Пролог

Пролог

Никогда не говорите «никогда».

Всегда можно начать всё сначала.

Клемент Матье.

 

…никогда — то самое слово,

которое слушает Бог,

если хочет посмеяться.

Стивен Кинг.

Более пятнадцати лет назад…

Девушка с остервенением намыливала лицо мылом и смывала свой макияж. Она с силой терла лицо, словно к ней прилипло что-то липкое и мерзкое. Черный карандаш и темные тени на глазах, черная помада на губах размазались по ее лицу. Она ополоснула лицо водой и вся ее «красота» утекала вместе с водой, оставляя после себя грязные разводы на белой раковине. Слезы душили ее изнутри, но она не собиралась сдаваться. Девушка гневно смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь что-то рассмотреть в себе. Изъяны? Недостатки? Покачала головой и вытерла невидимые слезы.

«Никогда! Больше никогда ты не увидишь моих слез!» ‒ мысленно проговорила она ему и себе. Затем взяла ножницы и пропустила свои длинные темные волосы сквозь пальцы. И в следующую секунду она сжимала пряди в ладони и кромсала их, безжалостно и без единой капли сожаления. Отрезанные черные локоны в полнейшем беспорядке валялись на светлом кафельном полу вокруг ног девушки. Закончив истязать волосы, девушка изучала новую себя. И не удержалась, со всей силой ударила по зеркалу. Послышался звон бьющего стекла. Осколки разлетелись в разные стороны. Сразу за этим послышались глухие удары о дверь, и вскоре она поддалась и распахнулась, с глухим ударом отскочив  от стены. Мужчина вбежал в ванную комнату и сгреб девушку в свои объятия. Они в обнимку осели на пол, не замечая, как впиваются в их кожу осколки. «Все будет хорошо. Все пройдет. Я с тобой», ‒ он гладил ее по коротким волосам и шептал слова, успокаивая девушку…

 

Дорогие читатели! Кто только начинает знакомство с моими историями, хочется сообщить, что у меня новинка! Ссылка на нее есть в аннотации к этой книге, стоит лишь нажать на значок НОВИНКА. Буду рада, если оцените и её)) она также жаждет вашего внимания)) Также и здесь оставляю ссылку на нее)) 
https://litnet.com/ru/reader/palitra-lyubvi-b223385?c=2058842&p=1  
Спасибо всем! 

Глава 1

Если у тебя получилось обмануть человека,

это не значит, что он дурак,

это значит, что тебе доверяли больше,

чем ты этого заслуживаешь…

В.М.Шукшин

 

 

Глава 1

В наши дни…

‒Черный король был не в настроении уже который день подряд. Он злился на всех: на знать, что окружала его, как гончие добычу, на своих подданных, которые боялись в глаза ему смотреть, и главное, на самого себя. Он понимал, что его сердце с каждым днем черствеет, что его душа все время меняет свой цвет на более темный и отталкивающий. Из-за этого его характер стал невыносимый. Король мог обвинить невиновного ни за что и в качестве наказания назначить удары плетьми. Бедные люди, видя безрассудство своего короля, перестали обращаться к нему за помощью и делиться своими бедами. Раньше их король внимательно слушал свой народ, старался быть ближе к ним, но все поменялось. Теперь он считался узурпатором и деспотом. Он и сам видел, как его начала бояться вся титулованная знать, после того, как он отправил одного князя на ссылку в глубинку. При короле они старались держаться и сохранять спокойный вид, но стоило ему отвернуться, как они начинали перешептываться.

Черный король и сам знал, что он меняется, но ничего не мог с этим поделать. У него остались считанные дни, чтобы найти ту самую, что очистит его душу и заставит его сердце цвести.

‒А он найдет свою королеву? ‒ тоненький голосок перебил девушку, что читала сказку.

‒Тссс!.. Нельзя задавать вопросы, пока я не дочитаю сказку. Слушай дальше, ‒ ласковый женский голос успокоил ребенка и продолжил чтение.

‒Ведьма, что прокляла его, дала ему месяц на поиски. У Черного короля оставалось еще семь дней. Всего семь дней, чтобы найти любовь…

И в один прекрасный день король переоделся простым крестьянином и пошел гулять по городу. Так он попал на базар, где каждый старался перекричать другого, чтобы продать свой товар. Среди всего этого балагана король заметил худенькую девушку, что стояла на самом краю товарного ряда и не смела даже голоса своего подать. Перед ней на куске ткани были разложены амулеты, скорее всего, сделанные вручную. И она была прекраснее всех на свете. Король залюбовался ею и понял, что она может стать той самой, про которую говорила ему злая ведьма в пророчестве, если она сможет полюбить его в ответ.

Торговля шла полным ходом. Только люди проходили мимо девушки, не замечая ее. Девушка переминалась с ноги на ногу, понимая, что домой она уйдет с пустыми руками. В душе Черного короля закипала ярость, он хотел наказать всех, кто смел игнорировать девушку, но понимал, что его никто не воспримет всерьез в таком виде. Король двинулся в сторону девушки. Она испугалась, не ожидая, что кто-то к ней подойдет. Король заговорил первым, приглашая девушку во дворец. Он объяснил это тем, что в их короля вселились злые духи и ему так необходимы ее амулеты, чтобы спасти его, ‒ девушка, что читала сказку, аккуратно закрыла книгу и вздохнула.

‒Она согласилась спасти Черного короля? ‒ спросил детский голос.

‒Об этом мы узнаем завтра, а на сегодня все. Закрываем глазки и засыпаем, ‒ девушка погладила детскую головку, взъерошив той волосы, и поцеловала в лобик. ‒ Пусть тебе приснится самый прекрасный сон, где ты катаешься на лошадке и встречаешь своего принца.

Девочка, лежащая под одеялом, заворочалась и захихикала, пряча свое лицо.

‒А тебе пусть приснится, что ты стал самым храбрым рыцарем в королевстве,, ‒ она повернулась к соседней кроватке и проделала те же самые процессы: погладила по голове, на этот раз мальчика, и поцеловала в лоб, ‒ и помогаешь принцу спасать свою сестренку.

‒А ты будешь нашей королевой? ‒ почти хором спросили два маленьких человечка.

Девушка отвернулась, делая вид, что поправляет книги на полке, а сама постаралась незаметно смахнуть слезинки, что предательски скатились по ее щеке, чтобы этого не заметили две пары пытливых глаз. Она быстро взяла себя в свои руки и с улыбкой на лице повернулась к детям.

‒Вот если прямо сейчас вы не закроете свои любопытные глазки, то вместо королевы я стану той самой злой ведьмой, что заколдовала Черного короля, и приду за вами. Тогда вы не сможете найти своих маму и папу, ‒ для большего устрашения девушка заговорила другим голосом, подняла руки и сделала вид, что хочет на них напасть.

Но дети разгадали ее и вместо того, чтобы испугаться, захихикали пуще прежнего и попытались спрятаться под одеялами. Девушка пощекотала вначале одного, потом переключилась на второго ребенка.

‒Все, спите, а мне пора, ‒ она заново расцеловала детей и зашагала к двери, но не ушла, а замерла около открытой двери. ‒ Панда раз, и панда два…

‒Мы ‒ команда: ты и я, ‒ за нее продолжили дети.

‒Спокойной ночи, я люблю вас, ‒ и она прикрыла дверь.

‒И мы тебя любим, ‒ также хором ответили дети. ‒ Мама…

Последнее слово каждый из них прошептал еле слышно, затаив детское дыхание и заставив свое маленькое сердечко перестать биться всего лишь на миг, чтобы оставить втайне то, что они считали своей самой главной мечтой в их жизни. Они верили, верили с улыбкой на лице, что она обязательно сбудется. И из-за этого мысли двоих маленьких людей, так рано ставших ненужными никому, были далеко от сна.

Глава 1.1

Глава 1.1

Ева

‒Ева Александровна, к вам опять та женщина, ‒ ординатор Оля просунула голову через приоткрытую дверь и смотрела на меня пытливо и немного виновато, ожидая моего ответа.

Рабочий день давно закончился, только на моем столе копилось и покрывалось пылью столько дел, на которые нужно было написать отчет, но мне катастрофически не хватало времени. Нам всем приходилось засиживаться вот так допоздна, чтобы удовлетворить требования чиновников из министерства, которые были весьма далеки от реального положения дел на самом деле. Они присылали нам свои указы всё с новыми и новыми требованиями, которые мы должны были выполнять неукоснительно. Взглянула на часы, которые я носила с тех самых пор, как отец застегнул их на моей руке в честь значимой только для меня даты. «Смотри на них и знай одно, что они всегда идут только вперед» ‒ сказал он потом.

Стрелки показывали почти десять минут девятого. Засиделась я, однако.

‒Оля, ты знаешь мои правила. Надеюсь, не нужно их тебе повторно  напоминать? Не первый же день работаешь. Я не общаюсь с родителями своих пациентов, ни бывших, ни настоящих, ни будущих, если нет на то особых причин и срочной надобности, ‒ отчеканила я свою позицию. Вот  закончу начатый отчет по этому пациенту и домой.

‒Просто она приходит уже почти месяц, каждый день, ни один не пропустила. Сегодня вообще расплакалась и отказалась уходить, пока вы не выйдете и не поговорите с ней. Даже старшая медсестра не понимает, как поступить в данной ситуации. Выгнать рука у них не поднимается, все-таки пожилая женщина. Меня саму так вообще совесть потом замучает, ‒ девушка виновато опустила голову, ожидая от меня словесной трепки.

Я обреченно вздохнула. Вот из-за таких вот случаев я и отказалась встречаться с родителями своих подопечных. Без надобности. Они сперва нагло добиваются моего согласия на осмотр или лечение, пренебрегая всеми правилами, которые существуют. Затем начинали отмалчиваться и врать. Родители всегда не договаривали правду, обманывали. Смотрели в глаза врачу, которому доверяли жизнь своего ребенка, и врали, ни капельки не краснея, не понимая до конца, что это может привести к фатальной ошибке. Когда их ловили на лжи, то они нападали первыми, обвиняя нас во всех грехах. Ведь виноваты все вокруг, кроме самих…

Я больше верила анализам, а также анамнезу, который собирала сама или поручала интерну. Поэтому каждый год в отделении детской хирургии появлялся молодой ординатор, или молодая, как попадется, мозолящий глаза мне и всем остальным. Ему или ей я доверяла общение с родителями. Мне их хватало и за глаза…

Задумалась и потеряла драгоценные минуты, которые могла потратить на написание отчета о проведенной операции. Давно бы закончила уже. Интерн до сих пор находился в кабинете, терпеливо ожидая моего вердикта.

‒Пусть ждет или обращается в приемный покой. Я не собираюсь идти у них на поводу, ‒ Сколько их таких, которым всегда что-то от меня надо? Я нахмурилась, вспоминая особо отличившихся «больных».

Мне уже за тридцать, практикуюсь несколько лет и считаюсь одним из лучших детских хирургов, пусть наша больница и не находится в главной столице. Это не мешает и столичным приезжать в наш город. Я сама решила работать в этом тихом и спокойном городке после многих лет учебы, прохождения интернатуры и ординатуры, пару лет попрактиковавшись у лучших хирургов нашей страны. Начиная с того времени, когда я выбрала специализацию детская хирургия, мне пророчили неплохое будущее. Красотой я не блистала, но и уродиной не была, мозги мои были на месте, хотя в одно время я их чуть было не потеряла, на свидания не бегала, а упорства у меня хватало лихвой. После окончания школы учеба для меня была на первом месте. Я не вылезала из библиотеки, бегала по многочисленным семинарам, выписывала кучу медицинских журналов. Свою будущую специализацию я выбрала сразу, как только узнала о поступлении в медицинский институт. После окончания первого курса устроилась ночной медсестрой в отделение детской хирургии в одну из лучших клиник, спасибо папе, помогал во всем, подключая все свои имеющиеся связи. Не высыпала, не доедала, но к своей цели шла упорно, не используя фамилию отца. Всем говорила, что просто однофамильцы. Правда, в общежитии жить отказалась, да и папа был против. В своей группе нашлась еще одна девушка, интересовавшаяся только учебой. Она приехала из какой-то глубинки, золотая медалистка. Познакомилась с ней поближе и предложила ей жить в квартире вместе, в обмен на еду, точнее за ее готовку. Я плачу за съем жилья, покупаю продукты, благо в деньгах я не испытывала стеснения. К моему предложению она отнеслась настороженно, чуть ли повертев у виска. Но мои доводы ее убедили, да и отец помог в переговорах.

В общежитии жили по три, даже по четыре человека. Шум и гам были постоянными сопровождающими, многие даже имели время на редкие вечеринки. Учиться в такой атмосфере можно, но и свихнуться недалеко. Многие девушки не отказывались от свиданий, от многочасовых подготовок к нему. Я еще исключила и постоянную болтовню между соседками, пустая трата времени на обсуждение парней и прочей чепухи. Лена ломалась недолго, а знакомство с моим отцом отмело все ее сомнения. Папа военный мог охмурить кого угодно.

Отодвинула от себя клавиатуру компьютера и помассировала виски. Голова разболелась, словно глухие удары молотка отбивали в ней свой собственный ритм. К черту всю эту писанину! Завтра с утра приеду пораньше и допишу.

В кабинете врачей интерна уже не было. И все остальные хирурги либо были на операции, либо уже уехали домой, либо распивали чаи с молоденькими медсестрами или интернами. Холостых мужиков в нашей профессии было навалом. И не только мужчин. Даже если взять в пример меня. Я не собиралась связывать свою жизнь с кем-то. Мне хватало и работы. Поклонники были, но я отказывала всем, не желая рушить налаженный режим, который я строила годами. Работа для меня была всем, приносила мне удовольствие, с трудом выносила лишь бумажную волокиту, ведь каждый год к имеющемуся списку документов добавлялась еще пару строк. Врачам клиник, кроме как заполнением бумажек, заниматься же больше нечем.

Глава 1.2

Глава 1.2

Ева

Я улыбнулась и вышла на прохладный осенний воздух. Вокруг витал запах предстоящего снега, который все никак не хотел обелить землю. Зашагала по тротуару усыпанными листьями, делая круг вокруг больницы, чтобы дойти до парковки. Такие прогулки, хоть и донельзя короткие, успокаивали и прибавляли сил.

Я любила зиму, она не умела врать, все ее огрехи видны были сразу, но пыталась. Она смела «обманывать» во благо, пряча всю грязь осени под своим белоснежным ковром.

‒Стойте! Ева Александровна, стойте! ‒ от любования природой меня отвлек отчаянный женский крик. ‒Подождите!

Я обернулась, ко мне не то бежала, не то ковыляла пожилая женщина. Вспомнила слова интерна Лены про посетителя. Нашла все-таки. Как они все не поймут, что я не могу поставить диагноз и назначить лечение, не увидев пациента. Женщина едва успела дойти до меня, как я выложила ей все, как есть.

‒Послушайте, женщина, я не ясновидящая, и не могу судить о состоянии вашего ребенка через километры расстояния. Будьте так добры, чтобы заглянуть на прием к своему участковому хирургу, если у него возникнут сомнения, он даст вам направление к вам. Всего доброго! ‒ такие люди меня раздражали сильнее всего. Наш главврач относил их к категории «яжемать», которая стала так популярна в наши дни, и просил, точнее в приказной форме требовал от нас лебезить перед ними, чтобы избежать всяческих конфликтов. Иначе к нам сразу направляли человека с проверкой. И тогда начиналось, что даже не хочется вспоминать… Но мне сегодня не хотелось ни перед кем прогибаться. Усталость взяла свое, перетекая в раздражение.

