Мозглявый с виду, но жилистый Иван Пронин, хорошо известный в криминальных кругах как Проня — «начальник штаба» банды вора в законе Василия Коновалова, которого больше знали по его кличке Седой, был непривычно растерян. То, что сообщила Софа, сожительница их нового подельника Фоменко, означало полную катастрофу! Он никак не мог в это поверить.
— Так ты говоришь, своими глазами видела, как погиб Костыль? Пытался бежать… и расшибся… насмерть? — запинаясь, переспросил он ее, когда в шоке от волнения, Софа по телефону сбивчиво рассказала о постигшей их фатальной неудаче.
Сделав небольшую паузу, он добавил:
— И Хирург, то бишь твой Фоменко, об этом знает? Выходит, и у него заказ медиков горит огнем?
— А как же? Ведь забрали девчонку. Конечно, заказ теперь будет сорван! — расстроенно ответила Софа. — У моего Сержика все уже было готово, — в ее голосе прозвучал упрек. — Это вы не давали ему сделать операцию.
«Хрен с ним, с этим заказом медиков, — резонно подумал Проня. — Не хватает, чтобы нас поймали еще на том, что губим деток для трансплантации органов», — а вслух коротко бросил:
— Давай без нытья! Немедленно бери тачку и приезжай!
Положив трубку, Проня принялся тщательно обдумывать возникшую опасную ситуацию, чреватую проигрышем, стараясь выйти из нее с минимальным ущербом. К приходу шефа охранного бюро «Выстрел», под крышей которого орудовали братки, у него уже возникли некоторые идеи.
— Хана нам, Василий! — вместо приветствия бросил Проня Коновалову, когда тот, огромный, как шкаф, показался в дверях своего кабинета. — Все рухнуло! Как бы не пришлось закрывать нашу лавочку!
Краснорожий альбинос по кличке Седой, не выразив никаких эмоций, молча развалился в своем большом кресле. Однако лицо у него еще больше побагровело и в устремленных на Проню водянистых глазах зажглись беспокойные огоньки, свидетельствовавшие, что он встревожен не на шутку.
— Говори, что там стряслось! — коротко приказал он. — Какой выход видишь? — добавил более мягко, хорошо зная изворотливый ум своего верного помощника.
— Сегодня утром Юсуповы захватили Костыля с женой у них на квартире. Башун разбился насмерть, пытаясь сбежать через окно, — хмуро сообщил Проня. — Катерина вернула им похищенную девчонку. Похоже, раскололась. Ее увезли в ментовку. Вот такие дела! — угрюмо покачал он головой.
— Откуда узнал? — у Седого был такой вид, что его вот-вот хватит удар. Даже для матерого бандита это был шок.
— От Софы. Она видела все собственными глазами. Сейчас явится, и мы ее расспросим, — упавшим голосом ответил Проня. — Теперь, расколов заведующую детдомом, менты выйдут на нас. Тогда уж точно кранты!
— Ну и… какие предложения? — спросил главарь, который уже взял себя в руки.
Прежде чем ответить, Проня немного подумал, как бы проверяя в уме свои мысли, и, сощурив узкие глаза, так что их совсем не стало видно, изложил суть своих соображений.
— Главная угроза не в том, что заложат подельники. Прямых улик против нас с тобой, Василий, менты не добудут, — его веки приоткрылись, и глазки довольно сверкнули. — Беда грозит со стороны заказчиков! Когда их прихватят, они нам не простят ни потраченных бабок, ни срыва заказов, ни своего провала. Без суда с нами поквитаются!
Седой сразу все понял. Хорошо знал, что от пули киллера спастись редко кому удается.
— Вот ты о чем. Эта угроза серьезная, но мы с тобой, Проня, всю дорогу шкурой рискуем, — с наигранной бравадой возразил он, чтобы подбодрить своего помощника. — Не спеши в штаны класть от страха! Ведь еще неизвестно, чем дело кончится. Надо попробовать с ними договориться.
— Так я это же самое хотел тебе предложить, — оживился Проня, не обращая внимания на обидное замечание шефа. — Ты меня не дослушал. Нам надо срочно перехватить инициативу! Тебе, Василий, прямо сейчас надо ехать к заказчику на фирму «Здоровье», чтобы сообщить о том, что произошло.
Он перевел дыхание и испытующе посмотрел на Седого.
— Они, конечно, будут рвать и метать. Наверняка потребуют вернуть бабки, но ты держись твердо: мол, дело наше рискованное, такие провалы неизбежны, и сейчас важно одно — отмазаться! А затем мы выполним все свои обязательства и с лихвой отработаем полученные бабки.
— А что? Я, пожалуй, так и сделаю, — согласно кивнул Коновалов. — Ты прав: нам важно выиграть время. Если тучи сгустятся, тогда подумаем, куда нырнуть, чтобы нас с тобой никто не отыскал.
Он легко для своего большого веса встал с кресла и, уже находясь в дверях, обернулся:
— Когда будешь расспрашивать Софу, постарайся выяснить, какая сука нас заложила? Кто выдал Юсуповым Костыля? Нутром чую: нас кто-то продал!
— А чего тут гадать? Ведь и так ясно, что здесь не обошлось без Насти и Цыгана, — уверенно произнес Проня. — Но скорее всего это сделала твоя бывшая краля!
— Ладно, обсудим это, когда вернусь, — мрачно буркнул Седой и, яростно пнув ногой дверь, вышел из кабинета.
Когда Василий Коновалов вошел в роскошный кабинет исполнительного директора фирмы «Здоровье», его партнер, предупрежденный им еще в дороге по мобильному телефону, в крайнем возбуждении бегал из угла в угол. С него вмиг слетели показные воспитанность и лоск.
— Вы совершили непростительную ошибку! Из-за нее нам придется срочно ликвидировать дело! — вместо приветствия, брызгая слюной, объявил он.
— А чего вы так паникуете? — нагловатая манера говорить не раз выручала Седого. — Ну пытались арестовать моего сотрудника, как оказалось, бежавшего из тюрьмы, и он погиб. Это наши проблемы, вам-то что угрожает?
— Ты такой непонятливый или прикидываешься? — сбросив маску вежливости, взвизгнул фирмач. — Бандит у тебя погиб, а не сотрудник! И нам на это плевать! Но как ты мог допустить его связь с Воронцовой? Мы же с ней официально вели дело. Она должна была быть вне подозрений!
— Не дурней тебя, сморчок! И прикуси язык, пока я твои мозги по стене не размазал, — осадил его Седой, выхватив пистолет. — Лучше нам по-хорошему обо всем договориться. Но сначала объясни, почему закрываешь свою лавочку?
К его удивлению, фирмач оказался не робкого десятка. Он, правда, пришел в чувство и, сев на свое место, спокойно сказал:
— Сейчас объясню. Положение намного серьезнее, чем тебе кажется. И без глупостей, — указал глазами на пистолет, — не то отсюда выйдешь вперед ногами!
Подождав, пока Седой уберет оружие, он продолжал:
— Опуская подробности, которые не важны, скажу главное. Нам нельзя допустить скрупулезной проверки документации фирмы. А теперь, когда Юсуповы разыскивают дочь и милиция арестовала Воронцову, — бросил на него злобный взгляд, — ты сам понимаешь, что этого не избежать!
— Но в таких делах риск всегда неизбежен, — пробормотал Седой, чтобы что-то сказать, хотя отлично понимал, что крах его «солидной» фирмы неизбежен. — И может быть, все еще обойдется!
— Риск должен быть разумным! — резко возразил директор. — И мы до сих пор строго придерживались этого правила, приобретая только круглых сирот.
Он прервался и в упор с ненавистью посмотрел на бандита.
— Но ты, Коновалов, нас обманул вдвойне! Не только продал из детдома двух девочек, выдав их за круглых сирот, но вдобавок, оказывается, они похищены и находятся в розыске!
— Я же сам об этом не знал! Мне их подсунули с подложными документами, — ничего лучше не придумал Седой в свое оправдание. — В этой сделке я лишь посредник. И можешь считать, — свирепо выпучил водянистые глаза, — что те, кто меня подставил, уже не жильцы на этом свете!
— Хватит! Это — все слова, — досадливо прервал его директор «Здоровья». — Мы фирму все равно ликвидируем. Если и откроем вновь, то под другой вывеской. Поскольку понесенных убытков ты нам не вернешь, — в его взгляде сквозило насмешливое презрение, — дадим тебе ряд поручений. Выполнишь — тогда, возможно, в будущем возобновим наше сотрудничество. Если нет — пеняй на себя! Ну как, согласен?
«С удовольствием свернул бы тебе шею, хорек! — злобно подумал Седой, глядя на его наглую холеную рожу. — Но придется потерпеть», — и, согласно наклонив голову, хмуро бросил:
— А что мне остается? Сделаю все, что нужно.
— Тогда в первую очередь отыщи и уничтожь официальное письмо нашей фирмы в детдом, — жестко потребовал директор. — А если оно уже в деле, найди способ его оттуда изъять!
Видя, что бандит его не совсем понимает, он пояснил:
— Нам ведь теперь придется срочно изготовить новые документы для девочки, проданной в Штаты, чтобы не подвести наших клиентов. Но главное, нельзя дать властям повод всерьез взяться за нашу фирму!
Директор сделал паузу и, тяжело взглянув на бандита, потребовал:
— Немедленно уничтожь свой экземпляр нашего договора и тот, который находится на руках у медиков. Чтобы не осталось ни одной копии! Сумеешь это сделать?
— Пусть только попробуют не отдать, — обретя прежний уверенный вид, бросил Седой. — Ну а что еще?
— Надо обрубить все концы, ведущие к нам и заказчикам! — невольно снизив голос, приказным тоном произнес фирмач. — Необходимо, чтобы замолчал наш третий партнер Власов!
«Вот что тебе от меня надо, — мысленно усмехнулся Седой. — Хочешь моими руками сделать грязную работу», — а вслух с проснувшейся наглостью спокойно сказал:
— Понятно! Нет человека — нет и проблемы. Но за мокруху вам заплатить придется. Это в наш договор не входило!
— А вы отработали, что входило? — потеряв терпение, вспылил фирмач. — Я не говорю уже, — тут же взял себя в руки, — о понесенных нами убытках!
— Свои долги мы погасим в будущем. За нами не пропадет, — хладнокровно стоял на своем Седой. — А за мокруху мне нужен аванс — пять штук баксов для подготовки, — деловито добавил он. — Расчет по факту.
Опешивший от его наглости фирмач хотел было что-то возразить, но махнул рукой и полез в сейф за деньгами. Пока для Василия Коновалова разборка с фирмой «Здоровье» прошла довольно удачно.
Вернувшись к себе в офис, Василий Коновалов застал в своем кабинете, кроме Прони и Софы, ее сожителя Хирурга. Недоучившийся студент-медик Сергей Фоменко был долговязым и тощим, как дистрофик. А его подруга Софа, наоборот — маленькой и пухленькой, как колобок.
«Чего это Хирург приперся? Кто его звал? — недовольно подумал Седой при виде Фоменко, но, вспомнив о задании фирмача, даже обрадовался. — А ведь он-то как раз мне и нужен. Вот кто разделается с Власовым!»
Молча кивнув подельникам, главарь прошел на свое место и, водрузившись в кресле, спросил:
— Ну, так кто мне расскажет, как все произошло?
— Софа и расскажет! Она своими глазами видела, — кивнул Проня на довольно потасканную, но все еще привлекательную маленькую блондинку. — Повтори-ка, что мне рассказала, — приказал он ей. — Только покороче и без лирики.
Привычным жестом поправив пышную прическу, делавшую ее выше ростом, Софа кокетливо стрельнула глазками на шефа и скороговоркой сообщила:
— Значит, жду Катерину в детдоме. Приезжает сама не своя с каким-то молодым верзилой и с ходу велит привести Надю Юсупову. Я было обмолвилась, что девчонка спит, а она на меня: «В тюрьму захотела? Чтоб через пять минут была здесь! Не проснется, на руках принесите!», — а сама бросилась сейф открывать.
— Сейф? А зачем он ей? — Седой недоуменно перевел глаза с нее на Проню. — У нее там документы на девчонок спрятаны?
— Погоди, Василий, — мрачно бросил ему помощник. — Сейчас все узнаешь.
— Вот и я, уходя, так подумала, — бойко продолжала Софа. — Приносим, значит, мы с Сержиком девчонку, а на столе у Катерины горой баксы сложены. Сотенными в банковских упаковках! — захлебнулась она от восторга. — Я столько зараз только в кино видела!
— Нашу «зелень» им отдала! — не выдержав, охнул Седой, помутневшим взором глянув на Проню. — Замочу суку позорную!
Софа испуганно умолкла, но по знаку Прони продолжила:
— Мы с Сержем сразу поняли, что дело пахнет керосином и решили проследить за ними.
— Неужто поперлись за ними в дом? И вас не задержали? — снова не выдержал Седой. — Хватило ума не засветиться?
— Хватило, Василий! Они не дураки, — успокоил его Проня. — Из машины все видели.
— Прошло минут десять, и вдруг сверху раздался женский крик, — завершила рассказ Софа. — Это орала Катерина со своего балкона. И тут же… Ох, не могу, — запнулась она, — до сих пор тошнит. В общем, об землю что-то шмякнуло. Мы не сразу поняли, что это Костыль разбился.
Она перевела дыхание.
— Тут же из дому выскочило несколько здоровенных мужиков. Видели мы, как парень увез девчонку. Потом подъехала милиция. Забрали Катерину. Вот и все, — с облегчением закончила Софа. — Сразу побежала звонить вам.
Некоторое время все молчали. Наконец, ни к кому не обращаясь, главарь мрачно произнес:
— Кто-то навел их на квартиру Катерины. Это факт! Есть соображения?
— Я же сказал, Василий: одно из двух, — настаивал Проня. — Или твоя Настя, или Цыган. Скорее всего, Цыган! Чтобы отомстить, — пояснил Проня. — Сначала я грешил на Настю, но она, впрочем, могла бы сделать это гораздо раньше.
— А я считаю, что эта краля нас предала, — впервые за все время подал голос Хирург. — Убежден в этом! Уж больно она умоляла не трогать девчонок. А баба с характером. Я эту породу знаю: любят, чтобы было по-ихнему. На все пойдут!
Он сделал паузу и, опасливо взглянув на главаря, добавил:
— А Цыган — правильный мужик! Такой не продаст. Не в обиду тебе, Седой, будь сказано. Известно, что вы с ним не ладите.
— Значит, ты за ней что-то такое замечал? — подхватил Коновалов. — Похоже, ты прав. Она и меня достала, стараясь спасти девчонок. Ты, Хирург, останься! Мы с тобой еще это обсудим. Я лично ею займусь. А вы, — властно взглянул на остальных. — Можете быть свободны!
Неглупая и сообразительная Софа еле дождалась возвращения домой своего сожителя. Как только за Фоменко закрылась входная дверь, она сразу засыпала его вопросами:
— Чего такой хмурый? Что Седой тебе предложил? Ведь не покалякать же о Насте он с тобой остался?
С лицом темным, как туча, Хирург молча прошел на кухню, устало опустился на стул и только тогда удрученно ответил:
— Скверное дело, Софочка. Отказаться духу не хватило, а теперь не знаю, как мне быть.
— Ладно, выкладывай! — потребовала она, усаживаясь напротив. — Вместе чего-нибудь придумаем. Ну, что он тебе поручил? Переспать с Настей? — взглянула на него с усмешкой. — Хотя ты не был бы такой кислый.
— Пришить Леньку Власова! За пять штук баксов, — опустив голову, хрипло произнес Хирург, открыв подруге суть дела. — А я на это пойти не могу.
По своей натуре бездушная эгоистка, Софа не испытала ничего похожего на жалость к преуспевающему партнеру мужа красавцу доценту Власову, но она была практична и предусмотрительна.
— А Седой — не жмот. Денежки хорошие, и нам бы очень даже пригодились, — с задумчивым видом посмотрела на сожителя. — Власов себе забирал сливки, а тебе швырял лишь кости. Но все же ты прав, — добавила, как бы подводя итог, — идти на это нельзя!
Получив поддержку, Хирург согласно закивал головой:
— Вот-вот! Я же не мокрушник! И потом — он мой старый друг.
— Ладно, замнем. Не в этом дело, — рассудительно объяснила сожителю. — Убить Леню — значит навсегда порвать с медиками, а то все одно, что отрубить сук, на котором сидишь. Но, главное, думаю, ты сам это понимаешь, — запнулась, разволновавшись, — когда выполнишь задание, тебя самого Седой… ликвидирует!
— Это уж точно! — вырвалось у Хирурга, выдав основную причину его озабоченности. — Что же теперь делать, Софочка? Ведь с Седым шутки плохи!
— От Седого тебе на время надо будет спрятаться, — посоветовала подруга. — Все равно ваш с ним бизнес накрылся! Думаю, ему скоро будет не до тебя, — она злорадно усмехнулась, — И преследовать не за что: ты ему ничего не должен.
— Ведь, и правда, не за что. Как хорошо, что не брал у него бабок! — воспрянул духом Хирург. — Но как мне сказать, что отказываюсь? — озабоченно добавил он. — Передать через Проню?
— Это рискованно, Сержик, — отрицательно покачала головой Софа. — Могут потребовать, чтобы приехал! Этот хитрован предлог найдет.
— Как же быть? — снова приуныл Хирург.
— Предоставь это мне, — успокоила его она. — Я им сообщу, что срочно уехал к родным или что-нибудь в этом роде. Ко мне привязываться не будут: ничем вроде не провинилась. Переждем некоторое время, а там видно будет.
— Может, выпьем за удачу? — просительно произнес Фоменко, испытывая непреодолимую потребность расслабиться.
— А что? Хорошая мысль, — одобрила Софа, с вожделением поглядев на него заблестевшими глазами. — Надеюсь, ты уж постараешься утешить меня перед расставанием?
Она легко поднялась, достала из холодильника бутылку водки и принялась накрывать на стол.
— Тебе стоит, Сержик, предупредить этого пижона Власова. Разумеется, не задаром! — посоветовала повеселевшему любовнику. — Пусть сам думает, как ему спастись. Он тебе еще пригодится.
— А это разве обязательно? — недовольно поморщился Генри Фишер, когда с трудом добившись разговора с ним, мистер Ричардсон настойчиво попросил о личной встрече. — Пришлите мне свое сообщение по факсу!
— Нет, вопрос слишком важный и конфиденциальный, — настаивал посредник. — Учтите, что вас могут начать шантажировать, и очень скоро!
— Вам тогда это дорого обойдется! Я уничтожу вашу лавочку! — рассвирепел бывший мусорщик, воспитателем которого с детства была чикагская улица. — Вы у меня достаточно выманили денег, чтобы больше не беспокоить.
— Вот для этого и нужна наша встреча, — мягко заверил его Ричардсон. — Чтобы в дальнейшем избавить вас от беспокойства и неприятностей.
— Ладно, я вас приму в моем городском офисе. В три часа, — раздраженно бросил ему Фишер и, положив трубку, обернулся к сидевшей неподалеку жене. — Черт знает что, Салли! Опять к нам пристают посредники. Я так и знал, что твоя затея принесет одно беспокойство.
— Это не так, Генри! — спокойно возразила жена, откладывая свое вязанье, которым обычно занималась после ленча. — Общение с этой красивой девочкой… Лолой, — так, более удобно, переделала она непривычное русское имя «Оля», — мне доставляет большое удовольствие. Вот только, — вздохнула она, — скорее бы перестала плакать.
— А что, по сестре скучает? Или все еще оплакивает родных? — с сочувствием спросил супруг. — Ты бы, Салли, прокатилась с ней на круизном лайнере по Карибам! Показала бы ей эту красоту, о которой девчонка и не мечтала в своей холодной России. Новые впечатления помогут забыть горе!
— Ты прав, дорогой. Я об этом уже думала, — одобрила его предложение Сара. — Здесь она поначалу как будто повеселела, так ей все нравилось, а как немного пообвыкла, то снова каждый день плачет и просит привезти сестру.
— Но ты ведь пока не думаешь удовлетворять ее просьбу? — обеспокоенно взглянул на жену Фишер. — Мне Лола тоже нравится. Однако нам для начала хватит ее одной!
— Вполне с тобой согласна! — выразила солидарность Сара. — Мы с Лолой уже неплохо ладим. Утром вместе бегаем по парку, потом я учу ее играть в теннис, и мы купаемся в бассейне, — с довольным видом сообщила она мужу. — Она только начала ко мне привыкать, и приезд сестры этому помешает.
— Ну и что ты решила? — поинтересовался Фишер.
Сара поднялась и не спеша прошлась по роскошной, залитой солнечными лучами гостиной. Ей было за пятьдесят, по благодаря гимнастике и диете у нее все еще была статная фигура. Однако широкая кость, грубоватость сложения и большие руки прачки, перестиравшей когда-то горы белья, лишали ее внешность изящества, несмотря на дорогую косметику и изысканную одежду.
— Возьмем к себе и вторую, только позже, — объявила она, остановившись около мужа. — Разве будет плохо, если мы вырастим двух русских красавиц, достойных сниматься в Голливуде? Подумай, Генри, какая жизнь нас ожидает!
— А чем плохо нам сейчас живется, Салли? Нечего зря Бога гневить, — укоризненно проворчал Фишер, который не без основания был горд тем, чего добился.
— Да как ты не понимаешь? — возбужденно воскликнула честолюбивая Сара. — Ну что с того, что мы богаты? Таких пруд пруди! Кто нас знает? Узкий круг друзей. А так, — посмотрела на мужа блестящими глазами, — мы сразу будем всем интересны. Станем знамениты!
Слова жены произвели на Фишера впечатление.
— Не побоюсь сказать, толково рассуждаешь, Салли! — одобрительно произнес он. — Если из девчонок и правда вырастут красотки, да еще благородного происхождения, нас с тобой на руках будут носить! Как благодетелей общества. Да и нашему бизнесу прямая польза!
Фишер весело посмотрел на жену, но тут же озаботился:
— Но как ты объяснишь Лоле, почему мы пока не берем ее сестру?
— Так же, как и раньше — заразной болезнью, — ответила она с хитрой улыбкой. — И сестра будет болеть столько, сколько нам понадобится.
— А потом болезнь может окончиться и летальным исходом, — сообразил супруг. — Во всяком случае, так объявим Лоле. Ловко придумано!
Он с уважением посмотрел на супругу и удовлетворенно добавил:
— Тогда, не теряя времени, отправляйтесь с Лолой укреплять свои отношения в плавании по Карибскому морю! А я тут пока разберусь с посредниками.
Мистер Ричардсон прождал своего клиента почти полчаса и, разминаясь, прохаживался по приемной, когда через зеркальные окна заметил подкативший к подъезду лимузин Фишера. Поднявшись на личном лифте прямо в кабинет, босс вызвал свою длинноногую изящную секретаршу Мэрилин и, когда она положила перед ним папку с документами, хлопнув по вызывающе оттопыренному заду, небрежно бросил:
— Ну как, Мэри, этот жулик из посреднической фирмы уже пришел? А то я не прочь немного позабавиться.
— Уже полчаса, как здесь ошивается, Генри, — с кокетливой улыбкой ответила она боссу, с которым явно была в коротких отношениях.
— Жаль, что пропадает хороший аппетит, — хохотнул Фишер и, став серьезным, распорядился: — Ладно, пусть войдет!
Мэрилин, виляя стройными бедрами, выскользнула в приемную, и в кабинет стремительно вошел заждавшийся мистер Ричардсон. По закушенной губе было видно, что он очень зол на клиента, но посредник сдержался, подсел к столу Фишера и, открыв свой кейс, молча протянул ему пачку документов.
— Это еще мне зачем? — удивленно посмотрел на него миллионер, вертя в руках чужеземные бумаги с печатями, очевидно, на русском языке. — Я же от вас на эту девчонку все нужные документы получил.
— Можете теперь их выбросить! — грубо бросил Ричардсон. — Они вам больше не нужны. Это — новые документы на вашу девочку, которые срочно прислала посредническая фирма из России.
— Ничего не понимаю! — нахмурился Фишер, предчувствуя недоброе. — Зачем они мне?
— Вы же не хотите вернуть ее русским, потеряв свои деньги? — без обиняков объяснил ему Ричардсон. — И мы не хотим этого, так как наш русский партнер — фирма «Здоровье», самоликвидировалась, и получить неустойку не с кого!
— Кто же это сможет у меня отобрать Лолу? — насмешливо выкатил на него глаза Фишер. — Русские диверсанты?
— Напрасно смеетесь! — зло осадил его посредник. — Ее родители — потому что они живы и здоровы. Нас с вами обманули! Девчонки были похищены и разыскиваются, — уже спокойнее объяснил он. — Одну вроде уже вернули родителям.
Сообщение посредника озадачило, но отнюдь не обескуражило Фишера, в жизни которого многократно возникали куда более серьезные осложнения. Он лишь, нахмурив кустистые брови, пробежал глазами новые документы и, тяжело взглянув на незадачливого посредника, бросил:
— Пожалуй, это сойдет. Выходит, мы удочерили не Ольгу Юсупову, а сироту Елену Шереметеву, тоже дворянского происхождения. И кто же так здорово изготовляет эту липу? — презрительно усмехнулся, разглядывая одну из бумаг. — Здесь не только печати, но и бумага старинная.
— У них там есть большие мастера этого дела. За хорошую плату любой документ подделают так, что не всякий эксперт отличит от подлинного, — вполне серьезно объяснил Ричардсон. — С этими бумагами вы от Юсуповых отобьетесь, если они сумеют с помощью Интерпола отыскать свою девчонку.
На некоторое время воцарилось молчание, во время которого Генри Фишер размышлял, а посредник терпеливо ожидал решения своего клиента. Наконец, тот вышел из задумчивого состояния и объявил:
— О’кэй! Принимаю от вас эти документы как частичную компенсацию за сестру Лолы. Если я правильно вас понял, мне не видать ни ее, ни уплаченных за нее денег, — остро посмотрел он на Ричардсона и со скрытой угрозой добавил: — Думаю, что вы знаете, с кем имеете дело, как и то, что происходит с теми, кто мне не платит долги?
Посредник утвердительно кивнул, и Фишер жестко заключил:
— Я не стану требовать от вас возврата денег, если спрячете все концы в воду и никто через вас на меня не выйдет! Если не примете мер или развяжете языки, то пеняйте на себя!
— Можете в нас не сомневаться! Ведь поэтому я здесь, — горячо заверил его Ричардсон. — Все следы нами уничтожены! И наша фирма скоро исчезнет, так как босса посадили за неуплату налогов. Однако, — счел нужным предупредить он клиента, — девчонку у вас могут найти и помимо нас.
— Не считайте меня за простака! Не найдут Лолу без вашей помощи, — грубо оборвал его Фишер. — Так что держите-ка язык за зубами, если дорога жизнь, и передайте это остальным!
Миллионер встал с кресла, давая понять, что аудиенция окончена и, покидая кабинет, Ричардсон спиной чувствовал, как тот провожает его своим тяжелым взглядом.
Дни бежали чередой, а упорные поиски Оли не давали никаких результатов.
Хитрая Воронцова умело разыгрывала из себя безвинную жертву преступников, безутешную вдову, которая ничего не знала об уголовном прошлом погибшего мужа. И хотя документы на сестер Юсуповых оказались похищенными, работники детдома подтвердили, что они были оформлены должным образом.
Юсуповы также в благодарность за то, что она помогла вернуть Наденьку и половину выкупа, уплаченного бандитам, сдержали свое слово и не сообщили следователю о ее пособничестве похитителям. Поэтому Катерину почти сразу же выпустили, и она прошла по этому делу как свидетельница. Держать язык за зубами она умела, и о ее более тесной связи с подельниками Седого никто не узнал.
Частые визиты в детдом Прони заведующая объяснила тем, что она принимала его как представителя благотворительной организации, за которого он себя выдавал, и других отношений с ним не имела. Это почти соответствовало правде и ее оставили в покое. Проня же, как только началось следствие, сразу исчез и выйти на его след никак не удавалось.
— Уволился по семейным обстоятельствам. Жаль, ценный был работник, — с фальшивым вздохом посетовал Сальникову глава охранного бюро «Выстрел» Василий Коновалов. — Наследство какое-то получил на Кубани, то бишь на Ставрополье. Он вроде из тамошних казаков, — объяснил он сыскарю, но в его глазах светилась насмешка. — Наверное, уже не вернется.
Виктору Степановичу опыта было не занимать, и он давно уже вычислил, что похищение маленьких Юсуповых — дело рук банды Седого, а Проня лишь его подручный. Однако никаких доказательств этого не было, и как им ухватить матерого преступника ни он, ни его друг и шеф Михаил Юрьевич придумать пока не могли. Попытки разговорить явно причастных к похищению Фоменко и Софу окончились неудачей. Хитрые и осторожные, они в один голос твердили, что имели дело только с Надей, а об Оле им ничего неизвестно.
Безрезультатность поисков вконец измотала и без того слабую нервную систему Светланы Ивановны. Хотя одна дочь уже находилась дома у нее под крылом, из-за отсутствия второй она постоянно испытывала сердечную боль и пребывала в депрессии. Именно по этой причине впервые за долгие годы совместной жизни у нее произошла ссора с мужем, которого боготворила и с которым никогда раньше не расходилась во мнениях.
— Я видела ужасный сон, Мишенька, — сказала она ему за завтраком, и на ее дивные синие глаза навернулись слезы, что было теперь постоянным явлением.
— То-то ночью ты металась и стонала, — отозвался Михаил Юрьевич, отложив вчерашнюю газету, так как за неимением времени просматривал прессу перед уходом на работу. — Я уж хотел было тебя разбудить, но все, видно, прошло, и ты успокоилась. Какой-нибудь очередной кошмар?
— Видела Оленьку как наяву! Она погибала, взывала о помощи, а я не смогла спасти, — всхлипывая, рассказала Светлана Ивановна. — Мы купались с ней где-то в теплом море, и ее схватил огромный спрут! Представляешь этот ужас?
— Конечно, представляю, но нельзя же, Светочка, относиться к этому всерьез, — мягко ответил ее муж. — И тем более проливать слезы! Это же только сон!
— Нет! Я верю снам, — горячо возразила Светлана Ивановна. — Спрут утаскивал ее в глубину, Оленька протягивала ко мне свои ручонки, а меня словно парализовало. Так и не смогла прийти к ней на выручку! — горестно произнесла она, опустив голову. — Бог хочет отнять ее у нас, Миша!
— Не сходи с ума! Неужели не понимаешь, что все эти ужасы тебе снятся на нервной почве, отражая твое беспокойство за судьбу Оленьки? — резче, чем обычно, урезонивал ее муж. — Ведь мы ничего о ней толком не знаем! — добавил раздраженно, сознавая бесплодность своих усилий. — Но из того, что известно, следует, будто наша дочь находится в хороших условиях. Зачем же думать о худшем?
Лучше бы он промолчал! Его слова и, главное, тон вызвали новую боль в истерзанной неизвестностью душе матери, и Светлана Ивановна обиженно возразила:
— Так что, может, мне по этому поводу радоваться? Откуда ты знаешь, каково сейчас Оленьке и не попала ли она в беду. Рано же ты успокоился, Миша! — бросила мужу горький упрек. — Не ожидала я этого от тебя! — И опустив голову на руки, бурно разрыдалась.
Михаил Юрьевич беззаветно любил жену и первым порывом у него было броситься к ней и утешить, но, ощутив в своем сердце глубокую обиду, остался на месте.
— И я не ожидал от тебя такого упрека, — глухо произнес он, стараясь не поддаваться гневу. — Неужто не видишь, что я делаю все возможное и невозможное, чтобы поскорее найти нашу дочь? Ты как мать, возможно, глубже переживаешь, но это не дает тебе права несправедливо укорять и закатывать мне истерики!
— Тебе не по душе истерики? Но я угожу в психушку, вот увидишь! — сквозь слезы пригрозила ему Светлана Ивановна, которая от безутешного горя уже плохо соображала. — Что толку от твоих слов, что много делаешь, когда не видно никакого результата?
