Никогда с тобой

Глава 1

Голос… какой же у него голос…

© Соня Романова

Соня

— Не смотри на него.

Вздрагиваю от неожиданности. Минуту назад мы со Стефой спокойно шли по коридору, а сейчас стоим, как вкопанные. Еще и тон ее этот… до мурашек пробирает.

— Опусти голову, — продолжает подруга и даже нажимает рукой мне на затылок.

Поддаюсь по инерции. Уткнувшись взглядом в пол, успеваю поймать в поле зрения массивные кожаные берцы и сильные мужские ноги, обтянутые черными джинсами. По коридору университета проносится волнение. Студенты перешептываются, кто-то начинает хихикать, а кто-то вздыхать. И мгновения не проходит, как все стихает. Мне кажется, что замирает даже время.

— Что происходит? — спрашиваю у подруги, расправив плечи.

Взгляд, правда, поднять не решаюсь. Так и продолжаю изучать им пол под ногами. Если волнение захлестнуло не только нас со Стефанией, то дело серьезное. Да и Стефа боевая, прятать голову в песок, как страус в момент опасности не стала бы. Значит, происходит что-то очень серьезное.

— Тан пришел… — объясняет Стефа сбивчиво.— Вернулся… мы думали, думали, что он забрал документы.

— Тан? — переспрашиваю. — Кто это?

Если бы мне удалось поступить вместе со Стефой год назад, сейчас я наверняка была бы более осведомленной, но целый год я провела, ухаживая за больным отцом. Я бы и текущий год наверняка сидела у его постели, но отец скончался и мама настояла на поступлении, заявив, что ее дочь не может так нелепо испоганить себе жизнь.

— Станислав, — мне едва удается разобрать бормотание подруги. — Танский. Наследник самого Танского.

Богдана Танского знает весь наш морской городок. Он — основатель крупнейшей строительной компании, депутат областного совета, а в следующем году будет баллотироваться на пост мэра. Я уверена в его победе, так как предыдущий руководитель успел славно накосячить и его смещения хотят не только жители, но и крупные бизнесмены.

— И что он? — заинтересованно спрашиваю у подруги.

О существовании сына Танского я не имею ни малейшего понятия. Я бы и о Танском ничего не знала, но о нем довелось услышать от матери, которая работала у него секретаршей. Он — страшный человек. Беспринципный бизнесмен, жестокий управляющий, невыносимый начальник. Мама неоднократно возвращалась домой в слезах и жаловалась на невозможные условия работы и постоянные срывы со стороны начальства. Так как подчинялась она только ему, нетрудно было догадаться, откуда росли ноги. Я сочувствовала маме, неоднократно предлагала ей уволиться, но она отказывалась. На ее плечах лежала немаленькая сумма ипотеки и кредит, который пришлось брать, чтобы прооперировать отца.

— Просто не смотри, — многозначительно объясняет Стефа.

Я, конечно, не подчиняюсь. Мне вообще не свойственно кого бы то ни было слушать. Я привыкла действовать на эмоциях и думать о последствиях позже. В этот раз происходит точно так же. Я, окончательно осмелев, расправляю плечи и поднимаю голову, практически сразу сталкиваясь с взглядом темно-серых глаз. Точнее, глаза, потому что второй скрыт под густой косой челкой, небрежно ниспадающей на лицо.

Парень задерживается на мне взглядом не дольше секунды, но все внутри меня словно оживает. Сердце стучит усерднее, дыхание учащается, температура подскакивает. Чувствую себя так, словно прямо в это мгновение меня атакует неизвестный ранее вирус, стремительно меняющий жизненно важные процессы организма.

Догадавшись разорвать наш зрительный контакт, тут же опускаю голову вниз, но оказывается уже слишком поздно. Боковым зрением улавливаю, как парень замирает в паре шагов от меня.

— Бедовая, — слышу от Стефки и, прежде чем успеваю сообразить, что она имеет в виду, чувствую прикосновение холодных сильных пальцев к подбородку.

Я догадываюсь, что не должна смотреть, но все же ловлю взглядом лицо парня. Цепляюсь за правильные черты лица, за безумно красивый цвет глаз, который под искусственным освещением кажется еще более насыщенным и темным, за густые, длинные ресницы с выгоревшими на солнце кончиками и за манящие губы, которые почему-то искривлены в усмешке.

— Смелая?

Голос… какой же у него голос…

По-мальчишески грубый, одуряюще низкий и властный.

Он пленяет меня настолько, что весь окружающий мир исчезает. Меркнут все, кто присутствует в огромном коридоре университета. Остаемся только я и его холодные пальцы на моем подбородке, его цепкий внимательный взгляд, его кривая усмешка и ожидание, явно имеющееся во взгляде. Я улавливаю все до мельчайших изменений и не понимаю, чего же он от меня хочет. Почему продолжает держать меня и стоять напротив?

— Первокурсница это, Тан, — доносится чей-то посторонний голос. — Идем.

Тан обделяет меня вниманием лишь затем, чтобы бросить взгляд на друга, который схватил его рукой за ткань куртки. Я не могу видеть выражение его глаз, но парень справа как-то слишком резко опускает голову и быстро бормочет:

— Понял.

Я догадываюсь, что нужно бежать. Какая-то часть меня осознает, что длительный зрительный контакт с тем, кого боится весь университет не приведет к добру, но думать, действительно думать, у меня не получается. Тело сковывает, будто путами. Мысли лихорадочно сменяют друг друга, но физически я не могу ни говорить, ни двигаться.

Глава 2

Вспоминаю прикоснования его холодных пальцев.

© Соня Романова

Соня

— А ты разве не с нами? — разочарованно тянет Стефа, когда мы выходим из университета.

— Простите, но я домой. Маме нужна помощь.

— Но ведь первый день, Сонька… Когда мы еще отметим твое поступление, м?

Девчонки, с которыми я только сегодня познакомилась, активно кивают, но я нахожу в себе силы отказаться. Маме, конечно, помощь не нужна, но денег на гулянки у меня нет. После смерти отца на нас с мамой немалые долги. Она и так потратилась на то, чтобы собрать меня в университет, а я, как назло, в первый же день зацепила колготки за скамейку. Теперь придется покупать новые.

— Простите, девочки, в другой раз — обязательно.

— Ладно, тогда до завтра.

Стефа машет на прощание рукой и, подхватив девочек под руки, шагает вниз по лестнице. Из ворот университета мы выходим по очереди, а уже там разбегаемся в разные стороны. По пути домой захожу в магазин. Сэкономив на университетском обеде, покупаю себе новые колготки.

— Я дома! — кричу прямо с порога.

— Сонька! — мама встречает меня в домашних штанах, растянутой донельзя футболке, но с улыбкой. — У меня новости.

— Да?

Я замираю в ожидании. Хорошие новости у нас в последнее время — редкость.

— Ты проходи давай, раздевайся. Поможешь собраться.

— Собраться? Куда? Ты куда-то уезжаешь?

— Не я, а мы… мне сегодня сделали предложение, от которого я не смогла отказаться.

Лишь зайдя вглубь квартиры, я могу оценить масштаб катастрофы. Разбросанные вещи, множество коробок, наполненные мусорные пакеты.

— Что за предложение, мама?

Внутри зарождается нехорошее предчувствие. По всей видимости мама запланировала переезд, но куда и… на какие деньги? Мы ведь еще не выплатили ипотеку за эту квартиру, да и кредит в банке на немаленькую сумму.

— Мам…

— Мы переезжаем из этой квартиры, — голос мамы дрожит, но она решительно кивает.

— Ты же не продаешь ее? Мам…

— Я… выхожу замуж.

Скажи она, что нас выселяют, потому что банк отбирает у нас квартиру из-за просроченного платежа по кредиту, который мы брали на лечение отца, я бы удивилась меньше. После его смерти прошло чуть больше полугода, а мама собирается замуж?

— Не понимаю, — нахмурившись, мотаю головой.

— Я знаю, как это выглядит, но сейчас это лучшее решение. Тем более, Богдан перекроет все мои кредиты и эта квартира… она останется тебе в наследство, — перечисляет преимущества.

— Но ты… ты не говорила о том, что с кем-то встречаешься. Отец ведь… он.

Вслух выговорить то, о чем думаю, не получается. На глаза наворачиваются слезы, а в груди резко начинает болеть. В последние несколько лет нам, конечно, пришлось нелегко. Неожиданно диагностированная болезнь отца буквально за несколько месяцев сделала из здорового и вечно улыбающегося человека жалкое подобие. Мы с мамой старались, как могли. Подбадривали его и поддерживали. Мама зарабатывала деньги на лечение, а я, едва заканчивались уроки в школе, бежала домой. Такой ритм, конечно, выматывал и маме, уверена, было сложнее, но… замуж? Так скоро?

— Я знаю, Софья, — строго произносит мама. — Знаю, как это для тебя выглядит, но мне нужна была поддержка. Человек, на которого я могла опереться. Отцу становилось все хуже, и я… я не смогла.

Мама садится на диван, все еще одиноко стоявший в нашей гостинной, и закрывает лицо руками. Я не хочу слушать оправдания матери, но, как завороженная сажусь рядом. После смерти отца отвернуться от матери кажется мне кощунством. Я бы ни за что так не поступила.

— Мам… — тянусь к ней, осознав, что сейчас ей нужна моя поддержка, как никогда прежде. — Ну, ты чего?

Плакать начинаем вместе. Я по безвозвратно утраченному счастливому времени, когда нас было трое. Мама из-за принятого сложного, но единственно возможного решения.

— За кого хотя бы выходишь? — спрашиваю у мамы, когда мы обе затихаем.

Эмоции устаканиваются, дыхание восстанавливается, можно и поговорить, тем более, я понятия не имела, что мама с кем-то встречается. Я имею право знать хотя бы имя человека, с которым мы совсем скоро станем близкими родственниками.

— За Богдана… Танского.

Маме удается удивить меня во второй раз за день. Имя Танского я не ожидала услышать даже в самых смелых ответах.

— Я не собиралась! — отрезает мама, утерев слезы. — Не собиралась заводить отношения и выходить замуж. Мы… мы с ним работали, а потом… мы как-то поехали в командировку, помнишь?

Я киваю. Только в те несколько дней, что мама отсутствовала, я поняла, как ей на самом деле трудно.

— Так вот… там все и началось. Я противилась, конечно. Когда вернулись, собиралась увольняться, но не смогла себе этого позволить. Я виновата, знаю, но… он зовет меня замуж, Сонь. Меня, понимаешь? Обычную секретаршу.

Глава 3

Тан

— Задержись! — летит мне в спину, стоит прийти домой. — Поговорим.

— Выделишь деньги на операцию? — с кривой усмешкой уточняю у отца.

На операцию я рассчитывал в первые месяцы после того, как пришел в себя и впервые посмотрел в зеркало. Сейчас уточняю чисто, чтобы позлить папочку. Знаю, как того раздражают любые разговоры о моей внешности.

— Не надейся, — отвечает Танский-старший.

В этот раз папочка себя сдерживает. Спокоен и уравновешен, чего за ним в последнее время не наблюдалось. Впрочем, я давно не сталкивался с ним в доме, так что о настроении отца судить приходится по его редким визитам в мою комнату или, как сегодня, неожиданным встречам в фойе.

