Окна с видом на море

Мила

 В тот день открывалась моя первая персональная выставка. Пусть совсем в небольшом и мало приспособленном помещении, пусть нам пришлось навешивать лампы и заниматься освещением. Пусть я сама закатывала стены персиковой эмульсией и белила грязный, местами облупившийся потолок. Это такие мелочи.      

 Главное — там был рояль, вполне сносный, его даже настраивать не пришлось. А ещё терраса с видом на море.       

Помещение выбирала я сама, а вот финансированием моего восхождения к славе занимался Илья.       

Илья — почти мой муж. Мы вместе уже три года. То есть знакомы три года.      

 Было у нас всё: и букетно-конфетный период, и ухаживания, и рестораны с барами. Даже совместные поездки в Москву и в Питер тоже были.       

Да что вспоминать. У нас столько всего было в наших жизнях. Не дети давно. Мне уже тридцать. Нет, не совсем, без одного дня тридцать.       

Вот завтра, на открытии моего собственного вернисажа, мне будет именно столько. И, скорее всего, на этом мероприятии Илья объявит о нашей помолвке и назначит дату свадьбы. Я просто уверена, что такой подарок ждёт меня завтра.       

А потому мой вернисаж слишком особенный…       

Конечно, своё «долго и счастливо» я могла бы получить и раньше. Естественно, Илья не первый мужчина в моей жизни, а я так у него даже и не знаю какая.       

Но я — навсегда. А что было, то прошло.      

 Встретились мы с Ильёй случайно. Ему нужно было оформить новую квартиру. Он взял её в строящемся доме, и в результате имел лишь порядка ста квадратных метров с окнами и входной дверью.       

Квартиру мне показывал не он, а его секретарша. Такая вся из себя фифочка, крашеная блондинка с наклеенными ресницами.      

 Никогда не понимала, чем такие женщины нравятся мужчинам. Это же вечное дитё с надутыми губками. В эти губки сунуть, может быть, и хочется, но не больше.      

 Это засиликоненное чудо произнести что-то более серьёзное, чем «Я хочу тебя, милый», просто не способно.      

 И вот именно такой экземпляр объяснял, как, по её мнению, должна выглядеть хозяйская спальня в розовых тонах.       

В розовых — в квартире мужчины. Смешно!      

 Настолько смешно, что я, получив копию плана и сделав кое-какие наброски, отправилась в его офис без предупреждения.      

 Скажу вам по секрету, я умею быть женщиной. Нет, я далеко не стерва и не женщина-вамп. Я просто-напросто знаю себе цену.       

Я не дочь Рокфеллера, и свою дорогу пробивала трудолюбием и талантом. У меня нормальные родители, любящие друг друга и меня с сестрой. Такая образцовая семейка интеллигентов. Они мне дали всё, что смогли: способности, образование, понятия о добре и зле. Ждали от меня тихой жизни и внуков, но увы. У меня был свой путь. А потому наше общение свелось с годами к дежурным звонкам по телефону по пятницам и проживанию в разных, очень далёких друг от друга городах.      

 Меня влекло море.      

 Ещё в годы учёбы в архитектурно-строительном я часами пропадала в Третьяковке. Зал Айвазовского был практически моим домом. Волны, пена, прозрачность воды, небо цвета моря и море цвета неба. Это была мечта. Оно мне снилось каждую ночь. Бескрайнее, живое, имеющее собственную непознанную душу и невероятную силу. Море, которое могло прокормить и убить. Божественное и невероятное…       

И как только я получила диплом, оно стало моим настоящим.       

А как иначе? Мечта не должна всю жизнь быть только мечтой. Мечты надо претворять в реальность.       Мы с моим первым парнем снимали маленькую комнатушку. Частный дом, низкий потолок, удобства на улице. Но если открыть окно, слышно, как оно шумит…       

Все вечера я проводила на пляже, рисовала. Блокноты с сунутыми внутрь карандашами, мои вечные спутники, были сплошь в моих эскизах с неизменным морским пейзажем.       

Мы расстались с моим парнем довольно быстро. До начала зимы.      

 Он уехал в другой городок, устроившись прорабом на стройку, а я случайно потеряла блокнот с зарисовками. Очень удачно, надо сказать, потеряла.       

Его нашёл хозяин кафе.      

 Ему понравились мои рисунки, и он, увидев меня на берегу в один из дней с другим блокнотом, подошёл, вернул мой старый и заказал оформление зала.      

 Он платил, я работала. С душой, с изюминкой, с харизмой.       

Ему понравился результат, и я, кроме денег, получила рекомендации. А затем —следующий заказ.        Я стала дизайнером интерьеров. Свободным художником, творящим для людей и для себя любимой. Мои гонорары приобрели стабильность, я открыла счёт в банке. Сняла приличное жильё со всеми удобствами и занялась формированием своего собственного образа, в чём преуспела.     

  Я — женщина с шармом.      

 Что-то я отвлеклась.       

Так вот, сделав несколько эскизов той квартиры, я явилась в офис транспортной компании «Дорога».       Встретила меня всё та же самая секретарша с силиконовым ротиком. Поморгала круглыми глазками, осыпав на румяные щёчки комочки туши с приклеенных ресниц.      

 — А давайте я посмотрю, — она решительно так вскочила со своего кресла и дверь в кабинет шефа собой перегородила.       

— Вы жена владельца? — с сарказмом в голосе произнесла я.       

— Нет, но…       

— Вот он пусть и смотрит. Или его супруга.       

