Черная Снежана Невеста Северного Волка

Часть I Северный ветер

Утреннее солнце заливало медовым светом зеленеющий сад Винсдорфской крепости, а лёгкий ветерок сметал лепестки, упавшие с цветущих яблонь. Он словно играл с ними: слегка колыхал, будто лаская, чтобы внезапно взметнуть их в воздух, заставляя кружиться в дивном танце. Аллея из чеканных каменных плит то расходилась в стороны, то вновь сходилась, замыкаясь посередине и образуя неровное кольцо. Именно туда был устремлён взор​ леди​ Мелисандры.​ Старшая дочь военачальника города​ стояла у окна одной из башен и с нескрываемой печалью​ во взгляде​ следила за происходящим в саду.

На первый взгляд двое мужчин там решили потренироваться в искусстве боя на палках, и почему-то у обоих были завязаны глаза. Но не эта странность всколыхнула​ горечь и досаду​ в сердце юной леди. Герцог Вильгельм​ Брей​ всегда казался ей немного странным, но вместе с тем Мелисандра любила его, давно и безнадёжно. Она перевела полный неприязни взгляд на его соперника. Длинные пряди​ рыжих​ волос выбились из тугого узла на затылке, тонкий, изящный стан, а движения​ легки и грациозны. Да, это определённо была женщина, и Мелисандре не нужно было долго гадать. Даже несмотря на слепящие лучи утреннего солнца и не менее слепящую ревность, застилавшую ей глаза,​ девушке было абсолютно ясно: в саду с её любимым герцогом​ была её сводная сестра.

В мужской одежде и повязкой на глазах она​ лёгкой поступью обходила соперника по кругу.​ Яра​ даже закусила губу, чтобы сдержать смех. В утренней тишине могучий Вильгельм топал,​ как медведь, и сопел, как старый Иакин после третьего кубка эля. Сама же девушка передвигалась абсолютно бесшумно, ориентируясь на слух и чутьё. Ловко уворачиваясь, она​ безошибочно предугадывала каждый выпад соперника. Когда же их палки скрещивались, весь верхний двор Винсдорфа​ оглашали гулкие удары и треск.

Наконец, Яра​ замерла и пригнулась за миг до того, как палка​ герцога​ просвистела в дюйме от её головы. Не теряя времени понапрасну, девушка сбила его с ног своей палкой и прижала тупым концом к чеканной плите аллеи.

Она сорвала​ повязку с глаз и,​ издав триумфальный клич, прокрутила несколько раз своё орудие через кисть, заведя​ его за спину. Затем улыбнулась снявшему свою повязку Вильгельму и протянула ему свободную руку. Это было ошибкой: герцог​ сделал подсечку и, сбив​ Яру​ с ног, навис над ней, прижав свою палку к её горлу.

—​ Так нечестно,​ —​ прохрипела она.

Перехватив палку с обеих сторон, чтобы хоть немного ослабить давление, она согнула ноги в коленях и резко подняла таз,​ перекинув вес​ соперника вперёд. После чего ловко​ перевернулась и, оседлав​ Вильгельма, придавила горло​ герцога​ к земле его же палкой.

—​ Сдавайся!​ —​ прошипела ему в лицо.

На что Вильгельм, улыбаясь, вскинул ладони кверху, и как только​ Яра​ попыталась​ встать с поверженного соперника, удержал и вернул назад.

—​ Будь моей женой, Яра, —​ произнёс герцог, встретившись взглядом с​ глазами цвета молодой листвы.

Мелисандра не могла слышать, о чём говорили эти двое,​ но когда увидела, как они прильнули друг к другу в поцелуе, то из глаз юной леди брызнули слёзы горечи и обиды. «Почему она,​ а не я?!» —​ этот вопрос Мелисандра задавала себе уже несметное количество раз, но сегодня её невесёлые размышления прервал звук колокола на главной башне крепостной стены. Колокол бил тревогу, застав врасплох как ее саму, так и Вильгельма с​ Ярой, которая так и не успела​ дать герцогу свой ответ.


# # #

Драккары​ северян стремительно скользили по волнам Темзы. Не было в мире кораблей быстроходнее их, а сами дикари с севера слыли лучшими мореплавателями и беспощадными убийцами. Жители Винсдорфа были наслышаны о зверствах великого войска​ скандинавов на землях Англии,​ в частности Мерсии и Нортумбрии. И сейчас они с ужасом следили за приближением северян к своим берегам. Викинги издавали победоносный клич, били в свои языческие бубны​ и дули в рог, нагоняя страх на соперников,​ а их драккарам, казалось, не было конца. Первые​ парусные ладьи с устрашающими драконьими головами неумолимо приближались​ к высоким крепостным стенам,​ а из-за линии горизонта появлялись всё новые. Многие из них тянули на буксире сбитые из древесины плоты​ с​ подъемными​ конструкциями​ и катапультами.

Винсдорф стоял на возвышенности, с трёх сторон омываемый водами Темзы. Огромные башни квадратного сечения соединяла сплошная крепостная стена с бойницами. В это​ ясное​ утро в городе творился хаос.​ Мирные жители​ в панике​ метались по его улочкам: одни прятались в своих домах, другие спешили в церковь, в надежде на то, что Всевышний защитит их от гнева головорезов-кочевников. Хотя и тем ​и другим было понятно, что ни самые крепкие запоры,​ ни кара господняя этих язычников не остановит.​ Варварам​ чужды их христианские ценности. Если им удастся попасть в город, то они будут грабить, насиловать и убивать. Поэтому горожанам оставалось только молиться.


Глава 1



На стенах шли последние приготовления к отражению атаки. Лучники заняли свои позиции, наблюдая за приближением северян. В огромных чанах уже бурлила кипящая смола, а на натянутых канатах на стену поднимали​ конструкции для метания снарядов и огромные булыжники. Единственные ворота в город были подняты и подпёрты двумя толстыми деревянными балками,​ а в башне над воротами находилось по меньшей мере две дюжины лучших стрелков. Винсдорфцы были хорошо укреплены и подготовлены. Им и раньше удавалось отбивать атаки викингов,​ но сейчас даже самые древние старожилы города не смогли бы припомнить такого​ огромного​ войска северян. Их численность превышала всё население Винсдорфа минимум двоекратно.​ Это был уже не набег, а крупномасштабное нашествие.

—​ Не бойся,​ любимая,​ —​ произнёс​ Вильгельм,​ обнимая​ Яру.​ —​ Мы отобьём Винсдорф​ у этих варваров.

Они стояли в башне над главными воротами и, обнявшись,​ наблюдали за приближением северян с берега.​ Викинги​ решили ударить с двух сторон: их драккары​ уже заняли свои позиции на воде,​ а сухопутные войска неумолимо приближались к крепостным воротам.​

—​ Я знаю,​ —​ ответила ему​ девушка.​ —​ Поэтому и не боюсь.

Напоследок она подарила ему самую​ ободряющую​ улыбку,​ на которую была способна.​

—​ Береги себя, Вильгельм!

—​ А ты себя.​

Яра​ лишь отсалютовала ему арбалетом и, развернувшись,​ бодро зашагала вдоль бойниц крепостной стены. Оба знали, что, скорее всего, падут в неравном бою,​ но даже перед ликом смерти старались поддержать​ друг друга.

Стремительно передвигаясь по стене,​ Яра​ ловко обходила препятствия в виде снарядов для катапульт и снующих туда-сюда воинов. На её спине висел колчан со стрелами,​ а за поясом, впрочем,​ как и в широких рукавах и за отворотами​ кожаных сапог, были клинки всевозможных мастей.​ Она​ не носила модных дворцовых причёсок и платьев. Её длинные​ рыжие​ волосы практически всегда были скручены в тугой узел.​ Яра​ была единственной женщиной в Винсдорфе, которой позволялось носить вместо юбок мужские брюки. Младшая приёмная дочь военачальника​ города с детства выказывала способности к военному делу.​ Особенно хороша была​ Яра​ в стрельбе и в метании ножей.​ Она также​ прекрасно управлялась с копьём,​ а на её поясе висел меч, изготовленный​ из крепчайшей стали специально для неё. Он был гораздо меньше​ и легче боевых мечей,​ на которых дрались мужчины, а рукоять украшала голова​ ястреба —​ символа Уэссекской династии.

Оставив Вильгельма в башне над главными воротами,​ Яра направлялась по деревянному настилу крепостной стены​ туда, где её отец​ командовал подготовкой к обороне.​

—​ Твари… Чего они выжидают?​ —​ произнёс в сердцах королевский военачальник.

Остановившись между двух выступов стены, она тоже всмотрелась в первый ряд драккаров с воинственными северянами на борту. В большинстве своём они были крупными и длинноволосыми. У многих были также длинные бороды и непонятные рисунки на лицах. Одетые в кожу и пушнину, они не сводили напряжённых взглядов с крепости, подмечая​ малейшие​ прорехи в обороне. Северяне действительно не спешили нападать, остановившись на границе досягаемости.

—​ Ничего, отец. Сегодня мы преподадим этим нехристям урок!​

Лучники вдоль стены стали на изготовку в ожидании команды к обстрелу. Вскинув свой арбалет​ —​ оружие франков, которое подарил ей отец на шестнадцатилетие​, Яра​ прицелилась и выстрелила.​ Так и есть, искушённые битвами, северяне точно рассчитали расстояние​ —​ её стрела упала в​ воды​ Темзы, не достигнув цели.

Тем временем издали донесся рёв и звуки борьбы, что​ означало одно —​ сухопутные войска начали штурм ворот города.​ Яра​ разрывалась между желанием​ броситься в башню над главными воротами, где командовал обороной Вильгельм,​ и своим долгом оставаться​ здесь​ и вместе с остальными нести оборону крепостных стен, которую возглавлял её отец. Северяне же на воде не делали абсолютно никаких попыток нападения, выжидая подходящий​ момент.​

Что-то тяжёлое ударило по главным воротам.

—​ Отец! Я​ там сейчас нужнее, чем здесь!

Видя её метания,​ военачальник лишь​ махнул рукой, и​ Яра​ тотчас же сорвалась с места. Она бежала по крепостной стене назад в башню, не обходя препятствия в виде снарядов, булыжников и прочих боеприпасов,​ а перепрыгивая их.​

Вбежав внутрь,​ Яра​ выглянула через отверстие в стене.​ Викинги таранили ворота, прикрывшись сбитым из досок навесом как щитом. Оттуда тянулись​ две​ плетёные​ верёвки прямо к запряжённым лошадям,​ стоявшим поодаль вместе с​ группой северян. Лучники безрезультатно пытались​ пробить​ их стену из щитов, как и навес у главных ворот.​ Зато​ северяне успешно​ обстреливали башню, не позволяя англосаксам поднять головы для ответного обстрела, в то время как из-под навеса доносились гулкие удары молота по городским воротам. Преодолев их, варвары могли беспрепятственно ворваться в город.​


Вскинув арбалет и прицелившись, Яра​ выстрелила. В тот же момент натянутая, как тетива, верёвка лопнула. Прицелившись​ ещё​ раз, она лишь слегка зацепила вторую, но этого хватило​ —​ не выдержав напряжения, верёвка​ оборвалась.

—​ Лучники! —​ скомандовал Вильгельм.

Яра​ снова вскинула свой арбалет,​ не давая​ возможности северянам​ высунуться из​-под своих​ щитов, пока на навес под башней скидывали булыжники.​ Она​ метко поражала язычников в прорехах их укрепления, в то время как за её спиной послышался​ рёв и звуки борьбы,​ что означало​ —​ началась атака​ крепостных​ стен.

—​ Приготовить смолу!​ —​ отдал следующую команду Вильгельм, отстраняя Яру от бойницы.​ —​ Что ты здесь делаешь?​

—​ Отец послал меня.

—​ Уходи!​ —​ дёрнул​ он​ её за рукав, когда Яра вновь​ попыталась​ занять позицию для обстрела.

—​ И не подумаю!

На сооружённом во дворе крепости подъёмнике начали поднимать чан с кипящей смолой.​ Поредевшие ряды северян уже не прятались за щитами,​ а изо всех сил обстреливали англосаксов. Их бездыханные тела падали на каменный пол башни, пока, наконец, бурлящая смола не выплеснулась через край стены. А следом на навес викингов посыпались горящие стрелы…

Оставшиеся в живых северяне вынуждены были отступить, а единственный вход в город винсдорфцам удалось отстоять.

Глава 2

Яра​ бежала что есть мочи назад к отцу, с ужасом наблюдая, как​ ловко​ эти варвары​ взбирались на стену. Не хватало лучников, чтобы​ отбросить назад​ эту огромную армию убийц. Прямо перед ней выскочил голый​ по пояс викинг,​ размахивая огромной двухлезвийной секирой. Вскинув арбалет, она​ выстрелила, даже не прицелившись и попав тому​ прямо​ в глаз. Варвар рухнул в кровавые воды Темзы, но на место одного павшего появилось несколько новых, воинственно настроенных северян. И стрелы Яры, оперенные белыми гусиными перьями, замелькали в воздухе, безошибочно их поражая.

Северяне карабкались по своим сбитым из древесины подъёмникам, всё больше оттесняя англосаксов к краю стены. Прорвав в нескольких местах оборону​, они рубили её​ боевых товарищей​, пробивая себе путь в город. Яра балансировала на самом краю, но всё же без устали отстреливала противников. Стрелы заканчивались, их оставалось всего три.

Всё это время Эйнар Молодой Волк лишь издали​ наблюдал​ за происходящим, но увидев,​ как его младший брат Уве вопреки его приказу взбирается на стену,​ тут же​ сам выбрался​ из драккара​ на сбитый деревянный плот. Перепрыгивая тела своих людей,​ он​ достиг подъёмника и взобрался​ на крепостную стену следом за ним.

