Огненное сердце

Глава 10

Мыслей нет. Эмоции выжжены до пепла. Кожи касается что-то влажное и теплое. В моменте приятно, но когда влага остывает – знобит.

– Просто оботру тебя, – шепчет Муса, задевая губами висок. – Ты как? Было слишком?

В голосе Гатоева слышится что-то абсолютно несвойственное этому мужику. Возможно, сомнение?

– Нет. Это было как раз то, что нужно, – шепчу я с блаженной улыбкой, перехватываю его ладонь и на секунду касаюсь искусанными губами костяшек.

– Хорошо, – мгновенно меняется его тон. Мимолетно касается моих волос и отстраняется. Наверное, эта скупая ласка – его максимум. И потому она становится такой ценной. – В душ тебя не понесу. Сам еле хожу, – ворчит. Я на это лишь вяло киваю и неимоверным усилием подвигаюсь к стенке, освобождая Мусе местечко возле себя. Он хмыкает, но укладывается рядом.

– Спи.

Послушно закрываю глаза. Оргазм меня измочалил. Выжал досуха. Гатоевские игры с попкой до того все обострили, что когда он все-таки толкнулся ниже, я чуть не расплакалась от облегчения. Не удивлюсь, если он для этого все и затеял.

– Я правда тебе понравилась? – шепчу в темноте, прежде чем провалиться в сон. И, кажется, слышу, как он отвечает:

– Правда. Спи.

А утром меня будит звяканье посуды. Чуть приоткрываю глаза. Муса сидит за столом без рубашки, но в брюках. Пьет чай, ароматом которого пропиталось все вокруг, и беззастенчиво листает распечатку, которую мне выдали в центре репродукции.

Встаю. Шлепаю к нему, как есть, голой:

– Извини, это мое, – забираю бумажки. – Доброе утро.

– Сидельник с тобой развелся из-за этого? – кивает на папку. Я на миг застываю от такой бесцеремонности. Хочу налить чая, чтобы занять руки, но те дрожат от злости. Что ж, злость мне нравится больше страха.

– Во-первых, это я с ним развелась. Во-вторых, то, что ты меня вчера оттрахал, не дает тебе права задавать такие вопросы. Мы не настолько близки.

Взгляд Гатоева мрачнеет. Он убирает мои руки от чайника и разливает заварку сам.

– Почему? Если я хочу тебя трахать и впредь?

– Тогда ты не с того начал, Муса, – натурально рычу я. – Не находишь, что не мешает проявить больше уважения? Постельные игры – это одно. А жизнь – совсем другое, тебе не кажется? Твои пещерные замашки… Стой! Ты куда? – в панике наблюдаю за тем, как он встает и начинает одеваться.

– Дела.

– Но мы же не договорили!

– Поговорим, когда ты успокоишься.

– Я?! Я успокоюсь? Ты шутишь? Да это же ты ведешь себя… как… как… будто я шлюха. Да, не спорю, последние события могли тебя натолкнуть на эти мысли, но я не такая!

Господи, что за идиотизм? Возможно, моя жизнь в эти самые секунды рушится, а меня волнует только то, что этот козел обо мне подумает. Свихнуться можно. Стою, смотрю на него со слезами, блин, на глазах. Муса мрачнеет. Но отвернуться не пытается. Наконец, он вздыхает. Кивает резко и отводит черные волосы, упавшие на лоб, пятерней:

– Я знаю. Прости. И кончай орать. Я же просил не поднимать на меня голоса.

– Это эмоции!

– Как бы там ни было. У нас так не принято, Амалия. С этим придется считаться.

– Хорошо. Ты тоже прости, если что.

Подлетаю к нему вплотную и в первый раз за это утро целую. Он отвечает. Сухие губы жестко впиваются в мои мягкие и податливые. И ведь ни капли нежности. Мы с ним такие разные! Получится ли у нас хоть что-то? Как сложатся отношения? И вообще хочу ли я отношений с таким, как Муса? В носу хлюпает. Он отстраняется:

– Я пойду. Обед привезут.

Киваю, сиротливо сжав пальцы на предплечьях.

– Долго мне еще так сидеть?

– День-два, если все будет хорошо.

– А если не будет?

– Сегодня вечером возвращается Сидельник. Возможно, это ускорит процесс.

– Но ты не уверен?

– Тебе лучше знать, чего от него ждать, – хмыкает Гатоев, искоса на меня пялясь. – Почему молчишь?

– Не знаю, что ответить. Еще совсем недавно я бы сказала тебе, что он обязательно поможет. А сегодня во мне такой уверенности нет. Таким людям власть всего дороже. Ты, наверное, в курсе, какая это забористая наркота.