‒Ева Александровна! Будьте человеком! Спасите моего внука! Он умирает, ‒ выдох женщины заставил меня замереть на месте, будто невысокие каблуки моих сапог были вбиты гвоздями в бетонную плитку. ‒ Моя дочь убивает своего сына, не хочет обращаться к врачам, говорит, что в больницах сидят одни  недоучки. Простите, это ее слова.

Она наклонилась вперед, пытаясь отдышаться после пробежки за мной. В таком возрасте ей надо сидеть дома и вязать варежки-носочки для своих внуков, а не участвовать в спринтерских забегах.

‒Как к вам обращаться? ‒ мысли кружились в хаотичном порядке, остерегая меня не ввязываться в чужие семейные дела, ведь для меня это всегда заканчивается одним и тем же. Виноватой во всем окажусь я.

‒Тамара Васильевна я, бабушка Ванечки, ‒ при упоминании внука ее глаза загорелись теплотой и нежностью. ‒ Он вся моя жизнь и надежда на будщее.

‒Тамара Васильевна, я не могу вмешиваться в ваши семейные разборки, хочет или не хочет ваша дочь обследовать своего сына – это ее право решать. Я не могу вмешиваться. У меня нет на это никаких прав. Законы запрещают. Ваша дочь сама по собственному желанию должна обратиться за медицинской помощью. Если с вашим внуком действительно не все в порядке, то это должен был заметить ваш участковый педиатр и дать вам направление к соответствующему врачу. На самый крайний случай, вызывайте скорую, тяжелые или экстренные случаи они привозят к нам. А теперь, извините, меня ждут дома, ‒ я пожала руку женщине, стараясь не смотреть ей в глаза.

Я не мог ей помочь, если только она не приведет своего внука прямиком к нам или же не приедут на скорой. Мы не участковые врачи, прикрепленные за определенными домами, и не ведем простой прием больных, выслушивая их жалобы. К нам приходят те, которые уже знают свой диагноз, или отправляют сложные неопределенные случаи по направлению.

‒Вот, возьмите это и посмотрите, пожалуйста. Лучше вас никого нет, у меня осталась одна надежда, что вы успеете спасти моего внука, ‒ она всучила мне в руку медицинскую карту своего внука и зашагала прочь, пока я не успела вернуть ей историю болезни обратно.

Я сунула его в сумку и направилась на парковку, где обычно всегда оставляла свою машину. Врачам стоило иметь свой транспорт, подрываться с кровати от одного звонка и мчаться в больницу на всех парах. Путь до дома не занял много времени.

‒Пап, я дома! ‒ спешно накинула пальто на вешалку и последовала на кухню.

‒Ну, наконец-то! Сколько можно тебя ждать? ‒ он всегда ворчит, больше для вида, затем поцеловал меня в щеку и прогнал мыть руки, оберегая свой ужин от моих голодных нападок.

‒Как дела на работе? ‒ задал он вопрос, одновременно разрезая мясо на тарелке и нанизывая его на вилку.

‒Пап, ты каждый вечер задаешь один и тот же вопрос. Не устал еще? ‒ я взглянула на него с улыбкой.

Я переехала в этот городок три года назад. Отец не выдержал разлуки со мной, ушел в отставку и решил обосноваться вместе со мной. Привыкший к постоянному движению, бывший полковник не выдержал добровольного домашнего заточения и устроился на работу в воинскую часть нашего города. Дома он ходил в пушистых домашних тапочках с мордой собачки и свисающими ушками, чем я не раз его шантажировала, предварительно сделав пару снимков на свой телефон, чтобы добиться от отца своего. Только полковник Александр Геннадьевич Громов не был мне родным. Он удочерил меня в шестнадцать лет, после гибели моей матери и когда я потеряла саму себя. Папа, тогда еще отчим, вытащил меня из ямы, куда я сумела попасть по своей глупости и детской наивности, поговорил со мной строго, влез в мою душу и дал выбор. И я ни разу не пожалела о том дне, когда сообщила ему о том, что согласна остаться с ним, а не переезжать к дальней родственнице. Своего родного отца я не знала, он бросил маму сразу после того, как она сообщила ему о беременности. Самый типичный случай, сплошь и рядом встречающийся в любом городе. Отчим любил мою маму и хранил память о ней до сих пор, не связывая свою жизнь ни с кем. На мои уговоры он всегда отвечал одно и то же: «При встрече на том свете Маринка огреет меня скалкой, если я посмею привести в дом другую женщину. Да еще так, что я снова могу оказаться в этом мире и заново с ней расстаться. А я этого не хочу». Редкими вечерами я не раз наблюдала за тем, как он садился около камина и подолгу смотрел на фотографии матери, сделанные буквально перед аварией…

Глава 2

Глава 2

Ева

Я сидела за столом напротив отца и смотрела на него. Его лицо давно покрылось морщинками, что я не успела заметить и этого, а волосы отдавали мягким отливом серебра. Время беспощадно брало свое по праву, не жалея никого. Этого не избежать и не сбежать.

Я вздохнула и опустила голову. Тарелка передо мной уже давно опустела, на аппетит я никогда не жаловалась. Блюда из мяса я любила и могла их есть хоть каждый день на завтрак, обед и ужин. Папа это знал и старался всегда готовить что-то мясное.

‒Как вы относитесь к матерям, которые обивают пороги воинской части, чтобы увидеться со своим отпрыском и миловаться? ‒ из его коротких рассказов я знала о немалых таких случаях.

‒Гнать их надо в шею, чтобы не растили слюнтяев, слабаков и маменькиных сыночков, но только вот права не имеем, ‒ он сунул очередной кусок в рот и прожевал. ‒ Вот и приходится исхитряться и искать лазейки. И, вообще, ты отскочила от ответа.

Я глубоко вздохнула. Вот страсть как не любила такие странные случаи. Вроде, ты и ни при чем, но твоя душа остро чувствует желание помочь и свою ответственность перед чужими людьми. Из-за этого я не могу успокоиться, пока во всем не разберусь. Но в итоге… В конце во всем виновата остаюсь, все равно, одна я…

‒Сегодня одна бабушка погналась за мной и сунула мне медкарту своего внука, говорит, что ее дочь убивает своего сына. Я-то там причем? К ним домой заявиться? Здравствуйте, я ваш лечащий хирург, показывайте вашего мальчика, буду его резать. Так что ли? Сами они направление от своего педиатра не получали, да и не поступало информации о каком-либе пациенте с проблемами. Обычно о таких детях слушок все равно до нас доходит. Все ведь в одном котле варимся, ‒ я положила вилку на тарелку и отодвинула ее от себя. ‒ Ты же знаешь, что я не люблю иметь дело с родителями. Все они нагло врут, причем во всем. И бегающие за мной родственники меня лишь настораживают на то, чтобы не связываться с ними.

‒Так изучи карту, она же у тебя в руках. Может, что-то не доглядели, отвлеклись на что-то. Врачи тоже люди, идеальных не бывает, даже ты, ‒ его последние слова заставили меня окунуться в холодную воду…

Окунуться так, что всплыть на поверхность не было возможности – наверху был толстый слой льда. Я била кулаками, разбивая их в кровь, кричала, но мой голос проглатывала вода. И я уходила вниз, чувствуя, как сердце начинает биться медленнее, пропуская удары: тук-тук-тук, тук-тук, тук-т.. тук… тук… …. тук… Я не успела ее спасти…

Несколько лет назад я потеряла своего первого пациента, которого привезли после автокатастрофы. Девочку пяти лет, белокурого ангела, что была еще в сознании, когда ее вкатили в операционную. Все ее волосы были испачканы ее же кровью.

‒Тетя врач, я не хочу умирать, я не хочу, чтобы мама опять плакала, ‒ это были ее последние слова перед анестезией.

Мои и старания остальных врачей не оправдались, на половине пути она решила сдаться. После я проплакала всю ночь и с утра написала заявление об уходе, решив переехать в неприметный городок. Но эта девочка всегда оставалась рядом со мной, как ангел-хранитель, являясь ко мне во снах. Там она всегда меня предупреждала, глядя в мою сторону мягкой улыбкой, о сложных ситуациях, что могли меня ожидать во время операции.

‒Я влезу не в свое дело. И это нарушит этикет врачей, ‒ заговорила я, сумев вырваться из вихря воспоминаний.

‒С каких пор тебя стали волновать такие нюансы, если дело касалось спасения ребенка?

Отец прав, я могла нарушить тысячи правил, даже преступить закон, если от меня зависела жизнь ребенка. Спасти его было для меня принципом. Многие сложные случаи я определяла на уровне инстинктов, направляя на повторные анализы и процедуры. Из-за этого меня и держали в больнице и шли мне на встречу. Закрывали глаза на то, что я не встречалась с родителями, если на то не было веских причин. Все вопросы с ними решали мои интерны или старшая медсестра, в тяжелых случаях и сам главврач. Павел Николаевич Капралов (главврач нашей больницы) на мои выходки старался смотреть сквозь пальцы. Знал, что он потеряет больше, если откажется от меня. Хорошие детские хирурги с руками были на вес золота… И в маленькие города они не приезжали, в отличие от меня, чтобы устроиться на работу.

‒Сегодня твоя очередь мыть посуду, ‒ отец сложил грязную посуду в раковину и устроился перед камином. ‒ Потом можешь присоединиться ко мне, если управишься по-быстрому, то так уж быть, налью бокалчик красного. Своего, домашнего.  

Седина в бороду, а все шутки шутить. Я надела резиновую перчатку и приступила к работе. Наверное, единственное, что я умею делать хорошо на кухне. Готовить так и не научилась, дома хозяйничал отец. Справившись с немногочисленной посудой, я присоединилась к папе. Он был поглощен газетами, которые выписывал вместе с моими медицинскими журналами. Бокал красного вина уже ждал меня на стеклянном журнальном столике. Устроилась в кресле поудобнее и раскрыла карту мальчика, внимательно вчитываясь в записанные врачом от слов пациента жалобы.

Регулярная боль в животе началась месяц назад с небольшим, температура тела была выше нормы и держалась так достаточно долго, три недели. Снижение давления и обильное потовыделение у здорового подростка никаких подозрений у участкового педиатра не вызывали, что немного смущает. У детей давление просто так не начинает снижаться. Да и на жалобы на боли в животе педиатр должна была его отправить на обследование к гастроэнтерологу. Как-то это странно, ведь у мальчика были случаи обострения гастрита с 8 лет.

Глава 2.1

Глава 2.1

Ева

Я подняла голову и встретилась взволнованными глазами отца.

‒А как же врачебная этика не раскрывать тайну пациента, кроме как близких родственников? ‒ я закрыла карту и отложила на столик.

‒Я же не личные данные о нем прошу, а в чем собственно у человека проблема. Ты для себя уже что-то решила и в голове целый план разработала, иначе бы не стала терзать свои губы до крови, ‒ он даже газету свою отложил.

Пальцами аккуратно коснулась своих губ и поморщилась от пощипывания. Никак не избавиться от этой дурной привычки, от которой целый год шелушатся и трескаются мои губы. Отпила папино домашнее вино и облизнула губы, от чего щипать стало еще сильнее. Удобно устроилась в кресле и поделилась своими сомнениями.

‒На первый взгляд, вроде, у него все нормально. Правда, некоторые жалобы для здорового подростка не годятся совсем. Вот анализы уже шепчут, что надо встретиться с самим подростком, его состояние ухудшается с каждым днем, это могу сказать точно. Завтра попрошу своего интерна дозвониться до его матери и пригласить на обследование. Иначе…

‒Иначе ты спать ночами спокойно перестанешь, ‒ закончил вместо меня отец.

Я улыбнулась, не убирая с него своего взгляда.

Мне крупно повезло, что в моей жизни появился такой человек, как мой папа. Когда мама впервые пригласила его к нам домой, я была против этого. К тому времени я стала трудным ребенком, из послушной и примерной девочки превратившись в «исчадие ада».  Мама часто меня так ругала за черный цвет волос и всю черную одежду, не раз ломала и выкидывала черные карандаши для глаз, которыми я жирно обводила свои глаза. Александр Геннадьевич оказался тертым калачом, при виде меня и глазом не моргнул, вручил букет цветов и галантно поцеловал руку. Я так и стояла столбом, когда они усаживались за стол. Даже забыла про свои запасные выходки с закидыванием берц* на круглый стол во время обеда, не говоря уже о жаргонных словечках, которых я знала достаточное количество.

Во время ужина он интересовался у меня, что именно означают разнообразные значки на моей одежде, просил дать «русское» объяснение моим особенным словечкам, которые я использовала в разговоре специально, чтобы хоть чем-то вызвать неприязнь кавалера матери. Но мои действия не возымели никакого эффекта. Мама продолжила с ним встречаться. И он стал частым гостем в нашей квартире. Через неделю Александр Геннадьевич принес мне в подарок настоящие берцы, в которых ходили солдаты срочной службы, назвав мою обувь фальшивкой. «Ведь ты не хочешь осквернить свою субкультуру?» ‒ были его слова, а в глазах плясали озорные огоньки, что подтолкнули меня принять подарок.

Обула я их уже на следующее утро, только не смогла я в них проходить и одного дня. Берцы были тяжелые, жутко неудобные и, к тому же, натерли мне несколько десятка мозолей. Домой я в тот день заявилась в носках, не дотерпев буквально несколько метров до своего этажа. Сняла ненавистную мне обувку на скамейке около подъезда и до квартиры дошла в одних носках. Мама, как всегда, увидев меня в таком виде, заверещала на всю квартиру, но Александр Геннадьевич оттеснил ее от меня. Он аккуратно снял носки, затем трепетно обработал мои раны.

‒Зачем ты заставляешь другим портить настоящую себя, позволяя им нанести вот такие же мозоли тебе в душу? Они ведь фальшивка, как твои ботинки. С ними удобно – да, они красивые – да, но даже они сами до конца не верят в правила и принципы своей субкультуры. Иначе они носили бы все настоящее, доказывая всем, кто они есть, а не дешевую копию. А настоящее, дочка, дается непросто, кровью и потом, иногда и мозолями, ‒ с этими словами он улыбнулся мне и ушел успокаивать маму.

Он не повышал голос, как остальные бывшие ухажеры матери, не кричал, не угрожал, ничего не требовал и не ставил перед невыполнимым выбором, чем и заслужил мое одобрение, а также и любовь. Александр Геннадьевич не перестал делать мне подарки, но они были не совсем обычными для девушки-подростка. Так мне казалось на первый взгляд, но во взрослой жизни я не раз вспоминала отца добрым словом. Занятия по скалолазанию, ночевка в палатке под открытым небом, уроки по самообороне, даже научил тому, как правильно удить рыбу. С этого и началась наша крепкая дружба. Только в нем я нашла отцовское крепко плечо и поддержку, что так не хватало мне в жизни.

‒Что ты там загадочно улыбаешься? ‒ папа зашуршал газетой, возвращая меня в реальный мир.

‒Вспомнила нашу первую рыбалку, ‒ не стала я утаивать от него. ‒ Как мы принесли маме целое ведро карасей и пару щук.

‒Ага, потом сами же их и чистили всю ночь. Где это видано, чтобы рыбак сам собственными руками потрошил свой улов, ‒ папа до сих пор ворчал, когда вспоминал этот случай.

Все потому, что рыбешки были мелкими, и я не захотела их выпускать, так хотела показать маме, похвастаться, что у меня получилось поймать не только одну рыбу, а целое половину ведра. Папа в ту ночь без слов чистил рыбу и складывал их в холодильник, рассказывая мне смешные истории и забирая себе под нож большую часть рыбы.

‒Повторим? ‒ папа с хитрой улыбкой взглянул на меня.

‒Что именно: рыбалку или ночь на кухне? ‒ и мы одновременно рассмеялись.

