Невидимый муж

Глава 1

– Значит, сделать тебе ребенка, и тогда ты снимешь с меня этот чёртов брачный браслет?

Он кидает меня на постель, нависая тёмной тенью. Испуганно шепчу:

- Что, прямо сейчас?..

Мой новоиспечённый муж, который ещё с утра был для меня незнакомцем, обводит мрачным взглядом мою хрупкую фигурку, сжавшуюся на брачном ложе.

- А зачем тянуть? Мне не терпится получить обратно украденную свободу.

***

Утром того же дня…

- Фиолин! Фиоли-и-ин! Ты же помнишь, что сегодня за день, Фиолин? – глумливый мужской голос раздаётся за спиной, и я вздрагиваю.

Как же так дала застать себя врасплох? Во всём виноваты мои горькие думы. Так глубоко в них ушла, что позабыла о мире вокруг.

Разгибаюсь над прорубью, в которой стирала бельё. Руки уже немеют. Но это ерунда по сравнению с тем, как немеет сердце от напоминания.

Конечно же, я помню, какой сегодня день.

- Если тебя снова сегодня никто не возьмёт женой, уже до утра я возьму тебя своей подстилкой!

Прижимаю к груди скалку для белья и оборачиваюсь.

Ципион.

Сколько себя помню, с самого моего появления в деревне он не давал мне прохода. Ещё с той поры, как мы оба были подростками.

Но я из мелкой угловатой девчонки выросла в мелкую тощую девушку. А он стал здоровенным бугаем с кулаками-молотами. И бычьей шеей такой толщины, что обухом не перешибёшь. Девчонки в деревне с ума сходили, тем более, что Ципион - сын Первого охотника, главного человека в долине Каррас.

Но почему-то вместо того, чтобы выбрать любую из них и жениться уже наконец, он предпочитал год за годом изводить меня.

В жёны, конечно же, не возьмёт. Да и кто в здравом уме взял бы такую, как я – приблудную сироту без рода, без племени… без приданого.

И с упорными слухами о том, что я проклята. Которые ядовитым шёпотом вьются за моей спиной, где бы я ни прошла. Вот и сегодня здесь, на реке, совсем одна. Потому что никто даже рядом стоять не хочет. Ципион и воспользовался удобным случаем.

- Оставь меня в покое! – шепчу, прижимая к себе скалку. Как будто она меня может спасти.

Единственное, что пока спасает, – это законы Долины.

Никто не смеет пальцем тронуть невинную девушку. Посягательство на её честь карается очень жестоко. Потому что возможно, она – чья-то будущая жена.

А нет большего позора для мужчины из Долины, чем выяснить в первую брачную ночь, что девица досталась порченая.

- Да не трясись ты, фиалочка моя, не трясись! – лениво растягивает губы в ухмылке мой мучитель. Его чёрный масляный взгляд ощупывает меня с ног до головы.

Старое прозвище, которое он дал мне за странные, фиалкового цвета глаза, каких не было ни у кого в племени – как и таких странных серебристо-белых волос, - отозвалось морозом по коже.

– Не трону. Сейчас не трону. Мне проще дождаться Праздника женихов! И уж после… потому что мы с тобой оба прекрасно знаем, золотце моё, что из твоих рук снова никто не примет брачного браслета!

И подмигнув мне, Ципион развернулся и пошёл прочь, насвистывая.

Ноги не держали.

Я опустила скалку и рухнула на колени в снег. На глазах вскипели непрошенные слёзы.

Он ведь чистую правду сказал.

Это повторялось каждый год, три раза подряд. Отказы, отказы, отказы… С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и я получила право предлагать парням в селении свой браслет на Празднике женихов. Если бы хоть один из них его принял… я бы уже была женой, полноправным членом племени, защищенной властью мужа от посягательств этой скотины Ципиона. А в деревне попадались и хорошие парни, добрые! Которых я не боялась. К которым шла, протягивая браслет, в тайной надежде, что хоть один из них защитит и назовёт своей женой.

Но ни один не откликнулся.

Хотя пару раз мне казалось, что смотрели при этом с сожалением. Помнится, в прошлый раз только вмешательство суровой матушки помешало Викрану взять мой браслет. Но какой женщине захочется отдавать кровиночку такой паршивой невесте, как я.

Проклятой.

И они убирали руки за спину, стоило мне подойти. Все они. Все до одного.

Этой зимой мне исполнился двадцать один год. Вернее, точно никто не знает, что это именно так, ведь когда меня нашли много лет назад, я не помнила ничего, кроме своего имени. Дня рождения не знала, конечно же, тоже. Как и до сих пор не знаю. Просто днём этим стали считать день, когда меня нашли. А год… ну, год прикинули на глаз.

Поэтому – двадцать один.

А это означает только одно.

Праздник женихов, который станут отмечать в деревне нынче вечером, станет для меня последним.

По законам Долины, если никто не берет девушку, достигшую этого возраста, в жёны… значит, она непригодная. Таким не место в качестве полноправных членов племени. Но и кормить всю жизнь такую, нести бремя ее содержания, семья не станет. А потому эти девушки становятся бесправными рабынями, и забрать их себе может всякий, кто первым заявит такое желание. Или отвоюет, если будет много претендентов. Законные жёны не смеют протестовать, если супруг приведёт в дом рабыню.

Долину издревле сотрясали междоусобные войны. Мужчин намного меньше, чем женщин. Поэтому мы не имеем никакой ценности.

Жизнь женщины не стоит ничего.

Если она не имеет статуса замужней, который меняет всё.

И… не рожает ребёнка.

Брачный браслет на запястье женщины – это нерушимая печать, знак того, что она охраняется древними законами. Замужнюю пальцем никто не смеет тронуть или проявить неуважение. Ну а после рождения ребенка браслет вешают с правой руки на левую, и такой женщине обеспечен пожизненный почёт и пропитание даже в старости. Потому что она внесла свой вклад в выживание народа.

Те же, у кого не получается… Что ж. Участь их незавидна.

Моя участь будет незавидной.

Потому что я знаю абсолютно точно, что сегодня вечером на празднике меня снова никто не выберет.

Глава 2

А у меня в этот момент внутри нервный смех, который я с большим трудом не пускаю прорваться наружу. Потому что единственная мысль – ну вот и нашёлся ещё один отличный способ избежать позора сегодняшним вечером!

Потому что быть съеденной заживо огромным зверем – это же законный способ не ходить на Праздник женихов, правда?

Но тут происходит кое-что, из-за чего даже мой ужас перед хищником отступает на задний план. Куда-то очень-очень далеко.

Потому что к одной мужской ладони на моих плечах присоединяется другая… Невидимые руки сжимаются крепче… я чувствую, как вся прижата сзади к мощному и жёсткому мужскому телу. Кажется, чужак – настоящий великан. И вот его сейчас я боюсь намного, намного больше, чем зверя. Мужчины в деревне часто проявляли весьма определённый интерес к бесправной сироте. Один Ципион чего стоил. Но все они лишь кружили вокруг меня как стервятники, дожидаясь законного момента, чтобы кинуться. Ни один не позволял себе даже коснуться меня – ибо законы в Долине чтут неукоснительно. А тех, кто нарушает, ждут смертельные объятия Мёртвого поля.

А этот чужак и не думает сдерживать свои порывы.

Или держать подальше свои руки.

- Не бойтесь, я вас подсажу.

Голос прозвучал близко, слишком близко!

- К-куда?..

- На спину Клыку, разумеется! Вы же сейчас от холода в ледышку превратитесь.

Я рванула изо всех сил и освободилась из плена чужих рук.

Правда, при этом чуть не попала прямиком в пасть зверю, который смотрел на меня как-то удивлённо. Но даже клыкастая пасть сейчас казалась меньшим из зол.

По сравнению с вкрадчивым голосом над самым моим ухом, который звучал из пустоты. По сравнению с жаром мужского тела, который проникал даже под плотную ткань плаща.

- Ни за что!.. – выпалила я.

И попыталась броситься в сторону. Спастись бегством от этих двоих сумасшедших.

Один из которых бродит невидимый и невредимый по Мёртвым землям, да ещё так спокойно, как будто по грибы в лес пошёл, погулять.

А другой только называется котом. А сам под седлом ходит, будто конь. И слушается каждого приказа своего чокнутого хозяина. Потому что клянусь, на широкой пушистой спине я разглядела седло и упряжь! И даже какую-то поклажу, притороченную по бокам!

- Клык, держи её, – вздохнул Невидимка.

Кот догнал меня в один прыжок и вцепился зубами в плащ. Ну вот, теперь дырки будут… Обидно стало до слёз. Но я послушно остановилась. И на что только рассчитывала, дура…

Конечно же, от такой парочки не сбежишь. Оставался открытым лишь один вопрос – который из них меня сожрёт первый. Потому что чужак, хоть и говорил дружелюбно… смотрел далеко не так сдержанно и спокойно. Уж я-то за столько лет научилась разбираться в мужских взглядах.

- Ну хорошо, хорошо! – раздражённо проговорила пустота. - Не хотите верхом, идите на своих двоих. А мы проводим. И присмотрим по дороге, пожалуй. Клык, плюнь уже её!

Кот послушно выпустил из пасти край моего плаща. Я механически его подняла, приготовившись оплакивать единственную свою тёплую вещь… и удивилась.

Ни единой дырочки! Хищник хватал меня в зубы бережно, как кошка котёнка.

