричала я своему питомцу, которого уже не могла разглядеть в темноте.

– Лео, подожди! – кричал мне Рой где-то позади.

Я стремительно ворвалась в Лес, где деревья были уже не так гостеприимны ко мне, как днем. Ветки хлестали по рукам и ногам, корни деревьев не давали быстро бежать.

– Ру, где ты? – закричала я и тут же споткнулась о лежащую на пути ветку.

Каким-то чудом я не упала, сохранив равновесие с помощью рук. Бежать больше не было смысла, потому что я не понимала, в каком направлении двигаться. Ру я не видела. Рой был где-то в перелеске, и я пошла обратно к нему, уже осторожной походкой и выставив руки перед собой, чтобы не наткнуться на дерево.

– Лео!

– Я иду к тебе, – я произнесла фразу намного тише, чем выкрикнул мне Рой.

Почему-то вспомнилось, что в Лесу нельзя кричать, чтобы не потревожить Духов, живущих в деревьях. Опять сказки и легенды… Но в темноте они казались намного реалистичнее, чем при свете солнца. Тогда, любуясь его бликами на разноцветных листьях, я ничего не боялась. А теперь было страшно.

– Рой, где ты? – прошептала я, пройдя с десяток метров по направлению к нему.

Я уже должна была встретиться с другом, но этого не произошло.

– Лео, я здесь! – услышала я справа от меня и так отдаленно, как будто шла в неверном направлении, но была уверена, что выбрала его правильно.

Я остановилась, ничего не понимая. Ругала ли я себя за сумасбродную идею догнать Ру? Еще как! Я перебирала в уме все не слишком хорошие слова, которыми владели южане, а уж мы знали их много! Я пошла на голос Роя, который вновь выкрикнул мое имя. И опять, пройдя несколько десятков метров, я никого не обнаружила. Его голос звучал уже далеко позади меня.

Чувство бессилия охватило меня. Я почти никогда не плакала за исключением особенно страшного эпизода из моего детства, когда я сломала ногу и плечо, катаясь на тарзанке, и всего, что было связано с отъездом папы на Край. Мне хотелось бы сказать, что сейчас я тоже не плакала, но одинокая слеза покатилась по моей щеке. Даже чудовища из моих кошмаров не были так страшны, как чувство бессилия перед неизбежным – папа всегда был далеко от меня. Так и сейчас, Рой тоже был далеко от меня, а я находилась в темноте.

Сев на корень какого-то большого дерева и прикрыв глаза рукой, я стала размышлять, как выбраться отсюда. Лес казался теперь чужим и враждебным ко мне. Я больше не слышала голоса Роя. Он растворился в темноте, как только я поняла, что все мои попытки достичь его, оборачиваются крахом. Зато я начала слышать обитателей Леса, и это оказались совсем не страшные звуки, а вполне обычные. Недалеко от меня в сухих листьях копошился небольшой зверек, в кроне дерева пищали летучие мыши, а как только я убрала руку с глаз, то увидела на небе первые звезды. Лес оказался не таким пугающим, и все-таки я хотела выбраться отсюда. Идти по звездам я не умела. Этим непонятно откуда взявшимся искусством владел мой отец, но я так и не смогла научиться. Идти на голос Роя я посчитала напрасной затеей, потому что в итоге оказывалась совсем не там, где мне было нужно.

– Пожалуйста, помоги мне, – с отчаянием в голосе обратилась я к Лесу.

И тут, как по волшебству, перед моими глазами замаячил светлячок. Я уже хотела отмахнуться от него, как вдруг он отлетел от меня на метр и завис в воздухе. Я осторожно встала и сделала шаг к нему. Он пролетел еще вперед, оставляя за собой золотистое свечение, благодаря которому я видела то, что нас окружает. Я поняла, что светлячок ведет меня за собой, и не довериться ему было бы ошибкой. Ведь если кто-то спасает тебя от тьмы, то как не пойти за ним?

Шли мы недолго, и вдруг позади раздался громкий и оглушающий звук, как будто упало огромное дерево. Мой светлячок взметнулся вверх и пропал среди еловых веток. Я замерла, потому что звук, испугавший меня, приближался, как будто позади меня падал целый лес. Я вжалась в ствол дерева, прекрасно понимая, что оно не защитит. Шум все приближался, и наконец я поняла, что все происходит не на земле, а наверху. Я подняла голову вверх и увидела над собой силуэт огромной птицы, которая сверкала в свете звезд теплым свечением. Приглядевшись, я поняла, что это не звезды освещают ее, а тысячи светлячков, летевших рядом. И только когда я успела разглядеть хвост, я осознала, что это никакая не птица. Это – дракон. И он летел совсем низко над деревьями, задевая хвостом их крону.

Все произошло слишком быстро. Я даже не успела как следует удивиться этому открытию, потому что дракон летел быстро, и одна из веток, отлетевшая от его хвоста, сильно ударила меня по голове. И дальше вместо свечения и звезд я вновь увидела одну лишь темноту.

Выйдя из этой темноты, я оказалась в своей кровати, не понимая, почему запах хвои, который преследовал меня весь мой долгий сон, исчез. Я пошевелила ногами и потянулась, чтобы проснуться окончательно. Свет, падающий из окна на мою кровать, был нежно розовым, таким, какой бывает при закате. Значит, я провалялась в кровати… Стоп! А как я сюда вообще попала? Последнее, что я помнила, была тяжелая ветка, летевшая на меня сверху. Я потрогала свою голову, и действительно было очень больно касаться лба. Все-таки ветка прилетела, куда надо.

Я поднялась с кровати и доплелась до ванной комнаты. Представ перед зеркалом, я поняла одно – выглядела я не слишком хорошо, и это было совсем мягко сказано. Спутанные волосы, бледное лицо, а под глазами синяки. Сейчас я и вправду была похожа на северянку. Даже цвет моих глаз, такой же, как и у папы, подтверждал этот факт. У всех южан цвет глаз представлял собой все оттенки коричневого. Но темно-зеленый тоже был близок к коричневому, так что я сильно не переживала по этому поводу.

Я кое-как привела себя в порядок и вернулась в спальню. Запах луговых трав окружил меня. Экберт стоял, сложив руки на груди и смотрел в окно.

– И давно ты здесь стоишь? – тихим голосом спросила я у брата.

– Наконец-то ты пришла в себя!

– Ру вернулся домой?

– Нет.

– А как вообще я оказалась дома, а не… – я замолчала, не договорив.

А что знает Экберт? И кто же меня нашел в Лесу?

– Рой нашел тебя, хотя все должно было быть как раз наоборот. Мы все искали его, хотя надо было тебя… Леона, ну почему с тобой столько возни?