‒Мы так давно не выезжали на отдых, даже начал забывать, какого это, ‒ его и без того морщинистое лицо стало печальным, еще больше покрываясь линиями.

Глава 3

Глава 3

Ева

Позавтракала бутербродами, заботливо приготовленными моим отцом, выпила крепкий черный кофе, чтобы хоть как-то взбодриться после бессонной ночи. Вспоминала содержимое карты, снова и снова пытаясь наткнуться на что-нибудь, что могло бы помочь в этом деле. По дороге до больницы успела проснуться окончательно, поэтому около лифта в больнице я стояла с улыбкой на лице. За ночь наше отделение не пополнилось, такое бывает крайне редко. Не это ли повод радоваться?

В кабинете врачей меня дожидался заведующий нашим отделением, что не сулило ничего хорошего. Пришлось спрятать улыбку за хмурым выражением лица. И заодно виноватым.

‒Сегодня все сделаю, обещаю! Вечером все отчеты будут лежат на твоем столе! Честное слово!‒ прежде чем он успел озвучить причину своего нахождения здесь, я затараторила так, что мне позавидовали бы и рэперы.

‒Я не за отчетами, но раз ты сама начала об этом разговор, то уж будь так добра, чтобы вечером занести их в мой кабинет, ‒ и больше никаких эмоций, что удивляло.

Раньше, когда мы вовремя не сдавали отчеты, от Борисыча нам попадало и еще как. Но сегодня он был каким-то отстраненным, будто никак не мог начать разговор, который ему навязали. Не может быть! Только этого мне не хватало.

Я все поняла по его лицу. Борисыч хотел, чтобы я встретился с родителями и проконсультировал их. Очередные богатеи, ищущие для своего здорового чада самого лучшего врача. Их чем-то не устраивал свой лечащий врач, они и искали другого, с громким именем. Конечно, они же достойны только лучшего.

‒Нет, даже не уговаривай! ‒ зло кинула сумку на стул и прошла за ширму переодеваться в рабочий костюм ‒ в брюки с рубашкой, на ноги удобные балетки. ‒ Ничто не заставит меня изменить свое мнение! Разве так трудно войти в мое положение и учитывать его, не уговаривая меня каждый раз на одно и тоже?

Бывало, что врачи, а также младший персонал, других отделений просили за своих родственников. Кто-то сомневался в поставленном диагнозе, кому-то не нравилось лечение, третьему что-то еще. Зная, что я не выношу встречи с родителями, действовали через главврача или заведующего. Они шли на встречу, ведь каждый сотрудник был своим человеком и был на счету, никто не спешил устраиваться к нам на работу за копейки. Но из всех случаев, что мне приходилось рассматривать, сомнения возникали лишь  в одном или в двух случаях из ста или больше. Затем в благодарность они совали мне в руки бутылку коньяка и коробку шоколада. Не принять не получалось, пакеты с аналогичным содержанием находила потом на своем столе. Сладкое отдавала медсестрам, бутылку относила отцу. Он уважал хороший коньяк.

‒Это не моя просьба, ‒ и Борисыч, с поднятым вверх указательным пальцем, тыкнул в воздух, давая мне подсказку. ‒ Павел Николаевич еще вчера ночью ко мне домой звонил, упрашивал поговорить с тобой. Я не мог отказать.

‒Так ты у нас в роли мирного переговорщика? ‒ Павел Николаевич быстро сдавался под моим натиском, вот и отправил на амбразуру вместо себя другого. Умный ход, ничего не скажешь. Борисычу я не сумею отказать. Он меня многому научил, всегда защищал и поддерживал, да и косяки сам исправлял, когда я только-только начала работать.

Матвею Борисовичу было уже за пятьдесят, через год или два он собирался на заслуженный отдых. На первый взгляд, все его считали добряком, за что между собой мы обращались к нему по отчеству, но свое отделение он держал в справедливых ежовых рукавицах. Отчитывал он знатно, но в основном за дело. В других случаях мог промолчать, либо покачать головой, перед этим прожигая тяжелым взглядом. Его уважали, к нему ходили за советом.

‒И что мне за это будет? ‒ я прикусила губу, прищурила глаза и посмотрела на потолок, делая вид, что задумалась над поблажками для себя. ‒ Стоит над этим подумать…

‒Только не наглей, ‒ Борисыч пригрозил мне пальцем, но глаза его улыбались. ‒ Дам полноценные выходные, никто тревожить не будет, вместо тебя отдежурю лично сам. На большее не надейся, сама знаешь, в каком мы положении находимся.

Это было мне на руку. Можно со спокойной совестью выбраться на природу, спозаранку засесть с удочкой на берегу и наслаждаться утренней свежестью. Вот отец обрадуется. Только мне придется переступить через себя и выслушивать не одну ложь от настырных родителей про состояние своего ребенка. В таких случаях я не могла отправить на осмотр вместо себя кого-то другого, но их присутствие могла устроить. пусть учатся.

‒Кто на этот раз? ‒ в душе молила бога, чтобы они были не из столицы, но мои надежды не оправдались.

‒Какой-то бизнесмен из самой Москвы. Хочет, чтобы ты посмотрела на его дочь. И там непростой случай,  у девочки транспозиция...

‒Зеркальное расположение органов? ‒ не даю я ему договорить, мой удивленный вопрос прерывает его. ‒ И что с ней не так?

Однако ж, интересный случай. Люди с таким расположением органов встречаются крайне редко, один человек на десять тысяч или более. Раньше это считалось аномалией, но в наше время к этому привыкли. Такие люди живут обычной жизнью, им ничем не мешает такое расположение их органов, если не считать посещение больниц. Лишь там могут возникнуть дополнительные вопросы и процедуры. Мне захотелось взглянуть в живую на эту девочку. И на родителей одним глазком.

‒Они планировали лечиться за границей, но что-то там у них не срослось. Из-за каких-то семейных незаурядиц у девочки начались проблемы со здоровьем. Я особо не заострял внимание. Но отец из-за транспозиции внутренних органов хочет проконсультироваться с другими врачами и услышать их мнение, чтобы быть уверенным во всем. Еще Павел Николаевич намекнул, чтобы ты не отказывалась от предложения родителей быть лечащим врачом их ребенка. Они могут попросить тебя прооперировать девочку. Я знаю, тебе неприятна встреча с родителями, но постарайся. Ради нашего отделения. И не только. Премия будет немалая. Сам обещал, ‒ и Борисыч снова указал пальцем вверх, да и глазами тоже.

Глава 3.1

Глава 3.1

Ева

За четыре года моей работы в этой больнице, здесь ни разу не делался ремонт. Краска на стенах уже потрескалась, не сегодня, так завтра начнет осыпаться. Линолеум на полу истерся до такой степени, что еле проглядывался узор, плитки покрылись трещинами и части отклеивались. Да и аппаратуру не помешало бы заменить на новые, только баланс больницы был пустой. И мало кого это волновало, вот жаловаться все горазды. Даже генеральные уборки мы устраивали своими силами, пожертвовав на это свои выходные. Неоплачиваемые.

Кроме ремонта остро стоял вопрос и о зарплате. Работы было выше нашей головы, платили не копейки, но на  нормальную жизнь едва хватает. Оплатишь за квартиру, налоги, за детей, купишь продуктов на неделю-другую, и в руках остается всего пару купюр до следующей зарплаты. Лишний раз боишься что-нибудь вкусное купить. Многие не выдерживают и увольняются, новые работники особо не торопятся к нам, и лишнюю работу раскидывают на всех, но не доплачивают. Для семьи времени не остается совсем. Многие разведены, кто предан работе, другие, видя печальный опыт соседа, не торопятся с этим делом.

‒Ладно, постараюсь быть паинькой, ‒ усаживаюсь я за рабочий стол и включаю компьютер: мне еще надо дописать отчеты.

В кабинет начинают заходить другие врачи, рабочий день вот-вот начнется, и Борисыч долго не задерживается, уходит к себе. Но не успевает за ним захлопнуться дверь, как она снова открывается, и на пороге появляется запыхавшаяся интерн Оля.

‒Там… это… опять авария… Всех везут… к нам…

Не очень хорошее начало дня. «Аварийники», так мы их называем между собой, самые непредсказуемые пациенты: про них ничего не знаешь, если в тяжелом состоянии, то не успеваешь сделать необходимые процедуры и сразу в операционную. Они же и самые частые. По статистике, больше всех в наше отделение попадают дети, попавшие в аварию. И, слава родителям, которые хоть как-то сумели их обезопасить: детские автокресла, ремни безопасности…

‒Ева Александровна, ваш пациент, ‒ в приемном покое творится бедлам, но в мою сторону уверенно толкают каталку с девочкой. ‒ Разрыв почти всех внутренних органов и обильное кровотечение. В сознание не приходила.

Врач скорой помощи говорит мне что-то еще, но я уже его не слышу. Меня охватывает мелкая дрожь, перед собой вижу свою первую «потерю». И тут снова девочка… Словно это мой злой рок, что ходит со мной по пятам, н отставая ни на шаг.

Я беру себя в руки, отгоняя воспоминания, и мы с ребятами заталкиваем каталку в лифт. Дальше идет счет на минуты и на секунды. Набираю старшую медсестру и прошу подготовить операционную и вызвать остальных. Мы еще поборемся! Не в моих правилах сдаваться.  И не таких вытаскивали.

Операция длится несколько часов. И весьма  в  напряженной обстановке. Несколько раз понижается давление, сердцебиение становится нитевидным, почти теряется. Стрелки часов неумолимо движутся вперед, отсчитывая каждую секунду. Но вскоре мы всей командой выдыхаем…

К концу операции медсестры успевают выяснить информацию про пациента и дозвониться родителям. В нашем случаев, родственникам. Родители семилетней девочки находятся в нашей же больнице. Оставляю информацию медсестрам и на уставших ногах плетусь в кабинет. Надо выпить кофе.

В кабинете пусто, остальные еще не освободились. Переодеваюсь в сменный комплект рабочей формы и снова сажусь за компьютер. К прошлым делам добавляется еще одна, сегодняшняя. Им никогда не будет конца, пока заканчиваешь один отчет, перед тобой успевают появляться еще два, если не три или больше. И так бесконечно. Слышу звонок и из кармана достаю надрывающийся телефон.

-Ева Александровна, извините, тут женщина с внуком, говорит, что они к вам и что их медкарта уже у вас, ‒ девушка из приемного покоя нервничает. ‒ Что мне им сказать?

‒Пусть их проводят в смотровой кабинет, я подойду.

Я без лишних вопросов понимаю, о ком идет речь. И чуть ли не хлопаю себя по лбу. Ведь совсем забыла про Ваню и Тамару Васильевну, забегалась.  Хорошо, что хоть они сами догадались прийти.

В смотровом кабинете на кушетке лежит парень весь в черном одеянии в позе эмбриона. Неформал. На моем лице рождается теплая улыбка, я вспоминаю свои бурные молодые годы. Подростки, что с них взять.

‒Рассказывайте! ‒ я начинаю осмотр больного, мой голос звучит в приказном тоне

‒Так его с утра вырывать начало и температура подскочила. Он и сидеть не может, говорит, сильно живот болит, ‒ Тамара Васильевна не растерялась и начала рассказывать про состояние своего внука. ‒ Лежит и стонет все время. Еле уговорила идти в больницу, когда он весь холодный стал…

Голос женщины задрожал. Было видно, что она сильно переживает за своего внука. Каким бы трудным не было поведение подростка, его бабушка беспокоилась за своего внука.

‒Тамара Васильевна, сходите на пост к медсестрам, они вам объяснят, какие документы принести, а мы пока тщательно осмотрим вашего внука, ‒ мне надо было остаться с мальчиком наедине.

‒Так у меня все с собой, я прихватила, ‒ женщина начала копаться в своей сумке.

‒Идите на пост, там сделают копии с нужных документов, ‒ Тамара Васильевна противилась, но вышла из смотровой.

‒Так, Иван, отвечаем максимально честно и не стесняясь, твоей бабушки здесь нет, а мне нужна лишь правда, ‒ мне крайне не нравится состояние мальчика.

Глава 4

Глава 4

Ева

Выходные встречают меня с ласковым солнышком и прекрасной погодой. Меня будит лучик солнца, который нежно прыгает по моему лицу, пытаясь разбудить как можно раньше. Я подтягиваюсь и сажусь на кровать. Мои первые нормальные выходные. Уже забыла, когда в последний раз просыпалась без отчаянного звука будильника, и когда проводила хотя бы один день без упоминания работы. Надеюсь, что эти два дня пройдут спокойно и без тревожных звонков. И мне удастся поесть шашлыка.

Я поднимаюсь с кровати и довольно подтягиваюсь.

‒Соня! Мы опоздаем, ‒ слышу я весьма грозный голос отца, который прерывает мое удовольствие.

Папа был весь в нетерпении тронуться в путь. Он до последнего скрывал программу отдыха, которую распланировал втайне от меня. Но меня это нисколько не страшило, я привыкла ко всему, когда еще была подростком.

‒Уже иду! ‒ опустила руки и быстро прошла в ванную умыться.

Провозившись там минимум времени, бегу переодеваться. С одеждой проблем не возникло, куда бы я не выходила с папой, на мне всегда был спортивный костюм. Удобно, тепло и без всяких казусов.

‒Это тебе на дорогу, в машине поешь, ‒ не успела я спуститься на кухню, как мне сунули в руки контейнер с бутербродами, бумажный стакан с кофе, взяли под ручку и быстренько вывели на улицу. Еле успела захватить с вешалки теплый жилет.

‒Пап! ‒ попыталась я возмутиться, но куда там.

‒Молчи! Не порть мне отдых, ‒ он усадил меня, как маленькую девочку в машину, и завел мотор. Ладно еще ремень на мне сам не застегнул.

‒Это мой отдых тоже, а ты мне и позавтракать нормально не дал. Если бы не я, то мы бы никуда не смогли бы поехать, ‒ тяну ремень через плечо, щелкаю и открываю крышку контейнера.

‒Вот вот, если бы не ты и не твоя работа, то мы могли бы отдыхать чаще, как все нормальные люди – в законные выходные дни, ‒ папа всегда возмущался по поводу моей работы, делал это, скорее всего, для виду, но мой труд он уважал. Просто ему не нравилось, что все мое свободное время отнимала работа. Он хотел, чтобы я не забывала и про развлечения, и про отдых, и, особенно, про парней.

«Я, как и все нормальные отцы, хочу тебя замуж выдать. Не за твою работу, а за какого-нибудь нормально мужика. С горячим сердцем и твердым характером, чтобы тебе неповадно было», ‒ ворчал он в очередной раз, когда бывало, что я сутками пропадала на работе. Или когда его в очередной раз приглашали на застолье сослуживцы или друзья по поводу рождения внуков. Он тоже хотел испытать ни на что непохожие чувства, когда берешь на руки маленький сверток, где бьется маленькое сердечко. Его можно было понять. Но тема детей для меня была под запретом, скрытая за семью печатями, как в сказке про Кащея Бессмертного. Из-за грустных воспоминаний глаза стали влажными, я заморгала чаще, чтобы, не дай бог, папа не заметил скатывающие слезы. Этого еще не хватало.

‒Что с тобой? ‒ от папы ничего не скроешь.

‒Все в порядке, кофе горячее, обожглась, ‒ соврала я. ‒ Так куда мы едем? И главное, какое количество людей меня ожидает?

‒Ты это, пей кофе и жуй свои бутерброды, не отвлекай меня от дороги, ‒ папа пытался включить радио. ‒ Скоро доедем, тут недалеко.

Отец нервничал, что само по себе странно.

