Я люблю Новый год! Я люблю Новый год! Я люблю Новый год… Если повторить это раз сто, то Новый год обязательно полюбит тебя в ответ. С мужчинами такое не проходит. Но ведь не все то, что мужского рода — мужчина? Например, отец моей дочери? Это будет лучший Новый год в моей жизни. Энтер!
И я нажала на клавишу, отправляя годовой отчёт с рабочего майла. Все! Я захлопнула крышку ноутбука и уставилась в пустоту. За пустотой существует мир, но пустота меня в него не пускает. Ничего, буду делать праздник из пустоты. Из ничего. Я же женщина! И я в ответе ещё за одну прекрасную феечку, которую сама же подарила миру пять лет назад.
И мы все в ответе за праздник, который сами же себе не устроили. Украшенный город — действительно будто другая вселенная. Но дома уже неделю стоит нарядная искусственная елочка с шариками, которые мы смастерили вместе с Любашей, а на странице Вконтакте обновлена аватарка — где мы с дочкой обе нарядные улыбаемся подле елки в замечательном кукольном театре, куда ходили три дня назад на зимнюю сказку. Да и вообще вся страница по просьбе моей мамы пестрит фотографиями Любови Каменцевой. Жаль, конечно, что от меня у нее даже нет фамилии. Пошла вся в отца — и голубые глаза, и светлые волосы, а у меня черная шевелюра и карие глаза. Настоящая ведьма.
Да, пусть Кирилл и дальше считает, что я его приворожила, чтобы остаться в Питере. А что не так? Приворожила, как любая женщина, но не дурманящими зельями, а природной ведьминской красой. Я до сих пор великолепно получаюсь на портретах, которые делает его отец. Ими тоже полнится моя страница. Я посчу их для моей семьи, частью которой Кирилл давно не является, а не потому, что желаю доказать бывшему мужу, что он что-то там потерял, разведясь со мной. Я принципиально не удаляю его из друзей. Пусть удаляется сам, если не желает, чтобы я портила ему новостную ленту своей рожей.
Да и черт с ним! Я не жду новогоднего чуда, что Кирилл изменится. Я вообще ничего не жду. Мне просто хочется, чтобы этот ужасный год наконец закончился. Что принесет следующий не так уж и важно. Хуже уже всяко не будет. Будем тихонько выгребать. Всеобщими усилиями: я, свекр и дочь. Впервые за нашим новогодним столом будет всего три человека. Уже полгода, как бабушки нет с нами, а я все слышу, как свекровь гремит на кухне посудой. Сейчас бы с закрытыми глазами простила ей пунктик стерильной чистоты, вернись она к нам с того света. Нет, не в качестве рабсилы. Мне тяжело тащить семью, но я справляюсь. Я действительно полюбила ее, как … бабушку! Она родила моего бывшего мужа в сорок пять лет, но ведь семьдесят один год — еще не возраст, чтобы останавливалось сердце. Я нашла ее утром в коридоре по дороге в туалет… И у меня все вылилось слезами.
— Бум-бум, бом-бом…
Это лейтмотив последних дней уходящего года: звук дождя, гулкое уханье сердца в пустой груди, и рождественская песня, играющая в наушниках, чтобы не разбудить деда и внучку от дневного сна. Чужая песня. Иностранная.
— Бум-бум…
На дворе декабрь, а на душе промозглый ноябрь: как и за окном, холодно и дождь, но я давно уже не плачу вслух — и даже про себя не плачу. За этот год я убедилась в том, что могу быть сильнее обстоятельств. Никто не испортит мне встречу Нового года. Ни погода, ни два гада в лице моего бывшего мужа и почти уже бывшего начальника.
— Мамочка, ты написала Деду Морозу, что тебе нужно новое платье? — сурово спросила вчера моя дочка, разглядывая на экране ноутбука наши с ней фотографии.
Боже, что за голос у моей пятилетки? Любаше бы мужиков в добровольцы записывать, а не мать отчитывать за нежелание выглядеть на все сто. А судьи кто? В моей жизни остался один лишь мужчина — свекр.
— Дедушке Саше я нравлюсь и в этом платье, — ответила я спокойно, спуская дочку с колен на пол.
Дедушка Саша, со слов бабушки Тани, знал толк в бабах, а они знали толк в нем. Природа перепутала Александра Юрьевича при рождении с быком производителем. Ему хотелось бабу всегда и везде, и свекровь дала ему полную свободу, только бы каждые пять минут не тащил в постель ее. А вот сын их не был быком, он вырос простым засранцем. Избалованным сынком престарелых родителей. Все ему нужно было подавать на блюдечке с голубой каёмочкой.
Если бы Кирилл просто бегал на сторону в мою тяжелую беременность, то я бы закрыла глаза и простила измену, но он свалил от меня к другой тетке, заявив, что не готов к отцовству. Александр Юрьевич был даже в большем шоке от поступка сына, чем я. А свекровь выходка сына просто подкосила. Она угасала на глазах, до последнего помогая мне с ребёнком, пока я зарабатывала деньги на еду. Когда Любаше исполнилось полгода, Кирилл ушел от меня и из родительской квартиры с вещами и с концами, отказавшись поддерживать нас материально, если я не уеду к маме в Ижевск. Только я, кажется, выиграла от развода. Пусть по паспорту я остаюсь с его фамилией и девочкой, но хочу все решать сама и совершенно не хочу платье. Новое платье будет у Любаши, потому что она — наша принцесса.
Птичка унесла письмо для Деда Мороза. Значит, Новый год точно придёт к нам в дом. В противном случае я притащу его к нам силком!
— Санта бэби… — лилось теперь из наушников…
Музыка английская, радость тоже не отечественного разлива. Я не теряла времени даром — подтягивала язык, потому что не имея диплома об окончании вуза в бумаге, я должна буду показывать потенциальным работодателям свою компетентность делами в шуршащей бумаге. Я без пяти минут безработная! Английский будет жирным плюсом в резюме!
— Я забыла о пустяке, — пелось в песне: — О кольце…
Дальше шла игра слов: «ring» означает на языке Шекспира не только кольцо, но и телефонный звонок. Лирическая героиня просила Санту не перепутать слово в контексте. Свое обручальное я давно снесла в ломбард и благополучно забыла его там, поэтому моим новогодним подарком стал телефонный звонок. Приняв его, я услышала женский голос:
— Лиза, у меня для тебя плохие новости…
— В общем ты должна будешь после праздников ездить в офис каждый день, а не только на планерку, — рубанула Лия воздух своим грудным голосом.
— После каких праздников?
Понятное дело, что после новогодних. Я спросила просто так, потому что сказать было нечего. Честно говоря, я и не надеялась. Новая метла всегда метёт по новому, и новому хозяину позарез надо показать свою силу. И заодно глупость!
— Лиза, я старалась… Но ведь зараза какой черствый сухарь этот наш Григорий Антонович. Зря только ценный продукт на него потратила! Сама б лучше покушала! Я же четко сказал, никакой удаленной работы, — правдоподобно передразнила Лия мужской голос. — Не надо давить на жалость, Каменцева не кошечка, чтобы я ей помогал… Твою ж мать, думаешь у него есть кошка?
— Вряд ли…
Была б, давно бы поделился с народом какой-нибудь кошачьей историей. У нас ведь весь офис знает про Карлоса, кота Лии. Кота… Родив третью дочку, она лишила мужа надежды воспитать сына, поэтому когда девчонки потребовали завести им кошку, их папа потребовал себе кота. И ему принесли кота! Вислоухого британца с дворовыми генами со звучным именем Карлос. Когда пришло время лишать британца его мужского достоинства, гордый новоиспеченный папа кота сам вызвался отвезти несчастного в клинику, откуда через час позвонил жене с пеной у рта — ты мне снова Карлиту подсунула! Говорю ж вам, не все то, что мужского рода — мужик.
Со школьных уроков литературы я вынесла ещё и привычку верить говорящим фамилиям. У моего распрекрасного начальника отличные инициалы: ГАВ. Господин Вербов не только лает, но и кусает. Очень больно. Мало того, что базовую зарплату с сентября урезал, заставив работать на проценты, так теперь с улыбочкой вообще за порог выставляет. Впрочем, может, он и улыбаться не умеет. С таким выражением лица, какое у него на аватарке пустой страницы Вконтакте даже на документы не снимаются. Только пятилетним особам женского полу и способен понравиться!
— Дорогая, у меня без вариантов. На планёрки я могу приезжать, но и только. Дед старый, он не в состоянии за Любашей присматривать целый день. Она сама за ним присматривает, чтобы не забывал таблетки принимать. И в сад не отдать. Она никогда не была с воспиталками, да и мест в середине года все равно нет. Короче, что я тебе прописные истины говорю. Сама же знаешь…
— Слушай, забыла спросить, с квартирой хотя бы разобрались? А то как встретишь Новый год, так и проведёшь. Все устаканилось? — подняла ещё более больную тему моя почти что бывшая начальница. И если я пошлю Лию так, как мне хотелось сейчас послать ее за заданный вопрос, то я быстро стану ей бывшей подругой.
