Неправильная любовница

Глава 1.

Алина

Однажды это должно было случиться. Однажды меня должны были купить. Пусть я очень надеялась, что смогу избежать этого. Глупо. Очень глупо.

— Подарок я тебе скажу, что надо. — Взгляд толстяка скользит по моему обнаженному телу.

Дико прикрыться хочется, но нельзя.

У меня нет никаких прав, кроме как удовлетворять того, кто заплатил за меня деньги. Баснословные деньги.

Даже смотреть не могу на своего нового хозяина. От него веет такой неприкрытой похотью, что становится не по себе. Как и от места, в котором я стою в центре зала, как статуя.

Живая статуя.

— Она еще и целка, — кивает тот, кто меня купил. Высокий, с виду приличный мужчина. Но того, кто покупает для друзей шлюх, вряд ли можно назвать приличным.

Я слышала, что его называли Борис, но виделись мы всего раз. Буквально вчера, когда я стояла в шеренге с остальными девочками. Как товар в магазине. Я знаю, что остальные девочки ждали этого момента. Все они хотели быть купленными. Но меня устраивало жить и работать в борделе. Потому что там была хоть какая-то гарантия защиты, а теперь я лишь бесправное существо. И еще неизвестно, что эти двое будут со мной делать.

Но когда мне исполнилось восемнадцать, я знала, что моя продажа — дело времени. Больно хорошенькое личико, больно крупная грудь при миниатюрном теле. «Куколка» — как меня там называли. «Резиновая Зина» — как называла себя я.

— Серьезно?.. Целочка? Во всех дырочках? — Толстяк облизывает жирные после мяса губы и вытирает руки салфеткой.

— Насколько я знаю, да. Только рот рабочий, но и то их учили на дилдо. Так что ты не будешь разочарован.

— А я смотрю, ты сильно хочешь забрать тот склад. Раз так расстарался.

— Я никогда не обижаю своих партнеров. Так что бери и наслаждайся.

— А тебя не обманули? И почему она молчит?

— Она по-русски-то не понимает. И зачем ты меня обижаешь, Романов? Этот бордель один из самых элитных в Европе. Они растят девочек с самого детства. Обучают. Кормят. Следят за образованием и внешностью.

Чтобы продать подороже таким вот свиньям.

От мысли, как много эти животные обо мне знают, — тошнит.

Теперь это вот этот толстяк, который еле встал с широкого дивана, чтобы рассмотреть меня поближе.

— Хорошенькая какая, — подходит он совсем близко, смотрит на меня снизу вверх, так как я прикованная стою у шеста. Он тянется носом к моей гладко выбритой промежности и втягивает запах.

Господи…

Боже, нет. Я много раз думала, как это будет, но никогда не понимала, как это тяжело. Спать со свиньей. Как я это выдержу?

Почему они не покупают резиновых кукол, зачем им живые, те, кто умеют чувствовать. Умеют испытывать боль.

— Она еще и сильная. Мне рассказали о попытках побега, так что она довольно выносливая…

Я невольно дергаюсь, но наручник сдерживает мой порыв. Было дело, но всегда неудачно. Меня ловили на станции.

Глаза Романова загораются совсем уж алчным блеском.

— Как думаешь, Борь, сколько ударов плетью выдержит такая, как она?

Ударов плетью? Внутренне содрогаюсь, хотя на лице все та же равнодушная маска.

Нас никогда не били по спине или другим частям тела. Мы должны были сохранять товарный вид. Но зато отыгрывались на стопах, которые после наказаний были похожи на мясные обрубки.

Именно они всегда горят так, словно ходишь по раскаленным углям.

— Можешь проверить в любое время, Гриша. Я специально выбирал такую, которая выдержит твои фантазии.

— Ты меня знаешь, друг, — гладит этот урод мою ногу, а потом с такой силой щипает, что я вскрикиваю. — Мне нравится, как ты кричишь, сука. Со мной ты будешь срывать глотку.

— Конечно… — Купивший меня бизнесмен смотрит прямо на меня. — Ей не привыкать к боли. Учитывая количество побегов.

Пять раз. Последний раз — год назад.

— Слушай, — смеется толстяк. От него буквально разит потом и мочой. Тошнота сжимает горло, но я продолжаю стоять ровно и делать вид, что мне все равно.

Это мое оружие.

Равнодушие ко всему со мной происходящему.

Уход в себя. Туда, где у меня есть свой дом. Туда, где меня любят.

— А давай ей снова дадим попытку сбежать? По-русски она не понимает. Будет думать, что у нее реально появился шанс…

— Интересно, — бизнесмен усмехается.

— Расстегнем наручники, отправим в туалет. Там окно есть. Мы даже лестницу подставим, чтобы ей проще было. Ау, сучка, слышишь меня?

Не реагируй, не реагируй. Делай вид, что не понимаешь…

— А можете говорить по-немецки? — прошу я на немецком. Толстяк смеется.

— Давно я так не веселился. Эй, ты! — Он кивает в сторону одного из людей в черной военной форме. — Сходи за лестницей и подставь ее к окну туалета. А потом, дорогой Борис, мы посмотрим как далеко ей удастся сбежать…

— Забавно. А потом накажешь?

— Хочешь поучаствовать?

— Нет, я в такое не играю, но я помогу тебе ее отыскать. — Он замолкает и кивает. — О… Андрей. Давно не виделись.

Они оборачиваются к выходу, где появляется еще один мужчина.

— Добрый вечер, Борис Александрович.

Он совершенно не вписывается в обстановку разврата и пресыщенности, которая здесь буквально с ног сбивает.

Андрей, как назвал его бизнесмен, — в приличном, полностью отглаженном костюме, без единой морщинки.

На его лице нет эмоций.

Даже прическа и борода идеальны.

Такие ходят по кабинетам больших корпораций, судов, а не по домам извращенцев.

А еще взгляд. Никаких эмоций. Лишь пустота, от которой веет холодом. Пусть он направлен и не на меня.

На толстяка.

— Ты хотел меня видеть, отец.

Отец?! Они вообще не похожи! Этот весь такой правильный, а его отец — порождение самого грязного порока.

— Ну что ты как не родной. Проходи, выпей с нами. Перекуси с дороги.

— Я за рулем, — засовывает он руки в карманы, смотрит исподлобья. Стоит не двигаясь. Даже на меня не реагирует. Очевидно, для него вполне нормально видеть здесь живой товар. Но через мгновение все-таки скользит взглядом по телу, на секунду задевая лицо. Щеку просто адски жжет. Понравилась? Наши девочки мечтали именно о таком любовнике. Я всегда думала, что разницы нет. Но если уж выбирать меньшее зло, то он точно лучше его отца. Может быть, даже бить не будет?

Глава 2.

Романов-старший действительно злится. Смотрит на сына, как на грязь под ногами.

— Документы в кабинете. Завтра отвези в кадастровый и подготовь договор с Распутиным.

Андрей бросает взгляд на Бориса Александровича, а затем на меня, словно что-то отмечая.

— Дарения?

— Да, подарим нашему другу фабрику, на которую он меня так уговаривал.

— Там люди работают. В этой деревне негде больше.

— А тебя не спрашивает никто! — взрывается толстяк так, что жир на лице трясется. — Делай, как я сказал, и свободен.

Отличные отношения. Кажется, не одна я тут в услужении нахожусь.

— Понял, — отворачивается он и шагает на выход с прямой как палка спиной. Но тормозит на зов отца.

— Как в офисе?

— Все в полном порядке.

— Как Марина?

— Жива и здорова. Я пойду, а то у тебя намечается развлечение. Не хочу мешать, - кривит он красивое лицо.

— Иди, сын. Завтра как встану, позвоню.

Наверное, уже вечер. За окном темно, а значит, есть действительно хороший шанс спрятаться.

Если они не передумают сыграть в кошки-мышки.

Они думают, что я не знаю русский. Я и не должна знать. Мы ведь в Германии жили.

Но у нас была русская нянечка Катя, которая воспитывала нас с тех самых пор, как нас, рожденных в русской тюрьме, привезли в немецкий приют при борделе. По факту уже тогда продали.

Мы бы, может, попали в семьи даже, но наши матери были наркоманками, а значит, мы бракованные.

Несмотря на постоянные побои, мы ее любили. Она читала нам русские сказки, учила шить, убираться, готовить. Всему тому, что должны знать обычные девочки, но никак не будущие шлюхи. Но потом, в первые дни месячных, она, конечно, нас просветила. Некрасивых забрали почти сразу, а нас хранили до восемнадцати лет. В таком возрасте покупают охотнее, потому что проблем не будет с законом, если нас случайно обнаружит полиция.

Не знаю, как заведено в России, но в Германии полиция всегда возвращала нас владельцам, на нас для таких случаев даже метки стоят. Я не помню, как набивали этот мак.

Эти уроды думают, что, подарив мне попытку сбежать, я побоюсь ею воспользоваться?

Что побоюсь боли? Глупцы.

Они действительно меня отпускают в туалет. Я прохожу внутрь и закрываю дверь, ежась от холода. Вроде май, почему так морозно… Тут и правда есть окно. И лестница приставлена.

Все как они говорили. Только вот вместо нее я подтягиваюсь на руках и лезу на крышу. Мне нужна парковка. Она мой единственный шанс. Пробираюсь по крыше совершенно обнаженная, нахожу хороший выступ и спускаюсь на парковку, сразу забираясь под ближайшую машину.

Остается надеяться, что меня не видел никто. Под несколькими машинами я пробираюсь к самой крайней. Она прямо возле ворот, значит, будет выезжать самая первая. Везде стоят охранники, я слышу их сальные шуточки, видела голодные взгляды, пока меня вели к новому хозяину. Ни к кому из них обращаться за помощью нельзя. Они меня сдадут, но сначала отсасывать заставят. Да я и готова разок, если только это подарит мне долгожданную свободу.

Растерев кожу до красноты и боли, я пробираюсь к седану, притаиваюсь под ним и спокойно жду. Не важно, кто водитель, главное — суметь пробраться в салон незаметно и вылезти там, где он сделает остановку.

Если есть хоть малейший шанс выбраться отсюда, я им воспользуюсь. Пусть я говорила себе это множество раз. Но там финал был неизбежен, а тут другая страна, свои законы и, возможно, все сложится в мою пользу.

Я даже готова помолиться, если надо.

Очевидно, мужчины решили дать мне фору, а может быть, не думали, что я решусь сбежать так быстро?

В любом случае никто меня пока не ищет, зато я слышу твердые приближающиеся шаги. Сердце стучит как барабан, отдаваясь болью в виски. Я не чувствую боли от притертостей кожи, зато чувствую крутящий желудок адреналин. Пожалуйста, пожалуйста, хоть бы в этот раз все получилось!

Скольжу по асфальту влево от пассажирской двери и, притаившись, жду.

Рука застыла над ручкой. Пальцы почти онемели.

Мне придется воспользоваться всем своим умением, чтобы он меня не заметил. Благо миниатюрные размеры тела помогают.

Так что, как только водитель берется за ручку, в тот же момент свою беру и я, чтобы звуки слились в один.

Приоткрываю дверь ровно настолько, чтобы мышкой проскользнуть внутрь. Успеваю ровно до того, как он сядет и захлопнет свою дверь. Одновременно с моей.

Отлично. Хоть и страшно оттого, как все оказалось легко.

Я не особо верю, что получится. Но если да, счастливее, чем я, проститутки никто не увидит.

Скрючившись, сижу на полу. В позе эмбриона. Чувствую запах сигарет. Сердце немного успокаивается. Почему-то сигаретный дым меня успокаивает, хотя я ни разу не курила.

Все хорошо, все просто отлично.

Ну чего же мы не едем?

И стоит этой мысли посетить мою замерзшую голову, как наконец двигатель начинает урчать, а машина трогается с места.

Через секунду окно со стороны водителя открывается, и я слышу голос одного из охранников.

— Что-то вы быстро, Андрей Георгиевич.

— Дел много. Пока.

Я знаю, кто это… Быть того не может. Бесхребетный сын Романова.Г

Глава 3.

Главное, чтобы он меня не заметил. Главное, чтобы я успела выскочить до того, как он решит во чтобы то ни стало вернуть меня своему мерзкому папаше.

Можно, конечно, предложить ему себя в качестве платы за спасение, но, судя по тому, с каким отвращением он смотрел на мое тело, он сексом вообще не занимается.

Хотя, конечно, в тихом омуте...

Мы едем быстро. Взглянув вверх, я вижу, что мимо проносятся деревья. Много-много деревьев. Я знаю, что Россия — очень большая страна. Это волнует кровь. Потому что в этом случае спрятаться можно где угодно.

