Обретая любовь

Глава 1

30 мая 1816 года

Беркли-сквер, 45

Лондонская резиденция герцога Ашбрука

Будучи мальчишкой, Гриффин Берри, единственный наследник виконта Монкриффа, не имел ни малейшего интереса к истории цивилизованной Англии. Он грезил о Британии давних времен, когда все мужчины были воителями и по побережьям хозяйничали викинги, представляя себя у кормила древнего парусника со свирепыми татуировками, как у античного шотландского воина.

Уже в восемнадцать он стал пиратом, а в двадцать два командовал собственным кораблем, которому дал имя «Летучий Мак». И пару лет спустя один только вид черного флага с кроваво-красным цветком ввергал в трепет матерых морских волков.

Никто и не догадывался, что свой корабль Гриффин назвал в честь жены, которую звали Поппи[1]. Также в ее честь он сделал у себя на щеке татуировку в виде макового цветка, хотя провел с ней всего лишь день и, говоря официальным языком, так и не консумировал брак.

И тем не менее он всегда испытывал определенное удовлетворение по поводу этого, пусть и незначительного, знака почтения к супруге. За годы, проведенные в море, Гриффин выработал собственный кодекс чести. Он никогда никому не стрелял в спину, никого не заставлял шагать по доске за борт и не позволял себе насильственных действий по отношению к женщинам. Более того, он быстро избавлялся от тех членов экипажа, которые полагали, будто грозная слава «Летучего Мака» дает им вольность потворствовать своим низменным наклонностям.

Следует, однако, отметить, что, согласно королевской амнистии, дарованной недавно ему и его кузену Джеймсу, герцогу Ашбруку, они определялись не как пираты, а как каперы.

Гриффин, конечно, понимал, что различие здесь незначительное. Хотя, по правде, последние семь лет они с Джеймсом ограничивались лишь нападением на пиратские и работорговые корабли, не трогая суда законопослушных коммерсантов. Но, в сущности, он как был, так и оставался пиратом. И теперь, вернувшись в Англию, не собирался притворяться, будто все это время рыскал по свету в напудренном парике и выплясывал кадриль на балах в заморских странах.

С другой стороны, Гриффин ничуть не сомневался, что его жена, которую он едва помнил, совсем не обрадуется, узнав, что она замужем за пиратом. Или пускай даже за капером.

Как на это ни смотри, он мало походил на джентльмена со своей хромотой и татуировкой, имея за плечами полтора десятка лет, проведенных в море. И, конечно же, ничем не напоминал того юного добропорядочного баронета, за которого Поппи была сосватана своим папашей.

Ему совсем не нравилась идея ввалиться в незнакомый дом где-нибудь в окрестностях Бата (он не имел ни малейшего представления, где именно проживает его жена) и заявить, что он является пропавшим мужем леди Берри. При этой мысли с губ Гриффина невольно сорвалась пара ругательств. Он даже ощутил нечто похожее на страх, хотя подобные эмоции не посещали его даже в разгар жесточайших морских сражений.

В тех битвах они с Джеймсом сражались вместе, плечом к плечу. Им многое пришлось повидать. И возможно, именно поэтому Гриффин предложил ему совершенно неразумное, не подобающее джентльмену пари, которое наверняка ужаснуло бы его респектабельного отца.

– Давай поспорим, кто из нас быстрее затащит в постель свою жену.

Джеймса, судя по виду, не особенно шокировало такое предложение, но он все же не преминул заметить:

– Это не в духе истинных джентльменов.

– Да ладно, – усмехнулся Гриффин. – Нам с тобой уже поздно претендовать на этот статус. Ты можешь сколько угодно изображать из себя герцога, но что касается джентльменства… Нет, ты не джентльмен.

Судя по ухмылке, играющей на губах Джеймса, он склонялся к тому, чтобы принять брошенный вызов. Вот только неизвестно, кому из них придется столкнуться с наибольшими трудностями. Гриффин не мог вспомнить лица своей жены, но, по крайней мере, поддерживал ее финансово во время своего отсутствия. А супруга Джеймса уже собиралась официально объявить его мертвым, поскольку тот не давал о себе знать в течение семи лет.

– Если я соглашусь на это пари, – проговорил Джеймс, – тебе придется отправиться в Бат, где у тебя с супругой состоится вряд ли легкий разговор.

Разговаривать с Поппи?.. Гриффин не испытывал большого интереса к каким-либо разговорам с ней.

Четырнадцать лет назад он покинул очаровательную юную девушку… И в силу определенных обстоятельств, о которых ему не хотелось вспоминать даже сейчас, он оставил ее девственницей. Нетронутой, неудовлетворенной…

Нет, у него не было ни малейшего желания разговаривать со своей женой.

Но это все же придется сделать. И было бы гораздо легче, если бы ему не воткнули в ногу нож. А так, предстать перед Поппи калекой…

После того как Джеймс вышел, Гриффин еще раз прошелся по комнате, чтобы размять ногу, затем остановился у окна, выходящего на небольшой парк, прилегающий к городскому дому кузена. Главная аллея была полна зевак и газетчиков, пронюхавших о том, что вернувшийся герцог промышлял пиратством. Они наверняка будут ошиваться здесь еще не меньше недели, реагируя на каждое мимолетное появление Джеймса или его несчастной жены.

Когда Гриффин отвернулся от окна, в комнату как раз вошел его ординарец по прозвищу Акула.

– Пакуй наш скарб, Акула. Нам надо как-то ускользнуть от этой своры. Они, наверно, пасутся и у парадного входа?

– Да, – отозвался Акула, направившись к платяному шкафу. – Дворецкий говорит, что там их целая толпа. Нужно сваливать, пока они не выломали двери.

– Ну до этого дело не дойдет.

– Кто знает… – ухмыльнулся Акула, отчего татуировка под его правым глазом слегка перекосилась. – Похоже, весь Лондон только и говорит что о герцоге-пирате. По словам того же дворецкого, подобного ажиотажа не было с тех пор, как русский царь нанес визит нашему королю.

В ответ Гриффин лишь выругался.

– Все в доме переживают, потому что еще неизвестно, останется герцогиня с герцогом или нет. – Акула покачал головой. – Любая леди была бы ошарашена, узнав, что она замужем за пиратом. Ведь она, похоже, полагала, что он давно упокоился на глубине пяти саженей и уже никогда не объявится. Внизу говорят, что она рухнула в обморок, как только увидела его. Не удивлюсь, если с вашей женушкой случится то же самое. А может, она просто забаррикадирует дверь. В конце концов, вы пропадали подольше герцога.

– Захлопни пасть! – рыкнул Гриффин. – Позови лучше кого-нибудь помочь тебе с вещами, чтобы мы могли как можно скорее убраться отсюда.

Взяв трость, он двинулся к двери, но на секунду остановился, чтобы взбодрить себя ударом по бедру. По какой-то причине это способствовало расслаблению мышц, и шагать становилось легче. Хотя походка прежней все равно не станет.

– Вот это правильно, – одобрительно прогудел ничуть не смутившийся Акула. – Вам нужно во весь опор нестись к своей миссис и самому ей обо всем рассказать, пока она не узнала худшее из газет.

– И вели, чтоб подали карету, – распорядился Гриффин, игнорируя болтовню Акулы. Да, превратить матроса в лакея нелегко. Акула просто не имел представления о соответствующем поведении.

Вскоре Гриффин остановился на пороге библиотеки. За все эти годы они с Джеймсом неоднократно бывали на приеме у короля Сицилии, в его роскошном дворце, и тем не менее Гриффин был впечатлен великолепием данного помещения. Расписанное голубыми и белыми узорами, с тяжелыми шелковыми портьерами на окнах, оно напоминало залы Версаля.

Как ни жаль, Джеймс ни в малейшей степени не соответствовал декору помещения. Он сидел за столом без сюртука, без галстука, в одной рубашке с засученными рукавами. Как и сам Гриффин, он был бронзовым от загара, широкоплечим и мощным, с татуировкой на лице.

– Ну и видок у тебя, – заметил Гриффин, входя в комнату. – Я окончательно тебя испортил, это ясно. Никогда не встречал человека в меньшей степени похожего на аристократа. Вряд ли ты когда-либо обретешь приличествующую герцогу элегантность.

Джеймс лишь хмыкнул, не отрываясь от листа, на котором что-то писал.

– Я только что получил сообщение о том, что бумаги, подтверждающие нашу амнистию, будут доставлены завтра.

– Вышли мои следом, – попросил Гриффин, опираясь на трость. – Я должен нагрянуть к жене прежде, чем она прочтет в газетах о роде моих занятий. Для того, чтобы выиграть наш спор, ты ведь понимаешь. – По правде говоря, ему было немного стыдно за то пари, которое он заключил с Джеймсом. Не следует делать ставки на собственных жен.

Джеймс поднялся и вышел из-за стола. Гриффин годами не обращал внимания на внешний вид кузена, однако обтягивающие панталоны, в которых тот щеголял сейчас, сильно отличались от грубых бриджей, которые они носили на корабле. Каждый мускул на ногах Джеймса четко выделялся, а его нижним конечностям позавидовал бы и портовый грузчик.

– Помнишь тот момент, когда мы встретились в море? – спросил Гриффин. – Твой парик съехал набок, на тебе был расшитый камзол, надетый кое-как. Ты был тощим, как тростинка, с необсохшим молоком на губах. Многих капитанов охватывала паника, когда мои ребята сыпались к ним на борт, но ты держался молодцом.

Джеймс засмеялся.

– Я был чертовски рад, когда обнаружил, что настигнувшими нас пиратами командует мой близкий родственник.

– Черт возьми, как ты сможешь влиться в высшее общество?

– Думаешь, им не понравится моя татуировка? – опять засмеялся Джеймс, ничуть не переживая о будущем. – Если кто-то посмотрит на меня косо, я сразу же укажу на виконта Монкриффа. Возможно, мы с тобой станем зачинателями новой моды.

– Мой отец еще жив, – напомнил Гриффин. – Так что я пока не виконт. – Он подумал присесть, но вовремя вспомнил, что, стоит ему сейчас рухнуть в кресло, подняться потом будет нелегко.

– Его светлость не будет жить вечно. И однажды мы увидим себя старыми, седыми, татуированными, ломающими копья в палате лордов по поводу какого-нибудь законопроекта.

Гриффин чертыхнулся и направился к двери. Если кузену хочется питать иллюзию, будто возвращение к цивилизованной жизни пройдет легко, пускай веселится. Те дни, когда они были соратниками, бесшабашными собутыльниками и кровными братьями, миновали.

– Братишка, – окликнул Джеймс, двинувшись следом со своей бесподобной грацией. – Когда мы снова увидимся?

Гриффин пожал плечами.

– Возможно, на следующей неделе. Я не уверен, что моя жена впустит меня в дом. А твоя уже объявила, что оставляет тебя. Быть может, нам обоим придется искать новое жилье, не говоря уж о новых супругах.

Джеймс усмехнулся.

– Да ты никак боишься? Капитан «Летучего Мака», гроза семи морей, трепещет перед женой, которую едва знает?

– Забавно получается, – проговорил Гриффин, игнорируя насмешку. – Я был главным в море, а теперь ты герцог, а я всего лишь баронет.

– Вздор… Я был капитаном «Мака II», более совершенного корабля. Так что я всегда был главнее тебя.

Гриффин хлопнул брата по спине, и на некоторое время воцарилась тишина. Мужская дружба – странная штука. Они повсюду были вместе, бок о бок, пренебрегая опасностями, ибо в компании отвага возрастает, а теперь…

– Ее светлость, вероятно, скоро спустится к обеду, – предположил Гриффин, оглядывая кузена с головы до ног. – Тебе следует одеться, как подобает герцогу. Хотя бы в тот сюртук, который тебе пошили в Париже. Сделай ей сюрприз, а то ты выглядишь как дикарь.

– Терпеть не могу…

– Это не важно, – перебил Гриффин. – Светские дамы не выносят неряшливый вид. Акула разговаривал с домашней прислугой. Тебе известно, что твоя жена славится как в Лондоне, так и в Париже своей элегантностью?

– Меня это не удивляет. Она всегда имела манию к подобного рода вещам.

– Поэтому ее светлости вряд ли понравится, если за обеденным столом ты будешь выглядеть, как какой-нибудь садовник. Хотя не понимаю, зачем я тебе пытаюсь помочь? Ведь так я могу проиграть… Хотя, что именно? Мы заключили пари, но при этом не определили ставку.

Джеймс посерьезнел.

– Мы не должны были так поступать.

Их взгляды встретились, выражая обоюдное осознание того, что время прежней бесшабашности и циничности прошло. Они были обязаны придерживаться определенного отношения к своим женам и в какой-то мере уважать их достоинство.

– Уже поздно идти на попятную, – сказал Гриффин, немного повеселев от осознания того, что Джеймс тоже испытывает угрызения совести. – Откровенно говоря, я сомневаюсь, что кто-то из нас победит. Английские леди не склонны иметь дело с пиратами. Мы никогда не затащим их в кровать.

– Я не должен был на это соглашаться.

– Черт… Ты выглядишь как настоящий герцог с такими вот чопорно поджатыми губками. В общем, договор есть договор, ты не можешь отказаться. Пусть это будет нашей последней вульгарной пиратской выходкой.

Джеймс скрипнул зубами.

В этот момент в дверях появилась голова Акулы.

– Милорд, вещи упакованы.

– Ну что ж, до скорого, – проговорил Гриффин. – Желаю удачи.

Некоторое время они с Джеймсом смотрели друг на друга – двое мужчин, вернувшихся на родину, где они были чужими и вряд ли когда-нибудь станут своими.

– Как насчет того, чтобы встретиться на Рождество? – спросил Джеймс, приподняв бровь. – Только не в городе.

Гриффин задумался. Провести рождественские праздники в герцогском поместье – значит признать Джеймса практически родным братом. Так очень быстро дойдет до того, что они станут рассказывать байки о былых временах, когда с риском для жизни выручали друг друга, вместо того чтобы оставить все в прошлом, забыть, как нелепый сон.

Джеймс шевельнул плечом.

– Хотелось бы надеяться, что в будущем меня ждет что-то приятное.

Джеймс не желал становиться герцогом, как и сам Гриффин не хотел быть баронетом и тем более виконтом. Так что здесь они на равных.

– Это подобно тому, как Ясон… или, еще лучше, Минотавр вернулся домой. У меня покалечена нога, ты скрипишь, как несмазанное колесо, и никто не знает, как к нам относиться.

Джеймс хмыкнул.

– Скорее мы подобны Одиссею. У Гомера вроде бы написано, что никто не признал Одиссея, кроме домашнего пса. А вообще мне наплевать на отношение окружающих. Ну так как насчет Рождества?

Гриффин понимал, что, согласившись, поставит себя в позицию герцогского друга – ему придется ездить к нему в гости и стать вхожим в высший аристократический круг, к чему всегда стремился его отец.

Он полагал, что, подавшись в пираты, разрушит амбициозные планы родителя. Но, как видно, у судьбы имелись иные соображения.

– Жаль, что ты стал герцогом, – проговорил Гриффин, прерывая затянувшуюся паузу.

– Я тоже об этом сожалею. – Судя по глазам, Джеймс был абсолютно искренен.

– Ну что ж, давай встретимся на Рождество, – сказал Гриффин, уступая неизбежному. – Вероятно, ты все еще будешь пытаться затащить в кровать свою жену, так что я смогу дать тебе пару советов.

И после крепкого дружеского объятия он вышел, не сказав больше ни слова, ибо в этом не было никакой необходимости.

Теперь ему предстояло встретиться с собственной семьей – с отцом, с женой.

Самое главное – с женой.

Глава 2

2 июня 1816 года

Окрестности города Бат, поместье Арбор-Хаус

– Ты замужем за пиратом?!

Фиби Элеонора Берри, жена сэра Гриффина Берри, едва сдержала улыбку при виде изумления на лице ее подруги Амелии Хауэлл-Барт. Но как бы это ни было забавно, у нее все же слегка кольнуло в груди.

– Насколько мне известно, его светлость занимался пиратством в течение нескольких лет.

– То есть он был самым настоящим пиратом? – Чашка Амелии зависла на полпути ко рту. – Как романтично!

Сама Фиби так не считала.

– Пираты заставляют людей шагать за борт по доске, – заметила она. И так резко опустила свою чашку, что та клацнула о блюдце.

Глаза подруги округлились, и чай из ее чашки, которую она поставила на стол, выплеснулся на скатерть.

– По доске?.. Думаешь, твой муж в самом деле…

– По имеющимся сведениям, пираты регулярно спроваживают людей в пучину, не говоря уж об обычном грабеже.

Амелия судорожно сглотнула. И по-видимому, быстро поменяла свое мнение насчет романтических аспектов наличия пиратов среди ближайших соседей. Она была очаровательной миниатюрной дамой с губками, напоминающими бутон розы, и волнистыми каштановыми волосами. И ее муж, мистер Хауэлл-Барт, известный на весь город золотых дел мастер, вряд ли позволил бы ей посещать Арбор-Хаус, если бы узнал, каким образом сэр Гриффин развлекался за пределами родины.

– Имей в виду, – добавила Фиби, – я не общалась с ним много лет, но таково мое предположение. Его деловой партнер явно лгал мне.

– А что он говорил?

– Во время нашей последней встречи он сообщил, что сэр Гриффин занимается экспортом леса из обеих Америк.

Личико Амелии просветлело.

– Возможно, так оно и есть! Мой благоверный как раз сегодня утром рассказывал, что те, кто перевозит дерево из Канады, неплохо зарабатывают. Почему же ты решила, что твой муж – пират, если он сам тебе в этом не признавался?

– Несколько лет назад он написал об этом своему отцу, который счел нужным меня проинформировать. И, судя по всему, сэр Гриффин является настоящей грозой морей.

– О господи, Фиби… А я думала, твой муж просто предпочел жить за границей.

– Так оно и есть. Ты представляешь, какой бы грянул скандал, если бы я публично заявила, что замужем за пиратом? Думаю, для виконта было бы лучше, если бы его сын сгинул в море.

– Все могло быть гораздо хуже, – проговорила Амелия.

– Что же может быть хуже?

– Тебя могло бы угораздить выйти замуж за разбойника с большой дороги.

– Не вижу особой разницы, – пожала плечами Фиби. – Так или иначе, я замужем за преступником, которого надлежит повесить. Ты понимаешь?.. Или же заточить в тюрьму.

– Его отец этого не допустит. Ты же знаешь, какое у виконта влияние. Поговаривают, лорду Монкриффу может быть даже пожалован графский титул.

– После известия о том, что его сын – пират, этого уже не случится.

– Однако сэр Гриффин и сам является баронетом со всеми вытекающими правами. Никто не повесит обладателя дворянского титула.

– Еще как повесят.

– Нет, его скорее всего обезглавят.

Фиби аж передернуло.

– Какой ужас…

– Но почему твой муж стал баронетом, если его отец является виконтом, здравствующим и поныне? – наморщив лоб, поинтересовалась Амелия. Будучи женой золотых дел мастера, она не очень-то разбиралась в дворянской табели о рангах.

– Это временный условный титул, – объяснила Фиби. – Мой тесть унаследовал титул баронета наряду с титулом виконта, и его наследник, то есть мой муж, является баронетом вплоть до смерти отца, после чего уже становится виконтом.

Некоторое время Амелия осознавала услышанное. Затем сказала:

– Миссис Кримп была бы вне себя от злорадства, если бы узнала о твоем муже.

– Ей скоро представится возможность позлорадствовать.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что он вернулся, – с унынием произнесла Фиби. – Он уже в Англии. – Протянув подруге газету, она указала на заметку внизу страницы.

– Уже в Англии?.. И еще не уведомил об этом тебя?.. И ты не виделась с ним с момента…

– Со дня нашей свадьбы в восемьсот втором году. Точнее, с нашей первой брачной ночи. То есть четырнадцать лет. И теперь он объявился в Англии без всякого предупреждения.

– Вы, конечно, столько лет прожили раздельно, но он наверняка без промедления нанесет тебе визит, – предположила Амелия, не отрывая взгляда от газеты.

– Вполне вероятно, его бросят в тюрьму прежде, чем у него возникнет такая возможность, – отозвалась Фиби и взглянула на пробежавшую мимо дочь, чьи локоны были рассыпаны по плечам. Опять Маргарет потеряла свою ленточку…

– Ты сообщала ему о детях? – спросила Амелия, поднимая глаза.

– Каким образом? Написав ему письмо и указав на конверте: «Южные моря, до востребования»? Я, конечно, могла передать информацию через его поверенного, но, честно говоря, я полагала, что он никогда уже не вернется. Амелия, что мне делать?

– Вряд ли он имеет право предъявлять какие-то претензии по поводу детей. Он пират, и этим все сказано. Он не имеет твердой почвы под ногами. Кстати, насчет ног… Как ты думаешь, у него может быть деревянная нога? Я слышала о таком. Или же повязка на глазу?

– Это было бы совсем отвратительно! – содрогнулась Фиби.

Амелия отложила газету и закусила губу.

– Да, ситуация у тебя не из легких.

– Еще бы…

– Представить только, твой муж покидает Англию в вашу первую же брачную ночь…

Фиби кивнула.

– …и теперь, вернувшись, обнаруживает в доме троих детей!

Глава 3

Аластер, младший сын Фиби, с пронзительным визгом пробежал мимо.

– Господин Аластер, ведите себя прилично! – крикнула ему вслед старая няня миссис Макджилликадди, которую все звали просто Нянюшкой. – Он опять потеряет свой подгузник. Где эта чертовка? Наверное, опять дремлет… Лидди! – гаркнула она в сторону ивы, под которой расположилась другая, более юная няня.

Удовлетворенная тем, что девушка хоть и неохотно, но стала подниматься, Нянюшка повернулась к Фиби.

– И что ты намерена сообщить окружающим по поводу такого поворота событий?

После смерти родителей старая няня практически заменила Фиби мать.

– Я не собираюсь никому ничего сообщать.

– Что-то сказать все же необходимо. Тебе также придется строить с ним какие-то отношения. – Поставив чашку на стол, няня поднялась со стула. – Вот ведь неугомонный ребенок! Аластер опять полез в озеро! – Она снова повернулась к Фиби. – Что бы ни случилось в вашу первую брачную ночь, моя девочка, ты должна выкинуть это из головы. Если он, конечно, будет проявлять к тебе интерес. Как ни прискорбно, но он твой муж.

Фиби колебалась, ее так и подмывало рассказать, что произошло той ночью. Но она все же сдержалась, тем более что Нянюшка уже устремилась в сторону озера.

В ту ночь Гриффин был морально раздавлен случившимся. Сама она, проинструктированная матерью, ожидала, что испытает невероятную боль, и была готова все перетерпеть, чтобы стать замужней женщиной в полном смысле этого слова. Но как оказалось, никаких мучительных испытаний переносить не пришлось.

Она никогда не винила его за то, что он выскочил в окно. И поначалу думала, что утром он вернется. Но Гриффин так и не явился. Лишь через несколько дней Фиби призналась своим близким, что новоиспеченный муж сбежал от нее.

Такое обстоятельство было очень унизительным, особенно когда все пришли к выводу, что исчезнувший супруг скорее всего вообще покинул Англию на борту какого-нибудь корабля. А отец даже не пытался ее утешить.

