Владимир
Каролина выглядит уставшей, хотя провела с Ксюшей всего один вечер.
— Когда тебя ждать в следующий раз? — спрашиваю я.
— На следующей неделе, — неопределённо отвечает она.
— А конкретнее?
— Какая разница? — раздражённо всплескивает руками Каролина. — Это что-то меняет? Я занята буду, приеду, как только смогу.
— Признайся: тебе было скучно смотреть детские мультики, — наседаю я. Хочу, чтобы Каролина перестала врать и оправдываться несуществующими делами.
— Ты ошибаешься.
— Я тебя девять лет знаю. И давно научился считывать твои эмоции, даже когда ты их старательно прячешь. А сейчас ты не пытаешься изобразить радость. Каролин, зачем тебе Ксюша? Скажи правду.
Она садится в кресло, поправляет волосы небрежным жестом. Смотрит на меня с ненавистью и отчаянием.
А ведь раньше у нас были хорошие отношения. Я влюбился, как пацан, ухаживал за ней, цветы дарил и в рестораны каждый день водил. Делал всё, как полагается. Добивался женщину, которая поселилась в моих откровенных фантазиях. Каролина не спешила отвечать мне взаимностью, в её голубых глазах я видел безразличие и скуку, из-за чего старался ещё больше. Концерты, путешествия, дорогие подарки. Тратил на неё последние деньги. И она наконец-то стала моей.
А через месяц Каролина забеременела, хотя мы предохранялись. Я был шокирован, но в тот же вечер пошёл в ювелирный магазин и купил помолвочное кольцо. Сделал предложение не слишком-то романтично, даже на одно колено не встал. Каролине это не понравилось, я боялся, что она вообще откажется от брака. Но она сказала: «Да».
Ксюша родилась немного раньше срока. Первое, что я запомнил — её сморщенное розовое личико и тонкие пальчики, настолько маленькие, что я жутко боялся как-нибудь ей навредить. Держал с опаской, волновался. Но однажды Ксюша посмотрела на меня так задумчиво и долго, будто всё-всё понимала, и я перестал паниковать. Ощутил, как в груди разбухает новое чувство, всеобъемлющее, горячее и нежное.
Наши с Каролиной отношения становились хуже с каждым днём. Она тяжело справлялась с материнскими обязанностями, поэтому у нас жили её родители. Уехали они лишь тогда, когда я разобрался с делами и смог проводить с Ксюшей больше свободного времени. Мне очень нравилось читать ей сказки. И помогать в познавании мира. Я покупал лучшие игрушки, следил за каждым шагом дочери. Радовался её самым мелким достижениям.
А затем умерли родители Каролины. Примерно в то же время бизнес стремительно пошёл ко дну. Я с головой окунулся в работу, зубами выгрыз себе место под солнцем. Жил на автопилоте и ничего не замечал. Пока не увидел Каролину в объятиях другого мужика.
— Я хочу стать нормальной, — говорит она тихо. Руки заламывает, впервые за долгое время снимает маску высокомерной мажорки.
— Ты собираешься забрать Ксюшу, чтобы почувствовать себя такой, как все? Нормальной? Что за чушь? — возмущаюсь я.
— Это не чушь! Я устала быть ненормальной. Сиротой, брошенкой, эгоисткой. Макар считает, что именно я должна воспитывать Ксюшу, ведь для девочек очень важна материнская любовь. Ты ей не дашь того тепла, которого она заслуживает.
— Подожди. Я правильно понимаю — ты хочешь обратиться в суд и лишить Ксюшу привычной жизни только потому, что твой любовник что-то там однажды ляпнул, не подумав?
— Но он прав! — вскрикивает Каролина.
— Да наплевать мне! Я грешным делом подумал, что это твоё желание было. Решил, у тебя в голове что-то переклинило и поэтому ты вернулась к Ксюше. А оказывается, ты это ради теннисиста своего затеяла, — у меня слов приличных не находится, чтобы описать весь идиотизм ситуации.
— Макар делает меня лучше. И я сама хочу быть лучше рядом с ним!
— Моя дочь не будет жить с тобой и каким-то левым мужиком. Я этого не допущу.
Перед глазами красные пятна мелькают, в висках шумит, голос срывается от кипящей злости. Я сжимаю руки в кулаки, терпение лопается. На языке вертятся только матерные слова.
— Я не отступлю, — бросает Каролина.
— Уходи, — указываю на дверь. — Уходи, пока я не сказал то, что тебе не понравится.
Она вновь маску на себя надевает: в глазах решимость, подбородок гордо вздёрнут, губы сжаты в тонкую нить. Каролина уходит, истерично хлопнув дверью.
Надеюсь, Ксюша не проснётся. Надо проверить. Иду к детской комнате, заглядываю внутрь. И на душе сразу теплеет. Дочка спит, у прикроватной тумбочки горит настенный светильник. Наверное, забыла выключить. Стараюсь шагать как можно тише, останавливаюсь, заметив листок с рисунком на полу.