Никто не узнает, кем я была. Я могу устроиться на самую обычную работу, мыть полы, готовить есть. Даже шить, если надо!

Вздрагиваю от звука мобильного телефона. А затем слышу крик.

— Да пошел ты, жирный урод! — Андрей бросает телефон назад, а он отталкивается от спинки и прилетает ко мне. Страх сковывает все тело, особенно когда я вижу, что Романов продолжает названивать. Снова и снова. Так настойчиво, словно что-то потерял.

Прикрываю глаза, прекрасно понимая, что, а вернее, кого он потерял. И что именно сейчас нахожусь в шаге от своей погибели.

Достаю пальцами телефон и опускаю обратно на сиденье. Стараюсь сделать все аккуратно, но все же слышу, как участилось дыхание Андрея, как он шепчет, словно про себя: «Что за...». Он тянется за телефоном. И я буквально кожей ощущаю, как он ощупывает заднее сидение. Место, где может быть видно меня. Я вжимаюсь в пол сильнее, но уже умом понимала, что прокололась.

Хотелось выть от досады, ведь сейчас этот красавчик вернет меня отцу-извращенцу.

— А ты что здесь делаешь, — цедит он сквозь зубы, схватив мою лодыжку. Но именно в этот момент машину опаляет яркий свет фар, а следом громогласный клаксон фуры.

— Блядь! — орет Андрей, а я от страха вместе с ним. Он успевает в последний момент свернуть вправо и тормознуть на обочине.

Не знаю, чего я жду. Что все обойдется? Что он отпустит меня с миром? Что он забудет обо мне под угрозой смертельной опасности?

Андрей глушит мотор, а я, наоборот, вся завожусь. Мысли в голове мечутся, как птицы в самый ветреный день. Что-то нужно сказать? Можно вылезти? Продолжать сидеть неподвижно? Договориться?

Подумать больше не успеваю, потому что, как только он разблокировал двери, я открываю свою и рвусь в ночь. В лес. В возможность убежать и спрятаться.

Но глотнуть свободы я не успеваю, ровно через полминуты меня грубо впечатали в траву, где оказалась крапива. Я ору от боли. Кожу жжет, особенно в тех местах, что соприкасались с асфальтом.

— Идиотка, — только и говорит Андрей, потащив меня обратно. Молча, но и так все понятно. Он меня отвезет к отцу. Отец меня изнасилует, изобьет и закопает.

Эта мысль дает мне силы, и я начинаю биться в его руке, пытаясь вырваться!

— Отпусти меня! — ору по-русски и тут же врезаюсь в его бок и натыкаюсь на тяжелый взгляд. Черт, все-таки он красивый. Точеные черты лица, жесткая, словно вырезанная из бумаги, форма челюсти, и все это сочетается с потрясающе атлетичной фигурой. Такие, как он, по борделям не ходят. На таких, как он, и так девушки вешаться должны. — Отпусти…

— Зовут как? — тащит он меня все-таки к машине и пихает на заднее сиденье. Садится следом и вжимает в соседнюю дверцу, закрывая свою. — Ну!

— Алина.

— Ты чем думала, Алина? Рассчитывала сбежать?

— Почему бы и нет? Они сами дали мне шанс.

— Они тебя недооценили, верно? И куда бы ты пошла, голая-то? — Его взгляд опускается на мои стоячие соски, на грудь, что часто вздымается. Я прикрываю ее руками. Хотя чего он там не видел.

— Попросила бы одежду.

— Понятно. Дура дурой. Тебя бы нашли. Забыла про метку. — Он тянется к шее и проводит по цветку большим пальцем. Такое сложно скрыть. Но сейчас меня больше волнуют те мурашки, которые ползут по телу, словно ядовитые змеи. Только от того, как близко я нахожусь рядом с мужчиной. Привлекательным мужчиной.

— Ничего я не забыла. Просто не попытаться не могла. Я, между прочим, слышала тебя. Он убьет меня. Наиграется и убьет.

Руку Андрей так и не убирает, продолжая надавливать на метку.

— Убьет.

Все, меня кроет. Я начинаю вырываться, хочу выбежать на свежий воздух, словно уже сейчас надо мной висит дамоклов меч.

— Отпусти или…

Мозг работает так шустро, словно там вертятся даже те шестеренки, которые никогда не крутились.

— Или? — Он словно подталкивает меня, словно хочет, чтобы я это сказала. И продолжает игнорировать отца.

Ладно…

— Сделай меня своей любовницей! — Меньшее из зол. Если уж становиться товаром, то идти в руки вот такому мужчине. От которого мурашки по коже. От того, как он смотрит. От того, как держит меня сильными руками.

— Любовница должна быть покорной. Она должна полностью отдавать себя хозяину и позволять собою пользоваться так, как хочется ему.

— Если ты обеспечишь мне защиту от своего отца— извращенца, то я согласна.

— А если я тоже извращенец? М?

— Ты красивый, — говорю я как есть. — И точно знаю, что ты не убьешь меня.

— Не убью. Но вряд ли тебе понравится то, как я буду тобою пользоваться.

Он больше не гладит горло, он его сжимает. Мне страшно становится, что, может быть, я ошибку совершила. Но тело отвечает на его грубость — между ног уже влажно. А еще мне хочется смотреть на него. Смотреть и смотреть.

Он наконец берет телефон, отвечает отцу.

— Да?

— Ты где был? — слышу яростное в трубке. — Почему я должен до тебя дозваниваться?

Пока я слушаю их диалог, вижу, что, в отличие от напряженности, которая была у Андрея в доме, сейчас он как никогда расслаблен. Более того, откидывается на противоположную дверцу, вытягивая длинные ноги, и кивает на свою ширинку.

Мне не хочется, не так. И он видит мое промедление.

— Потерял девчонку? Странно. Да, я, наверное, могу помочь ее найти.

Я все понимаю. Обратно я не хочу. Лучше так. Лучше с ним. Пусть даже вот так грубо.

Глава 4.

Минет — это ведь так просто. Взять в рот мужскую плоть и сосать, как конфету, но сейчас у меня ощущение, что этот минет судьбоносный, как бы высокопарно это ни звучало. Словно я стою на тонкой грани между прошлым и будущим. Прошлым, где я боролась, и будущим, где я сдалась.

Но, черт, если уж сдаваться, то только в объятия такому мужчине, у которого даже член не выглядит смешно и нелепо. Наоборот, он словно меч, готовый к бою, осталось только отполировать.

Во рту скрывается гладкая темно-розовая головка.

Я сразу чувствую на языке посторонний, незнакомый, солоноватый вкус.

Я не дергаюсь, смыкая губы на тугой плоти.

Нос заполняет терпкий, острый запах мужчины, с тонкими нотами цитрусовой мяты. Я невольно поднимаю глаза.

Сама не понимаю зачем.

Он смотрит. Внимательно, напряженно. Тяжело, словно что-то в уме просчитывает. При этом, продолжая, разговаривать с отцом.

Отключается только, когда втягиваю член чуть глубже, не позволяя себе разжать губы. Не позволяя себе передумать. Последний шаг перед прыжком в пропасть разврата, откуда не будет возврата к исходной точке.

— Помощь подоспела, я отключаюсь.

Слышу краем уха, как в трубку что-то еще возмущенно говорит Романов-старший, но гораздо громче биение собственного сердца.

Я так привыкла сосать резиновые члены, что живой кажется чем-то нереальным, словно живым существом, которое дрожит у меня во рту.

Не знаю, все ли ему нравится, но, судя по тому, как Андрей втянул носом воздух, все в порядке.

Он старается не показывать, но я вижу, как его взгляд из равнодушного меняется, наливается, как ртуть в градуснике, под влиянием высокой температуры. Похотью. Голодом. Жаждой. Ртуть плещется на дне его глазного яблока, сворачивая тугой ядовитый узел желания и у меня в животе. Я усаживаюсь поудобнее, поджимая колени под себя. Свожу бедра, между которыми протекает влага.

Прохожусь по члену языком. Сверху до самого основания. Невероятное наслаждение наблюдать, как меняется расслабленное лицо Андрея. Наблюдать, как с каждой секундой он теряет вид приличного человека, превращаясь в зверя. Можно даже подумать, что это именно я на него так влияю. Что я впервые в своей жизни имею над кем-то или чем-то власть. Пусть лишь на секунду. Но я хочу в это верить.

Мне страшно. По коже от его шумных выдохов, сквозь стиснутые зубы, разбегаются мурашки.

Он такой красивый. Не смазливый, как девчонка, наоборот. Есть в нем что-то дикое, хищное. Пусть он это прячет под строгими костюмами и бородой. Какое у него тело? Такое же твердое, как член? Или он толстеет, приближаясь к формам отца?

Расслабленные руки приходят в движение, накрывая мою голову, стискивая растрепанные волосы в кулаках.

Сжимаюсь всем телом, при этом расслабляя горло. И вовремя. Потому что именно в этот момент Андрей давит мне на затылок, вынуждая захватить член глубже.

Дышу усиленно носом, чувствуя, как из глаз текут слезы, но рвотного рефлекса нет. Андрей раскрывает глаза, продолжая держать член глубоко внутри меня. Отстраняет, словно испугавшись, облизывая губы.

— Часто сосешь?

— Не такое. — Откашливаюсь, смотря на влажный от моей слюны член. Таким он выглядит еще более пугающим, таким мне снова хочется взять его в рот.

Живот крутит от возбуждения, чего точно не помню, когда тренировалась на резине.

Иногда я себя удовлетворяла, но еще никогда мне не хотелось потрогать себя, как в этот раз.

Не жду приглашения, касаюсь кончиком языка головки, обвожу по кругу и снова член в рот беру. Сразу и глубоко. Работаю головой энергично, пока не чувствую внутри пульсацию. Хочу уже отстраниться, но Андрей держит мою голову, пока горло не заполняет сладковато-солоноватая субстанция.

— Глотай, все глотай. Блядь. — Он отталкивает меня, словно я грязная. Снимает пиджак и мне кидает. — Ладно. Прикрой срам.

— Ладно? Что это значит?

— Это значит, что я возьму тебя в любовницы. Буду помогать, пока не обустроишься и пока отец не найдет другую игрушку. Временно, в общем.

Это ведь должно быть хорошо? Именно этого я и хотела. Только почему так стыдно? Почему я буквально захлебываюсь чувством вины за этот минет. Словно теперь окончательно позволила думать о себе плохо. Словно был другой путь. А я стала грязной. Окончательно доказала себе, ему и вселенной, что просто продажная девка, которая предпочла смерти участь шлюхи.

Машина трогается, а я только сильнее кутаюсь в пиджак, который буквально пропитан приятным цитрусовым ароматом Андрея. И все бы ничего, только тот факт, что он красивый, больше не помогает. Словно я вот так могла с любым, кто вышел внешностью. И, скорее всего, Андрей думает так же.

Мы доезжаем до города за сорок минут, за которые ментально я уже несколько раз захлебнулась чувством вины и стыда. Город предстает передо мной ночными огнями, буквально сшибает с ног объемностью и количеством людей.

— А как этот город называется? — спрашиваю я. Тут же получаю острый взгляд, очевидно дающий понять, как его бесит моя необразованность.

— Это Москва — столица России. Будешь жить в квартире. Я сейчас оставлю тебя там, потому что мне нужно ехать.

— Куда?

Он не отвечает, но на светофоре разворачивается ко мне и хмурит брови, перед тем как сказать:

— Никаких вопросов. У тебя одна задача — удовлетворять меня, когда я приду к тебе. Быть готовой всегда. Все остальное время ты занимаешься своими делами, я своими. Понятно?

— Понятно.

Он отворачивается, а я губы поджимаю. Все-таки резиновая кукла обошлась бы ему дешевле.

Глава 5.

У меня никогда не было своей комнаты. Более того, даже своего угла я так и не заслужила.

Хотя другие девочки ходили на так называемую практику. Там они отрабатывали навыки на клиентах.

Я не хотела.

Все надеялась не замараться и убежать. Глупая.

Но я точно никогда не надеялась иметь не просто свой угол, свою комнату - а целую квартиру. Квартиру в доме, что стоит в жилом квартале большого города.

Я счастью своему не поверила, когда мы припарковались у подъезда и поднялись на лифте на шестнадцатый этаж. В квартиру, где, очевидно, я буду жить.

Огромную.

— Квартира, конечно, маленькая, но на первое время сойдет.

— Маленькая? — В немом восторге оглядываю огромную прихожую, сбоку — кухню, а там дальше целую комнату с большим диваном. — Она же огромная.

