Нога судьбы, или Истории, рассказанные за чашечкой кофе

Долгожданная встреча

Будильник ворвался в утренние грезы крайне недовольным петушиным криком. Я со стоном перевернулась и уткнулась в подушку. К петушиным крикам у меня вообще наследственное предубеждение. Память рода, знаете ли, ну и личные дурные ассоциации. Сразу представляются всякие там крестьяне с вилами... Наверное, потому-то петушиные крики, как самое безотказное средство, я и поставила когда-то на САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ БУДИЛЬНИК — тот, что звонит после всех пятнадцати остальных, когда я и впрямь уже всерьез куда-то опаздываю...

Стоп! Петухи? Опаздываю?!

Я подняла голову и посмотрела на стол у кровати. Он был уставлен разнообразными и разномастными будильниками — механическими, электронными, цифровыми, парочка особо древних по старой памяти даже стояла в кастрюлях для убедительности, рядом еще валялся телефон и стоял раскрытый ноут — оба тоже с заведенными на несколько повторов будильниками. Но главное сейчас было не это. Главное заключалось в том, что все они показывали страшную истину.

Твои ж мухоморы!

Я торопливо попыталась вскочить, запуталась в одеяле ногами и привычно ухнула на пол, растопырив локти, смахнула попутно пару будильников со стола и окончательно проснулась где-то за одно мгновение перед тем, как нос должен был встретиться с полом. Впрочем, за это мгновение я успела еще истошно завизжать и выставить вперед ладонь, уберегая тем самым нос. В сущности, этот нос все еще дорог мне. Как-никак, фамильное достояние.

Синяки, леший их задери, опять завтра буду как тигра, нет, как леопард, да и бес с ней, с этой экзотической фауной, я же опаздываю!

Снова вскочив и энергично заозиравшись, я обнаружила наряд, сброшенный вчера прямо на пол возле кровати. Что поделаешь, особенным аккуратизмом я никогда не страдала, зато у меня есть другие достоинства. Например, я умею собираться практически со скоростью света. Погладить юбку уже точно не успею, ну и ладно, будем считать, что это юбка с жатым эффектом. Не так уж это далеко от истины. В итоге у меня практически все оказывается с жатым эффектом. Теперь найти свежую майку, желательно не сильно жатую. И умыться. И поскоблить зубы щеткой. Так, и что там у нас с лицом, кстати?

Всегда непросто оказываться между двух огней. С одной стороны, поезд придет минут через двадцать, а мне еще бежать до вокзала. И если я их не встречу, Юлька точно мне голову оторвет. И в целом будет права. В конце концов, мы сто лет не виделись, надо совесть иметь.

С другой стороны, если я буду выглядеть, как пугало, голову мне оторвет Алиска.

Положим, неземной красотой я и в самом деле никогда не отличалась. Зато во мне есть бездна обаяния. Ну и харизма тоже, куда без нее. Во всяком случае, увидев однажды, вы меня точно никогда не забудете, это я вам гарантирую.

Первое, что вы сказали бы обо мне, — это, пожалуй, нос. Да, нос у меня выдающийся, между прочим, фамильный. Крючком он, к счастью, пока не загнулся, как у моей бабки Ягны, но, в общем, тоже ничего, нормальный такой себе длинный нос. Мои многочисленные тетушки считают, что сую я его всюду не по делу, но я могла бы то же самое сказать и об их собственных носах.

Впрочем, мы отвлеклись. Помимо носа, у меня есть, например, глаза. Очень даже большие и выразительные. Слегка, правда, косят, но если только я сильно задумаюсь. Иногда еще и по делу косят, но это большая тайна.

