Опасный маркиз

Глава 1

Лондон, 1811 год

Юфимия Марлингтон всерьез подумывала отравить герцога Карлайла, ведь в гареме яд был излюбленным средством для решения проблем, но, увы, в ее нынешнем положении яд не мог помочь.

Во-первых, у нее не было ни яда, ни малейших идей, как его достать в этой холодной чужой стране, во-вторых, что гораздо важнее, травить собственного отца считалось признаком дурного тона.

Нарезая круги вокруг массивного стола красного дерева и не переставая раскатисто читать ей нотации, герцог Карлайл и не подозревал, о чем в эту минуту думает его дочь. Чтобы отец точно ни о чем не догадался, Мия постаралась выглядеть смиренной и кроткой — умение, которое она отточила за семнадцать лет, проведенных во дворце Бабы Хасана. Ей постоянно приходилось принимать беззаботный вид, строя планы убийства, когда она жила среди шестидесяти с лишним женщин, из которых по меньшей мере пятьдесят желали ей смерти.

Тут Мия поняла, что в просторном кабинете герцога воцарилась тишина, подняла голову и встретилась взглядом с разъяренными зелеными глазами.

— Ты меня вообще слушаешь, Юфимия? — Кустистые каштановые брови ее отца изогнулись, как пара рыжих гусениц.

Мия мысленно отругала себя за невнимательность:

— Прошу прощения, ваша милость, но я не совсем вас понимаю.

Это была не такая уж большая ложь, и она спасала уже несколько раз за последние шесть недель. Мия, хоть по-прежнему и думала по-арабски, неплохо понимала английскую речь, когда не отвлекалась на посторонние мысли.

Судя по подозрительному взгляду герцога, ее попытки сослаться на незнание языка уже не были такими убедительными, как прежде.

— Я сказал, что тебе стоит осторожнее выбирать, кому и о чем рассказывать. Я с ног сбился, чтобы скрыть самые отталкивающие обстоятельства твоего прошлого. Мне с трудом это удается, когда ты болтаешь об отрубании голов, отравителях и… э-э… евнухах. — При слове «евнух» бледную кожу ее отца окрасил румянец.

Мия склонила голову, пряча улыбку.

Видимо, приняв ее поклон за признак раскаяния, отец Мии вновь начал прохаживаться туда-сюда; толстый обюссонский ковер, коричневый с золотыми узорами, покрывавший пол, приглушал шаги его тяжелых сапог. Герцог несколько раз откашлялся, словно пытаясь избавиться от привкуса возмутительного слова, и продолжил:

— Рано или поздно мои заботы о тебе принесут плоды, но только если ты перестанешь делиться с посторонними самыми гнусными аспектами своего прошлого.

Наблюдая за отцом из-под опущенных ресниц, Мия подумала о тех аспектах своей жизни в Оране, которыми ни с кем не делилась. Как бы герцог отнесся к тому, что у нее имеется семнадцатилетней сын Джибриль? Или к тому, чтобы она во всех мерзких подробностях рассказала о самых необычных пристрастиях Бабы Хасана? Будет ли лучше ужаснуть его, рассказав правду, или позволить ему и дальше обращаться с ней как с пятнадцатилетней девочкой, хотя ей уже стукнуло тридцать два года?

Ответ был прост: истина никому не принесет выгоды и уж точно ничем не поможет Мие.

— Простите меня, ваша светлость, — прошептала она.

Герцог фыркнул и продолжил мерить шагами комнату.

— Твоя кузина заверила меня, что ты усердно учишься вести себя прилично в обществе, но после недавнего фиаско… — он покачал головой, морща обычно гладкий лоб.

Речь шла о недавнем званом обеде, на котором Мия заметила, что казнь путем отсечения головы гуманнее, чем повешение. Откуда ей было знать, что это простое замечание вызовет такой переполох?

Герцог вновь остановился перед ней:

— Меня беспокоит, что твоя двоюродная сестра Ребекка с тобой недостаточно строга. Может быть, тебе будет полезно более суровое воспитание, например под руководством твоей тети Филиппы?

Мия поморщилась. Одна-единственная неделя под неусыпным надзором тети Филиппы была ужаснее семнадцати лет в гареме, среди толпы злокозненных женщин.

Герцог кивнул, на его красивом лице появилась мрачная улыбка.

— Да, я вижу, что, несмотря на языковой барьер, ты осознаешь, как изменится твоя жизнь, если я отправлю тебя в Бернвуд-парк, к моей сестре.

От этого жуткого предложения Мие непреодолимо захотелось пасть ниц, как она привыкла поступать, когда Баба Хасан был ею недоволен, — его неудовольствие не раз стоило девушкам из гарема головы. К счастью, Мие удалось сдержаться. Когда она в прошлый раз продемонстрировала этот жест смиренного уважения (впервые за семнадцать лет оказавшись в Англии), герцог онемел от ужаса при виде дочери, валявшейся у его ног в дорогой обуви, так что Мия просто опять склонила голову.

— Я бы не хотела жить с тетей Филиппой, ваша светлость.

Тяжелый вздох герцога повис у нее над головой, словно грозовое облако.

— Посмотри на меня, Юфимия. А я ведь думал, ты сама хочешь оставить свое безотрадное прошлое позади и начать новую жизнь. Конечно, ты уже немолода, но вполне привлекательна и все еще способна рожать. Жизнь, которую ты вела, может стать… помехой на пути к счастью. — Герцог умолк, будто сам считал, что «помеха» — это слабо сказано. — И все же есть несколько уважаемых в обществе людей, готовых на тебе жениться. Но ты должна смиренно принять некоторые… э-э… недостатки мужчин, ищущих твоей руки.