Он словно по-другому смотрит на современное помещение. На оклеенные обоями стены, на двери темные, на шторы на окнах. Пожимает плечами.

— Все познается в сравнении. Так, разувайся. Пойдем на кухню.

— Зачем? — Я бы лучше душ приняла.

— Напишешь мне список, что тебе нужно купить. Или ты только спермой питаешься? — Он поднял брови, смотря на меня сверху вниз.

Блин. Вот я идиотка.

— Это было первый раз.

— Да, да, именно так ты и должна говорить. Расслабься, меньше всего меня волнует, сколько членов ты отсосала.

Я должна спокойно принимать оскорбления. Ведь я шлюха.

Но вот почему-то именно от Андрея — обидно. Ведь я была с ним откровенной. Попросила помощи.

— Зачем мне тебя обманывать?

— Чтобы набить себе цену. Женщины всегда врут ради этого. Особенно те, кто предлагает себя первому встречному. — Он уходит на кухню, а я часто дышу от обиды. Сволочь!

Иду за ним, смотрю как он копается в пустых шкафах современной кухни.

И правда, есть охота.

— Повторно встречному.

— Что? — Он поворачивает голову.

— Я тебя уже видела. Так что повторно встречному.

— Пусть так, — отворачивается он, достает листок бумаги, ручку и протягивает мне. — Напиши список продуктов, что нужно купить.

И я, конечно, беру листок и ручку, только вот дальше не двигаюсь, смотрю на него и не могу выдохнуть от боли, что сдавила горло. Боли стыда.

— Что?

— Я не умею писать.

— Пиши на немецком.

— Тоже не умею. — Сглатываю под его неприятно удивленным взглядом. — Зато говорю на трех языках.

Вряд ли это изменит его мнение к лучшему, но у меня есть чем гордиться.

— Еще я умею шить и убираться.

— И отлично сосешь, — вздыхает он раздраженно, и мы дергаемся одновременно, когда начинает звонить его телефон.

Он отвечает, уходя в другую комнату, а я подхожу к окну и вглядываюсь в огни ночного города. Обалдеть. Никогда не жила выше первого этажа.

Так красиво.

Так сказочно.

И пусть я шлюха, и пусть меня пользуют, но разве вот эта магия не стоит того?

Разве своя квартира, пусть и временная, не стоит того?

— Алина.

Вздрагиваю и поворачиваюсь, все еще укутанная в мужской пиджак. В ярком свете его фигура выглядит даже мощнее. Он словно с картинки. Принц. И только в сказке он женится на Золушке. Или рыцарь, который в сказке спасет даму в беде. В реальности же принц берет себе любовницу и проверяет ее навыки минетом.

— Сядь, поешь. — Он ставит на стол пакет, от которого тянется просто божественный аромат. — Тут всего понемногу.

Слюна собирается такая обильная, что чуть ли по подбородку не течет. Но педантичность побеждает голод. Садиться за стол грязными нас никогда не учили. Да и противно это.

— Можно душ сначала принять?

— Там мыла нет.

— Да мне хотя бы так.

— Иди. Но мне уже пора. Сама разберешься? — кивает он на пакет, а я только улыбаюсь.

— Ну конечно. Пользоваться приборами я умею.

— Это радует, — поднимается лишь уголок его рта. — Завтра завезу тебе телефон и сделаю карту.

— Какую карту? — Не могу понять, а он глаза закатывает.

— Связался на свою голову. Иди мойся, ешь и спать ложись. Завтра все расскажу.

— Ладно.

— Ладно, — он словно еще что-то сказать хочет. — Белье найдешь в диване. Все. Я ушел.

Он действительно выходит из кухни, а меня вдруг радость до кончиков пальцев пробирает.

Я не смогла сдержать эмоций и закричала, запрыгала, скинула пиджак и затанцевала. Потому что я одна. Впервые я одна и могу делать, что хочу.

Могу помыться. А могу не мыться.

Могу есть, а могу не есть.

Могу даже… Господи.

Прыгать на диване! О чем мечтала с самого детства.

Но решаю оставить это развлечение на потом и все-таки бегу в душ, где мочалкой долго, до красноты тру свое тело. А потом еще долго стою под тугими струями воды. Затем выхожу из ванной. Мокрая, замерзаю без полотенца. Но шлепаю по коридору в кухню и сажусь за стол разбирать пакеты.

Ух, сколько всего.

И картошка тут тебе. Шпикачки жареные. Немецкие. Наверное, с намеком.

Еще овощи на пару и сырники. Блинчики есть. Обалдеть!

Я такие только на картинке видела.

Но лучше оставлю такой деликатес на потом.

Принимаюсь за жареную картошку, набивая желудок до краев и мысленно благодаря Андрея и за еду, и за спасение.

А я еще злилась…

Вот дура.

Смешно, как мало мне надо для счастья.

Набитый живот и мягкая кровать, с которой меня не будут поднимать в пять утра для тяжелой работы.

Но прежде чем лечь спать, я решаю исполнить мечту детства и попрыгать на кровати.

Раз, другой, третий. Ух, как же круто!

В какой-то момент плюхаюсь на попу и снова поднимаюсь, чтобы прыгнуть.

Раз, другой, третий! Еще! Еще! С поворотом!

Вдруг замечаю силуэт и вскрикиваю. Падаю, когда понимаю, что за мной наблюдают.

— Андрей!

Он ловит меня в падении, поворачивает к себе раскрасневшееся лицо. Смотрит так напряженно, словно я сделала что-то не так.

— Нельзя прыгать на кровати. Да?

Глава 6.

Я стараюсь.

За квартиру.

За еду.

За мягкую кровать, пусть это диван.

Потому что уверена, многие шлюхи мне сейчас завидуют. Потому что вряд ли кто-то из них сосал такому красивому мужику. И вряд ли кто-то из их клиентов заботился о них, снова и снова давая отдышаться.

Он недавно же кончил.

Так что приходится работать ртом довольно долго. Принимать глубоко и порой не шевелиться, пока Андрей отчаянно молотит у меня внутри.

— Глаза открой и на меня смотри, — хрипит он, сжимая вдруг мою шею.

Не сильно, но я буквально кожей ощущаю, как проносятся по телу мурашки, а член внутри горла пульсирует и каменеет.

– Бля… Сука… Не дергайся…

Он с ревом кончает в мое горло и еще пару мгновений сбрасывает последние капли.

После этого он просто вытаскивает плоть, запихивает в штаны и направляется к выходу.

Он просто уйдет? Вот так? Без слов?

Еще недавно радостная и счастливая, я мгновенно чувствую горе. Обиду. Боль, что росла внутри.

— Спасибо! — все-таки успела крикнуть я, когда он был на выходе.

Андрей тормознул, кивнул и бросил, не поворачивая головы.

— Завтра приду.

Хорошо. Приходи, конечно. Вопрос только в том, зачем ты пришел сейчас и почему ретировался так быстро.

Посидев и потупив, наверное, минут тридцать, я пошла в душ. В каком бы дерьме не оказался человек, вода его смоет. Вода приносит очищение.

Я даже по нашим девочкам это помню. Стоило им прийти от других мужиков, они шли в душ и могли не выходить оттуда часами, смывая с себя порок и стыд. Конечно, со временем ко всему привыкаешь. И уже порой можно не заметить, как грязь, которую смывала, стала частью тебя. Но я надеюсь, мне еще до этого далеко. Так что после душа я полна энтузиазма сделать свою жизнь достойной, несмотря на обстоятельства.

Именно с этой мыслью ложусь спать и просыпаюсь.

Вот только наутро все не так радужно. Я по-прежнему голая, а Андрея все нет. Я даже не знаю, чем себя занять.

В квартире полно книг, но я не умею читать. Поэтому приходилось просто их листать в поисках знакомых букв, слов. Картинок. Есть целые альбомы знаменитых, судя по всему, художников. Некоторые я видела у нас в приюте. На стенах. Там висели копии, конечно. И, наверное, мне бы очень хотелось посмотреть оригиналы в настоящей галерее.

Особенно мне нравится смотреть на платья. Я бы очень хотела сшить что-то похожее. Вот как у этих высокородных дам. Чтобы много ткани, кружев, чтобы оно было летящим и воздушных. Ах…

За этим занятием проходит весь день. Я начала есть не так быстро, решив, что нужно оставить еду на потом. Потому что жизнь меня научила готовиться к худшему. Например, к тому, что Андрей про меня забыл. Или, может быть, с ним что-то случилось.

Метаться по квартире и паниковать мне надоедает, так что в конце дня я принимаю душ по третьему разу и ложусь спать. С надеждой, что утром я проснусь и увижу Андрея, сидящего рядом. И пусть он даже член свой достанет. Я не против показать, как сильно его ждала. Очень сильно.

Но мечты не сбываются, и на следующий день он тоже не появляется. И это уже начинает пугать. Настолько, что я почти ничего не ем. Лишь смотрю в окно, перебирая те моменты, когда он был здесь. Потом злюсь и планирую перебить всю посуду, а потом затихаю и тихонько скулю у входной двери, как собака. Ну почему его нет? Почему?

Господи! А если он умер? А если я останусь в этой квартире, как в башне, до конца своих дней?

Начинаю, как одержимая, биться плечом о дверь. Снова и снова. Но только отбиваю плечо и стекаю обратно на коврик тихонько выть. Надо было бежать быстрее в лес. И чистой бы осталась, и свободной.

А может, он все это специально?

Может, это отец его подговорил?

Оставить меня здесь. А может, они даже развлекаются так, смотря, чем я буду заниматься перед тем, как умру. А может, они ждут, что я сама себя убью?!

А не дождутся! Сволочи! Пусть смотрят!

У меня есть еда! Пусть немного, но я умею экономить.

Если бы здесь еще были и нитки с иголками… я бы точно нашла, чем себя занять.

Начинаю рыскать в высоком серванте, и мне улыбается удача!

Кто бы знал, что обычный моток ниток может так порадовать. Еще и белые. Кайф. Набор иголок тоже тут.

Так, теперь мне нужны ткань и ножницы. Последние я как раз видела на кухне. А вот ткань… Мой взгляд цепляет пиджак, который я пинала от злости на Андрея.

Из него выйдет отличный костюм. Просто шикарный. Наши девочки воровали костюмы своих клиентов, а потом к ним же приходили в сшитых из них платьях. Вот смеху-то было.

Я с энтузиазмом и каким-то внутренним гневом принимаюсь за работу. Распарываю, что надо. Перешиваю. За этим делом даже забываю поесть, что хорошо, учитывая, что еды осталось на пару дней.

И все бы ничего, но мысль, что Андрей так и не придет, напрягает настолько, что периодами я просто откладываю свое шитье и начинаю реветь. Да еще так громко, что, скорее всего, меня могут слышать соседи.

В какой-то момент появляется новая идея. Гениальная. Я ведь могу устроить пожар!

Приедут пожарные! И спасут меня! О, господи!

Но сначала нужно дошить. Не хочется встречать моих спасителей в неглиже.

Так что еще сутки я корячусь над своим новым образом. И только когда перешитый костюм, состоящий из приталенного пиджака и юбки, готов, я наконец могу отсюда выходить.

Пусть даже через окно.

У меня осталось много пакетов после готовой еды. Так что я просто сминаю их в комок и складываю на плиту, у которой включаю все четыре конфорки. Осталось немного подождать, и я смогу выбраться отсюда.

Если, конечно, не умру от огня.

И вот когда уже начинает разгораться пламя, а я, как дурочка, хлопаю в ладоши, чуть ли не готовая прыгать от радости, что мой план удался, раздается шум. А именно — поворот ключа в замке.

Точно, следили!

Они все это время за мной следили! По камерам!

Глава 7.

Швы, над которыми я трудилась почти сутки, просто трещат, но мне плевать. Сейчас самое важное — это большое надежное тело, удерживающее меня на весу. И я парю в воздухе, впервые за всю свою жизнь ощущая себя в полной безопасности. Эйфория как она есть. Андрей здесь. Он пришел. Он со мной. И ему нравится быть со мной. Он так целует... Господи! Как разъяренный дикарь. Жадно. Грубо. Словно наказывая. А я ведь не умею. Мне удается только в рот ему мычать и кайфовать оттого, как внизу живота столб искр по нервным окончаниям бьет.

Он несет меня на диван, куда мы вместе падаем. Он — шумно ругаясь, а я — от счастья смеясь. Он такой тяжелый, но мне так нравится, что он придавил меня. Словно защищая от всех напастей в этой жизни. Словно самый близкий мне человек.

