Невеста Сфинкса

Глава 15

Как славно жить на свете, когда тебе еще нет и восемнадцати! Когда все зеркала отражают гибкую легкую фигурку, тоненькую, как прутик. Огромные лукавые глаза, непослушные пряди светлых волос, упрямый острый подбородок. Зоя Аристова кружила по палубе парохода, наслаждаясь вечерним солнцем. Легкие порывы морского ветра весело шевелили волосы на голове, и она отчаялась приводить их в пристойный вид. И как это Серафиме Львовне удается даже на корабле появляться всегда с безукоризненной прической и в таком виде, что хоть сейчас на званый вечер?

С того памятного рождественского вечера прошло два месяца. И вот уже две недели девушка путешествовала в обществе семьи профессора Соболева, который любезно взвалил на себя хлопоты о юной барышне. Из Петербурга поездом добрались до Одессы, там сели на пароход Добровольного флота и теперь по Черному морю плыли мимо побережья Турции, через Босфор, мимо Стамбула в Средиземное море, и дальше в Египет, в Александрию, где ее ждал любимый брат Егор.

Новые знакомые, новые впечатления переполняли юную душу. Семейство Соболевых, как и ожидал Гнедин, приняло девушку очень сердечно, во всяком случае, мужская часть семьи. Серафима Львовна отчего-то поначалу встретила Зою настороженно, но та была умной девушкой и быстро усвоила правила игры: на завтрак, обед и ужин надо неустанно восхищаться госпожой Соболевой. А поскольку это было нетрудно, то Зоя вполне искренне присоединилась к общему хору. Льдинка быстро растаяла, и для Зои тоже нашелся уголок в душе Серафимы.

Девушка с первых дней сделалась всеобщей любимицей, словно она выросла в этой семье. Профессор был строг, суров, порой надменен, но только не с ней. Зоя с открытым ртом слушали его рассказы из древней истории и не уставала поражаться знаниям Викентия Илларионовича.

Петя и Лавр. Кого предпочесть милой кокетке? Каждый хорош. Петя такой любезный, такой смешливый, такой ласковый, приятный, добрый. Ну, такой, такой… чудный! Куда бы она ни шла, где бы ни находилась, он тут как тут, и уже несет бокал холодного лимонада или мороженое, укутывает ноги пледом, если дует прохладный ветер, подает руку, чтобы сойти с трапа. И все с такой обворожительной улыбкой и таким нежным взглядом, что кружится голова. Когда она закрывает глаза, то Петины глаза не дают ей заснуть, они смотрят ей прямо в душу… Но вдруг появляется Лавр и все меняется. Он умеет как-то ловко, изысканно усмехнуться, найти точное слово и высмеять кузена, выставить его в неловком свете, и все так тонко, так незаметно. И вот уже милый Петя кажется пустым повесой. Зато Лавр – сама таинственность, сама загадка. Когда он смотрит на Зою, она чувствует себя словно кролик перед удавом. Когда его совершенно лысая голова склоняется к ее ушку, когда она слышит его завораживающие тихие слова, чувствует его дыхание, мурашки начинают бегать по телу, становится страшно, зябко. И снова хочется к Пете, с которым так легко и весело. А шутки Лавра иногда уж больно злы!

– Отчего вы позволяете кузену так безжалостно насмехаться над собой? – однажды Зоя спросила Петю.

– Да Бог с ним! – Петр пожал плечами. – Я другой раз и не замечаю. А если и замечаю, то вовсе не обижаюсь. В детстве папенька строго-настрого запретил мне обижать Лавра, с ним судьба жестоко обошлась!

– Да, я помню, вы рассказывали мне его ужасную историю. Но это не оправдывает его действий. Это несправедливо! – горячилась Зоя.

– Что мне можно, а Петьке нельзя? – раздался заинтересованный голос Лавра, и его голова показалась на верхней ступени лестницы, ведущей на палубу. Видя лукавый взгляд его прищуренных глаз, хищное сверкание его очков, Зоя поняла, что тот слышал их разговор, и хитрить бесполезно. Да она и не собиралась.

– Я говорю о том, – с вызовом произнесла девушка, – что вам должно быть совестно все время насмехаться над своим беззащитным кузеном. Это нехорошо!