«Недостатки»! У Мии едва не вырвался истерический смешок. Ее отец имел в виду, что лишь умалишенные, мерзкие, безмозглые, больные или страдающие сразу от нескольких из этих недугов готовы жениться на немолодой женщине с сомнительным прошлым.

Мия ответила:

— Да, ваша светлость.

— Я понимаю, что они не похожи на прекрасных принцев, о которых мечтают девочки, но ты уже давно не девочка, Юфимия, — все это было сказано таким деловым тоном, что можно было подумать, герцог говорил о состоянии канализационных труб в имении Карлайлов, а не о счастье дочери. — Если не исправишься как можно скорее, лишишься даже своего небогатого выбора, и все, что тебе останется, это тихая жизнь в Бернвуд-парке, а мы оба знаем, что тебе бы этого не хотелось. — Герцог дал ей осознать его слова и продолжил: — Светский сезон почти окончен, и тебе пора принять решение о своем будущем. Ты меня понимаешь?

— Да, ваша светлость, понимаю.

Мия понимала его, и даже очень неплохо. Отец хотел избавиться от нее прежде, чем она сделает что-нибудь настолько вопиющее, что лишится всякой надежды на брак.

— Вот и славно. — Морщины на лбу герцога разгладились. — Сегодняшний бал предоставит тебе прекрасную возможность познакомиться поближе с несколькими мужчинами, которые проявили к тебе интерес. Все, что от тебя требуется, это вести себя пристойно и как следует развлечься — конечно, в пределах разумного.

Герцог похлопал ее по плечу, вернулся в свое кресло и продолжил изучать конторскую книгу. Аудиенция была окончена.

За дверями герцогского кабинета возвышались два лакея. Один из них шевельнулся, чтобы закрыть дверь за Мией.

— Спасибо, — сказала она, хоть и знала, что слуг не благодарят.

Лакей по-прежнему смотрел ей через левое плечо, но на его могучей шее появились красные пятна.

Прошло несколько недель с тех пор, как Мия вернулась в Англию, но ее по-прежнему постоянно отвлекало обилие привлекательных мужчин, которые не были евнухами. Этот интерес часто бывал взаимным, и она спиной чувствовала любопытный взгляд лакея, направляясь в библиотеку.

Куда бы она ни пошла: в лавку, или на бал, или в столовую фамильного дома, — всем хотелось узнать побольше о загадочной дочери герцога Карлайла: и слугам ее отца, и толпам незнакомцев, часами ожидавших ее появления возле его дома, и особенно тем, кто вел скандальные колонки в газетах, которые в Лондоне продавали на каждом углу.

Газетчики не успевали сочинять о ней истории так часто, как того желали жадные до сплетен читатели. Те, что посмелее, пытались вытянуть такие истории из нее самой, забирались в герцогскую карету — один из них проделал это прямо на ходу, — прятались в багажном отделении и проникали в примерочную излюбленной модистки Мии.

Вся страна сгорала от нетерпения узнать больше о таинственном прошлом Мии. Не желали этого лишь ее близкие, которые жили в постоянном страхе, что она сделает или скажет что-нибудь настолько ужасное, что от репутации ее семьи не останется камня на камне.

Мия распахнула дверь в библиотеку и остановилась. Ее младший брат сидел за большим столом, занимавшим солидное место у дальней стены комнаты, заставленной книжными шкафами. Из-за шатких стопок книг и бумаг виднелась только его макушка. Мия едва сдержала стон разочарования. Неужели во всем огромном доме не найдется места, где можно остаться наедине со своими мыслями?

Встретившись взглядом с удивленными зелеными глазами брата, она попятилась было из комнаты:

— Прости, Киан, не знала, что ты занят. Не буду тебя отвлекать.

— Останься, пожалуйста. Мне нравится твое общество. — Он жестом указал на гору книг. — Сегодня у меня совсем голова не работает.

Мия вздохнула и закрыла дверь:

— Ты слишком много думаешь, Киан.

Она пересекла широкую равнину блестящего темного паркета и присела на кушетку густо-красного цвета напротив стола.

— Отец тоже так говорит.

Мия поморщилась:

— А, отец.

Она развязала ленты своих тонких лайковых туфель и сбросила их, садясь по-турецки, но поймала взгляд Киана и примирительно подняла руку:

— Брат, пожалуйста, меня уже только что отругали. Не злись на меня.

Киан покачал головой, так что каштановая прядь упала ему на лоб:

— Мне плевать, как ты сидишь, Мия, но ты знаешь, как это важно для отца. Придется тебе привыкнуть к нотациям, если продолжишь так сидеть. — Он отодвинул стопку книг в сторону, чтобы лучше видеть сестру. — Но довольно об этом. Скажи, ты с нетерпением ждешь вечера?

— Нет.

Киан расхохотался.

— Я не шучу. Это будет просто еще одна возможность сделать или сказать что-нибудь не то и навлечь на себя гнев отца.

— Да ладно тебе, Мия. Я ничего не видел о тебе в книге для записей пари у себя в клубе. — Он ухмыльнулся. — Во всяком случае, на этой неделе.

— Ха. Очень смешно. Того, что я натворила на балу у Чаррингов, достаточно, чтобы заполнить несколько книг. — Мия оперлась локтем о спинку кушетки и опустила подбородок на руку.

