Невыносимая жестокость

Глава 1

Настроение у Донована было безнадежно испорчено. Назначенная на одиннадцать утра встреча с представителями банка сорвалась, причем самого Донована известили об этом в последний момент. «Чертов Браверман», — процедил он сквозь зубы. Одна мысль об этом толстом коротышке с вечной идиотской улыбочкой на физиономии вызвала спазмы у него в желудке. Браверман был сопродюсером Донована и в последнее время явно вознамерился оттеснить его на второй план и прибрать к рукам выгодный сериал. Ничего, ничего, этот потц еще не знает, с кем связался. Не зря же Донована Доннелли называют королем дневного телеэфира. Ему хотелось оттяпать бравермановские яйца и повесить их в качестве трофея на стенку — где-нибудь рядом со всеми призами «Эмми».

Такая перспектива приободрила Донована, а выкатившись на своем новом «ягуаре» на Родео-Драйв и направляясь к скромному дворцу, который он называл домом, Донован и вовсе воспрял духом. Ну, нравился ему район Беверли-Хиллс — нравился, и все тут: пальмы, ухоженные лужайки, дома, каждый из которых символизировал высшую степень успеха и благополучия.

Нет, не зря он так старался построить именно здесь и свою «хибару». «Повезло мне в жизни, — подумал он. — Начинал-то ведь совсем щенком — и вот в какого волчару вырос». Хотя нет: это все остальные в его профессии, как волки, готовы перегрызть горло друг другу. А он — гроза всех волков, свирепый и беспощадный волкодав.

Донован бросил взгляд в зеркало заднего вида и с удовлетворением отметил: «Неплохо для моего возраста». Он действительно старался держать себя в форме, наведываясь регулярно в тренажерный зал, а главное, соблюдая священный ритуал: теннис три раза в неделю, несмотря на убийственный график работы, совсем не оставлявший свободного времени. Производство сериала с таким высоким рейтингом, как у «Песков времени», действительно было напряженным делом, требовавшим максимальной самоотдачи.

«Ничего, — бормотал Донован, — я пока крепкий жеребец. Вытяну не только эту работу, но и еще чего-нибудь прихвачу». Повернувшись в профиль к зеркалу и скосив глаза, он с удовольствием оглядел свой эффектный хвостик на затылке. Да, Армандо не зря заставил его просидеть в парикмахерском кресле столько времени. Что ж, жизнь в старом добром Голливуде по-прежнему шла, прямо сказать, неплохо.

Приближаясь к дому, Донован с удивлением обнаружил на подъездной дорожке какой-то изрядно потертый и поцарапанный белый фургон допотопной модели. Это, с позволения сказать, транспортное средство, похожее на дохлого слона, преградило Доновану путь к собственному дому.

«Мелочь, а как все меняет, — наметанным глазом продюсера оценил Донован открывшуюся картину. — Поставь такую развалюху около дома — и тот уже выглядит, будто вилла какого-нибудь плантатора в третьем мире, а не в приличной стране». Поняв, что объехать этот рыдван без ущерба для ухоженных газонов и клумб не получится, он заглушил мотор, не слишком грациозно выкарабкался из низкой спортивной машины и направился к парадному входу в собственный дом.

Перед самой дверью он на секунду непроизвольно задержался, наткнувшись взглядом на рекламный флайер, прицепленный прямо к дверной ручке.

«Олли все починит!» — гордо заявлял неведомый мастер, не уточняя, что именно и как он собирается чинить. Донован пожал плечами и стал мысленно перебирать в памяти имевшееся в доме многочисленное оборудование, прикидывая, что же могло сломаться.

За дверью Донован был встречен приятной прохладой, навеваемой как кондиционером, так и нежно журчащим фонтаном в центре огромного вестибюля. Пол в помещении был выложен итальянской плиткой из натурального камня; Донован сам выбирал эту плитку, когда во время свадебного путешествия их с женой занесло на Сардинию. Более того, он даже раскошелился на то, чтобы привезти в Лос-Анджелес итальянского специалиста по мозаичным полам, который лично наблюдал за укладкой.

К сожалению, на сей раз, насладиться гармоничным узором из бесконечно повторяющихся восьмиугольников Доновану не удалось: одна маленькая деталь испортила ему все впечатление. Эту злополучную роль сыграл ворох рекламных листовок и буклетов, рассыпанных на полу у нижней ступеньки внутренней лестницы. Доновану тотчас же бросилась в глаза уже знакомая фраза: «Олли все починит!»