Это было уже слишком! В душе Михаила Юрьевича все кипело от обиды и возмущения. Сами собой на язык наворачивались слова, призванные вразумить жену и защитить свое достоинство, восстановив справедливость. Но он был сильным человеком и сумел взять себя в руки, понимая, что в таком состоянии, в каком она находится сейчас, к добру это не приведет.
Резко отодвинув от себя недоеденный завтрак и не став пить кофе, он молча поднялся и, схватив по пути кейс, вышел из квартиры.
Глубоко переживая в душе первую в жизни ссору с горячо любимой женой, Михаил Юрьевич прибыл в свой офис, привычно сел за письменный стол, но работать не смог. Все его мысли были направлены на то, как поскорее с ней помириться, не роняя при этом своего достоинства. Он по-прежнему испытывал обиду от несправедливых упреков, но она уже отошла на задний план из-за беспокойства о здоровье супруги.
«Нет, словами Свете сейчас не поможешь, — основательно подумав, пришел он к резонному выводу. — Утешить ее может только хоть какой-нибудь результат в поисках Оленьки. До этого незачем с ней говорить. Надо выдержать паузу!»
Вызвав секретаря, Михаил Юрьевич попросил разыскать и направить к нему Сальникова, с которым с утра не мог связаться по мобильному, и уже собирался разобрать накопившиеся деловые бумаги, как ему позвонил Петр.
— Ты откуда говоришь? — обрадовался он. — Если сможешь, приезжай сюда! — попросил сына. — Нам с тобой надо поговорить о матери. Ее состояние внушает мне тревогу.
— А я как раз к тебе собирался, папа. Звоню с дороги, — оживленно произнес Петр. — Мне тоже надо с тобой посоветоваться. Тут появилась зацепка в розыске Оленьки.
— Хоть бы что-нибудь удалось узнать! Твоя мама совсем извелась, — посетовал Михаил Юрьевич. — Я жду Виктора Сальникова, и мы все вместе подумаем, как сдвинуть наши поиски с мертвой точки.
Петр только вошел и уселся рядом с отцом в глубокое кожаное кресло, как дверь открылась, и в кабинет влетел запыхавшийся Сальников. Благодаря более совершенному протезу он почти не хромал.
— Прости, Миша! Не знал, что тебе срочно понадоблюсь, и повез в ремонт свой мобильник, — плюхнувшись в кресло, извинился он перед шефом. — А что, собственно, стряслось?
— Светочка на пределе! — удрученно произнес Михаил Юрьевич. — У нее и так слишком чувствительная натура, а из-за Оленьки совсем извелась. — Сегодня мы впервые за столько лет даже поссорились. Да, сын, это так, — с горечью бросил он Петру. — Мама упрекнула меня, что плохо ищем Оленьку, а мне стало обидно.
— Зачем она так? Это несправедливо, — покачал головой Петр. — Я-то знаю, что ты из сил выбиваешься, папа. Ей надо объяснить!
— А что, ей от этого легче будет? — решительно возразил Михаил Юрьевич. — Нет, сынок, помириться помогут только наши активные действия! Вот о них давайте и потолкуем.
Он откинулся в кресле и, обращаясь к Сальникову, сказал:
— Я вызвал тебя, Витек, так как взбудораженный утренней ссорой со Светой хотел поскорее скоординировать наши с тобой усилия. Но Петя сказал, что у него есть что-то новое. Поэтому предлагаю послушать его. Согласен?
Виктор Степанович молча кивнул, и Петр, оживившись, сообщил:
— Вчера ко мне в офис вновь позвонила Зина. Нового она сказала немного, но на этот раз, ожидая ее звонка, я хорошо подготовился, — он победно взглянул на отца и его друга. — В общем, удалось установить номер домашнего телефона, по которому она со мной говорила!
— Это уже кое-что! — обрадованно подхватил Виктор Степанович. — Мы бы здорово продвинулись, если бы Зина оказалась Настей Линевой, о чем я сильно подозреваю. Теперь это можно будет проверить, установив: кому принадлежит квартира, откуда она звонила.
— А кто эта Настя Линева? — спросил Михаил Юрьевич.
— Разведка донесла, — с усмешкой объяснил Сальников, — что в банде Седого есть красивая девка, которую уже не первый раз активно используют в деле. Она бывшая проститутка и вроде бы любовница самого главаря. По описанию вполне подходит, кроме цвета волос, но их она могла и перекрасить.
— Что практически это нам даст? — с сомнением произнес Михаил Юрьевич. — Она ведь может ничего не знать о том, куда отправили Олю.
— Нет, Миша! Если Зина окажется Настей Линевой, то мы от нее уж точно сможем узнать, кому продали Оленьку, — убежденно сказал Сальников. — По моим данным, она — очень хитрая и ловкая стерва, и если близка с главарем так, как говорят, то многое знает!
— Насчет хитрости и ловкости согласен, — хмуро бросил Михаил Юрьевич, красноречиво посмотрев на сына, который сконфуженно опустил глаза. — А вот насчет того, что много знает, сомневаюсь!
— И знает достаточно! Я уверен в этом, — решительно подтвердил Петр. — Она раньше не договаривала, чтобы набить себе цену. Но вчера прямо сказала, что узнает все необходимое и даже назвала свою цену.
— Может, она блефует и бандиты опять хотят обманом выудить у тебя баксы? — недоверчиво посмотрел на него отец. — Почему веришь, что это не пустые обещания? Пора бы тебе уже изменить к ней отношение, — бросил он хмуро, явно намекая на интимную связь сына с их бывшей домработницей.
— Зина проговорилась, — не обращая внимания на его выпад, ответил Петр. — Сказала, что сообщит, какой посредник оформлял сделку и имя американца, забравшего Оленьку из детдома. По-моему, это уже немало!
— Ладно, убедил! — повеселев, согласился с ним Михаил Юрьевич. — Давайте сначала узнаем адрес этой проходимки, а том установим за ней наблюдение.
И уже придя в свое обычное бодрое состояние, деловито распорядился:
— Вплотную займемся ею только после того, как сама выйдет с нами на связь. Если возьмем ее раньше времени все испортим!
Позвонив Петру Юсупову с предложением продать информацию о тех, кому была отдана его малолетняя сестра, Настя Линева отнюдь не блефовала. На то у нее было солидное основание: обещание самого Седого, открыть ей, с кем была совершена эта сделка и кто увез Олю в Америку.
Звонок Василия Коновалова явился для нее полной неожиданностью. До этого она много думала, как ей подступиться к своему бывшему любовнику и не могла придумать подходящего предлога. Поэтому страшно обрадовалась, узнав его хрипловатый голос.
— Привет, Настена! Можешь торжествовать, — Седой старался говорить мягко, но это ему плохо удавалось. — Как видишь, твоя взяла! Думал, смогу обойтись без тебя, ан не выходит!
— Что, Васенька: надоело обслуживать богатых лентяек? Слишком многого хотят за свои бабки? Снова на любовь потянуло? — самодовольно рассмеялась Настя. Всегда слишком переоценивающей свои достоинства, ей и в голову не пришло, что он ведет с ней нечистую игру. — Неужто лучше не нашел?
— Сама знаешь, что второй, как ты, нет, — поддакнул, зная, что этим ее купит, Седой. — Но я молчал, ждал, когда тебе надоест Цыган и поймешь, что он мне в подметки не годится.
Он сделал паузу, ожидая ответа, но Настя молчала, и он добавил:
— И вот ребята сказали, будто вы с ним вроде разбежались, — коварно соврал он. — Верно узнала, что ему теперь хана? Но тогда почему фасон давишь?
— Какой ты догадливый, Васенька! Я сразу его прогнала, — попалась Настя на его удочку. — Это надо же против тебя пойти! Я и Костыля за это невзлюбила. Мне ничуть не жаль этого мокрушника!
— Значит, и ты по мне скучала, Настена? — самодовольно произнес Седой, радуясь тому, как легко обвел ее вокруг пальца. «Хрен ее знает: может, и впрямь хочет ко мне вернуться? — мысленно засомневался он. — И Костыля вряд ли она заложила. Иначе стала бы так откровенно радоваться, что он сгинул?»
— Будто сам не знаешь! Думаешь, могу забыть, что у нас было? — прикинулась обиженной Настя. — Разве мы расстались по моей воле? Кто мне под глазом фонарь поставил? А Цыган давно за мной бегал и обещал от тебя защитить.
Но Седому послышалось что-то фальшивое в ее тоне, и это его насторожило.
— Ну тогда нам пора встретиться! — преувеличенно бодро произнес он. — Сразу поймем, те ли мы, что раньше. И, как всегда, совместим приятное с полезным.
— А что, Васенька, я опять тебе для чего-то нужна? — внутренне напряглась Настя, сразу почуяв подвох. — Выходит, не одна любовь тебя ко мне потянула?
— Одно другому не мешает. Разве не так? — изображая веселость, возразил он и серьезно добавил. — Но по правде, есть идея с твоей помощью поправить наши финансы. Ты ведь уже знаешь, что Воронцова сдала мусорам всю нашу «зелень»?
— Да, слышала, — насторожилась Настя. — А что за идея?
— Самая простая: тряхнуть снова богатенького сынка Юсупова. Он задолжал нам кругленькую сумму, получив сестричку задарма, — натужно пошутил он. — Может, вместе придумаем, как это сделать?
«Ну вот, рыбка сама идет в сети! — мысленно порадовалась Настя, не замечая ловушки, расставленной для нее самой. — Теперь-то он выложит все, что мне нужно», — а вслух с напускным равнодушием сказала:
— Тут и придумывать нечего! Без меня можешь все обтяпать. Помоги ему найти вторую сестру, и он тебе отвалит столько, сколько попросишь!
— Эк какая ты шустрая, Настена! Будто не знаешь, как со мной поступят партнеры, если я их выдам, — изобразил беспокойство Седой. — Без тебя у нас ничего не выйдет! Нужно придумать такое, чтобы поманить его этой морковкой, а потом кинуть!
— Ладно, Васенька! Приезжай завтра к вечеру, — интимно понизив голос, предложила ему Настя. — Натощак что-то плохо думается.
«Не верю тебе ни на грош! — одновременно подумал каждый из них, положив телефонную трубку. — Но меня ты не облапошишь!» И Настя, и Седой нисколько не сомневались в том, что сумеют без труда провести друг друга, ибо хитрости и коварства им было не занимать.
Около полуночи Насте Линевой позвонил Цыган. В первый раз, когда она сняла трубку, он, как было условлено, не отозвался, а во второй, после того как назвала пароль, сказал:
— Привет! Как насчет того, чтобы завтра встретиться? К тебе по мою душу никто не наведывался?
— Никто, Сашок. У Седого, видно, без тебя большие проблемы. И с бабками туго, так как Воронцова выдала ментам все, что он у нее хранил.
Она сделала паузу и, заметно волнуясь, добавила:
— С ним кончать нужно, Сашок! Он опять ко мне пристает!
— Что, Проню подослал? К себе вызывал?
— Нет, звонил. Хочет ко мне наведаться. А Проня из конторы куда-то исчез. Наверное, от ментов прячется, — предположила Настя, — пока по Костылю идет следствие.
— Ну и о чем вы… договорились? — сдерживая лютую злобу, спросил Цыган.
— Явится сюда завтра вечером, — с деланным недовольством сказала Настя. — Иначе нельзя было, Сашок! Другого такого случая у нас не будет, — вкрадчиво внушала она любовнику, — чтобы выведать все, что нам нужно, и избавиться от него навсегда!
Возникла пауза. Насте было слышно, как тяжело дышит Цыган в трубку.
— Ладно, сделаем так, — видно решившись, сказал он сразу осипшим голосом.
— Завтра прямо с утра проберусь к тебе в каком-нибудь неприметном обличье и в течение дня носа не высуну.
— Это почему так? — не поняла Настя. — Опасаешься все же, что Седой устроит ловушку?
— А ты веришь, будто его одолела страсть? — прорвало Цыгана. — Да у него уже силенок управиться со своим бабьем не хватает!
— По правде говоря, не верю! — со злостью призналась Настя. — Но пусть думает, что мы дурнее него! На этом и погорит!
— Вот теперь ты дело говоришь, — успокаиваясь, одобрил ее любовник. — Значит, проберусь к тебе незамеченным, а в разгар вашей случки захвачу его врасплох и отправлю, — он злобно рассмеялся, — в гости к Костылю. Ладно, — закруглил разговор. — Успеем обо всем договориться, когда буду у тебя прятаться.
— Только заранее попрошу об одном, Сашок, — сочла нужным предупредить его Настя. — Ты уж потерпи, пока мы с ним будем кувыркаться. Действуй, только когда подам условный сигнал! Если не выведаю у Седого то, что мне надо, останемся с тобой на мели!
Сообразительный Цыган не ошибся. Он, как шахматист, умел просчитать ситуацию на несколько ходов вперед и, кроме того, хорошо знал повадки своего главаря. Может быть, поэтому ему сопутствовала удача. Как он и предполагал, Седой позвонил Проне и дал задание подстраховать его свидание с Настей.
— Пока мне еще не совсем ясно, продала она нас или нет. Но я ее непременно расколю! — мрачным тоном сказал он своему верному помощнику. — Подозрительно то, что Настена делает вид, будто не заинтересована получить бабки с Юсупова, а я-то хорошо знаю ее жадность.
Он помолчал и добавил:
— Вот я и опасаюсь, как бы они с Цыганом не задумали поймать меня в сети. Тем более что сам в них лезу, — мрачно рассмеялся он. — Поэтому после полудня поезжай туда и понаблюдай, не появится ли он ближе к вечеру. В случае чего дашь мне знать телефонными звонками.
— А управишься ты с ним один, Василий? — усомнился Проня. — Он, гаденыш, сильный и ловкий, к тому же ему фартит. Может, прихватить еще кого?
— Еще чего! Сам его замочу, — самолюбиво отрезал Седой. — Твое дело только предупредить.
— Ладно, будь по-твоему, — неохотно согласился предусмотрительный Проня. — Но я буду наготове. И если ты упустишь, то от меня он не уйдет!
Вот таким образом обе стороны вели подготовку к решающей схватке. В это время адрес местожительства Насти Линевой, несмотря на усилия Сальникова, не был еще установлен из-за того, что свою квартиру она лишь снимала у людей, выехавших за границу. Адрес стал известен лишь на следующее утро.
Погода в этот день выдалась, как на заказ, — сухая и теплая. Ярко светило июльское солнце, дул легкий освежающий ветерок. Примерно, около одиннадцати, когда трудящийся люд уже разъехался по своим работам, а пенсионеры начинают возвращаться из магазинов, к подъезду дома, где проживала Настя подошел скромно одетый пожилой мужчина в шляпе, с седой бородкой и в темных очках. В руках у него был полиэтиленовый пакет, через прозрачные стенки которого виднелись пачка молока, булка хлеба и полбатона колбасы.
Подойдя к подъезду, Цыган (а это был он) бросил быстрый взгляд по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, нажал на кнопки кодового замка и вошел в дом. Поднявшись на лифте, «пенсионер» открыл своим ключом дверь квартиры и предстал пред изумленным взором выбежавшей встречать хозяйки.
— Ну и даешь! Да ты, Сашок, настоящий артист, — восхищенно оглядела его Настя. — Встретила бы тебя на улице — не узнала!
— Поэтому еще не сидел и, надеюсь, никогда этого не будет, — самодовольно усмехнулся Цыган, сбросив с себя поношенный пиджак, сняв шляпу и отдирая приклеенную бороду.
Избавившись от бутафории, он сгреб любовницу в объятия и молча потащил к незастеленной широкой кровати.
— Погоди, Сашок! Дай тебя покормлю, а то сил не хватит, — смеясь, отбивалась Настя, впрочем, не слишком энергично.
— А это мы сейчас посмотрим, — весело бросил он, опустив ее на постель и в любовном азарте срывая с себя одежду. — По-моему, я их поднакопил в избытке!
Его мощный атлетический торс и горящие желанием глаза вызвали в Насте волну ответной страсти, и она, сбросив с себя халат, накинутый на голое тело, сама потянула его к себе, осыпая заросшие густым волосом грудь и живот Цыгана горячими мелкими поцелуями. Еще минута — и их обнаженные тела сплелись в неистовых любовных конвульсиях.
В то самое время, когда любовники самоотверженно доказывали друг другу всю силу своей страсти, на противоположной от дома Насти стороне тротуара припарковалась скромная «Волга», за рулем которой сидел Проня. Не выходя из машины, он вынул из пачки газет, лежащих на соседнем сиденье, более свежую и стал ее читать, время от времени зорко поглядывая по сторонам.
Не прошло и получаса, как неподалеку от него с трудом втиснулась между соседними машинами небольшая новенькая «хонда». Из нее вышел невысокий хорошо одетый господин и, немного прихрамывая, пошел по направлению к находящемуся в угловом доме кафе. «Наверное, владелец этой забегаловки, — подумал Проня. — Уж больно не похож на обычного посетителя». Ему и в голову не пришло, что он видит перед собой коллегу по «наружке», преследующего ту же цель.
Что касается Сальникова, то его на длительном дежурстве не устраивало многочасовое бдение в тесном салоне машины. Поэтому он удобно устроился за столиком кафе у окна, из которого был хорошо виден фасад дома, являющегося объектом его наблюдения. Естественно прибыв значительно позднее Цыгана, засечь его появление они не могли. Да вряд ли узнали бы его в пожилом пенсионере, даже если бы дежурили с самого утра.
Время тянулось для них томительно медленно. Виктор Степанович успел заказать и съесть в кафе скверный обед, и теперь откровенно скучал, потягивая джин с тоником и делая вид, что рассматривает журнал, который уже изучил от корки до корки.
— У вас тут была назначена встреча и никто не явился? — посочувствовал ему официант, видя, как он томится. — Надо же, какие необязательные люди!
— Как знать, что могло их так задержать? Может, случилась неприятность? — с деланной тревогой отозвался Сальников. — Но встреча очень важная, и мне придется ждать до упора. Во сколько вы закрываетесь? — поинтересовался он, хотя, прочитав табличку у входа, знал, что кафе работает до десяти вечера.
Проня за это время уже успел все съесть, что захватил с собой из дома, и не раз сбегать в подворотню, чтобы «слить отстой». Он дочитывал последнюю газету, когда у дома напротив затормозила, въехав прямо на тротуар, машина Седого, и сам он, огромный, как медведь, с пакетами в руках боком протиснулся в узкую дверь подъезда.
«Значит, Настя действует, и можно ждать результата, — с надеждой подумал Виктор Степанович. — Дай-то Бог, чтобы узнала, кто увез Оленьку!» — и, воспрянув духом, стал ждать конца ее свидания с главарем.
«Началось! — с тревогой мысленно отметил Проня и, отложив газету, достал из бардачка пистолет. — Эх Василий! Уж слишком ты самонадеян. Не доведет это до добра, — тоскливо подумал, предчувствуя беду. — Надо было взять с собой пару костоломов и вырвать признание силой!»
Хозяева квартиры, которую арендовала Настя Линева, видно, любили современный комфорт и одну стену комнаты при помощи створчатых раздвижных дверок превратили в огромный стенной шкаф. Вот там, за плотными рядами одежды, и затаился Цыган, готовый в любую минуту начать действовать. Он терпеливо ждал все то время, когда она с Василием Коноваловым пировала на кухне. Но когда они, веселые и разгоряченные, завалились на постель и занялись любовью с истошными воплями и стонами, выдержать такое испытание не смог.
Бесшумно приоткрыв створку шкафа, Цыган через просвет в одежде, скрипя зубами и изнемогая от ревности, наблюдал, как Седой с бешеной силой двигает голым задом, словно желая пригвоздить Настю к кровати, а она, обхватив его ногами, активно помогает, завывая от удовольствия. Было совсем не похоже на то, что она ненавидит бывшего любовника и жаждет его смерти.
— Ах ты сука похотливая, — вне себя от злобы и разочарования пробормотал Цыган. — У меня ты так сладко не стонешь. Решила поиздеваться? Замочу и тебя заодно с ним!
Плохо соображая от ярости, обманутый любовник раздвинул одежду, за которой скрывался, и с пистолетом в руке просунулся в щель, приготовившись к прыжку. Все так бы и случилось, если бы он не увидел круглые от ужаса глаза Насти и ее отчаянный жест, которым она призывала его убраться назад в свое убежище. Это было как холодный душ, и Цыган одумался.
«А зачем торопиться? Я еще успею с ними разделаться, — резонно подумал он. — Посмотрим, что будет дальше». И, как оказалось, поступил разумно.
— Ну что, убедилась, что от меня еще кое-что осталось? — отвалившись, Седой самодовольно похлопал партнершу по крутой ляжке. — Теперь давай поговорим о деле. У тебя с этим Петром Юсуповым есть связь?
— Так у вас самих есть его телефоны, Вася, — несмотря на сладкую истому, Настя хорошо соображала. — Почему у меня спрашиваешь?
— Я же сказал: Проня от меня сбег! — сделав вид, будто сердится, ответил Седой. — Это он вел переговоры с Юсуповыми.
— Ладно, свяжусь, — поддалась на провокацию Настя, сделав роковую ошибку. — А что я должна ему передать?
Седой изобразил, что размышляет, хотя они вместе с Проней все придумали заранее.
— Скажешь, что за пол-лимона баксов сообщим ему имя американского посредника и название нашей фирмы, оформившей сделку, — как бы приняв решение, наконец, произнес он.
— А почему ты мне это не откроешь, Васенька, раз я теперь твоя партнерша, — нежно прильнув, спросила его Настя. — Неужто не доверяешь?
«Ну вот, теперь ясно, что задумала меня кинуть! Иначе бы не спрашивала, — мрачно подумал Седой. — Надо сказать и посмотреть, как поступит», — а вслух с простодушным видом сказал:
— С чего ты взяла? Я же всегда, Настена, с тобой всем делился! Оформляла сделку фирма «Здоровье», — сообщил он, следя за ее реакцией, — а увез девчонку мистер Джеймс Ричардсон. Я сам видел его паспорт.
— Я думаю, Васенька, нужно эти данные оформить деловой запиской, чтобы показать ему в обмен на бабки, — практично предложила Настя. — Иначе ничего не получим! Петр, хоть и молод, — тот еще бизнесмен!
— Ладно, сделаю, — согласился для вида Седой. — Пусть потешится! А потом отнимем у него, — ухмыльнулся, — вместе с бабками.
«Нужно записать, пока не забыла, — мелькнуло в голове у Насти. — А лучше сразу сообщить Петру! Он за это заплатит, а Седой точно обманет, если живой останется». Но вслух, лениво потянувшись, сказала:
— Прости, Васенька, мне в туалет надо. Отдохни пока, — добавила с томным взглядом. — Тебе силы сейчас понадобятся!
Седой, сделав вид, будто поверил, закрыл глаза и повернулся на бок, а Настя быстро прошла на кухню и, записав на обороте какой-то квитанции то, что сообщил Василий, схватила трубку радиотелефона. Номер мобильника Петра она знала наизусть и, к счастью, он сразу отозвался.
— Готов бабки, Петя, — приглушенно сказала Настя, прикрыв в добавок трубку ладонью. — Я узнала то, что тебе нужно. Давай… — она хотела назначить встречу, но осеклась вне себя от ужаса. В дверях, словно огромный утес, высился Коновалов. Он все слышал, и вид у него был страшный. Лицо багровое, а глаза совершенно белые от бешенства.
— Так и знал, что продала нас, подлая сука! Ты ему и Костыля заложила? — прохрипел он, двинувшись на нее подобно катку, а она оцепенела, как кролик перед удавом.
— Не подходи! — обретя голос, взвизгнула Настя и, не выпуская из рук трубки, крикнула: — На помощь!
Ничего больше сказать она не успела. В ручище у Седого оказался нож и, подойдя вплотную к своей жертве, он воткнул в нее длинное лезвие по самую рукоятку. Цыган выскочил вслед за ним сразу, как тот встал с постели, и, тихо ступая, пошел за Настей на кухню. Когда Василий бросился на Настю, Цыган трижды выстрелил ему в голую спину, но опоздал. Он убил своего главаря наповал, но и Настя была уже мертва!
Когда Настя с криком прервала связь, Петр Юсупов сидел в машине отца в ближайшем от ее дома переулке. Они подъехали туда, как только Сальников сообщил о визите Коновалова к своей любовнице.
— Седой ее подслушал! Как жаль, что не успела ничего сказать, — огорченно бросил он Михаилу Юрьевичу. — Гони, папа, к дому! Может, ей нужна помощь?
Мощная машина рванула с места, визжа тормозами, сделала крутой вираж на перекрестке, и, когда поравнялась с домом, Петр из нее выскочил еще на ходу, аршинными прыжками бросился к подъезду и, умело открыв кодовый замок, вбежал в холл. Все это произошло на глазах у Прони, который уже направлялся к дому, так как услышал выстрелы и, поскольку Седой не появлялся, сообразил, что тот попал в беду.
Однако, в отличие от Петра, хитрый и предусмотрительный, Проня двигался неторопливо, и Михаил Юрьевич его принял за обычного жильца, так как ни самого, ни фотографии бандита раньше не видел. Сальников тоже ничего не заподозрил. Помощника Седого он видел со спины.
Наученный отцом, Петр сумел открыть дверь квартиры и, заглянув на кухню, застыл от ужаса. Увиденная им картина была не для слабонервных. Обнаженная Настя, наполовину прикрытая слетевшим с нее халатом, лежала в луже крови и в ее груди торчала рукоятка ножа. А перед ней, завалившись ничком, лежал огромный, тоже совершенно голый, мужик с тремя пулевыми отверстиями в спине, из которых еще сочилась кровь.
Потрясенный происшедшей трагедией, не соображая, что делает, он одним движением выдернул из груди Насти нож, бессознательно надеясь этим спасти. Однако по остекленевшему взгляду голубых глаз понял, что она мертва, и брезгливо отбросил его в угол.
Голый мужик, несомненно — Седой, также уже не дышал, и, осознав, что им обоим помочь нельзя, Петр было потянулся к лежавшей на полу трубке радиотелефона, но, вспомнив о последних словах Насти, раздумал. Внимательно оглянувшись вокруг, он заметил открытый ящик кухонного стола и шариковую ручку, лежавшую на какой-то бумажке. Стараясь не наступить в лужу крови дотянулся и, прочитав запись, облегченно вздохнул. Он нашел то, что было нужно!
Петр сунул бумажку в карман и, поскольку самообладание понемногу возвращалось к нему, стал думать, как поступить дальше. «Нужно вызвать милицию. Но сначала стереть отпечатки моих пальцев с ножа, чтобы ко мне не прицепились, — лихорадочно соображал он. — Пожалуй, лучше позвонить из машины, посоветовавшись с отцом». И тут, получив страшный удар по затылку, он свалился без чувств рядом с трупом Седого.
Спрятавшийся Цыган сначала хотел было для верности пристрелить и Петра, но затем резонно решил, что ему выгоднее его подставить. Незаметно подкравшись, ударил рукояткой пистолета по голове и, когда тот упал без сознания, тщательно протерев оружие, вложил его в руку жертвы.
«Теперь самое время смыться», — подумал Цыган и, оглядевшись, не оставил ли где-нибудь следов, не мешкая, выскользнул из квартиры. На площадке никого не было видно, и, очень довольный собой, бандит вызвал лифт, надел на голову шляпу и наспех приклеил бороду. Но тут кто-то тронул его за плечо, и, обернувшись, он обомлел, столкнувшись нос к носу с Проней.
Помощник Седого прятался в пролете лестничной клетки, и когда вместо главаря из квартиры, воровато оглядываясь, вышел Цыган, то сразу все понял. Однако мстить за Седого он не собирался.
— Положение хреновое, Александр, — впервые назвав Цыгана по имени и не дав ему произнести ни слова, озабоченно предупредил подельника. — Там, внизу, караулит в машине по меньшей мере еще один.
— Что предлагаешь? — сразу напрягшись, коротко бросил Цыган. — Думаешь, меня ждут, а не Седого?
— Тебя вряд ли, уж больно хорошо маскируешься, — одобрительно взглянув, согласился Проня. — Но срочно надо уносить ноги. — Как хватятся Петра, то повяжут всех подряд, — добавил, нервозно ерзая. — Тогда нам обоим хана!
— Я без машины, — озабоченно признался Цыган. — Решил, что под видом пенсионера уйти надежней.
— Ничего! Моя стоит напротив дома, — успокоил его Проня. — Но поведешь ты. Мне, если за нами будет погоня, — обреченно добавил он, — от нее не уйти.
Когда дверь подъезда открылась и из него показался недавно вошедший маленький господин, который бережно вел через дорогу своего более высокого пожилого спутника, державшегося рукой за сердце, Михаил Юрьевич на них даже не обратил внимания. Он с нетерпением ожидал сына, который почему-то задерживался, и ему было не до жильцов дома.
Зато Сальников, отметив их неестественно быстрое для состояния больного старика передвижение, насторожился. А как только они добрались до стоявшей неподалеку от него машины, произошло невероятное. Бросив больного, малыш поспешно забрался на правое сиденье, а мнимый инвалид, обежав вокруг, сел за руль. При этом с него слетела шляпа, обнажив черные как смоль кудри.
«Так это же — Цыган и Проня, — молнией мелькнуло в голове у Сальникова, узнавшего ближайших подельников Седого. — Как бы там не случилась беда!», — и, схватив мобильник, он, задыхаясь от волнения, крикнул:
— Миша! Срочно задержи соседнюю со мной «Волгу». В ней бандиты! А я, — торопливо добавил, — подымусь к Пете. Помогу ему, если надо!
Он выскочил из машины как раз в тот момент, как за рванувшей с места в карьер «Волгой» почти сразу же устремился в погоню его друг и начальник.
Милицию, как выяснилось позднее, вызвали соседи по этажу, услышавшие выстрелы. Когда Виктор Степанович вместе с любопытными жильцами дома осторожно переступил порог квартиры, дверь в которую была не заперта, в нее почти сразу же ворвался наряд оказавшейся поблизости патрульной машины. Милиционеры их всех поставили лицом к стене в прихожей, но Сальников, к своему ужасу, среди лежавших в крови на кухне голых тел заметил оранжевую майку Петра.
— Разрешите оказать помощь! Я из детективного агентства, — непроизвольно рванувшись, взмолился он, обращаясь к охранявшему их молодому сержанту с неприятным бугристым лицом, но вместо ответа получил удар дубинкой.
— Будешь дергаться, браслеты надену! — пригрозил прыщавый. — Сейчас выясним, чей ты агент и что здесь делаешь.
— Мы ведем частное расследование. Содействуем ФСБ! Вот удостоверение, — торопливо объяснил Сальников, ловко выхватив из кармана и сунув ему под нос красную книжечку. Там пострадал наш товарищ!
Магическое слово из трех букв произвело впечатление, и сержант, проверив его удостоверение, смилостивился.
— Ладно, посмотрим, что там с твоим товарищем.
К великой радости Сальникова, Петр, когда они пришли на кухню, со стоном пошевелился и пришел в себя. Оперевшись на локоть, он оглядел окружающих мутным взором, но, видимо, все вспомнив и узнав Виктора Степановича, слабым, прерывающимся голосом попросил:
— Если можно… пусть принесут… льда… и сделают… повязку. Голова… просто раскалывается! У меня… затылок-то… цел?
— Разрешите оказать ему первую помощь? Хотя бы перевязать рану у него на затылке, пока не приедет врач, — умоляюще обратился к патрульным Сальников. — Своей головой ручаюсь: он ни в чем не виноват!
— Побереги голову! Твой товарищ двоих замочил! Хорошо еще, если по делу, — сурово отрезал лейтенант, видно, старший в наряде. — Сам-то уцелел. Его чем-то по башке огрели. Но черепок у парня крепкий, — с уважением бросил взгляд на мощное сложение Петра. — По-моему, не пострадал. Только ссадина большая и, конечно, шишкарь будет. Хотя, как знать: может, и сотрясение мозга.
Видя, как сильно волнуется Виктор Степанович, он более мягко добавил:
— Да ты не волнуйся! Вот-вот приедет бригада из МУРа, и ему будет оказана квалифицированная помощь. До суда уж точно вылечат, — не удержался он от мрачной усмешки. — Как-никак, двойное убийство!