А еще волосы. Длинные и рыжие. Моя тетка Ядвига утверждает, что на самом деле это помесь стога сена с вороньим гнездом, но тут уж мне ничего не поделать. Пробовала я когда-то разные модные стрижки и должна сказать, что дело это совершенно безнадежное. Волосы у меня непослушные, их даже в хвост завязать не так-то просто. И вообще они живут своей собственной жизнью, не слишком со мной советуясь. А если их стричь, начинают расти с такой скоростью, что спасайся кто может. Подобие стрижки держится на моей голове примерно дня два, потом воронье гнездо возвращается — и уж поверьте, это очень недовольное воронье гнездо! Причем, пока волосы не отрастут хотя бы до плеч, торчат они вообще, куда им заблагорассудится — по всем сторонам света, хотя преимущественно гордо в небо. Словом, во имя сохранения собственного драгоценного душевного здоровья и ради сбережения нервных клеток окружающих свои волосы я обыкновенно не стригу.

Вообще-то я считаю, что у меня довольно удачная внешность. Мне с совершенно равным успехом можно дать на вид и 20 лет, и 30 – по настроению. Так что мне приходится менять документы не чаще раза в десятилетие.

Росту я довольно высокого. Сейчас, правда, спасибо акселерации, я уже не чувствую себя такой уж колокольней, да и мужчины нет-нет да встречаются ростом повыше меня. Раньше с этим совсем тяжело было. Хотя, к примеру, над теми же Юлькой и Алисой я все равно возвышаюсь, как башня. Чрезвычайно рыжая и конопатая башня.

Зато у меня никогда не было проблем с лишним весом. Я всегда была очень худой и могла при этом есть сколько влезет. Могу вообще одними шоколадными пирожными питаться — и ничего мне за это не будет. И завидуйте молча!

А вот изящной меня, увы, все-таки не назовешь. Во-первых, при всей худобе у меня есть огромные ладони и ступни неженственного 41-го размера. А во-вторых, еще во мне есть локти и коленки, и мне все время кажется, что их чуть больше, чем у нормальных людей. Или даже значительно больше. Так или иначе, двигаюсь я с грацией не очень крупного жирафа, всюду цепляясь конечностями и вечно что-то роняя. И если где-нибудь есть хоть малейшая возможность влететь в угол, споткнуться, не вписаться в поворот — будьте покойны, я непременно все это исполню в самом лучшем виде.

Собственно, кажется, я все еще не представилась? Что ж, к вашим услугам — Ярослава Ягелева, потомственная Баба Яга в тринадцатом поколении.

На самом деле вовсе еще никакая не баба. Если уж начистоту, то не совсем даже Яга. Можете звать меня Славка — так меня все называют.

Натянув длинную широкую юбку до пят и какую-то майку, я для проформы потыкала в глаз тушью для ресниц и провела по губам помадой. Задумчиво посмотрела на расческу. Нет, расчесываться — это точно надолго. Глянула в зеркало. Авось, сойдет. По большому счету, Алиска все равно моим видом никогда еще не оставалась довольна. Совсем как моя тетушка Ядвига. Ну и ладно, зато я по ней соскучилась. По Алиске, в смысле. И Юльке. По ним обеим.

История первая, кулинарная

Учиться я отправилась в областной центр, но сразу в общагу меня не взяли. В общаге не хватало, как всегда, мест, хотя сначала мне все обещали, что, возможно, ко второму курсу до меня черед все-таки дойдет. Так или иначе, при учебе на дневном отделении я не могла нормально работать, а жить где-то все же надо было. Поэтому я подрабатывала, где придется, а тем временем снимала комнату в квартире с хозяйкой. Мест в общежитии все не было, к третьему курсу я решила, что пора бы обрести какую-то самостоятельность — и нашла себе комнату в коммуналке.

Коммуналка оказалась огромна, запущена и полна тараканов. Зато моя комната была просторной и светлой, а дом, в котором она располагалась, стоял всего в нескольких кварталах от моей альма-матер, то есть практически в центре города. Цена же при этом была такой, как будто я снимаю вовсе конуру где-то на окраине. Как мне объяснил по секрету «хозяин», которому я платила деньги, все дело было в том, что никакой он не хозяин, а всего лишь представитель фирмы, которой принадлежало здание, уже много лет предназначавшееся под снос. Каким-то немыслимым образом дом, давным-давно по документам расселенный, не только был полон жильцов-арендаторов вроде меня, но и вмещал в себя небольшой продуктовый магазинчик на первом этаже.