Если вдуматься… то и его хозяин за плечи держал крепко, но боли не причинял. Да и выпустил… наверное, потому, что не захотел удерживать против воли. Почему-то я не сомневалась, что было бы его желание – никуда бы и никогда я от него не сбежала.

- Ведите! А мы за вами, - настойчиво повторил чужак. И я повиновалась.

Побрела через метель, которая становилась всё менее бешеной по мере того, как мы преодолевали границы Мёртвого поля и приближались к деревне. Наше селение было выстроено на самом краю Долины, где больше никто не хотел селиться. Если бы не это, наверное тогда, много лет назад, меня и вовсе бы никто на нашёл. Я так и замёрзла бы в снегу.

Ладонь сама собой потянулась к камушку на шее. Это всегда меня успокаивало. Сжать круглый, словно облитый маслом амулет, с ноготь большого пальца размером. В нём была крохотная дырочка для шнурка. Никаких надписей. Хотя я всё детство разглядывала – думала, вдруг найду ключ к тому, что я такая? Ведь это – единственная память о прошлом, которое я забыла.

Когда меня нашли семилетней девчонкой посреди Мёртвого поля, замерзающую насмерть, я стискивала в правой ладони этот камень. На коже до сих пор след, как от ожога.

Я сделала это, сжала камень в руке, но против обыкновения прикосновение к амулету не успокоило. Скорее наоборот.

Потому что я ощутила, что камень… нагрелся.

Он был тёплый!

И не от моих рук, или того, что грелся на груди под платьем.

Тепло будто шло изнутри.

Но разгадывать эту загадку было некогда. Очень сильно отвлекало шумное дыхание гигантского зверя сверху, почти над самой моей головой. Который неслышно брёл за мной по пятам, буквально след в след.

Но ещё больше отвлекал взгляд его хозяина. Он жёг мою правую щёку и всю правую половину лица.

Невидимка шёл справа от меня. И пристально разглядывал.

- Как ваше имя?

Я вздрогнула.

- Вам ни к чему знать моё имя, - ответила поспешно. Моим планом было, - в случае, если по какому-то чуду мне удастся добраться до деревни целой и невредимой, - запереться в домике и не выходить до самого Праздника женихов. К тому времени чужак наверняка уже пополнит свои запасы и уберётся на все четыре стороны. Мне очень – очень! – не хотелось попадаться ему на глаза до этого момента.

- Хм. Странно. Я вот своего не скрываю. Меня зовут Бьёрн. Сын Арна и Мэйвинн из клана Ночных стражей. Теперь я заслужил чуть больше вашего доверия?

Я совсем смутилась.

Зачем называть имя, но прятать лицо? Это совершенно сбивало меня с толку.

Бьёрн, значит… красивое имя. Сильное. Как и его хозяин.

Несмотря на лютый холод и метель я почувствовала, что он придвинулся ближе, и идёт теперь практически плечом к плечу. Невыносимое смущение привело к тому, что я против воли стала согреваться. Только пальцы, которыми сжимала плащ у самого горла, совсем покраснели. Варежки я забыла у проруби.

Глава 3

Я попыталась найти забытые вещи у проруби – но снегом уже всё замело, я как потерянная бродила по ледяному полотну уснувшей реки какое-то время… потом отчаялась и поплелась домой.

Вернулась в пустой выстывший домик.

Печь протопить бы… да сил нет.

И я просто не стала раздеваться. Всё равно скоро уходить.

Вечер надвигался неумолимо. Вместе с ним нарастала нервозность. Постепенно переходя в панику.

Может, просто никуда не ходить? Но тогда по законам я признаюсь «негодной» сразу. Хоть умри, да приди на смотр – об этом все девки знают.

Так что я собрала мужество в кулак и направилась в комнату бабушки, в которую теперь заходила редко. Опустилась на колени перед старым, деревянным, окованным медными пластинами сундуком в углу. Когда-то он был расписан цветами, теперь они выцвели и грустно подмигивали мне облетевшими лепестками.

Любовно смахнула пыль рукавом.

Скрипнула крышкой.

Рылась не долго. Очень скоро они попались мне на глаза, призывно посверкивая тусклым блеском.

Брачные браслеты.

Я вытащила их наружу, привычно взвесила на ладони. Тяжёлые. При всей обманчивой внешней лёгкости.

Совсем простой серебристый металл, без единого украшения. Ни драгоценных камней, ни чеканки.

Женский – тонкий, мужской – широкий.

Вспомнилось, как накануне своего восемнадцатилетия ходила покупать. Бабушка тогда расхворалась поясницей, со мной не пошла. Дедуля занят был со скотиной. У нас тогда ещё была жива коза. Пришлось идти самой.

Денег мне могли дать совсем мало. Я заранее переживала, потому что знала, как много зависит от этих браслетов. Совсем скоро должен был состояться мой первый Праздник женихов. Волновалась ужасно.

Мастер – коренастый мужик с красным лицом и широкими натруженными ладонями – посмотрел на меня угрюмо. Понял сразу, что с меня навару не получишь. Но дело своё знал хорошо, и по привычке стал выкладывать на прилавок передо мной браслеты. Расхваливая каждый из них и подробно рассказывая обо всех достоинствах вещицы.

Узорчатые, с самоцветами, чернью, перегородчатой эмалью… попадались даже серебряные. Золотые мне показывать не стал, такие делались строго на заказ. Я была уверена, что у старшей дочки Первого охотника, моей одногодки, будет такой.

Стояла, зажав два медяка в кулаке, и кусала губы.

- Скажи уже начистоту, сколько у тебя? – буркнул мастер.

Насупил брови, когда услышал.

И отправил рыться в мусоре, который никто не выбирал много лет. Скопился у него такой, как у всякого уважающего себя мастера, что убирает с глаз долой неходовой товар.

Я долго растерянно вынимала из большой деревянной шкатулки то один, то другой браслет… какие-то погнутые, какие-то с царапинами, какие-то уродливо аляпистые… и не могла представить на своей руке ни одного из них.

А потом камушек потеплел у меня на груди.

И два металлических обода без единого украшения, из металла даже на вид ужасно старого и потертого, прыгнули мне в руки будто сами.

Когда я показала мастеру, что выбрала, он долго хмурил брови и шевелил губами, припоминая.

- Странно… даже не помню, как это ко мне попало. Это совершенно точно не моя работа. Я такого убожества не делаю.

Он взял один обруч, покрутил в пальцах.

- Наверное, от предыдущих мастеров осталось. Кто знает, сколько времени эта дрянь тут провалялась… а знаешь, что? Забирай бесплатно, если хочешь!

Я просияла и выхватила браслеты у него из рук, прижала оба к груди. Я уже представляла радость бабули, когда я верну ей медяки неистраченными.

- Но ты же знаешь, девушка, что на красоту и богатство браслета в первую очередь смотрят родители жениха? – добавил он, косясь на меня с сочувствием.

Я всё понимала. И грустно улыбнулась в ответ.

- Да. По моему браслету сразу будет видно, кто я. Бесприданница. Нищая невеста. Но ведь это так и есть.

Кузнец проговорил, окидывая меня внимательным взглядом:

- Значит, через четыре года…

Я испугалась.

И поскорее убежала из кузницы.

Да. Через четыре года, если меня никто не выберет, я стану бесправной рабыней. На меня сможет претендовать любой, как на вещь. Даже этот кузнец. Но вряд ли он успеет… раньше Ципиона.

Я вздрогнула, увидев его фигуру в дальнем конце улицы. Как всегда, в окружении девушек. Заливисто смеются каким-то его словам. Вот уж у кого на каждом празднике отбоя нет от браслетов – самых красивых, самых драгоценных. Но он почему-то ни один не берёт.

Ципион уловил мой взгляд и повернул голову, сощурил черные глаза.

Я отшатнулась, спряталась в переулок. Переждала полминуты, успокаивая дыхание – и рванула огородами наискосок домой.

А вечером выплёскивала бабуле в колени своё горе, свою глупую сиротскую тоску, и она гладила меня по волосам и причитала:

- Ничего. Ничего. У тебя целых четыре праздника впереди, дитя! Не может быть, чтобы никто не полюбил такую славную и милую девочку, как ты.

В тот момент как раз вошёл дедушка Жион.

Сказал, сдохла наша коза.

И они замолчали оба. Я знала, о чём думают. О чём все они думают.

Это я виновата. Мое проклятие. Вокруг меня постоянно что-то ломается, портится, приходит в негодность…

Но добрые ладони снова гладят по волосам. И на душе становится чуточку легче.

…Я очнулась от тяжких воспоминаний.

Поднесла руки к губам, подышала на браслеты, согревая холодный металл.

Потом вспомнила, как мои пальцы грел тот странный незнакомец, и смутилась.

О чём только думаю…

Сегодня последний вечер моей свободы. А я мечтаю снова встретиться с этим мужчиной с такими горячими и добрыми ладонями.

Глава 4

Как мне хочется, чтобы вечер никогда не наступал…

Сижу под окном и смотрю в темнеющие небеса, пытаюсь думать о чём-нибудь постороннем, так, чтобы время текло как можно медленнее.

Но плотные зимние сумерки уже опускаются с небесных высей на крыши домов, стихают обыденные дневные звуки… и в этой вечерней тишине начинают слышаться другие, особенные.

Музыка. Дребезжание струн, глухой рокот барабанов.

Песни. Особые, древние. Свивают многоголосье женские голоса. Зовут на праздник тех, кто припас сегодня драгоценный дар деревенским парням. Свой браслет – и свою жизнь в придачу.

