Нижнебург. Облачная Фабрика

Глава 1:

Совиная комната

Он взялся костлявыми шишковатыми пальцами за чугунный винтовой кран в стене. Кран-цветок, похожий на те, что бывают в старинных батискафах. Это был единственный способ проникнуть во внешнее ядро Земли, единственный способ добраться до внутреннего.

С противным скрипом дверь отворилась, и он пробрался внутрь. Рослый джентльмен за пятьдесят. Обликом своим он напоминал крота с корявым носом. Его тело было больше яйцевидной головы. На плечи был накинут василькового цвета пиджак с вышитыми золотой нитью голубиными перьями.

Джентльмен-крот оказался внутри огромной сферы. Сфера будто была выдолблена внутри черного пупырчатого камня. По кругу располагался небольшой металлический балкон с чугунной узорчатой оградой, куда выходило еще восемь пронумерованных дверей, не считая той, через которую пробрался сам посетитель. Но самый ценный, самый охраняемый объект комнаты находился посредине.

Каменный шар, раскрасневшийся добела, обмотанный несколькими слоями стальных цепей, с огромным тяжелым замком на боку. Шар этот поддерживали на своих плечах 13 коренастых великанов, атлантов, превосходящих ростом пятиэтажный дом. Они упирались своими мускулистыми ногами в пол, стены и потолок сферы. Казалось, что они пытались раздавить шар своими спинами. Здесь были и мужчины, и женщины, но отличить их друг от друга было невозможно. Все они были горой мышц. Грубые скулы, угловатые губы и узкий разрез глаз, а лица искажены от натуги. Каждый обладал недюжей силой и магической способностью, которая так или иначе была связана с огнём: кипячение, жаркое пламя, землетрясение. И пусть шар смотрелся на фоне великанов баскетбольным мячиком – ноги 13 атлантов подкашивались от тяжести. Внутри сидело что-то и пыталось вырваться на волю. Оно завывало, чертыхалось и скулило. Люди называли это ядром планеты, жители подземного мира – пламенным демоном.

– Борво, Борво, – обратилось существо из шара к одному из атлантов, голос его был шипящим, как капелька воды на раскаленном железе, – что я тебе сделал? Ты же помнишь, как мы играли с тобой в детстве. Я всегда любил тебя больше, чем твоя мать. Я позволял тебе кипятить воду в любом водном источнике: будь то Тихий океан или река Амазонка.

Но атлант, чьё имя было Борво не отозвался на мольбы заключенного.

– Пе́ле – моя любимая дочурка. – не успокаивался он, – ты была моим солнышком. Ты с детства выделялась на фоне остальных. Ты превзошла силой и умом свою мать ВремеНику. Отпусти отца на волю, а?

Атланта Пе́ле проигнорировала сказанное.

– Замолкни, Огневик! – крикнул джентльмен-крот, – всё равно ты никогда не выберешься отсюда. Даже не пытайся. Они все тебя отвергли!

Мимо посетителя со свистом и гулом пронесся огненный ураган. Джентльмен-крот едва успел увернуться. Огненные смерти и воронки-ураганы курсировали туда-сюда по внешнему ядру, помогая атлантам сдерживать пленника.

Попадая во внешнее ядро, джентльмен-крот всегда радовался тому, что жители Подземельного мира лучше переносят перепады давления и температур, чем люди.

Атланты недовольно косились на незваного гостя, но не произнесли ни слова. Между тем посетитель прошелся вдоль чугунной узорчатой ограды и направился к двери под номером четыре – к Совиной комнате.

Совиная комната была самой мрачной и загадочной тайной комнатой Облачной Фабрики. Она внушала страх каждому, кто о ней слышал. Ходили слухи, что она могла поведать обо всех тайнах, мудростях, секретах, ответить на любой вопрос.

Множество правителей, переступивших её порог, она губила, черпая у них жизненные силы. Один заданный вопрос требовал отдать десятилетие. Неопытный посетитель с легкостью оставался валяться на её полу высушенным скелетом.

И пусть за дверьми Совиной комнаты творились жуткие вещи, внешне она напоминала каменную дверь из цельного фиолетового аметиста с огромным рельефом ока посередине. Центральная часть глаза, радужка, сейчас отсутствовала. Она была ключом, впускавшим внутрь, без неё Совиная комната не работала. Этот ключ находился у губернатора Полуночника, который практически никогда с ним не расставался. Украсть ключ считалось невозможным, хотя были в истории Подземельного мира и такие случаи.

Джентльмен-крот суетился возле двери. Он перебирал связку каменных ключей от тайных комнат: берцовая кость из горного хрусталя, янтарный острый как бритва клык, рубиновое сердце… и наконец он, круглый холодный камень цвета бурой крови с золотыми вкраплениями и отверстием посередине. Камень был выпилен точь-в-точь для отверстия радужки.

Джентльмен-крот нервно сглотнул и водрузил камень-радужку на положенное ему место. Он не боялся, что его заметят. Он столько раз проделывал этот трюк, что наловчился выскальзывать из-под пристального наблюдения Стражей мрака, охраны Облачной фабрики.

Камень встал на законное место как влитой и медленно прокрутился вокруг своей оси, словно диск в магнитофоне. Дверь со скрежетом отъехала в сторону, открывая проход.

Совиная комната была залом с высоким сводчатым потолком, обшитым листами бронзы. Кругом стояли фигуры золотых филинов исполинских размеров. Они были так искусно вылиты из металла, что можно было разглядеть каждое перышко, каждое кольцо-засечку на птичьей лапе.

Не успел джентльмен-крот переступить порог комнаты, как она мигом считала его минералистический код. Такой код существовал у каждого. В Подземельном мире любое существо могло распадаться на химические элементы и со сверхзвуковой скоростью, преодолевая все слои Земли, путешествовать из одной точки в другую. Химические элементы зависели от характера и черт личности, и не было ни одного подземельца, у которого они бы повторялись.

Совиная комната уже знала, кто её посетитель.

– Приветству-уху-ю Вас, господин Э., – просипела дверь и открылась вовнутрь, – какой вопрос вы жаждете задать этим у-уху-тром?

Господин Э. негромко хмыкнул, изголодавшейся комнате не терпелось вытянуть жизненные силы из своего посетителя.

Он был одним из первых, чьё состояние, здоровье и положение пострадали из-за выходок Полоза.

Подземельный мир вот уже 260 лет делили между собой два правителя: губернатор ночи и Полоз Сильвер-Голд. До недавнего времени обе части Подземельного мира: Губерния Ночи и царство Полоза не сильно враждовали, мирно сосуществуя. Однако всё испортило похищение дочери Полоза. Событие привело его в ярость. Обвинив в похищении губернатора Полуночника, он поставил ультиматум – вернуть ему дочь или Губернии Ночи придется худо. Угрозы не напугали самовлюбленного губернатора, не знавшего о могучей силе Полоза – притягивать к себе все имеющееся золото. Полоз сосредоточил все золотые жилы в своём царстве. А Губерния Ночи погрязла в голоде, нищете и разбое.

Господин Э. жаждал с этим покончить, однако им управляло не сочувствие, а простая корысть и желание вернуть сокровища, накопленные его дедом, прадедом и прапрадедом.

Перед ним опять предстала Она, вернее Её образ. Серебристые волосы в затейливой причёске, исхудалая фигура, впалые щеки, пепельно-серое лицо. Сквозь бледную кожу просвечивали синие вены. Она выглядела точно также как и за два дня до своей кончины. Несмотря на их брак, он всегда презирал Её, даже после смерти. Он отчётливо помнил, что не проронил ни слезинки. Ему не было ни жалко Её, ни печально. Когда Джованну отравили, он похоронил Её и продолжил жить дальше своей прежней жизнью. С тех пор он созерцал Её, бледную, как смерть, каждый раз как переступал порог Совиной комнаты.

– Как мне лишить Полоза силы?

Господин Э. почувствовал сухость во всем своем теле. Его кожа натянулась как барабан, потеряв свою упругость.

– Никак – ответила комната.

– Что за шутки?! – возмутился он, – Не может быть, чтобы в мире не было ни одного артефакта, не способного усмирить полубога!

– Мож…

Комната на секунду затихла, будто ситуация в мире изменилась всего за секунду.

– Есть один способ. Его можно одолеть с помощью изу-уху-мруда, – чистосердечно ответил образ Джованны без всякой утайки.

– Изумруда… – нервно сглотнул посетитель, – какого изумруда?

– Изу-уху-мруда Малахиты.

Малахита, умевшая повелевать ящерицами и мягкими сортами поделочных камней, входила в совет губернатора пятнадцать лет назад. Эта женщина в летах верой и правдой служила Губернии Ночи до тех пор, пока не была устранена. Не без помощи Господина Э.

– Она мертва, – ответил господин Э., а помедлив задал второй вопрос, – разве нет?

Он почувствовал, как кожа по всему телу зазудела, а местами порвалась, будто сгнившая ткань.

Тайные комнаты Облачной Фабрики обладали особой силой. Ни одна магия не действовала в их стенах, кроме магии самих комнат. Они делились с посетителями своими способностями, забирая взамен силы у тех, кто в них заходил. Одни забирали воспоминания, зайдя во вторые человек забывал эмоции. Совиная же комната лишала вопрошавшего молодости, а впоследствии и жизни.

– Нет, – ответил образ Джованны.

Господин Э. чертыхнулся, осознав глупость своего вопроса, на который можно дать односложный ответ.

– Где находится изумруд?

Горло сковала сухость, в носу защербило. Господин Э. прокашлялся. Кашель вышел чужим, незнакомым и старческим.

– Сейчас он у-уху Малахиты, однако, если её жизни бу-уху-дет что-то у-уху-грожать, она передаст изу-уху-мруд своей преемнице.

– И где сейчас Малахита?

Колени Господина Э. заскрипели. Ноги подкосились. Кости по всему телу стали хрупкими, как фарфор.

– Она скрывается на поверхности, – ответил образ Джованны, намекая на людской мир, который посещался подземельцами редко, – Она у-уху-же не так сильна, как в былые времена. Она откинет концы от одного легкого у-уху-дара по темечку-уху.

У джентльмена-крота была ещё уйма вопросов, но он знал, что следующий его вопрос – решающий для жизни. Он развернулся к образу мёртвой жены спиной, желая покинуть комнату. Однако Совиная комната не отпускала. Она продолжала высасывать из него силы.

Господин Э. с отвращением взглянул на свои морщинистые руки, почерневшие, будто от времени, ногти и осел на пол. Он судорожно глотал воздух ртом, отползая к порогу.

Там в дверном проёме его ожидала девушка в змеиной маске, невероятно высокая и тощая как спица. Смолистые жидкие волосы девушки-спицы были собраны в низкий хвост, а губы изумрудным пятном выделялись на бледной коже. Она хотела было броситься к старику и помочь ему подняться, но тот остановил ее дряблой трясущейся рукой.

– Не подходи! – сухо просипел господин Э. на последнем издыхании.

Девушка-спица нервно закусила руку в кожаной перчатке и наблюдала, как с каждой секундой ползущий на корячках старик становиться всё старше и старше. Она питала к нему теплые чувства и сострадание.

Выбравшись из лап коварной Совиной комнаты, первое, что сделал Господин Э. это отдал дальнейшие распоряжения:

– Собирай ядоязыких, к вечеру Малахита умрёт, передав изумруд. Чтобы завладеть им полностью нужно будет обезвредить её преемницу.

При слове «преемница» в глазах девушки-спицы вспыхнули хищные огни ненависти.

– Даже не думай! – не поднимая глаз сухо сказал Господин Э., – забудь, о своих изощренных методах.

– Как же справедливость?

– Как же твой долг передо мной?

Девушка-спица крепко сжала зубы и кулаки, но возражать не стала. Не услышав более никаких распоряжений, она развернулась на каблуках и отправилась собирать своих наёмников.

Господин Э. тяжело дыша вынул из кармана своего плаща стеклянный бутылек с пилюлями в золотых оболочках и проглотил все содержимое.

Глава 2:

Сто пышек и одна булка

Майя Сазонова зажмурилась и полной грудью вдохнула запах карамельного сиропа и хрустящих круассанов, которыми пропахла вся кондитерская.

Её глаза – два огромных миндальных зерна. Волосы цвета жженой корицы, завязанные по старой детской привычке в два пушистых пучка по бокам. Аккуратные ровные брови с завитушками на концах, как беличьи хвостики. Но главной особенностью Майи были разноцветные глаза. Один – ярко зелёный, словно камень малахит. Другой – выцветший безжизненный и серый. Майя стеснялась этой особенности своих глаз и всегда прятала истинный серый цвет под цветной зеленой линзой.

Майя была обычной шестнадцатилетней девочкой. Правда, с любовью к холодному оружию, но об этом мало кто знал.

Майя всегда и везде таскала с собой два небольших стальных ножа: один нож-бабочку с двумя ручками, другой – небольшой клинок с кривым лезвием и синими камешками на рукоятке. Оружие носят лишь беззащитные или те, кому есть чего бояться.