Первая стрела Яры нашла свою цель так же, как и вторая. Вставив последнюю в паз на ложе арбалета, она навела его на следующего северянина с пронзительными синими глазами и замерла, не в силах пошевелиться. Она будто остолбенела без возможности даже вдохнуть —​ кошмар, преследующий её долгие годы, сейчас стоял прямо перед ней. По-звериному оскалившись, викинг резко отпрянул в сторону, а Яра, словно очнувшись от дурмана, выстрелила в того, кто стоял за его спиной.

Молодой Волк​ видел,​ как воительница​ англосаксов направила в его сторону​ странное​ и неведомое​ ему доселе​ оружие. Стрела, от которой он увернулся, пробила ключицу ярлу Зигмунду. А сам Эйнар отвлёкся лишь на секунду, бросив взгляд на дивный город, открывшийся перед ним во всём своём великолепии. А в следующий миг он уже подхватил оседающего брата, из груди которого торчала рукоять ножа. Молодой Волк обернулся: воительница англосаксов, отбросив своё оружие, метнула ещё один клинок в его соратника. Её глаза горели яростью, когда она решительно повернулась к Эйнару с очередным заточенным клинком в руке. В этот момент его атаковали сбоку, закрыв Яре обзор. И он, воспользовавшись всеобщим хаосом, схватил Уве за шиворот и сам​ перекинулся через край стены, увлекая брата за собой.​ Последнее, что увидел​ Молодой Волк перед падением в окрасившуюся багровым цветом воду,​ были крыши домов и золото колоколов христианской церкви за спиной​ рыжеволосой воительницы.

Поток взбирающихся на стену северян постепенно начал редеть,​ а их мёртвые тел​а, сбившиеся в кучи, на тлеющих​ плотах были всё выше. Остальных​ же​ поглотили воды Темзы. Собрав остатки сил, винсдорфцы отразили атаку викингов и выиграли эту битву.


# # #

Яра​ лежала в большой деревянной лохани,​ наполненной горячей водой. Длинные влажные волосы​ шлейфом ниспадали на каменный пол её покоев. В камине весело потрескивали поленья, но сама девушка была подавлена.

Даже с закрытыми ставнями она слышала​ бубны​ и проклятый​ рог дикарей.​ Разбив лагерь на берегу, они​ без перерыва​ дудели в него, навевая страх и отчаяние на жителей Винсдорфа.

Постепенно эйфория от победы прошла. Англосаксы выиграли сражение,​ но это не вселяло надежду на дальнейший успех в боевых действиях. Винсдорф понёс слишком большие потери, против следующей атаки он мог и не выстоять.

Перед глазами​ Яры​ до сих пор стояли страшные гримасы варваров.​ Они будто вовсе не боялись смерти, встречая ту с улыбкой. Кровь, крики боли и отчаяния…​ Ещё никогда она не видела так много смертей. И никогда не теряла так много​ боевых товарищей.​

Когда-то войско северян прибыло к берегам её родины и разграбило​ всё средиземноморское побережье.​ Яра​ мало что помнила,​ ведь​ она была ещё совсем крохой. Кажется, её с матерью и старшими братьями взяли в плен,​ чтобы продать как рабов. На обратном пути корабли северян попали в шторм,​ и она​ запомнила,​ как люди молились, прося высшие силы, чтобы их поглотила морская бездна.​ По-видимому, их корабль действительно потерпел крушение, потому что Яру подобрало торговое судно недалеко от​ Болеарских островов. Она качалась на волнах, распластанная на обломках доски.

Больше о том нападении северян она ничего не помнила, кроме разве что пронзительных синих глаз их предводителя. Сегодня на стене она встретила свой кошмар, преследующий её с самого детства.​ Он стал старше, но Яра узнала бы его из тысячи!

Зачерпнув в пригоршни воду,​ она умыла лицо, отгоняя​ злое видение,​ и​ погрузилась в воду почти с головой, чтобы​ заглушить​ звуки бубнов​ чёртового отродия.​ Её гудящее тело обволакивало тепло, а веки, отяжелев, опустились.

… В этот раз она была в кровавых водах​ Темзы​ и не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, чувствуя, как чьи-то руки тянули её на дно. Яра оглянулась и лицо её исказилось в немом крике ужаса. Она кричала, выталкивая из лёгких остатки воздуха, но из груди её при этом не вырвалось ни звука. Одноглазый​ викинг с секирой,​ которого она собственноручно подстрелила на стене, скалил своё мёртвое лицо в безобразной гримасе. Крепко​ держа её за пояс штанов,​ он увлекал​ Яру за собой​ на дно…

Вскинув голову вверх, к свету, через толщу воды она смутно разглядела чью-то фигуру. Кто-то выкрикивал её имя. Звук доносился будто издалека, и она отчаянно пробиралась вперёд, сквозь темень, ориентируясь лишь на этот голос.

​—​ Яра!

Окрик Мелисандры вырвал её из очередного мучительного кошмара. Уснув, она погрузилась в воду с головой. Яра подскочила в лохани и, поскользнувшись, упала назад в успевшую остыть купель, подняв​ стену​ брызг и перелив воду через край. Вцепившись размокшими пальцами​ за края деревянной​ бадьи и судорожно ловя ртом воздух, она стряхнула с​ себя остатки кошмарного сновиденья.

—​ Несносная девчонка!​ —​ Мелисандра манерно передёрнула плечами.​ —​ От тебя всегда были одни неприятности! Посмотри, что ты наделала!​ Оно теперь всё мокрое!

Подняв полы своего платья, она пыталась отряхнуть подол от воды.

Мелисандра, дочь​ военачальника города​ по крови, была хорошенькой белокурой девушкой. Она была небольшого роста и слегка полноватой.​ Но этот​ недостаток Мелисандра всеми силами пыталась скрыть дорогими нарядами по последней моде и изысканными причёсками. Даже сейчас её не слишком густые волосы были искусно уложены в сложную причёску —​ волосок к волоску, оптически делая их гуще и пышнее.

—​ Сегодня тебя могли обесчестить, сестрёнка, причём​ не единожды. А затем перерезать твою шейку, как индейке.​ А​ ты беспокоишься о каком-то дурацком платье?​

—​ Не тебе,​ бессовестной потаскухе,​ меня судить! Своими бесстыдными связями ты позоришь отца! —​ зло зашипела в ответ Мелисандра.

Она никогда не употребляла фразу​ «нашего отца», давая Яре лишний раз понять, что та не принадлежит​ к их семье.

—​ Посмотри на себя!​ —​ со злостью продолжала она изливать на Яру свою неприязнь к ней.​ —​ Одеваешься как​ блудница!​ Ты​ —​ Иезавель!​ Нам с отцом за тебя стыдно!

Яра​ неспешно поднялась из воды и встала перед сестрой в полный рост. Её мокрое​ и нагое​ тело блестело в свете камина, огонь которого​ искрился​ в​ зелёных​ глазах девушки. Казалось, что сами глаза горят колдовским огнём.

—​ Ведьма…​ ​ —​ испуганно прошептала Мелисандра, пятясь назад.​ —​ Ведьма проклятая!​

Она и раньше подозревала Яру в связях с нечистой силой, подмечая в её поведении происки лукавого. Но теперь, глядя на сестру, бесстыдную и прекрасную в своей наготе, она по-настоящему испугалась. Мелисандре стало вдруг абсолютно ясно, отчего герцог Вильгельм Брей прикипел сердцем к Яре, которую из-за дурного поведения и женщиной-то не назовёшь —​ она его приворожила!

Поджав свои​ хорошенькие​ и слегка подкрашенные​ губки, она​ прошлась взглядом по стройной и гибкой фигуре сестры.​ Мелисандра​ проигрывала​ той​ во всём:​ Яра​ была выше​ и стройнее, её черты лица были ярче, а волосы,​ непослушные, словно неукротимый огонь, гуще и красивее. Рядом с​ ней Мелисандра​ выглядела простоватой и блёклой, даже несмотря на то, что стояла​ сейчас​ в​ изысканном наряде,​ в то время как​ Яра​ была обнажена и растрепанна.​ Но было кое-что другое, чему Мелисандра завидовала куда больше. Её любимый, герцог Вильгельм​ Брей, имел бесстыдную связь с​ Ярой.​ А этого девушка ни за что не могла той простить!

Тем временем, переступив​ край лохани, Яра​ молча направилась к сестре. Её​ гибкое​ тело двигалось с грациозной лёгкостью кошки, играя тренированными мышцами​ в свете камина.​ Мелисандра,​ выпучив глаза, попятилась и,​ наткнувшись спиной на каменную стену,​ выкрикнула:​

—​ Ты и пальцем меня не тронешь! Я всё расскажу отцу!!​

Яра же,​ подойдя совсем близко, молча провела рукой по её безукоризненной причёске,​ заправляя несуществующий выбившийся локон.

—​ Повод для радости, сестрёнка,​ —​ наконец промолвила она.​ —​ За успешную оборону города король Этельберт​ даровал нашему отцу​ графский​ титул​ и обширные земли на юго-востоке долины. Теперь ты графиня, и тем самым последняя преграда между тобой и​ герцогом Бреем​ устранена.

Яра​ погладила сестру по напудренной щёчке, и,​ взяв ту за подбородок,​ подняла​ её​ лицо,​ встречаясь ​ с ней​ взглядом.

—​ Как думаешь,​ моя святая добродетель,​ сколько ему понадобится времени, чтобы попросить у отца твоей руки?

Новость о неслыханной милости короля поразила Мелисандру настолько, что она даже не обратила внимания на язвительную насмешку своей сестры. Она теперь графиня! Боже всемогущий!​

—​ А также сегодня мы отбили Винсдорф у антихристов,​ —​ голос​ Яры, как и её хватка на подбородке сестры,​ стали жёстче.​ —​ Понимаю, второе для тебя не столь важно, как первое, но как истинной христианке, тебе стоило бы возблагодарить Господа и нашего отца за спасение города со всеми его жителями.

Глава 3

Тем временем в лагере северян​ прижигали раны калёным железом, а​ на ожоги наносили конский​ навоз. Викинги также понесли ощутимые потери: при штурме города полегло множество сильных воинов. Сейчас их женщины метались между ранеными и умирающими, а остальные строили укрепления​ лагеря.​

Эйнар, старший сын великого конунга​ Вольфа из рода​ Ирвенгов​, сидел в шатре возле своего брата​ Уве, вертя в руках клинок христианской воительницы. Его лицо было покрыто грязью и запёкшейся кровью. Кровь всё ещё сочилась из его рассечённой брови, но он не обращал на неё внимания. Мысли об этой женщине, с​ зелёными,​ как​ летние луга, глазами, не давали ему покоя.​ В отличие от большинства христиан, что попадались ему на пути, она не боялась —​ в её глазах он не видел страха. Перед тем, как метнуть клинок в​ Уве,​ она​ могла убить и его самого. Но почему-то не сделала этого.​ Эйнар​ видел,​ как она убивала его соратников: быстро​ и без колебаний, но замешкалась, наведя оружие на него.

И сейчас он, как никогда раньше, был уверен: он​ не отступит, пока не покорит этот манящий его город со всеми его жителями, посмевшими встать у него на пути. А её, по праву старшего сына Ирвенгов, он сделает своей!

Эйнар перевёл взгляд на Уве, и ярость захлестнула его с новой силой. Уве​ был совсем плох. Он лежал в шатре на медвежьих шкурах,​ а его грудь и правое плечо были перемотаны куском полотна. Самый младший из четырёх братьев​ надрывно дышал, его душил кровавый кашель, а ночью появилась лихорадка, что не предвещало ничего хорошего. Скорее всего, ещё до рассвета валькирии заберут его в Небесный Чертог, где Уве будет пировать с Богами. И виной этому женщина!

Поднявшись,​ викинг вонзил остриё клинка воительницы в деревянную балку крепления и, выругавшись, вышел прочь из шатра. Она пожалеет! Он заставит её пожалеть, чего бы ему это ни стоило!

Этой же ночью​ в лагере​ собрался совет. Кроме​ Молодого Волка, поход на​ Винсдорф возглавляли ещё два конунга​ и девять ярлов. Их флот​ состоял из двухсот кораблей. После того как земли англосаксов были разграблены, а вся​ добыча​ ​разделена,​ северяне​ должны были​ возвратиться​ домой. Но лёгкие победы над христианами вскружили им голову. Почувствовав себя всесильным, они решили​ захватить всю Англию с ее плодородными​ землями​ и богатыми аббатствами.​ Оттого, получив сегодня достойный отпор, северяне не могли смириться с поражением.

—​ Боги отвернулись от нас!​ —​ провозгласил ярл ​Регенвальд Ульфссон.

—​ Они заплатят!​ —​ зло​ отозвался​ Стэйн.​ —​ Мы отомстим​ этим жалким людишкам! Сровняем с землёй их город и не оставим камня на камне!

Стэйн, второй по старшинству сын великого Вольфа Ирвенга, был молод и импульсивен. Но свою неопытность он с лихвой компенсировал техникой ведения боя. Стэйн в переводе с норманнского означает «камень». Он и был крепким и непоколебимым в бою, словно камень. Возглавляя сухопутный штурм ворот города, Стэйн потерпел поражение и сейчас все его мысли затмила всепоглощающая ярость.

—​ В тебе говорит​ гнев.​ Ты думаешь сердцем, а не головой, брат!​ —​ ответил​ Эйнар.

—​ Тогда каков твой план, брат?

—​ Мой план прост: мы переждём.

—​ А чего ждать?​ —​ вскочил со своего места конунг Вестфольда Лейв Харальдссон.​ —​ Сейчас, когда эти​ жалкие​ людишки понесли потери и зализывают раны, самое время ударить снова! Я возглавлю небольшую группу людей. Незамеченными мы проникнем в город и откроем ворота​ остальным.

—​ Ты не только импульсивен, конунг Харальдссон, но и глуп. Легкие победы над христианами затмили твой разум, и ты недооцениваешь соперника,​ —​ при​ этих словах​ Эйнар​ постучал пальцем по лбу старого сизобородого конунга.

