Юля
Часы отбивают одиннадцать вечера. За окном метет метель. Снег полотном укрывает землю, а пространство вдруг оглашает пронзительная трель дверного звонка. И я скатываюсь с дивана и нехотя иду открывать.
– Привет, Юль.
– Здравствуй, Демьян. Здравствуй, Алиса.
На пороге моей квартиры топчется самый молодой депутат нашего округа Демьян Ларин собственной персоной, рядом с ним мнется его семилетняя дочь, и их появление точно не сулит мне ничего хорошего.
– Пустишь?
– Да, конечно.
Кивнув, я стремительно освобождаю проход, и застываю в прихожей, заперев замки. Поджимаю пальцы ног и жду, когда Ларин возьмет инициативу в свои руки, что он и делает незамедлительно.
Стряхивает с темно-каштановых густых волос россыпь снежинок и сухо откашливается прежде, чем попросить.
– Юль, мне нужно, чтобы ты сыграла мою невесту. Ненадолго. На несколько месяцев. Поживешь с нами с Алиской…
Демьян гипнотизирует меня испытующим взглядом, наклоняется вперед и убирает упавшую мне на лицо прядь волос. Я же шугаю марширующие вдоль позвоночника мурашки и отшатываюсь. Не нужно прикосновений этих. Я все решила.
– Нет. Я не хочу. Не могу.
Представив гору неприятностей, которыми грозит обернуться его предложение, я говорю глухо, как будто наелась стекла, а позади Ларина стоит его дочка и нервно кусает тонкие губы.
Отчего за грудиной противно щемит.
– Юль, ты ничего не теряешь. Я компенсирую все затраты. Да и Алиска к тебе привязалась.
Почуяв мою слабину, продолжает давить Демьян. Ну, а я качаю головой и собираюсь отказаться. Только в этот момент малышка срывается с места, подлетает ко мне и обхватывает за ноги, вздергивая острый упрямый подбородок.
– Стань моей мамой, Юль. Пожалуйста!
Шепчет жалобно, а меня словно тараном в солнечное сплетение бьет.
– Алиса…
Выдыхаю растерянно и машинально вожу ладонями по ее спине.
– Станешь?
Дочка Демьяна настойчиво повторяет врезающийся в барабанные перепонки вопрос и смотрит на меня так доверчиво, что приготовленные заранее доводы кажутся глупыми. В уголках светло-голубых глаз Алиски большими бусинами блестят слезы, да и у меня самой ком к горлу подкатывает и сердце болезненно трепыхается. Вот как я могу сказать ей «нет»?
– Давай обсудим это позже. А пока пойдем чай пить. Вы заледенели там на морозе, наверное.
Гулко сглотнув, я помогаю малышке освободиться от теплого бежевого пальто, стягиваю с нее шапку и приглаживаю ее растрепавшиеся волосы. Обнимаю ее за хрупкие плечи и направляюсь в кухню. Ларин шагает за нами следом.
Помыв руки, дочь с отцом усаживаются за небольшим овальным столом, я же играю роль радушной хозяйки, которая в любое время суток способна организовать не только легкий перекус, но и ужин на пять персон из семи блюд.
– Чай, молоко, какао? Вишневый пирог, пахлава, зефир?
– Мне какао и пирог.
– А я не голоден. Мне только чай.
В унисон рапортуют Демьян с Алиской, и я принимаюсь грохотать ящиками, чтобы заполнить опустившуюся на комнату тишину. Притворяюсь, что сложившаяся ситуация ни капли меня не трогает, только дрожащие пальцы мгновенно меня выдают.
Особенно, когда я чуть не проливаю на Ларина горячий чай.
– Я помогу.
Он реагирует на неуклюжее движение моментально. Забирает из моих рук кружку с дымящейся жидкостью, а меня от этого мимолетного касания коротит. Вот же невыносимый мужчина с депутатским мандатом, будь он не ладен.
– А меня папа пообещал на танцы записать и в театральный кружок, представляешь?
– Здорово.
Улыбаюсь сияющей, как начищенный медяк, Алиске и ровно пять минут провожу в гармонии. Внимательно слушаю, как малышка рассуждает о форме, которую нужно будет купить, и дергаюсь, когда она снова возвращается к незакрытой теме.
– У нас родительское собрание на следующей неделе. А папа не может. У него какое-то ва-а-ажное голосование. Сходишь со мной?
– Схожу.
Поддавшись обаянию юной лисы, я сдаю позиции и соглашаюсь. Беспомощно кошусь на Ларина в поисках поддержки, только он довольно улыбается, словно выиграл в лотерею, и озорно подмигивает дочери.
И это становится последней каплей, переполняющей чашу моего терпения.
– Я на минутку.
Из кухни я вылетаю пунцовая, как вареный рак. Едва не сшибаю на пол пиалу с зефиром, задеваю бедром угол тумбочки, на третьей космической заскакиваю в ванную и цепенею перед зеркалом.
В отражении все очень и очень печально. Собранные в аккуратный пучок волосы растрепались, лямка белой трикотажной майки съехала, оголив плечо, неровные малиновые пятна проступили на щеках. Я бы такую «красавицу» и близко не подпустила к собственному ребенку, Демьян же, напротив, считает меня единственной подходящей кандидатурой.
Юля
– Ларин, это запрещенный прием.
Выдыхаю тонко, когда теплые мужские ладони ложатся на мои голые предплечья, и резко распахиваю ресницы. Краснею еще больше, хотя куда уж больше? Сердце испуганно колотится в ребра, волнение тугим жгутом скручивается внизу живота, зрачки расширяются и темнеют.
Сумасшествие какое-то.
Демьян, без сомнения, харизматичен и атлетически сложен, но это совсем не значит, что я должна забыть о том, что он политик, умеющий прекрасно манипулировать людьми.
– Не думаю, что моему парню понравится твоя идея.
– Твоему кому? Парню? Да у тебя с этим Севой, Петей, как его там, ничего не было. Два раза в кино сгоняли, один раз на колесе обозрения прокатились? Это смешно, Сладкова.
Продолжая бережно гладить мои руки, с издевкой шепчет несносный депутат, а я вопреки всему млею от его прикосновений. Плыву по волнам неги, превращаюсь в безвольное желе и даю себе несколько секунд прежде, чем избавиться от наглых ладоней и хмуро сдвинуть брови к переносице.
– Прекрати лезть в мою личную жизнь, Демьян!
– Я не виноват в том, что наши мамы дружат…
– И моя совершенно не умеет держать язык за зубами. Ага.
Согласно кивнув, Ларин мягко мажет губами по моему затылку и покидает ванную комнату, оставляя меня наедине с несмываемым румянцем и диким смущением. И я бегу за ним следом, намереваясь сказать, чтобы он заканчивал поздний ужин, забирал дочку и ехал домой.
