– Что притихла? Устала?
– Объелась. Теперь хочется спать, – зеваю я.
– Поспи. Приедем – растолкаю.
– Да ну. Сколько тут ехать? – машу рукой, отворачиваюсь к окну, и снова кошусь на Димку.
– Что? – смеется тот.
– Твоей маме я совсем не понравилась.
– Ей никто не нравится. Когда-нибудь я тебе расскажу о трудностях сепарации от таких мам, – смеется. – Хочешь страшную тайну? В какой-то мере я до сих пор маменькин сынок.
– Не верю.
– Правда-правда. Но вообще она у меня классная. Я за многое ей благодарен.
– Так ты, щадя материнские чувства, не водишь девочек в дом?
За легким тоном беседы я прячу искреннее любопытство. Ведь правда странно. Ему тридцать. И ни одной девушки, которую бы он представил родне?
– Я живу отдельно, Амалия, – хмыкает Димка, стрельнув в меня глазами. – И в дом я девчонок, как ты сама могла убедиться, вожу. Просто до некоторых пор мне не встречалась девушка, с которой бы я хотел познакомить семью.
Ого. Надеюсь, он ни на что такое не намекает.
Боже, кому я вру? Это ужасно приятно, что именно я оказалась той самой девушкой. Как бы он ни прикрывался нашей дружбой, посыл понятен. Только как бы мне не было жарко от его внимания и воспоминаний о том, что у нас не случилось, поощрять Димкин интерес неправильно и жестоко.
– Значит, ты у нас бабник, Димочка?
– Не. Я задрот, – фыркает он. – Типичный айтишник.
– Ой, не верю, – грожу ему пальцем. Димка задорно смеется:
– Да серьезно тебе говорю. Порой месяцами из-за компа не вылезаю.
А стоит вылезти, девицы сами слетаются на него стайками. Молодой, красивый, при деньгах. Выбор у него наверняка богатый. Среди молоденьких хорошеньких девочек, не обременённых никакими проблемами. Сказано – молодость.
Димка притормаживает на стоянке у офиса, доставив меня в лучшем виде, как и обещал. Понимаю вдруг, что не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Потому что на телефоне ни одного сообщения от Гатоева. А Димка – он, как и глина, отличное лекарство для души.
– Дим…
– М-м-м?
– Спасибо тебе за сегодняшний вечер. Никогда бы не подумала, что мне такое может понравиться, но это было здорово.
– Фу, Амалия. Какой снобизм, – лыбится.
– Сделай скидку на мое положение! – возмущенно тычу гаденыша в бок. Димка, смеясь, перехватывает мою руку. На несколько секунд замираем, глядя друг другу в глаза. Смех обрывается, улыбки медленно тают. Щеки начинают гореть. Это и стыд за то, что я все же невольно его поощряю. И еще какое-то странное щемящее чувство.
– Когда я могу тебя ангажировать на занятие по росписи? – Димкины пальцы легонько касаются моей щеки, отводя волосы. Жест невинный. Но меня до костей пробирает.
– Даже не знаю. Надо глянуть расписание.
– Тогда потом договоримся?
– Посмотрим, ладно?
Мне физически больно ему отказывать. Но я же вроде как в отношениях с другим. И хочу, действительно хочу узнать, как может быть с Гатоевым в обычной жизни. Только почему же он не звонит?!
– Тогда до завтра, да?
Муса не объявляется ни вечером, ни на следующий день. Ни через три дня. Это сложно пережить. Ощущения сродни безумию. В какой-то момент я реально начинаю сомневаться, что он в моей жизни был.
Гоня от себя сомнения, с головой ухожу в работу. Задерживаюсь в офисе допоздна, домой приезжаю лишь спать. Хорошо хоть, нам возвращают компьютеры. И все более-менее входит в привычную колею.
– У меня есть предложение! – заявляет с порога Димка в конце недели.
– Валяй.
– Как насчет того, чтобы всей компанией выехать на корпоратив?
– Я думала, ты меня по работе чем-то обрадуешь, – хмурюсь я, хотя и признаю, что идея с корпоративом мне нравится. После такой встряски и потом работы нон-стопом хочется тупо расслабиться. И это – отличный способ.
– По работе тоже обрадую. Скоро, – угрожает Димка, подходя ближе. – Так что скажешь? Ты за? Коллектив, между прочим, готов к разврату. Я провел соцопрос.
– Да я не против, – потягиваюсь так, что кости трещат. – Только кто этим будет заниматься? Все и так в мыле. Таню свою под это не выделю. Так и знайте.