Киан помрачнел:

— Пора забыть о том… э-э… случае, Мия. Я уже давно о нем ничего не слышал.

«Случай» приключился во время первого бала Мии, на котором она ужасно опозорилась. Утешения брата показались ей наивными и излишне оптимистичными. Люди перестали делать на нее ставки в книгах для пари, но это не значило, что они обо всем забыли.

— В любом случае, — продолжил Киан, — не сомневаюсь: этим вечером у тебя не будет отбоя от ухажеров.

Брат Мии изо всех сил старался приукрасить событие, которое, в сущности, сводилось к публичному аукциону.

Мия пожала плечами:

— Да уж, на званом обеде нежеланных гостей не будет, только люди с безупречной родословной. После того как отец увидел, как я на балу у Пауэллсов говорила с наследником угольного магната, я усвоила, что богатство, нажитое от добычи угля или производства тканей, обесценивает хорошую генеалогию, в то время как скудоумие, дряхлость и фатовство, напротив, вполне приемлемы.

Киан взглянул на дверь, как будто кто-то — герцог? — мог подслушивать у замочной скважины.

— Дорогая сестра, лучше попридержи язык, если хочешь привлечь хотя бы таких мужчин.

— Мне так и сказали. Кроме того, отец дал понять, что отправит меня в заточение к тете Филиппе до конца моих дней, если я не выйду замуж до конца сезона.

Киан открыл было рот, но тут же опять закрыл. Что-то в обреченном взгляде брата вызвало у Мии угрызения совести.

— Не обращай на меня внимание, Киан. Мне все еще больно от слов отца.

— Ты хоть знаешь, кого отец сегодня предложит твоему вниманию?

— О да, я видела список гостей. — Мие с трудом удавалось сохранять беззаботный тон, кровь пульсировала в висках от ярости при мысли о кандидатах в мужья, которых подобрал для нее отец. Перед каждым будет на столе табличка: лорд Канстон, за восемьдесят, пускает слюни, принимает меня за одну из своих семи дочерей, отчаянно нуждается в наследнике и новой крыше для своего загородного дома в Девоне; виконт Моэм, двадцать два года, кожа бледная, как у юной девушки, и явное равнодушие к женщинам.

— Мия!

Киан встрепенулся так резко, что уронил стопку книг и едва успел поймать ее прежде, чем она свалилась на пол.

— Кто тебе такое сказал?

— Мне тридцать два, Киан. — Мия приподняла брови. — Скажи, брат, разве я не права?

Киан точно язык проглотил, но его пунцовое лицо вызвало у Мии улыбку.

— Твоя физиономия говорит лучше всяких слов.

Мия и правда не могла припомнить, когда в последний раз у нее самой бывал такой румянец. Султан отучил ее краснеть много лет назад.

— Хоть ты об этом и знаешь, Мия, нельзя говорить об этом на людях, особенно при отце.

— Я не на людях, с тобой. Если я не могу даже с тобой говорить откровенно, кто же мне остается? Кузина Ребекка?

— Боже милостивый! Конечно, нет!

Мия тяжко вздохнула:

— О, Киан, как будто я допущу подобную глупость!

— Нет-нет, конечно, не допустишь. — Осоловело посмотрев своими зелеными глазами на заваленный книгами и бумагами стол, он опять взглянул на сестру. — Если уж тебе так хочется говорить о подобных вещах, лучше говори со мной, но только наедине. Дай слово, что никогда не станешь этого делать в чужом присутствии.

Мия недоверчиво взглянула на него.

— Я серьезно, Мия. Дай мне слово.

Строго поджатые губы и суровый взгляд Киана придали ему явное сходство с отцом. Мия подозревала, что он вряд ли обрадуется, если узнает об этом.

— Хорошо, Киан, даю слово. Может, поплюем на ладони и пожмем друг другу руки, как в детстве?

Киан со стоном опустил голову на руки.

— Шучу, — выдавила Мия сквозь смех. — Клянусь больше не говорить о таких вещах, когда нас могут услышать. Так сойдет?

На лице Киана не было облегчения, напротив, между глазами пролегли морщинки беспокойства.

— Но ведь не все твои ухажеры так ужасны?

Мия хотела его утешить так же сильно, как саму себя. Не то чтобы у нее были особенно завышенные требования — она не ожидала любви или дружбы, вовсе нет, скорее искала равнодушия. Чем меньше дела мужу будет до нее, тем проще будет спланировать бегство назад, в Оран.

К сожалению, она не могла рассказать об этом Киану, особенно учитывая, как сильно пострадает его репутация, когда она бросит будущего мужа. Ах, если бы она могла просто исчезнуть, не связывая себя браком! Но отец отрезал ей пути к отступлению, выдавая так мало денег, что их едва хватало на булавки, и отказываясь дать больше, пока она не выйдет замуж. И даже если бы у нее хватало денег для возвращения в Оран, строгий надзор герцога не оставлял надежды организовать побег.

— Мия?

Мия посмотрела на Киана и улыбнулась так ободряюще, как только могла в сложившихся обстоятельствах.

— Хоть я и жалуюсь, но на самом деле с нетерпением жду сегодняшний бал.

Облегчение на лице Киана стоило этой маленькой лжи. Мия всунула ноги в туфли, завязала ленточки на щиколотках и поднялась.

— Не буду тебя отвлекать. — Она протиснулась между горами книг и бумаг, поцеловала брата в щеку и удалилась.

— Оставь за мной хоть один танец, — крикнул Киан ей вслед.