Впрочем, все это не имеет большого значения. А значение имеет только тот невероятный факт, что в соседней со мной комнате, буквально через стенку от меня, обитал он. Володя. Так что было совершенно очевидно, что это просто судьба.

Влюбилась я практически сразу — как только пришла смотреть квартиру. Не в квартиру, разумеется, влюбилась. В Володю.

Дело было как. Когда я позвонила по объявлению, агент по недвижимости долго эту коммуналку вообще не хотел мне показывать и предлагал другие, совершенно замечательные, на его взгляд, варианты, как раз для меня. А эту вам, говорит, смотреть не стоит. «Не женская», мол, эта квартира. Это он меня не знал потому что. Мне когда говорят что-то очень загадочное, например, «не женская квартира», мне тотчас же и немедленно становится это надо. Ну потому что интересно же, как же так. Может, там все каналы по телеку только футбол показывают? Или пивопровод проведен в комнаты? Хотя нет, тогда б цена была другая. Словом, я буквально заставила отвести-таки меня в этот дом — вместо «чистенькой и уютненькой комнаты с приличной хозяйкой и стиральной машиной».

Так вот, оказалось, что «не женская квартира» — это когда, допустим, в квартиру заходишь и сразу остро хочется, например, надеть респиратор. По коридору плывут густые черные клубы дыма, а из клубов надсадно кто-то кашляет и матерится. А респиратора у тебя тем временем таки нет, и это печаль и большая грусть, но что делать. И ты отважно шагаешь прямо в эти клубы. Следуешь исключительно на голос риелтора, который уверенно шествует куда-то во мрак, поясняя по дороге, что в свободную ныне комнату можно пройти как раз через кухню, и вот там-то мы сейчас и узнаем, произошел пожар, началась война и газовая атака или просто кто-то из жильцов, например, картошечку жарит.

Более верным оказалось последнее предположение. Неизвестно, правда, была ли это в самом деле именно картошечка, я бы на нее не поставила хотя бы потому, что в черном дыме отчетливо ощущался изысканный оттенок аромата горящей покрышки и еще немного — прогорклого сала. Впрочем, на тот момент уже не имело большого значения, каким должно было быть это блюдо в замысле автора, потому что теперь его печальные останки (блюда, конечно, не автора) уже дымились в мусорном ведре, а сам кулинар с ожесточенным лицом скреб над раковиной металлической мочалкой исходящую паром огромную чугунную сковородку. Вокруг собрались сопереживающие и сочувствующие — очевидно, соседи, которые подбадривали кулинара в этом нелегком деле ласковыми репликами вроде «поджигатель хренов» и «дебил недоделанный». Особенно усердствовала в изобретении цветистых метафор необъятная тетенька средних лет в пестром халате — из тех тетенек, что в каждой очереди оказываются неизменно первыми, а в каждой коммуналке — главными.

Виновник торжества не поднимал глаз от злополучной сковородки и на лестные комментарии не реагировал. А посему увидела я только уныло понурившуюся спину в линялой футболке, светло-русые короткие волосы, а также тощие ноги в драных по краю джинсовых шортах по колено и резиновых тапках.

Впрочем, рассмотреть кого бы то ни было особенно внимательно мне все равно не позволили. Агент по недвижимости, решительно схватив меня за локоть, уверенно устремился через кухню к новому коридору, где дыма было уже не так много, зато обнаружилось две двери, одну из которых риелтор тотчас открыл своим ключом и гордо распахнул передо мной.

— Вот! — гордо возгласил он, нисколько, кажется, не сомневаясь в том, что я должна немедленно упасть в обморок, и повел рукой вокруг себя. — Я же вам говорил!