Девочка даже дала им имена: Колибри и Осколок. Она очень их любила и надеялась, что никогда не пустит в ход. Один из них Осколок она особенно берегла, по словам бабушки, он мог навеки веков скрепить дружбу двух людей.

Сейчас Майя стояла посреди кофейни и ждала, когда девушка за прилавком закончит подсчет мелочи.

Сегодняшнее утро выдалось очень странным. Бабушка Майи Агния Францевна встала в 5:30 утра, закинула несколько своих старых сапог на соседский балкон, полила клюквенным компотом засохший фикус и поджарила на завтрак яичницу со скорлупой. А вот ближе к 10 начала твориться чертовщина. Бабушка высчитывала какие-то уравнения на полях кроссворда, записывая что-то между строчками газеты и постоянно тревожно косилась на свои восемь неработающих холодильников, рядком стоявших вдоль стены.

– Мне нужно сто пышек и одна булка, – заявила внезапно старушка, серьёзно глядя на Майю.

Агния Францевна не любила сладкое, особенно опасалась сахарной пудры. Бабушка не объяснила, зачем ей такое количество сдобы. Она поскорее вытолкнула внучку за дверь, насыпав полные карманы мелочи. Мелочь, как назло, оказалась копейками, будто специально, чтобы Майя задержалась в кофейне подольше.

Майя стыдливо переминалась с ноги на ногу. Девушка за прилавком кондитерской уже десять минут считала переданные Майей монеты.

Кофейня-кондитерская пустовала днем понедельника. Все потенциальные клиенты давно скучали в офисах и с нетерпением ждали завершения рабочего дня.

Время на огромных часах в виде головы медвежонка показывало пять вечера. За столиками сидела всего одна девушка, которая что-то со сверхзвуковой скоростью строчила на ноутбуке. Кофейня называлась «Пекарня плюшевого мишки», а её единственное окно было украшено муляжами заварных пирожных и плюшевыми медвежатами с шерстью медового цвета. Как медведи связаны с кофе оставалось загадкой.

– 1357 рублей 40 копеек…

Для Майи сегодняшний день был наполнен странными эпизодами. С самого утра творилась какая-то чертовщина. Майя взяла с полки пачку овсянки, но в миску высыпалась горсть серебристо-зеленых заостренных чешуек. Майя решила, что ей померещилось спросонья и отправилась умываться. Когда она, вытирая лицо махровым полотенцем, вернулась обратно ни тарелки, ни чешуек уже не было. Зато на столе её ожидал недоеденный вчерашний суп. Агния Францевна предусмотрительно сохранила его с обеда.

С Майей, как и с маленькими детьми, работало волшебное правило: последние двенадцать ложек супа в него не влезали, но место для шоколадных конфет оставалось всегда. Агнии Францевны каждый день пыталась накормить Майю чем-то полезным. Сладкое бабушка не готовила, хотя Майя натыкалась дома на её кулинарные книги, с собственными рецептами выпечки. Попытки накормить внучку бабушка гордо именовала это своим спортом:

– Мне пора олимпийскую медаль вручать, – говорила старушка, когда ей удавалось запихнуть в Майю ложку салата, а девочке было шестнадцать лет.

– Вот как с маленькой, ей богу! – жаловалась Майя, незаметно пытаясь выкинуть котлеты из тарелки за тумбочку. У Агнии Францевны глаза были на затылке. Раздавался недовольное покашливание, и со вздохом внучка отправляла котлету в рот. При этом она морщилась и кривилась.

– Хватит корчиться, я не шеехвата в тебя запихиваю.

– Кого-кого? – заинтересованно спросила Майя, даже забывшись и проглотив кусок котлеты.

– Никого! Драгоценная моя, не задавай глупых вопросов, а то нос отвалиться.

«…Не задавай глупых вопросов, а то нос отвалиться!» – это было любимым ответом Агнии Францевны. А если Майя пыталась расспросить её о родителях, то ответы были абсурдные: «Они купили два билета на Марс в один конец и улетели», «Они исследуют льды Антарктиды в поисках следов существования золотых рыбок», «Они секретные агенты и заговорщики. Плетут козни против правительства» и коронное: «У них носы отвалились. Драгоценная моя, ты котлету доела?».

– 1568 рублей 65 копеек.

Все что Майя знала о своих родителях укладывалось в одну короткую историю, которая то и дело всплывала в её памяти.

Было холодно и морозно. Агния Францевна возвышалась над пылающим кострищем, то и дело подкармливая языки пламени книгами, бумагами, скомканной одеждой и прочими вещами. То и дело старушка носилась в высокий устрашающего вида дом с двумя башнями-ладьями по бокам и возвращалась с новым комком вещей. В огонь летело всё: в том числе и фотографии в стеклянных рамах.

Майя помнила, как потянулась к огню и вытащила одну из таких фотографий. Она не могла сказать, сколько ей было лет и о чем она думала, суя руки в огонь. Но после несколько недель у неё саднило обожжённые руки.

Майя долго хранила эту фотографию. Какой-то смеющейся девушки на фоне огромных острых молочного цвета кристаллов. У девушки были такие же как у Майи волосы цветов жженой корицы, такой же миндальный разрез глаз. Она была точной копией Майи только на двадцать лет старше и с узенькой щербинкой между зубов. Майе нравилось думать, что это портрет её матери. Руки девушки были усеяны мелкими белыми царапинами с синими завитушками внутри, видимо, полученные от карабканья по кристаллам. А внизу значилась дата и подпись «Медея». Медея – наверное, и было её имя.

Кассирша за прилавком кофейни досчитала мелочь. Это оказалась сумма в 1984 рубля, ровно стоимость заказа, будто Агния Францевна подготовила её заранее. Продавщица отдала покупку в огромном темно-коричневом промасленном бумажном пакете.

Майя раскрыла, чтобы вдохнуть запах свежей выпечки, но заглянув внутрь, вскрикнула. Пакет выпал из её рук, а пышки и одинокая булка, словно мячики раскатились по разным углам кофейни. Издали казалось, что из пакета торчит белая кружевная ленточка. Но это была не ленточка. Кружева превращались в ромбовидный узор – бледная высушенная змеиная шкурка. Майя могла сколько угодно верить в галлюцинации и совпадения, но факт оставался фактом, – этот сюрприз оказался в пакете не случайно.

Выслушав множественные извинения продавщицы и получив скидку, кофе на вынос и пакетик тростникового сахара в подарок Майя отправилась домой. Кофе она выкинула сразу за углом. Она терпеть не могла этот напиток взрослых. Всю дорогу Майя пытаясь вспомнить, не говорилось ли в газетах, о побеге пресмыкающихся из зоопарка.

Она завернула за угол дома и углубилась во двор в направлении своей Иллюзорной улицы.

Иллюзорная была самой короткой и незаметной улицей Кировского района. Постоянно шли споры, о том, что она должна прекратить существование. Улицу надлежит замуровать, а подъезды домов перенести на противоположные стороны. Чтобы попасть на Иллюзорную нужно было втискиваться в небольшое пространство между соседними домами-гигантами.

Трёхэтажный дом под номером 8 был последним и почти считался заброшенным. Фасад его был выложен черной глазуревой плиткой, между которой проглядывала белая известка. В круглые оконные проемы цокольного этажа были вставлены витражные стекла, окрашенные в бледно-зеленые и желто-лимонные тона. К тяжелой парадной двери с чугунными тюльпанами на решетке вела небольшая мозаичная лесенка. Мозаика давно облупилась от дождей, но это только придавало дому особый шарм. Дом венчала ломаная алюминиевая крыша-мансарда, из которой торчали кривые каминные трубы, покрытые многолетней копотью.

Дом находился в аварийном состоянии, всех хозяев давно попросили съехать со своих квартир, но Агния Францевна ни в какую не соглашалась это делать. Потому Майя и бабушка были единственными жильцами дома №8.

Майя, не спеша, поднялась по закругленной бронзовой лестнице, покрытой сизым налетом, на мансарду, которую занимала бабушкина квартира.

Агния Францевна никогда не любила замки́ и всегда оставляла дверь слегка приоткрытой. Однако сейчас дверь была распахнута настежь. Зияющая темнота дверного проёма походила на огромную звериную пасть.

– Бабушка, – тихо прошептала Майя, вытаскивая из-за пазухи Колибри и Осколок. Колени девочки подрагивали, пальцы одеревенели, но она покрепче сжала свои ножи и переступила порог квартиры.

Внутри стояла тишина, только из гостиной раздавалось тиканье напольных часов и скрип маятника о разбитую стеклянную дверцу.

В доме Агнии Францевны порядка никогда не было. Но Майя могла отличить, бабушкин «порядок», от хаоса, который творился теперь. Дом был перевернут с ног на голову. Деревянный паркет пробила люстра из искусственного хрусталя. Пол усеян облезлыми посеревшими шкурами змей, в груде мусора зловеще поблескивали изумрудные чешуйки.

Дверцы шкафов были вырваны с корнем, книжные страницы валялись отдельно от корешков, стол заливали чернила, диванные подушки были выпотрошены. Витраж выбит и раскрошен в крошку. Нетронутыми стояли только восемь неработающих бабушкиных холодильников.

Агния Францевна не была ни наследницей английской короны, ни хранила в шкафу оригинал Моны Лизы. Майя отодвинула выдвижной кухонный ящик – почерневшие серебряные ложки были на месте. Драгоценные металлы не интересовали взломщиков.

Агнии Францевны не было нигде. Майя обследовала все комнаты, боясь обнаружить бездыханный труп. Однако в доме было пусто.

На полу валялась перевернутая металлическая коробка из-под конфет, в которой бабушка хранила свои особые пуговицы ручной работы. Она недели тратила на то, чтобы непослушными пальцами и металлическим лобзиком выпилить идеальную выпуклую пуговицу с изображением театральной маски. Затем она долго могла покрывать латунной краской и натирать воском. Бабушка бережно относилась к ним и никогда бы не оставила валяться на полу свои труды.

В коридоре Майя шарахнулась в сторону от старого платяного шкафа. Он всегда пугал её. Огромная человеческая голова с растрепанными деревянными волосами, злыми глазищами и разинутым овальным ртом, в котором находились дверцы шкафа. Дверные ручки были двумя пышными цветами мака. Из шкафа послышался подозрительный скрип и шорох. Майя замахнулась и ударила по нему тупым концом Осколка. Раздался металлический звон по дереву. Девочка убедила себя, что шорох в шкафу – просто упавшее пальто.

Она обошла всё по второму кругу и только сейчас заметила на тумбочке в коридоре рядом с платяным шкафом-головой письмо. Не могло же оно появиться само собой, хотя Майя готова была поклясться, что в первый раз его не было. Большими буквами было выведено «Майе». Завитушка в виде волны у буквы «й», аккуратная петелька заглавной «М» – почерк принадлежал бабушке. Майя хорошо знала её буквы и подписи напоминающие стебли растений и бутоны спящих цветов. Майя распихала свои ножи по карманам и взяла письмо дрожащими руками. Пальцы справились с конвертом только с четвертого раза.

«Драгоценная моя, – от этих слов у Майе защемило сердце, – я никогда не говорила тебе одну вещь. Мы не обычные люди, которые ходят на работу к 9-ти утра, пьют чай с бергамотом и смотрят телевизор на выходных.

Ты не помнишь, но мы сбежали с тобой из Подземельного мира много-много лет назад. Ты тогда была совсем крошкой. Ядоязыкие преследовали нас и хотели убить. Им нужна была от меня одна вещь. Камень особой силы, который ни при каких обстоятельствах не должен попасть к их главарю по прозвищу Господин Э.

На долгое время мы исчезли с их радаров. Но это счастливое время продлилось не долго.

В последний год я вела переписку с Подземельным миром и наладила несколько прочных связей с некоторыми подземельцами.

Отправляйся в Нижнебург – столицу Губернии Ночи, там ты сможешь найти безопасное место. Спустись под землю в метрополитен и садись на последний поезд в сторону юга-запада вагон номер 2-21-18-4… И помни: чем больше погружаешься под землю, тем больше странностей происходит вокруг…»

В конверте было еще что-то твердое размером с грецкий орех с острыми гранёными краями, но Майе было некогда разглядывать.

И, конечно, на своем обычном месте лежало три свертка перевязанных грубой бечёвкой. Откуда эти свертки берутся в один и тот же день – было для Майи загадкой. Возникали бы они в день рождение было бы понятно, но для Майи Сазоновой 16 августа был обычным днём. В детстве Майя бегала за бабушкой и расспрашивала о свертках, но вместо ответа Агния Францевна только бурчала:

– Глупые расфуфыренные идиоты, – и выбрасывала свертки в помойку. После третьего раза Майя перестала рассказывать о подарках.

Подарки были странные и всегда приходили набором: гантели, ручка, карандаш; гриб, ракушка, колготки; грабли, рубашка, кочерга… Сегодняшний набор ничем не отличался от предыдущих пятнадцати: гвоздь, рукавица, кусок каната… Майя фыркнула и бросила свертки обратно на тумбочку.