Только вот Алиска сладко сопит на кухне, уронив голову на руки и уснув прямо за столом. И я отчетливо ощущаю, что больше ничего не контролирую в этом доме.
– Ты же не выгонишь нас на улицу, Юль?
Поймав меня за запястье, спрашивает Демьян, вырисовывая на коже какие-то странные жгучие узоры, и я без промедления ему уступаю.
– Конечно, нет. Отнеси Алису в спальню и перебирайся в зал. Там тебе постелю.
Разорвав наш контакт, я первой устремляюсь по указанному мной маршруту, достаю новое постельное белье и стараюсь по максимуму использовать передышку. Кровь постепенно отливает от лица, пульс стабилизируется, конечности не дрожат.
И я гораздо спокойнее встречаю вплывающего в комнату Ларина, который судя по всему, задался целью окончательно расшатать мое душевное равновесие. Стянув галстук через голову, он переключается на рубашку. Методично расстегивает пуговицу за пуговицей, я же прилипаю взглядом к его рельефному телу.
Внимательно изучаю, как бугрятся мышцы под загорелой кожей. Исследую каждый кубик идеального пресса. И гулко сглатываю, когда ловкие пальцы Демьяна добираются до пряжки кожаного ремня.
Со мной опять творится какая-то чертовщина. Краснею, как глупая школьница.
– Составишь компанию? – ухмыльнувшись, Ларин безошибочно расшифровывает мое молчание. Ну, а я фыркаю и пытаюсь сохранить остатки собственного достоинства.
– Ты какой-то непоследовательный. То невестой предлагаешь стать, то любовницей. Определись уже.
Вылетев из зала, как пробка, я торопливо захлопываю за собой дверь и на цыпочках крадусь в сторону спальни, не слыша, что там еще говорит Демьян. Без лишнего шума устраиваюсь на кровати рядом с Алиской и почти моментально проваливаюсь в сон, чтобы на утро обнаружить себя в кольце детских рук.
Малышке очень не хватает материнского тепла, ведь Ларин совсем недавно развелся с супругой. И это одна из многочисленных причин, по которым я не готова к нему приближаться. Не хочу, чтобы мое сердце разбили.
Несмотря на мои метания, завтрак проходит, на удивление, комфортно и без происшествий. Лиска за обе щеки уплетает хлопья с молоком, Демьян с таким же аппетитом уничтожает глазунью с помидорами. Никто не касается вчерашней опасной темы, и я расслабляюсь. Блаженно потягиваюсь и теряю бдительность, позволяя Ларину командовать.
– Я подвезу. Одевайся.
Промакивает губы салфеткой, как какой-то аристократ, и я слушаюсь. Облачаюсь в вязаное кашемировое платье, накидываю сверху дутую куртку и помогаю Алисе красиво повязать шарф вокруг ворота ее пальто. Держусь с дочерью Демьяна за руки, пока мы едем в лифте, не отпускаю ее в холле на первом этаже и не ожидаю, что мы попадем под прицел объективов вездесущих журналистов, стоит только выйти на улицу.
– Демьян Евгеньевич, это правда, что у вас новый роман?
– Демьян Евгеньевич, скажите, это ваша любовница?
Вопросы сыплются на нас как из рога изобилия, вспышки фотоаппаратов ослепляют, а я банально теряюсь. Моргаю растерянно, хочу развернуться на сто восемьдесят градусов и исчезнуть в недрах подъезда, но Ларин не позволяет. Обняв меня с Алисой, он громко прокашливается и во всеуслышание заявляет.
– Юлия Сладкова мне не любовница. Юлия Сладкова – моя будущая жена.
Бам. Клеймо, налепленное Демьяном, прилипает ко мне быстро и надежно. По крайней мере, складывается впечатление, что вспышки затворов начинают щелкать еще быстрее.
А я по-прежнему не могу слова из себя выдавить. Переминаюсь с ноги на ногу, словно оглушенная пыльным мешком, и чувствую себя по-идиотски. Я со школы не люблю повышенное внимание, всячески стараюсь избегать конфликтов и демонстративного выяснения отношений, а сейчас ко мне прикован десяток любопытных взглядов, и от этого становится неловко.
Демьян
– Запомни, Оль, если что-то случится, ты сразу же звонишь мне. Сразу.
– Не волнуйтесь, Демьян Евгеньевич. Что может произойти на занятиях по танцам?
Новая Алискина няня кротко мне улыбается и поправляет воротник строгой кремовой блузки. С каштановыми волосами, заплетенными в тугую косу, в черных брюках и черном пиджаке она выглядит солидно и профессионально. Ее нам посоветовала одна из маминых подруг, и я понадеялся, что на этот раз мне повезет.
– Тогда до вечера.
Кивнув Ольге, я покидаю здание центра современных искусств и еду в офис, где в ожидании моего появления Леонид Парфенов, мой пиар-агент, меряет помещение нервными шагами и то и дело поглядывает на настенные часы.
– Ну? Как дела со Сладковой? – Ленечка набрасывается на меня с самого порога, так что приходится ставить крест на мечте выпить чашечку кофе в уютной тишине. Жаль.
– Нормально. Пресса поймала нас на выходе из подъезда ее дома. Фотографии скоро будут в печати.
– А согласие ты ее получил? Принципиальное?
– Пока нет.
– Плохо. Стареешь что ли, Ларин? Обаяние включи. Купи девочке букет красивых цветов. Кулон золотой подари, я не знаю.
Парфенову двадцать пять. Он младше меня на пять лет, а читает нотации, как будто старше на целую жизнь. И я собираюсь напомнить Леониду, кто здесь босс, начальник и депутат, но не успеваю. Потому что деятельный парень сует мне под нос распечатку с весьма плотным расписанием.
Визит в сто тридцать седьмой лицей. Дом культуры. Интернат для трудных подростков. Детская поликлиника.
День обещает стать весьма и весьма сложным. Каждого надо выслушать, для каждого найти правильные слова. Самые проблемные вопросы взять на карандаш. И врать нагло не хочется, хоть на горизонте и маячат важные для партии выборы. Финансирование дойдет далеко не всем и далеко не сразу.
Что там у нас первое по плану? Учебное заведение?
– Евгений Демьянович. Извините, Демьян Евгеньевич, – перепутав мои имя и отчество, краснеет до корней волос завуч многострадального лицея, но глаз не опускает, пусть и немного запинается. Выдыхает грустно и указывает на потолок. – Мы капиталки уже два года дождаться не можем. Фасад подкрасили немножко, а трещины по стенам ползут. За детей страшно.
– Пришлем комиссию, посмотрят. Вы в очереди на лето стоите. Возможно, ремонт получится сдвинуть на март. Но ничего не могу гарантировать.
– Спасибо, Демьян Евгеньевич. Чай, кофе будете? У нас кухня своя. Ватрушки с творогом – объеденье.