Я проигнорировала замечание Экберта. Рой в очередной раз спас меня, и я мысленно послала ему все слова благодарности. Я невольно коснулась лба и поморщилась.

– А что он еще рассказал?

– Лучше расскажи мне ты.

– Рой побежал за Ру, но так и не догнал. А я искала его вдоль берега реки…

Я бросила на брата осторожный взгляд и поняла, что врать бесполезно.

– Ты знаешь, да?

– Что знаю, Леона?

Издевается! Ну почему старшие братья всегда общаются с младшими сестрами в таком высокомерном тоне?

– Экберт, перестань так со мной разговаривать!

– Так это я должен перестать? – Брат заходил из стороны в сторону. – Опять была в Лесу! Мы тебя полночи искали! Ты вообще понимаешь, что ты наделала?

– Нет. Может, наконец, объяснишь?

Экберт резко остановился у моей кровати и посмотрел на меня, оценивая мою решимость узнать правду.

– Я не уверен, что это правильно. Давай дождемся мамы. Она ушла за целебными травами для тебя и скоро вернется…

– Ну уж нет! Расскажи мне ты!

Разве я могла упустить возможность узнать причины постоянных переглядываний мамы с братом? Нет, я все равно раскрою эту тайну.

Экберт прикрыл окно и глубоко вздохнул, прежде, чем тихо произнести:

– Наш папа северянин.

– Что?

Я присела на кровать, потому что ноги больше не могли держать меня.

– Погоди… Но как? У него волосы были темные и глаза…

– Цвета оливы? – насмешливо спросил Экберт.

– А имя? Имя Реон начинается на нашу букву!

Все имена южан могли начинаться только на те буквы, которые нам разрешили северяне. Двести лет назад их Главному не нравились всего пять букв: Б, Р, Э, М и Л. Поэтому все наши имена до сих пор начинаются только на них.

– Он поменял всю свою жизнь ради мамы…, – порывисто произнес Экберт. – Неужели ты думаешь, что он не мог взять себе новое имя?

– А волосы? – спросила я, понимая несусветную глупость вопроса.

– Красит.

Я замолчала. Папина внешность была далека от среднестатистического южанина, но я даже подумать не могла о том, что он может быть северянином. Папа всегда был красив и статен, любил природу и ненавидел грубость и хамство. В детстве я обожала слушать его истории о путешествиях, о Крайнем Севере, где везде только лед, о Побережье, где море ласкает песчаный берег, о Пустыне, в которой есть оазисы жизни. Я думала, что часть его историй полнейшая выдумка, но теперь поняла, что ошибалась.

– Экберт, а разве так можно? Я еще никогда не слышала, чтобы южанка была вместе с северянином и наоборот.

Брат посмотрел на меня, как на маленькую девочку.

– Но ведь они наши враги! – воскликнула я.

– Папа тебе враг?

– Нет! Но как…

– Леона, такое всегда случалось и будет. Двое людей полюбили друг друга… Спроси у мамы.

– И спрошу! А ты давно знал? – Получив кивок от Экберта, я, несколько обидевшись, что мне не доверяли семейную тайну, встала и быстро заходила по комнате.

– Леона, не обижайся. С твоим вздорным характером тебе нельзя было говорить правду, иначе все могло плохо кончиться.

– Это я поняла. И с этим надо свыкнуться. – Мой отец – северянин! Это не то что придется принять, с этим еще и жить дальше! В моей голове бил в набат еще один вопрос. – Но объясни мне другое… Почему мне в Лес-то нельзя?

– Ты что не знаешь легенду про девушку, в которой течет и южная, и северная кровь?

– Да все ее знают! – раздраженно воскликнула я и резко замолчала. Стыковка мыслей состоялась, и она мне не нравилась. – Вы что, решили, что я та самая девушка?

– Все возможно. – Экберт пожал плечами. – Только Духи Леса знают, кто та самая.

Легенда гласила, что только девушка смешанной крови может уравновесить законы нашего мира. Если она доберется до Ледяного Края, а потом и до Южного, то все будет так, как было раньше. А как было раньше, никто не знал… Но многими предполагалось, что все же лучше, чем сейчас. По крайней мере, для южан.

– И в Лес мне нельзя было ходить, потому что какой-то Дух Леса, которого никто никогда не встречал, забросит меня на Крайний Север восстанавливать наш мир? У меня для тебя плохие новости, Экби! – Брат скривил лицо от того, что я назвала его, как в детстве, а он давно просил этого не делать. – Я уже много раз была в Лесу и никакой Дух меня не приметил… Уууу! – Я набросилась на Экберта и сделала вид, что тащу его к окну.

– Очень смешно!

– А теперь серьезно. – Я придвинулась к брату поближе и прошептала. – В Лесу я видела огромного дракона…

– Головой сильно ударилась?

– Нет! Я правда видела его. И это наш дракон, не их. Тот, которой был до Войны!

Экберт наморщил лоб, а в глазах показалась тревога.

– Что ты такое говоришь, Леона? Такого не может быть!

– А если может?

– Никому не говори об этом. И об отце.

– Даже Ренате и Рою?

– Вот поэтому тебе и не говорили, – многозначительным тоном произнес Экберт, намекая на мою недальновидность. А потом с грустью в голосе сказал. – Завтра утром Отбор.

– Да ладно! – Я и забыла об этом дне. Понятно, почему брат загрустил. – Ты простился с Ренатой?

– Леона, я простился еще там, на берегу.

– Ты любишь ее?

В глазах Экберта виднелось плохо скрываемое отчаяние. Ему можно было не отвечать. Все и так было понятно.

– Ох, Экби! – Я обняла его со всей нежностью, на которую была способна. – А она тоже тебя любит?

– Лео, давай не будем говорить на эту тему. Отдыхай.

Брат ушел, оставив меня со своими мыслями. Я вспомнила, как много раз при папе говорила слова ненависти по отношению к северянам. А ведь мои бабушка и дедушка тоже, получается, были не южанами. Я их никогда не знала, они умерли еще до моего рождения. По крайней мере, мне так говорили. Интересно, поддержали ли они выбор моего отца уйти на Юг, или воспротивились. Ведь северяне тоже нас ненавидели, иначе не устроили бы нам настолько ничтожную жизнь. Мои рассуждения прервала мама, вошедшая в мою комнату.

– Экберт сказал, что ты очнулась. Как ты?

– Все хорошо.

– Ты знаешь, я вообще не хотела тебе рассказывать про отца. Мне казалось, ты не сможешь держать это в тайне.

– Ну спасибо, мам, – проворчала я, комкая край покрывала.

– Ты знаешь, что на Севере таких, как ты убивают?