Его пальцы нагло мнут, рвут пуговицы свежего укороченного пиджака, раскрывая для себя мою грудь. Мы часто дышим, словно после бега, словно после драки, в которой участвовали добровольно. Он поднимает голову и словно застывает. Мне даже глаза открыть приходится, чтобы убедиться, что он все еще здесь. Что все это— не плод моего больного воображения. Но нет, он тут, смотрит вниз, не моргая.

— Своя? — Накрывает большой ладонью грудь, а меня будто до сердца простреливает. Такая горячая. Такая тяжелая. Так идеально ложится, что накрывает всю целиком, нажимая на острый, ноющий сосок. — Своя.

— Тебе… — Сглатываю. — Нравится?

Волнуюсь, потому что хочу услышать то самое. Хочу, чтобы чувствовал то же, что и я. Дико хочу.

— Нравится, девочка. Очень нравится. — Он убирает ладонь, и я уже в расстроенных чувствах, но тут же ахаю, когда он накрывает ладонью другую грудь, одновременно касаясь твердыми губами соска свободной. Господи. Закрываю глаза и губы кусаю.

— Андрей, это просто... — Он не отвечает, а мне и не нужно. Только пусть продолжает вот так меня трогать. Вот так меня ласкать. Делать со мной все, что ему вздумается. Только ему.

Вплетаю в его волосы дрожащие пальцы, ощущая, как они немеют, как все тело немеет, пока он усиленно продолжает меня ласкать. Всасывать уже другой сосок в рот, втягивать до сладкой боли и отпускать, наблюдая за тем, как моя грудь трясется. Господи… И стыдно, и хорошо.

— Ты совсем дикая, — вдруг усмехается Андрей, поднимая голову. В глаза его смотрю, от злости ни следа. Лишь чистая, неконтролируемая похоть. — Неужели никогда секса не было?

— Не было. — Врать смысла нет. — Просто учили на разных штучках делать хорошо мужчинам.

— Покажешь? — интересуется он с любопытством в глазах.

— Все, что захочешь, но ты не мог бы…

— Что? — дует он на сосок. Изверг, ей-богу.

— Продолжить…

— Девственность тоже не миф?

Качаю головой, наблюдая за тем, как его веселье на нет сходит. Думает, вру. Пусть проверяет. С ним не страшно.

Он дергает свой ремень, продолжая смотреть на меня, буквально пожирая своими синими глазами. В комнате так ярко, что я вижу все оттенки его радужки. И то, как они меняются. Он раздвигает мои ноги шире и, вместо того, чтобы сразу вставить, смотрит прямо туда.

— Гладко прям так, неестественно…

— Нас… — ох, что он пальцами делает, — водили на лазерную эпиляцию.

— Недешевое удовольствие…

— Было больно.

— Сейчас тоже будет, — вставляет он один палец, затем второй, растягивает меня, создавая дискомфорт. А потом я вижу, как второй рукой он освобождает член. Достает пальцы и по моей груди проводит… Я стрункой вытягиваюсь, смотрю, как бордовая от притока крови головка балансирует возле моей щели. Большой, красивый. Черт, таких дилдо никто не сделает. И страшно, что это может в меня протиснуться, растянуть меня до невозможности.

— Андрей, скажи только... — Господи, как страшно. Головка уже у входа, Андрей размазывает по ней влагу, что сочится из промежности. Ее так много. — Скажи, что не отдашь меня отцу.

— Не отдам, — говорит уверенно, смотрит в глаза и делает рывок. Лишь наполовину до преграды, но меня уже всю перекореживает. Какой же он огромный. Дергаюсь, оттолкнуть хочу. Ногтями царапаю, но не прошу убрать, потому что хочу, чтобы он сделал это. Хочу, чтобы сделал именно он. Сейчас. Или никогда.

— На меня смотри, — требует. Одной рукой грудь сжимает, другой вдруг за волосы берет. Боится, что дернусь? Что помешаю? — Выдыхай, малыш.

Решающий рывок — и он во мне. Заполняет меня до предела. Вскрикиваю, закусываю губу от боли, но эти ощущения — ничто по сравнению с красками, что пылают на лице Андрея. Челюсти сжаты, губы тонкой линией. И если мое возбуждение схлынуло, то, кажется, у Андрея все только начинается. Потому что в следующий миг разговоры резко прекращаются, а хватка на моем теле только усиливается.

Он выходит почти полностью, смотрит сквозь меня, почти рычит, а я замечаю кровь на плоти. Но лишь на долю секунды, потому что в следующую он во мне снова. Сильно. Агрессивно, совершенно не вяжется с его образом рыцаря и принца. Он скорее похож на дикого зверя, который поджимает толчок за толчком свою жертву. Бородатый медведь, готовый меня растерзать. Снова и снова толкая в меня свою дубину, растягивая до предела и причиняя адские муки. Но ему так хорошо, на лице такая порочная одержимость, что я хочу продлить этот момент ценою собственной боли. Поэтому сжимаю его сильное напряженное тело руками и глажу, помогая достичь цели.

— Не дергайся, — рычит он вдруг, руками сдавливая тазовые косточки. — Сука, какая же ты узкая.

Он стонет, запрокинув голову, снова и снова тараня мое нутро. Дерет меня как ту, кем я и являюсь. Ничего общего с любовью, но мне нравится, что ему хорошо. Я хочу, чтобы со мной ему всегда было хорошо. Чтобы он полюбил меня. Чтобы никогда не отпускал. Чтобы никуда больше не уходил.

— Андрей, Андрей... — Он делает еще несколько сильных энергичных толчков, словно растворяется в своем удовольствии, про меня забывая, не слыша моего предупреждающего возгласа. Чувствую пульсацию его плоти, а потом — как меня заполняет горячая влага.

Глава 8.

Я открываю рот, пока мозг генерирует ответ, но тут же закрываю. Слезы буквально срываются с глаз без какого-либо контроля. Сволочь! Почему он так со мной? За что?!

— Выпей и не дури, — ругается он, а я вдруг разворачиваюсь и в ванную сбегаю. Успеваю ровно до той секунды, как Андрей начинает ломиться в дверь. — Алина!

— Не буду я это пить! А меня ты не спрашивал, а может, я хочу ребенка! — кричу в закрытую дверь, и она перестает трястись от стука.

— Я понял. Выходи и поговорим.

— Я могу не пить таблетку?

— Можешь. Выходи. — Спокойный голос за дверью внушает доверие. Ну и хорошо. Ну даже если забеременею, то не буду одна, а он точно от меня никуда не денется. Никогда нас не бросит. С улыбкой поворачиваю замок и тут же оказываюсь в стальном захвате. Только вот нежного ничего здесь нет. Андрей толкает меня к стенке, нажимает на щеки и буквально запихивает таблетку в рот. Хочу выплюнуть, закричать, какой он подонок и как его ненавижу, но он затыкает мой рот своим. Поцеловать хочет? Сейчас? Серьезно? Борьба неравная, он на полсотни килограмм больше меня, но я пытаюсь. Рвусь изо всех сил, спасая зародыш, которого в матке может и не появиться. Но не справляюсь, тем более, что он из своего рта заливает в мой пригоршню воды, от чего таблетка спускается по горлу до самого желудка. Закашливаюсь, стекаю по стенке, а он отходит, как ни в чем не бывало, идет на кухню и включает чайник.

— Иди поешь.

Да пошел ты… Реву. Глупо, нелогично, но ничего с собой поделать не могу.

— Сказал, иди сюда. Сядь и поговорим.

— Не хочу.

— Тогда сейчас пойдешь нахуй! — вдруг рявкает он. — Мне эти заебы не нужны. У меня есть кому мозг выносить! Сюда подошла и села.

Смотрю вперед, почти не реагируя. Не хочу никуда идти и есть не хочу, и слушать его не хочу. Но в следующий момент все меняется, потому что он подхватывает меня за плечи и ведет к двери. Открывает и собирается вытолкать в коридор. Голую, блин!

— Андрей! — начинаю паниковать, изворачиваться, цепляться за него. Куда я пойду? Что со мной будет? — Я поняла! Я не хочу! Давай поговорим.

— Точно? — тормозит он, держа меня в воздухе, словно готов выкинуть, как нашкодившего котенка. — Успокоилась?

— Да, да. — Повисаю на нем, обхватив ногами талию. — Только не выкидывай. Я буду делать все, что нужно, буду такой, какой нужно.

Он прямо в таком положении закрывает дверь, несет меня на кухню, где толкает на стул. Еле от себя отцепляя. Смотрю на стол, где уже стоит тарелка с салатом и рагу. Он отворачивается и наливает чай. Ставит передо мной кружку и садится напротив.

Не могу на него посмотреть. Не сейчас. Нужно собраться.

Так страшно, что снова выставит. Что выгонит и больше не захочет меня.

— Ешь давай, — требовательно произносит. Почти приказ, и я на автомате начинаю поглощать еду. Вкуса не чувствую. Только привкус стойкого страха и волнения, словно перед прыжком.

— Чай пей.

Горячий, но я послушно пью.

— Послушай меня внимательно. Спрашивать тебя о чем-либо в мои планы не входило. Тем более интересоваться твоим мнением. Я и так сильно рискую, что связался с тобой. Твоя задача — молча делать свою работу и не выносить мне мозг, или можешь прямо сейчас отправляться к моему отцу.

Он говорит это раздраженно, словно объясняя ребенку элементарные вещи, а мне стыдно становится. Ведь я должна с благодарностью относиться ко всему, а я наглею. Не в моем положении наглеть, это уж точно.

— Алина, ты еще здесь? — Он щелкает пальцами перед моим лицом, и я поднимаю затравленный взгляд.

— Я все поняла. Выполнять свою работу. Можно прямо сейчас начинать?

— Нет, сначала к врачу сходим за таблетками, чтобы потом повторения сегодняшней ошибки не было. — Он все еще злится, потом уходит в коридор и зовет меня. Протягивает пакет. — Одевайся.

В пакете — самое необходимое, но я так рада, что саму себя не понимаю. Мне бы ненавидеть его, а у меня от благодарности слов нет. Накормил, одел, не выгоняет.

Сама себе щенка бездомного напоминаю. Меня пинают, а я все равно к хозяину жмусь.

— Одевайся, пошли по магазинам сходим.

— А твой отец? Мне можно выходить?

— Давай я сам буду этими вопросами заниматься. Одевайся.

Я киваю и ухожу в гостиную, чтобы разложить самые необходимые вещи. Чувствуя на себе его взгляд, я натягиваю спортивный лифчик, трусы, штаны и кофту. Все великовато, но не спадает. Еще там есть кроссовки, и я, надев носки, а следом и их, долго любуюсь на себя в зеркало.

— Такая красивая одежда! Спасибо!

— Велико. Совсем худая.

— Тебе не нравятся худые? — спрашиваю, когда наконец выходим из дома, на что он пожимает плечами.

— Думаю, когда у мужика стоит, он не думает о том, что ему нравится. Хватит клювом щелкать, пошли.

Мы садимся в его машину, и, пока выезжаем на дорогу, я рассматриваю город при свете дня. Это не то, что рассматривать его из окна квартиры, в которой заперта.

— Я буду приезжать раз в неделю. Все остальное время ты будешь предоставлена сама себе. Бардачок открой. Это телефон, знаешь, как пользоваться?

— Примерно. — Верчу большую коробку с откусанным яблоком.

Раз в неделю. Так редко.

— Научишь меня читать?

— Научу, пожалуй. — Пожимает плечами, тормозит возле торгового центра. Туда мы идем, чтобы он научил меня пользоваться картой. И научил тратить деньги. Это оказывается странно, вот так приходить в магазин и покупать все, что нравится.

— Все?

— В принципе, да. Не думаю, что ты сможешь потратить больше лимита на этой карте.

Мы заходим всего в пару магазинов, где я покупаю себе джинсы, куртку и сумку, куда кидаю ключи от квартиры, карточку и новый телефон. Потом мы заезжаем в клинику, где меня осматривает врач и выписывает таблетки, которые нужно выпить только после того, как наступит менструация. После чего мы наконец возвращаемся в квартиру.

— Завтра придет Макаренков Рома, посмотрит, что там на кухне можно сделать, и приведет свою бригаду.

Глава 9.

Наутро не успеваю открыть глаза, как квартира напоминает вокзал. Люди ходят, что-то спрашивают и уходят, оставляя новые и новые коробки. Речь вроде как шла о телевизоре, но к обеду в доме уже лежит коробка с ноутбуком. Я такой уже видела. Стиральная машина. Микроволновка. Обогреватель даже. Фен. И, собственно, сам телевизор. Большой, плоский. Я такой видела у нас в приемной, где клиенты отдыхали.