Ну что сказать. В общем-то, комната была как комната, и даже довольно большая и светлая. Переизбытка мебели в ней также не имелось: узкая казарменная кровать с продавленным матрасом и без покрывала, одинокий венский стул, в углу — старый советский шкаф модели «гроб трехстворчатый», а у окна — обшарпанный деревянный стол. Круглый. Скатерти на столе не наблюдалось, зато наблюдался здоровенный дымчато-серый гладкошерстный кот, определенно беспородный, но вполне упитанный и гладкий. Кот развалился на столе явно с полным осознанием своего права здесь находиться, так что усомниться в этом самом праве никому не пришло бы и в голову.

Ах да, еще из мебели наличествовала большая пустая кастрюля, стоявшая отчего-то на полу у входной двери. Я машинально наклонилась и подняла кастрюлю. Из-под кастрюли неторопливо вышел и направился куда-то в сторону стола крупный рыжий таракан. И я могла бы поклясться по его телодвижениям, что он был крайне мною недоволен.

— Вот! — как-то даже торжествующе повторил агент. Похоже, на его взгляд, таракан должен был стать самым неоспоримым аргументом в пользу его правоты относительно «неженственности» квартиры.

История вторая, кладбищенская. Очень страшная

Исключений из правил, увы, не бывает. И ведьм совершенно точно боятся все. Я-то это точно уж знаю.

Сколько я сменила в своей жизни съемных квартир — так и не сосчитать, пожалуй. И так сложилось, что одна из них располагалась в доме на окраине города — прямо над кладбищем.

А что? Экологичненько, между прочим, вид из окна на реку, деревья, могилки, воздух опять же свежий, чистый, благодать, одним словом. Вот из-за этого самого вида из окна цена совершенно отдельной замечательной квартиры была ниже раза в три, чем за любое другое жилье по городу. А мне могилки под окном совсем не мешают, я-то знаю, что уж если бояться кого — так живых надо.

Словом, квартирка меня совершенно всем устраивала. Опять же и погулять есть где в тишине и спокойствии.

Собственно, в тот раз я и направлялась погулять вечерком. Хотелось посидеть немного у реки, посмотреть на воду — такое было настроение. Городская набережная заканчивалась задолго до моего дома. Зато совсем неподалеку от него был очень удобный спуск к воде и замечательная лужайка на берегу. Правда, дорога к спуску шла через кладбище, ну да меня, как сказано, это мало смущало. Вечером там было совершенно тихо и пустынно, так что встретить кого бы то ни было я вовсе не ожидала.

Тем более — встретить кого-нибудь настолько... особенного.

Сначала, заметив юношу, сидевшего на старой могиле и картинно вздыхавшего, я решила, что это кто-то, хм... из наших. Из тех, кто ходит через Врата и принадлежит двум мирам. Уж очень был у него необычный вид. Однако присмотревшись повнимательнее, я поняла, что это просто представитель какой-то из субкультур — то ли гот, то ли сатанист... кто их там разберет.

Словом, выглядел юноша до крайности занятно. Одет он был во все черное, худ и бледен до чрезвычайности, а иссиня-черные, явно крашеные волосы лежали в таком беспорядке, что даже мое воронье гнездо на голове могло бы позавидовать. Глаза его были густо подведены черным же карандашом, что придавало лицу некую театральную трагичность. На шее у него болталась масса побрякушек, сплошь на вид серебряных — я заметила перевернутую пентаграмму в круге, египетский анх и пару каких-то иероглифов.

А еще паренек, сидевший на могильном камне, заметно дрожал, и я резонно предположила, что ему попросту холодно. Здесь, над рекой, ветер по вечерам бывал прохладным порой даже летом, а сейчас стояла только середина весны. Между тем короткая кожаная куртка на молодом человеке была распахнута, а под ней виднелась тонкая футболка.

— Эй, — окликнула я его. Парень крупно вздрогнул и поднял на меня глаза. Впрочем, осмотрев меня с ног до головы, он как-то хмыкнул про себя, как будто успокоился и потерял ко мне всякий интерес. — Вы замерзли?

— Н-нет, — хрипло ответил парень и вопреки своему заявлению поежился, плотнее запахивая куртку. — Вам лучше уйти.

— Почему? — удивилась я.