– Не любят южную кровь?

– Боятся потерять свое превосходство над нами. Они тоже знакомы с легендой.

– Я – обычная девушка. Да и на Север я не собираюсь.

Мама посмотрела на меня с такой любовью и такой печалью, что сердце сжалось от непонятной тоски, как будто я с ней уже прощалась.

– Ладно, – произнесла мама, пытаясь улыбнуться. – Ты наверное хочешь узнать, как я познакомилась с твоим папой.

– Я так понимаю, это было не на ярмарке, как ты мне рассказывала…

– Нет. На Побережье.

– Там, где море соприкасается с небом и уходит в бесконечную даль? Папа мне рассказывал. Это место где-то далеко за Лесом.

Мама тяжело вздохнула. Не я одна отчаянно скучала по отцу.

– Это место далеко отсюда и является продолжением Леса. Там любят отдыхать северяне, а для южан работа там приносила хорошие деньги.

– Ты там работала? А папа приехал на отдых?

– Твой отец любил путешествовать. На Побережье он не хотел задерживаться, но встретил меня… Я только устроилась туда помощником повара. Это была любовь с первого взгляда. Нам пришлось бежать ото всего, что нас связывало с прошлой жизнью. И вот мы здесь…

– Мама, – почему-то прошептала я, глядя ей в глаза. – Я столько раз говорила при папе, как я ненавижу северян…

– Лео, милая, твой папа понимал, что к нему это не относится.

Мама обняла меня, и мне захотелось перенестись в детство, когда самой большой проблемой были ссадины на коленках.

– А мои бабушки и дедушки? Вы говорили, что они умерли…

– Мои родители – да. Папа не дожил до возраста, когда нужно отправляться на Край, слишком много вредных веществ вдыхал он, работая на заводе. А мама… Она успела передать этот браслет перед тем, как умерла от продолжительной болезни. Она все-таки познакомилась с твоим отцом и благословила наш союз.

– Но я думала, что он достался ему от его родителей…

– Нет. Они отреклись от него, когда Реон выбрал меня. Он ведь возвратился на Север, чтобы рассказать им обо мне. Мы хотели изменить этот мир с помощью нашей любви. Хотели пожениться и быть первой парой, объединившей Север и Юг. Но, как ты понимаешь, Лео, нам это не удалось. Его родители совсем не обрадовались его выбору. А идти против Главного, который запретил такие союзы, они не посмели. Единственное хорошее, что они сделали, не раскрыли нас ни перед кем. Просто там, на Севере, твой отец давно уже считается мертвым.

– Они живы?

– Откуда мне знать, – пожала плечами мама.

– Папа сильно страдал из-за того, что его родители предпочли считать его мертвым?

– Он не показывал этого. Лео, мы были так молоды, когда решили быть вместе вопреки всему. Такой союз, как наш, тогда карался смертной казнью. Только спустя много лет, я поняла, что мы были глупы, когда пытались изменить этот мир. Одной любви мало для этого. И теперь я понимаю его родителей, они отпустили его, чтобы он жил. Да, они были влиятельными северянами, его отец, твой дедушка, был приближенным к Главному. Но даже он, скорее всего, не смог бы ничего изменить. Знаешь что, на всякий случай, сделаем одну вещь… – сказала мама, резко меняя тему.

– Какую?

– Тебе может не понравиться.

Мама взяла мою непослушную прядь волос и осторожно накрутила на свои пальцы. На мой вопрошающий взгляд она ничего не ответила, лишь покачала головой.

Через несколько часов я глядела в зеркало и не могла узнать себя. Мои волосы, волнистые и длинные, как и всегда, были черного цвета. Если присмотреться внимательнее, то можно было различить легкий бронзовый оттенок, последнее напоминание о том, что я когда-то была рыжей. Экберт, когда впервые увидел меня такой, засмеялся и даже чуть не упал с лестницы от неудержимого смеха, спускаясь на ужин.

Мама провернула все очень быстро. Найти нужную траву, которой красился, как оказалось, и мой отец, не составило большого труда. Еще минут десять мама уговаривала меня довериться ей, потому что она уж точно знала, что поможет мне остаться дома. Духи просто не признают во мне ту девушку, которая гуляла в Лесу. На вопрос, откуда бы им знать это, мама пожала плечами. Говорят, что Духи живут в деревьях и знают все. Я не верила в это, но больше всего на свете я желала, чтобы день Отбора прошел, и я вновь продолжила бы ходить в школу, как ни в чем ни бывало. Поэтому я и согласилась на то, чтобы покрасить мои волосы в этот черный, как ночь без луны и звезд, цвет. Мама успокоится, я тоже перестану волноваться, и все в нашем доме войдет в привычный режим. А прежний цвет вернется ко мне через пару недель. Бедный папа, оказывается, красил свои волосы два раза в месяц.

На ужин мама пригласила Ренату, чтобы мы попрощались. Она просто не знала, что и Экберту это тоже было необходимо. Он бросал искоса тревожные взгляды на Ренату, а та делала вид, что не замечала этого. Она весело болтала на пустяковые темы и постоянно хвалила еду моей мамы.

После ужина мы с подругой поднялись в мою комнату. Рената выглядела печальной и задумчивой, но все равно пыталась шутить над моими волосами.

– Ты теперь совсем другая, Лео. Может, настала пора и имя поменять?

– Не смешно. Видишь, какие мы все таки разные. Ты делаешь все, чтобы попасть на Север, а я все, чтобы туда не попасть.

– Я все равно так и не поняла, зачем ты волосы покрасила.

– Чтобы меня не узнали.

– Кто?

– Духи Леса.

Рената странно посмотрела на меня. Мы давно уже перестали верить в непознанное. Окруженные тяжелыми буднями, разве мы могли поверить в рассказы пожилых людей о том, что когда-то Пустыня была полна оазисов, а Пустошь цвела разноцветным вереском, и радуга гуляла над ней. А про Духов Леса давно уже никто не упоминал. Разве что Эллиот…

Я не могла сказать правду про своего отца Ренате, несмотря на то, что доверяла ей больше всего на свете.

– Скажи, ты любишь моего брата?

– Что тебе дадут мои слова, если я все равно завтра уезжаю? – Рената подошла к окну и приоткрыла створку, как будто ей не хватало воздуха.

– Значит, да? – Я не дождалась ответа, хотя мне все и так было ясно. – Но ты же можешь не уезжать!

– Я всю свою жизнь мечтала уехать… Цветы – это мое призвание. Ты вот хочешь учить детей. Ты бы отказалась от своей мечты?

– Не знаю. Это сложно.

– Вот именно! – Рената подвинула стул к окну и села на него. – Лео, если бы он признался раньше… Но так же нельзя! Говорить девушке про любовь, зная, что она скоро уедет.