Да какого черта? В этом доме все новое, какая еще хрень тут могла сломаться?

Обойдя фонтан и направляясь в глубь длинного холла, Доннелли позвал жену:

— Бонни!

В доме по-прежнему царила тишина. Лишь через несколько секунд послышался знакомый голос:

— Донован?..

Судя по интонации, неожиданное возвращение мужа явно удивило Бонни. Кроме того, голос ее донесся определенно откуда-то из дальнего угла дома.

«В ванной, наверное, — прикинул Доннелли. — Торчит там целыми днями, все красоту наводит».

Завернув за угол, в коридор, уходивший в глубь дома, Донован заметил, что в тот же момент в нескольких шагах впереди захлопнулась одна из дверей. Это была дверь кабинета. Его кабинета.

Дверь в большую спальню была распахнута настежь.

— …Бонни?

— …Донован?

Голос жены по-прежнему доносился как будто откуда-то издалека. Недобро усмехнувшись, Доннелли ускорил шаг. Проходя мимо спальни, он заглянул внутрь. Никаких признаков Бонни там не наблюдалось, зато постель была не только не застелена, но весьма недвусмысленно скомкана.

Нехорошее предчувствие накатило на Донована. В животе что-то неприятно заурчало. Он подошел к только что захлопнувшейся двери и подергал ручку.

Удивлению его не было предела. Дверь была заперта изнутри. Дверь в его собственный кабинет.

— Бонни?..

— Да, дорогой…

Донован обернулся. Похоже, голос все-таки доносился из спальни. Вернувшись к распахнутой двери, он увидел, как Бонни выходит из гардеробной в дальнем углу комнаты. На Бонни было шелковое платье, купленное в Париже, куда она ездила «развеяться».

На ходу застегивая платье, Бонни подошла к Доновану и устремила на него подозрительно невинный взгляд. На ее миловидном лице, правильные черты которого были тщательно вылеплены пластическими хирургами, отразился строжайше дозированный коктейль из следующих чувств: удивление, радость от встречи и глубокая обеспокоенность. Впрочем, несмотря на почти профессиональную актерскую работу, полностью скрыть испуг и досаду Бонни не удалось.

— Донован… все в порядке? — Вопрос прозвучал настолько неестественно, что он непроизвольно глянул в зеркало, чтобы убедиться, что с его лицом не произошло чего-то невообразимого за последние несколько минут.

Результат осмотра его вполне удовлетворил. Если не считать вытаращенных от удивления глаз и слегка отвисшей челюсти, делавших его немного похожим на хорошо одетого бассет-хаунда, все было в порядке.

— Да, дорогая, все хорошо. Ничего страшного не случилось. Я просто отменил одну встречу и подумал, не заехать ли… — Прервав сам себя на полуслове, он задержал на ней подозрительный взгляд. — Кто здесь?

Вопрос был задан негромко, скорее вкрадчиво, чем грозно, но Бонни вздрогнула и даже попыталась закрыть лицо руками, словно заслоняясь от удара.

— Здесь? — переспросила она, все еще пытаясь сделать вид, будто ничего не понимает.

Изо всех сил стараясь оставаться спокойным, Донован сделал несколько глубоких вдохов через нос, как учил его инструктор по йоге.

— М-м-м… да вон там. — Он сделал паузу, пытаясь найти подходящие слова. — Что это за… долбаная лоханка стоит у нас перед входной дверью? Кто это приехал к нам в гости на такой классной тачке?

Бонни усиленно захлопала ресницами, словно решая про себя, не настало ли время разыграть роль оскорбленной невинности.

— Это… это просто так… Ну, заехал тут один торговый агент… нет, не агент… да, вот: это служба по очистке и обслуживанию бассейнов.

— И какого же хрена эта служба заперлась у меня в кабинете?

Это был чертовски хороший вопрос — в самую точку. Даже Бонни не могла не оценить этого. Первым с ее лица исчезло выражение деловитой озабоченности. Неожиданно в тот же момент как-то покорежилась и вся тщательно слепленная хирургами и визажистами «композиция».

— Да вот… ну… он…

«Да уж, особых творческих способностей и богатой фантазии у нее никогда не наблюдалась», — отметил про себя Донован, продолжая терпеливо ждать.