Сквозь шум, доносившийся с улицы, Майя уловила посторонний звук. Шуршание мелких камушков и неразборчивое шипение. Сперва Майя списала посторонние звуки на своё богатое воображение, однако звук повторился. Он будто шёл откуда-то с кухни, из верхнего шкафчика с сервизом.

Майя потянула ручки на себя и за долю секунды до катастрофы поняла, что этого не надо было делать. С полок на неё посыпались гнутые палочки, короткие словно спички, белые как кусочки сахара. Она, не успев отпрыгнуть в сторону, завизжала и начала отбиваться от них, как от стаи ос. Палочки отскакивали от пола и разлетались по кухне. Майя поймала на лету одну, чтобы рассмотреть поближе и отшвырнула в отвращении – это был змеиный клык.

Глава 3:

Тайна метрополитена

Майя вскипела от злости, змеи и всё с ними связанное за этот день застряли у нее в печенках.

– Эй, вы, – закричала Майя, не обращаясь ни к кому конкретно, – вылезайте живо. Только змеиные шкуры и зубы умеете подкладывать. Боитесь пятнадцатилетнюю девочку?

Ответ последовал незамедлительно. По углам кухни пошла рябь, постепенно превращаясь в людские фигуры, будто помимо девочек в комнате было несколько хамелеонов. Одна из плит потолка приподнялась вверх и отъехала в сторону, открывая черную пустоту вентиляционных шахт. На пол спрыгнул парень в изумрудном костюме из кожи питона, верхнюю часть лица закрывала змеиная маска. Майя разумно отступила назад на пару шагов. Из потолка выпрыгивали люди: один за другим. Все в одинаковом одеянии, будто представители одного тайного общества. Последней вылезла девушка.

Высокая дамочка в леопардовых лосинах и приталенном плаще из змеиной кожи с заляпанном грязью подолом. Она была среди них главной. Её губы зеленым пятном выделялись на бледной коже, жидкие черные волосы были убраны в низкий хвост, а лицо, как и у остальных прикрывала змеиная маска. Девушка была такой тощей, что походила на спицу.

– Майя, – расплылась в гадкой улыбке дамочка. – Мы не боимся. Это тебе нужно нас боятся.

С ловкостью профессионала она одним движением расстегнула тугой пояс плаща, в её руке блеснул револьвер. Такой же как музеях, только сверху была прикреплена стеклянная капсула, набитая фиолетовой шерстью.

Увидев направленный на неё револьвер, Майя попятилась и уткнулась спиной в шкаф.

– Где Агния Францевна? – Майя схватила зеленое яблоко из вазы с фруктами и завела руку за спину, готовая нанести удар в любую секунду. Майя мысленно проверила, в каком кармане лежал нож Колибри с радужным лезвием, однако ей совершенно не хотелось, чтобы до этого доходило.

Дамочка-спица даже не посмотрела в сторону яблока, продолжая наступать. Майя запустила твердый фрукт в неё, но промазала. Яблоко треснуло, стукнувшись об пол.

– Если ты сейчас не уберешься, я полицию вызову.

– Да что ты? – улыбнулась дамочка, обнажая два заточенных желчно-ржавых зуба. Она облизала изумрудные губы раздвоенным языком и расхохоталась, увидев ужас на лице Майи.

– Что замерла? Где твоя полиция?

– Хватит играться, Гадюка, травить шеехватов будешь на других, – к дамочке подскочил долговязый юноша и опустил вниз дуло её револьвера. – Выпускай Шкурупею и покончим с девчонкой.

– Убери руки, Аспид, я хочу возмездия!

Гадюка вновь направила дуло револьвера на то место, где стояла Майя и взвыла от обиды и разочарования. Девчонка улизнула.

– Убив её дочь ты никому ничего не докажешь, а провалишься – поплатишься своей же шкурой.

Последние слова протрезвили Гадюку, и она засунула револьвер за пояс. Дамочка-спица схватила у одного из сообщников потертый кожаный чемодан с медными заклепками. Застежки щелкнули, чемодан раскрылся. Все его пространство занимала громадная клетка в мелкую сетку. Внутри что-то предупреждающе зашипело.

– Морте мориатур атрокс! – прошептала Гадюка.

Майя, наблюдавшая за взломщиками за дверцей шкафа, почувствовала недоброе. Она понеслась в соседнюю комнату, слыша мягкое скольжение по полу. Не вписавшись в поворот, она поскользнулась и упала. Девочка перевернулась на спину и посмотрела на преследователя. Ей хотелось завизжать от ужаса, но она не могла пошевелить кончиками пальцев. Двигаться не хотелось, бежать – тоже. Майя зачарованно смотрела на шестиглавое нечто, которое скользило по полу в её направлении. Шесть голов, словно снежные комья снеговика стояли друг на дружке, шевеля раздвоенными языками и раздувая свои капюшоны. Шесть тел срастались в один хвост, которым существо потрясало из стороны в сторону, издавая звук похожий на шум погремушки.

Холодным скользким телом существо уселось на ладонь Майи, хищно глядя на обнаженное предплечье. Секунда и оно впилось клыками в бледную кожу. Вонзили зубы все головы, кроме верхней.

Внезапно глаза Майи застелила пелена зеленой с искрами дымки, а потом что-то придало ей сил – она решила, что так просто не сдастся. Она нащупала первое что попалось под руку. Первым оказалась клюшка для гольфа, которой её бабушка открывала оконные форточки.

– Ах, ты, крокодиловая сумочка недоделанная, – Майя ударила по змеюке клюшкой для гольфа.

Шкурупея отлетела в сторону и ударилась о стену. Сползая вниз, её тело оставило на стене длинный след слюны и яда.

Майя из последних сил выскочила из квартиры и бросились вниз по лестнице, опасаясь услышать шаги преследования.

– Эти люди говорили про шеехватов, как Агния Францевна, – повторяла Майя в состоянии шока.

Гадюка будто выросла из воздуха прямо перед дверью параднойи вцепилась в плечо Майи пальцами в черных кружевных перчатках. Майя была вне себя от гнева, она уже не могла сдерживаться. Ненависть за погром и исчезновение Агнии Францевны разрывала её. Мысли о ноже в правом кармане не давали Майе покоя. Она круто развернулась и оказалась с дамочкой-спицей лицом к лицу.

– Не смей ко мне прикасаться, а то пожалеешь.

– Прикоснулась, – Гадюка ударила Майю каблуком под колено, так что та повалилась на спину, схватила Майю руками за горло и принялась со всей силы давить.

Майя не думала. По всем правилам, законам и кодексам это называлась самооборона. В её руке блеснул небольшой стальной кинжал Осколок, похожий на пламя, с раздвоенным лезвием и рядом синих камней на резной черной ручке. Майя не глядя резанула кинжалом в воздухе и попала в левую ногу сопернице.

Гадюка завизжала и откатилась в сторону, ее помощники обступили свою главную, тупо таращась на рану, откуда хлестала кровь. Этого времени хватило Майе, чтобы выбраться из дома, оторваться от преследователей, пронестись через улицу и юркнуть в здание метрополитена, преодолеть эскалатор и заскочить в двери последнего поезда в сторону юго-запада за секунду до закрытия.

Майя плюхнулась на голубое сидение. Её всю трясло и знобило. Вагон был пустой. На электронных табло буквы «Вагон не обслуживается. Просим извинения за неудобства» сменялись другими непонятными символами. Таких иероглифов Майя не видела даже в туристических брошюрах по Эрмитажу.

Вагон 2-21-18-4 погрузился во мрак подземного туннеля. За окном мелькали трубы, провода и редкие лампочки.

Майя со страхом посмотрела на свою левую руку. Будто вспомнив о случившемся, рука засаднила пульсирующей болью. Девочка с аккуратностью сапёра закатила рукав и отшатнулась. От отвращения её глаза сузились до щелок, губы превратились в тонкую нитку. Пять пар укусов на предплечье яркими красными точками запекшейся крови бросались в глаза. Кожа вокруг них опухла и натянулась, как барабан. От укуса расползались бордово-чёрные нитевидные завитушки. Майя указательным пальцем прикоснулась к одному из укусов. От руки шло странное тепло.

Подземный поезд мчал по рельсам, пропуская все платформы. Мощные металлические колонны одной из станций обрамляли узоры из стекла, на стене пестрела мозаика в огненной палитре, под потолком грозно возвышались дворцовые люстры. Она проезжала Автово.

Тут послышался скрип, скрежет, с громким лязгом задние колёса отвалились и со всех сторон посыпались цветные искры. Последний вагон становился обузой и тормозил движение локомотива. Соседний вагон недовольно загудел и через секунду разжал крепления, соединяющие его с вагоном 2-21-18-4. Свет в вагоне моргнул и потух, включились аварийные лампочки, а на табло вновь забегали непонятные иероглифы.

Вагон Майи замедлял движения с противным скрипом. По бокам о наружные стены бились синие искры. Майю вильнуло влево, поезд резко повернул, остановился и открыл двери. На табло загорелась новая надпись «Нижнебург». В динамиках раздался электронно-металлический голос девушки-диктора:

– Надеемся, Вам крайне не понравилась прогулка в Надземный мир, – говорила диктор дружелюбно. – Вы никогда не захотите вернутся обратно. Облачная Фабрика заботится о Вашей безопасности, цените то, что она даёт. Спасибо, что воспользовались услугами компании «Турбо-Чух», – девушка в динамиках умолкла и всё погрузилось в тишину.

Майя, оглядываясь по сторонам, высунула нос из вагона. Мало, кто может похвастаться, что был в туннелях метро, но даже те, кто были видели только провода, ящики напряжения и округлые бетонные стены. Место, куда попала девочка было, чем угодно, но не частью петербургского метрополитена. Это была подземная пещера из черного пупырчатого камня, как метеорит или застывшая лава. Пол покрывали пепельно-синие расколотые плиты. Пещера уходила вперед.

Как назло, фонарика не оказалось. Телефон же Майя регулярно забывала дома. Идти пришлось вслепую, опираясь рукой о стену. Майе хотелось взвизгнуть каждый раз, когда на нее с потолка падали холодные капли. Где-то поблизости протекали подземные реки. Майя шла вперёд, стараясь верить, что дорога приведет в «безопасное место» бабушки.

Проведя по стене рукой, такой ледяной, что пальцы приклеивались, Майя наткнулась на существо с шершавой спиной размером с ладонь. Оно слегка светилось в темноте. Своим обликом оно напоминало ящерицу, чья чешуя светилась приглушенным зелёным светом. Вдоль хребта шёл чёрный ромбовидный узор, напоминающий косу. Девочка взвизгнула и, не думая о том, что впереди может быть резкий поворот, побежала вперед, стараясь как можно дальше оторваться от странного обитателя туннеля.

Обитатели обитателями, но кто жил в этих туннелях раньше и что с ними произошло? – Майя не знала.

Майя решительно пошла дальше и чуть не врезалась лбом в каменную стену – долгожданный поворот. Она повернула голову влево и, заметив вдали пятно бирюзового света, со всех ног бросилась к нему, надеясь, что это выход.

Майю ждало разочарование. Это был не выход, а полотно света, искрившееся молниями. Оно покрывало всю стену, и не было никакой дырки, чтобы его обойти.

На потолке, с которого свисали каменные наросты-сосульки была прибита табличка: «Чем больше погружаешься под землю, тем больше странностей происходит вокруг…» – Майя не до конца понимала значение этих строк, но, без сомнения, это было место, куда её направила Агния Францевна.

Тут на пути Майи вновь появилась ящерица с узором-косой. Она уставилась на девочку своими крупными темно-зелеными, как камешки малахита, глазами и головой кивнула в сторону стены, намекая, что нужно прыгать.

Майя осталась стоять на месте. Ящерка с «косой» недовольно наморщила лоб, сведя к переносице черные дуги-узоры над глазами, напоминающие брови.

Ящерка подползла к стене голубого тока и опустила в нее свой хвост. Хвост ящерицы исчез из виду. Она терпеливо уставилась на Майю, хотя левая лапа уже нервно отстукивала дробь по каменному полу.

Майя поджала губы и неуверенно сделала пол шага к стене. По ту сторону маячили силуэты фигур и предметов. Майе показалось, что всё по ту сторону расположено вверх тормашками – наверное, это была игра воображения. Электрический разряд прошёлся по поверхности стены прямо перед её глазами. Майя в страхе отпрыгнула назад.

Сзади раздалась серия ругательств. Голос этот показался Майе до страха знакомым. Она обернулась и в приглушенном свете стены разглядела изумрудные губы на бледном лице и жидкий хвост. Ящерка гневно зыкнула на Майю и, прошмыгнув между ее ног, направилась в Гадюке.

«Это – безопасное место… – словно мантру повторяла Майя. – Так мне объяснила ящерица. Если я поджарюсь, виновата будет бабушка».

Майя крепче сжала кулаки и шагнула через стену, проскочив барьер. В кучку пепла она не превратились, а выскочила по другую сторону стены невредимой. Ну почти…

Глава 4:

Облачная Фабрика

Иногда в своих фантазиях Майя делала странные вещи: прыгала с крыши с крыльями за спиной, превращалась в акулу, доедала суп Агнии Францевны… но через электрическую стену ей проходить ещё не приходилось.