То, что Гатоев делал в постели, только лишний раз это доказывает. Я жмусь. Муса, стоя у порога, препарирует меня внимательным взглядом. Его глаза – орудия пыток, вот серьезно. Если бы мы были на допросе, ему бы и спрашивать ничего не пришлось. Просто вот так смотреть, и я бы выложила ему все свои секреты.

Подхожу ближе. Касаюсь лбом его подбородка, а ладонями – колючих щек.

– У тебя непростая должность, да?

– Нормальная.

– Ты из-за меня сильно рискуешь?

– А что? Хочешь меня отблагодарить?

И опять в его голосе проступает что-то нездешнее. Мой же голос превращается в шепот:

– Хочу понять. Зачем тебе это? – глажу пальчиками его красивые скулы.

– Я же сказал. Понравилась ты мне сильно. К тому же я терпеть не могу, когда женщин втягивают в мужские терки.

У Гатоева какие-то свои понятия, да, которые прямо сейчас по счастью совпадают с моими интересами.

– А что будет потом? Когда все закончится?

Муса отводит голову в сторону, избавляясь от моего прикосновения. Заставляет взглянуть на себя. Что-то там ищет на дне моих глаз, нерв на щеке конвульсивно дергается.

– Мне нравится, что ты думаешь о будущем. Оптимизм – это хорошо. А сейчас мне действительно нужно идти.

Вот так. Он ничего мне не обещает. И, глядя правде в лицо, стоит признать, что это лишний раз доказывает, что ничего серьезного он в отношении меня не планирует. Я понимаю. У горцев свои приколы. Да и по правде, это меньшее, о чем мне стоит переживать сейчас.

– Муса… – задерживаю его уже в дверях.

– Да?

– Мои родители, наверное, очень волнуются. Можно их как-то предупредить, я не знаю… Позвонить мне можно?

– Позвонить – нет. Наверняка их телефоны в разработке. Но я подумаю, что можно сделать.

– Спасибо. Cкорее всего, они в курсе случившегося. В офисе у отца куча шпионов, – вымучиваю улыбку.

– Эй. Ты поосторожнее с такими словами, да? – по-доброму кусает меня Гатоев и выходит за дверь.

С его уходом приходится вспомнить все страхи, что одолевали меня вчера. Ночью Муса так меня вымотал, что они отошли на второй план, а теперь, вот, вернулись. По новостям опять ничего про меня. Телефон тоже молчит. Какое-то время развлекаюсь тем, что разглядываю из окна улицу. Чужие окна, за которыми почти ничего не видно.

Хотела бы я, как Димка, уметь отключаться от всего, когда мне в голову приходит какая-нибудь идея, но нет. Сколько ни пытаюсь сконцентрироваться на рабочих моментах, ничего не выходит. Клетка давит мне на мозги. В неволе ничего толкового, и уж тем более гениального на ум не идет. Да и предыдущие открытия кажутся как будто бы не моими. Вся моя прошлая жизнь – не моя.

От того, что долго стою в одной позе, немеет спина. Вчера как-то легче ожидание давалось. Может, потому что я была занята делом. Перестилаю постельное. Закидываю старое в стиралку, потому что здесь всего-то и есть два комплекта. Если мы запачкаем еще один, тупо ничего не будет на смену.

А мы запачкаем? Хочу ли я этого?

И да. И нет…

Потому что в такого мужика, как Гатоев, можно запросто вляпаться. Вопрос – что потом? Вряд ли у нас есть какое-то будущее. В отношениях уже сейчас прослеживается напряженность. Гулять такие могут с кем угодно, но ни на что более серьезное рассчитывать здесь не приходится. А мне тридцать пять. И я все еще не утратила надежду стать матерью. С ним? Не вариант. Он не пойдет ни на какие ЭКО. И тем более суррогатное материнство. Потому что зачем ему?

Ну надо же… Я и впрямь думаю о будущем.

Может, зря? Что если меня не ждет ничего хорошего?

От тягостных мыслей отвлекает звонок в дверь. Ах да, курьер. На обед у нас какой-то суп и плов. На этот раз обходится без вина. А жаль.

На сытый желудок проваливаюсь в странное состояние полусна-полуяви. Психика не выдерживает напряжения, меня вырубает. И только неизвестность теребит, заставляет вскидываться, так до конца ни разу и не отъехав в блаженное забытье.

– Эй!

Выныриваю из этого дурацкого состояния.

– Привет. Который час? Есть какие-то новости? – чащу, озираясь по сторонам.

– Вопрос решается.