Впрочем, Бонни еще не считала поединок окончательно проигранным. На какой-то миг на ее лице отразилась напряженная работа мысли, а затем, что-то наскоро просчитав в уме, она всплеснула руками и неуверенно улыбнулась мужу:

— Боже ты мой, да я же совсем забыла… Ты помнишь моего друга Олли? Вы ведь знакомы…

Доннелли честно покопался в памяти и выудил из картотеки нужный образ.

— Да-да-да… Олли, ну как же, конечно. Олли Олеруд, высокий такой мудак идиотского вида. Таким козлам и ублюдкам самое место в… — Он вынужден был прерваться, так как заметил, что Бонни энергично замотала головой, показывая на дверь кабинета и явно призывая мужа не так громко выражать свое мнение по поводу ее давнего приятеля.

Донован с демонстративным удивлением посмотрел на запертую дверь, словно изо всех сил пытаясь понять, что происходит.

— Так это Олли там?..

Бонни закатила глаза и с припасенным загодя унынием в голосе простонала:

— Ну, Донован… ну не надо… пожалуйста…

— Так он там с кем, с чистильщиком бассейнов?

Поняв, что над ней откровенно издеваются, Бонни злобно посмотрела на мужа и без всяких эмоций ответила:

— Донован, перестань. Там всего лишь Олли.

Все было ясно. Впрочем, это если судить по урчанию в животе и заколотившемуся в припадке сердцу. Тем временем мозг Донована цеплялся за последнюю соломинку надежды. Он просто не хотел признавать всю очевидность случившегося и подсознательно выстраивал какие-то совершенно неправдоподобные сценарии для всей этой ситуации.

— А, ну понятно. Твой приятель, значит, нашел себе все-таки работенку. Остается только порадоваться за него. А я-то в своем снобизме всегда считал, что этот придурок вообще ни на что не годен.

Виновато улыбнувшись закрытой двери, Донован обернулся к жене и сказал:

— Чертовски рад, что оказался не прав. Значит, наш Олли теперь предлагает свои услуги по очистке бассейнов и ремонту всей сопутствующей хреновины. Я правильно понял? — Бонни ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Донован на некоторое время замолчал, а затем, изобразив на лице глубокое раздумье, продолжил свои рассуждения вслух:

— Видно, старина Олли просто решил окучить этот район. Неплохая мысль. Делает ему честь. Народ здесь живет не бедный, да и не жадный. Глядишь, кому бассейн отдраит, а кому и новый насос приладит, с фильтром, чтоб поменьше хлорки в водичке было. По-моему, твой бизнес должен просто процветать, я прав? — спросил он возле закрытой двери в кабинет.

Не получив ответа, он снова обернулся к Бонни и, уже с трудом сдерживая кипевшую ярость, хрипло сказал:

— Но ведь какое совпадение, надо же! Он сюда заехал просто по делу и даже не знал, что ты здесь теперь живешь… Представляю себе, какая приятная встреча старых знакомых.

Бонни, глядя куда-то мимо него, опять заныла:

— Донован, ну пожалуйста…

Он не успел ответить, так как услышал громкое «клац» открывающегося дверного замка.

Супруги повернулись и внимательно — каждый на свой лад — уставились на вышедшего из кабинета высокого белобрысого мужчину со всклокоченной бородкой и каким-то глуповато-сонным выражением лица. Подойдя к порогу спальни, он помахал рукой в знак приветствия и завопил:

— Донован, здорово, парень, как жизнь?

Донован рассеянно улыбнулся и непроизвольно брякнул в ответ стандартную фразу:

— Да неплохо, Олли. Сам-то как?

— Да вроде не жалуюсь.

— Ну и отлично. Тогда вернемся к нашим баранам, а?

Не дожидаясь ответа от озадаченного Олли, Донован прошел в гардеробную и, выдвинув из огромного стенного шкафа нижний ящик, стал что-то искать в нем, вышвыривая на пол его содержимое. При этом он продолжал говорить с самым деловым выражением лица, будто и вправду вел какие-то бизнес-переговоры:

— Я вот подумал: возьмем мы у тебя пару вакуумных насадок. Чего зря в воде плескаться — а так и массаж будет. А еще фильтр новый нужен, так что давай, сделай одолжение по старой дружбе, отложи другие заказы и приступай. Поставишь все это новое барахло, заодно почистишь бассейн и… подожди-ка…

Выдержав паузу, Донован обернулся и обрушил на жену сокрушительный вопрос:

— Дорогая, я что-то забыл: а у нас есть бассейн?

