Ночь кровавой луны

Часть I. Начало пути

В синем небе плясали серебристые пылинки – звездная пыльца или блуждающие огоньки, как люди прозвали это явление. Завораживающе кружили в сгущающихся сумерках искорки, но жители деревни бежали, едва завидев их, считая звездную пыльцу предвестником всяческих бед. Травницы поспешно собирали тканевые мешочки и суетливо оглядывались через плечо, поплевав на землю, охотники складывали в заплечные кожаные мешки добычу и спешным шагом торопились из леса, а каменщик, что случайно оказался на перевале в этот самый момент, молился высшим, чтобы они оградили его от нечистой силы.

Давным-давно в народе шла молва про колдунов да ведьм, про темных эльфов и нимфетт, что служили злым и неправедным, и про лесную нежить, что плодилась под покровом тьмы да под светом кровавой луны. Только Век Кровавой Луны минул, а сказания и легенды не забылись, обрастая новыми подробностями, где правда и кошмарный вымысел смешались в такую кашу, что и не разберешь!

Колдунов истребили, ведьм казнили, а темных эльфов и нимфетт разметало по глухим лесам, где они и вымерли, только люди до сих пор боялись заходить в непролазные дебри, помня про рассказы бабушек и дедушек. Стоит зазеваться, а нечисть какая выскочит из чащи и наведет порчу либо проклятием каким одарит. Пусть новые времена, в которые могущественный король Сводолюб со своей несметной ратью освободили простой люд от власти колдунов и ведьм, и наступили, а все же с трудом еще верилось, что Век Кровавой Луны минул.

Вот и сегодня, едва завидев в небе серебристую пыльцу, жители деревни заторопились по своим домам, закрыли двери наглухо, заперли тяжелые засовы и сидели все вместе по лавкам, молясь высшим, чтобы уберегли их деревеньку от напасти. Не зря так ветер разгулялся, не зря так и сыплет с неба искрами, видно, нечисть балует.

Темными ночами, стоило людям очистить лес от своего присутствия, нимфетты выходили из своих убежищ, чтобы собрать пыльцу. Складывая ее в заплечные мешки, сшитые из листьев папоротника, ждали они, когда же небо почернеет, опуская на поляну непроницаемый полог. Тогда можно будет станцевать под светом луны, не опасаясь чужого присутствия, тогда жертвенный костер взовьется в небо, чтобы продлить жизни всем лесным существам, что еще не погибли от рук людей. Ждала и Нанда.

Когда птицы споют прощальную песню и затихнут, успокоенные шепотом ветра и тихим сиянием звезд, когда люди вернутся по своим домам и закроют железные засовы, Нанда выйдет на охоту. Нимфетты не показываются людям на глаза – это закон древних.

Нанда ждала, притаившись среди веток плакучей ивы, сбросившей листья в кристальную воду речушки, бегущей по равнине. Воздух здесь особо нравился нимфеттам, привлекал их насыщенными благоухающими нотками увядающих цветов и горьковатым полынным духом, и застоявшимся ароматом водорослей, оплетающих речное дно.

Нанда свесилась с ветки и опустила в ледяную воду полупрозрачную руку, играя пальчиками с мелкими серебристыми рыбками, нисколько не напуганными внезапным появлением нимфетты. Ведь ее народ – это порождение самих стихий, сама природа.

Задрав голову, Нанда с восторгом гадала, как в этом году пройдет праздник. Реинкарнация древних – самая ожидаемая ночь среди нимфетт, ночь перерождения.

Именно для торжественного обряда она сегодня и собирала звездную пыльцу, которой осыпают поляну и алтарь, где пройдет праздник. Древних представителей ее рода со всеми почестями уложат спать и накроют листьями папоротника, споют Прощальную Песнь и станцуют такой зажигательный танец, от которого звездная пыль взметнется в воздух, завихрится серебристой спиралью, унося к звездам души древних. А на их месте в Остарот, когда сойдет первый снег и солнце пригреет землю весенними теплыми лучами, проснутся новые нимфетты – нежные, как клейкие зеленые листочки, вырвавшиеся из почки навстречу жизни, ароматные, как яблоневый цвет, прекрасные, как восход. Только так рождались нимфетты, а иного появления на свет они не ведали.