Ох, Экби! Что же ты медлил и проворонил свое счастье…

– Может, он не хотел лишать тебя мечты.

– Тогда не надо было надламывать ее. Я бы спокойно уехала, зная, что мои чувства безответны.

– Да вы совсем что ли! Один молчит, вторая молчит. Вы почему друг другу не открылись?

– Знаешь, Лео, придет твое время, и ты поймешь, почему мы ничего не говорили.

– Рената, когда придет мое время, каждая травинка будет знать, что я чувствую. Об этом будут знать все, потому что молчать я не смогу… Я буду петь, кричать, но уж точно не молчать.

Рената с насмешкой посмотрела на меня, как будто в ее глазах я вновь стала маленькой девочкой с двумя непослушными косичками.

– Мне позвать брата сюда, или ты сама подойдешь к нему?

Усмешка в глазах Ренаты исчезла в одно мгновение.

– Мы уже все сказали друг другу.

– Значит, на этом все?

– Да.

– Почему ты мне не говорила о своих чувствах?

– Потому что это не кто-нибудь, а твой брат.

Я обняла Ренату, и какое-то время мы сидели и молчали. Потом настало время смеху сквозь слезы, потому что наши обычные разговоры всегда сопровождались весельем, а сегодня мы обе знали, что им настал конец.

И все же они поговорили, Рената и Экберт. По крайней мере, мне хотелось бы на это надеяться. После того, как мы попрощались, мой брат догнал ее у калитки и вызвался проводить до дома. Что случилось, пока они шли вместе, мне было неизвестно. Но мне было видно из окна, как Экберт заходил домой с грустной улыбкой.

Я легла спать, чувствуя неотступную ноющую боль в области лба. Наверное, я все-таки сильно ударилась головой, потому что впервые мне ничего не снилось, просто меня обволакивало что-то вязкое, как желе. И это что-то так успокаивало. Все проблемы вокруг померкли и обесценились. Я просто спала…

Глава 5

События последних дней развивались настолько стремительно, что я не успела их полностью осмыслить. В моей голове не укладывалось, как я могла находиться здесь, среди участников Отбора. Но все-таки я была среди них. Я откинула с лица непослушную прядь волос, черную, как уголь. Брр… до сих пор не могу привыкнуть к новому цвету. Но теперь это не самое страшное. Страшно то, что в машине, в которой я сидела вместе с другими ребятами, завелся мотор, и она собиралась взлетать. А это значило, что я могла последний раз кинуть свой взгляд на родную Равнину, на южан, которые махали руками, прощаясь со своими родными. Среди них не было мамы и брата, не было Роя. Мы попрощались в нашем доме. От этого не так сильно разрывалось сердце, потому что я не видела их печальных глаз, но непрошеная слеза все равно потекла по щеке. Холодная рука взяла меня за подбородок и развернула к себе. Я встретилась с ледяным взглядом серых глаз, в котором не было сострадания, лишь сквозящее равнодушие. Бесстрастный голос произнес:

– Слезы – удел слабаков. Север ждет тебя.

Я проснулась ранним утром, ничего не ощущая. Боль пропала, а ночные страхи улетучились. Раньше дни Отбора проходили для меня обыденно. Равнину покидали всегда очень мало молодых людей, потому что здешние условия жизни были намного лучше, чем, например, в Пустыне. Я не грустила от расставания с теми, кого почти не знала. Но сегодня… Мое сердце, мое сердце переполнилось не проходившей, неизбывной грустью, от которой так хотелось, но не получалось отмахнуться и освободиться. Я не знала, как буду обходиться без душевных разговоров с подругой, без ее диковинных роз, которые так изысканно благоухали и своим ароматом создавали особую атмосферу беззаботности и счастья.

Я подошла к окну и отдернула занавеску. Сегодня, под стать моему настроению, по земле стелился густой туман. Скомканными серыми клочьями он поднимался от земли и захватывал в свой плен все, что попадалось на его пути. Ничего нельзя было разглядеть, кроме смутного очертания одинокой фигуры, стоящей у нашей калитки. Мне было любопытно, кто бы это мог быть. И я, приоткрыв окно, сказала:

– Доброе утро!

Ответом мне была стрекочущая тишина. Мгновение – и я отчетливо увидела, как калитка сама распахивается, и человек заходит в наш сад. Хотя нет, он не заходит, он летит по нашему саду. Я на всякий случай дернула себя за волосы, чтобы проснуться. Но так не бывает! Если ты видишь кошмарный сон, ты смотришь его до конца.

Чем ближе эта летящая фигура, тем больше я начинала различать: серые линии одежды, длинная белая борода и заостренное морщинистое лицо. Множество мыслей пронеслись в голове за одну, две секунды, потому что я совсем не понимала, сон ли это или явь. Кто этот старик, опасен он или нет, что он вообще хочет от нас, и почему он летает. Мое сознание взорвалось фейерверком, когда он начал подниматься ко мне на второй этаж, не заходя в дом. Как будто у него был, невидимый мне, подъемный механизм. Я опешила. Надо было закрыть окно, но я не могла поднять руки. Надо было бежать к Экберту (сегодня он не работал и наверняка еще спал), но я смогла сделать лишь несколько шагов назад, не смея оторваться от такого зрелища. Словно загипнотизированная, я стояла и смотрела, как окно само распахнулось, взметая вверх занавески, и старик влетел в мою комнату. Какое-то мгновение мы смотрели друг на друга. Старик все еще парил в воздухе, и мне пришлось запрокидывать голову, чтобы видеть его лицо. Я рассмотрела его чуть усталые мудрые глаза цвета спелого каштана, густые седые брови, сеть морщин, расположившуюся на лице, как созвездия. Старик улыбнулся мне краешком губ, и весь мой страх окончательно ушел, потому что морщины превратились в лучики солнца, а солнце всегда дарило мне тепло и свет.

– Леона, как я рад видеть тебя снова!

– Снова? – переспросила я, пытаясь вспомнить нашу предыдущую встречу. Уж ее я бы точно запомнила!

– Ты была слишком мала, когда я тебя навестил впервые. – Старик неслышно опустил ноги на пол, и мы стали почти одного роста. – В твоей юной голове слишком много вопросов, а времени не так много. Благодарю тебя, что проснулась так рано ради моего визита…

Ну все, точно сплю! Я ущипнула себя посильнее за руку, так, что даже чуть скрипнула зубами от боли. Но все в комнате оставалось прежним.

– Это не сон, Леона.

– Вы умеете читать мысли?

– А ты еще не поняла этого?

– Кто вы?

– Я – Дух Леса. Можешь звать меня Интарион.