Майя выпрыгнула в перевернувшйся вверх тормашками мир. На секунду она повисла в воздухе, гравитация будто задумалась в какую сторону её притягивать. На потолке в глубине длинного коридора гуляли люди, на потолке стояли столы и тумбочку, ручки в стаканчиках и стулья с резными спинками. Все было как в обычном мире, только Майя смотрела на все под необычным уголом. Она шлёпнулась на пол перевернутого мира, чуть не стукнувшись головой об тумбочку. Окружающий мир пришёл в норму, однако в висках все ещё стучало, а голова немного болела от прилившей крови.

Майя сразу поняла, что что-то не так. Внезапно у нее онемела вся левая часть туловища, а само тело стало будто в два раза тяжелее обычного. Майя попыталась пошевелить правой рукой – бесполезно. Правая нога тоже отказывалась работать. На секунду ей почудилось, что она чувствует в своем теле второе сердцебиение и чужое дыхание по соседству. Но это было глупо, потому она отогнала всякие мысли об этом. Из-за полотна света девочка не могла разглядеть кончик собственного носа. Левой рукой она нащупала правый бок и из-за всех сил его ущипнула.

– Шестивалентный плураний, больно же! – завизжал чей-то девичий голос с той же онемевшей правой стороны. Пронзительно громко и над самым ухом.

Постепенно полотно света рассеялось, хотя в глазах все еще кружили и скакали темные пятна, но очертания и силуэты всего вокруг начинали приобретать четкий контур. Майя повернула голову вправо. Девочка бы грохнулась в обморок от увиденного, если бы правая нога не удержала, а правая рука не сбалансировала равновесия.

Половина тела Майе больше не принадлежала. Майя будто срослась воедино с другим человеком. У нее появилась вторая голова и, кажется, третья рука в районе поясницы. Майя в состоянии глубокого шока уставилась на свою соседку по телу.

Ржавые кудри обрамляли лицо сердечко соседки. Волосы выбивались из пышного конского хвоста и, казалось, жили своей жизнью. Слегка пухлые щечки и дерзко вздёрнутый курносый нос с вызовом смотрели на окружающих.

Тело и одежда Майи и курчавой срастались воедино. Простая голубая толстовка Майи перерастала в длинный плащ кардиган, снаружи он переливался изумрудным, фиолетовым, синим и розовым – будто пятно разлитого бензина. Майя получше пригляделась к плащу поняла, что переливается не ткань, а панцири жучков, словно паетки пришитые с внешней стороны костюма.

Взгляд курчавой чем-то напоминал хорька. Нетерпеливый, порывистый, не иначе в голове девушки всегда зрели бунтарские планы, идущие наперекор воли окружающих.

Девушка в ответ тоже уставилась на Майю, но выражение лица у неё не было таким шокированным, скорее озадаченным. Ее ржавые брови сползлись к переносице, она мысленно подбирала в адрес Майи ругательство покрепче.

– Летучее соединение яргония! Ты что не видела, что я перехожу через барьер! Ты хоть знаешь, как сложно усыпить бдительность охраны!

Майя не знала, что ответить. Не успела она собраться с мыслями, как услышала шаги. К ним направлялась девушка, явно чем-то раздосадованная. Она была одета в белый костюм: юбка-карандаш и пиджак. На её голове сидела пилотка, как у стюардессы. До самого пола спускалась темно-русая коса, а на правом отвороте значилась табличка «Варвара грей Перелётова»:

– Не понимаю, что должно быть сломано. Я проверила три раза – барьер раб…

Только сейчас она заметила, что разговаривает не с курчавой, а с двумя девочками, сросшимися в одно тело.

– Эээээ…

Курчавая не стала дожидаться, когда до Варвары грей Перелётовой дойдёт, что её пытались обмануть. Курчавая рванула бегом, спотыкаясь о вторую ногу, которая принадлежала теперь Майи.

– Шевели рукой и ногой!

Не успела Майя что-либо сообразить, как они преодолели все двери и коридоры, направляясь к дубовой двери, ведущей на улицу.

– Закутайся теплее в шарф!

Майя кое как левой рукой обмотала шарфом курчавой свою шею, и они выскочили из здания на улицу.

На улице дождь лил стеной. Под ногами маленькие лужи сливались в большие, образуя целые моря и озера. Каждый горожанин, закутавшись в шерстяное пальто и шарф шлепал в резиновых сапогах по тротуарам и поребрикам, под мышкой сжимая три зонтика, не считая того, что раскинулся над головой. Зонтики не спасали, также, как и непромокаемые плащи. Фонарщики со стремянками бегали о от одного потухшего фонарного столба к другому, зажигая потухшие огни. Около стеклянных витрин магазинов, бутиков и пекарен стояли постройкой смирно лодочники с большими надувными лодками. Они уверяли каждого несущегося мимо прохожего, что скоро грянет наводнение и лодка – вещь первой необходимости.

Курчавая, не предупредив Майю ринулась вперёд по мокрой улицы без плаща, без зонтика и даже без лодки. Не успев добежать до конца улицы они промокли до нитки.

Между домов на мгновение появился просвет, извивалось кривое русло реки, если её можно было назвать рекой. От реки клубами поднимался пар, а сама река то и дела булькала, как закипающий на плите суп Агнии Францевны. На гранитной набережной стояли указатели «Кипяточных рыб не кормить, в реку Аквопрак сломанные зонтики не бросать!».

Впопыхах Майя глянула наверх, но вместо ожидаемого каменного потолка большой пещеры увидела лишь серое затянутое непроглядными тучами небо. Где-то вдалеке над крышами трехэтажных каменных домиков виднелись высокие кирпичные трубы-великаны. Казалось, они и были причиной столь густых облаков и столь проливного дождя.

Внезапно Майя услышала тяжелое гудение, а через минуту заметила, что здания, находящиеся по обе стороны улицы, медленно сдвигаются по направлению друг к другу, перекрывая улицу. Прохожие стремительно бросились в рассыпную, не желая быть раздавленными двигающимися домами.

– Налево! – скомандовала курчавая.

Не успели они свернуть и пробежать пару домов, как улица вновь начала сужаться. Два кирпичных дома съехались прямо перед носами беглянок, впечатавшись друг в дружку окна в окна.

Курчавая не сдалась. Они рванули направо, но и на той улице их постигло разочарование. Когда они, направляемые движущимися домами, пробежали ту улицу, с которой начали – курчавая сдалась.

Гранитные плиты улиц то поднимались, то опускались, менялись местами и делали рокировки. Будто ими кто-то управлял. Все движения плит сводились к тому, что девочкам пришлось остаться на месте.

– Мы сделали что-то плохое? – не понимала Майя, когда к ним надвигалась группа людей в черных плащах и капюшонах. Их лица закрывали гладкие овальные зеркальные маски без глаз и ртов.

Всю дорогу конвой в черных плащах молчал. Они даже ходили бесшумно. При виде них дома раздвигались в стороны, образуя новые улицы, а все попадавшиеся на пути прохожие разворачивались на месте и бросались прочь.

Девочек вели в самое сердце города, где на главной площади первого губернатора Эрнста блэк Полунова располагалось высокое здание из красного кирпича. Вверх поднималось множество фабричных труб, из которых валил пар. Какие-то трубы терялись в густых облаках. Само здание глазело на приближающихся своим огромным круглым витражом, расчерченным перегородками словно око.

Внутри девочек уже ожидали. В главном просторном вестибюле большую часть стен занимали огромные окна с витражными вставками в виде цветов. Лепной декор чередовался с литыми женскими масками в ореоле волос и растительного орнамента. Всё внимание приковывала к себе широкая лестница, чей центральный марш разделялся на два других противоположных друг другу. Лестница была обрамлена мраморными перилами с декоративными бронзовыми вставками. По обе стороны от неё стояли, словно часовые, грозные торшеры с гроздьями белых шаров-фонарей. На верхней площадке марша был установлен гипсовый бюст с подписью «Заведующий кафедрой героев и катастрафологов, член-корреспондент Подземельной академии наук, академик Подземельной академии образования, доктор безликих наук, профессор заслуженный деятель науки Подземельного мира, заслуженный свободный артист Подземельного мира, двадцать четвертый губернатор Нижнебурга Эрлик грей Полуночник». На стене над головой гипсового Губернатора парил белый мраморный орёл с темными рубиновыми глазами.

Кирпичными коридорами Майю и Катрину вели куда-то вверх. То и дело им попадались всё новые и новые люди в черных плащах и зеркальных масках. Все одинаковые, все тихие, все немые.

Наконец, их привели в пункт назначения. За дверью с таинственным названием «Тайная комната №7 Делитель-делючек» расположился огромный зал с выбеленными стенами, похожий на научную лабораторию, школьный медицинский кабинет или психиатрическую клинику. Посередине на столе лежал вытянутый белый ящик с множеством подсоединенных проводов и открытой крышкой. Лаборантка с бледным лицом и чёрным конским хвостиком представилась Дельфиной блэк Найт, на вид ей было за сорок. Она аккуратно положила девочек в этот ящик и закрыла крышку.

Майя искренне надеялась, что их положили не в ящик фокусника и не готовят к распиливанию пилой.

Дельфина блэк Найт нажимала на кнопки и охала. Радовало, что хоть эта сотрудница издавала какие-то звуки в отличии от немых в зеркальных масках.

– Мизинец попал в печень… – морщилась Дельфина, – колено упирается в сердце, ноготь большого пальца в селезенке… Так не то, что срастись, но и умереть раньше срока можно.

Майя не чувствовала никакой катастрофы. Левую часть пощипывало и покалывало. Онемение постепенно проходило. Ощущения были не из приятных, она как будто отходила после местного наркоза. Через несколько минут она уже могла шевелить пальцами, а еще через десять Дельфина открыла ящик и Майя обнаружила что её части тела встали на место. Однако Дельфина не была довольна своей работой. Она поманила пальцем девочек к экрану своей машины, желая им что-то показать. Девочки подошли и уставились туда, куда она показывала.

На зеленом экране Делителя-делючек находились два оранжевых человеческих силуэта, в которых отчетливо разными цветами были видны внутренние органы и кости. Сами тела были в голубом ореоле и черных крапинках.

– Видите это свечение?

– Это плохо? – спросила девочка с ржавыми кудрями.

– Это очень плохо. Такие фокусы, которые пытались провернуть вы ещё никто не пытался сделать. Ваши тела срослись, мне удалось разделить ваши молекулы и впихнуть их на положенные места, но что-то… Что-то мне непонятное продолжает вас объединять. Судя по Делителю-делючек – это смешение ваших душ.

– Это исправится?

– Со временем. Душа – хрупкая и тонкая материя, она не терпит экспериментов с ней. Потому для восстановления ей понадобиться больше времени, чем внутренним органам.

Пока девочки пялились в зеленый экран Дельфина встала и взяла в руку устройство с длинным проводом, похожее на магазинный сканер для продуктов. Она навела его на лоб Катрины раньше, чем та успела отскочить в сторону.

– Нет!

Но было поздно.

– Катрина Л’Горностаева – цифровым голосом произнес Делитель-делючек, – 16 лет. Цветок – чертополох. Студентка выпускного курса закрытого пансионата для девушек Звёздозары грей Мраковой.

– Что же ты Катрина забыла посреди учебного года в Нижнебурге?

Катрина не ответила. Дельфина повторила ту же процедуру с Майей, но Делитель делючек выдавал ошибку за ошибкой. Лаборантка даже осмотрела запястья Майи и очень удивилась, обнаружив бледную гладкую чистую кожу.

– Ничего не понимаю. Откуда ты взялась?

– За мной гнались какие-то люди в змеиных масках и плащах, их возглавляла какая-то дамочка, они говорили про Шкурупею и…

В комнату вошёл профессор блэк Лунин и что-то зашептал на ухо коллеге.

– Эта Катрина Л’Горностаева, – ответила Дельфина, – а кто с ней – я понять не могу. Её миниралистического кода нет в базе Облачной Фабрики. Этого… Этого просто не может быть!

Дельфина блэк Найт повторила попытку просканировать Майю, почесала затылок и вышла, оставив её сидеть на кушетке.

Вскоре лаборантка вернулась и не одна. Её сопровождало целых три фигуры черных плащах, на головы их были накинуты капюшоны, руки облачены в перчатки, а лицо закрывала гладкая серебряная маска, в которой Майя словно в выпуклом зеркале видела собственное испуганное выражение.

Вслед за ними вошёл джентльмен в земляничном пиджаке с наплечниками, украшенным черными силуэтами бабочек. На носу его сидели хрупкие очки-ромбики с цветными линзами. Он тщательно скрывал свой невысокий рост и лысину, выдававшую года, цилиндром с чучелом медного грозного орла. Он улыбнулся Майе. Но улыбка на измятом бумажном лице была неприятная – неестественная.

– Я просто не знаю, что с ней делать и откуда она взялась. У неё нет ни цветов на запястьях и предплечьях, ни каких-либо других опознавательных знаков – оправдывалась Дельфина, – её нужно осмотреть, вдруг она из…

Джентльмен в земляничном не дал ей договорить. Улыбка его мигом сползла с бумажного лица.