Нанда прикрыла глаза и улыбнулась, погрузив руку в ледяную воду по самый локоть. В прошлом году Остарот подарил нимфеттам всего двух новорожденных девочек – Лею и Даринику, и древние плакали горючими слезами, предсказывая нимфеттам скорую смерть. Древних с каждым годом оставалось все меньше и меньше. Леса редели, реки высыхали, быстрые и звонкие ручьи становились мутными по вине людей, которые теснили нимфетт и загоняли прекрасных созданий в болота. Древние вымирали, забытые своими родителями – богами. Когда-то и нимфетт поддерживали целые кланы колдунов и ведьм, только жестокие люди уничтожили их отцов и матерей, сожгли ведьм, пронзили сердца колдунов острыми осиновыми кольями. Никого не осталось, всех истребили.

Нанда погрозила крошечным, почти детским кулачком в сторону людского поселения, где до сих пор звучали удары топоров и визжание пил. Строили новые дома из срубленных деревьев, оголивших еще один участок ее родного реликтового леса. Этих людей не останавливали ни духи, ни болотная гниль, ни буйства самой Матушки Природы. Их ничего не страшило из того, о чем знала сама Нанда, поэтому нимфетта боялась людей, избегала их и пряталась, как только в лесу появлялся дровосек или травница. Иногда на полянку, где она любила отдохнуть под трели соловья, забредали детишки, но и им Нанда не показывалась, скрываясь в листве деревьев, потому что древние наказали бояться и прятаться. А Нанда – хорошая нимфетта. Она знает правила древних и неотступно следует им.

Именно поэтому сегодня Нанда сидела в ветвях ивы дольше положенного. Хотя ее подружки, наверное, давно резвятся, собирая звездную пыльцу. Только Нанда упрямо настояла на том, чтобы пойти именно на эту полянку, которая приглянулась ей очень давно. Здесь неподалеку Нанда родилась, потому что в те времена, когда она появилась на праздник Остарота, люди еще не знали о существовании реликтового леса, они боялись неприступных гор и не шли через них.

Где же те времена?

Увы, они канули в лету.

Внезапный шум совсем рядом отвлек нимфетту от созерцания серебристых рыбок, стайками снующих в воде туда-сюда. Нанда напрягла заостренные ушки, но слишком поздно, ветви ивы раздвинулись, и детское личико с огромными сапфировыми глазами уставились на нимфетту с восторгом.

Глава первая

(Розали)

Над полуразрушенной каменной аркой парил темный эльф и смотрел прямо на меня. Светловолосый, худощавый, облаченный в одни холщовые штаны, босой, с хорошо развитой мускулатурой и огромными полупрозрачными крыльями, затмевающими красное закатное зарево, он производил жуткое впечатление. Я никогда не видела эльфов, но сразу поняла, кто он.

«Несущий смерть!» - так в нашей деревне говорили про жителей лесов, а именно про темных эльфов, рисунки которых все еще красовались на страницах детских книжек. Так среди людей называли этих созданий, которые когда-то внушали ужас и несли с собой смерть.

На незагорелое и словно высеченное из мрамора лицо эльфа падали разноцветные блики и казалось, что он плачет кровавыми слезами. Руки, раскинутые в стороны, как призыв к полету, через несколько мгновений безвольно упали вдоль тела, а из его груди вырвался душераздирающий крик.

«Больно, ему очень больно!» - думала я, начиная плакать только оттого, что слышу этот пронзительный нечеловеческий крик.

Мне говорили, что эльфы способны проецировать свои чувства на обычных людей, но я не верила, считала это сказками и небылицами, а теперь стояла и плакала только потому, что плакал этот самый темный.

По щекам текли горькие соленые слезы, букет цветов, собранный чуть ранее, полетел на землю, и я стояла и плакала, потерянная во времени. Образ эльфа размылся, стал неясным, но я все же увидела, как он задрал голову к небу, как сжал кулаки и с силой рванул ввысь, осыпая на землю серебристые острые перья – сырье для артефактов, столь редкое и столь ценное в королевстве Оскол. За перья темного эльфа обеспеченные и высокородные господа могли пожаловать мне целый дом или же угодья для нашей многочисленной семьи. Никто и не верил, что перья существуют, но сейчас я видела их собственными глазами, как свое отражение в зеркале.

Великое королевство Оскол. Когда-то разрозненные села и деревни, города, что росли по берегам главных рек, ныне объединил король Сводолюб. И мне бы радоваться, что Век Кровавой Луны минул, что со времен моих бабушек и дедушек прошло немного времени, а колдуны истреблены, как и ведьмы, но на смену им явились коэнцы. И вот тут-то и не знаешь, что лучше. То ли жить под гнетом темных, то ли под началом коэнцев. Нет свободы простому люду, никак не могут сбросить они оковы и вздохнуть полной грудью.