— Вот даже как: двойное? — разозлился Сальников. — Как же ты это установил?
— Методом дедукции, — рассмеялся лейтенант, который был не лишен чувства юмора. — Пистолет, как видишь, он и сейчас держит в руках, а нож, которым зарезал бабу, — вон в том, — указал глазами, — углу валяется. И вряд ли успел стереть свои отпечатки, раз самого уложили.
— Пистолет тоже не его! Это будет доказано, — сердито возразил ему Виктор Степанович. — А насчет ножа — это уже, прости, твоя голая фантазия!
— Не скажи! — насмешливо посмотрел на него смышленый лейтенант. — Для этой версии есть серьезное основание — мотив двойного убийства.
— И что же это за мотив?
— Самый обычный — ревность! — став серьезным, убежденно сказал «Шерлок Холмс». — Убитые мужчина и женщина, конечно, любовники. Оба совершенно голые. Когда он их застал, они занимались сексом. Это, уверен, подтвердит и экспертиза.
Он с видом превосходства посмотрел на Сальникова и заключил:
— Ваш агент, видно, сам был ее любовником. Покойная очень хороша собой, это факт! Наверное, он случайно на них наткнулся. Этот жеребец, — кивнул он на труп Седого, — не тот, за кем вы следили?
— Может, тогда объяснишь методом дедукции: кто же огрел моего друга по голове и вложил в его руку пистолет? — не отвечая на вопрос, жестко взглянул на фантазера Сальников. — Лучше бы настоящего убийцу искали, чем всякими домыслами заниматься!
— Насчет домыслов полегче! — обиделся лейтенант. — Если даже пистолет не его, он вполне мог завладеть им, отобрав у того, кто потом его оглушил. Но мы поймаем и этого молодчика! И наверняка отыщем его среди ревнивых друзей любвеобильной дамы, — снова бросил взгляд на роскошное тело Насти, — к сожалению, ныне уже покойной.
— А я надеюсь, что пока вы тут хлопаете ушами и стараетесь все свалить на неповинного человека, его отец поймает бандита, совершившего эти убийства, — гневно бросил ему Виктор Степанович. — Я своими глазами видел, как из дома вышли двое, и, сев в машину, дали по газам. Сейчас он их преследует. Без твоих дедуктивных домыслов!
Цыган уходил из района Свиблово в сторону ВДНХ. Когда «Волга» на бешеной скорости выскочила к метро Ботанический сад и Цыган, на какое-то мгновение оторвав глаза от дороги, вопросительно покосился на Проню, тот коротко бросил:
— Гони на Огородный проезд! Там в гаражах укроемся.
Они резко свернули под мост и помчались к Сельскохозяйственной улице, заметив, что вслед за ними повернул и преследовавший серебристый «бьюик». Расстояние между ними было порядочное, но прямая, широкая магистраль дала возможность мощной машине Юсупова сократить разрыв, и он уже нагонял бандитов, когда на перекрестке у гостиницы «Турист» зажегся красный свет. Цыган лихо проскочил по прямой перед самым носом стремительно двинувшегося транспорта, а Юсупов, чертыхаясь, вынужден был затормозить, пропуская сплошной поток машин.
Тем не менее и Цыган был недоволен, так как собирался свернуть направо и по извилистому, но свободному проезду выскочить на Березовую аллею, а там через Владыкино по новому путепроводу добраться до цели. Эта дорога, менее загруженная транспортом, позволяла ему гнать на полную катушку и уйти от преследователя, так как этот маршрут был ему хорошо знаком, а преследователю, как он полагал, нет.
— Теперь, блин, придется просквозить вдоль выставки в Останкино, — хмуро бросил он Проне. — А там не пробиться — так все забито, и народу тьма-тьмущая! Вот где эта падла, если водить умеет, может нас достать, — опасливо добавил, взглянув в зеркало и заметив, что «бьюик» миновал перекресток и продолжает преследование.
Когда свернули направо и помчались мимо знаменитой скульптурной группы Мухиной, «бьюик» стал их нагонять, с отчаянным риском делая обгоны перед носом встречных машин. Наблюдая это в зеркале заднего вида, Проня беспокойно заерзал, а Цыган, не теряя хладнокровия, лишь бросил:
— Ну что задергался? Прав я оказался? Смотри, в штаны не напусти!
Если бы за рулем «Волги» сидел кто-либо другой, а не он, Юсупов, отлично водивший машину, наверняка бы добился успеха. Но не родился, видимо, еще тот, кто мог превзойти Цыгана в умении и хитрости! Выехав к трамвайным путям, когда «бьюик» уже сидел у него на хвосте, он, не снижая скорости, неожиданно свернул с основной дороги в узкий боковой проезд, где висел знак «кирпич», и погнал по нему; стремительно отрываясь от преследования.
Михаил Юрьевич затормозил так резко, что в него могли врезаться идущие следом машины, но все же поворот проскочил, и ему пришлось развернуться. Однако упорства и воли Юсупову было не занимать, и, рванув по запрещенному проезду вслед за «Волгой», он сумел нагнать ее перед главным входом на ВВЦ. Отчаянно рискуя, Юсупов поравнялся с Цыганом, затем обошел его и, подав вправо, перегородил путь. Однако не тут-то было!
Попав в критическую ситуацию, Цыган мгновенно нашел выход. Справа на просторной площадке перед аркой главного входа была уйма народу. Сновали посетители, работали детские аттракционы. Вовсю шло катание на лошадях и даже на верблюдах. Вот на эту площадку, мгновенно среагировав, он и свернул, преодолев высокий бордюр, и помчался по ней, непрерывно сигналя и чудом не давя шарахающихся в стороны людей.
Сообразив, что бандиты могут уйти, Михаил Юрьевич быстрым движением прилепил к крыше маячок спецсигнала и, завывая сиреной, погнался за «Волгой», мобилизовав все свои силы и умение, чтобы кого-нибудь не задавить. Но ему не повезло. На пути оказалось пони, на котором катали ребенка. Его поддерживала мать, а молоденькая девушка вела животное. Увидев несущуюся машину, она попыталась его оттащить, но пони уперся. Тогда испуганная мать стащила с седла малыша, но споткнулась и упала, прижимая его к себе, буквально под колеса машины.
В ужасе Михаил Юрьевич так нажал на тормоза, что, стукнувшись головой, едва не разбил лобовое стекло. Мотор заглох, и он, пошатываясь, выбрался из машины, опасаясь, что произошло непоправимое. Но, к счастью, все обошлось. Отличная машина не подвела! Оба — и мать, и ребенок, были целы и невредимы. Прошла всего пара минут, и Юсупов, сжав зубы, осыпаемый со всех сторон проклятиями, продолжил преследование.
Единственная дорога вела мимо телецентра в Останкино, и, как ни странно, в конце улицы он, воспрянув духом, заметил поворачивающую направо «Волгу». Там произошла автомобильная авария, возникла пробка, и, выбираясь, Цыган потерял драгоценное время. Прибавив газу, Михаил Юрьевич не упускал его из виду, но на втором светофоре, остановившись на красный свет, снова отстал, так как Цыган успел сделать левый поворот.
Когда и Юсупов туда повернул, машины бандитов уже нигде не было видно. Он промчался до конца улицы, упиравшейся в железнодорожную насыпь, внимательно всматриваясь во все дворы и проезды, но ничего там не обнаружил. Это объяснялось тем, что «Волга» успела нырнуть в узкий проход под насыпью который был известен Цыгану, но внешне выглядел так, будто годился только для пешеходов.
Растерявшись и не понимая, куда же бандиты могли так быстро спрятаться вместе с машиной, Михаил Юрьевич остановился и стал расспрашивать местных жителей. Узнав от них об узком тоннеле, он, не мешкая, переехал по нему на ту сторону, но было уже поздно. «Волги» и след простыл!
Михаил Юрьевич, сидя в своей машине, все еще остро переживал неудачу, постигшую его в погоне за бандитами, когда Сальников ему сообщил, что Петр арестован по обвинению в двойном убийстве: Седого и Насти. Такое могло бы добить любого, но только не закаленного тяжелыми жизненными невзгодами старшего Юсупова.
— Значит, Коновалов и Линева убиты и наверняка теми, кого я так бездарно упустил, — после длительной паузы, которая ему понадобилась, чтобы прийти в себя от удара, мрачно произнес он. — А на каком основании обвинили Петю? — спросил, начиная врубаться в происшедшее. — Ему пришлось схватиться с ними? Почему тогда позволил сбежать?
— Он пришел, застав уже трупы. Никого не заметил, но убийца притаился и сумел его оглушить, — коротко сообщил Сальников, решив не говорить, в каком тяжелом состоянии был Петр, когда он его увидел. — В общем, Миша, то ли он сам наследил, то ли преступники очень ловко его подставили, но менты хотят повесить оба убийства на твоего сына!
— Ну до чего тупые они во всем мире! — возмутился Михаил Юрьевич. — Ведь ты же сказал им, что видел тех, кто убил? Нет! Цепляются за ложные улики, теряя зря силы и время. А преступники на свободе!
— Это все от нерадивости. Так им проще, тем более что против Пети у них есть кое-какие козыри, — согласился с другом Виктор Степанович и удрученно добавил: — Думаю, что нам всем несладко придется, пока сумеем доказать его невиновность.
— Ты прав, Витек! Они его будут мурыжить до упора, пока мы не найдем преступников, — мрачно произнес Михаил Юрьевич, реально представляя положение дел.
— Да уж! Сейчас наша главная задача — это найти убийц! — убежденно заявил Сальников. — Я вплотную займусь розыском Ивана Пронина и обязательно отыщу! Он где-то скрывается, но у него есть семья и, значит, имеется зацепка.
— Погоди! Почему ты думаешь, что убийца Проня, а не Цыган? — с сомнением спросил Юсупов. — У него были причины разделаться со своим шефом?
— Как раз наоборот. Я склонен считать, что убил обоих Цыган по наущению Прони, — ответил Виктор Степанович. — Хитрый помощник Седого покончил бы с ним сам, без свидетелей.
Он сделал паузу и объяснил:
— Наводя справки о Насте Линевой, я узнал, что последнее время любовница Седого спуталась с Цыганом и между бандитами возник конфликт. Вот этим, наверное, и воспользовался Проня.
— Тогда почему ты намерен ловить Проню, а не Цыгана? — не понял друга Михаил Юрьевич.
— Это будет легче и быстрее, — уверенно проговорил Сальников. — А Цыган спрячется так, что его розыск потребует много времени. Ведь ты не хочешь, чтобы Петя просидел лишнее в КПЗ?
— Само собой! Подключи себе в помощь наших лучших сотрудников, — согласился Юсупов, — а я продолжу поиски Оленьки. Ты смог переговорить с Петей? — спросил он со слабой надеждой. — Ему удалось хоть что-нибудь узнать?
— Не разрешили и близко подойти, несмотря на то, что показывал красную книжечку, — удрученно ответил Сальников. — Но раз бандиты пытались убить и его, — невольно проговорился он, — хотя им куда лучше было незаметно смыться, то это позволяет думать, что нечто важное он успел узнать.
— Ладно, все выясню при первом же свидании с сыном, — прервал его Михаил Юрьевич. — Значит, Петю пытались убить? Насколько серьезно он ранен? — с тревогой спросил он. — Почему сразу об этом не сказал?
— Неужто я скрыл бы от тебя, если бы рана была серьезной? — в оправдание сказал Сальников, мысленно ругая себя за допущенную оплошность. — Ударили его по затылку скорее всего рукояткой пистолета, и он на какое-то время потерял сознание. Однако врач, прибывший с бригадой из МУРа, ни сотрясения мозга, ни повреждения черепа у него не нашел. Хотя окончательно это покажет рентген.
— Понимаю так, что пощадил нервы друга, — проворчал Михаил Юрьевич. — Но никогда больше этого не делай, Витек! Я ведь не чувствительная барышня.
Он на секунду умолк и удрученно добавил:
— А вот как сказать об этом Свете, не знаю. Она и так на меня здорово сердится, а теперь у нас дома будет сущий ад!
Следователь старший лейтенант Николай Шитиков, несмотря на молодость, успевший уже обзавестись заметным брюшком и обширной лысиной, обладал единственной сильной страстью, которую тщательно скрывал. Этой страстью было обогащение. Он вырос в относительно благополучной семье. Родители его, учителя средней школы, женившиеся по любви, хорошо ладили друг с другом, несмотря на постоянную материальную нужду.
Они мирились со своим полунищим существованием, привычно ограничивая себя во всем, но маленький Коля невыносимо страдал от того, что жил хуже многих сверстников и чувствовал себя униженным. Скрытный и расчетливый, он не делился с друзьями своими планами на будущее, но уже в старших классах решил, что пойдет служить в милицию. Причем этот выбор был сделан им не только из-за возможности быстрого незаконного обогащения. Многие факты его убедили, что, нося форму, больше шансов избежать ответственности.
Сначала юный Шитиков решил стать автоинспектором, так как о мздоимстве блюстителей безопасности дорожного движения ходили легенды. Но суровая служба в любых погодных условиях и чреватая угрозой для жизни погоня за нарушителями его не устраивали. И Николай выбрал карьеру следователя, отдав предпочтение более комфортному и безопасному труду кабинетного работника.
Поскольку борьба с коррупцией по каким-то непонятным причинам велась в основном на словах, Шитиков, не проработав и пяти лет, уже обладал новенькой иномаркой и купил двухкомнатную квартиру в хорошем доме. Теперь его целью было, накопив достаточно денег, жениться. Он начал подумывать о служебном росте, а для этого требовалось прочное семейное положение.
Вот почему, получив в руки дело о двойном убийстве и познакомившись с личностью подозреваемого, Шитиков был вне себя от радости. Такого состоятельного дельца поймать в сети ему еще не доводилось! Этот толстосум, конечно, наймет хороших адвокатов, которые поставят все факты с ног на голову, чтобы доказать невиновность своего клиента. Ну что же, это ему на руку!
«Используя улики, создам им препятствия, затяну следствие, а там… — сидя у себя в кабинете, привычно прикидывал он в уме, как извлечет выгоду, — можно будет полюбовно договориться! Если обвинить удастся кого-либо еще, выпущу его по чистой, а если нет, помогу им выиграть дело в суде».
— Но пока надо Петра Юсупова поставить в очень тяжелое положение, — вслух решил Шитиков. — Чтобы все думали, будто у нас есть доказательства его вины. Сначала убедить в этом его жену, потом родителей. Тогда они будут готовы побольше раскошелиться!
Несмотря на наличие веских улик, больше всего следователя смущало отсутствие ответа на вопрос: кто же все-таки нанес подозреваемому такой сильный удар по затылку, из-за которого он потерял сознание?
Накануне он несколько часов допрашивал подозреваемого и, вынув из папки его письменные показания, стал их перечитывать, готовясь к беседе с Дашей, к которой собирался отправиться в больницу. Материала для размышлений у него было достаточно, так как Петр, ничего не утаивая, подробно рассказал о том, что был знаком с убитой, об участии ее в похищении и последующих звонках с обещанием помочь в розыске. На прямой вопрос следователя об их интимной связи, не стал отрицать и ее.
Наконец в голове Шитикова созрел план предстоящего разговора с женой Петра Юсупова, и он позвонил диспетчеру, чтобы вызвать дежурную машину.
Когда позвонил следователь, Даша уже знала о том, что произошло с мужем. Накануне в приемные часы к ней в палату без предупреждения явился Михаил Юрьевич. По его мрачному виду она сразу догадалась, что привело его нечто более серьезное, чем их нелады с Петром.
— Произошла ужасная неприятность, — сухо объявил он, присаживаясь на стул возле ее кровати. — Арестовали Петю по обвинению в убийстве, и он находится в камере предварительного заключения.
— Это невероятно! — опешила Даша. — Петя не способен на такое! Кого же, как утверждают, — она приподнялась и села на постели, — он… убил?
— Конечно, не способен и не убивал! — резко произнес Михаил Юрьевич и коротко объяснил снохе. — Были убиты Зина, вернее, преступница Настя Линева, которая под этим именем работала у нас и помогла похитить Олю и Надю, и ее любовник главарь их банды, некий Василий Коновалов, по кличке Седой.
— А Петя как там оказался? — поразилась Даша, начиная кое-что понимать.
— Они его заманили обещанием сообщить, кто увез нашу Оленьку, — хмуро объяснил Михаил Юрьевич. — Мы с Сальниковым были поблизости, чтобы его подстраховать, и видели вышедших из дома двух подельников Седого, которые наверняка и являются убийцами. Я погнался за ними, но негодяи сумели уйти.
— Так почему же вместо них забрали Петю? — непонимающе посмотрела на него Даша. — Что с ним случилось? Ранен? — всполошилась она. — Как он сам это объясняет?
— Бандиты его оглушили, и милиция застала Петра без сознания рядом с трупами. Ну и забрали, чтобы им было кого обвинить, — с горькой усмешкой объяснил свекор. — Придется самим поймать этих негодяев, чтобы Петю скорей отпустили.
Взглянув на часы, Михаил Юрьевич поднялся и на прощание сказал:
— Может быть, навестишь Петю? Ему сейчас нужна моральная поддержка.
Таким образом Даша была подготовлена и к встрече со следователем. Когда Шитиков вошел, вытирая платком потную лысину и с завистливым уважением оглядывая ее роскошные больничные апартаменты, она, в элегантном халате и хорошо причесанная, сидела в кресле у окна и, указав на другое, стоявшее рядом, вежливо предложила:
— Присаживайтесь! Не хотите выпить джин с тоником, чтобы освежиться? А может быть, чего-нибудь покрепче?
Шишкову было уже известно, что Петр Юсупов женат на бывшей манекенщице, но, что она так хороша, он не догадывался. Его карие глазки замаслились, толстощекое лицо расплылось в улыбке, и он без обычного «извините, я на службе» охотно согласился.
— Лучше чего-нибудь покрепче. Предпочитаю коньячок.
Легко и грациозно поднявшись, Даша достала из бара бутылку французского коньяка, два фужера, и большую коробку шоколадного ассорти. Поставив все это возле вазы с фруктами, она наполнила бокал гостя, на донышко капнула себе и со значением сказала:
— С надеждой, что наше знакомство окажется приятным, предлагаю выпить за то, чтобы восторжествовала справедливость!
— Хорошо сказано Дарья… Васильевна, — почти без запинки назвал ее по имени-отчеству Шитиков и строго добавил: — Торжество справедливости — именно то, чему я служу!
Без всякого жеманства он осушил свой бокал, с наслаждением съел сочную грушу и, взяв из коробки приглянувшуюся шоколадку, с важным видом сказал:
— Плохи дела у вашего мужа, Дарья Васильевна! Очень он вас подвел.
— Я бы хотела узнать, в чем его обвиняют, Николай… — Даша запнулась, бросив на него извиняющийся взгляд. — Простите, не расслышала по телефону вашего отчества, — объяснила она, вновь наполняя его бокал коньяком.
— Николай Ильич Шитиков, — еще раз напомнил ей следователь.
— Вы, пожалуйста, не щадите меня, Николай Ильич, — попросила его Даша. — Расскажите все, как было. Боюсь, что отец мужа не решился сказать всю правду.
«А хорошо бы завести с ней романчик. Не женщина — мечта! — подумал Шитиков, бросив на нее откровенно похотливый взгляд, но сам себя осадил: — Нет, спешить нельзя, можно все испортить». Вслух же, приосанившись, сказал:
— Я, конечно, вам сообщу все, что вам знать необходимо, а может, и больше. Такой красивой женщине, как вы, Дарья Васильевна, отказать невозможно, — любезно улыбнулся он, но тут же, приняв строгий вид, добавил: — Однако прежде должен задать вам несколько вопросов, ради чего, собственно, сюда приехал.
И сразу ошеломил Дашу:
— В чем причина вашего разлада с мужем? Я имею в виду ваши сексуальные проблемы. Изменяет ли вам муж и верны ли вы ему?
Грубая прямота следователя настолько шокировала Дашу, что у нее от стыда зарделись щеки, и она смешалась, еле сдерживаясь, чтобы не дать ему резкую отповедь. Справившись с собой, она опустив глаза, но с достоинством ответила:
— Никаких проблем… в этом смысле… у нас с мужем нет. Правда, между нами, если это для следствия так важно, — она недовольно посмотрела на Шитикова, — последние два месяца не было… этих отношений. Но не из-за проблем, а потому, что я ждала ребенка, — ее глаза наполнились слезами, — который не родился.
«Все ясно. Вот, почему загулял твой муженек, — догадался следователь. — Ну что же, придется ради пользы дела еще тебя огорчить» — и с деланным сочувствием произнес:
— Мне очень жаль, Дарья Васильевна, но служебный долг велит задать вам еще один жестокий вопрос. Вы знали, — он в упор посмотрел ей в глаза, — что ваш муж имел любовницу?
— Вы это серьезно, Николай Ильич? — оторопело посмотрела на него Даша. — Ведь такими вещами не шутят!
— Будем считать, Дарья Васильевна, что ответ я получил, — с фальшивым участием в голосе произнес Шитиков. — И теперь, пожалуй, смогу сообщить вам предварительную версию происшедшей трагедии.
Поскольку Даша подавленно молчала, он немного монотонно изложил то, что придумал заранее, чтобы усугубить положение Петра.
— Ваш муж вполне возможно по той причине, о которой вы упомянули, завел любовницу, и в ваше отсутствие привел ее в дом.
— Это Зина? — перебив его, в ужасе вскрикнула догадавшаяся Даша. — Та, которая украла наших малышек?
— К сожалению, да, — подтвердил Шитиков. — Только на самом деле зовут ее не Зина, а Настя Линева. Она и была убита вместе со своим прежним любовником, главарем бандитской шайки. Во время свидания с ним у себя в квартире.
— И это… сделал… Петя? — запинаясь, с круглыми от ужаса глазами веря и не веря следователю, еле слышно произнесла Даша.
— Его застали на месте преступления! Имеются неопровержимые улики, — беспощадно заявил следователь. — К сожалению, не могу вам пока их открыть.
— А я и знать больше ничего не хочу, — ожесточилась Даша, готовая разрыдаться. — У вас есть еще ко мне вопросы? — почти простонала она.
— Пожалуй, пока больше нет. Мы еще встретимся с вами, Дарья Васильевна. А сейчас вам лучше отдохнуть, — с показной заботой ответил ей Шитиков. — С вашего позволения, я еще приму на посошок. Тяжелая у меня работа!
Не ожидая ее разрешения, он налил себе полный фужер, залпом опрокинул и, закусив шоколадкой, молча вышел.
Как ни странно, новая беда высушила слезы, и Даша почувствовала себя способной к действию. Обрушившиеся на нее несчастья ожесточили ее сердце. Нанесенная рана была слишком глубока, и, хотя в нем не было места для любви к другому, она твердо решила уйти от мужа. Врачи считали, что состояние ее нервной системы и психики еще далеко от нормы, и настаивали на продолжении лечения. Однако, независимая и самолюбивая, она не могла и дальше пользоваться благами, которое давало богатство Петра.
По этой причине Даша категорически отказалась, как ни уговаривала мать, вернуться из больницы в свою квартиру.
— Там ничего не принадлежит мне. Все приобретено на деньги Пети. Он был против, чтобы я тратила свои сбережения. Мне и так тяжело с ним расставаться, — объясняла она матери, — а там совсем задавят воспоминания. И он сам, и его родные не оставят меня в покое.
— Но это же неразумно, доченька! — возражала прагматичная Анна Федоровна. — Все нажитое по закону принадлежит вам пополам. От него не убудет.
— Ну как ты не понимаешь, мамочка? — с горечью упрекнула ее Даша. — Разве смогу я порвать с Петей, если останусь жить в его квартире? Даже если он, как обещал, временно переселится к родителям. Ведь, что бы ни натворил, он все еще у меня здесь, — прижала она руку к сердцу. — А мне необходимо отвыкнуть от него и забыть!
— Так ты что же: все ему оставишь? Глупо! — несогласно покачала головой Анна Федоровна. — Я бы на твоем месте взяла то, что положено по закону. Зря великодушничаешь! И суд признает твои права при разводе, — сердито добавила она. — Не хотела тебе говорить, но раз с ним порываешь, знай: он не заслуживает того, чтобы ты с ним церемонилась!
— Ну это уже слишком, мама, — неверно ее поняв, непроизвольно вступилась за мужа Даша. — То, в чем его обвиняют, не доказано. Да и не верю я в это! Петя не убийца.
— Да я не об этом. Мне тоже не верится, что он способен на преступление, — досадливо поморщилась Анна Федоровна. — Но по отношению к тебе совершил подлость!
— Только не надо преувеличивать! — сама себя не понимая, продолжала Даша защищать мужа. — Если Петя ко мне охладел — это еще не подлость! Не мы первые, не мы последние, у кого брак оказался неудачным.
Анна Федоровна с сожалением посмотрела на дочь.
— Теперь вижу, что ты им еще не переболела. Но то, что сейчас тебе открою, поможет тебе поскорее избавиться от этой напасти, — произнесла она непримиримым тоном. — Я застала его у вас дома с любовницей! Разве не подло изменять жене в то время, когда она ждет твоего ребенка? И разве не низко было с его стороны, опозорив тебя, сбежать накануне свадьбы? Ты забыла об этом, а я нет!
— Вот оно что. Значит, правду сказал следователь, — понурила голову Даша. — И я, конечно, не прощу ему этого, мама! — с горечью сказала она, подняв на нее глаза, полные обиды и боли. — Мы с Петей разведемся. Но все же не нужно его зря чернить! Он не был тогда виноват, ты знаешь. Может, и в его измене есть часть моей вины. Такова жизнь! Не всем она приносит счастье.
Мать ей ничего не ответила, и некоторое время они понуро молчали. Потом, не выдержав, Анна Федоровна, не глядя на дочь, спросила:
— Ты и все свои драгоценности им вернешь? Это же целое состояние!
— Они не мои, мама, и ты это знаешь, — грустно ответила Даша. — Это семейные реликвии, которые от меня должны были перейти к жене моего первого сына. Раз мы с Петей разводимся, я обязана их вернуть!
— Все это чушь! Они — свадебный подарок от их семьи и по закону принадлежат тебе! — не сдавалась Анна Федоровна, практичная натура которой восставала против такого транжирства. — Верни часть, если хочешь поступить по совести, но оставь себе хотя бы пару колец.
— О чем ты, мама? — с досадой отмахнулась Даша. — Зачем мне это, когда я мечтаю лишь поскорее порвать с прошлым и начать новую жизнь? Не бойся, подыщу работу и буду вполне обеспечена! А фамильные драгоценности пусть останутся в семье Юсуповых.
— Значит, ты из больницы — прямо к нам? — неодобрительным тоном поинтересовалась мать.
— Нет. Сначала заеду забрать свои личные вещи. Погружу их в машину, и уж тогда попрошу вас с папой потесниться, — как о решенном, объявила ей Даша. — Надеюсь, вы никому не сдали мою комнату? — с улыбкой пошутила она.
— Твоя комната тебя ждет, — серьезно ответила Анна Федоровна и, с любовью взглянув на дочь, не удержалась, чтобы не пожурить. — Ну что с тобой, такой неразумной поделаешь? Всегда поступаешь по-своему!
Высказанное Михаилом Юрьевичем Сальникову горькое опасение сбылось, но только частично. Известие, что Петр задержан милицией и ему предъявляют такое чудовищное обвинение, вызвало у Светланы Ивановны тяжелый нервный стресс. Когда же вдобавок она узнала о том, что от сына ушла жена и живет у своих родителей, собираясь подать на развод, то впала в депрессию и, как это уже с ней бывало, слегла, не в силах противостоять свалившимся на ее голову несчастьям.
Но зато эти беды как-то само собой помирили супругов. Их недавней ссоры как не бывало. Михаил Юрьевич ухаживал за любимой женой, вызывал к ней врачей, сам старался побольше побыть возле нее, руководя делами из дома.
— Это Бог наказал меня, Мишенька! И поделом, — проливая слезы, упрекала себя Светлана Ивановна. — Слишком эгоистично занималась я своим творчеством, забыв о обязанностях жены и матери. Плохо заботилась о дочурках! Разве их похитили бы, если я была бы рядом? — виновато посмотрела она на мужа и разрыдалась.
— Ты чрезмерно строга к себе, Светочка, — ласково взяв за руку и утирая ей слезы, возразил Михаил Юрьевич. — У тебя большой талант, и он принадлежит народу. Ты не можешь бросить театр и стать домохозяйкой! Это мы с Петей тебя подвели!
— Да что ты говоришь, дорогой! — запротестовала Светлана Ивановна, но благодарно взглянула на мужа, перестав плакать. — И у Пети с Дашенькой было бы все в порядке, если бы я по-родственному уделила ей внимание в период беременности. И вообще, помогла бы им преодолевать ошибки, совершаемые по молодости. Разве ты со мной не согласен?
— Ну как я могу с тобой не соглашаться, когда ты у нас такая умница, — мягко поддакнул Михаил Юрьевич, радуясь тому, что она немного отошла и логично рассуждает. — Конечно, нам всем станет легче жить, когда ты постоянно будешь рядом. Но ведь затоскуешь без театра, Светочка!
— Ведь когда-нибудь это все равно должно случиться. Разве не так? Я не смогу быть на вторых ролях, — в ее дивных синих глазах была грусть, но голос звучал спокойно. — Для души буду выступать в концертах. Но ты не прав, думая, что мне скучно без работы. Только дома я испытываю настоящее счастье!
— Так бросай сцену, Светочка! Дай дорогу молодым дарованиям, — полушутя призвал ее Михаил Юрьевич, не слишком веря, что такое реально. — Это будет первый случай, когда им без боя уступят место под солнцем.
— Напрасно шутишь, дорогой! Я не позволю театру разрушить нашу семью, — решительно заявила Светлана Ивановна. — Буду не менее счастлива, занимаясь с дочурками, и, если выращу из них себе смену, вот это и станет вершиной моей карьеры! Но ведь надо еще найти Оленьку, — горестно простонала она и вновь залилась слезами. — Обещай, Мишенька, что вы с Витей не бросите поиски! Петя не виноват и сумеет доказать это!
Михаил Юрьевич поспешно наклонился над ней и нежно прижал к себе большими сильными руками.
— Успокойся, родная! Мы с ним только этим и занимаемся. Уже вышли на след, — заверил ее, немного преувеличивая, чтобы успокоить. — Не сомневайся, мы вернем домой Оленьку, чего бы это ни стоило! А у Пети самые лучшие адвокаты. Они помогут доказать его невиновность.
Ласковые заверения мужа подействовали, и, утерев слезы, Светлана Ивановна, благодарно глядя на него, сказала:
— Я верю, Мишенька, что все кончится хорошо и вынесу любые испытания, потому что со мной рядом ты. Но тебе нужно передохнуть и заняться делами. Ты не голоден? — заботливо спросила она. — Мама тебя уже покормила?
— Да, я уже поел. Вера Петровна сейчас кормит на кухне Наденьку, — ответил Михаил Юрьевич и, в свою очередь, предложил: — Тебе тоже стоит немного подкрепиться.
— Ладно, пусть мама принесет мне чай с пирожками, — согласилась Светлана Ивановна. — Я уже получше себя чувствую. Только еще во всем теле какая-то слабость.
«А что? Похоже, ей и правда полегчало, — обрадованно подумал Михаил Юрьевич, выходя из спальни. — Скорей бы поправилась! Тогда все дела пошли бы у нас лучше».
Даша уже два дня жила с отцом и матерью, когда ей неожиданно позвонил Шитиков и сказал, что разрешает свидание с мужем, и если захочет, то пусть приедет к одиннадцати в МУР. Пропуск на нее будет заказан.
— Не знаю, что и делать, — призналась она матери, сообщив о звонке следователя. — Ну о чем мы с ним будем говорить? Ни сочувствовать Пете, ни утешать его я сейчас не в состоянии.
— А это и не требуется, — хладнокровно высказала свое мнение прямодушная Анна Федоровна. — Изображать сочувствие тебе незачем, так как в убийствах этих он, конечно, не виноват. А за деньги его адвокаты отмажут. Говори с ним по делу, — предложила она дочери. — Насчет вашего развода.