– Нет… Это же сказки. Такого не может быть!

Интарион посмотрел на меня, по доброму улыбаясь. Но его лицо вскоре стало серьезным и сосредоточенным.

– Леона, ты должна поехать на Север сегодня.

– Я? Я на Север? Почему?

Я мысленно убеждала себя, что никоим образом не отношусь к той девушке из легенды. Какая из меня спасительница мира? У меня жизнь, можно сказать, только начинается… Да и умею я совсем немного. Никаких навыков спасать мир у меня нет.

– Ты уже сама поняла, почему. Никто не справится лучше тебя. Самое главное, что есть у тебя – это доброе сердце. И оно никогда не подведет тебя.

– Интарион! – с испугу я сразу вспомнила имя Духа. – Я – простая девушка. Скажите, что вы пошутили. Я ведь даже не знаю, что делать.

– Перестань, Леона. Ты даже во младенчестве выглядела смелее, чем сейчас. Трусость – это плохое качество и для девушки тоже. Твоя храбрость ушла вместе с прежним цветом волос?

– Нет… но меня там убьют!

Интарион покачал головой.

– Нет. Никто не будет знать, кто ты на самом деле. Ты поедешь и будешь для северян такой же, как и твоя подруга.

– И что… что мне нужно делать, когда я приеду туда?

– Ты будешь работать и ждать, пока не поймешь, что пора действовать. Тебе встретятся люди, которым ты сможешь доверять.

– Северяне? – с сомнением спросила я.

– А разве ты наполовину не северянка? Но тебе доверился весь наш мир.

Я потрогала лоб. Странно, но он больше не болел. В присутствии Интариона мне казалось, что вся я освещена фиолетовым свечением. Именно так мерцал дуб в Лесу при свете солнца. Я удивленно посмотрела на Интариона

– Да, девочка. Мы уже встречались в Лесу. Я рад, что ты ослушалась родителей. Они всегда боятся слишком сильно за своих детей, думая, что это принесет им счастье.

– А если я…

– Откажешься? Хочешь, я расскажу тебе будущее в случае твоего отказа?

Я быстро кивнула, уже не удивляясь тому, что говорил Интарион. Знать будущее… Подумаешь! Передо мной сам Дух Леса. Сказки закончились. Или только начались… Интарион чуть улыбнулся моим мыслям и начал говорить:

– Совсем скоро будет война. И жертв будет очень много. – Дух Леса замолк на минуту и продолжил говорить. – Дракона, которого ты видела, тренируют для того, чтобы напасть на северян. И таких драконов с десяток. В Лесу есть место, скрытое от чужих глаз, где южане и северяне живут вместе, не враждуя. Они хотят мира, но мир, которого они желают может получиться только, если они победят северян. Будет большая битва, в которой погибнет много южан… Твой брат погибнет там.

Я вздрогнула, как будто меня пронзила молния. Экберт не может… Нет, только не это!

– Ты можешь остановить бессмысленное кровопролитие, если отправишься на Север сегодня.

– Хорошо, – сказала я и тяжело вздохнула.

– Ты справишься. У тебя будут помощники. И когда наш мир станет таким, как прежде, ты не поверишь своим глазам. Ты вместе со всеми остальными увидишь, каким он был, и узнаешь, как он назывался давным-давно.

– Разве наш мир не называется Талабан?

– О, нет! – Интарион поморщился. – Это название придумал Главный у северян. Он сделал так, что вы все забыли основные истины. Не только вас лишили знаний. Северяне тоже пострадали. И поверь мне, среди них есть хорошие люди. В случае войны жертвами станут и они. Именно поэтому ее нельзя допустить.

– Но почему именно сейчас, а не раньше или позже я должна остановить войну?

– Все идет так, как предначертано свыше. Именно сейчас ты готова к испытаниям. Твои родители зря запрещали тебе ходить в Лес. Я бы все равно нашел тебя. Я всегда тебя находил.

Интарион коснулся рукой моей щеки. И я увидела… как лежу в колыбели, в которой так уютно и тепло, но все равно отчего-то хочется плакать. Рядом нет мамы, понимаю я, и уже открываю рот, чтобы ее позвать так, как это умеют лишь младенцы, но тут вижу лучики солнца вокруг улыбающихся карих глаз, белую бороду, закрывающую пол лица, и я забываю, что хотела сделать секунду назад. Мне хочется улыбнуться этому старику, ведь от него идет теплое фиолетовое свечение, а еще мне очень хочется схватить его белую бороду и поиграть с ней. Я пытаюсь дотянуться до нее, и когда это получается, я радостно смеюсь, не замечая, что через мгновение борода, а за ней и старик исчезают. Подбегает мама, еще такая молодая, без следов усталости и печали на лице. Она радостно восклицает: "Реон, иди сюда! Лео впервые смеется!" Подходит папа и со счастливой улыбкой обнимает маму… А я не могу налюбоваться на них, моих родных и любимых. Ради них стоит бороться и не допустить войны.

– Спасибо, – сказала я Интариону, все еще видя улыбающихся родителей, хотя картинка уже исчезла. – Теперь я помню нашу первую встречу. Можно задать один вопрос?

– Твой папа жив, – тут же ответил Интарион, зная наперед, что меня волновало больше всего. – Он будет ждать тебя на Краю.

Я прикрыла глаза и коснулась рукой своего браслета. Теперь я была спокойна.

– Через несколько минут проснутся твои родные. Слушай меня внимательно, Леона. Эта ноша тебе по плечу, иначе она бы тебе не досталась. Твое имя уже давно в списке участников Отбора. Ты поедешь на Север и будешь работать в библиотеке. Придет время, и ты сама поймешь, что делать дальше. Ты поймешь, кому можно доверять, слушая свое сердце. Оно никогда тебя не обманет. Есть и другие Духи, которые помогут тебе двигаться дальше. Но помни, зло тоже не дремлет. Опасайся человека с глазами цвета ночи.

– Я поняла. Вы уж простите, что… считала все это сказками.

Дух Леса впервые посмотрел на меня по особенному тепло.

– Леона, твой путь только начинается, и ты уже идешь по верной дороге. Ничего не бойся, с тобой вся правда мира. И еще, не купайся в Горячем Источнике, помни об этом предупреждении. А сейчас нам пора прощаться.

Интарион коснулся моего лба несколькими пальцами, прошептал что-то, что я не смогла разобрать, и бесшумно вылетел в окно. Я тут же подбежала к окну, чтобы проводить взглядом Духа Леса. Он остановился у калитки, развернулся и громко сказал:

– Передай своей маме, что она может менять твою внешность много раз, но то, что внутри не изменить никогда. А мы, Духи Леса, видим души.