– А зачем же он такой беззащитный? Пусть защищается! – последовал лукавый ответ.

– Что же это значит? Зло пикироваться? Соревноваться в ироничном и оскорбительном остроумии? Жалить и обижать? – недоумевала Зоя.

– Нет, это не по мне! – Петя махнул рукой. – Я Лавру все прощаю! Пускай себе!

– Но почему? – изумилась девушка.

– Да я люблю его. Люблю всей душой, он брат мне! – искренне воскликнул Петя, удивляясь, как такие вещи могут быть кому-то непонятны. – Я всех люблю! – Он распахнул руки, как крылья птицы, готовый обнять и расцеловать весь мир, окружавший его.

Зоя с трудом подавила в себе желание броситься Пете на шею и осыпать его поцелуями.

– Ты постой так, вот именно так, а я покудова сбегаю в каюту за фотоаппаратом, хочу запечатлеть эту замечательную картину, – хмыкнул Лавр и резко повернулся на каблуках.

Вслед ему звонко прозвучал смех Пети и Зои.

Пароход плыл, Зоя кружила по пароходу, кружилась ее голова, шла кругом голова и у молодых людей, которые взялись соперничать за внимание прелестной попутчицы. Профессор и его жена с улыбкой наблюдали за возней молодежи. День ото дня Зоя все больше и больше нравилась и Соболеву, и его жене. Что ж, коли судьба распорядится, быть может, она станет членом их семьи? Невесткой или, на худой конец, женой племянника.

Прошли узкий Босфор. Пароход причалил к берегу, и путешественникам выдалась возможность увидеть Стамбул. Вот он, древний Византий, ставший в христианскую эпоху Константинополем, завоеванный турками и переименованный в Стамбул. Разумеется, первым делом профессор настоял на осмотре Святой Софии, грандиозного христианского храма, обращенного мусульманами в мечеть. Она явилась перед взорами путешественников огромной величественной храминой, украшенной по обеим сторонам изящными тонкими минаретами. С трепетом вступили гости под величественные своды. Вокруг царили прохлада и полумрак. Мощные колонны уходили ввысь, из окон второго этажа лился приглушенный свет, который освещал остатки бесценных византийских мозаик, прославляющих Иисуса и Богоматерь. И тут же на колоннах красовались огромные круглые щиты с текстами из Корана. Так турки приспособили христианский храм к своим нуждам. Профессор только качал головой, так странно было ему видеть соединение в одном месте двух духовных потоков, двух религий. Воистину, пути Господни неисповедимы! И неизвестно, какими путями человек приходит к Богу.

Наверх вел проход, такой широкий, что по нему могла бы проехать и телега, запряженная парой лошадей. С высоты второго этажа люди, копошившиеся внизу на каменном полу, казались просто муравьями. В какой-то момент вся компания оказалась перед одной из старинных колонн, в которой находилось углубление. В него надлежало всунуть палец и повернуть его по часовой стрелке, не вынимая руки. Ежели трюк удастся, то загаданное желание исполнится. За многие века вспотевшие ладони поклонников этого языческого развлечения вытерли на колонне светлый круг. Такой простой путь к счастью! Каждый ухитрился повернуть палец, хотя и не до конца. Пожалуй, самый полный круг получился у Пети с его длинными и изящными пальцами и гибкой кистью.

– Ну, как всегда, повезло Петру! – Лавр вытянул свой палец из углубления и с досадой рассматривал его. – А что ты загадал-то, поведай нам?

– Если исполнится, так вы все об этом узнаете, – Петя многозначительно посмотрел на Зою. Та вдруг вспыхнула и потупилась.

Вот уже несколько дней подряд Зоя мечтала стать невестой Петра. Как прелестна она была бы в подвенечном платье, у алтаря, куда под руку ее поведет любимый брат. Она даже явственно представляла себе, как сложилась бы ее жизнь в этой чудной семье. Как небожительница Серафима стала бы ей второй матерью, и как бы нежно и трогательно они любили друг друга. Глядя в глаза Петра, она увидела, что они грезят о том же. Дикий восторг захватил ее душу. Ее радостное чувство невольно передалось окружающим, и в этой суматохе никто не заметил, что Серафима Львовна не стала засовывать свой тонкий пальчик в магическое отверстие. Ей не о чем было просить судьбу. Она с изумлением поняла, что у нее нет заветного желания. Она имела все, что хотела. Неужели она совершенно счастлива? Серафима Львовна отошла от заветной колонны в совершенном недоумении относительно самой себя.