Страх, который поглотил меня, едва я увидела эльфа, отступил перед той горечью и болью, что я испытала вместе с ним, а жажда наживы поборола горечь и боль. Наша семья нуждалась в средствах к существованию, а с уходом старшего брата – Люция, мы и вовсе перебивались с хлеба на воду. В королевстве Оскол деревня, вроде нашей, оставалась под надзором коэнцев – сектантов, преклоняющихся пред ликом Асхи. О жестокости и беспощадности этих людей ходили легенды, и в поселениях, подобных нашему, люди бедствовали и влачили жалкое существование.

Постояв еще немного, я опустилась на колени, чтобы собрать перья. Все еще всхлипывая и растирая по лицу пыль и слезы, я складывала в подол платья острые, словно иглы, жесткие дротики с красивыми необычными наконечниками и думала о появлении темного эльфа.

«Он меня не тронул! Увидел, но не тронул! Эльф ничего мне не сделал! Эльф оставил меня в живых!» - теснились в голове панические мысли.

Объяснить подобное я бы не смогла, поэтому поспешила убраться от подножия горы Одинокой куда подальше. Темных эльфов не видели уже многие десятилетия, а в нашей деревне о них и вовсе не вспоминали, забот хватало. Конечно, мне рассказывали сказки, пели песни про лесную нежить, про колдунов и ведьм, но разве я могла подумать, что встречусь с одной из этих тварей Века Кровавой Луны лицом к лицу?

Когда в подоле оказались все перья, похожие на оружие, я аккуратно огляделась по сторонам, чтобы определиться, в каком направлении мне двигаться. По поляне гулял ветер, поднимающийся всякий раз с наступлением сумерек, и чахлый редкий лесок, расположенный у подножия горы Одинокой, не защищал от его жестоких ледяных укусов. Солнце садилось стремительно, опускаясь в воды озера и распространяя по поляне жутковатые многорукие тени.

От каменной арки храма, которая служила напоминанием о былом величии колдунов и ведьм, шел гул, похожий на заунывную прощальную песню. От подобной мелодии по спине ползли мурашки страха, и я поспешила подхватить колчан со стрелами. Неуклюже повесила его за спину, придерживая другой рукой подол длинной юбки, и стремительно пошла по поляне в сторону от горы Одинокой к поселению людей.

Кожаные сапоги с грубыми голенищами приминали сухую увядшую траву и взбивали серый подъюбник, от вида которого мне захотелось снова заплакать. Залатанный, местами поеденный молью, он походил на старую половую тряпку, но все еще служил мне, потому что другого в нашем доме не водилось. Четыре старшие сестры износили его так, что до меня он дожил в виде заштопанной и застиранной тряпицы, но перья темного эльфа, спрятанные в подоле охотничьего платья, могли изменить ситуацию раз и навсегда. Если я покажу их отцу за ужином, его от счастья удар хватит, а матушка, чего доброго, начнет причитать и заставит избавиться от них.

Эта мысль заставила меня резко остановиться прямо посреди тропы, петляющей между холмами. Спуск к поселению людей я знала, как свои пять пальцев, поэтому всегда задерживалась на охоте до позднего вечера, несмотря на все предупреждения родителей. Да, в нашем краю опасно оставаться ночью на улице – дикие звери, облюбовавшие эти земли раньше людей, никак не желали уступать территорию, спускаясь с горы Одинокой на охоту и лакомясь всеми, кто попадался им на пути. Дикие, необузданные хищники, жаждущие крови, могли разорвать человека одними когтями и зубами, и охотники предпочитали убираться домой пораньше, не оставаясь на ночь у подножия горы. Кто-то в поселении говорил, что балует нечисть, но я давно не верила подобным сказкам.

Мысль о том, что мать упустит единственный шанс на успешную и безбедную жизнь, заставил меня остановиться и оглядеться по сторонам. Холмистая местность, заросшая редким жестким кустарником и колючим сорняком, не самое лучшее место для тайника, но я все же решила припрятать перья эльфа поблизости от дома, чтобы в любой момент вернуться и достать их, а единственное кривоватое дерево, росшее недалеко от тропы, служило отличным ориентиром. Я едва успела закидать свежую яму сухой листвой, как меня окликнули по имени.

Глава вторая

(Розали)

От покосившегося сарая отделилась неуклюжая тень, и я вскрикнула, уронив колчан со стрелами.