– Я выложил кругленькую сумму за эту вялотекущую голубую кровь! – процедил он сквозь зубы. – Я сполна заплатил за то, чтобы моя дочь стала леди Берри!

– Я остаюсь леди Берри даже при отсутствии у меня под боком сэра Гриффина, – поспешила заметить Фиби.

Мать восприняла случившееся более оптимистично.

– Ей будет даже лучше без этого юного оболтуса, – заявила она. – Он пока слишком молод для нее, я ведь сразу об этом сказала. Мальчишка поболтается по морям, посмотрит на мир и со временем вернется обратно. Вот увидите.

Что же касается произошедшего в первую брачную ночь фиаско, то мать сочла, что здесь Фиби просто повезло. Ни больше, ни меньше.

Однако проблема усугубилась тем, что Гриффин так и не вернулся.

Несколько лет Фиби терялась в догадках, особенно после того, как ей нанес визит некий мистер Петтигру, представившийся доверенным лицом пропавшего мужа и передавший значительную сумму на ведение домашнего хозяйства.

Но потом, после того как во время пожара погибли ее родители и одна из сестер, Фиби практически перестала думать о Гриффине, будучи слишком убитой горем.

А затем, когда период скорби миновал, появились дети.

Насколько помнила Фиби, они с мужем были почти одного роста, и никаких признаков, что он станет выше, не наблюдалось. В спальне им оставили лишь две свечи, но даже при таком слабом освещении было заметно, что новоиспеченный супруг сильно нервничает. А потом он и вовсе запаниковал, когда его «инструмент» отказался функционировать должным образом.

За все эти годы Фиби неоднократно слышала истории о мужчинах, у которых возникала подобная ситуация. Не далее как на прошлой неделе миссис Кримп рассказала ей об их местном пекаре. Его жена отправилась аж в Пенсфорд, чтобы проконсультироваться с аптекарем по интимному вопросу, но, на ее беду, их разговор подслушала старшая внучка миссис Кримп.

Выслушав все это, Фиби лишь пожала плечами. Данная тема ее мало интересовала, особенно после того, как она обзавелась детьми. Физиологически несостоятельный муж был бы для нее как нельзя кстати. Такой, по крайней мере, не станет докучать приставаниями, когда она устала или не в настроении.

По словам той же миссис Кримп, в настоящее время данная проблема приобрела характер чуть ли не эпидемии. Если это действительно так, то Гриффину, вероятно, будет легче от осознания того, что у него немало товарищей по несчастью.

Впрочем, одно дело – размышлять обо всем этом из года в год и совсем другое – ожидать, что нагулявшийся муженек вот-вот появится на пороге.

Фиби сумела устроить себе вполне комфортную жизнь, обзаведясь подругами, такими как Амелия, на которую Гриффин, вероятно, будет посматривать свысока. Ни один человек из ее ближайшего круга не принадлежал к дворянству, не говоря уж о высшей аристократии.

Что, если у сэра Гриффина возникнет желание отираться в светском обществе Бата? Или, того хуже, отправиться к очередному сезону в Лондон? Мысль об этом вызывала немалое беспокойство.

Хотя, скорее всего, волнения Фиби напрасны. Разве может человек, пусть и благородного происхождения, снова стать вхожим в светское общество после того, как побывал пиратом?

Как и во время минувшей бессонной ночи, ее мысли заметались между различными возможными вариантами, один ужаснее другого.

Нянюшка меж тем вытащила Аластера из воды и теперь выжимала его курточку. Здесь, в Арбор-Хаусе, была такая тихая, мирная атмосфера. За рекой работники косили траву, а еще дальше в небе сгущались облака, намекая, что позднее может пойти дождь.

Нет, грубым, вульгарным людям здесь не место. Гриффин наверняка поймет это с первого взгляда.

Так что Фиби беспокоится совершенно напрасно.

Глава 4

Гриффина не покидала мысль, что он не узнает своей жены. Вероятно, такая убежденность являлась своеобразным интуитивным ухищрением, направленным на то, чтобы облегчить его нынешнее состояние.

Он не мог в точности определить свои чувства – за исключением того, что подобное ощущение в животе у него возникало только во время сильной качки.

Лишь к тому моменту, когда наемный экипаж подкатил к его дому, который он ни разу не видел, но который, судя по всему, приобрел восемь лет назад, Гриффин осознал, что испытывает какую-то нервозность.

Но ведь пираты, черт возьми, никогда не нервничают!

Выбравшись из кареты, Гриффин поддернул слегка смявшиеся манжеты. Он постарался одеться с особым шиком – в синий сюртук прусского образца с серебряными пуговицами. Его бриджи обтягивали ноги подобно перчаткам, а сапоги были изготовлены самим Хоби.

Направившись к дверям, Гриффин постарался шагать как можно бодрее, чтобы его хромота была не так заметна.

Как оказалось, он владел неплохим особняком, расположившимся на невысоком взгорке. Красный кирпич, из которого был сложен дом, со временем приобрел розовато-оранжевый оттенок. Вдали виднелись фруктовые сады и обширные поля. Все наводило на мысль, что здесь не декоративное дворянское поместье, а действующее фермерское хозяйство. Большое, внушительное и без претензий.

Это гнездышко совсем не походило на то, где вырос он сам, – загородное поместье виконта, ни на секунду не забывающего о своем месте в аристократической иерархии.

Однако такой дом определенно предназначен для проживания целого семейства, а не одинокой дамы. Хотя размер жилища ведь еще ни о чем не свидетельствует. Быть может, вместе с Поппи живут ее ближайшие родственники? Насколько помнил Гриффин, у нее имелось множество братьев и сестер. Купеческие семьи, как правило, весьма большие.

Из-за кареты меж тем появился Акула, держа в руках намеренно оставленную Гриффином трость.

– Не прикажете ли кликнуть слуг, чтобы они внесли вас в дом?

Гриффин метнул в его сторону недовольный взгляд.

– Помолчи!

Неужели Акула думает, что он не способен подняться к дверям самостоятельно, без какой-либо опоры? Вообще его трость была довольно элегантной, изготовленной из красного дерева, с рубином в рукоятке и скрывающей внутри себя острый клинок, однако выглядела она слишком уж по-стариковски.

«Излишняя гордость ведет к падению», – напомнил себе Гриффин и поковылял к дверям. Что верно, то верно – гордости у него хоть отбавляй. Он рыскал по свету, пиратствуя и вкладывая добычу в легальную коммерцию, и, как ни удивительно, его промысел действительно приносил деньги. Оказалось, состояние можно делать и на лесоматериале, и на специях, и на любом другом грузе – на всем, что они с Джеймсом брались перевозить в различные уголки мира.

Но потом один ловкий мерзавец едва не перерезал кузену горло, а его самого ранил в бедро. После чего Джеймс осознал, что по-прежнему любит свою жену, и решил вернуться в Англию. К Гриффину подобное соображение не могло иметь отношения, поскольку со своей супругой он был знаком всего лишь один день. Однако он понимал, что покалеченный пират обречен на скорую смерть, и этот довод сыграл немалую роль.

Но вообще Гриффин вернулся, потому что не видел дальнейших перспектив. Он обошел под парусами весь мир, в восемь или девять раз увеличил свое состояние. Чего еще ждать, кроме переселения в могилу?

Как только Гриффин приблизился к ступеням крыльца, двери внезапно распахнулись. Он поспешил выпрямиться, ожидая появления дворецкого, однако темный проем так и остался пустым.

Приподняв бровь, Гриффин взглянул на Акулу. Среди раскинувшегося вокруг сонного зеленого ландшафта тот выглядел так же нелепо, как мастиф на чаепитии.

– Лучше не входить, – проговорил Акула. – Возможно, засада.

Гриффин лишь хмыкнул и продолжил подниматься. Если состояние его ноги не улучшится, он, чего доброго, кого-нибудь прибьет, чтобы дать выход своей досаде.

В прихожей никого не оказалось. Помещение было просторным и изысканным, с мраморной, изгибающейся влево лестницей, ведущей вверх. Не так уж и плохо. Но где, черт возьми, прислуга?

Позади вдруг послышался шорох. И поскольку они не так давно вернулись с морей, чтобы у них успели притупиться рефлексы, Акула тотчас выхватил кинжал и прижался спиной к стене, а Гриффин захлопнул дверь и потянул из трости клинок.

Но как оказалось, за дверью, сидя на корточках, притаился совсем небольшой мальчуган с деревянным мечом в руке и черной повязкой на глазу. Такой вот юный пират… Открытый глаз которого был широко распахнут, а грудь вздымалась и опадала в учащенном дыхании.

За эти четырнадцать лет Гриффин практически не встречался со столь малыми детьми. Некоторое время он ошеломленно глазел на мальчишку, но потом, спохватившись, рявкнул:

– Ради бога, Акула, убери кинжал!

Мальчуган, которому было лет пять-шесть, несомненно, сильно испугался. Но он тем не менее плотно сжал губы и поднялся на ноги. Его коленки были ободраны и испачканы, но происхождение, судя по всему, он имел достаточно благородное.

Гриффин уже собирался поприветствовать мальчика на морской манер, но тот его опередил:

– Мама не хочет вас видеть!

– Но мы ведь пираты, – сказал Гриффин, сдерживая улыбку. – Они должны ей нравиться, раз уж у нее такой сын.

Мальчишка стал осторожно сдвигаться вправо, очевидно, намереваясь удрать.

Гриффин подал знак Акуле, который шагнул ближе, но отважный малыш уже остановился.

– Где ваш дворецкий? – поинтересовался Гриффин.

– У нас его нет, – ответил мальчуган. – Он нам не нужен, потому что нам не наносят визиты, к нам приходят только друзья. – Паренек слегка прищурился. – Вы нам не друзья, поэтому вам тут делать нечего.

Здесь наверняка какая-то ошибка, подумал Гриффин. Быть может, его поверенный дал неверный адрес? Хотя это маловероятно… Ведь он отчетливо помнил визитку, где черным по белому написано: Сомерсет, Арбор-Хаус.

– Это поместье называется Арбор-Хаус? – спросил Гриффин.

– Нет, не называется! – крикнул мальчишка и, сорвавшись с места, исчез за дверью в конце коридора.

– Мы ошиблись адресом, – облегченно произнес Гриффин. – Мать паренька укажет нам направление, и мы…

Он не договорил. Акула взирал на него с отчетливым выражением жалости во взгляде.

Гриффин выругался самыми грязными словами.

– Я же сидел на козлах, – сказал Акула. – И своими глазами видел указатель. На котором ясно написано: Арбор-Хаус.

У Гриффина возникло такое ощущение, будто его пнули ногой в живот. Похоже, что…

– Вы ведь тоже не были невинным ангелочком, – продолжил Акула, словно прочитав его мысль.

– Ради бога, не лезь не в свое дело, – нахмурился Гриффин.

Акула покачал головой.

– Вы проводили время в свое удовольствие. Она имела такое же право.

– Мне все это видится совсем иначе, – процедил Гриффин.

– Титул не дает привилегии быть отъявленной задницей…

Гриффин бросил на ординарца свирепый взгляд, и тот наконец умолк. Капитан позволял своим людям немалые вольности, однако им не следовало забывать, кто из них главный.

Прихрамывая, Гриффин пересек прихожую и толкнул ближайшую дверь, за которой обнаружилась пустая гостиная. Она была довольно милой, со стенами, затянутыми муаровым шелком, на одной из которых висел весьма искусный пейзаж с изображением Темзы.

Кроме того, здесь имелось множество книг, а также скопление кресел перед камином, рядом с которым находилась шахматная доска, ожидающая игроков. Отброшенной в сторону, лежала чья-то вышивка, на полу – упавшее вязание.

Еще более красноречивая деталь – завалившийся набок игрушечный корабль, окруженный разбросанными оловянными солдатиками. На мачте кораблика был поднят крошечный «Веселый Роджер».

Его жена определенно не жила затворницей.

– Она не могла выйти замуж за кого-то еще, – пробормотал Гриффин себе под нос. – Я бы знал об этом, Петтигру сообщил бы мне. Ей пришлось бы заявить о моей смерти.

– Признаков мужчины в доме не видно, – подал из-за плеча голос Акула. – На мой взгляд, здесь обитает только она и мальчуган. Ни трубки, ни бренди. – Он кивнул в сторону небольшого столика. – Только шерри.

– Не вздумай харкать, – предупредил Гриффин. – В благородных домах это не принято.

– Я и не собирался, – с некоторой обидой отозвался Акула. Последние два месяца он буквально впитывал информацию, которой с ним делился один из матросов, побывавший в господском услужении. – Я просто хочу сказать, что у вашей супружницы есть детеныш, а мужика нет.

– Возможно, он проживает в другом месте, – сквозь стиснутые зубы вымолвил Гриффин.

Он вернулся обратно в холл. Два следующих помещения оказались столовой и небольшой, подчеркнуто женской гостиной.

За четвертой дверью – той, за которой скрылся мальчишка, – совершенно неожиданно обнаружился внутренний дворик, образованный двумя флигелями. Вымощенный кирпичом, с несколькими деревьями, дающими густую тень, дворик выглядел очень мило и уютно. За ним тянулся широкий луг, спускающийся к озеру.

– Вон он… Улепетывает во все лопатки. – В голосе Акулы булькал смех.

Маленькая фигурка, сверкая пятками, неслась вниз по склону. У края воды виднелись белые юбки и большой зонт для защиты от солнца.

Гриффин шагнул было во двор, но тотчас осознал, что ему будет трудно добраться до озера. Он просто взмокнет к тому моменту, как спустится наконец к подножию холма, и его будет трясти от усталости. Раненую ногу уже и так пробирали судороги после того, как ему пришлось взойти по ступеням.

– Вы можете присесть вон там, – сказал Акула, мотнув головой в сторону столика, стоящего под раскидистым дубом и окруженного удобными креслами.

В одно из них со вздохом облегчения Гриффин и опустился.

Какое-то время ничего не происходило.

Они сидели и слушали пение птиц. В море корабль всегда сопровождали чайки и бакланы с их резкими неприятными криками, и по сравнению с ними здешние птахи исполняли чуть ли не арии Моцарта, общаясь меж собой с помощью трелей и тремоло и вытанцовывая на ветвях замысловатые танцы в ухаживании друг за другом.

Меж тем минута текла за минутой. Очевидно, Поппи не придала особого значения словам мальчика, который наверняка уже рассказал ей, что дом захватили пираты. Вряд ли ее стоит упрекать за игнорирование подобного вздора. Однако оставлять вот так открытым дом, где, судя по всему, отсутствовала мужская прислуга, неразумно и небезопасно. Что, если сюда нагрянут воры или грабители?

Вскоре терпение Гриффина иссякло.

– Посмотри, не идет ли она, – обратился он к Акуле. – Если нет, то сходи туда и поинтересуйся, не соблаговолит ли она поприветствовать своего мужа.

Акула отошел от столика и глянул в сторону озера.

– Она поднимается по склону, – сообщил он. После чего заметил: – Вы никогда не говорили, что ваша супружница такая аппетитная.

Гриффин бросил на него суровый взгляд, и Акула, умолкнув, вернулся к своему креслу.

Вообще-то, можно было бы отослать его на поиски слуг, но таковых здесь, похоже, просто не имелось. К тому же Акула наверняка вверг бы какую-нибудь кухарку в истерику, если бы возник перед ней безо всякого предупреждения. Сабельный шрам на подбородке придавал ему слишком уж свирепый вид.

Вздохнув, Гриффин нанес очередной удар по своей ноющей ноге. Нет никакой необходимости напоминать ему о привлекательности Поппи. Ее лицо практически единственное, что запечатлелось в памяти с их первой брачной ночи. В то время он был тощим семнадцатилетним юнцом, тогда как она в свои двадцать – вполне сформировавшейся, изящной и очень красивой женщиной. Просто ужасающе красивой.

И того, чем все завершилось, едва ли можно было ожидать. Свою жену он оставил девственницей, но эту добродетель она, как видно, не сохранила. Гриффин испытывал что-то похожее на гнев, хотя, конечно же, не имел никакого права на подобное чувство. Мужчине, загулявшему на четырнадцать лет, не следует надеяться на верность супруги.

Однако Пенелопа, как известно, так и не изменила Одиссею…

Хотя этот герой, вероятно, в полной мере удовлетворил свою жену, прежде чем отправился на войну. И вроде бы зачал с ней детей. Гриффин так давно читал поэму Гомера, что не слишком отчетливо помнил подробности.

Как бы там ни было, ему и в голову не приходило, что его супруга, подобно ему самому, с легкостью нарушит данную перед алтарем клятву. И что она обзаведется ребенком, сыном, который унаследует его титул и в один прекрасный день станет виконтом.

Впрочем, Гриффин столько лет болтался по морям во многом из-за того, что испытывал отвращение к одержимости своего отца титулами, родословной, положением в обществе и прочей подобной ерундой. Так что стоит ли ему теперь беспокоиться обо всех этих условностях?

Но где же, черт возьми, папаша этого мальчишки? Маленькому пирату, вероятно, еще неизвестно о том, что он незаконнорожденный. Но со временем он узнает.

Хотя, возможно, и нет… Потому что официально с происхождением у мальчонки, конечно же, все в порядке. Он считается рожденным в законном браке и имеющим право наследования.

Гриффин скрипнул зубами и выругался.

– В присутствии жены вам не следует так выражаться, – заметил Акула. – Ей это вряд ли понравится.

Глава 5

Вскинув руки, Лидди ахнула и едва не лишилась чувств, когда подбежавший Колин, хватая ртом воздух, сообщил, что в дом проникли «два каких-то дядьки… и у одного из них на лице рисунок… а может, даже у обоих… и один из них с тростью…».

– С тростью! – воскликнула Маргарет и запрыгала от восторга. – Это пират на деревянной ноге! Я хочу посмотреть!

Она и Колин были просто одержимы игрой в пиратов, в чем Фиби, никогда не упоминавшая при детях о роде занятий сэра Гриффина, усматривала некоторую иронию судьбы. Однако сейчас это не казалось забавным.

Миссис Макджилликадди ухватила Маргарет за руку.

– Нет, ты никуда не пойдешь, – заявила Нянюшка непререкаемым тоном. Когда она так говорила, ее не решались ослушаться не только дети, но и сама Фиби. – С этими джентльменами сначала должна поговорить ваша мать.

– Правда, мама, сходи туда, – посоветовал Колин. – Эти дядьки большие. Просто огромные.

– В самом деле огромные? – спросила Маргарет скорее заинтересованно, чем испуганно.

Такая уж у девочки натура. Наверное, у нее вызвал бы любопытство даже разбойник, забирающий ее игрушки.

Фиби поднялась и взяла свой зонтик. Ей очень не хотелось идти обратно к дому. Этому противилась каждая клеточка ее существа.

– Да, огромные, – подтвердил Колин. – Они могли бы запросто меня съесть. Хотя нет, я ведь был с мечом. Они бы съели тебя, – сказал он младшему брату.

Аластер вскрикнул и спрятался за материнскую юбку.

– Колин, не говори чепухи, – одернула Фиби. – У нас в Англии каннибалы не водятся.

– Эти дядьки не похожи на других! Они наверняка не из Англии, потому что у нас никто не ходит с рисунками на лице. Поэтому они могут быть и каннибалами.

Фиби не сомневалась, что в данный момент она бела как мел. Но как говаривала ее мать, то, чего нельзя избежать, необходимо встретить с открытым забралом. Она пережила смерть родителей и сестры, так что справится и с нынешними трудностями.

– Дети, оставайтесь с Нянюшкой.

– Мама, не ходи, – зашептал Аластер, продолжая цепляться за ее юбки. – Они, наверно, плохие. И злые.

– Я ведь говорила, что нам нужно завести дворецкого, – посетовала Нянюшка. – Будет лучше, если я пойду с тобой.

Фиби помнила почти каждое слово из заметки в «Морнинг кроникл» и не имела ни малейших сомнений по поводу того, кто поджидает ее в доме.

– Нет, Нянюшка, это абсолютно исключено. Останься, пожалуйста, здесь и проследи, чтобы Аластер опять не залез в воду. Вы сможете присоединиться к нам через… – Сколько ей понадобится времени, чтобы оказать должный прием мужу, с которым она практически незнакома? Минут десять? А после приветствий и прочих формальностей сколько следует выждать, прежде чем сообщить о наличии у него троих детей? – Через пятнадцать минут, – решила Фиби. – Приведите детей где-то через четверть часа. – И с этими словами она неохотно направилась к дому.

В висках у нее весьма ощутимо пульсировало. А что, если муж отвергнет ее детей?

Тогда она, конечно же, оставит его. Благодаря умелому отцовскому управлению их поместье процветает и ее так называемая вдовья часть наследства стала еще весомее. Поэтому Фиби вполне может приобрести для себя и детей другое жилье.

Впрочем, что она выдумывает? Это ведь ее дом! Так что, если Гриффин отвергнет детей, она просто-напросто укажет ему на дверь.

Одолев склон, Фиби остановилась, чтобы отдышаться, прежде чем вступить во двор. Вообще ей не стоит так волноваться. Она достаточно ясно помнила Гриффина. Он был невысоким, худым и довольно-таки робким. В ту ночь даже при скудном свете всего лишь двух свечей она отчетливо видела, как сильно он покраснел.

Мужчины не меняются, это общеизвестно. Так что ей просто нужно быть вежливой, но твердой. И он снова исчезнет. Преступникам не место на Британских островах, как бы ни были влиятельны их семейства.

К счастью, возможный скандал не окажет никакого воздействия на жизнь Фиби. Эта мысль успокаивала. В первое время после бракосочетания свекор пытался ввести ее в свой круг общения, но она, униженная бегством мужа, отказалась от подобной привилегии. И теперь, несколько лет спустя, была очень рада, что не позволила вовлечь себя в никчемную суету так называемого высшего света.

Оправив юбки и сделав глубокий вдох, Фиби двинулась к дому. Но, пройдя двор наполовину, остановилась, буквально застыв на месте.

За столиком под деревом сидели двое мужчин. Явные пираты!

У одного из них в ухе висела серьга, и у обоих на лицах имелись какие-то странные рисунки. Они действительно были огромными, как и сказал Колин. Крупные мускулистые мужчины, развалившиеся в ее креслах, словно… Фиби даже не находила подходящего сравнения. Увидев ее, один из них поднялся. Громадный, с широченными плечами и бронзовым от загара лицом. Он пристально смотрел на нее, по мере того как она приближалась, и под его взглядом ее щеки почему-то охватывал жар.

Но в то же время Фиби с облегчением осознавала, что никто из этих двоих не мог быть ее мужем. Ни один из них ни капли не походил на него. Гриффин, конечно же, вполне мог подрасти, поскольку на момент исчезновения ему было всего семнадцать, но тем не менее он по-прежнему имел бы темные волосы и худощавое телосложение. Эти мужчины, должно быть, его посланники.

– Джентльмены, – начала Фиби, подойдя к ним и заставив себя улыбнуться. – Прошу меня извинить за то, что вас никто не встретил. Полагаю, вы являетесь знакомыми моего мужа, сэра Гриффина Берри?

Второй человек тоже поднялся на ноги, но они оба молчали, взирая на нее. Улыбка соскользнула с ее лица. Эти пришельцы были такими большими и совсем непохожими на англичан. Может, они и не понимают по-английски?

– Бонжур, – в качестве пробы произнесла Фиби, мысленно попрекнув себя за отсутствие прилежания во время уроков французского.