– Вы вроде бы образованная женщина. Окончили Академию Теней, а верите в эти сказки?! Я не потерплю глупых баек из глубинки Губернии Ночи в стенах правительственного учреждения!

Он круто развернулся и вышел из лаборатории, хлопнув дверью.

Не смотря на все возражения джентльмена в земляничном Дельфина всё же решила осмотреть Майю.

– Снимай блузку!

– Не собираюсь! – ощетинилась Майя, – Не буду я снимать блузку при такой толпе.

Майя покосилась на людей в зеркальных масках.

Пререкания не на шутку разозлили Дельфину. Она вплотную подошла к Майе и начала расстёгивать верхнюю пуговицу блузки. Опешившая от такой наглости Майя оттолкнула лаборантку ногой. Дельфина отпрянула от девочки, резко дернув на себя блузку. Верхняя пуговица отскочила от ворота и пролетев пару метров ударилась об пол отскочив от противоположной стены.

– Наглая девчонка! Сделайте что-то. Держите её.

Двое в зеркальных масках выкрутили Майе руки и зафиксировали так, чтобы она как можно меньше двигалась. Майя брыкалась, пыталась кусаться, но лаборантка все-таки умудрилась стянуть с нее блузку. Будто ожидая увидеть что-то страшное, лаборантка осторожно взглянула на спину Майи. И ничего не обнаружила. Лицо её приняло озадаченное выражение. Для достоверности лаборантка даже провела вверх-вниз по позвоночнику девочки.

– Пусто. Странно. Ну тогда у меня нет никаких идей. Если девочка не принадлежит к семье ядоязыких, то…

Лаборантка пожала плечами, велела людям в зеркальных масках отпустить пациентку и вернулась к Делителю-делючек. Майю, словно бракованный товар передали в руки троих в зеркальных масках.

Через пять минут Майя стояла в приёмной кабинета директора Облачной Фабрики, самого главного человека всего Подземельного мира, Губернатора блэк Полуночника. Там же сидя на диване, ожидала ещё одна пара. Мужчина и женщина.

– Это Димитрий и Клара Л’Горностаевы, – представила ассистент-секретарь губернатора.

Майя не поняла к чему ей эта информация. Выглядело так будто она сиротка из приюта, которую великодушно решила принять к себе какая-то сладкая бездетная пара.

Димитрий Л’Горностаев был великаном двухметрового роста, скорее походившего на шкаф. Когда он нервно вдыхал, его ноздри раздувались как у быка, а одежда трещала по швам. Глядя на него, становилось страшно, он в два счета мог разломать как щепку человеческий череп и не заметить. У него отсутствовала половина правого уха, вместо него торчал какой-то огрызок. Димитрий носил одежду самого большого размера, да и то его плечи еле втискивались в костюм. В области сердца из пиджака выступала небольшая металлическая дверь размером с ладонь.

Его жена была полной противоположностью мужа. Клара Л’Горностаева была маленькой почти шарообразной женщиной. Ее пухлое лицо напоминало булочку. Из-за большого слоя пудры на лице, ярко алых губ и осыпавшихся на щеки фиолетовой туши от ресниц она напоминала пончик с глазурью. Клара явно не научилась краситься к своим сорока пяти. Чтобы поспевать за двухметровым мужем Кларе приходилось семенить в два раза быстрее него. Это стало ритмом ее жизни: она быстро семенила по улицам, быстро тараторила и очень громко смеялась. С левой стороны у неё находилась такая же металлическая дверь, как и у мужа.

Не успела Майя рассмотреть сидящих, как их пригласили в кабинет. Курчавая, чьё имя было Катрина недовольно стояла, скрестив руки на груди и вызывающе пялилась на сухонькую женщину в простом черном в пол хлопковом платье с белым воротничком и гулькой на макушке. Женщина сидела напротив губернатора, стараясь как можно выше вытянуться и как можно меньше занять места своим телом.

Губернатором оказался тот самый джентльмен в земляничном. Однако за это время он уже успел переодеться. Теперь он красовался в пиджаке цвета лягушки в обмороке, усеянном пурпурными крапинками. Не спеша попивая чай из фарфоровой чашки, он с интересом наблюдал за тем, как Катрина кричит на сухонькую женщину.

– Все ваши высокие устремления направлены лишь на то, чтобы сделать из меня «украшение общества». А я не буду! Не буду падать в обморок по вашему свистку, краснеть по кивку головой, а чашку…

– Не вздумай! – прошипела сухонькая женщина.

– А чашку. Я. Буду. Держать. Левой. Рукой!

Эта сухонькая женщина была директрисой пансиона для девушек, откуда и сбежала Катрина – Звёздозара грей Мракова.

Звёздозара аж задохнулась от негодования и грохнулась в обморок от переизбытка возмущения. Пока все копошились, приводя директрису в чувство, Майя заметила, как губернатор Полуночник достал из ящика своего стола баночку с золотыми пилюлями и проглотил приличную горсть, убедившись, что никто из старших этого не заметил.

Пара оказалась родителями Катрины. Когда Полуночник проводил Звёздозару и объяснил причину присутствия Майи, Клара вылила на него всю волну накипевшего гнева.

– Я не хочу, чтобы это… – Клара описала вокруг Майи круг, – отправлялось с нами.

– Я всё понимаю, но по-другому невозможно. Девочка не может отходить от вашей дочери… Пока. Их души смешались и не до конца встали на свои места. Рискованно их разлучать. В противном случае обе девочки могут погибнуть.

– Хорошо, – Клара была не сильно довольна таким раскладом, – будешь компаньонкой Катрины. Должен же в этом мире найтись человек, который её усмирит или вселит в её голову хоть каплю рассудка.

– Знаете, у меня есть особая учебная программа в моей Академии, специально для буйных жителей Губернии Ночи. Проект «Темный мир» гарантирует вам идеального послушного ребёнка. Мы искусственным образом замедлим её сердцебиение и…

– Нет, спасибо! – фыркнула Клара, – мне нужна моя дочь, а не бездушная теневица. Ваши теневики, они как… Как… Как ожившие мертвецы! Ни чувств, ни эмоций!

Майя покинула Облачную Фабрику в сопровождении Л’Горностаевых.

Майя попыталась разобраться в своих чувствах к новому месту и новым знакомым. Катрина… Катрина была приятной, но обилие сарказма и цинизма вызывали скорее отторжение, нежели дружескую любовь.

И хоть ни у Майи, ни у Катрины не было времени на то, чтобы разобраться нравятся ли они друг другу. Однако так было удобно думать. Вдобавок Майя часто притягивала к себе тех, у кого была жгучая потребность опекать.

Глава 5:

Руся – живой особняк

Руся – родовое поместье Л’Горностаевых, располагалось в квартале от главной площади города. Это был огромный каменный одноэтажный особняк с толстыми белыми колоннами, треугольными башенками, маленькими арочными окнами и цветными витражами. Каменный фасад украшали старорусские резные орнаменты с изображением диковинных животных и растений. Всем своим видом Руся напоминала богато украшенный старый древнерусский белокаменный терем, чьи скаты крыш были покрашены в бело-коричневую шашечку.

Майя поднялась вслед за всеми по идеально выбеленным ступенькам и очутилась в коридоре. Здесь в просторном холле стены были покрыты венецианской штукатуркой и украшены зеркалами в пол, под ногами – плитка из белого мрамора. У стены стояли мягкие диваны, в специальных подставках – цветные зонтики, через витражи в холл проникал свет, освещая всё убранство цветными лучами.

Не успела Майя снять свою куртку, как что-то настойчиво толкнуло её в спину.

– Катрина, – закатила глаза к потолку Майя, – не смешно.

Девочка оторвала взгляд от застёжки молнии и увидела, что Катрина, также, как и Л’Горностаевы снимают свои пальто и пиджаки.

Сзади кто-то опять настойчиво толкнул Майю. Майя развернулась и закричала что есть мочи. Это был большой длинный скользкий в пупырышках розовый язык. Язык рос из стены, он извивался во все стороны и пытался облизать Майю.

– Место! Руся, место! – бросилась на помощь Майе Катрина.

Язык расстроенно поник и прекратил попытки облизать гостью.

– Э… Эт… Это что?

– Это Руся пыталась с тобой познакомиться.

– Но Руся… Руся это же дом.

– Дом, – согласилась Катрина, – у Руси есть язык, мозги, когти, сердце, желудок, ухо, глаз, даже рука есть. Она внутри дома лежит. А ещё у Руси, как и у любого богатого особняка Подземельного мира есть душа. Она живёт в фундаменте.

– Понятно… – Майя решила для себя держаться подальше от языка.

– Ты не переживай так. Руся просто поздоровалась, чтобы потом не воспринимать тебя как своего врага. А то она может и…

– Съесть?!

– Нууу… Ты же не собираешься её обокрасть или лезть к ней в желудок. Так что, просто не думай об этом.

Через двойные двери из морёного ореха, девочки попали в комнату Катрины. Комната была облицована крупными квадратами белого мрамора, по углам золотом были выведены колючие стебельки и коробочки чертополоха. В большом овальном искусственном камине с решёткой из чугунных тюльпанов горел огонь. В кругу стояло несколько кресел с гнутыми спинками и кушетка, обитая синем вельветом. Витраж над камином, похожий на стрекозьи крылья освещал комнату зелёными, синими и розовыми огнями. В дальнем углу за раздвижной перегородкой стояла кровать, а у стены напротив книжный шкаф с пособиями по химии и алхимии. Там же теснились друг с другом мензурки, колбочки и чашки с недопитым кофе.

Не успела Катрина показать Майе свою комнату, как раздался стук в дверь.

– Кого там принесло?! Открой пожалуйста дверь и выстави его!

Майя открыла дверь, но взглянув на незваного гостя, ничего не сказала. Наступила тишина. Майя поймала себя на том, что пялиться на парня уже секунд двадцать, тот заметил и тоже посмотрел в глаза девочки.

Острые скулы-ребра, глубоко посаженные глаза, кустистые русые брови-щетки. Волосы цвета мёда, золота и сливочного масла с проблесками пепла – шерсть плюшевого медвежонка. Майя тряхнула со всей силы головой, отгоняя навязчивые мысли. Вот так всегда, так странно устроены девчонки, стоит увидеть симпатичного парня, как голова мгновенно отключается от источника питания и перестает соображать.

Катрина спрыгнула с дивана и прервала их гляделки.

– Подскажи мне, где на нашей двери ты обнаружил табличку: «Рады видеть всех ублюдков»? Потому что я её не нахожу! – вскипела она, увидев в дверях парня.

– Просто пришёл посмотреть на твою новую зверушку – он кинул взгляд на Майю.

Майя встала в ступор.

– Оно умеет разговаривать?

– Сейчас я поговорю с тобой, Никита Л’Горностаев, так, что уши завянут!

– Какая ты грубая. Я пришёл сказать, что тебя попросили посидеть с прабабушкой. У неё припасена для тебя история, которую ты давно не слышала, – последняя фраза прозвучала с иронией.

Катрина взвыла.

– Ну я пошёл. Прабабушка в гостиной. Пока, зверушка.

Никита развернулся и ушёл. Тут в дверной проём пролезло что-то рыжее и лохматое. Оно кубарем бросилось на Катрину, повалило её на кровать и начало вылизывать. Существо напоминала собаку, с единственным замечанием, что у собаки было три головы вместо одной. Породой пёс напоминал шпица, внешностью пушистую мандариновую подушку.

Майя попятилась – она всю жизнь до смерти боялась собак. Любых размеров и пород. Они внушали ей страх, а мозги её переставали думать.

Катрина взяла на руки трёхголового шпица и показала Майи.

– Это мой церберьер, Рон. Самое милое существо на свете.

– Ага, очень… милое. – Майя сглотнула.

Рон пристально посмотрел Майе в глаза, громко гафкнул, вырвался из рук Катрины, поцарапав хозяйку до крови и побежал к Майе. Майя со страху залезла на тумбочку с тремя зеркалами и поджала под себя ноги. Рон прыгал внизу, но никак не мог допрыгнуть. Лапки его были слишком короткими.

– Рон, фу. Рон уйди! Рон на место, – ругалась Катрина, но пёс не слушал.

Рон лязгал зубами и пытался цапнуть Майю. Катрина схватила пса в охапку и крепко прижала к себе. Майя спрыгнула с тумбочки и выскочила в коридор. Катрина швырнула Рона на кровать и выскользнула следом, захлопнув дверь. Церберьер остался скулить и царапать когтями дверь.

– С ним первый раз такое, честно. Рон у меня хороший, никогда никого не кусал, на гостей не лаял. Что с ним – ума не приложу.

«Даже знать не хочу, – перевела дух Майя»

– Чего? Ты что-то сказала?

– А? Что? Нет, ничего.

Катрина представила Майю двоюродной прабабушке. Своих детей у двоюродной прабабушки не было. Она не признавала себя прабабушкой, предпочитая, чтобы её называли тётей. Однако к ее мнению практически никто не прислушивался.