— Тогда задерживаться нет смысла, — бросаю я и, ловко перешагивая сразу две ступеньки, взбираюсь на второй этаж, направляясь прямиком в свою комнату.

С грохотом захлопнув дверь, поворачиваю ключ в замочной скважине и, чтобы не слышать стук отца, если тому вдруг захочется договорить, достаю из рюкзака наушники. Через минуту слышу тяжелый рок, под который успокаиваюсь, а затем телефон пиликает входящим:

Ким: “Что думаешь делать с девчонкой? Или забыл уже?”

Тан: “Пока не придумал. Есть идеи?”

Ким: “Оставить в покое?”

Тан: “Чао”

Ким: “Она первокурсница, я пробил. Знать тебя не обязана”

Тан: “С ней рядом стояла девчонка. Явно в курсе, кто я. Сечешь?”

Ким: “Девчонка рядом — Стефания. Ее в прошлом году Само доставал”

Тан: “А в этом что?”

Ким: “Сказал, не трогать”

Ким: “Может, и правда оставим?”

Тан: “Теперь точно нет. Подозрительно просите”

Оставлять ее выпад безнаказанным нельзя. Меня в университете должны бояться и впредь, а если спустить с рук такое какой-то первокурснице, авторитет пошатнется.

Телефон продолжает раздражать входящими, но открывать сообщения нет желания. Вместо этого раздеваюсь и иду в душ. Прямиком в наушниках встаю под горячие струи воды. Отец наверняка будет в ярости, когда узнает, что очередные, жутко дорогие и навороченные прошки снова вышли из строя. Впрочем, это третий раз, когда я рискую купаться вместе с ними. Пока работают, что даже удивительно.

После душа подключаюсь к сети и несколько часов с парнями гоняю монстров в игре. Остальные ребята тоже заинтересовались девчонкой, но их вопросы удается игнорировать до окончания игры, а дальше — абонент вне зоны. Отключаюсь и, прислушавшись к тишине в доме, покидаю свою комнату.

Бассейн, в котором я по вечерам плаваю, находится на нулевом этаже. В это время здесь обычно никого нет. Прислуга убирает до обеда, отец по вечерам не плавает. Он в принципе сюда спускается только затем, чтобы похвастаться перед друзьями выстроенной парилкой и телками, которых для них приглашает. Сегодня, судя по тишине, приглашенных нет, поэтому спускаюсь спокойно, прислушиваюсь к тишине внизу и защелкиваю дверь изнутри.

Дальше, чувствуя себя абсолютно спокойным, прохожу дальше. Бросаю на шезлонг полотенце и с разбега ныряю в бассейн. Из-за травмы, полученной после аварии, носить очки для плавания не могу, поэтому под водой ничего не вижу. Плаваю вслепую, поворачиваю голову то в одну сторону, то в другую, чтобы сделать вдох. С музыкой долго поплавать не выходит. На третьем круге наушники дохнут, и я выныриваю, чтобы снять их. Стерев воду с лица и встряхнув рукой волосы, снимаю наушники.

— Я тут…

Поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с девчонкой. С той самой, которая сегодня мало того, что смотрела на меня во все глаза, так еще и толкнуть посмела. С новенькой первокурсницей, за которую вступились ребята.

— Я…

Она замирает решившись поднять голову и посмотреть мне в глаза. Выглядит невероятно испуганной и ошарашенной. Только тут до меня доходит…

Лицо.

Она видит мое лицо. Полностью. Вместе с тем уродливым куском, который отец отказался исправлять после аварии.

Отворачиваюсь в сторону, успевая поймать ее испуганный и полный сочувствия взгляд. Она не двигается, и я не могу пошевелиться. Сжимаю руку в кулак, пытаясь вернуть себе самообладание и не ударить в грязь лицом еще сильнее. Хотя… что может быть хуже того, что она уже увидела? Что может быть хуже изуродованной в огне кожи? Что может быть хуже ужаса, написанного на ее лице?

— Прости… — доносится до меня ее бормотание. — Я… я не знала, что ты тут. Мне сказали… сказали, можно.

— Забудь… — разворачиваюсь к ней всем корпусом.

Расправленные наспех волосы, конечно, не скрывают всю изуродованную кожу, но это теперь неважно. Она уже видела. Рассмотрела, пусть и не до мельчайших подробностей. Теперь важно заставить ее молчать.

— Забудь то, что видела.

Она кивает.

— Никогда и никому…

Моя рука сама тянется к ней. Не осознаю, что сдавливаю ее хрупкую шею своими сильными пальцами.

— Не смей даже думать о том, чтобы рассказать.

Глава 4

Соня

— Как тебе бассейн, София? — спрашивает Богдан Петрович за ужином.

“У них так принято, — сказала мама, когда я отказалась идти на ужин. — Они каждый вечер собираются в зале. И мы должны пойти.”

Кто это мы я уточнять не стала. За столом нас ждал только Богдан. Один. Его сына не было, хотя приборов за столом было на один больше. Четыре. Значило ли это, что Тан почтит нас визитом?

— Большой, — отвечаю сдержанно.

О своем походе в бассейн стараюсь не вспоминать, хотя это удается с трудом. Я все время думаю о нем. Не о бассейне, разумеется, о сыне Богдана Петровича, Станиславе. Он меня пугает. В универе я как-то не обратила особого внимания, не отдала ему должное, стоит заметить, зато дома отхватила сполна.

— Можешь плавать, когда тебе захочется, — великодушно разрешает мой будущий отчим. — Им практически никто не пользуется.

О том, что я столкнулась с его сыном умалчиваю. Непонятно пока, как Богдан Петрович отреагирует. С виду он кажется вполне спокойным и даже приятным мужчиной. Выделил мне комнату на втором этаже. Большую и светлую, с огромной кроватью и теплым ворсистым ковром на полу. Я такие обожаю. Видела у подруг дома и мечтала однажды заполучить похожий домой, но так как с деньгами у нас было туго, все время не получалось. И теперь вот он целый только в моем распоряжении. Конечно, я хорошо отнеслась к Богдану Петровичу. Поблагодарила его за такую щедрость.

А вот о сыне умолчала. И сейчас продолжаю молчать, хотя момент для признания самый подходящий. Уже собираюсь сказать, что столкнулась с Таном, как наш спокойный ужин нарушают. Дверь открывается слишком резко, шаги раздаются оглушающе громко. Я поворачиваю голову слегка вправо и в поле моего зрения тут же попадают ноги, обтянутые кожаными штанами. Мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, кто пришел.

Тан.

Он останавливается рядом со мной. Не специально, просто я сижу рядом с его отцом. По левую от него руку. Справа сидит моя мама.

На стол, прямо перед тарелкой Богдана Петровича, приземляется чехол от наушников. Я вздрагиваю от этого негромкого, но безусловно резкого звука.

— Нужны новые, — заявляет Тан и, наклонившись к моему уху, шепчет: — Это мое место.

От неожиданности я вздрагиваю и собираюсь подняться, но Богдан останавливает меня приказом:

— Сиди. Стас ужинать не будет.

— Нет, почему же… я проголодался.

— Думаешь, после этого… — он кивает на наушники, — я позволю тебе сесть?

— Почему нет? — хмыкает Тан. — Я принес их специально. На этот раз вина их неисправности не на мне.

— На ком же тогда?

— Это я, — поспешно влезаю в разговор. — Мы… столкнулись в бассейне и у Та… Стаса выпали наушники.

— Вот так все и было, — подтверждает он и, взяв стул рядом со мной, тащит его к другому концу.

Садится напротив отца и ждет, когда прислуга поставит перед ним тарелку.

— У вас тут уютненько… — замечает, обводя нас с мамой взглядом.

Признаться, я решаюсь на него посмотреть только сейчас и то недолго. Лишь мимолетом бросаю взгляд в его сторону и тут же отворачиваюсь, но он замечает.

— Познакомишь меня с мамочкой, папа?

— Я не успел поговорить с сыном. Для него ваше появление — сюрприз.

— Я Наталья, — мама представляется сама. — Надеюсь, мы с тобой поладим.

— Не надейтесь.

— Стас!

— Ну а ты?

Поднимаю голову и сталкиваюсь с шокированным взглядом мамы. Она явно не ожидала такого “теплого” приема от сына своего возлюбленного. Это я за два раза, что видела Тана уже привыкла к его странностям.

— Я Соня.

Сталкиваемся взглядами. Его — холодный и насмешливый. Мой, подозреваю, растерянный. Страха я не чувствую, потому что рядом моя мама.

— Тан, — представляется так, словно делает нам одолжение.

— Стас!

— Тан!— с нажимом отвечает отцу. — Мое имя можно забыть.

— Сопляк! — Богдан подрывается с места.

Мама растерянно на него смотрит, но тоже поднимается. Кладет руку ему на плечо и просит успокоиться. Говорит что-то про неожиданность и необходимость дать сыну время.

— Аппетит пропал, — пояснят Тан, швыряя столовые приборы и поднимаясь из-за стола. К еде он даже не притронулся. — Спасибо за компанию, Наталья. Мамой звать не буду, вы все равно тут не задержитесь. Сестренка, — он кивает мне, растягивая рот в ехидной улыбке.

У меня от нее холодок по спине, хоть я и понимаю, что Тан наверняка ничего мне не сделает. Мы теперь какие-никакие, а родственники. Вряд ли Богдану Петровичу понравится, если его сын станет на меня давить.

Мне становится обидно за маму. Вижу, как она сникает под диким напором своего будущего пасынка и, извинившись, выхожу из-за стола следом за парнем. Нагоняю его на втором этаже, как раз у двери его спальни. Сразу же замечаю, что она находится прямо напротив моей.

Глава 5

Ты со мной не разговариваешь…
Ты ко мне не прикасаешься…
Ты на меня не смотришь…

© Станислав Танский

Тан

Снег в этом году выпадает рано. Оказавшись на крыльце, сталкиваюсь с большими хлопьями, безжалостно летящими с высоты. Красиво, но я давно к этому равнодушен. Не умею наслаждаться природой, людьми, искусством, кинематографом. После аварии эту часть меня словно вытащили изнутри. Забрали, чтобы переформатировать и… забыли вернуть обратно. Единственное, что по-прежнему приносит мне радость — мотоциклы.

Опять же, то ли из принципа, чтобы позлить отца, наслаждаюсь, то ли действительно нравится. Мощный всплеск адреналина, новый спектр эмоций. Когда я за рулем чувствую себя свободным. От учебы, от отца, от всего мира, если мыслить глобально.

— Стас!

Запускаю тяжелый морозный воздух в легкие, зажмуриваюсь и становится легче воспринимать присутствие отца рядом. Оно меня нервирует. Озноб по коже уже не от мороза, а от того, что он оказывается рядом. С момента аварии это чувство не проходит. Вроде бы не боюсь его, а реакции тела остаются.

Оборачиваюсь. Я всегда оборачиваюсь, когда отец подходит.

— Возьмешь Соню с собой, — командует. — Вы все равно в одном университете учитесь.

— Нет.

— Я не спрашивал.

— А я ответил.