После смерти свекрови, отец моей дочери намекнул, что неплохо было бы выплатить рыночную стоимость его квартирной доли. Грубо говоря, поставил ребром вопрос о продаже жилплощади, с которой его поперли мои свекры, когда Кирилл заявил, что уходит из семьи, оставляя жену с шестимесячной дочкой.
— Нет. Я попросила Каменцева ничего не говорить отцу, пока я не утрясу все с бумагами. Нам двушку в четыре лимона оценили! Он уже мать добил, сейчас отца прихлопнет.
— Этот гад может. Но вы хоть к чему-то пришли?
— К чему с ним можно прийти? Я согласилась выкупить. Надеялась взять кредит, но без нормальной зарплаты я его теперь не потяну. Я вообще не хочу про это думать. Новый год!
— И не думай. Езжай пока к матери и не трепи себе нервы с этим чудаком. Ты свой регион отлично знаешь… И будешь оттуда искать работу в Питере. А может и у нас власть поменяется… Или я Гришку зарежу! Да, кстати, приходите к нам на Новый год все вместе?
— С Гришкой? — серьезно спросила я, и Лия расхохоталась.
— А это идея! С кем Новый год встретишь… Он будет вынужден работать с тобой год… Ну что, втроем будете сидеть?
— Одна буду сидеть. Свекр спать ляжет под куранты. Любашка тоже. Я открою шампанское и напьюсь в гордом одиночестве. Потом буду названивать Каменцеву и молчать. Могу к тебе прийти. Ты меня пьяной никогда не видела. Если, конечно, трезвого таксиста найду. Одна ночью не пойду.
— К матери точно не поедешь? — перебила мой бред Лия.
Нет, ни на праздники, ни вообще. Как можно уехать обратно в деревню? Даже на год нельзя! Дочке в школу через год. Я из Питера ни ногой! Любаша должна быть с образованием. Это у меня после академки не было ни времени, ни сил восстановиться даже на заочный. Сюда меня Лия взяла, так сказать, по блату. Но я не дура. Найду работу. Как-нибудь. Без диплома, но с активной клиентской базой. Зачем Лия только предлагает мне уехать? Сама обратно в Тифлис не свалила. «Уеду» и для меня не вариант. Даже без мужа.
— А за дедом кто будет ухаживать? — выдала я, как ответ на все, причину, по которой не поехала встречать Новый год со своими. Хорошо, родственники понятливые у меня. — Кирилл? Не смешите мои тапочки! Гад даже не позвонил, чтобы поздравить отца с днём рождения. Дед плакал, я видела…
Я спокойно отвечала на вопросы Лии только внешне. Внутренний голос рвал и метал, как только речь заходила о моем бывшем. Мать утверждала, что я по-прежнему люблю Кирилла. Нет, просто сильная любовь в какой-то момент переходит в такую же всепоглощающую ненависть. Да и вообще на дворе «самое лучшее время в году», как поётся в дурацких рождественских песенках. У них там за океаном может и праздник, а здесь праздничного настроения нет и не будет, если Кирилл заявится со своими требованиями в Новый год! Впрочем, краля его не отпустит на мой оливье. Побоится. Она тоже видела мои фотки, а я — ее. Ха-ха!
Проблема, что и ГАВ видел. Видео, которое видеть ему ну совсем не полагалось. Тесто для чурчхел слишком долго не остывало. Уже вернулись старшие девочки, и средняя армяночка заявилась к нам на кухню с гитарой. Учитель ее считал, что круче битлов музыки не придумали, и она заиграла нам новую песню, которую все никак не могла верно сыграть.
— А ты пой, — подсказала я и потом пришлось подсказывать слова. Я ведь учу английский по песням. И вот поем мы с ней с горем пополам Естудей, а проблемы так медленно-медленно подкрадываются со спины в виде старшей дочери и ее айфона.
— Просто хотел отдать вам билеты на ёлку. Дочь ветрянкой заболела. А подарки от Деда Мороза не должны пропадать.
И во вложении действительно билеты — детский с подарком и два взрослых, соответственно без подарка. Семейный поход в театр. И с чего мы все решили, что господин Вербов не женат? Ну, кольцо не носит… Может, жмет или аллергия на золото. Ну, выглядит молодо. Гены хорошие или, как и мы, в студенчестве родили. Я что, расстроилась? Нет… Просто… Просто мне действительно не нужны личные отношения с начальником. Как мне ему деньги за билеты отдать?
— Спасибо, Григорий Антонович, но мы с дочкой уже были на елке, — пишет ответ наша с Любашкой аватарка. — Пусть ваша дочка быстрее поправляется.
— Еще на одну сходите, — пишет тут же ответ непроницаемое лицо ГАВа. — Елок много не бывает.
Это он шутить так пытается, похоже.
— Если будешь видеть каждый день Деда Мороза, перестанешь в него верить, — отвечаю, не особо задумываясь над ответом. Надо просто избавиться от непрошенного подарка. — Я даже против того, чтобы Дед Мороз домой приходил. Пусть лучше ночью под елкой подарки оставляет.
— Как хотите. Билеты ваши.
И тишина.
— Мне не нужны билеты, — строчу еще быстрее. — Вы можете их продать. Или поспрашивать по знакомым…
— У меня нет на это времени. Если у вас его так много, то продавайте билеты. Делайте с ними, что хотите.
Мои пальцы замерли: капслока нет, но ГАВ явно лает на меня. Времени много, а в офис не хочешь ходить, коза. Козел!
— Я сделаю для вас объявление в мамской группе. Вдруг кто-то купит. Тогда я свяжу вас с покупателем.
— Вы что, глухая, Лизавета?
Он Лизаветой меня назвал, или у него клавиша запала, потому что руками на мою аватарку размахался?
— Я не пытаюсь продать билет. Я отдал его вашей дочке. Не вам. Я же не знал, что у ее мамаши дурацкие принципы. Можете отдать билет подругам, которых не трясет при виде Деда Мороза.
— Меня не трясет… — написала и стерла. У нас и так уж диалог на страницу. Надо заканчивать. — Хорошо. Я брошу клич по подругам. И дам вам знать.
— Лизавета, вы снова не поняли?
Он специально называет меня Лизаветой, типа деревенщина ты наша необразованная!
— Я отдал вам билет. Точка. Меня не интересует его дальнейшая судьба. С Наступающим вас
И ни точки не поставил, ни восклицательного знака — видимо, снова что-то заело. Пошлю ему в качестве жирной точки благодарственный смайлик. Черт! Тролль из шкатулки! Проклятая мышка — компьютерная крыса, твой год еще не наступил — как ты посмела ему поцелуй отправить?! Ну хотя бы сердечко, но губы…
Тишина. Пялюсь в экран, как дура. Не объяснять же ему, что рука дрогнула и не туда кликнула… И пялилась бы до прихода своих из магазина, если бы не появилась заветная надпись — оффлайн. Да ладно… Он ничего лишнего не подумает. Он, наверное, не мне лайки ставил, а Любаше и теперь сообразил, что эту разнесчастную девочку без папы можно осчастливить билетом на елку. Ну, а я в ответ осчастливила его виртуальным поцелуем — в щечку, так что пусть жена не ревнует.
А ногти сделать надо, чтобы стать кошкой и царапаться, царапаться… И выцарапать наконец у судьбы свое счастье! Или новый контракт у ГАВа. Ведь не продлит гад из принципа. Знает, что такое ребенок в доме, вот и уверен, что дома женщина не может работать! Да в твоём офисе, Гриша, никто вообще нормально не работал до того, как ты Цербером туда не сел, кроме меня и Лии.
Лия, что хочешь, продаст. Богатый опыт имеется. В голодной тбилисской юности на последние деньги в каком-то подвале на Пасху яйца купила. Приносит домой — а они тухлые. Мать говорит, других денег нет — Иди на рынок и продай. Пошла…
— Стыдно было, а что делать? Обманывала людей и продала все по два-три яйца в руки. До сих пор помню… Так что не говорите мне тут, что вы свежие консервы продать не в состоянии!
У неё в подчинении все всё могли, а не то — мой меч, твоя голова с плеч! Лия славная. Вытащила в Питер племяшку, ещё когда та в школу ходила.
— Зинка просто не понимает, что там будущего нет, — говорила она про сестру. — Раньше за честь было в русскую школу ребёнка отдать, а сейчас они все только по-грузински говорят.
На первых порах девочке довольно трудно пришлось. Особенно с языком, репетиторов брали, да в неумолкающей семье тети русский подтягивала. Теперь уже на втором курсе учится. У меня, помимо прочих телефонов экстренной помощи, заведен номер этой Дины, и пусть он начинается не на единицу, а на девятку, после звонка на него начинается экстренное реагирование. С Диной я спокойно могу оставить дочку и заняться ручками. И даже ножками. В кой-то веке. Уже и не помню, когда последний раз Мани-Педи делала.