Его приносит мужчина в форме какого-то магазина.

Меня, конечно, напрягает присутствие постороннего мужчины, с интересом на меня поглядывающего. Но, в отличие от других безликих курьеров, этот называл меня «хозяйкой». За это я готова была ему простить почти все. Даже грязь, которую он вместе с остальными разнес по гостиной. Теперь она напоминала склад, не иначе.

Хозяйка. Офигеть.

— Ну вроде все принес. Здесь подпишите и свой номер оставьте. — Он подает мне ручку и листок на планшете. Я смотрю на него в недоумении. Но беру ручку, которой умею только рисовать и выводить некоторые буквы. Ставлю первую букву своего имени.

— А номер?

— А у меня нет. — Пожимаю плечом, с которого съезжает длинная сорочка, я вчера надела ее перед сном. Удобная — жуть. Он следит за этим движением, проходится взглядом по всему телу до самых ног. Я немного напрягаюсь, потому что он выше меня, и я не знаю, что придет ему в голову.

— Ну ладно. Тогда если вам понадобится что-то…

— Что? — Когда он уже уйдет?

— Да что угодно. Могу я тогда телефон оставить. — Теперь понятно, я ему понравилась, и он решил за мной приударить. Интересно, он всем симпатичным хозяйкам телефоны оставляет? Тогда у него их должно быть много.

Вот теперь я оцениваю его внешний вид. Жиденькие русые волосы, сутулые плечи и почти прозрачные голубые глаза. Его внешность я бы не запомнила, даже если постаралась бы. Таких полно.

— Ну напишите мне на бумажке. — Пожимаю плечами. А что? Пригодится! Андрею тоже ведь доверять нельзя. Да и никому, если быть уж до конца откровенной.

Он подает мне маленькую картонку. На ней напечатаны, как в книге, несколько цифр. Визитка! Тут еще буквы, имя. Первая буква В. Только вот она на разных языках звучит по-разному.

— А зовут вас как?

— Так там написано. Власов Виталик.

— Точно, — натужно смеюсь. — Ну, все тогда? Прощайте?

— Да, да. — Он еще раз бросает взгляд на мои ноги. — До свидания.

И что там в моих ногах. Смотрю в зеркало. Ничего особенного. Взъерошенные колтуном волосы, мятое лицо и очень красивая голубая длинная пижама. Мне кажется, она будет моей любимой вещью.

Осматриваю грандиозный погром в комнате и решаю хоть грязь убрать.

Беру ведро с тряпкой, чтобы вымыть пол, как снова раздается звонок. Да так резко и неожиданно, что тряпка в воду падает, забрызгав меня. Ну кого там еще нелегкая принесла?

Я даже губы поджимаю. Ну потому что сколько можно? Еще и воду пролила.

— Мы же вроде попрощались! — Открываю с возгласом и тут же застываю.

На пороге не Виталик. А другой парень. Черноволосый и очень симпатичный. В обычных джинсах и черной футболке. Приятный.

— Да мы вроде не знакомы, — усмехается он. Молодой, нахальный. Я даже тушуюсь под его откровенным взглядом. Хотя парень словно осознает что-то, потому что улыбка меркнет. — Я Рома, меня Андрей прислал.

— Да, точно. Он говорил. Проходите.

Он тоже не разувается, сразу идет на кухню. И что-то мне подсказывает, что хозяйкой он меня называть не собирается.

Иду за ним на кухню. Заглядываю. Он отодвигает плиту, осматривает повреждения стены от небольшого пожара, который я устроила.

— Вам что-нибудь нужно?

— Тишина.

Ой, какие мы буки. Ну и ладно. Судя по всему, в комнату он проходить не собирается, так что я спокойно иду домывать пол. А когда заканчиваю, замечаю в балконной стеклянной двери отражение. Резко оборачиваюсь. Рома стоит на пороге и смотрит на меня.

— Простите, не увидела вас.

И что он так пялится?

— А вы уже закончили?

— Да, пошел за пацанами и инструментами, — кивает он, не двигаясь с места. А я не понимаю, что с ним. А потом вдруг щелкает замок, и на пороге появляется Андрей с двумя пакетами. Судя по форме, с продуктами. Черт, а я и правда голодная. Он как обычно в костюме, хмурый.

По телу проходит дрожь, ведь я не рассчитывала его увидеть еще неделю.

Настроение сразу на несколько отметок возрастает. И даже его тяжелый взгляд не мешает.

— Ром, ну что там? — Он мельком смотрит на ведро, разувается.

А Рома вроде как в себя приходит.

— Дел на пару дней. Пошли.

Они уходят на кухню, а я не знаю, что делать. За ними идти? Здесь остаться? Делать нечего, принимаюсь собирать диван, на котором спала. Но они уже возвращаются, и я не тороплюсь, слушая разговор мужчин. Интересно же.

— Ну все тогда, сейчас за парнями схожу, постараюсь сделать все побыстрее.

— Минут через двадцать только.

— Лады.

Двадцать?

Андрей провожает Рому, закрывает дверь как-то сильно громко, а потом заходит в комнату.

— Ты решила, что кто-то другой заплатит за тебя больше?

Я даже простынь роняю.

— Не поняла.

— Что ты не поняла? Какого хрена ты голым задом и сиськами светишь?! Или тебя не только читать не учили, но и одеваться?

— Но у меня же все прикрыто! Я же не голая!

— На тебе нет белья! Ты серьезно не понимаешь, как выглядишь и что с тобой хочет сделать любой зашедший сюда мужик?! А давай я покажу, а? Так сказать, наглядно!

— Стой. — Его ярость мне не нравится. — Я не хотела, правда. У меня ничего не было видно...

Но Андрей будто не слышит меня, толкает на диван и наваливается сверху.

Глава 10.

Андрей преодолевает разделяющее нас расстояние в пару секунд и толкает меня на кровать. Я только ахаю и хочу еще объяснить ему, что не хотела никого соблазнять, но он уже задирает на мне пижаму.

— С твоими сиськами надо паранджу носить, — ругается Андрей, тут же закрывая мне рот поцелуем. Жадным, голодным, очень грубым.

А я еще немного сопротивляюсь, хочу напомнить, что сейчас придет Рома, но Андрея уже не остановить.

А я уже и не хочу.

По коже прокатываются горячие волны, буквально стекая в местечко между ног, которое Андрей уже покоряет пальцами, утопая во влаге.

Господи. Он такой тяжелый. Его губы такие мягкие и горячие, что я просто таю, забывая об оправданиях.

Нежная кожа касается грубой ткани его костюма. Почему он не раздевается? Разве ему не хочется? Впрочем, плевать!

Особенно когда он покидает мои губы и начинает терзать грудь.

Соски. Втягивает в рот, отпускает с влажным звуком.

Господи. Никогда не думала, что они такие чувствительные. Но они так ноют. Словно просят еще. Особенно когда Андрей покидает и их, чтобы коснуться языком живота и ниже. Ниже.

— Ты моя, поняла? Посмеешь с кем-то трахнуться, убью нахуй! — рычит он, буквально вгрызаясь между ног. Меня как на волне подкидывает. Я ахаю от остроты ощущений, вцепляюсь в его волосы, потянув их на себя, часто-часто дыша.

— Ты моя, только моя, — рычит он в меня, лаская языком так, что меня оргазм насквозь, как ток, прошибает.

И я не успеваю даже отдышаться, как он разворачивает меня на живот, подтягивает за талию и буквально натягивает на свой до одурения твердый член.

Мне так много хочется ему сказать, но все, что я могу, — это стонать и повизгивать на каждый его жесткий толчок. Словно удар плети по тесным стенкам влагалища. Сильнее. Еще сильнее. Почти слышу свист кожи.

Только спустя минуту он вдруг отталкивает меня. Выругивается, шлепая по заду до горящей кожи.

Слышу только стук собственного сердца. Шелест фольги.

— Я никого не хотела соблазнять. Даже тебя, — пытаюсь напомнить. — Я не думала, что это плохо. Нас...

— Да, да. — Не понимаю интонацию, только чувствую, как меня распирает, растягивает член, теперь упакованный в тонкую защиту.

И сказать я вряд ли что-то способна, потому что он буквально долбит меня. Не слушая, не тормозя.

Словно отбойный молоток.

Так резко и дико. Эмоции раздирают на части. Как животное, наконец добравшееся до своей добычи. Снова и снова натягивая меня, держа за бедра и оттягивая за волосы. Меня словно в кандалах зажимают. Не двинуться, ни дышать толком не могу.

— Андрей...

— Заткнись. — Грубый окрик и новый удар по ягодице, на этот раз сильнее. Он не жалеет меня, мучая и мучая нежное лоно стальным естеством. — Не дергайся, малыш, я почти все.

Грубость и боль я могу принять, я к ней привыкла, но это нежное «малыш» рушит внутри какой-то барьер. Разрушает плотину сдерживаемых эмоций. Они затапливают меня, а движения, что казались болезненными, вдруг становятся приятными, почти необходимыми. По бедру стекает влага, на коже испарина, а я сильнее прогибаюсь в пояснице, теперь ловлю каждое движение члена внутри. Ощущая тугие канаты вен даже сквозь прозрачную преграду.

Новый удар по заднице. Шею, зажатая ладонью. Это все, чтобы не дергалась, потому что сейчас он здесь бог и царь. А я и не сопротивляюсь, потому что лоно стягивает новой порцией удовольствия.

Оно растекается по венам патокой, делая меня жадной до вот этих секунд, когда мысли покидают голову, оставляя только звенящее до шума в ушах наслаждение.

Я кричу, пока Андрей снова и снова врезается в меня. Стискивает до боли грудь, совершенно со мной не церемонясь.

Если я раньше и представляла, как трахают нас, шлюх, то теперь испытываю это на себе. Ни капли нежности или жалости. Лишь звериные рыки и грязный трах.

И, наверное, я настоящая шлюха, потому что мне это дико нравится, потому что я не хочу, чтобы он был со мной другим. Только не он. Потому что я чувствую — ему нужно именно так. Такому правильному и строгому на вид нужен грубый секс с той, кто будет терпеть все. Для этого он спас меня?

Андрей часто дышит, а потом встает и уходит, оставляя меня одну. Голую, изможденную от двух оргазмов. Я не могу пошевелиться и просто валюсь на живот. Но ненадолго, потому что Андрей возвращается и что-то в меня бросает. Вещи.

— Оденься, Алина. Сейчас ребята вернутся. Работать, а не дрочить на твое тело.

Он сам одевается. Вернее как, просто натягивает идеально выглаженные брюки. Даже пиджак не снял. Отлично, словно в туалет сходил.

Плакать хочется, но слез нет. Потому что так и должно быть. Я сама сделала выбор. Вместо порядочной смерти выбрала непорядочную жизнь.

На самом деле глупости, что можно умереть с честью. Никто не хочет умирать. И каждый будет бороться за свою жизнь, даже если для этого придется наступить на горло своим принципам и гордости. Именно поэтому я училась всему, что нужно, избегая только практики.

Я пытаюсь натянуть спортивные штаны, но руки дрожат так, что ничего не получается.

Андрей выругивается. Садится на корточки и помогает мне, как маленькому ребенку, что-то ворча себе под нос. А я замираю, губы облизываю. Меня никто никогда не одевал вот так. Ну или я просто не помню. Потому что раньше мы носили просто платья, в которые легко влезть, а позже уже умели одеваться сами. Даже когда мои ноги болели после розг, я все равно умудрялась одеваться сама. Всем было плевать на меня. А Андрею нет? А я, получается, просто должна быть готовой вот к такому сексу?

Он натягивает на меня спортивный лифчик, футболку, сверху еще кофту. Наверное, будь здесь еще одежда, он бы натянул на меня и ее.

— До ванной дойдешь?

— Да, да, конечно. — Поднимаюсь и на нетвердых ногах иду умываться. Слышу сквозь шум воды, как в квартиру заходят работники. О чем-то громко переговариваются. А мне выходить не хочется. Интересно, если я выглядела как распутница, Рома рассказал своим коллегам? И Андрей будет еще больше злиться.

Глава 11.

Рома этот действительно больше на меня не взглянул. Или делал вид, что не смотрит.

Просто кинул перед уходом, что придет завтра в то же время.

Я лишь киваю и закрываю за ним дверь. Смешно даже.

Присаживаюсь прямо здесь, в прихожей, и начинаю смотреть, что принес Андрей.

И если минуту назад я считала его самым ужасным человеком, то после того, как просмотрела содержимое коробки, буквально полюбила Андрея всем сердцем.

