Новенький

Глава 1.

— У нас в школе новенький! — то и дело слышатся отовсюду восторженные возгласы.

Верещат, в основном, девочки. Как будто в нашей школе никогда не было новеньких парней. Я протискиваюсь сквозь толпы ребят в коридоре, стараясь не повредить прическу. По случаю дня рождения близкой подруги я накрутила локоны. После уроков мы пойдем в ресторан отмечать ее днюшку.

Наконец-то мне удается добраться до двери женского туалета, и я быстро скрываюсь там от носящихся, как бешеные, пятиклассников.

— Ты видела новенького? — громко спрашивает десятиклассница свою подружку у зеркала.
Закатываю глаза. Боже, о нем говорят даже в туалете!

— Нет еще. А ты? — отвечает вторая.

Подхожу к зеркалу рядом с ними. Платье не помялось, кудри не пострадали. Повезло, что сегодня нет снега, иначе прическа была бы безнадёжно испорчена. Краситься в школу нельзя, поэтому я взяла с собой косметичку, чтобы сделать макияж после уроков. Достаю из сумки лак для волос, чтобы еще раз сбрызнуть кудри.

— Тоже не видела. Говорят, у него есть татуировки.

— Ого! И как это Крыса Аркадьевна его к нам взяла с татуировками?

Я замираю с поднесенным к голове баллончиком лака. Девушки замечают меня в зеркале и тут же конфузятся. Несколько секунд они мнутся в нерешительности, а потом, не сговариваясь, одновременно устремляются за дверь.

Делаю глубокий вдох и выдох.

Да, я знаю, что мою маму — директора нашей школы — за глаза все ученики называют Крысой Аркадьевной. При мне они этого не делают, боятся, но мне все равно известно о мамином прозвище.
И да, мне неприятно! Хотя я не могу не признать, что моя мать излишне строга. У нас в школе военный порядок, и правила распространяются в том числе на меня. Тот факт, что я дочка директора, не дает мне никаких поблажек. Даже наоборот, возлагает еще большую ответственность. Ведь если я нарушу какое-нибудь правило и останусь безнаказанной, все тут же начнут вопить: «А почему Соне Рузмановой можно, а нам нет? Потому что она дочка директора?».

Я уже собираюсь выйти из туалета, когда дверь распахивается и влетает моя одноклассница и подруга Ульяна.

— Ой, Сонь, ты тут? Хорошо, что я тебя встретила! Ты же знаешь, что у нас в школе новенький? Говорят, он пришел в одиннадцатый класс. Не знаешь, к нам? — и глаза, как у кота из «Шрека».
Еще один минус быть дочкой директора школы — все думают, будто ты владеешь секретной информацией.

— Не знаю, Уль. Я услышала про новенького десять минут назад, когда переступила порог школы.

— А Лариса Аркадьевна ничего не говорила тебе?

— Нет! — отвечаю чуть грубовато.

— Ой, да ладно тебе, Сонь, не злись! Просто о нем все так много говорят. Интересно, что там за новенький такой. Хоть бы он был красивым, — мечтательно вздыхает.

— Мне вообще по фиг.

— Ну тебе-то понятно, у тебя Никита есть.

— Да даже если бы не было. Ладно, Уль, мне еще в библиотеку зайти надо.

Выхожу из туалета и направляюсь за книгами. Я посещаю наш школьный клуб по литературе. На следующем занятии мы будем обсуждать «Дубровского» Александра Пушкина. Я читала в пятом классе, но лучше освежить в памяти. К тому же надо взять новую сказку для младшей сестры.

За несколько шагов до библиотеки кто-то налетает на меня сзади и закрывает ладонями мои глаза.
— Никита! — возмущаюсь.

Он смеется и сжимает меня в руках сзади.

— Доброе утро, любимая, — целует в щеку. Тут же разворачивает к себе и накрывает мои губы.

— Ник! — резко делаю шаг назад. — Нельзя целоваться в школе!

— Да брось, что нам сделают? — и снова предпринимает попытку притянуть меня к себе.

— Как минимум, накажут нас обоих, заставив что-нибудь мыть. Спортзал, например.

— А я приду вечером к вам домой с букетом для твоей мамы и ооочень попрошу ее не наказывать нас.

— Ты же знаешь, что это не поможет! Ты хочешь мыть спортзал? Я нет.

Разворачиваюсь от Никиты и захожу в библиотеку. Сдаю две старые книги, вместо них беру «Дубровского» и «Три поросёнка». Эту сказку я Настеньке еще не читала. На столе библиотекарши стоит большая стопка учебников для 11 класса, а на верхнем по русскому языку лежит бумажка с именем и фамилией: «Дмитрий Соболев». В нашей параллели нет никакого Дмитрия Соболева. Значит, это комплект учебников для новенького.

Дмитрий Соболев… Неожиданно для самой себя пробую его имя на вкус. Красивое, гордое. В голове сразу представляется высокий широкоплечий парень.

Быстро трясу головой, прогоняя, неизвестно откуда взявшееся видение.

Никита ждет меня за дверью библиотеки. Мы беремся за руки и направляемся на урок алгебры. Там, как обычно, садимся за одну парту: третью в первом ряду. Класс потихоньку заполняется учениками. К нам с Никитой подходят наши друзья.

Наконец, появляется и именинница — моя лучшая подруга Лиля. Ее темные волосы собраны в красивую прическу, а одета она в нежное платье персикового цвета.

— Happy birthday to you! Happy birthday to you! — тут же начинаем все мы громко петь.

Глава 2.

— Не свободно! — громко говорит Никита. — Место рядом с этой девушкой занято, немедленно пересядь.

Новенький поворачивает голову назад и удивленно оглядывает Никиту. Во взгляде Соболева мне видится некое презрение по отношению к моему парню. Мол, что за букашка тут сейчас пикнула? У меня же будто язык к нёбу прирос, а в груди зашевелилось неприятное предчувствие.

— Девушка не сказала, что место рядом с ней занято, — небрежно отвечает и отворачивается обратно.

— Свиридов! — кричит учительница. — Новенький! Закрыли рты и смотрим на доску.

— Пускай новенький пересядет от Сони, — требует Ник.

Я вжалась в стул и только и делаю, что перевожу испуганный взгляд с новенького на Никиту, а с Никиты на алгебраичку. Мое тело сковал животный ужас, неизвестно откуда взявшийся.

Просто... Этот новенький... От него веет угрозой и опасностью. Про таких моя мама обычно говорит «Надо держаться подальше».

— Свиридов, права будешь качать у себя дома, а не на моем уроке.

— Пускай гребанный новенький отсядет от моей девушки! — взрывается Ник и с шумом отодвигает стул, поднимаясь на ноги. Новенький резко подскакивает следом, и вот уже через секунду они оба злые стоят напротив друг друга.

Я обращаю внимание, что новенький чуть выше Ника и заметно сильнее, несмотря на то, что мой парень занимается спортом. Сквозь белую рубашку Соболева виднеются большие бицепсы на плечах.

— А ну сели на места! — ревет Ирина Александровна и несётся к ним.

Но они не садятся. Воздух накаляется до предела, искры рассекают пространство. Весь класс шокировано смотрит на новенького и Никиту, готовых подраться прямо здесь и сейчас.

— Ник, пожалуйста, — я наконец-то нахожу в себе силы подать голос. Встаю со стула и кладу своему парню ладонь на плечо.

— А ну быстро по местам, — приказывает учительница.

— Пускай новенький сядет на любое другое место, — требует Ник, не сводя с Соболева свирепого взгляда.

Новенький похож на хищника, готового совершить нападение в любую секунду. Его челюсть сцеплена, а кулаки сжаты, глаза горят яростью. Я присматриваюсь к кулакам и замечаю слегка сбитые костяшки, как будто новенький дрался совсем недавно. Сквозь чёрные татуировки хорошо просматриваются синие вены от того, как сильно Соболев сжал кулаки. Он тяжело дышит и, кажется, готов наброситься на Никиту в любую секунду.

— Ник, пожалуйста, — слезно прошу своего парня.

— Свиридов, ты сейчас пойдёшь за дверь, — зло цедит училка. — Немедленно прекрати спектакль.

— Ирина Александровна, я еще раз повторяю: пускай новенький сядет на другое место.

— А я еще раз повторяю: диктовать условия и качать права будешь у себя дома, а не на моем уроке.

— Я буду сидеть, где захочу и с кем захочу, — грозно цедит сквозь сжатые зубы новенький.

От его голоса мурашки по коже и волоски дыбом. Чувство опасности окутывает меня, словно облако, а сознание кричит, что от такого, как он, лучше бежать подальше.

— С моей девушкой ты сидеть не будешь.

— Буду.

Просто «буду». Как будто я его собственность. Как будто он может распоряжаться моей жизнью. Как будто он уже все за меня решил.

— Вы сейчас оба пойдете к директору, если не сядете на места, — шипит Ирина Александровна.

— Ник, у нас, вообще-то, планы на сегодня, — неожиданно подает голос Лиля. Подруга имеет в виду свой день рождения и поход в ресторан после школы. — Давай ты не будешь их портить?

Никита поворачивает голову к моей подруге, несколько секунд задумчиво на нее смотрит.

— Да, Никит, — поддакиваю Лиле. — Наши планы будут безнадежно испорчены, если Лариса Аркадьевна назначит тебе сегодня наказание.

Свою маму при других учениках я называю по имени и отчеству.

Никита, недовольно сцепив челюсть, возвращается за парту. Облегченно выдохнув, я тоже опускаюсь на стул. Надеюсь, новенький все-таки пересядет.

Но не тут-то было. Он снова садится рядом, безмятежно достает из портфеля тетрадь с ручкой и переводит внимание на учителя. А я опять напрягаюсь, как струна.

Ирина Александровна продолжает разносить наши контрольные, а затем принимается объяснять решение самых сложных задач. Но я совсем ее не слышу и не вижу. Соболев в полуметре от меня так сильно давит своей мощной энергетикой, что мне хочется сползти под парту.

Он абсолютно невозмутим и внимает каждому слову учительницы, как будто пару минут назад не был готов наброситься на Никиту, словно хищник на добычу. Интереса ко мне не проявляет. Чего не сказать обо мне. Я до ужаса хочу рассмотреть татуировки новенького, да и его самого тоже. Хотя я достаточно разглядела Соболева, когда он вошел в класс и когда собирался драться с Никитой, но все равно непонятно откуда нагрянувшее любопытство к его персоне просто распирает меня.

Не выдерживаю и аккуратно поворачиваю в его сторону голову. У новенького черные, как смоль, волосы и слегка смуглая кожа. Не сильно, а как будто он провел день на пляже. Ровный нос, слегка выпирающий подбородок, а на щеках едва заметная легкая щетина. Он выглядит старше всех остальных ребят в классе.

Соболев, видимо, чувствует мой взгляд, потому что тоже слегка поворачивает ко мне голову. Сердце тут же делает сальто, а щеки начинают полыхать от того, что меня поймали с поличным. Мне бы уткнуться в свою тетрадь и сделать вид, что я записываю за Ириной Александровной, но я, как дурочка, продолжаю смотреть на новенького.

Никогда не думала, что бывают черные глаза…

— Кхм, — раздается с задней парты.

Резко оглядываюсь назад и натыкаюсь на мрачного Никиту. Мой парень злее черта и, похоже, сейчас прожжет во мне дыру. Быстро возвращаюсь к своей тетради и тут же принимаюсь переписывать примеры с доски, даже не вникая в их смысл.

А вот Соболеву «кхм» от моего парня ни по чем. Он продолжает рассматривать меня, не стесняясь. В сидячем положении платье немного задралось и оголило ноги в тонких капроновых колготках. Я почти физически чувствую, как он лапает меня взглядом. Щеки снова начинают гореть от стыда и снова мне хочется сползти под парту, а еще лучше убежать отсюда подальше.

Глава 3.

Я молчу, чувствуя, как резко пересохло в горле.

— Не бойся, я тебя не обижу, — ухмыляется.

— Я не боюсь! — стараюсь произнести максимально уверенно, но дрогнувший голос меня выдает.

— Я же вижу, как ты трясешься.

Набираю в грудь побольше воздуха и говорю:

— Слушай, я не знаю, что у тебя на уме, но…

Новенький перебивает меня тихим смехом.

— Я не хотел тебя напугать, Белоснежка. Извини, что так вышло. Твой парень оказался немного неадекватным, но это я сам с ним потом обсужу. Меня сейчас больше твое состояние волнует, а то ты выглядела так, будто находишься при смерти. Ты точно в порядке?

— Я не Белоснежка.