— Илья Дмитриевич не женат, — пытаясь взлететь при помощи ресниц, сказала она.       

Я уверенно повернула дверную ручку личного кабинета главы компании и вошла.       

Он говорил по телефону. Кивнул мне, глазами пригласил сесть, не прерывая разговора.       

Я присела.       

Его взгляд прошёлся по мне сверху вниз, а затем снизу вверх. Остановился на коленках, открытых подскочившей юбкой.       

Опять одним жестом спросил, кто я такая и что мне надо. Я представилась и протянула эскизы.       

Он внимательно изучил каждый.      

Илья

 Я купил цветы — лилии. Моя Эмилия любит белые лилии на длинных ножках. Целых тринадцать штук.       Колечко с бриллиантом в красивой бархатной коробочке занимало мой карман в пиджаке.      

 Итак, всё готово — колечко и цветы.      

 Я прощаюсь со своей свободой, боже мой! Прощаюсь.       

Вчера сказал по телефону родителям, что женюсь. Моё заявление встретили молчанием.       

Смешно. Странные люди, ещё на прошлой неделе зудели, что пора создавать семью, что семья — гарант надёжности и стабильности. Что слово женатого человека гораздо весомее, чем холостого. Надёжнее, стабильнее! Вот так мой папаша и загнул. А я согласился. Всегда соглашаюсь. Это гораздо проще, чем возражать, спорить, доказывать.       

С отцом спорить вообще бесполезно. Он сказал. Значит — всё!      

 Как мы с ним поссорились перед открытием филиала здесь, в Крыму! Если бы кто знал, как мы поссорились. Не разговаривали целый год. А потом пришлось. Куда деваться. Близки как раньше не стали, но сотрудничать смогли запросто.       

Я его указания слушаю, а делаю так, как считаю нужным.       

Но ничего, первичный капитал, полученный от отца, я приумножил. Отдал ему с процентами всё до последней копейки и заслужил уважение с самостоятельностью одновременно.      

 Не полной самостоятельностью, но теперь мы партнёры, а не подчинённый и шеф.       

Квартиру купил.      

 Вот с этой самой квартиры всё и началось.       

Я тогда с секретаршей крутил. Да и не то чтобы очень. Смешная девчонка. Блондинка. Совсем блондинка. Слушала меня, открыв рот.       

На том этапе, когда Мила вломилась в мой кабинет, моя секретарша собиралась взять мою фамилию и обобществить наши доходы. А я искал повод от неё избавиться.       

Ушла она сама. Потому что пришла Мила.       

Эскизы моего очаровательного дизайнера были хороши, но лишь как произведение искусства. Такую квартиру, как она нарисовала, я не хотел. В тот момент я о квартире совершенно забыл. Да и не до квартиры мне было. Я радовался, что за столом сижу и моего стояка попросту не видно.       

Я глаз от девушки отвести не мог. Её коленки просто с ума сводили. И лодыжки тонкие, ножки в туфельках. Аккуратная вся и притягательная.       

Это гораздо позже я узнал, что она из тех, кто «коня на скаку и в горящую избу». Да и когда узнал, она совершенством быть не перестала.       

А наше первое свидание…       

Я пришёл пораньше, но она уже была на пирсе. С раскладным стульчиком, с этюдником и какими-то другими приспособами. Я не знал их названий, пожалуй, так и не выучу.       

Она писала море.      

 Я видел только набросок, но талант оценить уже мог. Оно казалось живым. Будто вырезала кусочек водной глади и поместила на свой холст. Я как зачарованный наблюдал за рождением картины.       Именно тогда я понял, что с ней хочу быть вечно.       

Три года её картина напоминает мне о том дне. Она висит в нашей спальне над кроватью. Море объединило нас, выплеснуло из своих глубин любовь, что поселилась в наших сердцах.       

Если я думал когда-то о потенциальной жене, то только о Миле. Она виделась мне матерью моих детей.      

 У нас должны быть дети. У успешного человека должна быть красивая семья. Я же считаю себя успешным. И пусть я не миллионер, но у меня впереди почти вся жизнь.       

В тридцать два жизнь не заканчивается, она просто переходит на новый этап. Стабильности. Вот в тридцать два уже думаешь о наследнике, тем более, что женщине, которая должна стать матерью моего наследника сегодня тридцать.       

Её день рождения должен был стать знаковым.       

Мы вместе придумали план. Её вернисаж, выставку работ.      

 Пора, давно пора.      

 Помещение, ремонт, развеску картин она сделала сама. Глупенькая, я бы дал больше денег, и не надо было бы так перетруждаться. Но я работал, а у неё образовалось время, свободное от заказов.       

Она экономила. Хотя аренда зала обошлась в копеечку. Но картины с изображением моря должны были висеть на фоне моря. Каждый из гостей мог выйти на террасу и сравнить, оценить. А ещё она хотела, чтобы пахло приливом, чтобы слышался крик чаек, и заходящее солнце ласкало лучами картины.       

Моя Мила умела видеть и подмечать незаметное простому человеческому глазу.       

До открытия вернисажа оставались считанные часы. Я отправил секретаря с платьем и туфлями для моей женщины, сам подбирал.      

 Это первый подарок, остальные более значимые, нет, определяющие.      

 Ещё раз открыл шкаф и оглядел свой костюм.      

 Посмотрел на себя в зеркало. Всё нормально. Всё хорошо, отчего же я так волнуюсь?      