—​ Ты что себе позволяешь,​ мальчишка?! Я​ воевал с ними​, когда ты ещё под себя ходил!​ Ты не​ великий Вольф Ирвенг!​

—​ Да, я не Великий​ Волк,​ но я его сын. И я​ знаю,​ как поступил бы он, —​ Эйнар оглядел присутствующих в шатре. —​ Мы понесли​ не меньшие потери,​ чем христиане. К тому же они у себя дома,​ а значит, подготовлены лучше. Ворвавшись сейчас в город, у них больше шансов нас перебить. Мы переждём. Совершим набеги на близлежащие окрестности и восстановим​ силы.

—​ Чего ждать,​ Эйнар?​ —​ подал голос​ Гудрум, его лучший друг и соратник.

—​ Пока они проголодаются.

—​ Но мы​ не знаем, сколько у них припасов.

—​ Мы знаем, что у них большая армия. Больше, чем мы предполагали.​ А значит,​ много женщин и детей. Они продержатся​ это лето,​ но не более.

—​ Я не собираюсь слушаться тебя,​ щенок!​ —​ конунг​ Лейв​ Харальдсон​ встал со своего места.​ —Ты даже не конунг! Все знают, что дни Северного Волка сочтены. Ты займёшь его место по праву крови​, а твоей заслуги в этом нет!​​ Завтра ночью мы проникнем в город и разделим добычу, а ты, ​Молодой Волк, можешь сидеть здесь хоть до​ следующей​ зимы.

Конунг Харальдссон вышел из шатра, за ним вышли ярл Регенвальд Ульфссон, конунг Свейн Винобородый, как​ и половина​ присутствующих викингов. Замявшись, следом за ними вышел и его брат Стэйн.

Ещё раз оглядев оставшихся,​ Эйнар мрачно усмехнулся.

—​ Ты уверен в своей правоте?​ —​ спросил​ его Хальфдан, младший после Уве сын Вольфа Ирвинга.

—​ Знаешь, какое у нас преимущество перед ними,​ брат мой?

—​ Они жалкие людишки,​ а мы воины?

—​ Нет,​ брат. Ты их​ тоже​ недооцениваешь, ведь среди христиан есть и достойные противники. Наше преимущество в том, что они​ нас боятся,​ а мы их нет.


# # #

Только что​ Стэйн поджёг погребальные костры. И, глядя​ на то, как огонь поглощал тела его соратников, он копил в себе гнев, чтобы обрушить его на​ англосаксов. Он отомстит! Что бы ни говорил​ Эйнар, он заставит этих людишек заплатить!

Молодой Волк стоял поодаль и тоже смотрел на костёр.​ Поднявшийся вдруг порыв ветра разметал искры,​ огонь​ взмыл ввысь,​ и в языках пламени он​ отчётливо увидел черты уже знакомой ему рыжеволосой воительницы.​ Она будто насмешливо ему подмигнула,​ и тут же её образ скрылся в дыме. Эйнар​ моргнул, прогоняя видение. Он уже знал, что будет делать дальше.​ Боги послали ему знак.

Всю ночь по приказу​ Молодого Волка в лагере викингов били в бубны​ и дули в рог.​

Этой ночью в Винсдорфе никто не мог сомкнуть глаз.​

Глава 4



Отворив ставни, Яра ещё какое-то время наблюдала за горящими кострами на берегу: там, где выше по течению разбили лагерь дикари. Столбы бурого дыма поднимались ввысь, а полная луна безмятежно светила, отражаясь в тихой глади реки. Неожиданный стук в двери её покоев заставил Яру вздрогнуть. А прислужник, оповестивший, что её хочет видеть отец, вызвал лишь едва заметную улыбку —​ Мелисандра опять нажаловалась.

Граф Юргенс Карлайл был довольно крупным мужчиной. Уже много лет он верой и правдой служил Уэссексу. Несмотря на солидный возраст, его тёмные волосы лишь слегка тронула седина, а взор ясных голубых глаз с годами не потускнел. Всё ещё облачённый в стальной​ панцирь и накидку-шлейф с эмблемой королевства, он так же стоял у​ окна и всматривался в стан врага, а в​ кресле за его спиной сидела заплаканная​ Мелисандра. Бросив​ взгляд на​ младшую сестру,​ та злорадно улыбнулась,​ пользуясь тем, что граф не мог этого видеть.​

—​ Отец, вы хотели меня видеть?

Яра заняла второе​ резное кресло, инкрустированное металлом и самоцветами. Судя по всему, предстоящий разговор будет долгим.

Развернувшись,​ граф Карлайл​ посмотрел на свою младшую дочь. Звуки языческих бубнов нервировали его не меньше, чем саму Яру. Проклятые варвары на берегу реки будто специально нагнетали на город атмосферу страха и отчаяния.

—​ Я просил вас относиться друг к другу с почтением!​ —​ начал он в своей излюбленной манере. —​ Мы одна семья,​ и,​ обидев свою сестру,​ ты обидела меня, своего отца!

—​ И чем же я её на этот раз обидела,​ отец? Опять одним​ лишь​ своим существованием или​ отношением ко мне герцога Брея?

—​ Что же касается​ герцога,​ —​ ответил граф,​ —​ то мне не нравится ваша с ним связь, Яра. Вы проводите много времени наедине,​ что не подобает​ благочестивым леди!

—​ Я не​ леди,​ отец. И Вам это хорошо известно. Сегодня я собственными руками убила не менее сотни северян. Разве​ благочестивые леди занимаются подобным?​

—​ Ты прежде всего моя дочь! И будешь вести себя соответственно.​ И не​ забывай, что ты моя младшая дочь! Наши законы ты знаешь не хуже меня:​ пока старшая не выйдет замуж, младшая тоже не может сочетаться браком.​ Ты закончишь эту связь и тем самым дашь шанс другим устроить свою судьбу.

Мелисандра тут же подобралась,​ а​ её хорошенькое личико​ покраснело​ от напряжения. Заметив это, Яра​ лишь усмехнулась:

—​ Боюсь, это не поможет,​ отец. Сегодня перед нападением язычников герцог Брей​ сделал мне предложение. Думаю,​ в скором времени он официально попросит у​ Вас​ моей руки.

При этих словах Мелисандра​ перевела​ испуганный​ взгляд на графа Карлайла. Яра не только обошла её, получив предложение от мужчины, которого Мелисандра страстно желала. В своих покоях Яра ещё посмела насмехаться над ней! Теперь вся надежда была лишь на отца. Она прекрасно знала, что превыше всего Юргенс Карлайл ценил честь: свою и своей семьи. После того, как умерла его любимая жена, оставив ему двух маленьких дочерей, он воспитывал их согласно традициям, привитым с детства ему самому. Он любил Яру, она заменила ему сына, которого у графа никогда не было. И всё же Яра​ —​ девушка. А девушки её положения должны вести себя соответственно.

—​ В таком случае я буду вынужден ему отказать,​ —​ заключил граф Карлайл.

—​ Что?

—​ Ты знаешь​ наши​ законы, дочь. Младшая сестра​ идёт​ к алтарю только после старшей.

—​ Кого сейчас интересуют эти законы?! Тем более перед ликом угрозы​ северян? Вильгельм​ любит меня,​ а я его! Ваши законы сделают двух любящих людей несчастными и не изменят того факта, что Мелисандра​ засиделась​ в девицах.​

—​ И​ всё же я не дам своего благословения на этот брак. Кроме того, повторюсь, ты покончишь с этой небогоугодной связью. А теперь я хочу, чтобы ты извинилась перед своей сестрой.

Яра​ перевела взгляд на ликующую Мелисандру.

—​ Мне не за что перед ней извиняться,​ отец. Я не виновата, что вы с моей покойной матушкой меня удочерили, перечеркнув тем самым её цели и стремления.

Яре не следовало выказывать подобного неуважения. Она, словно пламя костра в беспроглядную ночь, могла с лёгкостью вспыхнуть и ещё долго гореть. Но всё же отца она любила и почитала, а Граф Карлайл не терпел такого неподобающего поведения.

—​ Ты наказана! Я запрещаю тебе выходить из своих покоев.​


Глава 5

# # #


Граф Карлайл​ был солидарен с​ Ярой​ в том, что северяне не оставят своих попыток напасть​ на​ Винсдорф.​ Он понимал также и то, что длительной осады город не выдержит.​ С теми запасами, что у них были, они смогут переждать лето. Возможно, чуть дольше, но вскоре люди начнут голодать. И нижний двор, где обитали самые нищие из горожан, это коснётся в первую очередь. Город ожидают смутные времена: беспорядок, неспокойствия и болезни.​ ​В то время как северяне, укрепив свой лагерь и совершив набеги на соседние земли,​ спокойно смогут перезимовать в осаде.​ Привыкшие к кочевому образу жизни, для них это не составит особого труда. И одному Господу известно, удержат ли они Винсдорф, реши эти дикари атаковать его стены вновь. Нужно было что-то делать, и утром следующего дня граф Карлайл​ собирался попросить аудиенции у короля​.

Дворцовый парк окружали прорезанные в стенах замка своды, арки вдоль длинного коридора выходили прямо в цветущий сад с вымощенными камнем аллеями. Именно там Вильгельм догнал графа и, преградив тому путь, поспешно сделал лёгкий поклон, как того требовали правила этикета.

—​ Прошу прощения за неподходящий выбор времени и места, граф Карлайл, но мне необходимо с вами поговорить.

—​ Не сейчас, Вильгельм,​ —​ Юргенс Карлайл​ обошёл его и стремительной походкой направился дальше.

Вот только молодого герцога было не так легко сбить с намеченного пути.

—​ Сэр, я вынужден настоять,​ —​ Вильгельм вновь преградил ему дорогу у очередной арки с выходом в сад.​ —​ Я прошу руки вашей дочери, граф​ Карлайл.​ Мы обвенчаемся с ней со всеми почестями​ в храме Святого Витера.

—​ Что ж, Вильгельм, —​ невозмутимо отозвался военачальник, —​ уверен, моя дочь Мелисандра будет счастлива это услышать.

—​ Вам прекрасно известно, что я говорю о вашей младшей дочери​ Яре, граф.

—​ Тогда и вам, герцог Брей,​ должно быть известно, что​ Яра​ не может сочетаться​ свящёнными узами брака​ до тех пор, пока её старшая сестра​ ходит в девицах, —​ жёстко отчеканил он и, не дожидаясь ответа, добавил: —​ Более того, я уже говорил​ Яре, что ваша с ней связь выходит за рамки приличия, что порождает молву и бросает тень на имя всей семьи. Это неприемлемо!

Против воли губы герцога скривились в ироничной улыбке —​ его опасения подтвердились. Он тщетно ждал Яру в яблоневой роще, где они по утрам тайно встречались. Не появилась она сегодня и на нижнем дворе —​ там, где благодаря Яре каждое утро на вымощенной булыжником площади разводили огонь, а женщины суетились у огромного котла на железной треноге. Младшая дочь военачальника никогда не чуралась бедности и любого труда. Она кормила нищих и обездоленных, помогала немощным, ухаживала за стариками, а детей учила грамоте и военному делу. Горожане любили Яру, Вильгельм слышал, как вчера они выкрикивали её имя.

Когда после битвы процессия шла по главной улице города, люди падали на колени и молились. Некоторые бросались на шею своим защитникам. Сам Вильгельм, с торчащим из его плеча обломком стрелы, шёл по левую руку от графа в челе процессии. Он не мог отыскать взглядом свою любимую в столпотворении ликующих горожан, но её имя звучало по всей площади.

После битвы он, как никогда ранее, был убеждён —​ в это смутное время их с Ярой жизни могут в любой момент оборваться. Ведь вчера они оба могли пасть в бою! И если есть возможность обрести счастье с любимой женщиной здесь и сейчас, то он её не упустит! Пусть оно продлится недолго, если такую участь уготовил им Всевышний. Он любит Яру, а она любит его —​ и только это имеет значение!

—​ Граф​ Карлайл,​ —​ произнёс он, поморщившись от боли, когда в его раненое плечо врезалось плечо графа. —​ Мне понятны ваши​ стремления,​ но если вы не дадите разрешения на наш​ с Ярой​ брак, я буду вынужден просить его у его величества.

Юргенс Карлайл​ сбился с шага,​ и,​ остановившись,​ повернулся к Вильгельму:

—​ Да хоть у самого дьявола! —​ вспылил королевский военачальник.

После чего стремительно направился прочь, оставив герцога стоять в пустынном коридоре.

Герцог Брей был зол, но и сдаваться он не собирался. Если Карлайл настолько одержим собственной честью, то он возьмёт у Яры то, без чего честь графа не будет стоить и ломаного гроша. А чтобы смыть позор со своего имени, Юргенсу Карлайлу придётся дать разрешение на этот брак!

И стоило лишь королевскому военачальнику скрыться за поворотом, как со стороны сада послышались лёгкий шорох и хруст сухой ветки. Вильгельм тут же метнулся к арке, чтобы перехватить шпиона и, наткнувшись на спрятавшуюся за выступом стены прислужницу Карлайлов, сперва растерялся.

—​ Ваша светлость… —​ выдохнула женщина, пряча испуганный взгляд. —​ Госпожа… Яра просила передать… что будет ждать вас в полночь в яблоневой роще….

Глава 6


Стоило лишь вечернему сумраку опуститься на славный город Винсдорф, как северяне на берегу вновь принялись жечь костры под ритмы своих языческих бубнов. Будто потерпев неудачу на поле боя, они решили взять противников измором, с упорством и настойчивостью воздействуя на горожан, подавляя и испытывая их волю.

На это и был расчёт. В ночное время нижний двор всегда был плохо освещен. А этой ночью даже тусклый свет из окон бедняков не падал на вымощенную камнем мостовую. Измождённые горожане прятались в своих домах за плотно затворёнными ставнями, и даже стража на крепостных стенах теряла бдительность под воздействием навязчивых звуков, издаваемых язычниками.