Почему-то во всей его речи меня зацепило только то, что он назвал меня Белоснежкой.

— Ну а кто же ты? — и он проходится по мне наглым взглядом.

— Слушай, — набираюсь храбрости. — Я понимаю, что ты новенький и стремишься сразу заработать авторитет, но…

— У меня нет стадного чувства, — снова перебивает. — Я уже давно не заморачиваюсь такой ерундой, как авторитет среди себе подобных. Мне кажется, это что-то из мира животных.

— Как бы то ни было, пожалуйста, не подходи ко мне ближе, чем на метр. И да, место рядом со мной всегда занято моим парнем.

На этих словах я с гордо поднятой головой шагаю мимо Соболева по направлению к кабинету алгебры. Вот только сердечко все равно ёкает, когда я чувствую, как он провожает меня хищным взглядом. Зайдя в класс, я сажусь за одну парту с Никитой, стянув со своей тетрадь с ручкой. Ирина Александровна смеряет меня недовольным взглядом, но молчит. Одноклассники тоже воздерживаются от едких комментариев.

Дверь класса снова открывается и заходит новенький. Он садится на свое — то есть, на Никитино — место, демонстративно хмыкнув. Я беру под партой ладонь своего парня и крепко ее сжимаю. Никита не сжимает мою руку в ответ.

Ну же, Ник, успокойся! Я-то тут при чем?

Я продолжаю держать под партой руку своего парня, вот только почему-то смотрю не на доску с уравнениями, а на спину Соболева. Слегка ссутулившись, он записывает в тетрадь. Белая рубашка на его теле натянулась и через нее просвечивается черная татуировка на левой лопатке.

Вот для чего разрисовывать себя непонятно чем? Что это за дурацкая причуда — набивать на своем теле не пойми что?

Мой взгляд перемещается на профиль Соболева. И я просто залипаю, рассматривая его лицо. Сильное, мужественное, а не прыщавое, как у половины пацанов нашего класса.

Звенит звонок на перемену, от которого я дергаюсь, как от укуса пчелы.

— Налюбовалась? — едко спрашивает Никита и вырывает из моей ладони свою.

— Я смотрела на доску! — вру.

Мы поднимаемся с мест, и я вынуждена подойти к своей парте за сумкой. Новенький тоже поднялся и убирает в портфель учебник с тетрадью.

— Слышь, ты, дерзкий, — подходит к нему Никита, а у меня сердце в пятки падает.

Соболев лениво поворачивает к Нику голову, мол, кто это тут пищит.

— Я надеюсь, ты усвоил, что место рядом с этой девушкой всегда занято.

Остальные одноклассники тоже убирают в сумки тетради с учебниками, но, увидев, что Ник и новенький снова стоят друг к другу вплотную, побросали свои дела и с любопытством наблюдают за ними. Не хватает только попкорна.

— Если тебе есть, что мне сказать, — отвечает новенький, беря в руки портфель. — То скажи мне это после уроков, — и он делает шаг по направлению к выходу, пихая Никиту плечом.

Мой парень порывается сделать на Соболева выпад, но я резко хватаю его за руку.

— Никит, пожалуйста, не надо драки. По крайней мере не сегодня, когда у нас есть планы.

— Ник, выдохни, — подходит наш одноклассник Вова.

— Да, сбавь градус, — добавляет Сергей. — Мы же уже не пятиклассники, чтобы забивать стрелки и морды бить.

Никита со злостью выплевывает ругательство. Хватает свой портфель и принимается швырять в него предметы. Я переглядываюсь с Лилей. Она не менее взволнована, чем я. Еще бы. Сегодня пятница, и у нас были большие планы на ее день рождения.

Никита вылетает из класса, и я очень надеюсь, что он не затеет драку с новеньким, потому что для того вмазать Нику — как раз плюнуть. Соболев и выше, и сильнее.

— Слушай, это просто какой-то закон подлости, — ко мне подходит Лиля. — Вот надо было всему этому случиться на мой день рождения!?

— Прости, — я приобнимаю подругу. — Я поговорю с Никитой.

— Да дело даже не в Никите, а в этом новеньком. Почему он не пересел, когда Ник сказал, что ты его девушка?

— Не знаю, из принципа, наверное.

— Придурок.

— Это точно.

Мы направляемся к выходу. Я ловлю на себе любопытные взгляды одноклассниц, в спину мне доносится их шепот. У нас не очень дружный класс, у каждого своя компания. В моей компании Никита, Лиля, Ульяна, Вова и Сережа. Правда, Ульяна такая сплетница, что находит общий язык со всеми. С ней лучше не секретничать, иначе об этом завтра же узнает половина школы. Вова же дружит много с кем в параллельных классах.

Глава 4.

— Да пошел ты к черту! — выкрикиваю и разворачиваюсь, чтобы уйти в противоположный конец класса.

Никита заходит со звонком. Смеряет новенького взглядом с лютой ненавистью, затем находит глазами меня и садится рядом. Соболев так и остается за нашей партой. На переменах он знакомится с ребятами, флиртует с девочками и к концу уроков становится чуть ли не главным королем класса.

Вот так просто. За один день. Пришел, увидел, победил.

Полежаева вьется вокруг новенького на каждой перемене.

— Тошно смотреть, — морщится Лиля, когда Полежаева снова запрыгивают на парту, закинув ногу на ногу. Тянется ладонью к белоснежной рубашке Соболева и смахивает с плеча невидимые пылинки. Затем — то ли специально, то ли случайно — чуть не падает с парты, а новенький успевает быстрым движением подхватить ее за талию. Сразу не отпускает, задерживая Полежаеву на несколько лишних секунд в своих объятиях.

— И почему я не такая уверенная в себе, как Лера? — вздыхает Ульяна.

— Потому что у тебя есть мозги, а Полежаева кроме как задницей перед парнями вилять, больше ни на что в этой жизни не годится. Интересно, как скоро после школы она залетит? — Лиля смачно откусывает яблоко.

— Да почему ты думаешь, что она залетит? — спорит Ульяна. — Лера красивая и уверенная в себе. Это разве минус? А вот у меня лишние килограммы и низкая самооценка.

— Можно быть красивой и уверенной в себе, но при этом иметь мозги. Как, например, наша Соня, — отвешивает мне комплимент Лиля. — А таким, как Полежаева, после школы дорога в залет.

В этот момент Лера отбрасывает длинные темные волосы назад, оголяя Соболеву декольте, в которое он незамедлительно заглядывает.

— Смотрите, а новенький ведется на ее заигрывания, — замечает Уля. — Думаете, они будут встречаться?

Лиля снова громко хрустит яблоком. Прожевав, отвечает:

— Я думаю, он ее поматросит и бросит.

В этом я с подругой согласна. Новенький совершенно точно относится к той категории парней, которым, как говорится, от девушек «нужно только одно».

— Мне кажется, мы слишком много внимания уделяем Соболеву, — говорю. — Ну пришел в наш класс новенький. У нас что, никогда не было новеньких?

— Таких, как он, не было, — констатирует Уля.

В этом она права. Таких, как Дима Соболев, у нас действительно никогда не было. Он разительно отличается от всех парней класса и параллели. И да, черт возьми, на каждом уроке моя голова так и норовит повернуться в его сторону, чтобы посмотреть. Аж бесит.

Просто я до сих пор в шоке с того, как он приватизировал нашу с Никитой парту! Казалось бы, это всего лишь парта. Подумаешь. Но с другой стороны, какого фига????

После уроков мы всей нашей компанией дружно идем в гардероб, чтобы отправиться в ресторан по случаю дня рождения Лили.

— Я вас догоню, — вдруг произносит Никита.

Я тут же разом напрягаюсь.

— А почему ты не пойдешь с нами?

— Помнишь, физичка говорила, чтобы я зашел к ней обсудить самостоятельную? Я там все неправильно решил, она собралась мне объяснять.

— Это я помню, — неделю назад мы писали самостоятельную по физике, которую Ник завалил. Учительница сказала, чтобы он «в любой день после уроков» зашел к ней, и она объяснила ему ошибки. — Но почему ты решил сделать это сегодня?

— Ну а когда еще? Неделя уже прошла.

— Сходи к ней в понедельник.

— В понедельник у меня тренировка сразу после уроков.

— Во вторник тогда.

— Это уже поздно.

— Ребят, вы идете? — кричит нам Лиля.

— Лиль, скинь мне геолокацию, я к вам попозже присоединюсь. Мне к физичке по поводу самостоятельной надо, — отвечает Ник.

Лиля, Вова, Сережа и Ульяна разом меняются в лице.

— Ник, давай в понедельник вместе к ней зайдем? Мне она тоже говорила, — предлагает Вова.

— В понедельник у меня тренировка. Ладно, ребят, не задерживайтесь из-за меня.

Как раз в этот момент из учительской выходит физичка.

— Татьяна Алексеевна, можно сейчас к вам по поводу самостоятельной? — тут же спрашивает ее мой парень.

Учительница кивает.

— Да, можно, — переводит взгляд на Вову. — Владимир, а тебя я тоже жду.

— Я в понедельник приду. Можно?

— Понедельник — крайний срок.

— Да-да, я обязательно буду.

Не говоря нам больше ни слова, Никита разворачивается и уходит вслед за физичкой. В груди снова шевелится неприятное предчувствие, но я отгоняю его подальше.

— Ладно, пойдем? — слегка разочарованно спрашивает Лиля.

Мы выходим из школы и направляемся в сторону итальянского ресторана, где родители подруги забронировали столик. Вова и Сережа начинают травить шутки, разряжая обстановку, и потихоньку плохое настроение сходит на нет. Зал ресторана неожиданно оказывается почти пустым, что нас сильно радует. Поднимая вверх стаканы с безалкогольными коктейлями, мы дружно поздравляем подругу и вручаем ей подарки. Постепенно Лиля отходит от потрясений сегодняшнего дня и наконец-то начинает получать удовольствие. Даже соглашается потанцевать с Вовой.

Глава 5.

За столом воцаряется гробовая тишина. Ульяна растерянно хлопает ресницами, Лиля стремительно бледнеет, Вова же, наоборот, багровеет.

— Сонь, он просил тебе передать, что останется в больнице до понедельника, — говорит Серёжа, спустя минуту тишины.

— С переломом руки разве кладут в больницу!? — восклицаю и хватаюсь за телефон, чтобы позвонить Нику.

— И он просил передать, чтобы ты ему пока не звонила, — поспешно добавляет.

— Это еще почему!? И почему он вообще позвонил тебе, а не мне?

— Ему только наложили гипс, приехали его родители… В общем, он сказал, что сам тебе позвонит, когда останется один.

— Когда я ломала руку, меня не клали в больницу… — комментирует Ульяна.

— Ну у него там еще какие-то ушибы от падения. Его предки решили перестраховаться.

— Поскользнулся, как же! — зло выпаливает Лиля. — Это же как надо поскользнуться, чтобы сломать руку и лечь в больницу!? — подруга тяжело дышит и мнёт в руках салфетку. — Это новенький! Это он!

Внутри все холодеет от ужаса, когда я вдруг понимаю, что Лиля права… Ну конечно, Никита захотел разобраться с Соболевым, а тот…

Мне становится дурно. От того, насколько этот тип опасен и неадекватен.

Какой-то чертов псих!

— Да подожди, — успокаивает ее Вова. — Может, Ник и правда поскользнулся.

— Так я и поверила! — поворачивает голову ко мне. — Соня скажи своей маме, чтобы исключила этого урода! Не успел прийти, а уже руки людям ломает!

— Я предлагаю навестить завтра Никиту и спросить его, что было на самом деле, — примирительно предлагает Сергей. — Сейчас мы делаем поспешные выводы.

Вечер безнадёжно испорчен, о том, чтобы продолжать празднование, даже не может быть и речи. Лиля звонит своему папе, через полчаса он приезжает и оплачивает счет. Мне ужасно неудобно перед подругой за то, что косвенно по моей вине ее день рождения оказался омрачён. Я лепечу извинения, но Лиля только отмахивается.

— Ты тут не при чем. Это все новенький. Он опасен для общества, его нужно изолировать.

Домой я возвращаюсь разбитая и без настроения. Настенька выбегает из своей комнаты и мчится ко мне.

— Соооня пришла!

Подхватываю сестру на руки, целую в щеку и опускаю на пол, принимаясь снимать с себя верхнюю одежду.

— А у нас в садике скоро утренник!

— Хорошо.

— Ты придешь?

— Конечно.

— Я буду танцевать и петь песенку.

— Хорошо.

— Соня, а почему ты такая грустная? — тут же сникает сестра. — Тебя кто-то обидел?