Здесь были альбомы для рисования. Раскраски. Наборы карандашей. Фломастеры. Краски. Буквально все для тех, кто любит рисовать.

И, конечно, Андрей не знает, что я умею это делать, он просто решил помочь занять мне время.

Но что может быть лучше?!

Я стала рисовать платья, которые мечтала когда-нибудь сшить.

Вернее, девушек в этих платьях на фоне самых разных мест.

Иногда я сбегала и бродила по окраинам города. Они никогда не отличались красотой. Но в своем воображении я рисовала, как эти трущобы сделать ярче. А грязную одежду людей преобразить с помощью новых цветных тканей.

Это, конечно, получался взрыв радуги, но мне становилось хорошо и не так страшно.

А теперь мне совсем не страшно. Теперь у меня есть Андрей.

Вечером, когда я уже ложусь спать, раздается странный звук.

Мелодия, настолько простая, что, кажется, кто-то в колокольчики звонит.

Я встаю с кровати и вижу, что мигает телефон, который так и лежит в прихожей. На экране появляются буквы. Вернее, одна. «А».

Андрей?

А внизу мелькает зеленая кнопочка. Я легко догадываюсь, что ее нужно сдвинуть, но не понимаю, зачем Андрею мне звонить. Да еще и так поздно.

— Алина. Долго подходишь, — раздается его бархатный баритон в трубке. Такой тягучий и расслабленный, словно он сам лежит в постели. Отдыхает?

— Если бы ты объяснил, как пользоваться телефоном, то я бы обязательно взяла его быстрее. — В ответ молчание, а затем шумный выдох. Наверное, курит.

— Не может быть, чтобы ты не знала таких элементарных вещей. Это уже попахивает ахинеей.

— Ты не веришь мне, — возмущаюсь я. — Поэтому так груб!

Я даже смеюсь. Прохожу на кухню, чтобы сделать себе рнее, одна. "ко. Ра бумажке,ть,чай.

— Ты кончила, так что моя грубость скорее тебе нравится, — напоминает он, словно это его извиняет. Но как бы я ни обижалась, я помню и оргазм, и краски, которыми я сегодня рисовала. И вкусную колбасу, которую сейчас режу. Ничего вкуснее не пробовала.

— Спасибо за это. И за краски. Я обожаю рисовать. И за колбасу. И за все.

— Зубы заговариваешь? Рассказывай.

Почему нельзя просто сказать «пожалуйста»?

— Что именно ты хочешь знать?

— Как часто тебе делали операцию по зашиванию девственной плевы, чтобы радовать болванов с деньгами.

Ах, вот он чего думает.

— Интересная теория.

— То есть ты можешь ее опровергнуть?

— Нет, конечно. Если ты сделал определенные выводы обо мне, то я вряд ли смогу тебя переубедить. И именно по этой причине ничего не буду тебе рассказывать.

Прямо хочется ему язык показать, так он раздражает этой своей властной манерой.

— Это еще почему?

— Зачем говорить слова, которые заведомо считают ложью? Я лучше пойду порисую.

— Не зли меня, Алина. Я же и приехать могу. Задница потом до воскресенья болеть будет.

Она и сейчас болит. Но скорее приятно. Дает вспомнить о тяжелой ладони на коже.

— Приезжай. Мне как раз не хватает одного грубого мужлана.

— Алина!

— Ну что ты хочешь услышать?! Я с детства в приюте, я не помню своих родителей. Не помню, где родилась. У меня есть только имя и жажда свободы. Я не хотела быть, как все эти девки, которые смирились со своей судьбой и раздвигали ноги за кусок хлеба или новый телефон! Сбегала постоянно, за что мне пороли стопы. Это ты можешь проверить! Там такие шрамы, какие тебе и не снились! А как только они заживали, сбегала снова. Пропускала важные занятия.

— Сосешь ты как опытная. — Ну, конечно, он это вспомнил.

— Мы заключили сделку. С нашей управляющей. В очередной раз, когда я сбежала. Если я научусь, меня продадут в восемнадцать приличному человеку, но только в том случае, если буду послушной и никуда больше не сбегу. Я поверила.

Можно подумать, у меня был выбор...

— А если откажешься?

— Подсадят на наркотики, и все равно сделают послушной, но отдадут не одному, а туда, где у меня будет пятьдесят мужиков в день. Я, как обычно, выбрала меньшее из зол. Умирать я не хочу. А в тех борделях девчонки и года не выдерживают.

— Тогда откуда их столько?

— Каждую минуту кого-нибудь насилуют или похищают, так что живой товар будет всегда в избытке.

Он замолкает, а я чувствую, как слезы градом текут по щекам.

Я не хочу туда возвращаться, я не хочу погружаться в этот ужас снова. Одна из таких девочек сказала, что мне очень повезло, что меня еще не пользовали, поэтому, если предложили сделку, обязательно нужно на нее согласиться. Так что всегда и во всем нужно искать плюсы.

Немного погрузившись в тяжелые мысли, я вдруг вспоминаю о телефоне. Но на том конце уже никого нет. Лишь короткие гудки. Ему плевать на меня. Ну конечно. Он просто так послушал, чтобы знать, с кем имеет дело. А в воскресенье приедет и снова будет пользовать, как матерую блядь!

Ложусь спать с тяжелым сердцем, но наутро уже легче. Даже презрение в глазах работника Ромы уже не так парит. Более того, я отвечаю ему тем же.

В конце концов, я вообще его больше не увижу.

Тем более я очень жду, когда придет та самая девочка, которая научит меня читать.

Но вот время уже вечер, а ее все нет. Зато на кухне так чисто, как было до пожара.

Даже думаю, что нужно позвонить Андрею и выяснить, почему она не пришла, но не решаюсь. В конце концов, он просил звонить только в экстренных ситуациях.

Вечером, приготовив на ужин картошку с мясом, я накрываю себе на стол.

У нас в приюте мы ели очень быстро. Ложками. Порой боролись за порцию.

Глава 12.

— Ты вроде хотела, чтобы я тебя научил, — вешает он пальто и снимает ботинки. Стряхивает капли с волос и бороды. Несколько попадает на меня, заставляя вздрогнуть. От Андрея веет холодом, но только потому, что он пришел с улицы. А так в его глазах лучится веселье, и я понимаю. Не шутит. Действительно будет учить читать.

Бросаюсь ему на шею. Ноги закидываю на талию и визжу от радости. Замечаю, как он напрягся. Черт. Быстренько спрыгиваю и отхожу на пару шагов.

— Может, поедим сначала? У меня там мясо и картошка.

Андрей втягивает носом запах и кивает.

— Ну покорми, хозяйка.

Я радостно улыбаюсь и киваю в сторону ванной.

— Только руки сначала помой.

Пока он идет выполнять мое указание я вприпрыжку бегу на кухню, чтобы положить вторую порцию. Улыбаюсь так, словно слепец, прозревший и впервые в жизни увидевший свет.

Жмурюсь от счастья, когда Андрей встает рядом, прямо за мной и шепчет:

— Я верю, малыш.

Он вжимает меня в столешницу. Такой сильный. Такой желанный. По телу растекается патока, скручивая внутренности. Мне хочется вопить от восторга от того, как он пахнет, как жадно его руки сжимают мое тело. От того, что он верит мне.

— Ты мне расскажешь?

Я сначала не понимаю, о чем он. Нежусь в сильных руках.

— Алина.

— Что?

— Расскажи мне все.

— Прямо сейчас?

— Когда поедим. — Он отстраняется, а я застываю, пораженная реакцией собственного тела. Мне так обидно. До слез. Но я смаргиваю их и с улыбкой накрываю на стол. Хочу, чтобы ему понравилось. А вот рассказывать не хочу.

— Я не готова к таким откровениям. Только если потребуешь.

— Я требовать не буду, конечно. — Он подцепляет мясо с картошкой, складывает в рот. Я смотрю в ожидании реакции. Слежу за малейшими мимическими изменениями. Он не морщится вроде. Наоборот, чуть вздыхает. — Давно я не ел домашней еды. Алин, очень вкусно.

— Правда?

— Ну, а зачем мне тебе врать?

— Действительно. Ну тогда ешь.

Мы почти молча съедаем картошку, изредка перекидываясь комментариями насчет Романа и его парней, которые делали кухню.

— Не приставал он к тебе?

— Нет. Он даже не смотрел на меня. Но думаю, ты для этого сильно постарался.

— Он мог где-то про тебя ляпнуть. А так забудет.

— Ты часто селишь здесь своих любовниц?

— Нет. Обычно у них свое жилье.

Вот как? Почему мне так больно это слышать? Но я вида не подаю. С улыбкой мою посуду, с улыбкой иду в гостиную, где Андрей достает нужную книгу и хлопает ладонью рядом с собой на диване.

— Садись, ученица. Будем проходить буквы.

Он вроде ничего не сделал. Да и выражение лица у него при этом такое строгое, словно он действительно собирается меня только учить. Но я, к своему стыду, уже представила, какие еще уроки он может мне преподавать с таким лицом. И как мне это будет нравиться.

— Алин?

— Иду. Я буквы, кстати, знаю, но у меня никак не получается складывать их в слоги. У нас была русская нянька, она постоянно материлась.

— Алин. Не тараторь. — Он опускает руку мне на колено, но меня так колбасит, что я ее скидываю.

— Учи давай, учитель.

Он смотрит так странно, с опасным блеском в темных глазах, но молчит. Мы принимаемся за изучение слогов. И к концу часа я настолько вымотана простыми «ма» и «па», что начинает нещадно болеть голова.

— Может, хватит на сегодня?

— Точно? Я думал, ты сильнее.

— Ты переоценил мои возможности. — усмехаюсь и тут я понимаю, что он сейчас может уйти. Он действительно собирается, встает и идет к двери. — Андрей!

— Что? Мне уже ехать пора…

— А как же физкультура?

Он поднимает брови, но больше никуда не уходит.

— После чтения положена разминка. А я совершенно не знаю, как ее делать. Может быть, ты... — Облизываю губы. Чувствую себя ужасно, но я так не хочу снова оставаться одна. Только не сейчас, когда я на взводе.

— Я?

— Научить меня…

— Тогда ложись, будем качать пресс.

— Пресс?

— Да, такой, на твоем животе. — Он подходит ближе, касается моего пупка сквозь ткань. Скользит ниже и подцепляет футболку. Тянет наверх, и я покорно поднимаю руки, давая снять с себя вещь, ставшую внезапно очень тесной. Спортивный лифчик не может скрыть того, насколько я возбуждена. Как и строгое выражение лица не может скрыть горячий блеск в глазах Андрея.

Я невольно опускаю взгляд. Явная выпуклость между его ног подтверждает мои догадки.

— На пол, Алина.

Я сглатываю и опускаюсь. На колени.

Его кадык дергается, а я внимательно смотрю за его руками, сжатыми в кулаки, на плоть, что, кажется, даже через ткань пульсирует.

— На спину.

Никогда никому не любила подчиняться, но с ним это настолько естественно, что на каждый приказ я готова приставлять руку к голове и отдавать честь.

Он садится на меня. Не давит, но я все равно чувствую его тяжесть. Она обжигает, не дает дышать полной грудью.

— Теперь руки за голову и начинай поднимать корпус.

Я подчиняюсь. Движение дается сначала сложно, но потом я втягиваюсь, поднимая и опуская верхнюю часть корпуса. Но застываю лишь на секунду, когда считающий Андрей вдруг берется за свой ремень и стягивает его с петель. По телу, напряженному упражнением, разносятся мурашки.

Особенно когда Андрей в очередной раз на мой подъем довольно ловко стягивает мне руки за головой. Да так, что я не могу ими толком пошевелить.

Он просто расстегивает ширинку, откуда выпрыгивает член, словно уже давно просящийся наружу. Я облизываю пересохшие губы. Поднимаю взгляд.

Андрей напряжен и возбужден. Все его существо говорит о желании. Словно сейчас впервые он делает то, что хочет. Словно впервые он свободен от условностей, а я только рада ему помочь. Кому, как не мне, знать значение слова «свобода».

Он проводит рукой по всей длине ствола и снова командует:

— Поднимайся.

Как только мне удается подтянуться, Андрей тут же приставляет головку к моим губам, и я с радостью касаюсь ее языком, проходя по уздечке. Андрей дергается, шипит сквозь стиснутые зубы, словно обжегся. А потом выдыхает.

Глава 13.

Он так смотрит. Обжигает взглядом. А я снова и снова тону в его черных зрачках.

Мне хочется видеть его.

Хочется знать, что ему нравится то, что происходит сейчас между нами. Пусть наигранное, пусть ненастоящее.

