Вспышки камер слепят. И солнцезащитные очки не спасают. Пока все внимание сосредоточено на гендиректоре авиаконцерна, до меня никому дела нет. Пользуясь случаем, незаметно вытираю уголком салфетки слезящиеся глаза. Я их все проглядела, наблюдая за красивым полетом нашего самолета. Испытание прошло успешно. И пофиг, что оно далеко не первое. В историю войдет то, на которое были приглашены все эти люди. Начиная от президента, заканчивая многочисленными журналистами.
– Учитывая наши мощности, в ближайшие пять лет мы сможем произвести порядка двухсот самолетов. В производстве уже находится двадцать машин для трех авиакомпаний. Конечно, все они находятся на разной стадии производства. Первые шесть самолетов уже почти собраны. Но как мы понимаем, во многом вопрос поставок первых бортов будет увязываться с сертификацией авиатехники. Процесс идет параллельно, – фонтанирует энтузиазмом Кощеев. Я пытаюсь проникнуться его задором. Это же такой кайф, наконец, продемонстрировать результат, в том числе и своей многолетней работы. Вот только в последнее время мне настолько сложно майнить радость, что и это будто мимо проходит.
– Поставки на рынок начнутся уже в этом году? – берет быка за рога один из журналистов.
– Первые две машины, да, будут готовы до конца года. Но не будем забывать о сертификации, которая в первую очередь зависит от темпов работы по двигателю. Согласно требованиям, нужно выполнить не менее ста двадцати полетов.
– И что? Успеем? – интересуется президент. Я вся как по щелчку подбираюсь. Вроде не в первый раз мне приходится общаться на таком высоком уровне, но это все равно каждый раз волнительно.
– А вот давайте у Амалии Станиславовны уточним, – подталкивает меня вперед Кощеев.
– Мы идем согласно графику, – растягиваю губы в улыбке. – Если никто не будет срывать план работы извне, справимся.
А что? Почему я должна умалчивать о наезде, который стоил мне нескольких недель проволочек? Президент смотрит так, что хрен поймешь, какие мысли в его голове бродят. И улыбается.
– Вот по душе мне такие ответы, – кивает он.
– Амалия Станиславовна – выдающийся двигателист. И отличный управленец… – вставляет свои пять копеек академик. Тот на своем веку повидал столько первых лиц государств, что не испытывает перед ними никакого трепета.
– Ну, результат мы видим, – улыбается Николай Степанович. – Так что мешать вам никому не позволим. Правда? – оборачивается к окружающим его плотным кольцом сотрудникам ведомственной охраны. Ч-черт. Наверное, это означает, что я вне опасности? Кажется, именно это он сейчас и сказал. Будто ища подтверждения своим догадкам, оглядываюсь. Но здесь не так-то много наших, а остальные вообще, думаю, не в курсе, в каком мы побывали замесе. Останавливаюсь на стоящем чуть в стороне Димке. Он мне ободряюще кивает.
– Спасибо за высокую оценку нашей работы, – лепечу я, да только кто меня слушает. Время первого лица сильно ограничено, и он сразу же переключается на других. Жаль. Я бы хотела отметить всех ключевых специалистов. Рассказать о том, какой важный вклад каждый из них внес в общее дело. Чтобы страна знала своих героев. Ну ладно, хотя бы просто увидела их… И о папиных заслугах упомянуть непременно. Потому как без наследия, которое он оставил, ничего бы у меня не вышло. Не успела! Основная масса журналистов переключилась вновь на президента с Кощеевым. А вопросы тех, кто остался возле меня, ничего кроме раздражения не вызывали. Все они сводились примерно к одному – как такой красивой молодой женщине удалось реализоваться в настолько непростом исконно мужском деле.
– Не обращай на них внимания, – замечает Димка, когда от меня, наконец, отстают. – Им не понять, почему люди, имеющий твой бекграунд хотят и могут чего-то добиться сами.
– Ну спасибо, – кривлю губы в улыбке. – Как думаешь, когда нас отсюда выпустят? Я капец как проголодалась.
А все потому, что появления президента нам пришлось ждать несколько часов! И никто нас не выпускал из зала.
– Понятия не имею. Но когда выпустят, готов тебя покормить.
Усмехнувшись, кошусь на часы.
– Спасибо. Боюсь, ничего не выйдет.
– Какие-то планы?
Мы неспешно идем через огромный зал. От одного стенда к другому.
– Ага. Важная встреча.
И потому мне все более нервно. Последние дни я не только плотно работала, но и занималась вопросом продолжения рода. Все что угодно, лишь бы не думать о предательстве Мусы. И этом его «люблю», которое иной раз сводило на ноль всю решимость держаться от него подальше.