В спальне повисло тягостное молчание. Все трое понимали, что самодеятельный театр свое отыграл и дальше ломать комедию бессмысленно. Наконец Олли прорвало. Ко всеобщему удивлению, он первым попытался взять на себя роль миротворца.

— Слушай, старик, мы же взрослые люди. Давай разберемся в этом деле спокойно, — сказал он, нервно теребя свою бородку. — Ну ладно, я признаюсь: было у меня кое-что с твоей женой. Да, понимаю, некрасиво вышло, а теперь, когда ты нас застукал, и совсем погано получилось. Но, в конце концов, какого хрена, все мы не ангелы, каждому иногда хочется чего-нибудь новенького, и ты, я думаю, тоже своего не упускаешь… Пойми ты меня как мужик мужика. — Поймав ободряющий взгляд Бонни, Олли шагнул в спальню и протянул руку для примирительного рукопожатия. — Ну чего там, ведь всякое в жизни случается…

Донован оторвался от ящика с одеждой, медленно встал, вышел из гардеробной и тоже протянул руку в направлении Олли.

Но тот увидел не открытую ладонь и даже не сжатый кулак, а направленный на него черный блестящий пистолет.

Машинально попятившись, он забормотал:

— Эй, мужик, да ты что, да ладно тебе, это же не всерьез… Это просто шутка, что мы с твоей женой… На самом деле ничего такого… у нас даже секса не было… — Голос его стал вкрадчивым и доверительным, как у человека, предлагающего прохожим где-нибудь в подземном переходе купить ворованные часы. — У меня тут такая депрессия была, сечешь? — продолжал причитать он, в то же время нервно оглядываясь в поисках наиболее удобного пути к отступлению. — Врачи прямо сказали, что это депрессия. У меня, понимаешь, не стоял… Ну, меня уже в импотенты записали… Целый год никакой эрекции. Мне просто нужно было с кем-то об этом поговорить, — чуть более уверенно сказал он, словно этот довод все объяснял и многое оправдывал.

Глядя на то, как Олли нервно подергивает бороду, Донован вдруг ясно представил себе, как тот точно так же мастурбирует, пытаясь добиться столь желанной эрекции. От этой картины его чуть не вывернуло наизнанку, но еще более противно ему стало, когда он понял, что Бонни, оказывается, трахалась с этим омерзительным уродом и извращенцем.

«В моем доме, в моей постели, — пронеслось в закипающем мозгу Донована. — Так. Первую пулю — промеж ног этому козлу. Отстрелю ему яйца — пускай повоет, пускай попрыгает».

До разума Донована с трудом доносились слова Олли, который продолжал пятиться к выходу, бормоча при этом одни и те же, как на испорченной пластинке, слова:

— Ты понимаешь, целый год никакой эрекции… даже намека на эрекцию… ничего… Ты поставь себя на мое место: не стоит, и все… целый год…

Донован прицелился и взвел курок.

Взрыв адской боли заставил его рухнуть на колени. В глазах у него потемнело, а голова словно раскололась от предательского удара. Судорожно развернувшись, он с трудом разглядел сквозь повисшую перед глазами мутную пелену столь знакомое, но на сей раз искаженное злобной гримасой лицо Бонни.

В руках она держала какую-то штуковину, Доновану был явно знаком этот предмет, но на сей раз, у него не было ни времени, ни желания разбираться, где именно он его видел. Пелена чуть рассеялась, и Донован сумел оглядеться. За эти несколько секунд Олли успел испариться.

Стоя на четвереньках, все еще в состоянии боксера после нокдауна, Донован стал шарить по полу в поисках пистолета.

— Твою мать, — бормотал он себе под нос, — что же это за херня творится… что же за гребаные козлы кругом… и какой мудак меня так огрел…

— Оставь его в покое! — словно сквозь туман, донесся до него крик Бонни.

Не успел он даже сообразить, что на это ответить, как череп снова чуть не раскололся от страшной боли. В следующий миг в его воспаленный мозг, будто острое сверло, вонзился визг Бонни:

— Мог бы и догадаться, что этим все кончится! Ты, скотина бесчувственная, неужели не ясно было, что я так больше не могу?

Лежа на полу, Донован ждал, пока пройдет боль, и в то же время, к своему удивлению, довольно-таки ясно и даже не без иронии размышлял:

«Ну конечно, спасибо, что напомнила. И как только я сам не догадался, что дело к этому идет? Вот уж действительно, правильно она говорит: сам я во всем и виноват».