Ксюша изобразила нашу семью. Мы с Каролиной держимся за руки, а дочка стоит рядом и улыбается.
Паршиво. Выключаю свет, осторожно закрываю дверь и спускаюсь на первый этаж. Нарезаю круги по пустой гостиной, в конце концов решаю подышать свежим воздухом. Там меня застаёт Виктория.
Я не собираюсь рассказывать ей об истинных мотивах Каролины, поэтому свожу разговор к банальной ревности. Да, мне было неприятно видеть парня Виктории, но не до такой степени, чтобы сидеть в одиночестве и думы горькие думать. Да и какой толк ревновать девушку, которая мне не принадлежит?
Разговор не клеится. Слишком много посторонних мыслей в голове. И Ксюшин рисунок стоит перед глазами. Она мечтает о полноценной семье, а я не могу ей этого дать.
Смотрю на Викторию. Хорошо, что наш второй поцелуй так и не состоялся. Она замечательная няня, поэтому наши отношения должны оставаться исключительно рабочими. Так будет правильно. И никто не пострадает.
Но все мои аргументы кажутся мелочными и неубедительными в тот момент, когда Виктория обнимает меня и целует в щёку. Я не успеваю ответить ей, она слишком быстро отстраняется и убегает в дом. Улыбаюсь, качаю головой.
Умение радоваться за других — чрезвычайно редкое качество. Этим Виктория меня покорила. Она просила не увольнять директора школы, я к ней прислушался и сделал пару звонков. От меня не убудет, а ей легче станет. Только я не ожидал, что Виктория так бурно отреагирует. И посмотрит на меня с обезоруживающей благодарностью.
Всё же она необычная девушка. Я таких раньше не встречал. Жаль, что мы не познакомились в другое время и при других обстоятельствах. Мне сейчас не до отношений. В первую очередь я должен думать о благополучии Ксюши. А остальное потом.
Сегодня у меня не получается вернуться домой пораньше. Деловая встреча затягивается, партнёры всё никак не желают подписывать контракт. Но в конце концов я убеждаю их в том, что наше сотрудничество будет взаимовыгодным и успешным.
Каждого можно продавить, если смотреть в правильном направлении. Читать людей несложно, главное — быть внимательным и осторожным. Не наседать сразу, а вовремя разыгрывать свои козыри. Тогда всё получится.
Захожу в дом и слышу детский смех. На сердце сразу теплеет.
— У меня тоже кривые вареники. Посмотри на этот — его как будто грузовиком передавило, — весело говорит Виктория.
— Ага, и все внутренности вылезли, — хохочет Ксюша.
— Ну ничего страшного, проведём реанимацию, обратно всё запихаем. Тем более это легко: надо всего лишь разлепить тесто, а затем убрать часть начинки. Повторяй за мной.
— Теперь творога слишком мало, — жалуется Ксюша.
Я иду на кухню и наблюдаю необычную картину: на дочке смешной фартук с изображением единорога, руки и лицо испачканы мукой. На деревянной доске лежат вареники, а на плите закипает вода. Виктория смущённо улыбается мне, Ксюша бросается навстречу и вымазывает мой костюм мукой.
— Ой, — вскрикивает она, заметив, что натворила.
— Ничего страшного, — бормочу я, немного растерянный из-за Ксюшиной реакции. Она давно ко мне в объятия не бросалась, постоянно осторожничала и стеснялась. — Чем вы тут занимаетесь?
— Виктория Андреевна учит меня готовить. Смотри, какие у меня вареники получились, — она указывает пальчиком на кривое нечто с вылезшим творогом. И как на это реагировать? — Красивые, правда?
— Ага, — бормочу я.
Бросаю взгляд на Викторию. Она смотрит с насмешкой и вызовом. И я неожиданно для самого себя решаюсь на эксперимент. Скидываю пиджак, остаюсь в рубашке и брюках, подхожу к столу и дотрагиваюсь до сырого теста. Я триста лет не готовил, только в студенческие времена яичницу жарил да макароны варил, но те бедные годы давно остались позади. Сейчас у меня есть Елена Леонидовна, она прекрасный кулинар.
Но ироничный взгляд Виктории и вопрос, застывший в глазах Ксюши, подталкивают меня на что-то новенькое.
— Может, я тоже хочу научиться лепить вареники, — говорю с улыбкой. — И посмотрим ещё, у кого они будут самыми красивыми.
— Пф-ф-ф, конечно, у меня, — всплескивает ладонями Ксюша. — Смотри, как я делаю, и повторяй.
Она берёт немного теста, раскатывает его, вырезает стаканом небольшой кругляш, кладёт внутрь творог и пытается слепить всё это чудо. Виктория наблюдает за её стараниями, закусив нижнюю губу.
— А вы почему филоните, Виктория Андреевна?
— Виктория Андреевна? — она театрально прикладывает руки к груди, изображая небывалое изумление. — Так вы знаете моё отчество?