Это поют почтенные матроны, матери семейств. У многих сегодня дочери войдут в общий круг. Это почётно – запевать такую песню.

И нельзя уклониться, нельзя избежать настойчивого зова древних слов.

Как во сне встаю с лавки. Свеч я не зажигала – у меня их нет.

В комнате совсем темно.

Хорошо, что собираться не долго. Праздничного наряда я сегодня тоже не приготовила. Самое лучшее мое, единственное более-менее целое платье потеряла у проруби. Я откладывала как могла неприятную подготовку, в результате, дура, стирать понесла только с утра. Думала, успею над печью высушить… но появление Ципиона совсем вывело из равновесия.

Вспоминаю о нём, и горлу подкатывает противный комок. Внутренности сжимает ужас. На секунду малодушно думаю о том, чтобы остаться дома и никуда не ходить… но тогда ещё до утра он явится за мной прямо сюда.

Трясущимися руками кое-как причёсываюсь беззубым гребнем, по давней традиции остаюсь простоволосой. На Празднике женихов должно быть сразу видно таких, как я. Косу сплетают только просватанные. Две косы – замужние.

Чуть не забываю браслеты.

Возвращаюсь от порога.

Тускло-серый металл, который почти не блестит в лунном свете, тяжело и веско ложится в карман, что нашит на юбку моего платья.

Когда запираю дверь домика снаружи, на секунду меня ведёт и кружится голова – настолько сильно, что приходится прислониться к дверному косяку. Ведь вполне возможно, что сюда я больше не вернусь.

В доме Ципиона уже живут двое его личных рабынь. И четверо – отцовских.

Их семье принадлежит одна из самых богатых усадеб Долины.

У рабынь Ципиона всегда потухшие глаза.

…В конце концов, решаю, что какой-нибудь колодец в его усадьбе тоже есть, и беру себя в руки.

Я должна пойти.

Три раза переживала уже этот позор – так или иначе, сегодня будет последний.

***

На просторной, хорошо утоптанной площади высится резной сучковатый столб, сегодня он украшен лентами и серьгами. Под ним – пироги и крынки молока, накрытые вышитыми полотенцами, подношения предкам. Рядом горят высокие костры. Бросают тени на лица многочисленных людей, которые пришли сюда сегодня, чтобы отпраздновать один из самых важных праздников в году.

По краям широкого круга положены толстые брёвна для почётных гостей. Отцов семейства, старейшин, Охотников.

Другой край – там стоит толпа молодых парней, которые держатся особняком. Шумно переговариваются, хохочут, толкают друг друга локтями, бьют по плечу.

Мне, конечно же, в другую сторону – к стайке разряженных, оживлённо-румяных девушек.

Детей в такой день традиционно оставляют дома со стариками.

Но стоит мне подойти, старшая дочь Первого охотника, сестра Ципиона, бросает на меня такой презрительный взгляд из-под золотых монист, которыми густо украшен её лоб, что я отшатываюсь и не решаюсь подойти, остаюсь в стороне, одна. Её подруги шепчутся, то и дело оглядываясь на меня. И хихикают.

Невесты, которые вошли в подходящий возраст. У каждой в кармане приготовлен браслет. Я уверена, многие уже давным-давно сговорились с милыми сердцу парнями. Семьями тщательно подсчитано и рассмотрено приданое. Смотрины прошли успешно. Передача браслета жениху – простая формальность. Для этих девочек сегодня и правда праздник.

Две сестры Ципиона пришли сегодня с браслетами. Катрине девятнадцать, тонкая и гибкая как лоза, она сверкает большими чёрными глазами с поволокой на группу парней, изгибается так, чтоб получше было видно пышную грудь, что натягивает белую ткань рубашки. Играет, дразнит – она еще два года минимум станет водить парней за нос и наслаждаться свободой. Прежде, чем выберет самого лучшего и самого богатого жениха.

Из тех, кто останется после её старшей сестры, конечно же. Дородная и статная Армина откидывает тугой локон на спину, держит себя королевой. Ей двадцать один, как и мне. Последний праздник, она сегодня точно сделает выбор. Уж её-то никогда не коснётся позор стать рабыней. Не представляю себе парня, который отверг бы её браслет, если б она снизошла его подарить. Уж у неё-то наверняка украшение из тех, которые кузнец начинает за полгода до праздника мастерить. И ещё с десяток вариантов капризная заказчица забракует.

Охотники даже здесь держатся обособленной группой. Простые парни смотрят с завистью на их оружие, кожаный доспех, наглые улыбки, особые причёски – волосы Охотники собирают косами у висков, а дальше оставляют распущенными по спинам. Отращивают длинными специально.

Чтобы видно было сразу в любой толпе. Им особый почёт. Потому что лишь Охотники могут заходить в Мёртвое поле так далеко, чтоб приносить редкую дичь, которая не водится в Долине. Снежных козлов, серебряных лис, мех которых ценится настолько высоко, что лишь у Первого охотника есть из неё воротник на зимнем плаще. Всё добытое продаётся за баснословные деньги, увозится куда-то далеко.

На самом деле, я поняла вдруг, что не знаю, куда. Что я вообще почти ничего не знаю о мире за пределами Долины.

Пока топчусь на границе света и тьмы за пределами общего круга, потерянно жду начала церемонии, в голове бродят странные мысли.

Что, наверное, кто-то когда-то всё же пересекал Мёртвое поле. Иначе откуда бы у нас взяться россказням о дальних странах? Скорее всего, кто-то из Охотников. Их учат с детства выживать в суровых условиях Пустошей. Простым смертным с ними не тягаться.

Глава 5

К нам в деревню приходили иногда гости из других селений Долины. Не очень часто, но это случалось на Празднике женихов. Иные девушки даже рисковали поднести таким браслеты – и испытать судьбу. Потому что никогда не знаешь, каким окажется жених после свадьбы, и мёдом или горькой полынью станет брачная жизнь в чужом доме. А тем более, если это чужая деревня.

И всё-таки все мы, девочки, верим в сказки. Поэтому на залётных женихов, особенно если симпатичные и одеты были прилично, всегда находились желающие поднести браслет. Тем более, что все парни в Долине так или иначе знали этот старинный обычай и обычно были не прочь. За тем и приходили в такие дни к высоким кострам.

Да, подобное уже случалось прежде.

Но то, что происходит сейчас, с появлением этого чужестранца… я не могу подобрать этому названия.

Просто чувствую по тому, как изменилась атмосфера на празднике, что в него влюбились, кажется, все девчонки разом. Даже те, которые давным-давно уговорились поднести свой браслет другому. Растерянно смотрю на то, как стреляет в него глазами Катрина, как задумчиво накручивает локон на палец королева Армина, будто прикидывает, достоин ли он её высочайшего внимания. Придирчиво осматривает чужака, особенно долго задерживается на россыпи камней в инкрустации гарды и на перстне на его пальце. Как будто мысленно прикидывает стоимость.

Масла в огонь подливает удивительное внимание, которым окружают гостя члены Совета. Задают наперебой какие-то вопросы, кивают в ответ. Сифакс отправил жену подносить гостю угощения. Тот вежливо отказывается. Вместо этого оборачивается к сидящему справа человеку, который всё это время неотрывно на него глядел и кивал. Задаёт вопрос коренастому чернобородому старейшине. Тот принимается посохом чертить на земле. Чужак, гибко наклонившись, выхватывает хворостину из костра и чертит линии и штрихи поверх, горячо объясняя что-то.

Он же хотел уточнить, где находится, вспоминаю запоздало.

Они ему сейчас объяснят, и он пойдёт дальше своей дорогой…

Сердце сжимается в тоске, природу которой мне трудно объяснить. Хотела бы я быть такой же свободной. Интересно – каково это, когда ты можешь пойти, куда пожелаешь? Когда все дороги мира тебе открыты? Не бояться ничего, а просто открывать сокровища и тайны этого мира так же просто, будто крышку сундука?

Жаль, что я никогда этого не узнаю.

Вспыхиваю и отвожу глаза, когда мой взгляд перехватывает вдруг пристальный синий.

Говорит что-то старейшине, а сам смотрит на меня.

Робко поднимаю глаза снова, когда думаю, что уже можно, что уже отвлёкся… и тут же краснею сильней. Потому что по-прежнему смотрит. Через всё разделяющее нас расстояние, через пламя костров, что взмывает ввысь и роняет снопы искр.

И у меня уже не получается отвернуться.

А потом…

Что-то неуловимо меняется.

Музыка становится тише. Ритм барабанов – приглушённый, гулкий, как биение моего сердца в этот миг.

Запевают другую песню.

Я понимаю, что начинается.

Кусая губы, смотрю на то, как Первый охотник подходит как бы невзначай к группке девушек, огибая крадучись площадку по кругу, держась в тени. Что-то говорит на ухо старшей дочери. Она отвечает снисходительной улыбкой и кивком. Сифакс треплет Армину по щеке и медленно, вразвалочку возвращается обратно.

А мне хочется подбежать к чужаку и силой утащить его за пределы круга. Попросить уйти и никогда больше не возвращаться. Потому что он сейчас – дичь, и даже не подозревает об этом.

Но я, конечно же, не решаюсь этого сделать.

У меня сердце кровью обливается, когда вижу, как первой из толпы девушек выходит Армина. Ни одна из её подруг не решается перебежать ей дорогу, конечно же.

Покачивая бёдрами и горделиво задрав голову, идёт через всю площадку, не таясь. Так, что парни по ту сторону забывают болтать и смотрят на неё все, как завороженные.