– Поппи? – вопрошающе проговорил один из мужчин.

У него были короткие русые волосы. А также татуировка под глазом. Он был просто ужасен.

Поппи?.. То есть мак? Фиби не знала, как его понимать.

– Боюсь, мака у нас здесь не найдется. Но вы ведь не это имели в виду? – Фиби попыталась снова взглянуть на собеседника, но тотчас же отвела взгляд.

Он был таким… самцом. Она как-то не привыкла находиться рядом с подобными людьми. В сущности, Фиби не припоминала ни единого человека, за исключением местного кузнеца, обладавшего столь ярко выраженным мужским началом.

Незнакомцы продолжали глазеть на нее в полном молчании. Это начинало вызывать раздражение. Меж тем Фиби обратила внимание, что сюртук, надетый на том мужчине, который хоть что-то произнес, был слишком элегантен для простого слуги.

Она скрестила руки на груди и собрала все свое терпение, выработанное в воспитании троих малых детей.

– Ну так что, джентльмены?.. Вы работаете на моего мужа, сэра Гриффина Берри?

Светловолосый мужчина прокашлялся.

– Мы… мы действительно знаем вашего мужа.

Незнакомец переступил с ноги на ногу, и Фиби заметила, что он опирается на трость. Подобное обстоятельство как-то не вязалось с его брутальной внешностью, но, разумеется, никакая сила не смогла бы компенсировать серьезное физическое увечье.

– Пожалуйста, присядьте, – поспешила предложить Фиби. – Вам, должно быть, очень трудно стоять.

Он взглянул на нее сквозь невероятно длинные ресницы. Вообще-то, если бы он не был столь чудовищно огромен, его можно было бы счесть привлекательным – в том смысле привлекательности, какой обладают иногда представители простонародья.

Несколько секунд мужчина продолжал стоять, словно не поняв ее слов, но затем все же опустился в кресло.

Его спутник остался на ногах, лишь прислонился к стене. Этакий малозаметный слуга, застывший в готовности. Однако этот человек имел слишком уж грозную внешность, в том числе и по причине ужасного шрама поперек подбородка. Фиби стало как-то не по себе при мысли, что подобный тип находится в ее доме.

Когда сэр Гриффин явится лично, она непременно выскажет ему порицание за то, что послал к ней таких страшилищ. Хотя, конечно, похвально, что он постарался заранее уведомить о своем прибытии.

– Пожалуйста, скажите, что я могу для вас сделать, – с расстановкой произнесла Фиби. – Насколько я понимаю, сэр Гриффин Берри вернулся в Англию. – Она на секунду замялась, затем продолжила: – Вы здесь для того, чтобы сообщить о его скором приезде?

– Что-то в этом роде, – ответил сидящий. Его голос был низким и довольно-таки приятным, подобно журчанию воды, бегущей по камням. – Мне кажется, вашему мальчику тоже хочется к нам присоединиться. – Движением подбородка он указал за ее спину.

Фиби обернулась и увидела острие деревянного меча, торчащего из-за угла дома.

– Колин Берри, я ведь велела тебе оставаться с няней, – строго проговорила она.

Светловолосый мужчина взирал на появившегося Колина, сдвинув брови. Фиби не могла допустить, чтобы кто-то недовольно хмурился, глядя на ее детей, поэтому устремила на незнакомца требовательно-предупреждающий взгляд. Но тот, похоже, был не слишком понятлив.

Меж тем Колин, не обращая внимания на ее строгость и проявляя явное непослушание, уже шел к ним.

– Это ваш сын? – спросил мужчина. Вопрос был совершенно бестактным, простительным разве что иностранцу. Хотя акцента в его произношении не чувствовалось.

– Да, сын, – подтвердила Фиби, придав своему голосу несколько прохладный тон. – К сожалению, он очень шаловливый и озорной.

– Но он ведь пират, – сказал мужчина. – Пираты такими и бывают.

Фиби сделала глубокий вдох.

– Осмелюсь предположить, сэр, вы утверждаете это на основании собственного опыта, не так ли?

– Я уже, так сказать, вышел в отставку, – вымолвил мужчина.

Колин тем временем приблизился и остановился рядом с ней.

– А я не собираюсь в отставку! – громко объявил он. – Я всю жизнь буду бороздить моря и океаны.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался мужчина.

Колин выпятил грудь.

– Пять с половиной. Почти шесть.

Фиби положила руку ему на плечо и поцеловала в макушку.

– На самом деле ему исполнилось пять пару недель назад.

– Мне хотелось бы несколько минут поговорить с твоей матерью наедине, – сказал мужчина.

Колин тотчас повиновался и отошел в дальнюю часть двора. Учитывая его обычное нежелание воспринимать слова матери, подобное послушание вызывало досаду.

Хотя, возможно, это было проявлением инстинкта самосохранения, что можно только приветствовать.

Человек, которого Фиби сочла слугой, отстранился от стены.

– Быть может, нам с юным господином прогуляться к озеру? – предложил он.

Фиби устремила на мужчину изучающий взгляд. Его нос был явно сломан, физиономия заклеймена изображением цветка около глаза, не говоря уже о шраме. Ну а судя по произношению, вырос он в той неблагополучной части Лондона, которая называется Ист-Эндом.

Впрочем, не следует судить о людях по таким поверхностным признакам, как акцент и внешность. Глаза у этого человека были добрыми, и казалось, он мысленно смеется.

– Как вас зовут? – спросила Фиби.

Светловолосый мужчина оперся было на трость, намереваясь подняться, но она остановила его прикосновением к плечу.

– Пожалуйста, сэр, не утруждайте себя.

Затем снова повернулась к слуге и протянула ему руку – так, как учила ее мать. «Обычно леди делают реверанс, – говорила та. – Но самостоятельные и состоятельные женщины могут обмениваться рукопожатием. Без перчаток. Причем даже со слугами, при первой встрече с ними».

Ее ладошка утонула в широкой пиратской длани. Он улыбнулся, отчего вокруг его глаз образовалось множество морщинок.

– Моя фамилия – Шарктон, леди Берри, – произнес он. – Сокращенно – Шарк, поэтому обычно меня называют Акулой[2].

– Акула! – восторженно воскликнул держащийся поодаль Колин.

Мужчина с улыбкой глянул в его сторону.

– Именно так, паренек… Самое подходящее имя для пирата.

Другой незнакомец все же поднялся на ноги.

– В самом деле, Акула, прогуляйся с Колином к озеру, – сказал он. Его тон был мягким, однако Фиби невольно напряглась от мысли, что ей придется остаться с ним наедине.

Она подошла к сыну и, склонившись, легонько щелкнула его по носу.

– Не забывай, что ты хозяин. Что ты покажешь нашему гостю?

– Только не Лидди, – ответил Колин. – Она может и в обморок упасть. – Подбежав к Акуле, он взял его за ладонь и потянул за собой.

Фиби вернулась обратно, испытывая странное беспокойство. Светловолосый мужчина все еще стоял. Вежливо улыбнувшись, она подала ему руку.

– Я леди Берри, – представилась она, употребив титул, который практически никогда не использовала. Однако бывают моменты, когда совсем нелишне напомнить о своем высоком положении, а как раз такой момент сейчас и настал.

– Леди Берри, – повторил мужчина. Прислонив свою трость к столу, он принял ее руку, но не пожал. И не поцеловал. Следовательно, он не принадлежал к благородному сословию, несмотря на великолепие своего наряда.

Его длань была еще шире, чем у Акулы. Фиби ощущала мозоли на кончиках его пальцев, видела белый шрам, змеящийся по тыльной стороне ладони.

И в это мгновение на нее словно снизошло озарение – настолько шокирующее, что она утратила твердость в ногах.

Фиби вытянула руку из ладони мужчины и присела в кресло, не сводя с него взгляда. Эти голубые глаза… Невероятно голубые. Она помнила их, но они принадлежали совсем другому человеку.

– Раньше ты был ниже, – прошептала она, ошеломленная неожиданным открытием.

– С тех пор я немного подрос.

Некоторое время они взирали друг на друга в полном молчании, которое наконец нарушил он:

– Разрешите представиться: сэр Гриффин Берри. – И не дождавшись реакции, добавил: – Твой муж.

Фиби была просто не в состоянии что-либо вымолвить.

Глава 6

Гриффин смотрел на свою жену, охваченный чувством, которому даже не находил названия.

Жена… Многие годы это слово ничего для него не значило. Так же как, очевидно, и для нее, учитывая его сегодняшнюю встречу со своим наследником.

В груди клокотало что-то похожее на ярость при мысли, что какой-то другой мужчина прикасался к его жене. Сам Гриффин за годы, проведенные вдали от родины, нигде не оставил после себя потомства, поскольку не пренебрегал так называемыми «французскими письмами». Поппи же, как видно, и не пыталась предохраняться. Однако он не мог утверждать, что покинул ее удовлетворенной, поэтому…

– Отец Колина… – с невольной резкостью проговорил Гриффин. – Где он?

Последний десяток лет многие чуть ли не подскакивали, стоило ему хоть немного повысить голос. Но эта эффектная женщина, сидящая перед ним, даже не дрогнула.

– Он умер, – сообщила она после бесконечно долгой паузы.

– У тебя есть другие дети? – выдавил из себя Гриффин, едва не задохнувшись. Он был так осторожен со своим семенем, тогда как его жена…

– Еще двое, – ответила она, глядя на него без всякого страха.

Черт… Настоящая «пиратская невеста». В глазах ни единого проблеска угрызений совести и хоть какого-то стыда.

– Ты, должно быть, полагала, что я никогда не вернусь?

– Ты не давал мне оснований думать иначе. Поначалу я интересовалась у твоего поверенного, мистера Петтигру, о твоих планах, но потом прекратила расспросы.

Что ж, вполне разумно и логично…

– Ты покинул страну и, насколько мне известно, занялся пиратством, а это занятие редко кто бросает. И тебе, как видно, сопутствовал успех, принимая во внимание те немалые суммы, которые доставлял мистер Петтигру.

В ее голосе не ощущалось ни единой капли чувства вины. Его жена была невероятно привлекательной женщиной, с волосами цвета спелой пшеницы… И кроме того, обладала стальным характером.

– Последние семь лет я был капером, – сказал Гриффин. – На мачте у нас развевался флаг Королевства Сицилия, и по большей части мы топили именно пиратские корабли.

– Боюсь, я не совсем понимаю разницу.

– Каперы уполномочены правительством той или иной страны атаковать пиратов, обеспечивая таким образом безопасность судоходства. Мы также нападали на рабовладельческие корабли и освобождали невольников.

– Значит, ты никого не заставлял шагать за борт по доске?

Гриффин помотал головой.

– Никогда. Даже на самом первом корабле, после того как меня похитили, я…

– Тебя похитили? – Его слова наконец-то вывели Фиби из этого надменного спокойствия. – То есть силой доставили на корабль?

– А ты решила, что я по доброй воле покинул Англию?

Похоже, именно так она и думала. Гриффин и не предполагал, что ее фарфоровая кожа способна стать еще бледнее, но это оказалось возможным. Ее глаза выражали жалость. Неужели к нему?

– Мне было семнадцать, – продолжил Гриффин. – Невысокий, как ты упомянула, и не очень-то сдержанный. Я напился тогда до беспамятства, первый раз в жизни, и стал легкой добычей для вербовщиков. И в ту же ночь, еще до рассвета, корабль, на который я попал, взял курс на Вест-Индию.

– Напился до беспамятства?.. То есть сразу после того как убежал?

Черт… Даже столько лет спустя он по-прежнему испытывал неловкость.

– После моего фиаско в нашу первую брачную ночь я отправился в ближайший паб, – сухо проговорил Гриффин. – Где накачался под самую завязку. А очнувшись, обнаружил себя уже в море.

– Мы здесь этого даже не знали, – прошептала Фиби. – Я думала, ты меня просто бросил.

Интонация ее голоса была вроде как извиняющейся, и Гриффину хотелось принять это извинение, однако он уже давно решил во всем придерживаться правды, какой бы горькой та ни была.

– Возможно, я действительно сбежал бы, то есть самостоятельно, если бы мог обдумать такой вариант. Но я был слишком пьян для связного размышления.

– Нам даже в голову не приходило, что тебя могли похитить, иначе мы непременно предприняли бы меры. Мой отец… мы все подумали, что ты просто устыдился брака с представительницей более низкого сословия.

– Твой отец еще жив?

Она покачала головой.

– Его не стало семь лет назад.

Все ясно – дождалась смерти отца и уже тогда обзавелась любовником. Подобное обстоятельство вызывало еще бо́льшую досаду. Гриффину следовало бы вернуться пораньше.

– И где же остальные дети? – поинтересовался он, буквально выдавливая из себя слова.

– Ты сердишься? – спросила Фиби, игнорируя его вопрос. – Многие мужчины пришли бы в ярость… Если б, вернувшись после долгой отлучки, обнаружили тройное прибавление в семействе.

– Я не в праве предъявлять претензии, – произнес он сдавленным голосом.

– А у тебя есть дети?

– Нет! – практически рявкнул Гриффин, неожиданно для самого себя.

Но она даже не вздрогнула. Вместо этого ее глаза наполнились сочувствием, и, подавшись вперед, она накрыла его ладонь своей.

– Хочу сказать, что твой недуг не является чем-то исключительным, – мягко произнесла Фиби. – Наверное, ты и сам в этом убедился во время своих странствий по миру.

Подобная манера речи, вероятно, характерна для нее, подумал Гриффин. Она была и доброжелательной, и сдержанной, обладая при этом восхитительным чувством собственного достоинства.

И тут до него дошел смысл ее вопроса. Она полагала, что он ни на что не способен! Не только породить дитя, но и вообще!

– Именно поэтому, Поппи, ты и обзавелась своими собственными детьми? – Помимо воли эти слова Гриффин процедил сквозь стиснутые зубы.

Ее взгляд стал несколько жестким.

– Что ты такое говоришь?

– А то, что у тебя имеются незаконные дети!

– Да я не о том, – отмахнулась Фиби, как будто ее дети не имели никакого значения. – Почему ты называешь меня Поппи?

– Потому что это твое… Разве это не твое имя?

– Разумеется, не мое. – Она сморщила нос. – И оно мне не нравится.

– Не нравится? – Гриффин был несколько ошеломлен. Именно в честь нее, своей покинутой жены, он назвал свой корабль. И сначала «Летучий Мак», а затем и «Мак II» наводили ужас на пиратов по всему миру.

– При рождении мне дали имя Фиби, – сообщила она, приподняв подбородок и сверкнув глазами.

Гриффин прокашлялся и сказал:

– Звучит неплохо.

Черт побери… Должно быть, он ослышался во время венчания.

– Ну и что ты здесь делаешь, Гриффин? – судя по интонации, Фиби хотела подчеркнуть, что уж она-то помнит его имя.

– Я вернулся домой, – ответил он.

Несмотря на все обстоятельства – и то, что она считала его импотентом, и то, что родила троих детей за время его отсутствия, и то, что он не запомнил имя собственной жены, – у него было ощущение, что их отношения так или иначе наладятся.

– Это мой дом, – твердо сказала Фиби.

– Но ты ведь моя жена. – Гриффин улыбнулся, любуясь тем, как скривились ее сочные губки. Его милая женушка была слишком чопорной. Ему предстояло научить ее более легко относиться к жизни.

– Для меня предпочтительнее обратное, – произнесла она таким тоном, будто отказывалась от предложенной чашки чая.

– Что именно?

– Я бы предпочла вообще не выходить за тебя. Уверена, наш брак можно легко аннулировать на основании неосуществленных брачных отношений. Можно также подать прошение о разводе в парламент, указав в качестве причины род твоих недавних занятий.

– Или же факт наличия у тебя троих детей!

Фиби растерянно заморгала. Как видно, он задел ее за живое, но чему она удивляется? Соседи наверняка относятся к ней, как к отверженной.

– Да, – согласилась она. – У меня есть дети. И когда мы разведемся, ты сможешь обзавестись собственными.

– Собственными детьми?.. Разве не ты только что выразила соболезнование по поводу моей физической несостоятельности?

Выдержав недолгую паузу, Фиби с достоинством ответила:

– Поскольку данная тема кажется тебе забавной, можно сделать вывод, что твоя проблема была обусловлена скорее юностью, нежели физиологией.

– Или же, – предположил он, – эта проблема проявилась только в твоем присутствии.

Фиби нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты слишком красива. – Гриффин начал получать удовольствие от такого разговора. – И вполне возможно, снова лишишь меня способности. Есть только один способ проверить это.

– Подобный эксперимент крайне нежелателен, – поспешила возразить Фиби. – Тем более, сэр, если у вас имеется беспокойство по данному поводу, лучше не подвергать себя риску оказаться в затруднительной ситуации.

Гриффин подался вперед, не обращая внимания на боль в бедре. Вблизи ее кожа, не тронутая солнцем, имеющая цвет свежих сливок, казалась шелковой.

– Настоящий мужчина никогда не уклонится от такого испытания, моя милая Фиби.

– Я вовсе не ваша милая Фиби!

– Тогда, может, моя дорогая жена?

Глава 7

Пока Фиби таращилась на мужа, подыскивая слова для достойного ответа, на вершине склона появились Нянюшка Макджилликадди, мистер Шарктон и дети, за которыми, подобно воздушному змею на бечевке, тащилась Лидди.

В голове Фиби царила такая сумятица, что она ничего не сказала и тогда, когда все они вошли во двор. Ее муж полагал, что эти дети незаконнорожденные. Он не помнил ее имени. Он считал ее распутницей, падшей женщиной, которая… которая…

Она ненавидела его!

– Извини, пожалуйста, что не встаю, чтобы поприветствовать тебя, – обратился Гриффин к Аластеру. – Я ранен в ногу. С Колином я уже познакомился, а как твое имя?

– Аластер, – ответил трехлетний малыш.

Он твердо стоял на своих маленьких ножках и смотрел на пирата так, будто подобных типов встречал каждый день. А ведь у них даже не было мужской прислуги, за исключением двух молодых людей, работавших главным образом в саду. Иногда еще Аластер видел чистильщика обуви.

– Ну а сокращенно тебя, наверное, зовут Тером? – предположил Гриффин.

Аластер нахмурился.

– Какое глупое имя. Меня зовут Аластером, потому что так меня назвала мама.

– Аластер – очень древнее и достойное имя, – заметила Фиби, холодно взглянув на Гриффина.

Однако, как она уже убедилась, ее муж был не из тех, кого можно смутить ледяным взглядом.

– Но Аластер тоже звучит несколько глуповато, разве не так? А вот Тер, судя по звучанию, это такой парень, который запросто может забраться в дом, построенный на дереве. У вас такой имеется?

– Что имеется? – с подозрением переспросил Аластер.

– Дом на дереве. Ты вообще лазаешь по деревьям? Вот, кстати, неплохое дерево для дома. – Гриффин указал на старый дуб по другую сторону двора.

– Он не лазает, – вступила в разговор Маргарет, отпихивая Аластера. – А я лазаю.

Волосы девочки были растрепаны, на ногах – лишь один чулок. Другой был повязан вокруг головы.

– Маргарет, – с упреком произнесла Фиби. – Ну почему ты в таком безобразном виде? Всего час назад ты была вполне опрятной.

Но Маргарет даже не взглянула на нее, не отрывая глаз от Гриффина.

– Я – пиратская королева, – гордо заявила она. – Пиратские королевы так и одеваются. – И, чуть помолчав, продолжила: – Ты ведь тоже пират, ты должен знать. Они такое носят? Это называется тюрбан.

Гриффина охватило странное чувство, какого он еще никогда не испытывал. Перед ним стояли три маленьких человечка: Колин, крохотный, но свирепый пират, пиратская королева Маргарет и Аластер, совсем еще карапуз. Все трое имели довольно-таки неряшливый вид. И теперь они были его детьми, рожденными под защитой его имени и титула.

– Я раньше был пиратом, – сказал Гриффин. – Но теперь я вернулся домой и уже не помню, что пиратские королевы носят на голове.

Маргарет указала пальчиком на его татуировку.

– На себе рисовать нельзя.

– Совершенно верно, – согласился он.

– Ты кого-нибудь убивал? – поинтересовался Колин.

– Случалось.

– Здорово!

Гриффин покачал головой.

– Мне так не кажется.

– Пираты всегда кого-нибудь убивают. И заставляют шагать за борт по доске! – Похоже, у Колина имелась склонность к кровожадности.

– Джентльмены так не поступают, – возразил Гриффин. – А соблюдение джентльменских правил – это гораздо важнее, чем быть пиратом. Убивать допустимо только в целях самообороны, если кто-то поднял на тебя оружие. На безоружных, женщин и детей нападать нельзя.

Колин прищурился, обдумывая услышанное.

– А где твоя сабля? – спросил Гриффин, обращаясь к Маргарет. – Насколько знаю, пиратской королеве тоже полагается иметь саблю.

– У нас она только одна, и сегодня с нею играет Колин.

– Сэр Гриффин, – вмешалась в разговор Фиби. – Позвольте представить вам наших нянь.

В голосе Фиби звучало некоторое отчаяние, что, как видно, отражало ее внутреннее состояние. Вообще Гриффин не припоминал, чтобы его бывшая гувернантка преподавала ему правила представления внебрачных детей вернувшемуся после долгой отлучки супругу.

Гриффин поднялся на ноги и шепотом чертыхнулся, когда его трость выскользнула из руки и он едва не утратил равновесие.

– Миссис Макджилликадди была когда-то моей няней, – проинформировала Фиби, глядя на мужа, сузив глаза.

Похоже, она все же расслышала его ругательство. Ну теперь-то он, по крайней мере, знал, у кого Аластер перенял этот критический взор.

Шевелюра представленной няни раньше была, вероятно, рыжей, но теперь стала блекло-розовой. Еще у нее имелась огромная грудь и столь же внушительная корма – на неискушенный взгляд Гриффина, именно так и должны выглядеть няни. Хотя его собственная няня отличалась долговязостью и, кроме того, обладала довольно скверным характером. У этой же миссис Макджилликадди натура, судя по всему, была вполне сносной.

– А это Лидди, наша вторая няня, – продолжила Фиби и указала на девушку, выполняющую не слишком умелый реверанс.

– Ну что ж, мой господин, – промолвила старшая няня таким тоном, что сразу становилось ясно: в этом доме она хоть и не хозяйка, но в то же время и не простая прислуга. – Можем ли мы воспринимать ваше появление как свидетельство того, что вы покончили с криминальным образом жизни?

– Нянюшка! – обеспокоенно воскликнула Фиби.

Однако Гриффин и не думал обижаться. Ему понравилась эта старушка. Столь вызывающий вопрос она задала, конечно же, не из дерзости.

Ответил Гриффин в соответствующем духе:

– Я получил прощение от Короны и теперь намерен вести безупречный образ жизни в лоне семьи под боком у законной супруги.

На эти слова Нянюшка лишь хмыкнула с наполеоновским выражением лица. Гриффину приходилось встречаться с Бонапартом, и особенно запомнилась ему манера корсиканца скалиться во время разговора. Как видно, Нянюшка полагала, что даже бывший пират не годится для жизни в благопристойной Англии, и Наполеон, возможно, был бы с ней солидарен.

– Ну что ж, теперь, когда все познакомились, – явно волнуясь, проговорила Фиби, – почему бы нам не попить чаю?

