Меня разбудил хохот. Звонкий, дребезжащий и будто пытающийся проникнуть в голову, как назойливая пчела. Ее хохот я бы узнала из тысячи звуков. Так смеялась моя младшая сестра. Открыв глаза, уставилась в темное полотно портьер, которые закрывали огромное окно. Когда-то я любила смотреть в это окно.
– О, мисс Диана, вы проснулись.
Повернув голову на голос, кивнула и вновь отвернулась.
По комнате, словно мышь кралась Селена, моя служанка.
– Почему она опять шумит?
Селене не нужно было объяснять, из-за кого я проснулась, и кто стал виновником моего отвратительного настроения.
– Ваша сестра поднялась сегодня чуть ли не с первыми петухами, – хмыкнула служанка, подбираясь ко мне.
На скрип половицы я обернулась и увидела, что в руках у Селены был тяжелый деревянный поднос с чашами. Поднос она поставила на столик. Наморщившись, позволила ей помочь подбить мне подушки и принять вертикальное положение.
– Вам нужно? – Она кивнула на одеяла, скрывающие мое тело, ясно давая понять, какую помощь предлагала.
– О нет, не нужно, – хрипловатым ото сна голосом ответила и ощутила себя мерзко. Впрочем, так чувствовала себя каждый день.
Каждое утро, когда просыпалась, а ведь перед сном молилась деве Алистере, помощнице для заблудших душ, чтобы она освободила меня от оков тела и забрала к себе, в белые чертоги, боялась, что опозорилась вновь.
– Тогда позавтракайте, а после примем ванну. Я уже позаботилась, чтобы для вас приготовили воду внизу.
Кивнув, я потянулась к подносу, который Селена поставила передо мной, и подхватила небольшую дольку яблока. Служанка покачала головой, но промолчала. Она знала, что от того, что мне приносили каждое утро на завтрак, я оставлю большую часть. Практически обездвиженная могла не есть и сутки, но Селена, как и полагалось верной служанке, впихивала в меня еду даже тогда, когда я отчаянно сопротивлялась. Наверное, благодаря ее стараниям все еще была жива, и дева Алистера не забрала меня в белые чертоги.
– Спасибо, – голос надломлено дрогнул.
Она кивнула, разглаживая невидимые складки на переднике.
Между нами повисла тишина. Я смотрела на чашки, желая, чтобы они испарились. Селена исподтишка поглядывала на меня, желая, чтобы я наконец-то поела как полагается девушке, а не птенчику. Запихнув в рот вторую дольку яблока, я вздрогнула, когда дом сотряс новый всплеск хохота.
– Она принимает подарки, – пробубнила Селена, бросив быстрый взгляд на запертую дверь. – Для мисс Марианны привезли дюжину коробок, не меньше.
Сегодня у моей сестры день рождения. Восемнадцать лет. День совершеннолетия. Три года назад я также задорно и с хохотом встречала поздравление и открывала подарки, не думая, что уже через несколько месяцев…
– Мисс Диана, я могу попросить вашу матушку, чтобы она просила мисс Марианну вести себя чуточку тише.
Покачав головой, я отвергла заманчивое предложение служанки, которое превратило бы праздник сестры в скандал, и надкусила третью дольку. Мой лимит обычно значился в пределах пяти долек. Сегодня я не хотела есть вообще. И лишь для Селены готова была побороть тошноту и воткнуть в неживой рот оставшуюся дольку.
– Пусть веселится. Я ведь тоже так веселилась.
Селена громко выдохнула.
– Мисс Диана, вы всегда вели себя сдержано, даже в день своего совершеннолетия. По крайней мере, так громко не смеялись. Ведь леди не подобает хохотать как торговке с базара.
Уголки губ исказились в полуулыбке, быстро померкнувшей под новым приступом тошноты. Прижав раскрытую ладонь ко рту, я наблюдала, как Селена засуетилась, подбежала ко мне и выхватила салфетку, протягивая ту к лицу.
– Вот, возьмите. Если совсем беда, я подам чашу.
– Не нужно, – протолкав горький ком из слез и яблочной кашицы в горло, промокнула губы салфеткой и опустила ту поверх остатков фруктов. – Хватит.
Селена покачала головой, но поднос забрала. Чуть склонив голову, она произнесла:
– Подготовить ванну?
– Да, будь добра.
Спорить с ней было бесполезно. Мое тело, исхудавшее и почти умершее, раз от разу пыталось подать некие признаки жизни. То, о чем не принято говорить, расплывалось подо мной некрасивым пятном. Поморщившись, я терпеливо ожидала, когда Селена уйдет, унося практически нетронутый поднос с едой, чтобы после в тишине пустить слезу. Единственную, которую могла позволить.
Спустя полчаса я была усажена в белоснежную ванну, наполненную до краев теплой водой, и смотрела, как пена пузырилась и сверкала в лучах солнца. Селена против моей воли, а сопротивлялась я с трудом, открыла в комнате все окна, впуская солнечный свет. Лучи, казалось, проходили через толстые стекла, раскаляясь и грозясь сжечь мою кожу. Ту часть, которая сохранила чувствительность. После чудовищной катастрофы, перевернувшей мою жизнь, нервные волокна будто удвоились, разрослись, увеличились и любое касание, тепло или изменчивый ветер, бывавший в комнате опять же по велению служанки, разрывал меня на части. Лишь верхнюю часть. Вторая часть тела оставалась мертвой.