— Но не слишком ли это жестоко с моей стороны? — усомнилась Даша. — Ведь, как ни посмотреть, Петя сейчас в очень трудном положении. Может, мне с разводом немного подождать?
— Уж очень ты у нас сердобольная, дочь! — сердито заметила Анна Федоровна. — Разве он считался с твоим трудным положением? Неужто ему это простила? Поезжай и держись твердо! — непримиримо потребовала она. — Не сомневайся, ты и без него будешь счастлива!
После такого «заряда» Даша отправилась в МУР, настроившись добиться согласия Петра на развод. Зная гордую натуру мужа, она не сомневалась, что вызовет его гнев, однако ни протестовать, ни уговаривать ее он не будет. На душе у нее было тяжело, так как сознавала: режет по живому и, потеряв то, что казалось ей смыслом жизни, едва ли обретет это вновь. Но уж слишком велики были разочарование и боль обиды, чтобы можно было повернуть вспять.
«Мама права, нечего мне его жалеть, — мысленно убеждала себя Даша. — Сам виноват в том, что произошло. Если бы не спутался с бандиткой, то не оказался бы за решеткой. Изменил мне, предал нашу любовь, — горевала она, закипая гневом и жаждой мести. — Своим пренебрежением лишил ребенка! И я его еще должна утешать?»
Оформление пропуска в МУРе не заняло у Даши много времени, а когда она вышла из проходной, была приятно удивлена, встретив спешащего ей навстречу Шитикова. Очевидно, ему сообщили о ее приходе.
— Очень рад видеть вас, Дарья Васильевна! Решил вот сопроводить, чтобы не заблудились, — со слащавой улыбкой, не скрывая своих мужских притязаний, любезно произнес он и со значением добавил: — Надеюсь, что вы это оцените.
— Спасибо, Николай Ильич! Но я и сама нашла бы нужную комнату, — сухо ответила Даша, догадываясь о его намерениях и решив сразу дать им отпор. — И мне, простите, не требуются мужские услуги. Хватает разочарования, которое испытываю по вине мужа.
Шитиков ничего не ответил, лишь перестал улыбаться, и они молча прошли на второй этаж здания, где находился его кабинет. Немного не доходя, Николай Ильич остановился и строго предупредил:
— Говорите с мужем только о личном и не касайтесь существа преступления, в совершении которого его подозревают. Ничего не принимайте от него и не передавайте ему сами!
Они вошли в кабинет, где у стены рядом с довольно плюгавым конвоиром, понурившись, сидел Петр. Таким небритым и неопрятным она мужа еще не видела! Костюм на нем помялся, рубашка была непривычно грязной. И все же он не выглядел жалким. Его рослая фигура источала силу, и взгляд, которым встретил Дашу, был хмурым, но отнюдь не растерянным.
— Здравствуй! — только и сказал он. — Не думал я, что когда-нибудь окажусь в таком положении. Но верно гласит народная мудрость, что от сумы да от тюрьмы — не зарекайся!
— Я уверена, Петя, что твой арест — это недоразумение, — спокойным и ровным голосом произнесла Даша, присаживаясь рядом с ним на стул. — И пришла сюда не сочувствовать, а для серьезного разговора.
Она сделала паузу и добавила:
— Не знаю, сообщили тебе уже или нет, но я ушла от тебя, Петя, и живу снова вместе с родителями. И сделала это, — поспешно добавила, боясь, что неправильно истолкует, — вовсе не потому, что тебя обвиняют в преступлении. Ты ведь и сам это понимаешь? — посмотрела она на него с горьким упреком.
— Нет, не понимаю! — опустив глаза, хмуро произнес Петр. — Вижу только, что решила порвать со мной, когда я нахожусь в тяжелом, беспомощном положении?
— А ты, значит, выбрал подходящий момент, заведя любовницу, когда я была в больнице? Почему-то не подумал о моем тяжелом, беспомощном положении? — вспыхнув, бросила ему в лицо Даша. — Тебе эта убитая бандитка была дороже меня и твоего ребенка! Разве такое можно простить?
Вот теперь Петр и правда растерялся, так как сам понимал, что оправдания тому, что было, нет. «Это — конец! Дашу я потерял, — угрюмо подумал он, проклиная в душе допущенную им слабость. — Она мне этого никогда не простит!»
— Так получилось… из-за обиды, что мной пренебрегала, — невнятно бормотал он в свое оправдание. — Я же… здоровый… мужик. Не знал, что она… бандитка. Да разве я, — поднял на Дашу глаза, в которых застыла мольба, — променял бы тебя на кого еще? Никто, кроме тебя, мне не нужен! И чтобы дети были, хочу.
Лучше бы он этого не говорил! Упоминание об утраченном счастье материнства вновь ожесточило ее сердце.
— Поздно ты спохватился, Петенька, — горько произнесла она, глядя на него полными слез глазами. — Врачи говорят, что мне уже не родить. Из-за каких-то осложнений. Ты бы знал это, если бы мной интересовался, — непримиримо бросила ему последний упрек.
Это обескуражило Петра, и возникла пауза, во время которой оба подавленно молчали. Но Даша вспомнила о цели своего прихода и тихо сказала:
— Не надо меня уговаривать, Петя! Нам нужно разойтись и начать новую жизнь. Так будет лучше для нас обоих. Разбитый кувшин не склеишь!
— Говори, что предлагаешь! — не глядя на нее, хмуро отозвался Петр.
— Я собираюсь найти работу за рубежом. Уеду надолго, и мне надо оформить развод. Как знать, может, найду там свое счастье?
— Согласен. Что от меня требуется? — так же, не поднимая глаз, бросил он.
— Подписать документы, которые я передам через следователя.
— И на это согласен, — буркнул Петр и, тяжело вздохнув, поднял на нее глаза. — Поступай, как знаешь! Я сам во всем виноват. Попрошу тебя лишь об одном: отдай отцу то, что должно остаться в нашей семье. За любую компенсацию.
Даша согласно кивнула, и он, покосившись на дверь, быстро добавил:
— И еще передай ему дословно две фразы: фирма «Здоровье», мистер Джеймс Ричардсон. Так зовут американца, который увез Оленьку. Запомнила?
— Не беспокойся, передам в точности, — заверила его Даша. — Память у меня хорошая. Натренирована зубрежкой английского, — улыбнулась впервые за все время их свидания.
На этом их разговор оборвался, так как в кабинет вошел следователь. Даша молча поднялась. Шитиков, также молча, подписал ей пропуск на выход, даже не предложив проводить.
Сразу же после свидания с мужем Даша, как и обещала, позвонила в офис Михаилу Юрьевичу, чтобы срочно сообщить ему новые сведения об Оленьке и договориться, каким образом передать фамильные реликвии. Ввиду несметной стоимости, хранить их в нежилой квартире она опасалась, да и при себе держать было чрезвычайно рискованно.
— Полчаса назад я виделась с Петей, — поздоровавшись со свекром, коротко сообщила ему Даша. — Мне устроил свидание с ним следователь. Он выглядит нормально и просил передать следующую информацию, как я поняла, об Оленьке. Фирма «Здоровье». Американец Джеймс Ричардсон. Вам это о чем-нибудь говорит?
— Даже очень! — обрадованно воскликнул Михаил Юрьевич. — Спасибо тебе! Эта фирма, несомненно, — российский посредник сделок по усыновлению. А американец — курьер, который сопровождал Оленьку к приемным родителям. Теперь отыскать ее будет намного легче.
Он сделал паузу и с легким упреком сказал:
— Ты уверена, что правильно поступила, когда ушла жить к родителям? Я знаю, ты справедливо обижена на Петю. Он совершил тяжкий проступок. И все же, по-моему, не такой, — голос его дрогнул, — чтобы его нельзя было простить. Если, конечно, ваша любовь так велика, — мягко напомнил он ей, — как всем нам представлялось.
— Оказалось, что не так велика. С его стороны, — со жгучей обидой произнесла Даша. — И простить ему предательства, из-за которого я потеряла ребенка, между прочим, вашего внука, — горько всхлипнула она, — я не смогу! Мы разводимся с Петей, и он мне дал согласие.
— Вот, значит, как? — опешил Михаил Юрьевич. — А не слишком ли ты торопишься, Даша? Не пожалеешь? Такие, как Петя, под ногами не валяются!
— Я это знаю, — печально согласилась Даша. — Но любить его, как прежде, уже не смогу. А без этого мне ничего не надо. Ни богатства, ни ваших фамильных драгоценностей, — более жестко добавила она. — Я хочу сегодня же их вам привезти, так как хранить их сейчас мне негде.
— Привози, коли так. Рисковать нельзя, — после небольшой паузы сухо ответил свекор. — Но надеюсь все же, что ваше решение о разводе не окончательное. Так что пусть хранятся пока у меня в сейфе. Прислать за тобой машину?
— Не надо. Я приеду на своей, — отказалась Даша, положив трубку.
Михаил Юрьевич погрузился в текущие дела, незаметно пролетело время, и звонок охранника возвестил ему о прибытии снохи. Он спустился ее встретить и поневоле залюбовался, так она была хороша. Худощавая и стройная, но с высоким бюстом, крутыми бедрами и красивым очертанием длинных ног, Даша выглядела очаровательно. Ее образ дополняло прелестное личико со слегка вздернутым носом и большими светлыми глазами в сочетании с густыми темными волосами.
Взяв ее под руку, шеф детективного агентства под восхищенными взглядами сотрудников провел ее в свой кабинет. Когда они вошли, он запер дверь, и Даша из обычного полиэтиленового пакета, который нарочно использовала, чтобы не привлекать внимания, выложила на стол такие изумительные шедевры ювелирного искусства, что в комнате стало светлее от сияния множества бриллиантов и драгоценных камней. Несколько минут они молча любовались этой музейной роскошью, и, не выдержав, Михаил Юрьевич удрученно сказал:
— Неужели тебе не жаль? Ведь все это твое по праву и, как никому, тебе к лицу! Не думаю, что найдется еще одна женщина в России, обладающая таким редким и драгоценным гарнитуром.
— Конечно, жаль. Они мне так нравятся! — по-детски искренно призналась ему Даша. — Но я никогда не считала эти фамильные драгоценности своими, зная, что придет время и надо будет передать их жене старшего сына. Так, как поступила Светлана Ивановна, — напомнила она свекру. — А они ей были к лицу не меньше, чем мне.
Это было действительно так. Михаил Юрьевич молча собрал драгоценности, сложил в тот же самый пакет и убрал в сейф. Заперев его, с сожалением посмотрел на сноху и, вздохнув, порекомендовал:
— Ты, Даша, главное — не спеши! Подумай, посоветуйся со старшими. Не пренебрегай мнением Светланы Ивановны и Веры Петровны. Они женщины редкой души! Зря их чуждаешься.
«Он так говорит, не зная, что я уже не могу родить наследника, о котором мечтает, — с горечью подумала Даша. — А когда это станет ему известно, запоет совсем другую песню!» Но объяснять ничего не стала, лишь, понурив голову, грустно произнесла:
— Слишком поздно, Михаил Юрьевич! И тянуть эту муку не стоит. Я решила начать новую жизнь. Надеюсь, что уеду работать за границу, чтобы поскорее забыть то ужасное несчастье, которое мне пришлось пережить.
Однако не зная всей глубины ее горя из-за утраты не только былой любви к Петру, но и от сознания, что никогда не станет матерью, Михаил Юрьевич почувствовал себя оскорбленным. Как будто Даша оставляла не сына, а его самого. Смерив сноху мрачным взглядом, сердито бросил:
— Ну что же, поступай как знаешь! Больше уговаривать не стану. Но ты еще пожалеешь о своей ошибке. Локти кусать будешь, но уже ничего не вернешь!
Он нажал на кнопку вызова и, когда в дверях появился помощник, впервые с ней не простившись, сердито распорядился:
— Проводите, Дарью Васильевну к машине!
Попав в беду, вспоминают о старых друзьях. Выйдя замуж за Петра Юсупова, Даша потеряла связь с большинством из своих знакомых, с которыми тесно общалась, когда работала в фирме модной одежды.
Решив подыскать себе работу, Даша в первую очередь обратилась туда, где ее хорошо знали. Наведя справки, она была приятно удивлена, что Гаррик, муж ее подруги Риты, умершей год назад от наркотиков, стал одним из директоров крупной фирмы. Когда-то он упорно домогался близости с Дашей и отстал, лишь когда она вышла замуж. Спустя же год после смерти Риты сошелся с хозяйкой Дома моделей, которая держала его «на коротком поводке».
«Не думаю, что вновь примется за старое, — с оптимизмом подумала Даша, намереваясь обратиться к нему за помощью. — Побоится своей грымзы. Вообще, говорят, он остепенился». И действительно, когда она позвонила, Гаррик искренне ей обрадовался и без всяких притязаний на интимные отношения, пообещал:
— Будь спокойна, Дашутка! Устрою тебе классную работенку за бугром. Как раз сейчас веду переговоры о демонстрации наших моделей с представителями нескольких крупных фирм. Дам тебе рекламу на высшем уровне!
— Только учти, пожалуйста, что мне подходят лишь англоязычные страны, — напомнила ему Даша. — Бог знает, сколько мне там предстоит жить.
— Думаешь, у меня память плохая? Забыл, что ты свободно «спикаешь»? — рассмеялся Гаррик. — Ведь как раз это повышает тебе цену, и я обязательно подчеркну твое преимущество перед другими красавицами.
Он сделал паузу и с едва прикрытым любопытством сказал:
— Вот уж никогда не думал, что ты уйдешь от мужа. Такая у вас была любовь, что к тебе нельзя было подступиться. Что же случилось?
— Мне тяжело об этом говорить, Гаррик, — просто ответила Даша, не желая делиться сокровенным и в то же время боясь его обидеть. — Сам понимаешь, эта тема — не для телефона.
— Ладно, расскажешь мне по старой дружбе при встрече, — согласился Гаррик. — Думаю, долго ждать тебе не придется. Постараюсь устроить совместный обед или ужин с будущим работодателем в одном из хороших ресторанов. Так что жди моего звонка!
— Надеюсь, ты дашь им понять, что я буду делать только ту работу, о которой идет речь в контракте, — сочла необходимым предупредить его Даша.
— Будто я тебя не знаю! У меня и мыслей таких нет, — весело заверил ее Гаррик. — К твоему сведению, для работы им б… не подходят. А с кем здесь можно развлечься, сама знаешь, у нас хватает. Только выбирай!
Успокоенная, Даша положила трубку, а Гаррик мечтательно подумал: «Было бы совсем неплохо, наконец, получить у нее то, чего так упорно добивался. И как знать, может, отблагодарит меня перед отъездом? Во всяком случае, судьба мне дает шанс!»
Отец Гаррика, мулат с Кубы Сальвадор Кастро, был военным летчиком и женился на его матери, когда обучался в Советском Союзе. В отличие от своего знаменитого однофамильца он был невысокого роста и не блистал ни обаянием, ни красноречием. Брак быстро распался, и он вернулся на свой остров Свободы, оставив сыну лишь свою фамилию и негроидную внешность.
Несмотря на тропический темперамент, Кастро романов на работе не заводил, даже тогда, когда еще не сожительствовал с владелицей фирмы. Единственной, кто заставил его нарушить правило, была Даша, к которой он сразу воспылал страстью и довольно долго безуспешно преследовал. Теперь ему казалось что пробил его час, и Гаррик из кожи вон лез, чтобы выполнить ее просьбу и найти ей как можно более выгодную работу.
Его энергичные усилия увенчались успехом. Среди иностранных партнеров Дома моделей был представитель небольшой фирмы из Майами, торгующей эксклюзивной дамской одеждой. Его интересовали лишь самые роскошные и дорогие туалеты, подобных которым нигде не было. И он уже закупил с дюжину их лучших изделий.
— Мы имеем дело исключительно с самой богатой и фешенебельной публикой, — самодовольно объяснял он Гаррику. — Наши клиенты сплошь миллионеры. Им подавай не только лучшее, но еще и то, чего нет у других!
— А как у вас обстоит дело с демонстрацией туалетов? — закинул удочку мулат. — Вы для показа клиентам приглашаете топ-моделей со стороны или содержите их в своем штате?
— Разумеется, у нас постоянный штат. Пять девушек и двое мужчин, — как бы недоумевая, произнес американец. — Они же всегда должны быть под рукой! Наши доходы это позволяют.
— Вы ими довольны? А то могу вам предложить просто выдающуюся манекенщицу, да притом еще со знанием английского языка, — стараясь не выдавать своей заинтересованности, небрежным тоном бросил Гаррик и пояснил: — Эта красавица уже работала в Штатах, но вернулась, так как вышла замуж.
— Красотка, да еще знающая язык, — это интересно, — оживился американец. — Надеюсь, ее уход обошелся без конфликта? — вопросительно взглянул он на Кастро. — И почему вновь ищет работу?
— Такой, как она, незачем искать работу! — резко ответил Гаррик. — Ее сразу возьмет любая фирма, и в первую очередь наша. Но у нее произошла личная драма, и ей нужно уехать подальше, чтобы поскорее это пережить, — объяснил он. — Теперь понимаете, в чем дело?
— О йес! Конечно! — закивал американец. — Я это хорошо понимаю. По правде говоря, нам нужна красивая топ-модель, и мы можем предложить ей выгодные условия. Однако мне прежде надо будет познакомиться с ней и согласовать эту сделку с моим боссом.
«Кажется, дело идет на лад, — обрадованно подумал Гаррик. — Еще бы Даша ему не понравилась. Если это произойдет — подаю в отставку! Но вот согласится ли она на те условия, что предложат? — обеспокоился он. — Это вопрос!» Но вслух с деланным спокойствием сказал:
— Само собой разумеется! Согласовывайте это дело с боссом, а я, если понадобится, организую встречу с Дашей Волошиной — так зовут нашу топ-модель. Можно, конечно, у нас в офисе, но я рекомендую потратиться на ресторан, — вполне серьезно порекомендовал американцу. — Так вы ее лучше узнаете. Тем более что она свободно говорит по-английски.
— Отличная мысль, Гарри! — весело согласился собеседник, еще нестарый мужчина. — Там мы решим деловые вопросы и неплохо проведем время за счет нашей фирмы с красивой женщиной, — подмигнул он русскому мулату. — Чем плохо? Я не дурак, чтобы от этого отказаться.
На этом они порешили, и Гаррик, заранее предвкушая удовольствие от того, как сообщит Даше, что сумел быстро выполнить ее поручение, отправился провожать американца.
Владелица фирмы «Блеск моды» Элизабет Кроули обосновалась в Майами около десяти лет назад. Она была канадкой, родом из Торонто, и созданная ею фирма встала на ноги и приобрела популярность еще там. Выросшая в бедной семье, красивая и энергичная Бетти пробила себе дорогу сама, став известной фотомоделью и сумев сколотить приличный капиталец. Для этого ей пришлось пройти через руки нескольких продюсеров, в основном семейных, так что к тридцати годам, когда решила создать собственное дело, была все еще не замужем.
Свою судьбу она нашла в лице молодого фермера Тима Боровски, широкоплечего увальня, который, как только ее увидел, сразу влюбился по уши и уже не отставал. Голубоглазый блондин с добродушным славянским лицом, поскольку был выходцем из Белоруссии, он сумел своим постоянством завоевать красотку Бет, тем более обладал состоянием, которое ей было необходимо для дела.
Правда, перед их свадьбой возникло неожиданное препятствие. Мать Тима потребовала, чтобы венчание было по православному обряду, в то время как семья Кроули принадлежала к католической церкви. Мария Игнатьевна, рано овдовев, была глубоко верующей и не шла ни на какие уступки.
— Мы потому выжили на чужбине, Тимоша, и даже преуспели, — убеждала она сына, — что свято почитали веру отцов. Нельзя ей изменять, сынок! Не то Бог от нас отвернется.
— Но ведь, мамочка, надо уважать и их религию. Ведь у нас она преобладает, — возражал Тим. — И по-мужски я обязан уступить женщине.
— Ты не прав! — стояла на своем мать. — Это женщина, выходя замуж, должна принять религию супруга. Возьми историю! У монархов было принято жениться на иностранках. И их жены всегда меняли свое вероисповедание и даже имена!
— Так то монархи, а мы — простые люди! И должны считаться с реальными обстоятельствами, — уговаривал ее Тим. — Что же мне теперь: не жениться из-за этого на Бетти?
— Пусть она уступит! — упрямо твердила Мария Игнатьевна. — Жена должна во всем слушаться мужа. Дашь потачку сейчас — попадешь под каблук!
Но нашла коса на камень! Родных Элизабет уговорить не удалось, и матери Тима пришлось смириться. Она оказалась права. Вскоре ее сын уже полностью подчинился железной воле супруги и в дальнейшем, как говорится, плясал под ее дудку. Однако их брак был счастливым. Родился сын Роберт и следом за ним еще два крепких мальчугана. Благосостояние семьи все росло, и однажды было решено перебазироваться в Майами, где климат намного комфортнее и больше богатой клиентуры.
Всеми делами фирмы заправляла Элизабет. Тим увлекся яхтенным спортом и часто подолгу ходил в море. Бабушка Мэри следила за младшими детьми. Так что из членов семьи помогал Бет в работе только старший сын Роберт, который уже закончил колледж и был одним из ее менеджеров. Однако, любя мужа, она всегда с ним делилась своими заботами и часто советовалась.
И в этот раз, обедая с ним у себя на вилле, Элизабет за десертом сказала:
— Утром позвонил Чарли. Он закупил в Москве подходящий товар. И сделал интересное предложение. Вот, хочу знать твое мнение.
Вытерев салфеткой губы, Тим молча уставился на жену, и она продолжала:
— Как ты смотришь на то, чтобы нам взять на работу русскую топ-модель? Чарли говорит, очень красива и хорошо владеет английским.
— Для дела было бы полезно. Твои манекенщицы малопривлекательны, и это снижает впечатление от туалетов, — с обычной рассудительностью ответил муж.
— Но не запросит ли она слишком много, раз так хороша? И не пригреем ли мы очередную русскую проститутку?
— Чарли утверждает, что сможет заключить контракт на наших условиях и что эта девушка вполне порядочная.
— Из чего же это он заключил? — скептически поднял брови Тим.
— Она пережила семейную драму: по вине мужа потеряла ребенка. Решила развестись и поскорее уехать из России, — коротко объяснила ему Бет. — Поэтому не будет особенно торговаться.
— Ну тогда другое дело, — одобрительно хмыкнул Тим. — Может быть, это даже находка! Пусть Чарли как следует к ней приглядится и действует!
— Так я ему и сказала, дорогой, — с довольным видом заключила супруга. — Мне тоже показалось, что это для нас большая удача. Чем думаешь сегодня заняться?
— Проведу остаток дня на яхте. Хочу своими глазами проследить за установкой в салоне нового музыкального центра. К субботнему приему у меня будет все готово, — бросил он на нее веселый взгляд. — Список гостей уже составила?
— Еще нет, но в запасе два дня, и мы успеем его разослать, — спокойно сказала Бет. — Распорядись, чтобы повесили разноцветные фонарики, — напомнила она ему. — А то прошлый раз забыли.
Они давно уже принадлежали к сливкам общества Майами, и дружеские приемы, регулярно устраиваемые на роскошной яхте Тима, укрепляли их и без того видное положение.
В ресторане гостиницы «Метрополь», где остановился менеджер фирмы «Блеск моды» мистер Чарльз Браун, гремела музыка, и на эстраде шло весьма эротическое шоу. Американец и приглашенные им Гаррик и Даша сидели за столиком в самом дальнем углу зала, где было не так шумно и ничто не мешало спокойной беседе.
Даша произвела на тертого менеджера огромное впечатление. И не только безукоризненной внешностью, поскольку красивых топ-моделей он видывал множество. За полтора часа, что они пробыли в ресторане, свободно беседуя с ней на все темы, Чарли убедился: она хорошо воспитана и интеллигентна. А это было редким явлением среди ярких красоток.
Особенно поразило его то, что Даша довольно равнодушно выслушала предложенные им условия и, почти не раздумывая, дала предварительное согласие.
— Хотелось, чтобы вы мне объяснили, но только откровенно, Дашия, — спросил он, смешно коверкая непривычное русское имя, когда, немного потанцевав, они вернулись к своему столику, — почему вы согласились на более низкую ставку, чем та, которую получали в Голливуде? Честно говоря, меня это удивляет.
— Да, я знаю, что могу найти более высокооплачиваемую работу, — серьезно, без всякого кокетства ответила Даша. — И согласилась на ваши условия по двум причинам. Во-первых, мне сейчас не до поисков самого лучшего, а во-вторых, заработок не является моей целью, как у многих других.
Она сделала паузу и, доверчиво на него взглянув, с улыбкой добавила:
— Потом, меня очень привлекает перспектива жить во Флориде с ее теплым климатом и экзотикой. Я побывала там пару раз, и мне очень понравилось!
— Но и в Голливуде, по-моему, экзотики хватает, — шутливо возразил Гарри. — Да и климат там вовсе не суровый.
— Слишком много суеты, — пояснила Даша. — А Майами — настоящий курорт.
— Ты что-то не о том говоришь, Чарли, — вмешался молча слушавший Гаррик. — Так ведь Даша может и передумать, — весело подмигнул он ей. — Лучше скажи, когда она должна приступить к работе?
— Сразу же по прибытии, — ответил Чарли. — Так будет указано в контракте, который я подготовлю и передам вам завтра. Чем раньше Дашия его подпишет, тем скорее приступит к работе. В Майами ее уже ждут.
— А теперь я вас попрошу откровенно рассказать мне, Чарли, — обратилась к нему Даша, — что собой представляют те, с кем предстоит мне работать? И мои коллеги, и, разумеется, начальство.
— Ну что же, это — законное любопытство, — согласился менеджер, — и я охотно расскажу, что вас ожидает.
Он удобнее устроился на стуле и не без удовольствия сообщил:
— Фирма «Блеск моды» принадлежит семейству Кроули-Боровски. Это очень известные люди, а наш офис занимает одно из лучших зданий в центре города. Командуют парадом миссис Кроули и ее сын Роберт.
— А ее супруг? — спросил Гаррик. — У него другой бизнес?
— Да нет, мистера Боровски дела мало интересуют, — со скрытой насмешкой ответил Чарли. — Он — заядлый спортсмен. Знай себе гоняет на яхте. Тоже ведь неплохое занятие?
Став снова серьезным, менеджер продолжал:
— Фирмой профессионально заправляет его супруга Элизабет, которую мы все зовем просто Бетти. Она ее основала и дело свое знает — сама бывшая топ-модель.
— А какая она по характеру? — заинтересованно спросила Даша.
— Строгая, иногда резкая, но справедливая. Зря не придерется, — с уважением ответил Чарли. — Персонал ее любит.
Он сделал паузу, перечисляя в уме всех, кого следовало охарактеризовать, но передумал и сказал:
— Остальные, с кем вам придется иметь дело, вполне нормальные люди. Все они работают не первый год, и никаких конфликтов у нас не возникало. Так что, надеюсь, — добавил с усмешкой, — их не будет и по вине новой сотрудницы.
— В этом можешь не сомневаться, — заверил его Гаррик. — Дашенька хорошо знает свое дело, трудолюбива и умеет со всеми ладить. Проверено! — остановил он ее, запротестовавшую против похвал, жестом. — Если, конечно, и к ней будет соответствующее отношение. Постоять за себя она умеет!
— Тогда будем считать, что деловая повестка на сегодня исчерпана, — весело предложил Чарли. — Не возражаешь, если я приглашу Дашу потанцевать?
Дружески улыбаясь, он вопросительно посмотрел на Дашу, и она, согласно опустив глаза, поднялась со своего места. Чарли чопорно предложил ей руку и повел к площадке перед эстрадой, до отказа заполненной танцующими.
— Ну чего ты опять вся в слезах? Ведь так хорошо все устроилось! — покачала головой Анна Федоровна, зайдя поутру к дочери и застав ее в растрепанных чувствах. — Неужто вновь заколебалась? Жаль расставаться с Петром?
— Нет, мамочка, уж очень он меня обидел, — повернула к ней мокрое от слез лицо Даша. — Но мне страшно, когда думаю о будущем!
Анна Федоровна подсела к ней на кровать, ласково взяла дочь за руку.
— Что же тебя так пугает? Тамошняя жизнь тебе не в новинку. И язык ихний ты знаешь. Неужто думаешь, тебе будет плохо? — мягко произнесла, чтобы как-то ее приободрить. — В этой Флориде, говорят, уже и наших пруд пруди. Таких, как Петя, а может, и еще побогаче.
— Да разве я об этом думаю, мамочка? — с упреком посмотрела на нее Даша. — Сама знаешь: не в богатстве счастье. Боюсь, что после Пети не смогу никого полюбить!
— Тогда и мучайся с ним дальше! — рассердилась Анна Федоровна. — Пока совсем не изведешься и в психушку не попадешь. Ну сколько тебе говорить: не один он стоящий мужик на белом свете!
— Опять ты не о том, мама, — досадливо поморщилась Даша. — Будто все дело в физиологии. А как же быть с тем, что здесь? — прижала руки к груди. — Ведь Петя — единственный мужчина, кого мне суждено было полюбить. Я ведь поняла это с первой нашей встречи!
— Мистика какая-то! — расстроилась Анна Федоровна. — Ты что же, всерьез считаешь, что второго такого, как он, никогда не встретишь? Тогда зачем с ним расходишься?
Даша приподнялась на подушках и печально посмотрела на мать.
— А нет у нас с ним никакой перспективы, никакой надежды на счастье, — сказала она безнадежным тоном, утирая слезы. — Может быть, со временем я бы простила ему то, что произошло. Но все равно это бесполезно!
— Не понимаю, почему? — несогласно пожала плечами Анна Федоровна. — Мужчины сплошь и рядом изменяют женам, а потом супруги мирятся и живут дружно.
— У нас так не получится, мамочка, — на глазах у Даши вновь появились слезы. — Выкидыш дал осложнение. В общем, я больше, — голос ее прервался, — не смогу, наверное, родить.
Сообщение дочери повергло Анну Федоровну в шок. Некоторое время она оторопело смотрела на дочь, но ее энергичная натура взяла верх и, тряхнув головой, она с деланной бодростью сказала:
— Ну и что, коли так? Не с тобой первой такое случилось. Мало ли бездетных пар, которые живут душа в душу? Сама ведь обижалась, что Петя не жаждет ребенка.
Видя, что дочь безутешна, привела еще один убедительный аргумент:
— Но, если так уж захочется воспитать ребенка, вы всегда сможете взять кого-нибудь из детдома и вырастить как своего родного. Сколько сейчас несчастных брошенных детей ждут приемных родителей!
Однако это лишь усилило страдания Даши.
— О чем ты говоришь, мама? — раздраженно бросила она. — Будто не знаешь, какое значение Юсуповы придают продолжению своего древнего рода! Это сейчас Петя еще не созрел, чтобы стать отцом, но потом непременно захочет, чтобы родился сын. И Михаил Юрьевич не допустит его бездетного брака!
— Вот это верно! Уж больно они чванятся своим происхождением, — гневно отозвалась Анна Федоровна. — Даже не подумают, что сами виноваты в том, что с тобой случилось! Что за люди?
Она порывисто обняла дочь и, прижав к себе, воинственно заявила:
— Все! Не жалей и не сомневайся! Поверь моему материнскому чувству. Ты освободишься от этой напасти и найдешь свое новое счастье. Только действуй смелее и не оглядывайся на прошлое! Нам с князьями не по пути!
— Да, мамочка! Иного решения я не вижу, — тяжело вздохнув, произнесла Даша и, откинув одеяло, села на постели. — Я плохо спала, все мучилась сомнениями: подписывать ли контракт? Что-то внутри протестовало, нашептывало: не делай этого! Но теперь верю — дороги назад нет.
— И правильно считаешь, доченька! На твоем месте я бы сделала так же, — решительно поддержала ее Анна Федоровна. — Судьба и раньше противилась твоему браку с Петей, и с ним надо покончить. Без всяких сомнений подписывай контракт. Тебя ждет счастье!