Из кухни выглядывает мама. Дома она мягче и добрее, чем на работе. Иногда мне вообще кажется, что это два разных человека. В школе она Крыса Аркадьевна, которая запрещает даже красить ногти ярким лаком. А дома она просто мама, которая позволяет своим детям абсолютно все.

— Как отметили? Я ужин готовлю, но ты, наверное, не голодная?

— Нормально. Я попью с вами чай.

— Папа тоже уже скоро вернется и сядем за стол.

— Угу.

Мама возвращается на кухню, а я, вымыв руки, плетусь к себе в комнату. От Никиты до сих пор ни звонка, ни сообщения. Не включая света, я падаю на кровать и закрываю глаза. Еще утром я вела сестру в садик в полной уверенности, что сегодняшний день будет прекрасным и замечательным. А на деле оказалось все с точностью, да наоборот.

Новенький… При одной только мысли о нем становится не по себе. Вспоминаю его дерзкий взгляд, и мурашки по коже бегут. Соболев так смотрит, как будто насквозь видит и мысли читает. Удивительно, как легко Полежаева с ним заигрывала. Я пока сидела с новеньким за одной партой, думала, поседею в семнадцать лет.

Рядом с ним мне было не то что бы страшно, а, скорее, неспокойно. Все время не покидало чувство опасности и усиленно работал инстинкт самосохранения, как будто Соболев может нести для меня реальную угрозу.

Дверь моей комнаты открывается и заглядывает головка Настены.

— Соня, ты спишь? — спрашивает шепотом.

— Нет. Иди ко мне.

Настенька плотно закрывает дверь и спешит забраться ко мне на кровать. Обнимаю сестру и прижимаю к себе, запуская пальцы в ее мягкие шелковистые волосы.

— Почему ты грустная? Тебя кто-то обидел?

— Нет. Просто устала.

— А что ты делала?

— Училась. А потом ходила на день рождения к Лиле.

— А я буду танцевать на утреннике с мальчиком.

— Хорошо.

— Его зовут Дима.

Меня передергивает. Перед глазами снова становится лицо Соболева: сильное, уверенное в себе и для многих девушек наверняка привлекательное. Интересно, зачем он поменял школу в феврале за несколько месяцев до окончания? Надо будет спросить у мамы.

Глава 6.

Я прихожу навестить своего парня на следующий день. Никита с гипсом на левой руке лежит в индивидуальной палате частной клиники. Он нормально двигается, но слегка прихрамывает.

— Вышел из школы, прошел сто метров по тротуару и поскользнулся, — говорит мне. Это же он сказал и вчера по телефону, когда звонил.

Я не верю ему. Никита улыбается, пытается шутить, но все это попытки отвлечь меня от правды.

— Жаль только, что левую сломал, — сетует.

Никита — левша. Писать правой рукой он не умеет.

— Зачем ты его покрываешь!? — восклицаю.

— Кого? — делает вид, будто не понимает.

— Новенького! Ты же подрался с ним, не отрицай.

Ник морщит лицо.

— Драться с ним из-за того, что он уселся за нашу парту? Да ну, что за бред. Это же всего лишь парта.

Свиридов ничего мне не расскажет, можно даже не пытаться узнать. У него вообще излишне патриархальные замашки. Никита считает, что дело женщины — это следить за своей внешностью, учиться, в свободное время читать книги или смотреть сериалы. А важные вещи — это не женского ума дело, уверен он. Ник занимается футболом, и он ни разу не разрешил мне прийти посмотреть на его игру.

«Ты все равно ничего не поймешь», — говорил.

Как будто я тупая и не знаю правил футбола!

— Понятно, — бормочу обиженно. — Давай, скажи, что это не моего ума дело.

— Сонь, хватит, — резко обрывает. — Я поскользнулся на тротуаре! Это все, что тебе нужно знать.

— Ну да, на большее моих умственных способностей не хватит.

Ник недовольно вздыхает.

— Ладно, поправляйся, я пойду, — поднимаюсь со стула.

В этот момент распахивается дверь палаты и входят наши друзья: Вова, Сережа, Лиля и Уля.

— Здорова, пострадавшим! — громко говорит Вова.

У друзей в руках пакеты с фруктами. Ник тут же веселеет и включается в оживленный разговор. Я решаю не оставаться с ребятами, целую в щеки девочек и ухожу.

В моей ленте в ВК мелькает Соболев, поскольку половина класса добавила его в друзья и налайкала ему фоток. А ночью соцсеть уже выдает мне его в графе «Возможно, вы знакомы».

Я борюсь с соблазном зайти на его страницу. На аватаре Соболев в футболке, оголяющей руки с татуировками, на какой-то крыше смотрит в сторону. Не выдерживаю и все-таки тыкаю на его имя. Сердцебиение предательски учащается. У Соболева не много фотографий. Штук десять максимум. Везде он один. Некоторые фото черно-белые.

Даже на снимках двух- и трехлетней давности новенький выглядит взросло. От него исходят сила и уверенность в себе. А еще самостоятельность. Вот, точно. Наконец-то я нашла подходящее слово, которое отличает его от всех нас. Он кажется слишком самостоятельным по сравнению со всеми остальными в классе. Соболев совершенно точно не маменькин сынок.

Начинаю листать его фотографии по второму кругу, как вдруг происходит страшное: я случайно ставлю ему лайк. В крови происходит резкий выброс адреналина, а я принимаюсь судорожно соображать, что теперь делать. Не придумываю ничего лучше, чем убрать лайк. Надеюсь, новенький не онлайн и не заметит этого.

Он онлайн, отчего мое сердце грохается в пятки. Может, все равно не заметит? Хоть бы не заметил. Но уже через пару десятков секунд мне приходит сообщение:

«Сначала понравился, а потом разонравился?)»

Мне хочется провалиться сквозь землю. Чувствую, как стремительно начинают гореть щеки и уши. Я уже близка к тому, чтобы выбросить телефон в окно и больше никогда не приходить в школу, как Соболев пишет мне второе сообщение:

«Привет, Белоснежка) Я думал о тебе»

Из легких весь воздух вышибает. «Я думал о тебе» пульсирует в висках, разгоняя по телу вибрации. Дрожащим пальцем зачем-то тыкаю на всплывший вверху экрана пуш. Открывается наш диалог, состоящий из двух его сообщений. Дмитрий Соболев онлайн, и я онлайн. Конечно, он видит, что я прочитала сообщения.

«Во-первых, я не Белоснежка. Во-вторых, я поставила тебе лайк случайно. Не обольщайся на счет того, что ты мог мне понравиться»

Когда тебя поймали с поличным, отрицать смысла нет. Да, я зашла на его страницу и смотрела его фотографии. И что?

«Мне приятно, что я занимаю твои мысли и ты решила найти меня в соцсети»

Фыркаю.

«Ты вообще не занимаешь мои мысли. Просто весь класс уже добавил тебя в друзья, поэтому искусственный интеллект ВК выдает мне тебя в ленте»

«Искусственный интеллект знает, что ты обо мне думаешь, вот и выдает)»

Я начинаю злиться. Вот только из-за чего? Из-за того, что новенький угадал? Я ведь действительно думаю о нем постоянно.

Соболев снова набирает сообщение:

«Задай мне любой вопрос, Белоснежка, и я честно тебе отвечу. Это лучше, чем ты будешь додумывать то, чего нет»

Мне бы следовало отправить его в черный список и выключить телефон, но я зачем-то печатаю:

Глава 7.

В понедельник Никита не приходит в школу, поскольку у него болит вся левая сторона туловища, и он слегка хромает на левую ногу. Ну и рука сломана.

Моя злость на новенького растёт в геометрической прогрессии. А когда он заходит в класс с жирным синяком на правой скуле и опухшей губой, я окончательно убеждаюсь, что Соболев и Свиридов все-таки подрались. Примечательно, что у новенького подбита именно правая сторона лица: Никита левша, а значит, удар его левой руки пришёлся как раз на правую щеку Соболева. А после, скорее всего, новенький схватил Ника за эту самую левую руку и сломал ее.

Я сажусь одна в противоположном конце класса от своей старой парты, которую по-прежнему оккупирует новенький. Без малейшего зазрения совести он усаживается на место Никиты и поворачивает голову ко мне. Приподнимает опухший правый уголок губ в скептической усмешке и кивком головы на соседний стул предлагает сесть с ним. Просто поразительная наглость.

Показываю новенькому средний палец.

Соболев начинает хохотать и тут же достаёт из кармана джинс мобильник. Я снова обращаю внимание на его одежду. При всей строгости моей мамы, у нас нет школьной формы. Сегодня на новеньком толстовка с логотипом известной марки и модные синие джинсы. Телефон у него тоже не самый дешевый.

И с чего мама взяла, что новенький из неблагополучной семьи? Ах да, ей же директор его прежней школы об этом рассказала. Может, она наврала? Соболев выглядит не хуже всех нас.

Звонок прозвенел несколько минут назад, учительница по культурологии входит в класс, а мой телефон в пенале вибрирует. Достаю гаджет и вижу сообщение в ВК от Дмитрия Соболева:

«Вау, Белоснежка, ты меня удивила. Не думал, что ты способна показать кому-то неприличный жест. Ты же хорошая девочка»

В качестве ответа я отправляю ему смайлик: средний палец.

«Ты только что стала нравиться мне еще больше»

Несколько раз перечитываю эти слова и чувствую, как учащается мое сердцебиение. Он имеет в виду, что я стала нравиться ему еще больше как девушка? Или в каком смысле? Почему он вообще так легко об этом говорит? Он всем девушкам разбрасывается признаниями? Или это было не признание, а просто так?

Средний палец.

«Белоснежка, да ты, оказывается, никакая не хорошая девочка, как я думал. Какие еще секреты ты в себе таишь, прячась за образом отличницы? Прогуливаешь уроки и куришь за школой?»

Средний палец.

«Хочу узнать тебя»

Дыхание перехватывает. Почему-то я представляю, каким голосом Соболев говорит это: низким, слегка хрипловатым. Кожа вмиг покрывается мурашками, а рука, держащая смартфон, начинает подрагивать.

— Соня Рузманова, — голос новенького в моей голове перекрывает недовольный тон учительницы.

Быстрым движением засовываю телефон обратно в пенал и поднимаю на нее раскрасневшееся лицо.

— И вы, молодой человек, — обращается к Соболеву.

Он тоже прячет мобильник в карман.

— Да?

— Как вас зовут?

— Соболев Дмитрий. Я новенький.

— Значит так, Соболев Дмитрий и Рузманова Софья, а ну-ка перескажите мне, что я только что рассказывала.

Я тяжело сглатываю. Культурология — совершенно бесполезный и никому неинтересный факультатив. Учительница понимает это, и очень обижается за то, что ее предмет никому в 11 классе не нужен. Поэтому сейчас она не упустит возможности самоутвердиться за наш счет.

— Ну все понятно, — выносит вердикт, когда ни я, ни Соболев не произносим ни звука. — Могу поставить вам двойки за урок прямо сейчас или дать возможность реабилитироваться. Выбирайте.

У меня внутри все опускается. Как двойка? Просто за то, что я прослушала ее?

— Я бы хотел реабилитироваться, — уверенно заявляет Соболев.

— Я тоже, — вторю ему.

— Тогда поручаю вам сделать совместный проект, — и тут у меня все опускается во второй раз.

Совместный проект? Вместе с Соболевым? Хочется побиться головой о стол.

— Вы должны взять любой западный фильм и проанализировать его на предмет идеологии страны-производителя, которая транслируется в массы за рубеж с помощью этого фильма. Ваша задача — определить систему ценностей государства, которая путём показа фильма в других странах распространяет, сеет в умы зрителей чужую культуру, чужую идеологию. Жду от вас на следующем уроке в понедельник презентацию. Понятно задание?

Нет.

— Да, — уверенно заявляет новенький. — Мы с Софьей подготовим презентацию, — обещает.

По классу тут же проносятся тихие смешки и шепотки.

— А ну тихо! — приказывает учительница.

Конечно, все знают, что Никита с поломанной рукой, и отнюдь не из-за того, что поскользнулся на тротуаре. Лиля награждает меня сочувственным взглядом и неодобрительно качает головой. Полежаева кривит гримасу и фыркает.

— А можно сделать проект по отдельности? — подаю голос. Почему-то он выходит писклявым. Наверное, из-за нервов. Представляю, что теперь будут говорить у меня за спиной.

Глава 8.

«Я не буду говорить тебе банальное: «Приезжай ко мне, посмотрим фильм». Я просто скажу тебе название фильма, который мы возьмем для проекта, — «Красавица и чудовище» 2017 года».

