Пролог

Я смотрю в заснеженное окно, мимо которого с вихрем проносится клубок колючих ажурных снежинок и причмокиваю губами – хорошо, что я сейчас в тёплом помещении приёмной, а не на пронизывающем до костей ветру, на улице.

И, хоть здание, в которое мы с отцом пришли, навевает на меня волнительные, тоскливые мысли, я изо всех сил пытаюсь найти в этой ситуации хоть какие-то плюсы.

Здесь, по крайней мере, тепло и сухо.

– Проходите, Игорь Дмитриевич, вас ждут.

Блондинка улыбается голливудской улыбкой, кивая моему отцу, и тот быстро встаёт с насиженного места, радостно кивая.

– Наконец-то…

Я вижу, как трясутся его руки, и у меня внутри всё леденеет – как же мужчина напряжён. Он, скорее всего, в шаге от панической атаки и держится из последних сил, пытаясь улыбаться.

В его возрасте это опасно…

Хотя, он, у меня, вроде ещё не старый. Правда, для семнадцатилетней девушки все мужчины после тридцати лет – настоящие старики. А сорокалетние – тем более.

– Дорогая, посиди тут пока.

Отец ласково проводит по моим тёмным волосам, и скрывается за дверью кабинета. Его сумбурное волнительное настроение передаётся мне, и я сглатываю вязкий комок, стоящий в горле, осматривая дубовую дорогую дверь.

Интересно, почему папа пришёл сюда?

Нет, в свои семнадцать, я, конечно, знала, что у отца настали очень тяжёлые времена в бизнесе – он едва держался на плаву и вот-вот мог обанкротиться. Нам даже пришлось потуже затянуть пояса – тем летом мы не поехали заграницу на отдых, как делали это постоянно, а осели в пригороде столицы, в каком-то небольшом посёлке со смешным названием Перхушково.

Папа всецело отдал нас в заботливые руки тётушки, а сам постоянно мотался по различным предприятиям и банкам, в надежде поправить своё шаткое положение.

Но почему он всё же, решил пойти на поклон сюда, к своему вечному противнику?

Это так странно…

Блондинка напрочь забывает обо мне, не предложив ни кофе, ни воды, и всецело отдаётся власти интернета, углубившись в свой новенький смартфон со стразами.

Что ж, мне это только на руку – терпеть не могу, когда пристают с дурацкими расспросами. И сейчас я могу спокойно обозреть пространство, в котором, по воле судьбы, я нахожусь.

«Юрий Александрович Митрофанов» – значится на золотой прямоугольной табличке, прибитой к створке двери.

Да-да, это он.

Я уже не раз читала в глянцевых журналах об этом молодом преуспевающем бизнесмене, который резко поменял курс после смерти своего отца и встал у руля затухающего предприятия.

Какой молодец!

За один год он сумел так развернуться и расшириться, что потеснил с рынка многих гигантов. И даже мой отец теперь едва сводил концы с концами, постоянно отбиваясь от нападок кредиторов.

А кредитов он взял немало в последнее время.

Уж я-то знаю.

Ох, что-то мне эта затея отца совсем не нравится.

Оглядываю небольшую приемную, отделанную в светло-бежевых тонах. У стены – столик секретарши, рядом – всевозможная аппаратура типа многофункциональной техники, кофейного аппарата и кулера с прохладной водой.

Меня от глаз блондинки слегка скрывает стеллаж, заставленный всевозможными статуэтками, привезёнными с разных концов света. Вот – Эйфелева башня, выполненная из какого-то блестящего металла, на другой полке, повыше, стоит статуэтка негритянки, которая несёт на плече корзину с фруктами. А вот там, поодаль, красный двухэтажный автобус наподобие тех, что возят туристов по Лондону.

Интересно, Митрофанов сам собирал эту коллекцию, или это – благодарности всевозможных клиентов и бизнес – партнёров?

Или… Партнёрш?

Ведь Юрий Александрович – один из завиднейших холостяков страны. Он даже попал в официальный список самых желаемых мужчин, проводимых одним из глянцевых изданий и, вроде бы, умудрился войти в «золотую десятку».

И, наверняка, вокруг него вьётся огромное число интересных светских дам, мечтающих заполучить этого мужчину в своё безраздельное пользование.

Но, вроде бы, он пока не собирается жениться и обзаводиться потомством.

Ведь у него есть свои взгляды на жизнь.

Кхм…

В противоположном от меня углу в белоснежной кадке высится раскидистое дерево с широкими листьями. Рядом – небольшое кресло и журнальный столик со стопкой, лежащих на нём журналов. Этакий уютный уголок.

Так что мы тут делаем?

Испуганно смотрю на секретаршу Митрофанова, которая, ничуть не интересуясь мной, самозабвенно листает страницы в инстаграмме, и аккуратно встаю со стула.

Хочу подслушать, о чём идёт речь в кабинете.