Прабабушка Владлена была миниатюрной почти кукольной дамой за девяносто с морщинистым лицом, будто пересушенное в духовке овсяное печенье. У неё тоже была металлическая дверь вместо сердца. Ее иссохшиеся мочки свисали прямо до узеньких плеч, и вот-вот грозились лопнуть. Несмотря на это она продолжала требовать, чтобы ей надевали самые крупные серьги с необработанными рубинами. Ей вечно было холодно, и она куталась в норковую накидку, даже сидя у раскочегаренного камина. На деле, она боялась, что шубу попросту украдет кто-то из прислуги, либо сама хозяйка. Хотя Клара не смогла бы впихнуть в меховой рукав даже свой пухлый мизинец.

Прабабушка, сидя перед камином, бормотала что-то под нос. Стоило ей заметить девочек, как она усадила их напротив себя и начала рассказывать.

– Я отчетливо помню войну с масколикими, когда еще Полуночник не владел 9-тью тайными комнатами…

– Прабабушка Владлена… Это ж было 266 лет назад… А тебе всего 92…

– Не перебивай, когда я рассказываю! Я помню эти события! Помню, как свои семь пальцев.

– Их у тебя пять… Я эту историю слушаю не знамо в какой раз, – вздохнула Катрина.

Майя не могла сосредоточиться. В гостиной то и дело раздавался ритмичный стук. Это тиканье как от часов проникало в мысли, влезало в голову и мешало соображать. Это был стук сердца Руси, находящиеся за стеной с огромными золотыми лицами-масками. У каждого лица во рту была блестящая дверная ручка. Что спрятано за этими дверьми, Майе знать не хотелось.

– Даралина! – топнула хилой ножкой прабабушка Владлена – ну я же рассказываю. А ты…

– Да-да-да… Я вся во внимании, – ответила Катрина.

– Почему она называет тебя Даралиной?

– Это её племянница. Мне каждый в нашем роду хоть раз говорил, что я точная копия своей бабки. Такие же ржавые кудри, такой же вздорный характер.

Внезапно что-то пошло не так. Взгляд прабабушки Владлены на секунду прояснился. Майя уловила в нем осознанность и растерянность. Старушка оглядела с головы до ног Катрину с Майей и глаза её расширились от злости и презрения. Дрожащим костлявым пальцем она указывала Майе прямо в лицо и взвыла:

– Ах ты, Чертова Клумба! Что ты опять забыла на пороге моего дома?! – голос у старухи оказался истерично визгливым.

Майя оторопела. Она никогда не только не была внутри Руси, но и ниже уровня метрополитена не спускалась.

– ВОН! ВОН! ВОН ОТСЮДА! Я прокляну тебя Медея…

Краем глаза Майя заметила, что у вошедшего в гостиную Димитрия Л’Горностаева губы расплылись в недовольную тонкую нитку.

– Медея, – одними губами прошептала Майя, – Медея окта Малахита. Мама.

Клара Л’Горностаева будто услышала шепот Майи, встала с кресла и подхватив прабабушку Владлену под мышки увела её из гостиной в сторону коридора БАМ, куда выходили все гостевые и детские спальни, туда, где находилась комната самой Владлены.

Катрина, заметив тревогу на лице Майи, схватила её под руку и незаметно от Димитрия, сосредоточенно смотревшего на золотые маски-двери, вытолкнула в примыкающую Ручную комнату.

В домах Нижнебурга Майю уже ничего не удивляло. У Руси были глаза, язык, уши, кровеносная система, сердце, мозги и желудок, а посреди дома в отдельно-отведенной для этого комнате располагалась настоящая рука. Рука Руси занимала собой все пространство Ручной комнаты, лежа неподвижно на полу, словно огромный спящий бульдог.

Майя сидела будто громом пораженная. Она не знала кто, что и как, но когда-то её мать побывала в этом доме, оставив в памяти и душе его обитателей неизгладимый след.

Глава 6:

Бабушкина помощница

Руся была настолько огромным особняком, что одной коротконогой Кларе Л’Горностаевой не хватило бы сил поддерживать дом в порядке и чистоте. В штате семьи числилось больше дюжины слуг. Эти слуги даже издали не напоминали тех, что были в обычных человеческих особняках.

Здесь был зубочист, который отвечал за кормёжку Руси и приятный запах в доме. Слуховик и телескопщик следили за работой охраны, вечно подслушивая и подглядывая. Книгосчёт ежедневно подпитывал мозг Руси стопками умных книг и следил за порядком в хозяйской библиотеке. Травопол контролировал прополку сорняков в саду. Важное место занимали три дверохлопа, которые целыми днями бегали и закрывали непослушные двери. Само собой был суповар со своими помощниками и четыре дрессировщицы пыли, под руководством главной. Была также таинственная зодчая, которая управляла домом, персона настолько важная, что о ней боялись говорить.

Ужин начался с выстрела из двуствольного ружья в потолок. У Майи аж заложило уши. Таким оригинальным способом Димитрий звал зубочиста.

Зубочист хозяину послеполуденный выпуск главной газеты Нижнебурга «Оттеняемый». Половину первой полосы занимала собой фотография Майи и Катрины. Димитрий Л’Горностаев усмехнулся под нос и обвел в своем настенном календаре восьмое за этот месяц число серебряной перьевой ручкой с красными чернилами. Любое попадание семьи в газеты считался престижем – хорошим или плохим было это упоминание не имело для Димитрия значение. Его лишь заботил имидж. Сегодня все газеты пестрили заголовками о девочке, ворвавшейся в Нижнебург из Надземного мира.

Стены в столовой понизу были отделаны резными сосновыми панелями, поверху – обиты оливково-зелёным бархатом. Главная парадная люстра не горела, вместо неё столовую по периметру освещали керосиновые лампы. Их изумрудно-голубые расписные плафоны с изображением стрекоз погружали комнату в мерцающий зеленым светом полумрак. Скатерть на длинном овальном столе из черного шелка была заставлена затейливыми столовыми приборами. Тарелки имели вид распустившихся алых маков. Ложки походили на ракушки гребешков. Зубцы десертных вилок были искривлены, как стебли морских водорослей. А ручки ножей украшали фигурки дриад – древесных нимф.

Убранству дома Л’Горностаевых позавидовали бы многие музеи, но хозяева воспринимали окружающее скучающе, как нечто обыденное, не стоящее внимания. Все уселись на свои места. Был здесь также ещё один парень, с которым Майя не успела познакомиться. Он не походил на Л’Горностаевых. Никита относился к нему по-приятельски и называл «Аскольдом». Майя в нерешительности стояла рядом со своим стулом до тех пор, пока брат Катрины не начал отпускать в её сторону шутки:

– Твоя зверюшка ждёт команды «место»? – поинтересовался Никита у сестры.

– Смотри, чтобы она не впилась зубами в твоё горло!

Никита упорно продолжал делать вид, что Майя – существо безвольное и несамостоятельное, слабое и жалкое.

Майя села за стол и почувствовала себя ещё более скованной. Вместо того чтобы есть она ковыряла принесенную еду на тарелке, не понимая как повара из зеленого горошка умудрились сделать стейк, а из палтуса – карамельный десерт. Есть не хотелось, особенно от периодических выстрелов в потолок Димитрия Л’Горностаева.

Рядом с тарелкой на маленькой кружевной салфеточке лежала маленькая вытянутая золотая пилюля. Точно такие же вынул из своего стола Полуночник и незаметно проглотил целую горсть.

– Что это? – шепнула Майя Катрине.

– Золотые пилюли. Золоту чужда сущность разложения. Эти пилюли продлевают долголетие подземельных жителей, лечат ото всех болезней.

– У меня всё хорошо. Мне не нужны пилюли.

– Для профилактики, – Катрина одним движением запихнула свою пилюлю глубоко в горло, – Сколько живут в вашем мире люди в среднем?

– Около 70-80 лет, наверное.

– Наши самые богатые люди могут дожить до 150 лет, а то и больше. Чем старше ты, тем больше тебе нужно.

Майя глянула на прабабушку Владлену, которая проглотила две пилюли, вместо одной.

– Только такое было раньше… – продолжала Катрина, – после выходки Полоза всё изменилось. Золотых пилюль практически нигде не достать, также, как и золота в Подземельном мире. В Нижнебургской лечебнице имени Мулифена грей Ночникова практически нет лекарств, такой смертности от болезней ещё никогда не было. Всё золото теперь у Полоза. В его царстве всё из золота. Так по крайней мере говорят… Те, кто были на той стороне.

– Откуда тогда у вас эти пилюли, если золота в стране нет?

– Мы их получаем… – Катрина замялась, – просто получаем. Просто. Это не важно.

Катрина сделала вид, что увлечена едой в тарелке. Майя всё равно не стала глотать пилюли сомнительного происхождения. Незаметно она сунула свою в карман.

«Сколько же живёт Губернатор… если он глотает столько золотых пилюль? – подумала Майя»

– Ты что-то сказала? – уточнила Катрина.

– Нет, ничего.

Майя чувствовала, как за ней пристально наблюдают. Она оторвала глаза от тарелки, обвела взглядом всю столовую и подняла глаза вверх. На тяжелой деревянной балке, которая подпирала потолок, лежала на животе девушка.

На вид ей нельзя было дать и двадцати. По черному простому платью до колен и торчащему белому фартуку, Майя догадалась, что это была одна из дрессировщиц пыли. Её платиновые волосы были острижены коротким ёжиком, карие глаза сливались с черными зрачками. У неё были очень широкие плечи, которые она сутулила, невольно стараясь их уменьшить. Она безо всякого стеснения впилась глазами в Майю. На лбу её образовалась недовольная тоненькая складка.

Дрессировщица пыли оценивающе смотрела на Майю как на бракованный товар, пришедший по почте. Она была недовольна увиденным и с каждой минутой всё больше и больше разочаровывалась.

Осознав, что её заметили, девушка скрылась в тени потолка, там куда не доставал свет кованных люстр. Казалось, что дрессировщица пыли мерцала: она то растворялась в темноте, то четко проявлялась. В руках она сжимала маленький пульт, а на поясе её крепился крепкий трос. Майя только открыла рот, как девушка быстро нажала на кнопку и трос утянул её в темноту потолка, будто гимнастку на цирковой арене. Она бросила Майе на прощанье что-то маленькое, напоминавшее формой монетку.

«Монетка» пару раз перекувырнулась в воздухе и приземлилась прямо на подол клетчатого сарафана Майи, затерявшись в складках. Девочка нащупала упавший предмет и попыталась его рассмотреть в изумрудно-синем свете керосиновых ламп. Это была выпуклая деревянная пуговица ручной работы, покрытая латунной краской, с изображением театральной маски. Такие пуговицы Майя видела только у одного человека в своей жизни…

Майя всё больше и больше убеждалась в том, что её бабушка вела многоходовую игру, которую ей ещё предстояло разгадать.

Новые люди в жизни Майи на этом не закончились. После ужина Майе предстояло пройти особый ритуал-посвящение в обитателей дома. По правилам Подземельного мира дом должен был принять нового обитателя и одарить. Либо не принять и отвернуться от него. Однако прежде Майю ждало неприятное знакомство:

В картинной галереии Уральский хребет её остановила девушка лет шестнадцати с ярко-розовыми волосами, сплетёнными в затейливой узловатой прическе. Волосы её были столь насыщенного цвета, которого даже при желании в природе не встретишь.

Майя с интересом смотрела на розоволосую и не могла оторвать взгляд от ее кожи. Белая как айсберг, гладкая как мрамор, при этом безжизненная и холодная. Кожа, которая боялась солнца. Лишь маленькая родинка над губой нарушала весь перфекционизм лица девицы. Она бормотала что-то под нос, а родинка подрагивала и подпрыгивала. Это было единственное что делала похожей ее на человека, а не на куклу с идеально выпрямленными волосами.

– Приветик. – улыбнулась она, обнажая жемчужные зубки – Я – Селеста. – она дружески протянула руку для приветствия.

– Я – Майя Сазонова.

– Л’Сазонова – поправила Селеста и улыбнулась в снисходительной улыбке, – так исторически сложилось, что все саламандерсы прибавляют приставку Л’ вначале своих фамилий. Но ты не переживай, скоро привыкнешь к новым правилам. Я часто навещаю свою слабоумную тётю Фелисию в Нижнебургской лечебнице, по десять раз за день учу её пользоваться кофейной чашкой. Если что я тебя поправлю.

Майя поджала губы, игнорируя попытку Селесты назвать ее слабоумной. Сейчас её куда больше волновало посвящение в обитатели дома.

– А если Руся не примет меня к себе? – спросила Майя у Катрины.

Селеста рассмеялась, как будто услышала что-то уморительное.

– Конечно, он тебя не примет. Можешь на это даже не рассчитывать. Он никого не принимает. Если после твоего имени не стоит Л’Горностава надеется на что-то бесполезно. Руся даже от меня отреклась, хотя до этого полчаса водила по своим коридорам, но тайную комнату так и не открыла. Это условность, дряхлая традиция.