 Отчего?      

 Мы с Милой прекрасная пара.       

Разве мне нужно себя убеждать в этом? Нет, не нужно. Я слишком много видел женщин, и моя Мила выгодно от всех них отличается.       

Достал коробочку с кольцом. Надо подумать, как лучше преподнести его. Можно встав на одно колено и с пафосом снизу вверх. Как бы соглашаясь на роль подкаблучника.      

 А можно, просто обняв её за плечи. Взять правую руку и ненавязчиво надеть кольцо. Я решил, что именно так и правильно.      

 Продумал речь.       

Секретарь ввалился в кабинет без предупреждения.       

— Илья Дмитриевич, там проблемы в зале.       

— Что?       

Он не успел ответить, как заиграл мой смартфон. Этот рингтон принадлежал только Миле.       

— Илюша, что делать?       

— Что у вас?       

— Пианистка заболела. Представляешь, полчаса назад соизволила сообщить, что не придёт. Сейчас твой секретарь тебе расскажет, как только доберётся.       

— А без неё никак? Может быть, включим запись?       

— Нет! Илья, как ты не понимаешь, мы искали зал с чёрным роялем. На нём должна играть девушка в платье цвета морской волны. Всё продумано. Без живого звука никак нельзя. Он будет одиноким никчёмным пятном. Чёрной дырой, понимаешь?       

Ляля

У меня был обычный день. Нет, не совсем обычный. Я расстроилась. Моя ученица не явилась на урок, зато её мать и пришла, и отказалась от моих услуг.       

Я для неё недо-преподаватель. Мне, по её словам, самой бы вырасти и взрослой стать.       

Обидно.       

сли не дал Бог счастья, то не дал.       

А я так мечтала. Я хорошая пианистка. Я знаю, я чувствую. Но меня не видно в серой массе. Пианистов много, а путь к славе тернист и далеко не чист. А кто я такая? Обычная ничем не примечательная девчонка. Обделённая шикарной и неповторимой внешностью.       

Конечно, я совсем невысокого роста и такая худая, что самой противно, а ещё сутулая. Как же мне не быть сутулой, я с пяти лет прикована к стулу рядом с фортепьяно.       

Я помню голос мамы, вечно ругающий меня за то, что не держу спину, и за то, что забываю считать.       Счёт и спина, спина и счёт.       

Мамы больше нет рядом, но голос остался — в голове, в душе, в сердце. Хотя какая теперь разница. Я сменила место жительства, приехав сюда — к морю.      

 О сольной карьере пришлось забыть, её не ищут далеко от столиц, но мне тут лучше. Спокойней. И потом, меня тут никто не знал. Это определённо плюс.      

 Строишь себя на пустом месте. Начинаешь жить заново. И на белом, чистом листе бумаги вырисовывается одна единственная буква «Я». Какой она будет, зависит только от меня самой.

***

      Я сидела за своим столом, тупо уставившись на инструмент, когда в класс вошёл он. И он тоже решил, что я ученица.      

 А я млела от звука его голоса, в котором слышались нервные нотки раздражения.       

Я слышу всё. У меня абсолютный слух, помноженный на годы тренировки. Я умею слышать непроизнесённое и недосказанное. Я умею чувствовать людей. Да, всё именно так, несмотря на то, что мне всего двадцать.       

Во мне проснулась собственница.       

Но этот шикарный мужчина был почти женат, и почти принадлежал другой.       

Я согласилась поехать с ним и играть на рояле весь вечер даже не потому, что он попросил и пообещал хорошие деньги. Я хотела увидеть ту счастливицу, «почти» обладательницу такого мужчины.       

Концертное платье у меня, конечно же, наличествовало, но везти этого денди домой, в беспорядок моей скромной съёмной комнаты не хотелось. А потому я сказала, что надеть мне нечего.       

Вот с магазина мы и начали.       

Он сидел на диване, курил, пил кофе, принесённый одной из продавщиц, а я надевала одно платье за другим, выходила к нему. Он меня оглядывал, и всё повторялось по-новой.       

Я устала от бесконечных примерок. Но он выбрал. Нет, совсем не то, что выбрала бы я. Но он хозяин положения, и вообще, в такой день, конечно же, я согласилась с его выбором. С туфлями не согласилась, попросила заменить их на босоножки. Сослалась на то, что туфли не так удобны, а мне нужно чувствовать педали инструмента.       

Он согласился.       

Он поверил мне на слово, что я умею играть. В моём классе стояло фортепьяно. Но он не интересовался, как я играю, просто поверил. Странно, его внешность не говорила об излишней доверчивости.       

Затем я попала в парикмахерскую, где из меня сделали леди. Что получилось очень прилично, сказали его глаза, лишь на мгновение сверкнувшие удивлением и восхищением одновременно.       

Наконец мы прибыли в зал. Торжество ещё не началось, но многочисленные гости рассматривали картины. Её картины.       

Он провёл меня к роялю, вернулся за цветами, лежащими в багажнике его автомобиля. Затем цветы заняли своё место  в огромной, высокой прозрачной вазе. Тут всё имело своё место. Каждая деталь, каждый человек, что бы он ни делал, являлся частью общей картины, живой картины. Даже море. Оно, великое, тоже было продуманной деталью.       

Я понимала. Я видела, я наблюдала.       

Она улыбнулась мне, появившись как будто из ниоткуда.       