Никто не заметил, как под покровом темноты группа северян вплавь обошла главные ворота. Со стены дозорные были бессильны что-либо рассмотреть —​ лишь холодное мерцание луны отражалось на поверхности реки, изредка покрываясь рябью. А когда появление чужаков стало очевидным, было уже слишком поздно —​ колокол на главной башне не успел разразиться тревожным набатом.

А в это время в яблоневой роще двое влюблённых не могли оторваться друг от друга. Слабый и мерцающий свет луны лишь едва пробивался сквозь раскидистые ветви цветущих яблонь. Ночной мрак прикрыл наготу девушки, а смущение и стыдливость отступили, гонимые накатывающей волной страсти. Даже языческие бубны и не умолкающий ни на минуту рог дикарей не смогли омрачить радости предвкушения влюблённых.

Вильгельм был нетерпелив, но в то же время сдерживал себя, чтобы не вспугнуть невероятное чудо. Прикасаясь к своей любимой, прижимая её к себе, он замирал, чтобы сполна насладиться щемящей и губительно-греховной радостью обладания ею.

Сегодня девичья грудь под тонкой рубашкой не была перевязана льняной лентой, и для ласкающих её рук не было преград. Преодолев слабое сопротивление, граф развёл бёдра своей любимой, что в ночной темноте казались молочно-белыми.

—​ Доверься мне, не противься, —​ прошептал он, прижимая её весом своего тела, показывая свою силу и власть над ней. —​ Ты моя, а я твой, помнишь? Ещё в детстве мы дали клятву перед богом.

Вместо ответа девушка потянулась к его губам, накрывая их своими. От горячего воздуха, наполненного ароматом яблоневого цвета, кружилась голова, а поцелуи лились сладкой патокой. От них Вильгельм хмелел, как от вина, стоило лишь представить, что Яра сегодня будет принадлежать ему вся, без остатка…

А Мелисандре казалось, что она вот-вот задохнётся от водоворота чувств или же захлебнётся переполняющим её счастьем. Она растворялась в объятиях любимого, горела, как самая яркая звезда на тёмном безоблачном небе. От кончиков пальцев на ногах и до волос, туго скрученных на затылке узлом, Мелисандра трепетала в долгожданных объятиях герцога. И она прижималась к нему всем телом, борясь с собой, чтобы не застонать от удовольствия. Ведь лишь услышав звук её голоса, Вильгельм непременно поймёт, что в беспроглядной ночи принял Мелисандру за её сестру…

Сегодня от неё не пахло пудрой и эссенцией из парфюмерной лавки. Она принесла с собой в рощу лишь чистый запах тела и жгучего желания принадлежать тому, кого всем сердцем безответно любила. Мужскую одежду и глухую накидку с капюшоном, которую носила Яра, украла из её покоев прислужница. Как и её арбалет, который Мелисандра повесила на плечо так, как делала её сестра…

Глава 7



Острая боль пронзила её раскалённой спицей. Мелисандра не смогла сдержать сдавленного всхлипа, и даже слёзы брызнули из глаз. Тёплая волна, зародившаяся было в её чреве, исчезла мгновенно, обнажая пронизывающие и выворачивающие нутро страдания. Как же так? Ведь она была уверена, что все достигшие её ушей истории о мучениях при потере невинности —​ лишь россказни безмозглых простолюдинок. Разве мог какой-нибудь потный и смрадный кузнец или конюх, которому отдались эти узколобые дуры, сравниться с её любимым герцогом? Сама Мелисандра была твёрдо убеждена, что в объятиях Вильгельма её ожидало лишь пьянящее наслаждение. А любовь, которую та питала к герцогу, с лихвой окупит возможное слабое недомогание после.

Но боль, такая острая и внезапная, заставила непривычную к страданиям Мелисандру оттолкнуть Вильгельма. Её крик разнёсся по яблоневой роще, заглушая звуки бубнов северян, возвращая в беспощадную реальность и самого герцога.

Он замер, ошеломлённый ужасом произошедшего, в то время, как Мелисандра продолжала отбиваться, пустив в ход ногти и даже зубы.

Вильгельм перекатился на спину и, вскочив на ноги, схватил девушку за складки ее накидки. «Глупец!», —​корил он себя, волоча наполовину обнажённую Мелисандру из уединённой беседки под цветущей яблоней.

Бледный свет луны озарил лицо той, которую он принял за Яру. Как он мог так просчитаться?!

Ведь они совсем разные! Упругий и гибкий стан его любимой не шёл ни в какое сравнение с мягким и податливым телом её сестры.

—​ Что вы наделали? —​ прошептал он.

—​ Я? —​ возмутилась старшая дочь военачальника. —​ Это вы, герцог Брей, набросились на меня, не дав сказать даже слова!

Отчасти Мелисандра была права. Вильгельм долго прождал Яру на их тайном месте и уже почти отчаялся, решив, что девушка не придёт. Когда же Мелисандра бесшумной тенью вошла в беседку, укрытая Яриной накидкой с капюшоном, герцог нетерпеливо привлёк её, усадив к себе на колени. Пустые слова заменили поцелуи, а потом в них и вовсе не оказалось нужды. Ослеплённый желанием, Вильгельм даже мысли не допустил, что под плащом могла скрываться другая. Не простолюдинка, а знатная леди, которую он только что обесчестил…

—​ Теперь мы связаны, Вильгельм. Навсегда! —​ озвучила его мысли ликующая Мелисандра.

Ей всё ещё было больно, но эта боль стоила того —​ теперь герцог Вильгельм Брей станет ей мужем!


# # #

От навязчивых и невыносимых слуху ззуков с берега не было спасу. Пребывая в беспокойной полудрёме, Яра снова мучилась кошмарами. Но сегодня её разбудил не собственный крик, а звон колокола на главной башне. Колокол бил тревогу, и сердце девушки мгновенно сжалось от давящего беспокойства. Вскочив с постели, она потянулась к своему арбалету и… наткнулась на пустоту. Одежда тоже исчезла, но раздумывать над этим сейчас не было времени. Схватив меч, она бросилась прочь из своих покоев.

В отличие от нижнего двора, дворцовая площадь была хорошо освещена — масло в фонарях менялось по часам. И сейчас на площади развернулось настоящее пекло: рёв и крики оглушали, а хаос и всеобщая паника наводили ужас. Случилось самое плохое, что только могло произойти, —​ северяне ворвались в город!

Очутившись на площади, Яра прибавила шаг, лавируя между воинами Винсдорфа и обезумевшими от страха горожанами. Сейчас она с трудом ориентировалась в этом скопище людей.

Справа два варвара куда-то тащили старую Эрну, хозяйку скобяной лавки. Подскочив к ним, Яра полоснула своим мечом по спине одного, и, не дав опомниться второму, вонзила своё оружие в длинноволосого громилу, отчего на груди северянина расцвёл багровый цветок. Схватив Эрну за руку, Яра попыталась поднять ту с мостовой, но женщина, обезумев от ужаса, продолжала кричать и отбиваться. А в следующий миг дорогу им преградили ещё два устрашающих викинга. Гадко ухмыляясь, они надвигались на Яру, одетую в одну лишь ночную сорочку.

Стэйн ворвался на площадь вместе с ещё одним отрядом. И первое, что привлекло его взгляд, была женщина англосаксов в длинном белом одеянии. Она была похожа на валькирию с огненными волосами, что развевались за её спиной, подобно яркому знамени. Перепачканная кровью, она размахивала каким-то игрушечным мечом, похожим на те, с которыми у них на севере играют дети.


Глава 8



Стейн выругался и, наплевав на поживу золотом в христианской церкви, ринулся туда, где Кнуд с Бальдером напали на рыжеволосую христианку. Нужно сказать, что подоспел он как раз вовремя: увернувшись от Бальдера, Яра ловко отпрянула в сторону, полоснув своим мечом по щеке второго викинга. На этом её везение закончилось. Что Кнуд, что Бальдер не ожидали подобной прыти от какой-то женщины с детским оружием в руке, но наткнувшись на отпор, накинулись на неё, готовые разорвать в клочья. Особенно Кнуд лютовал —​ христианка ранила его. И если ущерб внешности викинга не слишком заботил, то ущерб его самолюбию был куда ощутимее. Смертоносные лезвия мечей обоих северян засверкали в воздухе, и Яра едва успевала от них уворачиваться. Одно из них вспороло кожу на её плече, отчего она, задохнувшись от острой боли, не удержала в руке оружие. Её меч отлетел в сторону, а силы уже были на исходе и, глядя на занесённый над ней огромный меч северянина, Яра поняла, что это конец. Пришёл её смертный час.

«Прости меня, Вильгельм», —​ прошептала она и закрыла глаза.

Но смертельного удара так и не последовало.

Стэйн в последний момент успел отбить выпад своего соратника за мгновение до того, как ослеплённый злобой Кнуд зарубил бы приглянувшуюся Стэйну добычу. Меч северянина лишь прошёлся по бедру Яры, вспарывая подол её ночной сорочки вместе с плотью.

Девушка вскрикнула раненой птицей, но крик её затонул в шуме всеобщей суеты. Люди в панике метались по улицам города, спасая свою собственную жизнь. Повсюду слышались крики, звон оружия и детский плачь, и не было поблизости никого, кто мог бы ей помочь. Радовало лишь то, что старая Эрна, воспользовавшись моментом, смогла скрыться.

Яра хватала ртом воздух и пятилась назад, припадая на одну ногу. Она всё время оглядывалась по сторонам и искала взглядом Вильгельма, пока не споткнулась о свой меч, лежащий на булыжниках каменной мостовой. Её руки тряслись, когда она наклонялась за ним.

Наконец, перехватив тот двумя руками и продолжая пятиться назад, Яра грозно выставила его перед собой, глядя на то, как три рослые фигуры неспешно к ней приближались. Что ж, если ей суждено сегодня умереть, то она умрёт с честью!

А в следующий миг Яра споткнулась о порог и приложилась спиной о что-то твёрдое. Ветхая дверь в чьё-то жилище под её весом распахнулась, и девушка чуть не растянулась внутри тёмного коридора.


# # #

Яра чудом удержалась на ногах. Ввалившись спиной в затхлый предбанник и со скрипом задвинув ржавый засов на двери, она обессиленно прислонилась к холодной кладке стены. Узкое и замкнутое пространство было не самым лучшим местом для встречи с врагами лицом к лицу. А в том, что хлипкий запор дикарей не остановит, Яра не сомневалась.

Кровь стекала по её ногам, пропитывая ночную сорочку и оставляя следы на холодном каменном полу. Запах был осязаем: тяжёлый и железистый, словно зловоние из страха и отчаяния, приправленное кровью раненой дичи, загнанной охотниками на облаве. Смешиваясь с затхлым смрадом плесени, он казался сейчас Яре и вовсе тошнотворным.

Мощный удар в дверь заставил её вздрогнуть и поспешно двинуться дальше по узкому проходу.

Припадая на одну ногу и зажимая свободной ладонью кровоточащую рану на плече, она преодолела узкий тёмный коридор и свернула в ещё один, не менее убогий. В проёме на его конце мерцал тусклый свет, и Яра, хромая и истекая кровью, вторглась в чужое жилище как раз в тот момент, когда уличная дверь с грохотом пала, впуская северян в крошечный предбанник.

Оказавшись в каморке, она огляделась: тусклый свет коптящего огарка свечи едва озарял убогое жилище без окон, с тёмным низким потолком. Жилище было пустым. И только Яра успела возблагодарить Господа за то, что отвёл от его хозяев гнев вломившихся сюда язычников, как откуда-то из-под пола донёсся звонкий плачь младенца, а следом испуганный шёпот его матери, пытающейся успокоить своё дитя.

А между тем раззадоренные охотничьим азартом северяне были уже совсем рядом. Их смех и улюлюканье доносились теперь у порога каморы. Младенец плакал не переставая, а Яра лишь обречённо опустила взгляд на присыпанный соломой земляной пол —​ яма посередине была прикрыта куском доски, пряча в себе двоих ребятишек с матерью и новорожденным.

Со своей смертью Яра уже смирилась и приняла её, хоть и не собиралась облегчать язычникам задачу. Но дети этого не заслужили! Она этого не допустит и будет бороться до последнего!

Яра перекрестилась и повернулась лицом к ворвавшимся внутрь северянам, встав на их пути так, чтобы отрезать троих рослых дикарей от хлипкого убежища в полу. Она сжала дрожащей окровавленной ладонью рукоять своего меча и, гордо вздёрнув подбородок, одарила викингов надменным взглядом.

Северяне, наткнувшись на загнанную в тупик добычу, переглянулись и с хищными предвкушающими ухмылками на лицах двинулись в её сторону.

—​ Моя! —​ Стэйн поумерил их пыл одним коротким приказом.

Сперва, по праву старшего среди них, христианку он возьмёт первым, и, занимая более низшую ступень в иерархии, Кнуд и Бальдер возражать не стали. Они молча обошли Яру с двух сторон и застыли в предвкушении чуть поодаль.


Теперь Стэйн мог, наконец, рассмотреть свою добычу получше.

Христианка стояла посреди комнаты и, в тусклом освещении единственной свечи, в её глазах он не заметил ужаса. Лицо её было перепачкано кровью, а во взгляде, вопреки словам Эйнара, вместо страха он увидел решимость и глубокое... презрение к нему. Викингу это показалось забавным, но в то же время это было достойным уважения. Правую руку со своим детским мечом она опустила лезвием вниз, туда, где окрасился алым подол её белого одеяния. Он ещё раз прошёлся взглядом по стройным окровавленным ногам, видневшимся через рваную прореху в подоле. А когда вернулся назад к её глазам, понял, что смотреть в них было ошибкой. Стэйн готов был поклясться, что в тусклом освещении спокойная зелень её глаз всего на миг вспыхнула потусторонним мерцанием.