– Я все организую! Невелико дело. Ты только бюджет согласуй.
– Считай, согласовала на сумму предыдущего. В бухгалтерии узнай цифры. И как это все правильно провести.
Димка довольно кивает. Хочет еще что-то сказать, может, напомнить о необходимости еще одного похода в гончарку. Но его взгляд останавливается на деле одной из предложенных мне сурмам. У меня ведь так и не дошли до этого руки, думала сегодня хоть глянуть… И вот. Глянула на свою голову.
Давлю в себе желание стряхнуть папку в ящик стола.
– Всерьез планируешь в это ввязаться?
Блин, ну почему каждый считает себя в праве сунуть нос в настолько деликатную тему? Впрочем, сама виновата, нехрен этим заниматься на работе. Другое дело, что на работе я торчу круглыми сутками. Где еще мне этим заниматься?
Злюсь. На себя – в первую очередь, но и на Димку тоже. Не ему меня осуждать. К услугам сурмам обращаются не от хорошей жизни! Но он слишком молод и беспечен, чтобы это понять.
Злость заставляет меня быть жесткой:
– Мы с партнером обдумываем такую возможность.
Димка закусывает щеку. Отчего ямочка на ней проступает еще отчётливей. Неприятно? Прости, малыш. Я тебе не зря сказала, что между нами быть ничего не может. Ты же не думал, что я шучу? Даже если мы потом заигрались.
– Ясно. Ну, я тогда пойду. Если что, ничего не планируй на выходные.
Димка поворачивается ко мне спиной и уходит. Как всегда, преисполненный достоинства. На фоне его я кажусь себе мелкой и мелочной. Хочется крикнуть вдогонку, что замутить корпоратив за два дня нереально. Но я молчу. Пусть сам набивает шишки.
На душе погано. «Мы с партнером», – кривляюсь я перед зеркалом. Ага. Как бы ни так. Нет у меня никого. И не предвидится. Хоть бери и соглашайся на стремное предложенье Сидельника. Но, черта с два, конечно, я на него соглашусь. Хоть эти мысли и мелькают в моей голове в порядке бреда.
«Дома будь в восемь», – падает на телефон с незнакомого номера. Впрочем, тон письма и его форма не оставляют простора для фантазии. Так со мной разговаривает лишь один человек. Сердце обрывается. Ухает вниз, отчего по телу расходятся горячие волны. Которые, впрочем, только подзуживают мою злость:
«А не пошел бы ты?» – набираю в ответ и по-детски отправляю номер в блок. Домой намеренно приезжаю ровно в восемь тридцать. Пусть собакам своим «место» указывает, а не мне. Я, конечно, понимаю, что Муса серьезно за меня вписался, но это не причина вести себя со мной вот так. И уж тем более исчезать из моей жизни почти на неделю без предупреждения.
С колотящимся сердцем выхожу из лифта. В холле тихо. Достаю из кармана ключи и проворачиваю в замке. Чужое присутствие ощущаю интуитивно. Так-то он подкрадывается бесшумно, даже воздух остается недвижим. Толкаю дверь. Захожу в квартиру. Муса разворачивает меня волчком и оттесняет к стене.
– Ка-а-акие люди, – протягиваю я и карикатурно заламываю руки. Гатоев в ответ смотрит на меня так, что в моменте становится стыдно за свое идиотское представление.
– Закончила?
– Ну, прости, что не с красной дорожкой тебя встречаю.
– Ну, прости, что не объявился раньше. Твои проблемы решал.
Мгновенно вспыхиваю. Не знаю, как ему удается одной меткой фразой меня осадить. Я теряюсь. Потому что как бы не пошел сейчас разговор, я все равно выставлю себя истеричной неблагодарной дрянью.
– А позвонить ты не мог? Просто сообщение сбросить? На худой конец, цветы мне послать.
– Цветы?
– Как вариант! – зло смеюсь я. – Чтобы я хоть чуть-чуть понимала, что происходит. И в целом. И между нами.
– Ты моя женщина. Что еще тебе разъяснить?
Когда он вот так это говорит, и правда кажется, что все понятно. Сердце тает. Чтобы не выставить себя полной размазней, все-таки замечаю:
– Муса, ты пропал на неделю!
– И я объяснил, почему. Завязывай скандалить. И сюда иди.
– З-зачем?
– Для закрепления пройденного материала.
– Что? – хлопаю глазами.
– Хочу убедиться, что ты точно поняла, как нужно относиться к своему мужчине. Ну? Может, я как-то дал понять, что меня можно посылать, а, девочка?