— Я так рада, что Илья вас нашёл. Меня зовут Мила. Вы просто спасаете мой вечер. Я так волнуюсь. Это мой первый вернисаж. Я никогда до этого нигде не выставлялась. Я вообще не художник, я…       

— Дизайнер интерьера. Вы дизайнер. Так? Меня зовут Ляля, Алевтина. Я преподаю фортепьяно в музыкальной школе. Вы очень хороший дизайнер, Мила. Тут так тематично.       

— Перейдём на «ты»?       

— Конечно. И спасибо, что пригласили. Я буду очень стараться не испортить своей игрой такой необыкновенный вечер. Тоже несколько волнуюсь.       

— Ноты вот, я подготовила.       

— Спасибо!       

Илья приблизился к роялю.       

— Ты довольна, родная?       

Он обнял Милу за талию и потёрся своей щекой о её.       

— Илюша, ты чудо. И Алевтина, то есть Ляля, просто прелесть.       

— Значит, Ляля? — он смотрел мне в глаза.       

— Ты не спросил её имя? — удивлению Милы не было границ.       

— Эта ошибка уже исправлена, ну что ж, начнём.       

Время летело незаметно. Я играла. В перерывах ела вместе с гостями, пила шампанское, слушала тосты в честь именинницы.      

 Рассмотрела картины. Если честно, дизайнером она была гораздо лучшим, чем художником, но на вкус и цвет, как известно...       

Там были знатоки, они хвалили, а я дилетант-любитель.       

Он надел ей кольцо, поздравил с днём рождения, но предложения руки и сердца не сделал.       

Не знаю почему, но я обрадовалась. Ругала себя. А как не ругать.       

Они оба мне совершенно чужие и посторонние люди. Они просто позволили мне присутствовать на их торжестве, выполняя кое-какую работу. Совсем не пыльную работу. Мне заплатили приличный гонорар просто за то, что я развлекаюсь вместе с гостями. Я не испытываю недостатка во внимании, мою игру оценили, мне аплодируют, меня хвалят, и не только за игру на фортепьяно. Меня приглашают танцевать и назначают свидания.      

Ляля

Я проспала.      

 Просто-напросто проспала урок. Вот абсолютно не услышала звон будильника. Что последовало за этим, думаю, говорить не приходится. Точно — меня уволили. Им смысла держать меня в школе больше не было. Доход я не приносила, последний ученик и то перешёл к другому преподавателю.       

Вернулась домой. Сожалела ли я? Нет, вовсе даже не сожалела. Деньги у меня были, на месяц-другой хватит при умелом и рачительном использовании. А там и работа подвернётся.       

Эх, ещё пару бы таких дней рождения как вчера, так и на полгода средств хватило бы. И можно гулять целыми днями, смотреть на небо, на воду, вдыхать неповторимый, чуть солоноватый аромат.       

Что ещё нужно для счастья?       

Для счастья нужна работа. Ароматом сыт не будешь и за комнату не заплатишь. Открыла страницу объявлений «Требуется».      

 Кто только не требовался, только я не требовалась. Какой смачный каламбур литературный получился.       

Дала объявление. «Молодая пианистка ищет работу».      

 Первое предложение пришло минут через пятнадцать. Спрашивали, сколько стоит мой час и вся ночь по скидке.       

Ну что за люди! Подбегала к ноуту ещё раз десять, все запросы на одну тему. Может, я объявление не так дала? Или у людей с головой что-то не то?       

Решила пойти пройтись. На свежем воздухе думается лучше.       

Оказалось, что дома я была оптимисткой.

***

      Волны накатывали на берег и разбивались пеной. Они приносили и выбрасывали грязь, водоросли, мусор. Тот самый мусор, который люди забыли на берегу или бросили в воду.      

Ветер обдувал моё лицо, трепал волосы. Беспокойство нарастало, а ветер усиливался. Мне стало себя безумно жалко. Я так одинока в этом мире. И в этом городке у моря тоже безумно одинока. Мне даже поплакаться некому, пожаловаться на свою жизнь, разделить своё одиночество мне не с кем. А я такая хорошая.       

Но кто я? Песчинка, камушек, выброшенный на берег. Я никому не нужна на всём белом свете!       

Я скинула босоножки и позволила воде омыть мои ноги.      

 Холодно. И вода сегодня на редкость холодная и неласковая. Небо заволакивали тучи.       

А я даже зонт не взяла.       

Промокну, заболею и умру. Нет, не умру, буду лежать в своей комнате и мечтать о стакане горячего чая. И ни одна зараза мне его не нальёт и не подаст. Ну почему всё так сложилось в моей жизни?       

Я села на камень и расплакалась, нет — разревелась. А что, я ведь совсем одна, имею право и пореветь. Посоревноваться с морем, кто громче и кто искренней.       

Не знаю, сколько прошло времени, но мне на плечо легла чья-то рука. Я испугалась и обернулась.      

 — Ляля, что случилось? Ты так горько плачешь, — Мила присела на корточки рядом со мной, чтобы видеть мои глаза.       

Я взяла её руку и прижала к своей щеке.       

Я всё ещё ревела.       

Она села рядом, обняла меня и качала, как ребёнка. А ветер дул, начался дождь. Мы обе промокли до нитки. Но она не уходила.       

Слёзы кончились.       

— Почему ты здесь? — спросила я наконец Милу.       

— Я отправляла картины, помогала упаковывать, ну те, что вчера купили. А потом решила пройтись, увидела тебя. Расскажешь, что случилось?       