— Ну... — юноша покрутил рукой в воздухе, потом оглянулся вокруг. — Вечереет... а сегодня пятница, тринадцатое. И вот... кладбище же! Сегодня что угодно может случиться.

— Да? — я изумилась еще больше и подумала, что, пожалуй, прогулку к реке можно пока немного отложить. Меня всегда забавляли человеческие суеверия, связанные со сверхъестественным и с созданиями, подобными мне. — А вас самого это не смущает?

— Нет! — он гордо поднял голову и с невыразимым пафосом сообщил: — Я готов к встрече с неведомым! Я жду его!

Ой-ой, подумала я. Кажется, здесь будет интересно.

— А хочешь, я составлю тебе компанию? — обращаться на «вы» к парню, с трепетом ждущему неведомого, показалось не слишком уместным. Впрочем, он, кажется, и не заметил моей фамильярности. Не дожидаясь приглашения, я присела на соседний могильный камень.

— Зачем? — растерялся парень.

— Ну, знаешь... Вдвоем с неведомым всяко веселее встречаться. Я, кстати, Славка. Ярослава.

— Вася, — поморгав, ответил молодой человек. — Вообще-то я тут один должен быть... а тебе что, совсем не страшно?

— Ну, с таким-то защитником... — я пожала плечами. — А зачем ты тут должен быть один?

— Посвящение у меня, — буркнул он. — Если узнают, что я в компании был, могут вообще не засчитать. Вдруг еще духи испугаются и не придут?

Ага, подумала я. Духи.

— Ну откуда же они узнают? — мягко спросила я.

— У них... свои методы, — туманно пояснил юноша.

Впрочем, судя по всему, парень испытывал и некоторое облегчение оттого, что ему не придется встречать загадочное «неведомое» в одиночестве.

Как я узнала в течение следующего получаса, Вася с детства увлекался эзотерикой, а также телесериалами про сверхъестественное и всяческих охотников за призраками. Ему нравилось одеваться во все черное, вычерчивать загадочные знаки и пугать окружающих, бормоча себе под нос нечто зловещее на ломаной латыни. Разумеется, со временем он нашел и единомышленников. Тайное общество «Некрономикон» занималось именно тем, что всегда так манило Васю — контактами с загадочным неведомым и вызовом духов.

— Вот Катька — она настоящая ведьма, — горячо рассказывал он. — По ней сразу видно. От нее, ну, знаешь... сила идет. Такие, как я, это чувствуют. Очень мощная аура. Как зыркнет глазищами — так все.

— Красивая? Катька-то? — полюбопытствовала я.

Несмотря на сгущающиеся сумерки, было заметно, что Вася покраснел.

— Еще бы... ведьма же! Ведьмы все красивые.

Я вздохнула про себя. Мало ты ведьм знаешь, дружок. Меня бы точно уж красавицей не назвал.

Ночь, проведенная на кладбище в пятницу, тринадцатого, была обязательным условием некоего посвящения, после которого Вася будет считаться то ли магом высшей категории, то ли еще каким крутым масоном.

— Ты, главное, не пугайся, если что, — покровительственно говорил он мне, практически перестав даже дрожать и расправив тощие плечи. — Ну, понимаешь, всякое может случиться...

— Ну, пока я ничего странного не наблюдаю.

— Ничего удивительного, — снисходительно сообщил Вася. — Ты же не чувствуешь вибраций тонкого мира... На самом деле духи этого места уже собрались вокруг... — он понизил голос до зловещего шепота. — Они здесь!

История третья, археологическая

Вообще-то работаю я переводчиком. Но на иняз я так и не поступила тогда.

Тут дело в чем. Мы, Привратницы, знаем все языки, сколько их есть. Ну то есть как — знаем... Попросите меня сказать что-нибудь, например, по-казахски, ни одного слова я вам не скажу. Но если ко мне подойдет казах и заговорит по-своему — я его не только пойму, но и отвечу на чистейшем казахском и безо всяких там акцентов. Говорить или читать я могу вообще на любом существующем языке, и учить мне для этого ничего не надо.