Такое сообщение я получаю от Соболева вечером того же дня. В груди тут же начинает шевелиться волнение. А когда я перечитываю «Приезжай ко мне, посмотрим фильм», щеки розовеют от смущения. Это совершенно ужасная фраза, окрашенная пошлостью! Еще бы он посмел сказать мне ее всерьез!

«Красавица и чудовище? Серьезно?»

«Серьезнее некуда, Белоснежка»

«И какие ценности пропагандируются в этом фильме?»

«А ты его смотрела?»

«Нет»

«Ну вот посмотри и обсудим»

Я зависаю на несколько секунд. Как-то не вяжется в моей голове образ брутального Соболева, смотрящего девчачий фильм.

«Ты серьезно смотрел фильм «Красавица и чудовище»? Интересно, какую музыку ты тогда слушаешь. Бритни Спирс?»

Жду, когда напечатает ответ.

«Я очень рад, что у тебя появилось желание узнать меня получше. Можем завтра после школы куда-нибудь сходить, и я тебе все о себе расскажу)»

Сердце подпрыгивает. Вот так просто он предлагает мне куда-нибудь вместе сходить, зная, что у меня есть парень. Нагло и бесцеремонно подкатывает к чужой девушке.

«У меня есть парень, так что мне есть, с кем ходить куда-нибудь после школы»

Печатаю ответ, испытывая особенное удовольствие.

«Кстати, как там твой раненый Ромео? Жив хоть? Поскользнулся на тротуаре и сломал руку, так вроде?»

Я снова вспыхиваю возмущением, вдруг вспоминая о том, что Соболев сделал с Никитой.

«Скажи спасибо, что мой парень не стукач, а то ты бы уже в полицейском участке был!»

«Меня полицейским участком не напугаешь))) Я там постоянный гость)))»

«Ты опасен для общества»

«Для тебя не опасен. Не бойся меня»

Я решаю прекратить на этом наш разговор. Он дал мне название фильма, а больше нам говорить не о чем. Я скачиваю на ноутбук «Красавицу и чудовище», но не смотрю. Еще куча времени до следующего понедельника. Лучше почитаю «Дубровского», а то завтра после уроков книжный клуб, который я посещаю.

Следующим утром я по традиции отвожу в сад сестру и бегу в школу. Никита опять не приходит, и мне уже становится тревожно. Нет, не за то, что у него очень плохое самочувствие, а за то, что Ник за несколько месяцев до экзаменов вздумал прогуливать уроки.

А он именно вздумал прогуливать! Уж я-то знаю, как Никита любит найти повод, чтобы не прийти в школу. Для него даже температура 36,9 — причина.

— Я с тобой сяду, можно? — Лиля плюхается на соседний стул, не дожидаясь моего ответа. — А то что-то Вова своим вниманием меня уже душит, — понижает голос.

Скашиваю на подругу взгляд.

— Я думала, у вас с ним что-то намечается…

Лиля кривит лицо в гримасе ужаса.

— Я тебя умоляю! Что может намечаться у меня и Вовы?

— Ну… — тяну. — Всякое…

— Ну нет, — качает головой.

— Почему?

— Он мне не нравится.

Пихаю ее ногой под партой.

— Да брось, вы с ним отлично смотритесь вместе.

— Ага, как брат и сестра.

Я прыскаю от смеха, но тут же замолкаю, потому что в класс заходит новенький. Следом за ним, словно ручная собачка, семенит Полежаева.

— Мне кажется, или с появлением новенького ее юбка стала еще короче? — провожает их взглядом Лиля.

— Тебе не кажется.

— Почему твоя мама не отрегулирует длину юбок у девочек?

Соболев садится за мою прежнюю парту, а Полежаева приваливается к ней бедром, скрестив на груди руки. Лера что-то говорит новенькому, он делает вид, будто слушает, а сам гуляет взглядом по ее фигуре. Чего греха таить, у Полежаевой аппетитные формы. Мальчики постоянно засматриваются на нее.

Я заставляю себя отвернуться от этой сладкой парочки и открываю учебник по русскому языку. Но Лиля права. Надо попросить маму обратить внимание на то, что некоторые девочки приходят в школу в неприлично коротких юбках. Высоту каблуков тоже можно отрегулировать.

На перемену я, как обычно, выхожу с подругами. Ульяна рассказывает нам с Лилей последние школьные сплетни, которые я слушаю в пол-уха.

— Ну и короче, они поцеловались на вписке у Андрея… — ведает нам с важным видом, как вдруг я слышу у себя за спиной громкое:

— Соня!

Голос Соболева заставляет меня замереть. Лиля и Ульяна тормозят вместе со мной, удивленно оглядываясь на новенького, который подошел к моей спине вплотную. Я не поворачиваюсь к нему, но чувствую его близкое присутствие.

Глава 9.

— Это директор школы, — сиплю Соболеву. — Надо открыть.

Он шумно выдыхает мне в затылок и медленно ослабляет хватку на моем теле. Резким движением скидываю с себя его руки и мчусь открывать дверь.

— Соня? — мама окидывает меня удивленным взглядом. — А что ты…

Она замечает за моей спиной Соболева и еще шире распахивает глаза.

— Здравствуйте, Лариса Аркадьевна, — громко говорит новенький. — В коридоре на перемене было слишком шумно, вот мы с Софьей и зашли в свободный кабинет, чтобы обсудить совместный проект по культурологии. Дверь закрыли, чтобы нам никто не мешал. Но уже прозвенел звонок на урок, поэтому мы пойдем. Извините за доставленные неудобства.

Мама меняется в лице на глазах. Ее губы смыкаются в нитку, скулы заостряются, а подбородок задирается кверху.

— Да, нам надо было обсудить проект в тишине, — тараторю. — Ну, мы пойдем на урок, да и вас задерживать не будем, — за мамой выстроилась очередь из восьмиклассников. Вчера за ужином она обмолвилась, что одна из учительниц по русскому языку заболела, поэтому мама временно будет преподавать ее классам.

Я проскальзываю мимо матери и учеников, Соболев поспевает за мной. Бегом преодолеваю расстояние до выхода на лестницу, у нас сейчас урок на втором этаже. Скрывшись от материнских глаз, я приваливаюсь к перилам и несколько раз глубоко вдыхаю и выдахаю. Новенький останавливается рядом.

— Ты в порядке?

— Иди уже, — цежу.

— Без тебя я никуда не пойду, — он аккуратно кладет ладонь мне на плечо.

Раздраженно дергаю, сбрасывая его руку.

— Это твоя мама? — произносит фразу вопросительно, но на самом деле констатирует факт, а не спрашивает.

— Да.

Возникает молчание. Я все жду, что Соболев пойдет на урок, а он все не уходит, продолжая стоять на лестнице рядом со мной.

— Пойдем, — бросаю ему и тороплюсь спуститься по ступенькам.

На урок истории мы заходим с десятиминутным опозданием. Извинившись, проходим к своим партам. Я чувствую на себе недоуменные взгляды одноклассников, но старательно делаю вид, что не замечаю их. Достаю из сумки учебник, тетрадь и пенал. Открываю нужную страницу и пытаюсь начать читать новый параграф, но тяжелое и недовольное дыхание Лили над ухом мешает сконцентрироваться.

— Где ты с ним пропадала? — шипит.

— Обсуждала проект по культурологии.

— Ну-ну.

Мне хочется психануть и выкрикнуть подруге, что это не ее дело. Но вместо этого я всего лишь демонстративно отодвигаюсь от нее подальше на стуле. Когда звенит звонок на перемену, Лиля тут же складывает свои вещи в сумку и спешит покинуть кабинет. А когда я захожу на английский, она уже сидит за своей прежней партой вместе с Вовой.

И вот за что она на меня обиделась?

Впрочем, мне сейчас не до Лили. Мой затылок помнит дыхание Соболева, а талия помнит его руки. Он меня… обнимал. Крепко так к себе прижимая. И нюхал. Зарылся лицом в распущенные волосы и водил носом вверх-вниз. Какая жалость, что у меня сегодня чистая голова. Не надо было вчера ее мыть.

А сейчас новенький сидит с Полежаевой. Она уселась к нему за мою прежнюю парту. Прямо на мое место. Вместо того, чтобы слушать англичанку, они переговариваются.

Мне становится противно. До ужаса неприятно от поведения новенького. Сначала он флиртует с Полежаевой, потом зажимает меня, потом снова флиртует с Полежаевой. Еще пишет мне вечерами. Интересно, он переписывается с нами обеими одновременно? Как только сдадим проект, добавлю его везде в черные списки.

После шестого урока я направляюсь в кабинет, в котором у нас проходит книжный клуб. Это кружок для любителей литературы. Он раз в неделю, посещение по желанию. Стабильно ходят человек шесть-семь из разных классов, которые планируют сдавать ЕГЭ по литературе. Кружок ведет не учитель литературы, а приглашенный филолог из МГУ. На самом деле это просто мамина близкая подруга тетя Тоня. Но в стенах школы я называю ее Антониной Павловной.

Я буду сдавать ЕГЭ по литературе и поступать на филфак МГУ. Интуиция подсказывает мне, что профессия филолога по большей части бесполезная, и, скорее всего, в будущем меня ждет должность школьного учителя по русскому языку и литературе, но я не хочу загадывать так далеко.

Просто я очень люблю читать книги. Мои самые близкие друзья — Лиля, Ульяна, Вова, Сережа и Никита — любовь к чтению не разделяют, поэтому мне особо не с кем поделиться впечатлениями от прочитанного. А иногда так хочется обсудить интересную книгу. Книжный клуб в этом плане очень спасает.

Я прихожу первой. Здесь, как в клубе анонимных алкоголиков, что показывают в американских фильмах, стулья стоят кружком. Я занимаю свое место напротив Антонины Павловны. Заходит девочка из параллельного класса — Аня. Затем две девятиклассницы Оля и Неля, десятиклассник Вадим и восьмиклассник Антон. Все в сборе, в общем-то.

Открывается дверь и входит Антонина Павловна, а следом за ней…

Нет, ну он издевается надо мной!

— Ребята, добрый день, — радостно щебечет тетя Тоня. — А в нашем клубе новенький! Знакомьтесь, Дима Соболев.

Глава 10.

— Ребята, добрый день, — радостно щебечет тетя Тоня. — А в нашем клубе новенький! Знакомьтесь, Дима Соболев.

Девятиклассницы уже вовсю ему улыбаются. Сам Соболев же не сводит озорного взгляда с меня.

— Ставь стул в круг и присаживайся. Ты прочитал «Дубровского»?

— Конечно, — Соболев берет свободный стул и ставит его рядом с Антониной Павловной, так что оказывается напротив меня.

Мое настроение стремится к отрицательной отметке. Я опускаю взгляд на свои ноги и принимаюсь рассматривать потертости на джинсах.

— Итак, — вступает Антонина Павловна. — «Дубровский». Неоконченный и не отредактированный для печати роман Александра Пушкина. Александр Сергеевич даже не успел дать роману название. В рукописи вместо названия стояла дата начала работы над произведением — 21 октября 1832 года. Название «Дубровский» было дано издателями в 1841 году, спустя четыре года после смерти Пушкина. О чем повествует роман?

Первой руку поднимает Аня из параллельного.

— Да, Аня?

— Роман повествует о любви Дубровского и Маши.

Антонина Павловна кивает.

— А еще? О чем еще этот роман?

Руку тянет Вадим.

— Да?

— О том, что один помещик поругался с другим.

— Ребята, ну это все очевидные вещи, — сетует Антонина Павловна. — Подумайте глубже. О чем писал Пушкин?

Поднимаю руку.

— Да, Соня?

— Я думаю, это произведение о приверженности своему слову, — тихо говорю, продолжая рассматривать свои джинсы. Я не поднимаю взгляда на Антонину Павловну, чтобы не видеть сидящего по правую руку от нее Соболева. — Это как в «Евгении Онегине» Татьяна Ларина сказала Онегину: «Я другому отдана и буду век ему верна». Так и тут. Маша обвенчалась с Верейским, и как бы ей ни был противен старый муж и как бы сильно она ни любила Дубровского, она дала слово в церкви и не собиралась его нарушать. Это произведение о преданности своему слову, о выборе и о готовности нести последствия своего выбора.

На пару секунд возникает молчание.

— Я не согласен, — объявляет Соболев.

Его самоуверенный тон заставляет меня резко поднять голову, о чем я тут же жалею. Новенький сидит в расслабленной манере, скрестив на груди руки, и не сводит с меня взгляда.