И только чужак продолжает пялиться на карту, вычерченную в чёрной земле, задумчиво потирая подбородок.

Затаив дыхание, наблюдаю за тем, как она вынимает из кармана юбки ритуальную чашу. Сверкает в пламени костра золочёный бок, инкрустированный самоцветами. Как грациозно склоняется над котлом и зачерпывает браги.

Первая чаша, самая почётная. Для самого почётного гостя. Которого выбрала женихом первая невеста в нашем селении. Злые и завистливые взгляды других парней острыми стрелами впиваются в чужака, но он этого не замечает.

Когда Армина обращается к чужестранцу, встав прямо перед ним и приосанившись, – он хмурится, как будто не понимает, кто это и что от него нужно.

Мне отсюда не слышно, что она говорит ему, протягивая чашу. Лишь тон её голоса. Грудной, бархатный, чарующий. Я знаю точно, что в правом кармане её красной юбки уже наготове браслет.

Нервно сжимая в пальцах ткань юбки, жду что ответит.

Чужак смотрит настороженно. Сначала на протянутую чашу. После – в лицо красотки Армины.

Его глаза сужаются.

А мне в сердце вдруг словно тупую иглу вонзили. Я так ярко это представляю… вот сейчас он очаруется этой статной красавицей, чья грудь богато украшена бусами, и чья речь продолжает литься колдовским ручьём… не может не очароваться, они были бы очень красивой парой… она ему наденет браслет, возьмёт за руку, поведёт за собой прочь…

Синий взгляд снова хватает меня в капкан, ловит через всё это бесконечное разделяющее нас расстояние. Я вздрагиваю. Чужак вопросительно приподнимает тёмную бровь. Не понимает, наверное, почему так странно на него смотрю.

Коротко покачав головой, отказывает Армине.

Чашу из её рук не берёт и даже не смотрит больше, возвращаясь к прерванной беседе.

Она ещё пару мгновений словно зависает с чашей в руках. Как будто не может поверить, что ей – ей! – хоть кто-то хоть в чём-то посмел отказать. А потом, фыркнув, разворачивается резко и уходит прочь из круга света. Отец ловит её за локоть и приказывает вернуться в толпу невест. Ей сегодня ещё выбирать. Последний праздник, как и у меня. Она не имеет права сегодня уйти без мужа.

Глава 6

Сильные пальцы сжимают крепко мою руку. Там, где так часто-часто бьётся пульс под тонкой кожей.

Его правое запястье прямо перед моими глазами. Выглядывает из чёрного рукава. Красивые мощные линии. Выпуклый рисунок вен.

Волнуюсь так, что кажется, упаду сейчас в обморок. Ну, хоть падать недалеко будет, и без того сижу на земле.

Опустошив чашу, он оставляет её в своей левой руке.

Смотрит на меня сверху, не отрываясь. Глубокий бархатный голос говорит с ворчливыми интонациями – почему-то совсем не так он разговаривает со мной, как с другими:

- Спасибо. Было вкусно. Пока не умер, значит не яд. Это хорошо. Симптомов любовной лихорадки не ощущаю, ещё лучше. - В синем пристальном взгляде улыбка. - Останься со мной, Фиолин. Не уходи. У меня есть вопросы.

Остаться с тобой?

Да.

Я… останусь.

Опускаю руку в правый карман.

Нащупываю самый крупный браслет. Он уже приоткрылся на две половинки, хотя был целым, когда прятала его в карман перед выходом из дома.

Решительно сжимаю пальцы на холодном металле.

Прости меня.

Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь.

Одним быстрым движением вынимаю…

И с сухим щелчком защёлкиваю брачный браслет на крепком мужском запястье.

- Что это?

Удивление в синем взгляде.

Разжимает пальцы, отпускает мою руку. Встаёт. Подносит к лицу и рассматривает серый металл украшения, которое село на его запястье, будто влитое.

Потрясённые возгласы в толпе.

Медленно поднимаюсь на ноги тоже. Сердце бьётся о грудную клетку, словно хочет выломать её изнутри. Мой голос дрожит, когда говорю то, что должна.

- Я… надела на тебя брачный браслет. Теперь по законам нашего племени ты… являешься моим мужем. Отныне и до конца наших дней.

Достаю из кармана второй.

И под ошарашенным синим взглядом, который неотрывно следит за моими действиями, защёлкиваю на своём правом запястье. Когда он закрыт, не видно даже следа от соединения. Как будто сплошная ровная линия металла. Льнёт к моей коже и быстро нагревается. Дарит странное чувство… покоя.

Как будто теперь я в безопасности.

Так хорошо…

Но, судя по всему, это лишь мои чувства.

Чужак… в ярости. Смотрит на меня, как дикий барс, которого швырнули в клетку.

- Ты. Сделала. Что?..

Гаснут костры.

Все разом, в мгновение ока.

Сизый дым тянется в пустые небеса, где светит блеклая, равнодушная луна.

Словно в тумане смотрю на то, как покрывается мелкой сетью трещин глиняная чаша в его руке. Как осыпается осколками к нашим ногам.

Его облик будто плывёт и смазывается на мгновение… а потом мужчина передо мной пропадает, становится невидимым. Вместе с браслетом на руке.

Шок среди моих соплеменников прорывается возгласами, вскриками, кто-то из старейшин восторженно восклицает что-то про таарнских магов, и что не думал, что доживёт увидеть когда-нибудь такое воочию.

Я растерянно смотрю в пустоту… тяну к ней пальцы…

Пустота резко сменяется наполненностью, и чужак появляется снова во плоти.

Синий взгляд потемнел от гнева.

Протягивает руку с сжатыми в кулак пальцами, запястьем ко мне.

- Сними это. Немедленно!

Властный голос хлещет меня, будто кнутом.

Ни следа того тепла и той улыбки, что были в нём раньше.

Как же это больно. Лучше бы ударил.

Мои руки сами собой тянутся выполнить приказание. Под моими слабыми пальцами, стоит коснуться металла, браслет на его руке начинает приоткрываться…

Слеза срывается с моих ресниц и катится по щеке.

Убираю руки за спину.

- Нет.

Браслет защёлкивается обратно сам. И на тусклом сером металле начинают вспыхивать синими огнями линии. Сливаются в руны. Треугольники, круги, косые ломаные черты…

Надпись.

Через весь обод браслета, извилистой линией.

- Что здесь написано? – жёстко спрашивает чужак.

Я никогда в жизни не видела таких знаков.

Но откуда-то знаю язык.

Запинаясь, едва слышно читаю:

- «То, что соединили боги, смертные да не разделят».

- Что это значит?

- Я… понятия не имею.

Молчит. Только дышит тяжело и впивается синим взглядом в моё опущенное лицо.

- Спрашиваю в последний раз. Снимешь эту дрянь?

- Не буду, - упрямо шепчу я, опуская голову ещё ниже и сжимаясь в комок.

Снова молчит, но вокруг уже будто воздух раскалился от холодного пламени его гнева.

- Что ж. Значит, найду какого-нибудь хорошего кузнеца и сниму сам.

Ещё одна слеза срывается с моих ресниц и повторяет солёный маршрут.

Он смотрит на меня ещё минуту молча, не отрывая глаз. Произносит тихо, с горечью в голосе:

- А я-то хотел… но теперь не важно.

Поднимает руку к моему лицу. Проводит костяшками пальцев по скуле, с какой-то непонятной нежностью… но глядя с таким презрением, что у меня кровь стынет в жилах.

- Оказывается, этими глазами загнанного оленёнка на меня смотрела расчётливая хищница.

Убирает руку.

- Что ж… Фиолин. Вот теперь и правда, прощай!

Разворачивается резко и уходит. По дороге постоянно «моргая» - то обращаясь невидимым, то проявляясь снова… как будто его магия не выдерживает напора эмоций и выходит из-под контроля.

И сейчас вокруг меня действительно – абсолютная пустота.

***

Закрываю ладонями лицо.

Тишина взрывается гомоном голосов. Удивлённые, шокированные, раздражённые, злые…

Рвётся ко мне Ципион, как пёс с цепи.

Я слышу – будто через стену глухо, потому что даже слух меня, кажется, предаёт – как рычит на него отец.

- Куда, идиот?!

- Убер-р-ри руки… она моя!

- Совсем помешался уже на этой девке?!

- Моя! Теперь можно!

- Не видишь, тупица, у неё браслет?

- И что? Ты видишь где-нибудь второй?..

- Законы…

- Пошли к дьяволу твои законы! Я её хочу.

Идёт ко мне. Я знаю, я чувствую волну бешенства и тёмного вожделения, которая уже скоро накроет меня с головой и потопит.

Глава 7

Мне было не очень трудно показывать дорогу. Просто попросила его идти на самый дальний край деревни. К тому дому, что на отшибе. Когда все остальные дома уже закончатся, вот там и будет мой.

Он посмотрел как-то странно, когда это объясняла.

- И… можете, наверное, меня уже поставить… - неуверенно добавила я.

- Нет уж! – фыркнул чужак… муж. – Мне на сегодня сюрпризов хватит. Как-то спокойней себя чувствую, знаешь ли, когда могу контролировать ситуацию.

И крепче сжал руки.

Я умолкла и больше не спорила. Только старалась не шевелиться и почти не дышать.