Только сейчас я поняла, что нахожусь рядом с тем местом, где вчера была вечеринка.       

— Тебе нужны мои проблемы? — спросила я Милу, глядя ей прямо в глаза.       

— Почему нет? Ты вчера оказала любезность, спасла мой вечер. Я обязана тебе, и потом — ты мне понравилась, ты милый человек. Если я могу тебе помочь, то я помогу. Вот и всё. Я думаю, что и ты тоже так же поступила бы на моём месте.       

Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. Я получила деньги, хорошие большие деньги. Я отработала и всё. Мои слёзы — моя проблема. Она не знает меня совсем. Или это показная благотворительность богатой самки?      

 Но она выглядела искренней. И я решилась рассказать.       

— Я потеряла работу. Проспала урок. Уволили меня, понимаешь? Слава богу, по собственному желанию. А у меня нет богатого покровителя, который станет меня содержать. Понимаешь? Как ты можешь мне помочь? Подвинешься, поделишься своим любовником? Что за глупости ты говоришь? И зачем я тебе?       

— У тебя есть кто-то кроме меня сейчас? В тебе говорит обида, ты ведь не такая. Пойдём. Ты промокла совсем, ещё простудишься.       

— Куда?       

— Ко мне домой. Переоденешься, чаю попьём, поговорим и что-нибудь придумаем. Ты ведь молодая совсем, у тебя вся жизнь впереди. И с работой решим.       

— Правда?       

— Конечно.      

 Я долго лежала в горячей ванне. Затем пила крепкий чай с коньяком. Согрелась, и закутавшись в махровый халат хозяйки, уснула на диване.       

Проснулась от звонка в дверь и голосов в прихожей. Он пришёл к ней. Его голос я ни с чьим другим спутать не могла.       

— Милочка, сначала в спальню, а потом ужинать, и никак не наоборот.       

Я слышала звуки поцелуев и её ответ.       

— Илюша, мы не одни. Выслушай меня.       

— Что? Как не одни? Мила, я так спешил к тебе.       

— Так получилось, я не могла поступить иначе. У нас Ляля. Шёл дождь, понимаешь, она промокла. Ей нужна помощь.       

— Родная, какая Ляля? Кто такая эта твоя Ляля?       

— Она спит на диване…       

— Слава богу, не в спальне.       

— Но не можем же мы при ней.       

— Она скоро уйдёт?       

— Я не знаю. Пойдём, я тебя накормлю.       

— Я хотел не кушать вовсе, хотя и поесть не откажусь, и ты мне про свою Лялю расскажешь. Милка, ну что ты творишь?       

— Переодевайся и мой руки.       

Я не слышала их разговор, происходивший на кухне. Я думала. Я даже уйти отсюда не могу, моя одежда совершенно мокрая и грязная. Мы с Милой её постирали. Она при нашем влажном воздухе высохнет хорошо если завтра. Так что ночевать мне придётся здесь.      

Илья

Меньше всего я ожидал увидеть Лялю ещё раз. А у Милы дома — так тем более. Она позвонила мне на работу с заявлением, что собирается ночевать у себя. Делала она это крайне редко, мы жили у меня. Вообще собирались продавать её квартирку и покупать дом. У нас семья, дети будут. Нужен большой дом. Чтобы у каждого своя комната, чтобы можно было побыть одному, когда надо. А не так, что все друг у друга на головах.       

Я присматривал потихоньку: надо же, чтобы окна на море выходили. И шум его нервы успокаивал. А ещё Миле необходима студия. Я эту картинку прямо вижу, как она рисует, а рядом сын наш играет…       

Созрел я для семьи. Только на дне рождения предложения так и не сделал. Кольцо подарил, тост с пожеланиями произнёс, а про свадьбу не заикнулся.       

Вот поэтому, когда она позвонила и сообщила, что собирается ночевать у себя, я решил, что обиделась. Женщины же такие, им бриллиантов мало, им душу подавай. Моя же душа давно ей принадлежит. Осталось только справку в виде свидетельства о браке получить. Документ чисто юридический и не о том, что долго и счастливо, а как раз о том, что будет после того, если долго и счастливо не случилось. Зато случился раздел имущества.       

За своё имущество я тоже не волновался. Женщина, отдавшая мне свою жизнь, имеет право на всё. А я ничего, я, если что, ещё заработаю.      

 Мне шумихи не хотелось. Вот там, на дне рождения, я понял, что тихую свадьбу хочу, без алкоголя и криков «Горько». Только я и она. Не хочу видеть своих партнёров по бизнесу, бросающих похотливые взгляды на мою Милу. Только мою Милу!      

 Это не приступ ревности, нет. Это стремление уберечь и сохранить.      

 Мне даже картины её не хотелось им отдавать. Они же сердцем рисованные. Не зря на них её любимое море…      

 Я ничего не сказал ей тогда про все свои мысли, а она позвонила, что не придёт. Можно подумать, я ей обидеться дам.      

 Не она ко мне, так я к ней.       

Вот пришёл, а там Ляля. Ничего не понял. А она ещё в Милином халате и такая вся типа несчастная.       Выслушал печальную историю о встрече у моря, и о том, что человеку помочь надо.       Разозлился, если честно. Ну какого чёрта!      

 Она час около компа покрутилась и работу найти отчаялась. Это труд — работу получить, а достойную — втройне труд. А тут принцесса, понимаешь, всё ей на блюдечке подавай. Да и играет она на своём фортепьяно, на мой дилетантский взгляд, далеко не очень.      