— Так, Дмитрий, обоснуй, — просит Антона Павловна.

— Я считаю, что «Дубровский» — это обличительное произведение о процветающей коррупции и продажных судах. Это произведение о том, что у кого есть деньги, тот и прав, а у кого их нет, тот всегда крайний. Помещик Троекуров подкупил судью и незаконно отсудил у Дубровского его имение, землю и крестьян. То есть, богатый Троекуров просто дал взятку и выиграл суд. А зная, что Александр Сергеевич Пушкин был оппозиционером и имел активную гражданскую позицию, выступал против императора, дружил с декабристами, то ни о какой любви, ни о каком выборе Пушкин никогда не писал. Пушкин обличал власть, писал о ее произволе и вседозволенности. Самое интересное, что прошло почти двести лет, а в России ничего не изменилось. Сейчас тоже можно дать взятку судье и выиграть процесс.

Если весь монолог Соболева я слушала спокойно, то его последние слова тут же пробудили во мне волну возмущения.

Вообще-то, мой папа — судья!

— Во-первых, не все судьи берут взятки, — чеканю. — Во-вторых, Пушкин писал о любви, а не о политике!

— Во-первых, все судьи берут взятки, — констатирует, глядя на меня. — Во-вторых, Пушкин никогда не писал о любви. Любовь в произведениях Александра Сергеевича была лишь ширмой, за которой скрывались истинные смыслы его творений. Например, «Капитанская дочка». Разве это произведение о любви Петруши Гринева и Маши Мироновой? Нет. Это произведение о русском бунте, бессмысленном и беспощадном, как его называл сам Пушкин. А «Евгений Онегин»? Разве это роман про любовь Татьяны и Евгения? Нет. Это роман про дворянскую жизнь во всей ее прозаической действительности.

— Ты очень интересно рассуждаешь, Дима, — вступает в наш разгоряченный диалог Антонина Павловна. — И ты во многом прав. Александр Сергеевич действительно в каждое свое произведение закладывал несколько смыслов. Даже в детские сказки. Достаточно вспомнить «Золотую рыбку»…

Я больше не говорю ни слова. Инициативу в обсуждении «Дубровского» полностью перетягивает на себя новенький. К концу книжного клуба он уже становится любимчиком Антонины Павловны. Она соглашается с каждым его словом, бесконечно хвалит и говорит, что он абсолютно прав.

В гардероб я спускаюсь совершенно без настроения. Соболев в метре от меня натягивает куртку.

— Ты будешь сдавать ЕГЭ по литературе? — смеряю его презрительным взглядом.

— Нет, я буду сдавать ЕГЭ по информатике.

— Тогда зачем тебе книжный клуб?

— Люблю читать.

Я фыркаю и отворачиваюсь.

— Что опять не так, Белоснежка? — раздается его насмешливый голос у меня над ухом.

Я медленно веду вверх молнию пуховика.

— Если ты не сдаешь ЕГЭ по литературе, то книжный клуб тебе без особой надобности. Можешь, пожалуйста, не ходить? — резко разворачиваюсь к новенькому, и мы оказываемся лицом к лицу.

Глава 11.

— Где ты живешь?

Соболев становится рядом со мной.

— А тебе зачем?

— Провожу тебя.

Я на несколько секунд теряюсь. Изумленно смотрю на новенького, который, кажется, абсолютно серьезен.

— Не надо меня провожать, — отмираю.

— Уже темнеет, так что надо.

— Спасибо, но я как-нибудь без тебя дойду до дома, — огрызаюсь.

— Сонь, хватит вредничать, — строго говорит. — Через десять минут уже будет темно, поэтому хочешь ты или нет, а я тебя провожу.

Ну и наглость! Впрочем, чему я удивляюсь. Это же Соболев.

— Мне противно твое общество, — повышаю голос.

— Сочувствую, но тебе придется терпеть мое общество, потому что идти одной по темноте я тебе не позволю.

Я решаю не продолжать разговор с этим хамом. Пусть плетется сзади, если ему так хочется. От школы до моего дома двадцать минут пешком мимо детского сада сестры. Но Настю уже забрала няня.

Книжный клуб не ограничен по времени. Иногда он длится сорок минут, а иногда пару часов, как сегодня. Все зависит от того, насколько бурная дискуссия и насколько вошла во вкус Антонина Павловна.

А сегодня она совершенно точно вошла во вкус. Спасибо Соболеву с его рассуждениями об истинных смыслах творений Александра Пушкина.

— Куда ты поступаешь? — спрашивает новенький.

Нет, он не плетется сзади в паре метров, как я рассчитывала. Он идет рядом и иногда касается своей рукой моей руки.

— На филологический, — нехотя отвечаю.

— И кем ты будешь?

— Очевидно, филологом.

— Это я понял. Работать где будешь?

— Я так далеко не загадываю.

Я не смотрю на Соболева, но чувствую его удивление. Мы идем по тротуару вдвоем, людей вокруг почему-то нет. Лишь изредка по узкой односторонней дороге проезжают машины. Минут через пять-семь окончательно стемнеет.

— Ты выбрала специальность, не подумав, где и кем будешь работать?

— Слушай, какое твое дело? — выкрикиваю.

— Я за тебя переживаю, Белоснежка, — отвечает елейным тоном.

— Спасибо, но не надо. За меня есть кому переживать.

— Твоему недопарню, что ли? — хмыкает. — Боюсь спросить, где он пропадает, пока ты одна ходишь ночью.

— Во-первых, сейчас не ночь.

— Уже стемнело.

— Во-вторых, мой парень лежит с поломанной рукой. Напомнить, кто ему ее сломал?

— Я помню, — парирует. — Но ноги же у него целы? Ходить может? Значит, он в состоянии встретить тебя поздним вечером после школы и проводить до дома. Но, видимо, ему лень вставать с дивана. Я бы на твоем месте задумался об искренности его чувств.

Я уже близка к тому, чтобы залепить Соболеву пощечину. Это совершенно наглое и хамское вторжение в мою личную жизнь, нарушение моего личного пространства. Он обложил меня со всех сторон! Пришел в мою школу, в мой класс, уселся за мою парту, стал посещать мой книжный клуб… Теперь еще увязался идти до моего дома.

Хорошо, что мама еще в школе и вернется только после восьми. Мне и так предстоит объяснять ей, что я делала с Соболевым в закрытом кабинете. А если она увидит его у нашего подъезда, то меня совершенно точно ждет нравоучительная лекция.

Мы прошли детский сад сестры, теперь начинается небольшой парк, за которым мой дом. Обычно здесь тихо и мирно, но сейчас, как назло, на одной из впереди стоящих лавочек разместилась шумная и явно не очень трезвая компания.

— И ты все время ходишь одна мимо вот таких типов? — возмущенно спрашивает Соболев.

— Обычно их здесь не бывает, — отрезаю.

Чем ближе мы к ним подходим, тем сильнее слышен пьяный гогот. Девушек среди них нет, только парни на вид взрослее нас. Человек десять, наверное. Может, студенты колледжа, который расположен тут неподалеку. Признаться честно, идти одной мимо такой компании мне было бы страшновато.

— Что значит «обычно их здесь не бывает»? — в тоне новенького слышатся нотки злости. — Ты правда не понимаешь, что ходить по ночам одной — это опасно?

— А что ты мне предлагаешь!? — не выдержав, останавливаюсь и разворачиваюсь к нему. — Сидеть до восьми часов в школе и ждать, когда освободится мама, чтобы пойти домой вместе с ней?

До неадекватной компании нам осталось метров тридцать. Они слегка притихли, видимо, заметив нас.

— Знаешь, сейчас я хочу сломать твоему парню вторую руку за то, что он так к тебе относится.

— Никита прекрасно ко мне относится! И он всегда провожает меня до дома, просто сейчас не может. Между прочим, из-за тебя.

Я возобновляю движение, ускорив шаг. Соболев догоняет меня и обнимает за плечи. Я тут же пытаюсь скинуть с себя его руку, но он усиливает хватку.

— Не дергайся.

Я почему-то слушаюсь и действительно не дергаюсь. Мы равняемся с компанией. Она затихает и провожает нас пытливым взглядом. У парней в руках бутылки, также пустые банки разбросаны вокруг лавки. Мне становится не по себе, и в эту секунду я даже рада, что Соболев со мной.

Глава 12.

ДИМА СОБОЛЕВ

2 года назад

— Дим, — кто-то трясёт меня за плечо. — Дим, просыпайся.

Еле-еле разлепляю веки и замечаю в темноте комнаты лицо старшего брата.

— Дим, нужна твоя помощь, — шепчет.

Я тру сонное лицо и бросаю взгляд за плечо Антона. Его кровать заправлена. Когда я ложился спать, брат еще не вернулся.

— Дим, вставай. Нужна твоя помощь, — настойчиво повторяет.

— Что случилось? — зеваю.

— На базе две новых тачки, — быстро шепчет. — Нужно их оттюнинговать, как можно скорее. Поможешь нам с ребятами? Их срочно ждут, времени в обрез.

Я морщусь.

— Антон, ты достал уже. Мне это не нужно.

— Тебе деньги не нужны, что ли?

— Нужны, но не таким образом. Это слишком рискованно.

— Я тебя по-братски прошу! — пихает меня в плечо. — Помоги, а? Времени мало. Всего-то тачки прокачать. Ты ведь всегда можешь сказать, что не знал, что они угнанные.

— Ага, так мне и поверили в суде.

— Коршун нормальные деньги заплатит. Покупатели ждут тачки.

Я тяжело вздыхаю, понимая, что Антон не отстанет. Беру с тумбочки телефон и нажимаю боковую кнопку. Половина четвёртого утра.

Нехотя поднимаюсь с кровати и натягиваю джинсы с толстовкой. За окном метель, температура почти минус двадцать. Меньше всего мне хочется выходить из дома, каким бы омерзительным местом ни был мой дом.

Мы идем по коридору, стараясь ступать тихо, чтобы никого не разбудить. Впрочем, даже если мы сейчас врубим на полную катушку музыку, пьяные мать и отчим не проснутся, а Леська уехала на выходные к своей бабке. Проходя мимо кухни, бросаю взгляд в дверной проем. Пустые бутылки из-под водки выстроены на полу, а стол заставлен грязной посудой и рюмками. К горлу подступает тошнота, которую я тороплюсь сглотнуть.

Салон дряхлой «Мазды» Антона еще не успел остыть, что говорит о том, что брат недавно заглушил мотор.

— Почему ты не пришёл ночевать домой? — спрашиваю, рассматривая Тоху в тусклом свете. Сонным он тоже не выглядит.

— Были дела.

Даже не хочу спрашивать, какие.

Антон — мой старший брат по матери. У нас разница четыре года. Кто его отец — неизвестно. Он сбежал от матери в неизвестном направлении, как только узнал, что она беременна. Мама родила Антона, растила его самостоятельно, пока не встретила моего отца. Они поженились, потом родился я, и мы были прекрасной любящей семьей, которая ни в чем не знала нужды. Мама была домохозяйкой, отец был программистом-разработчиком и владел своей фирмой. Каждый вечер папа приходил с работы с подарками для меня и Антона, на Новый год родители заказывали нам Деда Мороза и Снегурочку, утверждая, что они настоящие, а каждое лето мы ездили на море.

Но когда мне было шесть лет, отца убили. Это произошло на моих глазах.

Двадцать пятое августа, среда. Был жаркий солнечный день. Антон каким-то образом умудрился заболеть воспалением лёгких и лежал в больнице. Мама находилась с ним. Навестив брата, мы с папой пошли гулять в парк. Я ел мороженое, леденцы, сладкую вату и катался на аттракционах. До первого сентября оставалась всего неделя, и я был в предвкушении первого класса и школы.

Вдоволь нагулявшись, мы с папой направились на выход из парка. Наша машина была припаркована через дорогу. Перейдя на другую сторону через подземный переход, мы пошли вверх по тротуару к автомобилю.

Я заметил их еще издалека. Двое в чёрном на спортивном мотоцикле. Они мчались в нашу сторону, а у меня в голове промелькнула только одна мысль: «Вау, какой крутой мотоцикл! Когда вырасту, хочу себе такой же».

Приближаясь к нам, водитель стал сбавлять скорость, а тот, что сидел за его спиной, достал из-за пазухи чёрной кожанки пистолет и навел на отца. Он сделал три выстрела: два в грудь и один в голову.

Мотоцикл тут же умчался, отец повалился на землю, нас окружили прохожие… Крики, чужие слезы, затем вой сирены издалека. Я не плакал. Смотрел немигающим взглядом на расползающуюся под отцом лужу крови и продолжал держать его за руку, чувствуя, как она становится холодной.