Какой-то доктор, а их было десятки или сотни, заявил, что такое явление не чуждо всему живому, теряющему некую часть себя. Так слепой мог лучше слышать, а у глухого обострялось зрение. Тот доктор бормотал и бормотал, но всё, что я усвоила из его лекции так то, что новых глаз у слепого не вырастало, а лишенный голоса не мог петь.
Поэтому продолжая слушать шум, наполнивший дом, провела рукой по пене, уничтожая пузырьки. С некоторых пор даже вода не приносила мне удовольствия.
– Мисс Диана, вы готовы?
Селена вошла в комнату. В ее руках было махровое полотенце кремового оттенка с вышивкой. Родовые инициалы.
– Да, готова.
Служанка помогла мне выбраться из воды. Несмотря на ее невысокий рост и кажущуюся слабость, она была сильна. Или я настолько исхудала, что Селене не составляло труда поднимать меня, усаживать в кресло, изготовленное умельцами из столицы и приобретенное отцом специально для меня, и толкать то самое кресло, возвращаясь в спальню.
Спустя некоторое время я уже была облачена в дневное домашнее платье. Волосы Селена мне заплела в тугую косу и подобрала, украсив бантом. Я была против, но раз сегодня день рождения моей сестры, мне пришлось терпеть излишества. Позже Селена обещала помочь мне переодеться для обеда, на котором соберутся гости.
– Я не буду сидеть с ними за одним столом, – произнесла тихо, но достаточно твердо, чтобы Селена не стала возмущаться.
Я знала, что она передаст слова отцу и матери, а те уже надавят на меня. Время горевать о собственной слабости прошло, пора принять себя такой – вот что заявила не так давно матушка, явившись ко мне в спальню. Она дернула занавески, которые едва не сорвались с петель, открыла окно, наполняя комнату не только светом, но и прохладным утренним воздухом и потребовала от меня перестать хандрить. И я пыталась. Честное слово, пыталась взять себя в руки, а по ночам рыдала в подушку, потому что принять свое немощное тело отказывалась. Одна ошибка, и я потеряла себя прежнюю.
Пытаясь сосредоточиться на чтении, вздрогнула, когда дверь с гулким грохотом открылась. Подняв глаза, я заметила приближающуюся ко мне матушку. Сегодня она нарядилась в шелка и парчу, а шею украшало массивное колье.
– Диана, мы ждали тебя на обед! – с порога заявила она, хлопнув в ладоши. – Твоя сестра огорчилась.
Я поморщилась. Навряд ли Марианна грустила потому, что я не спустилась на обед. На то были причины. Множество причин.
– У меня нет аппетита, – пробубнила себе под нос, зная, что матушку не тронут мои слова. Ни одна из причин не заденет ее холодное сердце.
Даже то, что спускаться в кресле мне сложно, ведь дом не подготовлен для таких, как я, или то, что от еды меня воротит, и весь обед я могу случайно выдать обратно, стоит животу взбунтоваться. Была еще одна причина, которую я боялась озвучить – я никого не хотела видеть. От лиц, голосов, чужих взглядов и шепотков за спиной мне становилось дурно.
Матушка приблизилась к кровати и покачала головой. Сложив руки на груди, она тихонько вздохнула. Скрывать раздражение ей с каждым днем становилось все труднее и труднее. Может, поэтому она бывала в моей комнате так редко?
– У Марианны сегодня не просто праздник. Ей исполнилось восемнадцать.
– Я помню, – прошептала, складывая книгу на коленях.
Матушка, кажется, не услышала меня.
– Вечером у нас будет бал-маскарад. Приглашены все соседи и друзья Марианны. Будут и твои друзья.
Я поморщилась, услышав слова матери. После трагедии у меня не осталось друзей, потому что возиться с раненой девушкой никто не хотел. Нет, они все меня навещали. Кто-то заглянул разок, чтобы выразить сочувствие, кто-то бывал несколько раз, пытаясь меня поддержать, но со временем я перестала видеть знакомые лица, а после и родные все реже заглядывали в мою нору.
– Поэтому будь добра, удели нам всем немного своего драгоценного внимания, – едва ли не шипя, произнесла мать. – Вечером спустись в бальный зал. Думаю, один час, который ты побудешь там, не повредит тебе.
Стало тяжело дышать. Неужели я не ослышалась, и мать хотела, чтобы я была среди гостей этим вечером?
– Бал-маскарад?
– Да, именно маскарад.
Я сглотнула вязкий комок, вставший поперек горла.
– И мне маска нужна?
Мать скользнула ледяным взглядом по моему лицу и кивнула.
Я хотела ответить колкостью. Заявить, что калеке маска не нужна. И так все поймут, кто прячется под маской. Девчонка в кресле. Девчонка, которой все сочувствовали, и при возможности просто не замечали. Но спорить с матерью сейчас не смогла бы. Я просто кивнула, надеясь, что к вечеру со мной разыграется какая-нибудь страшная болезнь, из-за которой я не смогу покинуть свою комнату. Например, покроюсь жуткими пятнами или меня будет тошнить безостановочно. Я не желала быть на балу, становиться источником раздражения и сочувствия. Я не хотела портить праздник сестре, но и окончательно ругаться с матерью хотелось меньше всего на свете.
Она развернулась и быстро покинула мою комнату, будто я была заразна. Двери за матерью закрылись с тем же глухим грохотом. Я выдохнула и вернулась к чтению, хотя до самого вечера так и не смогла осилить и нескольких строк.