Не дожидаясь, что он скажет, спускаюсь по ступенькам и иду в гараж, где припаркован мой автомобиль. Планировал, конечно, как обычно, поехать на байке, но снег портит все планы. Отец неожиданно нагоняет меня. Хватает за руку как раз в тот момент, когда я тяну руку, чтобы открыть дверцу.

— Что ты себе позволяешь? — шипит.

— А что? — поворачиваюсь к нему и намеренно откидываю челку в сторону. — Сожжешь другую сторону?

Он осекается. Уверен, ему определенно было что сказать, но после моих слов он замолкает и отпускает мою кисть. Его лицо искажается от отвращения. Он единственный, кто на меня так смотрит. Единственный, кто не скрывает неприязни при взгляде на мое лицо. Впрочем, меня видели немногие. Ким, потому что он почти не выходил из моей палаты. Двадцать четыре на семь дежурил рядом. Когда снимали повязку в палате их было трое. Ким, отец и доктор. Ни у кого, кроме родного отца, на лице не было отвращения. Доктор смотрел равнодушно, Ким со злостью. Он единственный до конца искал виновника. Отец отмахнулся сразу. Даже когда я сказал ему, что это подстроили.

“— Не выдумывай, — сказал он. — Твои эти попрыгушки должны были так закончиться. Я говорил!

— Я сделал все правильно, папа, — наивно заявлял.

— По результатам проверки виновник ты, — вынес вердикт.”

Это мы с Кимом не верили. Я, потому что чувствовал — с байком что-то не так, а он… он просто знал, что я профи.

— Уволь меня от необходимости вытирать ей слюни, — выхожу из воспоминаний и бросаю отцу резче, чем планировал.

Разговоры с ним всегда даются мне тяжело. После того, как я узнал, кто и как подстроил ту аварию — особенно.

— Решил обзавестись доченькой — сам ее и катай в универ. Она мне никто.

— Ты… — он делает шаг ко мне.

— Бодя! — восклицает новоиспеченная мамаша.

Следом за ней семенит и Соня. Имя у нее, конечно… дурацкое. Раздражает. Хотя, если признаться, меня в ней все раздражает. Даже она сама.

— Мы едем?

— Да, конечно, — голос отца тут же становится медовым.

— Спасибо, что согласился меня подвезти, — неожиданно лепит Соня и тащится к моей машине.

Прилипает к ручке двери, словно пиявка и демонстративно щелкает замком. Ее поведение настолько обескураживающе, что я позволяю ей сесть в салон и закрыть за собой дверь.

— Вот и славно, — щебечет отец и, забрав свою временную подстилку, ведет ее к своей машине. Ему ее уже подогнали. В отличие от меня отец не ездит за рулем сам, а нанимает водителя.

Когда их машина скрывается за воротами, все-таки открываю дверцу и сажусь на водительское сидение. Завожу мотор, выезжаю из гаража и, остановившись у ворот, командую:

— На выход!

— Что?

Она поворачивается ко мне всем корпусом.

— Плохо слышишь? Пошла вон из моей машины.

Она не спешит. Точнее, судя по ее резкому глубокому вдоху, вообще не планирует выходить.

— Если это из-за того, что было в бассейне, то я никому не скажу. Я же ничего не видела, — тараторит. — И лицо твое…

Затыкаю ей рот рукой. Основательно прикладываю ладонь к ее губам и вдавливаю ее тупую голову в сиденье. Игнорирую тот факт, что меня будоражит ее близость. Засовываю куда подальше неуместные реакции своего организма, когда прикасаюсь к ее горячим губам.

— Есть пара простых правил, — нажимаю посильнее, чтобы до этой идиотки дошло. — Ты со мной не разговариваешь, ты ко мне не прикасаешься, ты на меня не смотришь. И никогда, слышишь, никогда не вспоминаешь то, что видела. Если хотя бы одна живая душа узнает об этом — я тебя убью. Задушу собственными руками, усекла?

Глава 6

Соня

В университет я попадаю ко второй паре. Стефу нахожу в коридоре вместе с другими девчонками. При виде меня она поднимает руку вверх и любезно улыбается.

— Привет, — говорит, притягивая меня к себе, чтобы обнять. — Я думала, после вчерашнего ты решишь отсидеться.

— Ты о чем?

— Романова, ты издеваешься?! — восклицает Стефа. — Ты забыла о том, что случилось в коридоре?

— Помню я.

— Оглядывайся теперь, — говорит наставнически. — А мы будем рядом.

При других девочках не решаюсь рассказывать новости, но поделиться очень хочется. Да и вообще поговорить. Я за сегодняшнее утро успела закипеть от злости, успокоиться, проникнуться состраданием и назвать себя идиоткой, которая не разбирается в людях. Мне срочно нужен кто-то еще, чтобы отвлечься от невыносимого сводного брата, которого еще вчера утром не было, а сегодня он выставил меня на мороз и вынудил двадцать минут ждать такси.

Увы, даже на парах у меня нет возможности поговорить со Стефой. Она находится в другой аудитории вместе с девочками. Мне же приходится остаться одной с совершенно незнакомыми мне людьми. На перерыве мы везде вместе, даже на обед в столовую идем, словно заранее сговорившись. Хотя, зная Стефку, именно это она и сделала.

— Постарайся хотя бы сегодня на него не пялиться, — дает мне наставления перед входом.

— Да он вряд ли придет, — говорят в один слух Марина и Ника, но их слова тут же тонут под напором одновременно нескольких пар глаз, направленных в нашу сторону.

Тан здесь. Вместе со своими друзьями. Сидит за столиком возле окна, в самом центре этой столовой. Мы все у него как на ладони. Слова Стефы я, конечно же, игнорирую. Как и то, что мне сегодня сказал Стас. Не смотреть, не трогать, не разговаривать? С двумя последними пунктами справлюсь на отлично, но с первым не выходит. Смотрю, потому что чувствую его взгляд на себе. Если он смотрит первым значит ли это снятие запрета для меня?

— Соня! — Стефа дергает меня за рукав и тащит дальше. — Не провоцируй. Радуйся, что о тебе забыли.

— Не забыли, — говорит то ли Ника, то ли Маринка.

У них очень похожие голоса и за тот небольшой промежуток времени, что мы знакомы я еще не научилась их различать.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится Стефа.

— Тан смотрит на нас, — шепчет Маринка. — Вернее, на Соньку.

— Точно что-то задумали со своей шайкой, — недовольно отсекает Стефа.

Ее волнение постепенно перебрасывается на меня. Когда садимся за стол вместе с подносами, аппетит бесследно исчезает. Сложно запихивать в себя суп, когда на тебя смотрят с ненавистью. Да и другие ребята тоже наблюдают с интересом. Может быть ждут, что месть Тана за вчерашнее произойдет прямо на их глазах. Подавлюсь ложкой супа, например. Или задохнусь от крошки хлеба, попавшей не туда. Уверена, обладай Тан хоть каплей магии, я бы уже лежала мертвым грузом рядом со стулом.

— Ты чего не ешь? — спрашивает Стефа, заметив, что я даже не развернула свои столовые приборы из салфетки.

— Не хочется, — пожимаю плечами и встаю. — Аппетит пропал. Пойду пройдусь.

— Куда?! — ловит меня Стефания. — Сдурела?

— Я справлюсь, — отвечаю, хотя вовсе не уверена.

Выхожу из столовой в коридор, чтобы отыскать аудиторию следующей пары. Они у нас с девчонками раздельные. Я пока плохо ориентируюсь в универе, а еще у меня от природы топографический кретинизм. Я постоянно куда-то забираюсь и потом не могу найти выход. Даже современные приложения мне не помогают, я упорно не понимаю, как добраться по нужному мне адресу. Именно поэтому сегодня я ехала в университет на такси, а не как и полагается бедным студентам на общественном транспорте. Подозреваю, если бы я села в маршрутку, колесила бы по городу до сих пор. В прошлой квартире было легче. Она находилась в пешей доступности от университета.

Конечно, аудиторию я не нахожу. Осмотревшись, понимаю, что забрела вообще куда-то не туда. Здесь ни студентов, ни преподавателей нет, словно пустое неиспользуемое пространство. Может, где-то в этой стороне находится спортзал? Или театральная студия? Стефания говорила, что Маринка ходит на вокал.

Собираюсь пойти назад, но вдруг понимаю, что понятия не имею, откуда пришла. Не паникую, просто становится неловко. Достаю телефон, чтобы попросить Стефанию прийти за мной. Она единственная, кто в курсе моей особенности, потому не откажет. Набрать ее номер мне не позволяет чужая ладонь, которая нагло выхватывает телефон прямо у меня из рук. Я не успеваю даже головы поднять, как меня заталкивают в дверь слева.

— А ты сообразительная, — голос Тана после сегодняшней моральной экзекуции в машине я узнаю даже если буду лежать в коме.

Этот разъяренный предупреждающий бас пробирает до костей, особенно в сочетании с кромешной темнотой, в которой мы оказались. Здесь даже маленького окошка нет и пространство небольшое. Я упираюсь спиной о что-то металлическое, а Тан стоит у самой двери, но получается, что мы совсем близко. В каких-то паре сантиметров друг от друга.

— Чего тебе?

Решаю, что лучшая защита — нападение.

— Снимай тряпье, — звучит неожиданный приказ.

Глава 7

Соня

— Это плохо. Это очень-очень плохо, — комментирует Стефа, мотая головой.

— Плохо, что он не раздел меня!? — больше восклицаю, чем спрашиваю.

— Именно!

— Что это за университет такой, — бурчу я. — Имени боящихся Танского?

— Не, — отмахивается Стефа, отделяя вилкой кусочек чизкейка и отправляя его в рот. — Тан к тебе, вероятно, больше не приблизится.

— Тогда можно выдыхать?

— В том то и дело, что нет…

— Да ты можешь объяснить!? — теряю терпение.

— Все дело в том, что многие девчонки из университета, как бы это тебе объяснить… В общем, все они хотят с ним встречаться. Мечтают, что он обратит на них внимание.

— Тан? — удивляюсь. — Кто-то хочет с ним встречаться?

— А что тебя удивляет? Он привлекательный, богатый, недоступный… каждой кажется, что она — особенная. Что именно она сможет растопить его ледяное сердце.

— Ничего бредовей в жизни не слышала! — говорю совершенно честно.

Растопить ледяное сердце? Кто сказал, что это сердце у него вообще есть?

— И все же… представь, как они все тебя ненавидят!

— Меня? — удивляюсь. — За что?

— За внимание. Ты видела, как он на тебя смотрит?

— Он хотел отомстить.

— Именно, — кивает Стефа.

Она почти доела свой чизкейк, в то время как я даже не притронулась к кофе, не говоря уже о еде. Смысл ее рассказа до меня все же не доходит.

— Его желание раздеть тебя в той подсобке и было местью. Он бы забрал твои вещи, ты бы прошлась по университету в одном белье и… всё! О тебе бы тут же забыли! Нет, парни, конечно, шептались бы еще некоторое время, приставали, но тебя бы не донимали. А теперь представь, что будет дальше!

— И что же?

По моему скромному мнению хуже, чем пройтись в одном белье по университету просто быть не может. Это позорище!

— Он будет мстить тебе иначе.

— Заставит раздеваться в столовой? Или перед деканатом?

— Нет. Он просто продолжит и дальше на тебя смотреть. Всё, чтобы сделать твое существование в университете невыносимым, сделают за него.