С этими словами Интарион растворился в тумане. А я без сил опустилась на пол перед окном. Нужно быть храброй, но где взяться, этой храбрости, если никогда ни о чем таком я не помышляла…

Я пробралась в мамину спальню и увидела ее, лежащую в кровати с открытыми глазами, полными слез. Я забралась под одеяло и прижалась к маме. В детстве я так часто делала. Мне нравилось находиться в родительской кровати, чувствуя особый уют в ней. Я могла накрыться одеялом с головой и быть защищенной со всех сторон родительской любовью. А сейчас настала пора стать защитницей близких уже мне.

– Ты уезжаешь, да?

– Откуда ты знаешь? – спросила я, уткнувшись маме в плечо.

– Я видела сон. Все тот же, что и прежде. Ты улетаешь в этой сверкающей серебром машине. Но я думала, если ты мне снилась с рыжим цветом волос, то с черными волосами ты останешься дома. – Мама провела рукой по моим волосам и с грустью вздохнула. – А сегодня мне приснилось, что ты снова уезжаешь. И твои волосы темные. Скажи, что этот сон не сбудется, скажи что ты не та, кто им нужен…

Я приподнялась, чтобы разглядеть мамино лицо и запомнить ее добрый взгляд карих глаз и упрямо вздернутые губы. Теперь неизвестно, увидимся ли мы когда-нибудь. Дорога, по которой я буду идти, вряд-ли приведет меня назад домой.

– Мамочка, – тихо произнесла я, чувствуя тяжесть в груди, зная, что сейчас причиню боль любимому человеку. – Я уеду.

– Нет! – Мама закрыла ладонями лицо. – Ну почему именно моя дочь? Почему ты?

– Что у вас происходит? – сонно спросил Экберт, стоя на пороге комнаты и потирая глаза.

– Я уезжаю на Север.

– Новая шутка? – спросил он, лениво потягиваясь.

– Нет. Я правда уезжаю.

– Как?

По тону, которым мой брат задал вопрос, я поняла, что сон ушел от него в одно мгновение.

– Ко мне приходил Дух Леса. Я – та самая, из легенды.

– Нет… Не может быть!

– Ну вы же сами оберегали меня от Леса. Почему сейчас ты не можешь поверить в это?

– Но ты же… хрупкая девушка. Как ты сможешь?

– Ой, да ладно тебе! Одной ногой там, другой здесь, и вот я опять дома.

Я улыбнулась маме, вытирая ее мокрые от слез щеки.

– Я скоро вернусь, мама. Слышишь? И самое главное, папа жив! Мне Дух Леса сказал…

Только сейчас мама отреагировала на наш с братом разговор, как бы очнувшись от глубокой задумчивости. В ее глазах мелькнула надежда. Счастливая новость окрылила ее, и она отправилась готовить нам всем завтрак.

Отбор начинался через три часа, и я улучила время сбегать в Храм, чтобы отнести взятые оттуда книги, и попрощаться с Эллиотом. Сквозь рассеивающийся туман я быстро шла по заросшей травой дороге, держа в руках несколько книг, завернутых в бумагу. Храм представлял собой небольшое деревянное здание со шпилем наверху. Раньше их было намного больше, но во время Великой Войны почти все они были сожжены северянами. Никто сюда не ходил, кроме меня, Роя и еще нескольких пожилых южанок.

Я прошла мимо большого двухэтажного приюта, в котором когда-то жила Рената, и сейчас, ранним утром, там тоже слышались звонкие голоса детей и строгий голос воспитательницы. Возможно, свою работу учителем я начала бы в этих стенах, но теперь кто-то другой будет обучать детей важным вещам. Я печально вздохнула и открыла тяжелую металлическую дверь Храма. Эллиот как будто уже ждал меня. Он сразу направился ко мне, держа в руках горящую свечу.

– Леона! Я так рад тебя видеть!

– Я пришла вернуть кое-что.

Эллиот поставил свечу в подсвечник в проёме стены и взял в руки книги.

– Что, уже закончила читать?

– Не совсем. Но теперь уже все равно. Я уезжаю отсюда.

– Куда?

Я вздрогнула от голоса Роя, слышавшегося откуда-то снизу. Лишь спустя мгновение я поняла, что мой друг поднимался по лестнице из подвала. В его руках тоже была книга. Я перевела взгляд на Эллиота, и в его глазах заметила похожее тепло, которое излучали и глаза Интариона. "А ведь Эллиот тоже скоро отправится на Край", – с горечью подумала я. Хорошо, что Рой станет монахом, потому что наш Храм не должен быть в запустении. Здесь столько хороших книг, здесь хочется находиться.

– Я уезжаю на Север, – наконец, проговорила я, замечая, что постепенно уже привыкаю к этой фразе. Ее легко произносить и уже легче осмыслить.

– Не понял…

– Рой, она та самая.

Я удивленно посмотрела на Эллиота вновь. Я вообще-то не планировала раскрывать правду, уже сочинив ложь для Роя и Ренаты. Для них я уезжала, чтобы не оставлять подругу одну, а еще я хотела учиться, потому что на Юге с этим беда. Но что только что произнес Эллиот?

– Что вы имеете ввиду? – спросила я, делая вид, что ни о чем таком не знаю.

– Ты правильно поняла меня. Ты – девушка, которая вернет нам все, что было утеряно. И я благословляю тебя на это испытание.

Эллиот сделал шаг ко мне и коснулся моего лба, так же, как Интарион. И опять я ничего не разобрала из того, что говорил мне монах.

А Рой молчал, и его молчание действовало на меня особым образом. Мне хотелось плакать. Я сдерживалась при маме и брате, находя в себе силы шутить и видеть самое лучшее в том, что мне придется делать. Но рядом с Роем отгораживаться шутками я больше не могла.

– Пойду навещу детей, – сказал Эллиот и легкой поступью вышел за дверь.

– Рой…

Я бросилась к нему в объятия, и прорвавшиеся слезы тут же намочили его рубашку.

– Лео, бедная моя девочка, как же ты справишься там одна? Хочешь, я поеду вместе с тобой? – спросил Рой, когда я выплакала все свои страхи и разрушенные мечты. – Я что-нибудь придумаю со своим возрастом, мне тоже почти восемнадцать.

Часть меня хотела выкрикнуть оглушительно громкое "да". Но другая часть меня понимала, что так нельзя.

– Нет, это только мое. А твое – здесь. – И под "здесь" я имела ввиду Храм. – Твое призвание заменить Эллиота. Только этим утром я поняла, как это важно.