Господи, неужели черти повылезали раньше Рождества! Я еле записалась к мастеру и попала к черепахе. Прошло два с половиной часа, а она продолжала возиться с ногами. У меня пятки без цементной корки, это у неё просто руки замедленного действия. И пока мои были свободны, я позвонила Дине и извинилась. Лия ещё не пришла домой. К счастью! После рук, после четырёх часов, мне действительно надо было бежать, чтобы разогнуться.
— Что она с тобой делала? — ахнула Лия. — Ну хоть ровно покрыла. Садись ужинать. У нас как раз сациви Динкиного производства с орехами из бабушкиного сада. Тобой просеянных! У нас безотходное производство! Садись, а не то Гришке позвоню.
Надо бы сказать ей про семейное положение Вербова. А вдруг это секрет? Не буду. И позвонила деду. Извинилась.
— Лизавета, скажи честно, у тебя свидание?
— Да что вы, Александр Юрьевич!
Какое свидание… У меня свиданий не было пять лет. Куда я уйду на свидание из чужого дома! Потом я долго, как и свекры, верила, что Кирилл одумается и вернётся. Хотя бы ради ребёнка. А когда перестала верить, стыдилась его родителей. Только если уходить от них насовсем, но финансовых возможностей пока нет. Впрочем, когда Кирилл на поминках похвалил мои блины, Александр Юрьевич сказал, что мне надо искать мужика. Но где, когда и как, не сказал. А я уже забыла, как это делается.
— Мама, ты похожа на Снегурочку, — заявила дочка в пятницу, когда я взялась за ручку входной двери.
Нет, милая, твоя мама похожа на дуру или на сугроб. В прошлом году я купила белый пуховик, белую шапку, белый шарф, белые перчатки и… Новые сапоги тоже были белые. Не говоря уже про сумку. Свекровь спросила то ли в шутку, то ли горько тогда:
— Начинаешь жизнь с белого листа?
Ничего я не начинала. Просто захотелось так одеться. Увидела картинку в интернете и залипла. Потратила кучу денег, чтобы не прислали безразмерный свалявшийся Китай. Девочка с иголочки получилась. Платье я тогда не купила. У меня было одно французское и для на фото, и на выход — синее, приталенное, до колена, с коротким рукавом. Из дома я в нем вышла всего пару раз. Можно сказать, только бирки срезала.
Сейчас к нему добавились раритетные жемчужные бусы. После смерти жены свекр вручил мне ее шкатулку со словами: либо продай, либо носи. Бижутерию я снесла в комиссионку, а камни оставила себе. Сейчас ещё и кольцо надела к бусам. Жемчуг отлично подходил к белому с перламутром маникюру. И в ушах тоже жемчужные шарики. Точно ведь Снегурочка-дурочка.
— Я вернусь не поздно, но ты все равно ложись спать.
Я обняла дочь без поцелуя. Зачем пачкать ребёнка помадой?!
Такси эконом-класса, белый Фольксваген, ждало меня у подъезда. Парень, к счастью, попался неразговорчивый. Или понял, что я неспроста села назад. Не люблю разговаривать с незнакомыми людьми — им кажется в порядке вещей устроить из такси исповедальню. Типа, один раз видимся, а у тебя наболело. Мне не надо проговаривать свои проблемы, мне их надо решать. Молча.
— Лиза, ты уже выехала? — позвонила вдруг Лия.
Конечно, я выехала. Обещала приехать пораньше помочь ей в кафе, чтобы все было красиво к приходу гостей. Блин, сослуживцев… Сотрудников! Хотя некоторые не трудились на рабочем месте, а просто несли службу. Зато были в офисе!
— Я уже в такси. Но можем вернуться. Что надо?
— Ты в чем будешь?
— В платье. Синем. А что? — не поняла я вопроса.
— Сверху что? В своём белом пуховике?
— Да, а что? — не изменила я вопроса.
— Лиз, тут такое дело…
Мне как-то сразу приплохело от ее голоса.
— Лиз, ты не можешь отказаться, потому что я уже сказала за тебя «да». Может, это твой шанс уболтать Вербова оставить тебя на удаленке. Рассматривай это так.
Мне окончательно сделалось плохо.
— Он что, приходит тоже? Ты решила посадить нас вместе? — выдавала я предположения пулеметной очередью.
Лия рассмеялась.
— Хуже, Лиза. Я тебя ему просватала…
— Что? — я чуть не врезалась лбом в подголовник пассажирского сиденья. — Он женат и у него дочь!
— Серьезно? Откуда знаешь?
— От верблюда! То есть от него!
— Я тебя сосватала ему в качестве Снегурочки.
— Кого? — теперь я шарахнулась затылком о спинку сиденья.
Может, Лия уже набралась дома и бредит? Я же тоже никогда не видела ее пьяной!
— Сне-гу-роч-ки, — по слогам повторила Лия. — Гришка играет Деда Мороза в каком-то там детском доме. Снегурочка приболела. А без внучки он идти не хочет.
— И он попросил прислать ему меня?
Это же бред какой-то? Какая Снегурочка? Какой Вербов?
— Нет, он спрашивал про мою Милену, но у неё дурнадцать. Сказала — нет и все. Динка только армянскую Снегурку играть может…
— А я?! — ахнула я в голос. — Татаро-монгольскую?
Я только по паспорту и по маме и папе была русской, а из зеркала на меня смотрела копия моей прапрабабки, если судить по старым фотографиям. Шамаханская царица видимо переспала с каким-то ханом, чтобы на свет появилась она…
— За Динку мне голову открутят. И хватит. Я сказала, что ты его спасёшь. Парик наденешь, нос припудришь, и нормально поздравите детей.
— В детском доме? Что за чушь?
— Ты его сама спроси, что за чушь, ладно? Он будет ждать тебя у кафе. Если ты его не узнаешь, он узнает тебя по белому пуховику. Журнал «Огонёк» можешь не искать.
— Хорошо.
Хотя ничего хорошего не было. ГАВ, Дед Мороз и чужие дети не связывались в логическую цепочку, только в елочную с тревожными лампочками.
Я вышла из такси ни жива, ни мертва. Никто меня не ждал. Нет, тут же ко мне выскочила Лия — в холод в платье. Адреналинчик играет?
— Там за углом черный мерс. Он не хочет, чтобы вас видели вдвоём. Хотя я и сказала ему, что никого ещё нет. Удачи!
В чем интересно?
— Тебе тоже удачи! — ответила я ей в тон.
Я вот точно знала, в чем ей понадобится удача: чтобы никто не нажрался до поросячьего визга!
Приморозило, и я радовалась сапогам без каблука, хотя все равно чувствовала себя коровой на льду. Машину я увидела. Меня — тоже… увидели. Но на мою походку это никак не повлияло. Лучше доковылять, чем загреметь под самые очи босса.
ГАВ вылез из авто в свитере и джинсах. Жаль, что не в костюме Деда Мороза. Спросил бы, тепло ли тебе девица, тепло ли тебе, красная… Ответила бы: Да мне жарко! От вашего, Григорий Антонович, непристойного предложения!
— Вам, Елизавета Аркадьевна, и костюм не нужен, — сказал ГАВ серьезно после формального обмена приветствиями, такими же серьезными.
А у вас, милый, даже чёрной бороды нет! На дедушку вы не тянете. Вам и до солидного начальника как до луны пешком.
Наверное, у нас в офисе проблема с электричеством. Я не заметила, насколько ГАВ молод. Не младше меня случаем? А мне всего двадцать шесть… Не может же бритва с четырьмя лезвиями творить такие чудеса и сбривать морщины даже со лба. Светится ведь, как начищенный таз! Нет, как елочный шарик.
— Меня дочь назвала Снегурочкой, — улыбнулась я криво. Я вот, похоже, игрушка с трещинкой. — Я посчитала это знаком и согласилась на вашу авантюру.
— Спасибо, что согласились. Я тоже непрофессиональный Дед Мороз.
Любительский Дед Мороз галантно распахнул передо мной дверь своего авто. Жутко дорогого. В таком Мерсе ездить мне еще не доводилось. Правда, я и издалека на них не заглядывалась. Я не автоценитель.
— Елизавета, вы имеете какое-то отношение к Кавказу?
Я совсем замёрзла, и мозг отказался соображать — зато глаза повылезали из орбит. Я могла ожидать все: даже предложения оформить мою удаленку неформальным образом, но, кажется, пятая графа при приеме на работу больше не играет роли…
— Не бейте, я же просил! — ГАВ чуть повысил голос. Ага, до невинного писка и прищурился, отчего его темно-синие глаза сделались почти чёрными в тон шевелюры. — Просто стало интересно, откуда вы такая красивая…
О, Боже… Хорошо, я проглотила орешек — не подавилась. Плохо, что у меня осталась ещё длинная колбаска, которой, как прутиком — или, лучше сказать, дубинкой — захотелось отстегать наглеца по щекам. Красивая… Я в курсе, что я красивая, но это же не комплимент? Просто интересно, что это такое было? И будет…
— У вас царский разрез глаз, — продолжал бесстрастно ГАВ, скашивая на меня свои наглые глаза. — И с учётом любви к кавказским блюдам…
— С чего вы взяли, что у меня к ним любовь?