 Я в этом особо не разбираюсь, но почему-то игра одних цепляет и уносит, а других оставляет совершенно равнодушным. Вот Ляля к тем другим и относилась.       

Я уже жалел о том, что встретил её вчера. Этой девочке дай палец, так она руку отхватит.       

Но моей Миле её жалко, она у меня добрая.       

Я улыбался сам себе и своим мыслям.       

— Илюш, думаешь о чём? — Мила подняла на меня глаза. Смотрела пристально, но черти в них всё одно играли.       

— О тебе, ты просто чудо!       

— Илюш, может, пристроишь Лялю куда-нибудь?       

— Ага! Дальнобойщиком.       

Моя Мила рассмеялась, обнажив белые ровные зубы. Всё-таки она идеальна.       

Я готов был отвезти Лялю к ней домой прямо в халате и мокрую одежду с собой в пакетике вместе с ней отправить, но как-то всё повернулось. Не знаю даже как, и она осталась ночевать. И сам я это предложил, разыгрывая участие в Лялиной судьбе перед Милой.       

Что дурак, понял ночью, когда водички попить на кухню вышел в одних трусах. Там была Ляля, сок из высокого стакана цедила, в окно глядя. Полы халата разошлись, демонстрируя слишком худые, но стройные ноги.       

— Что, не спится в чужом доме? — спросил я её.       

— Так и где комнату снимаю — дом чужой.       

— Если бы душу в съёмную комнату вложила, то она бы своей стала.       

— Нельзя к месту привыкать, чай, не кошка. Сильно вы на меня разозлились?       

— Я? С чего? Нет, просто незначительные неудобства. А так мелочи.       

— Вот насколько мы с вами разные. У меня мир рушится, а для вас мелочи.       

— Для меня мелочь то, что сегодня ты помешала остаться мне с моей женщиной наедине. Но у нас с ней есть завтра. А принимать тебя близко к сердцу с твоими проблемами мне ни к чему.       

— Конечно! Мы принадлежим к разным социальным группам.       

— Не в этом дело, Алевтина. Дело в том, что своё положение и свои материальные блага я заработал упорным трудом. И сегодня на работе был вовремя. Я, в отличие от тебя, не проспал. Никто не виноват в том, что от тебя ушли ученики, никто не виноват в том, что ты проспала, и в твоём увольнении тоже ты сама виновата. Ну, приложила бы чуть усилий и имела бы и часы в школе, и частные уроки. Не надо проблемы с больной головы на здоровую перекладывать.       

— Вы не понимаете, я всю жизнь за инструментом. С самого раннего детства.       

— Зачем? Если ты его не любишь?       

— Люблю!       

— Врёшь! Но это не моё дело.       

— Может быть, вы мне поможете?       

— С работой?       

— Да. Я тогда смогу снять что-то поприличней моей комнаты и назвать то место домом.      

 Я посмотрел в её наивные, такие детские, открытые глаза и… не смог отказать. Я пытался остановить себя, заставить быть трезво-рациональным. Но мне в один миг стало её жалко. У неё проявлялась склонность к манипулированию.       

Вернулся к Миле. Обнял её, родную, стало легче.       

— Илюша, ты холодный такой, выходил? Замёрз?       

— Да попить ходил, и с подругой твоей новой говорил. Мил, с утра дом смотреть поедем, может, если купим, её туда пристроим. Будет за порядком следить. Мне некогда, тебе тоже. А потом пусть живёт, прибирается там. Детей наших музыке учит, основам. Как думаешь?       

— Дом? Ты уже видел дом?       

— Нет, родная, только фотографии. Я дом сразу на твоё имя куплю. Считай, подарок к свадьбе.       

Мила

Дом был просто необыкновенно хорош. Не маленький и не большой. Четыре спальни на втором этаже, гостиная и кухня на первом, и комната для прислуги тоже на первом.       

Четыре спальни нам совсем не надо. А потому из одной я могу спокойно сделать студию. И окна, все окна второго этажа выходят на море. Так здорово!       

Садик тоже был в моём вкусе. Небольшой, всего шесть соток, но разве не хватит?       

У меня в голове мелькали картинки: как что будет выглядеть. А Илья взял моё лицо руками и внимательно смотрел в мои счастливые глаза.       

— Ну что? Берём?       

Я моргнула в знак согласия.       

Сделку оформили сразу. Потом поехали в банк, перевели продавцу деньги, и я стала обладательницей такого весомого невероятного счастья.       

Отметили покупку в ресторане. Домой пришли поздно, целовались на каждой ступеньке ресторана, а потом в машине и на парковке около дома.       

У подъезда моего сидела на скамеечке Ляля с чемоданом и двумя сумками.       

— Ляля, что случилось? — я не могла скрыть своего удивления.       

— Вы, конечно, не поверите, но меня выгнали с квартиры. В то время как я вчера тут обитала, у меня в комнате прорвало стояк отопления, а меня не было, и соседей залило. Пока хозяйка приехала, пока перекрыли воду, она мне счёт выставила за материальный ущерб и попросила освободить комнату. Типа я этот дурацкий стояк перегрызла. А мне идти-то некуда. Завтра на поезд, и придётся мне к матери возвращаться. Милочка, пожалуйста, пусти на одну ночь!       

Я жалобно посмотрела на Илью, и он только чуть приподнял плечи. Говоря, что делать нечего, придётся пустить.       