‒Пап, давай начистоту. Я же должна подготовиться, если там меня ждет очередной твой «подарочек», ‒ в последний раз он созвал своих друзей, у кого были холостые дети моего возраста.

Они-то были в курсе, а меня никто не удосужился предупредить. Догадалась только после третьего ухажера, который настойчиво пытался познакомиться со мной. Слишком навязчиво. Но я нашла выход разом отделаться от всех претендентов на мою руку. Никому не хотелось поближе познакомиться с девушкой, которая досконально изучала все до единого внутренности человека и выписывала причину смерти самого тела. Помню, папа долго и громко возмущался, отведя меня в сторону, а я спокойно провела остаток отдыха.

‒Пап, может, ты прекратишь уже свое сватовство? Ничем хорошим это не кончится. Никто не в силах выдержать мою работу, даже ты. И характер мой не сахар. Да и мне никто не нужен, я замужем за своей любимой работой.

‒Ты мне это брось, твоя работа мне внуков не сделает. У всех уже семеро по лавкам, только я, как бобыль, все время один. Как знать, может я уже и коляску присмотрел? Может, я тоже хочу со слезами на глазах покупать синие ползуночки или розовые чепчики. А ты меня этой единственной возможности напрочь лишаешь? И где справедливость спрашивается? Я не для того тебя в медицину разрешил идти, ‒ папа возмущался не по-детски.

‒Пап, я не хочу, чтобы меня снова предавали…

После моих слов в салоне автомобиля наступила тишина. Даже радио зашипело, прекратив вещание. Было слышно, как папа тяжело вздохнул. Он тоже помнил те дни и ночи, когда меня бросили, оставили одну, только забыли предупредить об этом одного человека ‒ меня.

‒Да забудь ты о нем, как его звали то хоть?

‒Антон… ‒ от одного упоминания его имени меня пробила волна воспоминаний и боли, что разрывали мою грудь. Я начала задыхаться, будто все пережитое много лет назад происходило со мной в данный момент, здесь и сейчас.

Глава 4.1

Глава 4.1

Ева

‒И встречу на сегодня устраивал не я, ‒ через некоторое время решается он признаться.

‒Не ты? Кто же еще, кроме тебя, осмелится на такой позорный поступок, подыскивать женихов для своей дочери, которой уже ого-го сколько лет? ‒ я сумела вырваться из бешеного потока прошлого, что чуть не накрыла меня с головой. ‒ Тебе самому не стыдно? Тоже нашелся мне сваха, в твои-то годы.

‒Ты мне поговори тут, ‒ пригрозил мне папа указательным пальцем. ‒ Не посмотрю, что ты уже взрослая, всыплю ремнем по первое число, и будешь знать, как перечить отцу.

От слова ремень я поперхнулась и чуть не вылила кофе на сиденье машины. Посмотрела на отца, и мы одновременно рассмеялись.

‒Мне самому интересно, что ты выдумаешь на этот раз, чтобы отвадить от себя очередного навязанного тебе женишка, ‒ чем дальше мы отдалялись от города, тем сильнее улучшалось настроение отца. Я была только рада этому.

‒Вот и увидишь, когда доедем на твое секретное место, ‒ я убрала стакан с кофе и бутерброды от греха подальше и принялась рассматривать окружающую природу.

Мы выехали за пределы города и мчались по трассе, но совсем скоро папа завернул на проселочную дорогу и мы заехали в лес. Но дорога оказалась недлинной, скоро мы приблизились к воротам и уткнулись на бревенчатые дома, которые полукольцом окружили одну сторону лесного озера. Вокруг была такая красота, что перехватывало дыхание. Поставили машину на парковку и ступили на землю. Свежий воздух кружил голову, хвойный запах щекотал нос, звуки природы умиротворяли.

‒Пап! ‒ я повернулась к отцу в восхищении.

‒Здорово, правда? ‒ он довольным видом смотрел на меня и улыбался. ‒ Завтра рано с утра еще и на рыбалку пойдем. Только на этот раз мелкую рыбешку выпускаем обратно в озеро. И без нытья!

Я лишь улыбнулась на его заявление. Мы вытащили из багажника сумки и двинулись в сторону одного из домиков, где висела табличка «Администрация». Нас встретил приятный молодой человек, который вручил нам ключи от арендованного нами домика, помог донести сумки и устроил мини-экскурсию по дому и маленькому дворику. Затем пожелал приятного отдыха и оставил нас одних.

‒Ты иди, осмотрись, прогуляйся, не мешайся под ногами, наши соседи еще не приехали, ‒ одного «жениха» я еще выдержу.

Меня долго уговаривать не пришлось. Я любила прогулки, а тут лес под рукой, озеро. Деревья неохотно расставались своим последним разноцветным одеянием, листья еще не все опали, и ветер игрался с ними, затем беспощадно уносил и ронял на землю. Осень доживала свои последние теплые деньки. Я шла по натоптанной тропинке, которая привела меня на противоположный берег озера. Вода так и манила к себе, подзывала, жаль, искупаться не получится. Надо сюда летом приезжать, и никакая заграница не нужна. Я полюбовалась озером, по поверхности которой танцевали опавшие листья, будто балерины на сцене. Но у каждого артиста приходит конец выступления, каким бы замечательным он не был, и они уходят за кулисы. Листья тоже дотанцовывали до берега и затихали. Постояв еще немного, я зашагала дальше. Среди хвойных деревьев стояли скамейки, специально поставленные, чтобы отдыхающие могли посидеть и подышать свежим воздухом. Я присела на одну из них и живо представила перед собой картину. Проснешься ты утром, заваришь себе чашечку ароматного кофе, возьмешь с собой свою любимую книгу, неторопливыми шагами придешь сюда. Устроишься поудобнее, завернешься в мягкий плед и унесешься в очаровательный мир романа, который ты начала читать недавно. И потеряешь счет времени. Просто представив на себе те чувства, мне стало так спокойно на душе, будто мне не доставало только этого. Пообещав себе, что приду сюда завтра с утра обязательно, и, посидев еще немного времени, решила вернуться обратно. Да и мой желудок давал о себе знать своими громкими урчаниями, недовольный утренним перекусом.

К моему возвращению папа был уже не один. Мои глаза наткнулись на троих мужчин, которые увлеченно о чем-то негромко спорили. Мой отец и его возраста мужчина были заодно, а третий, молодой, что-то увлеченно доказывал им обратное. Они не заметили моего присутствия.

‒Я его оставила привезенное с собой мясо пожарить, а он тут дебаты устроил, ‒ три головы сразу повернулись в мою сторону и замерли.

‒Познакомьтесь, это моя дочь Ева, ‒ первым отмер мой отец.

‒Евгений Сергеевич, сослуживец вашего отца, ‒ мужчина протянул в мою сторону руку и крепко пожал. ‒ Это мой сын Даниил.

Дальше наступила неловкая пауза. Никто не был готов к такому событию, кроме двоих военных, которые умышленно отмалчивались. Я оказалась одна среди троих мужиков и чувствовала себя не очень уютно. Вот папа, зараза.

‒Так мясо готово или вы как раз спорили о степени прожарки? ‒ я подошла к мангалу на запах почти готового мяса. ‒ Если что я люблю степень прожарки well done¹.

Тот, кого назвали Даниилом, откашлялся и начал активно переворачивать шампуры, но одним глазком посматривал в мою сторону. Папа и Евгений Сергеевич тихонько сматывали удочки в сторону накрытого стола в беседке, который был расположен ровно посередине между двумя домами: один из которых заняли мы, и я не удивлюсь, если нашими соседями окажутся новые знакомые.

‒Так это ВАМ папа ищет жениха? ‒ приятный бархатный голос, но такой неуместный и противный вопрос с ударением на слове вам.

Глава 5

Глава 5

Ева

Запоздалый обед проходил в напряженной обстановке. Если бы мы могли видеть то, что неподвластно нашему зрению, то лицезрели бы сгусток отрицательной энергии, что трещала  и сверкала бы над нами, как молнии в грозовой туче. Представила, как одна из них ударяет по лбу моего молчаливого и грозного на вид «жениха», и волна безудержного смеха чуть не вырвалась наружу, от чего я сильнее склонила голову, пряча довольную ухмылку, но довольно громко хмыкнула. Все разом посмотрели на меня, но я, как ни в чем не бывало, продолжала жевать сочное мясо. Папа и Евгений Сергеевич окунулись в обсуждение очередного приказа, что касалось их работы. Многие профессии не могут оставить нас даже на отдыхе. Сколько не старайся, если встретишь человека из своего круга, то обсуждение работы будет обязательной программой.

Наевшись мяса и овощей, я довольно откидываюсь назад. Ощущаю на себе любопытный и изучающий взгляд Даниила. Что ему от меня надо? Или он не понял мою позицию, что знакомство с ним я продолжать не намерена. Пусть отцы сами разбираются с ним.

‒Пап, я пойду в дом и прилягу, отдохну немного, ‒ родитель посмотрел на меня подозрительно, но в ответ только кивнул головой.

Лежать в кровати и ворочаться без сна мне совсем не хотелось, когда прекрасная погода уговаривала окунуться в ее объятия, согретые приветливым солнцем. Заглянув в домик и прихватив с собой самую потрепанную книжку с полки, надеясь на то, что виды он повидала из-за своего интересного содержания, я с ленивой походкой направилась на противоположный берег озера.

Все скамейки были пусты, никто не удосужился дойти до прекрасного места. Может, это и к лучшему, никто мне не помешает, посижу в тишине под звуки природы, почитаю. Ведь кроме медицинских журналов и медкарт, в руки я ничего другого не брала. Катастрофически не хватало времени.

Взгляд упал на книгу и я чуть было не ругнулась матом. Определенно, я весьма везучий человек, стоит это признать. Только я могла прихватить книгу, где психолог-тренер учил глупых девушек тому, от чего я готова была бежать, не оглядываясь назад, будто за мной гнались черти – правильно выйти замуж за богатого мужика. Легко ли в наше время встретить миллионера и обратить его внимание на себя?

«Главная проблема: найти богатого мужа. Скажем сразу, что это нелегко. Но варианты имеются. Существует большая конкуренция, поэтому нужно стараться заинтересовать не только идеальным телом, ухоженной кожей, хорошим макияжем, но и умом, душой», ‒ да тут и за бедного выйти-то проблематично, а они на богатых замахнулись. Кто на это ведется? Повертела книжку в руках, которая много чего повидала. Видимо, она имела обширный круг читателей.

«Итак, вы перепробовали все – вы были Золушкой, пребывающей в поисках прекрасного принца, вы были Кармен, зажигающей мужские сердца одним-единственным взглядом, вы были… Да кем вы только ни были! Но Он – ваш прекрасный принц, ваш Эскамильо, ваша бриллиантовая мечта – не желает реагировать ни на ваш интеллект, ни на ваши прелести, предпочитая жизнь холостяка. «Что же делать?!» – в отчаянии восклицаете вы, уже потихоньку привыкая к мысли о том, что вам никогда не носить на безымянном пальце тонкий ободок обручального кольца. Стоп. Во-первых, не стоит опускать руки. Во-вторых, вы можете попробовать еще одну роль – роль «агентессы 007», ‒ последнее предложение было несколько раз подчеркнуто и обведено красным карандашом. На полях стояли три восклицательных знака. Да, хотела бы я взглянуть на эту девушку, что примеряла на себе все эти образы. И на фильмы ходить не надо. Книжка не так уж и плоха, да это же фантастический роман просто. Надо подкинуть одну такую молоденьким медсестрам со смазливыми личиками, что целыми днями ведут разговоры о своих ухажерах, у кого круче и богаче. Пусть побегают. Я же буду наслаждаться их беготней. Представляя картину этого, довольно улыбнулась.

Закрыла книжку и положила рядом. Мне бы их проблемы. Они жизни не видали, радуясь своим молодым годам под теплыми крылышками матери. Вылетели из гнезда и сразу начали поиски другого скворечника, где ветер не продувает и капли дождя не дотягиваются. Мысли унесли меня далеко отсюда, в тот самый день, когда я твердо определилась с выбором своей будущей профессии.

В зеркало смотрится обычная девушка подросток. Глаза ее полны боли. Вот она остервенело намыливает лицо, пытаясь смыть с лица следы от черного карандаша и такого же цвета теней на глазах и помады на губах, как схватилась за окрашенные в черный цвет длинные волосы и обрезала их до половины, как давилась собственными слезами. Когда она замирает и смотрит в зеркало с застывшим взглядом, дверь выламывают и нашему взору являют мужчину в военной форме, который сгребает девчушку в свои медвежьи объятия. У каждого из них слезы текут ручьем…

Вздрагиваю от громкого звука, что издает мой телефон. Достаю свой гаджет из кармана и убираю блокировку экрана. Мои глаза смотрят на фотографию двух малышей. Чем не ангелочки? Белокурые волосы, пухлые розовые щечки, маленькие пальчики… Нежно улыбаюсь и пальцем провожу по их лицам. Мне так их не хватает рядом, но до этого момента еще далеко. Придется хорошо потрудиться, чтобы мы могли быть все вместе. Сердце от таких мыслей сжимается в стальных тисках, дыхание перекрывается, душа скручивается в спираль, будто из нее хотят выжать мои чувства. Закрываю глаза, глубоко вдыхаю и выдыхаю, приводя себя в порядок. Натягиваю на лицо милую улыбку, делаю пару фотографий и пересылаю в ответ. Я уверена, они точно дойдут до адресата, и я знаю, что за пара любопытных глаз будет любоваться ими, забывая про сон и перешептываясь до поздней ночи. Ничего, скоро мы все будем рядом, и никто нам  не посмеет мешать…

Глава 5.1

Глава 5.1

Ева

‒Прости, прости! Я не хотел тебя напугать. Мне вручили боеприпасы и почти насильно отправили на разведку, ‒ в его руках я замечаю корзину. ‒ Не мог найти ни одну приличную отговорку, что изменило бы мнение наших отцов. На мое красноречие они не купились, вот поэтому я и здесь.

И мужчина сделал виноватый вид.

‒Моего отца ничем не прошибешь, ‒ я присела обратно, ничего не имея против его общества. ‒ Они не оставят нас в покое, пока не увидят того, ради чего все это затеяли. Не удивлюсь, если в данный момент они следят за нами и глазеют через бинокль.

Мы вдвоем синхронно посмотрели в сторону домов и рассмеялись.

‒Думал, мой отец один такой, ‒ Даниил присел рядом. ‒ Вижу, тебе тоже достается?

‒По сравнению с другими выходками отца, это так, цветочки. Одного тебя я не боюсь. Ты когда-нибудь отбивался от нескольких десятков женихов, которые так и норовят заглянуть тебе под платье?

‒Меньшее, что они там увидели бы, это мои волосатые ноги, ‒ и он улыбнулся во все тридцать два зуба, сверкая их белизной. ‒ И как тебе удалось от них отбиться?

‒Думаю, что девушка-патологоанатом, влюбленная в свою работу и без умолку рассказывающая о том, как правильно вынимать органы, отбивает всякое желание познакомиться поближе, ‒ теперь дошла моя очередь идеальной улыбки, но мои слова Даниила не впечатлили.

‒Интересная у тебя профессия для хрупкой девушки, ‒ то ли он разгадал, что его я тоже пытаюсь обратить в бегство, или он  не из пугливых. ‒ Как твой отец пошел на это?

‒В смысле? – его вопрос привел меня в замешательство. ‒ Причем тут мой отец?