Я разжала пальцы, и пуховик прикрыл то место между сиденьями, где в нормальных машинах обычно торчит ручка переключения передач, или как у них там называется эта трость! Ее бы я с удовольствием вырвала и по башке малолетке надавала, чтобы научился разговаривать со взрослыми женщинами! Наверное, он со всеми двуногими кошками так и разговаривает, потому и приобрёл безопасную машину — «Нахал», Лимитед Эдишн.
— Я просто помогала подруге, — скрипела я словами и зубами.
— Безотказная помощница! — заскрежетал зубами и ГАВ, разозлившись непонятно на что! Мне-то он хотя бы дал повод возмутиться его беспардонностью! — Потому она боится вас потерять? Вы за Степанову и офисную работу всю делаете? В домашних условиях…
О, как! Допрос с пристрастием? Или уже обвинительная речь?!
— Мы не говорим сегодня о работе! — я тоже повысила голос и тоже непроизвольно. Тоже. Не собирался же ГАВ на самом деле на меня лаять? Из-за чего мы поругались? Из-за миндалевидной формы моих глаз? Обычно за красивые глаза по головке гладят. Он сейчас и погладит — подзатыльничком! Нет, этим осчастливлю его я, а мне он уже и так пинком под зад дал — просто я лечу в замедленном темпе. Буду в полёте до Нового года, а в Новом уже совершу посадку на мягкое место. И в лужу! Если снег так и не выпадет в Северной Столице.
— Я ошибся, извините. Можете не отвечать.
И ещё сильнее стиснул руль.
— У меня родители русские, — начала я спускать пары. — Самая простецкая девичья фамилия, какую только можно придумать — Соколова. В остальном я в прапрабабку пошла. А откуда она такая, семейная история умалчивает, а мне и самой было бы интересно знать. Хорошо, что есть ее фотка. Иначе бы ещё подумали, что мама меня нагуляла с ханом из Золотой Орды.
Я рассмеялась больше от нервов, чтобы хоть немного разрядить атмосферу. Вербов не первый спрашивает меня про внешность. У меня просто нервы сейчас под высоким напряжением. Вот и выбило пробки терпения!
— Жаль, что дочь не в вас.
Так, приехали, дорогой… А это ещё что за новости? Вернее, за наезд.
— Она в отца.
— Ну, я об этом и говорю, — впервые ГАВ смутился.
Во всяком случае закусил губу. Может, и язык пожевал… Господи ж ты Боже ж мой, ну куда меня несёт с моими мыслями! Куда меня принесла нелегкая с легкой руки Лиички?!
— Только в конце века, выходит, родится ваша копия…
— Даже не скажешь, поживём, увидим, — передернула я плечами, изображая веселье.
Прямо ухахатываюсь с ним тут. В скучно-официальном формате он меня больше устраивает. На планерках… Вне офиса — заверните, уберите… Пусть его жена и прочие безотказные девы терпят! Тему бы сменить. Ах, да…
— Григорий Антонович…
— Мороз, — перебил он, стрельнув в мою сторону огромными глазами. — И можно без дедушки. Это девичья фамилия моей матери. Она из Кишинева была.
— А… — протянула я зачем-то. — Я забыла спросить про вашу дочь. Извините меня. Как она себя чувствует?
— В порядке. Сейчас, к счастью, не мажут зеленкой, но каникулы себе Илона подпортила. Вернее, мать подпортила ей, не привив. Можно, конечно, надеяться, что другие дети привиты… — и вдруг он осекся и снова бросил на меня растерянный взгляд: — Я снова не то говорю, да? Вы из этих? Поэтому в сад не отдаёте?
— Я из тех! — отрезала я. Сменили тему, называется… — Люба с бабушкой с годика дома сидела. Полгода — со мной. Через год в школу пойдёт. Не думаю, что у меня есть даже крохотный шанс найти садик на будущий год да еще и на полный день.
— Будущий год — это с января?
Я снова запахнула полы пуховика — да что ж он за человек такой! Будьте последовательны, Мороз Иваныч: сказали, забыть, что мы вместе работаем, я и забыла, а вы каждую секундочку напоминаете — у вас иголки в кармане завалялись и вам надо от них срочно избавиться? Но я не просила лечебного иглоукалывания!
— С сентября. Послушайте, господин Мороз, хотите говорить прямо, говорите. Я не иду в офис, потому что два часа на дорогу я лучше потрачу на ребенка. Тогда у меня будет возможность плодотворно поработать.
— А вариант нанять няню вы не рассматривали? — с неприкрытой издевкой спросил ГАВ.
— Нанимать няню мне не имеет никакого смысла… Какова цена, таков и товар, а я на ребенке экономить не буду. У нас с дочкой отличная команда — она даже днем до сих пор спит, чтобы дать маме возможность поработать. Вам прислать наш распорядок дня?
— Вы меня обрабатываете, Елизавета?
— Это, кажется, вы меня обрабатываете, сказав минуту назад, что сегодня бизнес мы не обсуждаем.
— Сейчас обсудим и больше не будем, — гавкнул ГАВ. — Я не знаю, какую Мэри Поппинс вы желаете приставить к ребенку, но с вашей зарплатой вопрос няни вообще не должен стоять.
— Вам предоставить статьи расхода на месяц?
— Послушайте, Елизавета, а вы не пробовали не экономить на няне, а зарабатывать больше?
Боже, где тут трость — ему по кумполу точно врезать надо!
Здание детского дома напоминало большой детский садик в окружении стандартных многоэтажек. Через дорогу вообще высились новостройки. Только от коридоров веяло ещё большей казенностью и немного пахло хлоркой. От близости бассейна. А должно было пахнуть корицей и мандаринами. В крайнем случае, ванилью.
— Вы сами справитесь? — спросила как-то слишком лукаво крашеная в блондинку женщина с кудряшками ярко выраженной учительской наружности.
Я кивнула, за нас обоих. Бедный ГАВ в это время пытался спасти свитер, который порвал, пока перетаскивал в подсобку мандарины, три коробки которых поместились в багажнике его чёрного Мерса. Вот Мороз без моей помощи не справится точно.
— Можно я посмотрю?
Вербов на секунду замер, а потом просто стащил через голову свитер и таким скомканным бросил мне в руки. Вместо спасибо за предложенную помощь, которая не входила в сферу моих обязанностей, а в силу того, что сейчас мы абстрагировались от отношений: я — начальник, ты — дура, можно было сделать вид, что мы хоть чуть-чуть стали друзьями. На время. Хотя, как сказал Лермонтов, на время не стоит труда… Пусть он сказал это про «любить», но для дружить тоже сойдёт. Ладно, я много от него требую! Вербову жаль дорогущего свитера. Вот и ведёт себя, прямо как расстроенная девочка!
— Просто петлю вытянули, — успокоила я беднягу.
Я затянула узелок — с трудом, потому что из-за помады нельзя было пустить в ход зубы.
— Держите!
— Спасибо!
О, мальчик знает волшебные слова! Хороший мальчик…
— Дайте повешу ваш пуховик…
Я подцепила пальцем вешалочку и протянула пуховик галантному денди. Он зацепил его за крючок, приделанный к стенке одного из забитых коробками стеллажей, потому что на плечиках там же висело два новогодних костюма.
— Вы раздеваться будете?
Я сначала даже не поняла вопроса. На мне уже ни шапки, ни шарфа не было, все влезло в рукав пуховика.
— Я отвернусь…
Сначала сотри с лица улыбку, елочная игрушка со свечкой внутри!
— А я не стесняюсь.
Мне даже захотелось показать ему насколько, и я тут же подняла руки к молнии. Нитки на рукаве предательски затрещали. Черт!
— Теперь мне нужна ваша помощь… — к счастью, не вспыхнула я.
— Да без проблем.
Затушив в голове свечку, с серьезным видом ГАВ двинулся ко мне, и я поспешила отвернуться, а то ещё улыбнётся, и я точно вспыхну. Я ж играю с ним во взрослую женщину, которую не стоит учить, от кого рожать и как воспитывать ребёнка. Своим пусть занимается в свободное от работы время! А на работе работает, как все приличные люди, а не думу думает, как вернуть к жизни Спящую Красавицу. Меня то есть! Надеюсь, он хотя бы с женой не обсуждал за вечерним чаем бедную брошенку с младенцем!
Я гордо расправила плечи, и вот моих лопаток коснулись холодные пальцы. Почему они такие ледяные? Настоящий Мороз! Из машины же вылез…
— Извините, я по дури вымыл руки холодной водой…
Заметил, что я вздрогнула. Хорошо, что мыл руки, а то подумал бы про меня другое… Что он там делает? Где его помощь? Я не дотянусь до лопаток сама. Попыталась и сразу поймала его пальцы. Уже тёплые…
— Я просто руки грел.