У меня неприятно сосет под ложечкой. Аппетит безвозвратно пропадает. Я даже не могу уговорить себя сделать глоток кофе, не говоря уже о купленном десерте. Какая еда, когда на кону мое обучение? Я так ждала поступления! Мечтала вместе со всеми получать образование и что теперь? Ненависть сводного братца, которого все боятся? Получите, распишитесь, называется!

— В прошлом году один из их компании пристал к первокурснице. Она его отшила, а потом ей проходу здесь не давали, — Стефа продолжает подкармливать меня ужасами. — Девчонки ей такое устраивали, у-у-у-у!

— Что? — мне кажется, что я только губами шевелю, но Стефка слышит.

— Вещи из раздевалки забирали, ставили подножку в столовке, но самое ужасное… — подруга делает паузу, осматривается, а затем, понизив голос, шокирует: — Ее ошпарили кипятком. Савицкая толкнула ее, когда она стояла с чашкой чая, ну и… ожог, как ты понимаешь, на руке.

— А преподаватели что? Деканат? Жалобы в конце концов?

— Замалчивают, — со знанием дела изрекает Стефа. — У нас никаких скандалов с университетом в новостях не было, а внутри, как ты понимаешь…

— А что за девушка?

— Она перевелась. В прошлом году еще. Сразу после того инцидента ушла из университета.

Я хмурюсь. Дело в том, что наш университет — единственный в городе, где учат талантливых айти-специалистов. Еще один находится в столице, но жизнь там достаточно дорогая, так что не у всех родителей есть возможность устроить туда ребенка. Да и не каждый отпустит дочь или сына в столицу. Моя мама, уверена, на такое бы не решилась.

— Не переживай ты так, — утешает Стефа, заметив мою задумчивость. — Мы ведь с тобой. Ни на шаг от тебя не отойдем. И поешь! — кивает на десерт. — Даже не притронулась.

Я так и не решаюсь взять в руки вилку или хотя бы стаканчик с кофе. Думаю о том, как рассказать Стефе о том, что Танский с сегодняшнего дня мой сводный брат. Хотя… не с сегодняшнего, так как наши родители еще не поженились, но по вчерашнему рассказу мамы я поняла, что это не за горами. Они вот-вот объявят о свадьбе во всеуслышанье и тогда Тану не останется ничего кроме как признать, что мы с мамой задержимся в его жизни не на несколько месяцев.

— Стеф, — начинаю я опасную тему. — Я кое-что тебе не рассказала.

— Что? — хмурится. — Он что-то еще сделал?

— Нет, он… В общем, моя мама выходит замуж за Богдана Танского. Вчера мы переехали к ним в дом и Стас… он теперь что-то типа моего брата.

— Господи!

В какой-то момент мне кажется, что Стефа перекрестится, но вместо этого она забирает мой многострадальный десерт и, откусив кусочек, выдает:

— Ты же знаешь, что когда я нервничаю, мне срочно нужно что-то сладкое! Прямо сейчас я очень нервничаю, Соня. Очень! Ты раньше это не могла сказать?

Глава 8

Она точно сталкер

© Станислав Танский

Тан

После пар заезжаю в зал вместе с Кимом. Не планировал, но домой возвращаться нет никакого желания. Там теперь слишком много тех, с кем можно столкнуться. Раздражает.

— Так что ты придумал в итоге?

Ким сегодня на удивление многословен. С утра пытался меня отвлечь от темы первокурсницы, а затем, когда понял, что это не сработает, попытался убедить, что мстить нет никакого смысла. Он в нашей дружной компании что-то вроде голоса здравого смысла, хотя тоже иногда может задвинуть какую-то дичь.

— Ты о чем?

— О сестре твоей.

Конечно, я ему рассказал. Им всем. Вся тройка друзей в курсе, что у меня теперь появилась сестра. Я так, конечно, не говорил. Они почему-то сами вынесли вердикт и теперь используют это жутко раздражающее слово.

— Сестра, блядь, — скалюсь. — Че за хуйню ты несешь?

— А кто она тебе? — хмурится.

— Никто, — бубню, вставляя в ухо наушники, которые купил утром после того, как отец скинул денег на карту.

Желание разговаривать пропадает. Хорошо, Ким понятливый и в душу лезть не будет. Это Само с Филом могут, но их сегодня в зале нет, и мне от этого почему-то спокойней. Хватило их ржача, когда они узнали, что вчерашняя первокурсница – дочь бабы, на которой отец собрался жениться. До сих пор не могу понять нахера. Отец жениться не планировал. Они с мамой друг другу при разводе так мозг выносили, что ни она до сих пор не замужем, ни он не женат. И вот… Наташа, блядь, появилась. Непонятная, невзрачная, еще и с прицепом. Может, поэтому и женится? Чтобы трахать потом и ее и дочурку? Эта мысль жутко злит. Но больше то, что я вообще об этом думаю. Какая мне разница?

Занятый тренировкой, я убиваю полтора часа. Еще треть уходит на принятие душа и переодевание. Ким почти все время рядом, но подозрительно молчит. Знаю же, что пиздеть будет по дороге. Дождется, когда мы сядем в авто, и начнет. В зал мы сегодня приехали на моей тачке, поэтому оставить его не получится. Придется везти домой, иначе в следующий раз он тоже меня не возьмет к себе, а мы периодически меняемся.

— Может, оставим ее? — начинает, стоит мне покинуть парковку спортклуба.

— С чего вдруг такая забота? — бросаю беглый взгляд на друга.

Не припомню, чтобы мы о ком-то заботились. Само вот с этой подружкой ее запарился, но там у них какие-то то ли отношения были, то ли он втрескался. Непонятно, в общем, но сказал не лезть – не трогаем. С этой выскочкой что?

— Она твоя сестра.

— Забудь это слово.

— Так или иначе, если твой отец женится, будет странно ее доставать.

— Не женится.

Почему-то уверен, хотя раньше отец о таком не заявлял и баб с подкидышами в дом не тащил. Должна же эта разовая акция закончиться.

К дому Кима еду непривычно быстро. Обычно на дороге не превышаю, чтобы не влететь на лишние штрафы, но сегодня не сдерживаюсь. Мне критически необходимо выставить Кима за дверь.

— Тан…

— Тебя мамка ждет дома, — перебиваю его. — Рис приготовила.

— Придурок, — Ким закатывает глаза и все-таки вылезает из машины.

Он всегда так делает, когда я делаю отсылку к его второй национальности. Злится обычно, поэтому сразу затыкается.

— Я это, — останавливаю его, пока он не закрыл дверь. — Извини.

— Иди в жопу, — отвечает Ким, но вижу, что не обижается.

Как только он захлопывает дверь, еду домой. По пути специально заезжаю за бухлом, потому что мой мини-бар, установленный в комнате, беспощадно опустел. Заодно беру корзину снеков и, погрузив все это в пакеты, закидываю в багажник.

Сколько бы ни оттягивал момент возвращения домой, а все равно приходится припарковать машину в гараже и зайти через черный ход. Надеюсь по пути никого не встретить, но, как назло, навстречу идет отец. При параде, видимо, куда-то собирается. Позади за ним семенит новоиспеченная сожительница. В длинном платье, с прической, накрашенная. Видимо, с утра в салоне транжирила бабки отца.

— Стоять! — рявкает папаша при виде меня.

— И вам здрасте!

Намеренно обхожу его стороной, но он все же намерен поговорить. Просит Наташу подождать его в машине. Стоит ей закрыть дверь в гараж, моментально повышает на меня голос.

— Ты совсем охренел?

— Конкретно сейчас – да.

— Я тебя что просил сделать утром?

Отец почему-то нарушает границы моего личного пространства, хотя и знает, что я терпеть не могу, когда он подходит ближе. Меня раздражает его присутствие, его запах, его выражение лица. Делаю несколько шагов назад, отхожу на безопасное расстояние.

— Ты как посмел выставить девочку на мороз? Она столько времени простояла, прежде чем такси приехало. В тебе хоть что-то человеческое осталось?

— А в тебе? Я ведь твой сын, если ты не забыл.

— Да как ты смеешь, щенок!

Глава 9

Соня

Я два часа репетировала перед зеркалом то, что выдаю Тану за минуту. Еще столько же решалась на разговор и минут двадцать топталась у него под дверью. После всего, что он мне наговорил страшно пытаться подружиться, но я считаю, что так будет лучше. У меня не получается его ненавидеть. Боятся — да. Но это потому что в принципе никогда не испытывала чувства ненависти.

— Пошла вон! — отсекает совершенно неожиданно.

После длительного молчания, во время которого он позволял мне говорить, его голос звучит до слез грубо. Я делаю шаг к двери, но застываю. Я столько репетировала, бутерброды эти дурацкие готовила. Они, между прочим, на кухне остывают, пока мы тут выясняем отношения.

— Нет! — делаю шаг назад и встаю на прежнее место.

— Что сказала?

— Я не уйду, — стараюсь говорить смело, но этой самой смелости во мне слишко мало.

На самом деле мне страшно, но дрожать я буду после того, как покину его комнату. После того, как потеряю всяческую надежду на нормальное сосуществование.

— Пошла на…

— Давай ты меня выслушаешь! — выставляю руку вперед, перебивая его.

Кажется, только так мы сможем нормально поговорить. Если он будет молчать, а я не буду обращать внимания на его оскорбления, то у нас получится. Главное, чтобы он не перешел в наступление и не выволок меня из комнаты силой.

— Я не смогу с тобой соревноваться, — признаюсь. — Ты физически и наверняка морально сильнее меня, поэтому я хочу перемирия. Ты не будешь меня трогать, я извинюсь в университете и расходимся. Составим график посещения бассейна. Я могу сразу после школы или поздно вечером. Или в тот день, когда ты туда не ходишь.

Я даже составила это дурацкое расписание, но оставила листочек в комнате. Разнервничалась и забыла взять его с собой.

— Ты серьезно? Поверить не могу! Ты серьезно предлагаешь мне выбрать время для посещения бассейна в собственном доме?

От него исходит дикая агрессия. На такое предложение он явно не рассчитывал, но я упрямо гну свою линию. Запрещаю себе бояться. Папа всегда говорил, что нельзя показывать противникам своего страха. Если поймет, что боишься — ни за что тебя не оставит.

— Теоретически ты можешь плавать вместе со мной и…

— Практически, а не теоретически, если мы окажемся в бассейне, я тебя в нем утоплю, — изрекает ядовито.

— Твоя ненависть ко мне ничем не оправдана. Я не претендую на место в сердце Богдана Петровича, не собираюсь становиться наследницей. Я просто хочу доучиться в университете. Мы можем даже не встречаться, если ты так сильно не хочешь. Я предложила попробовать подружиться, но если ты так категорично настроен…

— Я тебя ненавижу, тупая ты инфузория, — выплевывает, делая шаг ко мне.

Я машинально отхожу назад и Тан останавливается, усмехаясь.

— А говорила, постараешься полюбить.

— Если ты мне поможешь! Оскорблениями никак не получится завоевать мое расположение.

Он смеется. Запрокидывает голову назад и хохочет так, что у меня внутри все леденеет. Так, как Тан в это мгновение выглядят все антигерои в фильмах. Те, кого обычно побеждают положительные персонажи.