Сами мы есть не хотели, Лялю накормили тем, что было в холодильнике, но она поглощала пищу так, словно ничего сегодня во рту у неё не было.      

 Постелили ей опять на диване. Сами тоже легли пораньше.       

Я Илюшу просить стала отправить её туда, в дом, пусть пока живёт да сторожит. И стройматериалы под присмотром будут, и за рабочими строителями глаз, и нанимать никого не надо.       

— Ты ей доверяешь? — спросил он меня с подозрением.       

— Да дитё она совсем неразумное, а тут неприятности одна за одной.       

— Я завтра узнаю, кто она и что, и в музыкальную школу съезжу. Если ей можно доверять, то будь по-твоему, пусть пока в доме живёт, как я вчера и думал.      

 Не знаю, что он там наузнавал, но Ляля к всеобщему удовлетворению отправилась в мой новый дом.       Я не смогла сразу приступить к ремонту, у меня висела пара заказов. Пока их выполнила, пока получила одобрение заказчиков, прошло несколько недель.       

Затем отказалась от работы в пользу моего дома.       

Пропадала там целыми днями. И в один день собиралась делать одно, а в другой другое. Все свои идеи обсуждала с Лялей.       

Мы так подружились! Она мне такой советчицей стала! И двор распланировали, и оформление дома. Я рисовала карандашом, а она мне: «А камин лучше на эту стенку, а на первом этаже в гостиной, окна не до самого пола, а сантиметров на тридцать выше». И точно, так правильней, так даже если ливень, вода в комнату не попадёт и не подтопит. А сколько мы чаю с ней выпили и малинового варенья съели, вообще не передать. И по магазинам строительным вместе, и по базам, и по мебельным. Хочется же чего-то особенного. Такого индивидуального.       

На ночь она там, в доме, оставалась, а я домой к Илье.       

Тут тоже дела одно за другим. Покупатель на мою квартиру нашёлся. И я продала. А Ильи квартиру оставили, пока ремонт, то да сё. Да и дом не в самом городе, так что квартира не помешает, мало ли что.       

Илья выделил мне бюджет на ремонт и обстановку, перевёл деньги на мою карточку и просил, по возможности, в сумму уложиться. Лишние деньги не тратить. Но я и так никогда не превышала смету ни в одном проекте, ни с одним заказчиком. Хотя, это же наш дом. Но я подумала: главное — сделать основное, а мелочи — это же мелочи, они все потом.      

 Про Лялю Илюше моему все уши прожужжала. Мы с ней же подружки и всё-всё друг про дружку друг дружке рассказали.       

Она такая хорошая, Лялька моя. Прямо так и звучит — Лялька, и дочка, и подружка. Только несчастная по жизни. Мать её одна растила, потом замуж вышла, и Лялька уехала. Не сошлись они с отчимом характерами.      

 И мужчин у неё не было. Даже любви несчастной какой, тоже не случилось. Но ей всего-то двадцать.       Вот у меня всё не так: и родители мои чудо, а не родители, и недостатка в мужском внимании я не испытывала, и карьера у меня. Я востребована. А самое главное — мы с Ильёй теперь всегда будем вместе. А оттого я такая счастливая, что передать не могу.       

Наконец я всё в доме моём придумала. Бригаду наняла отделочников. Не дорого, но и не дёшево получилось. Только у всего есть плюсы. Я им доверяла. Хорошие ребята. Спокойные, работящие и очень аккуратные.      

 Ну всё — пошёл стук, шум, звуки дрели с отбойными молотками вперемешку. За неделю дом был почти разрушен.      

 Илья приехал в пятницу вечером за мной, глянул на всё это безобразие и просто в ужас пришёл.       — Мил, неужели это восстановить можно?       

— Можно, Илюша, не представляешь, как тут будет красиво.       

— Увижу. Мне здесь жить. Не люблю я этого, мне готовый результат подавай.       

— Готовый? А что ж ты, когда квартиру ремонтировали, раз по пять на день приезжал?       

— Так я за тобой ухаживал, и приезжал к тебе, Милочка. Ты никак плачешь?       

— Да я от счастья, Илюша.       

Мне казалось, что ремонт никогда не закончится. Дни тянулись и тянулись, а конца и краю не видно. А тут ещё Илья в Москву уехал на неделю. Я просто с ума сходила. Один уехал, без меня, и так надолго. Но Ляля меня поддерживала, успокаивала. Говорила, что просто восхищена нашими отношениями, что ей так тепло рядом с нами, что она ценит мою дружбу и нашу поддержку. Что все её невзгоды отступили. И она с нами прямо как в своей собственной семье.       

Мила

Я взяла с собой всё для рисования, складывала это всё в машину.       

Корзинка для пикника уже занимала своё почётное место в багажнике.       

Сейчас, через каких-то пару часов, мы с Ильёй будем совсем одни, только вдвоём, и море. Даже не так: мы вдвоём с Ильёй и с нами целых два моря. Чёрное и Азовское.       

Казалось бы, это место — Керченский пролив — совсем рядом. Ширина-то его всего пятнадцать километров, пешком пройти можно, но по воде не пройдёшь. Зато там происходит чудо. Они танцуют танец любви. Два моря, два гиганта, каждый со своим характером, соприкасаются друг с другом — сливаясь, соединяясь, рождая нечто новое. Чужие и родные, разные и единые…       

Пятнадцать километров. Всего пятнадцать километров чуда. Два моря под одним небом.       