Но на экзамене в лингвистический вуз надо было знать английскую грамматику — причем так, как понимают ее экзаменаторы. Попробуй они просто пообщаться со мной по-английски — я говорила бы с ними как коренной житель Нью-Йорка или оксфордский профессор, на выбор. Но вот неправильных глаголов я, убейте меня, не назову больше пяти, и то со скрипом. И правила ни одного не вспомню. В общем, подвела меня собственная самоуверенность — думала, что уж к экзамену по специальности мне можно не готовиться... эх, чего уж теперь.

По большому счету-то никто не смотрит особенно на специальность в дипломе. Было бы хоть какое-то высшее образование, а там — важнее всего практика и навыки. А навыков переводчика у меня хоть отбавляй. В общем, поразмыслила я немного — и поступила неожиданно для самой себя на истфак. Во-первых, мне показалось, что это романтично и интересно, а во-вторых... ну ладно, ладно, по-настоящему все дело было в том, что в день, когда я пришла в универ, именно на истфак подавал документы Максим Рогожкин. И я сразу догадалась, что это судьба.

Максим.... ооооо, Макс был мечтой девушек всех пяти курсов истфака, а также всех девиц из числа политологов и культурологов, которые учились в одном корпусе с нами, и даже некоторых преподавательниц. В него были влюблены действительно все поголовно. Конечно, я не стала исключением.

А вы бы стали? В школьные годы Максим занимался волейболом, чему способствовал высоченный рост, однако позднее предпочел любительский бодибилдинг, который очень скоро, видимо, принес свои плоды. У Макса были широкие плечи и рельефные мускулы. Кубики его пресса можно было пересчитать сквозь обтягивающую футболку. Я считала, кстати, — ровно восемь. Еще у него были серо-голубые выразительные глаза, волевой подбородок и светлые волнистые волосы чуть ниже плеч. Длинные волосы у мужчин — моя слабость, между прочим.

Казалось бы, при такой внешности Макс мог бы работать моделью в каком-нибудь журнале или там актером, играть всяких мачо и героев-любовников.

Но Рогожкин при всей своей сногсшибательности отнюдь не был «тупой блондинкой». Он был еще и неглуп, хоть и не хватал таких уж звезд с неба. Ну и амбициозен, чего уж. Однажды он признался мне, что собирается сделать большую политическую карьеру. Самым лучшим выбором для этого было бы поступить на политологию или на экономфак, но там был слишком большой конкурс, а Макс трезво оценивал свои силы. Каких-то очень богатых или влиятельных родственников у него не было, а потому он просто поднатужился — и поступил на бюджетное отделение истфака. И с самого первого курса уверенно шел к красному диплому.

К слову, красный диплом он действительно получил, но это было уже несколько лет спустя. А тогда мы были первокурсниками, только-только сдавшими первую переводную сессию и собирающимися на свою первую практику.

За несколько месяцев первого курса Макс встречался ни много ни мало с пятнадцатью девушками-сокурсницами. Не одновременно, конечно, а поочередно. Хотя слухи про него ходили разные, но это никого не останавливало. В конце концов, такой парень вполне мог себе позволить выбирать и присматриваться.

Собственно говоря, всего у нас на курсе было семнадцать девушек. Оставалась только я и Вика Касьянова, но та точно была аутсайдером в этом конкурсе со своими тридцатью килограммами лишнего веса. Так что к началу летней практики у меня были все основания рассчитывать, что теперь-то очередь дойдет и до меня. Совершенно очевидно было, что на этот раз Макс изменит своим привычкам и останется со мной навсегда. Ясно, что он не мог подолгу встречаться со всеми этими пустоголовыми красотками. Просто ему была нужна настоящая женщина, его судьба. То есть я, разумеется.

Так что, когда я узнала, куда именно Макс собирается ехать на летнюю практику, я быстренько записалась в ту же группу. Археологическая практика, раскопки, костры, палатки — что может быть романтичнее? Несомненно, именно там и начнется наш судьбоносный роман, понимала я. И меня совершенно не смутило при этом, что практика намечалась в совершенно глухих краях, а ехала на нее крохотная группа из четверых студентов и руководителя — аспиранта.