– Мы уже пили чай, – напомнил Колин. – И ты, мама, тоже пила.

Гриффин взглянул на жену. Он испытывал странное ощущение, видя, что она по-прежнему хороша – все равно, что найти выброшенную тарелку и обнаружить, что та из чистого серебра. Щеки Фиби были розовыми то ли от смущения, то ли от гнева, и Гриффин еще никогда не видел такой изумительной кожи, как у нее.

Он всегда преуменьшал роль ее красоты в своем фиаско во время их первой брачной ночи, обвиняя во всем свою нервозность и юношескую неопытность. Но, черт возьми… она была просто бесподобна! Очаровательнее любой другой женщины из тех, которых он встречал за время своих странствий.

– Однако его светлость чай еще не пил, – возразила Фиби с нотками отчаяния в голосе.

Гриффин решил прийти жене на выручку.

– Миссис Макджилликадди, – промолвил он, – вы не могли бы отвести этих начинающих пиратов в детскую? После четырнадцатилетней разлуки нам с женой нужно о многом поговорить.

Нянюшка одарила его суровым взглядом, давая понять, что ему лучше не огорчать хозяйку, и повела детей в дом, сопровождаемая второй, более юной няней.

– А я схожу на кухню и позабочусь о чае, – сказал Акула, явно не желающий присутствовать при супружеской беседе.

– Почему у вас нет прислуги? – спросил Гриффин, когда они остались одни. – Ни дворецкого, ни лакеев. Нас не встретила даже экономка.

– Вероятно, она была занята. У меня есть несколько работников, но в течение дня они находятся либо в поле, либо в саду. А дворецкого мы не держим, потому что у нас совсем другой тип дома.

– Другой тип дома? – переспросил Гриффин, приподняв бровь.

– В смысле – не аристократический, – пояснила Фиби. – Я не использую свой титул, и у меня нет стремления создавать здесь атмосферу дворянского гнезда.

– Но разве наличие слуг не облегчает жизнь? – возразил он.

– Зачем нужен дворецкий, который будет просто стоять в вестибюле и открывать двери редким гостям? Или лакей, чья функция состоит лишь в том, чтобы полировать серебро?

Гриффин пожал плечами. Он, в общем-то, придерживался того же мнения. На его корабле тоже не было лишних людей и каждый член экипажа выполнял по нескольку функций. Это его отец и ему подобные предпочитают, чтобы слуги маячили по всему дому, демонстрируя значимость хозяев.

Фиби, вероятно, также вспомнила о свекре.

– Твоему отцу, наверное, не терпится тебя увидеть. Он, несомненно, тоже прочитал заметку о тебе. Должно быть, ждет не дождется твоего визита.

– Вряд ли у меня получится роль блудного сына. Хотя бы потому, что я не испытываю никакого раскаяния.

– Судя по тону, пиратская тема кажется тебе забавной. Я не слишком хорошо знаю твоего отца, но уверена, что ему твоя деятельность столь забавной не кажется.

Гриффин снова пожал плечами.

– У нас никогда не было общих интересов. К тому же в море перед лицом смерти быстро понимаешь, что титулы и претенциозность не стоят и ломаного гроша.

– С этим я согласна. А как насчет состояния, нажитого грабежом?

– Любое состояние так или иначе нажито грабежом.

Фиби не была похожа на дерганую особу, но Гриффин определенно заставлял ее нервничать. Она то и дело сжимала и разжимала кулаки.

– Нам нужно поговорить, – сказала она наконец.

– Мы и так уже говорим, – возразил он.

Досада, а может, даже и гнев, в глазах Фиби делала ее все больше похожей не на чопорную даму, а на женщину из плоти и крови.

– Но в действительности, – продолжил Гриффин, – от разговора нам следует перейти к более конкретным делам.

Фиби сдвинула брови.

– Мы обвенчаны, – подсказал он.

– Мне об этом известно.

– Однако наши брачные отношения так и не были осуществлены.

– Я понимаю, к чему ты клонишь… – Ее глаза расширились. – И мой ответ – нет!

Господи… Находиться в компании женщины, не имеющей реального представления о его ужасной репутации, давало ощущение какой-то необычной свободы.

– Нельзя осуждать человека за грехи молодости, – в благочестивой манере произнес Гриффин.

– Дело вовсе не в этом.

– Так, может, твой отказ связан с памятью об отце этих детей?

– Нет!

Он испытал немалое облегчение. Ведь было бы чертовски неприятно, вернувшись домой после четырнадцатилетней отлучки, обнаружить, что твоя жена тоскует по почившему любовнику.

– Что ж, тогда не вижу никаких помех.

– Сэр Гриффин… – Фиби подалась к нему всем телом. В ее бездонных голубых глазах можно было бы утонуть. – Вы не так уж долго отсутствовали в Англии, чтобы забыть родной язык. Я не желаю осуществлять брачные отношения, потому что вообще не собираюсь сохранять наш брак!

И словно в подтверждение своих слов она резко встала с кресла и решительным шагом направилась к дому.

Пару минут спустя во дворе появилась немолодая деловитая женщина, оказавшаяся экономкой, которая проводила Гриффина в отведенную для него спальню.

По всем признакам в последнее время в этом помещении никто не обитал. Интересно, как давно скончался тот тип, замещавший его на брачном ложе? Или же Фиби встречалась с ним на стороне?

Любопытно было бы узнать…

Глава 8

Фиби укрылась в своей спальне и прижалась спиной к двери, чувствуя, как колотится ее сердце. Она и вообразить не могла, что когда-нибудь столкнется с подобным.

Гриффин так сильно изменился. Он ничем не напоминал того робкого юношу, за которого она когда-то вышла замуж. От нынешнего Гриффина исходила явная опасность, отчего Фиби ощущала себя точно кролик перед волчьей пастью.

Когда ее отец заговорил о возможном браке с будущим виконтом Монкриффом, Фиби не возражала. Она всегда знала, что и ей, и сестрам отец подыщет мужей из благородного сословия. У него было предостаточно денег, за которые он хотел приобрести еще и аристократическую кровь.

Изначально Фиби даже испытывала благодарность за то, что отец подобрал ей не шестидесятилетнего старца. Хотя предпочла бы все же кого-нибудь чуть постарше себя или же ровесника. К тому моменту, когда юный баронет достиг брачного возраста, ей как раз стукнуло двадцать, и по сравнению с ним она ощущала себя искушенной и опытной в житейских делах. Она была выше своего жениха, да и весила больше.

Однако теперь, четырнадцать лет спустя, их позиции поменялись. Гриффин стал могучим мужчиной раза в два шире ее в плечах, успел многое повидать и испытать, тогда как она превратилась в этакую деревенскую курицу, кудахчущую вокруг своего выводка.

Это просто катастрофа.

Необходимо каким-то образом расторгнуть этот брак. Такая возможность наверняка имеется. Он считал ее распутной женщиной, и мысль об этом вызывала чуть ли не тошноту. Но что, если позволить ему заблуждаться и дальше? Вряд ли Гриффин пожелает, чтобы ребенок, которого она якобы нагуляла, стал будущим виконтом.

Фиби подавила поднимающийся по горлу всхлип. Какая замечательная, безмятежная жизнь была у нее вместе с детьми… Нет, этому человеку здесь не место. Что подумают ее знакомые и соседи? Даже если они и не узнают, что он был капером, все равно… Его физиономия разукрашена, как у дикаря из Нового Света.

Здравый смысл подсказывал, что кто-нибудь непременно проинформирует Гриффина о том, что эти дети приемные, поэтому не стоило надеяться на расторжение брака по причине супружеской неверности.

Слезы отчаяния закапали на ладони, скользнули меж пальцев.

И, как назло, Гриффин такой привлекательный… исключительно как представитель противоположного пола. Даже его татуировка была не столь уж отвратительной. А в его взгляде, когда он смотрел на нее, присутствовало что-то чувственное, властное. Фиби ощутила жар в животе, в ногах возникла непрошеная слабость.

Дверь внезапно распахнулась.

– Акула сказал, что возьмет нас в море! – выкрикнул Колин, вбегая в комнату. – В море, в море, в море!

Фиби вскочила на ноги, движимая материнским инстинктом, который отмел в сторону все прочие чувства. Да как мистер Шарктон посмел говорить ребенку такие вещи? Соблазняя малыша опасной, кровавой карьерой… если данный термин вообще подходит к подобному занятию.

– Колин Берри! – проговорила она тоном, который дети слышали довольно редко. – Вернитесь в детскую!

Мальчик уставился на нее изумленным взглядом.

– Немедленно!

Развернувшись, Колин поспешил прочь, весьма быстро перебирая маленькими ножками.

Своей экономке миссис Хейсти Фиби велела разместить заявившегося супруга в самой большой спальне. К счастью, она это помещение никогда не занимала, предпочитая комнату поближе к детской. И теперь, когда под влиянием гнева слезы высохли, Фиби направилась прямиком в логово Гриффина. Да она скорее умрет, чем позволит этим двум головорезам завлекать ее сына в море на верную гибель!

Дойдя до комнаты мужа, Фиби без стука открыла дверь.

– Я должна с тобой поговорить.

Гриффин стоял у окна, любуясь озером и раскинувшимися за ним полями. Опираясь на трость, он медленно повернулся.

Несколько секунд Фиби молча взирала на него, словно впервые увидев. Сейчас он казался еще крупнее и мужественнее, чем прежде. И как ни странно, наличие травмированной ноги ничуть не умаляло его грозного вида. Напротив, создавалось впечатление, будто перед ней находится раненый лев, лелеющий свою поврежденную лапу, но в любой момент готовый прыгнуть. Не менее опасный, чем в полном здравии…

Даже его русые волосы способствовали такому впечатлению. Несмотря на небольшую длину, они напоминали короткую гриву. Фиби почувствовала, как ее щеки заливает румянец, но тем не менее сумела взять себя в руки. Она должна защищать своих детей.

– Рад тебя видеть, Фиби, – поприветствовал Гриффин безо всякого удивления, как будто она вламывалась к нему в комнату каждый день. – Присаживайся, пожалуйста. – Опираясь на трость, он шагнул в сторону камина и пододвинул к ней одно из кресел.

Фиби присела, поскольку поступить иначе было бы неучтиво.

– Я пришла сообщить, что мой сын никогда не отправится в море и мистер Шарктон поступает крайне неразумно и безответственно, обсуждая с ним такую возможность.

Гриффин, облокотившийся на спинку другого кресла, приподнял бровь.

– Дети не всегда следуют предписаниям матерей.

– Возможно, сейчас Колин и увлечен темой пиратства… И к моему сожалению, твое присутствие только усугубляет ситуацию. Но со временем он перерастет эту блажь.

– А какое поприще для него хотела бы ты?

– Что-нибудь безопасное, – ответила Фиби. – Чтобы он оставался в Англии или даже в Бате.

– То есть ты видишь его коммерсантом?

Ну, разумеется, Фиби полагала, что Колин скорее станет представителем того сословия, из которого происходила сама, нежели представителем аристократии – одним из тех, кого мысленно она называла не иначе как бездельниками.

– Да, – подтвердила Фиби, глядя мужу в глаза. – Я предпочла бы, чтобы Колин зарабатывал деньги честным трудом, открыв собственное дело или же в найме у кого-то другого.

К ее удивлению, Гриффин согласно кивнул. И видимо, заметив это удивление, сказал:

– Возможно, тебе не по нраву тот способ, которым я зарабатывал на жизнь, но могу заверить, что для этого мне пришлось прилагать немалые усилия. Так что я знаю цену деньгам.

Эти слова ничуть не смягчили ее отношения к нему.

– Мы должны обсудить, как нам расторгнуть наш брак, – проговорила Фиби, меняя тему воспитания детей на более важную. – Думаю, это будет нетрудно, поскольку мы так и не подтвердили нашу брачную связь. Насколько знаю, для таких случаев в законе имеется соответствующее положение.

Его глаза потемнели, и Фиби невольно напряглась. Голубые глаза Гриффина были подобны летнему небу, в котором появляются первые признаки приближающейся грозы.

– Ты действительно хочешь расторгнуть наш брак? – Выражение его лица ничуть не изменилось, в голосе не чувствовалось какого-либо гнева. И все же…

– Не нужно из-за этого сердиться, – проронила она, не отводя взгляда.

– Я вовсе не сержусь.

– Ты говоришь неправду, а я очень не люблю, когда мне лгут. Ты сердишься, и совершенно безосновательно. Ведь это не я покинула страну на несколько лет.

– Ты права, извини. Но я не хочу расторгать наш брак, и эта идея вызывает у меня… досаду.

Если в данный момент его глаза действительно выражали досаду, то Фиби не хотела бы находиться поблизости, когда он окончательно выйдет из себя.

Гриффин, в свою очередь, подумал, что ему следует спокойнее относиться к намерению жены.

– Мы не можем расторгнуть брак по причине неосуществленных брачных отношений, – произнес он как можно более ровным тоном.

– Почему?

– Потому что в таком случае на твоих детей ляжет клеймо незаконнорожденных. – Воистину, Гриффин вел себя невероятно цивилизованно. Акуле, конечно, легко разглагольствовать о праве женщины искать партнеров на стороне, ему же самому было трудно примириться с такой идеей. – И далее, – продолжил Гриффин, – аннулирование нашего брака означало бы, что я признаю себя импотентом. Однако я оказался не на высоте всего лишь раз в жизни.

В тот момент, когда Фиби откинула в церкви свою вуаль и он впервые узрел ее лицо, его охватила настоящая паника. В свои двадцать она была чертовски привлекательной, за пределами самых дерзких мальчишеских фантазий. С золотистыми волосами и нежными розовыми губками она казалась принцессой, о которой можно только мечтать. Вдобавок она была старше его. Значительно старше.

На Гриффина тогда накатила буквально парализующая волна смятения. И это было началом конца.

– Сейчас ты даже красивее, чем в день венчания, – вымолвил он.

Фиби нахмурилась.

– К чему ты это говоришь? Мы обсуждаем серьезные вещи. Мистер Шарктон пообещал забрать Колина в море. Но я скорее умру, чем допущу, чтобы мои дети ступили на кровавую пиратскую дорожку!

Гриффин не смог удержаться от улыбки. Фиби была очаровательна. Негодующая, но прекрасная.

– Чего ты улыбаешься? – возмутилась она. – Тебе кажется забавным, что мои дети могут пострадать?

– Да нет, что ты, – поспешил заверить Гриффин. – Ни в коем случае.

– То-то же… – Фиби помолчала. – Сэр Гриффин, почему бы вам тоже не присесть?

– Еще недавно ты называла меня просто Гриффином, – заметил он и, сдерживая стон, опустился в кресло. В какой-то мере он скучал по своему юношескому телу четырнадцатилетней давности, когда был тощим, как жердь.

Солнечные лучи, проникающие в окно за спиной Фиби, как будто растекались по ее волосам, заставляя каждую прядку светиться словно изнутри. Но яркий свет выявлял также и мелкие морщинки в уголках ее глаз.

Да, Фиби тоже изменилась. Сейчас в ее внешности присутствовало нечто печальное, смиренно-покорное. Во время венчания подобных нюансов в ней не наблюдалось, иначе Гриффин бы заметил.

– Гриффин так Гриффин, – согласилась она. – Но вернемся к разговору о нашем браке.

– Меня не будут брать под стражу, – уведомил он. – Поэтому такой предлог для развода тоже не представится. Я получил полную амнистию от Короны.

Фиби хмыкнула.

– Мой отец не раз говорил, что все имеет свою цену.

– Да, рубины бывают неплохими помощниками.

Фиби, сидящая на краю кресла, была такой изысканно-деликатной – и чертами лица, и телосложением. Она являла собой воплощение британской женственности. Но сейчас она была также и воплощением скептицизма, поэтому он добавил:

– Тот камень имеет размер примерно с большой палец на ноге принца-регента.

– Полагаю, он был у кого-то отобран?

– Нам он достался после захвата одного пиратского корабля, так что, возможно, его действительно у кого-то отобрали. Но мы тут ни при чем.

Спина Фиби стала еще прямее.

– Я, конечно, рада слышать, что моему супругу не грозит заточение в темницу, но это не решает нашу текущую проблему.

– Что верно, то верно. – Гриффин откинулся в кресле, постаравшись сделать вид, будто ему вполне удобно, хотя его нога заныла как никогда.

– Если тебе очень больно, то, может, лучше снова встать? – предложила Фиби.

– Это не поможет…

И как ей, черт возьми, удается понять, что он сердится или что его мучает боль?

Гриффин ударил себя по бедру, чтобы расслабить мышцы.

– Я не вижу ничего, что делало бы наш брак таким уж проблематичным. К тому же если мы разведемся по причине неосуществленных брачных отношений, то, как я уже говорил, твои дети будут заклеймены как бастарды.

Последнее слово прозвучало довольно-таки резко, хотя он и не желал этого. Так или иначе, за время их разговора он пришел к определенному решению. Фиби имела полное право обзавестись детьми, принимая во внимание его долгое отсутствие. А значит, отныне они также и его дети. Тем более что Гриффин как раз и хотел бы иметь такого дерзкого и отважного сына, как Колин.

Фиби, казалось, застыла в своем кресле. Естественно, кому приятно обсуждать собственную неверность.

– Не буду скрывать: я, конечно, предпочел бы, чтобы ты повременила с детьми до моего возвращения, – продолжил Гриффин. – Однако ты не могла быть уверенной, что я когда-либо вернусь, да и, по правде говоря, если бы не это ранение, я, вероятно, так и бороздил бы моря до самой встречи со смертью. Если не ошибаюсь, тебе сейчас тридцать четыре?

– Да, – ответила Фиби каким-то деревянным голосом. – Несколько старовата, чтобы рожать.

– Что ж, учитывая твой возраст, вполне возможно, что у нас и не будет общих детей. Поэтому мне следует даже поблагодарить тебя за предусмотрительное решение обеспечить меня наследниками.

– То есть тебя это не огорчает? – с хрипотцой вымолвила она.

– Огорчает, – честно признался он. – Разумеется, меня огорчает, что моя жена спала с другим мужчиной, пока меня не было. – Даже при произнесении этих слов внутри у него закипало. – Но как я могу тебя винить? Мы прожили в браке всего лишь один день. Я даже не запомнил толком твое имя. Я почему-то полагал, что тебя зовут Поппи, и ошибочно назвал свой корабль в твою честь «Летучим Маком».

– Какая досада, что это оказалось не моим именем, – съязвила Фиби. – Хотя, может, и к лучшему, что ты ошибся. «Летучая Фиби» звучало бы еще нелепее. – И, проявляя упорство, она продолжила: – Но тебе, Гриффин, наверняка хочется обзавестись собственными детьми. Со мной по причине моего возраста это не получится, поэтому я уверена, что суд, учитывая также неосуществленные брачные отношения, согласится аннулировать наш союз.

– Как ты себе это представляешь?.. Меня, в суде, публично объявляющим себя импотентом…

Глаза Фиби беспокойно скользнули по его телу. Похоже, между ними имело место обоюдное притяжение, хотя она, конечно, и не желала этого признавать. Ему самому – возможно, по причине подспудного стремления реабилитировать себя за то фиаско в их первую брачную ночь – прямо-таки не терпелось завалить ее на кровать.

Ему хотелось целовать эти розовые губки, пока они не потемнеют; оставлять засосы на этой бархатистой коже; ласкать, оглаживать и вылизывать ее тело, пока она не начнет извиваться под ним, с придыханием произнося его имя.

На щеках Фиби то и дело проступал румянец, как будто Гриффин вслух высказывал те нескромные мысли, что стали возникать у него в голове с первой минуты их нынешней встречи.

– Насколько понимаю, ты прибыл сюда прямо из Лондона? – спросила она.

Гриффин кивнул, гадая, как Фиби отреагирует, если он просто подхватит ее и отнесет на кровать. Достаточно разговоров… В конце концов, она не девственница, и это все облегчало.

– Думаю, всем нам будет удобнее, если ты поживешь у своего отца, пока мы устраиваем наши дела.

– Нет! – Это слово вылетело подобно пуле.

Он не хотел лишаться своей вновь обретенной супруги. К нему пришло ясное осознание, что он желал Фиби гораздо больше, чем любую другую женщину из тех, с кем когда-либо встречался. Она должна принадлежать только ему – от макушки до пальцев ног.

– Я не вижу причин расторгать наш брак.

– Но ведь…

– Ты обеспечила нашу семью детьми, которых иначе не было бы, – перебил он. – И мы продолжим наши отношения с того момента, на котором они прервались.

Фиби взирала на него в ошеломлении. А в нем лишь усиливалось ощущение правильности собственной позиции. Фиби была его женой и таковой должна оставаться.

– Меня не волнуют твои прежние связи. Твоих детей я признаю своими и буду любить их, как родных. Если не ошибаюсь, этот дом мы приобрели около восьми лет назад?

Она кивнула.

– Он не является родовым имением, то есть неотчуждаемым имуществом… У меня тоже имеется недвижимость, которой также можно свободно распоряжаться. Так что деньги не проблема. Мы сможем устроить в жизни всех троих. – Гриффин прищурился. – С принятием в дворянское сословие, возможно, возникнут затруднения. Каков у тебя опыт общения?

– С кем? – не поняла Фиби.

– С представителями высшего света, – пояснил Гриффин.

Ее губы слегка скривились.

– Никогда не участвовала в их суетной жизни. У меня есть семья и подруги.

– Ты не вращаешься в высшем свете? – удивился он. – Но ведь ради этого ты и вышла за меня.

– Ошибаешься, – возразила она. – Ради этого тебя купил мой отец, но я его сильно разочаровала. Я не смогла бы стать своей в аристократическом обществе, да и не хотела этого.

– Фиби, – как можно мягче произнес Гриффин, – хочешь ты того или нет, но ты являешься леди Берри.

Она пожала плечами.

– Тех, кто мне дорог, это ничуть не интересует. И пожалуйста, не величай меня этим титулом. После четырнадцатилетней разлуки я не считаю себя твоей женой.

Гриффин перенес вес тела на другую ногу. Он уже не пытался скрывать боль.

– Так что случилось с твоей ногой? – спросила Фиби. – Акула укусила? Или получил ранение в бою? Вижу, ты испытываешь немалые страдания. Со временем твое состояние, надеюсь, улучшится?

– Нога-то у меня в целости, вот только бедро было порезано саблей, и рана воспалилась. Но день ото дня нога приходит в норму.

Фиби тоже шевельнулась в кресле, словно испытывая боль из сочувствия к нему.

– Я благодарна тебе за снисхождение к моим детям, но я все равно не хочу быть твоей женой. – Она сказала это тихо, но твердо, как будто решение насчет их брака зависело исключительно от нее. – И этот дом купил не ты, а я, – добавила она. – Мой отец оставил мне приличное состояние. Ты сможешь легко убедиться, что я не прикасалась к тем деньгам, которые мистер Петтигру клал на мой счет.

В третий раз за сегодняшний день Гриффин осознал скудность своего лексикона. Да и что может сказать мужчина, узнав, что его жена многие годы ничего от него не принимала? Что она не только отвергала его финансовую поддержку, но и вообще не нуждалась в нем? Пронзившее его чувство обжигало, точно струя расплавленного свинца, от него перехватывало дыхание.

– Но почему? – вымолвил он.