— Конечно, знаю, — ворчу я, пытаясь повторить Ксюшины манипуляции. С тестом я ни разу не работал, вареники не люблю, как и пельмени.
— Удивительно, — хмыкает Виктория и тоже берётся за дело.
Я с удивлением понимаю, что мне нравится это нехитрое занятие. Нет, я не открыл в себе кулинарные задатки, дело в другом. Мне уютно и спокойно рядом с Викторией и радостной Ксюшей. Она лепит эти вареники с таким старанием, что я невольно поддаюсь ей и начинаю каких-то монстров создавать, лишь бы дочь ещё раз улыбнулась. Что она и делает.
— Самые красивые вареники у Виктории Андреевны, — заявляет Ксюша. — А потом уже у меня. Но я этим первый раз занималась, значит, победа должна быть моей. Правильно?
— Мои произведения искусства вам совсем не нравятся? — ёрничаю я.
— Сойдёт, — благосклонно произносит Ксюша.
— Есть можно, — поддакивает ей Виктория.
Она бросает вареники в кипящую воду, а я поднимаюсь к себе, чтобы переодеться в чистое. Настроение приподнятое. С дочкой мне интересно заниматься даже такими простыми вещами, как готовка. Никогда бы не подумал. В груди становится тесно. Никому не отдам Ксюшу. Ни при каких обстоятельствах.
Мы ужинаем на кухне. Вареники оказываются вкусными и сытными, Ксюша их за обе щеки уплетает. То и дело поглядываю на Викторию. Мне хочется как можно чаще на неё смотреть, угадывать её эмоции, ловить случайные улыбки. Она ест без особого аппетита, загружает грязные тарелки в посудомойку. Ксюша вертится рядом, без устали тараторит:
— А мне понравилось готовить! Но на велосипедах интереснее кататься. Я у Кати завтра спрошу, умеет ли она лепить вареники. А то она хвасталась, что вместе с родителями все-все уроки делает, и на каток ходит, и даже маме помогает цветы выращивать. Я тоже хочу чем-нибудь похвастаться.
— Мы можем сходить на каток все вместе, — предлагаю я.
— И с мамой тоже?
Сколько раз она будет вспоминать Каролину? Это вообще когда-нибудь закончится? Я больше всего боюсь, что Ксюша будет постоянно нуждаться в материнском тепле и участии. Как ей донести одну простую мысль — люди, которых мы любим, не всегда отвечают нам взаимностью? И ничего ты с этим не поделаешь.
— Вряд ли она захочет.
— А если мама не против? Нам было бы весело вчетвером.
Ну как я могу отказать, когда в глазах дочери столько надежды? Что-то я чересчур мягким в последнее время становлюсь. Благо, работы это не касается. Не хватало ещё бизнесом рисковать из-за невесть откуда проснувшейся во мне доброты.
— Только если она не против, — выталкиваю из себя.
— Ура-а-а-а! Я сейчас же позвоню маме и спрошу, хорошо?
Нехотя киваю. Ксюша спешит к себе, мы с Викторией остаёмся вдвоём на пустой кухне.
— Мне иногда кажется, что Ксюше будет интересно любое занятие, которое ты ей предложишь.
Виктория довольно улыбается.
— Разве это плохо?
— Я такого не говорил. Ты отлично ладишь с детьми. Мне интересно, это врождённое качество?
— Не знаю. С племянником я тоже в хороших отношениях. Иногда Лара мне завидует. Говорит, Лёва мне больше доверяет, чем ей.
— Это так?
— Угу. Я часто с ним сидела, когда Лара работала. Лёва очень умный ребёнок, любознательный, энергичный. Я с ним много нового узнаю.
— Например?
— Из недавнего — мы вместе смотрели видео о жизни в тюрьме. А до этого он интересовался денежной системой разных стран. Мне иногда кажется, что Лёва больше меня о мире знает, — с гордостью произносит Виктория.
— Сколько ему?
— Почти десять.
— Я в его возрасте с одноклассниками в футбол играл. А вы с Ларой родные сёстры?
— Нет, двоюродные.
Наш разговор прерывает Ксюша. Она с визгом вбегает на кухню и, не отдышавшись, сумбурно говорит:
— Мама согласна. Она сможет завтра или послезавтра с нами пойти. Классно, да, пап?
— Да.
Однако ничего классного в этом нет. Я был уверен, что Каролина найдёт какую-то правдоподобную отговорку и откажется. Недооценил её. И на попятную уже не пойдёшь, Ксюша должна знать, что её отец всегда отвечает за свои слова.
— Что ж, завтра нас ждёт интересный вечер, — резюмирую я.
Виктория хмурится, а затем отворачивается и начинает протирать и без того чистый стол. Смотрю на часы. Время позднее, пора укладывать Ксюшу. И ни за что на свете не спускаться вниз. Нам с Викторией не следует оставаться наедине. Я не уверен, что смогу держать себя в руках.