‒Когда я выбрал себе будущую профессию, меня чуть из дома не выгнали. У нас в семье все шли по стопам родителей, становились военными, пополняя родословную подвигами и знаменательными событиями, которыми принято гордиться. Только я сошел с этого пути, чем и вызвал гнев отца. Своим выбором не в пользу военного дела я прерывал династию Буровых. Меня претило от всего этого: от формы, от присяги, от казармы, от постоянных переездов и командировок. Бывало, что отца я не видел месяцами. Да и ни в одной школе нормально не учился. Когда был маленьким, как только видел, что отец готовит форму, убегал к себе в комнату и… ‒ Даниил не договорил. ‒ Он до сих пор иногда попрекает меня, что выбрал не ту профессию. Хотя, я недалеко ушел от проторенной дороги, закончил юридический и стал адвокатом. Но упреков от этого меньше не стало. Так как твой отец отнесся к твоему выбору?

‒Папа всячески поддерживал меня тогда, никогда не упрекал, только в последнее время начал ворчать, что внуков ему не рожаю и мало отдыхаю. По правде сказать, я детский хирург, ‒ на лице Даниила читалось удивление и изумление. ‒ Еще по окончанию школы мечтала об этом. Папа недоволен только моими выходными, которых почти нет. Во всем остальном я вольна решать сама.

‒Тогда эти два дня стоит провести как можно лучше, чтобы они запомнились. Начнем прямо сейчас? ‒ Даниил указал на корзину, где виднелось горлышко от бутылки вина, фрукты и нарезанный сыр.

Первое впечатление было забыто, дальше мы общались с Даниилом как давние друзья, доверяя друг другу детские воспоминания и подростковые шалости. Смеялись над очередными его проделками в студенчестве, над его первым «подставным» делом при посвящении в будущие юристы. Даниил от души хохотал над моим рассказом про первый поход в морг, что должны были пройти все будущие медики. С серьезным видом выслушивал про постоянные тренировки пальцев, как мы с соседкой Леной собирали рассыпанные спички попеременно двумя различными пальцами, при этом складывали их в ладонь, где надо было удерживать остальными пальцами. Забывали поесть, но старательно учились вязать «морские» узлы пальцами одной руки и только с помощью инструментов, как на время спорили с другими студентами удерживать стул вытянутой вперед рукой. В его глазах после моих историй читалось уважение и восхищение по отношению ко мне и моей профессии.

Время неумолимо шло вперед. Бархатная темнота укрыла нас своим мягким плащом. Рядом со скамейками на столбах включились фонари, внося романтическую нотку, но мы даже не думали покидать это место, нам было по-своему хорошо рядом друг с другом. Когда ночная прохлада начала пробираться ко мне под кофту, мы решили все-таки вернуться в свои домики.

Второй день начался для меня слишком рано. Мне казалось, что я только уронила голову на подушку, как отец тут же начал меня будить, зовя на рыбалку. Утренняя свежесть приятно холодила тело, над озером клубился мохнатый туман.

‒И тебя не пожалели, вытащив из теплой постели? ‒ Даниил зевал без стеснения и выглядел не очень довольным такой ранней программой отдыха.

Я неохотно кивнула в ответ, не хотелось делать лишние телодвижения.

‒Эх, а говорят, что нынешняя молодежь неугомонная и любому даст фору, ‒ папа сыпал в озеро прикорм и расставлял удочки. ‒ Такими темпами, вы не только рыбку не поймаете, даже удочки размотать не успеете, как ваши старики уже уху начнут готовить.

Мы с Даниилом переглянулись, для нас слова моего отца были командой «вперед!». Но заметив радостную улыбку родителя, я поняла, что сами, вместо рыбы, легко попались на их удочки. Даниил активно насаживал на крючок червяка, под добрые подначивания Евгения Сергеевича. Веселые шутки не заканчивались до самого стола, расстилаясь по водной глади озера.

Глава 6

Глава 6

Ева

Прошла неделя. Все это время Даниил забрасывал меня не только звонками, но и сообщениями, на которые отвечать мне не хватало времени. И он терпеливо ждал, пока я освобожусь и напишу ему пару слов. Я не успевала убрать телефон в карман рабочей формы, как он снова извещал о том, что пришло еще одно сообщение. Даниил уговаривал меня поужинать с ним в ресторане. В нашем городе он был единственный приличный. Я отказывалась, как могла. Не хотела давать отцу ложную надежду на безоблачное будущее. Да и своему несостоявшемуся «жениху» предложила остаться хорошими друзьями. Мое красноречие мужчину нисколько не впечатлило. Он намеревался меня переубедить. Было бы интересно, конечно, понаблюдать на его безуспешные попытки, но не хотелось тратить его время зря. Я ему приглянулась, он говорил это в открытую. Не скрою, как и Даниил мне. Он красив, статен, богат, с прекрасным будущим, телосложение, как у атлета. Но не для меня. Для него, и не только, мое сердце закрыто наглухо и навсегда.

Каждый мужчина хочет семью. Пройдет немного времени и ему захочется большего. Ведь где семья, там дети.  С детьми у меня, как раз, нерешаемая проблема. Ни врачи не помогут, ни бог, ни шаман своими бубнами и танцами вокруг костра. Ни у кого нет столько сил, чтобы дать мне то, что мне хочется больше всего в этой жизни.

Мысли о детях в грубой и жесткой форме вернули меня обратно на землю. Отругала сама себя. Хватит мечтать о том, что не исполнится ни за какие деньги.

Вернулась к бумажной работе, которая продолжала копиться на моем столе. У моих коллег было не лучше. Тишина в кабинете не благоприятствовала написанию отчетов, из-за этого я все еще продолжала сидеть, уставившись в одну точку. Мысли были ни о чем.

И эта встреча с родителями девочки с транспозицией органов откладывалась, отец пока не выходил на связь. Может, это и к лучшему.

С этой встречей было что-то неладное. Я нервничала сильнее, как только вспоминала об этом. Не находила себе места, хотя не впервые встречаюсь с богатыми родителями. Я хотела избежать встречи с отцом. Он настаивал на моей консультации, но с приездом не спешил. Значит, у девочки нет серьезных опасений. Многие срываются среди ночи, лишь бы быть уверенными в здоровье своего ребенка. Этот же не спешил.

Я так и сидела за своим столом, задумавшись ни о чем, когда в кабинет кто-то вошел. Не повернула голову, думая, что это кто-то из моих коллег.

‒ Здравствуйте, Ева Александровна, ‒ его голос пронзил меня током, я забыла, как дышать.

Подняла голову, и мне не понадобилось ни единой лишней секунды, чтобы узнать того, кто стоял прямо передо мной. Мой самый страшный кошмар жизни ‒ Антон Чернов собственной персоной. Передо мной стоял тот самый человек, которого я пытаюсь забыть несколько лет. Хотел стереть его лицо и выкинуть в бездну. Но у меня не получилось сделать это за столько лет…

И вот он стоял передо мной, высокий, красивый, с бородой, в дорогой одежде и с улыбкой на лице. Из-под водолазки на его шее выглядывала татуировка в виде руны, которая касалась своим языком коротко отстриженных, по последней моде, волос и заканчивалась на его правом плече. Еще одна была на груди, третья – на запястье, словно они мерцали и выступали сквозь его одежду. Я знала его вдоль и поперек. Знала его самые сокровенные тайны, мечты, цели, которые он ставил перед собой и со временем достигал. Стоял передо мной, гордо поднятой головой, смотрел и ждал ответа. И не узнавал меня. Правильно, от той Евы не осталось ничего, только имя и воспоминания. Я сменила фамилию, сменила отчество, сменила город, где выросла, который был мне дорог, все бросила и уехала, пытаясь убежать от прошлого. Из-за него поменяла всю свою жизнь, переписала ее заново. Но он догнал меня, схватил за пятки и повалил на землю…

Меня словно ударили в живот, хотелось пригнуться, упасть и больше не подниматься. Подобрать к себе колени, обнять, прикусить губы и рыдать. Рыдать, пока не станет легче, пока боль не отступит, выпуская тебя на временную свободу, но крепко держа твои ноги в кандалах. Ты идешь вперед, стремясь освободиться от всего этого, но вдруг падаешь на землю, цепи прошлого не отпускают. Падать каждый раз было больно, но слез уже не было. Я их выплакала еще тогда, когда верила в любовь, когда доверяла свои мечты одному человеку.

Я продолжала сидеть, но мой взгляд застыл на нем. Впитывала в себя его лицо, которое изменилось, приобрело родовитость и благородство, как губку. Скулы стали острее, горбинка на носу исчезла, черные глаза потеряли былую теплоту, стали хищными с леденящим душу стальным блеском. Я не могла отвести взгляда, любуясь им, но моя душа наполнялась жгучей и неудержимой ненавистью, которая пугала желанием выплеснуться в любую минуту. Хотелось закричать на него, требуя ответа и справедливости его словам и поступкам в прошлом. Но меня удерживал его взгляд, он недоумевал, не понимая, что происходит в данный момент. Он видел перед собой, прежде всего, врача, который обещал им помочь, только затем красивую женщину. Только Еву во мне он не смог распознать…

Я стиснула зубы с неимоверной силой, так, что еще немного напора, и они начнут крошиться. Я нервно сжимала и разжимала кулаки, чувствуя, как мои ногти впиваются в ладонь, оставляя после себя полукруглые следы, словно неполная луна. Шумно втянула воздух в легкие и выбежала из кабинета. Прочь, надо уносить ноги прочь. Не замечая никого на своем пути, прокладывала себе дорогу вперед. Не слышала, как меня звали медсестры, как интерн Оля почти кричала на меня, пытаясь достучаться до моего сознания и остановить. Мне хотелось лишь одного: как можно дальше оказаться от него. Сбежать и спрятаться, чтобы ни одна живая душа не знала о том месте, где я нахожусь.

Глава 6.1

 

Глава 6.1

Ева

Села на холодные ступеньки. Сжала голову двумя руками и застонала. Почему именно сейчас? Почему? Я перестала думать о нем, думала, что простила, что отпустила его, вырвав с корнями его образ и свои чувства к нему из своего сердца. Даже мысли о мести затолкнула глубоко в себя. Месть – не лучшее лекарство, не выход из положения. На пару минут тебя накроет чувство справедливости, но ударная волна окажется намного сильнее прежней боли, увеличивая отдачу в тысячу раз. Не стоит оно того. И он не стоит моих переживаний. Но былые мысли вернулись обратно, заново требуя отмщения. Стоило ему войти в кабинет и предстать передо мной, как черная змея ненависти заново обвилась вокруг моего сердца. И нет от этого спасения.

Боль, невыносимую и сокрушительную, причинял не его приезд, не его взгляд и не его неузнавание меня (это даже к лучшему), а его дочь…

Он говорил, писал мне в последней его записке, что не хочет иметь детей, что он не способен стать для них хорошим отцом. Соврал. И посмел привести ко мне своего родного ребенка…

Дальше не могла думать, не хотела ворошить потухший костер боли, который был укрыт слоем черных углей, а сверху припорошен белым пеплом, как укрывают могилу венками. Только на этой могиле не было ни креста, ни ограды, ни памятника. Остался лишь маленький бугорок. Люди пройдут рядом и не заметят, как не видят и боль внутри меня. Она закрыта под ключ, зарыта глубоко под сердцем, туда заколочены все двери и окна. Не хватает только предупреждающей ленты вокруг.

Сколько времени просидела так на холодных ступеньках, не помню. Пришла в себя от чувства теплоты, что чувствовалась на моем плече.

‒ Ева Александровна, с вами все в порядке? Вы бежали так, будто за вами сам дьявол гнался, ‒ и девушка присела со мной рядом.

Хуже, Оля, хуже, он будет страшнее самого дьявола, но ей этого не стоит знать.

‒ Вы белее мела, вот выпейте, успокойтесь.

Интерн протянула в мою сторону пластиковый стаканчик наполненный водой. Спасательная прохлада не принесла нужного облегчения.

‒ Мне бы сигарету, ‒ я никогда не курила, но почему-то именно здесь и сейчас захотелось почувствовать вкус табака. И так некстати вспомнила, что молодая девушка вредила своему организму куревом.

Оля спешно достала из кармана пачку, открыла и протянула в мою сторону, следом чиркнула зажигалкой. Едкий дым заполнил мои легкие и рот, я закашлялась, но упорно продолжала подносить к губам тлеющую сигарету. Чувствовала себя этой самой сигаретой в руке. Отличало нас одно. Она только начала тлеть, я же давно сгорела, не оставив после себя ни единого следа, есть только тело, без радостных чувств и эмоций внутри.

‒ Оля, ты иди, успокой всех. Со мной все хорошо. Иди, передай остальным, что со мной все в порядке, пусть делают свою работу дальше. Я скоро подойду, иди.

 Мне надо взять себя в руки, присутствие интерна отвлекало и сбивало с нужного русла.

Девушка еще какое-то время понаблюдала за мной, ее глаза то расширялись, то сужались, будто выискивали на мне раны, и, не найдя ничего подозрительного, она исчезла за дверью. Я повертела в руках оставшуюся половину сигареты, бросила на пол и со злостью втоптала в бетон. Будто это возможно? Как невозможно забыть его и боль, что он мне причинил когда-то.

Я шла по коридору обратно в кабинет, словно на эшафот. Медсестры опускали головы, но я все равно чувствовала их взгляды. Не хвататало кричащей толпы и прогнивших помидоров, что кидали в виновного. Есть ли моя вина во всем этом? Я уже сполна расплатилась за все…

На посту медсестры хоть и волновались за меня, но старались не смотреть в мою сторону. Они были напуганы, до этого дня мое поведение ничем не было запятнано, на работе я всегда была собрана, организованна. Меня невозможно было сбить с толку. Сегодня все это рухнуло за секунду. И они не знали, что ожидать от меня. Разберемся с этим потом. Я стояла около закрытой двери, за которой меня ждал он. Вдохнула и нажала на ручку.

‒ Извините, вы напомнили мне одного человека, которого я не могу вспоминать без боли, ‒ в кабинет я все-таки зашла, чтобы отказать ему в консультации и распрощаться с ним.

‒ Сочувствую, ‒ в его голосе были слышны отголоски сожаления и поддержки.

‒ Ничего, я уже почти привыкла. Просто не ожидала явного сходства с вами. Для меня это было слишком неожиданно. Столько времени прошло, я до сих пор не привыкла. И простите меня еще раз, но я ничем не могу вам помочь, ‒ с этими словами я развернулась и собралась уходить, не попрощавшись.

Меня не волновала моя выходка, то, как она будет выглядеть со стороны, как к этому отнесется главврач. Он имеет право практиковаться.

‒ Но Павел Николаевич заверил меня в обратном, да и в столице говорят, что лучше вас в этом вопросе никого нет. Значит, все вранье?! ‒ его голос отдавал металлом, будто молотом ударяли по наковальне и выносили мне приговор.

Я остановилась у двери, но продолжала стоять к нему спиной, сил ни на что больше не было.

‒ Павел Николаевич поспешил с выводами. Я не могу оказать вам помощь, я не вправе это делать. Прощайте…

 И я ушла, смогла сдержать себя, заставив не поворачиваться к нему лицом. Прошла по длинному коридору, пробежалась вниз по лестнице, выскочила на улицу прямо в рабочей одежде и подбежала к машине, едва сдерживая горькие слезы. Но меня ждало разочарование. Едва не топнула ногой от злости на саму себя, придется возвращаться обратно, за ключами, сумкой и пальто.  Отмахиваясь от назойливых вопросов медсестер, дошла до кабинета. Он оказался пуст. Слава богу! Схватила свои вещи и спустилась вниз, на этот раз на лифте. На дрожащих ногах дошла до парковки. Знала, что в таком состоянии нельзя садиться за руль, но завела мотор. Машина дернулась с места, унося меня из моего же ада, от которого нельзя было уехать…

Глава 7

Глава 7

Антон

Очередная больница встретила меня привычным запахом лекарств и хлора. Не почувствовав привычной щекотки в носу, вздохнул облегченно. Видимо, за все время, что мы с дочерью провели в похожих стенах, мой организм привык ко всем больничным запахам. Прошелся взглядом по первому этажу. Все копошились, куда-то торопились, кого-то искали, подсовывали бумаги на подпись. На мой взгляд, больница ‒ это как муравейник, бесконечно в движении и беспрерывной работе.