– Как-нибудь в следующий раз. Ехать пора. До свидания.
Оставив гостеприимного педагогического работника за спиной, я сажусь на заднее сидение служебной Ауди и кошусь на уткнувшегося в экран смартфона Ленчика.
– Все записал, Леонид?
Ответом мне служит тишина. Так что я мысленно считаю до пяти и, не получив никакого отклика, толкаю Парфенова локтем в бок.
– А? Что? Да все я записал, Демьяныч, – потирая ушибленное место, рапортует обиженный пиар агент и передает мне телефон. – Вас со Сладковой уже запостили.
– Оперативно.
– Слушай, Демьян, но все-таки эта твоя Юлька идеально подходит. Внешность самая обыкновенная. Не моделька, не актриса, не дочь генерального прокурора. Старая сказка о Золушке на новый лад.
– В смысле?
– Бедная девушка…
– Юля вовсе не бедная. Не миллиардерша, конечно, но на хлеб с маслом ей точно хватает. Дедушка оставил ей в наследство кафе, и она с удовольствием там работает.
– Так, Ларин. Не перебивай. Не порть мне сценарий. Бедная девушка встретила богатого принца в заснеженной Новогодней Москве. Он спас ее от неминуемой гибели. Вытащил из под колес серебристого Гелендвагена и забрал в свой пентхаус-дворец. И жили они с тех пор долго и счастливо…
– А можно как-то поменьше драмы?
– Нельзя. Люди ее любят.
Надувшись, отрезает Парфенов и упрямо молчит всю оставшуюся дорогу. Я же втайне радуюсь этому факту и прошу водителя сделать музыку громче, наслаждаясь известной по всему миру мелодией.
– Джингл Беллз, Джингл Беллз, Джингл Беллз рок…
В доме культуры нас встречают так же радушно, как и в лицее. Охранник узнает меня сразу и мгновенно пропускает через турникет. Директор Елена Германовна Савская, творческая женщина с замысловатой прической из множества косичек и локонов, принимает у него инициативу, провожает нас за кулисы и пускается с места в карьер.
– Осветительная аппаратура давно на ладан дышит. Того и гляди издаст последний предсмертный хрип!
Савская грустно вздыхает, у меня же аккурат посреди этой трагедии начинает вибрировать мобильник. И я бы хотел отклонить вызов, но имя звонящего вынуждает ответить.
– Что?! Вы там совсем офонарели?!
– Вот и я говорю, офонарели, – вторит мне директор, думая, что я сходу принялся за решение ее вопроса, а у меня перед глазами темнеет и стальной обруч сжимается вокруг сердца.
Юля
– Что?
– Условия, Демьян. Ты прямо как маленький? У нас с тобой деловое соглашение. Я хочу определенных гарантий.
Улыбаюсь украдкой, фиксируя неподдельное изумление на депутатском лице, и прошу Женьку меня подменить. Варю два карамельных латте и сгружаю их над поднос, чтобы немного подсластить пилюлю для Ларина.
Кивком головы указываю ему на столик, находящийся на небольшом отдалении от немногочисленных посетителей, и осторожно расставляю чашки, дабы не расплескать кофе.
Отпиваю маленький глоток, блаженно щурюсь, радуясь внезапному перерыву, и начинаю оглашать свой список простых, в общем-то, требований.
– Во-первых, я буду продолжать здесь работать, – поднимаю указательный палец вверх на случай, если Демьян попробует что-то мне возразить, и четко чеканю. – Ты знаешь, как сильно я люблю это место. Оно дорого мне, как память о дедушке, и я не буду пускать все на самотек. Я готова пересмотреть свой график, нанять еще сотрудника, но засесть у тебя дома и вышивать крестиком я не планирую.
– Идет.
Подозрительно легко соглашается Ларин и с удовольствием смакует сваренный мной лате. Облизывает молочную пенку с губ и лукаво подмигивает, замечая мой неуместный любопытный взгляд.
Глупая ты, Сладкова. С депутатом надо держать ухо востро.
– Во-вторых, мы не будем обманывать Алису. Мы расскажем ей все как есть…
– Я уже рассказал, – оборвав меня на полуслове, высекает Демьян, мгновенно серьезнея. По крайней мере, в его изумрудных глазах больше не плещется то тепло и расслабленность, которые были там ровно минуту назад. – Моя дочь достаточно взрослая и умная, чтобы понять, что я нуждаюсь в твоей помощи. Мы оба нуждаемся.
– Отлично.
Теперь уже я облизываю губы и исподтишка изучаю сидящего напротив мужчину. Статный, обаятельный, он в два счета располагает к себе людей и с храбростью льва защищает близких.
Так он опекает свою маленькую Златовласку. Так он заботился обо мне, когда я училась в школе и испытывала некоторые трудности с коммуникацией со сверстниками.
Я была тихой и скромной в шестом классе, когда наши мамы познакомились. Как и любую серую мышку и прилежную хорошистку, меня дразнили одноклассники. Ровно до тех пор, пока дерзкий хулиган-старшеклассник не взял меня под свое крыло и не расквасил носы моим обидчикам.
За пять лет в школе утекло много воды. Мои формы приобрели соблазнительную округлость, волосы я перестала закалывать в невнятный пучок, в характере тоже открылись новые грани. Я научилась стоять на своем и давать отпор и не заметила, как на меня стали заглядываться мальчики.
Только в наших с Лариным отношениях ничего не поменялось. Это он свернул челюсть моему бывшему парню, когда узнал, что тот мне изменил. Это Демьян, наплевав на нормы морали и приличия, заперся в женский туалет и просунул мне пачку влажных салфеток под дверью кабинки. Чтобы я стерла ужасные черные разводы со щек и перестала походить на печальную панду.
А потом он ради меня предпочел выпускной бал веселой студенческой тусовке. И мы танцевали вместе каждый танец, отчего все присутствовавшие там девчонки мне дико завидовали.
Вынырнув из ностальгии, я допиваю остывающий кофе и готовлюсь подвести черту под моими требованиями.
– И последнее. Ты больше не используешь меня вслепую, как утром. Объясняешь, что и почему я должна сделать. Договорились, Демьян?
– Я постараюсь, – кивнув, Ларин пожимает мою ладонь, запуская электрический ток по коже, и не спешит ее выпускать. – Только у меня тоже будет парочка условий.
Он намеренно понижает голос, а у меня от этих бархатных вибраций волоски на шее дыбом встают. Какие-то насекомые устраивают бунт в животе, а окружающая нас обстановка вдруг приобретает странный романтический флёр.
Вот же чертов политик! Оружие массового поражения, блин.
– Каких?
– Во-первых, ты переедешь к нам с Алисой.