Взгляд Фиби ни в коей мере не был извиняющимся.

– Потому что я не желала жить на средства, добытые грабежом.

– В таком случае тебе приятно будет услышать, что моя пиратская добыча давно уже растрачена. То, что я имею сейчас, частично заработано каперством (а это отнюдь не пиратство), но по большей части является доходами от импортно-экспортных перевозок.

– Не важно… Я не хочу быть женой пирата.

Гриффин резко поднялся с кресла.

– Поздно спохватилась, моя дорогая Поппи.

– Меня зовут Фиби! – напомнила она.

Он приблизился, нависнув над ней.

– Ах да, я забыл.

Фиби запрокинула голову, глядя на мужа, однако в ее глазах не было ни капли страха. Хотя последний десяток лет здоровые мужики буквально трепетали в его присутствии. Заметив его татуировку, они готовы были обмочиться в свои бриджи.

Но с Фиби, его женой, ничего подобного не происходило.

– Отойди! – потребовала она. – Меня ты не запугаешь!

– Похоже, что так.

Его кровь чуть ли не бурлила от возбуждения. Быстрым движением он подхватил Фиби на руки и опрокинул на кровать – так, что та не успела и ахнуть.

– Прекрати немедленно! – Фиби уперлась ладонями ему в грудь и попыталась оттолкнуть.

От нее пахло розами, увлажненными летним дождем, – исконно британский аромат, который Гриффин успел подзабыть. Опершись на локти, помещенные по обе стороны от головы Фиби, и глядя сверху вниз на ее негодующее лицо, он отчеканил:

– Я хочу, чтобы ты оставалась моей женой.

– Даже пираты не всегда получают желаемое!

– Но почему? – Он уткнулся носом ей в шею и ощутил, как все ее тело откликнулось на это прикосновение. – Ты нравишься мне, ты чертовски привлекательна. Почему бы не сохранить наш брак?

– Потому что я этого не хочу! – почти выкрикнула она.

– Как ты можешь знать, даже ни разу не попробовав?

– Я не хочу ничего пробовать! Как ты не понимаешь?.. У меня своя жизнь… Дети, подруги… И тебе здесь не место!

Эти слова прорвали пелену возбуждения и остановили его руки, уже тянущиеся к ее груди.

Ему здесь не место?..

Раньше слово «дом» мало что значило для него, было пустым звуком. Он не принадлежал к миру своего отца со всеми этими титулами и аристократическим этикетом. Отныне и привычный корабль не являлся больше его домом – с той жизнью покончено.

Символом его нового дома стала Поппи… вернее, Фиби… хотя она и не хотела этого признавать.

Гриффин поднялся на ноги. Фиби, чьи волосы разметались по покрывалу, казалась такой уязвимой и невыносимо соблазнительной. Его пальцы подрагивали от желания ласкать ее, пока она не возбудится так же, как и он.

В отличие от той первой брачной ночи, на этот раз его плоть отвердела, едва Фиби вошла в комнату.

– Что ж, хорошо… – Он шагнул назад.

Фиби села на кровати с выражением облегчения на лице.

– Гриффин, в Лондоне тебе будет лучше. Там более изощренная публика, чем здесь. Там, возможно, никто и внимания не обратит на твою татуировку.

Гриффин рассмеялся. В таком же духе кто-нибудь мог бы уверять того или иного купца, беспокоящегося за свой товар, что пиратов поблизости и в помине нет.

– Здесь тебе будет ужасно скучно, – продолжала убеждать Фиби.

У него тем не менее не было сомнений, что до конца жизни он проживет именно здесь. Если только Арбор-Хаус не станет слишком тесным для всех детей, число которых, как он надеялся, еще увеличится.

– Наверное, мне действительно стоит нанести визит своему отцу, тем более что Вулфорд-корт отсюда недалеко. – Он увидел, как просветлел ее взор, и добавил: – Но к ужину я вернусь, если тебе, конечно, не жалко для меня еды. Тебя, кстати, не огорчит, если отец отречется от меня? Мне кажется, такой вариант возможен.

– Не огорчит, – отозвалась Фиби. – Но мое мнение не имеет никакого значения.

– Ты моя жена, и твое мнение для меня важно.

Их взгляды встретились, и Гриффин постарался безмолвно, одними глазами донести до нее, что ни при каких обстоятельствах не согласится на расторжение брака.

Она сглотнула, как видно, поняв этот посыл.

– Я твой муж, Фиби, – произнес он. – Возможно, наш брак не подтвержден пока соитием, но это произойдет сегодня ночью.

– Гриффин, ну зачем я тебе нужна? – почти прошептала Фиби. – Ты… дети… Ну какая из меня леди? Из меня не получится настоящей виконтессы.

Гриффин не сдержал улыбки.

– Ты думаешь, из меня получится образцовый виконт? Не переживай, оскандалимся вместе. Мне, конечно, хочется своих кровных детей, но я не против того, чтобы мой титул унаследовал Колин. Поскольку, благодаря именно твоему приданому, мой отец вылез из долгов, ты в праве сама избрать преемника. Так оно и произойдет.

– По поводу детей…

Гриффин приложил палец к губам Фиби, прежде чем та успела высказать свои соображения или извинения. Он не хотел слышать об отце ее детей, по крайней мере сейчас. Тот человек уже мертв.

– Ты нужна мне, Фиби. – В его голосе пробилась хрипотца, что звучало весьма красноречиво.

Она бросила на него обеспокоенный взгляд, судорожно глотнула, и это перекатывание по ее нежному горлу вызвало в нем новый прилив вожделения. Да что с ним такое творится?..

– Моя мать… я… – На несколько секунд Фиби умолкла. – Ну хорошо.

Создавалось впечатление, будто она снова, во второй раз, принимает его предложение. Хотя первого как такового и не было. Их брак стал сделкой между их отцами, которые обсуждали главным образом приданое и прочие финансовые аспекты.

Теперь же все решалось непосредственно между мужчиной и женщиной.

– Я, конечно, не идеальный вариант, – озвучил Гриффин свои мысли. – Несколько лет я провел по ту сторону закона и обладаю свирепой натурой. Кроме того, хромаю, татуированный, со шрамами.

Фиби окинула его взглядом с головы до ног.

– Мне нет дела до твоих шрамов, Гриффин, меня беспокоит другое. Я подозреваю, что у тебя имеется нечто вроде гарема. Я здесь этого не потерплю. Ты должен не только быть законопослушным, но и держаться подальше от других женщин.

Он едва удержался от улыбки. Надо же, какая строгая… Это даже возбуждало.

– Отныне, Фиби, других женщин для меня не существует. Даже если я вдруг встречу кого-то по имени Поппи. Ну а грабеж сам по себе никогда не был для меня интересен.

Она кивнула, и Гриффин подал руку, чтобы помочь ей подняться. У него, конечно, было немало женщин за последние четырнадцать лет – что правда, то правда. Но ни одна из них не зацепила его так, как Фиби. Должно быть, наличие свидетельства о браке имеет какое-то магическое воздействие.

– Если хочешь, я съезжу к твоему отцу вместе с тобой. Так сказать, в качестве буфера.

Это было довольно неожиданно.

– Нет, не нужно, – ответил Гриффин. – Полагаю, у тебя есть дела и здесь, при детях.

Фиби совершенно не походила на его собственную мать. Он имел счастье лицезреть виконтессу не чаще раза в неделю. Не то чтобы он так уж скучал по ней – как можно скучать по человеку, с которым почти не знаком?

– Нянюшка вполне способна уложить детей самостоятельно.

– Я вернусь к ужину, – повторил Гриффин.

Он поменял позу, но на сей раз вовсе не для того, чтобы унять боль в ноге. Он чувствовал себя несокрушимым, как скала – по той лишь причине, что его жена смотрела на него так, будто действительно беспокоилась о нем.

– Мы должны заняться… этим самым… именно сегодня ночью? – спросила Фиби и опять сглотнула.

Воображение Гриффина практически не покидали картины того, как он опрокидывает жену на кровать и срывает с нее одежды. Сознание предлагало с десяток доводов к тому, чтобы овладеть Фиби без промедления, как подобает всякому уважающему себя пирату, однако ее глаза останавливали его. Они были темными от внутреннего напряжения. Фиби, конечно же, не хотелось заваливаться в постель с бесцеремонным и грубым чужаком, нагрянувшим к ней в дом и объявившим себя ее мужем.

Что ж, он может подождать. Впереди у них целая жизнь.

Гриффин хотел заслужить себе место в этом светлом счастливом доме – среди незаконнорожденных детей с их нянями и рядом с этой прекрасной женщиной с ее упрямым подбородком. Не вкрадываться сюда, не вторгаться, а именно заслужить это место.

Он хотел этого… а точнее, хотел Фиби… больше всего на свете.

Глава 9

Его отец, Биддалф Берри, или иначе виконт Монкрифф, обитал в особняке, называвшемся Вулфорд-корт и расположенном примерно в часе езды от дома Фиби. Это имение являлось родовым гнездом семейства Берри на протяжении нескольких поколений, и именно здесь Гриффин родился и вырос.

Покачиваясь, как фарфоровый болванчик в карете – ибо ему становилось дурно от одной только мысли о том, чтобы закинуть ногу в седло, – он обдумывал тот факт, что Фиби, оказывается, не так уж хорошо знала его отца. Похоже, виконт не слишком привечал свою невестку.

Это ничуть не удивляло. Его отец был просто одержим традициями и ритуалами аристократического сословия. У него, наверное, сердце разрывалось при мысли, что ему придется либо продать сыночка купеческой дочке, либо расстаться с родовым имением.

Но к огорчению виконта, его отпрыск предпочел жизнь, в которой титулы не имели особого значения, где человек обретал почет и уважение, используя лишь собственные силы и умственные способности.

С отцом они, мягко говоря, не очень-то ладили. И потому Гриффин не слишком огорчился, когда, очнувшись, обнаружил себя в море на корабле под командованием отъявленного негодяя, известного как капитан Дирк. Приобщение к пиратству стало в какой-то мере возмездием… и, возможно, противоядием против отцовской спеси и тщеславия.

Покинув Англию, Гриффин за многие годы ни разу не написал своему родителю – до того момента, когда до них дошла весть о кончине старого герцога, отца Джеймса. Эта смерть потрясла обоих, но особенно кузена, который осознавал, что старик так и умер в неведении – жив его единственный сын или нет? Подобное событие заставляет задуматься.

Однако отец Гриффина был прекрасно осведомлен о здравии и благополучии блудного отпрыска, поскольку своему поверенному пират поручил регулярно извещать об этом семейство. Кроме того, он постоянно посылал домой звонкую монету, благодаря чему его младших сестер не постигла схожая участь – их не пришлось продавать замуж.

Однако когда на Джеймса автоматически перешел герцогский титул, Гриффин подумал, что ему, пожалуй, следует быть в более тесном контакте со своим отцом. И он написал ему письмо, откровенно сообщив, что стал пиратом, хотя на тот момент они с Джеймсом уже числились каперами. Он не видел причин подслащивать горькую правду.

Карета меж тем подкатила к Вулфорд-корту. Прием, который Гриффину здесь окажут, вряд ли будет сильно отличаться от того, что он встретил в Арбор-Хаусе.

В своих мечтах его отец всегда воображал себя герцогом. И он, как видно, без раздумий употребил приданое Фиби на то, чтобы потешить свое самолюбие – особняк теперь выглядел весьма впечатляюще, как будто изображать из себя герцога было то же самое, что являться таковым.

В вестибюле Гриффина встретили полдюжины вышколенных лакеев, не считая их прежнего дворецкого, за четырнадцать лет еще больше отточившего свои чопорно-строгие манеры.

– Добрый день, Мирз, – сказал Гриффин, скидывая плащ на услужливые руки старого знакомого. – Как вижу, ты держишься бодрячком.

Глубочайшее чувство собственного достоинства не позволило Мирзу отреагировать на подобный комментарий. Вместо этого он склонил голову в холодно-учтивом приветствии, продемонстрировав макушку своего напудренного парика.

Должно быть, Мирзу было известно о пиратском прошлом Гриффина. А может, ему не понравилась татуировка. Или же он просто был старым напыщенным болваном.

– Добро пожаловать в Англию, сэр Гриффин, – произнес дворецкий. – От лица всей прислуги позвольте выразить наилучшие пожелания в связи с вашим возвращением.

Он выжидающе умолк, однако Гриффин не испытывал желания обмениваться пустыми помпезными фразами.

– Его светлость находится в своем кабинете, – продолжил Мирз. – Если изволите подождать в гостиной, я осведомлюсь, может ли лорд Монкрифф принять вас сейчас.

Он глянул на его татуировку и тотчас отвел глаза. Как жаль, что Акула остался в Арбор-Хаусе – увидев того, дворецкий, возможно, лишился бы чувств.

Вообще можно было бы двинуться напролом прямо в библиотеку и без всяких церемоний поприветствовать отца… Однако Гриффин пребывал не в той форме, чтобы вступать в схватку с Мирзом.

В гостиной бывший пират находился не больше минуты, когда дверь распахнулась. Он повернул голову, ожидая вновь увидеть дворецкого, но на пороге стоял отец.

Виконт заметно постарел. По бокам его рта залегли глубокие складки, волосы поседели, хотя он был все таким же высоким, широкоплечим и казался вполне крепким.

И все же он стал значительно старше.

– Здравствуй, отец, – вымолвил Гриффин, не зная, как себя вести.

Виконт молча направился к сыну, его лицо ничего не выражало. Но приблизившись, он поднял руки и заключил Гриффина в объятия.

– Мой мальчик, – проговорил отец прерывистым голосом. – Ты вернулся… Ты наконец вернулся домой.

Его руки были сильными, и в сознании Гриффина промелькнуло смутное воспоминание о подобном объятии, имевшем место когда-то давно. Хотя как такое возможно? Ведь в детстве он практически не видел родителя, который постоянно находился в Лондоне, заседая в палате лордов.

Гриффин прокашлялся, чувствуя себя крайне неловко. Его правая рука сжимала рукоятку трости, но левая была свободна, и он похлопал отца по спине.

– Да, вот он я, – произнес он как можно бодрее. – Вернулся в отчий дом подобно хрестоматийному блудному сыну.

Отец слегка отстранился, и, к своему изумлению, Гриффин обнаружил, что глаза лорда Монкриффа блестят от слез.

– Я думал, что уже никогда тебя не увижу, – проговорил тот, игнорируя шутку сына. – Мое воображение рисовало тебя погибшим в море… Порубленным на куски или утонувшим во время шторма.

– Опасных моментов было, конечно, немало, – признал Гриффин, – но я тем не менее здесь.

Отец прикоснулся к его татуировке.

– Отличительный знак твоего ремесла?

– Нет, просто мой корабль назывался «Летучий Мак». – Гриффин немного поколебался, затем сказал: – Отец, мне нужно присесть.

Лорд Монкрифф отпрянул назад.

– Ты ранен? Ты потерял ногу?

Усмехнувшись, Гриффин проковылял к дивану.

– Моя жена предположила то же самое. Но нет, я избежал такого приобретения, как деревянная конечность. У меня просто рана, которая медленно заживает.

– Если бы у тебя не было ноги, ты мог бы изготовить замену из чистого золота, – сказал отец, присаживаясь напротив. – Мистер Петтигру, согласно твоим указаниям, регулярно представлял мне отчет о состоянии твоих дел. Судя по всему, на морских просторах собираются неплохие урожаи.

– А он сообщил, что нам с Джеймсом предоставлена королевская амнистия?

– Должен сказать, что принц-регент оказал мне честь, уведомив об этом самолично, – многозначительно улыбнулся отец.

Вообще Гриффин полагал, что монаршее прощение было ниспослано лишь благодаря тому внушительному рубину, но похоже, что и виконт Монкрифф мог приложить к этому руку.

– Сегодня утром я получил несколько писем, в которых сообщается о весьма эффектном появлении герцога Ашбрука в палате лордов, – продолжил меж тем отец.

Гриффин кивнул. В данный момент он испытывал что-то вроде головокружения. Четырнадцать лет назад он был юнцом, вынужденным жениться на купеческой дочке, которую никогда не видел во плоти. Он был возмущен и испытывал отчуждение к отцу, ему хотелось взбунтоваться. А теперь тот же самый отец обнаружил чувство юмора, о котором Гриффин даже не подозревал.

Как все поменялось…

– Я хотел бы принести свои извинения, сынок, – проговорил виконт. – Если бы я знал, какое отвращение ты испытывал к этому браку, то не стал бы тебя принуждать. Я был просто разбит, когда ты бежал из страны.

– Я исчез вовсе не из-за этого брака, – бросил Гриффин.

Но отец как будто не слышал.

– Прежде чем согласиться, я очень тщательно обдумал тот вариант. Да, твоя жена из купеческого сословия… Но она была красива, послушна, обучена всему, что необходимо для семейной жизни. Я искренне полагал, что она станет для тебя превосходной супругой.

Гриффин кивнул и хотел сказать что-то в ответ, но отец продолжал как по накатанной:

– Теперь, конечно, имеются дети…

Гриффин ожидал от отца более бурной реакции на то обстоятельство, что титул виконта может унаследовать чей-то бастард.

– Мое знакомство с ними самое поверхностное, – вроде как извинялся тот. – Появление этих детей было представлено как свершившийся факт.

– Понимаю, – произнес Гриффин.

Отец подался вперед.

– Я не думал, что ты когда-либо вернешься. Как я мог порицать леди Берри за этих детей? Это было бы жестоко.

– Понимаю, – повторил Гриффин.

Хотя в действительности не очень-то понимал, как отец может примириться с тем, что его титул унаследует чужая кровь. Ведь виконт постоянно трубил о древности их рода и выдающихся свершениях предков. Гриффина просто воротило от одного упоминания о самом первом виконте Монкриффе, отвратительном животном, пресмыкавшемся у ног короля Якова. И скорее всего предок получил свой титул в качестве непосредственной платы за оказываемые монарху услуги интимного характера. Отец всегда возражал против такого предположения, хотя у них в доме хранилось написанное Яковом письмо неприличного содержания, которое лишь подтверждало эту версию.

– Я должен вернуться домой к ужину, – несколько не к месту сказал Гриффин.

Теперь он находил себя подобным человеку, пристрастившемуся к алкоголю: тот желал испробовать содержимое бутылки так же, как Гриффин хотел увидеть Фиби, чтобы скорее уговорить ее отправиться с ним в постель. Но даже если этого не случится сегодняшней ночью, он будет рад хотя бы поцеловать ее – впервые с момента их венчания.

Лицо отца погрустнело, морщины стали заметнее.

– Да, конечно…

– Поедем со мной, – предложил Гриффин. – Насколько могу судить, там предостаточно комнат. Кто-нибудь из моих сестер дома?

– Нет, теперь они живут с собственными семьями. Твоя младшая сестра вышла замуж два года назад. Они будут очень рады, когда узнают, что ты вернулся.

Гриффин не слишком в это верил, но предпочел не высказывать свои сомнения. Вряд ли какое-либо семейство обрадуется возвращению домой пиратствующего родственника. Его отец скорее исключение.

– Значит, ты живешь здесь один?

Отец улыбнулся.

– Как ты уже, наверное, убедился, я содержу полный штат прислуги. Кроме того, у меня здесь постоянно находится пара секретарей, поскольку сейчас я работаю над новым законопроектом, который представлю в палате лордов во время очередной сессии.

– Ну и брось их всех, – сказал Гриффин. – Поедем в Арбор-Хаус и посмотрим, что у Фиби сегодня на ужин.

– Посмотрим, что у Фиби сегодня на ужин? – с некоторым изумлением переспросил виконт. Подобная реакция была весьма показательной.

Гриффин поднялся на ноги. Он не собирался придерживаться глупой помпезности, присущей аристократической жизни, и не сомневался, что в этом отношении Фиби будет с ним согласна.

– Мне хочется быть рядом с женой. Первой и единственной, с которой был знаком всего лишь день. Сегодня я едва отговорил ее от намерения расторгнуть наш брак.

– Это было бы крайне нежелательно. – В голосе отца послышался испуг.

– Поэтому поехали со мной, – повторил Гриффин. – Возможно, мне потребуется твоя помощь. Я понятия не имею, как вести светский разговор. Как понимаешь, на борту «Летучего Мака» мы не практиковали подобных бесед.

– Даже представить себе не могу. – Поднявшись, отец дернул за шнур звонка.

В комнате незамедлительно появился Мирз, даже не постаравшийся скрыть, что все это время находился за дверью, где, вероятно, подслушивал разговор.

– Будь любезен, скажи Крафтсу, чтобы он собрал мои вещи, – распорядился виконт. – Сегодня я буду ужинать у моего сына и невестки. И, возможно, останусь у них на ночь.

Гриффин улыбнулся, уловив в голосе отца явный энтузиазм. Возвращаясь в Англию, он не ожидал, что обнаружит его столь одиноким и что тот будет так рад их встрече.

– Мирз, вели также подать мою карету, – бросил Гриффин вслед дворецкому. Спина у того заметно напряглась, но он тем не менее развернулся и молча склонил голову.

– Все, как прежде, – заметил виконт. – Старый бедняга Мирз… Он так привержен этикету и ритуалам. Зачем ты над ним подтруниваешь?

– Подтрунивают обычно над теми, к кому испытывают хоть какую-то симпатию. У нас же с Мирзом взаимная неприязнь.

– Не желаешь заглянуть в свою прежнюю спальню? На случай твоего возвращения я сохранил все, как было.

– К сожалению, меня бросает в пот от одного только взгляда на ведущую наверх лестницу. Лучше уж я поберегу силы для того, чтобы доковылять сегодня вечером до кровати.

Отец слегка нахмурился.

– Каким образом ты получил ранение?

– Одному злодею, прежде чем испустить дух, удалось полоснуть Джеймса по горлу, а меня по ноге. Он едва не отсек мои драгоценные шары. Если бы такое случилось, то домой я бы не вернулся.

– Как хорошо, что все обошлось!

Гриффин ощущал некоторое беспокойство. Ему хотелось поскорее добраться до своей жены и убедиться, что она не изменила своего решения относительно их брака за время его отсутствия.

– Ну что, мы едем?

– Тебе так не терпится вернуться к леди Берри?

– Да, не терпится.

Лицо отца просветлело.

– Значит, мой выбор был не так уж плох?

– Нет, – признал Гриффин, испытывая прилив возбуждения. – Выбор был отличным.

Глава 10

Как правило, Фиби принимала пищу вместе с детьми. Она не видела смысла в том, чтобы сидеть за столом в одиночестве, ведь было гораздо приятнее – хотя иногда и немного утомительно, учитывая манеру общения Нянюшки Макджилликадди, – слушать детское щебетанье, чем тишину. У нее было предостаточно одиноких трапез в первые семь лет «замужней» жизни.

И вот сегодня, если Гриффин действительно вернется к ужину, напротив нее за столом будет сидеть взрослый человек, к тому же мужчина, и мысль об этом почти завораживала.

Фиби обсудила с поварихой меню (было принято решение приготовить три блюда, вместо обычных двух) и велела горничной накрыть стол не где-нибудь, а именно в столовой. Затем распорядилась наполнить ванну и просидела в ней целых сорок минут, пытаясь обрести прежнее спокойствие. Но это не очень-то получилось.