Охранник на посту зацепился за меня своими любопытными глазами. Со стороны я смотрелся подозрительно: мужчина в черном пальто, с короткой бородой, еще и застыл недалеко от входа. Неторопливым шагом направился к пожилому мужчине.

‒Я к Павлу Николаевичу, ‒ без лишних слов сразу перешел к делу.

‒Как же, меня предупреждали. На лифте до четвертого этажа и направо. На двери табличка висит, ‒ узнав, что к чему, у охранника опустились напряженные плечи.

Кабинет главврача нашелся сразу. Секретарша приветливо пригласила пройти внутрь. Скорее всего, ее предупредили, кто я такой. В такие места не часто заглядывают люди моего уровня. Городок, хоть и находится недалеко от столицы, был сравнительно маленьким, всего лишь больше пятисот тысяч человек, ни в какое сравнение со столицей, где больше десяти миллионов жителей, и он рос с каждым днем.

Вспоминаю, зачем сюда пришел. Павел Николаевич еще при разговоре по телефону намекал на непростое положение дел, когда я попросил устроить для меня встречу с одним из врачей их больницы. Ева Александровна Громова, оказывается, своеобразный человек, не жалует встречу с родителями даже своих пациентов, не говоря уже о посторонних, но молва о ней ходила и по столице. Лучше врача было не найти, если только за границей, но нам путь туда пока был заказан. Моя девочка не сможет осилить перелет. Главврача пришлось уговаривать пару дней, пообещав финансовую помощь.

К Еве Александровне я шел один. Павел Николаевич лишь улыбнулся и сказал, что дальше я сам. Шел к ней в кабинет и нервничал. Да и внешне выглядел глупо, в бахилах и с пальто, перекинутым через руку, но медперсонал провожал меня любопытными взглядами. Я привык к такому, но это была не моя территория, что слегка меня напрягало. Еще и имя врача заставило меня вспомнить девчонку, которая не желала покидать мое сердце ни при каких обстоятельствах. Она тоже была Евой, моей первой любовью, моим спасением.

Рос я без отца, только с мамой и бабушкой. Воспитанием занималась бабушка, используя метод пряника. Кнутом в нашей семье единолично владела мама, приходила домой дико пьяная от очередного своего любовника, начинала учить меня жизни. В такие минуты я старался уловить ее каждое слово, не потому, что она говорила умные мысли. Мама вспоминала отца и ругала его последними словами. Я ждал, что однажды она не вытерпит и оговорится, назвав кроме имени и фамилию. Мне было известно немного: он богат, живет в Москве, и его, действительно, зовут Григорий. В строке отец стоит прочерк, но отчество у меня настоящее. Ребенка он не хотел признавать, и мама бросила учебу. Бабушка на себя взяла все заботы обо мне, пока мама гуляла по клубам и искала для меня очередного нового папу.

Бабушка оставила меня в конце зимы, когда до выпуска оставалось пару месяцев. Еле дожидался звонка и после школы бегал к ней на кладбище, делиться своими успехами, потом проводил время во дворе с пацанами, ждал, когда мама отправиться на очередную «охоту». Возвращался домой и допоздна сидел за учебниками, помня слова бабушки.

«Помни, чтобы чего-то добиться в этой жизни, надо много знать, для этого надо усердно учиться. Хоть как ты одевайся, хоть с кем дружи, но твоя голова всегда должна быть ясной и чистой. Эту жизнь можно победить умом и только умом. И кто еще покажет мне мир, если не ты», ‒ говорила она, поглаживая меня по голове.

К тому времени мы уже встречались с Евой. Она была интересной девчонкой, одевалась и красилась своеобразно, причисляя себя к субкультуре готов. Мрачные ребята, но она даже в своем странном прикиде оставалась бойкой, смешной и боевой. Вначале бабушку пугал ее вид, но вскоре Ева смогла покорить ее своей добротой и искренностью. Помню, бабушка связала Еве черный теплый шарф на зиму и такого же цвета варежки. Она так радовалась этому, прыгая на нашем старом диване, который готов был развалиться после ее очередного прыжка…

Постучал в дверь, но в ответ мне была тишина. Заглянув внутрь, увидел молодую женщину, что сидела ко мне почти спиной, и никак не реагируя на окружающих и, собственно, на стук. Она и есть Ева Александровна, Павел Николаевич говорил, что других женщин врачей у них в хирургии нет. Я почти вплотную подошел к ее столу и поздоровался. Сомнений, что передо мной кто-то другой, не осталось, услышав свое имя, она вышла из состояния оцепенения.

Женщина подняла на меня свои глаза, и в них отразился такой ужас, будто перед собой она увидела что-то страшное. Не скрою, я ожидал совсем другого отношения ко мне, что передо мной будут лебезить и стелиться ковром, выманивая у меня как можно больше средств, для пожертвования. Даже готов был к тому, что Ева Александровна откажет мне при встрече лично в лицо. Но только не такого эффекта. Девушка, которая сидит напротив меня, и которую я вижу в первые, широко раскрыла глаза, и ее лицо исказила гримаса боли. Ужас в ее глазах исчез, на место него пришли другие чувства. Она до того сжала зубы, что я услышал скрежет зубов, увидел, как ее лицо пошло красными пятнами, еще немного и она накинется на меня с кулаками…

Глава 7.1

Глава 7.1

Антон

Я лихорадочно пытался вспомнить ее лицо, не встречались ли мы с ней раньше, но мозг не выдал такой информации. Да и ее пепельные волосы я бы запомнил, они были необычного цвета и короткие. Я предпочитал противоположный пол с длинными волосами, мне казалось, что это атрибут их женственности. У нее они доставали до плеч и только подчеркивали ее красоту. Она разжимала кулаки, то снова сжимала их обратно, пытаясь взять себя в руки, но у нее это плохо получалось. Дальнейшие действия, произошедшие в кабинете, заставили меня засомневаться в ее адекватности, и стоило ли приезжать сюда. Женщина взглянула на меня ненавидящими глазами и выбежала из кабинета. Для красоты картины не хватало ее возмущенных возгласов, и чувственная сцена для сериала была бы готова, смотри и наслаждайся.

Я так и остался стоять на своем месте, не зная, что мне делать дальше. Уходить или стоит попытаться дождаться ее и стребовать с нее объяснений по поводу ее странного поведения. В приоткрытую дверь заглянула медсестра и посмотрела на меня шокированным взглядом. Я такой страшный или я чего-то не понимаю. Это не больница, а дом страха какой-то. Под ее царапающим взглядом поднял воротник водолазки, пряча татуировку на шее. Может их смущает надпись, которую они как-то сумели расшифровать, сделанная на языке рун?

‒У вас все хорошо? Что-то не так с Евой Александровной? ‒ женское любопытство всегда побеждало остальные чувства.

‒Это вы мне объясните, что у вас тут творится! Почему ваш врач шарахается от меня и убегает, вместо того, чтобы помочь? ‒ я начинал злиться, жалея о своем потраченном впустую времени. ‒ Ева Александровна всегда так убегает от своих посетителей?

‒Мы подумали, что у ней случилось что-то плохое, она впервые так убегала, будто за ней черты увязались. Всегда была собранной, никогда не терялась. До вашего приезда… ‒ последние слова она выговорила с укором, будто это я что-то сделал с их врачом и  тем самым разрушил привычный уклад больницы. ‒ Вы никаких плохих вестей ей не сообщали?

Я отрицательно кивнул головой, и она прикрыла дверь. Слова медсестры заставили меня задуматься. Значит, когда-то в прошлом мы с ней пересекались, раз мой приезд смог расшатать ее хрупкое душевное состояние. Только когда и где? Ее лицо я так и не смог вспомнить, и решил дождаться ее возвращения, чтобы получить ответы на свои вопросы.

Мое одиночество длилось недолго.

‒Извините, вы напомнили мне одного человека, которого я не могу вспоминать без боли, ‒ в кабинет она вернулась так же неожиданно, как и убежала.

‒Сочувствую, ‒ мой голос звучал сочувственно, я по себе знал, какого это терять близкого тебе человека.

‒Ничего, я уже почти привыкла. Просто не ожидала явного сходства с вами. Для меня это было слишком неожиданно. Столько времени прошло. И простите меня еще раз, но я ничем не могу вам помочь, ‒ с этими словами она развернулась и собралась покинуть кабинет.

‒Но Павел Николаевич заверил меня в обратном, да и в столице говорят, что лучше вас в этом вопросе никого нет. Значит, все вранье?! ‒ я почти прорычал ей это, едва сдерживая себя.

Меня колотило от злости. Еще никто никогда не смел мне отказывать в чем-либо. В столице, наоборот, многие готовы были костьми лечь, лишь бы угодить мне. Она же посмела повернуться ко мне спиной, когда давала клятву помогать всем, кто нуждался в медицинской помощи.

Мой голос с нотками металла заставил ее остановиться у самой двери, но никак не изменил ее решения.

‒Павел Николаевич поспешил с выводами. Я не могу оказать вам помощь, я не вправе это делать. Прощайте, ‒ и она ушла, как ни в чем не бывало.

Я ничего не успел ей ответить. Так и остался стоять на одном месте, не посмев и шагу ступить, чтобы догнать ее. Что это было? Чем я смог так напугать ее, что заставил убегать от меня? Постояв минуту, вышел из кабинета. Пусть главврач отвечает за своих подопечных.

Павел Николаевич был также шокирован ее поведением, как и медсестры. Он попытался дозвониться ей при мне, но в ответ были лишь длинные гудки. Дело не двигалось с мертвой точки.

‒Извините, но я и сам не понимаю, что с ней произошло. Ева Александровна ранее никогда не позволял себе подобного. Она всю себя готова отдать этой работе, никогда и никому не отказывала в помощи, хоть у нее и имеются некоторые маленькие требования по общению с родителями пациентов. Чтобы так бросать работу  и убегать, впервые в моей памяти. Не иначе что-то веское случилось. Я свяжусь с ее отцом и попытаюсь все выяснить.

Пожилой мужчина не знал, как вести себя.

‒Антон Григорьевич, у вас есть возможность задержаться в нашем городе до завтра? Мы решим этот вопрос, и вы получите свою консультацию. Я вам обещаю, что лично сам все проконтролирую, ‒ Павел Николаевич пытался держать лицо, но с каждой минутой удавалось ему это все труднее.

Но ни на другой день, ни через два, ни через неделю он не смог объяснить внезапный побег Евы Александровны. На мои вопросы он отвечал уклончиво, даже новая огромная сумма, два раза превышающая прежнюю, которую я готов был пожертвовать больнице, не помогла изменить сложившуюся ситуацию. Ева Александровна на другой день после нашей встречи неожиданно взяла отпуск за свой счет на неопределенный период, и никто не знал, где она может быть. Ни уговоры, ни деньги, ни угрозы на главврача не действовали, наоборот, перед самым моим отъездом он намекнул, что давление с моей стороны  может привести к неожиданному финалу, Ева Александровна вовсе может уволиться. И где мне ее искать потом? Тайны, что начинали собираться вокруг нее, мне не нравились все больше и больше. Я вернулся в столицу и поручил это дело начальнику своей службы безопасности.

Глава 8

Глава 8

Ева

Машина мчалась по почти пустынной дневной трассе, унося меня из города, где появился он и внес в мою жизнь суматоху. И ненависть, что душила меня, сжимая мое сердце в своих когтистых лапах. Слез не было, только боль, которая накатывала на меня волнами, будто море в ожесточенной борьбе с ураганом. Не понимая, куда я еду, остановилась на заправке, после доехала до ближайшего кафе, которая попалась мне на глаза и выключила мотор, но из салона не вышла. Телефон в кармане без конца звенел, как надоедливая муха, но мне не хотелось разговаривать. Написала сообщения Павлу Николаевичу и отцу, позвонить и все объяснить не хватало сил, сделаю все завтра. Так и просидела с телефоном в руке, пока не начали сгущаться сумерки, и я не продрогла до костей в неработающей машине. И не заметила этого.

С дрожащими руками открыла дверь и прошла внутрь кафе. Заказала кофе с коньяком, чтобы быстрее согреться, и присела за столик в углу, чтобы на меня поменьше обращали внимания, но я привлекала любопытные взгляды своей рабочей одеждой. Села к другим посетителям спиной и отхлебнула горячий напиток. Терпкий вкус кофе вперемешку с коньяком ущипнул за язык, и по телу прошла мягкая волна тепла. Вместе с ней вокруг меня начали виться непрошеные мысли, появившиеся в моей жизни вместе с Антоном. Будь он проклят! Вот стоило же ему войти в мою жизнь именно тогда, когда я только-только перестала думать о нем. Еще и дочь привел, разбередив раны на сердце и на душе, которые за столько лет только-только начали затягиваться.

‒У вас все хорошо? ‒ я подняла голову и увидела перед собой девушку, что делала для меня кофе за стойкой. ‒ Вы столько времени просидели одна, уставившись в одну точку. И кофе ваш остыл, да и одежда у вас не для посещения подобных заведений. Я вас не прогоняю, может, вам помощь какая нужна?

‒Нет, нет, спасибо, все хорошо. Меня должны забрать, ‒ зачем-то соврала я. ‒ Еще немного посижу и все.

Девушка не стала больше допытываться и вернулась за кассу. На глаза попала чашка с кофе, к которой я почти не притронулась. Руки потянулись к остывшему напитку. Я выпила содержимое почти на одном дыхании. Алкоголь притуплял горький вкус кофе, но во рту он все равно ощущался. Прохладная вода была бы кстати. И стоит оставить это место. Мне надо было собрать себя по кусочкам и вернуться домой. Папа, наверное, переживает.

‒Еле тебя нашел, ‒ знакомый голос шумно выдохнул около уха, и тело Даниила плюхнулось на стул напротив.

‒Ты?! Как ты меня нашел? ‒ его появление сильно удивило меня.

‒Так ты же сама мне написала, откуда тебя надо забрать, ‒ он покопался в кармане и вытянул перед собой телефон. ‒ Знаешь сколько забегаловок по этой дороге? Я уже и счет потерял. Как тебя угораздило здесь оказаться?

Даниил обвел взглядом придорожное кафе и поморщился, видимо, не привык к таким заведениям.

‒И почему ты в таком виде? На работе что-то случилось? ‒ его лицо выражало беспокойство.

‒Я решила взять отпуск, ‒ эта мысль пришла ко мне внезапно.

Чернов вряд ли смириться с моим отказом, и не оставит меня в покое, пока я не осмотрю его дочь и не сообщу свое мнение о ее состоянии здоровья. У меня же нет никакого желания снова встретиться с ним. Отпуск даст мне привести мысли в порядок и войти в привычную колею, по которой текла моя жизнь до его прихода. И я, наконец-то, закончу дело, которое требовало своего завершения еще давно.

‒Отвезешь меня обратно в город? ‒ с мольбой в голосе обратилась я к Даниилу. ‒ И мою машину…

Мужчина напротив меня был в недоумении моим поведением и внешним видом, но не приставал с глупыми вопросами. После моей просьбы нн позвонил кому-то по телефону, долго ругался, затем потребовал ключи от моей машины. Даниил подошел к девушке за кассой, положил перед ней свою визитку и мои ключи, что-то объяснил, сверху оставил денежную купюру. Она в ответ кивнула и мило улыбнулась.