Слёзы высохли. В держащих меня руках было тепло и непривычно спокойно. Он хоть и злился ужасно… вот только нёс бережно. И вскоре умерил шаг, больше не спешил. Шёл размеренно, о чём-то сосредоточенно думал, глядя в ночную тьму.

Ощущать на запястье браслет тоже было непривычно. Понимать, что мне эту штуку теперь на себе до конца жизни таскать – тем более. Эта мысль немного пугала… и почему-то будоражила.

Наконец, мой домишко показался из-за поворота. Знакомое очертание скособоченной крыши на фоне ночного неба заставило вдруг смутиться. Это я привыкла. А гостю моему, наверное, брезгливо будет даже заходить.

- Здесь?

Я кивнула.

Сердце билось почему-то быстрее и быстрее.

Ногой отпихнул дощатую скрипучую калитку. Я не запирала её, потому что красть было нечего.

Внёс меня за плетёную ограду и только тогда поставил на ноги. У меня с непривычки закружилась голова и захотелось за что-нибудь ухватиться. Или за кого-нибудь. Я мужественно подавила в себе этот порыв.

- Клык, стереги! – приказал… я до сих пор даже мысленно стеснялась называть этого мужчину своим мужем. Интересно, привыкну когда-нибудь? Или не стоит даже начинать, всё равно ведь это ненадолго?

Кот послушно растворился в ночных тенях за домом.

- Так будет спокойней, - пояснил муж сухо. – А то мне что-то не очень нравятся настроения некоторых жителей этой деревни.

И он бросил на меня острый взгляд.

Я знала, о ком он думает.

Скрестив руки на груди, мой гость внимательно осматривался по сторонам. Я попыталась увидеть всё его глазами.

Небольшой огород, яблони скрюченные за домом, колодец под остроконечной крышей, закрытый на ночь дверкой от всякого мусора, курятник с курами, которые уже давно спали на своих насестах, тёмное пятно одноэтажного домика, маячащее впереди...

- Ты что, живёшь в этом сарае?

Я вспыхнула и не ответила.

Пошла вперёд него по узкой, протоптанной в снегу тропинке. Мороз кусал за плечи, я торопилась скорее попасть в дом. Обхватила себя руками.

Что толку отвечать, если и так всё понятно?..

Уйти далеко не смогла. Меня схватили за плечо и остановили.

- Извини, я не хотел оскорбить твой дом.

Я оглянулась и посмотрела на него удивлённо. Он что… правда извиняется сейчас? Передо мной?..

Чужак посмотрел раздражённо и добавил:

- Проклятье, я просто слишком на тебя злюсь! Постараюсь впредь сдерживаться. Веди.

Я смутилась и снова пошла вперёд.

Гость – за мной, через нечищеный двор, заметенный снегом.

В окнах темно, не вьётся дым из трубы. Одно из окон, в котором треснуло стекло, просто закрыто наглухо ставнями и забито доской. Дом кажется мёртвым. Покинутым. Он даже меня как будто больше не ждёт. Странно, никогда раньше так остро этого не замечала…

- Твои близкие дома? – спросил чужак.

А потом добавил иронично:

- Они, кстати, знают, какими методами ты охотишься на женихов?

Я вся сжалась. Ответила потерянно:

- Нет никого. Я сирота. Живу одна. Так что можешь не беспокоиться, тебя никто здесь не стеснит. Ты же… хотел поговорить…

Невесёлый смешок.

- Поговорить… да, действительно! Чем ещё заниматься в первую брачную ночь. Только я что-то не предполагал, что у меня сегодня первая брачная ночь планируется. Знал бы – привёз своих родственников из Таарна на свадьбу. Весь миллион человек.

Я оглянулась через плечо и посмотрела на него ошарашенно.

Горькая складка у рта.

Тряхнул головой.

- Не обращай внимания. Я просто…

- …слишком зол на меня. Я поняла.

Поэтому и язвит.

Наверное, я заслужила.

***

Обувь я сняла при входе. Гость, поколебавшись, тоже.

Поскорей бросилась растапливать печь. Слишком холодно в доме.

Надеялась, что нагреется быстро – домик был маленький, две комнаты всего. В одной жили дедушка с бабушкой, в другой, совсем крохотной, - я. И кухонька ещё небольшая в пристройке.

Вот и всё, что у меня осталось после смерти единственных близких людей. Да кое-какая живность, куры в сарае. Животные крупнее быстро дохли. Я даже собаку не стала заводить, боялась, что проклятие распространится и на неё. Хотя всегда хотелось кого-нибудь пушистого… особенно хотелось кошку.

Мой гость заглянул за каждую дверь и безошибочно прошёл в мою комнату.

Я стремглав бросилась за ним, внутренне обмирая от невыносимого смущения. Даже в страшном сне не могла предположить, когда уходила вечером, что вернусь обратно с мужчиной! Даже при самом невозможном раскладе, если бы кто-нибудь принял моё предложение на Празднике женихов, я бы отправилась жить в дом мужа.

Но вот теперь…

Как так получилось, что по моему дому невозмутимо бродит этот здоровенный верзила, который чуть не потолок башкой задевает, и от присутствия которого комнаты кажутся как будто бы ещё меньше?!

В моей спальне до сих пор небрежно висело на самом видном месте то моё платье с заплаткой. Я почувствовала, как заливаюсь краской стыда. Кинулась снимать его со спинки стула и прятать в сундук.

Мой муж почему-то больше не иронизирует и не язвит.

Вообще странно молчаливый.

- Зажги свечи!

- У меня их нет…

Ну вот. Теперь окончательно уверится, что привязалась к нему какая-то нищенка. Стыдно было, хоть плачь. Я бросилась к подоконнику и принялась зажигать лучину. Не с первого раза попала кремнем по кресалу, так дрожали пальцы.

Глава 8

Кусая губы, слежу за тем, как Бьёрн скупыми точными движениями снимает меч с перевязью с пояса. Аккуратно ставит у стены.

Как, не отрывая от меня потемневших глаз, расстёгивает застёжки на верхней одежде, одну за другой. Таким же точным движением швыряет на один из моих стульев, не глядя.

Смотрю на него снизу вверх, и всё тело охватывает трепет. Мне страшно, и в то же время… мои мурашки, они ведь не только от страха.

Я совершенно не знаю этого мужчину. Но почему у меня такое чувство, что он не будет со мной груб или жесток? И после ночи с ним… у меня не будет потухших глаз, как у рабынь Ципиона.

Сердце стучит всё быстрее и быстрее. Шум крови в ушах. Под синим взглядом, неторопливо обводящим очертания моего тела, я чувствую, как начинаю гореть.

На нём чёрная рубашка с шнуровкой у горла. Наверное, чёрный – его любимый цвет. Как будто любит растворяться в ночи. Зачем ему, если он и так владеет магией невидимости?

Сердце сбивается с такта, когда ставит одно колено на край постели. Пробует на прочность. На лице написано недоверие. Моя несчастная кровать жалобно скрипит в ответ.

- Мне кажется, это недоразумение подо мной развалится в процессе, - замечает скептически.

И мне становится горячо, как закипающему чайнику.

- Тогда можем, наверное, лечь на пол… - предлагаю неуверенно.

Бьёрн посмотрел на меня так, что я тут же поняла, какого он мнения о моей очередной идее, - и благоразумно решила их больше не выдвигать.

Тем более, что связных мыслей оставалось все меньше.

Кровать скрипела и грозила вот-вот рассыпаться, но выдержала.

Я отползла к самому изголовью. По моей головой оказалась тощая подушка. Хотела бы и дальше – но дальше был уже угол.

Мужчина медленно переместился в пространстве. Навис надо мной, принимая вес на руки. Я подняла взгляд и заблудилась в ответном, гипнотизирующем…

А потом он растворился в пустоте. Совсем пропал. Но никуда не делось ощущение близости горячего и тяжёлого мужского тела. Нас разделяло совсем чуть-чуть.

И это чуть-чуть неумолимо сокращалось.

Я вся превратилась в ощущения. Чувствовала его всё ближе. По шорохам, по дыханию, по жару чужого тела, которыми наполнилась пустота вокруг. Это было почти невыносимо – так остро. Я не знала, чего мне хотелось больше – убежать или обнять, чтобы эта пытка расстоянием наконец-то закончилась.

Вздрогнула, когда ощутила прикосновение горячей руки к талии. Осторожное, но властное. Рука задержалась ненадолго… а потом медленно двинулась выше, коснулась ребер. Я испуганно уперлась в него обеими ладонями, ощутила твёрдость напряжённых мышц…

Рука остановилась, лишь немного не дойдя до цели.

Моё сердце теперь билось прямо ему в ладонь тяжелыми толчками.

Мы оба замерли.

- Ты… мог бы… воплотиться обратно? – попросила я тихо.

Он промолчал и ничего не ответил.

Пропало прикосновение чужой руки под грудью. В его состоянии невидимости я не могла предсказать, что в следующий раз сделают эти невидимые руки и какой частью моего тела заинтересуются. Это и пугало, и будоражило одновременно.

А потом его ладонь до странности нежно коснулась моего лица. Легла на скулу. Мой невидимка провёл большим пальцем по моей нижней губе, едва касаясь, мучительно щекотно.

И следом обжигающее дыхание коснулось нежной кожи моих губ…

Это… слишком… невыносимо!

В последний момент я резко дёргаюсь и отворачиваю лицо.

Тихий смешок.

Поцелуй невидимых губ касается нежного местечка за моим правым ухом, которое я подставила так неосторожно.

Я вздрагиваю всем телом. Его губы остаются там, прижимаются горячо и плотно.