«Ведьма», —​ это была последняя внятная мысль, что пронеслась в его голове.

Потому что одарив Стэйна ещё одним презрительным взглядом, Яра улыбнулась…

А в следующий миг полоснула мечом по огарку свечи.

Комната погрузилась в беспроглядную тьму.

Глава 9


В эту ночь тревожный звон колокола взорвал ночную тишину, застав весь город врасплох. Никто не услышал, как под покровом темноты дюжина самых ловких викингов расправилась со стражей и открыла ворота остальным. Ведь слабые звуки борьбы заглушили бубны и гул со стороны лагеря северян. Все те, кто пошёл за конунгом Харальдссоном, ворвались в город и разбились на несколько вооружённых групп. Тем самым их участь была предрешена.

Впрочем, и судьбы многих винсдорфцев этой ночью тоже изменились в одночасье.

Мелисанда возвращалась в отчий дом в хорошем расположении духа. Бесшумной тенью скользила она по улицам верхнего двора, наплевав на то, что благочестивым леди не стоило бы гулять здесь в столь поздний час. Слабый отголосок боли во чреве всё ещё беспокоил её, но несмотря на это, девушка ещё никогда не чувствовала себя настолько счастливой. Мелисандра как раз раздумывала над тем, какого цвета ленты будут украшать её подвенечный наряд, и настолько глубоко погрузилась в свои грёзы, что посторонний шум достиг её слуха слишком поздно.

Всё случилось в считанные мгновения. Поначалу в ночной тиши ничто не предвещало беды. И вот в одночасье дорогу ей преградила вереница тёмных теней. Северяне обступили её со всех сторон и, сдёрнув капюшон накидки, расплылись в голодных, предвкушающих ухмылках. А сама девушка так испугалась, что сначала не смогла выдавить из себя даже слабого писка. Она не помнила, как оказалась согнутой в поясе. Мелисандра ничего не видела и не слышала, ведь подол Яриной накидки оказался наброшенным ей на голову, а оглушительно-громкий звон колокола заглушил её крик, когда первый северянин занял место позади неё.

Прислужница Карлайлов оказалась более бдительной и расторопной. И хоть кошель с золотом, дарованный леди Мелисандрой, грел её душу, девушка не забывала предусмотрительно держаться в тени и постоянно оглядываться. Не за себя переживала, а за богатство беспокоилась. Ведь в ночное время разгуливать с такими деньжищами —​ просто верх легкомыслия! Но ничего не поделать, вернуться домой ей нужно в любом случае. Будучи девушкой рассудительной, она как раз раздумывала над тем, как ей с умом распорядиться деньгами. Целое состояние! Золотых монет в кошеле хватило бы чтобы, к примеру, открыть свою лавку на главной площади.

За этими радужными мыслями она как раз преодолела злачный участок пути, крепко прижимая к себе мешочек из телячьей кожи, туго набитый золотыми монетами. Улицы нижнего двора, где находилось её жилище, всегда были плохо освещены. И появление чужаков прислужница заметила только в самый последний момент. Сначала лишь её сердце зашлось в непонятном и беспричинном страхе, и девушка инстинктивно отпрянула, укрывшись в тени плотного ряда покосившихся лачуг. А вот мешочек с золотом выпал из её дрогнувших пальцев, и звон рассыпавшихся по мостовой монет в ночной тиши привлёк внимание северян. Приблизившись, конунг Харальдссон поднял оброненный кошель и наградил свирепым взглядом вжавшуюся в стену лачуги прислужницу. Она сама сняла свою накидку перед взорами надвигающихся на неё северян, справедливо рассудив, что жизнь всё-таки дороже.

—​ Не троньте их девок. Это негодное племя, —​ осадил конунг своих воинов. —​ Кто, по-вашему, от них родится? Слабые люди, полукровки. Я не позволю смешивать чистую кровь викингов с жалкими христианами!

Один взмах его меча —​ и предсмертный крик служанки взорвал тишину как раз в тот момент, когда чудом уцелевший страж на стене добрался до главной башни и повис на колокольной верёвке.

Гулкий звон колокола разнёсся над спящим городом, пробуждая Яру, графа Карлайла и остальных горожан. Застиг он врасплох и Вильгельма под стражей. Прислужница не подвела свою хозяйку —​ стоило лишь герцогу обнаружить подлог, подоспевшая стража Карлайла засвидетельствовала акт надругательства герцога Брея над рыдающей дочерью королевского военачальника. А когда стражники накинулись на Вильгельма, Мелисандра, улыбаясь сквозь слёзы, улучила момент и скрылась в дворцовых садах.

Это была самая страшная ночь в истории Винсдорфа. Горожане в ужасе метались по городу, в попытке спрятаться от гнева дикарей. Воины теснили головорезов-кочевников всё ближе к главным воротам, а их тела устилали вымощенные камнем улицы.

Вильгельм появился на площади и лишь на несколько мгновений разминулся с Ярой. Он уже не мог видеть, как та спиной протаранила дверь, ворвавшись в чьё-то жилище. Поток обезумевших от страха горожан подхватил его, унося всё дальше от того места. На герцоге не было кольчуги, а меч отобрала стража ещё в яблоневой роще. Он повсюду искал глазами Яру, точно зная, что услышав тревогу, она не раздумывая кинулась на помощь. И во всеобщем хаосе он даже не заметил трёх рослых викингов, что пытались выбить дверь лачуги, где только что скрылась его любимая.

А между тем на нижнем дворе винсдорфцы из последних сил отбивались от северян. Под руководством графа Карлайла воины теснили их к главным воротам, которые медленно поднимались. Разжившись мечом павшего в бою воина, Вильгельм вместе с остальными оборонял вход в город, но раненое за день до этого плечо давало о себе знать. Возможно, из-за него он пропустил удар и осел на землю со вспоротым боком.

Северяне в отчаянии отступали, запрыгивая на поднимающиеся городские ворота. Конунг Харальдссон последним успел взбежать по наклонной и, прихватив с собой попавшегося ему под руку Вильгельма, перевалился с ним на другую сторону. Оставшиеся с полдюжины уцелевших викингов оказались в ловушке, зажатые со всех сторон англосаксами.

Пошатываясь и оставляя на каменной мостовой кровавые следы, к главным воротам направлялась и Яра. В руке она всё ещё держала свой меч, а на её плече и бедре сквозь окрасившуюся алым сорочку виднелись глубокие раны.

—​ Яра! Какого дьявола ты здесь делаешь?! —​ бросив окружённых воинами северян, граф Карлайл кинулся навстречу своей дочери.

Но девушка не реагировала. Она оглядывалась по сторонам и искала взглядом своего суженого, которому уже давно поклялась в любви и верности.

—​ Где Вильгельм? —​ выдохнула она, на что её отец лишь отвёл взгляд.

А следом нижний двор Винсдорфа огласил душераздирающий вой, и лишь спустя несколько долгих мгновений Яра поняла, что этот вой принадлежал ей.

Глава 10


В тронный зал ввели закованных в цепи пленных северян. Как и его собратья, Стейн не собирался роптать и просить пощады. Он был серьёзно ранен, но вовсе не напуган. Викинги​ —​​ бесстрашный народ. Испокон веков у них высоко ценились сила и смелость, а трусость и слабость презирались. Каждый ребёнок на севере знал, что Вальхалла​ —​​ небесный чертог в Асгарде, где, окончив свою земную жизнь, храбрецы будут сражаться и пировать с богами. Попасть туда —​​ наивысшая цель каждого воина, и поэтому в бою они не знали страха, а смерть встречали с улыбкой. Ведь трусам и слабакам не место в Вальхалле.

Стэйн с интересом разглядывал богатое убранство тронного зала и самого короля Этельберта, восседавшего на троне. Король был молод, и викингу хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, что​ новый правитель растерян и нерешителен.

Оно и неудивительно: стоило лишь наследнику династии вступить на престол, как пришлось отбивать крупнейшее за всю историю Уэссекса нашествие викингов. Этельберт не обладал опытом ведения войны, как и опытом ведения переговоров и правления государством.

По левую руку от него сидела вечно молчаливая молодая жена, принцесса Элейна, а чуть поодаль королева-мать Гвиневра.

Стэйн нутром чувствовал страх, исходящий от этих людишек. Не только королевская семья смотрела на группу северян с опаской, но и их придворные также благоразумно расступились, несмотря на то, что стража в полной боевой готовности окружила закованных в кандалы пленных.

«Немудрено, что англосаксы трусливы и слабы духом,​ —​​ отметил про себя Стэйн, разглядывая собравшихся в зале благородных леди, —​ если даже их король окружает себя юбками».

Будто прочитав мысли своего предводителя, Кнуд резко дёрнулся в сторону ближайшей придворной дамы, натянув цепь, что сковывала кандалы всей группы северян. Викинг грозно зарычал на испуганную до смерти саксонку и состроил такую злобную гримасу, что дама тут же закатила глаза и упала на пол без чувств.

Стэйн на это лишь едва заметно усмехнулся, а Кнуд, довольный произведённым эффектом, словно и не замечал направленных на него мечей стражников. Смертельно раненный Ярой и с исполосованным ею же лицом, он еле стоял на ногах, а его бессмысленная выходка и вовсе отняла последние силы. Сам Стэйн в схватке с Ярой вслепую отделался более лёгкими ранениями в отличие от Бальдера, что пал замертво пронзённый её мечом, не успев даже осознать этого.

А потом он увидел в тронном зале и её саму. Рыжеволосую воительницу, которая колдовством заманила их ночью в западню и перебила, как слепых котят. Полоснув своим «детским» мечом по боку Стэйна, Яра без сомнения бы его добила в темноте, не будь слишком занята Кнудом. Когда тусклый свет свечи погас, он сразу ринулся в её сторону, чем и спас Стэйна от последнего смертельного удара.

Сейчас она снова смотрела на него с презрением своими зелёными глазами. Против воли он всё же восхищался ею. Бледная, укутанная накидкой, из-под которой виднелось раненое плечо, она едва стояла на ногах. Казалось, стоит лишь её легонько толкнуть, и Яра упадёт навзничь. Но взгляд ведьминских глаз был тверже стали, из которой был изготовлен её «игрушечный» меч.

Как и любой викинг, Стэйн презирал трусов. Смелость же вызывала у таких, как он, уважение, а в этой женщине её оказалось больше, чем у дюжего воина.

Но была ещё одна причина тому, почему Стэйн, второй сын Вольфа из рода Ирвенгов, не мог отвести взгляда от Яры, словно та приковала его к себе навеки. Всё потому, что он узнал в ней ведьму, встречу с которой ему предсказал их жрец: что брат пойдёт против брата, прольётся кровь да развяжется война из-за женщины с зелёными глазами, зрящей в кромешной тьме. Женщины, чья плоть не горит в огне, потому что огонь горит внутри неё самой. И лишь взглянув в горящие яростью зелёные глаза воительницы этой ночью, Стэйн смог, наконец, истолковать пророчество жреца.

«Чужестранка, прозванная огненной ведьмой, подарит вольному народу наследника небывалой силы, —​​ гласило предсказание. —​​ И станет он великим правителем. Королём всех норманнов! А в жилах его будет течь кровь Ирвенгов и последней из ведьм древнего рода Эзаран».

Глава 11



Наконец, в тронный зал ввели щуплого старичка и подтолкнули в спину ближе к центру.

Оторвав взгляд от Яры, Стэйн пошатнулся, ощутив, как его бок под туникой заливает тёплая кровь. Будто лишённого опоры, его сразу повело в сторону. И если бы не Кнуд, на которого он оперся, то ему вряд ли бы удалось устоять на ногах. Вот только Кнуд сам держался на последнем дыхании, но всё же устоял. А в рядах стражников поведение северян опять вызвало беспокойство —​​ не зная чего ожидать от этих варваров, стража вновь схватилась за свои мечи.

Старик же принялся что-то несвязно бормотать, но чужую речь разобрать Стэйн не смог.​ К тому же старик был явно пьян.

Старый Иакин действительно был любителем залить за воротник, но он также был единственным в городе, кто говорил на языке северян. В своих странствиях он многое повидал и даже внешне чем-то походил на чужестранца: длиной волос и одеждой, отороченной пушниной.

При виде его король Этельберт резко подался корпусом вперёд:

—​​ Иакин, —​​ обратился он к старому страннику, —​​ пусть эти дикари назовут свои имена!

Иакин, запинаясь, перевёл приказ короля на язык викингов, но никто из северян не промолвил в ответ ни слова. Побеждённые, но не сломленные, они с превосходством взирали на молодого правителя​ —​ маленького жалкого человечка по своей сути, даже несмотря на сверкающую золотом и самоцветами корону на его голове.

—​​ Ваше величество,​ —​​ Иакин, вжав голову в плечи, повернулся к своему королю.​ —​​ Северяне​ —​​ гордый народ, даже под пытками вы не дождётесь от них ни слова. Но в этом и нет необходимости!​ —​​поспешно добавил он.

Несмотря на три выпитых кубка эля, старый Иакин всё же понимал, что из-за упрямства язычников он и сам мог попасть в немилость. А оказаться в темнице или быть высеченным розгами ему совсем не хотелось.

—​​ Вот этот,​ —​​ ткнул он в Стэйна своим узловатым пальцем,​ —​​ сын конунга Вольфа Ирвенга, величайшего из викингов северных земель. Очень важный человек для ведения переговоров, ваше величество…

—​​ Откуда тебе известно, чей это сын, старик?​ —​​ поинтересовался Этельберт, украдкой взглянув на свою мать.

—​​ Я лишь странник,​ —​​ честно признался Иакин.​ —​​ К таким, как я, северяне всегда относились лояльно. И мне довелось повстречать на своём пути сыновей конунга Вольфа. Ходит молва, что старший из них, прозванный в честь отца Молодым Волком, —​​ лучший мореплаватель и покоритель новых земель. О его деяниях слагают легенды.