Пришлось отдернуть пальцы, точно от горячей сковороды. Они у него такие мягкие, что даже не шуршали друг о друга, пока он растирал ладони или я такая глухая?
Теперь молния дошла до копчика, но обжигающие пальцы не исчезли. Они скользнули по шёлку майки вверх к плечам и потянули ткань вниз — проверяет, насколько я стесняюсь? Не скажу же — уберите руки, молодой человек? Надо просто молча вытащить руки из рукавов и сделать шаг вперёд. Все! Теперь, как на пляже — зимой! Сначала снять валенки, а потом платье!
— Повесьте…
Я чуть не подскочила от неожиданности: перед моим лицом маячили плечики, а Снегуркина шубка лежала на стуле. Подсобка метр на метр и вся заставлена — шаг вправо, влево: наступишь на грабли!
— Спасибо! — тихо поблагодарила я, продолжая играть во взрослую женщину.
Он взял из моих рук платье. Вернее из-под ног. Успел нагнуться, когда я через него переступала. Сердце заколотилось, как бешеное, когда чёрная голова оказалась у меня на уровне груди. Да что же это такое? Он женат, он, может, вообще младше меня… Кто, черт бы его побрал, поджег здесь воздух до душераздирающих щелчков?! Спокойно, Соколова, у тебя просто мужика пять лет не было и в последний раз у твоей груди застревала голова как раз-таки двадцатиоднолетнего придурка!
— Пол ледяной. Сейчас сапоги подам…
Я, видимо, поджала пальцы на ногах, когда наши взгляды встретились уже на уровне лиц. Только бы не промахнуться! Спокуха! Это всего лишь мои личные валенки, а не ботфорты. И на мне плотные колготки, через которые даже раскаленное железо не почувствуешь. Не то что чужие пальцы!
— Современная Снегурочка именно так и должна одеваться… — ГАВ отступил к стулу с наглой улыбкой. — Даже жалко такую красоту этой тряпкой прикрывать!
Я покраснела, да? Или тут батареи шпарят безбожно? Мы не на показе купальников сороковых годов.
— Дайте мне уже одеться! — закончила я мысль вслух. — Дедушка Мороз! — почти выплюнула я в сторону своего бывшего (Ясно, что бывшего!) начальника.
— Да, конечно…
Он распахнул голубую шубку с белыми узорчиками, и пришлось повернуться к нему спиной, чтобы он успел рассмотреть меня со всех сторон. Ну и, что за этим последует? Очередной комплимент? Или уже предложение?
Собравшись, я приказала себе попасть в рукава с первого раза. Йес, я сделала это! Йаху! С халатной молнией я справилась самостоятельно. Да и костюмер не спешил помогать. Я даже сама взяла парик с косой до пояса. К счастью, в нем лежала резинка для волос. Чужая, но брезговать не время! Да, никогда не стану краситься в блондинку. Снегурочка перед праздниками явно на юга смоталась. Нахлобучив шапку — хорошо, не кокошник! — я обернулась к Морозу. Тот так и стоял у стеллажа в рубашке. Не холодно ли тебе, Дедушка? Вернее, деточка!
ГАВ побил все возможные временные рекорды игры в молчанку, хотя я даже взглядом не просила в неё играть. Возможно, он просто о чем-то думал, потому включил музыку. Классику, которую я не узнавала в силу равнодушия к композиторам и их творениям. Упущение в воспитании, согласна, но это последнее, на что мне хотелось тратить свободное время, которого вообще не было.
Наверное, следовало предложить какую-то нейтральную тему для разговора, но я тупо молчала и только непроизвольно посматривала то и дело назад, где на ручке болталась вешалка с моим платьем. Праздничный халатик на голое тело грел лучше пуховика, или же меня подогревало внутреннее возмущение на такую мою покорность. Когда босс является на корпоратив в образе Деда Мороза — это рабочий креатив, а когда тащит туда сотрудницу, то сразу возникают интересные вопросы. Возможно, конечно, только у меня.
Хотя вопросов не осталось — рабочего характера уж точно. Я не смогу с ним работать после этой чертовой подсобки. Для кого-то ничего не случилось, а я точно переборщила с уверенностью в собственной незакомплексованности. Город горел праздничными огнями, и я снова почувствовала в душе пустоту. Что на себя ни напяль, другой не станешь.
— Берите мешок, Елизавета.
Мы все ещё на вы. Вне образов. И это радует. Мороз понял, что со мной не прокатит? Или его интерес к моей скромной персоне я себе просто нафантазировала? Так даже лучше! Может, остались еще нормальные мужики, которые ценят семью не только потому, что другие бабы в их сторону не смотрят. У этого и рожа, и кожа… -ный кошелек имеются — любую может себе позволить.
Я схватила красный мешок, но замешкалась — шнурок зацепился за светящийся посох. Лампочки включаются от удара о землю, но я готова была уже исколотить посох кулаками, чтобы тот наконец отпустил шнурок. Иначе мне придётся расстегивать Деду Морозу ворот, чтобы заполучить булавку!
Лизка, выдыхай… Ты себя перекрутила! А как выдохнуть? Мозг закипел, а на улице, как назло, ни одного сугроба, чтобы долбануться в него башкой, как страус в песок. Мокрый снег не холодный душ, точно не поможет.
Мужики в чёрной рясе на Мерсах давно стали привычным явлением на наших улицах, а вот мужик в красном кафтане — удивил. Пара человек обернулись на Мороза с неприкрытым даже улыбкой интересом, но ГАВ смотрел только под ноги, чтобы не угодить в лужу, открывая мне дверь и держа над головой зонтик. Галантности от него не забрать. Что уж там!
— Если зайцев не будет, берём волков? — сострил он в надежде на мою улыбку.
— Год мыши…
Улыбнуться у меня не получилось. В костюме Снегурочки с белой косой до попы я казалась себе полной дурой.
— Сыр не будем покупать. Можно сушки. Мышки сушек насушили…
Надо его заткнуть!
— Гриша, вы вообще что собрались покупать в подарки?
Мы стояли напротив продуктового магазина. Лучше, конечно, было б спросить — скупить! Весь магазин! Впрочем, продавщицы уже от одного нашего вида открыли рты. Заказ они собирали молча. Не каждый день к ним Деды Морозы отовариваться заходят. А ГАВ чуть ли не старорусский вспомнил, поздравляя красных девиц преклонного возраста с Наступающим Новым годом!
Чай, кофе, потанцуем? Нет, зайцы, шоколадные. И зефир! Все в красивые мешочки. Не, у него явно какое-то странное чувство юмора. Он вообще какой-то странный… мальчик. Вырос без мамы, мама была из Кишинёва… Глаза… Какие обалденные у него синие глаза… От папы? Черт, он на меня смотрит!
— Вы даёте своей дочке шоколад?
Я кивнула, не сообразив, что на прилавке лежат киндер-сюрпризы. Три штуки. Зачем?
— Для меня ничего покупать не надо…
— Это для вашей Любы.
— Мама, смотри! Дедушка Мороз…
Я оглянулась, машинально… В порядке вещей увидеть в магазине ребёнка, но мне сделалось неловко — словно мы нарочно испортили ему сказку.
Мороз тоже обернулся. Присел и протянул мальчику ещё не оплаченное шоколадное яйцо.
— Не надо! — это кричала мамаша.
На неё глаза Мороза не подействовали завораживающе, как на меня.
— С Новым Годом! — Зато подействовал тон Мороза.
Мальчик, косясь на мать, осторожно взял яйцо.
— А масинку…
Я стиснула зубы — машинок в магазине не было.
— Какое сегодня число, знаешь? — а вот у Мороза на все готов ответ. — Сколько до Нового года дней? Вот, четыре… Если не забуду, я же старенький, то принесу тебе под ёлку машинку. Но если забуду, ты на меня не обидишься, нет?
Мальчик затряс головой.
— По рукам!
Вербов протянул красную рукавицу, которую успел вытащить из кармана. Все-таки его дочери повезло с таким папой.
— А ты подарки в магазине покупаешь?
Мороз затряс бородой.
— Это еда для моих оленей!
Как точно сказано! Оленей!
— Они любят пить чай, когда холодно.
— А как санки без снега поедут?
Да, я тоже хотела бы задать этот вопрос настоящему Дедушке Морозу. Ну, Вербов, выкручивайся!
— Понимаешь, Снегурочка попросила у меня дождь, потому что никогда не ходила в Новый год под зонтом, — выкрутился засранец. — Ничего страшного, обойдусь в этом году без волшебных саней, у меня волшебная машина есть. А снег обязательно будет. В январе.
Я выставила вперед чёрный зонтик, горя желанием дать им Морозу по башке. Снова без вины виноватая! Но его спасла мамаша, потянув сына в дальний угол магазина. Пришло время расплатиться. За всю еду для оленей!
— С Наступающим, барышни! — кивнул продавщицам Мороз, пряча айфон в карман.