Но как легко поверить, что он мой. Что принадлежит только мне в эту самую секунду.

На каждый подъем корпуса я трогаю его головку губами.

Но так продолжается недолго, по виску Андрея стекает пот. Он хватает меня за волосы, удерживает наверху и требует, как никогда хрипло.

— В рот. Целиком.

Я подчиняюсь. С радостью. С ласковой улыбкой принимаю головку в себя, обхватывая губами ствол. Скольжу по нему до самого основания. Стискиваю кольцом, держа член глубоко в горле. Андрей шипит, дрожит, но смотрит на меня, выплескивая энергетические волны возбуждения и похоти. Они проникают в меня, наполняют желанием.

Между ног влажно. В груди разбухает и ноет.

Андрей выпускает волосы из захвата. Дает мне отдышаться. А может, и себе. Отстраняется и снова велит:

— Сними лифчик.

Сам он при этом расстегивает рубашку, открывая моему взору мускулистую грудь, покрытую шелком густых темных волос. Я хочу провести по нему рукой. Хочу поцеловать плоские соски, что открыты для ласк.

И улыбаюсь при этом как дурная, потому что раз Андрей раздевается, значит, собирается плотно заняться моим обучением.

А я жажду быть обученной только для него.

— А ты сам часто занимаешься?

— Вот сейчас должен быть на тренировке. Так что тебе придется заменить мне занятия спортом.

— О, — раскрываю я глаза и жалю его стоящий колом член. — Значит, сегодня мы будем помогать друг другу.

Андрей не улыбается. Впрочем, на его лице редко можно увидеть эмоции. И это напрягает. Так хочется залезть ему под кожу, узнать его мысли. Понять, что он чувствует ко мне.

— Ты отвлекаешься.

Снимаю лифчик и ложусь на мягкий ковер, но уже чувствую, что немного натирает поясницу.

— Остальное тоже.

Я с радостью освобождаю свое тело от лишнего и наблюдаю, как быстро скидывает вещи Андрей. Завожусь от нетерпения ощутить его в себе, хотя и никогда не признаюсь ему в этом напрямую.

— Теперь подними ноги. Вот так. — Он подходит ближе, и я прижимаю пятки к его животу, а вернее, к члену.

Более того — пальчиками стараюсь провести по выпуклым венам, тронуть головку. Андрей добивает, просовывает член между стопами и совершает несколько медленных фрикций, доводя меня до грани.

— Теперь раздвигай ноги широко и снова поднимай. Делай так несколько раз.

Я подчиняюсь, словно может быть иначе. Раздвигаю ноги в спокойном ритме. Мышцы работают, как и все рецепторы, которые очень нуждаются в Андрее. В его силе и власти, которые он источает, как запах. У меня от него мозг размягчается до состояния желе.

Сглатываю, когда на десятый раз он ловит мои стопы на члене и снова об них трется.

Если я еще не залила ковер своими соками, то это дело времени.

Когда я раздвигаю ноги, Андрей смотрит вниз, дыша часто и глубоко.

— Оставь ноги широко раздвинутыми.

Он садится на корточки, удерживает мои ноги и касается взглядом самого центра. Обжигает, убивает во мне все разумное, превращая меня в развратную, жаждущую ласки кошку.

— Андрей, — пытаюсь елозить, но он лишь головой качает.

— Сделаем «березку».

— Что?

Он сам сводит мои ноги.

— Теперь закинь их за голову, — показывает он как, а у меня внутри все переворачивается, потому что стоит моим носочкам коснуться пола, как его пальцы касаются открывшейся щели. — Умница моя.

Он разводит мои ноги так, чтобы видеть лицо. Я сглатываю, когда он приставляет налитую кровью головку к половым губам. Влажным до невозможности.

Руки ставит около моей головы так, словно отжиматься собирается. Но напряжение в воздухе, которое уже ножом можно резать, точно не располагает к занятиям физкультурой.

Он молча врывается в меня, снося остатки мыслей, и выдыхает с животным звуком: «Блять».

Больше нет приказов, нет требований, только страсть, завлекающая нас в свои силки.

Андрей не церемонится. Вколачивается на полной скорости. Смотрит то в глаза, то на грудь, что колеблется в ритме жестких толчков, то в глаза. Я не могу их закрыть. Стараюсь ловить все, что мелькает на лице Андрея. Му’ка. Боль. Наслаждение.

Это такая дикая смесь, что меня начинает потряхивать.

Хочется ощущать это наполнение всегда. То, как грубо он вторгается в меня, как набухшие вены царапают мягкие стенки, как они стягиваются вокруг его ствола, словно взяв в плен. Не желая отпускать. Он выходит из меня, шлепает по влажным половым губам, распространяя брызги и острый запах возбуждения. А затем вместо члена вставляет пальцы.

Сразу два. Доводя меня до границы, за которой вряд ли я увижу что-то, кроме пятен света перед глазами. Вторая рука накрывает мою ноющую грудь, сжимает до боли сосок.

Я открываю рот, чтобы сказать, как мне хорошо, как мне все нравится, но в этот момент я задыхаюсь от ощущений, потому что твердые, сухие губы Андрея жалят мой клитор, давая окончательно мне потеряться в этом порочном удовольствии.

Я стискиваю пальцами волосы Андрея и выпускаю из себя сладкий стон. Содрогаюсь всем телом. Растворяюсь в счастье, накрывшем меня с головой, как волна.

Меня отпускает, только когда слышу шелест фольги.

Открываю глаза, щурясь от яркого света. Оказывается, Андрей уже перевернул меня на живот. И теперь ставит в колено-локтевую, собирая в кулак волосы. Натягивает на себя, выгибая в пояснице и требуя:

— Хочу, чтобы ты кричала, малыш.

Почему-то в этот момент находит разочарование. Спускает с небес на землю и не дает ощутить всей прелести страсти, в которую погружается Андрей, натягивая меня на себя. Грубо, жестко, порой даже жестоко, с каждым толчком увеличивая скорость и уменьшая амплитуду.

— Давай, давай, кричи, сука! — выбивает он у меня крик очередным ударом головки об матку.

Глава 14.

— Привет, Алина. — Слышу в спину мужской голос и напрягаюсь всем телом. Оборачиваюсь осторожно, почти не дыша, хотя больше всего хочу катнуть тележку с продуктами вперед и убежать. — Ну чего замерла? Разговаривать разучилась?

— Нет… нет конечно, привет, Ром. Не узнала сразу.

— Ну значит, богатым буду, — усмехается он, пройдясь взглядом по мне с ног до головы. Я почему-то сразу вспомнила случай месячной давности, когда он разглядывал меня под тонкой сорочкой. Но теперь я хорошо одета. В костюм из легких брюк и пиджака той же ткани. Андрей купил мне швейную машинку. — Хотя не таким богатым, как Андрей, да?

— Я туго соображаю, если честно. Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Это удобно, — усмехается он, а тут на него девчонка налетает. Она так похожа на него, что сомнений не остается — сестра.

— Это кто, Ром? Познакомишь… О господи, какой костюм шикарный. А эти вставки! Ты где такой купила?

Мне хочется улыбнуться. Она такая милая и непосредственная и так сильно напоминает мне меня, окажись моя жизнь другой.

— А я сама сшила.

— Да ладно? — Возглас брата и сестры вынуждает меня таки рассмеяться. А потом уже девчонка берет меня под руку и нагло рассматривает содержимое моей корзины. — А мне сошьешь?

— Ира. Ты вообще сдурела?

— Да ничего. Я могу, кстати. А хочешь, будешь моим манекеном? — предлагаю я. У меня подруг за месяц так и не завелось. Андрей сказал — ни с кем не общаться. Но ведь Рому он знает. Значит, и сестра Ромы — вполне безопасный вариант.

— Конечно, хочу! А ты девушка Ромы?

— Нет, — фыркает он сразу же. — Я не потяну такую девушку.

Он, наверное, ждет, что я обижусь, но я только плечами пожимаю.

— Не потянешь.

— А почему? Чего вы как заговорщики?

— Да никакой тайны. Просто, наверное, Рома настолько высоких моральных принципов, что ему претит общаться с любовницей другого человека.

— О, так ты путана? — хихикает девчонка, но я не вижу на ее лице презрения. Зато Рома злится.

— Ну что за слова, Ира! Тебе что, пятнадцать лет?

— Да отстань, я все хочу знать, и я готова стать твоим манекеном. Ром, сам продуктов купишь, у нас дела.

Она машет рукой и утягивает меня с моей же тележкой в сторону. Я только улыбаюсь, чувствуя себя готовой на любые авантюры, которые предложит мне эта темноволосая девчонка. Хорошенькая, просто прелесть.

— Тебе тоже восемнадцать? Круто! А ты где учишься? Я вот поступила на юриста, брат заставил. Мы с ним живем. Еще и с мамой.

Мне даже вопросов задавать не надо, эта болтушка все рассказывает сама, а я не могу не поддержать ее и тоже выкладываю о себе все-все, исключая, пожалуй, самые позорные детали, которые не одна психика не выдержит.

— Дела-а… — только и выдает моя новая подружка, бросая на меня взгляд, полный жалости.

— Ну не смотри так. Я очень счастлива. Андрей приходит три раза в неделю, снабжает меня всем необходимым, учит читать.

— А документы он тебе сделал? Или ты так и будешь, как птичка в клетке, от него зависеть? — изрекает не по годам мудрая Ира.

— А зачем они мне? — хотя, конечно, глупость, они нужны. Просто я никогда не задумывалась об этом. Андрей же рядом, что мне еще надо.

— Ну ты же не думаешь, что твой Андрей на тебе женится? Тем более после истории с папашей.

Я застываю, словно огорошенная этой правдой.

— Я и не жду, что он женится на мне.

— Если влюбилась, то ждешь, конечно. А он не будет обеспечивать тебя всю жизнь. Рано или поздно у него появится женщина, и он отпустит тебя в свободное плавание. А у тебя что есть? Сшитая одежда.

— Ты меня шокируешь. — Без шуток. — Откуда столько познаний в этом плане?

— Много книжек читаю. Там, если герой бросает героиню, она вечно не знает, куда податься. Остается у разбитого корыта. Так что… тут, конечно, смотри сама.

— Я не хочу думать о том, что Андрей бросит меня, — смеюсь. — Он надежный. Самый лучший. Уверена, что он уже любит меня, просто из-за ситуации с отцом тормозит себя.

Она смотрит на меня, как на маленькую девочку, которая говорит, что Санта существует.

— Ну дай-то бог. Ну что, что будешь мне шить? — Наглая она, конечно. Но мне так с ней хорошо, почти как с Андреем.

— А выбирай. — Я достаю папку с рисунками и набросками. — Потом снимем мерки, затем съездим за тканью.

— Охренеть, Алин. Ты же просто талант! И я, кажется, знаю, как тебе заработать денег.

— Зачем мне деньги? — смеюсь я, а она глаза закатывает.

— Неужели лучше ноги раздвигать? Блин, прости.

— Не извиняйся. Сейчас ты еще больше похожа на брата. Но давай я сама буду решать, как мне жить, ладно?

— Просто подумай. Ты могла бы стать очень популярным модельером.

— Но тогда у меня не останется времени, чтобы приводить себя в порядок, готовить для Андрея.

— Что ж там за Андрей такой, что ты ради него на все готова?

— Самый лучший.

— Да, да. Мне вот это нравится. — Она подает мне эскиз костюма, который я сшила без машинки самым первым. Да, на ее идеальной талии он будет смотреться отпадно.

— Слушай, а еще можно пойти работать в школу иностранных языков.

— Без документов? — смеюсь я от ее желания заставить меня работать.

— Ну блин. Вот ты Буратино на Поле чудес.

— Буратино?

Она направляется к телевизору, который мне настроил Андрей и показал, как им пользоваться. Так же с ноутом и телефоном. Теперь я чувствую себя как никогда уверенной в себе. Хотя и слова Иры заставляют призадуматься. Но я все равно отбрасываю все лишнее из головы.

Завтра пятница, а значит, приедет Андрей и проведет со мной несколько часов.

— Вот. — Она включила какое-то советское кино. — Буратино. Посмотри, а мне пора бежать. Завтра днем тогда поедем за тканями?

— Завтра Андрей будет. Так что давай в субботу.

— В субботу у меня тренировка. Кстати, хочешь со мной сходить?

— Что за тренировка? — Вот это меня интересует. Потому что Андрей столь неутомим, что мне нужно соответствовать.

Глава 15.

А ночью мне приснился сон. Плохой. Тревожный.