Помолчав, Иакин кивком головы указал на запястья Стэйна и добавил:

—​​ А ещё о принадлежности к правящей династии говорит его священный браслет.​

—​​ Довольно!​ —​​ королева-мать встала со своего места и гневно сверкнула глазами в сторону старого Иакина.​ —​​ Переговоров не будет! Их всех казнят завтра на рассвете!

В зале вновь повисло молчание. Этельберт всегда полагался на мнение Гвиневры, не стал он перечить матери и сейчас.

—​​ Ваше величество!​ —​​ Яре никто не давал слова, но и смолчать она не могла.​ —​​ В плену у северян наши люди. Герцог Вильгельм Брей в том числе. Казнив этих язычников, вы обрекаете и их всех на верную смерть!

—​ Любая война не обходится без жертв, леди Карлайл! —​ ответила Яре королева-мать вместо своего сына. —​ Мы одержали две победы над варварами! Мы отстояли Винсдорф! И лишь это имеет наивысшее значение!

Стиснув зубы, до сих пор хранил молчание и Граф Карлайл. За то, что Вильгельм сделал с его старшей дочерью перед нападением на Винсдорф, Юргенс Карлайл охотнее всего задушил бы герцога собственными руками. На Мелисандре места живого не осталось! Его дочь обесчещена и сломлена! Она отказывается от еды и всё время рыдает, обвиняя герцога в совершённом над ней непотребстве.

И хоть сам Карлайл с трудом верил, что Вильгельм мог сотворить с ней подобное, но факт остаётся фактом: его дочь обесчещена, и спасти её сейчас может только брак с виновником произошедшего. А значит герцог Брей должен до этого дня, как минимум, дожить.

—​​ Мы выиграли битву,​ ваше величество,​ но не войну, —​ поддержал он всё же свою младшую дочь. —​ Северяне нападут снова.

И Юргенс Карлайл знал, о чём говорил. Единственное, чего он не знал, ​—​ это как донести свои слова до Гвиневры, которая от начала правления её сына фактически держала весь город в своих руках.​

—​ Что вы предлагаете, граф Карлайл? —​ поинтересовалась она.

—​ Я предлагаю то же, что и вчера: заплатить им​ дань​ золотом​ и серебром, чтобы они покинули наши земли, —​ спокойно ответил​ военачальник.​ —​ Мы откупимся от них!

—​ Но где гарантия, что получив​​ дань,​ они не вернутся снова?​ —​ в голосе молодого правителя слышались нотки колебания.

—​ О, они​ обязательно вернутся, ваше​ величество! —​ согласился с королём военачальник. —​ Но и мы не будем просто сидеть сложа руки. Мы построим форты и укрепим​ город. Сделаем заторы​ на реке, что не позволит их кораблям приблизиться к крепостным стенам! Мы обратимся за помощью к правителям​ соседних земель…


—​ Об этом не может быть и речи!​ —​ вмешалась Гвиневра,​ снова поднявшись со своего места.​ —​ Заплатив этим варварам, мы признаем своё поражение.

—​ Ваше величество, против следующей атаки Винсдорф может не выстоять, —​ Юргенс предпринял последнюю попытку вразумить мать своего короля. —​ Тогда мы потеряем всё!

Но женщина была непреклонна. Под молчаливое согласие правителя, она вынесла свой вердикт:

—​ Тогда в ваших обязанностях сделать так, чтобы этого не случилось,​ граф Карлайл. Вы ответственны за защиту нашего прекрасного города!​ А если​ вы не справляетесь с возложенными на вас обязательствами, вы можете передать их более достойным. Язычников казнят на рассвете!

Слова лились бесконечным потоком, а Яра держалась из последних сил, чтобы не упасть прямо в тронном зале. Ей было очень плохо: наложенные лекарем швы саднили, тело ныло и горело. Но хуже всего было то отчаяние, которое охватывало её с каждой репликой королевы-матери. Каждое слово Гвиневры пронзало её снова и снова, словно заточенный клинок. А когда она ловила на себе взгляд проклятого язычника, последние силы неведомым образом покидали её, не позволяя Яре отвести глаз.

И Стэйн видел её боль. Он даже не обращал внимания на происходящее вокруг, сосредоточившись лишь на рыжеволосой ведьме. Впервые услышав её мелодичный голос, он почувствовал, как дрогнули потайные струны его души, о наличии которых Стэйн даже не догадывался. Её голос притягивал и завлекал, словно песнь морской сирены.

И каждый раз, когда их взоры скрещивались, боль в теле отступала, а сила и мощь разливались по его венам, будто переходя от неё к нему. И только когда одинокая слезинка скатилась по её щеке, Стейн моргнул и отвёл взгляд, а Яра, воспользовавшись моментом, устремилась прочь из тронного зала.


# # #

В темнице под замком было холодно и сыро. Кнуд только что покинул их, не дождавшись казни на рассвете. Остальные, стиснув зубы, мучились от полученных в сражении ран.​

Эйнар был прав​ —​​ они недооценили христиан. Оказалось, что среди них тоже есть достойные противники.

«И ведьмы»,​ —​​ добавил про себя Стэйн, прокручивая в пальцах нательный крест Яры.

Серебряный крестик на кожаном шнурке она потеряла в схватке с Кнудом и Бальдером, а Стэйн зачем-то его подобрал.

Услышав, как звякнула​ связка ключей,​ он спрятал его в рукав. А в следующий миг​ в скудном свете​ свечи Стэйн снова увидел её. В руке ведьмы был зажат клинок, а за​ спиной​ стояли ещё два воина и тот самый старик, что говорил на его родном языке. Сначала викинг решил, что Яра пришла его убить, не дожидаясь казни.​

Она молча прожигала его взглядом, а в глазах​ её плескались ненависть, презрение и боль.

—​​ Ты веришь в других богов,​ —​​ произнесла наконец,​ —​​ и все ценности, о которых известно мне, тебе чужды. Как и мне твои.

Старый Иакин сопел сквозь густые усы и усердно бормотал вполголоса, переводя Стэйну её слова.

Яра замолчала. Остальные северяне тоже притихли, внимательно слушая Иакина.

—​​ Есть что-то, что для тебя священно?​ Что-то,​ что ты ценишь​ гораздо​ дороже своей жизни? —​​поинтересовалась она.

Звук её голоса завораживал, от него веяло сладким дурманом. Стэйну хотелось слушать его до бесконечности.

—​​ Мой​ священный​ браслет,​ —​​ уверенно отозвался викинг после паузы,​ —​​ он для меня дороже жизни.

Услышав его слова из уст старого Иакина, Яра опустила взгляд на запястья северянина, скованные​ оковами. Туда,​ где​ в свете единственной свечи​ тускло поблёскивал медный браслет​ с витым орнаментом, напоминающим чешую, а оба конца его венчали драконьи головы.

Стэйн не лгал. На его родине эти браслеты передавались мальчикам по достижению двенадцатой весны. На своих священных браслетах северяне давали самые важные клятвы, включая обеты, неисполнение которых могло навлечь позор на весь род.

—​​ Ты хочешь жить,​ Стэйн, сын конунга Вольфа из рода Ирвенгов?​ —​​ спросила его Яра.


Ещё этой ночью​ северяне вернулись в свой лагерь,​ а уже на рассвете раненый Вильгельм​ и взятые в плен горожане стояли у ворот Винсдорфа.

Стэйн, второй по старшинству сын Великого Вольфа,​ сдержал клятву,​ данную на своём священном браслете.​


Глава 12

Вопреки ожиданиям, Уве не умер той ночью. И хоть он довольно быстро шёл на поправку, всем было ясно, что полноценным воином ему уже не стать. Его ранение имело необратимые последствия, что для многих северян было бы хуже самой смерти. Ибо если воин не в силах держать в руке меч, то он уже не воин.

— Мы должны принять решение и сделать это быстро! — Эйнар потянулся и с хрустом размял шею. — Мы не будем удерживать тех, кто желает покинуть Англию и вернуться домой.

Добычи было уже больше, чем достаточно. И лишь уязвлённое самолюбие удерживало большинство северян от того, чтобы махнуть рукой на последнюю на их пути неприступную крепость Винсдорфа.

— Стэйн?

Молодой Волк вопрошающе взглянул на брата.

— Я уже сказал. Без неё я никуда отсюда не уйду! — твёрдо отозвался Стэйн.

С момента своего возвращения в лагерь, второй сын Вольфа Ирвенга не мог не думать о той, которая обменяла его жизнь на жизнь пленного христианина. И что она в нём нашла? По мнению самого Стэйна, муж, которого захватил в плен конунг Харальдссон, был труслив и слаб духом. И из-за этого слизняка рыжеволосая воительница пощадила его, несмотря на всю свою ненависть, которая отчётливо горела в её колдовских глазах.

Яра… Скорее всего, именно так её зовут. Стэйн слышал, как старик без конца повторял «Яра, Яра», когда обращался к ней на её родном языке.

Но рассказывать брату о том, что он видел в стенах города, Стэйн не собирался. По праву старшего сына и наследника северных земель, права Эйнара и на эту женщину ставились выше его собственных.

— И с чего вдруг такое твёрдое решение? — будто предчувствуя подвох, Эйнар прищурился.

— Мои решения всегда тверды, — уклончиво отозвался Стэйн.

Для себя он ещё вчера понял: кровь, что он пролил, гибель, что щедро сеял, — всё вело к этому мигу. И он не упустит свой шанс! Ибо рыжеволосая воительница и есть предсказанная северу чужестранка, прозванная огненной ведьмой. И именно ему она подарит наследника!

— Ты знаешь христиан лучше меня. Какая участь её теперь ожидает? — поинтересовался он у Эйнара.

Тот пожал плечами и спокойным тоном подтвердил то, чего Стэйн больше всего опасался.

— Её казнят.

Слова брата неприятно царапнули по сердцу. Оказывается, оно не из камня, как Стэйн считал раньше. И лишь мысль о подобном исходе заставляла его усомниться в том, действительно ли им движет лишь расчёт. Одно Стэйн знал точно: она — его добыча! И он скорее сам казнит каждого, кто попытается его этой добычи лишить.

— Значит, времени у меня ещё меньше, чем я предполагал, — Стэйн поднялся со своего места и, перед тем как выйти из шатра, оглянулся на брата. — Ты со мной?

Молодой Волк не мог поверить, что его брат, наплевав на золото, хочет отказаться от своей части из-за какой-то женщины англосаксов, но ему стало любопытно. Эйнар уже и сам хотел увидеть ту, которая настолько заинтересовала Стэйна.

— Да, — отозвался он, не сводя с младшего брата своего пристального взгляда, — я с тобой.

— Что бы ни случилось — она моя! — предупреждающе напомнил Стэйн.

На что Эйнар лишь пожал плечами:

— Это твоё неоспоримое право. Ты заплатил за него, и все остальные будут вынуждены твоё решение уважать.

— Слово викинга твёрже стали, — заключил его брат, прежде чем покинуть шатёр вождя.


# # #

Новость о казни леди Яры Карлайл в считанные часы разнеслась по всему городу. Мирные жители оплакивали свою любимицу и уже заранее скорбели по ней. Многие из них сначала ринулись на дворцовую площадь, и только королевская стража сдерживала поток горожан нижнего двора от того, чтобы те не прорвались в замок. Смута и неспокойствие охватили Винсдорф, грозя перетечь в мятеж против правящей династии. В конце концов, по приказу его величества стража принялась отстреливать мирных жителей, и бунтующие против королевского указа были вынуждены разойтись по домам.

То утро выдалось хмурым и ветреным. Лучи солнца едва пробивались сквозь серую мрачность неба. Казалось, даже сила стихии восстала против королевского решения. Порывы сильного ветра раскачивали большой декоративный крендель, вывешенный пекарем на кронштейне перед входом. Улицы города были пустынны, даже блаженной Марты не оказалось на широких каменных ступенях, соединяющих высший двор для знати и нижний для бедняков. То излюбленное место, где Марта в любую погоду просиживала, выпрашивая подаяния, сегодня пустовало.

А в это время в королевской темнице Яра только что облачилась в брошенную стражей длинную белую рубаху — её последнее одеяние в этой земной жизни. Никто не пришёл проститься с ней. Не пришёл даже священник, чтобы исповедать её и отпустить земные грехи, как и полагалось делать перед казнью. Яре уже начинало казаться, что теперь её все сторонились, будто она была прокаженной. Но что было хуже всего — не пришёл даже Вильгельм…

Всё это подавляло её волю, рождая в душе вспышки неконтролируемого отчаяния. Девушка призывала себя быть сильной, и ей это практически удалось. Но когда дверь её темницы со скрипом отворилась, и в скудном свете маленького зарешеченного окошка под потолком она увидела своего отца, то тут же разрыдалась, бросившись ему на шею.

— Прекрати! — отстранил от себя дочь Юргенс Карлайл. — У нас мало времени. Приказом его величества к тебе запрещено пускать кого бы то ни было. Мне удалось прийти только благодаря положению, которое я всё ещё занимаю в этом городе.

Яра энергично закивала головой, пытаясь справиться с истерикой и не терять драгоценного времени на пустые слёзы, но ничего не могла с собой поделать. Они всё так же лились, не переставая, а голос, казалось, и вовсе пропал, перебиваемый нервными всхлипами. Яра была не готова к смерти, несмотря на то, что ей с детства твердили о Небесах и будущей жизни в Царствии Господнем. Она чувствовала себя маленькой девочкой —​ одинокой и неуверенной. Совсем как в тот раз, когда торговцы, державшие путь в Англию, выловили её в море и взяли с собой на торги. Они надеялись выручить за Яру пару медяков, отдав в услужение какой-нибудь знатной семье. Но к вечеру заморский товар был распродан, покупатели уже почти разошлись, а на мелкого заморыша так никто и не позарился. Кормить лишний рот тоже никто из торговцев не собирался, но и бросать, вверив Ярину судьбу в руки Господа, было негуманно. Какая жизнь её ожидала? В лучшем случае никому ненужный заморыш сгинет от голода или холода. Так лучше пусть смерть её будет быстрой, так решил заморский купец, надвигаясь на Яру с ножом.