Наконец мы вывалились из магазина. Он — с мешком, я — с зонтиком. И, что удивительно, с прекрасным настроением. Мальчик с лихвой отомстил за меня!
Мороз аккуратно положил мешок на заднее сиденье, и я успела сесть в машину без его помощи. Только не знала, куда деть мокрый зонтик. ГАВ сначала по привычке хотел швырнуть его назад, а потом положил на пол за водительское сиденье, чтобы не намочить мое платье.
— Лиза, извините за этот разговор…
Все ещё на вы, но уже Лиза! Прогресс? Или наоборот потихоньку регрессируем в отношениях? И уважениях…
— Я просто не люблю перезванивать. Меня отчитают, как мальчишку, а потом скажут: ты сам позвонил.
Мороз тряхнул головой, точно собака после купания, и мне стало страшно за его водительскую реакцию в тот момент — что он там вообще может видеть через косматые дедморозовские брови? Но вот он снова смотрит на дорогу обычными глазами. Дворники работали не быстрее его ресниц. Чего он так моргает? Плачет, что ли? У меня от неловкости ситуации аж сердце сжалось!
— За что только мне такая семья досталась? — вдруг выдал господин Вербов глухо.
— Вы сами такую выбрали, — ответила я сухо, когда он повернул ко мне голову, явно требуя ответа на риторический вопрос.
— Родителей не выбирают. Это звонила жена моего отца. Я действительно хочу взять себе фамилию матери. Только волокита с бумажками отпугивает, но меня реально каждый раз коробит от его фамилии. Ладно, всё! Не буду грузить вас своими проблемами. Не имею права…
И снова заморгал. Даже чаще, чем до этого. А лобовое стекло и так заляпано то ли снегом, то от дождем. Желтые и красные огни сливаются в калейдоскоп. Черт… А у меня-то чего глаза на мокром месте? Кто о чем, но каждый плачет о своём…
— Хочу, чтобы этот год уже закончился, — вдруг выдал Мороз. — Понимаю, что первого января ничего не изменится. Но это как в детстве, Новый год, новое счастье… Хотите съездить в Павловск белочек покормить? У меня на завтра никаких планов. И, говорят, сухо будет. Ваша красавица, надеюсь, без соплей?
— Без! — отрезала я слишком громко и уже немного тише добавила: — Она же с сопливыми в садике не общается…
— Вот не могли промолчать, Лиза! Не могли… Что ж у вас за язык у баб? Змий в Библии, кажется, мужского рода был и не ваш родственник. Ну? Едем завтра в Павловск?
Он что, и в этот раз серьезно?
— Спасибо за приглашение, но нет. Это будет как-то не очень красиво по отношению к вашей жене, — решила я поставить жирную точку в разговоре, в котором чувствовалось приглашение к чему-то большему, чем просто прогулка с ребенком в парке.
— С чего вы взяли, что у меня есть жена? — Мороз покрутил пустой правой рукой. — Я не женат. Уже год как. В январе развёлся. Это единственная проблема или есть ещё какая-то? Или какой-то?
Я сжала губы. Ну и как тут быть? Что ему в действительности от меня надо?
— Да, мой бывший свекр. Он не поймёт такой прогулки.
— Какой такой? — Мороз усмехнулся и тряхнул кудрявой бородой. — Я вообще-то вас с ребёнком в парк погулять приглашаю. А не то, что вы подумали.
— Почему я что-то сразу подумала?! — голос взвился против моей воли. — У вас нет планов. Отлично! Спросили бы про мои… Из вежливости.
— Ну если только из вежливости! — нагло хохотнул Мороз. — Неужели они могут быть настолько серьезными, что их нельзя подвинуть ради загородной прогулки? И одиннадцати кошек. Ваша дочка не видела за раз столько кошек. Она придет в полный восторг.
Я сильнее сжала губы, собираясь с мыслями.
— Мы были в Котокафе на Фонтанке. Там можно пить чай с печеньем и конфетами и гладить кошек. Их там очень и очень много. И все разные. Так что вам нас не удивить.
— У меня тоже можно пить чай и гладить кошек. Только не с печеньем и конфетами, а с тортиком. Кошки у меня разные, но все одинаково замечательные. И любят детей.
— Их действительно одиннадцать? — Мороз кивнул. — Откуда столько?
— А вы любопытная, Лиза. Но этот секрет я открою только вашей дочке.
— Зачем вам моя дочка? — напряглась я уже не на шутку.
— Потому что меня лишили моей. Илона должна была приехать ко мне на каникулы. Я очень ее ждал. Полгода не видел ребенка. Теперь не раньше лета увижу. Поделитесь со мной дочкой. Неужели жалко? Ей, наверное, тоже мужского внимания не хватает. Папа, как понимаю, Любой совсем не интересуется?
Я начала следить за щетками — стреляя глазами туда-сюда. Только бы случайно не встретиться взглядом с Морозом.
— У нас есть дедушка. Забыли?
— Нет, помню. Но папа — это все же другое.
— Точно другое! Папа на каникулы — круто только для рождественского фильма! Григорий, я понимаю, как вам обидно из-за ветрянки, но форс-мажоры мы не контролируем. Только прошу, не надо лечить свою грусть за счёт моей дочери. Ладно?
— Ладно, — он даже ухмыльнулся где-то там глубоко в бороде. — Не хотите, не надо… Сидите дома с отцом отца вашей дочери, которому плевать и на вас, и на дочь! — закричал Мороз вдруг, как давеча и врезал ладонью по рулю.
— Слушайте, господин Вербов! — я назло назвала его ненавистной ему фамилией. Если он, конечно, не врал про разлад с отцом. — Может хватит, нет?!
У меня внутри все ходуном ходило. Ладно б ко мне подъезжал, так к маленькому ребенку! И как ребенок обижается, что конфетку не дали! А вот фиг тебе, а не киндер-сюрприз! Как он вообще себе такое представляет?! Чужой ребенок на каникулы, раз своего не прислали. Это развлекуха у богатых мира сего такая? Дочка по вызову?
— Вы что, не понимаете? — я запнулась. Я тоже вообще-то не понимала, что сказать, но раз начала… — Ребёнок не может потусить с кошечками и забыть вас.
— А вы, взрослая баба, типа можете?
Да как же он достал!
— Слушайте, сколько вам лет?
Сейчас и скажу, что вырастет, поймёт, что такое дети. Я, кажется, понимаю его жену — от такого идиота сама бы бежала, сверкая пятками, и к черту все его деньги!
— Тридцать, а дурак дураком…
Офигеть! Нет, он сам ответил… по второй части.
— Ну вот, можно уже понимать, что если мама знакомит ребенка с дядей, то у мамы с этим дядей что-то серьёзное.
— Трудовой договор, куда серьезнее?
Боже, сними наконец бороду, чтобы я видела выражение твоего лица. Нельзя же таким серьезным голосом нести такой бред?!
— А я и забыла про договор… Когда мне заявление на расторжение написать?
— Ба! Какие люди! — никто не сказал это вслух, но все подумали… И добавили окончание — каждый в меру своей испорченности.
Мороз же вел себя предельно театрально. И был Дедушкой Морозом даже больше, чем на сцене детского дома. Выдавал поздравительный стандарт фразу за фразой. Снегурочка стояла рядом абсолютно немая. В общем-то этот персонаж и создан для улыбок, ну или чтобы было кого своровать… А так как тут не собирались красть ни меня, ни подарки, я молчала на законных основаниях. Первое, что я сказала в стенах кафе, было просьбой переодеться, и обращена она была лично к Морозу молящим шепотом.
— Мы ещё не сфотографировались на память.
Мы — это сотрудники фирмы Рога и Копыта. Олени — другими словами. Конечно, лошадьми нас тоже можно было назвать. Некоторые, типа Лии Степановой, точно пахали, как лошади. Включая вороную кобылу, то бишь меня. Лично у нас с Морозом фоток будет предостаточно. И в окружении великовозрастных детей, и у новогодней елки с шариками. На всех фотографиях я получусь с улыбкой до ушей.
Кафешные фото явно появятся ВКонтакте, так что я улыбалась в предвкушении того, как засвечу своей улыбочкой Каменцеву всю ленту! Только бы коллеги не тагнули Вербова. Впрочем, у него на странице полная тишина. Ни у кого пока не возникло непреодолимого желания потоптаться у него на стене. Ничего, Дедушка Мороз, вот набежит табун диких коней, мало не покажется!
— Лиза, тебе молнию застегнуть? — спросил Вербов у единственного на все кафе туалета, вручая мне вешалку с платьем, принесенную им из машины.
На лице и у него, и у меня осталась дежурная улыбка, но я с большим трудом не заржала. Нет, лучше сразу боднуть оленьими рогами. Сдурел?
— Я справлюсь.
А что я могла ещё сказать? Если только хлопнуть перед длинным носом дверью.
— А я — нет.