Он не без труда встал на ноги и сосредоточил все волевые усилия на том, чтобы разглядеть, каким именно оружием Бонни сумела вывести его из строя. На его счастье, Бонни на миг перестала бессмысленно трясти перед собой этой штуковиной и замерла, занеся ее над головой, словно готовясь к очередному удару. Донован с трудом сообразил, что его жена сжимает в руках небольшую золотую статуэтку: это была человеческая фигурка неопределенного пола, в свою очередь, занесшая над головой сверкающий золотой меч.

Момент узнавания отрезвил Донована, как ведро ледяной воды.

— Ах ты, сука позорная! — прохрипел он, делая шаг в сторону Бонни. — Это же моя награда! Премия за выдающиеся достижения в создании дневных сериалов!

Бонни грозно выставила импровизированное оружие перед собой, держа его за подставку, и угрожающе прошипела:

— Несчастный ублюдок, слизняк поганый! Не вздумай сунуться ко мне!

Донован и рад был бы внять столь недвусмысленному предупреждению, но чувство равновесия еще не до конца вернулось к нему. Чтобы не упасть опять, он сделал непроизвольный шаг в сторону Бонни.

Та, сама не ожидая от себя такой прыти, резко метнулась в сторону и вонзила маленький золотой клинок прямо в филейную часть тела своего мужа. Немалый вес статуэтки вместе с пьедесталом сделал свое дело: золотой меч легко разорвал брючную ткань и глубоко вошел в другую ткань — мышечную. Потом Бонни выскочила за дверь и понеслась по направлению к выходу.

— У-у-у-у-у, твою мать! — слышала она за спиной вопли Донована. — Шлюха, шлюха последняя!

У Донована непроизвольно дрожала раненая нога, а по дорогим кремовым льняным брюкам струилась кровь, расплываясь большим пятном по всей их тыльной части. Он нагнулся, поднял упавшую на пол статуэтку — драгоценный приз — и внимательно осмотрел.

Золотой меч был маслянисто-красного цвета. Бушевавший в животе тайфун, утихомиренный на время страшной болью от ударов тяжелым постаментом статуэтки по голове, разыгрался с новой силой. Почувствовав прилив энергии, Донован с завидной скоростью сумасшедшего серфера пересек комнату, промчался в свой кабинет и стал судорожно потрошить один из стенных шкафов, сметая на пол все в поисках той вещи, которая на данный момент казалась ему самой важной на свете.

— Ничего-ничего… сейчас-сейчас… — бормотал он, отшвыривая прочь теннисные ракетки, клюшки для гольфа, горнолыжные ботинки и прочие предметы, не представлявшие в данный момент никакого интереса для него. — Ничего-ничего… не хотите по-хорошему — будет по-плохому…

Тр-р-р-р-р! Тр-р-рр-р!

До слуха Донована донесся какой-то жуткий скрежет. Высунув голову из шкафа, он прислушался. Звук раздавался не в доме, а где-то снаружи. На подъездной дорожке. Омерзительный скрежет затих, а затем снова повторился:

Тр-р-рр-р! Тр-р-рр-р!

Это был отвратительный звук ржавого автомобильного стартера, который безуспешно пытаются привести в действие. Слоноподобнный фургон намеревался вернуться к жизни.

«Это нам на руку, — пронеслось в голове у Донована. — Значит, говоришь, ублюдок, твое ржавое корыто не хочет заводиться? Вот и отлично. Сейчас ты у меня свое получишь». Донован рассмеялся, но неожиданно его смех обернулся приступом кашля. Тогда он с удвоенной энергией принялся за поиски. Нервный шок, удары по голове — все это не могло не сказаться на его состоянии. Донован быстро запыхался, но не позволил себе расслабиться.

«Значит, ты хочешь кровавой драки? — продолжил он свой монолог. — Согласен, пусть будет кровавая драка! Мы еще посмотрим, кто кого, кобель блудливый!»

Покачиваясь, как пьяный, он отошел от шкафа с пустыми руками.

Тр-р-рр-р! Тр-р-рр-р!

Скрежет стартера напомнил ему, что нельзя терять ни секунды.

Словно подстегнутый, Донован бросился к другому шкафу и с еще большей яростью стал вышвыривать оттуда все подряд: теннисные мячи, спортивные костюмы, кроссовки для пробежек, туфли для гольфа и прочую дребедень. Наконец он нашел то, что ему было нужно.