Копируя мои интонации, Демьян начинает невесомо гладить мои пальцы, а я понимаю, что не хочу его останавливать. Моя рука кажется совсем маленькой на фоне его огромной лапищи, а ещё от его магнетических прикосновений крохотный комок тепла в груди разрастается в большой пульсирующий шар, согревающий меня всю.
Возвращаясь к смене места жительства… У Ларина внушительных размеров квартира, в которой можно с легкостью потеряться. Мы абсолютно точно не будем там друг другу мешать. И я без труда смогу присматривать за Алисой и страховать Демьяна, когда потребуется.
Что ж, его предложение кажется вполне разумным.
– Хорошо.
– Во-вторых, – выдержав театральную паузу, Ларин подносит мои пальцы к губам и, обжигая их горячим дыханием, припечатывает. – Ты больше не будешь видеться с этим своим Севой, Петром…
– Сеней.
– Точно, Сеней. Позвонишь ему и скажешь, что бросаешь его.
Депутатский ультиматум вызывает во мне глухое раздражение и волну протеста. Я понимаю неотвратимость грядущего разрыва, но искренне верю, что такие новости надо сообщать максимально осторожно и обязательно лично. Глядя друг другу в глаза.
Демьян
Просочившись в кабинет, я устало падаю в кресло и распутываю узел успевшего поднадоесть галстука. Он отправляется на край стола, туда же летит пиджак, отщелкиваются верхние пуговицы рубашки.
Сейчас собрать мы горнолыжную снарягу, взять девчонок и мотнуть с ними в Домбай или в Приэльбрусье. Любоваться природой, глотать морозный чистейший воздух и не выходить на связь с внешним миром.
Забуриться в уютный деревянный домик, пить горячий чай и заедать его вареньем из клюквы и смотреть на то, как красиво горит в камине огонь.
Мечты-мечты. Среди всей этой суеты, очередной предвыборной гонки, цифр, экзит-полов вряд ли можно надеяться на внеплановый семейный отдых. Дай Бог дожить до Нового года, там будет несколько выходных.
Разобрав скопившиеся на электронке письма, я блаженно потягиваюсь и намереваюсь вернуться к Алисе с Юлей. Мешает телефонный звонок. Красноречивое «мама» на экране мгновенно окунает меня в ушат ледяной воды, засыпает за шиворот горку снежинок и заставляет напряженно думать.
Я обещал заехать в гости и забыл? Я не поздравил ее с днем матери? Я должен был вести ее сегодня в театр и случайно потерял билеты?
– Алло. Привет, мамуль, – перебрав пару десятков мыслимых и немыслимых вариантов, я все-таки принимаю вызов и, наученный горьким опытом, отдаляю трубку от уха. Не зря.
– Здравствуй, сын. Как это понимать?
Вдыхаю шумно. Выдыхаю медленно. И озвучиваю одну из наиболее логичных версий.
– Ленчик опять сказал тебе, что мой график забит и в нем нет окон, и вы поругались?
– Нет. То есть да. Но не в этом суть! Я звоню тебе по другому поводу, Демьян.
Снова вдох. Снова выдох. И нейтральное.
– М?
– Сын, вот скажи. Я для того тебя рожала, чтобы от посторонних людей узнавать о твоей помолвке?
– А-а-а…
Тяну неопределенно и гадаю, как мы со Сладковой будем выкручиваться. Признаваться в притворстве нельзя – чем меньше людей о нем узнает, тем больше вероятность, что наш секрет не выплывет наружу.
А после фееричного развода, когда бывшая супруга кем только меня ни обзывала, дойдя вплоть до альфонса и сатаниста, еще один скандал мне совсем ни к чему.
– Что, а-а-а? – передразнивает мама на том конце провода и продолжает напирать? – А нам с Олей когда вы планировали сообщить? Когда сыграли бы свадьбу и улетели в свадебное путешествие? Или после того, как Юлька родила бы мне еще одного внука?
– Ну, не ругайся, мам. Ты же знаешь, мы вас очень любим, – выкидываю на стол главный козырь и тарабаню так быстро, что мама не успевает меня перебить. – Все очень спонтанно получилось. Хлопоты с Юлиным переездом. На следующей неделе устроим семейный вечер, посидим, поболтаем…
– На следующей неделе?! – взвивается моя дорогая родительница, но я остаюсь непреклонным. Нам со Сладковой к этому ужину надо хорошо подготовиться и обсудить легенду.
– Да. У меня, действительно, очень плотный график. Целую, пока.
Отбив звонок, я отправляю телефон в авиа-режим и иду на кухню, где Юля заканчивает заплетать Алиске две пышных косы. Девчонки тихо хихикают, сияют обе и вроде бы отлично ладят.
По крайней мере, мне не придется извиняться за зубную пасту в тапочках Сладковой и за ящерицу в ее сумке, как это происходило с двумя нянями. Ольга до этой стадии проверки не проработала.
– Девчонки, а, девчонки. Я тут прикинул…
– А?
– Что?
Спрашивают в унисон и совершенно одинаково склоняют набок светлые головы. Не провели и полного дня вместе. А уже друг друга копируют.
– Может, сгоняем в торговый центр, а? Присмотримся к новогодним подаркам. На елку наряженную поглазеем. Съедим что-нибудь вкусненькое. Только, пожалуйста, без орехов.
Протестующе поднимаю руки, а Златовласки громко смеются и наперегонки бегут одеваться. Мой дом снова наполняют звуки радости, и за одно это я готов расцеловать Юлю в обе щеки, что я и делаю, когда она возвращается в гостиную в пушистом малиновом свитере и черных джинсах, облегающих ее аппетитные округлые бедра.
Я, кстати, тоже меняю костюм на свитер и джинсы и ощущаю себя комфортно среди шатающихся вдоль витрин мужчин. В Афимолле многолюдно и празднично. Островки с новогодними декорациями радуют глаз, разноцветные шары висят под потолком, мерцают золотым сотни гирлянд.
Правда, на миг я серьезнею, потому что в праздно шатающейся толпе мне мерещится силуэт бывшей жены. Только вот она сейчас должна покорять Барселону, так что я расслабляюсь. Левой рукой сжимаю дочкину ладонь, притискиваю Юлю к правому боку и направляюсь опустошать кредитную карту в магазин сувениров.
– Этот или этот?
Хватаю с вешалки два свитера. На одном изображен непропорциональный снеговик, на другом – такой же кривой олень.
– С рогатым бери. Твоим коллегам понравится.
Сладкова тыкает пальчиком в бело-красное недоразумение и заливисто хохочет. Смех у нее заразительный, передается за пару секунд воздушно-капельным путем, и через мгновение уже мы с Алиской хихикаем. Остановиться не можем, держимся за животы.