Гриффин являлся ее мужем, и он не хотел расторгать их брак. И как она успела понять, сэр Гриффин Берри не будет делать того, чего не желает. Это читалось не только по его подбородку, но и по всем контурам тела.

Фиби подняла ногу и стала смотреть, как по той стекает вода.

Да, совсем не страшно ожидать первой брачной ночи, когда тебе всего двадцать и ты осознаешь себя молодой и привлекательной, без всякого сомнения. Тогда Фиби пребывала в полной уверенности, что юный муж сочтет ее невероятно соблазнительной. Так сказать, сладкой штучкой… В глазах нынешнего Гриффина присутствовал некий блеск, намекавший на то, что он находит ее таковой и сейчас, но абсолютной убежденности не было.

Фиби в четвертый раз принялась намыливать колено. Две мысли беспрестанно крутились у нее в голове. Первая – воспоминание о давнем предупреждении матери по поводу неизбежной боли, воспринимаемое сейчас ничуть не легче, чем четырнадцать лет назад. А вторая, и более важная – о том, что она стала гораздо старше. Постарела, если сказать точнее. Ведь ей уже далеко за тридцать.

У нее даже кровь застучала в ушах при мысли о своем возрасте. В ту первую брачную ночь ее тело выглядело идеально. Теперь же бедра стали массивнее, обхват талии увеличился, грудь потяжелела и утратила прежнюю форму.

У Гриффина же, наоборот, с годами внешность только улучшилась. О подобных мужчинах наверняка мечтают многие женщины. Эти глаза, плечи, торс и даже… Она имела возможность полюбоваться его задней частью… Теперь он сам стал сладкой штучкой.

Фиби судорожно сглотнула.

– Ну что, помоем голову? – прервала ее размышления вошедшая служанка.

– Да, конечно, – пробормотала она.

– Сегодня такой волнительный день, – заметила Мэй, принимаясь намыливать волосы Фиби жасминовым мылом.

– Действительно…

– Извините за дерзость, моя госпожа, но должна сказать, что сэр Гриффин очень привлекательный мужчина. Даже Нянюшка это признала.

– Нянюшка?.. В самом деле?..

Мэй засмеялась.

– Она говорит, что мужчина с такими чреслами способен стать отцом десятка детишек, и нам, пожалуй, придется учить вас симулировать головную боль.

– Хватит болтать, – одернула Фиби, и Мэй умолкла, предоставив госпоже возможность вернуться к беспокойным мыслям.

К тому моменту, когда служанка ополаскивала ее волосы, Фиби уже смирилась с тем обстоятельством, что их брачным отношениям суждено осуществиться именно сегодняшней ночью. То, что Гриффин выразил готовность ждать, не должно вводить в заблуждение. Потому что он был подобен натянутому луку. Фиби для него представляла собой крепость, которую необходимо взять как можно скорее. Тем более что его рвение подогревалось стремлением реабилитироваться после того фиаско, случившегося четырнадцать лет назад. Его взгляд, бросающий в трепет, был таким голодным, словно он хотел ее съесть.

Фиби чувствовала, как и в ней самой разогревается кровь. И покидая ванну, она хотела побыстрее что-нибудь на себя набросить, пока Мэй не заметила пробирающую ее дрожь.

В голову вдруг пришла мысль, что у нее даже нет подходящего случаю платья, способного произвести впечатление на мужчину. Все ее наряды были неброскими, скромными, дающими понять, что она приличная, добропорядочная женщина, несмотря на то что живет без мужа.

Протянув госпоже полотенце, Мэй повернулась к гардеробу.

– Думаю, синее платье подойдет лучше всего. Только нужно отпороть эти кружева с лифа.

Лукавая улыбка на лице девушки вызывала удивление. Служанка была незамужней, и Фиби не припоминала, чтобы та когда-либо так улыбалась.

Синее платье было пошито из легчайшей хлопковой ткани, тонкой почти до прозрачности, но в нем, разумеется, имелась дополнительная нижняя юбка.

Именно, что имелась… Поскольку прямо у нее на глазах Мэй начала отпарывать эту деталь, не замечая ошеломления хозяйки.

– Он пират, моя госпожа… И вы должны удержать его в Англии, потому что нам нужен мужчина в доме. А вы не сможете удержать пирата дома, если будете одеваться и вести себя, как какая-нибудь пуританка, у которой вместо крови вода.

Фиби вновь охватило беспокойство. Похоже, даже прислуга не слишком высоко оценивала ее шансы надолго заинтересовать Гриффина. Ну конечно, они ведь видели в ней пожилую тридцатичетырехлетнюю женщину, предположительно бесплодную… У которой, возможно, все женское естество отсохло за ненадобностью.

Фиби мысленно застонала и постаралась расправить плечи. Если бы Гриффин вернулся хотя бы пять лет назад… Или даже четыре года назад, когда ей было тридцать. Ведь тридцать – совсем не то, что тридцать четыре.

– И никакого корсета, – сказала между тем Мэй. – Так же как и сорочки.

Фиби никогда не помышляла о столь скандальной манере одеваться. Она открыла было рот, чтобы заявить протест, но промолчала. Что она понимает в подобных делах? Абсолютно ничего. Возможно, именно без сорочек жены и соблазняют по ночам своих мужей.

То, чего не избежать, нужно просто перетерпеть.

Фиби позволила Мэй облачить ее в то, что осталось от прежде хорошего платья – без какого-либо белья, отчего она ощущала себя чуть ли не куртизанкой. И это почему-то вызвало мысль о необходимости проинформировать Гриффина о настоящих родителях детей – немедленно, как только тот появится.

Мэй собрала ее волосы в довольно небрежную копну со спадающими на уши прядками, после чего предъявила небольшую коробочку.

– Что это? – недоверчиво спросила Фиби.

– Сурьма, – пояснила Мэй. – Краска для век.

– Мне это не нужно.

– Но, госпожа моя… взгляните, у меня тоже подкрашены губы.

– Нет! – категорически отрезала Фиби. Она не желала прибегать к каким-либо ухищрениям, чтобы улучшить свою внешность. Какая есть, такая и есть.

Очевидно, Гриффин намеревался спать с ней регулярно. И если в ближайшие полгода Фиби не забеременеет, то он, возможно, и покинет ее. Но даже в этот период она не собиралась изображать какие-то претензии на молодость, которой больше не обладала.

Что ж, хотя бы временно, но она попользуется им. Несмотря на беспокойство, в ней мало-помалу нарастало возбуждение. В конце концов, Фиби многие годы провела в одиночестве. Обычно, ловя на улице мужские взгляды, она тотчас отворачивалась. В какой-то мере она избегала общества по той причине, что мужчины, причем даже джентльмены, имели склонность строить нелестные предположения о женщине, чей муж проживает за морями-океанами. Точнее, в ее случае непосредственно в море.

Они полагали, что Фиби, лишенную удовольствий супружеской жизни, одолевает похоть, но ничего подобного и в помине не было, и она решительно пресекала любые намеки на внебрачную близость.

И вот теперь, какими бы соображениями ни руководствовался Гриффин в своем стремлении осуществить брачные отношения, Фиби наконец познает то, что происходит между мужчиной и женщиной. Возможно, у нее даже появится собственный ребенок. Быть может, еще не слишком поздно…

Поправив на шее госпожи ожерелье, Мэй отступила. Сейчас, после удаления с лифа платья кружевного фишю, край выреза едва прикрывал соски. А при шаге Фиби могла отчетливо видеть контур своего бедра.

Она скептически покачала головой, и горничная поспешила ей возразить:

– Именно так, моя госпожа, вы и должны быть одеты.

Фиби нахмурилась. Неужто она до такой степени утратила контроль над прислугой, что не только Нянюшка, но теперь уже и Мэй считает возможным помыкать ею?

– Вы выглядите прекрасно, моя госпожа, – заверила служанка. – Ну, посмотрите на себя. Взгляните как следует.

Фиби присмотрелась.

Да, она была в общем-то красива. Пока еще красива. По мере того как она росла, в отце все больше усиливалась убежденность в том, что он легко сможет выменять ее личико и приданое на громкий титул. Хотя мать оценивала дочь более критически. «Носом твоим гордиться точно не стоит», – утверждала она. Так что Фиби никогда не испытывала тщеславия по поводу собственной внешности.

Она продолжала созерцать свое отражение. Несмотря на то что очарование и свежесть юности давно испарились, оставались все же и привлекательность, и чувственность, что выражалось рисунком губ, видом груди и даже изгибом бедра.

– Да, именно так, – самодовольно произнесла Мэй, как какой-нибудь священник во время воскресной проповеди. – Вы неотразимы. Ваш пират просто везунчик и определенно понимает это.

Фиби двинулась к выходу – ведь нужно было еще проконтролировать повариху, посмотреть, надлежащим ли образом накрыт стол, убедиться, что дети уложены в кровати. Но у дверей она задержалась и обернулась, чтобы бросить последний взгляд в зеркало.

Да, изначально Гриффина приобрел для нее отец, но теперь все зависело только от нее. И на этот раз Фиби не обменивала себя на титул. Помимо титула ей требовалась также и плоть. Она хотела, чтобы Гриффин оставался рядом с ней… До тех пор, пока она сможет его удерживать. Он нужен был ей как мужчина, который взирал бы на нее голодными глазами, с неприкрытым вожделением, даже если он будет швырять ее на кровать, как какую-нибудь вещь. Фиби втянула в легкие воздух, который показался горячим и словно насыщенным мучительным томлением.

Она хотела принадлежать этому мужчине. Обладать им. Ласкать и исследовать его.

Она никогда не позволяла себе разглядывать мужские тела, однако в случае с Гриффином это каким-то образом произошло. Всего лишь после пары часов, проведенных в компании с ним, она могла без труда представить и его могучий торс, расширяющийся снизу вверх, и упругие, мускулистые ягодицы.

В воображении возникали самые нескромные образы, как будто где-то в глубинах ее существа прорвало некую дамбу, и на волю устремились потоки эротизма. В сознании рисовались картины того, как она ласкает и целует бронзово-загорелое тело Гриффина, как ее ладонь скользит к его паху – туда, куда приличной женщине не следует даже смотреть. Как она встает перед ним на колени…

Опомнившись, Фиби поспешила прочь, пока Мэй не заметила выражения ее лица.

Нет, подобная первобытная страстность не может быть нормальным человеческим состоянием. Ни мужчины, ни женщины просто не смогут вести повседневную жизнь, если будут постоянно испытывать все это безумство.

Однако расшалившееся воображение продолжало выдавать одну сцену за другой. Фиби представила, как устремляется к входной двери, чтобы встретить Гриффина, как он обхватывает ее и впивается ей в губы, запрокидывая ее голову. Их желание настолько нестерпимо, что они опускаются на пол прямо у входа, она ложится и тянет его на себя, забыв о всяком стыде в предвкушении наслаждения…

Фиби хотелось пошлепать себя по щекам. Это действительно какое-то сумасшествие. Как будто нечто подобное может случиться в реальности. А как же дети? Прислуга?

Неужели она в самом деле утратила рассудок? Она была под стать тем вдовушкам из шутливых песенок, что строят глазки молодым парням.

Впрочем, ей совсем ни к чему заглядываться на молодых парней. Ей был нужен лишь один мужчина – хромой пират с татуировкой на лице.

Фиби желала своего законного супруга.

Глава 11

Гриффин, к своему удивлению, испытывал немалое удовольствие от беседы с отцом, пока ехал с ним в карете в сторону Арбор-Хауса. Виконт с интересом слушал, как они с Джеймсом занимались перевозками специй и древесины в Англию и шелка в Испанию.

– Выходит, в действительности вы не были пиратами, – заметил он под конец.

– С пиратства я начинал, – честно признался Гриффин. – Я не был отъявленным злодеем, однако захватил немало кораблей. Забирал с них все ценное и отчаливал прочь.

– То есть первоначальный капитал ты добывал разбоем, – констатировал отец, и уголок его рта дернулся. – У меня были хоть какие-то шансы направить тебя на более праведную стезю?

– Вряд ли. Здесь, в Англии, у представителей аристократии нет возможности проявить мужество, да и вообще стать настоящим мужчиной. Мое будущее было преподнесено мне на серебряном блюдце, подтвержденное королевским патентом. Но я жаждал вступить в схватку и в борьбе доказать, чего стою.

Отец вздохнул. Высокий, худощавый, склонный к утонченности, он, конечно же, никогда не испытывал стремления схватиться с кем-то не на жизнь, а на смерть.

– Я, должно быть, пошел в мамину родню, – с улыбкой предположил Гриффин. – Во всяком случае, пиратствуя, я ощущал, что живу реальной жизнью. Я участвовал в жесточайших битвах, выдерживал самые свирепые штормы. Я могу провести корабль между опаснейших рифов в мире.

– И как ты теперь будешь жить в Англии? – посетовал отец. – Здесь ведь не с кем сражаться. Это лишь временный визит?

– Нет, – ответил Гриффин. – Я ранен, мне тридцать один год, и я склонен почивать на лаврах. Я не настолько глуп, чтобы командовать кораблем с поврежденной ногой. Пираты дерутся отчаянно, как загнанные в ловушку барсуки. С больной ногой мне не протянуть и полгода.

– Его высочество сообщил мне, что вы с герцогом Ашбруком захватили немало кораблей, занимающихся перевозкой рабов. Какая отвратительная, подлая коммерция!

– Да… – Гриффину было неприятно даже вспоминать о тех кораблях. От увиденного там ныло сердце. Даже после того как они отсылали освобожденный живой товар к родным берегам на тех же самых кораблях и с кучей золота в придачу.

– Тебе следует заняться каким-нибудь делом, – сказал виконт. – У нас как раз имеется вакантная должность мирового судьи в Шропшире. Ты мог бы взять ее на себя.

– Чем-нибудь заняться… – повторил Гриффин. – Но разве джентльменам не полагается проводить жизнь в безделье?

Отец приподнял бровь.

– Я и сам не сижу без дела.

– Да, насколько я помню, мы видели тебя очень редко.

– Моя работа очень важна. Мы, британское дворянство, стоим плечом к плечу с монархом, поддерживая его и помогая ему управлять страной. Но я, конечно, сожалею, что слишком мало времени проводил со своими детьми.

– Не представляю себя судьей, – усомнился Гриффин. – Из преступников и сразу в судьи. Вряд ли такое возможно. К тому же я не разбираюсь в законодательстве.

Отец усмехнулся.

– Сынок, ты столько лет пробыл капитаном корабля. Наверняка тебе не раз приходилось выступать в качестве арбитра в различных спорных ситуациях. Прокурор разъяснит тебе все положения, которые необходимо знать.

– Ну, если так…

– Ты мог бы начать с понедельника. Прежний судья, Перселл, скончался в прошлом месяце, и у них там сейчас множество нерешенных дел. Я сбился с ног, подыскивая нового судью.

– С понедельника! – воскликнул Гриффин. – Где хоть находится этот суд?

– Всего лишь в получасе езды от Арбор-Хауса, – оживился отец. – В восемь утра мы проведем официальное утверждение в должности, а уже в девять ты сможешь приступить к рассмотрению дел.

– В девять утра? То есть в то же самое утро?

Отец взглянул на него с укором.

– По всей стране множество людей сидит в тюрьмах только потому, что некому рассмотреть их апелляции.

Гриффин, не сдержавшись, рассмеялся.

– Ты чего?

– Вижу перед собой своего прежнего отца. Ты всегда любил читать лекции насчет этики и морали, надлежащего и ненадлежащего образа действий.

– Я не думаю, что…

– Не обижайся, папа. Я подался в преступники в какой-то мере из-за того морально-этического давления, но, думаю, теперь я достаточно повзрослел, чтобы соответствовать твоим ожиданиям.

– Ты хочешь сказать, что стал пиратом назло мне? – ужаснулся отец.

– Да нет… Вовсе нет.

Виконт с потрясенным видом откинулся на спинку сиденья в углу кареты. Да, Гриффин всегда умел хорошо врать и явно не утратил своих способностей. Но ведь не так-то легко быть отпрыском аристократа, для которого дела важнее семьи. И все это, в сущности, объясняло, почему его сын стал знаменитым пиратом, грозой то ли трех, то ли семи морей.

Но это, конечно, не могло служить оправданием, думал, в свою очередь, Гриффин. Только лишь объяснением.

В общем, пришло время исправляться. И скорее всего в понедельник, в восемь утра, он появится в суде.

Однако в данный момент его голову не покидала мысль о необходимости исправления в несколько иной сфере.

Глава 12

Фиби пришла чуть ли не в ужас, когда поняла, что один из садовников, облаченный по особому случаю в ливрею, впускает в дом не только Гриффина, но и виконта Монкриффа. Сама она сидела в гостиной, потягивая шерри и пытаясь отвлечься от горячих фантазий, которые приличная женщина, по убеждению Фиби, просто не должна себе позволять.

Справиться со своим воображением никак не удавалось, и ее как раз одолевала нелепая фантазия о том, как она застает Гриффина моющимся, когда услышала, как открылась входная дверь, и узнала аристократический прононс тестя.

Сердце Фиби заколотилось. Ведь на ней сейчас было почти прозрачное платье, лиф которого едва прикрывал соски! Она вскочила на ноги, но было уже поздно. Потому что в гостиную, кипя энергией, буквально ворвался Гриффин, на ходу сбрасывая плащ на руки садовника-лакея.

Ее сердце застучало еще быстрее, все тело напряглось.

Гриффин на мгновение застыл, и в его глазах промелькнуло выражение, которое Фиби не успела распознать. Было ли это потрясением?.. Ну уж во всяком случае, не ужасом. Но он, конечно, вряд ли ожидал, что его жена…

Впрочем, с каких это пор Фиби стала такой паникершей?

Нацепив на лицо улыбку, она двинулась навстречу мужу и виконту, который, подтолкнув сына, тоже вошел в комнату.

– Лорд Монкрифф, для меня огромное удовольствие видеть вас у себя. Как жаль, что дети уже спят и не могут вас поприветствовать.

Фиби не слишком часто видела отца Гриффина, однако с ним у нее установились достаточно непринужденные, хотя и несколько отчужденные отношения. Они не обладали особым взаимопониманием, но вполне уважали друг друга.

Однако теперь, после возвращения Гриффина, ситуация, возможно, изменится. Виконт либо станет ближе к ее семейству, либо вновь отдалится.

– Сегодня изумительный и счастливейший день для нас обоих, – проговорил виконт, пожимая ей руку. – А выглядите вы, моя дорогая, как всегда, прелестно.

– Я бы даже сказал – восхитительно! – добавил Гриффин, и эти слова успокоили тревоги Фиби. По крайней мере сегодня, завтра и еще какое-то время она будет желанна для своего мужа.

Пока они следовали к накрытому столу, Фиби продолжала обдумывать реплику Гриффина. Ее супруга явно одолевало вожделение. Он то касался ее руки, вызывая в ней сладкий трепет, то заливался своим гортанным пиратским смехом. Они уселись напротив друг друга, как и полагается, но и после этого его нога под столом не оставляла в покое ее ногу.

А его глаза… о, как они смотрели на нее! Фиби и не подозревала, сколь многое можно передать одним лишь взглядом. Создавалось впечатление, будто Гриффин заглядывает прямо в ее сознание и выдергивает оттуда те фантазии, что преподносит ей расшалившееся воображение.

После первой смены блюд взгляды мужа стали для Фиби чем-то вроде наркотика. Каждый из них буквально опьянял, заставлял еще чаще биться сердце. Сугубо женские части ее существа словно натягивались и становились горячее, а когда она беспокойно пошевелилась на своем стуле, Гриффин это сразу заметил и его глаза осветились вспышкой чистейшего вожделения.

Все это время они втроем вели благопристойную беседу о новом законопроекте виконта, а также о его намерении назначить Гриффина мировым судьей, что, честно говоря, представлялось с трудом. Затем виконт в своей учтивой манере вновь начал зазывать Фиби на местные великосветские ассамблеи, и она опять отклонила предложение. Но потом вспомнила, что у нее теперь есть муж, у которого, возможно, имеется собственное мнение, однако посмеивающийся Гриффин и не думал возражать. Подобные мероприятия его тоже не интересовали. И вряд ли когда-либо заинтересуют.

Фиби взглядом поблагодарила мужа за солидарность, улыбнувшись при этом улыбкой Клеопатры, заимствованной непосредственно из эротических картин, не покидающих ее сознание.

Уронив салфетку, виконт нагнулся за ней, поскольку за столом им никто не прислуживал, и тогда Гриффин, поймав взгляд жены, медленно и выразительно облизал дольку груши, прежде чем отправить ту в рот.

Фиби вспыхнула, чувствуя, как в ней все натянулось чуть ли не до боли.

По окончании ужина пришло наконец время перейти в гостиную. Когда Гриффин, опираясь на свою трость, стал огибать стол, чтобы выдвинуть для Фиби стул, она хотела было подняться самостоятельно, но вовремя спохватилась. Ведь раненным львам не нравятся напоминания об их немощи.

Он помог ей встать, после чего, повернувшись к виконту спиной, тихо проговорил:

– Не знаю, как ты, но я на протяжении этой трапезы благодарил Бога за то, что ты не девственница.

– Т-с! – шикнула она, не сомневаясь в том, что ее щеки красны, как яблоки.

– Надеюсь, во время нашего пребывания в гостиной я сумею удержаться от того, чтобы овладеть тобою прямо там.

– Ты не должен позволять себе подобные речи, – упрекнула Фиби, бросая взгляд в сторону тестя. Виконт, улыбаясь, смотрел на них, и в его присутствии она, конечно же, не могла признаться мужу в отсутствии у нее какого-либо интимного опыта.

В гостиной Гриффин развалился рядом с женой на диване, прижавшись к ее ноге своим могучим бедром. Она почти не дышала, испытывая какое-то необычное головокружение. Тем не менее ей удавалось сохранять свой привычный тон, хотя каждый раз, когда муж шевелился, она буквально таяла от накатывающейся волны желания.

Они говорили о землях, прилегающих к Арбор-Хаусу, об обрабатывающих ее людях. Гриффин между делом закинул руку Фиби за спину, и его мозолистые пальцы, лаская и дразня, заскользили по ее шее, стали играть прядями волос. Фиби стиснула колени, осознавая, что снова краснеет. К ее удивлению, виконт продолжал спокойно рассуждать об урожаях, не замечая возникшего в воздухе эротического напряжения, звенящего подобно натянутой струне.

Гриффин тоже говорил о трудах крестьян, но из его уст все звучало совершенно иначе. Если виконт обсуждал уровень урожаев, то Гриффин, лукаво улыбаясь, упирал на тему плодородия и высева семян. Из-под своих золотистых ресниц он бросал на супругу бесстыдные взгляды, которые лучше всяких слов давали понять, что ему гораздо интереснее «вспахать» ее саму, нежели окружающие поместье поля.

Более того, его умелые пальцы как будто стимулировали ее воображение, отчего в сознании возникали картины того, как он прикасается к ней в самых сокровенных местах. В конце концов, не выдержав, Фиби покинула диван, сославшись на то, что хочет сходить за своим вязанием.

– И что ты вяжешь? – осведомился Гриффин с такой заинтересованностью, словно она заявила об обладании способностями в ваянии скульптур или в архитектуре.

– Жилетку для Колина, – ответила Фиби. – Он растет ужасно быстро.

– У вас замечательные дети, – улыбнулся виконт.