Я рассказала Рою о Духе Леса, а он в свою очередь поведал мне, откуда Эллиот знал про меня. Оказывается, становясь монахом, человек начинает многое понимать на духовном уровне, и другие люди становятся для него наподобие раскрытой книги.

– Почему ты знаешь? Ты же не монах…

– Мне рассказал не Эллиот, а мой папа. Он давно знал историю твоих родителей, потому что помогал им начать все заново здесь. И мне папа рассказал лишь потому, что я должен был беречь тебя от Леса, – Рой усмехнулся. – Но, как ты сама понимаешь, сделать этого я не смог.

– Все вокруг знали, одна я не зна…

Рой мягко коснулся моих губ ладонью, и я замолчала.

– Все происходит так, как нужно. Ну что бы ты сделала, когда узнала? Боялась каждый день? А теперь ты станешь бесстрашной, потому что за тобой незримо следуем все мы. Я буду молиться, чтобы у тебя все получилось.

– Рой, мне все равно страшно, – призналась я, хотя его речь и вселила уверенность в то, на что я решилась. – Если я не справлюсь, что тогда?

– Сам Дух Леса почтил тебя своим присутствием. Значит, он в тебе уверен. Как можешь ты сомневаться в обратном? Нам все дается по нашим силам… Ты справишься.

Рой проводил меня до дома, и мы попрощались у большой ветвистой яблони, на которую часто залезали в детстве вдвоем. Столько счастливых воспоминаний я оставляла в этом саду. Столько, как теперь оказалось, напрасных фантазий… Я думала, что когда-нибудь все же научусь выращивать овощи, так же как и моя мама, погуляю на свадьбе у Экберта. А потом, через несколько лет, и сама стану женой, и мой муж будет самым лучшим мужчиной на свете, а еще через несколько лет по этому саду будут бегать мои племянники и мои дети. А теперь я смотрела, как мой лучший друг уходит по дороге, по которой не так давно уехал мой отец, и вместе с ними рассыпались осколками мои мечты.

Дома я собрала небольшую сумку с вещами: только самое необходимое, подарки моих друзей да мамино свадебное платье. Должно же что-то на Севере согревать мне душу.

– Я думал, что сегодня буду прощаться лишь с одним человеком, а оказалось с двумя.

Я обернулась. Экберт так неслышно подошел, наверное, мои слишком громкие мысли заглушали все остальное.

– Береги маму, – сказала я, замечая, что мой брат как будто сделался меньше ростом.

– Ты плакала? У тебя глаза красные.

– Немного.

– Лео, ты справишься! – Экберт положил ладонь мне на плечо.

– Ну другого выбора у меня нет…

– Я могу проводить тебя до машины.

– Нет! Будем прощаться здесь.

Мы крепко обнялись, как в детстве, когда думали, что впереди еще много таких объятий. Потом я попрощалась с мамой. Тяжелее всего было покинуть дом, не оборачиваясь. В голове все еще повторялась мамина фраза, сказанная напоследок: "И помни, не все северяне плохие". Но ведь большая часть из них именно плохие! И никто меня в этом не переубедит.

Самое положительное, что я увидела за этот день, так это выражение лица Ренаты, когда она увидела меня среди участников Отбора, а не среди толпы прощающихся. Но мы не успели переговорить. Северяне в серых, отливающих серебром, костюмах, распределили нас по парам, и мне пришлось встать с Бертой, которая не удостоила меня и взглядом. Все ее внимание было приковано к северянам. Я поняла, что она уже пыталась угодить им, выслужиться и попытаться найти себе лучшее место на Севере. Не все северяне плохие… И кто же, мама, тут хороший? Вот этот парень примерно моего возраста, оценивающий нас, как скот? Или вот эта женщина, взгляд которой холодит мое сердце? А может, вот этот мужчина с пепельными волосами, отдающий приказы лающим голосом, и который только что задел плечом Ренату, но и не подумал извиниться? Внутри меня клокотала ярость. Именно из-за них я нахожусь здесь и уезжаю на Север. Чтобы восстановить прежний мир, в котором нет насилия, жестокости и несправедливости.

– Жан, мы точно берем эту девушку? Не нравится мне, как она на нас смотрит, – сказала женщина с холодным взглядом.

А ведь это про меня, догадалась я, и постаралась скрыть свою неприязнь. Мужчина с пепельными волосами подошел ко мне и оглядел с головы до ног.

– Имя?

– Леона.

Мужчина посмотрел в свои бумаги, затем вновь взглянул на меня, строго и чуть насмешливо.

– Мы делаем большую услугу вам всем, что позволяем поехать с нами. Поэтому, Леона, если тебе что-то не нравится, ты можешь остаться в своей отсталой Равнине.

– Мне все нравится, – проговорила я самым нежнейшим тоном, на который была способна, не позволив себе гневных слов, уже готовых сорваться с моих губ, в ответ на сарказм северянина.

– Вот и хорошо. Сандра, сядешь рядом с Леоной, чтобы проследить, насколько ей все нравится. Если что-то пойдет не так, высадим ее.

Я села в машину, боясь сделать лишнее движение. Неужели, на Юге не нашлось других девушек на мою роль? Как мне справляться дальше, если я уже оступилась на одном только неправильном взгляде? Теперь я буду стараться изо всех сил. И даже эта Сандра, сидящая рядом со мной, поймет, что я действительно хочу быть на Севере, точно так же, как Рената или Берта.

Я мечтала об этом с самого детства… Вот сейчас мне действительно пригодилась моя любовь к чтению, потому что на нее можно смело опереться, сочиняя легенду моего пути на Север. Буду ли я скучать по моим родным? Да вы что, разве это имеет значение, когда у меня открываются такие возможности среди северян! У меня защипало в носу, но я продолжала мысленно отвечать на предполагаемые вопросы, продолжала сочинять свою новую историю до тех пор, пока одна-единственная слеза не потекла по щеке, хотя, казалось, я все уже выплакала на плече Роя. Север ждет тебя… Сандра остановила остальные слезы лишь этой фразой, потому что я вспомнила, почему ее посадили рядом со мной. Я буду стойкой и запрещу себе плакать. мои пальцы крепко впились в подлокотник моего кресла. Ему, бедному, еще достанется, потому что полет будет долгим.