Перед ней, прямо на земле были расстелены ковры, на которых лежали остатки нераспроданного товара: шелка, специи, украшения и самоцветы, а также кое-какое оружие. И поняв намерения торговца, Яра в страхе схватилась за меч, выставив его перед собой и пятясь назад. Меч был тяжёлым, его острие клонилось аж до земли, и маленькой девочке не хватало сил, чтобы держать его ровно даже двумя руками. Эта сцена и привлекла внимание Юргенса Карлайла, королевского военачальника, пришедшего на торги, чтобы пополнить запасы оружия.

Он не только выкупил Яру, но и удочерил её, дав той своё имя и высокое положение. Карлайл любил её, в каком-то смысле любил даже сильнее, чем свою родную дочь. И сейчас граф принял решение.

— Как там Вильгельм? — спросила Яра дрожащими губами.

Поняв, что любимый не по своей воле её избегает, ей стало немного легче. Яру схватили ещё до того, как герцог переступил порог ворот Винсдорфа. И как же жестока к ним судьба, если им не суждено даже проститься!

— Забудь о нём и послушай меня!

— Отец, это ложь, — перебила его Яра. — Вильгельм бы никогда не сделал того, в чём его обвиняет Мелисандра! Вы знаете это не хуже, чем я!

— И всё же он это сделал, — жёстко припечатал Карлайл. — Герцог Брей не отпирался, подтвердив, что перед нападением обесчестил твою сестру. Когда его состояние улучшится, он, как и полагается, отведёт Мелисандру к алтарю. Поэтому забудь о нём и подумай лучше о себе!

Слова отца выбили почву из-под ног Яры. Ей будто всадили нож в спину, и ещё никогда Яре не было так больно и нестерпимо досадно.

Тоска и отчаяние захлестнули её. Внезапно. Горько. Страшно! Внутри Яры будто в одночасье всполыхнул неукротимый огонь, который до этого лишь слабо тлел, и она всю свою сознательную жизнь старалась и вовсе его потушить. Она действительно желала стать истинной христианкой, чтить Господа и помнить о своём месте в семье и в храме. Но огонь, безудержный и неистовый, иногда словно пожирал её изнутри, а хранить это в тайне становилось всё сложнее. Это бремя стало её наказанием и испытанием её веры. Она боялась рассказать правду кому бы то ни было, даже Вильгельму. И лишь на священной исповеди позволяла себе открыться, прося у Господа силы победить то адское пламя, в котором видела происки лукавого. И в конечном счёте, ей это практически удалось. Вплоть до этого момента.

— Яра, послушай меня! — Карлайл встряхнул свою дочь за плечи. — Когда тебя будут вести по площади, горожане отвлекут внимание стражи и задержат их массой, пока мы доставим тебя к воротам.

Встретив во взгляде своей дочери немой вопрос, он подтвердил её догадки:

— Да, это заговор. По моему приказу, закрыв за тобой ворота, их заклинят, и у тебя будет немного времени, чтобы уйти. У берега будет ждать лодка, в ней мешок с вещами и едой. Тебе придётся проплыть мимо лагеря северян…

— Отец, — остановила Яра его сбивчивый шёпот, — не нужно больше крови.

Обхватив ладонями колючие щёки графа, она заглянула в его уставшие глаза.

— Я не собираюсь подвергать риску мирных жителей Винсдорфа, как и порочить ваше честное имя.

— А я не собираюсь смотреть на то, как моя дочь горит заживо на дворцовой площади! — воскликнул он, и голос его отозвался эхом, отражаясь от мрачных стен темницы.

Яра застыла перед ним и даже забыла, как дышать. Она изо всех сил старалась быть сильной, и, признаться, рассчитывала на более быструю и гуманную смерть. Но сейчас её выдержка раскололась, как яичная скорлупа, обнажая жуткий страх, сковавший её душу. «Гореть заживо», — обречённо повторила она про себя и пошатнулась, собираясь с силами.

— Тебя признали ведьмой, Яра.

Юргенс Карлайл знал, чьих это рук дело. Мелисандра не только рассказала королеве-матери о странном поведении своей сестры, но и показала той Ярины вещи, которые она якобы использовала в своих противоестественных ритуалах: перья и ссохшиеся скрюченные куриные лапы, волосы, огарки ритуальных свечей, крест с перевёрнутым распятием… Оствалось загадкой, где Мелисандре удалось всё это раздобыть.

Узнав, что Яра отпустила пленных, Мелисанда была в бешенстве: она хотела наблюдать за смертью этого бесовского отродья и насладиться их муками, за то, что они с ней сделали. Но и признаться в том, что произошло на самом деле, она не могла. Никто так и не узнал, что северяне надругались над ней, а в синяках и разрывах, обнаруженных лекарем, она обвинила Вильгельма. В её безудержной ярости даже любовь к нему отошла на второй план, и Мелисандра скорее была готова дать ему умереть, нежели лишить себя возможности упиваться предсмертной агонией проклятых язычников. И уже не имело значения, были ли среди них те, кто имел отношение к её позору. Мелисандра ненавидела их всех!

О да, выходка Яры привела её в бешенство. И если раньше она лишь недолюбливала свою сестру, завидуя той, то сейчас она Яру и вовсе возненавидела!

— Послушайте теперь меня, отец! — взяв себя в руки, произнесла Яра севшим голосом. — Это уже неважно. А важно другое! Вы должны убедить короля заключить соглашение с язычниками. Ибо даже полное уничтожение одного войска не приведёт к прекращению их набегов! А возможно, совсем наоборот: ведомые алчностью и жаждой мести, они вновь вернутся со свежими силами и не один или два раза, а снова и снова. Бессчётное количество раз!

— Яра! Не о том сейчас речь!

— Всё уже решено, — отозвалась она безэмоционально. — Меня всё равно найдут, а вас за это лишат титула и казнят.

Яра отвернулась и, сгорбившись, обхватила себя дрожащими руками.

— Я не знаю, у меня нет объяснения тому, как поступил Вильгельм, но я всем сердцем желаю ему счастья… с Мелисандрой.

Дверь открылась, и внутрь вошла королевская стража. Оба стражника при виде Яры прятали взгляд. Как и все остальные, они всегда хорошо к ней относились, а втайне даже восхищались её храбростью и добрым сердцем. —​ Яра, пора, — произнёс один из них, — мы не будем тебя заковывать в цепи, если пообещаешь…

— Я обещаю, — перебила она стражника. — Спасибо, Рональд.

Дрожа всем телом, она похромала к выходу, но обернувшись к отцу, произнесла напоследок:

— Следующие дни и недели станут испытанием нашей веры, отец. На вас лежит тяжёлое бремя. В ваших руках тысячи христианских душ. Вы обязаны убедить короля заключить соглашение с северянами.

А следом девушка ободряюще ему улыбнулась, пытаясь хотя бы таким образом подбодрить человека, которого очень уважала и любила.

Глава 13

В то время, когда Яра готовилась к казни, в лагере северян этим ранним утром тоже проходили последние приготовления. Одни заполняли снедью и награбленной добычей драккары, готовясь к возвращению домой; другие решили пойти за Эйнаром, настраиваясь на возможную атаку стен Винсдорфа. А ветер между тем усиливался, и для северян это был хороший знак.

— Эйнар!

Расталкивая соплеменников, конунг Вестфольда Лейв Харальдссон пробивал себе дорогу к сыну вождя.

— Ты не только отпустил моих пленных, ты отсылаешь нашу армию назад, не посоветовавшись со мной?! — сразу пошёл он в наступление. — Ты кто такой, и кто дал тебе право выносить подобные решения? Похоже, ты забыл, что конунг здесь я!

— А ты, похоже, забыл, что в этом походе я представляю интересы своего отца, твоего вождя, и выполняю возложенную на меня миссию, — спокойно отозвался сын Вольфа Ирвенга, продолжая точить о брусильный камень клинок рыжеволосой воительницы.

За последнее время он уже столько раз вгонял его в дерево, метая нож так, как это делала она, что острие окончательно затупилось. Но перестать и просто отбросить оружие, которое принадлежало ей, Эйнар не мог. Как будто эта тонкая пластина из стали непостижимым образом делала его к ней ближе. И сегодняц Волк был готов к этой встрече. Пока его брат собрался искать приглянувшуюся тому женщину англосаксов, он займётся их воительницей.

— Ты не разделишь наши силы, мальчишка! Ночью мы подготовимся и снова отправимся в бой, чему нас и учил наш отец Один. Наши воины покорят эти стены, и нас будут прославлять в веках! — не унимался конунг.

Он был очень зол. Мало того, что наглый щенок старого самозванца посмел выказать неуважение, не посчитавшись с его мнением. Он и сейчас пренебрежительно с ним разговаривал, даже не глядя в сторону конунга. А между тем это он, Лейв Харальдссон, должен был быть на месте Вольфа Ирвенга! Он куда больше этого достоин!

— Вчера у тебя уже был шанс захватить город, — Эйнар покрутил в руке клинок Яры, определяя на взгляд, достаточно ли тот острый. Затем засунул его за пояс и повернулся лицом к разъярённому конунгу. — И ты его упустил.

Он словно не замечал угрозы, исходящей от злобного старика. А ведь Лейв Харальдссон не только недолюбливал Эйнара, но и выжидал подходящего момента, чтобы нанести тому удар в спину, лишив Северного Волка его гордости и больших надежд. Все знали, что его первенец — сильнейший из всех четырёх сыновей.

— Ты ошибся, конунг Харальдссон, — заключил Волк. — И эта ошибка стоила нам более сотни воинов. Если бы мы осадили город, перекрыв поставки продовольствия, как предлагал я, то они, вероятно, были бы готовы предложить нам не только золото, но и земли! Но теперь, как видишь, многие желают вернуться домой. А оставшихся воинов для успешной осады города слишком мало.

Молодой Волк был прав, и Лейв Харальдссон это прекрасно понимал. Северяне никогда не уходили далеко от своих кораблей. Чтобы осадить город и отбивать возможные нападения на лагерь, а при этом ещё и самим кормиться за счет набегов на соседние земли, викингов было слишком мало.

— Ты вечно думаешь, что можешь перехитрить Богов, Волк, — зло отозвался конунг Вестфольда. — То, что произошло вчера, было предначертано свыше, и ни ты, ни я тут ни при чём!

— Возможно, — легко согласился Эйнар. — Но мы не будем больше нападать на город, если только нас к этому не вынудят. И это, конунг Харальдссон, моё последнее слово!

Старший сын Вольфа Ирвенга всегда славился сдержанностью и рассудительностью. Его стратегия ведения боя не раз делала его победителем, прославляя и разнося по миру слухи о его подвигах. Но лишь глупец мог счесть Эйнара недостаточно свирепым воином. Ибо в гневе он был страшен, и из сдержанного противника превращался в лютого врага.

Будто в подтверждение этому Эйнар по-звериному оскалился, впившись в конунга Харальдссона жутким взглядом, который иначе как волчьим не назвать. И Лейв Харальдссон вынужден был уступить.

— И что ты намереваешься делать, позволь узнать?

— Они отпустили наших пленных, как и мы их. Это символ добрых намерений. Я заключу с англосаксами соглашение, — ответил Эйнар. — Пришло время поговорить с их королём, и именно это я и собираюсь сделать.

— Ты безумец! — взревел конунг. — Какие могут быть добрые намерения между нами и христианами?! Они поклоняются ложному богу. Они паразиты и вредители. Поговорить с королём? Да я убью их короля, а потом, может быть, я с ним и поговорю.

Но Эйнар больше не слушал злобного старика. Оставив его бессильно сверкать глазами от злости, Молодой Волк приблизился к верстаку со снаряжением, повернувшись к конунгу спиной. А спустя всего миг резко развернулся, запустив в него клинок Яры.

Лейв Харальдсон, конунг Вестфольда успел сделать всего один шаг в сторону Эйнара, намереваясь всадить тому нож в спину.

Вытерев клинок об одежду поверженного соперника, Эйнар снова воткнул его за пояс кожаных штанов. Их молча обступили хмурые северяне, не сводя с Молодого Волка своих тяжёлых взглядов. Тишина повисла над лагерем, и лишь порывы сильного ветра с шумом трепали паруса быстроходных суден.

— Славен будь, конунг Эйнар Ирвенг! — раздался в толпе чей-то неуверенный голос.

А следом ещё один и ещё. Когда же Стэйн, окончив приготовления, достиг места действий и, расталкивая толпу, узрел своего брата над телом конунга Харальдссона, викинги уже на все лады прославляли Молодого Волка, в одночасье ставшего конунгом. Они с рёвом возводили свои мечи ввысь, выкрикивая тому клятвы в верности и преданности. Все, кроме Атли и Торстэйна — сыновей убитого Лейва Харальдссона. Встретившись взглядом со своим братом, Стэйн также обнажил свой меч и, выкрикнув клятву, воздел тот к небу.

А между тем, спешившись с коня и расталкивая толпу викингов, в круг ворвался и Гудрум. Друг и соратник Эйнара спешил назад с вестью, и при виде его северяне смолкли.

— Ворота не заперты, — торопливо заговорил он, приблизившись. — И лишь один часовой в башне! Стоит, отвернувшись спиной.

— Что значит «отвернувшись спиной»? — изумлённо переспросил Хальфдан. — Они ожидают нас?

— Или же слишком заняты, чтобы нас заметить! — ответил вместо Гудрума Стэйн.

Ему уже не терпелось поскорее ворваться в город и найти ту, которая заняла все его мысли. Он был готов сорваться с места тотчас же.