А его волосы касаются моей шеи. Дыхание опаляет кожу. В запахе его тела я схожу с ума, он теперь везде, он окутывает меня паутиной всё плотнее и плотнее.

Я совсем не вижу своего мужа. Но оттого мучительно остро чувствую.

Всё моё тело напряжено, меня начинает бить дрожь.

А внутри – настоящая буря.

Живя в деревне, трудно избежать знаний о том, как появляются детеныши у живых существ. Умом я понимала, что вряд ли люди в этом плане очень сильно отличаются. Но одно дело знать в теории.

На практике… с бабушкой я подобных разговоров не вела, конечно же, поэтому представления были самые смутные. Чего ждать – непонятно. А от этого страшно до ужаса. И в то же время… горячо и сладко, как растопленный мёд.

Бешено частит пульс.

Сердце скоро выпрыгнет из груди.

Бьёрн так и не убрал руку с моего лица. И теперь она медленно двигается вниз открытой ладонью, касается шершаво и горячо моей обнажённой шеи…

Замирает у верхней пуговицы, на которую застёгнуто платье.

Помедлив, касается застёжки. Деревянный кругляшок послушно и незаметно выскальзывает из разношенной петли…

Я в панике дёргаюсь всем телом и пытаюсь выскочить из постели.

Наверное, упала бы на пол.

Но меня схватили обеими руками поперёк талии и вернули.

А потом ещё прижали тяжёлым телом сверху – так, что не дёрнешься.

Бьёрн медленно проявился снова. Лицом к лицу. Он прижимал меня собой к постели и смотрел мне в глаза так серьёзно и пристально, что я совершенно растерялась, столько там было всего в этом взгляде.

Задохнулась от ощущения его большого и мощного тела так близко. Вцепилась ладонями в широченные плечи, попыталась спихнуть с себя…

Муж не спихивался.

Вместо этого подался ближе, уткнулся носом мне в мокрые завитки волос под ухом. Но не шевелился и больше попыток домогаться до моих несчастных пуговичек не предпринимал.

- Смешная ты, Фиолин, - дыхнул горячо в шею. Отчего мои мурашки забрались уж совсем в какие-то неприличные места. Заговорил ворчливо с хрипловатыми интонациями, которые царапали мне нервы и заставляли кровь по венам бежать толчками ещё быстрее. – Как же ты собиралась со мной ребёнка делать, если трясёшься вся, как осиновый лист? По-моему, твой план не до конца продуман.

Глава 9

Когда проснулась, я по привычке осталась на какое-то время лежать в постели с закрытыми глазами. Сквозь плотно сомкнутые веки пробивался тусклый дневной свет. Где-то хрипло проорал петух.

Ещё немножечко полежу, и можно представить, что утро ещё не наступило. И не маячит над моей головой, как топор над плахой, вечер – а с ним этот проклятый Праздник женихов… Господи, ещё один день в ужасе! Ещё один день оглядываться на каждом шагу, потому что…

Стоп.

Сто-о-оп!

Это же было вчера.

Организм прогонял остатки сна, память медленно возвращалась. Я рискнула открыть один глаз.

Тут же трусливо закрыла снова.

Слишком невозможна была картина, которая представилась моему, ещё слегка мутному после сна, взору.

Потому что вот эта здоровенная мужская лапа – с длинными пальцами, крупной кистью, перевитая мощными мышцами… и расслабленно лежащая у меня на постели прямо перед моим лицом… она же никаким образом не могла тут оказаться!

Тем более, что к лапе, наверняка, полагался и хозяин.

Я всё-таки приоткрыла осторожно глаза, на всякий случай не делая резких движений, и проследила взглядом за линиями руки.

Почему-то голой руки!

Кажется, память услужливо прятала от меня какие-то фрагменты прошедшего вечера. Неужели праздник прошёл настолько ужасно?! И я теперь чья-то рабыня… Но слишком сильно испугаться я не успела.

- М-м-м… жена. Ты прекратишь ёрзать? – проворчали над ухом. – Нарываешься ведь. У меня большой соблазн исправить неудачную брачную ночь удачным брачным утром.

Рука пришла в движение, повыше натянула на нас обоих моё тощенькое лоскутное одеяльце, а потом вдруг полезла обниматься. Обхватила крепко-накрепко стальным кольцом, прижала к чему-то горячему и большому… и тоже голому.

- Ты почему без одежды?! – вспыхнула я и попыталась отодвинуться.

Память услужливо подкидывала то один, то другой кусочек прошлого дня.

Что у меня теперь, оказывается, муж.

И что он, оказывается, умудрился как-то вчера поместиться со мной на одной постели.

Ну, и ещё, что дёргаться и пытаться сбежать от него – дохлый номер. Впрочем, это можно было и не вспоминать, твердокаменная рука и так мне наглядно объяснила.

- Во-первых, не совсем без одежды, мне ещё жизнь дорога! – дыхнули горячо в ухо. Моё бедное сердечко забилось в панике, потому что и того, что я ощущала спиной и ниже, мне хватало, чтоб прочувствовать все прелести замужества.

– А во-вторых, мне было жарко! – невинно добавил бархатный мужской голос, и его обладатель прижался теснее, как будто не понимал, что сам себе противоречит. Потому что если было так уж жарко, то надо было идти на дедушкину постель, как я и предлагала изначально! А никак не раздеваться, смущая до ужаса бедную-несчастную меня. И когда только успел, бесстыжий.

Бьёрн.

Я вспомнила имя, и оно терпкой сладостью осело на языке.

Теперь. Я. Его. Жена.

Тихо-тихо, совсем неслышно, на мягких кошачьих лапах в мою душу прокралось счастье и свернулось там в клубок, уютно мурча.

Осторожно и стараясь не дышать, я повернулась.

Его спящее лицо на моей подушке совсем рядом, в паутине спутанных волос, которые мне тут же захотелось убрать рукой с его небритой щеки… это было до такой степени странно и красиво, что я залюбовалась.

- Я вообще-то сплю, - пробурчал Бьёрн, не открывая глаз. – В твоих же интересах меня сейчас не будить.

Я смутилась.

Надо, наверное, вставать. Готовить… мужу завтрак. Пойду, поищу в курятнике яиц на яичницу.

Должны же у меня, наверное, быть какие-то супружеские обязанности? Кроме тех, от которых я пока отлыниваю.

На этой мысли я снова покраснела.

А потом меня вдруг прошиб холодный пот.

Господи!

Сегодня же первое брачное утро, точно. А это значит…

Холодные, липкие пальцы страха коснулись моего сердца. Теперь уже на полном серьёзе, умирая от ужаса, что не успею, я попыталась выползти из-под руки мужа и выбраться из постели.

Тяжёлая рука придавила сильнее.

- Куда?.. – проворчал он недовольно и сонно, по-прежнему не открывая глаз.

- Надо!.. – Прошептала я испуганно. – Скоро вернусь.

Господи, только бы успеть!!

- Ну, если только скоро, - снисходительно разрешил муж. Нехотя разжал капкан и позволил мне выскользнуть. А потом перевернулся на живот, уткнулся в подушку лицом и остался спать дальше.

Я ещё пару секунд как зачарованная залипала на пряди длинных тёмных волос на подушке и очертания сумасшедших совершенно обнажённых плеч.

Потом тряхнула головой, очнулась и побежала на кухню.

Скорее, скорее!! Солнце уже совсем высоко, у меня совсем мало времени! Ах, ну какая ж я дура, ну почему не подумала об этом заранее… но вчера столько всего произошло, было совсем не до этого.

Я попыталась успокоить дыхание, чтобы самой успокоиться. Мне сейчас надо трезво мыслить, чтоб сообразить, что делать. Иначе весь такой красивый, такой замечательно реализованный план пойдёт насмарку. И тогда я окончательно пропала.

Древние законы Долины предусматривают только два основания для мужчины законно расторгнуть брак.

Первое основание – измена жены. Ну, это нам точно не грозит.

Но второе…

Господи. Какая же я была дура, как только могла забыть!!

Второе основание – если в первую брачную ночь выяснится, что невеста не была невинной. А чтобы подтвердить чистоту невесты, по правилам наутро после свадьбы на всеобщее обозрение под окнами вывешивается простыня, испачканная девственной кровью.

Но у нас с Бьёрном ничего не было.

Значит, нечего будет и вывешивать.

Я судорожно оглянулась. В кухне на верёвках, протянутых над печью, сушилось старое и застиранное, местами до прорех, постельное белье.

Стащила одну простыню.

Взгляд упал на узкий кухонный нож. Теперь набраться смелости…

Но кажется, поздно.

Скрип калитки. Шум за дверью. Гомон множества голосов, шорохи и хруст снега под ногами от толпы людей.

Глава 10

Наплакавшись как следует, я затихаю в его руках, только слабо вздрагиваю иногда.

Опомнившись, понимаю, что прижимаюсь слишком сильно… вот только шевелиться совсем не хочется. Позволяю себе забыться еще ненадолго. Надо бы сначала прийти в себя – после такого выплеска эмоций меня ноги не очень хорошо держат, я будто слегка пьяная. Ну, или может, это от ощущения тугой горячей кожи под ладонями, твёрдых мышц, размеренного спокойного дыхания над моим ухом, терпкого мужского запаха, такого непривычного мне… в голове от всего этого совершеннейший туман.

Да, я всё понимаю. Я же не совсем ещё из ума выжила.