Юля
Зима в этом году особенно красивая. Не слишком холодная, но снежная. На клумбе рядом со входом в подъезд Демьяновского дома лежат огромные сугробы, и я не уступаю соблазну. Наклоняюсь, зачерпываю в пригоршню снег, кидаю в Ларина снежком.
Хочется такой же беззаботности, как в детстве. Лепить с братьями снеговика, съезжать с горки на пакете и чтобы папа на санках катал. А потом долго и нудно стряхивать с шубы снежное покрывало, чистить ботинки и пить горячий чай с вишневым вареньем. Или с клубничным.
И чтобы пироги мамины на столе. С хрустящей румяной корочкой.
– Полундра!
Отвлекшись на внезапно нахлынувшие воспоминания, я пропускаю маневр Демьяна, и спустя три секунды он сшибает меня с ног и швыряет сугроб. Сам падает рядом и громко хохочет, как будто он не серьезный депутат с мандатом, неприкосновенностью и прочими взрослыми штуками, а беспечный тринадцатилетний подросток.
Такая вот искренняя улыбка, кстати, ему очень идет. Когда он не пытается юлить, хитрить и манипулировать.
– Бонзай!
Насмотревшись на наши выходки, Алиска тоже берет разбег и плюхается в аккурат между нами. Голову в смешной белой шапке с двумя помпонами кладет мне на грудь, ноги закидывает на Ларина и в унисон с нами смеется.
Сегодня поистине лучший день за последние несколько месяцев, потому что после снежных ванн мы поднимаемся в квартиру, развешиваем мокрую одежду на сушке и идем на кухню пить зеленый чай, который Демьяну привез из Китая коллега.
– Обязательно съездим с вами в горы на праздники, – наблюдая за разыгрывающейся за окном метелью, произносит Ларин, а моя бурная фантазия уже рисует крутые склоны и уютный деревянный сруб с камином, ковром и огромным диваном в гостиной. Где мы сможем пить какао, есть что-нибудь вкусненькое и играть монополию.
– А партия отпустит?
– Куда она денется.
Небрежно машет рукой Демьян, а я радостно нарезаю хлеб тоненькими кусочками и опускаю в тостер. Достаю из холодильника масло и черничный джем.
– Будем есть сладкие бутерброды, – разместив все на столе, я щелкаю Алиску по носу, а она издает бодрое «ура».
И мы наспех подкрепляемся, отогреваемся и идем в зал – устанавливать нашу красавицу-елку. Ларин колдует над винтиками-ветками-подставкой, а мы с малышкой сидим на полу и завороженно наблюдаем за тем, как из разрозненных деталей вырастает чудесное искусственное дерево.
Пушистое, ярко-зеленое, разлапистое.
После того как Демьян дает нам «добро», мы принимаемся его наряжать. Симметрично развешиваем шары и звезды, красиво повязываем банты. Выудив ангела из коробки, я лезу на стул, чтобы установить его повыше, и не замечаю, как опасно скрипит подо мной эта не слишком устойчивая конструкция.
Понимаю, что что-то идет не так, слишком поздно. Стул накреняется и я, зажмурившись, лечу вниз. Боюсь, что после такого кульбита костей не соберу, но падаю в надежные теплые руки.
– Все хорошо, Юль. Живая?
– Ага.
Сглатываю гулко и после недолгих раздумий открываю глаза. Встречаюсь с изумрудной гладью Демьяновских омутов и отчего-то смущаюсь, поэтому быстро соскальзываю на пол, пользуясь подвернувшимся предлогом.
Мигает оповещением мой телефон. А на экране светится сообщение от бывшего.
Арсений: Здравствуй, Юля. Нам нужно поговорить.
Юля: Привет, Сень. Не думаю, что это хорошая идея.
Арсений: Так это правда? Ты сошлась с Лариным?
Юля: Да. Мы теперь вместе.
Арсений: Почему?
Может быть, потому что он не тянул два с половиной года, чтобы предложить мне съехаться? Или с первого раза запомнил, какой чай я люблю? Или выкроил время и помчался покупать чудесную елку?
Думаю так, но пишу Арсению совсем другое. Ведь с Демьяном у нас все шатко, понарошку и временно.
Юля: Не важно. Прости, что не сообщила лично.
Арсений: Стерва.
Окончательно во мне разочаровавшись, припечатывает Сеня, а я с чистой совестью блокирую мобильник. Ни капельки не жалею, что эти бессмысленные отношения подошли к логическому концу. Миленин даже ухаживал за мной нудно, и порой на свиданиях мне хотелось свернуться прямо в ресторане калачиком и уснуть, пока он рассуждал о высоких материях и пытался читать нескладные стихи.
Наверное, я просто не желала его обижать и была больше занята дедушкиным кафе, чем собственной личной жизнью.
– О чем задумалась, Юль?
Прерывая мои размышления, заглядывает через плечо Демьян, а я радуюсь, что успела свернуть переписку. Не хочу обременять его подобными глупостями. Я обещала не видеться с Сеней и не планирую этого делать.
– Да так, ни о чем. Мелочи.
Мягко отвечаю Ларину, и мы все разбредаемся спать. Ярких впечатлений так много, что я вырубаюсь моментально, стоит только голове коснуться подушки, и крепко сплю до самого утра.
Завтра я обязательно почитаю Алисе сказку на ночь, а она мне расскажет, как прошло ее второе занятие по танцам.
Демьян
– Я буду жаловаться! Президенту! Путину! Вот! – Юлин бывший, превратившийся в большой снежный ком, издает пронзительный крик, на что я лишь отстраненно пожимаю плечами.
Пусть скажет спасибо, что кости целы. Учитывая, что желание размазать его по стенке кафе было практически непреодолимым. Спасло присутствие дочери.
– Да хоть в небесную канцелярию, – презрительно сплюнув под ноги, я круто разворачиваюсь и скрываюсь в помещении, игнорируя врезающееся между лопаток.
– Вы все еще крупно пожалеете!
Незадачливый ухажер продолжает разоряться на улице, привлекая внимание редких прохожих, ну, а я занимаю место за столиком между Юлей и Алисой и тянусь к политому клубничным сиропом чизкейку.
Выглядит он так умопомрачительно, что слюнки текут.
– Эх, Сладкова, Сладкова, – отломив небольшой кусочек божественного десерта, я отправляю его в рот и качаю головой. – Вот никогда ты не умела выбирать нормальных мужчин.
– Это да. Наверное, именно поэтому я согласилась побыть твоей невестой, – намекая на мой неангельский характер, улыбается Юлька и подвигает мне тарелку с воздушным безе. – Попробуй.
Все десерты у них в кафе выше всяких похвал, и это целиком и полностью ее заслуга. К дедушкиному делу она относится ответственно, как и ко многому другому. В отличие от большинства одноклассников, Сладкова никогда не прогуливала уроки без уважительной причины, посещала все лекции в универе и отказалась слинять с пар, когда я позвал ее в Питер.