Увидев эту улыбку, Гриффин нахмурился. Он никак не ожидал, что его отец будет снисходительно и даже одобрительно воспринимать наличие у невестки незаконнорожденных детей, какими бы очаровательными те ни были.

А потом виконт поднялся, сообщив, что немного устал, и Фиби в очень милой манере настояла на том, чтобы он остался ночевать у них. Даже более упорный человек, чем его отец, не смог бы ей отказать.

Гриффин вдруг осознал, что, наверное, и сам отныне станет делать все, о чем бы она ни попросила. И это, конечно, будет несколько унизительно для капитана «Летучего Мака», который прежде мог подчиниться разве что ветру или воле волн. Но, как ни странно, его ничуть не удручала подобная перспектива. В нем просто не оставалось места для каких-либо сожалений, когда буквально каждая клеточка его существа была заполнена вожделением.

Однако Гриффин жаждал не только тела Фиби. Ему нужна была вся она с ее прелестной уклончивостью, с этой капелькой меланхолии и той остротой ума, с которой она возражала против доводов его отца.

Ему нужно было все это. Он хотел ее всю целиком.

Глава 13

Проводив виконта в отведенную для него спальню, Фиби едва вышла за дверь, как тут же была атакована мужем – заключив в объятия, он закружил ее вокруг себя, отчего его смеющееся лицо поплыло перед глазами.

– Ну что, Фиби, у тебя или у меня? – Голос Гриффина прямо-таки гудел страстью. – Но учти: после сегодняшней ночи и спальня, и кровать у нас станут общими.

Приближалось то, чего Фиби с таким нетерпением ожидала. И тем не менее в ней вибрировал некий страх.

– Мне нужно взглянуть на детей.

– Они давно уже спят.

– Я всегда к ним захожу, чтобы поцеловать на ночь.

– А мне хочется поцеловать тебя.

Гриффин подался к ней, но она уклонилась от его губ.

– Как ты можешь лезть ко мне с поцелуями прямо возле спальни своего отца?!

Не успела Фиби опомниться, как Гриффин затащил ее в соседнее помещение и, захлопнув дверь, прижал к стене, не отрывая взгляда от ее лица.

– И куда мы попали?

Она невольно хихикнула.

– В комнату для гостей. А если бы это оказалась спальня Нянюшки?.. Или детская?

Гриффин уперся предплечьем в стену над головой жены и перенес вес тела на трость, которую по-прежнему сжимал другой рукой. Глаза Гриффина были темными, и в них так же, как и в его голосе, читался голод.

– У тебя, наверное, болит нога? – спросила Фиби.

– Болит. Но мне на это наплевать.

– Нам лучше присесть, – вымолвила она сдавленным голосом.

– А еще лучше прилечь, – произнес он с порочной ухмылкой. – Моя нога не болит, когда на нее не давит вес тела. В этой комнате имеется широкая кровать?

– Нет, – ответила Фиби.

Блеск, что искрился в этот момент в глазах Гриффина, наверняка был под запретом хотя бы где-нибудь в мире. Он стоял так близко, что она ощущала запах кожаной одежды, ветра и чего-то просоленно-мужского, что опьяняло куда больше, чем шампанское.

– Я не целовал тебя целых четырнадцать лет, – проговорил он.

– Ты вообще никогда меня не целовал!

Фиби помнила практически каждый момент их первой брачной ночи – все происходило слишком по-деловому, о каких-либо поцелуях не было и речи.

– А в церкви, после венчания?.. Твои губы были такими мягкими… Я и не представлял, что женские губы могут быть такими. Я был просто в шоке.

Она снова засмеялась. На сердце у нее стало как-то легче. В этой странной, немного грустной улыбке Гриффина присутствовало нечто такое, отчего казалось, что возможно все. Даже продолжение их брака.

– Правда… – Гриффин скользнул своими губами по ее губам. – Но сейчас ты еще прекраснее, поэтому хорошо, что у меня было время стать более зрелым. Тогда ты была для меня слишком крутой вершиной.

– Так, может, я по-прежнему тебе не по зубам? – предположила Фиби.

Гриффин провел пальцем по ее лбу, носу, дошел до рта.

– Вполне возможно, – прошептал он в ответ.

Затем склонил голову и наконец поцеловал. По-настоящему. Его язык проскользнул между ее губ и… как странно… ее дыхание сделалось прерывистым. Она стала робко отвечать, осознавая, что подобные поцелуи тоже являются своего рода соитием.

Ее язык то и дело натыкался на его язык. Затем Гриффин принялся покусывать ее губу, но Фиби притянула его голову ближе и снова открыла рот, словно заманивая обратно.

Вскоре Фиби позабыла, что они стоят у стены в одной из редко посещаемых комнат. Она не слышала практически ничего, кроме собственных вздохов, когда Гриффин на время оставлял ее губы, чтобы уделить также внимание щекам и шее.

– Если я загляну с тобой к детям, – проговорил он наконец с хрипотцой, – мы сможем потом удалиться в спальню? Фиби, я так хочу тебя. Сейчас у меня проблема, противоположная той, что была в юности. Потрогай. – Он прижал ее ладонь к своему паху. – И в таком состоянии я пребываю почти весь день. Пожалуйста, позволь мне исправить ту ужасную ошибку.

Какое-то время Фиби была просто не в состоянии что-либо ответить. Ее пальцы сами по себе согнулись в стремлении измерить его эрегированный орган. Величина была столь внушительной, что соитие казалось физически невозможным. Однако между ног у нее становилось все жарче, и она не призвала Гриффина без промедления взять ее лишь по той причине, что не имела в легких достаточно воздуха.

– Да, конечно, – прошептала наконец Фиби, инстинктивно двигая рукой.

Гриффин, чувствуя через бриджи это прикосновение, застонал и выгнулся, дернувшись низом живота ей навстречу. В ответ ее желание возросло до предела, вызывая боль, превратившись в какую-то бушующую похоть. Да, это было похотливым желанием видеть, прикасаться, ощущать его в себе…

– Если мы не уйдем отсюда, я овладею тобой прямо здесь, – буквально прорычал Гриффин.

Сердце Фиби подскочило. Это соитие наверняка было бы почти таким же, как ей представлялось. В сознании вновь промелькнула картина, как они совокупляются прямо на земле – без всякого изящества, подобно не ведающим стыда животным.

Фиби застонала и вопреки своей воле опять окунулась в жаркий влажный поцелуй, сопровождаемый звуками неровного дыхания, чмоканьем губ и тихими стонами, переходящими из горла в горло. Большое тело Гриффина прижимало ее к стене, его мускулистое бедро втиснулось ей между ног, свободная рука переместилась на ягодицу, отчего ей стало еще жарче.

И наибольший жар ощущался в местах соприкосновения их тел, несмотря даже на то, что они были одеты.

– Я уже кое-что узнал о тебе, – пробормотал Гриффин жене в ухо, между тем как его ладонь медленно перемещалась с ее ягодицы на поясницу.

– И что же?.. – отозвалась Фиби, задирая на нем рубашку и запуская под нее руки.

Его грудь, бугрящаяся мускулами, была покрыта не слишком густым волосом, и ей хотелось зажечь все свечи, чтобы увидеть то, к чему она прикасается.

– Ты довольно страстная… – В голосе Гриффина чувствовалось удивление и восхищение. – Я женился на страстной женщине. Ты только притворялась скромницей. – Пока он говорил все это, его губы прокладывали пылающую дорожку по ее щеке и дальше по шее.

– Ничего подобного, – выдохнула Фиби, разрываемая между желанием быть правдивой и стремлением стать той женщиной, которую он хотел.

– Совсем неудивительно, что ты не могла четырнадцать лет дожидаться моего возвращения.

– Да нет же… – попыталась возразить она.

– Молчи!

Голос Гриффина был бархатно-повелительным, и Фиби подчинилась, с восторгом ощущая, как его язык оставляет искрящиеся дорожки на ее коже. Он целовал ее, пока она не стала извиваться, вцепившись ему в плечи, а потом неожиданно прикусил мочку ее уха. Фиби вскрикнула, охваченная пламенем, и уже не могла удержать рвущиеся наружу слова.

– Я хочу тебя! – чуть ли не всхлипнула она. – Я хочу, чтобы ты…

Протянув руку, Гриффин распахнул дверь.

– Где моя спальня?

– Четвертая дверь налево, – сообщила Фиби, не переставая целовать его лицо.

Гриффин, видимо, совсем позабыл про свое ранение, пока вел ее по темному коридору, не отрывая при этом от нее своих губ. Каким-то образом они миновали дверь, и Фиби обнаружила себя уже сидящей на кровати и наблюдавшей, как он снимает с себя одежду.

Созерцание раздевающегося мужчины завораживало.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – поинтересовался Гриффин, продолжая разоблачаться.

Фиби кивнула.

– Я тоже ближайшие пятьдесят лет намерен любоваться, как ты раздеваешься, – сказал он.

Еще остававшееся в ней внутреннее напряжение ослабло.

Перекладывая трость из руки в руку, Гриффин продолжал стягивать с себя одежду.

– Может, твоя нога будет не так болеть, если ты ляжешь? – произнесла она немного дрожащим голосом. – Хочешь, я помогу тебе раздеться?

Гриффин мотнул головой, между тем как его рубашка отлетела в сторону. Фиби ахнула. Именно такой она и представляла его грудь – с выпуклыми мускулами, обтянутыми золотистой кожей.

– Плавание в одежде весьма эффективное упражнение, – сообщил он. После чего нагнулся и с кряхтением принялся стягивать правый сапог.

Фиби вскочила на ноги.

– Я могу тебе помочь?

– Можешь, – усмехнулся Гриффин. – Если ты опустишься на колени, я покажу тебе, где именно мне требуется помощь.

Его смеющиеся глаза очень ясно говорили, чего бы ему от нее хотелось, и к обуви это не имело никакого отношения. К тому же сапоги были уже сняты, и Гриффин стал расстегивать пуговицы на бриджах.

Фиби засмеялась, несколько ошеломленная, и вернулась в кровать.

Через пару секунд Гриффин упал рядом с ней. Он был великолепен в своей наготе, со взъерошенными волосами и этим цветком под глазом, который только подчеркивал его ярко выраженную мужскую сущность.

– Семнадцатилетний юнец, еще остающийся во мне, уведомляет, что он готов к выполнению задачи, несмотря на твою ослепительную красоту.

Фиби посмотрела в сторону его паха и невольно засмеялась, увидев, как Гриффин горделиво оглаживает свою могучую плоть.

– Позер, – упрекнула она, отводя взгляд.

– Как-никак мое мужское самолюбие было уязвлено. – Рука Гриффина продолжала двигаться, и Фиби, не удержавшись, взглянула вновь. – Я бы предпочел, чтобы его поласкала ты.

Глава 14

Платье, надетое на Фиби, сводило Гриффина с ума, так же, как и ее губы, ставшие темно-рубиновыми от поцелуев. Ткань платья была такой тонкой, что он отчетливо видел контур ее бедра. Корсаж отсутствовал, и потому ее соблазнительные формы были открыты взору в ожидании его прикосновений.

Подобное облачение вполне могло бы принадлежать куртизанке из какого-нибудь элитного борделя. Гриффина одолевало желание узнать, для кого она могла так одеваться прежде, до него, но он постарался загнать мысль об этом в самый дальний уголок сознания.

Прошедшая жизнь миновала. Окончательно и бесповоротно.

Однако сейчас ему хотелось, чтобы это платье исчезло с ее тела. И никогда больше не появлялось. Подобные наряды не подобает носить женам, даже имеющим любовников.

И все же… Фиби выглядела испуганной, точно девственница, когда взирала на его естество. Четырнадцать лет назад она была гораздо смелее. Как помнил Гриффин, она проворно скинула с себя ночную рубашку и раскинулась на кровати во всей красе, как воплощение эротических мечтаний любого мальчишки.

– Делай со мной все, что захочешь, – сказала она тогда. Или что-то в том же роде.

Ныне Фиби была не менее соблазнительна – с рассыпавшимися по плечам волосами и вырисовывающимися под тонкой тканью сосками, которые словно взывали к тому, чтобы он к ним прикоснулся.

– Иди ко мне, Фиби. – Помимо воли это прозвучало слишком повелительно, как распоряжение капитана, привыкшего к всеобщему повиновению.

Она не сдвинулась с места, и в улыбке, изогнувшей ее губы, читался некоторый вызов.

Быстрым движением Гриффин притянул Фиби к себе и навалился на нее сверху. Она была такой мягкой и податливой, обладающей всеми теми аппетитными выпуклостями, которые грезятся мужчинам в дальних странствиях и вызывают желание поскорее вернуться домой, чтобы подмять под себя свою благоверную.

У него даже перестала болеть нога под наплывом ощущений столь первобытных, что из горла вырвалось некое подобие рыка.

– Черт возьми, что ты со мной творишь… – выдохнул он и, вытащив из ее прядей пару оставшихся шпилек, бросил их на пол.

Фиби закусила губу, которая на фоне белоснежных зубов показалась еще темнее. Гриффин представил, как эти рубиновые уста смыкаются вокруг самой интимной части его тела, и из груди вырвался очередной стон.

– Я так хочу тебя…

– Я твоя жена, – отозвалась она. – Ты в праве мной обладать. И ты уже обладаешь мной.

Эти слова как будто обожгли Гриффина, вызвав волну содрогания, прокатившуюся с головы до пят. Но он не мог так просто вторгнуться в ее тело, поскольку в глазах Фиби по-прежнему оставался какой-то страх.

Вероятно, тот неведомый любовник был настоящим джентльменом, изысканным и тактичным в обращении с женщинами. Теперь же ей приходилось иметь дело с грубым и бесцеремонным моряком.

Поэтому он должен не просто взять ее, а соблазнить. Нежно и мягко.

– Да, ты моя жена, – проговорил Гриффин, наслаждаясь звучанием этого слова. И перекатился вместе с Фиби на бок. – Моя единственная жена.

Ее волосы накрыли его руки. Гриффин привлек Фиби ближе, и они опять стали целоваться. Так продолжалось довольно долго, и эти поцелуи были невероятно страстными, горячими и сладостными. При этом его пальцы не прекращали перебирать ее волосы, пока каждый из них не запутался в шелковых прядях.

Фиби не предпринимала попыток исследовать тело мужа, удерживая руки у него на шее, как будто они оба были одеты. Она словно не замечала, что он полностью обнажен и буквально трепещет от желания ощутить ее ласку.

Наконец ее ладони соскользнули к его плечам и двинулись вниз по спине. Гриффин застонал и выдохнул:

– Дотронься до меня…

Он никогда не слышал подобной интонации в своем голосе, но сейчас было не до того, чтобы об этом задумываться.

– Ты такой могучий, – прошептала Фиби.

От ее ладоней на его спине горячие волны катились прямиком к нижней части тела. Гриффин представил, как изящные пальчики Фиби направляются туда же, и напряжение в паху возросло еще больше.

– Я буду очень аккуратным, – пообещал он.

– Все в порядке, – шепотом отозвалась она. И, упиваясь хрипотцой в ее голосе, он едва не пропустил мимо ушей последующие слова: – Я знаю, что будет больно, но это пустяки.

– Больно? – Гриффин слегка нахмурился. – Размеры у меня, конечно, внушительные, но не чудовищные. – Между тем ладони Фиби продолжали оглаживать его ягодицы, и ему потребовалось огромное усилие, чтобы сдержаться и не овладеть ею подобно дикому зверю.

– Ты не против, если я разорву твое платье? – как можно учтивее поинтересовался Гриффин. Он прямо-таки ненавидел эту вещь и все, что с ней могло быть связано.

– Не возражаю. Оно мне совсем не нравится.

– В самом деле? Почему?

– Оно неподобающее. – Уголки ее губ слегка опустились. – Так что уничтожь его. – Фиби скорее требовала, чем просто соглашалась.

Без лишних слов Гриффин ухватился за лиф и разорвал платье сверху вниз.

Фиби была восхитительна… И полностью обнажена.

– Ты без корсета?.. – вымолвил он, когда вновь обрел возможность дышать. – И без сорочки?.. Неужели за время моего отсутствия английская мода так сильно изменилась?

– Нет, – отозвалась Фиби. – Вовсе нет… Я думала, что сгорю от стыда, когда твой отец вошел в гостиную. Я не сомневалась, что он сразу же увидит, как неприлично я одета.

Гриффин вновь ощутил прежнее сожаление – он предпочел бы, чтобы его жена была менее изощренной, не привыкшей скидывать нижнее белье перед свиданием с мужчиной. Но он постарался не думать об этом.

– Я ничего не заметил, – заверил Гриффин. – Так же как и виконт. Можешь мне поверить, я за ним наблюдал.

Роскошные груди Фиби наполнили его ладони словно дар богов. Он провел руками по изгибам ее бедер и дальше по ногам. Она лежала перед ним в своей прекрасной наготе, и ее соблазнительные формы, казалось, с нетерпением ожидали ласки.

– Поппи, ты восхитительна! – выдохнул Гриффин. И лишь после этого осознал свою оплошность.

Фиби между тем нахмурилась.

– Я не Поппи! У тебя, конечно, было немало женщин, но постарайся все-таки запомнить мое имя.

– Я больше никогда не прикоснусь ни к одной другой женщине, – пообещал Гриффин и, взяв в ладони ее лицо, соприкоснулся с ней носами. – Остаток жизни я намерен провести рядом с тобой, на этой кровати.

– И больше никаких Поппи?

– Никогда. Но можно хотя бы иногда называть тебя Поппи?

– Нет!

– Лишь для того, чтобы заставить сверкать эти прекрасные глаза?

– Нет!

Фиби была категорична и бескомпромиссна. И тем не менее время от времени Гриффин все же будет называть ее Поппи. Чтобы подразнить и вместе потом посмеяться.

– И в море ты тоже больше не уйдешь?

– Только если вместе с тобой. Мне хотелось бы показать тебе Париж.

Устав от разговоров, Гриффин вновь овладел ее ртом и, подхватив за голову, притянул ближе к себе.

Они целовались до тех пор, пока он не осознал, что вот-вот потеряет контроль и поддастся власти инстинкта.

– Ты пагубно на меня воздействуешь, – пробормотал Гриффин, оторвавшись от ее губ и переходя к шее.

Фиби прокашлялась.

– Почему?

– Сначала ты сделала меня импотентом… А теперь можешь превратить в очередное чудо света.

– То есть?

– В некое подобие самостреляющего пистолета, – со смехом пояснил он.

Однако несмотря на все вожделение, возбуждаемое ее видом, он не потерял способность держать себя в руках. И он не утратит контроль, пока не сотрет любые воспоминания об отце Колина, чтобы Фиби впредь даже не задумывалась о том мужчине.

Он принялся ласкать ее грудь и вскоре ощутил безмолвный призыв – она постаралась прижаться теснее, стиснула бедра. И наконец воскликнула:

– Ну давай же, Гриффин!

Но он не собирался ей подчиняться и продолжил движение вниз, скользя губами по ее животу. И лишь на секунду глянул вверх, чтобы увидеть ошеломленное выражение на лице жены.

Гриффин улыбнулся. Похоже, он еще может кое-чему ее научить. Он был опытен… она была женщиной… итог неизбежен. Она стала необычайно отзывчива, преодолев первоначальные сомнения.

Вскоре Фиби вскрикнула, ее тело на мгновение выгнулось, после чего она откинулась обратно в изумленной расслабленности. Гриффин не останавливался, продолжая это пиршество, нарушающее все правила и требующее самоотдачи, буквально упиваясь сладостью ее увлажнившейся плоти.

Самоотдача Фиби была такой восхитительной, хотя она и пыталась притянуть мужа обратно, и пиратская жилка в нем наслаждалась подобной властью.

Это продолжалось до тех пор, пока дыхание Фиби не превратилось в всхлипы, тело задергалось, глаза затуманились.

Тут в игру включились пальцы, от их ласки нежная плоть ее лона быстро набухла, и Фиби вновь издала протяжный вскрик.

Момент настал.

Гриффин навис над ней, застыв на секунду для триумфального осознания того, что каждая клеточка ее существа наполнена блаженством. Гладкая кожа Фиби была подобна щелку, на ней не имелось даже веснушек.

И как ни странно, никаких растяжек.

Гриффин нахмурился.

Да, на теле его жены, за исключением следов от поцелуев, не было никаких особых меток.

– Фиби! – окликнул он.

Она открыла свои прекрасные голубые глаза, и ее губы изогнулись в легкой улыбке. Возможно, они всегда будут способны читать мысли друг друга.

– Я все хотела сказать тебе… – с хрипотцой в голосе произнесла она.

Да нет, девственница просто не смогла бы…

– Черт возьми!

Глава 15

Фиби могла бы рассмеяться при виде изумления на лице Гриффина, однако ее сердце было слишком переполнено.

– Приятная новость, не так ли? – спросила она. – С твоей точки зрения?

– Еще бы… – У него был такой вид, будто она ударила его чем-то по голове.

Фиби понимающе кивнула.

Гриффин провел рукой по ее животу, и она невольно втянула его, чтобы тот казался более плоским. У нее имелся здесь лишний жирок. Впрочем, как и в других местах.

– Выходит, у тебя не было интимных отношений на стороне… – В его голосе вибрировала эмоция, которую она не могла распознать. Быть может, облегчение? – И у тебя нет устоявшейся привычки выходить к ужину без нижнего белья.

– Что?.. Конечно, нет!

– И ты никогда не надевала это синее платье для свидания с мужчиной?

– Абсолютно исключено! – вознегодовала Фиби. – Ты, наверное, думаешь, что у меня имеется целый гардероб для удовлетворения тайных наклонностей? Ничего подобного… Просто моя горничная отпорола все, что сочла лишним, желая сделать меня более соблазнительной для тебя.

– Какой вздор…

Фиби непонимающе нахмурилась.

– Да никакой мужчина из плоти и крови не смог бы перед тобой устоять, – пояснил Гриффин. – Теперь я уже сожалею, что порвал это платье. – В его голосе чувствовался смех, а также облегчение. И еще возрождающееся желание. – А вообще мне надо было тогда сигануть за борт, доплыть до берега и попробовать снова. Или хотя бы не забывать о том, что женат, и хранить тебе верность.

Фиби фыркнула.

– Ты ведь знаешь, согласно британским законам наш брак окончательно так и не закреплен. До тех пор пока не осуществлены брачные отношения. Об этом меня просветил мой отец, когда я сообщила о твоем исчезновении.

– Так, значит, ты не рассказала тогда всей правды?

– Нет.

Гриффин взял в ладони ее лицо и поцеловал в губы.

– Спасибо… Я не заслуживаю такой жены, как ты.

– Совершенно верно, – согласилась она. – Не забывай об этом.

– Но откуда взялись дети?

– Их мать – моя кузина. Она умерла, когда рожала Аластера. Ее муж попросил позаботиться о них, отправляясь на Бермуды, и скончался там от лихорадки два месяца спустя.

– Вот балбес… – проворчал Гриффин. – Ему следовало оставаться при детях.

Фиби улыбнулась, и он сразу же позабыл о том неудачнике.

– Они называют меня мамой. Но им известно, кто их настоящая мать, и мы время от времени посещаем ее могилу.

Несмотря на скорбную тему, тело Гриффина настоятельно заявляло о своих требованиях. Он был возбужден на протяжении нескольких часов, терпеть и дальше казалось просто невыносимо.