Мия закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Не поделиться ли планами с Кианом? Возможно, она его недооценила? Ведь он и сам здесь несчастлив. Он проводит большую часть своего времени, закопавшись в книги, лишь бы сбежать от неподъемных ожиданий герцога. Вдруг он ей поможет?

Мия оттолкнулась от двери и тряхнула головой, твердя себе, что принимает желаемое за действительное. Киан, пусть и сочувствует ей в брачных делах, никогда не поймет ее желания вернуться в Оран. Кроме того, известие о существовании ее сына тоже его не обрадует. Для любого из десяти тысяч богатейших людей Англии, включая ее собственную семью, ее любимый Джибриль был всего лишь бастардом-метисом, прижитым от неверного дикаря.

Нет уж, вернуться к сыну придется, полагаясь только на собственные силы. Никому нельзя доверять, даже брату. Чем скорее она исполнит волю отца и выберет себе мужа, тем скорее сможет бежать из этой ужасной страны и вернуться к Джибрилю.

Сегодня Мия должна была принять окончательное решение, каким бы бедным ни был выбор.

Глава 2

Сейер показал Адаму два жилета на выбор.

Адам уже собирался отказаться от обоих и велеть принести что-нибудь более подходящее для вечера в клубе, когда у него перед глазами возникло лицо герцога Карлайла. Адама поразило то, как тот обрадовался их встрече в клубе «Уайтc». Уже много лет никто не был ему так рад.

Но хоть теплое приветствие его и озадачило, последующий разговор заинтриговал. Даже теперь, спустя четыре дня, его интерес не угас.

— Проклятье! — выругался Адам.

— Прошу прощения, милорд?

Адам вздохнул:

— Тот, что справа, Сейер.

Пока камердинер помогал ему надеть жилет из белого шелка, Адам продолжил мысленный спор с самим собой, начавшийся еще со встречи с герцогом во вторник. Ехать или не ехать на этот треклятый бал и званый обед, которые устраивает герцог?

Герцог Карлайл был старше его по возрасту, пользовался всеобщим уважением и прежде даже парой слов с ним не перекинулся, а теперь уговаривал его с настойчивостью закадычного друга, не дал даже снять шляпу и перчатки, а сразу же потащил к столу.

— А, Эксли, я надеялся застать вас здесь сегодня. С вашего позволения, уделите мне минутку?

— С удовольствием, ваша светлость, — ответил Адам после секундной заминки.

У него и сейчас дергался уголок губ при воспоминании о лицах тех, кто окружал их в клубе тем утром. Все взгляды были направлены на необычную сцену: один из самых гордых и благопристойных представителей высшего света умолял о чем-то одного из самых скандально известных и отталкивающих — Адам прекрасно знал, что эти два определения часто применялись к нему, хотя никто не решался называть его так в лицо.

Герцог подвел его к паре кресел перед погасшим очагом и отмахнулся от склонившегося в ожидании официанта.

— Послушайте, Эксли, вы получили приглашение на мероприятие, которое пройдет у меня в эту субботу?

— Мероприятие?

— Да, бал в честь моей дочери.

Адам моргнул и поерзал в кресле:

— Нет, не получал.

Герцог махнул рукой:

— Неважно. Моя бестолковая племянница, которая организовала этот чертов прием, не знала, что вы в Лондоне.

К чести герцога следует сказать, что его бледная кожа покрылась румянцем от этой откровенной лжи. Старикан вместе со своим безмозглым кузеном и всеми остальными представителями высшего света прекрасно знал, что Адам редко покидал столицу, даже по окончании сезона.

— Так или иначе, — продолжил Карлайл упрямо, — я хочу лично пригласить вас на этот бал.

— Это честь для меня, ваша светлость.

Кроме того, Адаму было чертовски любопытно. В конце концов, вот уже почти десять лет — с тех пор как его прозвали маркизом-убийцей (тоже исключительно за глаза) — очень немногие стремились с ним связываться и ни один из них не был герцогом.

Тут Карлайл наклонился к Адаму, словно намереваясь поделиться какой-то конфиденциальной информацией:

— Вам ведь известно, что леди Юфимия долгое время была в отъезде?

Адаму оставалось только поражаться, как буднично герцог говорит о семнадцатилетнем отсутствии дочери, ведь эта тема так интересовала жителей Англии, что предприимчивые газетчики вовсю наживались, подбрасывая читателям все новые сплетни на ее счет. Юфимия Марлингтон даже заставила всех позабыть о Бони. Вот уже шесть недель желтую прессу интересовал только один вопрос: чем же дочь герцога занималась все эти годы?

Адам взглянул через стол на одного из немногих людей в Англии, кто наверняка знал ответ на этот вопрос, и улыбнулся:

— Кажется, мне доводилось слышать о возвращении вашей дочери.

Сарказм оказался слишком тонким, чтобы Карлайл его заметил.

— Вы ведь еще не встречались с ней?

— Наши пути еще не пересекались, ваша светлость.

В самом деле: было бы, мягко говоря, странно, если бы им довелось встретиться. Адам не посещал светские мероприятия и очень сомневался, чтобы леди Юфимия была завсегдатаем игорных домов, мужских клубов или пристанища его любовницы — словом, тех мест, где обычно можно было повстречать Адама.

— Вы должны с ней познакомиться, Эксли. Разумеется, она жаждет выйти замуж, так же как и другие представительницы прекрасного пола, — продолжил герцог со смешком, краснея пуще прежнего. — Теперь, когда она снова дома, она только и мечтает, что о детской колыбельке.