На мне были белые кроссовки. Кровь расползлась до них и испачкала носок. Я быстро отдернул ногу, подумав: «Мама будет ругаться, что испачкал. Они же новые». Мой детский мозг просто блокировал информацию о том, что папа только что умер.

Я отчетливо запомнил это ощущение на своей коже: как теплая ладонь в моей руке становится холодной. И иногда это чувство возвращается. Я смотрю на свою правую руку и ощущаю на ней именно тот холодок.

Затем в моей памяти произошёл провал. Я только помню обрывки допросов меня шестилетнего. Ведь я был единственным свидетелем убийства собственного отца. И помню суд, на котором группу убийц оправдали. Якобы следствие не доказало их вину, а на самом деле просто потому, что заказчики купили судью. Да и следователь с прокурором тоже были куплены. Весь судебный процесс был куплен.

Я помню его. Мужчину в чёрной мантии, который восседал на троне и бил деревянным молоточком по столу. Он был молод, с темными волосами и светлыми глазами. Я помню, как он зачитывал оправдательный приговор. Я помню крик матери, когда судья сказал: «Признать невиновными». И помню его взгляд, когда он уходил в специальную дверь, предназначенную только для судьи.

Глава 13.

ДИМА СОБОЛЕВ

2 года назад

В понедельник утром я иду на олимпиаду по информатике. Она проходит в другой школе, не очень далеко от моей. Захожу в большое светло-розовое здание, снимаю верхнюю одежду в гардеробе и подхожу в холле к столу, на котором стоит табличка «Информатика».

— Соболев Дмитрий, — говорю девушке в праздничной белой блузке. Она в специальном листочке отмечает пришедших на олимпиаду.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

Подаю ей документ. Она ставит галочку напротив моего имени и номера школы и возвращает паспорт обратно.

— Кабинет номер триста двенадцать на третьем этаже. Портфель нужно оставить на входе в кабинет. С собой можно брать только ручку. Черновик вам выдадут. Телефоном пользоваться нельзя.

— Хорошо, спасибо.

До начала еще двадцать минут, поэтому я решаю не торопиться. Отхожу к подоконнику и приваливаюсь к нему. Достаю из кармана мобильник и безразлично листаю ленту соцсети, пока не надоедает. Убираю смартфон в карман и оглядываю холл, уже прилично наполнившийся школьниками, пришедшими пытать счастье на олимпиадах.

И я замечаю ее. Невысокая, худенькая девушка с красивыми светлыми волосами до середины спины. У нее белоснежная кожа и светлые глаза. Не могу понять цвет издалека. Голубые или серые. Красивая. На Белоснежку похожа, почему-то вдруг возникает в голове мысль.

Она подходит к столу с табличной «Литература», дает паспорт и ждет, когда ее отметят. Забирает документ и отходит в сторону. Через минуту к ней подходят две девушки — одна высокая брюнетка, вторая слегка полненькая шатенка.

До начала олимпиады остается пять минут. Мне бы пойти уже в свой триста двенадцатый кабинет, но я стою у подоконника, будто прирос, и продолжаю смотреть на Белоснежку. Я никогда не видел девушек красивее, чем она.

— Через три минуты начало! — громко объявляют. — Поторопитесь!

Белоснежка и ее подруги разворачиваются в сторону лестницы и уходят. Я провожаю взглядом понравившуюся девушку, отчаянно пытаясь запомнить ее тонкую, как у балерины, фигурку и красивые блестящие волосы.

— Молодой человек, — строго говорит мне сотрудница школы. — Опоздавших не пускают, идите в свой кабинет.

Игнорирую ее слова, срываюсь с места и подбегаю к столу с табличкой «Литература».

— Извините, можете, пожалуйста, сказать мне, как зовут светловолосую девушку в темно-синем платье и из какой она школы? Она отмечалась у вас пять минут назад.

— Это персональные данные, я не могу раскрывать, — отрезает женщина.

— Ну пожалуйста, очень вас прошу. Хотя бы просто имя.

— Молодой человек, — строго повышает голос. — Идите на свою олимпиаду.

Женщина поднимается из-за стола и, прихватив с собой список отметившихся, демонстративно проходит мимо меня. С досадой направляюсь на третий этаж в свой кабинет.

Я не могу толком сосредоточиться на решении задач, потому что Белоснежка не уходит из головы. Смотрю в листок с уравнением, а вижу ее лицо. Такая она робкая и хрупкая. Как красивый цветок, который нужно оберегать и защищать, чтобы он не погиб.

Кое-как заставив себя сосредоточиться, я решаю все номера и спешу в холл на первый этаж. Здесь уже довольно много школьников, хоть до конца олимпиады остается еще пятнадцать минут. Я жадно всматриваюсь в лицо каждой выходящей с лестницы девушки, боясь пропустить Белоснежку. Черт знает, что я ей скажу, когда увижу, но совершенно точно намерен подойти познакомиться.

Я провожу в опустевшем холле еще сорок минут после окончания олимпиады, пока меня не выгоняет вахтер. Белоснежку я так и не увидел. Может, пропустил, хоть и внимательно вглядывался в лица всех девушек, а может, она ушла еще до того, как я вышел со своей олимпиады. Подруг ее я тоже не видел. Впрочем, особо и не выискивал их.

Домой я плетусь медленно и без настроения. Вдруг так тоскливо становится на душе. Как и где мне ее искать? Проходя мимо книжного магазина, я притормаживаю.

К книгам я всегда был безразличен. Урок литературы не является обязательным в моем личном списке приоритетов, поэтому с легкой душой я прогуливал этот предмет, если возникали более важные дела.

А Белоснежка, должно быть, много читает, раз участвовала в олимпиаде по литературе. Не знаю, зачем, я захожу в книжный магазин и начинаю бесцельно бродить по рядам с книгами. Останавливаюсь напротив русских классиков. Шолохов, Толстой, Грибоедов, Лермонтов, Пушкин…

Тянусь к собранию сочинений Александра Сергеевича. Книга содержит несколько его произведений. Полистав, решаю купить. Дома, удобно расположившись на кровати, начинаю читать. Затем я возвращаюсь в этот магазин и покупаю еще книг, а потом еще. Так, благодаря неизвестной мне девушке, я открываю для себя мир литературы.

Антон, увидев у моей кровати стопку книг, брезгливо морщится.

— Ты совсем, что ли, кукухой поехал?

— Заткнись, ты ничего не понимаешь.

— Ты думаешь, что книги помогут тебе выбраться из нашей дерьмовой жизни?

— Думаю, да.

За стенкой как раз раздается гогот пьяного отчима и звяканье бутылок, а затем и его крик, обращенный к дочери:

Глава 14.

Я чувствую поцелуй Соболева на своих губах даже следующим утром. В груди бушуют разные чувства: то злость на новенького, то…

Нет, я даже не хочу думать, что поцелуй с Соболевым мог мне понравиться.

Вчера, вернувшись домой, я закрылась в своей комнате и не вышла на ужин. Маме не терпелось устроить мне допрос, по какой причине я заперлась с Соболевым на перемене в чужом кабинете, поэтому она бесцеремонно вломилась ко мне в комнату перед сном.

— Сонечка, — начала елейным голосом. — Я сегодня очень удивилась, увидев тебя с новеньким мальчиком в кабинете русского языка. Это же не ваш кабинет. А что вы там делали?

Обжимались.

— Обсуждали проект по культурологии, — нехотя ответила.

Вот сейчас начнется.

— Соня, — елейный тон, как ветром сдуло. Теперь в материнском голосе послышалась сталь. — Я предупреждала тебя насчет него. Я не хочу, чтобы ты общалась с Соболевым.

— Тогда зачем ты определила его в мой класс?

— Потому что в твоем классе самая маленькая численность учеников.

— Пф.

— Соня, он из неблагополучной семьи, неоднократно был замешан в драках и имеет приводы в полицию. Я не хочу, чтобы ты с ним дружила.

— Не буду, — честно пообещала. — Но он мой одноклассник, и у нас совместный проект по культурологии. А еще он записался в книжный клуб. Так что общения нам не избежать.

— По вопросу уроков ты можешь с ним коммуницировать, но не более того.

Я и сама не жаждала дружить с новеньким, но тот факт, что мама ставила мне запреты, немного раздражал. Так было всегда: она с детства решала, с кем мне можно дружить, а с кем нельзя. В прямом смысле слова могла запретить мне общаться с какой-нибудь девочкой, если та, по мнению матери, могла плохо на меня влиять.

— Мам, а можно я уже сама буду решать, с кем мне дружить, а с кем нет? — заявила немного грубовато.

— Соня, я не допущу, чтобы ты попала в плохую компанию!

— Я буду в той компании, в которой сама захочу быть, а не в которой ты мне скажешь быть.

— Софья, это что за тон!?

Слегка прикусила нижнюю губу и воссоздала в памяти поцелуй с новеньким. Всего на секунду я обрадовалась, что Соболев сделал это: назло моей маме.

— Я хочу спать, мам. Спокойной ночи.

И я легла в постель, укрывшись одеялом с головой. Услышала сквозь него недовольный вздох матери. Через несколько секунд она вышла из комнаты, выключив свет. А я потянулась пальцами к губам и так заснула.

Сегодня Никита наконец-то приходит в школу. С гипсом на левой руке и все еще прихрамывая на левую ногу. Увидев своего парня в раздевалке, я тут же мчусь к нему.

— Привет! — говорю и обнимаю его.

— Привет, — обнимает меня в ответ.

Я прижимаюсь к Никите всем телом. Чувствую себя ужасно паршиво, ведь вчера я целовалась с Соболевым. Вернее, он меня целовал, а я просто стояла и позволяла ему это делать.

Боже, я изменила Никите???

— Ник, поцелуй меня, — выдавливаю хрипло.

— В школе же нельзя.

— Поцелуй меня, прошу тебя.

Свиридов находит мои губы и крепко к ним льнет. Зажмуриваю глаза, прогоняя из памяти картинки вчерашнего вечера. Отвечаю на поцелуй Никиты, игнорируя шумы вокруг и взгляды учителей. Может, даже и мама увидит. Вынесет нам с Никитой наказание типа мытья полов в спортзале, но мне все равно. Мне отчаянно-отчаянно нужно стереть с губ поцелуй Соболева.

Неожиданно кто-то сильно задевает нас с Никитой плечом. Настолько, что мы чуть не падаем на пол. Свиридов с больной ногой так и вовсе удерживает равновесие, только потому что я крепко его обнимаю.

Это Соболев. Ну кто бы сомневался.

— Смотри, куда прешь! — выкрикивает ему Никита. — Слепой, что ли?

Новенький расстегивает куртку и вешает ее на крючок. В нашу сторону не смотрит. Я рада, что он увидел меня целующейся с Никитой. Вот только сейчас, глядя на Соболева, события вчерашнего дня снова встают перед глазами, отчего щеки тут же бросает в жар.

Новенький не отвечает на наезд Никиты. Проходит мимо нас, снова специально задевая плечом моего парня.

— Как же он меня бесит! — цедит Никита, делая выпад вслед за Соболевым, но я удерживаю его.

— Ник, не надо. Он того не стоит.

Чтобы отвлечь Свиридова от новенького, я снова тянусь за поцелуем. Нас прерывает звонок на урок. Когда мы заходим в класс, Соболев сидит за нашей с Никитой партой, а рядом с ним Полежаева в короткой юбке. Они настолько увлечены беседой, что даже не слышат, как появляется учитель.

Мы с Ником садимся за нашу новую парту. Я, как могу, стараюсь держать себя в руках и не смотреть в сторону Соболева. Но сконцентрироваться на новом материале все равно не получается. Меня то и дело начинает точить чувство вины перед Никитой.

Я ведь позволила новенькому сделать это — поцеловать меня. Стояла смирно и лишь думала о том, что земля под ногами плывет. Провожу ладонью по губам, стирая с них прикосновения новенького. Несмотря на два жарких поцелуя с Никитой, я по-прежнему ощущаю на своих губах уста Соболева.

— Зай, ты чего? — Никита склоняется над моим ухом.

Слегка дергаюсь.

— Все в порядке.

Я нахожу под партой руку своего парня и беру ее в свою. В эту секунду теряю над собой контроль и поворачиваю голову в сторону Соболева.

Он смотрит ровно на меня. Таким выразительным прямым взглядом. Мне хочется прочитать в нем хоть что-то. Почему он так нагло себя со мной ведет? Откуда он вообще взялся в нашей школе? Что ему от меня нужно? Зачем он целовал меня вчера? У меня еще миллион вопросов.