— Хальфдан, — обратился Эйнар к младшему после Уве брату так, чтобы его слышали и остальные. — Ты остаёшься за главного. Проследи за тем, чтобы драккары были снаряжены и готовы к отплытию. Отплываем сразу после нашего возвращения!


# # #

Погода портилась всё сильнее: едва взошедшее солнце заволокли тяжёлые тучи, а ветер лишь усилился. Под стать погоде оставались мрачными и горожане: понурив головы, они, словно серые тени, молча толпились на дворцовой площади, а всеобщая унылость угнетала, окутывая собравшихся невидимыми путами тоски. Единственным светлым пятном на всей площади была Яра. В длинной белой рубахе она босиком медленно шла к позорному столбу, припадая на одну ногу. Стражники, шедшие за ней по пятам, не понукали и не толкали её в спину, словно не хотели лишать её возможности достойно пройти это испытание. И Яра, хоть и с трудом переставляла задеревенелые ноги, всё же с достоинством шла по холодным булыжникам мостовой. С прямой спиной и высоко поднятой головой, она продвигалась сквозь серые массы горожан, в то время как порывы сильного ветра развевали её волосы и трепали грубую льняную рубаху с небольшой прорезью на груди.

Не было слышно в толпе криков и нетерпеливого гомона, жители Винсдорфа лишь молча перед ней расступались. Кто-то лил слёзы, а кто-то ободряюще касался её плеча или в спину ей рисовал в воздухе крест.

Яра лишь один раз остановилась и тронула за плечо шагнувшего вперёд кузнеца. За спиной мужчины было двое его подмастерьев —​ совсем ещё юноши —​ да и сам Госслин был отцом двух детишек и новорождённого младенца, которых Яра спасла в ночь нападения северян.

—​ Нет, —​ твёрдо произнесла девушка, толкнув кузнеца в плечо.

Но Госслин, сжав зубы, стоял насмерть и не желал отступать. А толпа, увидев в нём предводителя, придвинулась ещё ближе, обступив Яру, как и обнажившую мечи стражу. Добровольцы застыли в нерешительности, ожидая от Госслина каких-нибудь действий. Казалось, одно его малейшее движение, и народ тут же набросится на стражников.

—​ Ты о детях своих подумал? —​ зло прошептала ему в лицо Яра. —​ Без тебя им не прокормиться!

С этими словами она безуспешно оттолкнула его снова. Да легче было скалу толкать! Могучий Госслин даже с места не сдвинулся, и Яра поспешно обошла его и направилась сквозь толпу дальше.

А между тем порывы небывалого ветра с новой силой обрушились на Винсдорф. Ветер вздымал с булыжников песок и, словно пеплом, посыпал им головы понурых горожан. Он остервенело срывал последние лепестки цветущих яблонь в королевских садах, цеплялся за ветви и с воем кидался на башни, заставляя в страхе дрожать их колеблющиеся ставни.

И всё же, каким бы долгим ни был путь к позорному столбу, Яре он показался ничтожно коротким, почти мимолётным. Она не помнила, как взошла по шаткому настилу. А кто и когда именно приковал её руки вокруг столба, тоже растворилось где-то на границе её осознанности. Как ни странно, под конец ей всё-таки удалось взять себя в руки и успокоиться, приняв свою участь, смирившись с ней.

А ветер всё хлестал по щекам прядями её волос, окутывал прохладой её тело, убаюкивая пожирающий её изнутри адский огонь, охлаждая разгорячённую кожу. Он разметал повсюду сучки и хворост из толстых вязанок, разложенных вокруг столба. Одну из них порывисто отбросило и понесло по мостовой в сторону широкой лестницы, где она скатилась по каменным ступеням на нижний двор.

Священник лишь перекрестился, отпрянув от Яры, как от больной чумой. Он что-то говорил, но девушка его будто и не слышала. Она искала в толпе Вильгельма, натыкалась взглядом на знакомые лица, но любимого среди них найти не могла. Яра нисколько не жалела о том, что променяла свою жизнь на его. Более того, будь у неё ещё один шанс, она бы поступила точно так же. Ведь это и есть истинное чувство, когда ты не задумываясь готов отдать свою жизнь за другого. Но видит Бог, как же ей хотелось увидеть его ещё раз, хотя бы мельком!

«Готова ли ты, Яра Карлайл, покаяться в своих порочных путах с Сатаной и обрести прощение Господа нашего?» —​ достиг её слуха голос священника, который так и не пришёл её исповедать. Сейчас отец Освальд, единственный, кто был в курсе мучающего Яру недуга, хмуро взирал на неё. И не оставалось никаких сомнений в том, что тайна священной исповеди была им предана огласке.

Ответить Яра не успела. Мутно-серое небо над её головой разверзлось, разорвавшись ослепительной молнией. А следом грянул раскатистый гром неимоверной силы, и на землю упали первые капли.

—​ Сжечь ведьму! —​ раздался нетерпеливый крик королевы.

И начался хаос… Ветер превратился в настоящий ураган, снося всё на своём пути. Королева ещё что-то кричала с помоста в стороне, но сила стихии и рёв бросившейся врассыпную толпы заглушили её крики.

Такого Винсдорф ещё не видал! Будто высшие силы вступились за свою подопечную, прикованную цепями к столбу. Отец Освальд сорвал свой нательный крест и, пытаясь защитить себя перед нечистой силой, направил его на вытянутой руке в сторону Яры. Он лишь успел с ужасом заглянуть в абсолютно спокойные зелёный глаза, на дне которых горел бесовский огонь, и это было последним, что он увидел. Сорванные ставни ближайшей лавки просвистели над беснующейся толпой и снесли отцу Освальду голову с плеч.

Толпа взревела ещё больше, и единственными, кто во всём этом столпотворении бросились к Яре были Госслин и граф Карлайл. Не справившись с цепью, Юргенс Карлайл кинулся на поиски ключей, но в тот же миг к столбу подскочила тёмная фигура в плаще. Схватив горящий факел, Мелисандра поднесла его к вязанке ещё не успевшего намокнуть хвороста. Затем ещё к одной и ещё. Сухие дрова вспыхнули мгновенно. Бросив факел на мостовую, Мелисандра в последний раз оглянулась, чтобы насладиться зрелищем: языки пламени лизали босые ноги её сестры, охватив подол её белой рубахи. Но к досаде Мелисандры Яра не кричала от ужаса, она лишь подняла голову к штормовому небу и что-то шептала через поднимающийся столбом дым. В то время как Госслин, обжигая руки, безуспешно пытался порвать толстые звенья цепи.

Мелисандра заскрежетала зубами от злости, но всё же её лицо скривилось в злой ухмылке. А следующий порыв ветра забросил горящие искры и на неё саму, воспламеняя капюшон её накидки вместе с белокурыми волосами.

Глава 14

Яра не могла видеть вторую ослепительную вспышку молнии. Она вообще перестала что-либо видеть, кроме пляшущих языков пламени перед собой. Зато её хорошо было видно северянам. Они ворвались через незапертые ворота в город и достигли дворцовой площади как раз в тот момент, когда молния ударила снова, а жадное пламя целиком захлестнуло рыжую воительницу, прикованную к столбу. Стейн тут же взревел от бессильной злости и с ожесточением вонзил свой меч в спасающего свою жизнь стражника. Они опоздали! Эти жалкие людишки казнили её! За то, что она отпустила его!

Но каково же было удивление северян, когда Яра вышла из пламени, целая и невредимая. А её волосы… Сначала Стэйн решил, что они пылают огнём, и лишь спустя несколько мгновений понял, что они горят… но по-другому. Её волосы будто переливались всеми оттенками красного, целомудренно прикрывая её нагое тело.

Это зрелище приковало к себе взор и его брата. Молодой Волк только сейчас понял, что они со Стэйном пришли сюда за одной и той же женщиной. А также он, наконец, осознал, почему его брат стоял насмерть за саксонскую воительницу и заявил на ту права первым —​ она оказалась их суженой.


# # #

Очнулась Яра под мирное покачивание, лёжа щекой на шершавой доске. С трудом разлепила веки, и, жмурясь от боли в висках, она обессиленно упёрлась лбом в палубу. Сквозь нарастающий гул в ушах Яра определённо слышала чей-то смех. Вот только не могла понять: явь это или же отголоски дурного сна. Ведь всё произошедшее было лишь одним из её кошмаров. Или нет?..

Она будто наблюдала за собой со стороны. Крики людей в дыму, пламя повсюду. И она, нагая, с разорванными путами на запястьях, несла в своих ладонях полыхающий огонь… Соприкасаясь с её кожей, дождевые капли с шипением высыхали, будто падали на раскалённый металл… И словно через пелену дыма и собственной ярости, она увидела обожженное лицо своей сестры… и Вильгельма. Её любимый всё это время был на площади, но не пришёл ей на помощь. Он предпочёл спрятаться и наблюдать за происходящим издали. Всё это вспышкой пронеслось в затуманенном сознании Яры, а следом накатила невиданная доселе злость. Её лицо исказилось в гримасе ярости, а огонь, горящий на её ладонях всполыхнул с новой силой, когда она послала его в Вильгельма… Больше Яра ничего вспомнить не могла.

«Нет, это всего лишь дурной сон», —​ прошептала она и, медленно повернув голову, не смогла сдержать стона отчаяния. Она лежала на палубе драккара, а под противоположным его бортом расположились северяне! Они поглядывали в её сторону и о чём-то тихо между собой переговаривались. Одни жёстко и цинично ей ухмылялись, другие просто смотрели с интересом или же, наоборот, с явным неодобрением. Но все они так или иначе впились в Яру своими взглядами сразу, как только стало ясно —​ саксонская ведьма пришла в себя.

Нет, в этот раз это был не сон и не кошмарное видение, которые мучили её с самого детства. Абсолютная ясность происходящего пробилась сквозь затуманенное сознание и пронзила Яру, словно стрела: случилось самое худшее, что могло с ней произойти!

Но если это не сон, а самая настоящая явь, тогда всё, что тому предшествовало на дворцовой площади, тоже правда?..

Яра поспешно выставила перед собой руки, внимательно всматриваясь в свои ладони —​ ничего. Кожа была в саже и копоти, но абсолютно ничего не напоминало о том неукротимом огне, который рвался из них наружу… Если, конечно, ей это не привиделось. Да и сами руки были будто не её вовсе: ни огрубевшей кожи, ни коротко остриженных ногтей. Кожа ладоней была хоть и грязной, но нежной, как у ребёнка, что означало одно —​ её обладательница никогда в руках не держала ничего тяжелее рамки для вышивания. А это точно не могло иметь с Ярой ничего общего.

Девушка нахмурилась, качнув головой, и на лицо ей тут же упала прядь волос… почему-то ярко-красного цвета. А в бликах заходящего солнца они и вовсе показались ей ярче огня. Яра недоуменно скосила глаза: так и есть —​ под тёмным налётом сажи на её волосах наружу пробивался буйный алый цвет… И она уже не могла понять, что её сейчас пугало больше: язычники в непосредственной близости или же произошедшие с ней странные изменения. Но всё оказалось намного хуже, когда девушка поняла, что под шкурой, которой её кто-то заботливо укрыл, она была абсолютно нагая…

Вцепившись в неё, Яра резко выпрямилась и с разворота врезалась в сидящего рядом с ней северянина. И не кабы какого северянина, а именно того, которого она выпустила из темницы взамен на освобождение Вильгельма. И сейчас в его напряжённом взгляде Яра прочла свой приговор…

Нет, он не улыбался и не злорадствовал, как его соплеменники. Он просто смотрел, внимательно и изучающе, что было для Яры в стократ хуже.

Глядя в её широко распахнутые от ужаса глаза, Стэйн лишь молча протянул ей бурдюк с водой. И несмотря на то, что девушку действительно мучила жажда, а губы совсем пересохли, она инстинктивно отшатнулась от его руки, будто вместо воды северянин держал в ней ядовитую змею. Попыталась вскочить на ноги, но после долгого бездействия те затекли и не слушались​ —​ подняться получилось лишь с третьей попытки. Поплотнее сомкнув на себе края выделанной шкуры, она обвела безумным взглядом место, в котором находилась: здесь было не менее двух дюжин варваров, отчего драккар казался слишком тесным. Почти все они сидели, подпирая спинами оба борта. Несколько северян стояло на носу судна, а среди них и викинг с пронзительными синими глазами​ —​ Эйнар Молодой Волк —​ именно о нём рассказывал старый Иакин. Проклятый варвар, чей образ являлся ей в кошмарных снах, и которого она могла убить ещё на стене. Могла, но почему-то замешкалась, а её стрела так и не достигла цели.

Вцепившись в своё одеяние, Яра всматривалась в бескрайние морские просторы в надежде увидеть берега родной Англии, но её окружала лишь водная гладь, которую бороздили быстроходные ладьи северян. Скалили зубы драконьи головы на их форштевнях, а за укрепленными на бортах боевыми щитами мелькали головы викингов. Целое войско!

Солнце наполовину скрылось за горизонтом, а значит, её дом, скорее всего, уже в сотнях миль отсюда. Взяв курс на север, варвары держали путь к свои берегам, а саму Яру по чьей-то прихоти постигла злая участь оказаться у них в плену. Хотя почему же чьей-то? Виновник тому — проклятый северянин, которого она собственноручно отпустила — второй сын Великого Волка, правителя северных земель.

И снова она ухватилась за ускользающее воспоминание: словно в дымке забвения Яра видела себя, метающую огонь в своих обидчиков. А потом к ней подскочил невесть откуда взявшийся северянин и надел что-то ей на шею — её утерянный ранее нательный крест, что сейчас был снова при ней. И всё. На этот раз её воспоминания оборвались окончательно.

— Нет… Дьявол, нет! — Яра в ярости повернулась к викингу, который всё так же неподвижно стоял за её спиной.

Стэйн возвышался над ней, словно гора, при том, что сама Яра была далеко не низкорослой.

Загрузка...