– Н-нет, – шепчу, облизав губы. – Я должна относиться к тебе с п-почтением. Как и ты ко мне! – взрываюсь в ответ на предъявы. Муса смотрит на меня с легким волчьим прищуром. Тонкие лучики морщинок убегают к вискам. Завораживающе красиво. Как и последовавший за этим белоснежный оскал:
– Принято.
И все? Типа, скандал исчерпан? Так до конца и не решив, как к этому относиться, замечаю:
– Мне надо в душ. А ты пока осмотрись, ладно? Не стесняйся, чувствуй себя как дома.
Быстро моюсь, проверяю гладкость стратегических мест. В чувствах полный сумбур, но сомнения все же перекрывает радость. И предвкушение. Мажусь перфорированным кремом. Наношу за уши духи. И выхожу к нему, распустив по плечам волосы.
– У тебя еды нет.
– Аха. Я же только с работы. Закажи, чего хочешь. Или… С твоего телефона нельзя, да? – сникаю. Муса дергает плечом. Тогда я протягиваю ему свой айфон: – Выбери, что ты любишь. Я всеядная.
Пока Гатоев листает меню, напряженно за ним наблюдаю. Ну не может же он не понимать, что жить так, как я живу эту неделю, не зная, что происходит, нельзя?! Я хочу знать, в какие игры меня втянули. Неведение убивает. И его «я все решу» не спасает ни капельки. У меня уже был мужик, который вроде бы все решал. От таких нельзя попадать в зависимость.
– Муса, расскажи, что происходит?
– А Сидельник не рассказал?
– Нет.
– Зачем же он тогда приезжал?
Почему меня не удивляет, что Гатоев в курсе его визита? Интересно, а про гончарку он тоже знает? Ладошки начинают потеть. И по затылку будто сквозняк проходится.
– Предлагал стать его любовницей. Представляешь?
Муса отрывается от заказа и, взмахнув длинными черными ресницами, метко ловит мой взгляд.
– Роковая ты женщина, Амалия.
– Да-да, вот так и узнаешь о себе что-то новое. На тридцать шестом году жизни, – со смешком замечаю я, и мы замолкаем. Гатоев заканчивает оформлять заказ, будто плевать ему на то, что я ответила Сидельнику, я – от обиды, что он ни о чем больше не спрашивает. А потом все же вываливаю как есть: – Я боюсь, Муса. Боюсь, что он отыграется на мне за отказ.
Слова, произнесенные вслух, будто высвобождают все мои страхи сразу. И я, совершенно не готовая к таким спецэффектам, вдруг понимаю, что не могу сделать следующий вдох. Грудную клетку будто тиски сжимают. Муса откидывает телефон и перетекает в пространстве к противоположному краю стола.
– Дыши! Давай, голову между коленей…
Первый глоток воздуха врывается в легкие с надсадным хрипом. За грудиной жжет.
– Вот так. Тщ-щ-щ. Ну, ты чего расклеилась? Зубы он обломает. Слышишь?
Обвиваю руками шею Гатоева. Носом в нее вжимаюсь. Восточный аромат успокаивает. Но с губ все равно рвутся некрасивые всхлипы.
– Об-бещаешь?
– Конечно. Все будет хорошо.
Муса гладит меня по спине, а мне мало. Отстраняюсь на миг и зубами его губу нижнюю цапаю. Загнанный зверь всегда кусается. Гатоев шипит. Оттягивает мою голову за волосы. А мне плевать. Я его рубашку расстегиваю. И ремень… Пустота между ног отчаянно пульсирует, требуя ее заполнить. Наши поцелуи совсем звериные. Мы влажно лижемся, кусаемся и сталкиваемся языками, как в бою. Я хнычу, выпрашиваю. С силой пальцы на его плоти стискиваю… Не даю под себя подмять и сама на него насаживаюсь, утопая в черноте глаз.
– Тебя еще воспитывать и воспитывать, – усмехается Муса, сжимая в ладонях мои ягодицы. Жестко опускает меня на себя, даже так все контролируя. Раз, и еще, и еще… Очень хорошо. Вытесняя страх. Высекая стоны.
– Муса-а-а.
Он задирает футболку мне на голову. Я смеюсь, утопая в этом чувственном мороке. Извиваясь, хочу избавиться от тряпки вовсе. Но он ловит ртом мой сосок и принимается жадно сосать. Я всем телом натягиваюсь как тетива и неожиданно в тот же миг себя отпускаю…