Герцог был настолько откровенен, что Адам почти боялся, что Карлайл поделится с ним подробностями физиологического состояния дочери и известит его, когда у той начнутся регулы.

Адам так и не нашелся, что сказать, и герцог добавил:

— Мужчине, который сможет заполучить ее в жены, очень повезет.

— Осмелюсь предположить, уже нашлось немало претендентов на ее руку и сердце, ваша светлость.

От холодной насмешки улыбка сползла у Карлайла с лица.

— А как дела у вашей семьи, Эксли? Насколько мне известно, у вас три дочери, не так ли?

Не самый деликатный способ напомнить Адаму, что у него нет наследника, но, видимо, свою задачу герцог выполнил: вот он, наряжается перед первым светским приемом почти за десять лет.

Адам прервал свои размышления, когда Сейер взялся помогать ему надеть новый сюртук (это довольно утомительное занятие заняло несколько минут, и у обоих сбилось дыхание). Адам отбросил непослушную прядь с лица и застегнул сюртук на серебряные с ониксом пуговицы, все еще пытаясь понять, почему герцог пригласил его на бал.

Намерения Карлайла были настолько прозрачны, что ему не хватало только явиться в клуб «Уайтс» с племенной книгой и молоточком аукциониста. Он стремился выдать дочь замуж, и как можно скорее. Адам его понимал: дама была отнюдь не первой свежести — но никак не мог взять в толк, почему герцогу вздумалось отдать единственную дочь человеку с такой дурной репутацией.

Сейер подошел к нему с подносом, на котором были разложены цепочки для карманных часов, булавки, кольца, часы и лорнеты. Адам надел на палец довольно броское кольцо с печаткой — крупным рубином в богатой золотой оправе, выбрал самый скромный из серебряных лорнетов и присмотрел единственную цепочку для часов, украшенную неограненным сапфиром. Покончив с приготовлениями, он отступил и оглядел свое отражение в зеркалах трельяжа. Оттуда на него взглянули три безупречно одетых для званого вечера джентльмена. Все трое выглядели слегка озадаченными и немного раздраженными. Адам нахмурился. Все еще оставалось время переодеться и отправиться в клуб.

— Ваш экипаж готов, милорд, — сообщил Сейер с плащом и шляпой наготове.

Адам мог поклясться, что его камердинер, который мог бы научить сфинкса сдержанности, был доволен. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы представить себе, о чем сейчас болтают слуги. Наверняка все они, даже невозмутимый Сейер, были рады узнать, что их хозяин решил прервать добровольную ссылку и вернуться в общество. Им вряд ли было очень приятно работать на человека, которого весь Лондон считал хладнокровным убийцей.

Для них этот бал должен был стать первым шагом на пути к восстановлению его доброго имени. Потом он женится и вскоре обзаведется кучей детишек, которых не придется прятать в деревне, как трех его дочерей.

Адам принял шляпу и перчатки из рук камердинера:

— Не жди меня, Сейер.

Он прошел по тихому коридору и вниз по изогнутой лестнице, поджав губы. Сегодняшний бал станет чем-то вроде символической смерти от тысячи порезов. Придется весь вечер терпеть клевету других представителей высшего света только ради того, чтобы познакомиться с женщиной, с которой он вовсе не горел желанием встречаться или вступать в брак, с женщиной, которая походила не то на стареющую матрону, не то на театральную танцовщицу — смотря каким слухам верить.

Но, возможно, все обстояло еще хуже? Что-то с ней было явно не так, раз родной отец желал заполучить в зятья именно такого, как Адам.

Мия наблюдала за своим отражением в зеркале, пока Лавалль возилась с ее волосами. Француженка была заносчивой, но свое дело знала. Ей удалось совладать с непослушными рыжими кудрями Мии и уложить их так, чтобы хозяйка казалась хоть на пару дюймов выше.

Если бы Мия могла поменять всего одну черту своей внешности, то выбрала бы рост. При росте всего в полтора метра ей приходилось смотреть снизу вверх на всех, кто был старше десяти лет. Она знала, что именно из-за малого роста, как у ребенка, мужчины и обращались с ней как с ребенком, хоть и одевалась она вовсе не по-детски. Ее великолепное платье было сшито из облегающего нефритового шелка с единственной почти незаметной нижней юбкой. Оно, без сомнения, возмутит ее отца, но Мия заказала его у портного, которого тот сам выбрал, так разве ему было на что жаловаться? Это платье в пол было весьма скромным по сравнению с тем, что она носила во дворце у султана, где проводила много времени полностью или почти обнаженной. В пустыне было жарко, и прохладные каменные стены приносили не такое уж большое облегчение. Все старались почаще окунаться в воду в купальнях, чтобы не сойти с ума знойными летними днями.

Лавалль надела Мие на шею знаменитые изумруды Карлайлов и отступила на шаг.

— Вуаля!

Мия разглядывала свое отражение в зеркале, наклоняя голову то влево, то вправо. В молодости, в гареме, ей приходилось терпеть постоянные насмешки. Даже когда она заняла высокое положение в иерархии, боровшиеся за внимание Бабы Хасана темноглазые красавицы с пышными формами потешались над ее рыжими волосами, детским телосложением и веснушчатой кожей. Привлекательная ухоженная дама, смотревшая на нее из зеркала, разительно отличалась от той перепуганной нескладной девочки и выглядела… как королева.

В этот самый момент в гардеробную вошла кузина Ребекка, замерла у двери и прикрыла рот рукой, затянутой в перчатку:

— О! Мия, ты прелестна… как кукла!