Поездка, кстати, вышла так себе. Я уронил новую кожаную куртку с катера, когда мы катались по Неве, Славик утопил мобилу в ней же, а Инесса так и не смогла заменить отсутствующую Юльку. Моя тогдашняя пассия умудрилась нацепить на экскурсию двенадцатисантиметровые шпильки и долго ныла, пока я не взял ее на руки.
– Все очень вкусно, спасибо, Юль.
Вынырнув из омута воспоминаний, я от всей души хвалю Сладкову и доедаю свою порцию, после чего мы втроем отправляемся домой. Зажигаем гирлянду, смотрим старую добрую сказку «Морозко» и любуемся нашей красавицей-елкой.
Только вот наутро, когда я сонно вплываю в свой кабинет, от праздничного настроение не остается и следа. Ленчик разносит его в пух и прах.
– Демьян, как это понимать? Мы отбеливаем-чистим-блистим твою репутацию, а ты человека пинками вышвыриваешь в сугроб. Слуга народа, блин!
– Не передергивай, Леонид, – повесив пальто в шкаф, я осекаю излишне экспрессивного Парфенова и облокачиваюсь бедром о стол, скрещивая руки на груди. – Этот представитель, как ты выражаешься, народа – Юлин бывший.
– И что? – перебивает доморощенный остряк и иронически выгибает бровь. – Это значит, что его можно мордой в снег?
– Не только можно, но и нужно, – игнорируя скептический смешок, продолжаю гнуть свою линию. – Этот козел посчитал все подарки, которые дарил Юле, и решил выставить ей счет.
– Что-о-о?
– Что слышал, – передразниваю ошарашенного пиар-агента и поясняю для верности. – Все вписал, представляешь? И заколки с резинками не забыл, бижутерию какую-то дешевую, даже коврик в ванную комнату не забыл, прикинь?
Затыкаюсь. Парфенов тоже угрюмо молчит, будто воды в рот набрал. Больше не напирает на меня, только крутит в разные стороны пуговицу на лавандового цвета рубашке и силится выдать что-то членораздельное. У меня же в голове не укладывается, как земля носит таких индивидов, как недоразумение-Арсений.
Но, судя по всему, как-то носит.
– Извини. Был не прав, – после длительной паузы отмирает Ленчик и все-таки спрашивает. – Все понимаю, но как-то чуть более деликатно нельзя было?
– Можно, – киваю и криво ухмыляюсь. – Тихо закопать под ближайшей елкой и мирно отпраздновать.
– Демьян!
– Леня! Пиарщик ты или кто? Вот и разруливай.
Повышаю для острастки голос и направляюсь к кофейному аппарату. Если не волью в себя двойную дозу эспрессо, точно кого-нибудь прикопаю. Смотрю, как медленно жидкость стекает в кружку, Парфенов же начинает суетиться.
Выуживает из кармана модных узких джинсов телефон и кому-то звонит.
– Аллочка, солнце, привет. Устроишь мне встречу с парочкой известных блоггеров? Конечно, мы потом сходим с тобой в ресторан и возьмем шампанское с клубникой. И мидии в сливочном соусе тоже закажем. Все, целую, пока.
Отбив звонок, Леонид стирает с физиономии приторную улыбку и вслед за мной подходит к кофе-машине. Наливает себе порцию и медленно цедит ароматный напиток.
– Из хамоватого политика, пользующегося своим положением, в рыцаря, защитившего честь дамы, мы тебя превратим. Но это все равно не достаточно. Лебедев опережает тебя на несколько пунктов. Образцовый семьянин, отец двух сыновей, примерный муж. А за тобой до сих пор шлейф скандального развода тянется.
– И что предлагаешь?
– Организуем официальную помолвку вам с Юлькой. Родню соберем, журналистов пригласим.
– Кхм.
Закашливаюсь от пугающей перспективы. На горизонте и так маячит семейный ужин, от которого не знаешь, чего ждать. И если старшие братья Сладковой с трудом воспринимали меня в качестве ее друга, то теперь не уверен, что обрадуются увидеть меня в статусе счастливого жениха.
Юля
– Папа никогда не обедает на работе.
Делится со мной Алиса по пути в кафе, отчего решение привезти Ларину в офис что-нибудь вкусненькое созревает мгновенно. Я методично раскладываю картошку с котлетами по лоточкам и привлекаю малышку к украшению песочного пирога ягодами.
– Как в школе, крошка? – интересуюсь у Алисы между делом и боковым зрением фиксирую, как она закусывает нижнюю губу и отводит в сторону глаза. – Что случилось?
– Яна сказала, что Дима со мной дружит только потому, что у меня папа – депутат.
Переживает, конечно. Смотрит на меня с плохо скрываемой грустью. Мне же хочется отвесить ее однокласснице подзатыльник, хоть бить детей неправильно, негуманно и дальше по списку.
– А кем работает папа у Димы?
Осторожно интересуюсь и попутно укладываю контейнеры с едой в сумку, получая вполне закономерное.
– Банкир.
Выдыхаю тихонько. Иногда дети бывают очень злыми. А подростки и вовсе славятся любовью друг друга потроллить. Помню об этом прекрасно, хоть с окончания школы прошло уже много лет, и не забываю, как часто спасал меня от травли Демьян.
– Скорее всего, Яне нравится Дима, и она тебе просто завидует.
– Правда?
Воспрянув духом от моих слов, доверчиво прижимается ко мне Алиса, и я крепко ее обнимаю и глажу по спине, роняя уверенное «правда».
К счастью, все эти тревоги быстро улетучиваются, стоит только Ларину очутиться в непосредственной близости от дочери. Мой фиктивный жених и по совместительству любящий родитель подхватывает кроху на руки и устало улыбается, я же в очередной раз поражаюсь их сходству.
И проявляется оно вовсе не во внешности – в жестах и мимике. Дочка с отцом абсолютно одинаково выгибают левую бровь, хмурят высокие лбы и улыбаются тоже одинаково. Искренне и широко, отчего свет мгновенно заполняет пространство в радиусе десятка метров.
– Спасибо, Юль! Очень вкусно.
Ларин благодарит меня с набитым ртом, а я отчего-то смущаюсь. Хоть наша помолвка не больше, чем фарс, мне нравится заботиться о Демьяне. Наверное, потому что он не воспринимает все как должное и, словно ребенок, радуется горячим котлетам и самому обыкновенному пюре.
Жалко, что умиротворение длится недолго. Спустя пару минут в дверь раздается нетерпеливый бойкий стук, и в кабинет просачивается вызывающе одетая девица. Шелковая обтягивающая блузка топорщится на ее груди внушительного размера, черная короткая юбка подозрительно смахивает на пояс для ревматизма, как любит говорить моя бабушка, а в ее туфлях на убийственных каблуках, я уверена, очень удобно… сидеть.