– М-м-м. И с кем?
– С врачом.
– Это как-то связано с теми анкетами, что я видел?
– Ага. Кажется, я определилась с донором и сурмамой.
Не знаю почему, но с Димкой мне легко об этом говорить. С ним я вообще не чувствую своей неполноценности. Вероятно, все дело в том, что я не воспринимаю его как своего потенциального мужчину, на которого бы я хотела произвести впечатление. И который, если бы что-то пошло не так, мог меня ранить своей реакцией.
Немного душновато. Отхожу к столу, на котором стоят бутылочки с водой и стаканы. Скручиваю крышку с одной и с жадностью присасываюсь.
– Как? Уже? Погоди, я как раз хотел тебе предложить свои услуги.
– В каком плане? – теряюсь я.
– В плане донорства. Что скажешь насчет моей кандидатуры? – поигрывает бровями.
– Димка, ты спятил?
– Почему это? Мне тридцать. Я уже созрел. Хочу стать батей. Без шуток.
– Ну, так найди себе хорошую здоровую девочку и дерзай.
Родниковая вода горчит на языке. Я морщусь. Отставляю от себя початую бутылку. И злюсь, так злюсь на Димку за то, что он все, к чертям, испортил.
– Я не хочу здоровую девочку. Я хочу тебя.
– Господи, ты еще не выбросил из головы эти мысли?
– Почему я должен их выбросить?
– Я сто раз тебе объясняла.
– Объясни еще, а то я не догоняю. Я свободен. Ты теперь вроде бы тоже. Кроме прочего, мы отлично ладим. Чем я хуже какого-то донора?
Я не знаю, что на это ответить! Димкины слова вообще никак не хотят укладываться в моей голове.
– Тем, что донор не будет претендовать на ребенка, и он будет только моим.
– Это очень эгоистично. Ребенку нужен отец, Амалия.
– Димка! Ты чего? – лепечу я беспомощно, а тот, будто меня не слыша, упрямо продолжает:
– Нормальная семья. Мама, папа. Любящие дедушки и бабушки. Здоровый эмоциональный фон. Ты лучше меня должна понимать, как это важно. Я читал, что девочки, которых бросил отец, вырастают очень закомплексованными.
– Но ее ведь никто не бросит, – теряюсь я, никак не в силах поверить, что этот разговор происходит здесь и сейчас. На аэродроме. Среди сотен незнакомых людей. И опять же, почему девочка? Я не помню, чтобы мы успели обсудить пол.
– Ага. Потому как она будет изначально отцу не нужна. Зашибись.
– Стоп! Все. Прекрати. Я не хочу это обсуждать.
– Не обсуждай. Просто обдумай мое предложение, – подытоживает Дима, будто мы с ним, блин, обговаривает какие-то моменты, касающиеся работы.
– Над чем тут думать, боже! Ты молодой парень, трахни любую, она с первой попытки забеременеет. А со мной…
– Ну что с тобой? В чем сложность? Кончить в баночку? Да ты просто сядь напротив, и я в пять накончаю…
– Ты больной?! – задыхаюсь я собственным вскриком. Но фишка в том, что злиться на него не получается! Потому что как? Когда он такой? В пять, блин, накончает. Это означает, что он настолько ко мне неравнодушен? Приятно, черт подери. Гатоев бы… Так! Стоп. В эту сторону вообще лучше не думать. Если слова Димки – лекарство, то воспоминания о Мусе – чистый яд. Порой так накрывает, что хоть в окно шагай. Каждое утро начинается с того, что я себя по частям собираю. Ведь во снах… Нет, сны тоже лучше не трогать. В них я с ним. И потому, да, каждое утро я переживаю наше расставание. Снова и снова переживаю. А еще думаю… Как он с ней? На каком этапе подготовка к свадьбе? Может, ему что-то в ней начинает нравиться. Может, он переключился, убедил себя, что влюблен… Сколько уже прошло?
– Я здоровей всех. Хочешь справку?
– От психиатра?
– Нет. О здоровье. Я – идеальный донор.
На это заявление я лишь качаю головой и, ускоряя шаг, бегу куда-то к выходу.
– Так, понял, – не отстает он. – Ты же системный человек, правильно? Давай проработаем этот вопрос. Взвесим все за и против. Уверен, ты сразу поймешь, что мое предложение – лучший выход из ситуации.
И он действительно начинает мне в красках описывать все плюсы и минусы. Ну, как – минусы? Если Димку послушать, так минусов нет. То, что его родня чересчур избалует нашего мифического ребенка, я отнести к минусам не могу, в каких бы мрачных красках Дима это все не расписывал. Зато что касается плюсов… Я даже не знаю, что возразить. Он их подсвечивает так ярко, что у меня все внутри сжимается. И сомнения встают в полный рост. Потому как, ну правда… Разве это не было бы идеально? Лето, дача, наши близкие за столом. Или то же крещение в каком-нибудь древнем грузинском храме… Столько счастливых дней!