Пока Тан смеется, я формулирую очередную мысль и замечаю, как открывается небольшой участок шрама. Совсем немного, но я почему-то зависаю. Появляется необъяснимое желание дотронуться к израненной кожи, отодвинуть челку и посмотреть полностью. В бассейне я ничего толком не увидела от неожиданности и испуга.

— Мне нахрен не нужно твое расположение, — заявляет, резко прекращая смеяться.

К такой смене настроений я оказываюсь не готова и не сразу перестаю смотреть на Тана с любопытством. Он замечает. Прищуривается.

— Интересно, да?

Я мотаю головой.

— Можешь посмотреть, если интересно.

Он преодолевает расстояние между нами одним широким шагом. На этот раз я не отхожу — продолжаю стоять на одном месте. Тан практически вдавливается в меня. Ни сантиметра между нами не оставляет и гаркает:

— Смотри!

Я успеваю зажмуриться прежде чем он открывает мне свое лицо.

— Не буду!

— Поэтому никакой дружбы быть не может. О любви вообще забудь. Молись, чтобы я тебя не удавил, не утопил и не переехал машиной. Я могу сотню способов придумать, выберешь тот, который тебе понравится. Просто, блядь, не попадайся мне на глаза.

Сердце в груди так сильно колотится, что в какой-то момент мне кажется, оно выпрыгнет из груди. Тан отходит, но легче мне не становится. Я не знаю, можно ли уже открывать глаза или еще постоять.

— Отмирай уже, сталкер. Я прикрыл то, на что противно смотреть.

Распахиваю веки. Тело пробивает крупная дрожь. Я все-таки его боюсь. Агрессивного, злого, нервного. Он совершенно не умеет контролировать свои эмоции и меня это сбивает с толку.

— Мне не противно, — подняв голову, смотрю в его лицо. — Просто там в бассейне я… я почти ничего не рассмотрела, а сейчас, если бы увидела. Ты сам сказал, что убьешь меня, если кто-то узнает. Так что лучше и мне не знать.

Глава 10

Соня

— Я так понимаю, разговор не удался? — спрашивает Стефа, стоит нам зайти в столовую.

— Не очень.

— Ты ему пригрозила?

— Угу…

На самом деле – не смогла. Пыталась после нашего разговора вернуться и высказать ему все, что думаю, но так и не хватило смелости. Я оставила бутерброды на кухонном столе в надежде, что Тан их съест, но то ли он демонстративно оставил их, то ли вообще не спускался, чтобы поесть. По возвращении родителей бутерброды отправились в мусорку, а мое настроение упало ниже плинтуса.

Идти на учебу не хотелось. Я с трудом заставила себя подняться утром с кровати и прийти сюда. Глядя на внимательный взгляд Танского и полные зависти взоры многих девчонок, понимаю, что лучше бы осталась дома. Через недельку-вторую интерес ко мне угаснет, и я смогу беспрепятственно сосредоточиться на учебе.

Мы почти спокойно стоим в очереди. Единственное, что немного меня раздражает – слишком пристальные взгляды и шепотки вперемешку с хихиканьем. Я не знаю, адресовано ли это все мне, но зацикливаюсь. Не могу не думать об этом после слов Стефании.

— Что будешь? — спрашивает Стефа, кивая на витрину.

Пожимаю плечами и прошу то же самое, что и у нее. Аппетита нет, как и желания сидеть в столовой. Меня толкают в бок, из-за чего чай на моем подносе проливается. Стиснув зубы, выдыхаю и иду за Стефой. Подумываю сбежать, оставив обед на столе, но понимаю, что впереди еще несколько пар, и если я не хочу шлепнуться в голодный обморок, стоит запихнуть в себя хотя бы сладкий чай.

— Он все еще смотрит? — спрашивает Стефа у девочек.

— Не-а, говорит с Кимом, — отвечает Маринка.

— Ну и славно.

— Эй!

В тишине мне позволяют посидеть минут пять, и я успеваю съесть половину обеда и сделать несколько глотков чая.

Подняв голову, сталкиваюсь с высокой брюнеткой, смотрящей на меня сверху вниз. Видимо, она со старшего курса, потому что на парах я ее не видела, правда, я не успела запомнить всех, да и каждый раз кто-то отсутствует. Даже в первый день учебы пришли далеко не все.

— Ты ко мне?

Мой голос почему-то дрожит, и я стискиваю руки в кулаки. Это чувство внезапно раздражает. Я не должна ничего бояться. Мне ни за что не должно быть стыдно. Я ведь не знала, что в одном из лучших университетов Одессы имеется свой Волан-де-Морт.

— К тебе, — девушка искривляет губы в презрительной усмешке, а затем делает вид, что оступилась, и содержимое ее тарелки выливается на мою блузку.

Происходящее оказывается для меня неожиданностью. Не то чтобы я не ждала козней. Ждала, конечно, но предположить, что они будут происходить так открыто, не могла. Я думала, стоит оборачиваться в темном закоулке коридора или стараться не заходить в туалет одной, но чтобы так… в столовой…

— Упс, — выдает она. — Случайно вышло. Вот, — она протягивает мне салфетку, от которой я отмахиваюсь.

Девочки поднимаются со своих мест. Моя Стефа начинает покрывать незнакомку проклятиями. Я же… я просто встаю и, расправив плечи и подняв голову вверх, выхожу из столовой.

На меня смотрят. Взгляд каждого студента в эти минуты прикован только ко мне. Меня не рассматривают разве что те, кто слишком сильно увлечен новостной лентой соцсетей. В туалет я вваливаюсь, напрочь забыв об осторожности. На глаза наворачиваются слезы. Как назло, именно сегодня у нас нет физкультуры, а значит, я не взяла с собой спортивную форму.

Подхожу к раковине, кладу руки по обе стороны от умывальника и поднимаю голову, сталкиваясь со своим отражением. Безвозвратно испорченная блузка – первое, что бросается в глаза. Огромное мятного цвета пятно покрывает всю левую сторону. Я все-таки включаю воду, хоть понимаю, что это бессмысленно. Такую жижу не стереть так просто, а если стирать, то потом придется разгуливать по университету в мокрой блузке в облипку.

Хлопок двери в почти абсолютной тишине звучит словно раскат грома. Резко поворачиваю голову и сталкиваюсь с незнакомой студенткой. Высокая, стройная, одета по последнему писку моды. На ней одни туфли стоят как весь мой наряд. Она пришла не одна. В компании еще трех девчонок. Той, которая облила меня супом-пюре, среди них нет.

Вспоминаю наставления отца о том, что нельзя показывать своего страха и слабости. Задираю голову вверх. Храбрюсь изо всех сил, но все же едва слышно всхлипываю. Она это слышит. Ухмыляется. Почему-то сразу понимаю, что именно она главная. Остальные пришли то ли за компанию, то ли чтобы сразу пресечь любые попытки протеста с моей стороны. В неравной битве победить сложнее.

— Простушка, — хмыкает она, скривившись. — И, судя по всему трусиха.

Я поднимаю голову выше, но как только ее подружки наступают, съеживаюсь и вдавливаюсь поясницей в бетонную стойку.

За всю свою жизнь я ни разу не вступала в конфликты и тем более не дралась. В школе у нас были прекрасные отношения с одноклассниками. То ли потому что многие остались до выпускного еще с первого класса, то ли потому что мы стояли на одинаковой социальной ступеньке, но никаких конфликтов у нас никогда не было. Ссорились периодически, но до травли, испорченной одежды и драк не доходило.

Глава 11

Тан

— Не понял, — хмурится Ким, протягивая мне свою кофту. — Твоя где?

— Потерял.

— А конкретнее?

— Конкретнее — не твое дело.

Ким затыкается, но смотреть с подозрением не перестает. Подкалывать не решается, но он этим никогда и не занимался. Все подъебы в нашей компании за Само с Филом. Поэтому, оставшись без кофты, я не позвонил ни одному из них. Слушать их раздражающий хохот и смелые приколы после случившегося хотелось в последнюю очередь.

— Что происходит? — тяжелый взгляд Кима проходится по мне сканером.

В какой-то момент думаю, что стоило позвать Фила или Само. Да можно было вообще пройтись в одних штанах по коридору, чем выдерживать допрос Кима.

— Все в порядке.

— Уверен, что твой голый пресс это в порядке?

Приходит моя очередь смотреть на Кима взглядом “это не твое дело” и “отъебись с расспросами”, но он умело делает вид, что не понимает.

— Зачем ты с ней так? — допытывается, рискуя довести меня до крайности.

Он это знает. Видит, что я буквально киплю от злости, но продолжает ковырять и без того кровоточащую рану. Специально вгоняет крючок поглубже и проворачивает. Ким единственный, кто всегда следит за ситуацией, кто никогда и ничего не спускает на тормозах. Умолчать о проблеме он ни за что не позволит. Выведет на эмоции, доведет до крайности, вытащит и расставит по полочкам.

Сейчас мне не хочется рассказывать. Ни о том, как я стащил с себя толстовку и отдал этой… инфузории, ни о той злости, которая сейчас меня переполняет. Я просто хочу тишины. Абсолютной. Без нравоучений со стороны Кима и насмешек от ребят. Просто, блядь, пусть оставят меня в покое.

— Ты слышишь меня?

— Я слышу треск ткани. Ты ешь вообще? — раздраженно спрашиваю, буквально натягивая на себя его кофту. А ведь Ким обычно выбирает оверсайз. То, что на нем болтается, как на вешалке.

— Ты переводишь тему, — хмыкает.

— Я забочусь о твоем здоровье.

— Это водолазка, вообще-то, — замечает, хмурясь.

— У тебя в гардеробе есть водолазки?!

Эта информация меня отвлекает. Напрягаю память, силясь вспомнить Кима в чем-то обтягивающем. В кофте там, свитере или водолазке, вот. Не выходит. Блядь, конечно нет, потому что он ни разу ничего подобного не надевал. На соревнованиях только, но там на нас несколько слоев одежды, экипировка.

— Почему не носишь? — допытываюсь. — Все еще паришься из-за худобы?

— Умгу… — мычит что-то нечленораздельное.

Окидываю его пристальным взглядом. Одно время мы с парнями его подкалывали. Когда заканчивали школу он едва не ходил за ветром. На первом курсе он стал пошире, но по-прежнему не надевал ничего, что помогло бы угадать его фигуру под одеждой.

— Прогресс на лицо — ты купил водолазку.

— Ты съезжаешь с темы.

— Уже съехал. Увидимся.

Перебросив через плечо принесенный Кимом рюкзак, вылетаю из раздевалки. Не удивляюсь, когда запрыгиваю в машину и пассажирская дверь тут же открывается.

— Тебе на пары не нужно? — спрашиваю у Кима.

— Я уже пропустил.

— Еще есть время.

— Оставь ее в покое! — говорит с нажимом.

— Это еще почему?

Во мне снова поднимается злость. Вторая девчонка за гребанный год, которую мы должны оставить в покое. Какого хера вообще? Мы никогда и никого не жалели. Что вдруг происходит?

— Она твоя сестра, блядь, — напоминает, словно об этом так легко забыть. — Сам потом жалеть будешь, что так с ней поступаешь. Вообще, хватит уже… мы выросли, игры кончились.