– Ч-ч-черт. – Я переворачиваюсь, утыкаясь носом в подушку.

– Твоему отцу шепнули, что ты в порядке. Не переживай. Насколько мне известно, Сидельник все-таки впрягся. Так что просто расслабься. Представь, что у тебя внеочередные выходные.

Я не могу этого представить! У меня куча работы. Но я также не могу ныть. Потому что Муса и так делает то, что не обязан.

– Спасибо.

Надо что-то еще добавить. Ну, или что-то сделать. Как вариант, накормить его ужином. Вот только у нас такие странные отношения, что я понятия не имею, будет ли это уместно? Да и не хочется мне с ним возиться, по правде. Даже из чувства благодарности не хочется. Мне бы забиться в угол, накрыться с головой и впасть в кому, пока все не уляжется.

– Как думаешь, почему все так долго?

– Вероятно, торгуются.

– Ты сильно рискуешь? – спрашиваю в который раз.

– На этот счет не переживай. Я взрослый дядя, Амалия. И если что-то делаю, то вполне осознаю риски.

– Неужто секс со мной этого стоит?

Вопрос вырывается неосознанно и, наверное, совсем не к месту. У меня куча проблем, мое будущее под угрозой. И прямо сейчас мне и дела не должно быть до отношений, но женская душа определенно непостижима. Ей как будто мало тревог.

Гатоев хмыкает. Опускает руку мне на поясницу. Тяжело ведет вверх по лопаткам и возвращается вниз к попке.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я прерывисто.

– Ищу ответ на твой вопрос, – ухмыляется мне в ухо. – Я в первый раз как-то не распробовал. Стоит? Нет?

От его голоса все внутри тихонько подрагивает. Я кошкой выгибаю спину, а сама поворачиваюсь, чтобы губами его коснуться. Хочется его хоть чуть-чуть расшевелить. Выпросить больше ласки. Настоящих, ничем не завуалированных эмоций.

– Давай, когда все закончится, куда-нибудь свалим? Только ты и я. – Лижу его заросшую к вечеру скулу, уголок губ, прикусываю.

– Может быть, потом. Сейчас мне нельзя рядом с тобой светиться.

– Почему?

Он нависает надо мной сверху, я, так и продолжая лежать на животе, потираюсь задницей о его стояк.

– Потому что сразу станет понятно, кто тебя прикрывал. А эту карту пока не стоит разыгрывать.

– Потому что ты не уверен, что мне не понадобится защита снова?

Поцелуй через каждое слово. Говорим о серьезных вещах, но я как будто бы не вникаю. В конце концов, это можно и потом обдумать. А сейчас концентрируюсь на Мусе. На его руках, что лениво скользят по моим предплечьям и абсолютно не спешат перебираться куда-то кроме.

– Всякое может быть.

– Значит, мы будем держать наши отношения в тайне?

– Значит, будем. Хорошо, что мы не успели нигде засветиться.

Он все-таки кладет ладонь на мое бедро и легонько его толкает, заставляя встать на колени.

– Тайные встречи. Конспиративные квартиры… Романтика…

Сколько я потрачу на это бесценного времени? Стоит ли оно того?

В ответ на мои слова Гатоев невесело хмыкает. Спиной чувствую зреющее в нем недовольство, но понятия не имею, чем оно вызвано. Чтобы его отвлечь, снова верчу задницей. И это срабатывает. Муса проникает пальцами между ног и задумчиво тянет:

– Так ждала, что даже трусов не надела.

– Вообще-то они у меня одни. Я их пос-стирала. Аа-ах. И вообще все для тебя, какие могут быть жалобы?

– Все? – он погружается одним слитным глубоким толчком. Я вскрикиваю. И выпрямляюсь, так что ударяюсь спиной о его грудь. Гатоев удовлетворенно вздыхает. Снова обхватывает рукой мое горло. – Все? – двигает бедрами, будто приноравливаясь, и срывается в дикий темп.

– Да!

– Только для меня, Амалия? Ты хорошо подумала?

– Да! Все только для тебя… Для тебя!

– Почему, девочка? Почему ты так решила?

Он останавливается, и это такой облом, что я скажу что угодно, лишь бы он только продолжил.

– Потому что ты мне нужен. Ты мне нужен… Так нужен… Я устала одна, Муса. Я… – меня прошивает иглой неслучившегося оргазма. На глазах выступают горькие слезы. Сегодня Муса ничего такого не делает. Но я снова морально выпотрошена. Он толкается, я выгибаюсь так, что еще немного, и сломается позвоночник. И уже не таясь, рыдаю: – Я так устала одна…