Как я узнала позднее, руководитель нашей практики — Константин Евгеньевич (впрочем, «в поле» он практически сразу разрешил нам обращаться к нему просто по имени) буквально выбил в деканате эту поездку, узнав о новых необычных находках в районе старого городища. Находки необычайно удачно вписывались в тему его диссертации, так что остановить Константина, фанатично преданного науке и своей теме, не могло на этом пути практически ничто. Он занимался исследованием исторических корней русских фольклорных архетипов, и кое-какие признаки указывали на то, что новые раскопки позволят ему подвести доказательную базу под свои теоретические выкладки.

Следом за мной на практику записался Леша Иванкевич — неприметный невысокий юноша, имевший слегка оттопыренные уши, физиономию в следах подростковых угрей и склонность краснеть по всякому поводу или даже без оного. Кстати, за эту его особенность я, будучи рыжей и так же легко краснеющей, испытывала к Леше нечто вроде своеобразной нежности. С Лешей мы сдружились с первого дня обучения в универе, когда он попросил у меня переписать расписание. Кажется, он питал ко мне благодарность уже за то, что я его вообще замечаю и считаю человеком. Большинство девушек на курсе предпочитали обычно вести себя так, как будто Леши не существовало вовсе.

История четвертая, зубодробительная

Я точно знала, что это — моя судьба. Влюбилась я практически с первого взгляда. Ну как — с первого...

Вообще-то в кабинет я зашла, глядя в пол, так что видела преимущественно его ботинки и краешек брюк. А в кресло усаживалась, зажмурившись.

И вот не надо только смеяться, но да. Я считаю, что смотреть в глаза своему стоматологу — это практически как смерти в глаза, только немножко страшнее. Самую малость.

С зубами я, как все в моем роду, мучалась всю жизнь. Нет, они, зубы, вполне у меня ровные и даже белые, но кариес, флюс, пульпит и прочие нехорошие слова — это мое проклятие, почти как то самое, родовое. Сейчас, к примеру, у меня имелся в наличии зуб с вылетевшей пломбой, еще один просто дырявый и один коренной отсутствовал вовсе. Раньше мои родственницы вообще вечно беззубыми ходили. Заболит зуб — его и выдирали, а что делать. Лет через десять на его месте вырастал новый, но к тому времени выдернуть приходилось примерно половину остальных зубов, так что во рту все время получалась какая-нибудь недостача. Сейчас-то мне хорошо, есть дантисты и пломбы, только вот ходить мне к зубным врачам приходится чуть чаще, чем нормальному человеку. Ну то есть надо бы чуть чаще, но я хожу чуть реже, а решаюсь обычно, только когда вовсе все становится плохо. Когда встреча со страшным человеком с бормашиной в руках уже пугает несколько меньше просто потому, что третий день сидишь на обезболивающих и мало что соображаешь.

В общем, я хотела сказать, что человек в белом халате и с бормашиной — это кошмар моей жизни. И да, я знаю, что теперь все делают практически безболезненно, но это не значит, что я могу перестать бояться. Этот страх — уже из области иррационального. Н-да, наверное, забавно, что об иррациональном рассуждает кто-то вроде меня.

В тот момент забавно мне точно не было. Я выпила с утра рекордную дозу обезболивающих таблеток, от которых в голове стоял мутный туман, а еще долго и нудно полоскала рот настойкой шалфея из бабкиных запасов, но не помогало уже ничего. И все равно было жутко страшно. И зуб, мерзавец, все равно болел.

В кресле сидела, опустив голову и разглядывая носки ботинок своего будущего мучителя. Отличные ботинки, кстати, кожаные, коричневые, на шнуровке.

— Ну, — сказал он наконец, когда пауза слегка затянулась, — вас что-то беспокоит?

Я мелко закивала, зажмурив глаза.

— И... — он как будто давал мне возможность наконец сказать хоть что-нибудь и делал паузы, — вы расскажете мне об этом?

Я замотала головой, не разжимая губ.