Вербов вытянул шею. С трудом сообразив, что речь идёт о булавке, я полезла ему под бороду. Булавка застряла — запуталась в белых нитях бороды. Резать? Ножницы надо попросить, а бросить бороду — воткнуть раскрытую булавку прямо бедняге в шею…
— Ой, извините…
За что? Я и не заметила, что рука Мороза лежит у меня на бедре — я самозабвенно занималась операцией по спасению его шеи.
— Маша, попроси на кухне ножницы! — проскрипела я резво, чтобы удержать сотрудницу в коридоре. На руку плевать. Ему ее деть было некуда — коридор узкий!
— Пусть у них не окажется ножниц! — сверкнул глазами Мороз. — Тогда простоим обнявшись до закрытия кафе… Под дверью в туалет. Романтика детского сада…
Издевается!
— У них точно есть острый нож!
Будет он тут шутить, шут отмороженный!
— Ты ж не с Кавказа, Лиз…
Ты? Так… Ещё секунду в обнимку постоим, стану Лизонькой…
— Вот!
Увы, не быть мне Лизонькой!
Я вырвала из Машкиных рук ножницы. Большие, канцелярские — да и черт с ним… Бац, и свобода… От Мороза!
— На!
Я вручила Машке ножницы — пусть возвращает на место. Она живо смылась, а Мороз тем временем стащил бороду — и оказался под ней красным и мокрым. И я не нашла ничего лучше, как подтянуть рукав шубки и промокнуть его блестящие щечки.
— А поцеловать?
Он все ещё блестит или уже светится? И снова проверяет меня на наличие комплексов… Да пошёл ты! И я ткнулась губами ему в щеку. Отлично — ничего другого не потребовал. Детсадовский вариант прокатил.
— Так помочь с платьем? Долг платежом красен.
Вот пристал же! Я молчала, ища в уме достойный ответ. А промедление в его обществе карается смертью: рука Мороза мигом исчезла у меня со спины и тронула ручку туалета, куда он меня впихнул, кажется, коленом в живот. В любом случае, так быстро, что я и ахнуть не успела! — и щелкнул замком.
Борода с париком болтались у него на локте, шапку он зажимал подмышкой, а пальцами боролся с затянутым мною кушаком.
О чем это ты только что подумала, Соколова-идиотка?! Он просто снимает костюм, как и ты… На меня даже не глядит, только на чертов узел — несчастного Мороза подвело мое мамское умение завязывать детские шнурки на два узла чтоб уж наверняка. Зато я воспользовалась моментом и скинула шубку на закрытую крышку стульчака. Сорвала с вешалки платье и натянула на себя через голову. Стриптиз он прошляпил! Я платье уже даже одернула!
— Лиз, мне никак…
— А мне теперь как? — схватилась я за узел. — Ты б ещё сильнее затянул!
Я тоже перешла на ты — какое «вы» может быть в двух квадратных метрах туалета?!
— Не дергайся! — скомандовала я по-мамски громко.
Ну как так можно?! Теперь и кушак резать?
— Лиза, только не зубами!
А он правильно понял, зачем я присела у его ног. Не зубами? А чем, твою мать?! Ногти ломать прикажешь?!
И совсем скоро я выдернула кушак и, намотав на руку, засунула шарик в карман красного кафтана, уже висевшего на вешалке поверх голубой шубки.
— Теперь мой черёд. Могу тоже зубами…
Мороз отвернул меня от себя очень ловко и сжал мне бёдра с такой силой, что я точно не могла б дёрнуться.
— Не делай этого… — простонала я змеиным шепотом, но он уже был на корточках и в секунде от того, чтобы зажать зубами брелок. — Зубы сломаешь…
— Об тебя точно! — пробубнил он, переместив обе руки мне за спину, чтобы придержать ткань, но молния бежала вверх по-прежнему с помощью его рта.
Майка закончилась, а вот молния — нет, и горячие губы Мороза коснулись моих сведенных лопаток — каленым железом. И… Чего он ждёт? Чего прячется у меня за спиной? Боится взглянуть на себя в зеркало? Мне тоже страшно смотреть на ведьму с горящими глазами, но я же смотрю…
— Красивое платье. Я говорил? — Чёрная голова наконец вылезла из-за моего плеча Я кивнула. — Только молния короткая.
Его руки больше не держали платье, зато держали меня. Или удерживали от падения… В собственных глазах! Он ведь в прямом смысле лезет мне под юбку. А я, дура, на секунду поверила, что бывший «дедушка» просто хочет помочь с молнией. Неужели я выгляжу настолько доступной?
— Лиза, оденьтесь завтра потеплее, мы будем долго гулять…
Мы уже на ты. Значит, вы — это я и дочка. Мы с ней единое целое или я всего лишь вынужденное приложение к Любаше? Не спросишь же Вербова напрямую.
Напрямую с ним вообще ничего не получается. Мы вернулись в кафе чинно, будто вышли с совещания. Все сделали вид, что не было ни туалета, ни получасовой отлучки в машину. Так правильно — им ещё работать в Рогах и Копытах, это я могу делать с боссом, что хочу. Хоть минералку глушить стаканами.
— Лиз, ты действительно не хочешь выпить?
Я мотнула головой. Когда я последний раз пила? Ах, да. Со свекром в день его рождения, когда подарила ему бутылку Хеннесси. Из-за таблеток свекра и моего поганого настроения из-за выкрутасов Кирилла выпили всего лишь по рюмочке, и лимонного сока во мне получилось больше, чем французского зелья.
— Мы с Лизой скоро уйдём и не будем вас смущать! — выдал Вербов громогласно, то ли желая пошутить, то ли ляпнул, не подумав. Или наоборот подумав и хорошенько взвесив реакцию дружного, почти полностью бабского, коллектива. Впрочем все это — вопрос десятый.
В машине он обратился ко мне с абсолютно бесстрастным лицом.
— Я очень болезненно отношусь к разговорам за спиной. Особенно женским. Особенно если с этими женщинами я работаю.
— Я не треплюсь о личном. С Лией уж точно, — отрезала я и вспыхнула. Точно вспыхнула. О каком о личном? Он просто попросил не рассказывать Степановой про его семейные дела!
— Вот и славно. На то оно и личное.
Ловко поймал за язык или я снова себя накручиваю?
— До завтра. За углом прятаться не надо. Я скажу свекру правду. Внучка все равно все ему расскажет.
— Дошло наконец. Вы, мамаша, жираф…
Да, я высокая. Но не дылда. И шпильку не ношу. А так бы с радостью съездила каблучком промеж наглых глаз. Личное… Личное началось, когда из машины я снова явилась в кафе без верхней одежды. Так что Вербову лишним было громогласно заявлять, что мы отчаливаем вместе. Хотя что уж там. Правду знает только Лия, а остальные могут думать, что мы не первый день вместе. Вне офиса, в который я не хожу. Но мы же первый день вместе — точнее вечер — и не совсем вместе, а уже такая петрушка!
Петрушка в виде тахикардии. Он смотрел на меня. Я — на него. Рука все это время дрожала на ручке дверцы авто, которое мне в срочном порядке надлежало покинуть. А ноги не идут, и голова подсказывает, что «спасибо, что подвезли» говорить не следует.
— До завтра. Доброй ночи!
Да только ноги все равно остались на месте. В чем дело? Что нужно моему несчастному телу? Я не взрослая женщина, я не могу коснуться второй его щеки, чтобы не покраснеть. Вдруг на ней уже проступила щетина? А я лет сто не ощущала этого щекотания…
Нет, нельзя его целовать, а вдруг ответит? Я не из тех взрослых женщин, которые держат голову в холоде, а низ живота в тепле. У меня так не получится — и Вербов уж точно для меня не вариант. Да и вообще в мою нынешнюю жизнь не вписать даже мимолетный роман. Из-за жилплощади и надзора со стороны Александра Юрьевича.
Рука с ключами тоже дрожала. Каким-то макаром я все же открыла дверь парадной и медленно поднялась по лестнице. Плюнула на лифт и пошла дальше. Шестой этаж — это не колоннада Исаакиевского Собора. Зато хватит времени успокоиться. Голова гудела так, точно меня продержали на дне ванны с шампанским бог знает сколько времени!
Не гони лошадей, Снегурка. Мужику скучно в праздники без ребенка, но это еще не значит, что он заинтересовался тобой. Ему просто по кайфу наблюдать, как ты куксишься и из ответственной мамашки превращаешься в крутого специалиста по подростковым «упс». Поведи себя как взрослый человек, увидишь, как его интерес сразу сойдёт на нет. Найти себе бабу в постель при всех его исходных данных не составляет труда. Зачем ему нужна я? Даже с красивыми глазами…
В прихожей тускло горел ночник. Мы специально оставляем его для Любы, если той понадобится пойти ночью в туалет. Сейчас я тоже обрадовалась ночнику, словно свету в конце тоннеля. Раздеться и разуться нужно тихо. Только одиннадцать, но дверь в комнату свекра закрыта и телевизор не работает. Я подкралась к своей комнате: дочка спит на своём диванчике. Мое кресло разложено и заботливо застелено: интересно, это Любаша позаботилась обо мне или свекр сам проявил инициативу? Чтобы я ребёнка не разбудила. Или не надеялся, что я приду трезвой? Но разве я когда-то напивалась? Мог, конечно, подумать — девочка в кой-то веке вырвалась из дома, пусть оторвётся. Не оторвалась…
Я пошла почистить зубы и смыть косметику, но не сделала ни того, ни другого. Просто уставилась на своё отражение и молчала. Молчал мой внутренний голос! Не спрашивал больше, на что эта дура согласилась?