Сама Ребекка была облачена в платье неопределенного серо-коричневого цвета, который никому не пришелся бы к лицу. Мия вздохнула. Ее двоюродная сестра не блистала красотой, но личико имела миленькое. В голубом или сиреневом платье она была бы довольно привлекательна со своими мягкими серыми глазами.

— Спасибо, кузина Ребекка. Ты тоже чудесно выглядишь, — соврала Мия, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать ее в щеку.

Ребекка покраснела и неловко коснулась ее локтя.

Мию огорчало, что ее родственники не хотели — или не могли — выражать привязанность. Во дворце султана ее не раз спасало умение выражать свое расположение к человеку языком тела. Когда ее сын был маленьким, она постоянно обнимала его. Когда Джибриль вырос, они оставались близки, хоть он и запретил ей обнимать себя на людях, когда его сводный брат Асад начал его высмеивать и говорить, что объятия к лицу только детям.

Мия мысленно задвинула тоску по сыну подальше и, подав руку Ребекке, улыбнулась своей высокой кузине снизу вверх:

— Ты готова?

В просторной гостиной собралась толпа родственников Мии — все с каштановыми волосами — и немалое количество одиноких мужчин. Она как раз беседовала с кривозубым сыном какого-то северного графа — джентльменом средних лет, который никак не мог отвести глаза от ее декольте на время, достаточное для того, чтобы договорить хоть одну фразу, — когда собравшиеся вдруг разом затихли. Мия посмотрела туда, куда были направлены взгляды присутствующих, и, увидев темноволосого мужчину, который подошел к ее отцу, подтолкнула локтем брата, который о чем-то яростно спорил с джентльменом постарше из своего философского общества:

— Киан, кто это?

— О ком ты? — переспросил он, все еще поглощенный прерванной беседой.

— Вон тот джентльмен, который говорит с отцом.

Киан проследил за ее взглядом и заметно напрягся, процедив:

— Боже милостивый! Да как он мог?

— Кто мог? Что мог? — заинтересовалась Мия, бросая взгляды то на разгневанное лицо брата, то на объект внимания всех присутствующих.

В отличие от герцога в богато расшитом зеленом жилете, в одежде незнакомца не было и намека на цвет. Темные волосы его казались черными и резко контрастировали с бледной кожей, которая придавала его облику трагизма. Он стоял слишком далеко, чтобы Мия могла разглядеть цвет его глаз, но брови над ними, четко очерченные, правильной формы, видела, как и высокие скулы и упрямый подбородок, а между ними — неулыбчивые губы.

Герцог что-то говорил, наклонившись к нему, а брюнет, подняв лорнет, оглядывал гостиную, словно ястреб, высматривающий в поле добычу. Мия почувствовала даже издали, как ее отца разгневало явное пренебрежение к его словам, и губы ее дрогнули в улыбке. Что это за человек, который может позволить себе относиться к одному из самых влиятельных пэров Англии, как к какому-то рядовому, ничего не значащему члену общества?

Она похлопала Киана веером по руке:

— Кто это?

— Адам де Куртене, маркиз Эксли, — процедил тот сквозь зубы.

— Он чем-то тебе насолил?

— Вовсе нет. — Киан обернулся и раздраженно взглянул на Мию, прищурившись и сжав губы в нитку.

Мия с трудом сдержала улыбку от вида его почти комичного возмущения.

— Почему все пытаются скрыть, что таращатся на него?

— Они таращатся потому, что никто не ожидал увидеть его в таком месте.

— В доме?

Киан так грозно на нее посмотрел, что Мия не выдержала и рассмеялась.

— Нет, на респектабельном мероприятии, среди приличных людей. Он не появлялся на светских приемах с тех пор, как…

— С каких пор?

Киан нетерпеливо тряхнул головой:

— Неважно. Не появлялся очень давно.

Взгляд Киана опять метнулся к маркизу, который сам начал что-то говорить их отцу. Герцог, брови которого и без того были сдвинуты, внезапно побагровел от ярости.

— Боже мой! Что он такого сказал отцу, что тот так рассердился? — поинтересовалась Мия.

— Что бы он ни сказал, так отцу и надо.

Прежде чем Мия успела потребовать от брата объяснений его загадочного замечания, маркиз поднял бокал и указал им на нее.

— Проклятый невежа! — выругался Киан, вставая так, чтобы заслонить Мию собой, и сестра взяла его под руку.

— Мне не нужна защита.

Киан не обратил внимания на ее слова и, шагнув вперед, прошипел:

— Проклятье! Он идет сюда. Не заговаривай с ним, Мия. Я сам разберусь.

Когда маркиз Эксли с ленивой грацией хищника на охоте направился к Мие и Киану, тетушки, прочие родственники и воздыхатели разбежались и попрятались, точно куропатки в высокой траве. Маркиз был невысок и худощав, но под облегающей одеждой сдержанных черно-белых тонов угадывались стальные мышцы. Сюртук сужался книзу от широких плеч, обрамляя узкие подтянутые бедра и скульптурные икры ног человека, ведущего активный образ жизни. Когда он оказался на их стороне комнаты, только Мия и Киан остались, чтобы его поприветствовать.

Мия с трудом оторвала взгляд от облегающих черных бриджей и взглянула Эксли в глаза — поразительно бледно-голубые, необычного цвета, который был еще заметнее благодаря густым темным ресницам. Он слегка улыбнулся ее очевидному любопытству и перевел взгляд пугающих глаз на ее брата.