Я даже спряталась под одеялом и не могла заставить себя вылезти, потому что быть снова одной очень страшно.

Темная комната. Без дверей. Без окон. И я одна. Ищу выход, зову Андрея и не нахожу. По коже мороз, а в голове крутятся мысли. Особенно о том, что Андрей может бросить меня, если узнает, что я нарушила его запрет.

Рассказала все Ире. Не должна была, но сама не заметила, как так вышло.

А может, сказать ему? Сразу.

Нет, он ведь будет злиться.

Лучше еще раз удостоверюсь, что Ира никому ничего не сболтнет.

— Ир, привет. Это Алина.

— Привет? Планы изменились?

— Нет, нет, просто хотела убедиться, что ты никому не расскажешь мою историю. Ну, то, что я тебе…

— Ну ты за кого меня принимаешь? Я ведь не балаболка. А даже если, то без имен…

— Нет, Ир! Никому! Пожалуйста… А то… А то платье тебе не сошью. Вот.

— Ого, как все серьезно, — смеется она. — Да я поняла, не парься, Алинка. Твоя тайна умрет вместе со мной.

Мы прощаемся, а я начинаю готовиться к приходу Андрея. Готовлю ужин, наношу макияж, надеваю чулки и новое белье. Он сам выбрал, когда я в прошлый раз устроила ему дефиле.

Волнуюсь почему-то.

Кажется, что вот-вот, и что-то должно случиться. Хотя ерунда. Андрей еще не разу не обманывал и никогда не опаздывал. Значит, еще полчаса, и он будет здесь.

Рядом со мной.

Улыбаться при встрече. Рассказывать, какие дураки у него работают и как ему тяжело не убить их.

Уже перед самым его приходом я получаю СМС. От Иры.

«Ждешь своего принца?»

«Жду. Надела новое платье, которое недавно сшила».

«Опаньки. Покажи!»

Немного подумав, делаю фотку, а затем отправляю ей.

В ответ мне приходит куча смайликов с сердечками и текстовый возглас:

«Офигеть, как круто! Ты молодец!»

Так приятно! Андрей никогда ничего не говорит, а тут столько эмоций от похвалы.

Затем мне прилетает фотография Иры. Она в красивом черном платье, покрытом стразами, а волосы зачесаны назад. Я даже сначала хотела спросить, кто это.

Пишу, что она отпадно выглядит, и спрашиваю, где находится.

Она мне тут же перезванивает. А я смотрю на дверь, возле которой трусь уже десять минут, и все-таки отвечаю.

— Привет, Алинка. У меня же сегодня выступление. И не подумай, это не стриптиз. Это конкурс талантов в рамках благотворительного мероприятия для детских домов.

— А ты талант, — догадываюсь я с улыбкой.

— Еще какой! Хочешь, приходи! Да даже с любовником своим. Как его…

— Андрей, — растекаюсь я лужицей от звука его имени. — Спасибо, но, думаю, мы не придем. Будем заняты.

— Ну конечно. А он, получается, тебя вообще никому не показывает?

— Ну я же объясняла.

— А, отец, точно, точно. Пойду репетировать. Звони, если что. Для тебя я всегда на связи.

— Почему? — вырывается вопрос. Я вообще не понимаю, почему мне с ней так легко. Словно мы сто лет знакомы.

— Сама не знаю. Наверное, ты как та глупая младшая сестра, которой у меня никогда не было. Пока!

— Пока, — отвечаю уже гудкам и снова на дверь смотрю.

Потом на себя в зеркало.

На платье, в котором так выгодно подчеркнута грудь, так часто ласкаемую Андреем. Длина ровно такая, чтобы было удобно задрать платье и увидеть чулки. Я трогаю себя, возбуждаясь от мысли о руках Андрея.

А может, ну его, ужин?

Лучше сразу в постель.

Я так по нему скучаю. По его сильным рукам. Они так легко держат меня в воздухе и накачивают членом.

Резко, быстро, порывисто.

Он каждый раз словно выпивает меня до дна, оставляет опустошенной и счастливой. Он мой бог, и я очень жду, когда он придет, чтобы я снова встала на колени и помолилась ему.

Я так и стою, смотря то на себя, то на дверь. А потом поднимаю взгляд и вижу, что впервые он задержался. Уже на пятнадцать минут!

А вдруг с ним что-то случилось?!

А вдруг он попал в аварию?!

Или его отец-чудовище узнал про обман?!

Набираю Андрею тут же. Слушаю гудки, кусая кулак. Возьми, возьми трубку!

И вдруг…

Он сбрасывает.

Просто игнорит.

Раз. Другой. Но всегда одно и то же.

А может, у него телефон сломался?!

Открываю мессенджер, чтобы написать ему, но застываю, читая сообщение.

«Сегодня занят».

Простые два слова, а на деле — две стрелы, пронзившие меня насквозь. Я оборачиваюсь в сторону кухни. Столько всего приготовлено. Я так старалась.

Простые слова: «Сегодня занят». Но почему так страшно?

Занят. А если он всегда будет занят?

А если я ему больше не нужна?!

Сажусь на кушетку в прихожей и начинаю перебирать минуты прошлой встречи.

Не была ли я слишком настойчивой и назойливой, не много ли я требовала, не была ли слишком распутной?

И на все эти вопросы один дурацкий ответ. «Да!»

Я так скучаю по нему за два дня разлуки, что буквально прилипаю к нему на то время, что он посвящает мне.

Голова падает на руки, а я, как идиотка, реву.

Нет, нет, он не может. Это просто разовое «занят». Нужно узнать чем. И я пишу ему этот простой вопрос.

«Чем?»

Он читает, я вижу эти две яркие галочки, но в ответ не приходит ничего.

Ни-че-го!

Это настолько пугает и обижает, что я начинаю задыхаться. Паниковать. Звоню ему. Снова. И снова. И снова. Пока его игнор не превращается в короткие гудки, а следом: «Абонент вне зоны действия сети».

Руки опускаются, телефон падает из рук, а горло перехватывает такой острой обидой, словно шипами, впившимися в кожу.

Я прижимаю ладони к шее, словно это поможет прийти в себя. Почему он так со мной?! Что я делала не так?!

Слезы капают на линолеум, снова и снова. Лужа все растет, а стены сужаются. Прямо как в том сне.

Я снова одна.

Снова никому не нужна.

Падаю на пол и просто реву, содрогаясь всем телом. А потом дергаюсь, когда вижу, как телефон, лежащий экраном вниз, начинает светиться. Стремительно хватаю его, слезно надеясь, что написал Андрей.

Глава 16.

— Я решила сама тебя встретить! — выбегает на улицу в одном платье Иринка и обнимает меня. — А где твой кавалер?

— А он… Он позже приедет, — нахожусь я, пока она меня ведет по полупустому красивому холлу. Доводит до гардероба, где помогает снять пальто. — Какая люстра-а… — Я даже немного опешиваю, когда такую красоту вижу.

— Ага, каждый раз думаю, только бы она не пизданулась, — делает она большие глаза, а мне становится легче.

Пока ехала, я все накручивала себя, что обязательно произойдет что-нибудь плохое.

Но вот Ира улыбается, и я уже не думаю про Андрея. Почти. Я радуюсь, что пришла и увижу, чем же таким занимается Ирина. Акробатика на пилоне. И пойму, хочу ли тоже этим заниматься.

— Все уже началось, сейчас будет представление жюри. Давай я тебя провожу. — Она тянет меня в зал, где меня ослепляет даже не сцена, а количество людей, которые сидят в зале. Целое море красиво одетых женщин и презентабельных мужчин.

Мы все идем, идем по лестнице вниз и доходим до пятого ряда, где меня усаживают на второе кресло с краю.

— Отсюда должен быть отличный вид, а я пошла. Мы вторые!

Выступать перед таким количеством людей, наверное, тяжело, но Ирина полна энтузиазма, и я про себя желаю ей самой настоящей удачи. «Держу кулачки», как говорят русские.

Интересно, а я русская?

На вопрос, кто я, я давно перестала искать ответ.

На сцене начинают сверкать огни, выходят много молодых людей и девушек, которые исполняют незамысловатый танец, судя по всему, открывающий мероприятие благотворительного фонда «Андрюша».

Андрюша. Какая интересная форма моего любимого имени.

На большом экране мелькает название фонда, название фестиваля и эмблема. Мальчик с шариками.

Очень мило.

Почти до слез.

Действительно здорово, что они помогают детям найти родителей.

Фонд относительно молодой. Ему всего десять лет. Основатель нашел своего родного сына! А в честь столь знаменательного события организовал благотворительный фонд.

Все это рассказывает ведущий, и зал оглушительно хлопает. И еще сильнее, когда на сцене должен появиться тот самый основатель.

— Просим, просим — Романов Георгий Викторович! — Импозантный ведущий улыбается так, что, кажется, щеки сейчас треснут. Его соведущая, брюнетка в зеленом платье, не отстает.

Все аплодируют и поворачивают головы в сторону лестницы, по которой шагает мужчина. Сердце отстукивает последний удар и замирает. Время, так быстро бежавшее, только что замедляет ход, создавая иллюзию слоу-мо.

Если бы я не видела этого человека в его доме, не знала бы, как он себя ведет, какие слова извергает, я бы никогда не подумала, что этот радушный мужичок — извращенец. Я до сих пор помню ужас, который меня настиг, когда я услышала, что любовниц своих он закапывал.

Он улыбается, а меня в дрожь бросает. Смеется, а меня трясет. Произносит речь, а я тут же поворачиваю голову в зал и пытаюсь отыскать взглядом Андрея.

Андрюша.

В честь него целый благотворительный фонд.

Словно отец не держал его в приюте, а нашел по счастливой случайности.

Не знай я всего, я бы могла поверить, что слезливая история отца, который долго искал своего единственного сына, — чистая правда.

Он легко давит на эмоции. Люди то смеются, то стирают слезы умиления.

Манипулятор от бога. Наверное, он и Андреем манипулировал, но тот его раскусил.

Он бы точно не стал лицемерить и появляться на подобном мероприятии.

Не стал бы?

— А что я рассказываю?! Давайте лучше спросим у моего сына, моего наследника и моей гордости, — Андрея Романова! Андрюш, поднимись! И супругу бери, бери, все должны видеть, что мы нормальные.

Все смеются, а у меня ком в горле от этой фразы.

Все должны видеть. Видимость благополучия и нормальности.

«Супруга? Какая такая супруга?» — задаю себе вопрос, но Андрей на него отвечает, крепко держа под руку настоящую красавицу, блондинку.

— Марина, ты, как всегда, великолепна!

Она высокая, статная, с теплой улыбкой на полных, накрашенных губах.

Сижу, кусая губы. Сижу, сжимая руки в кулаки. Как же так?! Как же так?!

Краски меркнут. Все видится в черно-белых оттенках. И улыбки, и смех, и рассказ о том, как нашли друг друга отец и сын.

Меня тошнит. Мутит. Мне плохо.

Женат. Он женат.

Он с отцом. Обнимает его. Целует в щеку. Благодарит, что искал.

И столько в этом всем лицемерия и театральности, что я начинаю задыхаться.

Но при этом продолжаю сидеть ровно, не отрывая глаз от разыгравшейся семейной сцены. Они наконец позируют фотографам, благодарят ведущих и спускаются на свои места.

Я продолжаю смотреть на Андрея. Да, он действительно занят.

Ему не до меня.

Он держит руку своей породистой жены и внимательно слушает, пока усаживает ее в кресло, а потом садится рядом.

В какой-то момент моего ментального ада он вдруг поворачивает голову.

Я тут же прячусь за женщину с высокой прической, но чувствую, что опасность была так близко.

Отворачиваюсь от него и смотрю на сцену, где объявляют следующий номер.

Сверху опускаются шесты, которые прикрепляют к полу, а затем выходит Ирина с командой. Они действительно зажигают зал. Им так аплодируют, что я почти глохну.

А может быть, потому что в голове настоящее цунами. А может быть, потому что в ушах звон.

Сердце так стучит, словно вот-вот вырвется из грудной клетки.

Снова накрывает паника. Бьет в виски. На глаза пелену натягивает. Красную, жгучую.

Еле досиживаю номер, а потом резко встаю. Бегу по лестнице вверх.

Скорее на свежий воздух. Туда, где нет запаха лицемерия и лжи. Туда, где меня ждет свобода.

— Девушка! — Меня тормозят на входе. Хочу рвануть вперед, дальше, но сильное тело охранника не дает возможности протиснуться. — Вам плохо?

Я только головой качаю и пытаюсь на улицу выбраться, а он, как назло, пытается мне в лицо заглянуть.