-Розали? – раздался удивленный голос Форга – разносчика пива в местном трактире, расположенном совсем недалеко от нашего дома. – Что ты так поздно здесь делаешь?

Форг едва доставал мне до плеча, но его грубый и хриплых голос походил на голос пропойцы, а вид вызывал у меня рвотные позывы. Если он и мылся, то очень редко.

-Это ты что здесь делаешь? – набросилась я на парнишку, схватив его за ухо и брезгливо морщась. – Решил поживиться нашими дровами?

-Нет! – заверещал Форг. – Отпусти меня, злючка, я всего лишь подглядывал за твоими сестрами, которые моются в бане.

-Что? – от возмущения мой голос осип, а Форг расхохотался, как ненормальный, и вывернулся, одним прыжком оказавшись у калитки.

-А ты и поверила, - показал он мне язык, помахав грязной ладонью. На светлой вихрастой голове Форга подпрыгнула дырявая кепка, и он скрылся за воротами быстрее, чем я успела его догнать.

На крыльцо вышел отец, привлеченный шумом и нашим спором. Он приоткрыл скрипучую дверь и подслеповато сощурился, тяжело опираясь на деревянную палку. Ссылка Люция – его единственного сына – сильно подкосила здоровье отца. Раньше он славился своим кузнечным мастерством на всю деревню, и мы жили не так бедно, а теперь кузня стояла заброшенная. Люций, как последний лучик света, унес с собой не только тепло, но и надежду на то, что в нашей семье еще возможны перемены к лучшему.

-Отец, вы простудитесь, - сказала я, вцепившись в сумку с подбитой уткой. – Здесь добыча, и сестры приготовят из нее славный наваристый суп и сытное жаркое.

-Спасибо тебе, Розали, - улыбнулся отец, потрепав меня по голове, как ребенка. Его взгляд - тусклый и безжизненный – скользил по двору, словно выискивая опору. – Только на тебя вся надежда, деточка, я стал так слаб, что не приношу в дом ни денег, ни хлеба.

От его слов спазмом сжало горло, и я сцепила зубы, чтобы не расплакаться. Ведь отец прав! Что с ними станет, когда я уйду в Запретный лес? На что они проживут наступающую зиму, когда в кладовке из еды лишь остатки овощей с огорода?

-Отец, я так перед вами виновата, - начала я, желая прямо здесь, на крыльце, покаяться ему в том, что совершила, но тут из бани вышли сестры. Все четверо, шумно переговариваясь, толкаясь и смеясь, бежали к дому, стараясь побыстрее пересечь двор. Близняшки Луиза и Додж, Анна и самая старшая – Марго.

-Чего вы тут стоите? – спросила нас Марго немного грубовато. Она давно вошла в тот возраст, когда имела право хозяйничать в собственном доме, но сестра так и не вышла замуж. Высокая, широкоплечая, простоватая на лицо, она производила суровое впечатление и, скорее, согнула бы в рог своего мужа, чем он ее. Марго в поселении уважали и побаивались даже коэнцы. – Давайте-ка быстро в дом, а то скоро совсем стемнеет. Не кличьте беду, итак бедно живем, - подтолкнула она отца.

-Я только колчан со стрелами уберу, - улыбнулась я сестрам, спрыгивая с крыльца и бегом направляясь к сараю.

«Скоро коэн Ша придет к нам в дом, а я до сих пор не собрала вещи. Мне бы поторопиться».

Несколько лет тому назад, когда дед только-только вернул меня в поселение, я собрала себе сумку в дорогу, не желая оставаться в доме, в котором меня не любили. Ни на кого не похожая, я пугала родную мать своей красотой и необычным сапфировым цветом глаз, а отец и вовсе не утруждал себя лаской или добрым словом.

До моего совершеннолетия сумка пролежала в тайном месте, и я время от времени дополняла дорожный набор то новым плащом, сшитым втайне от сестер и матери, то острыми наконечниками стрел, выкованными для меня Люцием. Теперь же приходилось спешно откапывать тайник, помогая себе руками, ногами и вилами. Солнце село, и в темноте я едва ли видела очертания деревянной перегородки, разделяющей помещение на две части. Пойми тут, где тайник, в который мне не приходилось заглядывать уже несколько месяцев.

-И чего ты там возишься? – раздался хриплый голос Форга прямо у меня над ухом.

Я вскрикнула и попыталась достать до парнишки, чтобы как следует наподдать этому хулигану, только вот Форг оказался намного проворнее. Он, словно детеныш людоволка, видел в темноте и легко ориентировался в нашем сарае.