Я первая отвожу взгляд к доске. Всматриваюсь внимательно в новую формулу по физике, но ни черта не понимаю. Щека полыхает, потому что Соболев не отворачивается, а продолжает смотреть на меня. Тогда я совсем наглею и опускаю голову на плечо Никиты. Учитель все равно стоит спиной к классу и пишет на доске.

Мне хочется, чтобы Соболев видел меня с моим парнем, чтобы знал, что я несвободна. Мы с Никитой встречаемся с десятого класса, у нас все хорошо.

Глава 15.

«Ты посмотрела фильм?»

Вечером мне приходит сообщение от Соболева. Ох, совместный проект по культурологии… Нет, еще не посмотрела. И делать этот проект не хочу. Но и получать двойку — не вариант.

«Еще нет»

«Посмотри сегодня, а завтра я принесу в школу ноутбук, и мы сделаем после уроков презентацию»

Это звучит, как приказ. В излюбленной наглой манере Соболева, когда он решил, и все должны согласиться.

«Я завтра не могу»

Вру. Могу. Но просто не хочу соглашаться из принципа. На самом деле завтра даже более чем подходящий день. Никита после уроков отправится на тренировку. Бегать по полю не будет, останется сидеть на скамейке запасных и слушать тренера. В последующие дни мне будет сложно объяснить Нику, почему я должна задержаться в библиотеке с новеньким. Мой парень еще не знает про совместный проект по культурологии. Не хочу говорить раньше времени, чтобы не провоцировать скандал.

«А я не могу в другие дни, поэтому жду тебя завтра в библиотеке после уроков»

Пока я пялюсь на последнее сообщение, находясь в шоке от хамства, новенький уходит из онлайна. Интересно, что у него за дела такие важные во все последующие дни?

Вздыхаю. Вдруг снова вспоминаю наш поцелуй (хотя я строго-настрого запретила себе о нем думать), и губы начинает покалывать. Я как будто до сих пор чувствую ласковые прикосновения и дыхание с запахом мяты. Провожу подушечками пальцев по устам и зажмуриваюсь.

Это так плохо и так неправильно! У меня есть Никита, а я целовалась с другим. На глазах выступают слезы обиды и злости. Сегодня в школе я демонстративно обнималась с Никитой на каждой перемене, чтобы Соболев уже уяснил себе раз и навсегда, что ему со мной ничего не светит.

Во взгляде новенького читалась то ли тоска, то ли обида. Впрочем, наплевать. Сделаю с ним этот проект по культурологии и больше не буду никогда с ним общаться.

Перед сном я включаю на ноутбуке «Красавицу и чудовище» 2017 года с Эммой Уотсон в роли Белль. Я помню этот фильм в кинотеатрах, но сама на него не ходила. В детстве я смотрела мультик «Красавица и чудовище», однако не могу сказать, что он был моим любимым. Мультик как мультик.

И фильм этот тоже не особо примечательный. Да, яркая картинка, красивая музыка, неплохая игра актеров. Но глядя на финальные титры, я так и не могу понять, а какие такие ценности страны-производителя пропагандирует «Красавица и чудовище» от американского Диснея? Что добро побеждает зло? Ну так это в каждой сказке.

Надеюсь, Соболев знает, что нужно делать. Не хотелось бы получить плохую оценку из-за того, что он неверно выбрал фильм. Задание было рассказать, как какая-то страна пропагандирует свои ценности и устои через художественный фильм, транслируемый в других странах.

На следующий день Соболев приходит в школу с сумкой для ноутбука на плече. Я ничего не ответила на его последнее ультимативное сообщение, но он все же уверен, что мы будем делать презентацию сегодня. Вздыхаю и поближе придвигаюсь к Никите.

Нашу компанию наконец-то отпустил приход дерзкого новенького, и мы снова на переменах, как раньше, много смеемся и болтаем. Вова предпринимает ненавязчивые попытки поухаживать за Лилей. Она же включает дурочку и делает вид, будто не замечает их. Ульяна трещит о последних школьных сплетнях, а Сережа и Никита обсуждают новую видеоигру.

В другом конце рекреации стоит Соболев в окружении девочек из параллельного. Он что-то рассказывает, а они заглядывают ему в рот. Вырядились одна краше другой. Я же помню, как эти курицы одевались в школу до появления Соболева: напяливали на себя то, что висело утром на стуле. А сейчас короткие платья, каблуки, стрелки на глазах. Впрочем, не зря. Новенький облапал глазами каждую из них.

На меня он, кстати, сегодня совсем не смотрел. По крайней мере я не ловила на себе его взглядов. Ну и хорошо. Надеюсь, он уяснил раз и навсегда, что я несвободна.

Но чем ближе конец уроков, тем больше я нервничаю. Друзьям я могу сочинить, что остаюсь после уроков помочь маме, это не самое страшное. А вот оказаться наедине с Соболевым после того, как он нагло меня поцеловал — это страшно.

Вдруг он снова полезет меня целовать? Хоть бы в библиотеке было много людей.

— Сонь, ты идешь? — кричит мне со стороны гардероба уже одетая в пуховик Лиля.

— Нет, я сегодня задержусь у мамы.

— Сильно? — удивляется Никита, пытаясь надеть куртку.

— Наверное, с ней домой вернусь, — отвечаю, чтобы Никита не стал звонить мне через час с вопросами, дома ли уже я.

— Ладно.

Парень целует меня в губы и выходит из школы с друзьями.

Чем ближе я к библиотеке, тем тяжелее становятся мои ноги. Сердце уже стучит в ушах. Хватаясь за дверную ручку, мысленно перекрещиваюсь. «Да ладно тебе, Соня. Что он сделает? В конце концов, ты всегда можешь влепить ему пощечину и пожаловаться маме. Вылетит из школы за секунду», так я себя успокаиваю, готовясь войти внутрь.

На счет три опускаю ручку и делаю шаг вперед.

Библиотека, как назло, пустая. Вера Семеновна, библиотекарь в возрасте 70+, кажется, уснула на стуле. Ее очки сползли на кончик носа и того гляди свалятся на пол.

Соболев сидит за столом в противоположном конце библиотеки с разложенным ноутбуком и впервые за сегодняшний день смотрит на меня.

Глава 16.

Я так и застываю у двери, глядя на Соболева. Волнение сковало тело. Он указывает мне глазами на соседний стул. На ватных ногах добредаю до новенького. Он даже отодвигает мне стул. Какой галантный. Присаживаюсь рядом и вешаю на спинку сумку.

Он уже сделал титульную страницу в какой-то незнакомой мне программе для презентаций. Это не обычный «Пауэр поинт», которым я привыкла пользоваться. На титульнике кадр из фильма и подпись: «Работу выполнили Софья Рузманова и Дмитрий Соболев».

— Посмотрела фильм? — спрашивает, не отрываясь от экрана.

— Да.

— Поняла, какие американские ценности там пропагандируются?

— Что добро побеждает зло?

— Нет, — ухмыляется.

Соболев создаёт новую страницу презентации, а я приглядываюсь к его компьютеру. Это точно не обычный ноутбук, как у меня. Он какой-то… ну очень навороченный. Профессиональный, наверное, правильно сказать. Соболев печатает, даже не опуская взгляда на клавиатуру. Смотрит ровно на экран, а пальцы летают по кнопкам.

Стараюсь несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Чего я так разнервничалась, в самом деле? Не укусит же он меня. Максимум снова поцелует. Медленно расслабляюсь и пододвигаю стул поближе к столу, чтобы было удобнее сидеть.

— Первое, что пропагандируется в фильме, — начинает объяснять. — Это феминизм и независимость женщины. Как ты могла обратить внимание, Белль — сильная и независимая героиня. Она хочет читать, учиться и путешествовать. Это чисто западная модель поведения молодой девушки. Поэтому ей неприятен Гастон, который хочет на ней жениться. Гастон считает, что место женщины на кухне. В конце Белль выбирает Чудовище, который так же, как и она, хочет путешествовать. То есть, героиня выбрала мужчину, который поможет ей самореализоваться, тем самым отвергнув традиционный брак.

На секунду воцаряется тишина.

— Она выбрала Чудовище, потому что полюбила его, и он оказался прекрасным принцем, только заколдованным, — возражаю.

— Да, но все же обрати внимание, что ценности Белль и Чудовища схожи. Белль выбрала того, с кем она сможет реализовать свои мечты и цели, а не того, кто заставлял бы ее каждый год рожать по ребёнку.

— Нет, она выбрала того, кого полюбила, — настаиваю.

Соболев вздыхает.

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Но дело не в том, кого выбрала Белль, а в том, какие американские смыслы и ценности «Дисней» заложил в фильм. А это феминизм.

Здесь я не спорю. Не помню оригинальный мультик, но в фильме, который я посмотрела вчера, четко прослеживается, что Белль не стремится поскорее выскочить замуж. Она самодостаточна и умна, мечтает о путешествиях. И как я сразу не обратила на это внимание?

Новенький быстро строчит на слайде, пересказывая все то, что только что мне озвучил.

— Ну, это какая-то не очень очевидная пропаганда, — замечаю. — Если бы ты сейчас не сказал, я бы даже не подумала.

— Так в этом и есть смысл пропаганды. Зритель не должен догадаться, что ему промывают мозги.

Мы замолкаем. Гробовая тишина библиотеки прерывается только посапыванием Веры Семёновны и стуком новенького по клавиатуре. Мое волнение окончательно улетучилось, и мне даже удаётся расслабиться.

Я украдкой скашиваю на Соболева взгляд. Красивый он, вдруг посещает мысль. И сильно отличается от всех мальчиков нашей параллели. Взрослее, увереннее в себе. Неудивительно, что он сразу же оказался в центре женского внимания.

— Ты смотришь новости по телевизору? — вдруг спрашивает.

Поспешно отвожу от него взор.

— Нет.

— Проведи эксперимент. На протяжении пары недель каждый день смотри выпуски новостей по государственным каналам. Ты и сама заметить не успеешь, как начнёшь мыслить ровно так, как говорят по телевизору. К сожалению, человек — это очень ведомое существо. Миллионы лет эволюции не научили человека мыслить критически.

— Ну нет, — осторожно протестую. — У меня есть свое мнение.

— Твоё мнение складывается из того, что ты слышишь и читаешь.

— И как же тогда составить свое личное объективное мнение? — слегка язвлю, повернув к нему голову.

— Самый лучший способ — это лично убедиться в том, что тебе рассказывают. Если убедиться лично нет возможности, тогда послушать альтернативную точку зрения.

Закатываю глаза.

— Например, если мама говорит тебе не дружить с новеньким мальчиком, потому что он весь такой из себя плохой и опасный, то самый верный способ проверить, так ли это, убедиться лично.

Соболев продолжает невозмутимо печатать по клавиатуре, а я же цепенею от его слов.

КАК ОН УЗНАЛ???

Соболев прекращает печатать и переводит на меня озорной взгляд.

— Чего напряглась, Белоснежка? — улыбается. — Я угадал?

Молчу. Мне вдруг становится ужасно стыдно за свою маму. Да, она может быть предвзята к людям. Делает о них поспешные выводы на основе чужих слов и живет с этим предубеждением, отказываясь его пересматривать.

— У меня есть свое мнение о тебе, — прерываю молчание. — Оно не зависит от того, что говорит про тебя моя мама.

— И твоё мнение, конечно же, что я последний гад и мерзавец, — констатирует, а не спрашивает.

— Да, — честно заявляю. — А еще наглый и бесцеремонный хам, который без спроса вторгается в чужое личное пространство.

— Ух, сколько комплиментов от девушки моей мечты, — смеется. — А теперь вернёмся к «Красавице и Чудовищу». С феминизмом закончили. Что еще пропагандирует этот фильм? — и снова лукаво смотрит на меня.

После «девушки моей мечты» я перестала слушать. Щеки горят адским пламенем, и под внимательным взором Соболева мне хочется провалиться сквозь землю.

Вот зачем он все это мне говорит?

— Так что еще пропагандирует фильм? — повторяет, выгнув бровь.

— Я-я, — заикаюсь и отворачиваюсь. — Я не знаю.

Мне опять перед ним стыдно. На этот раз за то, что я не распознала пропаганду. Видимо, это означает, как сказал Соболев, что я ведомое существо, и миллионы лет человеческой эволюции не помогли мне мыслить критически.

Глава 17.

Мы идём молча. Мое настроение испортилось, а Соболев не знаю, почему молчит. У новенького есть одна дебильная черта характера (помимо того, что он хам и все такое) — он самостоятельно принимает решение, и все должны безоговорочно слушаться. Просто потому, что он так решил. Попахивает диктатурой и тиранией. Мне уже жалко его будущую жену.