– Здравствуйте. Я на собеседование, – жеманно произносит она, только вот Демьян не разделяет переполняющего ее оптимизма.
– Девушка, а кто вам сказал, что мы ищем стрип… кхм.. экзотическую танцовщицу? – жестко высекает Ларин и откладывает вилку в сторону.
Вдох. Выдох. Пауза.
Обычно я нормально воспринимаю окружающий мир и не ревную мужчин к представительницам противоположного пола. Но сейчас все скатывается с привычных рельс и жгучая ревность окатывает кислотой грудь. Давно забытое чувство восстает из пепла, как феникс, и царапает когтями ребра.
Вызывает потребность положить ладони Демьяну на плечи и склониться к нему, проникновенно шепча.
– У тебя обед остывает, ешь.
Да, я не готова уйти из кафе и быть рядом с Алиской двадцать четыре часа на семь, но и терпеть рядом с ребенком эту пародию на нормальную няню я не хочу. Или дело все-таки в мужчине, чью невесту я вынуждена играть?
К счастью, малышка не дает мне долго копаться в себе. Она ерзает на коленях отца, изучает брюнетку из-под полуопущенных ресниц и категорично заявляет.
– Пап, она мне не нравится.
– Мне она тоже не нравится, Демьян, – произношу негромко и отстраняюсь от Ларина, опираясь бедром о стол. – Если тебя, конечно, интересует наше мнение.
Не знаю, чем именно я задеваю депутата, позой ли, словами, интонациями, но он отчего-то начинает рассматривать меня пристально. Ни одной детали не пропускает так, что мне хочется съежиться и спрятаться в стоящий у стены шкаф. Ларин тяжелым взглядом ощупывает меня всю, после чего возвращается к моему наверняка раскрасневшемуся лицу и довольно хмыкает.
– Интересует.
Выносит вердикт он и принимается доедать котлеты с пюрешкой. Внимания на мнущуюся в проходе соискательницу не обращает, зато умудряется что-то рассказывать дочери вполголоса, вызывая у Алиски широкую счастливую улыбку.
– А я? – спустя пару минут, брюнетка все-таки решает напомнить про свое существование. Откашливается, поправляет топорщащуюся блузку и пытается одернуть ультракороткую юбку вниз. Юбка наотрез отказывается сотрудничать.
– А. Что. Вы? Вы разворачиваетесь на сто восемьдесят градусов и идете туда, откуда пришли.
– Но…
– Вы не нравитесь моей дочери. Вы не нравитесь моей будущей супруге. И мне вы, кстати, тоже не нравитесь.
Достаточно жестко заканчивает собеседование Демьян, я же испытываю малодушное удовлетворение. Ревность отступает, становится гораздо легче дышать, и я ловлю себя на мысли, что откровенно любуюсь другом детства.
Демьян
– Когда-нибудь она пожалеет, что пропустила лучшие годы дочери.
Уверенно высекает Сладкова, а я не могу оторвать взгляда от ее глаз. Два голубых кристалла в обрамлении угольно-черных пушистых ресниц завораживают и гипнотизируют. Проникают в самую душу и неожиданно дарят покой.
Руки у Юли тоже чудесные. Мягкие и нежные, они порхают по коже, рисуют какие-то узоры, ласкают. А еще они пахнут цитрусом, потому что пару минут назад девушка чистила мандарины. Оранжевые сочные дольки лежат на блюдце, а я гулко сглатываю, потому что в ноздри забивается запах Юлькиных свежих духов.
– Это все не имеет значения. Мы с Алиской научились жить без нее.
Самую малость лукавлю. Конечно, храню остатки обиды в далеком пыльном ящике, ведь с развода прошло не так много времени, но не хочу портить момент.
Сладкова сейчас такая красивая, домашняя, трогательная, что хочется поставить происходящее на паузу и пригласить художника, чтобы он нарисовал ее портрет.
– Все же малышке нужна мама…
– Нужна.
Киваю, соглашаясь, а сам засматриваюсь на Юлькин приоткрытый рот. Наклоняюсь вперед, сокращая расстояние между нами до считанных миллиметров, чувствую ее горячее дыхание на своих губах и готовлюсь совершить самую большую ошибку.
Поцеловать Сладкову так, чтобы все ее тело покрыли мурашки.
– Демьян, ты чего?
Испуганно шелестит Юля, хватая меня запястья, а я ничего произнести не успеваю, потому что в коридоре слышится топот маленьких ножек. И, спустя пару секунд, на пороге появляется сонная растрепанная Алиска в зеленой пижаме с белыми звездами.
Она по очереди изучает нас со Сладковой, широко зевает и спрашивает, наклонив голову набок.
– Что вы здесь делаете?
– Чай пьем. Хочешь?
Дрожащим голосом выдает Юля и ненароком поправляет съехавший вниз край кофты, оголивший изящное плечо. Я же едва сдерживаю рвущийся наружу смешок и поднимаюсь, чтобы достать третью кружку и налить туда заварки под звонкое детское «хочу».
– Юль, а нам к пятнице надо сдать рисунок новогодний. Поможешь?
– Конечно.
Устроившись у Сладковой на коленях, моя дочь пьет чай и ест мандарины. Без каких-либо усилий перетягивает все ее внимание на себя и светится от счастья. А я невольно гоняю на повторе сказанные Юлькой слова.
Малышке нужна мать. Нужна…
– Поздно уже. Пойдем спать.
Заметив, как Алиска сцеживает зевок в кулак, моя фиктивная невеста убирает ей за ухо выбившуюся прядь и встает вместе с Алиской. Окидывает взглядом неубранный стол, получает мое твердое «я все уберу» и отправляется в дочкину спальню.
Ее вкрадчивые шаги вскоре затихают, с негромким щелчком захлопывается дверь, а я еще долго изучаю свои пальцы и хмурюсь. Поднимаюсь неторопливо, полностью распрощавшись с магией ушедшего момента, и медленно складываю посуду в посудомойку.
К девчонкам не заглядываю. Не желаю их будить. Неуклюже расстилаю постель и раздеваюсь, падая на темно-синие шелковые простыне. Пытаюсь узреть что-то на потолке, а в мозгу пульсирует одна-единственная мысль.
Нельзя трогать Сладкову.
Алиса слишком сильно к ней привязалась. И, если я оттолкну Юлю своим поведением, я разобью сердце дочери.
– Доброе утро.
Сплю некрепко и то и дело выпутываюсь из объятий Морфея, чтобы убедиться, что за окном еще темно. Встаю задолго до будильника – на часах всего шесть утра, и шлепаю босыми ногами на кухню, где уже вовсю хозяйничает Сладкова.