Уверенные слова и оптимизм матери успокоительно подействовали на Дашу. Сомнения и тревоги куда-то исчезли, и на душе стало легче. «Ну что же, будь что будет! Подпишу контракт и оформлю развод, — окончательно решила она. — Мама добра мне желает, и ее интуиции можно верить. Я найду свое счастье, а Петю судьба за меня накажет».
— Как я люблю тебя, мамочка! — повеселев, сказала Даша, вставая с постели. — Всегда, в любых трудных обстоятельствах, только ты умеешь меня поддержать и вселить надежду на удачу.
Она сделала паузу, взглянув на часы, и уже деловито добавила:
— Итак, решено! Сейчас позавтракаем, и я отправлюсь подписывать контракт с фирмой «Блеск моды». На целых два года! Если все будет хорошо, приглашу вас с папой полюбоваться тамошней красотой.
Хотя Гаррик Кастро жил со своей директрисой в ее загородном особняке, городскую квартиру он часто использовал, когда требовалось провести деловую встречу в домашней обстановке. Вот и теперь предприимчивый русский мулат, разумеется, не без задней мысли пригласил к себе мистера Брауна и Дашу, чтобы отметить заключение контракта в теплой, дружеской обстановке.
Компанейский американец, который уже успел в гостинице познакомиться с классной путаной, сразу же согласился.
— О’кэй, Гарри! Это будет лучше ваших шумных ресторанов, — одобрительно закивал он. — Ты не возражаешь, если я приду с Нелли? Как у тебя с музыкой и напитками? Ноу проблемс?
— У меня новейший музыкальный центр и музыка на все вкусы, — отлично его поняв, заверил Кастро. — И в квартире, если захочется, есть где уединиться. Но сам знаешь, что лишняя бутылка хорошего шотландского виски, — по-свойски подмигнул он Чарли, — всегда к месту.
Помятуя опыт своих прежних отношений с Дашей, Гаррик не без основания опасался ее отказа, но, как оказалось, напрасно. После той огромной нервной нагрузки, которую она испытала из-за личных переживаний и дум о новой работе, означавшей неведомый коренной поворот в судьбе, ей самой захотелось расслабиться и приятно провести время.
Назначив встречу на шесть часов вечера, Гаррик успел за оставшееся время приготовить все должным образом и, позвонив Даше домой, отправился за ней на машине. По дороге он купил роскошный букет, и, когда, преодолев многочисленные пробки, подкатил к ее «сталинскому» дому, она уже ждала его около подъезда.
Гаррик проворно вылез из своего новенького «вседорожника», достал букет и вручил цветы Даше, заметив, что она порозовела от удовольствия. Ее необычная покладистость вселяла надежду. «Неужто эту крепость после стольких попыток мне удастся взять? — мысленно порадовался он, заранее млея от сладкого предчувствия победы. — Просто не верится!»
— Ну как ты, надеюсь, довольна? — спросил ее в машине. — Согласись, я ведь ловко все это провернул? Разве не о такой работе ты мечтала?
— Ты просто молодец, Гаррик! Это фантастика — как быстро все совершилось, — восторженно произнесла Даша. — Никак не могу поверить, что через какую-то неделю смогу оказаться за океаном. Не может быть, чтобы мистер Браун так быстро устроил мне американскую визу!
— А у него в посольстве близкий друг работает. И потом, ты уже там жила два года и хорошо себя зарекомендовала, — улыбаясь, объяснил ей Кастро. — Так что за визой дело не встанет, — добавил он. — Тебя может только развод задержать.
— Вот как раз развод и не задержит, — помрачнев, серьезно сказала Даша. — Меня здесь будет представлять адвокат, а все нужные бумага я оформить успею. Петя обещал мне все подписать.
— Он может передумать и создать препятствия, — выразил сомнение Гаррик. — Я бы так просто тебя не отпустил, — бросил он на нее горячий взгляд. — Дурак он, Петька! Заслуживает, чтобы ты его проучила!
Даша ему не ответила, лишь, нахмурив брови, опустила глаза. Но тут машина подъехала к гостинице, где, прогуливаясь перед входом, их уже поджидали Браун со своей подругой, элегантно одетой худенькой брюнеткой.
— Знакомьтесь, это Нелли! — представил ее Чарли, не слишком церемонясь, что свидетельствовало о вполне коммерческом характере их отношений. — Она преподает английский в колледже, но платят ей там сущие гроши. Нужны спонсоры! — с ухмылкой посмотрел он на временную подругу. — Не так ли, киска?
— Совершенно верно, Чарлик, — без тени стеснения подтвердила Нелли, если ее и правда так звали. — Без спонсоров никак не проживешь! А ты очень даже славный спонсор.
— Садитесь в машину! — широким жестом пригласил их Гаррик, распахнув заднюю дверцу. — Я живу недалеко, так что ехать недолго.
Действительно, менее чем за полчаса они добрались до его дома, а еще через десять минут уже сидели при свечах в уютной гостиной за столом, уставленном отборными напитками и дорогими деликатесами. Все успели порядком проголодаться и буквально набросились на великолепную выпивку и закуску.
Настроение и так было отличное, а когда поужинали и вино ударило в голову, уже веселились от души.
Часа через полтора, разгоряченные и захмелевшие, они решили немного размяться и устроили танцы. Браун был неважным танцором, и инициативу взяла на себя Нелли, которая профессиональными ласками умело разжигала в немолодом уже мужчине пылкое желание. Что касается другой пары, то здесь ведущим был темпераментный мулат, который, тесно прижимая к себе Дашу, стремился возбудить в ней ответную страсть.
«Какие же, наверное, негры сильные мужчины, — поневоле мелькали в ее затуманенной выпитым голове сексуальные фантазии, когда ощущая его напрягшуюся плоть, она и сама испытывала возбуждение и сладкую истому. — Ведь недаром, как говорят, его директриса из-за ревности сходит с ума».
Видя, что она податлива, как воск, и вся дрожит, Гаррик уверовал в свой успех и усилил натиск.
— Дашенька, дорогая моя, — горячо нашептывал он ей на ухо, обеими руками обхватив ее бедра и крепко прижимая к себе, чтобы чувствовала его силу. — Ты же знаешь, как давно о тебе мечтаю, как страстно хочу тебя!
Он запнулся от волнения и добавил с мольбой:
— Разве я тебя не заслужил? Раньше ты была несвободна, но теперь-то ведь можно? Мы оба обделены личным счастьем. Так доставим радость друг другу!
«А почему бы и нет? — поддаваясь его сладким речам, расслабленно подумала Даша. — Петя мне изменил с легкой душой, мы с ним разводимся. Почему же и я не могу порадоваться жизни, хоть немного разогнать тоску?»
Словно угадав ее мысли, Кастро остановился и, прижавшись к трепещущей груди Даши, стал осыпать поцелуями шею, лаская языком мочки ушей, а затем обхватив толстыми губами рот, впился в него так, что она задохнулась. В гостиной они уже были одни, так как Нелли увлекла своего «спонсора» в спальню, и Гаррик, продолжая поцелуи, стал ласкать ее грудь и тело, стараясь потихоньку снять одежду.
Сама не понимая, что с ней происходит, Даша молчаливо уступала и, лишь когда ему почти удалось снять с нее трусики, наконец, опомнилась. «Нет! Этого делать нельзя — без любви, по-скотски! — молнией пронзило ее мозг, и она сразу отрезвела. — Ну что нам даст этот краткий эпизод? Взаимное наслаждение? А потом? Стыд и неловкость! Ведь у каждого — своя судьба».
С лицом, сразу покрывшимся краской, Даша встрепенулась и, вырвавшись из рук опешившего Кастро, быстро поправила одежду. Затем, неловко улыбаясь, извиняющимся тоном сказала:
— Прости меня, Гаррик, если можешь. Мне показалось, что я тоже этого хочу, — опустив глаза, честно призналась она и еле слышно добавила: — Но я пока еще не готова. И наверное, никогда не смогу вот так, без настоящей любви!
— Но это же глупо, Дашенька! Надо брать от жизни все! — по инерции попытался спасти положение Кастро, но она уже остыла, и, как говорится, «поезд ушел». — Поверь, я способен сделать тебя счастливой!
— О каком счастье ты ведешь речь? — укоризненно на него взглянув, покачала головой Даша. — Я улетаю за океан, а ты остаешься со своей директрисой. Ну признайся честно: ведь боишься, что хозяйка о нас узнает?
Она попала в цель. Гаррик понуро замолчал, и Даша, чтобы преодолеть возникшую неловкость, с чувством сказала:
— Ладно, не будем делать из этого драмы! Как знать, может, у нас с тобой что-то и будет при других обстоятельствах. Я тебе очень благодарна за все и постараюсь отплатить каким-нибудь другим образом.
Кастро на это лишь кисло улыбнулся, а Даша, взяв сумочку, на прощание примирительно бросила:
— Не стоит сердиться. Ты женской лаской не обделен. Извинись за меня перед Чарли и скажи, что мне пришлось срочно вернуться домой.
Сразу после завтрака Петра Юсупова повезли на допрос к следователю Шитикову. На этот раз благодаря своим адвокатам, затратившим много усилий и еще больше денег, он выглядел куда более опрятным: был одет во все чистое и хорошо выбрит. Когда его ввели в кабинет Николая Ильича, тот расплылся в любезной улыбке.
— Присаживайтесь, Петр Михайлович! — широким жестом указал он на стул перед своим столом. — Надеюсь, что сегодня между нами состоится откровенная и конструктивная беседа.
— Если под конструктивной беседой вы подразумеваете мои признательные показания, то у нас снова ничего не получится, — спокойно, но твердо заявил Петр. — Со мной вы лишь зря время теряете, когда надо искать настоящих убийц!
— Вам легко обвинять нас, Петр Михайлович, — тем же любезным тоном, но со скрытой издевкой возразил ему Шитиков. — А что прикажете делать, когда все на вас одном сходится? И пистолет, из которого был застрелен гражданин Коновалов, и отпечатки пальцев на рукоятке ножа, которым была убита гражданка Линева. Почему я должен верить вашим словам, а не фактам?
— Потому что эти улики ложные! Они только уводят вас от цели! — гневно бросил ему в лицо Петр. — Ведь убийцы, пока вы тут доказываете недоказуемое, гуляют на свободе и могут вообще скрыться от правосудия!
— От нас никто не скроется! — с важным видом изрек Шитиков. — И улики против вас настолько неопровержимые, что их примет любой суд. Но, несмотря на это, — вкрадчиво добавил он, вновь изображая саму любезность, — мне почему-то хочется верить вам, Петр Михайлович, вопреки всем имеющимся фактам.
— Тогда обратите внимание на явные несуразности! — потребовал Петр, приняв хитрые реверансы Николая Ильича за чистую монету. — Ну зачем мне нужен был чужой пистолет, когда у меня есть свой? И главное, я сам, что ли, себя ударил по голове так, что потерял сознание?
Однако в запутанных делах Шитиков чувствовал себя как рыба в воде.
— Всему, Петр Михайлович, можно найти логическое объяснение, — спокойно возразил он. — Вы ведь могли не сразу потерять сознание. После того как этот бандит ударил вас по голове рукояткой пистолета, отобрали его у Коновалова, и трижды выстрелили ему в спину, когда попытался удрать.
— А куда подевались его отпечатки на пистолете? — указал ему на недостаток версии Петр. — Это бандит, умирая, их стер, что ли? — насмешливо взглянул он на следователя. — Чепуха какая-то!
— И этому тоже можно найти объяснение. Было бы желание, — хладнокровно возразил Шитиков. — Так вот, Петр Михайлович, в отличие от моего начальства желания толковать факты не в вашу пользу у меня нет. Ваши адвокаты — мастера своего дела, и кое в чем меня убедили.
Он сделал значительную паузу и, остро взглянув на Петра, с прозрачным намеком сказал:
— Но даже эти опытные крючкотворы не отдают себе отчет в сложности дела и тяжести вашего положения. И слишком мало, — понизил голос, — меня ценят.
«Понятно! Хочет получить взятку, — догадался Петр, и это его приободрило. — Значит, мои дела не так плохи, как он старается изобразить. Интересно, сколько же он потребует?»
Однако в задачу Шитикова входило лишь намекнуть на свою готовность помочь, с тем, чтобы Петр дал команду действовать адвокатам. Поэтому сказав, что хотел, он перевел разговор на то, зачем его к себе вызвал.
— Подумайте, Петр Михайлович, над моими словами и вполне может быть, что мы сумеем найти путь к тому, чтобы, пока идет следствие, выпустить вас под залог. А сейчас займемся другим малоприятным делом.
Шитиков вытащил из лежащей перед ним тоненькой папки несколько бумаг и, показав Петру, объяснил:
— Это документы, необходимые для расторжения вашего брака с Дарьей Васильевной.
Сделав паузу, он с деланным сочувствием объяснил:
— Она на следующей неделе улетает в США и попросила меня, чтобы я их у вас подписал. Сказала, будто вы ей это обещали и что самой сделать это тяжело.
Все сказанное им было правдой, за исключением того, что Даша ему за это хорошо заплатила. Передав Петру бумаги, он со скрытым злорадством искоса наблюдал, как тот растерянно их изучает.
«Значит, Дашу я потерял. И виноват в этом сам, — с горечью подумал Петр. — Но все же она могла бы не так спешить», — а вслух лишь спросил:
— Она летит, чтобы отдохнуть до суда?
— Нет, Петр Михайлович! Как я понял, летит туда работать. Уже заключила контракт, — с фальшивым сочувствием ответил Шитиков. — Говорит, что если потребуется, то прилетит. Однако рассчитывает, что вас разведут с ней заочно.
Но он напрасно надеялся, что подследственный сильно расстроится и ему придется его утешать. Петр сумел совладать со своим нервами и, лишь потемнев лицом, молча подписал все, что от него требовалось.
Утром того дня, когда Даше надо было лететь в США, она встала позже обычного. Накануне до полуночи просидела с родителями, а потом долго не могла заснуть, одолеваемая воспоминаниями и мыслями о том, что ожидает за океаном. Когда Анне Федоровне все же удалось поднять ее с постели, чтобы позавтракала, она объявила матери:
— Пожалуй, уйду на целый день побродить по городу. И пообедаю где-нибудь по дороге. Хочу попрощаться с Москвой! Ведь уезжаю не на месяц и не на два. Ты меня понимаешь, мама?
— Еще бы, доченька! Там ведь все чужое, а воспоминания будут тебя согревать, — с грустью согласилась Анна Федоровна. — Но ты не жалей денег и, если сильно соскучишься, прилетай хоть ненадолго!
— Не получится! Условия контракта очень жесткие, — понуро ответила Даша. — Дадут лишь пару недель для отдыха не раньше, чем через год работы. Если мне понадобится прилететь на суд, эти дни пойдут в счет отпуска.
День был жаркий, солнечный, и, легко одетая, в спортивной майке и белых джинсах, она на метро отправилась в центр города. Выйдя на Охотном ряду, Даша пешком обошла Красную площадь и прогулялась по Александровскому саду, любуясь вместе с москвичами и приезжими на искусственное русло речки Неглинной, украшенной скульптурными группами на сюжеты сказок Пушкина.
Так не спеша она прошла Манеж и повернула в сторону Старого Арбата, всю дорогу сопровождаемая восхищенными взглядами встречных мужчин. Однако у нее был такой неприступный и задумчивый вид, что никто из них не решился заговорить или пытаться ухаживать. Знаменитая пешеходная улица Москвы была, как всегда, запружена толпой, среди которой было много иностранцев. Жизнь здесь била ключом! В многочисленных кафе полно посетителей. Бойко торговали сувенирами и всякой всячиной. Выступали бродячие музыканты и затейники.
Чтобы передохнуть, Даша зашла в уютный ресторанчик и, заняв столик у окна, перекусила, с интересом наблюдая за снующим мимо нее сплошным людским потоком. Когда снова почувствовала себя бодрой, она направилась к памятнику Гоголю и по аллее бульвара вышла к храму Христа Спасителя, который был конечной целью ее прогулки. Накрыв голову заранее приготовленным платком, зашла внутрь, чтобы помолиться.
«О Господи! — горячо молила она Всевышнего. — Прости мне мои ошибки и прегрешения! Если я их совершала, то без злого умысла. Разве я мало наказана, потеряв любовь и счастье? Наставь меня на правильный путь! Я ведь еще так молода. Даруй мне радость в жизни!»
Немного всплакнув об утраченном счастье с Петей, обо всем дорогом, что оставляла на родине, Даша покинула храм и отправилась домой собираться в далекий путь. Собственно, у нее все уже было готово, и оставалось лишь уложить дорожные принадлежности. До начала регистрации рейса оставалось еще два часа и, заказав такси, она стала вспоминать, не забыла ли чего-нибудь сделать.
«Конечно, это очень плохо, что улетаю, не попрощавшись с родными Пети, — удрученно думала Даша, испытывая внутренний дискомфорт. — Но о чем нам говорить, когда мы с ним расходимся? Только лишнее расстройство!» Однако если общаться с родителями мужа не было никакого желания, то по отношению к его деду и бабушке это было несправедливо, и ее мучили угрызения совести. Старый профессор и Вера Петровна ее очень любили и всегда поддерживали.
— Нет, я поступлю по-свински, если улечу, не простившись с ними, — помучившись, вслух решила она. — Позвоню, как ни тяжел будет разговор!
Дома оказался лишь Степан Алексеевич.
— Молодец, Дашенька, что позвонила, — обрадовался он, узнав ее голос. — Мы сами собирались с тобой поговорить. Веруся дважды пробовала, но тебя не заставала. Жаль, что ее сейчас нет дома.
— А о чем говорить? — с горечью произнесла Даша. — Мы ведь расходимся с Петей. Это решено!
— И делаете огромную, может, даже непоправимую ошибку! — горячо воскликнул профессор. — Второй такой любви, как у вас с Петей, в жизни не бывает!
— Петя ее предал! Все рухнуло, и ничего уже не поправишь, — безнадежным тоном возразила ему Даша. — Наши дороги разошлись.
— Вот оно — безумие молодости! Не дорожим счастьем, которое даровал Бог! — горько посетовал Степан Алексеевич. — Нельзя, Дашенька, поддаваться обиде и поступать сгоряча. Нужно дать себе время остыть, успокоиться и разобраться в своих чувствах.
Он перевел дыхание и спросил с тайной надеждой:
— Разве тебе нисколько не жаль расставаться с Петей? Ты ведь все-таки нам позвонила. Не сомневайся, — горячо заверил, — мы с Верусей очень любим тебя и поможем!
— Я это знаю и всегда думаю о вас с благодарностью, — тяжело вздохнув, ответила Даша. — Поэтому и позвонила, чтобы проститься. Через пару часов я улетаю в США. На два года. Увидимся ли мы еще? А я желаю вам с Верой Петровной всего самого доброго!
Она запнулась от избытка чувств и печально добавила:
— Мне очень тяжело расставаться с Петей, и не знаю, буду ли я еще счастлива в жизни? Но у нас с ним нет перспективы. Поэтому мое решение бесповоротно.
— Ну почему же? — не сдавался профессор. — Ты ведь знаешь, что мы с Верусей нашли свое счастье через столько лет!
— У нас совсем другое. Об этом слишком тяжело говорить, — скорбно ответила Даша. — Тем более по телефону.
Но Степан Алексеевич не догадывался о приговоре врачей и боясь, что она положит трубку, торопливо предложил:
— Давай, Дашенька, я отвезу тебя в аэропорт на своей машине? По дороге все еще раз обсудим. А если это неудобно, мы с Верусей сами приедем туда, чтобы проводить, и там поговорим.
Он сделал паузу и решительно предупредил:
— Не делай роковой глупости! Я-то знаю! Сам из-за этого страдал всю жизнь.
Однако то, чего не знал он, было основной причиной бесповоротного решения Даши. Она не желала мучить ни себя, ни дорогих ей стариков и, страдая оттого, что они воспримут ее отказ как черную неблагодарность, сухо сказала:
— Простите, Степан Алексеевич, но это нам ничего не даст, кроме излишнего беспокойства и нервотрепки. Все уже решено. Не поминайте меня лихом!
Боясь, что у нее не хватит мужества продолжать этот разговор, Даша быстро положила трубку и долго еще сидела, вспоминая их доброе к себе отношение и роняя слезы.
Виктор Степанович Сальников, слегка прихрамывая, вошел в приемную главы детективного агентства и, улыбаясь, протянул красивую пунцовую розу кудрявой пухленькой секретарше, к которой был неравнодушен. По всему было видно, что у него прекрасное настроение.
— Вот, Зоечка, уговорили купить, когда остановился у светофора. Прими от верного поклонника, — весело произнес он. — Как раз под цвет твоих щечек. Шеф у себя? — вопросительно покосился на дверь кабинета. — У меня для него хорошая новость.
— Он минут десять, как приехал. Большое вам спасибо, — зарделась Зоечка, вдыхая нежный аромат розы. — Он сейчас почту просматривает. Предупредить?
— Пожалуй, так рискну, — подмигнул ей Сальников, открывая дверь кабинета своего друга и начальника.
Михаил Юрьевич сидел за своим письменным столом, но занимался не бумагами, а рассматривал что-то на мониторе компьютера. Увидев входящего друга, приветливо бросил:
— Здорово, Витек! Чем порадуешь?
— А я нашел, где прячется Проня, — не стал интриговать шефа Сальников. — Его пасет мой человек, и никуда он от нас теперь не уйдет!
Это сообщение сразу оторвало Юсупова от компьютера.
— Молодец, Витек! Где же ты его нашел? — нетерпеливо спросил он. — Неужто он не выдержал и появился на своей квартире?
— Конечно же, нет. Он слишком хитер и осторожен. Но не хитрее меня, — с довольной улыбкой ответил Сальников. — Прятался у тещи и носа не показывал.
— Как же вы его там обнаружили? — удивился Михаил Юрьевич. — Ведь о ее существовании не было известно.
— Жена Прони нас на нее вывела, — объяснил Виктор Степанович. — Наблюдая за их квартирой, мы заметили, что она регулярно с полными сумками наведывается по одному адресу. А выяснить, что проживающая там гражданка является ее матушкой, уже не составило труда.
— Ну а как вы его самого обнаружили, если Проня от нее не выходит?
— Обычным путем. Мы нашего Леньку под видом сантехника туда запустили. Будто бы стояк перекрыть, — с усмешкой ответил Сальников. — С его-то красным носом — ни разу еще никто не усомнился! А он вдобавок и глотнул для запаха…
— Да уж! Похоже он их изображает, — весело согласился Михаил Юрьевич. — Значит, Леонид его там заметил?
— Собственными глазами видел! — заверил его Сальников. — Он предложил старухе заменить кран и попросил принести пассатижи. И их ему вручил Проня. Наверное, решил проверить слесаря. Но нашего Леню не раскусил. Недаром пословица гласит: на всякого мудреца довольно простоты.
— Ну так что же: сдадим Проню милиции? — вопросительно взглянул на него Михаил Юрьевич. — Они его расколят, и все встанет на свое место.
— А если нет? Проня — тот еще орешек, — усомнился Сальников. — Если начнет запираться, они Петю долго еще будут мурыжить.
— Что же нам предпринять? — задумчиво почесал затылок Юсупов. — Надо как можно скорее добиться от него, чтобы сказал правду!
Видно, у его друга и помощника готового плана не было. Поэтому возникла небольшая пауза, во время которой они напряженно размышляли над решением этой проблемы.
— Думаю, Миша, самое верное, — первым нарушил молчание Сальников, — это применить испытанный метод, сыграв на жадности бандита.
— Сомневаюсь, чтобы Проня за деньги подписал себе приговор, — несогласно покачал головой Юсупов. — Наверняка попытается обмануть. Скорее будет, если я выбью из него признание силой!
— Это ты, конечно, умеешь, — с усмешкой взглянул на друга Сальников. — Но ведь может оказаться, что убийца — Цыган, — резонно заметил он. — Поэтому нам лучше его купить, чтобы помог добраться до своего подельника.
— Тогда сделаем так, — принял решение Михаил Юрьевич. — Ты войдешь с ним в контакт и добьешься у него признания. Дашь Проне гарантию, что не выдадим милиции. Тогда Петю выпустят, хотя бы под залог.
— А если убил не он, а Цыган?
— Договоришься, чтобы помог нам взять письменное признание у Цыгана. На тех же условиях, — предложил Юсупов. — Это реально, так как вряд ли он нам его выдаст. Если будет упираться, пригрози Проне, что сдадим милиции.
Сальников молча кивнул, выражая свое согласие, а его друг и начальник откинулся в кресле и с брезгливой гримасой бросил: — Что за жизнь у нас пошла? Все решают деньги! Вот и следователь, Витек, явно вымогает взятку. Ну и тип — скользкий как уж!
— Меня это нисколько не удивляет, — спокойно отозвался Сальников. — Но из чего ты сделал такой вывод?
— Так мне адвокаты сказали, да и Петя подтвердил: Шитиков вполне прозрачно намекал, что может подтасовать факты в его пользу, объяснил Михаил Юрьевич. — Сегодня вызвал меня к двум на Петровку. Наверное, с той же целью. Но мне это претит! — в сердцах пристукнул ладонью он по столу.
— Только не горячись, Миша, — постарался успокоить его Сальников. — Этой гнили сейчас хватает. И еще в старину пели, что «без денег жизнь плохая, не годится никуда». Я тоже против того, чтобы этой гниде давать на лапу. Мы и так докажем, что Петя невиновен!
Он сделал паузу и озабоченно добавил:
— Только не теряй с ним выдержку! Откажи дипломатично. Если обозлишь, он сумеет нам напакостить.
— Ладно, не учи ученого, — с улыбкой ответил ему Михаил Юрьевич. — Займись лучше Проней и добудь письменное признание! Этим мы Шитикова положим на лопатки!
Теща Прони Клавдия Семеновна, сухонькая старушонка — этакий «божий одуванчик», возвращалась из похода по магазинам, когда у подъезда дома ее остановил прилично одетый, средних лет, невысокий мужчина. «Похоже, что инвалид, — подумала она, заметив, что он слегка припадает на одну ногу. — Жаль мужика, симпатичный».
— Ваша фамилия Кутырина? — обратился он к ней с располагающей улыбкой. — Я узнал вас по фотографии. Мы хотим оказать вам материальную помощь.
— Значит, вы из собеса? — обрадовалась старушка. — Наконец-то откликнулись! Пенсии ведь мне не хватает.
— К сожалению, ее многим не хватает, — сочувственно покачал головой симпатичный «собесовец». — Вот я и должен обследовать ваши условия. Вы живете одна или о вас кто-нибудь заботится?
— Одинокая я, милок. Никто мне не помогает, — пожаловалась, беззастенчиво привирая, Клавдия Семеновна. — Сами знаете, какие сейчас дети. Только о себе и думают. Правда, сейчас у меня, — спохватилась она, вспомнив о зяте, — гостит один… племянник. Приехал в Москву на несколько дней.
— А вы не сдаете никому в наем? — строго взглянул на нее, хорошо играя свою роль, Сальников. — Это не ваш жилец?
— Да что ты, милок, как можно? — на этот раз искренне ответила Кутырина. — У меня квартира-то однокомнатная. Я ему раскладушку ставлю на кухне.
— Ну ладно, посмотрим, — с важным видом произнес «собесовец». — Покажите мне, как живете!
Вместе с ней он поднялся на лифте и, когда она отперла дверь, вошел в грязную и тесную прихожую. Пронин, услыхав, как щелкнул замок, выглянул из комнаты и обомлел, сразу узнав Сальникова. Он инстинктивно отпрянул назад, но, сообразив, что бежать ему некуда и снаружи наверняка его караулят другие, хрипло бросил:
— Выходит, вы меня все-таки нашли! Ладно, ваша взяла. Все скажу, только не выдавайте ментам!
С перекошенным от злобы лицом Проня обернулся к теще.
— А ты совсем из ума выжила? Не видишь, кого привела? Ну подь на кухню! — визгливо цыкнул он на старуху. — И сиди там, не высовывайся!
Перепуганная Клавдия Семеновна, проклиная свою доверчивость, поспешно ретировалась, а Сальников вслед за Проней прошел в такую же грязную, давно не ремонтированную комнату, где, кроме облезлого дивана, стола со стульями и старого телевизора, ничего не было.
— Это лишнее. Я не такой дурак, чтобы сопротивляться, — хмуро бросил Проня, заметив, что детектив держит правую руку в кармане. — Мне хватит и того срока, который светит за прошлые грехи.
Он сел на стул и, проницательно взглянув на Сальникова, указал на второй:
— Садись и говори прямо: зачем я вам нужен! Ведь ты ж не сдавать меня мусорам пришел? По всему вижу.
— Ну это, положим, не исключается. Если мы с тобой не договоримся. Сам понимаешь, тебя надежно пасут, — присаживаясь, спокойно ответил Сальников. — А что нам нужно, ты знаешь. Кто убил Линеву и Коновалова? — в лоб, жестко спросил он бандита. — И не вздумай вилять. С тобой не шутят!
«Может, на этот раз и пронесет, — с облегчением подумал Проня. — Цыган им нужен, а не я. Поймать его я им не дам, но и брать вину на себя мне не резон» и, хмуро глядя на Сальникова, сказал:
— Седого замочил Цыган. Доказательство — его ствол. Эта пушка проходит по его прежним делам, — сделал он выразительную паузу, — которые можно поднять. А вот Настю зарезал Седой. Он давно собирался с ней рассчитаться.
— У тебя есть доказательства? — строго посмотрел на него Сальников.
— То, что это нож Седого, кроме меня, могут подтвердить и другие, — уверенно ответил Проня. — Думаю, и отпечатки его на нем найти можно. Да и Цыган, если поймают, это засвидетельствует, так как видел своими глазами и убил Василия, чтобы спасти Настю.
«А что? Очень похоже, что он говорит правду, — подумал Виктор Степанович, пристально посмотрев в узкие глазки бандита. — Это свидетельство пригодится».
— Все, что сейчас было сказано, ты должен изложить на бумаге и заверить у нотариуса, — потребовал он от Прони. — И пока эти факты не будут подтверждены следствием, тебе придется побыть под домашним арестом.
— Ну а если не соглашусь? — хмуро бросил бандит.
— Согласишься! Потому что хорошо заплатим, — отрезал Сальников. — Иначе сдадим ментам, и бесплатно все скажешь!
Понимая, что деваться некуда, Проня умолк, и Виктор Степанович бросил ему заранее заготовленную наживку:
— Но ты получишь намного больше, если поможешь нам найти Цыгана. В этом случае мы возьмем грех на душу и поможем тебе скрыться. Пусть милиция потеет. Ты все же не убийца!
«Хрен вам в сумку! — злобно выругался про себя Проня. — Ищите дураков в другом месте. Чтоб меня свои, как узнают, замочили? Тогда и бабки не нужны!»
Но вслух, хитро глядя на Сальникова сквозь щелки узких глаз, предложил:
— Давайте лучше сделаем так. Я свяжусь с Цыганом и за хорошие бабки возьму у него письменное признание. Такое, как вам требуется, — заверенное нотариусом. Он рисковый мужик и на это согласится. Но выдать его, — тихим голосом, но твердо добавил: — Не смогу. Это — западло!
— Ладно! Считай, что мы договорились, — заключил Сальников, поднимаясь. — Через час я вернусь сюда с нотариусом, и тогда запишем твои свидетельские показания.
Он было направился к двери, но, поймав вопрошающий взгляд Прони, приостановился и добавил:
— Твое предложение мы обсудим. Думаю, что его можно принять.
Двадцать пять тысяч долларов, обещанных Сальниковым за письменные показания Цыгана с его признанием в непредумышленном убийстве Седого, явились достаточным стимулом для Прони, чтобы он приступил к активным действиям. Быстро вычислив, кто его «пасет», хитрый и предусмотрительный бандит почти открыто стал выходить из дому и сумел обмануть приставленное к нему наружное наблюдение.
Сделал это Проня элементарно просто. Зная, что за ним будут неотступно следить в надежде, что выведет на Цыгана, он по телефону назначил их встречу в сауне, расположенной в Сокольниках. «Там все свои и красавчика не выдадут, — ехидно подумал о том, как оставит слежку с носом. — Как я их туда привезу, так ни с чем вместе со мной и отбудут. Не увидят его и не узнают, что мы с ним встретились!»