– Ну, еще, конечно, она будет рыжей. У тебя как с этим?
– С чем?
Я в полуобмороке уже. Даже не помню, как мы прошли через кордон охраны. Наверное, высокие гости уехали, раз нас без проблем пропустили, или все-таки нет?
– В детстве не дразнили? Меня да. Рыжий, рыжий, конопатый…
– Ты не конопатый.
– Кого это волновало?
Нет, мы что, правда обсуждаем это?!
– Как я посмотрю, серьезной душевной травмы тебе эти дразнилки не нанесли.
– Тогда решено?
– Дим, ты спятил.
– Амалия…
– Погоди! У меня телефон звонит, – лезу в сумку. – Да, пап, привет…
– Привет, дочь! Только что видел тебя в новостях! Звоню поздравить.
В голосе отца звучит неприкрытая гордость. И, кажется, слезы. Все же с возрастом папа стал гораздо более сентиментальным, чем раньше. Меня это трогает безмерно. Сипну в момент:
– Спасибо…
– Димочка тоже хорошо говорил. А Красицкий, кажется, уснул под стендом. Когда ты его уже отпустишь? – посмеивается.
– С октября, да, Дим?
– Ох, и Дима там рядом? Ты ему привет передавай. А еще лучше бери парня в оборот и к нам тащи. Отметим.
– Он не… – начинаю было я, но Димка меня перебивает.
– Я только за, Станислав Кириллович. Спасибо, что пригласили.
Ах ты ж гад! Стою, обтекаю.
– Вот и хорошо! Давно хотел повидаться вживую. Еще с корпоратива.
Жму на отбой, не понимая, как мы оказались в этой точке. Бросаю на Димку хмурый взгляд.
– Видишь, я даже твоим родителям понравился.
– Мне тридцать пять. Я почти бесплодна. Им понравится любой, кто возьмет меня замуж. Так что не обольщайся.
– Кстати, это хорошая идея. Я, конечно, ничего не имею против гражданского брака, но сам для себя его не рассматриваю. Не спрашивай, – вскидывает ладони, – это какие-то джигитские заморочки. Как тебе конец сентября?
– Сентябрь такой же прекрасный месяц, как и все другие.
– Значит, решено. Поженимся…
– Прекрати! – возмущаюсь я, не поспевая за ходом событий. – Это уже не смешно.
– Так а кто смеется?
– Ар-р-р. Все. Я уезжаю.
Раздраженно запрыгиваю в машину (когда мы только успели дойти до стоянки?), и опять откладываю встречу в клинике. Такими темпами там скоро махнут на меня рукой. Но даже если и так, сегодня я слишком взволнована, чтобы с кем-либо встречаться. Чертов Димка!
Выруливаю на трассу. Высокие гости все же уехали. Проезд свободен. Оцепление снято. Отсюда до родительской дачи ехать всего тридцать километров. Недостаточно, чтобы остыть. Я так накалена, что буквально дым из ушей валит. А еще ведь, вот же херня! Не могу отделаться, отгородиться от Димкиных совершенно дурацких доводов. Просто с ума сойти. Ну какой из него папа? То есть, конечно, хороший. Несомненно. Тут и к бабке ходить не надо. Но! Это же Димка. Сын своего отца. И матери, которой я не понравилась. Существует миллион причин, по которым мне не стоит поддаваться на его уговоры. И вообще верить мужчине… Ровно как и вписываться в какие-то отношения, когда раны от предыдущих еще не зажили. Это все равно что лечить гангрену примочками. Глупо и недальновидно.
Так, незаметно, подъезжаю к родительскому дому. Выхожу из машины, как раз когда Димка паркуется чуть позади. Увязался же!
– Мам, пап, привет. А вот и мы…
Как я и думала, на покорение моих родителей у Димки уходит пара минут.
– Какой приятный молодой мужчина! – шепчет мама, когда мы ненадолго остаемся одни.
– Угу.
– Мы с папой все гадали, почему ты не торопишься нас знакомить.
Хмурюсь, сразу же понимая, куда мама клонит.
– Тебя смутило то, что он – сын Ярика? В новостях это первым делом отметили.
– Мам, ты все не так поняла, – вздыхаю я. – Мы с Димой просто коллеги.
– Если так, то ты дура, Амалька. Такого мужика надо тепленьким брать.
– Он младше!
– И хорошо. Дольше прослужит, – мама тычет меня в бок и смеется, ну совсем как девчонка.