— Нет никаких игр, Ким… я просто ее ненавижу.

Друг буравит меня взглядом долгие минуты, после чего все-таки выходит из машины. Я тут же срываюсь с места и, выехав на дорогу, лечу вначале домой, а затем меняю маршрут. Сворачиваю на квартиру, оставленную мамочкой. Сама она свалила куда-то в теплые страны с очередным любовником. Дала мне ключи и сказала пользоваться хатой в ее отсутствие. Насколько мне известно, она еще не вернулась, а значит, я могу там зависнуть.

По пути пишу Дине, с которой мы периодически трахаемся. Спрашиваю, могу ли за ней заехать и снова меняю курс. Останавливаюсь у многоэтажки. Дина уже меня ждет. Она единственная из всех телок, что у меня были, не пытается набивать себе цену. Не нервирует меня своими опозданиями и не заебывает постоянными смсками и звонками. Идеальная. Такую и в жены взять можно. Хорошо, что я в это дерьмо лезть не собираюсь никогда в принципе.

Квартиру открываю своим ключом, но тут же наталкиваюсь и на обувь, стоящую у двери и на отчетливый запах кальяна. Мама дома. Вернулась. Собираюсь свалить по-тихому, но не выходит. Мамаша вываливается в коридор в шелковом халатике. Смотрит на нас, как на пришельцев.

— Стасик?!

Хуясик, блядь.

Я стискиваю челюсти. В такие моменты мать ненавижу больше отца. Впрочем, я их обоих ненавижу в равной степени, просто в определенный период моей жизни кто-то отличается сильнее.

Глава 12

Соня

Темное деревянное полотно захлопывается слишком неожиданно. Я надеялась, что после случившегося Тан не будет настроен так категорически, но он, кажется, стал относиться ко мне только хуже. Его посыл предельно ясен. Мне остается развернуться и уйти в свою комнату.

С трудом подавляю необъяснимое желание постучаться еще раз и иду в свою комнату. Уже там сбрасываю с себя его толстовку. Делаю это молниеносно, внезапно осознав, что так и приперлась в ней к нему. Может, именно это ему не понравилось? Это разозлило? Может, я должна была принести его кофту в руках, а не прийти с извинениями прямо в ней?

Столько вопросов рождается в голове и ни единого ответа. Я нервничаю, не зная, как поступить. Складывать кофту и идти к нему снова или…

Прихожу в себя уже у двери. Не дав времени подумать, опускаю ручку вниз и собираюсь выйти, когда слышу звонкий женский голос:

— Когда в следующий раз тебе приспичит потрахаться — не звони мне!

Я застываю у двери. Желание выходить и сообщать о себе резко пропадает. Получается, когда я приходила к Тану у него в комнате была девушка? Мое разыгравшееся не на шутку воображение в красках рисует мне всевозможные сцены, что могли там происходить.

Девушка пулей пролетает мимо моей двери. Я прячусь за стеной, думая, что Тан последует за ней, но после ее стремительного удаления звучит лишь оглушающий хлопок двери в его комнату и звук закрываемой защелки. Видимо, его царскому величеству не подобает бегать за простыми смертными.

Отчего-то злюсь еще больше. Девушка мне незнакомая, я даже не успела ее рассмотреть, так быстро она последовала к выходу, но мне почему-то становится за нее обидно. Получается, он такой не только со мной, по сути навязанной сводной сестрой, но и с другими людьми. А друзья? Те, которые с ним постоянно сидят на обеде в столовой, они тоже подвергаются жгучей ненависти?

Стук в мою дверь едва не заставляет меня закричать. Не знаю, как сдерживаюсь, когда в комнату входит женщина средних лет. Мама познакомила меня с прислугой в доме, но их имена я запомнила плохо.

— Ужин готов. Мой рабочий день подошел к концу, так что я ухожу.

— А… вы говорили Стасу, что уходите?

— Он не интересуется такими вещами, — она пожимает плечами, а затем добавляет, понизив голос почти до шепота: — Мы стараемся лишний раз ему не надоедать.

Ну вот что он за человек, а? Если его даже прислуга боится трогать?

— Стас всегда таким был?

— О, думаю, вам лучше спросить об этом у Богдана Петровича, — отвечает испуганная женщина.

Киваю. Конечно, стоило предположить, что она ничего не скажет, хотя я надеялась выведать хоть крупицу информации. Спросить о Тане у Богдана Петровича кажется выше моих сил. Не представляю даже, как начать такой разговор. С каких слов? Да и стоит ли? Он ведь начнет расспрашивать, а если я признаюсь что просто хочу подружиться с его сыном, начнет давить уже на него, а это… это точно не пойдет на пользу нашему перемирию.

Прочтение написанных в университете конспектов занимает у меня несколько часов после чего я спускаюсь к ужину. Мама написала мне сообщение, чтобы не ждали их, так как они вернуться поздно. Тана, разумеется, не зову. Решаю, что он сам спустится. Должен же он проголодаться с обеда?

Тем не менее, даже после того, как стрелка часов переваливает десять, из его комнаты по-прежнему не доносится ни звука. Ловлю себя на том, что даже дышать перестаю и прислушиваюсь. Тишина.

Тан точно не оценит, но я все же встаю с кровати и следую на кухню. Разогреваю приготовленные умелыми руками прислуги блины с мясом, делаю чашку чая и поднимаюсь на второй этаж. У двери, которую не так давно нагло захлопнули перед моим носом, останавливаюсь. Убеждаю себя, что ничего хуже уже случившегося не произойдет. В худшем случае Тан пошлет меня еще раз. Разорвет всякую возможность наладить наши отношения и выбьет из меня жалость, что прямо сейчас толкает на отчаянный поступок.

Я стучусь в его дверь.

Снова.

На этот раз в своей одежде. Его толстовка осталась в моей комнате, но я обязательно скажу ему, что…

Щелчок замка в повисшей тишине дома звучит как взведенный курок у виска. Я вздрагиваю, но пути назад нет. Как только дверь открывается, решительно шагаю внутрь. Не собираюсь ждать, пока он выставит меня и снова не позволит вставить ни слова.

— Аккуратно, горячий чай. Кипяток, — говорю как можно громче.

Тан отступает. Отходит от двери, так что я могу беспрепятственно пройти внутрь комнаты. То, что он не ловит меня и не выставляет обратно в коридор — хороший знак.

— Я подумала, что ты тут голодный, — продолжаю тараторить в надежде заговорить его. — На добро отвечать добром, так ведь? — зачем-то спрашиваю и тут же добавляю: — Ты не подумай, я не навязываться, я просто принесла тебе поесть. Блинчики очень вкусные и чай только сделала. Без сахара. Сахар вот рядышком, на блюдечке, я просто не знала, как ты любишь.

Он молчит. Почему-то даже не двигается. В полумраке комнаты я едва могу различить выражение его лица, но вот шумное прерывистое дыхание режет слух.

— С тобой… все в порядке?

Глава 13

Тан

Ее оглушающий крик действует мне на нервы. Жду, когда до этой инфузории дойдет, что на нее ни капли не попало, но она продолжает оглушающе орать. Мои барабанные перепонки рискуют лопнуть, но она резко замолкает. Затыкается, закрывает рот и распахивает глаза, в ужасе глядя на меня.

— Ты… ты меня не облил!

— Можем исправить. Спустимся на кухню, ты сделаешь новую кружку…

— Ты ненормальный.

Она отшатывается и отходит от меня назад. Наступает в лужу чая, который я плеснул ей за плечо. Ковров у меня в комнате нет, что сейчас даже хорошо. Пришлось бы сушить и обходить мокрое пятно, а так останется только протереть тряпкой. Жаль, что прислуга уже наверняка ушла, придется делать это самому.

— Я… я пыталась подружиться, — продолжает свой бред инфузория. — Тебе не нужно со мной ссориться. И так поступать. Мы можем подружиться.

— Не можем.

— Почему?

Она или тупая, или недоумевает искренне. И если первое простительно, то второе вызывает во мне злость. Как она не понимает? Ни ее, ни ее мамашу здесь никто не ждал.

— Потому что вы мне не сдались.

— Но мы уже здесь. Сегодня родители расскажут о помолвке. Уже завтра об этом станет известно всем. Ты правда думаешь, что получится скрыть это в универе?

Надеялся, что до объявления не дойдет, но если так — дела обстоят так себе. Действительно придется объявить, что эта Романова теперь что-то типа моей сестры. Я уже представляю эту реакцию. А мне еще ее типа защищать. Троллинг в ее сторону я никак не могу оставить без внимания. А ведь я планировал насладиться. Тем, как ей будут досаждать. Проблема в том, что никакого наслаждения ее сегодняшний троллинг мне не принес. Я еще и вступился. Хорошо, что за базар отвечать не придется. Все объяснит наше будущее родство.

— Мы не будем скрывать. Завтра расскажем всем, пока не дошло по новостям.

— То есть, ты собираешься объявить, что я твоя сестра?

— Именно.

— А если я не хочу?

— Помнится, ты этого жаждала. Не так давно, кстати.

— Передумала! — она складывает руки на груди, из-за чего ее кофта натягивается и моему взору открывается небольшая часть полушарий.

— Мне похер! — заявляю, попутно пялясь туда, куда не следует.

Дину, что сегодня прокатила меня с сексом, проклинаю. Это ведь явно из-за недотраха я залипаю на сиськи Романовой. Да и какие там сиськи, так…

— Ты куда это смотришь? — она разжимает руки и поправляет кофту. — Как не стыдно!

— Было бы на что смотреть, а так… стыдно должно быть не мне.

— Придурок, — выдает на эмоциях и тут же, ошарашенно распахнув глаза, выбивает: — Извини!

— Свали!

— Что-о-о-о? — она как-то так тянет эту “о”, что я замираю.

Залипаю на ее рот. Торкает слишком неожиданно. Я не успеваю к такому подготовиться. Появляется необъяснимое желание прикоснуться к губам. Попробовать их на вкус. Они ведь не могут быть такими же ядовитыми, как ее язык?

Шаг.

Иду к ней, приближаюсь. Она отходит, видимо, уловив что-то нехорошее в моем взгляде. Я и сам пока не могу понять, что чувствую. Все эмоции не до конца распознаю. Действую на первобытных инстинктах.

— Тан! — ее высокий голос пробивается в мой мозг, но тут же глохнет.

Ни капли не отрезвляет, потому что я отравлен другими мыслями. Пошлыми, абсолютно запретными, горячими. Они отравляют меня изнутри, а противоядия я пока не обнаружил. Оно есть. Должно быть.

Пока шагаю к ней, а она отходит, дышу ровно, но как только она упирается в кровать, и я оказываюсь рядом, задыхаюсь. Все тело сотрясает дрожь. Я вдыхаю ее запах. Какой-то совершенно не соблазнительный. Дина пахнет совсем иначе. Сладко, притягательно, часто слишком, но я возбуждаюсь, а здесь… Я улавливаю едва различимый аромат цитруса и корицы. Жадно тяну носом воздух прямо у ее шеи.