— Может, представите нас друг другу, Абермарл? — Голос у него был низкий, бархатный и внятный, такой же привлекательный, как и он сам.

Киан молчал, сжимая кулаки. Маркиз окинул юношу таким взглядом, словно тот был соринкой на шейном платке. Чем дольше он смотрел, тем больше лицо Киана покрывалось пятнами.

Мие хотелось стукнуть брата. Да что с ним такое? Вместо этого она обошла его и протянула гостю руку, надеясь прервать разыгравшуюся немую сцену прежде, чем Киан набросится на гостя.

— Меня зовут Юфимия Марлингтон.

Маркиз низко склонился над ее протянутой рукой:

— Очень рад встрече, леди Юфимия. Меня зовут Эксли.

Его губы, казавшиеся твердыми и холодными как камень, оставили пылающий отпечаток на прохладном шелке ее перчатки.

Мия присела в низком реверансе, который полагался султану. Когда она поднялась, то увидела, как одобрительно заблестели глаза маркиза. Его губы изогнулись в почти улыбке.

— Вы рады были возвратиться в лоно семьи, миледи? — такой невинный вопрос, но от Мии не укрылась ирония в голосе Эксли.

Мия бросила взгляд на отца: герцог смотрел на нее такими же суровыми, как лоно ее семьи, глазами. Неужели все в этой комнате — весь Лондон — знают, в какой стыд повергло отца ее возвращение?

Если и так, ни к чему показывать, как сильно это ее задевает.

Мия просияла, повернувшись к маркизу:

— Очень рада, милорд. Особенно меня обрадовало воссоединение с младшим братом.

Они оба повернулись к Киану. Тот смотрел на маркиза, словно видел перед собой опасную и непредсказуемую рептилию.

Улыбка сползла с лица Мии, и она уцепилась за первую же мысль, пришедшую в голову.

— Брат говорит, ваше присутствие здесь — большая редкость, лорд Эксли.

Темные брови маркиза изогнулись, словно он не ожидал, что Киан способен говорить.

— Я не любитель такого рода людных мероприятий, но ваш отец меня заверил, что я пожалею, если не приду сегодня.

На случай, если она не поняла, что ее отец организовал аукцион с ней в главной роли, Эксли начал внимательно ее изучать, как будто разглядывал кровного рысака на ипподроме. Его взгляд лизнул ее языком голубого пламени, опаляя кожу сквозь одежду и не оставляя ни единого кусочка тела невредимым. Особенно надолго он задержался на груди, которая поднималась и опадала, словно Мия только что бегала наперегонки.

Выражение его лица, прежде жестокое и расчетливое, стало… одобрительным, но все еще расчетливым.

Его беззастенчиво оценивающий взгляд вывел Киана из ступора, и он шагнул маркизу навстречу:

— Послушайте, Эксли, какого дьявола…

— Кушать подано! — громогласно объявил дворецкий.

Эксли протянул руку:

— Окажите мне честь сопровождать вас к столу, леди Юфимия.

Мия склонила голову и положила руку на гладкую прохладную ткань его рукава. Даже если бы захотела (а она не хотела), то не смогла бы устоять перед этим тихим приказом.

Глава 3

Они в молчании перешли из гостиной в столовую. Хотя Эксли был среднего роста, голова Мии едва достигала его плеча, и ему приходилось подстраивать под нее свои длинные шаги. Они замерли в двойных дверях, вместе с несколькими другими парами любуясь представшим их взорам великолепием.

Панели между тремя комнатами были открыты, образуя огромную столовую. Исполинские люстры заливали просторное помещение светом столь многочисленных свечей, что они могли бы неделю освещать половину Лондона. Обычно консервативный, сегодня герцог отказался от своих предпочтений, и блюда подавались по новой моде — а-ля рюс, когда каждый сам накладывает угощение себе в тарелку. На покрытом белой льняной скатертью столе гостей ожидали сорок кувертов, блиставших серебром, фарфором и хрусталем, при каждом — целая толпа соусников и бутылочек с приправами.

На открывшуюся гостям искрившуюся картину было больно смотреть, и гости, как бы они ни были утомлены и пресыщены роскошью, приближались к столу в молчаливом почтении.

Маркиз подвел Мию к стулу почти во главе стола:

— Ваше место здесь, миледи.

Он взглянул на ближайшую табличку, и его губы дрогнули.

— Ах, какой приятный сюрприз, — сказал он таким тоном, словно его эмоции были полностью противоположными. — Мне выпала честь обедать рядом с вами.

Было ли все дело в отвратительном приеме, который оказали маркизу ее семья и гости, или он со всеми обращался с таким презрением? Мия мысленно пожала плечами. Презрение было гораздо приятнее, чем лживая лесть других претендентов на ее руку и деньги. Вообще-то Эксли был первым из воздыхателей, найденных ее отцом, к которому она не испытала отвращения с первого взгляда, скорее наоборот. Его красота была прямо-таки возмутительна.

Герцог месяцами представлял ей подходящих, по его мнению, мужчин — почему же она только сейчас впервые встретилась с маркизом? Мия пожевала губу. Возможно, она что-то неправильно поняла и он здесь вовсе не за тем, чтобы за ней ухаживать, но тогда почему ему отвели место рядом с ней? Может быть, он…

— Добрый вечер, Мия.

Мия скривилась от этого мерзкого голоса и, изобразив на лице улыбку, повернулась к его обладателю:

— Добрый вечер, мистер Чемберс.