-Вот пожалуюсь отцу! – пригрозила я Форгу, показав тому кулак, а он только рассмеялся в ответ.

-Не боюсь я твоего отца, он же еле ходит, - в голосе Форга промелькнула жалость. – Тем более это он разрешил мне ночевать в вашем сарае до наступления холодов, а ты мне мешаешь. Иди уже в дом, на улице совсем темно.

-Ты спишь здесь? – удивленно спросила я Форга, на которого из единственного окошка падал свет звезд.

Форг подбоченился, но все равно выглядел столь жалко, что у меня засвербело в глазах, в который раз за день, а все встреча с темным виновата. Это из-за пресловутого эльфа у меня все время скачет настроение, и глаза на мокром месте.

- Я не знала, - извиняюще сказала я Форгу.

-Откуда тебе, - фыркнул он, сутулясь и доставая из кармана огарок свечи. Щелкнув пальцами, Форг зажег почерневшую свечку и поставил ее на каменный выступ над нашими головами.

-Колдун? – ахнула я, зажав ладошкой рот. – И до сих пор жив?

-А кто знает, что я из их рода? – недобро улыбнулся Форг, направляясь к сеновалу, как к собственной кровати. – Только ты, да твой отец. Я и сам не знал, пока силы во мне не зашевелились, словно клубок змей.

-И как давно у тебя проявился дар? – спросила я Форга, стараясь держаться на расстоянии. От него так воняло, что глаза слезились.

- Недавно, - буркнул он, стягивая с головы рваную кепку и устало присаживаясь на солому, раскиданную по полу. Его ботинки походили на изжеванные людоволками останки добычи, и я поняла, что мы еще не бедно живем. Вот Форг – это, пожалуй, предел нищеты.

- Твой отец проходил мимо трактира, шел домой, - неохотно начал свой рассказ Форг, стараясь расшнуровать ботинки. Его пальцы подрагивали. – И увидел, как я свалился с крыльца. Меня весь день лихорадило, жар то поднимался, то спадал, но я не уходил из таверны, иначе меня бы там больше не приняли, работал до поздней ночи. Когда ноги совсем отказались ходить, вышел на крыльцо, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, и упал, а твой отец подошел, помог подняться и довел до вашего сарая. Только зря он это сделал!

Глава третья

(Розали)

От буйства красок вокруг резало глаза. До сей поры, я бывала в Запретном лесу лишь с моим дедом, и случилось это несколько лет тому назад. Из степей мы возвращались тайными тропами, давно нехожеными и заброшенными, и дед вел меня в обход леса, по каменистым ущельям и высокогорным грядам. Подходя к поселению, мы несколько раз заночевали на опушке Запретного леса, привязав себя веревками к толстым дубовым ветвям. Те ночевки до сих пор снились мне в кошмарах, и просыпалась я от голодного воя людоволков, стороживших нас ночами напролет.

Сейчас же лес казался волшебным, наполненным ароматом грибов и прелой листвы. Умытый дождями хмурой поры, Запретный лес сиял и сверкал в утренних лучах солнца, а гомон птиц, которые селились в редколесье, оглушал, заставлял беспричинно улыбаться и закрывать глаза от наслаждения.

Несмотря на все пережитые страхи и бессонную ночь, я чувствовала распахнутые за спиной крылья, так хорошо становилось от одной только мысли, что поселение людей с каждым прожитым мигом все дальше, что черная непроходимая безысходность в прошлом, а впереди - неизведанные тайны Запретного леса.

-И чего ты улыбаешься, как юродивая? – насупился Форг, на лице которого играли ажурные тени от листвы деревьев. Он вздрагивал от любого шороха и дергал головой, посаженной на тонкую шею, подозрительно смотрел на каждую ветку, с которой только что вспорхнула пташка. Я лишь рассмеялась, наблюдая, как жалко Форг выглядит в одежде с чужого плеча. Худой, даже костлявый, чумазый и взъерошенный, он где-то потерял свою кепку, и светлые вихры, наподобие одуванчиковых семечек, вздыбились вокруг его головы.

-Лес прекрасен, - вздохнула я полной грудью, едва удержав крик, готовый сорваться с губ. – Послушай его голос, Форг, и ты поймешь, что каждый куст тут живой и умеет чувствовать, как и мы.

Форг дернулся в седле и посмотрел себе под ноги, вцепившись в луку седла побелевшими пальцами.