— Тан…

Ее рука обжигает кожу в месте соприкосновения. Она дотрагивается до моей груди, надавливает. Концентрируюсь на этих ощущениях. Пытаюсь поймать отвращение, но его нет. Но появляется разочарование, как только она убирает руку. Ее резко становится недостаточно, хотя вот она, близко. Опасно близко, между нами почти нет расстояния, в моей голове абсолютный хаос и ни одной связной мысли. Она, судя по реакции, вообще не понимает, что происходит.

Мне бы и самому разобраться.

— Стас…

Не мое имя. Чужое. Я им не пользуюсь последние лет пять, но в ее устах звучит не так противно. Я бы, наверное, смог привыкнуть. Смог, если бы она продолжала говорить так. С придыханием.

— Что ты…

Я включаюсь, когда прикасаюсь к ее затылку. Когда касаюсь оголенной шеи пальцами, давлю, приближая к себе.

Какого хера вообще?! Что это, блядь, такое? Зачем я к ней прикасаюсь?

Взглядом автоматически нахожу ее губы. Она их облизывает. Проходится языком по нижней, от чего она покрывается влагой. Волнуется, но я воспринимаю это иначе. Залипаю еще сильнее. Желание впиться в ее рот практически неконтролируемое.

Глава 14

Тан

В клубе ожидаемо закидываюсь алкоголем. Сажусь у барной стойки и заказываю бокал за бокалом. Бармен поглядывает странно, но ни о чем не спрашивает. Во-первых, ему некогда, а во-вторых, я слишком часто бываю в этом баре и он в курсе, что я не люблю делиться. Парней нет. После моего последнего сообщения прошел час, а в баре до сих пор сижу я один. Само отказался приезжать под предлогом того, что кутил вчера, а Фил проигнорировал молча. На Кима я даже не рассчитывал, он очень редко тусит с нами, а если и приезжает, то заебывает всех своей трезвой рожей.

— Ты здесь один?

Поворачиваю голову на голос. Скольжу равнодушным взглядом по лицу девушки и спускаюсь ниже. Замечаю шикарное открытое декольте, тонкую талию и длинные ноги в туфлях на огромных каблуках.

— Допустим.

— Я присяду?

— С какой целью?

— Больше нет мест.

Бросаю взгляд за ее плечо, где стоит несколько свободных стульев. Хмыкаю. Обычно девчонок клею я, хотя наоборот тоже бывает часто. Это всегда меня забавляет, потому что делают они это слишком заезженно и неуклюже. Уж лучше бы подошла и напрямую себя предложила.

— Думаю, я могла бы скрасить твой одинокий вечер.

— О, извините, тут занято.

Ким аккуратно отодвигает девушку в сторону и садится на соседний стул. Брюнетка хмыкает и раздраженно разворачивается, удаляясь.

— Вот уж кого не ожидал…

— Прочитал твое слезливое сообщение в чате и решил, что никто не приедет.

— Слезливое?

— Именно.

— Ты не спал, что ли? Время недетское.

— Спал, но забыл поставить телефон на беззвучный. Пришлось проснуться и собраться.

— Не стило, — отвечаю равнодушным тоном.

На самом же деле настроение поднимается. Даже с абсолютно трезвым Кимом уже не так скучно, как одному.

— Расскажешь?

— Может, лучше выпьешь?

— Ты же знаешь, что нет.

— Почему ты не пьешь?

Алкоголь всегда делает меня разговорчивым и любопытным. А еще добрым. Прямо сейчас я больше не чувствую жгучего желания убить инфузорию. Мне вообще на нее наплевать. Равнодушно. Ким молчит, и я давлю вопросами дальше:

— У вас ведь все пьют в стране, а тебя с алкоголем я видел от силы три раза и то ты его только нюхал.

— Во-первых, пьют наверняка не все, а во-вторых, я ни разу в сознательном возрасте не был в Корее, — Ким смеется. — Я даже языка не знаю.

— Ладно, засчитано, — киваю.

— Так что произошло, что ты сидишь здесь с бокалом виски и пытаешься не разнести весь этот клуб?

Я в очередной раз удивляюсь тому, насколько тонко Ким улавливает мое настроение. Да и не только мое. Иногда мне кажется, что у него телепатические способности, которые позволяют ему лучше понимать каждого из нашей тройки.

— Ничего не произошло, — хмыкаю. — Отец сегодня объявляет о помолвке. Завтра мне нужно рассказать в универе, что Романова моя сводная.

— Уже Романова? — хмыкает Ким. — Не “никто”? Ну-ка повторяй за мной “сестра”.

— Не смешно.

— А я и не смеюсь. Ты проблему из пальца высасываешь. Ну женится твой отец, ну появилась у тебя сестра и что?

— И ничего.

— Вот именно, что ничего. Твоя ненависть к ней не обоснована.

— Не обоснована? — завожусь с полоборота. — Она, блядь, составила график, когда мне можно посещать бассейн.

— Не понял.

— А что непонятного? Эта инфузория заявилась ко мне с предложением составить график, когда я могу приходить в свой бассейн.

— И с чего бы она это делала?

— С того…

О том, что она увидела мое лицо я Киму не рассказывал. Как в таком признаться? Правда, судя по пристальному взгляду друга, он уже обо всем догадался.

— Она тебя видела, да?

Вместо ответа мычу что-то непонятное и киваю. Между нами, вроде как, нет никаких секретов. Он прекрасно знает о моей ситуации, видел тот уродливый кусок на моем лице, однако мне все равно неприятно обсуждать эту тему. И тот факт, что инфузория видела меня таким жутко нервирует. Она не должна была. Никто не должен. Даже Само с Филом не видели. Знают о ситуации. О ней, блядь, весь универ знает, но никто не смеет ничего говорить, хотя я уверен, что им любопытно. Хочется посмотреть на изуродованное лицо некогда первого красавчика универа.

— Повторить? — голос бармена доносится до меня словно сквозь толщу воды.

— Не стоит, — отвечает вместо меня Ким.

Он и расплачивается по счету, пока я пытаюсь достать из бумажника карту.

— Думаю, пора домой.

Я не возражаю. Сам чувствую, что с алкоголем пора завязывать, иначе ночевать буду прямо под барной стойкой.

Глава 15

Соня

С самого утра я снова сталкиваюсь с тем, что мне нужно вызвать такси в университет. Личный водитель есть только у Богдана Петровича, а Тан куда-то уехал еще вчера и до сих пор не вернулся. Я бы и на общественном транспорте поехала, но мама даже слышать не захотела. Она прекрасно знает, с каким трудом я ориентируюсь в незнакомой местности.

По пути в универ получаю сообщение от Стефании. Она заболела и сегодня ее не будет. Понятия не имею, что буду делать в ее отсутствие. С другими девчонками мы подружились, но я не уверена, что настолько, чтобы навязать им свое общество. Да и мне по-прежнему сложно ориентироваться в многоэтажном здании с множеством кабинетов.

Когда захожу в здание университета и направляюсь в аудиторию, чувствую на себе многочисленные взгляды. Вчера Тан сказал, что собирается рассказать о нашем родстве. Неужели, он уже это сделал? Или они смотрят по другой причине?

О том, что Тан ничего никому не рассказывал и даже не приезжал в университет я узнаю от Маринки и Ники. Мы пересекаемся с ними после первой пары и девочки тут же тащат меня с собой, за что я им чрезмерно благодарна. Понятия не имею, что бы я делала одна. Видимо, это Стефа постаралась и попросила подруг за мной присмотреть.

Девчонки обсуждают между собой возможную причину отсутствия Тана, а я раздумываю над тем, стоит ли им рассказать. Мы не настолько близки, чтобы я могла доверить им тайну, а пока Тан ничего не сказал, это действительно тайна. Кто его знает? Вдруг он уже передумал и до последнего будет делать вид, что я не больше, чем пыль под его ногами.

Следующая пара проходит в беспокойном ожидании. Я все еще помню, что было в столовой, поэтому мне страшно идти туда снова, но и оставаться голодной не вариант. Кафе от университета находится чуть дальше. Я успею пойти туда и сделать заказ, но все равно опоздаю обратно.

На обед идем вместе с девчонками. Когда я выхожу они уже поджидают меня у аудитории. Ну точно Стефания постаралась! Позвоню ей сегодня и поблагодарю за заботу. Без Маринки и Ники я бы тут с ума сошла от одиночества и страха. Набрав еды, мы садимся с подносами за столик. Я нервничаю, помня, что было в прошлый раз, но девочки меня успокаивают:

— Ешь и ни о чем не думай! — улыбается Маринка.

— Да-да… на этот раз мы не дадим тебя в обиду, — подтверждает Ника.

Если честно, я бы не хотела, чтобы из-за меня девчонки ссорились с кем-то в университете, но и оставаться одной мне очень страшно. После школы, где все было куда легче, мне кажется, что я попала в другой мир и он тщательно пытается меня пережевать и выплюнуть.

О появлении Тана я узнаю раньше, чем вижу, как он направляется в мою сторону широкими шагами. Парни, с которыми он обычно тусит, остаются стоять на месте. Поначалу я думаю, что ошиблась. Даже оборачиваюсь, чтобы увидеть там кого-то, кто точно заслуживает его внимания, но увы, за моей спиной нет никого, кто бы ждал Тана.

Через несколько мгновений он останавливается у нашего столика. Девчонки чуть едой не поперхиваются, настолько их шокирует этот факт. Они наверняка думали, что защищать меня придется от стада ненормальных фанаток Танского, а не от него самого.

— Поднимись! — отдает приказ командным тоном.

Я поспешно встаю, хотя Ника пытается незаметно удержать меня на месте: хватает за рукав и тянет вниз.

— Минуточку внимания! — говорит Тан, привлекая внимания присутствующих в столовой. — Романова — моя сводная сестра. Наши родители решили пожениться, поэтому с этого момента любая попытка травли получит жесткий ответ от меня.

По столовой прокатывается гул. Едва слышный, потому что многие еще ждут от Тана дальнейших слов. У меня же натуральным образом перехватывает дыхание. Я совсем не ожидала, что Тан произнесет это во всеуслышание. Да еще и сделает это таким тоном, от которого у меня мурашки по всему телу.

— Отомри, инфузория. Хотя бы кивни, а то все думают, что я спятил.

Я активно киваю головой, хотя понятия не имею зачем. Подтвердить, что наши родители женятся? Сомневаюсь, что после объявления этой новости Таном остались те, кто еще в это не верит. Да и что значит мое слово против слова самого популярного парня в университете?

После объявления Тан невозмутимо возвращается к друзьям и они подходят к витрине. Замеревшие до этого студенты возвращаются к еде. Начинают тарабанить столовые приборы, кто-то обсуждает ситуацию шепотом, кто-то не стесняется говорить громко. Тан чувствует себя абсолютно спокойным и расслабленным. По крайней мере, мне так кажется со стороны.

Он невозмутимо садится за столик, о чем-то говорит с друзьями. На них смотрят. Господи, конечно, смотрят! Мы с ним разделили внимание пополам, но он, в отличие от меня, словно и не видит этого. Я же не могу смириться с таким вниманием. Аппетит напрочь пропадает. Хорошо, что я успела поесть до появления Танского, иначе бы рисковала остаться без обеда. Еще и девчонки расспрашивают обо всем, сетуют, что я им раньше не сказала.