Он те слова толпе говорил, потому что добрый. Хотел защитить. И всё равно… это было так приятно…

Подумалось вдруг – какой счастливой будет та девушка, которую он выберет когда-нибудь своей настоящей женой.

Больно сжалось сердце от этой мысли. Но я поклялась себе, что не стану об этом забывать. Может быть тогда… я не умру от боли, когда всё закончится.

Это не моё счастье. Я не имею на него права. Я его украла.

Когда-нибудь придётся вернуть.

Всхлипнув, я спросила тихо:

- А что… у вас правда есть такой обычай, чтоб пепел сыпать на порог?..

Бьёрн приподнял моё лицо, осторожно убрал с него пальцами пряди мокрых волос. Бросил на меня ироничный взгляд:

- По мне можно сказать, что мой народ состоит из умственно отсталых? Естественно, я его выдумал.

Я улыбнулась сквозь слёзы.

Он посмотрел на меня с мукой в глазах:

- Ну вот, так-то лучше, а то…

Я воскликнула, спешно отодвигаясь:

- Прости, прости! Совсем забыла, ты же не выносишь женских слёз! Значит, тебе очень сильно не повезло. Потому что, если ты не знал, в жены тебе досталась жуткая плакса!

Кое-как попыталась вытереть слёзы кулаками.

Бьёрн почему-то не отшутился, а продолжил смотреть на меня, не моргая. А потом вдруг спросил, странно серьёзным голосом:

- Фиолин. У тебя много вещей здесь? Своих, собственных?

Совсем сбитая с толку, я ответила, что нет. Кое-что из одежды только…

- Так и думал. Собирай! Мы уходим отсюда немедленно.

- Как это?.. – не поняла я. – Но…

Бьёрн перебил:

- Я спешу. И у меня нет времени торчать тут. Ни минуты больше не хочу оставаться в подобном месте, которое вызывает у меня глубочайшее отвращение. Я в эту клоаку вообще-то случайно забрёл, у меня дела. Так что я сейчас же уезжаю. – Он скользнул взглядом по моему лицу. - Ты, как моя жена, разумеется, едешь со мной. Не беспокойся, я найду время и возможность выполнить свою часть сделки и по дороге.

Я вспыхнула и потупилась.

– А… как же мой дом? Хозяйство? Куры…

Он хмыкнул.

- Если я хоть что-то понимаю в жизни, то стоит нам уйти, как твои добросердечные соседи и курам быстро применение найдут, и хибару по бревнышку растащат. Так что не волнуйся, без присмотра ничего не останется.

Я совсем растерялась.

- Но… куда я в таком случае возвращаться буду?

Он посмотрел как-то странно.

- Разберёмся. Так, я не понял что-то! Ты со мной или нет?!

- С тобой! – я спохватилась. – Конечно, с тобой!

Стремглав несусь собирать вещи. Благо, там и собирать-то особо нечего. Старый зимний платок пригождается, начинаю кидать в него одежду, готовить узелок.

Бьёрн возвращается тоже в комнату и наблюдает довольно за моей суетой, пока я бегаю туда-сюда, хватаясь за голову, как бы чего не забыть.

Сам подхватывает с пола и неторопливо натягивает рубаху на голое тело.

Я искренне пытаюсь не пялиться. Получается с трудом. Взгляд то и дело соскальзывает не туда.

Сидя на полу возле сундука в углу, не удерживаюсь, и украдкой оглядываюсь через плечо. Любуюсь на широкую рельефную спину, по которой при каждом движении перекатываются литые мускулы. Хорошо, что он не лицом ко мне стоит и не видит. Не то со стыда провалилась бы.

Бьёрн обернулся, и я тут же сделала вид, что роюсь в сундуке. Щёки горели, как у преступника, застигнутого на месте преступления.

Он принялся ходить туда-сюда в ожидании, пока я закончу. Провёл пару раз пятерней по волосам, приглаживая. Вот как у мужчин так получается – два движения, и красавец?! Я стала мучительно припоминать, куда задевала гребень.

- Про завтрак у тебя спрашивать бесполезно, думаю. Вряд ли в твоём сарайчике есть чем поживиться. Припасов у наших любезных соседей так и не успел добыть, а теперь и спрашивать бесполезно, я думаю. Вряд ли они ко мне прониклись тёплыми чувствами после сегодняшнего, - усмехнулся муж. – Ну да ничего, какой-никакой запас на чёрный день у нас с Клыком есть, в крайнем случае отправлю его на охоту. А там видно будет. Главное, что я соеринтировался, где мы на карте. Твоя Долина чёртова на неё даже нанесена не была. Я теперь, правда, догадываюсь, почему.

Я направилась к подоконнику и стала собирать с него мелочи. О! И гребень нашёлся.

Бьёрн зачем-то притащился тоже к окну и встал рядом, опершись бедром. Меланхолично следил за тем, как я распутываю волосы и пытаюсь хоть как-то причесать их. Отыскал яблоки на подоконнике в углу, взял одно. Осмотрел скептически, вытер о рубашку и принялся увлечённо грызть.

Я кое-как сплела косу, хотя под пристальным взглядом получилось вкривь и вкось. Решила, что две, как положено замужней, не стану – очень уж мороки много, и очень уж смущает синий взгляд. А вот одну мне теперь вроде как по статусу можно. Стала сгребать с подоконника рассыпанные шпильки, крохотное латунное зеркальце, какие-то ленточки, ножницы, нитки с иглой…

Бьёрн проронил буднично:

- Забирай всё, что есть. Нам ещё долго вместе путешествовать. Ты же в курсе, что для того, чтобы ребенка сделать, одного раза может быть недостаточно?

Зеркальце из моих рук выпало и покатилось по подоконнику. Бьёрн его ловко поймал и сунул мне обратно в ладонь.

А сам вдруг развернулся, подошёл сзади и припёр меня к подоконнику, прижавшись всем телом. Ладони опустил на него по обе стороны от меня. Кажется, мышку снова поймали в мышеловку. Я вся сжалась и затаила дыхание. Сердце билось так, что по-моему, его было слышно.

Глава 11

Я вышла на порог, стянула потуже завязки плаща. Посмотрела в небо. Как всегда, хмурое и неприветливое. Нависает низко над самой головой, роняет мелкие снежинки на моё лицо.

Вдохнула полной грудью, прикрыла на мгновение глаза…

Как же сложно решиться сделать шаг с крыльца!

Теперь, когда я знаю, что ухожу так надолго. И понимаю, что дом… он всё-таки был мне дорог. Столько воспоминаний… по нему как будто до сих пор бродит моя старенькая бабушка, ищет очки. И кажется, что слышу покашливание деда Жиона. А вдруг и правда, к моему возвращению дом совсем обветшает? Что я буду делать?

- Готова?

Меня подхватили за талию и одним движением переставили с крыльца вниз.

Вот и не пришлось делать шаг. За меня его сделали.

Бьёрн забрал из рук узелок, который получился на удивление увесистым. И в то же время… таким маленьким, что даже странно. Вся моя жизнь уместилась в куске ткани.

- Ты в этом собралась ехать? – он скептически оглядел мой плащ и заношенные ботинки, которые выглядывали из-под слишком короткого подола.

Я смутилась, переступила с ноги на ногу.

- Больше не в чем.

- Ясно. Найдём тебе что-нибудь при первой же возможности. А пока… видимо, придётся что-нибудь придумать, чтоб греть тебя по дороге, - он подмигнул, и я почувствовала, что заливаюсь краской. Возможно, у меня уже развилась ненормальная подозрительность, но такое чувство, что мой странный супруг как-то чересчур с энтузиазмом воспринял наш договор. И теперь мне в каждом его слове чудился двойной подтекст.

Бьёрн тем временем подтолкнул меня вперёд по основательно вытоптанному множеством ног двору.

А потом мне на плечи приземлилась увесистая рука. Чуть коленки не подогнулись под тяжестью этого бугая.

- И о чем ты, интересно, сейчас подумала, м-м-м? – мурлыкнули в ухо. – Я-то хотел тебе эликсир согревающий дать. Моя тётка изобрела, она у меня бывший друид. А вот ты чего зарделась, как маков цвет? Неужели я поторопился хвалиться своей целомудренной женой? И у моего цветочка в голове бродят… совсем… не целомудренные мысли?..

- Дурак… - Я отпихнула его голову и кое-как вывернулась из смущающих объятий. А то, кажется, на мою шею снова покушались. И далась она ему! Зачем вообще это надо, туда лезть? Я никак не могла привыкнуть к таким повадкам.

Потом сообразила, что путешествовать-то нам, судя по всему, верхом на Клыке.

Оно и само по себе событие из ряда вон. А если учесть, что седло на котике одно…

Я так живо себе это безобразие представила, что остановилась в ступоре посреди двора, пока Бьёрн энергично шагал вперёд. И где, кстати, котик? Надеюсь, не отправился вслед за жителями деревни, завтрак себе искать… там некоторыми если позавтракать, несварение заработать можно.

- Мр-р-р-р-р… - сзади мне в плечо ткнулась здоровенная лохматая голова, потёрлась, едва не сшибив с ног, напрашиваясь на ласку. Всё ещё робея, я осторожно погладила пушистую морду, провела по серебряному лбу, усеянному тёмными пятнами, почесала за ухом…

- Мне уже можно начинать ревновать? – улыбнулся Бьёрн, возвращаясь ко мне. – Нет, вы только поглядите на неё! Родному мужу столько ласки не досталось!

- Ты специально издеваешься? – возмутилась я.