— Хм. Ну, может, вы тогда покажете мне?

Я замотала головой еще отчаяннее, стиснув при этом челюсти. Из глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы.

— Мда. И что же нам с вами в таком случае делать?

Я осторожно приоткрыла один глаз и посмотрела наконец на этого садиста в белом халате. А потом открыла второй и посмотрела внимательнее. И приоткрыла рот, почти забыв про больной зуб. В голове даже слегка прояснилось.

Садист оказался вовсе не в белом халате, к слову, а в бледно-зеленом больничном костюме. Высокого роста, широкоплечий, с темно-каштановыми волосами и при этом голубоглазый — просто какой-то мужчина мечты с картинки. Глазищи яркие, в таких длинных пушистых ресницах, просто ах. Только его бы вместо этого больничного убожества во что-нибудь одеть подходящее к случаю — и можно смело сажать на белого коня. И я даже согласна посидеть немножечко в башне.

— Другое дело, — мужчина мечты ловко воспользовался моим замешательством, чтобы заглянуть мне в рот, и даже ухватил меня за челюсть, чтобы, значит, рассмотреть все в подробностях.

— Ой, — сказал он. — Ай-ай. Зубы. У вас. А что же это вы, девушка... так редко к специалистам обращаетесь?

Я вздохнула. Было мучительно стыдно. Мужчина мечты заглянул практически мне в душу и увидел там худшее, что во мне есть, — мои зубы. Это ужасно, положительно ужасно.

Очень своевременно больной зуб напомнил о себе — как будто кто-то дернул за нерв. Из глаз все-таки потекли слезы, и я, замычав, ткнула пальцем, показывая на источник своих страданий.

Мужчина мечты понятливо кивнул и начал готовить свои орудия пытки.

Некоторое время мне было не до романтических грез, поскольку их предмет оказался настроен до крайности кровожадно. Он стучал по зубу, ковырял зуб, сверлил зуб.

Я страдала уже даже не из-за зуба — после укола половина лица у меня заморозилась — а от бессилия изменить ситуацию. Это был провал.

Разумеется, всякая девушка хотела бы предстать впервые перед мужчиной своей мечты в красивом платье, с прической, умопомрачительным макияжем, с сияющей улыбкой, поразить интеллектом и остроумием и все такое. И ни один мужчина мечты, конечно, никогда не обратит внимание на ту, что явилась пред его светлые очи опухшей, перекошенной, в слезах и мычала вдобавок невразумительное.

К счастью, с зубом все оказалось в самом деле плохо. Мой мужчина мечты решил не ограничиваться одним свиданием, извините, приемом, и назначил встречу на следующий день. Записывал мои данные в какие-то свои формуляры, звал меня Ярославой Михайловной, был невыносимо прекрасен и недоступен. Я пыталась улыбаться, с замороженной половиной лица от этого выходили у меня особенно зверские рожи. В конце концов, почувствовав, что из онемевшего уголка рта вот-вот начнет капать слюна, я попросту вылетела из кабинета, не попрощавшись. Кажется, мужчина мечты что-то еще кричал мне вслед. Что-то романтичное, про полоскания и рецепт.

Весь следующий день я вырабатывала план по покорению своего стоматолога. План состоял из множества пунктов, начиная с потери сознания в стоматологическом кресле и заканчивая медовым месяцем в горах Шотландии. Не знаю, почему Шотландии, так почему-то решилось, как-то само собой. Хотя, если подумать, я не отказалась бы провести его и в Новой Зеландии. Ну, знаете, все эти красивые виды, сплошная романтика, и можно было бы сделать отличные фотки. Да, пожалуй, именно так.

*

На прием я явилась на сей раз во всеоружии. Зуб не болел, и я могла себе это позволить. Все утро я расчесывала волосы, в итоге мне даже удалось их уложить в подобие прически. Легкий макияж, очаровательный легкомысленный сарафан, браслеты на ногах и босоножки на платформах — и даже не смейте говорить, что я была не сногсшибательна. Я была просто великолепна, и точка.