С волосами, собранными в пучок, в теплой пижаме, она сосредоточенно склоняется над кастрюлей, в которой варится манная каша, и не оборачивается. А мне до дрожи в конечностях хочется, чтобы обернулась и взяла под прицел своих небесно-голубых глаз.
– Доброе утро, Демьян.
Роняет тихо, на выдохе и методично помешивает белую массу, чтобы в ней не было комочков. А я опускаю взгляд в пол и отчего-то зависаю на ее маленьких аккуратных ступнях. И щиколотки у нее тоненькие, изящные. Залипательные.
Фетиш какой-то. Дурные думки, неправильные.
– Как спалось?
Пытаюсь отвлечься, переключая внимание на магнитики на холодильнике, и прочесываю шевелюру пятерней. Неловкость испытываю, как сопливый подросток, и рассеянно перекатываюсь с пятки на носок и обратно.
– Нормально.
Не отрываясь от плиты, Юля бросает через плечо, а я понимаю – лукавит. Нет-нет, сонно зевает. Да и делает все медленнее, чем обычно.
– Давай помогу.
Решив чем-то занять руки, шагаю ближе к Сладковой, а она в этот момент выключает печку и разворачивается, едва не утыкаясь носом мне в грудь. Застывает. Вспыхивает мгновенно, как маков цвет, и смешно покусывает нижнюю губу.
Наверное, тоже какие-то соображения в мозгу прокручивает.
– Нарежь хлеб.
Произносит совсем уж сипло, прокашливается и тянется к столешнице, чтобы передать мне доску с ножом. А я терпеливо жду, пока наши пальцы соприкоснутся и меня прошьет разрядом тока.
Юля
Вчера Демьян чуть не поцеловал меня, пока я переживала восстание гадских крылатых насекомых в животе и непозволительно долго пялилась на его волевой подбородок и порочные приоткрытые губы. Сегодня он спровоцировал марш мурашек, стоило только нашим рукам соприкоснуться. А что будет со мной через неделю?
– Плохо, Сладкова! Плохо!
Фиксирую характерные признаки если не влюбленности, то растущей симпатии и хмурюсь. Достаю из шкафчика с посудой небольшую кастрюльку и засыпаю туда муку, сахар и яйца.
Обычно готовка успокаивает меня и помогает найти баланс. Но не сейчас.
– Соберись, Сладкова! Ларин еще одной ногой в прежнем браке, наверняка страдает по бывшей жене, и ты для него – не больше, чем одна из тысячи составляющих успешной предвыборной кампании.
Выпаливаю все это лихорадочным шепотом себе под нос и продолжаю яростно растирать ингредиенты в однородную массу. Очень стараюсь абстрагироваться, но в голове все равно мелькают яркие теплые образы.
Демьян в простой хлопчатобумажной футболке и свободных штанах разгуливает по кухне. Нарезает ровными ломтиками хлеб. Украшает елку.
– Эх…
Выдыхаю негромко и медленно выливаю в кастрюльку молоко, невольно вспоминая Миленина. Все-таки с Сеней было гораздо проще. Безопаснее, что ли. Я контролировала происходящее, рулила нашими отношениями и не боялась, что в какой-то момент чувств станет слишком много и они затмят разум.
И сама не заметила, как вляпалась в это…
– Юль! Тебя.
– Кто?
– Не знаю.
Вырывая меня из пространных размышлений, пожимает плечами Женька и протягивает трубку нашего стационарного радиотелефона.
– Алло.
– Привет, Юль. Только не скидывай звонок, пожалуйста! – лепечет на том конце провода Арсений и выдает раньше, чем я успеваю отключиться. – Я рядом с твоим кафе. В меня въехал какой-то газелист…
Делаю глубокий вдох и прикрываю веки. Хоть по-прежнему испытываю к Сеньке отголоски злости, все равно за него волнуюсь. Не хочу потом корить себя за то, что не помогла человеку со сломанными ребрами или бедром или внутренним кровотечением.
– Ты сам как? В порядке?
– Да… нет… нормально. Можешь выйти ко мне? – сбивчиво тарабанит Миленин, и я незамедлительно высекаю уверенное «конечно» и передаю изумленной Женьке кастрюльку с кремом.
Бросаю трубку на столешницу, торопливо огибаю прилавок и выбегаю на улицу в чем есть. В тонких облегающих джинсах, вязаном светло-сером свитере и мягких замшевых балетках, в которые я успела переобуться.
Холодный ветер тут же облизывает ступни, мороз пробирает до самых костей, а я стою неподвижно и напрасно пытаюсь найти поблизости груженый автомобиль, который мог переехать незадачливого Миленина.
– Привет, Юль.
В то мгновение, когда я планирую послать все к чертям и вернуться в теплое уютное помещение, из-за угла как раз выворачивает Арсений. Целый и невредимый, он приближается ко мне, прижимая к груди огромный букет алых роз, и глухо прокашливается.
Я же обвинительно тычу в него указательным пальцем.
– Ты мне соврал!
– Иначе ты бы не стала со мной разговаривать. Я пришел извиниться. Я виноват перед тобой.
– Виноват.
Бросаю сердито, но по какой-то причине не ухожу. Веду настороженно плечами и ежусь, оттого что колючий ветер забирается мне за шиворот и леденит кожу.
– Послушай, Юль. Я вел себя, как последний козел. Я не должен был упрекать тебя из-за подарков. Никогда.
– Не должен был.
– Мне стыдно…
Смущенно выцарапывает из груди Миленин и смотрит на меня заискивающе-жалобно. Нервно теребит красные лепестки, и я почти успеваю его простить и закрыть глаза и на показательное выступление с чеками, и на сегодняшнюю уловку, когда в мозгу что-то щелкает, и меня осеняет догадкой.
– Ответь-ка мне на один вопрос, Сень.
– Какой?
– Твоя мама помирилась с твоим отчимом?
Арсений медлит не больше секунды прежде, чем выкрикнуть горячечное «нет», но этой паузы мне достаточно, чтобы понять: он снова лжет.
– И ты устроил весь этот концерт, чтобы не ютиться с ними в тесной однушке? И веник этот притащил, чтобы потом и его включить в счет?
Сложив два и два, я стремительно закипаю и готовлюсь вылить на Миленина весь свой гнев, не замечая выскакивающего из припарковавшегося автомобиля Демьяна. Осознание врезается тараном в солнечное сплетение чуть позже.
От вида злющего, как сам сатана, Ларина кровь стынет в жилах, и все инстинкты кричат «бежать». Только вот ступни отчего-то примерзают к ступенькам, слова приклеиваются к языку, и страх прочно опутывает липкой паутиной все тело.
– Демьян…
Хриплю полузадушено, когда хмурый, как грозовая туча, мужчина приближается к нашей конструкции «Арсений, девушка и весло, то есть букет», и наблюдаю за тем, как тяжелая депутатская ладонь опускается Сене на плечо.