Я наивно полагаю, что после объявления Таном нашего родства, все забудут о моем существовании, но ко мне начинают подходить совершенно незнакомые мне девушки, знакомиться. После второй девушки я поняла, что подружиться на самом деле хотят не со мной, а с Таном. Просто ко мне, судя по всему, легче добраться

Когда пары заканчиваются, я выдыхаю с облегчением. Мы вместе с девчонками выходим на крыльцо. Я открываю приложение такси, чтобы вызвать машину, когда меня окликают:

Глава 16

Соня

— Нас не будет несколько дней, — сообщает мама за ужином, на который пришли только мы с ней.

Ни Богдана Петровича, ни уж тем более Тана за столом нет. У первого какие-то важные дела, так что он не успел приехать к ужину, а Тан не пришел, хотя я знаю, что мама его звала.

— Командировка?

Я стараюсь скрыть разочарование в голосе. В последнее время мы видимся не так часто, как прежде.

— Прости, что так вышло.

Обычно мы с мамой проводим воскресенье вместе. Гуляем в парке, покупаем мороженное и просто разговариваем, но в этот раз не получится, потому что они с Богданом Петровичем уезжают.

— Ничего страшного, погуляем в следующий раз.

Я не обижаюсь, понимаю, что у мамы сейчас так много забот. Подготовка к свадьбе отнимает львиную долю времени, а ведь мама еще и работает.

— Скажи, как вы с Таном? Поладили? Он кажется мне сложным мальчиком.

— Все в порядке, — успокаиваю ее.

— У нас запланирована конференция в другом городе. Мне не хочется оставлять тебя здесь, но выбора нет. Богдан не сможет поехать один, я нужна ему там.

— Я все понимаю, мам, не переживай.

— Ты не сиди дома! Сходи погуляй, в торговый центр заскочи, может, купишь себе что-то новое. Вот, — мама протягивает мне пластиковую карту. — Богдан сделал специально для тебя. — Что это?

— Деньги на личные расходы.

Ничего кроме “о-о-о” из моих уст не вырывается. Я настолько шокирована щедростью Богдана Петровича, что не сразу нахожусь со словами.

— Богдан сказал, что ежемесячно выделяет сыну деньги, вот и тебе сделал карту, чтобы никак не обделять. Все же, мы совсем скоро станем одной семьей.

— Хорошо, — беру с рук мамы пластиковую карту.

— О, уже делите папочкины деньги?

Голос Тана звучит слишком неожиданно. Я вздрагиваю и карта выпадает у меня из рук прямо на пол. Я не успеваю ее поднять. Это за меня делает Тан. Вертит пластик в руках и хмыкает:

— А папочка расщедрился на дочурку-то, — скалится. — Золотую карту выдал. Хорошо постарались этой ночью?

Я вскрикиваю, когда мама отвешивает Тану звонкую пощечину. Я никак не ожидаю такого поворота, хотя его слова меня тоже сильно возмутили. Как ему вообще в голову пришло так разговаривать со взрослым человеком? Совсем скоро моя мама станет законной женой Богдана Петровича? Неужели Тан и дальше продолжит себя так с ней вести.

— Вы забываетесь, молодой человек.

— На первый раз, — с нажимом говорит Тан, — я сделаю вид, что этого не было.

— И что же будет во второй?

— Вам лучше не знать.

Тан швыряет кредитку на стол и, развернувшись, широким шагом покидает столовую. Мама выглядит шокированной. Она в ужасе распахивает глаза и садится на свое место. Я так и стою, молча глядя на брошенную небрежно карту. После произошедшего ее совершенно не хочется брать в руки, а уж тем более ею пользоваться, но кое-какие деньги мне все-таки нужны. Если мама уезжает а целых два дня, мне нужно будет где-то провести это время. Идеально было бы сходить со Стефкой в торговый центр. Шоппинг в магазине занимает много времени, и я бы могла вернуться домой довольно поздно. Это помогло бы мне не сталкиваться со Стасом или хотя бы минимизировать наши встречи.

— Вы точно ладите? — спрашивает мама удивительно охрипшим голосом.

— Он… грубоват, — говорю маме, чтобы не вызывать подозрений. — Мы практически не общаемся, так что никаких проблем его грубость у меня не вызывает.

— Такое сказать… — сетует она. — Да я ему практически мать! Пусть и не родная, но все же…

— Мам, — успокаиваю ее, как могу.

Она у меня довольно ранимая. Все сказанные слова всегда принимает близко к сердцу, даже если они не сказаны абсолютно незнакомым человеком. Помню, как в супермаркете какой-то алкаш назвал ее толстой, так она рыдала потом дома, хотя всегда была стройной, как осинка. А здесь Стас… почти родственник.

— Мам, — трогаю ее за руку. — Он просто очень сложный. Не обращай на него внимания.

— Видимо, ты права, — она вздыхает, но когда мы начинаем убирать со стола, все равно всхлипывает.

Такой ее и застает Богдан Петрович. В слезах, с размазанной тушью и без настроения. Конечно, он начинает расспрашивать, что случилось. Вначале смотрит на меня, ожидая объяснений, но я не могу выдавить ни слова. Во-первых, меня устрашает его пронизывающий до костей взгляд холодных глаз, а во-вторых, я бы ни за что не призналась в том, что в слезах матери виноват Тан. Сдавать его — себе дороже. Он ведь в любой момент может сменить гнев на милость.

— Я просто… — оправдывается мама. — Не обращай внимания, я сказала Соне, что мы едем в командировку, вот и расчувствовалась.

Пока мама плачет на плече у Танского старшего я тихонько ухожу в свою комнату. Она так же, как и я, решила ничего не рассказывать Богдану Петровичу, хотя сомневаюсь, что Тан оценит. От мыслей отвлекаюсь работой над проектом, который нам задали в университете. Его задали еще в сентябре, но так как я пришла на обучение только в середине ноября, не имела возможности работать над ним раньше. Сейчас мне приходится учиться усерднее и выполнять больше заданий.

Глава 17

Надеюсь, он ненавидит меня чуточку меньше.

© Соня Романова

Соня

Я медлю несколько мгновений. Дожидаюсь, пока Богдан Петрович уйдет, и тихо выхожу из своей комнаты. Перед дверью Тана ожидаемо пасую. Не представляю, как он отреагирует на мое появление, но не могу не пойти. Я точно видела кровь. Если мне привиделось, лучше выдержать очередную порцию яда в свой адрес, чем не проверить и потом жалеть, что не смогла помочь.

Дверь в его спальню слегка приоткрыта, но так как не горит свет, я ничего не могу увидеть, даже когда подхожу вплотную и заглядываю внутрь. Теплое свечение виднеется откуда-то сбоку, так что мне приходится просунуть голову, чтобы посмотреть. Тана нахожу сидящим на полу. Тусклое освещение настенных бра освещает его силуэт. Он сидит у стены, подогнув колени. Руки вытянуты вперед, а пальцы сцеплены в замок. Его голова опущена вниз, поэтому мое присутствие остается незамеченным.

Я быстро осматриваю комнату. Улавливаю разбитую настенную полку, свалившуюся на пол вместе с медалями и кубками. Они бесполезной грудой валяются рядом с ним. Крови в темноте не вижу и немного выдыхаю. Если мне привиделось – даже хорошо. Можно сделать вид, что я слышала только стук и пришла узнать, что случилось. О Танском-старшем, который минуту назад покинул комнату сына, можно умолчать.

— Тан…

Мой голос срывается, когда я вижу, как вздрагивают и напрягаются его плечи. Под тонкой водолазкой заметно напрягаются мышцы.

— Я…

— Проваливай.

Его надтреснутый голос вынуждает меня остаться и подойти ближе. Отодвинув в сторону несколько кубков, присаживаюсь на корточки рядом с ним. Тяну трясущуюся ладонь к его плечу. Прикасаюсь вначале пальцами, а затем и ладонью.

— Все в порядке?

— Я сказал проваливать.

— Я слышала.

Его плечи напряжены. Я чувствую каменные мышцы под ладонью и начинаю слегка поглаживать его плечо. Когда мне было плохо, так всегда делал папа – просто гладил по плечу и говорил, что все будет хорошо. Я не знаю, что прямо сейчас чувствует Тан, но мне кажется, что ему не повредит поддержка, пусть даже он меня ненавидит.

Долго сидеть на корточках сложно, поэтому я отодвигаю кубки подальше и плюхаюсь на пол рядом с Таном. Руку не убираю, продолжая поглаживать его по плечу. Он все еще напряжен, и я совершенно не понимаю, помогают ему мои действия или делают только хуже.

Говорить не решаюсь, хотя хочется расспросить о произошедшем. Почему-то уверена, что Тан не станет изливать мне душу. Уже то, что он не встал и не вышвырнул меня из комнаты обнадеживает.

Когда Тан слегка поднимает голову, я вздрагиваю и спешу убрать руку. Почему-то мне кажется, стоит нам столкнуться взглядами, все изменится. Сейчас, пока мы просто сидим рядом друг с другом, все кажется иначе. Темнота окутывает со всех сторон, а реальные чувства смазываются. Пока Тан вот так сидит, я совсем его не боюсь, а он… надеюсь, он ненавидит меня чуточку меньше.

— Уходи, сталкер, — говорит как-то устало.

— А знаешь, — начинаю я, пропуская его просьбу мимо ушей. — Когда мне было плохо…

— Сталкер, блядь, — выталкивает, а затем поворачивается.

Я делаю резкий вдох, потому что его губа разбита, а на скуле виднеется заметный кровоподтек.

— Это… — я тянусь рукой к его лицу.

Сама еще не понимаю, что делаю, просто прикасаюсь к его щеке холодными пальцами. Что странно — он позволяет. Тяжело дышит и смотрит на меня так, что если бы мог убивать взглядом — именно это бы и сделал. Но не отталкивает. Мы оба словно замираем. Я трогаю его щеку, медленно опуская пальцы к губам, а он просто смотрит, задержав дыхание.

— Что ты делаешь? — выдает, когда я прикасаюсь к его разбитой губе.

— Когда я была маленькой мой папа всегда гладил там, где болит и мне становилось легче.

Во взгляде Тана что-то проскальзывает. Что-то такое… чему я не могу дать определения, но там совершенно точно больше нет той жгучей ненависти, что была совсем недавно.

— Нужно вытереть кровь, — комментирую, замечая потеки на его подбородке и несколько пятен на щеке. Видимо, размазал рукой, потому что на ней я тоже улавливаю красные следы.

— Зачем тебе это? — как всегда в своем репертуаре.

— Что это?

— Хренова забота обо мне.

— Ты в ней нуждаешься, — пожимаю плечами.

— Я не оценю.

— Знаю.

Поднимаюсь на ноги, чтобы принести из ванной полотенце. Хватаю то, что висит неподалеку от раковины и подкладываю его под прохладные струи воды. Как следует выжимаю и уже собираюсь вернуться, когда сталкиваюсь в зеркале взглядом с Таном. Он умеет ходить бесшумно и мне это не нравится. Его непредсказуемость выбивает из колеи, а взгляд, которым он меня сканирует, пробуждает внутри что-то необъяснимое.

Мое сердце тарабанит о грудную клетку сильнее обычного, но я все же собираю себя в кучу и прикладываю мокрое полотенце к его лицу. Стираю кровь, стараясь не задеть рану на губе.