Поэтому, когда Проня со спортивной сумкой и с березовым веничком под мышкой вышел из дому с явным намерением попариться в баньке, следивший за ним агент Юсупова ничего не заподозрил. Как только «Волга» с его клиентом отъехала, он сразу сел к ней на «хвост» и сопровождал до самого места. Правда, к сауне подъезжать не стал, а остановился за поворотом аллеи, выбрав позицию, удобную для наблюдения.
Прибывший задолго до этого Цыган уже находился в парной среди десятка других моющихся. Он лежал, растянувшись на дубовой лавке, и его мощное тело с рельефными, словно у культуриста, мышцами блестело от пота. Над ним склонился худой бородатый банщик, профессионально ловкими движениями делавший ему массаж.
— Все, Сашка! Кончай забавляться, — сказал, подходя, Проня. — Дело важнее.
Цыган встал, и они, забавно контрастируя: огромный верзила и худосочный коротышка, прошли в дальний угол, где было не так жарко.
— Как у тебя с бабками? Наверное, кот наплакал? — спросил Проня, зная, что попадет в точку. — Небось последнее проживаешь?
— Угу! Живу за счет телки, которая меня приютила, — угрюмо буркнул Цыган. — Может, что предложишь? — вопросительно вскинул свои шальные глаза.
— Для этого тебя и позвал, — утвердительно кивнул Проня. — Как смотришь на то, чтобы урвать десять штук баксов?
В глазах Цыгана зажглись хищные огоньки, и он глухо спросил:
— Говори, что для этого надо сделать? Дело-то верное?
— Верное, потому что платят за то, чтобы помогли вытащить Петра Юсупова из тюряги, в которую, — усмехнулся Проня, — он угодил из-за тебя. И сделать ты должен, понятно что: написать все, как было.
Но маленький хитрован не учел темперамента смуглого красавца.
— Ты, сморчок, в своем уме? — вскипел Цыган, хватая его за горло. — Говори: продал меня? Придавлю, как вошь!
— Да угомонись! Когда я кого продавал? — прохрипел Проня, двумя руками пытаясь ослабить его хватку. — Сначала выслушай, м….ак!
Подождав, когда тот успокоится, он объяснил суть дела.
— Им нужно только, чтобы с Петра сняли обвинение, а для этого достаточно твоего покаяния. Ну какая тебе разница? Все равно ведь скрываешься, а если поймают, так и так дадут срок, — привел убедительный аргумент. — И твое признание ничего не добавит. Напишешь, что убил Седого, чтобы спасти Настю.
— А ведь так все и было, — оживился Цыган, склонный уже согласиться, но все же из предосторожности спросил: — Но ты уверен, что тут не пахнет ловушкой?
— Кто их знает? — пожал плечами Проня. — Конечно, они были бы рады тебя поймать. Но мы ведь не пальцем деланы, как считаешь? — с усмешкой взглянул на подельника. — Неужто не проведем этих фрайеров?
— Вот в этом ты прав, — согласился Цыган, и глаза у него заблестели, словно в его сообразительную голову пришла дельная мысль. — Не получат они моего признания! На хрена мне надо, чтобы объявили в розыск?
— Значит, не хочешь получить от них бабки, которые сами плывут в руки? — понурившись, кисло произнес Проня. — Поступай, как знаешь, но другого такого шанса у нас не будет!
Глядя, как он сразу скукожился, Цыган насмешливо ухмыльнулся.
— Погоди горевать! Разве я сказал, что отказываюсь? Напишу признание.
Он сделал паузу и объяснил опешившему Проне:
— Сделаем так. Ты передашь им мои показания, получишь бабки, а я у них заберу их обратно! И оба сразу заляжем на дно. Иначе не согласен! — твердо добавил он.
«Да уж, теперь тебя не свернешь, — зная его характер, подумал Проня. — Но пусть напишет признание, а там посмотрим». Вслух же сказал, поднимаясь:
— Пожалуй, так и сделаем. Я все обмозгую и тебе сообщу. Побудь здесь еще часок! — предостерег подельника. — Меня пасут, но я уведу хвост.
Михаил Юрьевич Юсупов уже добрых полчаса сидел напротив Шитикова в его кабинете, с отвращением глядя на лоснящееся лицо следователя, с надетой на него, словно маска, приветливой улыбкой. Он передал ему из рук в руки письменное показание Прони и теперь отвечал на въедливые вопросы.
— Каким образом все же попал к вам этот документ? — в который уже раз, меняя постановку вопроса, допытывался следователь. — И почему он адресован вам? У вас с Прониным есть связь?
Но опытного детектива, юриста по образованию, запутать ему не удавалось.
— Я уже говорил: письмо подброшено в мой почтовый ящик, — терпеливо, не проявляя досады, отвечал Михаил Юрьевич. — Оно без обратного адреса, так что связи никакой нет. Относительно цели бандита могу лишь догадываться. Но как мне думается, — смерил взглядом Шитикова, — он рассчитывает выманить у меня деньги за эту услугу.
Выдержав паузу, Юсупов добавил:
— Кроме того, из тех деталей, что приведены в письме, видно желание Прони доказать, что он не участвовал в этом преступлении. Дураку ясно, что мы сразу передадим его свидетельство куда надо.
— Но зачем ему понадобилось самому засвечиваться? — с ехидной усмешкой возразил Шитиков, инстинктивно чувствуя подвох. — Его никто не подозревает и не ищет. А теперь, став свидетелем, будет объявлен в розыск.
— Странно, что вам это нужно объяснять, — не в силах сдержать неприязни, произнес Михаил Юрьевич. — Мне казалось, что вы тертый калач.
— Ничего, объясните! Я не обижусь, — сохранив любезную улыбку, но сверля Юсупова злобным взглядом, попросил Шитиков. — Знаю, что у вас опыта много больше, чем у меня.
«Ну и выдержка! С ним надо поосторожней: противник очень опасный», — мысленно осадил себя Михаил Юрьевич и уже более спокойно привел свои соображения:
— Этот Пронин, видно, совсем не глуп, и предусмотрителен. Понимает, что его видели вместе с убийцей и будут разыскивать. В отличие от вас, — не удержался все же, чтобы не уколоть Шитикова, — знает, что обвинение против моего сына лопнет, и тогда вы начнете ловить подлинных преступников.
Он сделал паузу и серьезно добавил:
— А раз так, то решил заранее обелить себя, оказав помощь следствию и заодно подзашибить деньжат у нас за эту услугу. Неужели не ясно?
Однако Шитиков никак не среагировал, и выражение его лица по-прежнему с приклеенной улыбкой не изменилось. Не выдавая, о чем думает, он с показным равнодушием произнес:
— Может быть, так, а может, и нет. Приобщим этот документ, — кивнул он на лежащую перед ним бумагу, — к делу и разберемся.
— Но я попрошу вас обратить особое внимание на свидетельство Пронина о пистолете убийцы, — жестко потребовал Юсупов. — Это оружие уже фигурировало в ряде дел, и на нем должны быть отпечатки Цыгана. Необходимо установить эти факты и сделать повторную экспертизу!
— Хоть вы и опытный детектив, Михаил Юрьевич, но и мы знаем свое дело, — так и не сняв с лица улыбки, парировал Шитиков. — Новая экспертиза не нужна, так как пальчики Цыгана на оружии присутствуют. Но не спешите радоваться, — поспешно добавил, заметив, как тот сразу встрепенулся. — Прежняя версия, пока не установим подлинного убийцу, остается в силе.
— А по-моему, вам самому уже ясно, что прежняя версия не стоит выеденного яйца! — возмутился Михаил Юрьевич. — И если вы не хотите снять с моего сына ложное обвинение до поимки убийцы Цыгана, то измените меру пресечения! Сколько же можно держать невиновного под стражей?
— Мы обсуждали этот вопрос с адвокатами вашего сына. Думаю, они вам об этом говорили? — многозначительно взглянул на него Шитиков. — Действительно, многие факты, и не только эти, — кивнул на письмо Прони, — можно истолковать в пользу обвиняемого. Но, с другой стороны… я слишком рискую, — замялся он. — Мое служебное положение… В общем, вы понимаете.
— В общем, ваше служебное положение и правда под угрозой, если берете взятки! — взорвался Михаил Юрьевич. — И вам придется ответить за то, что сейчас творите с моим сыном. А мы и без вас докажем его невиновность!
Он резко встал и, подождав, когда Шитиков подпишет пропуск, вышел из кабинета, провожаемый его злым и разочарованным взглядом.
Получив от Сальникова, как и уговаривались, пять тысяч долларов за свое письменное свидетельство, Иван Пронин в отличнейшем настроении позвонил Цыгану.
— Привет, Александр! Ну как: не передумал? — весело произнес он, услышав голос подельника. — А то бабки сами просятся к нам в карман.
— Успокойся! Составил я добровольное признание и у нотариуса заверил, — небрежным тоном сообщил Цыган. — Так что можешь им торгануть. Но хочу заранее договориться, — добавил он жестко: — Себе оставишь пять штук баксов за комиссию. Остальное — мое!
— А не слишком жирно натощак? — обозлился Проня. — Мне положено вдвое больше! Кто из нас все устроил и кто тебе «зелененькие» принесет в клюве?
— До чего же ты жадный, сморчок! — презрительно бросил Цыган. — Чем ты рискуешь, чтобы столько хапнуть? А я этим подписываю свой приговор!
— Как бы не так! — попробовал сопротивляться Проня, поскольку и правда был патологически жаден. — Сам же сказал, что потом это признание у них отнимешь.
— Это как получится. А тебе больше не положено! — отрезал Цыган.
«Надо соглашаться, — недовольно подумал Проня. — Я знаю, он не отступит», — а вслух с деланным добродушием сказал:
— Ну что с тобой, Сашка, поделаешь? Не такой уж я жадный. Всегда уступаю себе в убыток. Разве, если б не я, ты хоть что-то имел?
— Хватит ныть, не ты рискуешь! Всегда за нашими спинами отсиживаешься, — одернул его Цыган. — Говори, когда и где встреча?
— А чего мудрить? Давай встретимся там же — в Сокольниках. Место это нам знакомое. Территория вокруг просматривается, — привел аргументы Проня. — Так что засады можно не опасаться.
— Не пойдет! В парке поймать могут, — отверг его предложение Цыган. — Да и сауну эту они уже знают. Сам их прошлый раз туда привел.
— Пусть так. А ты что предлагаешь? — не стал с ним спорить Проня и льстиво добавил: — Выдумки у тебя, Сашка, побольше, чем у нас всех!
Похвала всем приятна. Цыган самодовольно хмыкнул и объявил свой план.
— Встретимся в Лосиноостровском парке на развилке у завода «Красный богатырь». Там есть маленькое озерцо. Ты приедешь вместе с ними в два часа дня. Я буду ждать в своей машине, — четко, словно диктуя, объяснял он. — Ты меня слышишь? — переспросил, так как Проня слушал, не издав ни звука.
— Да, продолжай! Почему выбрал это место?
— Мне будет проще оторваться в случае погони. Там несколько дорог, и я их все знаю, — ответил Цыган. — Сделаем так. Ты пересчитаешь деньги и передашь мне взамен письма, оставив себе свою долю. Моя тачка будет под парами, и я тут же рвану прочь, не дав им опомниться.
— Погоди, Александр! — Проню не так легко было сбить с толку. — Ты что же: передумал отобрать у них документ?
— Еще чего! Так я им его и оставил, — насмешливо бросил Цыган. — Но это уже не твоя забота, кореш. Быстрота и натиск решат все дело!
«Не моя забота? Кого решил надуть, пацан? — молнией пронеслось в ушлом мозгу Прони, который сразу раскусил замысел отчаянного бандита и смертельную угрозу для себя лично. — Плохо же для тебя это обернется!» Вслух же он с наигранным простодушием спросил:
— А меня ты, Сашка, им на съедение бросишь? Думаешь, поверят, что мы с тобой не сговорились их кинуть?
— Брось сопли распускать! Выкрутишься! — грyбo отрезал Цыган. — Во всяком случае под шумок можешь смыться. Не бойся, им будет не до тебя! — немного приоткрыл он свой коварный замысел.
«Все! Решил всех замочить. И меня тоже, — разом покрывшись липким потом, догадался Проня. — Вот чего ты задумал, падла! Ну погоди у меня». Первой его мыслью было отказаться от смертельно опасной авантюры, но маячивший куш был слишком соблазнителен. Его алчная натура не могла упустить того, что само шло в руки, и он, не выдавая внутренней дрожи, согласился.
— Лады, Александр! Делаем так, как предлагаешь. Мы будем там вовремя.
— Постарайся только, чтобы их было не больше двух, — сказал в заключение Цыган. — Передай, что это требование — обязательное!
Уверенный в том, что, как всегда, окажется победителем, он положил трубку, а Проня мрачно задумался, и по его наморщенному лбу было видно, что «мозговой центр» их банды изобретает свою очередную хитроумную комбинацию, которая должна принести успех.
Встреча состоялась в назначенном Цыганом месте и в указанное им время. И до определенного момента проходила по задуманному им сценарию. Но потом произошла осечка. И виновником этого был Проня. Все объяснялось просто: раскусив зловещий замысел своего подельника, он, чтобы спасти свою шкуру и вдобавок увеличить куш, решился-таки открыть все Юсупову.
Поэтому, когда Цыган, получив взамен своей бумаги сумку с валютой, кинул ее в машину и выхватил из-под мышки пистолет, то остолбенел, увидев два дула, направленные на него Юсуповым и Сальниковым. Однако замешательство у находчивого бандита длилось недолго. «Продал меня им, сморчок!» — молнией мелькнуло у него в мозгу, и, не думая ни о чем, кроме мести, хотя сам задумал убить Проню вместе с остальными, он быстро развернулся и дважды выстрелил в стоящего в сторонке подельника.
Как ни странно, этот неожиданный маневр его и спас. Михаил Юрьевич бросился к упавшему навзничь Пронину, Сальников растерялся, и Цыган успел забраться в машину.
— Витек! Стреляй по колесам! — крикнул другу Юсупов, наскоро перевязывая рану на груди Пронина куском, оторванным от его рубашки.
Однако стрелял Сальников намного хуже, чем он, и повредить шины не удалось. К тому же Цыган, чтобы себя обезопасить, ухитрился, высунувшись из окошка, единственным выстрелом попасть ему в руку. К счастью, пуля прошла навылет, но рана сильно кровоточила и вывела его из строя. В этой критической ситуации Михаил Юрьевич принял единственно верное решение. Бросив перевязывать Проню, он бегом устремился к своей машине.
— Держись, дружище! Вызови милицию и «скорую», — на ходу кинул он Виктору Степановичу, который сам перевязывал себе руку. — Дай приметы Цыгана. Я попытаюсь его догнать!
В это время машина бандита уже достигла развилки дорог, одна из которых параллельно речке Яузе шла вдоль лесного массива Лосиного острова, а другая у небольшого озерца поворачивала направо. Туда, как успел заметить Михаил Юрьевич, и повернул Цыган. Отчаянно сигналя так, что шарахались в стороны встречные и попутные машины, Юсупов погнался за ним, выжимая из своего мощного автомобиля все, что можно, и поминутно рискуя.
Он видел впереди «бээмвэшку» Цыгана, и расстояние между ними все более сокращалось. «Вот прицепился, падла! — заметив это, занервничал бандит. — Еще бы, такая мощная тачка! Но х… ты меня догонишь, — матерно выругался, твердо веря в свою неизменную удачу. — Вот только доберусь до Калошина, а там уж ищи ветра в поле!» — с надеждой подумал он, мысленно представив знакомый лабиринт проездов и улиц.
Однако всегда благожелательная к нему фортуна на этот раз отвернулась от Цыгана. Примерно на расстоянии полкилометра впереди него путь пересекала рабочая узкоколейка, по которой лишь изредка ходил маневровый тепловоз. И надо было такому случиться, что, к несчастью бандита, он не только появился перед самым носом «бээмвэшки», но еще и остановился на переезде, не собираясь никуда двигаться.
Цыган побывал во многих крутых переделках и всегда, благодаря мгновенной реакции и сообразительности, находил выход из критического положения. Вот и теперь, осознав, что проскочить переезд не сможет, пошел на отчаянный риск. С левой стороны улицы, на месте снесенного дачного поселка, тянулась травянистая пустошь, поросшая редким кустарником. От дороги ее отделяли неглубокий, но широкий кювет и железная ограда. По этому полю, если повезет, он мог бы добраться до видневшегося вдали узкого проезда, который когда-то связывал этот поселок с параллельной улицей.
Приняв решение, Цыган резко повернул влево и с ходу попытался перемахнуть через кювет. В сухую погоду ему бы это наверняка удалось. Но после обильного дождя, лившего накануне целые сутки, глинистую почву развезло и, когда из-за жидкой грязи машину стремительно крутануло, даже такой ас, как он, не смог ее удержать и всего через несколько секунд, побив оба борта, она оказалась на крыше.
Не получив серьезных повреждений, Цыган, выбив заклинившуюся дверь, с трудом из нее выбрался. В шоке он плохо соображал, что с ним произошло, но, увидев бегущего к нему Юсупова, сразу же пришел в себя, приняв защитную стойку. Бандит был очень силен, в автогонке уже брал верх над Михаилом Юрьевичем, но в боевом единоборстве противостоять ему не мог.
Произошла короткая и жестокая схватка. Отчаянный и бесстрашный Цыган сражался до последнего, невзирая на дикую боль и травмы. Юсупов умело наносил ему разящие удары, от которых другой уже был бы без памяти. Дважды бросал его, весящего центнер, через себя со всего маху на землю. Удерживая, болевым приемом сломал руку, а бандит продолжал сопротивляться, и он никак не мог его связать. Наконец ему это удалось, и Михаил Юрьевич, тяжело дыша, достал из чехла мобильник.
— Витек? Ну как дела? Как себя чувствуешь? — заботливо спросил он, еле удерживаясь, чтобы не похвастаться своей удачей. — Значит, врач говорит, что ничего серьезного?
Михаил Юрьевич выслушал сообщение Сальникова и не слишком огорчился, узнав о том, что Пронин находится в реанимации.
— Жаль, конечно, если помрет, но уж слишком много вреда от него было, — равнодушно заметил он и в конце разговора небрежно бросил: — А чего ты, Витек, не спросишь, как я гнался за Цыганом?
— Не хочу зря расстраиваться. Догнать его уже было нельзя, — кисло ответил Виктор Степанович. — Ну и ловкий же гад! Но мы с ним еще встретимся.
— Обязательно! И между прочим, Витек, очень скоро, — не выдержав, решил обрадовать друга Юсупов. — Я поймал его и, по-моему, частично с ним за тебя рассчитался.
— Да что ты говоришь? Просто не верится! — обомлел Сальников.
— Скоро в этом убедишься, — заверил его счастливым голосом Юсупов и распорядился: — Запиши, где мы находимся, и пришли поскорей милицию!
Неизвестно, кто ворожил красавцу Цыгану, но закоренелый преступник и безжалостный убийца еще ни разу не был осужден. Похоже было, что он снова выйдет сухим из воды. В тюремной больнице, куда попал из-за сломанной руки, его допросами не донимали. А узнав о том, что Проня скончался, он сообразил, как ему выгодней защищаться, решив все валить на покойника.
Седого замочил его помощничек. У них давно были нелады. Проня и меня подбил ему в этом пособить, так как знал, что у нас произошел «межсобой» из-за Насти, — «признался» он Шитикову, мешая правду с ложью. — Кто я такой у них был? Простой водила!
— Брось лепить мне горбатого! — грубо прервал его Николай Ильич, раскусив задуманную бандитом игру. — Так я и дам тебе подставить вместо себя жмурика. Ствол, из которого убит Седой — твой! На нем нашли твои пальчики.
— Пистолет Ивана! Он мне его всучил, но я ему вернул обратно. Побоялся мочить нашего пахана, — находчиво соврал Цыган, зная, что его отпечатки могли все же остаться, хотя он и протер пистолет.
— А как же ваши с ним добровольные показания? — ехидно спросил Шитиков. — Они удивительно совпадают! Какой смысл тебе было себя оговаривать?
— Так они написаны под диктовку Прони, — беззастенчиво врал Цыган. — Чего не сделаешь за хорошие бабки? — нагло повел шальными глазами на следователя. — Будто сами не знаете.
— И много вам отвалили Юсуповы? — сразу заинтересовался Шитиков.
— Двадцать пять штук баксов, — не скрывая сожаления, правдиво ответил ему бандит. — За такие бабки жену заложить можно!
— Но при вас их не оказалось. Неужто Юсуповы заплатили авансом? — остро взглянув, недоверчиво спросил Шитиков. — Или кинули? За это ты пытался их замочить?
Но Цыгана голой рукой было не взять.
— У меня и в мыслях такого не было! — категорически заявил он. — Да и с нами они рассчитались сполна.
— Тогда за что ты замочил Пронина и куда подевались деньги? — не выдержав, взвизгнул Шитиков. — Говори, сука! Я с тобой не в бирюльки играю!
«Ага! Денежками он интересуется, — сообразил Цыган. — Иначе вряд ли стал пылить сапогами». Вслух же с деланным простодушием объяснил:
— Так они же свои бабки и забрали. Не вам же их оставлять? — в его жгучих глазах мелькнула скрытая насмешка. — А в Проню я стрельнул, не подумав. Уж больно зло взяло зато, что меня им продал!
— Почему ты так решил? — вперил в него проницательный взгляд следователь.
— Да это мне сразу стало ясно, когда они на меня стволы направили, а Проня остался в сторонке, — с искренней злостью ответил Цыган. — Вот уж не думал, что кореш поступит западло.
Пристально уставившись на находчивого бандита оценивающим взглядом, Шитиков некоторое время молчал, а потом, как бы продолжая еще размышлять, спросил:
— И много ты бабок нагреб таким образом? Если честно признаешься, может, я и поверю, — прозрачно намекнул он, — всему гаму, что ты мне здесь наговорил.
— Да есть кое-что в загашнике, — многообещающе посмотрел на Шитикова бандит, мысленно радуясь, что разгадал алчную натуру следователя. «Кажется, виден свет в конце туннеля, — с надеждой подумал он. — Похоже, мне удастся откупиться».
Суля Шитикову мзду, Цыган не блефовал. Это перед Проней он прибеднялся, говоря, что находится на мели. На самом деле на двух вокзалах в абонентских ящиках у него хранилась неплохая заначка. Каким-то шестым чувством взяточника это осознал и ушлый Николай Ильич.
— Ну что же, признательными показаниями, написанными за деньги, равно как и полученными под давлением, можно пренебречь, — сказал он, выразительно глядя на подследственного. — А в убийстве Коновалова обвинить его помощника Пронина. Тогда тебе придется ответить лишь за непредумышленное убийство в ссоре своего подельника. А это можно подвести под амнистию.
Он хитро улыбнулся и недвусмысленно добавил:
— Но это будет возможно, если добровольно выдашь мне свой незаконный заработок! Подумай хорошенько над тем, что я сказал, — жестко посмотрел он в глаза бандиту. — И даже не пытайся хитрить: меня ты не проведешь! Мы с тобой к этому еще вернемся!
Когда Цыгана увели, Николай Ильич пригласил к себе вызванного им отца Петра Юсупова. «Как хорошо, что я с ними не связался. Опасные люди! Сама судьба меня хранит, — довольно подумал он, обнадеженный вновь открывшейся перспективой обогащения. — Что не смог получить от них, заплатит бандит!»
— Заходите, дорогой Михаил Юрьевич! — расплылся он в фальшивой улыбке, когда в дверях появилась высокая фигура Юсупова. — Наконец-то могу сообщить вам приятную новость. Скорее всего обвинения с вашего сына будут сняты!
— Еще бы! Когда я поймал вам убийцу, — присаживаясь к столу, сухо ответил Михаил Юрьевич. — Надеюсь, теперь дело против него будет прекращено?
— Пока изменим меру пресечения. Освободим под подписку о невыезде, — с деланным сожалением произнес Шитиков. — Все еще не ясно, кто убил бандита Коновалова.
— Это как же неясно, когда убийца в ваших руках? — поразился Юсупов. — И имеется его собственноручное признание!
— Насчет этих признаний — особый разговор! — остро на него взглянув, сказал Шитиков с едва прикрытой угрозой. — Они куплены вами за деньги, то есть противозаконно и не имеют юридической силы.
Он сделал паузу и с фальшивым добродушием добавил:
— Но я не собираюсь предъявлять к вам претензий, хотя вы намерены на меня жаловаться. Такой уж я незлопамятный человек.
Михаил Юрьевич хмуро промолчал, и Шитиков в заключение решил ему «позолотить пилюлю».
Однако думаю, что вскорости обвинение с вашего сына будет полностью снято. Так и быть, приоткрою вам, как коллеге-юристу, тайну следствия, — с едва прикрытым ехидством сообщил он Юсупову. — Все сходится на том, что убийца вовсе не Цыган, а замочил своего патрона покойный Проня. Мне-таки удалось распутать это сложное дело!
Бессовестный пройдоха приосанился и с видом превосходства посмотрел на Михаила Юрьевича, подписывая ему пропуск на выход.
В аэропорт Майами Даша прибыла солнечным утром. Весь долгий перелет она пребывала в отвратительном настроении, фактически без сна. Только теперь она по-настоящему осознала, что окончательно порвала с мужем. Память приносила ей все новые эпизоды былого счастья, и это усиливало ее страдания. И, только когда их авиалайнер стал снижаться и внизу открылась безбрежная синева освещенного ярким солнцем океана, на душе у нее немного полегчало.
Самолет зашел на посадку, и, глядя в окошко, Даша залюбовалась красотой Флориды с ее пышной южной растительностью и курортными городками, сияющими стеклом современных зданий и роскошью многочисленных дворцов богачей. Но вот впереди выросла панорама Майами и показалась посадочная полоса аэродрома. Колеса лайнера мягко коснулись земли, и он понесся по ней, резко замедляя бег.
В аэропорту Дашу встречали. Около выхода с паспортного контроля она увидела мистера Брауна, как всегда, в строгом костюме и белоснежной рубашке, с букетом цветов в руках и рядом с ним крепкого молодого парня спортивного облика. «Наверное, Чарли взял с собой шофера, чтобы доставил мой багаж в машину, — пришло ей в голову, глядя на его простое открытое лицо, покрытое симпатичными веснушками. — Интересно, куда они меня повезут? Хорошо бы прямо в отель, — подумала, ощутив, как вновь навалилась усталость. — Я просто не в состоянии сейчас вести переговоры и ужасно выгляжу».
Но в этом она ошибалась. Несмотря на многочасовой перелет и недосып, в своп двадцать три года Даша, одетая в джинсы и изящную легкую курточку, успевшая в самолете умыться и причесаться, была ослепительно хороша! И она это осознала по заблестевшим глазам встречавших и восхищенным взглядам окружающих мужчин.
— С благополучным прибытием, Дашия! Приветствуем тебя на американской земле! — улыбаясь, сказал Чарли, протягивая ей прекрасные цветы. — Познакомься, это Роберт Боровски, наш распорядительный директор.
«Вот оно что! Он — сын хозяйки. А я-то хороша: приняла его за шофера, — мысленно усмехнулась приятно удивленная Даша. — Какой симпатичный! Вот уж никак не думала!» Но она и не предполагала, что ее ждет еще один поразительный сюрприз.
— Очень рад познакомиться! Чарли нисколько не преувеличил, вы просто очаровательны, Даша! — на чистом русском языке, лишь с небольшим, каким-то знакомым акцентом произнес Роберт, дружески улыбаясь. — Теперь, разговаривая с вами, у меня будет возможность лишний раз попрактиковаться, чтобы не забыть родную речь.
— И я этому очень рада! — протянув ему руку и с удовольствием ощутив его горячее пожатие, с улыбкой, но без всякого кокетства ответила Даша. — Я сносно владею английским, однако вдали от родины особенно приятно перемолвиться с кем-то на своем языке. Но разве у вас русские корни?
— Можно сказать и так, — с первого взгляда проникшись к ней дружеским расположением, объяснил Роберт. — Мой отец чистокровный белорус, хотя и редко пользуется родной речью. Зато бабушка, его мать, свято чтит свою веру и говорит со мной только по-русски.
Прямой и непосредственный, не скрывая, что Даша ему очень нравится, он оптимистично произнес:
— Мы едва знакомы, но по тому, что о вас знаю, а также по тому, что вижу и чувствую, я убежден, мы хорошо сработаемся. Вы, Даша, совсем не такая, как наши девушки-модели, — тепло посмотрел на нее. — Намного превосходите их по интеллекту. Очень надеюсь, что вы станете у нас своей, и бабушка найдет в вас родственную душу.
В это время пассажирам рейса доставили багаж. Даша получила свои объемистые чемоданы, и мужчины, погрузив их на удобную тележку, покатили к выходу из аэровокзала.
Примерно за год до появления Даши Роберт Боровски навсегда расстался с девушкой, в которую был влюблен еще со школы, и твердо полагал, что она его суженая. Маргарет Ренье, или Марго, как ее звали сверстники, была канадкой французского происхождения и, пожалуй, самой бойкой и красивой девчонкой в округе. Возглавляя болельщиц — «группу поддержки» юношеской хоккейной команды, она долго не отвечала взаимностью скромному и застенчивому парню, предпочитая крутых и популярных игроков.
Лишь когда слава коснулась своим крылом и широкоплечего увальня Бобби, а ребята избрали его капитаном команды, рыжеволосая красавица обратила на него внимание и позволила за собой ухаживать. Она была дочерью президента их спортклуба, известного в прошлом хоккеиста, очень богатого человека, и с детства ни в чем не знала отказа. У нее был истинно французский темперамент, и среди парней о нем ходили легенды.
Хотя в школьной среде процветали петтинг и ранние половые связи, Роберт, активно занимаясь спортом, почти не имел в этом опыта. По сути, до Марго он не знал женщин, и лишь она разбудила в нем эротические фантазии, лишь к ней воспылал он подлинной страстью. То, что она уже была подружкой нескольких парней, которые хвастались своим успехом, его не смущало. Наоборот, это еще больше возбуждало сексуальный интерес к ней и влечение.
Никто из их товарищей не сомневался, что он недолго пробудет в фаворитах у ветреной Марго, однако произошло невероятное. Их первая красотка никого больше не замечала, кроме своего Бобби. Само собой, она была покорена его силой и страстью, тем более что ее прежние бой-френды не отличались особым искусством в любви. Но главным, что ее накрепко привязало к Роберту, явилась его чуткость, а также способность оказываться рядом, когда он был ей нужен.
Их крепкая сердечная связь сохранилась и в те годы, когда молодые люди обучались в колледжах и жили в разных городах. Они завели новых друзей, но остались верны своей любви, регулярно навещая друг друга. Конечно, живя порознь и веселясь в разных студенческих компаниях, Марго и Роберт, большей частью во хмелю, изредка позволяли себе завести легкий флирт, по это не повлияло на прочность их взаимоотношений и на желание по окончании учебы жить вместе.
Родители Марго и Роберта давно и хорошо знали друг друга, и никто из них, кроме его бабушки, не возражал против того, чтобы они поженились.
— Маргоше недостает ответственности. Уж больно она избалована! Живет лишь в свое удовольствие, — говорила она внуку, взывая к его благоразумию. — Ненадежный она человек для семейной жизни. Почему бы тебе, Робик, получше не оглядеться вокруг? Разве мало порядочных девушек?
Однако ее протест оставался гласом вопиющего в пустыне. После переезда в Майами не только Маргарет, но и ее родители каждое лето отдыхали на шикарной вилле жениха, катались на яхте его отца и уже готовились к свадьбе, когда как гром среди ясного неба разразился скандал. Роберту позвонила испуганная подруга Марго по колледжу, жившая с ней в одной комнате, и сообщила, что она куда-то пропала.
Роберт второй год как закончил учиться, а Маргарет в это время сдавала еще выпускные экзамены и поэтому уехать никуда не могла. Однако ее лучшие вещи и большой чемодан, по заявлению подруги, из их комнаты исчезли.
— Я просто теряюсь в догадках, Боб! Хотела сразу позвонить матери Мэгги, но боюсь ее напугать. У нее недавно был сердечный приступ, — сильно волнуясь, объяснила она. — Вот решила позвонить тебе. Теперь сам думай, кому сообщить первому: им или полиции.