– Дряхлые здесь только твои мозги – выгнула бровь Катрина. Она не стремилась защищать семейные традиции, зато любила перечить.

– Знаешь, когда я стану членом вашей семьи Русе придется меня принять. После нашей свадьбы я перепройду принятие. И тебе, Катрина, придется признать мое существование, – гордо взмахнув волосами, Селеста удалилась.

Катрина презрительно фыркнула:

– Для Принцессы Фламинго свадьба – очередная игрушка и показуха, мимолетная прихоть. Готова спорить, если они с Никитой и поженятся, то разведутся на следующий же день.

Сама Катрина никогда не собиралась замуж, мечтая об открытии школы, где не будут «дрессировать» девочек. Параллельно она хотела стать первой губернаторшей Ночи и возглавить Облачную Фабрику. Порой фантазии Катрины противоречили правилам и реалиям Подземельного мира, но девушка, проведя большую часть сознательной жизни в закрытом пансионе, этого не понимала.

– Ей же столько же лет, как и нам. У вас это законно? Так рано вступать в брак?

– В Подземельном мире совершеннолетие наступает в 16 лет сразу после 30 августа – после того, как у тебя забирают сердце и устанавливают вместо него дверь.

Майя судорожно сглотнула.

– Неужели это делают всем?

– Нет, только нам саламандерсам и керамикам. У теневиков всё по-другому. Им просто замедляют сердцебиение.

– Но зачем?

– Чтобы чувства не брали верх над разумом. Это и считается в Подземельном мире взрослением – холодная голова.

– А если я в Нижнебурге, – Майя боялась этого вопроса, – то мне…

– Тоже вынут сердце.

– Но я этого не хочу.

Майя не знала, чего ей не хочется больше: взрослеть или лишаться сердца.

– Кто ж этого хочет.

Вопрос был риторическим, однако в этот момент Катрина почему-то завистливо посмотрела на брата.

Глава 7:

Малахитовая шкатулка

Коридор Имён – так называли узкую шахту, тянущуюся вдоль всего цокольного этажа особняка Руси. Здесь пахло горечью, гнилью, грибами и черной землей. Коридор состоял из тридцати трех арочных секций, сложенных из массивных шепчущихся камней. Шепчущиеся камни сотрясались мелкой дрожью, в коридоре эхо увеличивало её в сотни тысяч раз. От этого шёпота закладывало уши.

Пока у Майи не было собственного молотка или долото, чтобы выбить своё имя на поверхности камня. Скрепя сердцем Димитрий отдал ей в пользование молоток кого-то из своих далеких предков. Рукоятка молотка была корява словно корень, но удобна для держания в руке, а головка представляла собой заострённое с одной стороны и тупое с другой каменное кофейное зерно. В мире Подземельном мире вообще очень многое держалось на кофе – напитке взрослых.

Этим молотком Майя должна была выбить своё имя на одном из шепчущихся камней. Дальнейшей инструкции ей не сказали. По-видимому, никто не верил в то, что у неё получиться понравиться Русе.

Именами были покрыты первые двадцать шесть арочных секций. Имена были даже на полу, потолке и в самых неудобных углах. Имена принятых членов подсвечивались синим цветом: Люда Л’Собольева, Шимон Л’Горностаев, Эдуард Л’Горностаева, Нада Л’Пташкина. Были здесь и имена умерших членов семьи – черные: Сик Л’Горностаев, Власта Л’Гусьева, Милош Л’Горностаев. Майя не успевала прочесть всех. Она выдохнула и ударила заостренным носком молотка по камню. На удивление шепчущийся камень оказывался мягким как масло. Он послушно проминался под каждым ударом молотка. Меньше чем за минуту Майя выбила на стене своё имя и фамилию, помедлив лишь на приставке Л’.

Внезапно её охватил порыв эйфории. Сию секундное неиссякаемое желание куда-то бежать со всех ног что-то делать.

Майя точно знала куда ей идти и что делать. У нее включился внутренний компас. Она ринулась вперед, разогнав в сторону собравшихся Л’Горностаевых. Она минула картинную галерею Уральский хребет, даже не обратив внимание на масляную живопись на стенах. Затем резко внутренний компас отключился.

Она впала в ступор и непонимающе уставилась на пустую стену. Никакого намека на дверь или арку, даже окошка здесь не было. Наверное, про это и говорила Селеста. Зверь-особняк Руся водит за нос, мотает по комнатам и резко прекращает вести дальше. Внезапно Руся решила, что Майя не достойна получить от неё какой-либо дар.

Только стоило Майи об этом подумать, как стена перед её носом покрылась мелкой рябью и содрогнулась, словно водяная гладь, колышимая ветром. Из обоев начали выступать очертания двери, барельефный фигурный узор в виде лилии. Обои в этом месте начали трещать по швам и расходиться в стороны – скрытая от глаз сосновая дверь прорывалась на свободу.

Там за дверным проёмом была пустая комната с обшарпанными стенами, похожая на кладовку. На полу стоял маленький ларец, вытесанный из темно-зеленого камня. Каменные узоры превращались в диковинных птиц, перерастали в свирепых волков, венчали собой крышку в виде большеглазых филинов.

Никто не верил в то, что Майя, не имеющая ни фамилию Л’Горностаева и не соединенная узами брака ни с одним из членов семьи, получит что-то в дар от Руси.

После часа восторженных и удивленных охов, все разошлись по своим комнатам.

В своей комнате Катрина первым делом бросилась к столу, где лежало три свёртка из темной крафтовой бумаги, перемотанные грубой бечёвкой. Катрина развернула и придирчиво рассмотрела содержимое:

– Чашка без ручки, пружина и гвоздь… – как мило, спасибо.

Катрина смела все подарки в помойку. Майя узнала такие подарки, вернее узнала их абсурдность.

– Мне такие же приходили… когда я была дома… в Надземном мире…

Катрина удивилась и непонимающе посмотрела на Майю.

– Если ты пришла из верхнего мира, этого не может быть. Такие подарки дарят цветочные крёстные. У каждого жителя Подземного мира их хотя бы по одному, если ты знатного рода – то у тебя их три. Когда ты рождаешься, Часы Флоры на Облачной Фабрике подбирают тебе персональную цветочную комбинацию. Часы Флоры – одна из 9-ти тайных комнат Облачной Фабрики.

Катрина задрала рукав левой руки и Майя увидела на предплечье яркое фиолетовое пятно, по форме напоминающее чертополох, с черными прожилками, колючками и контурами.

– У меня такой нету, – Майя оглядела свои руки.

– В детстве всем посыпают руку особым порошком, который вырабатывают Часы Флоры и у тебя появляется такой знак, соответствующий твоему характеру.

– Что значат эти подарки?

– У них должен быть смысл, но… этот смысл уловим только крёстными.

– Можно же пойти и расспросить их?

Катрина расхохоталась.

– Невозможно. Крёстные знают о твоей судьбе всё. Это информация не должна попасть к тебе. Ни один подземелец не в праве знать, когда он умрёт, когда получить повышение, закончит ли школу и так далее. С ними может встречаться только Губернатор и не более двух раз за своё 10-летнее правление.

– Ого, – вдруг сказала Катрина, вглядываясь в лицо Майи – у тебя цветные глаза!

– Ой.

Майя подбежала к зеркалу обнаружила, что зелёная линза куда-то делась.

– Видимо она соскользнула. Нужно где-то другую достать. Не люблю, когда люди пялятся на меня как на диковинку. У вас в Подземельном мире есть линзы?

Катрина покачала головой.

– У нас не принято скрывать свои особенности. Если ты что-то скрываешь, то скрываешь от Облачной Фабрики – это карается по закону изгнанием.

Катрина ещё что-то хотела сказать, но мялась.

– Это плохо, цветные глаза. В Подземельном мире это считается предвестником печальной судьбы… Но ты же не отсюда, да? – пыталась взбодриться она, – значит тебе волноваться не о чём.

Майя уже не знала, откуда она.

Девочки лежали на кровати в гостевой комнате, отданной в распоряжении Майи, рассматривали шкатулку и её содержимое.

– Мне как-то неловко всё это принимать, – отнекивалась Майя, – возьми половину?

Катрина отрицательно качала головой.

– Но ведь наверняка дверь открылась благодаря нашей связи. Руся посчитала, что я Л’Горностаева. Следовательно, наполовину эти вещи твои —Майя протянула Катрине шкатулку, предлагая взять что-то из ее содержимого.

Катрина оценивающе глянула на выпуклую узорчатую пуговицу с изображением профиля какой-то девицы, крупные серьги, которые знатно оттягивали мочки, неудобные кольца с огромными камнями, заслонявшими собою руку, тяжелый наголовник-кокошник, усеянный камнями зеленой и красной палитры. Катрина выбрала самое незначительное украшение, небольшой кусочек малахита в виде слезы с красными разводами и черными вкраплениями. Камешек был не больше ногтя и висел на простенькой шелковой нитке.

Майе наоборот понравились все эти украшения. Они тяжелые были только на первый взгляд. Надевая их, она чувствовала тепло, будто ей пригревало солнышко, или теплая печка.

Только Катрина успела завязать новое украшение на своей шеи, как оно налилось холодом и начало морозить шею. Саламандерс вскрикнула от неожиданности – в руках украшение не казалось таким ледяным. Камень со всей силы впечатался в горло девушки и шелковая нитка закрутилась в узел и принялась душить. Катрина закашлялась, схватилась обеими руками за горло и принялась сдирать с себя кулон, но нитка не поддавалась.

Майя почувствовала ту связь, о которой говорил Полуночник, её горло тоже сковывало и сжимала чем-то, хотя шея была свободна. Она подбежала к Катрине и со всей силы рванула нитку кулона на себя. Нить послушно ослабла и лопнула. Злосчастный камень-слеза отлетел под кровать, стукнувшись о стену.

Катрина осела на пол, глотая воздух ртом и вдыхая полной грудью.

– Это мне не принадлежит, – просипела она – все были очень удивлены тем, что Руся одарила тебя именно этим подарком шкатулкой из малахита. Каждый камень обладает душой. Некоторые виды остаются верны своим хозяевам и не принимают других владельцев, особенно это касается краж. Шкатулка была выкрадена моим прадедом почти восемьдесят лет назад во время войны Бронзы и Гранита. Никто ни разу не смог надеть эти камни на себя. На них наложено проклятье – камни замучают до смерти тех, кто не имеет права их носить.

Майя нервно сглотнула и на всякий случай стянула с головы резной каменный ободок с самоцветами, вынула из мочек серьги и вернула все в шкатулку. Камни не пытались её задушить или заморозить. Ей наоборот, казалось, что от них исходит какое-то тепло. Однако осознавать на что способны эти украшения было страшно.

Майя убрала шкатулку под кровать, оставив себе лишь одну побрякушку – маленькую выпуклую пуговицу с девичьим профилем. Глаза у девицы были зеленые нефритовые. Ресницы – пушистые. Губы – пухлые. Коса как ночь. Одежда – из зеленого бархата. Уборы изукрашены дорогими каменьями. Они напоминали те, что лежали в подаренной Майе шкатулки. А может это была просто игра малахитовых узоров и воображения. Майя пришила эту пуговку на блузку вместо той, что потеряла в Делителе-делючек, и тут же забыла.

Глава 8:

Месть Селесты

– Давай я проведу тебе экскурсию, – с этих слов началось первое утро Майи в особняке Л’Горностаевых.

Брыкаться и сопротивляться диктаторскому духу Катрины было делом бесполезным. Майю поволокли изучать родословную семьи, даже не дав почистить зубы.

Девочка бродила в портретной галерее Уральский хребет, где висели портреты всех членов семьи Л’Горностаевых с десятого века до наших дней.

– А это мой пра-пра-дедушка Хронос. И его жены: Грация Л’Дятлова, Аполлинария Л’Рысьева и Анастасья Л’Зайцева. Опережая вопрос, почему так много. Пра-пра-дедушка известен тем, что ел всех своих жён, спаслась только последняя жена Сабрина Л’Фазанова. Она подсунула ему вместо себя камень. Пра-пра-дедушка Хронос им и подавился.

– А её портрет где?

– В кладовке – неопределенно махнула Катрина в сторону помещений для слуг – семья отреклась от неё после того, как дед подавился камнем.

– Но она же спасала собственную жизнь!

– Она хотела прибрать к рукам всё состояние деда.

– А почему твой портрет завешен бордовой тканью? – спросила Майя.

– Я не портретична! – закатила глаза Катрина – и не вздумай заглядывать под бархат, растворю тебя в щелочи и скажу, что так и было.

Майя прыснула. Она начинала привыкать к алхимическому сарказму Катрины.

Майя ходила от картины к картине и не могла понять одну вещь. Если большая часть изображенных походила внешне на людей, то также встречались люди, будто собранные из множества мелких деталей: колесиков, металлических плиток, пружинок. Другие были настолько мрачны, с выбеленными лицами и смолистыми волосами, что походили на мертвецов.

– Почему на портретах все изображенные разные? – Майя указала на портреты.