— Ты сказал, — первая прерываю тишину и хруст снега под ногами, — что можешь сделать презентацию только сегодня, а в другие дни до культурологии у тебя не будет возможности.

— Да.

— Почему? Чем ты будешь занят после уроков в последующие дни?

Новенький молчит некоторое время. Как будто не очень хочет отвечать на мой вопрос.

— Есть дела, — наконец, говорит обтекаемо.

— Какие? — ехидно интересуюсь.

— Неужели я стал тебе интересен, Белоснежка? — насмешливо спрашивает.

— Не соскакивай с темы и не переводи в шутку. Я задала тебе конкретный вопрос.

— Я же сказал, у меня дела.

— А я спросила, какие, и жду ответа.

— Ты пока еще не готова к такой стороне моей жизни, Белоснежка. Не буду травмировать твою нежную психику.

Фыркаю. Что там у него? Неблагополучная семья? Это я уже и так знаю от мамы. К слову, для неблагополучной семьи у Соболева слишком дорогая куртка и слишком навороченный ноутбук.

— Подожди меня здесь, — говорю, когда мы подходим к детскому саду сестры.

— Я пойду с тобой.

— Нет! — рявкаю. — Если я заявлюсь с незнакомым парнем, то воспитательница сразу доложит об этом маме. А то и вообще не отдаст сестру. Сады дают детей только тем, на кого родители написали доверенность.

Не дожидаясь ответа от Соболева, я устремляюсь ко входу в группу. Не оглядываюсь назад, но судя по тому, что за спиной не хрустит снег от чужих шагов, новенький остался ждать меня у ворот в садик.

Я быстро надеваю на сестру верхнюю одежду и за руку вывожу из садика.

— Настенька, — шепчу. — С нами будет идти один мальчик. Не обращай на него внимания, хорошо? Он мой одноклассник.

— Никита? — кривит мордочку сестра.

— Нет, другой.

У Никиты и моей сестры взаимная неприязнь. Хоть Свиридов мне прямо не говорит, но я знаю: он недолюбливает Настю. Все потому, что мне несколько раз пришлось притащить ее на наши свидания. Так случайно получилось. У родителей были дела, няня отпросилась, и Настю не с кем было оставить.

Сестра в свою очередь тоже терпеть не может Никиту. У нее все намного проще: она меня ревнует.

Соболев разглядывает Настю, когда мы к нему подходим. Не представляя их друг другу, я поворачиваюсь на тротуаре и веду сестру домой. Новенький шагает по другую руку от Насти. Сестра задрала на него голову и смотрит с нескрываемым любопытством.

— Как тебя зовут? — Настя спрашивает первая, а я закатываю глаза.

— Дима, — отвечает ей с улыбкой. — А тебя?

— Настя. — На пару секунд возникает тишина, а потом сестра выдаёт: — Ты новый Сонин парень?

— Настя! — рявкаю, чувствуя, как щеки предательски краснеют. Хорошо, что уже темно и не видно.

— Пока еще нет, — отвечает Соболев, слегка хохотнув.

«Пока еще».

— А будешь? — снова ляпает Настя.

Дергаю ее за руку.

— Обязательно буду, — отвечает самоуверенно. — А у тебя есть парень?

— У меня есть жених, — деловито заявляет Настя.

И тут уже я опускаю на сестру удивленный взор.

— Какой еще жених? — сердито интересуюсь.

— Его тоже зовут Дима. Я тебе говорила. Мы будем вместе танцевать на утренник. Он сказал, что любит меня.

Не успеваю удивиться, как новенький серьезно заявляет:

— Если мальчик сказал, что любит тебя, это еще не значит, что он любит тебя на самом деле, к сожалению.

— Как это?

— А вот так. Мальчик должен доказать свою любовь поступками. А то болтать все горазды.

Настя молчит. Я прямо чувствую, как двигаются шестеренки в ее маленькой головке.

— Какими поступками? — наконец-то подаёт голос.

— Серьезными. Любовь нужно доказывать поступками, иначе это просто слова.

Сестра поворачивается ко мне.

— Соня, а Никита доказывал тебе любовь поступками?

— Да! — тут же восклицаю.

— Какими?

На этот вопрос я уже не могу быстро ответить. Мы с Никитой еще не признавались друг другу в любви. Он мне не говорил, поэтому и я не говорю. Но я и так чувствую, что Ник любит меня.

— Он мне много подарков дарил, — отвечаю через паузу.

— Пффф.

Это уже Соболев.

— И какой же надо совершить поступок, чтобы доказать девушке свою любовь? — взрываюсь. — Серенаду под окном спеть?

— Хотя бы проводить ее до дома в темное время.

— Никита все время провожает меня. Просто сейчас у него сломана рука.

— Но ноги же у него ходят, — парирует.

— Никита сломал руку? — удивляется Настя.

— Да. Один очень плохой мальчик сломал ее ему, – раздраженно отвечаю.

— Так ему и надо, — хихикает сестра, за что удостаивается от меня грозного взгляда.

Весь оставшийся до дома путь Настя увлечённо щебечет с Соболевым. Мне даже приходится ускорить шаг, чтобы побыстрее дойти и прервать их светскую беседу.

— Дима, а ты еще придёшь за мной в садик? — спрашивает Настя у подъезда.

Ну вы только посмотрите! За каких-то десять минут Соболев так обаял мою сестру, что она хочет увидеться с ним снова.

— Не придёт, — говорю за него.

— Думаю, еще приду вместе с Соней, и не раз, — нагло отвечает новенький.

— Я буду тебя ждать, — лыбится Настя.

— Мы пошли домой, — поднимаю на взгляд на Дима и приподнимаю уголки губ. Все-таки он полностью сделал презентацию по фильму, я должна быть благодарна.

Сознание тут же перемещается на два дня назад, когда новенький целовал меня ровно на этом месте. Судя по тому, как Соболев завороженно смотрит, он думает о том же самом. Меня резко бросает в жар, и хочется накрыть лицо ладонями.

— Пока, Соня. До завтра, — слова как будто с трудом даются ему.

Глава 18.

ДИМА СОБОЛЕВ

Забор с колючей проволокой, обшарпанные вонючие коридоры, несколько доскональных досмотров, трехчасовое ожидание своей очереди — и наконец-то стул, телефон и стеклянное окно. Я брезгую брать эту трубку в руку, поэтому надеваю перчатку.

СИЗО «Бутырка». Я прихожу сюда ровно два раза в месяц, чтобы увидеть своего брата Антона.

Через минуту он появляется. Небритый, осунувшийся, похудевший и с потухшими глазами. Каждый раз, когда его вижу, к горлу ком подкатывает, и я мысленно клянусь самому себе, что все сделаю ради того, чтобы вытащить отсюда брата.

— Привет, Дим, — Антон силится улыбнуться, но я вижу, как тяжело ему это даётся.

— Привет, Тоха… — выдавливаю.

Мы замолкаем, рассматривая друг друга через грязное стекло.

— Спасибо за посылку, — брат первый прерывает паузу. — Я все получил.

— Точно все?

— Да-да. Ну поделился тут, а так мне все дошло.

— Ну хорошо.

Снова тишина. Эти встречи самые тяжелые. Для нас обоих. Я до боли в костях хочу расхерачить стекло и обнять брата. У него наверняка такое же желание.

— Как дела дома? — спрашивает Антон, чтобы хоть что-то спросить.

— Как всегда. Ничего нового.

— Ясно… А у тебя что нового?

— Школу поменял. А так все так же.

— Школу поменял? — удивляется.

— Угу.

— Зачем?

— Там лучше учат.

Антон издаёт смешок.

— Всю жизнь проучился в одной школе, а под конец одиннадцатого класса решил перейти в ту, где лучше учат?

— Ага…

Антон трет грязными пальцами глаза.

— Я нашел тебе нового адвоката, — быстро шепчу. — Он сможет тебя вытащить, Тох.

Брат саркастично смеется.

— Ты же прекрасно понимаешь, что от адвокатов толку нет. Пустая трата денег. Нужно искать выходы на прокурора и судью.

Я мысленно посылаю брату сигнал заткнуться. Телефон, через который мы разговариваем, прослушивается. Антон это прекрасно знает, но все равно говорит такие вещи. Ничего не боится.

— Я не виноват, Дим, — продолжает. — Да, я не святой. Но конкретно то, в чем меня обвиняют, я не совершал.

— Я знаю, Антон, я знаю.

Это действительно так. Моего брата крупно подставили бывшие подельники. Попались на угоне машины и свесили все на Антона. А все потому, что они ночью на угнанной тачке заехали за моим братом. Он, дурак, взял и попросился за руль. Видите ли, еще никогда не водил электрокар. Было интересно попробовать. Ну а по дороге в гараж Коршуна их тормознули. Оказалось, кто за рулем, тот и виноват больше всех.

Антон, не долго думая, сдал всю компашку во главе с Коршуном. Теперь идет процесс. Большинство сидит в СИЗО, но Коршун и несколько приближенных к нему смогли получить подписку о невыезде.

— Дело уже в суде, так что адвокат не поможет, — с горечью говорит Антон.

— Поможет. Хотя бы условный срок.

— Я не угонял ту тачку! — взрывается брат. — Конкретно ту, за которую меня судят, я не угонял! Я вообще не угонщик, а механик! Я Коршуновские тачки только тюнинговал!

— Да тише ты, — прошу. — Будешь так психовать, нам больше не дадут свидания.

Антон накрывает лицо ладонью и тяжело дышит. Я тоже уже не знаю, как сдержаться, чтобы не заорать от вселенской несправедливости. Коршун землю роет, чтобы выйти сухим из воды. Получил подписку о невыезде, тварь.

— Вот увидишь, Коршун отделается условным сроком, — Антон будто читает мои мысли. — И отнюдь не потому, что у него хороший адвокат. А я сяду за то, чего не совершал.

— Посмотрим. Новый адвокат придёт к тебе уже на следующей неделе.

Брат скептически хмыкает и машет рукой.

— Чем этот адвокат отличается от всех тех, которых ты нанимал мне раньше?

— Он выиграл три последних уголовных процесса по угону машин.

Антон качает головой, не веря.

— Ладно, — решаю завершить наш разговор. Хотя на свидание выделяется три часа, мы едва ли можем проговорить тридцать минут. Тяжело обоим. — Мне уже пора.

— Хорошо… — брат поднимает на меня красные глаза.

— Я вытащу тебя, Антон.

— Угу.

Брат вешает трубку и уходит, не оборачиваясь. Я провожаю его сутулую спину, чувствуя, как дерёт горло. Когда Антон скрывается, я и сам тороплюсь убраться из СИЗО.

Выйдя на улицу, глубоко вдыхаю морозный зимний воздух. Мне кажется, я до последней нитки пропитался тюремным запахом. Дома я спешу затолкать одежду в стиральную машинку и принимаю душ, раздирая кожу мочалкой.

Когда одеваюсь в комнате в чистую одежду, раздается стук в дверь. Закатываю глаза.

— Чего? — говорю громко.

Опускается ручка и в щель заглядывает Леська.

— Дим, ты гулять? — кокетливо интересуется.

— По делам.

— А можно с тобой?

— Нет.

— Почему ты никогда не берёшь меня с собой!? — обижается.

Как же дочка отчима меня достала. Я уже близок к тому, чтобы прямым текстом заявить ей, что она не в моем вкусе и, вообще, я давно влюблён в другую.

— Иди лучше почитай книжку.

— Не хочу, — капризно.

— Лесь, отвали уже, а? — повышаю голос.

Девчонка, не ожидавшая такого грубого ответа, сначала округляет глаза, а затем они наливаются слезами.

— Отвали от меня, — повторяю.

Она захлопывает дверь и, судя по звукам, несётся рыдать в свою комнату. Быстро натягиваю толстовку и убираюсь из пропитанной алкоголем квартиры. У меня встреча с заказчиком, нужны деньги на адвоката для Антона. Очень много денег.

— Говорят, ты в короткие сроки можешь создать с нуля сайт и написать для него код? — спрашивает потенциальный клиент.

— Да.

Мужчина в костюме с подозрением меня оглядывает. В 18 лет я не очень похож на супер-программиста, хотя выгляжу взрослее своих лет.

— Я так и не понял, в каком институте ты учился. Мы ищем специалиста из МГУ, — произносит, вдоволь на меня насмотревшись.

Вздыхаю.

— Еще ни в каком. Я программист-самоучка. Но поступать планирую в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики.