Обещанная демону

Пролог

— ...Значит, свадьбе быть?

Голос мужчины глубок и тяжел, как океанская волна. По нему непонятно, сердится он, радуется, или ему все равно. Девушка в темноте комнаты всхлипывает и на некоторое время повисает гнетущая тишина.

— Я не хочу этого! Не хочу! — клятвенно заверяет она. — Я не люблю его и не любила ни минуты! Но отец словно умом тронулся! Жажда золота обуяла его! Он и слышать не хочет о расторжении нашей помолвки. Он грозит своими руками убить меня или проклясть, если я буду противиться… Он кричит, что я опозорила семью тем, что с тобой… что я с тобой…

— Откуда он узнал?

— Отец знает обо всем… обо всех наших встречах… Он бил меня - смотри!

— Он сделал это? — пальцы мужчины ласково скользнули по багровой полосе, оставленной кнутом на белоснежном плече девушки. — Должно же быть у него сердце? Поговори с ним. Скажи, что твое сердце отдано другому. Скажи, что не пойдешь за этого человека замуж!

— Отец за косы утащит меня в храм и кинет к ногам жениха! Ведь тот богат и может купить весь свет… Я была глупа, когда согласилась…

— Как можно так ошибиться? — холодно удивляется мужчина. В его голосе чудится насмешка, и девушка бросается вперед, обвивает руками шею мужчины, страстно прижимается к нему.

— Не осуждай меня, — глухо отвечает она. — Не осуждай! Мне всего девятнадцать… разве я знала, как это бывает?

— А как это бывает? — насмешливо произносит мужчина, но в голосе его слышится теперь тепло. Его широкие ладони обнимают прильнувшую к нему девушку, он больше не может противиться страсти, которую так мастерски скрывает. Девушка приподнимает лицо, и мужчина ее целует — жадно, слишком сладко и слишком страстно, чтобы можно было поверить в его холодность и отстраненность.

— Как с тобой, — шепчет она, млея в его руках. — Я и не знала, что однажды придет такой мужчина, ради взгляда которого я буду согласна на все!

— На все? — уточняет мужчина в темноте. Дыхание его учащается, руки мнут красивое платье девушки, под сильными пальцами трещит ткань. Платье ползет с ее плеч, девушка шумно ахает, когда мужчина страстно прижимается к ее обнаженному плечу губами, еще и еще, покрывая поцелуями ее теплую кожу.

— Этой свадьбы не будет, — хрипло шепчет она, когда его пальцы ныряют в атласные глубины ее корсажа и сжимают грудь, маленькую, с твердым соском. Девушка стонет, откидывая голову, подставляя шею под его обжигающие поцелуи. — Не будет! Я скорее взойду на костер, я…

Мужчина прерывает ее сбивчивую речь поцелуем, горячим и сладким, и девушка жалобно стонет. Наслаждение, подобное прекрасному сну, ласкает ее чувства. Его руки зарываются в ее волосы, ласкают затылок, горячие губы целуют и целуют девушку, до головокружения, до изнеможения, почти до обморока, потому что дух ее готов оторваться от тела и смешаться свечным волшебным блаженством.

— Не нужно таких жертв, — выдыхает он, оторвавшись от ее исцелованных губ. — Не нужно костров и проклятий! Все будет не так, совсем не так!

— А как? — шепчет девушка, млея под ласкающими ее грудь руками.

— У меня есть план на этот день, — отвечает мужчина.

Громко скрипит дверь, раскрываясь под тяжестью навалившегося на нее тела, и ласкающиеся любовники мгновенно забывают о поцелуях. Девушка громко вскрикивает, а мужчина одним прыжком оказывается у раскрытой двери. Но шпиона он не застает. Только быстрый топоток быстрых ног, убегающих прочь.

— Кто это был?! — в панике выкрикивает девушка. — Ты видел его?! Теперь он все расскажет отцу, и нам конец! Они убьют тебя! Отец скажет всем, что ты меня насильно обесчестил! Беги! Беги! Они не знают жалости, они убьют тебя!

Мужчина, вслушиваясь в шаги шпиона, лишь недобро усмехнулся. Его синие глаза полыхнули небесным невероятным светом.

— Мне? Бежать? — медленно произнес он. — И оставить тебя одну с толпой, готовой растерзать тебя? Нет, не будет этого. У меня есть мысль получше…

Глава 1. Помолвка Иветты

В погожий солнечный денек в городском храме была назначена помолвка Иветты Ладингтон, единственной дочери старого барона Теодора Ладингтона. Ее супругом в скором времени должен был стать Артур Эйбрамсон, самый завидный жених княжества.

Ах, Артур! У него самые голубые глаза по эту сторону Серебряной реки и Вечного леса! У него самые золотые волосы и самая ослепительная улыбка! Он самый искусный наездник и охотник в Лонгброке, такой сильный и взрослый! Кажется, ему уже двадцать пять. Недавно вернулся из университета, очень умный и вежливый. На первом же балу, который дали в честь его возвращения, он танцевал лучше всех и больше всех, и все незамужние девушки города влюбились в него без памяти. Да разве можно в него не влюбиться?! Он словно принц из сказки, сошедший с картинки в любимой книжке!

И почему этой недотепе Иветте, его невесте, так невероятно повезло?! Почему именно ей?!

Элиза, сидя перед зеркалом и наряжаясь на предстоящее торжество, недовольно поморщила хорошенький точеный носик.

— Барбара, принеси-ка мне щипцы и накрути-ка мне локоны, чтоб были кудрявыми и красивыми! И то цветочное шелковое украшение с жемчугом принеси, которое хранится у матушки в шкатулке! Матушка говорит, что оно мне очень к лицу! Хочу быть самая красивая сегодня!

Еще бы не к лицу! У Элизы длинные шелковистые волосы цвета старого черненого золота, миндалевидные карие глаза в обрамлении черных, как ночь, ресниц, румяные щеки и прекрасные губки, по которым облизываются все парни Лонгброка.

Иветта, невеста, была кузиной Элизы. Старая добрая Ивви, неуклюжая неловкая Ветта… Ей миновало уже двадцать четыре, а она все еще не вышла замуж. Ждала своего жениха… Может, от этого она такая нервная? Элизе иногда казалось, что в огромных глазах кузины мелькает безумное исступление. Но Ветта помалкивает, не открывает рта, даже если кажется, что она вот-вот вскочит и накинется с кулаками. Интересно было бы узнать, что она думает на самом деле, глядя на людей так злобно? Она родилась чахлой, будто б в неурожайный год, росла болезненной и осталась навсегда страшненькой, лупоглазой и робкой.

Родители Артура и Ветты договорились о свадьбе еще тогда, когда Ветта едва начинала ходить. По их договору Артур за женитьбу на Ветте получал пышный титул, семья Ветты - солидный денежный куш, и все оставались довольны. Поэтому для красавца Артура все было решено и известно давным-давно. Он, конечно, видел свою невесту. Вот, наверное, негодовал, глядя на ее жидкие взлохмаченные волосики и болезненную худобу! Стоило ли быть таким красивым, стоило ли покорять девичьи сердца одной улыбкой, если жениться все равно придется на страшненькой Ветте?..

А для Ветты, наверное, Артур был единственным шансом выйти замуж. Дураков нет брать хоть и родовитую, но небогатую и страшненькую невесту! Потому на Артура Ветта смотрела глазами, полными обожания, а на подруг — с победной нехорошей высокомерной улыбкой на толстых губах. Она Артура боготворила, а он улыбался своей невесте снисходительно и мягко. И от этой улыбки в глазах окружающих он становился почему-то очень хорошим, словно добрый покровитель для бедной крошки Ветты.

Вот Элиза - это совсем другое дело. В отличие от Ветты, она родилась хорошенькой и крепкой, и все шутили, что родители наверняка позвали в крестные своей дочери всех окрестных лесных фей. Рассматривая в зеркало свою юную цветущую мордашку, Элиза тихонько смеялась, представляя, как будет флиртовать налево и направо. И с Артуром - тоже, если, конечно, он окажется слишком близко от нее.

— Ветта будет вне себя от злости! — хихикнула Элиза взбивая кружева вокруг обнаженных плеч. — Барбара, еще жемчужной пудры!

— Вся кожа итак блестит, — ворчала нянька, неуклюже, но умело, с видимой пользой водя толстой кистью по плечам, по щечкам юной прелестницы, отчего Элиза становилась похожей на чудесную фарфоровую куколку с белым сияющим личиком и темными, поблескивающими теплыми золотыми искрами волосами. — Негоже вы задумали шутить с кузиной. Лучше б шляпку с черной вуалькой надели, мисс Элиза. И черненькое платьице. Оно такое славное! И пуговки все золотые.

— И ворот под самое горло, — недовольно заметила Элиза. — Оно душит и колется! Я в нем выгляжу как ворона-воровка. Или как голодная старая вдова на паперти.

— Как приличная благонравная барышня, — ворчливо возразила Барбара, застегивая покорно на тонкой шейке девушке колье, сверкающей звездной россыпью украсившее грудь Элизы. — А так будете краше невесты, и на вас все глазеть будут. Нехорошо это.

— Краше невесты будет даже одноногий старичок Лерой, если наденет свой зеленый сюртук, — отрезала Элиза. — Я не виновата, что Ветта такая глупая и некрасивая. Что же мне теперь, всю жизнь в вуальках проходить, лишь бы ей было не обидно?!

Элиза нахмурилась, яростно причесывая богатые волнистые волосы щекой. Из-за этой Ветты она итак пострадала немало!

Сначала встречать ее драгоценного ненаглядного жениха ее не взяли. Потом на праздник в честь их Первого Согласия созвали полгорода, и все пришли нарядные, как на Святки. А ей, Элизе, родители приказали надеть синее платье, скучное, как у нищей гувернантки! Счастливая Ветта порхала по залу в танце в белом кисейном бальном платье, с красавцем-женихом, а Элиза подпирала стенку под бдительным взором родителей! Даже толстая Марта удостоилась танца, потому что на ней был приличный наряд, а Элизу мало того, что не замечали, так еще и отец не отпускал.

А ее верные поклонники?! Стюарт и Энтони?! Они просто не узнали ее в этих убогих страшных тряпках! И танцевали с ее заклятыми подружками!

— Нет уж, — сердито сопела Элиза. — На помолвку я пойду, как и все — на праздник, а не на поминки! А после Стир покатает меня в своем экипаже по городу! Это просто неприлично — если люди увидят меня в дешевом страшном платье! Еще подумают, что отец разорился… кто на мне тогда женится?

Барбара неодобрительно покачала головой, угадав в словах девушки отчаянное кокетство.

Глава 2. Выяснение отношений

— Как ты могла! Да я сейчас глаза тебе выцарапаю, маленькая дрянь!

— Только попробуй, тронь меня, тощая дура!

Волшебная палочка Элизы смотрела в лицо побледневшей от злости Ветты. У несчастной невесты даже губы побелели и дергались, словно самые страшные проклятья рвались из ее груди. Палочка Ветты была нацелена на Элизу.

Это была старинная  и красивая волшебная палочка, из черного эбенового дерева и светлой слоновой кости, отполированная до идеальной гладкости. Дорогая изящная вещь, семейная реликвия. Ветта всегда носила ее на замызганной ленточке на запястье, привязав за костяную ручку. Прятала в рукаве.  И никогда прежде не наставляла ее на кузину, угрожая расправой. Поэтому развоевавшаяся Элиза, впервые увидев волшебную палочку Ветты так близко, в изумлении осеклась. У самой костяной ручки, словно тонкая инкрустация, поблескивали три серебряных колечка.

Три.

Три уровня магии.

Ветта и на два натянула с трудом. У нее не было ни особого таланта, ни прилежания. Значит, третий уровень был куплен. Дорогой подарок, наверняка от жениха. Вот почему робкая тихая Ветта такая смелая. Теперь она чувствует себя намного сильнее и уверенней…

И за такие роскошные подарки наверняка есть смысл драться. Ветта наверняка сходит с ума от мысли, что  такой лакомый кусочек, как красавец Артур, уплывает у нее из рук. А вместе с ним и его несметные богатства и все то, что можно на них купить. Наряды, балы, новые туфельки, украшения.

— Юные леди, а ну, прекратите немедленно! — прогремел разъяренный отец Элизы, краснея от гнева. — Что вы устроили! Это неприлично! Уберите ваши палочки сию секунду!

— Неприлично ведет себя твоя дочь! — с плачем, в истерике, выкрикнула мать Ветты. Ее голос эхом отдался от стен пустого храма.

Помолвка была сорвана.  Отец и мать Артура еще не успели покинуть роскошную карету, когда Артур, твердым шагом пересекая храм от входа до алтаря с испуганной Элизой на руках, твердо и во всеуслышание объявил:

— Клятвы не будет!

И не оставалось никаких сомнений в том, что он не шутит.

Элизу колотило. Когда Артур осторожно поставил ее на ноги и крепко сжал ее ладонь, Элиза видела перед собой только изумленное лицо отца и яростное — Ветты. Приглашенные и гости спешно покидали храм, понимая, что праздника никакого не будет. А становиться свидетелем чужого горя и скандала мало кто хотел.

— Артур, как же так, — испуганно закудахтала его несостоявшаяся теща.

Она вырядилась в храм со всей серьезностью. Желая всем показать, что не из черни, а из аристократии, нацепила яркое платье с длиннющим шлейфом и такое узкое в коленках, что могла только семенить крохотными шажками.

Сейчас она семенила к Артуру своими нелепыми куриными шажками и квохтала, как перепуганная курица.

— Вы же уверяли, — кудахтала она, прижимая руки в кружевных перчатках к дряблой груди, видной в глубокий вырез, — что не отступитесь от своего слова… Что питаете… питаете глубокое уважение к Иветте!

– И я не отрекусь от своих слов! - твердо ответил Артур, прямо глядя в лицо женщине. — Я уважаю Иветту. Я жил всю жизнь с этим уважением и с мыслью о том, что она станет моей, но…

— Но?! — переспросила Ветта, ступив вперед, ближе к несостоявшемуся жениху. В  голосе ее уже слышалась назревающая некрасивая истерика, крикливая и базарная.  — Это, по-вашему, уважение — бросить меня у алтаря?! Опозорить перед всем городом?! Да надо мной же все смеяться будут! Все!

В этом Ветта была права. Город пощадил ее сейчас, оставив разбираться со своим женихом без лишних свидетелей, но завтра… завтра Ветта прочтет во всех взглядах, обращенных к ней, издевку, насмешку — во всякой улыбке.

Ветта зарыдала и яростно содрала с тонкого узловатого пальчика огромный тяжелый перстень с крупным камнем и кинула Артуру под ноги.

— Но кроме долга, — глухо проговорил Артур, и слова давались ему с трудом, — существует еще и любовь, — он глянул на Элизу, словно прося у нее поддержки. — Я не ведал ее ранее. А сейчас вдруг почувствовал. Я приучал себя к мысли, что всю жизнь проживу с вами. Я готов был сделать это. Но увидев эту девушку, я понял, что все может быть иначе. И будет нечестно и отвратительно по отношению к вам… любить ее, но жить с вами.

— Слова неблагородного человека, — с истеричным хохотом выкрикнула Ветта, сдирая со своих плеч ленты и цветы. По бледным щекам ее катились слезы. — Разбогатевшие нувориши никогда не поймут, что такое данное слово! Это намного важнее и благороднее сиюминутного желания! Боюсь, даже если вы наскребете побольше денег и купите титул, это вам не поможет! Каждый ваш жест, каждое слово будут выдавать в вас грубого простолюдина в раззолоченной одежде!

Крик Ветты сорвался на визг, она яростно швырнула в лицо Артуру свои перчатки. Это он снес молча, опустив взгляд. На щеках его играли желваки.

— Если благородство и титул, – произнес он, наконец, — допускают ложь, то они мне не нужны. Я не хочу жить во лжи. Я выбираю честные чувства,  — он пылко глянул на Элизу, и снова сжал ее ладонь. — Я  готов прямо сейчас принести этой девушке Клятву Верности. Я люблю ее. И даже смерть нас не разлучит, — он прямо глянул в зареванное лицо Ветты. Голос его стал упрямым и твердым. — Я достаточно богат, чтобы купить у Магистров право вернуть мою любовь и с того света! Только пожирающие души Демоны могут нас разлучить!

— Артур! – выкрикнула его мать, как раз подоспевшая к месту разворачивающейся трагедии. — Что за слова в святом месте?! Не приведи магия, накличешь…

Пожилая дама, разодетая как герцогиня, запыхавшись, остановилась, переводя дух. Отец Элизы поддержал ее под руку, пока та обмахивалась платком и промокала вспотевшие виски.

— Не нужно говорить поспешных слов, — произнесла она, слишком внимательно и даже сурово глядя сыну в глаза. — Это все волнение. Это естественно для тех, кто вступает в брак. Вероятно, ты запутался? Может, испугался ответственности и обязанностей, ложащихся на тебя в браке?

Глава 3. Ритуал

Ветта никогда не была смелой. И решительной тоже не была. Даже когда у нее спрашивали о чем-то, что она должна была выбрать, Ветта долго колебалась и молчала. Словно была недостойна права голоса. Словно не имела права выбирать.

Но в тот момент, когда Артур произнес эти пугающие слова о демонах, в голове Ветты тотчас словно озарение произошло, и стало легко, так легко, что ужас и горе легко смылись слезами.

«Только пожирающие души Демоны могут нас разлучить», — произнес он. Голос его страшно и торжественно звучал в ушах Ветты, и она точно знала, что это верный способ.

«Самый лучший!» — думала она словно зачарованная, словно одержимая этой мыслью, околдованная и парализованная ею. Будто чья-то злая рука вложила эту разрушительную мысль в голову Ветты. И девушка теперь чувствовала, как распадается на кусочки ее собственная душа, сыплется песком, желая мести.

Значит, нужно вызвать демона.

«Пусть он возьмет ее! — исступленно и одержимо думала мстительная Ветта. — Пусть утащит мерзавку в самый ад! Измучает, исцарапает, исщипает, излупит до состояния животного! Пусть откусывает от нее по кусочкам каждый день! Пусть она дергается и мычит, беззубая и страшная, привязанная за веревку, при звуке его шагов в глубине ада! Пусть она узнает, что такое страдание!»

Мать и отец не услышали, как она ушла. Вечером доставили сундуки с золотом, украшения, наряды — все то, что обещала семья Артура заплатить семье Ветты. Золота было много, оно рассыпалось золотой чешуей монет по вытертому ковру. Родители, как безумные, запускали руки в сундуки, черпая богатство горстями, ползали по полу, собирая просыпавшееся, и были просто счастливы.

Ветта не стала отвлекать их от веселья.

Тихо она вышла из дома, пересчитала легкими ногами каменные ступени. Замела плащом сухую листву и топорщащийся яркий ежик травы, пробивающейся меж каменных плит, мостящих двор.

Она найдет способ докричаться до демона.

***

В Вечном лесу лучше не появляться. В нем вечный сумрак и опасность таится в тени его деревьев. Плавает зеленый дым меж зелеными ветвями сосен. Если путнику волей-неволей приходится идти под сенью зловещего леса, он старается преодолеть свой путь как можно скорее, потому что народец, живущий в Вечном лесу, отчаянный и страшный. Говорят, это души грешников, страдающие за свои грехи. Они прячут свое уродство и злобу от солнца в темном лесу.

Вдоль дорог горят фонари, но стоит отойти от фонаря на пару десятков шагов, как свет его растворяется в зловещей тьме и становится неясным свечением заблудившегося светлячка. На деревьях прибиты черепа животных, выбеленные временем - отгонять злые силы. Смерть недоступна томящимся душам. Образ ее терзает их больше, чем жалкое существование, полное страданий. И потому они бегут прочь, в тишину, темноту и забвение.

Старики говорили, что где-то посередине леса, далеко, за стеной деревьев и тумана, стоит старый замок, прекрасный и страшный, словно черно-синий сапфировый цветок. В нем живут демоны, и числом их Тринадцать. Никто не осмеливается вслух произнести их имена.

Но на самом деле об этом замке гласят лишь полузабытые легенды, которым уже сотня лет. Всем известно, что давным-давно Демоны покинули этот мир, дом их разрушен, а служители их сгорели на кострах. Но в сердцах людей до сих пор живет страх, Вечный лес до сих пор темен, страшен и шепчет жуткими голосами о грехе и каре. И никто не отваживается проверить, можно ли вернуть Демонов в этот мир…

— Приди же ко мне, Первый, — шепчет Ветта, ступая в зеленую мглу.

С собой у нее череп соболя, отполированный и отлакированный, со вставленными в глазницы черными агатами. Ветта крепко сжимает его в руке, зорко оглядываясь по сторонам. Зло витает над ее головой, обнимает ее плечи. Агаты блестят, как настоящие живые глазки зверя.

Еще у Ветты в сумке, висящей через плечо на тонком ремешке, всякая магическая мелочь: толстые свечи, кусок мела, старая книга. Ветта, конечно, не умела вызывать демонов. Никто не умел. Но говорили, что Демоны отзываются на свои имена. И если правильно сказать или написать, то Демон, услышавший зов, обязательно придет. Меловая черта не даст ему подойти к заклинателю. От его слуг защитит череп.

А еще у Ветты теперь магия, много магии, целый третий уровень. Это много. Этим можно отогнать Бродячего Нечестивца, если тот вдруг вынырнет из тумана. Можно вспугнуть дикую сумасшедшую ведьму. Любое порождение леса можно одолеть с помощью этой магии. Иначе Ветта не осмелилась бы пойти в лес одна, на ночь глядя…

— Приди ко мне, Второй, — шепчет Ветта. Зубы ее стучат от страха, но она продолжает свой путь в страшную лесную чащу. Никто не отзывается на ее слова, не треснет сучок в чаще, не всхлипнет листвой чахлое деревце.

— Приди, Третий! — в отчаянии шепчет Ветта.

Неужто нет надежды? Ветта начинает шмыгать носом. Может, попробовать облить Элизу кипятком? От этого у нее вылезут волосы. И вся она облезет. И Артур ужаснется и разлюбит ее.

— Приди, Четвертый, — стонала дрожащим голоском Ветта, поглаживая гладкий череп, стискивая его в потных пальцах. — Приди, Пятый… я несу тебе жертву. Разве ты не хочешь ее?

Ветер разогнал туман под ногами девушки, и дрожащая от страха Ветта обнаружила, что стоит на тропинке. Мелкие камешки были плотно втоптаны в землю, тропинка была гладкая и светлая под лучами взошедшей луны. Как змеиная кожа… Она вилась между пышных папоротников, виляла меж стволами. Это был знак, и девушка поняла, от кого он. Ветта, на всякий случай поудобнее перехватив свою волшебную палочку, ступила на эту дорожку.

Дорожка, петляя, вывела Ветту на небольшую круглую полянку, окруженную пышным орешником. Зеленый туман и сосны остались позади, под ногами Ветты внезапно скрипнули доски. Опустив взгляд, она увидела, что вместо земли стоит на старом полу какого-то давно разрушившегося здания. От стен давно ничего не осталось, сквозь щели в полу пробивалась трава.

Было тихо, очень светло и совсем не страшно.

Глава 4. Золотой Наперсток

Вовсе не так Элиза представляла свою помолвку и свою Клятву. Ну а получилось все так: глядя в невероятно красивые глаза молодого человека, которого видела, наверное, третий раз в жизни, она дрожащим голосом принесла Клятву. Клятву в том, что обещает себя ему.

— А я обещаю себя тебе, — звучным, полным обожания и ликования голосом произнес Артур, бережно держа ее ладони в своих ладонях.

И не было никого из подружек и друзей. Не было зевак, любящих смотреть на красивые церемонии. Да и церемония-то была очень проста, скомкана и быстра, и присутствовали на ней только родители Элизы и Артура.

Ветту и ее родных отец Элизы выставил. Он очень недобро глянул на разъяренного брата, на его раскрасневшееся лицо и неряшливые лохматые бакенбарды, и негромко, но властно сказал:

— Мне кажется, что уместнее будет, если вы покинете храм. Вас на помолвку не приглашали.

Ветта рыдала беспрестанно и икала. Ее диадема совсем сбилась набок, нос покраснел. Мать с трудом удерживала расклеившуюся несостоявшуюся невесту на ногах. Отец Ветты злобно оскалился.

— Даешь нам от ворот поворот, братец? — высоким писклявым голосом проверещал он, брызжа слюной. — Я этого так не оставлю! Попробуй только обмануть! Ты обещал!..

Маленький, обрюзгший, тощий, он походил на старую драную крысу. Отец Элизы, суровый, строгий, непоколебимый, как гранитная черная скала, чуть отступил от него, глянул свысока.

— Я поклялся, — негромко промолвил он. — Значит, свое вы получите как обещано. Идите и оставьте влюбленных детей в покое!

Но стоило только словам Клятвы прозвучать, как он ухватил Элизу за руку и почти силой потащил ее к выходу.

— Куда же вы?! — крикнул им вслед растерянный Артур. — Я даже не познакомился со своей невестой!

— Ох уж эта легкомысленная молодежь… Даже не знаете имени, и женитесь! Моя дочь пообещала вам себя, — не оборачиваясь, прокричал суровый отец. — Чего ж вам еще?! Отправляйте ваше золото вашей несостоявшейся невесте с извинениями, а мою дочь вы увидите на официальном мероприятии, на празднике в честь вашей помолвки! Милости прошу в мой дом!

Ничего не понимающую Элизу он затолкал в свою карету и велел кучеру спешно везти их домой.

— Папа! — воскликнула Элиза, отошедшая от испуга и всего происходящего. — Что ты делаешь?!

Она выглянула из кареты и увидела Артура, выбежавшего вслед за нею из храма и теперь стоящего растеряно на дороге. Карета быстро уносила Элизу прочь от ее неожиданного жениха, его фигура становилась все меньше, и скоро совсем исчезла из виду, растворилась во внезапно хлынувшем дожде.

— Не переживай, милая, — посмеиваясь, потер руки маркиз Ладингтон. – Он крепко сел на крючок и уже не передумает!

— Да что происходит такое?! — сердито выкрикнула Элиза. — Объясни мне уже! Ты пугаешь меня! Ты пугаешь меня! То ты запрещаешь мне даже смотреть в сторону этого молодого человека, то ни слова не говоришь, когда он делает мне предложение! Разрешаешь произнести Клятву — и тут же утаскиваешь прочь! Что это значит?!

— Это значит, — ответил отец, — что я не доверял этому гладкому прохвосту, этому золотому воришке! Поэтому и не хотел, чтобы он обратил на тебя внимание и заморочил тебе голову! Но раз уж он готов жениться, то пусть женится, хе-хе… Видела, как он смотрел на тебя? Прямо поедал глазами! Похоже, действительно влюбился.

— Золотой воришка?! — воскликнула Элиза, неприятно пораженная тем, как отец относится к ее будущему мужу. — Но Артур…

— Кровь от крови плоть от плоти своих родителей! — перебил ее отец. — Да, да, я знаю, что ты сейчас скажешь: он ученый, вежливый, хороший. Но я много прожил на свете и много людей повидал, и потому скажу тебе, — отец погрозил внушительно пальцем у самого носа испуганной Элизы. — Не верь хорькам!

— Хорькам? — переспросила перепуганная Элиза.

— Конечно, хорькам, — недобро ухмыляясь, ответил отец. — Такие чистенький, такие с розовыми ушками, такие богатенькие!.. Как ты думаешь, откуда у них столько денег, если титула к них нет и никогда не было? У них не было в роду королей, да даже самого завалящего барона тоже не наблюдалось! А меж тем у них богатый дом, дорогая одежда. Разве что зады не позолочены. На палочках магии столько, что уже и места не хватает вешать новую! И они не работают. Не разводят лошадей и собак, не продают дорогие ткани и духи. Так откуда деньги?

— Я-а-а, — проблеяла Элиза, не знающая ответов на все эти вопросы.

— А я скажу, откуда, — хитро посмеиваясь, продолжил маркиз Ладингтон. — Давным-давно в руки одного из предков твоего драгоценного Артура попал магический золотой наперсток. Красивая маленькая вещица для модника, берегущего красу своих ногтей. Только наперсток этот приносил удачу в картах. Они картежники, милая. Сказал бы, что шулера, но они не прячут карты в рукавах. Им этого не надо. Ты думаешь, зачем этот Артур уезжал так надолго из города?

— Уч… учиться, — пискнула Элиза.

— Как бы не так! Зарабатывать, — хохотнул маркиз. — У нас, в Лонгброке, этих прохвостов все знают. Да даже если папаша Эйбрамсон нацепит фальшивые усы и приделает деревянную ногу, чтоб его не узнали, никто не сядет играть с тем, у кого на пальчике поблескивает золотой наперсток. А там, далеко, за Вечным лесом, о них никто не слыхивал. Мир велик; а мальчик вырос достаточно, чтоб поддерживать семейный бизнес. Интересно, скольких недотеп он раздел до штанов за пять лет?.. Студент!

— Фу, папа! — вскричала Элиза. — Скажи, что ты все это придумал!

Образ прекрасного, нежного злотоволосого Артура с прекрасными печальными глазами не вязался с тем, о чем толковал маркиз Ладингтон. Принц из сказки, весь в белом с золотом — мошенник, карточный игрок, шулер?!

— Я бы рад, дорогая, да не могу. Я видел, с каким количеством багажа он прибыл. Он привез очень много добра. Очень. Знакомым он говорил, что это все сувениры и подарки друзьям, модные большие шляпы для матери, да только в сундуках его было золото слитками.

Глава 5. Артур

В доме Элизы был праздник.

Отец на помолвку дочери пригласил своих друзей, влиятельных людей города, в том числе и родителей Артура и его самого. Людей было очень много, так много, что Элиза растерялась, и когда пришла ее очередь говорить приветствие гостям, она едва смогла пропищать пару слов не своим голосом. Голоса гостей гудели как рой пчел, все лица сливались в одно, и Элизе от волнения казалось, что у нее начался жар.

Отец же, устроив этот пышный прием, надуваясь от гордости, при всех сделал громкое заявление.

— Артур, этот блестящий молодой человек, такой утонченный, образованный, сделал выбор в пользу Элизы, хотя это было и нелегко! Связанный клятвами…

Отец долго говорил, все больше раздуваясь от гордости. Так долго, что Элиза успела устать и заскучать, несмотря на то, что Артур был рядом, сидел за праздничным столом напротив нее и смотрел на нее вдохновленным взглядом.

На прием ее разодели в пух и прах. Желтый шелк, кружева, бриллианты. Элиза чувствовала себя тортом, который можно испортить, просто ткнув в него пальцем. Артур, наверное, чувствовал себя не лучше. Он был одет в алый атлас с головы до ног. На туфлях у него были невероятной величины банты, а его жилет был сшит из такой гладкой ткани, что, наверное, и муха бы соскользнула. Пышный галстук с самыми дорогими кружевами будто бы удушал несчастного жениха. Артур сидел молчаливый и бледный и почти ничего не ел, видимо, боясь испачкаться.

«Никогда не думала, что помолвочные обеды это так скучно, — сердито думала Элиза, нехотя колупая ложечкой воздушный десерт. — Куда интереснее было бы, если б мы сами решали, как проводить время! Устроили бы танцы или милый пикник… а слушать бесконечную болтовню мэра и отца невероятно скучно!»

Артур, кажется, думал так же. Он поглядывал на невесту, но отчего-то не решался заговорить с ней. Может, оттого, что все внимание тотчас было бы устремлено на него, и посторонние люди с удовольствием послушали бы, о чем там воркуют голубки.

Его волшебная палочка из редкого кедра словно невзначай коснулась его тарелки, и Элиза опустила лицо, скрывая смешок, глядя, как по знаменитому матушкиному рагу пошла рябь, а стручки зеленой фасоли удивленными бровями взлетели над двумя маленькими картофелинами. Жирная подлива в тарелке Артура что-то чавкнула по секрету его бокалу, и тот в свою очередь, склонился посекретничать над натертой до блеска серебряной сахарницей.

Столовое волшебство быстро облетело все приборы на столе, и закончилось это тем, что пузатый серебряный бокал отца Элизы встрепенулся, словно проснулся от крепкого сна, когда канделябр толкнул его локтем в бок. Бокал помигал красными глазками украшающих его рубинов, прислушался к потрескиванию свеч разбудившего его канделябра, и коварно заковылял к бокалу отца Артура.

Почтенный господин Эйбрамсон, кажется, был навечно отлучен супругой от спиртного и пил исключительно воду. Коварный подкравшийся бокал отца Элизы толкнул собрата, плеснув в него добрую толику своего содержимого, и так же коварно, ковыляя и покачиваясь, вернулся на свое место.

Скоро стало ясно, зачем Артур это сделал. Хлебнув немного разбавленного вина, отец Артура окосел мгновенно и начал откровенно клевать носом прямо за столом, совершенно неприлично похрапывая. И сколько б его не толкала в бок матушка Артура, это совершенно не помогало. Со счастливым выражением на лице пожилой джентльмен поудобнее устраивался в кресле и храпел все громче, всем своим видом показывая, как ему хорошо. Поэтому ужин пришлось прервать и дорогого уставшего гостя проводить до кареты.

Когда жених отбыл, Элизе, наконец, разрешили встать из-за стола и уйти к себе. И за это она была ото всей души благодарна Артуру, несмотря на то, что они совсем не поговорили. Жених и невеста были практически не знакомы, вот это пикантно! Но все же хотелось бы познакомиться и хотя бы поговорить прежде, чем ее, в фате и новых туфлях, вытолкнут к алтарю за ее опрометчивое согласие.

А поговорить с Артуром ей хотелось. Хотелось послушать его голос, и хотя бы попытаться разузнать, правда ли все то, о чем говорил отец Элизы. Все его слова здорово подпортили образ Артура в воображении Элизы. Вспоминая его красивое лицо, девушка млела, тайком вздыхала, замирая от восторга, но слова отца возвращали ее с небес на землю.

«Неужто этот красивый, утонченный молодой человек и правда зарабатывает на жизнь нечестным путем? — думала Элиза. — Однако, папу это как будто бы не смущает… или смущает? Он ведет себя странно. Не могу понять его. О любом другом игроке он отозвался бы плохо и на порог бы его не пустил, а за Артура отдает меня замуж… неужто дело только в наперстке? Он хочет его заполучить? А как же честь? Как же я? И что будет потом, если мне удастся этот наперсток раздобыть?»

Но ответов на все эти вопросы не было.

Впервые Элиза с радостью избавлялась от красивого платья и украшений, которые ей толком даже показать не дали. Вместо бального наряда она натянула простенькое пестрое домашнее платьице, в котором можно было не только поваляться на кровати, но и в саду на травке. Стало уж совсем темно, и Элиза захотела сделать себе ночной фонарик, приманив светлячков. Однако, открыв окно, она вскрикнула от изумления, потому что прямо напротив нее, оседлав крепкий сук дерева, сидел Артур в своем атласном алом костюме, с самым перепуганным лицом, какое можно только вообразить. Холодный порыв ветра ударил Элизе в лицо, скользнул по ногам ледяной змеей, и девушка невольно поежилась. Если ей так холодно здесь, в комнате, то каково же тогда Артуру там, на дереве?

— Что это вы такое делаете, господин Эйбрамсон!? — потрясенная, воскликнула Элиза.

— Иду к вам в гости, мисс Ладингтон, — неуверенным голосом ответил Артур. Кажется, ему было не очень комфортно сидеть на пронизывающем ветру на шершавой ветке, цепляющейся за его расфуфыренную одежду листьями и мелкими веточками. Но он мужественно терпел эти неудобства.

— Но почему таким образом!? — удивилась Элиза.

Глава 6. Холодное пламя

Отец, пробурчав добрые пожелания дочери на ночь, удалился. А Элизе как на грех не спалось. Снизу все еще раздавались голоса гостей, засидевшихся допоздна. Они тревожили Элизу и не давали успокоиться ее мыслям.

Она крутилась в постели, вертела подаренный наперсток и так, и этак. Вещица была, право же, прелестная. Блестящая, маленькая, очень красивая. Украшение, а никак не рабочий инструмент белошвейки. Но кто ее сделал и для чего? Ведь никто повторить ничего подобного не смог, недаром же этот наперсток такой особенный.

Элиза решительно откинула одеяло и натянула платье, отыскала под кроватью домашние туфли.

«Они сколотили себе целое состояние, — размышляла Элиза, тихонько спускаясь по скрипучей лестнице вниз. — И при этом ни у кого из проигравших не возникло и мысли отнять свое добро обратно или мстить… мало ли на свете людей! Некоторые бывают очень обидчивы. А тут такие сокровища — и ни одного недовольного!»

Целью Элизы была отцовская библиотека. В его шкафу много умных книг. Там Элиза рассчитывала поискать ответ. Ведь знал же отец откуда-то о наперстке, и при этом никогда не проигрывал Эйбрамсонам. Иначе семья Элизы жила бы намного, намного хуже…

В библиотеке было прохладно, по ногам сквозило ледяным дыханием ночи, словно все окна раскрыты. Плавал голубоватый дым. Элиза сначала не придала этому значения, но едва она зажгла свечу, как свет пламени выхватил из мглы лицо мужчины, сидящего в кресле как раз напротив окна.

От неожиданности Элиза вскрикнула и свечу уронила. Огонек пламени погас, но тотчас мигнул и зажегся вновь, но уже холодным голубым пламенем. Свеча, подчиняясь воле мага, аккуратно вернулась в канделябр, стоящий на столе. И прочие свечи тоже зажглись сами собой, расцвели голубыми языками пламени, отразились в лакированном дереве столешни блуждающими болотными огнями.

— Доброго вечера, мисс Элиза, — произнес неизвестный, привстав в знак почтения и поклонившись.

— Кто вы, что вы тут делаете?! — в испуге воскликнула Элиза, отчаянно сжимая вещицу, которая привела ее в такой поздний час в библиотеку.

Надо отметить, что неизвестный был диво как хорош собой. Красивее Элиза никого не видела в своей недолгой жизни. Она стояла, замершая перед ним, и чувствовала, как вдруг ее ноги становятся ватными и слабеют, во рту становится сухо, а сердце в груди колотится, словно Элиза бежала добрых десять миль, не останавливаясь.

Незнакомец был заметно старше Элизы, черноволос, высок — это Элиза отметила, когда он встал поклониться ей, — широк в плечах. Это был взрослый мужчина, хорошо сложенный, сильный. В его движениях было много уверенности в себе и опасной гибкости, как у огромного хищного зверя перед прыжком. В его образе не было ничего небрежного, неловкого или смешного. Казалось, черные волнистые волосы его были уложены волосок к волоску с особым тщанием, и костюм словно только что отглажен. У него было умное лицо с тонкими красивыми чертами, прямой нос с изящно вырезанными ноздрями, спокойные губы, хорошо очерченные и чувственные. Одет он был в невероятно дорогой костюм из черного материала, в жилет, на котором поблескивала цепочка от часов, и черную сорочку. При малейшем движении по ткани разбегались стайки искр, повторяющие замысловатые узоры, набитые на ткань. Его черный шелковый галстук скалывала дорогая бриллиантовая брошь.

Но ярче всего светили его прекрасные глаза, синие, как дорогие сапфиры, холодные, как пустынная глубина неба, как пластинки льда в северном океане, и яростные, как безжалостная стихия. Глянув в эти глаза только единожды, Элиза почувствовала как пол уходит у нее из-под ног, и как ее тянет, неудержимо тянет вперед, к этому незнакомцу.

«Как хорошо было бы, — словно зачарованная, подумала она, не сводя взгляда с незнакомца, — если б он запустил свои руки в мои волосы, растрепал бы их и…»

Что дальше, Элиза не решила. Она просто не знала, что следует дальше, после подобных действий со стороны мужчины. Ее воображение не рисовало ей ничего, кроме поцелуев, но поцелуи это что-то невесомое, и нежное, все равно, что провести лебяжьим пером по губам. Стир тайком целовал ее на прогулке, и это будоражило и волновало кровь, но огромного удовольствия Элиза не почувствовала.

А сейчас, рядом с этим мужчиной, все ее существо буквально пылало от странного, непонятного ей самой желания. В трусиках ее стало горячо и мокро, Элиза почувствовала приятную теплую пульсацию между ног, и незнакомец усмехнулся, будто угадал ее стыдные желания.

«Бесстыдница! — ругала себя сама Элиза. — У меня есть жених, Артур! И он славный… он не заслуживает невесту с такими грешными мыслями! Небо пресвятое, почему я думаю об этом незнакомце с таким неуважением?! Да, да, это неуважение и бесстыдство! Он наверняка женат. Богатый и солидный человек. А я допускаю такой срам в мыслях о нем!»

Элиза сама не знала, почему она сделала пару шагов навстречу его голодному зовущему взгляду и присела в реверансе, приветствуя того, кого здесь не должно было быть.

— Не пугайтесь, мисс Элиза, — небрежно отозвался незнакомец, все так же пристально и опасно глядя на нее своими страшными и прекрасными глазами, — я гость вашего отца. Зашел сюда, чтобы в тишине и покое выкурить сигару, только и всего. А вы?.. спустились, чтобы взять книгу, почитать на ночь?

— С чего вы взяли, что я — Элиза? Может, я служанка, — дерзко ответила девушка, с трудом подавляя волнение и нервную дрожь. Да что же это такое?! Отчего отцовский гость производит на нее такое впечатление?! Элиза испытывала невероятное желание подойти к нему, усесться на его колени, обвить шею руками и подставить шею под его поцелуи. Стыд-то какой!

— Нет-нет-нет, — незнакомец рассмеялся, выпуская облачко душистого сигарного дыма, и Элиза едва не грохнулась в обморок от красоты его улыбки. Влечение стало почти невыносимым, в животе стало тепло и тяжело, и Элиза, дрожащая всем телом, едва сдержала откровенный стон желания. — Вы именно хозяйская дочка, несмотря на ваш простой домашний наряд, — мужчина указал рукой на скромное платье Элизы. — Вы носите вашу волшебную палочку на цепочке, на талии, как светская дама. Прислуга и те, кому приходится зарабатывать на жизнь своим трудом, держат палочку под рукой и носят ее на ленточке на запястье.

Глава 7. Бал

Легко сказать — получи кровь Элизы! А как это сделать?! Пырнуть ее вилкой за обедом? Но и на обед Ветту не пустили…

Ветта злилась, ужасно злилась. Расцарапанная в лесу лодыжка болела и чесалась, а еще Ветту не позвали на помолвочный ужин Элизы. Этот гадкий маркиз Ладингтон, ее дядюшка, отказал своим ближайшим родственникам с мерзкой ухмылочкой, словно они были прокаженные или того хуже — нищие безвестные голодранцы!

— «Соберутся только важные господа и мэр!» — свернув язык трубочкой и вытаращив глаза, прошепелявила Ветта, непочтительно передразнивая дядюшку. — «Бя—бя—бя—бя, бу—бу—бу!»

А там наверняка был торт. В животе Ветты, скучно бурча, переваривались надоевшие бобы, а перед глазами стояла красочная картина — залитый сладким кремом огромный торт с розами. Ну ничего—о—о… впереди бал, и туда—то Ветта приглашена наверняка. Если б ее и туда не позвали, то поползли бы слухи, что маркиз боится упустить выгодную партию для дочери, а слухи ему не нужны. Ветта облизнулась, громко рыгнула бобами, покрепче сжав веревочную ручку деревянной бадьи и, стуча деревянными башмаками по камешкам, решительно полезла в темные заросли, в плети огромных оранжевых тыкв, зреющих на влажных грядках.

Там она устроилась под особо развесистыми лопущащимися плетьми, уселась прямо в рыхлую землю и достала из бадьи красивый фонарик. Волшебной палочкой она указывала на мечущихся над травой светляков и запирала их в фонаре, пока их не набралось достаточно, чтоб тот осветил приличное пространство. Выбрав самую спелую тыкву, Ветта установила на него фонарик и немного отошла, дожидаясь результата.

— Идите сюда, мерзкие твари, — злобно шептала она, глядя, как в волшебном мерцающем свете фонарика по оранжевой тыкве карабкаются противные белые личинки.

Это были личинки богинь, очаровательных ночных бабочек с самыми прекрасными крыльями на свете. Но то, что было красиво с крыльями, на стадии гусеницы было просто омерзительно. Жирные рыхлые белые тела, зубастые пасти. Личинки были плотоядны, их нарочно селили в огородах, чтобы они пожирали насекомых, мышей и кротов. Ветта радостно потирали ручки, слушая их противный злобный писк, когда они карабкались на фонарик, в котором в кучку испуганно сбились светляки.

План Ветты был прост до безобразия.

Она уже слышала, что на бал Элиза наденет красивое розовое платье, а на голову — венок из настоящих роз. За ними уже посылали к лучшему флористу города, и тот приложил все свое умение, чтобы собрать самый прекрасный головной убор для самой прекрасной невесты.

Розовые розы, лепестки, налитые соком так, что казались прозрачно—восковыми, светящимися от магии, замедлившей их увядание… Венок был готов и выставлен в витрине как образец вершины мастерства. Он любую девушку сделает прекрасной!

Вот в этот самый венок, улучив момент, Ветта хотела насыпать плотоядных богинек, да побольше, побольше! Сначала, конечно, они будут спать, потому что Ветта поставит банку с ними в холодный подвал. Но потом, потихоньку, в бальной зале, где будет наверняка тепло, они отойдут и полезут из цветов в волосы Элизы.

— Хе—хе—хе! — зловеще сказала Ветта, стряхивая свою добычу с фонарика в бадью.

Пока Элиза спохватится, у нее вся голова будет в личинках. Белых, жирных. Они запутаются у нее в волосах, они накусают ее голову, уши и, если повезет, то и лицо тоже.

— Хе—хе—хе! — мысль о том, что богиньки могут изуродовать лицо Элизе, очень обрадовала Ветту. Может, если повезет, они ее так отделают, что она станет уродиной и Артур от нее сбежит! А не сбежит, так ей же хуже. Богинек она будет с себя с верещанием стряхивать. Люди будут давить их ногами. А Ветте достаточно будет затереть платком пару пятен крови на полу, или же на лице Элизы.

— И дело сделано! – торжествуя, заметила Ветта, набрав чуть не половину своей бадьи мерзких извивающихся червяков.

…Эти приготовления и нехитрую радость Ветты наблюдал в хрустальный шар тот, к кому она воззвала — Эрвин, Тринадцатый, Господин Повелитель Холодного Пламени. Он был одет в свой шикарный костюм с серебром, и, удобно расположившись в кресле, курил сигару. Выпуская серые кольца душистого дыма, он щурил синие глаза и смотрел, как Ветта выбирает самых кровожадных червяков для своей мести.

Его дом благодаря стараниям Ветты становился все более реальным, из небытия проступали очертания огромного здания с синими стеклами на высоких окнах. Ее злоба, ее ложь и гнусные намерения подпитывали черное колдовство, и лесной туман все сгущался, превращаясь в черные каменные стены.

Флигель, в котором расположился Эрвин, выглядел совершенно как настоящий. В нем было все, что полагалось для роскошного дома: и ковры, и лакированная мебель, и пылающий камин. Все это обрело свои привычные очертания и стало осязаемым, плотным, да и сам Эрвин давно уже стал не сгустком черной магии, а вполне живым человеком. Его большое сильное тело чувствовало тепло и холод, приятные ароматы и тонкие вкусы. Эрвин был жив, и наслаждался ощущениями жизни.

На роскошном резном столике из красного дерева, на медной старой подставке, стоял огромный хрустальный шар. Эрвин, поглаживая его отполированную поверхность длинными пальцами, поворачивал его и так, и этак, желая получше рассмотреть все, что делает Ветта, и усмехался.

— Эрвин, — страшный голос, похожий на вздох неуспокоенной жестокой души, раздался в тишине роскошного дома. Он шелестел, будто ветер, гонящий сухую листву, и любой человек, услышавший этот зловещий голос в лесу, умер бы на месте от ужаса. Но Эрвин лишь покосился во тьму, не прекращая любоваться своим хрустальным шаром. — Отчего ты медлишь, Эрвин? Зачем эти сложности? Возьми скорее свою жертву, Эрвин, и возроди нас! Я жажду крови и мести!

— Ты ждал столько лет, — медленно произнес Эрвин, обдумывая и взвешивая каждое слово, — твой дух дремал веками… Так неужто ты не потерпишь еще несколько дней, Первый?

— Я устал ждать, — желчно, как древний больной старик, проскрипел в ответ Первый. Бесплотная тень скользнула над полом, на миг затенив ярко пылающий огонь в камине, и вытянулась черным унылым призраком перед Эрвином. — Ты всегда был тщеславен и любил самые яркие человеческие оболочки! Неужто тебе и сейчас хочется покрасоваться и упиться всеобщим обожанием вместо того, чтобы вернуть этот мир нам? На что ты потратил жертвенную кровь? Натянул красивое гладкое лицо? Ты поранил девчонку, я знаю. У самого тебя не достало бы сил, чтобы вернуть себе даже часть того, что тебя сейчас окружает. Я слышу запах тела этой девчонки. Он пропитал весь твой дом. Он пророс в стены. Ты мог бы разбудить половину из нас этой жертвой, но твое желание покрасоваться перевесило весь здравый смысл!

Глава 8. Магические противники

— Что ты творишь?!

Артур был неласков к несчастной Ветте! Хотя она так рассчитывала, что он оттает, увидев ее страстный танец. Вспламенится от ревности и сгорит в пожаре любви! Но отчего—то этого не произошло. Артур, такой сдержанный, такой тонкий и воспитанный обычно, сейчас словно с цепи сорвался. Его красивое лицо исказилось от гнева. Едва за ними закрылась дверь, отрезая бальный шум и срывая их от любопытных взглядов, как вежливость сползла с Артура, как старая тесная кожа со змеи. От него повеяло опасностью, словно от карманника, разодетого как приличный джентльмен, но с ножом в кармане.

— Что ты творишь, глупая дурочка! — прокричал он, ухватив Ветту за плечи и как следует встряхнув ее.

— А что я сделала такого, — огрызнулась красотка, поправив сбившийся на сторону парик.

— Это, — зло сопя, ответвил Артур, крепко удерживая девушку за плечи и глядя в ее напудренное лицо своими светлыми глазами, которые сейчас были просто жуткими, — мой праздник. Мой и Элизы. Мы любим друг друга. Мы женимся друг на друге, нравится тебе это или нет. Так что прекрати свои дурацкие выходки! Хватит толкаться локтями. Не привлекай моего внимания, не будь так навязчива. Не позорь себя и свою семью. Твои родители просили золота — они его получили, — Артур оглядел Ветту с ног до головы, по губам его скользнула неприятная, колкая усмешка. — Я вижу, оно попало в надежные руки и нашло достойное применение. Так что тебе еще от меня надо?

— Мне надо тебя, — с вызовом выкрикнула Ветта, сердито топнув ногой. — Тебя, ясно? Ты мне обещал! Эта договоренность была задолго до того, как ты вообще начал девушками интересоваться! Думаешь, мне легко было? А я не смотрела на других парней, я тебя ждала!

— Ну сейчас смотришь, — напомнил ей Артур об ее отвязном танце с весьма довольным кавалером. — И, кажется, не обделена вниманием? Чем плох тот, с которым ты так мило флиртовала? Весьма достойный… кандидат. Предложи ему жениться на тебе. Думаю, он согласится.

— А я не хочу его, — снова сердито, как капризный ребенок, топнула ногой Элиза. — Он толстый, толстый! И нос у него блестит! Он некрасивый!

— А ты, стало быть, хочешь красивого? — насмешливо уточнил Артур.

— Да! — вызывающе выкрикнула Ветта, с пытающим взором наступая на несостоявшегося жениха. —Хочу! Хочу приходить в храм по воскресеньям в нарядном платье, и чтоб рядом был красивый муж! Хочу, чтобы все на нас оглядывались и завидовали мне! Хочу кататься в твоей золоченой карете, как герцогиня, и жемчужное ожерелье в пять рядов хочу!

Артур, слушая все это, лишь горько усмехнулся.

— «Хочу, хочу, хочу!» — передразнил он Ветту. — И ни слова о любви. Ты хочешь не меня. Ты хочешь потешит свое самолюбие.

— А Элиза как будто в тебя влюблена по уши! — воскликнула со смехом Ветта. — Как будто она не мечтает о драгоценностях и нарядах! Ты ее вообще не знаешь, ты ее впервые увидел недавно!

— Может, и мечтает, — ответил сухо Артур, пряча взгляд. Ветта в своей наивной жестокости поразила его в самое больное место. Действительно, Артур свою невесту знал мало, и слов любви от нее не слыхал. — По крайней мере, у нее хватает ума не говорить об этом так, как ты… Но я люблю ее. Она нужна мне. Я уже говорил — только демоны смогут мне помешать жениться на ней, а значит, никто!

— Я честна! Я честна с тобой! — затрещала, словно сорока, разъяренная Ветта. — И вовсе не глупа, как ты думаешь!  А Элиза может просто помалкивать о своих желаниях, а после свадьбы выдать тебе такое…

Что именно может выдать Элиза после свадьбы, Ветта договорить не успела. На лестнице, ведущей к дверям в бальную залу, появился вдруг гибкий юркий зверек, то ли хорек, то ли соболь — Ветта  не успела рассмотреть. Зато успела завизжать так оглушительно, что дрогнули лепестки пламени свечей. А следом за гибким мелким хищником, утробно рыча и клацая когтями по мраморным ступеням, несся огромный черный лоснистый доберман в дорогом ошейнике, украшенном драгоценностями. Вслед за ним кралась тьма, шепчущая безумными голосами страшные вещи, и магическая аура Демона, гасящая краски мира и стирающая магические вещи.

Один за другим в этой ауре гасли светильники, потому что золотые, перевитые как рог единорога свечи — несгорайки были наверняка наворожены перед приемом. Портреты и картины на стенах пустели, потому что художник, их рисовавший, наверняка заворожил краски, чтобы они не выгорали и не осыпались веками. И лестница погружалась во мрак, становилась похожа на холодный, мертвый костяной остов, с которого содрали теплую и яркую жизнь.

За три ступеньки до площадки хорек перекувырнулся через голову, и перед изумленной Веттой встал запыхавшийся, слегка растрепанный пожилой джентльмен с моноклем в глазу, в слегка испачканном фраке с атласными лацканами и с бутоньеркой в петлице.  Анимаг был худощав, высок, с маленьким желчным лицом и напомаженными светлыми волосами, уложенными на голове красивыми волнами. От скачки его прическа слегка растрепалась, но он ловко поправил ее, мотнув головой и переводя дух, неотрывно глядя на своего ужасного преследователя.

— Соболя! — рявкнул он, отступая от ступеней и собаки, грозно рычащей и крадущейся к нему на полусогнутых лапах.

Это слово было обращено к Артуру, по—видимому, и тот молниеносно, как фокусник из рукава, откуда—то раздобыл череп соболя и кинул его джентльмену.

Ветта с перепугу шлепнулась на зад, примяв свои пышные юбки и от испуга раскрыв рот. Ей тотчас стало ясно, что наступающая собака с горящими злобными алыми глазами — это никакой не зверь, это Демон, коль скоро старый анимаг решил защищаться от него черепом соболя. И так же она прекрасно знала, что череп никакой защиты собой не представляет. Она прекрасно помнила, как демон безо всякой опаски касался ее, утирал ее слезы, отлично зная, что у нее с собой есть череп!

«Мы все умрем! — лихорадочно думала Ветта, проклиная последними словами свою глупость, которая вынудила ее таскаться за этим чертовым Артуром. — Сейчас мы все умрем, и Демоны пожрут наши души!»

Глава 9. Элиза и Эрвин

— А вы правда можете видеть демонов!? — выпалила Ветта совсем уж непочтительно, несмотря на то, что волшебная палочка была нацелена на нее и грозила ей смертью. Одна вспышка — и все, и нет никакой Ветты. Отец Артура недобро усмехнулся, отчего его лицо пробрело совсем уж разбойничье выражение.

— Конечно, — процедил он сквозь зубы. — Иначе как бы я понял, что собака, бегущая по ночной улице, это Демон Первый, охотящийся за мной? Я хорошенько рассмотрел его. Он преследовал меня от самых дверей моего дома. Вероятно, если б лошадь была резвее, он бы и не догнал, но он догнал! И лошади больше нет…

— Отец! — повторил Артур, в очередной раз перехватив отца за запястье и отводя от Ветты его волшебную палочку, которой он почти коснулся ее подрагивающей шеи.

Заговаривая ей зубы, старый анимаг хотел сделать все как можно незаметнее для своей жертвы, чтобы она не успела даже испугаться и вскрикнуть. Девушка взвизгнула и крепко зажмурилась, ожидая неминуемой гибели. Но тонкий, стройный Артур оказался сильнее старого анимага; он заставил его убрать палочку от лица Ветты и оттолкнул отца от девушки.

— Ты не тронешь ее! Я сказал — нет! Где вообще тебя черти носили в такой час?! Почему ты опаздываешь?! Сегодня бал в мою честь!

Старик, злобно пыхтя, нехотя подчинился. Ворча под нос проклятья, он вернул палочку туда, где ей было место — на цепочку, рядом с карманными часами, — и, сверкая недобрыми глазами, накинулся с упреками на сына, вымещая свою злобу.

— Где! — прокаркал он. — Вообще—то, я бы успел, сели б не это чертов пес! Я отлучался по делам Гильдии, а это намного важнее, чем танцульки!

— Танцульки в честь моей помолвки! — напомнил Артур, покраснев от обиды.

— Пусть даже и так, — сварливо отозвался старик. — Не забывай, кто тебя кормит! Не забывай, кому ты всем обязан! И не думай, что делом всей моей жизни является забота о том, как бы поудобнее пристроить твою паршивую задницу и получить в итоге кучу сопливых внуков!

— Повежливее с будущим маркизом Эйбрамсоном, — окрысился Артур, в свою очередь выхватив палочку и наставив ее на отца. Старик попятился, задрав подбородок, словно сын приставил нож к его горлу. По всему было видно, что он боится собственного отпрыска, и тот позволяет кричать на себя лишь до поры, до времени, из чудом сохранившегося уважения к сединам папеньки. — Ты ведешь себя как извозчик на угольном складе! И, кажется, забываешь, что с моим совершеннолетием главой семьи являюсь я, а не ты. Так что вопрос о том, кто кому должен и кто кого кормит остается открытым!

Ветта слушала их грызню с раскрытым ртом и диву давалась.

«Ну и семейка! — думала она. — Никакого воспитания, никакого почтения… Дерутся, как голодные нищие за краюшку хлеба! Что за странные у них отношения! Если бы я не знала, что они отец и сын, я бы подумала, что и родства меж ними нет, да и вообще вопрос, кто из них старше, если Артур так нахально смеет отчитывать отца… Может, и к лучшему, что я не выйду за него замуж?»

— Ах, извините, ваша светлость! — выкрикнул папаша Эйбрамсон, кривляясь. — А что вы делаете здесь, где ваша невеста? Смотрите, как бы она не разозлилась и не оставила вас с носом!

— А она танцует с приезжим графом, — тотчас же наябедничала Ветта, которая успела заглянуть в зал, пока отец и сын ссорились. — Он такой красавчик! И, кажется, флиртует с ней. В зале переполох, потому что он сделал ей какой—то дорогой подарок.

Услыхав это, Артур переменился в лице.

— Элиза, — выдохнул он с таким выражением, словно ему сердце вынули из груди.

— Хе—хе, — сказал зловредный папаша Эйбрамсон. — Вот тебе твоя красотка!

Однако, ему тоже не очень—то нравилось, что у его сына какой—то приезжий хлыщ пытается увести невесту. Он ринулся к дверям и распахнул их, намереваясь пойти и отыскать волочащегося за Элизой красавца. Но и шагу не успел ступить; в лицо ему, словно разноцветное конфетти, бросилась яркая стая бабочек. Кое—как отбившись от них, отплевываясь от крыльев, бивших его по щекам, по губам, пожилой джентльмен ввалился в зал и замер. Все его подвижное маленькое желчное личико буквально скривилось, будто вместо бабочек ему кинули горсть горячей золы в глаза. Монокль его заблестел, словно в нем отражалось пламя, он снова выхватил палочку.