-Ты все врешь, - прошипел он, оскалив белые зубы, как у людоволчонка. Я снова подивилась, откуда у парнишки из трактира такие белые и здоровые зубы, которыми могли похвастаться лишь аристократы. – Ни один куст не умеет чувствовать, хоть пинай его, хоть топчи ногами.

-А ты попробуй и узнаешь! – издевалась я над впечатлительным парнишкой, который вырос в поселении и никогда не уходил дальше озера у склона горы Одинокой. Заходить в Запретный лес никто из людей не решался, да и коэнцы днями напролет патрулировали опушку леса, чтобы голодные поселенцы не ринулись за жирной добычей.

-Дети, - прикрикнул на нас Норд, жестом указывая мне следовать вперед. – Я сказал, чтобы вы помалкивали.

Старик выглядел настороженным и хмурым, и я не винила его в этом. Ученые мужи, как и разносчики пива, редкие гости в лесах, но я-то бывала здесь, пусть и давно, пусть и совсем чуть-чуть. Да и поселенцы, сосланные за мелкие провинности, уходили в Запретный лес и не возвращались. Неужели же все сгинули, или кому-то удалось добраться до степей и прибиться к караванам, следующим в города?

- Не думал я, что доведется мне оказаться в Запретном лесу, - нарушил тишину Норд, оглядываясь на нас с Форгом. – Да еще в такой развеселой компании. Но чего не сделаешь на старости лет? Может, доведется встретить темного эльфа, либо нимфетту.

-Упаси Всеотец, - воскликнул Форг, и мы с Нордом рассмеялись. Мой звонкий голос, и его хриплый, старческий, эхом отдались в глухой чащобе, и Форг совершенно сник.

-Злые вы, - буркнул он, пришпорив своего коня и обгоняя меня. – Накликаете на нас беду, потом посмотрим, кто посмеется последним. Не для того я бежал из поселения, чтобы сгинуть от руки темного эльфа.

- Никто не желает себе подобной участи, но люди не возвращаются обратно, - сказала я, вспомнив о брате, который ушел на прошлый Остарот.

Горькие мысли о судьбе Люциана заставили меня поникнуть и плотно сжать подрагивающие губы. Он отправился в Запретный лес, сосланный сюда жестокими коэнцами только лишь за то, что полюбил не ту девушку.

К обеду от долгой и тряской езды по лесу мое тело так ломило, что я ерзала в седле, как ужаленная. Лиственный лес медленно, но верно переходил в смешанный, и на нашем пути все чаще попадались вековые разлапистые ели и платаны. Здесь уже не пели птицы, не так ярко светило полуденное солнышко, а пахло хвоей и перегноем. Тропинка, еле заметная глазу Норда, давно превратилась в чащобу и заросли, и лошади продирались сквозь ветви, недовольно потряхивая головой и фыркая.

- Я едва держусь в седле, - первым подал голос Форг, зевая так сладко, что я непроизвольно повторила за ним.

-Хорошо, - тяжко вздохнул Норд, скидывая с головы капюшон и щуря подслеповатые глаза. Его тонкие, как палки, изрезанные венами руки тоже подрагивали, и он спускался с лошади медленно, скрипя суставами и охая от боли.

- Привал устроим не здесь, а в овраге, что в нескольких сотнях шагов отсюда, - сказал Норд, а мы с Форгом лишь молча повиновались. На споры и разговоры сил не хватало, так вымотал нас этот долгий путь. И только чуть позже я догадалась, что Норд знал здешние места.

«Это что же получается, старый прохвост бывал в Запретном лесу и не раз? Так, вот откуда у него полный погреб ароматного варенья и ряд пузатых банок - замаринованных грибов. А мне врал, что в холмах насобирал! Да, разве ж грибы там растут?»

Я поймала взгляд старика и покачала головой, а Норд усмехнулся, пряча хитринку в глазах за седыми насупленными бровями. Он всегда смотрел сурово, а все равно говорил ласково.

Форг так умаялся, что его шатало. Ноги парнишки заплетались, голова свесилась на грудь, и я подозревала, что он повис на лошади и дремлет, умудряясь при этом шагать.

- Привал, - отдал Норд приказ, едва мы вышли на небольшую полянку, по краю которой тянулся глубокий страшный овраг, заваленный стволами елей. Вывороченные из земли корни, покрытые замшелым плющом, напомнили мне о том, что там могут прятаться хищные звери, и я опасливо жалась к деревьям, не решаясь ступить дальше.