‒Поехали, ‒ он подал мне руку и вывел на улицу.

Я двигалась рядом с ним на автомате, словно робот, но его забота радовала. Даниил неторопливо подвел меня к своей иномарке, открыл переднюю дверцу и спокойно подождал, пока я удобно устроюсь и накину ремень, только после этого захлопнул ее и сам уселся за руль. Он не торопился в город, затерявшись среди остальных машин, плавно ехал по трассе в сторону города, терпеливо ожидая момента, пока я сама заговорю.

‒В бардачке есть фляжка, если тебе надо собраться с мыслями, ‒ он мимолетно взглянул на меня. ‒ И набраться храбрости. До города путь недлинный.

Даниил хороший парень, но я не могу рассказать ему историю с Антоном. И не хочу. Зачем ворошить прошлое, которое всеми силами пытаешься вычеркнуть из памяти. Мою историю, связанную с ним, знает только папа. Павел Николаевич, наверное, уже звонил ему. Представила, что он сейчас может испытать. Стоило его успокоить. Набрала отцу еще одно сообщение и открыла бардачок. Отыскала необычной формы фляжку, отделанную качественной кожей, но не открыла, лишь вертела его в своих руках. Чем мне может помочь глоток алкоголя? Абсолютно ничем, кроме короткой передышки от тяжелых воспоминаний.

‒Ева? Не молчи, пожалуйста. Ты меня пугаешь, ‒ я посмотрела на Даниила.

На секунду наши глаза встретились, прежде чем он снова стал следить за дорогой. Сегодня он был сосредоточен, напряжен, будто ожидал нападения врага. Из-за меня он сорвался с города и кинулся меня искать, без лишних вопросов. И не приставал с вопросами. Это дорогого стоит. Многие не могут встретить своих возлюбленных ни с работы, ни с дальней поездки, не говоря уже о неожиданных просьбах ехать куда-то далеко и бесцельно. Кто я ему? По сути, никто, недавно только познакомились. Почему тогда я написала ему? Ведь даже не помню, как набирала ему сообщение, иначе он не смог бы меня отыскать. Значит, на подсознательном уровне я доверяю ему. Даниил почувствовал мой изучающий взгляд на себе и снова повернул голову в мою сторону.

Глава 8.1

Глава 8.1

Ева

Таким главврача я видела впервые.

Он разорался не на шутку, обвиняя меня во всех грехах, которые случились в больнице в последние месяцы, хотя никакого отношения я к ним не имела. Но главврач нашел крайнюю – меня. Его можно было понять, я бросила работу в разгар рабочего времени, не отвечала на звонки, сорвала встречу с потенциальным меценатом. Плюс к этому, добавлялось мое нежелание видеться с родителями маленьких пациентов. И Павла Николаевича было не остановить. Я и молчала, сидела, не смея поднимать голову, изредка кивая ему, соглашаясь с его обвинениями. Он скоро выдохнется, устанет ругать, тогда уже можно смело решать вопрос.

Павел Николаевич опустился в кресло и выдохнул, пальцы постукивали по столешнице. Он смотрел в окно, но в голове искал решение.

‒Вот что мне с тобой делать? Ты сорвала мне такое прекрасное соглашение. Мы, наконец-то, смогли бы купить новые аппараты УЗИ, сделать ремонт, выписать премию… А ты, негодница, все испортила.

Он выслушал от меня короткие объяснения, как только я заглянула в его кабинет, и уже больше часа мы не могли прийти к обоюдному решению, что устраивало бы нас обоих. Павел Николаевич все время срывался на крик, не находя нормального объяснения для Чернова по поводу моего внезапного ухода в отпуск, как и не хотел понимать того, почему я категорически отказывалась встретиться с ним снова. Мои жалкие попытки оправдания, что я не встречаюсь с родителями пациентов, он даже не принял во внимание.

‒Ты знаешь, кто он такой? ‒ Павел Николаевич не терял надежду уговорить меня, используя устрашение положением и статусом Чернова.

‒Знаю, поэтому отказываюсь с ним встретиться еще раз, ‒ только эти знания у каждого были свои.

Я знала прежнего Чернова, худощавого подростка, в доску своего парня для всех дворовых пацанов, который носил одну спортивную форму круглый год, и отменно целовался. Эти воспоминания вызвали румянец на моих щеках. Павел Николаевич знал его таким, каким он стал на данный момент, богатого и успешного, с деньгами и обширными связями.

‒Он и тебя, и меня в порошок сотрет. Ты это понимаешь? Он и глазом не успеет моргнуть, как мы потеряем свои рабочие места, будет хорошо, если потом где-нибудь сможем устроиться. Поэтому я должен знать реальную причину твоего отказа.

‒Вы же знаете наше негласное правило, не лечить и не оперировать своих родных и близких. Считайте, что он мой дальний родственник. Когда-то мы знали друг друга очень хорошо. И это правда. Мы ходили в одну школу и жили в соседних домах. Это только одна причина из всех имеющихся. Остальные я не могу вам рассказать, простите, ‒ я решила слегка приоткрыть завесу тайны, также воспользоваться суеверием главврача. Павел Николаевич верил им, как и многие другие врачи. ‒ Если не дадите отпуск, то увольняйте. Мне уже все равно.

Я готова была рискнуть работой. С моим послужным списком я могла устроиться в любую больницу, конечно, было бы жаль все бросить и уехать из этого города, который успела полюбить Один раз сделала уже такой шаг, повторять его снова не было никакого желания, если не вынудят обстоятельства. И был еще один фактор, не менее важный лично для меня, который связывал мое сердце с этим городом невидимыми нитями, и разорвать их я не решилась бы ни за какие блага в мире.

‒А кто вместо тебя работать будет? Где еще я найду такого хирурга, как ты? Я до сих пор не могу поверить тому, что ты переехала к нам из самой столицы и решила остаться в нашей больнице. Думал, неспроста это, от прекрасного будущего в Москве не отказываются, есть какой-то подвох. Так и оказалось. Я до сих пор не могу понять твой переезд к нам, хотя столько лет уже прошло.

‒Павел Николаевич, большего вы от меня не добьетесь, как ни старайтесь. За все время работы здесь, вы для меня стали вторым отцом, но я все равно не могу вам рассказать всей правды. Чернов – человек из моего прошлого, с которым я не хочу иметь ничего общего в настоящем, тем более, в будущем, даже консультировать. Могу обещать вам только одно, если у вас начнутся большие проблемы из-за моего отказа ему, то я готова осмотреть девочку, но только при вашем присутствии и если обещаете, что никакого контакта с ним не будет. Мое заключение передавать ему будете сами, устно или письменно, решите сами.

‒Я одного не понять не могу, как он тебя не узнал?

‒Внешность у меня в молодости, мягко говоря, была непрезентабельной. В то время я считала себя готом, носила все черное, красилась тоже соответствующе. Да и фамилия у меня теперь другая, и отчество, папа удочерил меня после гибели матери. Я теперь такая, какая здесь, перед вами, а той девчонки давно уже нет…

В кабинете наступила тишина, Павел Николаевич перестал даже пальцами по столу постукивать. Такая новость обо мне обескуражила его. Он во все глаза рассматривал меня, стараясь представить в другом образе. Раньше я была невысокого роста, слегка полноватая, с длинными черными волосами, глаза сильно подводила черным карандашом, губы красила помадой темного оттенка, одежда в основном тоже черная. Та девочка мечтала создать свою группу, выступать на сцене и объездить весь мир.

В настоящее время перед главврачом сидела симпатичная девушка, с перекрашенными в пепельный цвет волосами со стрижкой удлиненное каре, на ней минимум макияжа и классическая одежда, но ее не видят пациенты, на работе мы всегда в рабочей форме. В далеком прошлом никто и представить не смел, даже в своих самых смелых фантазиях, что из той «замарашки» выйдет прекрасный детский хирург…

Глава 9

Глава 9

Две недели спустя…

Ева

Я сидела в кафе за столиком около окна и ждала Даниила. Мне надо было с  ним поговорить и попросить у него о помощи. Иначе, у меня ничего не получится. Мне надо искать выход из сложившейся ситуации, и он был пока только один. Я должна найти себе фиктивного мужа. Срочно! Как ко всему этому отнесется Даниил? Я не знала его как человека, имела о нем лишь поверхностное представление. Но кроме него помощи просить было не у кого.

Екатерина Алексеевна позвонила мне два дня назад в конце рабочего дня, и ее слова меня не обрадовали. На мое заявление пришел предварительный ответ – отказ, как она меня и предупреждала в самом начале. Еще и тонко намекнула, что кроме меня на имя близнецов поступил еще один запрос. Больше ничего она передать мне не могла, второе дело рассматривалось строго втайне, но Екатерина Алексеевна была максимально честна со мной и грешила на иностранцев. Если это так, то их заявление будет в приоритете. Не любит наше государство незамужних женщин, будто мы не сможем ничего сделать без крепкого мужского плеча. А как же «коня на скаку остановят, в горящую избу войдут»?

Мое долгожданное дело забуксовало, как машина, заехавшая в болото. Толкай, не толкай – без помощи не справиться. Нужен трактор, или того лучше, бульдозер. Этим мощным транспортом мог стать Даниил, ведь его согласие было бы для меня божьим подарком. Я позвонила ему на другой день после звонка директрисы детского дома. На встречу со мной он согласился сразу, назначил его на вечер сегодняшнего дня, обрадовавшись тому, что я первая ему позвонила. Он подумал, наверное, что я его на свидание пригласила. Ох, как он ошибался. Даниил имел все шансы добиться моего расположения, но я сама не хотела этого. И надо придумать, как ему все это объяснить. Вот я и сидела здесь, ожидая его, заявившись на встречу на час раньше. Сидела и крутила пустую чашку от кофе.

Взглянула на часы, до прихода Даниила еще уйму времени, и обреченно вздохнула. Несколько дней побегав по документам, в остальные я сидела дома и скучала. Мне нечем было заняться. Художественных книг дома не было, от телевизора я устала, и отпуск для меня начал потихоньку превращался в пытку. Я скучала по работе, но и возвращаться в больницу на данном этапе не могла. Надо дойти до конца.

Повторно сверила стрелки на своих часах с теми, что висели на стене в кафе, решила заказать себе еще кофе и какое-нибудь пирожное. За целый день толком ничего и не ела. Нервничала и переживала. Но я не успела подозвать к себе официанта, когда за спиной услышала знакомый забытый  голос, от которого холод пробежался по моему позвоночнику, парализовав его.

‒Ну, здравствуй, Ева, ‒ и Чернов предстал перед моими глазами. ‒ Пригласишь присесть или убежишь снова? Учти, на это раз сбежать не получится.

Он кивнул на парней в костюмах, которые были готовы ко всему, стоило ему только пальцем щелкнуть. Я молчала, забыв даже о том, что надодышать. Антон снял пальто и его охранник, появившийся ниоткуда, забрал его верхнюю одежду. Он был в костюме, без галстука, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, открывая дорожку темных волос. Чернов устроился на стуле и поднял руку. Официант за секунду появился рядом с нашим столиком.

‒Кофе черный, без сахара, ‒ его вкусы, однако, не поменялись, он и сейчас не любил сладкое. ‒ Девушке повторить то же самое.

Официант ретировался, и Антон уставился на меня. Его глаза жадно изучали меня, осматривая от кончиков волос и до пояса, опуститься еще ниже мешал стол. Правильно, перед ним была другая Ева, не та, что с обожанием слушала его, скучая по нему каждую минуту, когда оставалась одна.

‒Дыру просверлишь, ‒ устав от его взгляда, первая нарушила тишину, возникшую между нами.

‒Я тебя не узнал в больнице. Ты изменилась. ‒ Антон подпер голову рукой, но смотрел в упор, продолжая рассматривать меня. ‒ И подумать не мог, что ты можешь скрываться в образе врача. Помниться, ты мечтала совсем о другом.

‒Скрывался ты, я же просто делаю свою работу, ‒ мне все меньше нравилась эта встреча. ‒ Как ты меня нашел? Разве ты не должен был уехать в Москву?

‒Почему именно этот город? Почему ты уехала из столицы? ‒ он будто и не слышал моих вопросов. ‒ Я наводил справки, тебе пророчили неплохое будущее. Стала бы известным хирургом. А тут…

‒Я уже им являюсь, если ты не заметил, ‒ перебила его, мне не хотелось выслушивать то, от чего я отказалась без сожаления. ‒ Но от него одни лишь проблемы. Не ты ли приехал из самой столицы, требуя моей помощи? Ты же не ради своей прихоти наводил справки и разыскивал меня после отказа? И ты неслучайно пришел в это кафе именно сегодня. Мой ответ ты услышал еще тогда, за это время он не изменился. Повторюсь еще раз, для более упертых. Нет, я не буду ни осматривать твою дочь, ни, тем более, заниматься ее лечением.

‒Почему? Должна же быть какая-то причина. Чем я тебе не угодил, или чем она тебе не понравилась? Ты же ее даже не видела, ‒ его спокойные вопросы меня удивили, я думала, что он начнет требовать, или угрожать.

Он спокойно мог надавить на меня, нагнать страху, грозя увольнением, или еще чем хуже, но он сидел напротив и хотел разузнать реальные причины моего отказа. Я заметила мелкие морщины на его лице, видимо, деньги не принесли ожидаемого облегчения и счастья. Его лицо выражало грусть, будто какой-то груз висел над его головой, готовый сорваться в любую минуту. Глаза впали и были печальными, от прежних не осталось и следа. Известный бизнесмен, с особым статусом и положением в обществе, с обширными связями сидел напротив меня в дешевом кафе и уговаривал ему помочь. Я могла бы злорадствовать, вот оно, наступило долгожданное время для мести, но почему-то эти мысли вызывали во мне протест. Один его вид вызывал во мне старые чувства, от его близости по моему телу бегали мурашки. Столько лет прошло, а они не ржавеют. Надо уходить отсюда, предупредить Даниила и перенести нашу встречу. Я мотнула головой, прогоняя непрошеные мысли из своей головы.

Глава 9.1

Глава 9.1

Ева

‒Не торопись, взгляни на это, ‒ Чернов выудил из кармана костюма фотографию и аккуратно положил его на стол.

У меня не было желания поддаваться его провокациям, я не думала, что он опуститься до шантажа. Мне надо было развернуться и уходить оттуда быстрым шагом, не оборачиваясь назад, но отчего-то сердце выказывало против этого. Я повернула голову. С фотографии на меня смотрели две пары глаз, с недавних пор ставшие для меня родными.

‒Ну, ты и сволочь! ‒ голос прозвучал слишком громко для маленького зала кафе, на нас начали оборачиваться остальные посетители.

‒Я не в игры играть приехал, и слегка подустал, бегая за тобой и разыскивая по всему городу, ‒ Чернов немного подался вперед и теперь его глаза стали беспощадными, голос резал по живому. Он указал на стул.

‒Что ты от меня хочешь? ‒ я присела.

Моя ненависть к нему возросла в разы. Дура, чуть было не купилась на его улыбку и чуть не расплылась от его близости, но его очередной удар по самому больному, вернул меня в жестокую реальность, сбросив с высоты на землю.

‒Немного. Ты осмотришь мою дочь, поставишь свой диагноз или подтвердишь старый, прооперируешь, если это потребуется, и займешься ее лечением до полного выздоровления, ‒ другого ответа я и не ожидала.

‒Если откажусь? ‒ я знала, что он мне скажет, но его слова были намного хуже того, что я могла предположить.