— Нечистое племя! — с ненавистью и страхом выкрикнул он, лихорадочно оглядывая плавно кружащиеся в танце пары. — Демоны!

— Где?! — изумился Артур, в парике осматривая гостей. — Здесь?!

— Я вижу тьму, которая идет за ними, — простонал его отец. — Они были здесь. Их нечистым колдовством тут все полно… Неужто их много? Неужто забежали вперед и поджидают меня здесь?!

Артур с отцом переглянулись. В глазах их отражался страх, и, вероятно, занятые вопросом спасения собственных жизней, они не обратили внимания на то, что невесты среди вальсирующих гостей не было.

***

Эрвину, Тринадцатому, были чужды человеческие чувства. Симпатия, привязанность так точно. Но влечение к девушке — иррациональное, необъяснимое, — заставляло его совершать такие поступки, понять которых он сам не мог.

Обнимая ее тонкую талию, кружа девушку в танце, он удивлялся тому, что спас ее от гусениц и одновременно лишил себя ее крови и силы.

«Это ведь было так легко — получить ее, — думал он, разглядывая склоненное личико смущенной девушки и чувствуя необъяснимое волнение в своей душе. — Подчинить своей воле, сделать своей рабыней. Измучить, истерзать кошмарами. Превратить в покорную слугу, беспрекословно исполняющую мою волю… так отчего нет? Что мешает мне сейчас вспороть когтями ее хрупкую плоть и обрести силу?..»

Ответ был очевиден — ничего не мешает. Никто не защити бедняжку. Не сможет. Не успеет. И все же… Эрвин чувствовал тепло ее тела сквозь ткань платья, слышал учащенный от волнения стук ее сердца. Он склонялся к ней, вдыхая аромат ее кожи, такой сладкий и манящий, и… нет, не мог. Не мог выпустить из души зверя, который растерзал бы девушку.

Глава 10. Отворот и приворот

В зале поднялся какой—то переполох, и Элиза, дрожащая, едва переводящая дух после наслаждения, испуганно вскрикнула, услышав голос Артура, и еще хуже — его отца, который, кажется, был очень недоволен тем, что не видит невесту.

— Мне конец! — простонала Элиза, неловко стягивая на груди распущенное платье и кое—как прикрывая коленки юбками. Чулки ее вовсе были спущены до самых лодыжек, туфельки потерялись где—то на темном полу, волосы растрепаны. В голове Элизы промелькнуло, что хуже расторжения помолвки может быть только позор, который обрушится на нее, когда жених увидит ее в компании с мужчиной в таком вот виде…

«Распутница! — со слезами подумала Элиза, отыскивая в подушках свой измятый розовый венок. — Какая же я глупая и бессовестная распутница! Теперь весь город будет показывать на меня пальцами… о—о—о, это мне наказание за то, что я отбила жениха у Ветты! Сейчас хотела бы я оказаться на ее месте!»

Голоса были все ближе; Артур в тревоге звал ее, пробираясь по темному саду, отец его брюзжал и ругался — вот кому на глаза Элиза совершенно точно е хотела попадаться!

Однако, Эрвин был совершенно спокоен.

— У вас же есть сандаловая палочка, — напомнил он мягко, и новая волшебная палочка сама собой оказалась в руках Элизы. — Раз — и все исправлено!

Элиза, разумеется, знала множество заклинаний, как привести в порядок одежду. Одно — чтобы подтянуть чулки, другое — чтобы завязать шнурки… Но это все полагалось делать по очереди, и такая магия отнимала много времени, не говоря уже о том, что не спасала испорченные и порванные вещи.

Но сейчас она ухватилась за эту спасительную мысль как утопающий за соломинку. Она взмахнула ароматной палочкой, и тотчас все огрехи в ее внешнем виде были исправлены, словно Эрвин ее и не касался, и даже корсаж зашнурован чуточку туже, чем обычно, а волосы аккуратно наплоены и уложены. Элизе показалось, то даже ее тело немного изменилось, стало стройнее, не таким уставшим после целого вечера, проведенного на ногах — вот какова была сила подаренной ей палочки!

«Что ж, — подумала Элиза, оглаживая постройневшую талию, — когда начну толстеть и стареть, воспользуюсь этой магией вновь! Ужасно полезная штука!»

— Элиза!

Артур появился из темноты, вспугнув сразу сотню бабочек заночевавших в розовых кустах, и Элиза встала ему навстречу с испуганным и виноватым видом. Но Артур и не думал сердиться.

— Милая, — произнес он ласково, торопливо подбегая к своей невесте и крепко сжимая ее ладони в своих. — Ты обиделась на меня, что я оставил тебя так надолго? Ну, прости. Это было очень важно и неотложно…

Элиза с удивлением оглянулась, ожидая увидеть Эрвина. Артур не сердился, что она здесь, в темноте, с другим мужчиной? Но Эрвина не было рядом. Он словно растворился в ночи, и даже сердитый будущий свекр, как следует рассматривающий все вокруг глазом с посверкивающим на нем моноклем, смолчал, ничего не сказал по поводу ее распутства и отсутствия на празднике.

— Ничего, — тихо ответила пристыженная Элиза. Ей казалось, что в сравнении с Артуром — великодушным и добрым, — она просто грязная изменница. — Я просто вышла посмотреть на бабочек… так красиво…

— Да! — радостно подтвердил Артур, оглядываясь вокруг. — Просто волшебно! Это самый замечательный бал, на котором я только был! И ты самая красивая девушка из всех, что я видел!

«Знал бы ты, — с тоской подумала Элиза, — чем он замечателен… Ты бы так не радовался!»

***

Положение, конечно, надо было как—то исправлять.

Свое влечение к Эрвину Элиза не понимала и боялась его до коликов. Можно было б подумать, что Эрвин просто ее приворожил, но сколько б она не размахивала подаренной сильной волшебной палочкой — да и своей тоже, — старясь развеять чары, а мысли об Эрвине не покидали ее голову. Это значит — настоящее. Это значит — влюбилась.

«Но он—то наверняка развлекается! — с тоской подумала Элиза, вспоминая искусные ласки таинственного незнакомца. — Я ему понравилась, но он такой… такой… словом, не факт, что все это с его стороны серьезно. Он добьется, чего хочет, — от этой мысли у Элизы мурашки по коже побежали, — и тотчас же охладеет ко мне и исчезнет… Ведь исчез же он когда пришел Артур. После всего того, что он делал… после обещаний и подарков он просто должен был оспорить меня у Артура, если я действительно нравлюсь ему! А он этого не сделал. Значит…»

Элиза снова тяжко вздохнула, изнывая от мысли, что все жгучие, влекущие взгляды, весь трепет, нетерпение и жадность — это всего лишь игра, неправда, притворство опытного искусителя и соблазнителя. И принесла ж его нелегкая именно сейчас, когда Элиза отважилась на серьезный шаг!

«Ну, ничего, — подумала девушка с тоской. — Это не последний шаг, на который я способна!»

Отчаяние Элизы и ее влюбленность были так велики, что она решилась на действительно страшный поступок.

«Пойду на Старую Дубовую улицу, к ведьме Катрине, — обреченно подумала девушка. — Пусть сварит мне отворотное зелье. Я выпью его и часть моей души умрет. Я больше никогда и никого не полюблю. Но зато и Эрвина позабуду. А Артур… что ж, я буду ему разумной и верной женой. Уж изменят не стану точно, ведь никто мне нужен не будет!»

На самом деле все было не так безобидно. Отворотное зелье действовал по—разному на всех, и вполне могло оказаться сильнейшим ядом. Элиза рисковала ослепнуть, если избранник ее был слишком хорош собой, или оглохнуть, чтобы не слышать его голоса, а то и вовсе сойти с ума. Но решение было принято; страх смерти и страх на всю жизнь остаться убогой немощной калекой был не так силен, как страх сердечной раны. Элиза с каждой секундой, с каждым вздохом влюблялась в Эрвина все сильнее, и чувство это пугало ее и заставляло страдать.

Старая Дубовая улица располагалась на окраине города, почти у самого Вечного леса, и было на ней всегда темно, как в самую глухую безлунную ночь. Ветки старых корявых дубов так плотно переплетались над головой, что ни единый луч света не проникал под полог старого леса, и иначе как с фонарем там и делать нечего было. Да и фонарь не особенно—то помогал. Поэтому ходили туда самые отчаянные и самые отчаявшиеся. На улице этой был всего один дом, который изредка посещали люди, старый, покосившийся и мрачный, как сварливый старик, а сама улица так густо заросла дубами, что отыскать тропинку к нужному дому было не так просто. Остальные дома стояли тихо, полустертые колдовским туманом, приползавшим из леса, и кто в них жил — того в городе не знали.