– Ты станешь для них замечательным отцом, – продолжила между тем Фиби.

Да, эти трое малышей уже заняли место в его сердце, и теперь, узнав, что они сироты, он проникся к ним еще большей симпатией.

– Мы их усыновим.

– Мы уже это сделали. – На губах Фиби играла улыбка удовлетворенной женщины, тогда как Гриффина по-прежнему одолевал голод.

Пряди ее волос падали на ее соблазнительные формы, играя в прятки с розовыми сосками. Гриффин сжал груди жены с властным наслаждением, какого никогда прежде не испытывал.

– Фиби, – пробормотал он, склоняясь, чтобы накрыть губами ее сосок. – Давай поговорим о детях потом.

– Давай, – выдохнула она.

Эта ночь длилась долго. Его губы вновь проделали путь от лица Фиби вниз по ее телу, словно заявляя претензию на право владения всем этим богатством. Опрокинувшись затем на спину, он позволил также и ей прикасаться к нему повсюду.

– Любопытство девственницы, – пробормотал он, стараясь сохранить над собой контроль, между тем как пальцы Фиби дотрагивались до самых чувствительных его мест.

– Именно так, – подтвердила она.

Однако этот блеск в ее глазах куда больше подходил пиратской королеве, нежели девственнице, особенно когда к осязательным ощущениям она решила добавить и вкусовые.

И тем не менее она оставалась девственницей.

Наконец, сменив положение, он снова навис над женой и овладел ее губами. Глаза Фиби были уже не затуманенными, а ясными, выражая желание и страсть.

– Ну, давай же, – прошептала она.

В эту секунду Гриффин осознал, что впредь уже никогда не испытает столь же восхитительный момент.

– Возможно, будет больно.

– Я знаю, – вымолвила Фиби, стискивая его предплечья. – Но все равно… действуй.

Он толчком вошел в ее увлажненное лоно. Последовавшее ощущение невозможно было выразить словами.

Каким-то чудом Гриффин все же сохранил над собой контроль, достаточный для того, чтобы сделать паузу.

– Фиби, – проговорил он. – Ты в порядке?

– Нет, – отозвалась она.

– Тебе больно? – Он нежно поцеловал ее в губы.

Шевельнувшись под ним, Фиби втянула воздух.

– Нет.

– Не больно?

Она снова пошевелилась.

– Все, как и надо…

Он незамедлительно вышел из нее.

– Еще, – произнесла она с хрипотцой в голосе. – Я хочу еще.

И он удовлетворил ее просьбу.

А чуть позднее осознал, что это еще не было самым изумительным переживанием в его жизни, ибо оно случилось, когда Фиби проснулась посреди ночи. Очнувшись, он обнаружил ее на себе, усаживающуюся на его вновь готовое к действию орудие. И, склонившись к нему, его собственная пиратская королева прошептала:

– Сэр Гриффин Берри… Мой муж…

Несомненно, это был наилучший момент… Но уже утром последовало продолжение, когда Фиби подобно, как она сама выразилась, ненасытной вдовушке прижала его и стене. Они едва успели проскользнуть в маслодельню, и пока он толчками входил в свою жену, поцелуями заглушая ее вскрики, до его ушей доносился голос Нянюшки Макджилликадди, разыскивающей свою хозяйку.

Глава 16

Описанная история длилась всего лишь один день… Изложенное же в этой, заключительной главе происходило гораздо позже, когда дни моих героев, скользящие от наслаждения к наслаждению с памятного им лета, слились подобно бусинкам в одну сверкающую череду.

Но и среди всего этого блаженства та первая ночь стояла особняком.

Наступила осень, однако солнечный сентябрь еще навевал летнюю дремоту, а снег казался выдумкой досужих сказочников. Вода в озере была теплой даже по утрам, и трава на склоне не успевала распрямиться из-за того, что по ней целый день пробегали детские ноги.

Вместо того чтобы отгонять детей от озера, Гриффин, наоборот, поощрял их в развитии навыков амфибий. Непосредственно в этот день заседание суда длилось лишь до полудня, и с обеда до самого вечера он находился с детьми около озера. Все трое уже научились плавать, но лучше других это получалось у Колина, который чувствовал себя в воде так, словно в ней и родился. Акула соорудил для них на прибрежной иве качели, и они по очереди сигали с их помощью туда, где поглубже. Еще они устроили гонки на маленьких лодках, а также повздорили из-за обнаруженной Аластером дохлой рыбины, плавающей кверху брюхом.

Когда Фиби и Гриффин зашли в детскую, чтобы поцеловать детей на ночь, все трое уже спали – загоревшие, уставшие и счастливые. С июня Колин, Маргарет и Аластер заметно изменились. Когда Гриффин увидел их в первый раз, они выглядели достаточно бойкими, но тем не менее уязвимыми, имея настороженность детей, не до конца уверенных, что мир является безопасным местом.

Теперь же они резвились в полнейшей беззаботности и беспечности, будучи пиратскими королями своего мирка. Отныне у них имелись и отец, способный защитить от кого угодно, в том числе и от пиратов, и заботливая мать, и ворчливая Нянюшка, и невнимательная Лидди, благодаря которой им удавалось время от времени пошалить.

По разумению малышей, у папы с мамой не было иного интереса, кроме как порхать вокруг них. Но в действительности те порой с нетерпением ждали, когда придет время отходить ко сну, и, сидя за шахматной доской, то и дело поглядывали на часы, а также украдкой целовались, пока никто не видит.

В этот вечер Гриффин развлекал Фиби и виконта Монкриффа рассказом о бестолковом обвинителе по имени Барнардин Хаббл.

– И этот Хаббл с важным видом вопрошает: «Мисс Биндл, вы можете подтвердить, что абсолютно уверены в том, что ваш ребенок был зачат вечером восемнадцатого августа, когда ответчик проезжал через Бат в составе своей театральной труппы?»

– Бедняжка, – прокомментировала Фиби. – Попалась в сети заезжего комедианта. Но следует признать, некоторые из них весьма привлекательны.

И она с удовлетворением поймала ревнивый взгляд мужа – ему, конечно же, было бы не по нраву, если бы она стала строить глазки смазливым актерам.

– Так вот, – продолжил Гриффин, – истица подтверждает, что зачатие произошло восемнадцатого августа, и Хаббл задает следующий вопрос: «И что вы делали в этот момент?»

Фиби засмеялась, и даже виконт не удержался от улыбки.

– Весь зал так грохнул хохотом, – сказал Гриффин. – Я тоже посмеялся, ну а Хаббл потом возмущался в комнате для совещаний по поводу недостаточного уважения к суду.

– Он прав, у вас там действительно недостаточно серьезная атмосфера, – заметила Фиби, откладывая вилку. Если она не будет ограничивать себя в еде, то скоро станет толстой, как бочка. – Расскажи отцу, что произошло на прошлой неделе с доктором.

Отношения между Гриффином и его отцом становились все более дружескими, хотя они, конечно же, никогда не говорили об этом вслух. Они слишком привыкли относиться друг к другу с некоторой враждебностью, но, на взгляд Фиби, у них было куда больше сходства, чем различий.

– Доктору Инквелу очень нравится делать вскрытия, – пояснил Гриффин и взмахнул ножом, как бы иллюстрируя технику упомянутого медика. – И некая миссис Кросби обвинила его в том, что он вспорол брюхо ее мужу, пока тот был еще жив. Хотя факт смерти этого человека засвидетельствовали два врача.

– Несчастная женщина, – проговорил виконт, снимая спиралью кожуру с яблока.

– И только Хабблу хватило ума возбудить дело по этому случаю. И вот он начал допрашивать мистера Инквела: «Вы проверили пульс перед тем, как делать вскрытие?» Доктор отвечает: «Нет». «А дыхание?» Доктор опять говорит: «Нет».

– А разве он не обязан был провести подобную проверку? – поинтересовался виконт.

– Затем Хаббл спрашивает, возможно ли такое, что пациент был еще жив, – не ответив, продолжил Гриффин. – И доктор Инквел говорит, что нет, ибо мозги покойного уже находились в банке со спиртом, стоящей у него на столе.

Губы свекра медленно растянулись в улыбке – в такой же, какую Фиби ежедневно и помногу раз видела на лице собственного мужа.

– И тогда Хаббл, не задумавшись даже на секунду, вопрошает: «И все равно, разве пациент не мог еще быть живым?»

– Вот этот момент мне нравится больше всего, – вставила Фиби.

– А доктор Инквел отвечает: «У меня возникает подозрение, что мистер Кросби жив и поныне и занимается юриспруденцией».

Своим смехом они вспугнули дремлющего воробья. Сорвавшись с насиженного места, тот сделал круг над двором и устроился поодаль на ветке старого дуба.

Сегодня они сели ужинать пораньше, так как виконт собирался отправиться домой, чтобы посвятить завтрашний день подготовке важного законопроекта, который намеревался представить в палате лордов.

– До скорого, – сказала Фиби, когда свекор уже сидел в карете, и послала ему воздушный поцелуй.

В сердце Гриффина не было больше пустых уголков. А если бы таковые и оставались, то улыбка отъезжающего отца наверняка бы их заполнила. Отныне Гриффин имел семью. Очень часто по вечерам, взявшись за руки, они с Фиби спускались к воде, забирались в лодку и выгребали на середину озера. И там они сначала купались в лунном свете, а после, обнаженные, устраивались на дне лодки.

Сегодня был как раз такой вечер.

Гриффин лежал на спине, наслаждаясь музыкой тихо плещущейся воды, Фиби сидела рядом с ним, и он предвкушал момент, когда вместе со своей пиратской королевой вознесется на вершину блаженства.

Хотя, возможно, придется ее об этом попросить.

И он сделает это, как только вдоволь наиграется ее роскошными грудями, а затем спустится вниз по округлому животику и…

Округлый животик…

– Фиби, ты ничего не хочешь мне сообщить?

Она взглянула на него и перекинула волосы через плечо, отчего ее груди заколыхались в его ладонях.

– Сэр Гриффин, надеюсь, вы заметили, что я всегда выбираю наиболее подходящий момент для того или иного важного заявления?

– Да, заметил.

– Сейчас у меня нет времени на разговоры.

Рука Гриффина скользнула вниз, к самому жаркому и влажному месту во всей этой лодке. Фиби ахнула и склонилась к нему, чтобы поцеловать.

Он впился в ее губы, без слов передавая то, что скопилось у него в сердце.

Затем, распрямившись, она позволила сильным рукам Гриффина направлять ее и, усевшись на него, издала негромкий вскрик, унесшийся поверх спокойной воды в темноту.

– Ты для меня весь мир, – проговорил он, толчками входя в нее, пребывая на грани потери контроля над собой.

Фиби улыбнулась, глядя на него сверху вниз, подобная Афродите, вышедшей из пены, являя собой воплощение эротических грез любого мальчишки и будучи при этом его женой.

– Я люблю тебя, – выдохнула Фиби, и он толкнул бедрами вверх под тем углом, который был для нее предпочтительнее. – Ты знаешь, Гриффин…

– Что? – На самом деле он не слушал, сосредоточившись на том, чтобы доставить ей наивысшее наслаждение.

– У нас будет ребенок, – вымолвила она.

– Ты выбрала момент для своего заявления? Именно сейчас?

Ее пальцы стиснули его плечи, и Гриффин увидел, как глаза Фиби наполняются блаженством. Он уже не мог сдерживать себя, но это было неважно, потому что они вместе достигли кульминации, после чего рухнули во всеобъемлющее безмолвие.

А потом Гриффин вынес жену на руках из лодки – причем его раненая нога была сильнее, чем когда-либо – и, опустив ее на траву, прошептал:

– Так, значит, у нас будет ребенок?

Глаза Фиби светились нежностью и безграничной любовью.

– Да…

– Наш четвертый, – проговорил Гриффин, вытягиваясь рядом с Фиби. – И как ты думаешь, кто у нас здесь? Мальчик или девочка? – Он положил ладонь на ее живот.

– Не знаю… Быть может, будущий виконт?

– Я бы хотел, чтобы виконтом стал Колин, – сказал Гриффин, испытывая некоторые угрызения совести. Славный мальчишка был почти что его правой рукой.

– Вряд ли Колину захочется стать виконтом, – улыбнулась Фиби. – Ты же знаешь, его влечет море. Только тебе следует позаботиться, чтобы он не подался в пираты.

– Нет, этого не случится, – проговорил Гриффин.

И, приподнявшись, вновь завис над Фиби.

Эпилог

Следует заметить, что мировой суд Шропшира пользовался дурной славой. Разумеется, среди мошенников, адвокатов и прочих прохиндеев. Потому что местный судья сэр Гриффин Берри умел вогнать в трепет даже самых закоренелых нарушителей порядка.

– Он совершенно не похож на других судей, – сказал Калвин Флориан своему юному помощнику Эдвину Хауэллу.

Парень лишь недавно начал осваивать профессию адвоката, и мистер Флориан решил взять его с собой в Шропшир. Днем они присутствовали на заседаниях, а по вечерам разбирали имевшие место случаи ненадлежащего исполнения правосудия и вольного трактования законов. Мистер Флориан полагал, что, понаблюдав в течение трех дней за судебной практикой Гриффина Берри, юный Хауэлл гораздо больше преуспеет в юриспруденции, чем за целый год, проведенный над книгами.

И как раз сейчас Эдвин Хауэлл взирал на сэра Гриффина округленными глазами. Его честь и так не походил на настоящего судью со своей татуировкой, но сегодня выглядел особенно грозно. На щеках у него проступала щетина, а парик, вместо того чтобы придавать ему имидж английского джентльмена, делал его скорее похожим на маскарадного льва.

– Он всегда имеет подобный вид? – вполголоса поинтересовался Хауэлл.

Сэр Гриффин между тем не отрывал пристального взгляда от подсудимого. Секретарь только что зачитал обвинение против некоего Чарли Фоллика, уличенного в приобретение во Франции трех с половиной бочек спирта по тринадцать шиллингов за штуку и доставке их в Англию с целью перепродажи по четыре фунта за каждую.

– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил секретарь.

– Язву тебе в глотку! – огрызнулся Чарли.

Подсудимый производил впечатление человека невоздержанного во многих отношениях. У него были огромный живот, пышные усы и тот блеск в глазах, который выдавал непомерное пристрастие к алкоголю.

После непродолжительной паузы сэр Гриффин подался вперед и поинтересовался:

– Недостающие полбочонка ты выдул до или после продажи?

– Я никогда не употребляю то, что можно продать, – ответил Чарли, как видно, успев понять, что этому судье дерзить не стоит.

– Следовательно, ты действительно собирался все это перепродать, – сделал вывод Гриффин. – Это довод в пользу обвинения.

Секретарь заскрипел пером.

– Любопытно узнать, Чарли, – продолжил судья, буравя обвиняемого взглядом. – А как ты попал во Францию?

– Во Францию? – переспросил Чарли и, не удержавшись, рыгнул. – Никогда там не был. И не собираюсь. Я всю ночь пропьянствовал и не годился для путешествий.

– Вы обязаны отвечать на вопросы, заданные его честью, – строго сказал секретарь.

Чарли устремил затуманенный взор в сторону судейской кафедры.

– Я не отправлюсь во Францию ни за какие деньги.

Секретарь был явно удручен проявлением непочтительности к суду, но самого судью происходящее, похоже, забавляло. В конце концов, когда уже казалось, что Чарли одерживает верх, сэр Гриффин поднялся и сошел вниз, на ходу подворачивая широкие рукава своей бархатной мантии.

Секретарь уже не пытался повлиять на Чарли, который, повесив голову, бормотал что-то себе под нос.

– Эй, ты! – окликнул судья, приблизившись к подсудимому.

Чарли вскочил. В голосе сэра Гриффина было нечто такое, что быстро вывело его из транса.

– А?.. Что?..

– Может, желаешь, чтобы я отправил тебя в нокаут до самого понедельника?

– Нет-нет, – поспешил отказаться Чарли.

– Тогда отвечай, черт возьми, почему ты оказался в суде по ложному обвинению!

Чарли уткнулся взглядом в пол.

– Я должен был охранять те бочонки, – пробормотал он. – За восемь шиллингов в ночь.

Сэр Гриффин вернулся в свое кресло.

– Итак, – произнес он. – Подсудимый меняет показания. Имел место тайный сговор, и он невиновен в контрабанде. Кто же тебя впутал в это дело, Чарли?

Последовала пауза. Секретарь быстро приблизился к подсудимому и толкнул его в спину.

Чарли пребывал в замешательстве.

Сэр Гриффин подался вперед, и на его лице отразилось неподдельное раздражение.

– Фоллик, ты уже в одиннадцатый раз предстаешь здесь передо мной за последние четыре года.

– Так много?.. Не может быть, – усомнился Чарли, выглядящий довольно напуганным.

– Моя жена родила вчера ребенка. Быть может, ты думаешь, мне очень хочется торчать здесь и дышать перегаром, которым прет у тебя изо рта?

Чарли помотал головой.

– Дети плачут ночи напролет, – задумчиво проговорил судья. – Фоллик, я знаю, как было дело. Твои дружки уговорили тебя взять всю вину на себя, поскольку, охраняя бочонки, ты напился и позволил себя сцапать.

– Я сделал лишь пару глотков, – возразил Чарли.

– И ты согласился, потому что в тюрьме чувствуешь себя вполне вольготно, ведь так? Я слышал, жена надсмотрщика делает неплохую выпечку.

– Что верно, то верно, – подтвердил Чарли.

– Итак… – Судья стукнул по столу молотком. – Подсудимый приговаривается к четырем дням исправительных работ, но не за контрабанду алкоголя, чего он не совершал, а за то, что отнимал у меня время ради перспективы полакомиться пирожками. Эти четыре дня он проведет в приюте для найденышей, где сделает основательную приборку, после чего будет качать детей. Весь день. И бо́льшую часть ночи. Ну а спать он сможет в кладовке.

Чарли взглянул на судью с трагическим выражением лица.

– Ваша честь, не наказывайте меня так! – взмолился он.

Секретарь слегка ткнул его своей тростью.

– Давай иди, Фоллик. Ты же знаешь, его честь никогда не меняет принятого решения.

– Почему твои ночи должны быть спокойнее, чем мои? – проговорил судья. После чего снял мантию, отдал ее секретарю и без лишних церемоний покинул зал.

– Это какой-то абсурд, – пробормотал начинающий адвокат Эдвин Хауэлл. – Вопиющее нарушение надлежащей процедуры. Он угрожал подсудимому. И приговорил его к исправительным работам, хотя тот невиновен… или, по крайней мере, виновен частично. Да и сами исправительные работы… Я никогда о таком не слышал. Кладовка в качестве тюремной камеры!

– Да уж, – проговорил Калвин Флориан. – Однако насколько я знаю, жена надсмотрщика поставляет свою выпечку и на постоялый двор, где мы остановились, поэтому предлагаю удалиться отсюда и уже там продолжить обсуждение всех тонкостей отправления английского правосудия на местах.

Тем временем на улице Гриффин с некоторым напряжением забирался в свою карету. В последние дни поврежденная нога начинала ныть только тогда, когда он был очень уставшим. А сейчас он пребывал именно в таком состоянии.

При рождении их маленький Фред приветствовал этот мир громким криком и с того момента продолжал кричать практически беспрестанно.

Когда Гриффин приехал домой, к Фреду присоединилась и его сестра Софи, которая тоже плакала. Не спали также и Аластер с Колином. Спокойно посапывала лишь Маргарет. Заглянув в детскую, Гриффин обнаружил там свою несчастную жену, имевшую вид человека, нуждающегося в срочном спасении.

Он взял Фреда на руки, уложил его в колыбель и, как ни странно, тот почти сразу же уснул. Нянюшка приняла на себя заботу о Софи, Аластер вместе с Лидди ушел на кухню пить молоко, а Гриффин обнял измотанную жену и повел ее вниз по склону к реке.

Там они просидели около часа, просто глядя на воду и не обращая внимания на доносящийся из дома шум. Висящая в небе луна превратила водную гладь в мерцающее серебряное блюдо.

Гриффин думал, что, возможно, в мире нет ничего приятнее, чем держать на коленях собственную жену, уткнувшись подбородком в ее волосы и ощущая грудью ее дыхание.

Затем к ним прибежал Колин, прихватив с собой новорожденного братца, закутанного в розовое одеяльце.

Фиби поднялась, взяла у него вновь расплакавшегося Фреда и, устроившись с ним в другом кресле, стала кормить младенца грудью. Судя по аппетиту, тот намеревался стать великаном.

Колин меж тем доверчиво прильнул к плечу отца.

– Хорошо, что ты догадался принести сюда Фреда, – похвалил Гриффин, приобнимая его. – Молодец.

– Иначе было нельзя, – отозвался юный пират.

– Мужчина должен поступать так, как и надлежит поступать мужчине.

Фред рыгнул, и Колин сморщился.

– Может, он хоть завтра наконец уснет? Такое впечатление, что он вообще никогда не спит.

– Возможно, – сказал Гриффин, любуясь женой, ее светлыми волосами и контуром щеки, между тем как она нашептывала что-то их новорожденному сыну.

– Может, хоть теперь вы перестанете плодить детей? – со вздохом спросил Колин. – Ведь нас уже пятеро. Этого вполне достаточно.

Сердце Гриффина переполнялось ощущением тихого счастья. Все эти годы, находясь в море, он искал приключений, рискуя жизнью и заигрывая со смертью. Он полагал, что проявляет таким образом свою мужественность, но что такое быть настоящим мужчиной, ему стало понятно лишь по возвращении домой.

– Пятерка и мне кажется вполне подходящим числом, – проговорил Гриффин и затащил худощавое тельце Колина к себе на колени.

– Я уже большой, чтобы сидеть на коленках, – запротестовал было мальчик, пару раз дрыгнув ногами. Но затем положил голову отцу на плечо и вскоре уснул.

Протянув руку, Гриффин дотронулся до ладони жены.

– Я люблю тебя, – тихо произнес он.

Фиби ответила улыбкой. Сейчас она была красивее, чем тогда, когда они поженились, красивее, чем в тот момент, когда он вернулся с морей. И с каждым годом она будет становиться еще очаровательнее, и он будет любить ее еще больше.

– Черт… – проговорил Гриффин. – Фиби, я просто не знаю, что делать со своими чувствами к тебе.

Она опять улыбнулась, и ее глаза блеснули в лунном свете.

– Просто люби меня, Гриффин.

Он подтянул ее ладонь к своим губам.

– Это разумеется само собой, моя дорогая…

Фиби сузила глаза.

– Даже не смей…

– Моя дорогая Поппи, – тем не менее произнес он.

Послесловие

Нет ничего более раздражающего, чем не до конца «сшитая» история. Вы, вероятно, гадаете: кто же в результате выиграл пари? Кто из пиратов оказался более умелым соблазнителем, Гриффин или Джеймс?

Ответ может быть получен при сравнении успехов Гриффина с успехами Джеймса в романе «Герцогиня-дурнушка». В моей истории о «гадком утенке», где сводятся вместе герцогиня-«утенок» и пират, имеются также сюжетные повороты, почерпнутые из «Золушки», а еще – дуновения ароматов от Коко Шанель. Главная героиня здесь – остроумная и очаровательная герцогиня по имени Тео. Присутствуют также и Джеймс с Гриффином, которые бороздят моря-океаны – татуированные, мускулистые и чертовски привлекательные.