- Ещё бы! – его улыбка стала возмутительно широкой. – Так, ладно. Клык, хватит прохлаждаться, мы уходим!

Кот посмотрел беспокойно на хозяина, потом на меня. Чёрный кончик длиннющего пушистого хвоста нервно дёрнулся.

- Да не переживай ты так, разумеется, она с нами! – снисходительно пояснил Бьёрн.

Серебристые глаза вспыхнули, и котяра кинулся облизывать мне лицо шершавым языком. Я смеялась и отпихивалась. От избытка чувств меня чуть не уронили.

- Осторожно, не помни мне жену! – засмеялся Бьёрн.

- А он что, у тебя человеческую речь понимает? – удивилась я. - Как он понял, что я еду с вами?

Бьёрн пожал плечами.

- Клык со мной с самого детства, росли вместе. Так что думаю, понимает.

Я колебалась мгновение, а потом всё-таки предложила:

- А давай… мы ему кур моих отдадим? Мне, конечно, жалко птичек, я им всем имена давала, они меня от голода спасали яйцами своими… но всё равно уходим ведь! А котику есть много надо…

- Не станет он твоих кур есть, - покачал головой Бьёрн. – Он у меня домашнюю птицу не трогает принципиально. С котёнка так приучен.

- Ну… так давай хоть одну забьём в дорогу! Жаль, много мяса не взять, испортится… но хотя бы на день же нам хватит?

- Оставь, Фиолин! Это сколько мороки сейчас – ощипать, сварить… я здесь ни минуты лишней оставаться не намерен. И вообще, яблоки твои недоспелые с подоконника прихватил, перебьёмся! Сказал же, кое-что в котомках ещё осталось, протянем первое время. Не внушают мне доверия твои любезные односельчане, извини. Смогу расслабиться только, когда Долина останется позади. Так и жду удара в спину.

Мне тоже было тревожно. И хотелось как можно скорее уйти из деревни…

Я вздрогнула, когда моя ладонь вдруг оказалась в его – широкой и горячей. Под разговор, пока я отвлеклась, он каким-то образом умудрился взять меня за руку, переплетя пальцы со своими, и теперь настойчиво тянул за собой к выходу за околицу.

Это он зря, конечно. Потому что я тут же потонула в непривычности ощущений, и уже практически не слышала, что говорит.

- Какой умный у тебя котик! – сказала я вслух невпопад. Барс мордой отворил калитку и уже ждал нас снаружи.

- Эти барсы – непростые звери. Давным-давно мой далёкий предок заключил с ними договор о дружбе. Ночные стражи были первым кланом в Таарне, который смог приручить этих непокорных созданий. Правда, я не люблю называть это «приручением». Мы с Клыком как братья. – Бьёрн пропустила меня вперёд и закрыл за нами калитку, а потом добавил: - Хотя у меня и родные тоже имеются.

- У тебя есть братья? – удивилась я.

Он страдальчески закатил глаза:

- Целых четыре штуки. И две сестры! Я же говорил, я старший.

Глава 12

Бьёрн разглядывал меня пару мгновений задумчиво… а потом кивнул. Тронул Клыка медленным шагом.

В бескрайних снежных равнинах не было дорог, кот глубоко проваливался в рыхлый снег могучими лапами, но осторожно двигался вперёд, повинуясь требованию хозяина. И я чувствовала, что барсу эта затея не очень нравится – он шёл, принюхиваясь, то и дело останавливаясь, а шерсть его на загривке как встала дыбом, так и не опадала.

С каждым шагом всё сильнее жёг камень на груди.

Всё быстрее колотилось сердце.

Бьёрн смотрел на меня, не отрываясь… а я только вперёд.

Постепенно из снега вырастала груда чёрного камня. Меня что-то больно укололо в сердце.

- Я… можно я сойду? Пожалуйста, мне нужно вниз!

Он ничего не сказал, но помог мне слезть.

По колено в снегу я рванула вперёд. Ветер ударил в лицо, взметнул волосы, бросил в меня пригоршню колкого мелкого снега, но мне было всё равно. Меня вел не только камень… меня вели обрывки воспоминаний. Я знала это место.

…Не бойся, маленькая фиалка! Я смогу тебя защитить…

Низкий, гулкий голос. Эхом отозвался в моей голове.

Я отчаянно пыталась вспомнить имя того, кто говорил мне эти слова. Много лет назад. Но не могла. Это мучило, сводило с ума. Мне казалось, что если я доберусь, если коснусь чёрного камня… то вспомню.

Бьёрн молча следовал за мной, не отставая ни на шаг, но ничего не спрашивал. В его присутствии мне было не так страшно. Потому что каждое движение давалось мне с трудом, меня сковывал по рукам и ногам самый настоящий ужас.

Я была уверена – здесь произошло что-то очень плохое.

Добравшись до груды чёрных камней, наполовину занесённых снегом, я рухнула коленями в сугроб.

Упала на холодный валун грудью и обняла его.

Их было много – этих камней. Наверное, если собрать воедино, получилась бы огромная скала. Но сейчас она была раздроблена на куски. И почему-то мне казалось, что раньше… это было единое целое.

Из глаз текли слёзы, я не могла их остановить.

Я… потеряла здесь кого-то. Очень важного для меня…

Кого?

На плечо легла тяжёлая ладонь.

- Ты скажешь мне, что случилось? Это место тебе знакомо?

Я подняла заплаканное лицо.

- Да. Я… была здесь. Однажды. Мне кажется… именно здесь меня нашли. Бабушка рассказывала… когда мне было семь, меня нашли в снегу охотники. Но я не думала, что это… было так далеко от деревни.

Камень горит огнём. Ещё немного, и останется ожог.

Вынимаю его из-под платья. Округлый камушек покачивается на кожаном шнурке.

- А это… было со мной, я сжимала его в ладони, когда меня нашли. Единственное напоминание о прошлом. Больше не осталось ничего. Ни единого воспоминания о том, кто я и откуда. Пустота.

Бьёрн рассматривает задумчиво, но в руки не берёт.

- Камень из той же породы, из какой сложены эти валуны. Ты заметила?

Удивлённо рассматриваю, теперь и правда замечаю. Осторожно трогаю ладонью скалу… нет, она холодная, будто мёртвая. А мой камень… он живой, горячий. И ещё слабо пульсирует, если сжать в ладони покрепче. Как сердца стук.

Поднимаюсь на ноги и оборачиваюсь к мужу.

Набравшись смелости, решаю больше не скрывать ничего.

- Есть ещё кое-что, что я хотела тебе сказать. Мой последний секрет. Клянусь, последний!

Он смотрит пристально, не торопит. Это придаёт мне сил.

- Когда меня принесли в Долину… меня никто не хотел брать себе, приютили только бабушка Лоримель и дедушка Жион… и я стала жить с ними… по деревне поползли слухи, что я проклята. Именно поэтому… никто не хотел брать мой браслет. Не только из-за того, что я бесприданница.

- Почему они решили, что ты проклята? – ровным голосом спрашивает Бьёрн, не отрывая от меня цепкого взгляда.

Набираю воздуху в грудь.

- Было много всего. Бабушка рассказывала, что когда меня нашли, я была… внутри пещеры в какой-то скале. Охотники шли мимо, решили посмотреть, что там. Они никогда эту скалу прежде не видели. Я была без сознания, сжимала в ладони камень. Они долго решали, что со мной делать, но все-таки кто-то из них предложил забрать ребёнка с собой. И тогда… потолок стал рушиться. Не все… не все из них смогли выбраться живыми. А на мне – ни царапины.

- Это стало источником слухов?

- Не только… меня сразу невзлюбили и не захотели принимать.

- Почему? Неужели только потому, что ты настолько непохожа на обитателей Долины, даже внешне? Хотя, люди всегда отторгают тех, кто отличается.

Я покачала головой:

– Нет, к сожалению, не только поэтому… Вокруг меня с самого детства творилось что-то плохое. С тех пор, как дедушка с бабушкой меня приютили, их… стали преследовать несчастья. Сначала пала корова. Денег на покупку не было, попробовали заводить коз. Но и они дохли. Мы даже собаку или кота не стали держать – хотя мне так хотелось котёночка…

Клык подошёл и лизнул меня в ухо. Я рассеянно погладила его пушистую морду. Участие, с которым меня слушали… слушали они оба… придало мне сил. Я рассказывала, всё быстрее, всё громче, как будто внутри меня прорвало плотину, и теперь грязные воды моих воспоминаний покидали душу, очищая её. Прошлого больше нет, оно не вернётся, прекрати его страшиться, приказала я себе.

- Ещё вокруг меня постоянно что-то рушилось! То крыша прохудится, то окна побьются на пустом месте, то колодец засорится, то ещё что-нибудь. В конце концов… и бабушка с дедушкой заболели. Их не стало, и я осталась одна. Теперь вот дом…

Голос мой всё-таки сорвался, и я закончила совсем тихо:

- Я так боюсь – вдруг я и правда проклята… вдруг меня не зря дразнили в детстве, что я как снежный демон из старых страшных сказок, приношу одни беды?

Замолчала и стала ждать. Мне так хотелось, чтобы Бьёрн развенчал мои страхи! Чтобы сказал, что я всё себе придумала.

Но он смотрел задумчиво и очень сумрачно.

- Не хочу тебя пугать, Фиолин. Но вряд ли это просто так. Я многое знаю о магии и повидал достаточно всего на свете, чтобы знать, что такие совпадения редко бывают случайными.