Именно это я собиралась нарисовать. Эту картину я думала повесить в гостиной над камином. Чтобы потом смотреть долгими зимними вечерами, чтобы огонь в камине бросал свои блики, и море на картине оживало. Волновалось.      

 Илье было некогда весь месяц, а одна я ехать туда не хотела. Только с ним, только вдвоём.      

 Он взял отгул ради этой поездки, ради того, чтобы разделить со мной день. И увидеть. Такие воспоминания должны быть общими.       

Я находилась в предвкушении этого.       

Но моим мечтам сбыться было не суждено. Вернее, не так. Я испытала просто шок, когда увидела выходящую из дома Лялю — в широкополой шляпе и тёмных очках. Она подошла к машине с пакетом в руках, небрежно закинула его в багажник и спросила:       

— Мила, ты хочешь сидеть спереди или сзади?       

— В смысле? — я просто растерялась.       

— Ну как. Всё просто, кто из нас сядет рядом с водителем?       

— Ты едешь с нами? — я никак не могла прийти в себя.       

— Да, меня Илья пригласил. Там должно быть очень красиво. Два моря, такие разные. Говорят, что граница не размыта, а очень чёткая, и так и идёт по воде.       

— Давно пригласил?       

— Вчера, перед тем, как вы уехали. Ты никак ревнуешь? — Она, улыбаясь, смотрела мне прямо в глаза.       

— Нет, я уверена в своём мужчине.       

Я села сзади. Всю дорогу практически молчала и наблюдала, как лепечет что-то нечленораздельное Ляля, и как мило улыбается ей мой Илья.       

Только вот мой ли?       

В этот момент я подумала об этом впервые. Впервые с тех пор, как мы с ним вместе.       

Я устроилась от них подальше и рисовала.       

К слиянию двух морей примешивались мои слёзы и ветер, и солнце за тучами, казалось, плакало вместе со мной, посылая мне в утешение отдельные лучи, пробивающиеся сквозь тучи.      

 Грусть поселилась на картине и в душе моей поселилась.       

Сердце кричало, стонало и недоумевало. Почему люди, которых я пустила в свою душу, развели в ней костёр и жарят меня заживо?       

Не было у меня ответа.       

Но я приехала сюда рисовать, так тем и занимаюсь.       

— Мила, Милочка, у нас с Лялей уже шашлык готов, присоединяйся.       

— Я не хочу, вы как-нибудь без меня.       

Он подошёл и обнял меня сзади, глядя на картину.       

— Красиво-то как, Мила! Всё-таки ты моё чудо.       

— Зачем ты позвал её?       

— Она твоя подруга. Так получилось, я говорил о поездке, она сказала, что никогда не была здесь и очень хотела бы посмотреть. Я её пригласил. Что такого?       

— Я хотела провести этот день с тобой. Только с тобой, понимаешь? Куда ты её пригласишь в следующий раз? Может быть, в ЗАГС?       

— Не надо портить мне настроение! Я приехал отдыхать, так давай отдыхать. Свои инсинуации оставь при себе. Я повода для слёз не вижу. Я наизнанку выворачиваюсь, чтобы угодить тебе, а ты ещё с упрёками. Что я ещё для тебя должен сделать? Я не заслужил нормальный выходной? Я пашу, как лошадь, для тебя, между прочим. А ты мне выговариваешь, что я не так предвосхитил твои желания. Короче, хочешь — иди ешь, не хочешь — продолжай рыдать. Только день мне не порти. Ясно?       

— Ясно! Не мешай мне рисовать. У тебя там прекрасная компания, вот и радуйся жизни.       

— Да, очень милая девушка и кровь не пьёт, в отличие от некоторых.       

Он развернулся и ушёл. А я осталась.       

Нет, не подошла я к ним и не подойду. Хорошо, что ветер, хорошо, что всхлипываний моих не слышно. Неужели вот так и приходит конец всему…       

Я не заметила её приближения. Я все свои эмоции в картину вложила. Все чувства, всю боль.       

— Живое море у тебя получилось, только беспокойное очень. Милочка, родная, прости. Вот уж не думала, что могу стать причиной вашей ссоры. Я же люблю тебя. Если бы я знала, то не напросилась бы и не поехала. А теперь испортила вам день. Ты плачешь, Илья злой. Не хотела я!       

Она выглядела действительно расстроенной и искренней.       

— Ты не виновата, Ляля. Всё хорошо. Я приехала за вдохновением, так его мне с избытком хватило. Видишь, какая красота получилась, самой нравится.       

— Пойдём кушать. Илья шашлык сделал, нажарил, а сам не ест, без тебя не ест. Ну что ты, а?      

 Я поверила. Может быть, потому что очень хотела поверить. Просто старалась не видеть очевидное. Я не могла подумать, что Ляля претендует на моего Илью. Нет, я обвинила во всём только его. Это он позвал её с собой, а она не виновата. Не виновата и точка.       

И я пошла к походному столику, разложенному недалеко от мангала. Села на раскладной стул. Положила себе бутерброд на тарелку и салата немного.       

— Тебе вина налить, Мила? — он смотрел так нежно. Сердце отпустило.       

— Налей.       

Я выпила, съела целых два шампура шашлыка. И расслабилась.      

 Вот дурочка я! Сама себе напридумывала и создала проблему на ровном месте, а никакой проблемы и нет вовсе. Со мной мои близкие и родные люди. Илюша, которого безумно люблю, и Ляля — лучшая подруга. Вон как она море моё рисованное хвалила.