— Ага! — завопил он во весь голос. — Попалась, стерва! Что ты на это скажешь? Это, между прочим, улика, притом неопровержимая… Посмотрим, как ты все это объяснишь…

Вцепившись в извлеченный из недр шкафа «поляроид», Донован резво похромал к огромному, почти во всю стену, окну холла. По пути он отбросил окровавленную статуэтку и подобрал с пола пистолет.

Тр-рррр-рах!

Скрежет стартера сменился столь желанным для Олли ревом, наконец заведенного двигателя. Не то, торжествуя победу, не то, неловко перехватив руль, Олли нажал на кнопку звукового сигнала, и когда этот пронзительный металлический вой донесся до Донована, тот был вынужден зажать руками уши. У него аж в глазах потемнело от этой какофонии. Тяжелые удары по голове давали о себе знать. Тем не менее, услышав в следующий миг лязг шестеренок в ржавой коробке передач, Донован собрался с силами и бросился к окну, чтобы осуществить задуманное. У окна он оказался в тот самый момент, когда грязная белая колымага дала задний ход и стала разворачиваться на безупречной, тщательно подстриженной лужайке перед домом. Донован посчитал это еще одним оскорблением и стал судорожно взводить затвор камеры. К его невероятной радости, развернувшись, фургон подставил под объектив свой борт, на котором была выведена большими черными буквами по-своему гордо звучавшая надпись: «Олли все починит!»

— Ага, попались! — завопил Донован. — Посмотрим, как вы все это объясните!

Он поднес камеру к глазам и, почти не глядя в видоискатель, нажал на кнопку затвора, словно на курок пистолета. Яркая вспышка отразилась в оконном стекле, ослепив Донована и, ясное дело, безнадежно испортив снимок.

— Мать вашу! — прохрипел Донован. — Ни хрена, так просто вы от меня не уйдете!

Сознание его полностью прояснилось, эмоции чуть потеснились, уступив место логике. Он почувствовал себя полным сил, словно сумел совладать с тайфуном, бушевавшим у него внутри, сумел направить в нужное русло поток лавы, вырывавшийся из жерла вулкана. Злорадно усмехаясь, Доннелли поднял пистолет и нажал на курок.

Первым же выстрелом он добился своей цели-минимум: пуля разнесла огромное стекло на множество осколков. Не меньше порадовался Донован и тому, что пущенная почти наугад пуля, подняв эффектный фонтанчик пыли, воткнулась в землю буквально в нескольких футах от переднего колеса фургона.

— Ну что, Олли, наверное, в штаны наложил? Будешь знать, урод! Козел! Ублюдок!

Продолжая выкрикивать ругательства, Донован жал на курок до тех пор, пока в обойме не кончились патроны. На мгновение в доме воцарилась тишина. Выстрелов больше не было слышно, а фургон, благополучно уйдя из-под обстрела, скрылся за поворотом. Затих и звук сирены.

Вдруг Донован увидел, как по освободившейся дорожке по направлению к улице стремительно пронесся «ягуар». Его «ягуар».

— Ах ты, сука блудливая! — завопил Донован, вновь и вновь нажимая на курок, словно надеясь, что случится чудо и в обойме окажутся еще патроны.

Тут голова у него снова закружилась, задрожали ноги, и, доковыляв до большого углового дивана, он с облегчением рухнул на мягкие подушки.

— Мой «ягуар», — тоскливо провыл он, отбросил пистолет и дотянулся до стоявшей на прозрачном журнальном столике бутылке виски. Наклонив бутылку над стаканом, он вдруг передумал и сделал хороший глоток прямо из горлышка.

Прокашлявшись, Доннелли перевел дух, собрался с мыслями и принялся за работу. Он потратил целую кассету на снимки своей окровавленной задницы и заляпанных кровью брюк, для чего ему пришлось проявить почти акробатическую гибкость и находчивость профессионального оператора.

— Посмотрим-посмотрим, как ты все это объяснишь, швабра крашеная, — бормотал он с угрожающей ухмылкой.

Приложившись еще раз к виски, он доплелся до кабинета, не без труда отыскал еще одну кассету и, словно из пулемета, расстрелял ее на серию снимков измазанного кровью орудия преступления. Свежие, еще не до конца проявившиеся фотографии разлетались во все стороны, ложась на пол, будто осенние листья.

Выждав положенное время, чтобы не испортить кадры, Донован собрал их все до единого и, сложив аккуратной пачкой, сунул в плотный конверт. На его лице все это время блуждала зловещая улыбка. Мысленно он уже строил планы жестокой мести.