Однако вскоре выяснилось, что никакой трагедии не произошло. Просто Маргарет осталась верной своему взбалмошному характеру и пылкому темпераменту. Когда из полиции, куда обратился Роберт, связались с ее родителями, оказалось, что дочь уже им звонила из Парижа. Позже стала известна и причина, по которой она там очутилась. Накануне побега Марго побывала на концерте своего кумира, известного французского шансонье, и задержалась, чтобы взять автограф. А в результате провела с ним ночь и утром, заехав за вещами, улетела во Францию.
— Прости, Бобби, но на меня какой-то дурман нашел, — всего через неделю вернувшись, довольно спокойно объяснила она своему жениху. — Наверное, я не готова еще к семейной жизни. — Последнее время мне было не до экзаменов: так тяготили мысли, что связываю себя брачными узами.
Марго сделала паузу и посмотрела на него томным взглядом.
— Не поверишь, но это приключение лишь убедило меня в том, что ты лучше всех. Давай встречаться по-прежнему, Боб! — неожиданно предложила она ему. — Нам ведь так хорошо вместе. Зачем связывать себя браком?
При других обстоятельствах Роберт, может быть, и согласился. Он все еще пылал к ней страстью. Но скандал был слишком велик! Да и он сам осознал уже, что его любимая не создана для добропорядочного брака. «А ведь бабушка Мэри оказалась права, — удрученно подумал он, усилием воли заставляя себя проявить твердость характера. — Ничего у нас не выйдет!»
— Нет! То, что ты сделала, простить нельзя! — набравшись духу, отрезал Роберт. — Ты не маленькая девочка и знала, что опозоришь наши семьи. Но тебе на всех наплевать, кроме себя самой. Я больше не хочу знать тебя, Мэгги!
— Ну и дурак! И не надейся, что буду слишком переживать, — самолюбиво сверкнула зелеными глазами рыжеволосая красавица. — А ты еще пожалеешь!
Однако характер у Роберта был по-спортивному сильный, и он сумел все же заставить себя выкинуть Марго из своей головы и из сердца.
Прошло не более месяца, как Даша приступила к работе в фирме «Блеск моды», но она чувствовала себя так, словно трудится здесь уже не первый год. Объяснялось это прежде всего высоким профессионализмом и прекрасным характером новой топ-модели. Все, от хозяйки до коллег-манекенщиц, вскоре убедились, что лестные характеристики, выданные менеджером Чарли Брауном, вполне соответствуют действительности, и окружающая ее атмосфера была на редкость теплой и доброжелательной.
Но особенно помогли Даше быстро акклиматизироваться в Майами и стать своей в коллективе работников фирмы постоянное дружеское внимание и поддержка, которые ей оказывал сын хозяйки Роберт. Его симпатия к ней была для всех очевидна, но исполнительный директор на службе романов не заводил, и Даша с ним не кокетничала. Поэтому никаких кривотолков среди сотрудников это не вызвало, и все с любопытством, отдавая должное русской красавице, следили за дальнейшим развитием событий.
Несмотря на то, что влюбился с первого взгляда, Роберт проявлял завидную выдержку, не ухаживая явно за новой сотрудницей и лишь оказывая повышенное внимание и всю возможную помощь. Он решил получше приглядеться и изучить, что Даша собой представляет. Возможности для этого у него были, помимо встреч на работе и свиданий.
Всякий раз, устраивая праздничные приемы на вилле или на своей яхте, Тим Боровски приглашал для участия лучших топ-моделей своей супруги. Это делалось не только, чтобы продемонстрировать гостям новые шикарные туалеты. Красивые молодые женщины служили неплохим допингом для эмоционального подъема пресыщенных богатых господ, составлявших обычный круг их друзей.
Разумеется, русская красавица непременно приглашалась на все эти приемы, и Роберт получил прекрасную возможность поближе познакомиться с Дашей во внеслужебной обстановке, не прибегая с этой целью к свиданиям. На приемах и вечеринках, ненавязчиво ухаживая и уделяя внимание немногим больше, чем другим, он успел убедиться в том, что она прекрасно держится и танцует и с ней интересно поговорить на любую тему.
Однако, как ни старался Роберт, чтобы его увлечение Дашей не бросалось в глаза, на это обратили внимание родители.
— Вижу, Бобби, ты решил приударить за русской? — как бы ненароком бросил ему отец. — Нет слов, она хороша! Но не слишком ли рискованно с твоей стороны заводить служебный роман? Мама будет недовольна.
— Не бойся, папа! До этого еще далеко, — заверил его Роберт. — Не скрою, она мне очень нравится, и я к ней присматриваюсь. Можешь быть уверен, что на работе любовных интрижек не заведу!
Разговор с матерью получился намного жестче.
— Не очень-то похоже, дорогой сын, что ты способен остепениться и создать прочную семью, — недовольно сказала она Роберту после одной из вечеринок. — Я ведь не слепая и вижу, как ты обхаживаешь Ди (так она для простоты звала Дашу), хоть и стараешься, чтобы это не слишком было заметно.
— А чем тебе она не нравится? — решил он сразу дать ей отпор, не дожидаясь материнского запрета. — Будь справедлива! Даша во всем хороша, у нее просто нет недостатков, — поднял на мать восхищенные глаза. — Я таких у нас не встречал и никогда не встречу!
— Тебе это просто кажется, потому что она из другого мира, — не согласилась Элизабет. — Она такая же, как все красивые топ-модели, только образованнее и как будто порядочнее. Мне самой нравится Ди, но она — русская и, значит, чуждая для нас натура. Ничего хорошего тебя с ней не ждет!
— Зато меня много хорошего ждало с Мэгги! Уж у нее была свойская натура, и ты вполне одобряла наш брак, — рассердившись, укорил Роберт мать. — Была бы довольна такой сумасбродной невесткой? По-моему, это просто здорово, что Даша русская и совсем не такая, как она. Между прочим, — с ехидцей добавил он, — ты ведь никогда не жаловалась на то, что отец тоже русский.
Но Элизабет Кроули не так-то легко было сбить с ее позиций.
— Твой отец, Бобби, лишь родом из России, а это большая разница! И, кроме того, он из добропорядочной семьи, с которой были знакомы мои родители, когда мы решили пожениться. А что нам известно о Ди, ее семье и бывшем муже? — укоризненно посмотрела она на сына. — Скажем так: очень мало. Так что не спеши.
— Сердцу не прикажешь, мама, и я буду с Дашей встречаться, — упрямо произнес Роберт. — Я уже не мальчик, и ты мне не запретишь!
— Не собираюсь этого делать, если у тебя к ней действительно серьезное чувство, — смягчила тон Элизабет. — Только прошу на этот раз быть более осмотрительным.
Она сделала паузу и, требовательно взглянув на сына, добавила:
— Не хочу, чтобы над нами насмехались снова. Достаточно того скандала, который произошел из-за Мэгги.
После объяснения с матерью и ее согласия Роберт Боровски уже открыто стал ухаживать за Дашей. Зная, что в свободное время она скучает, и опасаясь, как бы не завела поклонника, он приглашал ее по вечерам в разные увеселительные места, и она, как правило, не отказывалась. Будучи чутким, он видел, что она не готова ответить взаимностью и не торопился открывать ей бурлящую в нем страсть. Они ходили на концерты и в театры, посещали дискотеки, кабаре и модные рестораны. Бобби был с ней предупредителен и нежен, но не позволял себе ничего лишнего. Вскоре они уже все выходные дни проводили вместе, купаясь в бассейне и играя в теннис у него на вилле, и постепенно сердце Даши оттаяло. Ей с самого начала понравился Роберт, большой и сильный, с широкой белозубой улыбкой и открытым, по-детски веснушчатым лицом. А часто встречаясь по работе, она убедилась, что он добр, надежен и по-настоящему в нее влюблен. Женщины в этом обманываются редко.
Давно лишенная мужской ласки из-за размолвки и последующего разрыва с Петром, Даша испытывала физический голод. Ночью ее теперь преследовали эротические сны, не приносившие никакого удовлетворения. Может, поэтому, купаясь и загорая под жарким солнцем Флориды рядом с Робертом, при виде его атлетической фигуры и мужской мощи она ощущала страстное томление, и ее влечение к нему росло.
Роберт не мог не заметить происшедшую в ней перемену. «Похоже, что мне удалось разбудить в ней чувственность. Готов держать пари, что она смотрит на меня совсем не равнодушно!» — радостно подумал он в предвкушении успеха и стал действовать смелее. И вот однажды, когда они возвратились к ней в отель, разгоряченные танцами и выпивкой после дискотеки, прощаясь у порога номера, Бобби, поймав на себе ее горячий взгляд, предложил:
— Может, угостишь меня чашкой чая, чтобы протрезвел? Боюсь, что в таком состоянии не смогу вести машину!
Даша, опустив глаза, молча открыла дверь, вошла в номер и Роберт с сильно бьющимся сердцем последовал за ней. Но, когда она подошла к телефону, чтобы сделать заказ, он мягко отобрал у нее трубку, положил на рычаг и, заключив в объятия, жарко прошептал:
— Дашенька! Моя любимая! К черту чай! На кой он нам нужен?
Со всей силой накопившейся в нем страсти Роберт стал покрывать ее лицо и шею поцелуями и, не встречая сопротивления, крепко прижав к себе, впился в приоткрытые губы. Их поцелуй длился так долго, что оба задохнулись. А когда отдышались, оба дали волю своим чувствам. Словно дожидаясь этого момента, Даша горячо отвечала на его умелые и нежные ласки и, доведя себя до страстного исступления, дрожа от нестерпимого желания и торопливо сбрасывая с себя одежду, они бросились к постели и, не расстилая, упали друг другу в объятия.
Истосковавшись по мужской ласке, Даша была необычно для себя активна. Они без устали наслаждались друг другом и, испытав полное физическое удовлетворение, оба ощутили себя счастливыми. Под утро, когда пришла пора им расстаться, Роберт, находясь на вершине блаженства, тепло произнес:
— По-моему, Дашенька, наши сердца нас не обманули. Мне никогда еще не было так хорошо. Надеюсь, что тебе тоже. Хочу, чтобы ты знала. — Он ласково притянул ее к себе. — Для меня встреча с тобой — это не эпизод! Мне хотелось бы, чтобы ты стала моей на всю жизнь. И родители об этом знают.
— Спасибо, милый, но об этом говорить рано, — благодарно взглянув, мягко ответила Даша. — Я ведь еще не разведена с мужем. И потом, ты меня очень мало знаешь.
— Я о тебе теперь уже знаю все! Во всяком случае, то, что мне было нужно, — улыбаясь, запротестовал Роберт. — А пока ты лучше познакомишься с моими домашними, твой развод состоится. Надеюсь, тебя не разыскивает Интерпол?
— С биографией, Бобби, у меня все в порядке, но ты не знаешь очень важной вещи, — не реагируя на шутку, серьезно ответила Даша. — Главной причины моего развода с мужем.
— Ну и что же это за ужасная причина? Если скажешь, что всему виной твоя ветреность, не поверю. Ты — не такая! — весело посмотрел на нее Роберт, убежденный, что не услышит ничего плохого.
— У меня, наверное, никогда не будет детей, — грустно призналась ему Даша. — Так сказали врачи, когда я потеряла ребенка.
Однако на Роберта это не произвело впечатления. На ее счастье, оказалось, что к детям он равнодушен и отцовство его не прельщает. Во всяком случае, настолько, чтобы пожертвовать любимой женщиной.
— Наша медицина, Дашенька, самая сильная в мире! Так что еще неизвестно: правы или нет ваши врачи, — тепло взглянув, беспечно произнес Роберт. — Но со мной тебе повезло. В отличие от твоего мужа я не придаю этому значения.
Он сделал небольшую паузу и, широко улыбаясь, добавил:
— Думаю, родители к нам приставать с этим не станут. Ведь, кроме меня, уже подрастают еще два производителя. Так что недостатка в потомстве не будет.
Теплое участие и преданность Роберта успокоили Дашу. Она благодарно ему улыбнулась и, приподнявшись, нежно поцеловала. Это мгновенно вызвало ответное чувство, и он заключил ее в свои мощные объятия.
Прошло еще немного времени и, примирившись с выбором старшего сына, Дашу принимали в семье Роберта уже как свою. Ее работой хозяйка была очень довольна и, поскольку на людях она свои близкие отношения с Бобби не афишировала, относилась хорошо. Тим Боровски, во всем руководствовавшийся мнением супруги, был с ней весьма любезен, отпускал комплименты и даже позволял себе немного ухаживать. Мальчики вели себя с ней вежливо. Однако, кроме старшего сына, был еще один член семьи, искренне полюбивший Дашу. Это бабушка Мэри — Мария Игнатьевна.
Новую пассию своего внука она узнала, только когда Роберт стал приводить ее в дом на уик-энды. В шумных увеселениях старая женщина участия не принимала, занимаясь с внуками или просто отсиживаясь у себя в комнатах. Когда Бобби познакомил ее с Дашей, она долгое время приглядывалась к ней издали и лишь спустя пару недель, когда у нее создалось благоприятное впечатление, сама подошла, когда та загорала возле бассейна, и без церемоний на чистом русском языке сказала:
— А ты, девушка, мне нравишься. Тебя ведь Дашуткой кличут? Меня можешь звать бабой Маней. Пойдем-ка, милая, в тенек! Охота мне с тобой поговорить.
Даша послушно встала и последовала за Марией Игнатьевной на зеленую лужайку, где под сенью густых кустов стояли два шезлонга. Они в них удобно устроились, и старушка с той же подкупающей простотой сказала:
— Расскажи мне, пожалуйста, откуда ты родом и кто твои родители. Почему с мужем разошлась? Разве вы с ним не венчаны?
Видя, что ее прямота смутила гостью, она мягко добавила:
— Ты меня прости за то, что расспрашиваю. Но ведь это я не из праздного любопытства, — объяснила, как бы оправдываясь. — По всему видно, что скоро мы с тобой станем родственницами.
В ее голосе была сердечная теплота, и Даша, почувствовав к ней доверие, так же просто ответила.
— С мужем, Петром Юсуповым, мы обвенчаны, но все равно я не прощу ему измены и того, что из-за него потеряла ребенка, — правдиво открыла она причину развода. — Фамилия родителей Волошины. Мой папа бывший военный, родом из Тверской области, а мама сибирячка, с далекого Алтая.
— Смотри-ка! По отцу мы почти земляки, — довольным голосом отозвалась Мария Игнатьевна. — Моя родня и сейчас проживает на Витебщине. Вообще-то, я тебе очень рада, Дашутка. Будет теперь с кем перемолвиться по-русски. Мой Тимоша совсем отвык говорить по-нашенски.
— Но ведь вы, баба Маня, здесь прожили почти всю жизнь! — Удивилась Даша. — Неужто до сих пор сохранили память о родине?
— Само собой, милая! Как бы здесь ни было хорошо, а все одно — чужое. И люди, и вера ихняя, — удрученно призналась Мария Игнатьевна. — Уж сколько лет среди них живу, а привыкнуть никак не могу.
— Что же в них другого? Люди как люди, — пожала плечами Даша. — Что вам в них не нравится?
Видно, Мария Игнатьевна над этим не задумывалась, ибо ответила не сразу.
— Уж очень все какие-то расчетливые. Сами по себе. На родине, как я помню, больше стоят друг за дружку. Последнее отдадут, чтобы помочь ближнему.
— Это раньше так было, — с горечью возразила Даша. — Сейчас и у нас каждый больше о себе думает.
— Не дело говоришь! — рассердилась старушка. — Просто сейчас народ там в большой нужде. Я ведь газеты читаю и телепередачи смотрю. Православная вера сохранит в наших людях широкую и добрую душу!
Она немного помолчала и приветливо посмотрела на Дашу.
— Тебе повезло, так как мне только старшему внуку удалось передать нашу доброту и широкую душу. В младших говорит материнская кровь: они даже между собой производят расчеты, — с досадой пожаловалась она. — Может, так и надо поступать в нынешней жизни, но мне, Дашутка, это претит.
— Мне тоже очень нравится в Роберте, что он не похож на большинство американцев, — призналась Даша и польстила старушке. — Видно, сказалось ваше воспитание да и русская кровь, наверное, в нем говорит.
— Дай-то вам Бог с ним счастья! — растрогалась Мария Игнатьевна. — Вы оба такие славные и очень подходите друг другу.
Анна Федоровна и Василий Савельевич Волошины уже заканчивали завтрак, когда почтальон принес международное заказное письмо. «От Даши», — в унисон подумали они, радуясь долгожданной весточке от дочери и возможности узнать, как она устроилась, работает и живет. Пока муж допивал кофе, Анна Федоровна нетерпеливо вскрыла конверт и принялись читать вслух. В письме говорилось:
«Мои дорогие мама и папа! После того как сообщила, что приступила к работе, долго ничего вам не писала, поскольку события развивались слишком стремительно, а я никак не могла разобраться в своих чувствах. Но теперь все как будто встало на свои места и пришла пора поделиться с вами ближайшими планами на будущее.
Вы знаете, в каком тяжелом состоянии я улетала в Америку, но совершилось подлинное чудо. Я ведь думала, расставаясь с Петей, что уже никогда не буду счастлива. Однако в первый же день в аэропорту встретила человека, который пробудил во мне веру в себя и вернул мне радость жизни.
Вам, конечно, интересно знать, кто он такой и откуда взялся? В коротком письме обо всем не скажешь, поэтому сообщу самое главное. Зовут его Роберт, фамилия Боровский, только пишется здесь без последней буквы. Отец у него белорус, а мать американка. Она хозяйка нашей фирмы, и Боб, так все его зовут, работает в ней директором. Поэтому встречал на аэродроме.
Он хорош собой и очень славный. Ему двадцать шесть и женат еще не был. С первой же встречи был ко мне внимателен, но не навязывался, хотя сразу было видно, что влюблен. А сейчас мы неразлучны. Роберт познакомил меня со своей семьей, и я подружилась с его русской бабушкой. Он собирается на мне жениться, но я, как понимаете, пребываю в растерянности.
Все уж слишком скоропалительно, не говоря о том, что мы с Петей еще не разведены. Конечно, после того, что пережила, мне совсем не хочется спешить с новым браком. Нам с ним надо лучше узнать друг друга, да и старое все еще сильно саднит. Роберт мне очень нравится, однако, сколь ни стараюсь, и Петю никак не могу изгнать из своего сердца. Это просто беда! Поэтому чувствую, что выходить мне за Роберта пока нельзя. Чтобы снова не ошибиться. Буду тянуть, сколько можно, но боюсь, что не выдержу. Жду вашего совета, мои дорогие! Своего ума мне явно не хватает.
Напишите, как поживаете и что у нас новенького. Желаю вам всего самого-самого доброго! Обнимаю и целую. Даша».
Пораженные таким быстрым развитием событий, родители Даши не произнесли ни слова, лишь молча обменялись красноречивыми взглядами. Наконец, у Василия Савельевича вырвалось:
— Ну и дела! Какова наша дочь? Что скажешь, мать, на это?
— А я ничуть не сомневалась, что Дашеньку сразу начнут атаковать кавалеры. Понадеялась, Васенька, что это будут не американцы, а наши богатенькие — «новые русские». Их уже там полным-полно. Вилл понакупили и на солнышке жарятся.
— И ты хотела, чтобы наша дочь вышла замуж за какого-нибудь ловкача, по которому тюрьма плачет? — возмущенно посмотрел на нее супруг.
— Дашенька за такого не пойдет! Там много и порядочных людей. Разных промышленников, деятелей искусства, — ответила Анна Федоровна. — Вот за кого хотелось бы ее выдать. Но только не за американца, — огорченно добавила она. — Тогда мы с тобой потеряем единственную дочь!
— Но разве не видишь, Аннушка, что она уже к нему неровно дышит? — озабоченно произнес Василий Савельевич. — Раз даже Петю готова забыть. А ведь как его любила! — вздохнул он с явным сожалением.
— Да уж, Васенька, это очень серьезно, — покачала головой Анна Федоровна. — Надо сделать все, чтобы помешать ей выйти за этого… Роберта. Я уже начинаю жалеть, что поддержала ее развод с Петром, — призналась она, тяжело вздохнув. — Хоть он крепко провинился, но все же хороший, свой парень.
Пригорюнившись, она немного помолчала, размышляя, и успокоительно бросила мужу:
— Ладно, давай хорошенько подумаем, что предпринять, чтобы решить нашу проблему. А пока считаю, что надо об этом сообщить Пете. Как знать, может, он ее отговорит? Ведь они еще не разведены.
— Здравствуй, Петя! Нам надо поговорить, — не так сухо, как последний раз, когда они виделись, сказала Анна Федоровна зятю, позвонив утром в его офис.
«Вряд ли насчет ускорения развода. Что-то произошло», — со слабой надеждой подумал Петр, а вслух сдержанно произнес:
— Сейчас поговорить не удастся. Я должен отъехать по неотложным делам. А днем — когда и где угодно! Но лучше это сделать не по телефону.
— Ты прав! Разговор не телефонный, — согласилась Анна Федоровна. — Может, заедешь к нам?
— Нет! Это неудобно, — отрезал Петр. — После того как Василий Савельевич, — счел нужным напомнить он, — запретил мне у вас появляться.
— Ну а что ты предлагаешь?
— Поговорим во время обеда. Тут есть один ресторанчик, где хорошо готовят, — пришла Петру в голову удачная мысль. — Я, как освобожусь, позвоню и за вами заеду. Может, и Василий Савельевич к нам присоединится?
— Было бы хорошо, но он уехал за город и связи с ним нет, — с сожалением вздохнула Анна Федоровна.
Небольшой ресторан «Капри» был уютным, славился отличной кухней и был удобен для деловых встреч. Правда, и цены в нем были астрономические, но постоянных клиентов ресторана это не смущало. Вот сюда и привез свою тещу Петр, для того чтобы поговорить по-свойски и откровенно.
— Не стоит туда заглядывать, только аппетит испортите, — шутя, предупредил он Анну Федоровну, которая по привычке потянулась к меню. — Я здесь часто бываю и знаю, чем лучше вас угостить. Как насчет шашлыка из ягненка? Он у них вчера еще бегал.
Когда принесли издающие дразнящий аромат куски нежного мяса и бутылку отличного французского вина, приступая к трапезе, Петр, подняв глаза на тещу, спросил:
— Ну и как там поживает Даша? Вы ведь о ней хотели поговорить?
— Плохие вести, Петя! — со свойственной ей прямотой призналась ему Анна Федоровна. — Иначе разве была бы я здесь?
Зять ничего не ответил, и она продолжала:
— Влюбился в нее там какой-то американец, сын хозяйки фирмы, где сейчас работает. Жениться хочет. Даша в растерянности.
— Так она же мечтает начать новую жизнь. И вы за то же, — хмуро отозвался Петр. — В чем же проблема? Он ей не очень нравится, и я, — горько пошутил, — должен ее уговорить?
— В том-то и беда, что нравится! — откровенно высказала свою заботу теща. — Этот Роберт, видно, хорош собой и наполовину русский или, там, белорус. Какая разница? — раздраженно бросила она. — Главное, что у них — серьезно!
— Ну так о чем вы беспокоитесь? — потемнев лицом, но внешне спокойно спросил Петр. — Сами же благословили Дашу на развод. Радоваться должны!
— А чему тут радоваться? — горестно вздохнула Анна Федоровна. — Ведь у меня только одна дочь! Чего хорошего, если останется жить в Америке?
Она мрачно посмотрела на зятя и резко добавила:
— Ты меня не кори! Сам виноват в том, что я поддержала Дашу, когда она решила с тобой расстаться. Кто же потерпит, чтобы так обижали дочь? Разве не ты бросил ее, неважно по какой причине, перед свадьбой? Разве не ты изменил ей с этой бандиткой? Разве не из-за тебя она потеряла ребенка и, как говорят врачи, не сможет родить?
Зная, что она права, Петр ее угрюмо слушал, и все же не выдержал.
— Допустим, все так. Заслуживаю того, чтобы Даша ушла. Но чего теперь вы от меня хотите? Бередить душу? Но мне и так тяжело. Пусть, если сможет, будет счастлива! Препятствовать ей не собираюсь.
— Хочу, чтобы ты помешал ей сделать глупость и выйти замуж за Роберта, — без обиняков открыла цель своего визита Анна Федоровна. — Этим, хоть частично, искупишь свою вину.
— Вы что же, думаете, будто Даша не знает, чего она хочет? Зачем мешаете счастью дочери? — непонимающе возразил Петр. — И как я-то могу этому воспрепятствовать?
— Представь себе! Я лучше знаю дочь, чем она сама, — удрученно объяснила ему теща. — Дашенька засохнет на чужбине. Не сможет долго жить среди американцев. Говорила, что они совсем другие люди и ей не нравятся.
Анна Федоровна требовательно посмотрела на Петра.
— Прошу тебя об одном: затяни как можно дольше развод. А лучше всего, вообще на него не соглашайся!
— Не могу этого сделать: я ей уже обещал не препятствовать, отрицательно покачал головой Петр. — И потом, Даша это расценит, как попытку ее вернуть.
— А что, разве тебе бы этого не хотелось? — проницательно взглянула ему в глаза теща. — Ведь так сильно ее любил!
— Я и сейчас ее люблю, — опустив голову, глухо произнес Петр. — Быть может, еще сильней.
Некоторое время они молча жевали. Потом Анна Федоровна, задумчиво посмотрев на зятя, спросила:
— Хотелось бы знать, Петя: почему ты связался со шлюхой, если так сильно любишь мою дочь? Чем она недостаточно хороша? Не стесняйся, говори прямо, — потребовала она. — Это важно, если еще на что-то надеешься! Та была получше в постели?
— Вообще-то да, если… хотите знать, — решив быть честным, признался Петр, опустив глаза. — Она… не лучше Даши, но… разнообразнее, что ли, — промямлил он и умолк.
— Вот в чем дело. Я так и думала. Сначала трахнул, соскучившись по сексу, а потом понравилось. Известно, шлюхи искуснее жен, — с грубоватой простотой насмешливо заключила теща. — Ну и дурные вы, мужики! Сколько же у вас из-за этого неприятностей!
Видя, что Петр недоумевающе на нее уставился, она откровенно объяснила:
— Забываете, что и жены могут быть отличными любовницами. Не надо лишь стесняться своих желаний и получше их учить уму-разуму! Да что говорить, — с досадой махнула она рукой, — чай, не маленький. Пора бы это знать.
Анна Федоровна с удовольствием допила шабли и, вытерев губы салфеткой, произнесла голосом, в котором сквозила скрытая надежда:
— Спасибо, Петя, за вкусное угощение! Барашек прямо таял во рту. Значит, договорились: развод ты затянешь, а там видно будет.
— Неужто вы думаете, что Даша может меня простить? — правильно понял ее Петр. — Не верится что-то!
— Да она давно бы простила тебя, дурачок, если бы, — теща гневно повела на него глазами, — не ваш семейный бзик с наследником княжеского рода.
— А вот тут Даша ошибается! — протестующе прервал ее Петр. — Мне она всегда была дороже всего на свете. Да и причин впадать в панику нет.
Поймав удивленный взгляд Анны Федоровны, он объяснил:
— Я узнавал у лучших специалистов: у нее еще есть возможность родить. И не пожалел бы для этого средств! А если не получится, то для моих тоже нет никакой трагедии. Наш род продолжился бы по женской линии, как у моей мамы. Да что толку об этом говорить? — добавил с досадой. — Даше уже ничего не докажешь!
— Как знать, — многозначительно взглянув на него, произнесла теща вставая. — Быть может, и удастся еще кое-что ей растолковать. Если поможет Бог!
Накануне дня выписки в палату к Виктору Степановичу Сальникову пришли отец и сын Юсуповы. Рана на руке у него уже затянулась, и он, чувствуя себя почти здоровым, снова озаботился поиском Оленьки. Связь с ним постоянно поддерживали по сотовому телефону, однако на этот раз потребовалось срочно посовещаться.
— Просто нас какой-то злой рок преследует, Витек! — пожаловался ему Михаил Юрьевич. — Вроде бы нащупали ниточки, но они завели в тупик.
— Ну, с фирмой «Здоровье» — понятно. Объявила себя банкротом, и дирекция исчезла со всеми документами в неизвестном направлении. Но неужели нельзя, — недоуменно посмотрел на своего друга и шефа Сальников, — отыскать этого американца?
— В посольстве США долго волынили, но результат получился нулевой. Как они сообщили, документы у мистера Ричардсона были подлинные, а вот место работы указано им в декларации неверно, — удрученно покачал головой Михаил Юрьевич. — Такой фирмы у них не существует. Обманул, гад!
— Но неужели его нельзя привлечь за обман? Они хотя бы адрес этого жулика сообщили? — возмутился Сальников. — Я сам туда отправлюсь и из-под земли его достану!
— Для того чтобы они нам сообщили координаты мистера Ричардсона, надо обвинить его в преступлении, а мы этого сделать не можем, — кислым тоном ответил ему Михаил Юрьевич. — Так что ты прав: ничего не остается, как начать там розыски самим.
— Погоди, Миша! А что ответили из нашего посольства в Штатах? Мы же туда запрос посылали, — спохватился Виктор Степанович. — Неужто и они нам не помогли? Он же у них визу получал.
— Они-то ответили нам быстро и на все вопросы. Я лично с ними связался по телефону, — вместо отца сообщил ему Петр. — Но этот мошенник уже больше не проживает по адресу, который указал в документах. Думаю, дядя Витя, — хмуро добавил он, — что так мы его не найдем.
Сальников бросил на него сердитый взгляд и язвительно заметил.
— Критиковать легко, а что ты предлагаешь? В Интерпол обратиться?
— В Интерпол стоило бы, но не выйдет, — серьезно ответил ему Петр. — Даже если бы обвинили Ричардсона в киднеппинге. Потребовалось бы постановление судебных органов. Поэтому придется действовать самим.
Он сделал паузу и добавил:
— А предложение у меня есть. Мы с папой и приехали к тебе, дядя Витя, чтобы его обсудить.
— Давай, Петя, я его изложу. У меня покороче выйдет, — вмешался отец. — Но сначала, Витек, объясню тебе, почему такая спешка.
Михаил Юрьевич перевел дыхание и изложил суть дела.
— Последняя зацепка, которая еще у нас осталась — это мадам Воронцова, которая, безусловно, знает много больше, чем говорит. И она собралась в отпуск, — он многозначительно взглянул на друга и помощника. — Вполне возможно, что вообще смыться хочет. Тогда наше дело — труба!
— Кажется, усек! Считаете, у меня лучше выйдет ее разговорить? — смекнул Сальников. — Но ведь раз на раз не приходится.
— Правильно ты понял! — подтвердил Михаил Юрьевич. — И сделать это надо завтра, иначе будет поздно. Сегодня хорошенько подготовишься, а с утра, как выпишут, доставим тебя прямиком к ней в детдом. Проведешь там, — пошутил он, — очередную «инспекцию».
— Мне почему-то кажется, Миша, что Воронцова должна знать кого-нибудь, кто связан с российским посредником американцев, — с задумчивым видом произнес Сальников. — Нутром это чую. Врет, что принимала детей по письмам без предварительной договоренности!
— Постарайся, Витек, расколоть эту хитрюгу, — заключил Михаил Юрьевич. — Вся наша надежда на тебя! — он наградил друга теплым взглядом. — Вот и Светочка уверена, что ты обязательно добьешься успеха. Она велела передать тебе это, — он вынул из сумки и положил на тумбочку большой пакет. — Пирожки с капустой, которые любишь.
— Поблагодари ее за меня, конечно, — смущенно произнес Сальников. — Но боюсь, что разочарую. И зачем мне столько?
— Пригодятся! У тебя завтра будет нелегкий день, — дружески улыбнулся ему Михаил Юрьевич.
Он взглянул на часы и, поскольку время для посетителей закончилось, встал. Вслед за ним поднялся и Петр.
— Ты, дядя Витя, подумай, как у нее узнать, кто связывал ее с заказчиками? — высказал он напоследок Сальникову свои соображения. — Я уверен, что это кто-то из числа ее сотрудников и близких друзей.