‒Ты их никогда больше не увидишь, ‒ своим указательным пальцем он коснулся детских лиц на фотографии. ‒Я заберу их из этого города и помещу в самый никчемный детский дом на другом конце страны, где над ними будут издеваться и унижать. Они каждый день будут молиться лишь об одном, чтобы кто-то забрал их оттуда. И никто их не спасет. Поверь, я проконтролирую это. И во всем этом виновата будешь ты.

На его слова я ахнула и закрыла рот рукой, слезы брызнули из глаз. Прав был Павел Николаевич, когда говорил о Чернове, что он страшный человек. Главврач был прав и ошибался одновременно. Антон ‒ он не человек, дьявол, который вылез из ада и ходит по земле под лицом человека. Он играет на чувствах  людей, добиваясь своего. Ему не привыкать ломать чужие жизни и судьбы, для него это привычное дело. Моя ненависть возросла, после его слов она забурлила, готовая стереть его с лица земли. Я не обладала той властью, которая была у него, но он все равно ответит за все. Только последний человек может угрожать жизнью детей.

‒Хорошо, я согласна, но после всего ты исчезнешь из моей жизни навсегда, как и несколько лет назад. И на этот раз можешь себя не утруждать составлением длинного письма. Начиталась вдоволь. И я угощаю, благо деньгами ты обеспечил меня еще тогда, ‒ пока выговаривала ему это, вытащила из кошелька несколько зеленых купюр и кинула их на стол.

Мой голос дрожал, я готова была разрыдаться прямо перед ним, но с него хватит и того, что мне пришлось смахивать слезинки после его шантажа. Я встала и направилась к выходу, но мой путь к нему перегородил один из его охранников.

‒Если ты сейчас же не уберешь с моей дороги своего ручного пса, я обещаю, проведу операцию твоей дочери идеально, даже швы сама наложу, но при этом никто не помешает мне сделать лишний надрез или что-то перепутать вместо медсестры. Тогда твоей дочери придется мучиться всю жизнь. И ты не сможешь ни что-то доказать, чтобы обвинить меня, ни чем-то помочь ей, чтобы облегчить ее страдания, ‒ чтобы не кричать через весь зал Чернову, я резко протягиваю руку и вытаскиваю из уха каменной статуи микрофон. И тяну его на себя, с переполняющей меня злостью высказывая ему все то, что никогда бы не посмела сделать в жизни.

Сзади послышался звон стекла, упавшего на пол, но я была уверена, что кто-то слишком самоуверенный в себе, смахнул их со стола со всей силой. В наступившей тишине были слышны лишь испуганные перешептывания посетителей. Мне пришлось ждать всего пару секунд, как охранник открыл мне проход, указываю направление рукой. Не хватало лишь склоненной передо мной головы. Я вышла на улицу и сразу свернула за угол здания кафе, чтобы не упасть перед всеми. Дрожащие ноги еле удерживали меня. Скрывшись от любопытных глаз, я сползла по стене на землю, позабыв обо всем. Мое бежевое пальто испачкалось в пыли и в грязи, но мне было все равно. В моей голове звучали слова Антона о близнецах, как он собирался причинять им боль. Сколько времени просидела вот так, прислонившись к холодным кирпичам, я не знала, но незнакомый мужской голос заставил меня вздрогнуть и вскочить на ноги.

‒Не пугайтесь, пожалуйста. Это всего лишь я, официант из кафе. Подумал, что вам плохо, вы оставили машину на стоянке. Еще в зале я увидел, что вам не по себе от вашего собеседника. Могу я вам чем-нибудь помочь? ‒ я смотрела на парня и не понимала, почему он обратил на меня внимание. ‒ Ничего такого не думайте, я знаю вас, Ева Александровна, в прошлом месяце вы оперировали мою младшую сестренку и спасли ей жизнь. Моя помощь вам – это самое малое, что я могу сделать для вас в знак благодарности от имени нашей семьи. Не отказывайтесь.

‒Спасибо, я справлюсь, вызову такси, ‒ я не знала, как отнестись к его словам. ‒ И не стоит благодарить, я всего лишь делала свою работу.

Я пыталась вытащить телефон из сумки, чтобы заказать машину, но дрожащие руки не хотели его находить. Замок на сумке назло не хотел открываться.

‒Не надо такси, вас отвезет наш водитель. Хозяин кафе не против, я уже договорился с ним, ‒ официант подошел ко мне поближе и указал на машину сзади себя.

Глава 10

Глава 10

Ева

Я разрыдалась, попав в папины родные объятия и почувствовав себя в безопасности.

‒Папа! Он вернулся! И он снова готов разрушить мой мир!..

Суровый военный мужчина испугался моих слов, да так сильно, что его лицо побелело. Я никогда не видела его таким раньше, даже когда хоронили маму. Он тогда держался высоко поднятой головой, сжатыми губами, руками по швам и малословностью. Сейчас он больше испугался, чем растерялся.

Папа снял с меня верхнюю одежду и оставил там же, на полу в прихожей. Моя сумка лежала около двери, сапоги я стянула сама. Папа провел меня в зал, нежно приобнимая, и усадил на диван, затем развел бурную деятельность. Заставил меня выпить коньяк, чтобы меня перестало трясти, разжег камин, принес плед, заварил чай и все это без лишних слов, лишь изредка поглядывая на меня. В его глазах не было упрека или укора, только понимание и отцовская любовь вперемешку с жалостью.

В тот вечер папа долго успокаивал меня и отпаивал ромашковым чаем. Столько слез выплакала, что глаза начали щипать и жечься. Я всхлипывала и делала глоток чая, слова из меня не хотели выходить. Папа едва ли мог услышать от меня хотя бы пару нормально выговоренных слов и понять их. Я мычала и мямлила. Он не задавал лишних вопросов, не донимал меня своим присутствием, спросил лишь один раз, когда я начала успокаиваться.

‒Поделишься случившимся? ‒ я кивнула головой, хотя не имела никакого желания делиться произошедшим со мной буквально час назад.

Вот только мне нужен был кто-то, кому я могла все выложить, чтобы вся эта ситуация не изъедала меня изнутри. Подруг близких у меня, как оказалось, не было, только знакомые и с работы. Да и друзей по близости не наблюдалось. Кроме папы…

Он терпеливо ждал, пока я сама заговорю. Мы сидели в зале, около камина. Папа несколько раз поправлял на мне плед, поменял чашку, сунув в мои руки на это раз стакан с коричневой жидкостью, и сам присел рядом, готовый защитить меня в любую секунду. Со стороны он смотрелся эдаким хищным коршуном, наблюдавшим за отставшим от матери цыпленком, готовый сорваться в любую секунду, чтобы схватить несчастного своими цепкими когтями. На моем лице невольно появилась улыбка. Папа принял это за хороший знак, коснулся моей руки и сжал ее.

‒Он нашел меня, отыскал даже здесь, в этом городе, куда я решила сбежать от него, ‒ и я всхлипнула, поддаваясь эмоциям. ‒ Антон приехал из столицы к нам в больницу на консультацию, точнее к врачу. Этим врачом оказалась я. Почему судьба любит подкидывать такие извращенные шутки?  Я же только перестала о нем вспоминать, думала, что забыла все, что было связано с ним. Но стоило ему только появиться в моей жизни, как меня накрыло снежной лавиной воспоминаний, которые вонзились в меня как льдинки. От них никак не отмахнуться и не защититься. И главное, он привел ко мне  свою дочь…

После этих слов я замолчала. Боль полоснула по моему сердцу острым ножом, будто неуверенный в себе начинающий неопытный хирург сделал надрезы тупым скальпелем, оставляя после себя рваные раны. Как бы аккуратно их потом не зашили, шов будет неровным, и шрам останется на всю оставшуюся жизнь, напоминая о тех печальных событиях.

‒Антон хочет, чтобы я осмотрела его дочь, подтвердила старый диагноз или поставила новый. Павел Николаевич уговорил меня встретиться с ним. Я не знала, о ком идет речь, но стоило хотя бы имя спросить, узнать, кто они такие, а я такая дура, что ничего этого не сделала. И главное, его не устраивают другие врачи, даже нашего главврача отверг, хотя многому я у него научилась. Он настаивает на моей кандидатуре и ни на чьей больше. Но я не могу этого сделать. Боюсь, что не смогу держать себя в руках, что не справлюсь с прошлым и не смогу судить объективно. Врачи не лечат и не оперируют своих родственников, это негласное правило среди хирургов. Чернов мне не родственник, но я боюсь, что чувство обиды во мне взбунтуется и попытается отомстить ему в лице его дочери. Он ни в какую. не соглашается с моим отказом,  даже угрожать пытался.

Я успела договорить, как папа вскочил с дивана.

‒Он тебе угрожал? Ну, я ему покажу, где раки зимуют. Тогда не получилось, хоть сейчас разберусь, ‒ еле уговорила его успокоиться.

‒Не мне лично, он нашел рычаги давления на меня. Пап, ты многого не знаешь, я, как могла, скрывала это от тебя. Думала, что ты не одобришь и будешь против этого. Я хочу усыновить ребенка из детского дома, их двое, близнецы. Заявление написала еще две недели назад, но пришел предварительный ответ. Мне отказали. Директриса грешит на иностранцев, но где они и наш городок. Думаю, тут без вмешательства Чернова не обошлось. Он сказал, что заберет их отсюда и пристроит в самый худший детский дом в каком-то богом забытом месте. Я уже прикипела к ним, полюбила их, если бы ты только посмотрел на них, они бы сразу понравились тебе, ‒ я снова зарыдала, вспомнив близнецов.

‒Ну, ну, тише, успокойся. Раз решила, так тому и быть. Моя дочь не смогла бы впустить в свое сердце чужих детей, если бы они не были этого достойны. С Черновым мы разберемся, он навсегда забудет сюда дорогу.

Некоторое время мы просидели молча. Папа поглаживал меня по голове, как маленькую девочку, я себя таковой и чувствовала.

‒Ничего, мы со всем справимся. Только я одного не понимаю, чем тебе его дочь не угодила? Ты же любишь детей, никогда не смешивала свои отношения к их родителям и пациентам в одну миску. И с родителями ты без надобности не общаешься. Так осмотри девочку без его присутствия, и пусть твой Чернов уматывает к себе обратно в столицу.

Глава 10.1

Глава 10.1

Ева

И я начинаю свой рассказ.

‒Помнишь то время, когда мы расстались? Он бросил меня без объяснений и укатил в Москву, строить свою жизнь и будущее. Я сильно переживала из-за этого. Но не только из-за того, что он ничего мне не сказал и исчез, тогда я была беременна. От него. И сделала аборт. Я не думала, что ты останешься рядом со мной и удочеришь меня. Помнишь, я болела, с постели не вставала. Ты грешил на грипп, но мне тогда было так тяжело, что любой шаг доставлял невыносимую боль. Еще тогда я узнала, что у меня больше никогда не будет детей. Срок был уже большой, да и врач спешила, ошиблась. Мои поездки за границу были связаны с этим, ездила туда обследоваться, а не опыта набираться у иностранных коллег, как я тебе говорила. Все врачи во всех клиниках твердили одно и то же. Я никогда не смогу стать матерью. Вроде смирилась с этим, но встреча с близнецами открыла мне глаза. Решила, что смогу спасти две  детские души, подарить им семью, хоть и неполную, и свою безграничную любовь.

Папа не перебивал меня и не смотрел в мою сторону. Его глаза были нацелены вперед, и я не могла видеть чувства, отражавшие в них. Молчание отца меня беспокоило.

‒Я мог бы быть дедушкой, ‒ все, что он выговорил после моего признания.

Ни тебе ругательств, ни обвинений, ни взглядов, предвещающих ничего хорошего.

‒Почему ты не сказала об этом тогда? Я бы помог тебе решить все проблемы, если бы только ты сказала мне всю правду. Как ты со всем этим справилась?

Отец все еще не смотрел в мою сторону, словно разговаривал с пустотой, или с моим призраком. Он корил себя, что не смог мне помочь тогда, что не догадался о моих проблемах и решил их не он. Ему было больно от того, что я не доверилась ему и не обратилась за помощью. Но тогда он был для меня почти чужим человеком, мужем моей мамы, мне – отчимом. Прекрасным человеком, который в свое время делал все возможное, чтобы подружиться со мной и быть для меня опорой, и в конце стал моим отцом, хоть и не родным.

Я не жалела ни разу, что согласилась на удочерение, хоть уже была достаточно взрослая для этого. Да и все знакомые во дворе крутили у виска, когда видели нас вместе. Сколько было жалоб и козней со стороны друзей и соседей, сколько психологов я прошла, не сосчитать, но мы справились со всем и стали семьей.

‒Пап, это все уже в прошлом. Ты ни в чем не виноват, и не должен себя корить. Наоборот, ты спас меня, подарил мне свою любовь, стал для меня настоящим отцом, заставил поверить в людей, сделал из меня человека. Я справилась со всем только с твоей помощью и поддержкой, твоя вера в меня заставляла идти вперед и не отступать ни перед чем. Мне не хочется тебя подвести. Обещаю, я со всем справлюсь. И ты станешь дедушкой, хоть и внуки будут не родные и слегка подросшие, ‒ теперь пришла моя очередь сжимать его руку.

Папа посмотрел на меня, и на его щеках я увидела две влажные полоски. Суровый военный плакал, не скрывая своих слез.

‒Пап, ну ты чего? ‒ я обняла отца.

‒Я хочу увидеть их, ‒ он быстро вытер свое лицо. ‒ Хочу посмотреть на них хотя бы одним глазком. И подниму все свои старые связи, но твой Чернов обломает свои зубы. Мы с тобой вдвоем кремень!

Дальше я рассказывала ему о близнецах, о Даше и Паше, о четырехлетних малышах, от которых отказалась совсем молоденькая горе-мамаша еще в роддоме. Она подписала документы уже через два часа после родов, когда ей предложили взглянуть на малышей, а через пять она сбежала из своей палаты. Девушка поступила без документов, и никто не кинулся ее искать.

Моя история о них получилась длинной, но и она вскоре закончилась. Папа был взволнован, но держался, чтобы не беспокоить меня. Я принесла ему бокал с коньяком, от которого он попытался отказаться, но моя настойчивость взяла вверх.

‒Как поступишь с Черновым? ‒ ответа на этот вопрос я и сама пока не знала.

Папа не просто задал этот вопрос. Он догадался о причине моего отказа ему, он все понял без моих объяснений. Все дело было в ребенке, судьбу которого в далеком прошлом я перечеркнула своим единственным словом. Отец еще не знал, что он мог стать дедушкой внучки. И мне надо будет очень сильно постараться, чтобы держать себя в руках и чтобы отнестись к его дочери непредвзято. Ведь когда-то давно я тоже могла стать матерью для самой прекрасной дочери, которой не суждено было увидеть белый свет. Чернов ‒ отец дочери, второй дочери, которая была бы уже достаточно взрослой и самостоятельной, о которой он не знает ни слова.

‒Не знаю, но думаю, что придется согласиться на его условия, иначе не стать тебе дедушкой. Я подтвержу старый диагноз, поставленный ее дочери ранее другим врачом, и он уедет из нашего города, и свою дочь заберет. И мы все это забудем, как страшный сон. Павел Николаевич будет рядом, думаю, я справлюсь. Не переживай за меня, ‒ я улыбнулась отцу, но в моей душе бушевал ураган.

Мы помолчали еще немного, каждый думал о своем. Время уже перевалило за полночь. Я поднялась в свою спальню, но в эту ночь сон решил не приходить ко мне. Сколько времени бы я не ворочалась, но заснуть не удалось. Воспоминания норовили утащить меня в свой мир и вскоре победили в этом деле. Тогда я была глупой школьницей, которая поверила в любовь в человека, что предал ее без раздумий. И ни разу не оглянулся…

 

Загрузка...