Блондинка даже не посмотрела в мою сторону – её намного больше увлекают фотографии друзей и новинки модных дизайнеров. Она приоткрывает свой аккуратно накрашенный ротик и увлечённо скользит пальцем по экрану смартфона, не обращая на меня никакого внимания.

Стараюсь не дышать, чтобы стук собственного сердца не мешал мне подслушивать разговор за дверью, и откидываю тёмный локон своих волос с лица.

– Это смешно!

Из-за двери я слышу незнакомый мужской голос, полный гнева и иронии, и останавливаюсь, как вкопанная.

Что? На папу кричат?

– Пожалуйста!

– И слышать ничего не хочу! Это – ваши проблемы.

На цыпочках подкрадываюсь вплотную к двери, и понимаю, что она приоткрыта. Видимо, когда отец заходил, то неплотно закрыл за собой дверь, и теперь я стала невольным свидетелем происходящего.

Хочу хоть одним глазком посмотреть на того, кто так свысока разговаривает с папой.

Конечно, я видела Митрофанова на страницах газет и журналов. Но – одно дело видеть фото незнакомого человека, а совсем другое – увидеть его воочию.

Неожиданно дверь, просвистев у меня перед носом, распахивается, и я утыкаюсь носом в стальную мужскую грудь, одуряющее пахнущую свежим древесным парфюмом с тонкими нотками бергамота.

Приятный аромат.

Наследнице цветочной фирме подобает разбираться в цветах и запахах.

Что я и делаю, собственно.

Поверх белоснежной рубашки мужчины накинут дорогой тёмно-синий пиджак от Версаче, а на шее болтается криво повязанный галстук – видно, его владелец нервничал и слегка позволил себе развязать тугой узел.

Это придаёт ему слегка вальяжный вид, от созерцания которого заходится сердце…

– А это кто у нас?

Сглатываю слюну, и поднимаю голову на мужчину, который сверлит меня пронзительными серыми, с зеленцой, глазами.

Орлиный нос, твёрдый подбородок и густая тёмная шевелюра завершают образ самого знаменитого холостяка города, за сердце которого идёт борьба многих достойных и именитых девиц.

По крайней мере, так пишут в журналах.

Митрофанов собственной персоной.

– Алина! Почему в офисе посторонние?

Блондинка испуганно прячет смартфон под бумагами, лежащими на столе, и, потупив взор, тараторит, как пулемёт, выпучивая свои голубые глаза.

– Простите, Юрий Александрович. Это не посторонняя, это дочь Игоря Дмитриевича Кулагина, который сейчас у вас в кабинете. Ожидает отца. Прикажете выгнать?

– Дочь?

Похотливый взгляд бизнесмена аккуратно прогуливается по моей фигурке, обжигая каждую клеточку моего тела страстным похотливым взглядом, останавливаясь на пухлых губах.

Прячу руки за спину, тяжело дыша.

Мне становится жутко страшно от этого наглого сексуального взгляда, которым никто и никогда не смотрел на меня, и я отступаю назад, закусив нижнюю губу.

Конечно, некоторые мальчишки из класса и пара старшеклассников, обращают на меня своё внимание, пытаясь завлечь в свои амурные сети, но я упрямо избегаю парней, проводя все ночи напролёт за чтением любовных романов, которыми набит стеллаж в моей комнате.

Ох, как мне хочется этой настоящей, искренней и чистой любви!

Подружки наперебой рассказывали о своих амурных похождениях и мимолётном сексе в ближайшем подъезде, смотря на меня, как на дурочку, по-прежнему остававшуюся невинной.

Но мне их искренне жаль.

Разве о таком сексе пишут в романах? Нет, я хочу выйти замуж невинной, за любимого человека, жить с ним долго и счастливо, и умереть в один день.

Как в сказке.

– Здрассти.

Даже с опущенными глазами я ощущаю на себе пристальный взгляд бизнесмена Митрофанова, и провожу влажными потными ладошками по своим бёдрам. Сердце бешено стучит, а пульс зашкаливает – мне страшно и волнительно одновременно.

Какое-то доселе незнакомое чувство тревоги поселяется в душе.

– Впрочем, Игорь Дмитриевич, я готов вас выслушать ещё раз.

Бизнесмена задумчиво скользит по мне взглядом, растягивая слова. У папы загораются глаза.

– Да?

Отец оказывается рядом, с надеждой глядя на своего соперника, дрожа от волнения. По его багровой шее я понимаю, что он сильно волнуется и совсем близок к гипертоническому кризу – вон его как трясёт.

Нужно немедленно дать папе таблетку, которая, как назло, осталась в бардачке автомобиля. Но, я могу сбегать, если папочка меня отпустит.

– Да. Но я хочу, чтобы при разговоре присутствовала ваша дочь.

Чёрт…

Зачем я ему, интересно?

Ведь я совершенно не разбираюсь в кредитовании и различных бумагах, важных для ведения бизнеса.

Что он задумал?

– Конечно, не вопрос.