— Согласен, Петя! Я уже об этом подумал, — кивнул ему Виктор Степанович и, проводив до дверей, напомнил:
— Итак, жду вас завтра к десяти. Я буду уже готов!
— Ах! Это опять вы? — испуганно посмотрела Екатерина Воронцова, увидев входящего в ее кабинет Сальникова. — Как же вас пропустил охранник?
— У меня постоянный пропуск. Предъявить? — с насмешливой улыбкой достал он из кармана красную книжечку. — Тут сказано, что все обязаны оказывать мне содействие.
— Но я-то чем могу быть вам полезна? Что знала, все уже выложила, — с деланным недоумением произнесла Воронцова, лихорадочно соображая, чем грозит ей этот визит, и, спохватившись, льстиво добавила: — Вы присаживайтесь, пожалуйста!
Виктор Степанович сел на стул, вытянув ногу с протезом, и без предисловий сказал:
— Пришел получить с вас должок. Надеюсь, не забыли, кому обязаны тем, что избежали тюрьмы?
— Ну, конечно, нет! — горячо заверила его Воронцова. — Но разве мы не рассчитались, когда я помогла вам разоблачить бандитов и вернуть родителям похищенную девочку? И деньги отдала!
— Вы не помогли вернуть им вторую дочь, которую также прятали у себя, — жестко глядя в ее бегающие глаза, заявил Сальников.
— Но как же я могла помочь? — с фальшивым надрывом простонала Катерина. — Я же сказала все, что о ней знала.
— Только не надо лгать! — стукнул по столу кулаком Сальников, изображая будто пришел в ярость. — А ну выкладывай, кто был заказчиком? И не втирай мне очки про письма организаций! Кто вам платил деньги?
Он сделал паузу и, свирепо глядя на нее, предупредил:
— Не вздумай финтить! Не то быстро окажешься за решеткой.
«Придется сказать ему про Хирурга. Тот знает заказчиков, — лихорадочно соображала Воронцова. — Это он свел меня с Костей и впутал в их темные дела. Пусть и ответит за это!» А вслух с несчастным видом произнесла:
— Вот так всегда мне приходится расплачиваться за других. Я и правда не знаю, кто был заказчиком. Посредником был Пронин, но он, говорят, помер, — и видя, что визитер нахмурился, поспешно добавила: — Кроме него, только Хирург, то есть Сергей Фоменко, знал о заказчиках. Какие-то раньше имел с ними дела.
— Где его можно найти? Он по-прежнему живет у этой… как ее… Софы? — снова став вежливым, спросил Виктор Степанович. — Она, кажется, ваша подруга?
— Просто знакомая, — на всякий случай соврала Воронцова. — Хирург живет у нее, как вышел из тюрьмы. Они и раньше были знакомы. Вам дать ее адрес или телефон? — услужливо предложила она.
— Нам все о них известно, — холодно бросил Сальников. — Сейчас позвоните Софе и передадите, — приказал он, — что мне надо срочно встретиться с Фоменко. Она, наверное, на работе?
— Дома сидит. Они оба сейчас на мели, — пренебрежительно бросила Катерина и потянулась к телефону. — Наверняка кого-нибудь из них застану.
«Это мне на руку. Легче будет договориться, если без денег сидят, — подумал Сальников. — Приглашу его в офис, чтобы сразу решить все вопросы».
Софы дома не оказалось, и трубку взял Фоменко.
— Привет, Сережа! С тобой тут хотят поговорить, — коротко сообщила ему Воронцова и, поняв по тяжелому вздоху, что тот испугался, успокаивающе добавила: — Не бойся, не из ментовки.
— С вами говорят по поручению Юсупова. Он хочет предложить порядочную сумму за сведения, которыми вы обладаете, — сразу взял быка за рога Сальников. — Если сможете прибыть к двенадцати в его агентство, запишите адрес.
— Прибыть смогу. А о какой сумме идет речь? — пытаясь скрыть охватившую его радость, решил поторговаться Фоменко.
— О достаточно большой, чтобы стоило проехаться, — уклонился от прямого ответа Виктор Степанович. — На месте все узнаете!
Сергей Фоменко не заставил себя ждать. Большие часы в кабинете Михаила Юрьевича не пробили полдень, а вахтер снизу уже сообщил о его прибытии. Когда, ставший на вид еще более тощим, Хирург робко вошел к гендиректору детективного агентства, помимо хозяина, он застал там Петра и Сальникова.
— Садись, Фоменко, и внимательно выслушай наше предложение! — указал ему на стул Михаил Юрьевич. — Надеюсь, оно тебя устроит.
Подождав, когда тот займет указанное место, он деловито продолжал:
— Наша цель — узнать, кто был заказчиком, который приобрел и отправил в Америку мою вторую дочь. От тебя требуется информация о нем, а если ею не обладаешь, то сведения о тех, кому это известно. Тебе понятно?
— Все ясно. Что я буду за это иметь? — хрипло отозвался Хирург, покосившись на Петра, так как знал, кому предстоит с ним расплачиваться.
— Если дашь нам точные сведения об американском заказчике, заплатившем за ребенка, — получишь пятнадцать тысяч долларов наличными, — сухо ответил ему Петр. — Если же назовешь только тех, кто вел с ним дела и о нем знает, — то получишь втрое меньше.
Хитрый и рассудительный Фоменко ответил не сразу. Его так и подмывало самому раздобыть с помощью Власова нужные сведения и заработать, по меньшей мере, вдвое больше. «За пять штук баксов Ленчик выудит все, что нужно, у своего профессора, — мысленно прикидывал он, съедаемый алчностью. — Однако на это потребуется время».
— Я не имею точных данных об американской фирме, которая нам делает заказы, но смогу их установить в течение месяца, — наконец, не очень уверенно ответил Хирург и добавил: — Но российского посредника знаю.
— Если имеешь в виду фирму «Здоровье», то теперь можешь о ней забыть, — с иронией бросил ему Сальников. — Исчезла как дым, как утренний туман.
— И сведения нам нужны немедленно, — вмешался Михаил Юрьевич. — Ждать мы не можем!
— Вот оно что. Не знал, — обескураженно промямлил Фоменко. — Но я хорошо знаком с человеком, который или сам знает, кто является нашим американским партнером, или сможет за хорошую плату это выяснить.
— Ну и кто же этот человек? — строго произнес Михаил Юрьевич. — Только не советую, Фоменко, морочить голову. С нами шутки плохи!
— Да уж знаю, — буркнул Фоменко и, серьезно глядя ему в глаза, сообщил: — Тот, о ком говорю, — молодой хирург, кандидат наук и работает под руководством профессора, который давно уже связан с американским заказчиком.
Он сделал паузу и убежденно сказал:
— Профессор — тот еще мафиози, имеет большие связи в верхах, и браться за него бесполезно! Но вот его помощник — это другое дело. С ним вы вполне сможете договориться.
Некоторое время все молча размышляли, но затем Петр, переглянувшись с отцом и Сальниковым, предложил:
— Вы сообщаете нам данные и место работы этого человека и получаете аванс в пятьсот долларов. Остальное я вам выплачу, когда мы убедимся, что он именно тот, за кого вы его выдаете. Согласны?
Хирург торопливо закивал головой, а Михаил Юрьевич, грозно взглянув на него, предупредил:
— Не спеши радоваться! Если окажется, что ты нас обманул, то вернешь все назад как миленький!
— Напрасно сомневаетесь, я знаю, с кем имею дело, — заверил его Фоменко, доставая и протягивая записную книжку. — Вот тут все его данные. Можете их записать.
И пока Михаил Юрьевич переписывал домашний адрес и номера телефонов Власова, Хирург с жадным блеском в глазах наблюдал, как Петр, открыв свой кейс, достал оттуда пачку стодолларовых банкнот и неторопливо отсчитал ему пять вожделенных зеленых бумажек.
Хирургу пришлось долго уговаривать Леонида Власова, прежде чем тот согласился встретиться и выслушать заманчивое предложение.
— Пятнадцать штук баксов — это тебе не шуточки, Ленчик! — рьяно убеждал его старый подельник, опасаясь потерять полученный аванс, который уже начал тратить. — И ты ничем не рискуешь. Это же не менты и не налоговая полиция.
— Шеф мне этого не простит, — слабо возражал Власов, уступая желанию загрести такую завидную сумму валюты.
— Да ты никак его не подведешь! — доказывал ему Фоменко. — Потому что они не собираются предъявлять претензии и преследовать эту фирму. Им лишь надо узнать, у кого находится их дочь.
Видя, что все же не убедил своего приятеля, он усилил аргументы.
— Ну чего ты опасаешься? Если даже у Юсуповых с этой фирмой возникнет конфликт, он никак не заденет твоего шефа! Этот заказ они же не нам сделали, а покойному Коновалову. Профессора это не коснется ни с какого бока!
— Ты думаешь? — все еще колебался Власов. — Я вот всегда верил поговорке, что «жадность фраера сгубила». Боюсь, что из-за этих денег мы лишимся тех, кто нас кормит. Если выйдет скандал, они откажутся и с нами вести дела.
— А если даже так? Они же не единственные, ваши партнеры, — успокоил его Фоменко. — Не бойся, профессор найдет там новых. У них нужда в донорских органах большая. Главное, ты должен проделать все так, — хитро взглянул он на покрасневшего от внутреннего напряжения приятеля, — чтобы в случае чего шеф тебя не заподозрил. Неужели не сумеешь, Ленчик?
Вот как раз этот довод и окончательно убедил Власова. «И правда, — подумал он, — каким образом Юрий Львович меня заподозрит, если я не буду задавать об этом вопросов и вообще проявлять свой интерес? У меня и без него имеется возможность узнать, кому мы отправляли препараты. А пятнадцать тысяч баксов и в Америке большие деньги!»
— Ладно, уговорил, — вспотев от напряжения, согласно кивнул он головой. — Ты только, Серж, меня уж не выдавай! Можешь не сомневаться: отстегну тебе, не скупясь, как все получится. А я уж постараюсь провернуть это дельце так, что шеф ничего не заподозрит.
— Не бойся, Ленчик, буду нем как могила! — заверил его Хирург. — Сам знаешь, и мне мало не будет, если профессор до этого дознается.
Они распрощались, и Власов прямиком отправился к себе в лабораторию. Там, перевернув исходящую документацию, он вскоре нашел то, что хотел. Все препараты, отправляемые в США, адресовались только одному посреднику: медицинской ассоциации «Охрана здоровья нации», находящейся в Атланте. Выписав из накладных все ее реквизиты, Леонид довольно потер руки.
— Ай да я! — вслух похвалил себя. — Шустро заработал такую кучу «зеленых».
«Надо будет щедро отблагодарить Сержа, чтобы держал язык за зубами, — решил он, немного подумав. — Хотя он сам понимает, что шантажировать меня ему не с руки. И пусть поскорее свяжет меня с Юсуповыми».
Прикинув, что времени уже прошло достаточно и Фоменко успел добраться до дома, Леонид ему позвонил и не ошибся.
— У меня полный порядок, Серж! Удивлен, что так быстро? — весело сообщил, услышав его хрипловатый голос. — А это фортуна к нам благоволит! Передай Юсуповым, чтобы готовили бабки. Как думаешь, они нас не кинут?
— Не те люди! Можешь быть спокоен, — заверил приятеля Хирург. — Это для нас с тобой пятнадцать штук огромные деньги, а для Петра Юсупова — мелкие издержки. Так что раскрывай свой кошель.
— Скажи им, что я раздобыл полные данные об американском посреднике, включая все реквизиты, — самодовольным тоном произнес Власов. — Передачу предлагаю произвести в сквере у Большого театра. Они могут предложить и другой вариант, — подумав, добавил он и подчеркнул: — Но обязательно в людном месте!
— Это само собой! — понимающе отозвался Фоменко. — Там никто не посмеет устроить свалку. Значит, ты им все же не доверяешь?
— Доверяю, но береженого Бог бережет, — вполне серьезно бросил ему Власов и закончил разговор: — Позвони, как договоришься! Я на работе.
— Ну что же, теперь у нас в руках, наконец, появилась нить, ухватившись за которую, можно начать поиски Оленьки в Америке, — с надеждой в голосе сказал Михаил Юрьевич, когда вся семья собралась в квартире на Патриарших прудах, чтобы обсудить намеченный им план действий.
— Ты что же, безотлагательно туда отправишься? Один или с помощниками? — спросил зятя Степан Алексеевич.
— Нужно будет предварительно навести ряд справок и получить дополнительную информацию. После поеду я и переводчик, — ответил Михаил Юрьевич.
— А почему бы тебе не отправиться туда с Петей? И вдвоем будет легче, и переводчик не понадобится, — резонно заметила Вера Петровна. — Он неплохо владеет английским.
— С меня, бабушка, еще не сняли подписку о невыезде, — объяснил Петр. — Но скоро дело окончательно закроют, и тогда я смогу помочь папе.
— Думаю, что пока буду наводить справки здесь и в Штатах, как раз это и произойдет, — уверенно сказал Михаил Юрьевич. — Тогда Петя сможет ко мне присоединиться.
Он сделал паузу и, опережая вопросы, добавил:
— Но если волокита будет продолжаться и мне понадобится помощь, вызову Виктора Степановича, — кивнул он на скромно сидящего в сторонке Сальникова.
— Все же мне кажется, Мишенька, — несмело предложила Светлана Ивановна, — что большую помощь тебе бы могла оказать Даша. Почему бы не привлечь ее к поискам Оленьки? Она не откажется, — убежденно обвела она всех глазами. — Любит Даша своих маленьких золовок.
— Без нее обойдемся. Она уже не считает себя членом нашей семьи, — мрачно возразил ей муж. — Раз подала на развод, унизительно просить у нее помощи!
— Вот в этом ты, Михаил, не прав! — решительно вмешался профессор. — Когда речь идет о спасении ребенка, не место гордыне и личным счетам! Светочка права! Даша и думать не будет о своих обидах и сделает все, что в ее силах. Она очень хороший человек!
— Я тоже считаю, что Дарья Васильевна может нам очень помочь в поисках, и уже на этом этапе, — поддержал его Сальников. — Она неплохо освоилась в Соединенных Штатах и наведет все нужные справки намного быстрее, чем мы.
— Значит, «цель оправдывает средства»? Удобная, но порочная философия! Никогда с ней не соглашусь, — горячо возразил Михаил Юрьевич. — Это ведь все равно что просить о помощи своего врага.
— Ну какой же Дашенька враг? — с укором взглянула на зятя Вера Петровна. — Она сейчас обижена на Петю, но, как знать, может, они еще поладят?
Но гордая натура Михаила Юрьевича не мирилась с враждебным и низким, по его мнению, поступком снохи.
— А кто же она нам, если бросила Петю в таком тяжелом положении? Когда находился в тюрьме, когда его обвиняли в убийстве! — гневно произнес он. — Жены декабристов шли за ними на каторгу, а она поспешила начать новую жизнь.
— Но согласись, Миша: у нее ведь были причины для глубокой обиды на мужа, — попытался защитить Дашу старый профессор. — А декабристов считали героями и мучениками.
— Уверен, что и Даша не поверила, что ее муж убийца. И вряд ли в семьях декабристов все было так уж гладко, — горячо возразил ему зять. — Но хорошие, верные жены способны на прощение, помнят клятву, данную ими перед венцом, и не бросят мужа в беде!
Михаил Юрьевич перевел дыхание и твердо заключил:
— Давайте закроем этот вопрос. У нас сейчас наметился план, который и без ее помощи приведет к успеху. Витек, — кивнул он Сальникову, — расскажи всем о том, что мы задумали!
Все взоры обратились на Виктора Степановича, и он, не мешкая, сообщил:
— Как только узнали, что Оленьку у нашего обанкротившегося посредника приобрела американская ассоциация «Охрана здоровья нации», мы первым же делом навели о ней справки и выяснили: такая фирма действительно существует! Более того, — довольным тоном добавил он, — нам удалось установить, что среди сотрудников этой фирмы есть человек но фамилии Ричардсон.
— Это тот американец, который увез тогда Оленьку? — вырвалось у Светланы Ивановны. — Надо его найти, и мы все узнаем!
— Конечно, Светочка! Мы этим и занимаемся, — вмешался Михаил Юрьевич. — Продолжай, Витек, — бросил он Сальникову. — Скажи самое главное!
— Наш ближайший план таков, — продолжал тот. — Ждем получения справок о руководстве этой фирмы и персонально о Ричардсоне. Ведь это может оказаться однофамилец, хотя вряд ли, — успокаивающе взглянул на Светлану Ивановну. — После этого готовим все необходимые документы, с которыми Миша должен обратиться в эту фирму, когда прилетит в Штаты.
— Но почему вы думаете, что эти мошенники вам все откроют? — усомнился старый профессор. — Они постараются спрятать концы в воду!
Виктор Степанович бросил на него лукавый взгляд и с усмешкой ответил:
— Мы не так просты, как вам кажется. Миша отправится к ним под видом предприимчивого дельца, предлагающего свои услуги. Сейчас готовим нужные документы. Всю необходимую нам информацию, разумеется, будем собирать исподволь, чтобы нас раньше времени никто не заподозрил.
— Вот, пожалуй, и все, что мы пока можем вам сообщить, — решив закончить разговор на эту тему, объявил Михаил Юрьевич. — Не пора ли уже нам немного подкрепиться, — вопросительно посмотрел он на женщин, — и, главное, выпить за столь желанный успех?
На следующий день, ближе к обеду, к Петру в офис позвонила мать.
— Ты не мог бы заехать? Мне нужно с тобой поговорить. Заодно покормлю, — предложила Светлана Ивановна. — Нам никто не помешает.
— А где Наденька? И разве папа не приедет обедать? — удивился Петр.
— У папы деловая встреча, а твою сестричку с утра увезли на дачу, — объяснила ему мать. — Мы с тобой пообедаем вдвоем.
«Наверное, разговор пойдет о Даше, — сообразил Петр. — Интересно, что мама хочет сказать?» Он быстро прикинул в уме, что у него запланировано на полдень и, убедившись в отсутствии препятствий, коротко ответил:
— Хорошо, мамочка, приеду. Привезти что-нибудь вкусное?
— У меня все есть, — заверила его Светлана Ивановна и добавила: — Постарайся приехать не позже двух, а то вечером могут зайти коллеги из театра.
Покончив с наиболее важными служебными делами, Петр отправился на Патриаршие пруды и, к удовольствию матери, прибыл в назначенное время.
— Мой руки и садись за стол, — бросила она ему, выглянув из кухни. — За обедом и поговорим.
Вера Петровна, славившаяся своей стряпней, научила и свою дочь неплохо готовить. На столе красовались салат с крабами и заливной карп — те блюда, которые у нее получались лучше других и которые, как она знала, сын больше всего любил.
— Ты хоть и обедаешь в лучших ресторанах, но такого там не найдешь, — с довольным видом сказала Светлана Ивановна, когда Петр уселся на привычное с детства место у окна. — Ведь у карпа нужно все косточки вытащить, а им лень. Думаю, не откажешься принять немножко для аппетита, — улыбнулась она, ставя на стол графинчик с домашней настойкой. — Не на своей же приехал?
— За рулем водитель. Но один пить не буду, — тоже с улыбкой ответил Петр.
— Ладно, поддержу, — весело согласилась мать. — Я вообще стала вести себя предосудительно. Вот решила пойти против мнения мужа.
Видя, что сын глядит на нее с недоумением, Светлана Ивановна объяснила:
— Ты, Петя, привык к тому, что я всегда и во всем поддерживаю папу. Делаю это, поскольку, сам знаешь, какой он у нас умный и благородный, никогда не идет на сделку с совестью. Но на этот раз я с ним не согласна!
Петр удивленно молчал, и она, налив ему и себе по рюмочке ароматной настойки, продолжала:
— Папа, как всегда, рассуждает правильно. Согласно своим принципам. Но сердце мне подсказывает, — печально взглянула на сына, — что по отношению к Даше он не прав. Хочу знать, что думаешь ты?
— И я думаю так же, — с подавленным видом признался матери Петр. — Папа осуждает ее, не зная всего, что случилось. Он не ведает, в чем истинная причина, по которой Даша подала на развод.
— Он знает, что ты ей изменил. Не могу понять, как ты мог совершить такое? — невесело произнесла Светлана Ивановна. — Папа считает, что это можно простить, хотя я иного мнения.
«Стоит ли ей знать всю правду? Что это даст? — мысленно колебался Петр, но его честная натура взяла верх. — Открою все как есть, чтобы не обманывалась!» — решил он и, потупившись, сказал:
— Думаю, Даша мне это простила бы, мама. Но вот то, что произошло потом, намного хуже. Из-за этого она решила от меня уйти!
— А что произошло потом? — с округлившимися глазами испуганно спросила Светлана Ивановна. — Неужто ты еще чего-нибудь натворил?
Нет, мамочка, это был удар судьбы! — подавленно объяснил Петр. — После выкидыша врачи объявили Даше, что она не сможет иметь детей.
Светлана Ивановна была поражена и сразу как-то сникла.
— Так вот оно в чем дело, — печально произнесла она, своим чутким сердцем осознав беду, постигшую невестку, и глубину ее горя. — Утешить ты ее, конечно, не смог?
— Я пытался, но все было бесполезно, — с безнадежным видом ответил Петр. — Даша ведь знает, как папа мечтает о продолжении своего рода, и считает, что он не примирится, если у нас не будет детей.
Возникло напряженное молчание, поскольку Светлана Ивановна теперь уже ясно сознавала всю тяжесть сложившейся ситуации и ее безысходность.
— Хочу, чтобы ты знала, мама, — нарушив затянувшееся молчание, признался Петр. — Несмотря ни на что, я продолжаю любить Дашу и во всем происшедшем виню только себя! Не думаю, что буду счастлив с другой женщиной.
Светлана Ивановна не ответила, и он добавил:
— Ты понимаешь, что Даша права. С папой возникнет проблема, если она не сможет родить. Но ведь не я один могу продлить наш род? Это сделают Оленька и Надя. А Оленьку мы найдем, не сомневайся!
— Может, ты и верно рассуждаешь, Петенька, — выйдя, наконец, из задумчивого состояния, откликнулась Светлана Ивановна, — однако папа вряд ли примирится с отсутствием наследника по мужской линии. Но я теперь твердо знаю одно: осуждать Дашеньку он не имеет права! Она ни в чем не виновата.
— Вот и я так считаю! Ну сама подумай: а что было бы, если у вас с папой родились одни дочки? Он ведь не бросил бы тебя из-за этого?
Мать и сын обменялись понимающим взглядом. Они были единодушны в оценке происшедшего и своем отношении к Даше.
После долгого перерыва Даша получила сразу два письма. Одно было от матери. В нем Анна Федоровна писала:
«Дорогая доченька! Мы с папой были очень рады твоей весточке, и особенно тому, что ты откровенно написала нам о своих переживаниях. С кем же еще ими поделиться, как не с самыми близкими людьми?
Известие о том, что у тебя новое увлечение, а быть может, и новая любовь, с одной стороны, нас, конечно, порадовало, но, с другой — все же озаботило. Радует, что это придаст тебе уверенности в своих силах и способности найти новое счастье. А огорчает, ты уж прости мать за откровенность, твоя поспешность и готовность броситься в объятия первого встретившегося достойного парня.
Не знаю, Дашенька, как далеко зашли ваши отношения, но мой материнский долг — напомнить тебе простую истину, о которой ты вполне можешь забыть в угаре горячих чувств. Я имею в виду достоинство и порядочность, которые должна сохранить женщина, если хочет, чтобы ее уважали. Не забывай, что ты венчана в церкви и пока еще не разведена! Если этот Боб тебя по-настоящему любит, то обождет, пока не станешь свободной.
Очень тревожит нас с папой и другое. Ты ведь сама нелестно отзывалась об американцах. Мы верим, что этот парень не такой, как они все, тем более в нем отчасти наша кровь. Но неужели, доченька, ты и вправду хочешь всю жизнь провести вдали от нас, от своей родины? Почему так низко себя ценишь? Ведь тебе мало равных и у себя дома! Почему считаешь, что, если разлюбила Петю, не найдешь свое счастье здесь, на родной земле?
Кстати, о Пете. Так получилось, что мы с ним встретились и поговорили. Он не собирается препятствовать разводу и твоему новому счастью. Но сказал, что любит тебя по-прежнему и во всем винит только себя. Говорит, что консультировался с лучшими специалистами, и они считают, будто твои дела не безнадежны, и он готов сделать для тебя все, если захочешь. Само собой, как и ожидалось, все обвинения с него уже сняты.
Подумай обо всем хорошенько, доченька! Ты ведь у нас умница. Главное, не сделай ошибки, оставшись жить на чужбине! Мы надеемся, что пребывание там — это временная работа, пока не восстановишь душевное равновесие. Все в нас противится тому, чтобы ты стала американкой.
В нашей жизни никаких перемен. Все мысли только о тебе. Желаем здоровья и всего самого доброго. Мама».
Чувства родителей, откровенно высказанные матерью, и их нежелание, чтобы дочь прочно связала свою жизнь с Америкой, были вполне предсказуемы и не вызвали у Даши удивления. Что ее поразило, то это перемена, происшедшая у Анны Федоровны по отношению к Петру. «Надо же! Неужели мама ему все простила? Наверное, это потому, что для нее он все же свой, а Роберт — чужак. Боится, и справедливо, что не вернусь в Россию. Интересно: что Пете сказали врачи?» — подумала она и впервые поймала себя на том, что рассуждает о муже без озлобления и обиды.
Второе письмо было написано Светланой Ивановной. В нем говорилось:
«Дашенька! Несмотря на то дурное, что произошло у вас с Петей, и твой скоропалительный отъезд в далекую Америку, я все еще считаю тебя женой своего сына. И буду считать до тех пор, пока вас не разведет суд! Казню себя за то, что слишком много внимания уделяла искусству в ущерб семье. Если бы не это, удалось бы избежать многих несчастий, в том числе и вашего разлада.
Пишу тебе, так как только вчера узнала от Пети о приговоре врачей и поняла причину твоего безнадежного отчаяния. И хотя теперь я полностью на твоей стороне, все же считаю, что ты роковым образом ошибаешься насчет моего сына. Он такой же мужественный и благородный, как отец, а Михаил Юрьевич, как бы ни мечтал о наследнике, не оставил бы меня, если бы Господь лишил материнства!
Ты, конечно, сразу скажешь: а как же с этим вяжется его измена? Нисколько не оправдывая сына, поскольку поступила бы так же, как ты, лишь могу, зная его, объяснить. К этому его толкнула уязвленная гордость, когда он счел, что ты им пренебрегаешь. Ну и, разумеется, физический голод. Это — проявление слабости с его стороны, но нужно все же учесть состояние нервного стресса, в котором находился Петя в связи с похищением сестер. Такое, он говорит, никогда с ним не повторится, и я ему верю.
Однако пишу тебе, Дашенька, не для того, чтобы оправдывать сына, хотя, чего скрывать: буду очень рада, если вы помиритесь. Ты знаешь главную мою заботу: мы все еще не нашли Оленьку. Вот и решилась попросить тебя нам помочь. С трудом удалось выяснить, что за нее уплатила посредническая фирма „Охрана здоровья нации“, находящаяся в Атланте. А увез дочку сотрудник этой фирмы некий Ричардсон. Если бы ты сумела побыстрее узнать их подробные данные: адреса там и прочее, это бы сильно продвинуло поиски.
Мне почему-то кажется, Дашенька, что не откажешь. Чтобы там ни было, но я не могу относиться к тебе, как к чужой. И не верю, что такая большая любовь, как у вас с Петей, может враз кончиться! Поэтому буду ждать ответа.
С пожеланием здоровья и успехов, твоя свекровь».
Письма, особенно второе, всколыхнули в Даше противоречивые чувства. Не то чтобы она ощутила сожаление о том, что порвала с Петром. Слишком свежи были обида и боль от потери ребенка, о котором она так мечтала. Но все же ей были приятны аргументы матери и свекрови, которые оправдывали мужа, и боль становилась уже не такой острой.
Ведь мама права: мне надо справиться со своей слабостью и отказаться от близости с Бобби, пока не оформлю развод, — подумав, решила Даша. — Ему это не понравится, но будь, что будет! Пусть уж лучше поможет мне выполнить просьбу Светланы Ивановны. Вот на что я потрачу все свободное время.
Не прошло и двух недель, как Светлане Ивановне пришло от Даши ответное письмо. В нем говорилось:
«Дорогая Светлана Ивановна! Спасибо за теплые слова и участие. Но прошу вас наших отношений с Петей не затрагивать. Слишком сильна еще эта боль, и необходимо время, чтобы она утихла. Ни к чему вам волноваться из-за этого, когда столько горя испытываете в связи с поисками Оленьки!
Можете не сомневаться: со своей стороны я сделаю все, что только в моих силах, чтобы помочь вам поскорее ее найти и вернуть домой. Ваша просьба уже мной выполнена. С помощью местных друзей удалось получить интересующие вас сведения, и ниже я их сообщаю.
Фирма, проворачивающая дела под вывеской Американской ассоциации по „Охране здоровья нации“, на самом деле является небольшим маклерским бюро с сомнительным происхождением капитала. Возглавляющий его мистер Маркус Донован, делец с криминальным прошлым, в настоящее время отбывает срок в тюрьме штата за неуплату налогов. Адрес офиса этой фирмы, имена всех членов правления, их должности и телефоны приведены в приложении к письму. Там же домашний адрес и телефон мистера Джеймса Ричардсона, который является менеджером фирмы и проживает в Атланте.
Если смогу еще в чем-нибудь быть полезна, то напишите или сообщите мне по телефону. Адрес гостиницы, где я проживаю, и номер моего телефона указан на почтовом конверте. Так что пишите мне и звоните, если потребуется!
Желаю всем сердцем, чтобы нервотрепка из-за Оленьки поскорее кончилась, и все благополучно завершилось! Даша».
Письмо доставили утром, когда Михаил Юрьевич еще не успел отправиться на работу. Быстро прочитав его, Светлана Ивановна с радостной улыбкой тут же передала мужу.
— Это от Даши. Прости меня, Миша, что я ей написала, но сердце подсказало: она нам поможет!
— Ты все же поступила по-своему. Недостает тебе, Света, чувства гордости, — недовольно поморщился Михаил Юрьевич, разворачивая письмо, но по мере чтения его лицо разгладилось. — Ну она и молодчага! Это то, что нам надо! — невольно вырвалось у него. — Теперь можно, не откладывая туда двигать!
Он перевел дыхание и возбужденно объявил жене:
— Сегодня же закруглю свои дела в агентстве и закажу два билета в Штаты. Паспорта с визами готовы, а на сборы потребуется не более трех дней.
— Но тебе же надо еще подготовить письма в адрес этой фирмы, — усомнилась Светлана Ивановна. — Разве успеешь?
— А Витек уже все, что надо, сделал. Оставалось лишь указать на документах, кому адресованы. Теперь же, — потряс он письмом, — благодаря Дашеньке мы их можем окончательно оформить.
«Похоже, Миша, оттаял и благодарен ей за помощь, — обрадованно отметила в уме Светлана Ивановна. — Это очень хорошо! Ведь ему, кроме Даши, не на кого там опереться».
— Вот видишь, дорогой, она нам не чужая. Сразу откликнулась и сделала, что могла. Будь к ней справедлив! — напомнила она ему. — Ведь Дашенька потеряла ребенка, помогая спасти наших девочек.
Она перевела дыхание и горячо попросила мужа:
— Ты, Мишенька, не пренебрегай ее помощью. Пока не приедет Петя, она во многом сможет тебе пособить. Особенно если попадешь в беду! Нужно поступиться гордостью, когда на карту поставлена судьба Оленьки и наше счастье! Тогда Бог нам поможет.
По их посветлевшим лицам было видно, что полученная возможность приступить, наконец, к энергичным действиям по спасению дочери, вызвала у обоих прилив новых душевных сил. Они понимали, как тяжело придется в далекой и чужой стране Михаилу Юрьевичу, но трудности не пугали, и их сердца были полны решимости преодолеть любые преграды и испытания, которые пошлет непредсказуемая судьба.