– А это… В Нижнебурге живёт несколько народов. Я и вся моя семья – саламандерсы. Мы ничем не отличаемся от обычных людей внешне. Саламандерсы чаще всего аристократы – самая богатые роды Подземного мира. Есть вторые, – Катрина указала на мрачных существ с белой кожей и темными волосами, – это теневики. Они видят мир в черном и белом свете, всех делят на плохих и хороших. Они заседают в правительстве и судах. Наш губернатор тоже теневик, но косит под саламандерса. Есть третьи, – керамики. Это люди, состоящие из болтиков и шестерёнок. Живые роботы. Они очень работоспособные и сильные, но умом не отличаются. Из них редко выходят профессора или учёные. Зато они превосходные рабочие. И есть четвёртые масколикие…

– А что делают они?

– Ничего. Их всех уничтожили 266 лет назад во время государственного переворота. О них запрещено говорить.

– Почему запрещено?

– Запрещено и всё!

Катрина с тревогой глянула на настенные часы в виде букета васильков. Их множественные циферблаты с золотыми стрелками в окружении витражных лепестков показывали время в каждом уголке подземельного мира.

– Ой-ой. У Рона по расписанию кормежка. Если не кормить это чудище шестнадцать раз на дню или недосматривать чтобы каждая голова поела, то будет плохо…

– Я лучше здесь останусь, – деликатно улыбнулась Майя, опасаясь, что Рон решит поужинать ею.

Майя ходила от портрета к портрету, разглядывая причудливые золоченые рамы с растениями, вензелями, резными листьями, зверями и птицами, как тут заметила Селесту. Принцесса Фламинго решительно шла к Майе через весь коридор. Только теперь лицо её не излучало фальшивую улыбку, его искажал настоящий гнев.

– Ах, ты жалкое создание! Как ты вообще смеешь вторгаться в чужие жизни! – всплеснула руками розоволосая, ее губы презрительно скривились, – Ты просто ничтожество!

– Прости, что? – опешила Майя, – откуда столько гнева?! Это из-за дара Руси?!

Селеста прикусила губы, явно не желая признавать, что ревнует.

– Все люди ничтожны. Им не место тут. – Селеста крутанула прядь розовых волос – Слабые. Беззащитные. Ранимые. Пугливые. Они всего бояться. Высоты, темноты, пауков, старости, смерти… Знаешь, чем знаменита семья Л’Горностаевых во всём Подземельном мире? Разведением самых породистых церберьеров – трёхголовых псов. Если одна собака справиться с человеком за семь минут, угадай, сколько на это потребуется трём головам. Посчитай сама, математика не мой конёк.

– Никита проболтался… – поняла Майя, догадываясь, что он заметил вчера агрессию Рона.

– Конечно, он мне всё всегда рассказывает. Я член этой семьи, а ты никто! Знаешь, что делают с теми, кто не знает своего места?

– Не надо собак! – голос Майи предательски задрожал.

– Ух ты! – восхитилась Селеста, широко улыбнувшись.

Селеста гордо вскинула голову, а потом снова вернулась к Майе и эффектно протяжно свистнула.

Сперва Майя не услышала ничего, а затем за закрытой дверью за спиной у Селесты раздался дикий лай и завывание как минимум девяти глоток. Дверь с грохотов стукнулась о стену, чуть не слетев с петель. В коридор вломились трёхголовые доберманы. Их шерсть переливалась темно-синим бархатов в огне подвесных люстр, глаза были белые словно у слепых.

Майя тревожно сглотнула. Она хотела закричать, но голос от страха сел. Вместо него девочка услышала приглушенных хрип, исходящий откуда-то из глубины желудка.

– Знаешь, почему они меня слушаются? Я им почти как хозяйка, а вот ты – нет – Селеста издала долгий свист. Трёхголовые доберманы оскалились, а Майя попятилась.

«Главное не бежать и не бояться, – внушала себе Майя, не отрывая взгляда от псов. – Они чуют страх».

Майя не нарочно сделала резкое движение, споткнувшись о складку ковровой дорожки. Один из трёхголовых доберманов рванулся в ее сторону. Нервы девочки сдали. Она круто развернулась и понеслась, куда глаза глядят прямо по коридору до первой попавшейся двери.

Дверь из цветного матового стекла с легкостью распахнулась, открывая перед Майей вид на внутренний двор особняка. Через двор вели множество дорожек из битого гранита. Растения, произраставшие здесь, не были знакомы Майе. Их бутоны светились в полумраке люминесцентными яркими цветами.

Майе было некогда рассматривать красоту подземельной ботаники, она судорожно мотала головой в поисках чего-то высокого. Взгляд её остановился на девяти мраморных статуях, возвышающихся на полуметровых постаментах. Все статуи-женщины походили на греческих нимф, только в руках они держали не атрибуты искусства, а каменные цветы. Они выстроились полумесяцем вокруг маленького фонтанчика, свысока взирая на всё бездушными и одновременно красивыми фиолетовыми глазами-аметистами.

Майя уцепилась руками за голову одной из нимф, чьё имя, если верить табличке было Орхидея, и вскарабкалась ей на сложенные на груди руки. Она уселась и как можно выше подтянула свои ноги. Ладонями Майя изо всех сил вцепилась в шею нимфы.

Свора церберьеров не смогла преодолеть дверь, та с силой хлопнула, прищемив им носы. Трехголовые псы ворвались в сад только после того, как Селеста распахнула дверь ногой. Церберьеры бросились к статуям, тщетно прыгая и пытаясь укусить Майю.

Селеста цинично смотрела на то, как Майя перелезала с одной статуи на другую.

– Ты что белка?

Доберманы лязгали зубами и пытались допрыгнуть до свисавших пяток девочки, но Майя была слишком высоко, чтобы ее мог хоть кто-нибудь достать.

Селеста обиженно надула губки, будто Майя испортила единственное, что приносило ей радость.

– Селеста, что ты творишь? – властный женский голос прокатился по саду.

Глава 9:

Зодчая

Рядом с Принцессой Фламинго возникла важная дама, одетая в обтягивающий жокейский костюм, вся в алом, включая сдвинутую набок шляпку-таблетку с вуалью. Ее каштановые волосы были идеально выпрямлены и кончались точно на линии плеч, будто женщине отсекли их мечом со всего размаху. Ни один каштановый волос не выбивался из прически.

– Простите, – хихикнула Селеста, спрятав носик в пышном жабо блузки – заигралась.

Она виновато улыбнулась, наклонив голову вбок, откинула розовые волосы и простодушно посмотрела ясными голубыми глазами.

– Я не выношу, когда эти твари гуляют по дому, – в голосе дамы в алом послышались нотки металла, – отзови свору и верни в овчарню.

– Госпожа Л’Калинова, это всего лишь собаки, – расплылась она в улыбке.

Но госпожа Л’Калинова была непреклонна. Селеста удалилась, зазывая церберьеров за собой.

– Повезло же тебе, – зло прошипела Селеста Майе.

Л’Калинова подошла к статуям, собираясь подать Майе руку. Рука Л’Калиновой в красной перчатке замерла в воздухе, рот приоткрылся от увиденного. Она пристально вглядывалась в лицо Майи, пытаясь вспомнить отчего каждая черта её лица ей знакома.

– Что ТЫ здесь забыла! – Прошипела она, глядя в упор на Майю.

Майя не могла понять, что происходит и почему женщина в жокейском костюме обращается к ней как к старой знакомой, которую совсем не рада видеть.

Дверь позади Л’Калиновой открылась настежь и в сад ворвались все обитатели дома, включая Катрину, родителей Л’Горностаевых, Никиту, его друга Аскольда, десяток слуг. Худой как щепка старый зубочист Кондрат Л’Тетерев крепко сжимал плечо сопротивляющейся Селесты. К облегчению Майи розоволосая вернулась уже без собак.

– Зря я отозвала Селесту с её сворой, – зыркнула Л’Калинова на Майю, вскинула волосы и направилась прочь из сада. Все присутствующие мигом расступились, пропуская её, словно она была здесь королевой.

– Майя, – Катрина первая бросилась к статуям, – ты в порядке?!

– Да, – пискнула Майя, все еще вжимаясь в статую Орхидеи, – всё нормально.

Майя пристально посмотрела на Селесту.

– Отпусти меня, чертов слуга. Ты не имеешь права ко мне и пальцем прикасаться.

– Селеста, прекрати вопить и дергаться! – строго сказал Димитрий.

Только теперь Селеста поняла, что с ней не шутят и все серьезнее.

– Руся известна всему Нижнебургу и Подземельному миру, как один из самых гостеприимных особняков. Мы веками поддерживали этот образ. Предоставляя всем, кто переступит порог нашего дома комфорт, уют и теплый приём. Эта девочка, кем бы она не была, как бы сюда не попала, – гостья. Ты считала себя членом нашей семьи, и мы с радостью готовы были принять тебя в семью… Это не вредило нашей репутации, а было только в плюс. Но то, как ты поступила, противоречит всему во что веками верили наши предки. Ты считаешь, что расправа с девочкой улучшит нас в глазах других?!

Селеста молчала. Майя знала, что она не ответит.

– Ты задавалась вопросом, почему Руся трижды отказывалась принять тебя к нам.

Селеста опустила глаза и крепко сжала кулаки.

– Теперь ты понимаешь? Отныне тебе больше не рады в нашем доме.

– Ч-т-о?! – Селеста задохнулась от возмущения.

Она в надежде повернула голову в сторону Никиты, но тот лишь молчал, не собираясь оправдывать свою девушку.

– Вы не имеете права меня выгонять! – Селеста зло посмотрела на Димитрия.

– Имею. Ты забываешься, девочка, что я – хозяин этого дома. Моя семья – одна из главных семей Подземельного мира. Я имею все права выставить тебя отсюда – убирайся!

Селеса развернулась под взглядами всех присутствующих, отпихнула зубочиста Л’Тетерева и направилась к выходу из сада. Не дойдя шага до двери, она остановилась и свирепо обвела взглядом всех присутствующих:

– Да пошли вы все к чертям и в царство Плутона!

Конец фразы заглушил хлопок стеклянной дверью.

– Расходитесь, – скомандовал Димитрий, – представление окончено.

Слуги возвращались обратно в дом, Клара направилась через сад в библиотеку, Никита стремительно бросился за Димитрием в дом, лишь Катрина осталась в саду, ожидая Майю.

Майя перевела дух и только сейчас почувствовала, на шеи нимфы Орхидеи какую-то резьбу. Резьба на ощупь казалась чужеродной. Будто бы её нацарапали гвоздем.

Внутри у Майи что-то ёкнуло, она перекинула голову через плечо Орхидеи и прочла надпись корявыми неровными буквами.

– Медея…

Майя чуть не рухнула со статуи. Имя матери преследовало её в этом доме на каждом шагу. Мама была везде. Маму тщательно скрывали.

– Я пыталась избавиться от Принцессы Фламинго долгие три года, – радовалась Катрина, – тебе же понадобился для этого меньше суток.

В портретной галереи Майя с Катриной успели застать конец разговора Димитрия и Никиты.

– Матвей, я не меняю своего решения! Ещё одно слово и отправишься вслед за своей подружкой.

– Моё имя Никита, – фыркнул парень.

Димитрий и ухом не повёл.

Майя опустила глаза, ей хотелось исчезнуть, чтобы не быть свидетелем разговора. Однако в глубине души она ликовала.

Селеста, которая секунду назад кричала на весь дом о своих правах члена семьи, лишилась права даже переступать порог дома. В глубине души Майя облегченно улыбнулась, наглость Селесты взбесила её.

Димитрий быстрым шагом направился в свой кабинет. Будто почувствовав, что на неё пристально смотрят, Майя осторожно подняла глаза на Никиту – парень сверлил её недобрым взглядов.

Майя тяжело вздохнула – врагов в её жизни не убавилось.

Весь вечер Никита ходил по своей комнате туда-сюда, как разъяренный тигр, пиная кресла, подушки, стены – всё что имело несчастье попасть под его горячую руку. Его лучший друг Аскольд Л’Воробъёв со скуки играл в шахматы сам с собой, сидя на «своей» кровати. Он так много времени проводил у Л’Горностаевых, что практически тут поселился. Порой доходило до такого абсурда, что Димитрий, которого не особо интересовало количество собственных детей, принимал его за своего сына.

Аскольд Л’Воробъёв был до тошноты правильным: переходил дорогу только по взмаху неоновой палочки Стража мрака, уступал место старшим и всегда прочитывал руководство по использованию, прежде чем приступить к чему бы то ни было. У него были маленькие, но острые уши и мощный квадратный подбородок. Одетый в темно-синий костюм-тройку с ровными стрелками на брюках, в жилете без единой пылинки, с белоснежным треугольным платочком в нагрудном кармане пиджака он смотрелся весьма странно и прилизано на фоне Никиты.

– Я её придушу – прошипел Никита сквозь зубы.

– Конституция Нижнебурга, III раздел, правка 18: – процитировал Аскольд, – покушение на жизнь подопечного Нижнебурга считается преступлением, карается по закону Судом Серебряных Лун: изгнанием или алмазкой, в зависимости от тяжести преступления.