В толпе я вдруг увидела печальное лицо Барка, которому некого было провожать, ведь у него была только десятилетняя сестра. Но размышлять об этом не стала, потому что почувствовала, как мы начали взлетать. Вокруг что-то завибрировало, и послышалось негромкое гудение. Очередное технологическое новшество у северян, которое нам, понятное дело, было недоступно. Нам вообще было запрещено пользоваться какими-либо средствами передвижения, кроме шумных и плохо пахнущих машин, которые передвигались лишь по дорогам, да и то не слишком быстро. А эта машина, наверняка, будет развивать огромную скорость. Зря я пугала свое кресло, в нем мне сидеть совсем недолго. Знать бы еще, куда нас везут, в столицу Асарон или разбросают по разным районам. Внезапно мои догадки прервались, потому что в окне показался Ру, выбежавший из толпы вперед. Я уже хотела выкрикнуть имя грифона, но сдержалась. Меня ждет Север, а провоцировать сидящую рядом Сандру не стоит. Машина поднималась все выше и выше, а затем, двинулась в сторону Леса. Я прикрыла глаза. Хорошо, что я не успела приручить Ру, не так горько расставаться, хотя, кого я обманываю! Мне было жалко оставлять и его.

Сзади меня началось оживление и прислушавшись, я поняла, что главный среди посланцев, Жан, говорил своему коллеге о том, что рядом с машиной летит грифон. Я не смогла не взглянуть в заднее окно, в котором отчетливо виднелся мой Ру, становясь все меньше и меньше, потому что мы прибавили в скорости.

– Остановиться! – рявкнул Жан, и мое сердце пропустило удар, чувствуя, что это не к добру.

Машина замерла в воздухе, и шум от напряжения в моих ушах становился все громче, заглушая вибрацию мотора. Внизу был Лес, я видела его многоцветие, но отчего-то сейчас мне казалось, что цвета сделались мрачнее, чем были раньше.

– Дайте мне ружье и откройте заднее окно, – прозвучало в воздухе лающим голосом. – Давно я не видел грифонов. Как я соскучился по охоте!

– Нет! – Мои ноги сообразили быстрее голоса. Я за секунду пробралась через Сандру, и уже стояла рядом с Жаном. – Нет, пожалуйста, не стреляйте в него! Он ничего вам не сделал!

Еще секунда и я кинулась бы в ноги этому мужчине, лишь бы он не трогал моего Ру, но чьи-то сильные руки схватили меня и обездвижили. А Ру из маленькой точки становился уже хорошо виден. Жан улыбнулся мне страшной улыбкой, я такой еще не видела ни у кого из людей, и взял в руки оружие.

– Это мой Ру! Пожалуйста, не надо! – просила я и, не видя никакого эффекта на свою мольбу, закричала своему питомцу: – Ру, улетай! Улетай отсюда!

Меня подхватили вторые руки и закрыли холодной ладонью рот. Но глаза мои были открыты, и я видела, как Жан прицеливается в грифона. Я замотала головой и замычала что-то невразумительное, но никто и не думал меня освобождать. И тогда я укусила ладонь, закрывшую мой рот, и как смогла ударила ногой того, кто был сзади. На мгновение меня отпустили, и этого мне хватило для того, чтобы кинуться на Жана. Я падала на пол вместе с ним, слыша, как прозвучал совсем негромкий выстрел, похожий на писк, а через секунду – крик моего грифона. Потом я вновь окунулась во тьму. Она мне обрадовалась, и это было взаимно.

Глава 6

Мне снилось, как из Бездны ко мне идет Жан. И его появление было пострашнее всяких чудовищ. В руке у него было ружье, и он стрелял во всех, кто спешил мне на помощь. Первым от его пули упал папа, затем Экберт, потом с глухим стуком о землю упал Ру. А последний выстрел был для меня, и я ждала его…

Я очнулась в темноте. Наверное, я плакала во сне, потому что на ресницах образовались кристаллики соли. Я встала и подняла руки вперед, чтобы нащупать хоть что-нибудь, и понять, где нахожусь. Мои руки уперлись в стену, шершавую и пахнущую мокрым кирпичом. Обследовав таким образом все пространство, я поняла, что нахожусь в маленькой комнатушке, в которой ничего не было. Даже двери я не нашла. Только голые стены.

– Эй! – закричала я, понимая, что стучать по стене нет никакого смысла, только руки собью.

Ответом мне была тишина. Я еще немного покричала в темноту и уселась на гладкий пол. Было непонятно, из какого материала он состоял, но сидеть на нем было совсем не тепло, а встать не было никаких сил. Я обхватила себя руками. Хотелось оказаться под одеялом в родительской кровати и забыть все, что произошло в машине. Последнее, что я помнила – это протяжный крик Ру и боль в виске. Наверное, я опять получила по голове и теперь уже совсем неслучайно. Дальше я ничего не помнила и не знала, как оказалась здесь. Где именно я находилась, тоже было непонятно. Ясно одно – я провалила свое задание с самого начала, и весь Лес, все Лесные Духи теперь скорбят о моем поражении. Никакая я не спасительница мира, а простая неудачница. Но как я могла сидеть и смотреть, как стреляют в моего Ру? Неужели, кто-то на моем месте не попытался бы спасти ни в чем не повинное существо?

Моя попытка все равно ни к чему хорошему не привела. Вместо работы в библиотеке, я находилась в непонятном, сыром и темном месте. И Ру мертв… Я уткнулась головой в колени и заплакала, тихо и горько. Боль утраты охватила меня целиком и не отпускала. Я вспоминала, как позволяла Ру спать на моей подушке, как он ел из моих рук, а потом благодарил за пищу, уткнувшись головой мне в ноги. А теперь Ру мертв, потому что какому-то садисту захотелось поохотиться на грифона.

Я резко встала и сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Ну уж нет! Я не сдамся! Если есть хоть малейший шанс отсюда выйти, я этим непременно воспользуюсь. Я сделаю все, что потребуется, чтобы вернуть наш прежний мир, в котором не должно быть места убийцам. Если мне это не удастся, будет война, а в ней погибнет и мой брат.

Ненависть к северянам вспыхнула во мне с новой силой. Среди них нет никого хорошего, а если и есть, то они ушли на Юг или в Лес, как говорил Интарион. И доверять я никому не буду. Дух Леса слишком долго жил в Лесу и не знает, на что способны северяне. А я уже знаю!

Я вдруг поняла, что очень сильно хочу пить, и еще раз обследовала свою темницу в поиске того, что могло бы утолить жажду, но безрезультатно. В этой темноте ничего не было. Зря я тосковала, когда была заперта в своей спальне. Оказывается, там были вполне хорошие условия. А здесь вообще ничего не было. Меня так наказали из-за Ру? А может, я тоже умерла и это то место, которое я заслужила своими поступками?

Я прилегла на пол, потому что стоять уже не было сил. И тогда внезапно услышала, как слева от меня завибрировало стена, и через секунду меня ослепил яркий свет. Я прикрыла глаза рукой, хотя очень хотелось схватиться за голову, которая сразу заболела. Стена медленно, как будто на колесиках, отъезжала в сторону.

– Выходи! – услышала я знакомый лающий голос.