В кухне я тихо достала из шкафчика бутылку коньяка и налила половину рюмки. Ну, за Любовь! Чтобы прогулка с белочками не аукнулась ни ей, ни ее маме.
Моя Любовь дитя если и любви, то нечаянной. Я вышла за Кирилла по залету, хотя мы жили вместе с его родителями к тому времени уже больше года. Я перебралась к нему из комнаты, снятой у чужой бабки. Потом бывший муж заявлял, что мои родители пытались так на мне сэкономить, но на совместном проживании настояла все же моя будущая свекровь. Мать хотела, чтобы сын учился и не заморачивался сексом на стороне. Кровать его всегда была чистой и тёплой. Белье стирала мама, а грела простыни соответственно я. Ни о каких детях никто не думал. Я не уверена, что меня вообще рассматривали на предмет долгосрочного семейного сотрудничества.
Про задержку мы, понятное дело, никому не сообщили, потому что сошлись во мнении, что родительствовать нам рановато. Дипломы ещё даже не на носу. Мы уже и с врачом договорились, но тут вмешалась природа — и накануне дня Икс мое тело устроило такую свистопляску, что мать Кирилла обо всем догадалась и наложила на аборт своё табу.
Кирилл, как тогда выяснилось, оказался плодом поздней любви именно из-за ошибки молодости. Моя будущая свекровь после неудачного аборта много лет не могла забеременеть и лишь по счастливой случайности родила накануне своего сорокапятилетия, до последнего не веря, что беременна. Татьяна Васильевна сказала — рожай, а там все как-нибудь у вас сложится. Не сложилось. Кирилл в двадцать лет просто испугался ответственности и необходимости вкалывать после учебы не ради развлечений, а для пропитания. По-дурацки верил, что если я пропаду из Питера вместе с ребёнком, он сможет сделать вид, что никакой жены и никакой дочери у него никогда и не было. Не заставь нас свекровь родить ребенка, мы, возможно, до сих пор были бы вместе.
— Лизавета, ты пила коньяк? Одна?
Меня поймали с поличным. Я не вымыла ночью рюмку — думала с утра замести следы. Кто ж знал, что Александр Юрьевич впервые поднимется раньше меня.
— Нет, лекарство принимала. Голова жутко болела, — почти не лгала я. Скорее выкручивалась. — Давно не была в гаме и духоте. Отвыкла. Извините, что взяла ваш коньяк, — спохватилась я как-то поздновато, выуживая у него из-под носа рюмочную улику, чтобы вымыть и спрятать: от себя и от греха подальше.
— Мой коньяк? — усмехнулся Любашкин дедушка. — Ты подарила. Такой дорогущий. Тебе и пить. А мне таблетки.
Я бросилась к плите варить свёкру кашу. Вернее, всем — ради экономии времени заставила себя полюбить овсянку. Он ест на воде и без сахара. Для себя и дочки добавляю сухофрукты и мёд. А что делать? Когда не можешь изменить неприятную ситуацию, найди в ней что-то положительное или положи сама.
Возьмём примером нынешнюю прогулку. Вербов, конечно, Вербовым, но к нему прилагается чистый воздух и такси повышенной комфортности. И я уже немного даже рада, что проведу субботу вне дома. О чем громогласно сообщаю деду в халате и моему чаду, выползающему в коридор в пижаме.
— С каким коллегой? — не ради интереса, а от удивления переспрашивает меня Александр Юрьевич.
У меня легенды заготовленной нет. Зачем?
— У кого есть машина. Я в Павловск на транспорте не повезу ребёнка. Соплей, к счастью, нет и не надо. А нам надо рабочие моменты обсудить. В офис мне не попасть. В понедельник мы с Любой на ёлку идём. Так что у нас вот такое вот совещание на пленэре спонтанно вырисовалось.
Про мое увольнение свёкр пока не знает. Не надо портить человеку настроение перед праздником, да и нервы у него ну совсем не железные. Меньше знает, лучше спит, а хороший сон — залог здоровья. И моего тоже. Мои нервы сгорают один за другим стараниями его сыночка. Это я Ангела родила! И даже не любопытного. Скажешь про ёлку — Любаша кивнёт. Скажешь про белок — тоже. Про дядю Гришу раньше времени, конечно, говорить не стоит.
— На обед есть суп. Разогреете. Котлеты с капустой в отдельном контейнере…
— Лизавета, я не маленький… — не строго, а больше шутливо повысил голос свёкр.
Маленькая я — господи ж ты боже мой, как страшно! Точно на свидание бегу! Хорошо, что я действительно черноока и черноброва — можно одной помадой обойтись и не наводить свёкра на опасные мысли. Ну и Вербова заодно. На планерки я являлась всегда с минимумом макияжа. А тут белого пуховика для дурости хватит.
— Ты б лучше куртку надела! — привалился к стене коридора свёкр.
— У меня попа мёрзнет, — не стала я юлить со словами. Наличие ребёнка в доме дает карт-бланш на расширение словарного запаса всякими там уменьшительно-ласкательными суффиксами и словечками.
— Не поздно будете?
Это уже вопрос, который требует серьезный ответ.
— У нас же дневной сон!
Это я сказала Вербову, когда мы договаривались о времени. Он ещё мягко намекнул, что пока мы едем из Павловска к кошкам, Люба прекрасно выспится в машине.
— А вообще не знаю… — И я действительно не знала. — Может, нам вечером кошек покажут. Я позвоню. Ну, мы гулять!
— Не до ночи только!
Это была шутка, но я с трудом сумела на неё улыбнуться и подтолкнула ребёнка к двери. Не капризничает — да это не ребёнок, а подарок небес. Только мне, а не Вербову.
Он встречал нас у машины. В наброшенной на плечи толстой куртке. Синей. Темно. Под цвет глаз. И был без шапки. Наверное, только что вылез из машины. Я шла медленно, а Люба быстро. Слишком — на площадку так не скачет! А мне бы ещё лишнюю секунду взять на размышление над тем, что сделать и что сказать. Нет, именно сделать… Протянуть руку? Крепкое мужское рукопожатие. Но я не мужик. И даже не деловой партнёр.
— Ну, будем знакомиться…
Для меня даже «привет» пожалели. Сразу присел подле Любы и протянул руку.
— Гриша.
И схватил ребёнка за руку. Даже потряс. Сколько серьёзности! А я с серьезным видом раскланивалась с соседкой. Краснея. Да, ребёнку дядя в разы интереснее его машины, а тут наоборот — машина на первом плане. И почему мне становится стыдно за чужие мысли?
— Твой новый, что ли? — бросила соседка, хотя могла бы промолчать.
Новый? Будто я кавалеров как перчатки меняю! Меня после развода никто и никогда ни с кем не видел. Что за наезд? Или это сделано нарочно, чтобы испортить мне малину? Дебильная человеческая зависть?
Сработало — Вербов на мгновение вскинул на нас глаза, но, к счастью, ничего не ответил соседке, а, к несчастью, что-нибудь про меня да подумал… Черт, ну кто за хлебом субботним утром ходит?!
— А я тебя знаю, — Люба быстро переключила внимание Вербова на себя.
Тебя? Ну вот что значит отсутствие в жизни ребёнка воспиталок с именем и отчеством! Но мне бы заранее напрячься по иному поводу… Знает?
— Ты — гад, который не бог…
Вербов глаз не поднял. Мои, наверное, сейчас из миндалевидных сделались круглыми. Мамочки родненькие…
— Это кто же меня так называет? Мама?
У мамы затряслись ручки.
— Люба…
Я, наверное, слишком тихо позвала дочь — голос пропал. Или Вербов слишком шумно поднял ее на руки. Это ещё зачем? Для допроса!
— И тетя Лия.
Боже… Хорошо, что пуховик расстегнут… Что я молчу? А что — я могу вырвать у него ребёнка?
— Знаешь, Люба, твоя мама может меня так называть, потому что знает меня…
Что он несёт… У меня в ушах звенит…
— А для тебя я пока побуду Гришей, ладно? Ты же меня ещё не знаешь. Вот узнаёшь, составишь своё собственное мнение и решишь, гад я или нет. Уговор?
Это для кого речь сейчас была?
Он, не спуская ребёнка с рук, запихнул Любу на заднее сиденье, точно мешок картошки. Благо дверь открыл заранее.
— Куртку снимай. Здесь жарко, — и начал сразу командовать.
На улице тоже жарко… И стало ещё жарче, когда Вербов захлопнул заднюю дверь, отрезав меня от ребёнка и от всех путей отступления