К сожалению, у путешественников не было времени, чтобы как следует насладиться красотами древнего города. Пришлось спешить на пароход, петляя по узким улицам, наполненным восточным людом. Мужчины в длинных ярких одеждах, женщины с закутанными лицами, ревущие ослы, торговцы вразнос, кричащие пронзительными голосами. Незнакомые будоражащие запахи, пыль под ногами. И к этому добавилось вдруг заунывное завывание муэдзинов с многочисленных минаретов, призывающих правоверных к очередной молитве.

Что хорошо в путешествии на пароходе? Сидишь себе на палубе или в своей комфортабельной каюте, а мимо тебя проплывают страны и народы, города и цивилизации. Только не ленись, выходи и смотри. Все перед тобой! А как замечательно потом, вечером, сидеть в ресторане за бокалом доброго вина и внимать умным речам, слушать о великих людях и деяниях, происходивших здесь!

Иногда Серафима Львовна, насытившись общением, одна бродила по палубе, вдыхая соленый воздух, любуясь морем, небом, облаками, теряющимся вдалеке берегом. Прочие пассажиры, особенно мужчины, внимательно и с интересом приглядывались к русской даме-красавице, но она не замечала никого. Ей было хорошо, она, казалось, была совершенно счастлива. В душе разливался покой.

– Мама, мамочка! – промурлыкал в ухо любимый голос. – Да вы точно спите! – Петя обнял мать, и они замерли у перил, глядя на белые буруны волн.

– Да, ты прав, мой ангел, я точно во сне, так мне хорошо! – улыбнулась Серна.

– Вот, вот! Ничего, ничего не замечаете! – укорил ее сын.

– А чего я не замечаю? – удивилась мать.

– Я, маменька, не знаю, как это выразить, да только мне кажется, что я влюблен! Да, да! Сказал и теперь точно знаю, что люблю! – воскликнул Петя, который привык делиться с матерью всеми своими переживаниями и в последнее время только и искал удобного случая, чтобы выплеснуть новые чувства.

– А я даже угадаю, кто предмет твоей страсти! – засмеялась Серафима Львовна и почувствовала, что слезы умиления вот-вот польются из ее глаз. – Зоя славная девушка, дай бог тебе, сынок!

– Как я рад, как счастлив, мама! – Петя порывисто прижался к матери, поцеловал ее и умчался прочь, не в силах совладать с собой и боясь, что слезы радости и восторга станут объектом постороннего взора.

Вечером того же дня Викентий Илларионович зашел к жене в каюту и застал ее в совершенно растрепанных чувствах. Она кружила по каюте, беспорядочно перекладывала вещи, нервно причесывала волосы и, наконец, бросив щетку на мягкий пуфик у своих ног, произнесла:

– Викентий, у нас важная новость!

– Какая? Надеюсь, хорошая? – осторожно спросил супруг, который уже давно догадывался о чувствах своего сына.

– Наш сын, наш Петя влюблен! – с пафосом произнесла жена. – Влюблен в Зою!

– Очень славно! Это чудесная новость! Что может быть радостней для родителя, чем счастье его единственного дитя! – Профессор мечтательно улыбнулся и притянул к себе жену.

– Ты прав! – Она прильнула к его груди. – А ведь он счастлив, по-настоящему счастлив! Но ведь они еще оба совершенные дети!

– Погоди, постой! – остановил жену Соболев. – Ты уже в голове их и поженила?

– Ну да! – искренне засмеялась Серна.

– Признаться, и я тоже! Да только мы с тобой совершенно позабыли, что на свете еще существует пока неведомый нам господин Аристов, Егор Федорович, законный опекун своей сестры. А его мнение нам пока неизвестно.

Серафима Львовна грустно вздохнула. И впрямь, есть же некий господин Аристов, бродит где-то по улицам далекой и уже близкой Александрии и ждет свою ненаглядную сестрицу. Она подумала о незнакомце безо всякого чувства, даже без женского любопытства. Укладываясь спать, она снова вспомнила об этом Аристове, да и забыла, сморил сон.