Папа тотчас втаскивает мня в рабочий кабинет Юрия Александровича и глазами указывает на кресло, стоящее в отдалённом углу. Я понимаю его полуслов – мне не требуется повторять дважды, ведь я стараюсь не расстраивать папу никогда.

Он – самое дорогое, что у меня осталось после смерти матери.

Конечно, есть ещё брат и сестра – близнецы, но они слишком маленькие, чтобы мы могли с ними подружиться. Между нами целая пропасть – двенадцать лет. И, честно говоря, именно их я считаю невольными убийцами мамы – ведь после родов двойни мать быстро сгорела.

Отец садится перед рабочим столом, вытирая пот со лба белоснежным платком, и с надеждой устремляет свой потухший взгляд на более удачливого бизнесмена.

Какое унижение.

Митрофанов захлопывает дубовую дверь и, не сводя с меня пристального взгляда, прищуривается. Я готова провалиться сквозь все этажи этого здания, чтобы немедленно оказаться на улице и вздохнуть, наконец, свежий майский воздух.

Но, приходится сидеть, опустив взгляд в тёмный ковёр, лежащий на полу и считать лепестки вышитого белоснежного лотоса. Кресло, впрочем, весьма удобное, но я не позволяю себе расслабиться – слишком неуютно чувствую себя под обжигающим взглядом незнакомца.

– Итак, Игорь Дмитриевич, вы просите меня о некой помощи? Я вас правильно понял?

– Да, после того, как вы вышли на рынок, мои дела пошли совсем плохо. А ведь у меня на иждивении трое несовершеннолетних детей и престарелая сестра.

– Ваши семейные проблемы меня не должны волновать, разве нет?

Отец понуро кивает, свистяще выдыхая воздух изо рта.

– Зачем вы всё же пришли ко мне?

– Я подумал, может быть, вы захотите объединить наши фирмы? Моё имя – довольно известное на цветочном рынке, я в этом бизнесе уже тридцать лет, заработал неплохую репутацию. Но сейчас я совсем на мели. Ещё пара-тройка месяцев, и я буду окончательно разорён. Банки отказывают мне в кредитах, денег взять неоткуда. И поэтому я пришёл к вам.

– Мне не нужна ваша фирма. Цветы постоянно напичканы, цены завышены. Покупатели вами недовольны. Увольте.

– Тогда мы можем объединить наши капиталы, создать альтернативную фирму по изготовлению, скажем, букетов для невест? Я не могу обанкротиться, это – дело всей моей жизни.

Папа молебно поднимает глаза на более молодого и удачливого бизнесмена и у меня болезненно щемит в груди. Я всегда думала, что мой отец – этакая непотопляемая глыба, залог нашего семейного благополучия и счастья, после того, как умерла мама. Ан нет, оказывается, у нашей семьи огромные долги и проблемы.

– То есть, вы хотите, чтобы деньги для раскрутки дал вам я?

– Да. Два наших имени смогли бы создать отличную конкуренцию на рынке, и это бы принесло вам ещё больший доход, а мне – помогло бы удержать имя на плаву.

Кажется, в воздухе витают искры электрического разряда. Лицо отца очень напряжено, а костяшки пальцев, которыми он держится за ручки кресла, побелели.

Митрофанов же, напротив, чересчур спокоен. По его породистому лицу очень трудно понять, о чём он сейчас думает. Да я и предпочитаю на него не смотреть.

Сколько ему лет?

Наверное, тридцать – тридцать пять. Ростом, примерно, метр восемьдесят пять, с тёмной шевелюрой и серыми глазами. Красивый? Скорее, вселяющий страх и неуверенность. По крайней мере, в меня.

Опасный.

– Я готов пойти на эту сумасшедшую сделку, которая не принесёт мне ничего, кроме проблем и геморроя, взамен на одно условие.

– Какое?

– Я женюсь на вашей дочери.

– Что?

Отец подскакивает со своего стула, потрясая в воздухе рукой.

– Я, по-вашему, должен вложить серьёзные деньги в сомнительное предприятие просто так? Нет, не выйдет. А так – я стану вашим зятем и мы оба будем полноправными владельцами.

– Но, Миле только семнадцать!

– Я подожду до совершеннолетия.

– Моя дочь – не разменная монета!

– У вас ещё двое малолетних детей, подумайте о них.

– Никогда!

– Тогда – прощайте!

Отец, пылая от праведного гнева, хватает меня за руку, и в тот же миг мы оказываемся в приёмной. Я осторожно перебираю ватными ногами, двигаясь к выходу, вслед за отцом, и внимательно смотрю на его лицо. По нему невозможно прочесть, о чём сейчас думает папа, и мне жутко от этого.

Что там говорил Митрофанов? Что хочет жениться на мне?

Но, он же старик!

И, кроме вселенского страха я ничего к нему не почувствовала. Разве о таком муже я мечтаю? Разве для него храню себя?

О, Боже!

– Папа, но как же мы тогда рассчитаемся с долгами?

– Ничего, милая, я что – нибудь придумаю.

Загрузка...