Достопочтенный Гораций Чемберс, нынешний фаворит герцога Карлайла из числа потенциальных зятьев, захихикал, так что все его подбородки затряслись.

— Бросьте, Мия, мы же с вами такие близкие друзья! Зовите меня просто Гори.

Мия промычала что-то неопределенное и улыбнулась. Он просиял; его взгляд пополз по ее коже — липкий, как ножки мясной мухи.

— Вы сегодня очаровательны, моя милая.

Мия едва не вырвала у Чемберса руку при виде пота, блестевшего у него над верхней губой, когда он коснулся ее запястья влажными толстыми пальцами. Чемберс был лет на десять старше, но грузное тело и нездоровый румянец на вид делали его старше герцога Карлайла. Его отеческая манера говорить контрастировала со взглядом; в прошлый раз Мия видела такой у султана, когда была еще совсем девчонкой.

Мия потянулась за льняной салфеткой, чтобы уклониться от липкого прикосновения. Взгляд выпученных глаз Чемберса скользнул по ней и уперся в маркиза. Он прищурился и хрюкнул, словно обнаружив нечто неожиданное и неприятное.

Когда Мия повернулась, чтобы проверить реакцию маркиза, то заметила, что дама, сидевшая слева от него, отодвинулась так далеко, что чуть не оказалась на коленях у своего соседа. Мия почувствовала, как шею обжигает от гнева при виде такого возмутительного поведения. «Да что с ними со всеми такое?»

— Вы часто бываете в Лондоне, милорд? — спросила Мия в надежде отвлечь маркиза от грубого немигающего взгляда Чемберса и трусливого бегства дамы слева.

Эксли с неторопливым изяществом взял со стопки фарфоровой посуды свернутую льняную салфетку.

— Моя загородная резиденция в Гэмпшире, но большую часть времени я провожу в столице.

Мия попыталась вспомнить местонахождение Гэмпшира на карте. Есть ли рядом море? Он расположен на юге? Не спросишь же маркиза, нет ли поблизости подходящего порта, из которого она могла бы сбежать в Оран.

Вместо этого она спросила:

— Вы предпочитаете жить в городе, но избегаете балов и приемов? Признайтесь, милорд, вам хоть что-нибудь доставляет удовольствие?

Маркиз внимательно посмотрел на нее:

— Мне доставляет удовольствие быть здесь сегодня.

Намек на симпатию в его прохладном голосе был едва различим, так что Мия не была до конца уверена, что ей не послышалось. Этот прекрасный айсберг что, флиртовал с ней? Если и так, то делал это очень тонко. Он вел себя совсем не так, как другие ее поклонники, которые бросались в бой за ее щедрое приданое, точно стая лаявших псов, с пеной у рта гнавших лисицу. Входил ли маркиз в число ее поклонников? Времени деликатничать у нее не оставалось.

— А ваша жена живет с вами в Лондоне, милорд?

— Моя жена уже несколько лет как умерла.

Мие было стыдно, но ее сердце затрепетало от этого известия. Какое же она чудовище! Возможно, маркиз любил жену и до сих пор горевал по ней? Она внимательно разглядывала его лицо в попытках увидеть хотя бы намек на эмоции, но так его и не нашла. По крайней мере, теперь она знала, что он вдовец и намерен жениться опять. Но для чего именно ему нужна она: ради приданого или для того чтобы обзавестись наследником? А может, для того и другого?

— У вас есть дети, милорд?

— Три дочери, — отрезал маркиз коротко, словно о потомках женского пола не стоило говорить.

— Сколько им лет, милорд?

— Старшей семнадцать, а две другие еще не вышли из классной комнаты.

Эксли повернулся, чтобы изучить индивидуальное меню, лежавшее возле его солонки; его явно больше интересовала еда, чем дочери или разговор с Мией.

Мия ничего не имела против. По правде говоря, она была рада отдохнуть от его неуютного взгляда. Маркиз горел внутренним огнем, который в одно и то же время возбуждал и утомлял. Кроме того, его внешность была так безупречна, что Мие отчаянно хотелось погладить его гладкую угловатую челюсть и ощутить, как кожу щекочут его острые черные ресницы. А этот рот…

Мия почувствовала, как у нее мурашки бегут по спине, и подняла взгляд, чтобы увидеть глаза отца.

Суровый взор зеленых глаз герцога метнулся между Эксли и Чемберсом, прежде чем возвратиться к Мие. Намек был предельно ясен. Он больше не будет поставлять ей поклонников, словно кот, таскающий хозяйке дохлых мышей. Или она сама сделает выбор между этими двумя мужчинами, или герцог выберет за нее.

Мия уже несколько месяцев догадывалась, что этот день настанет, и не теряла времени попусту. Она собирала по крупицам информацию о каждом из обедневших пэров, которые искали ее руки. Без денег и связей это было непросто.

Мия не слишком привередничала с выбором супруга, но ведь ей придется делить с ним постель — во всяком случае, до тех пор, пока не выдастся возможность сбежать, — поэтому она не хотела бы заразиться французской болезнью от бедного, но общительного лорда Харрингфорда или терпеть синяки и переломы от Горация Чемберса, которому нравилось избивать любовниц.

Совсем недавно она наводила справки о виконте Моэме. К сожалению, загородное имение молодого пэра было слишком далеко от моря, а потому не подходило для лелеемых Мией планов побега. С другой стороны, виконт был таким слабым и женствененным, что Мия сомневалась, захочет ли он возлечь с ней. Это предположение сделало Моэма ее фаворитом.

До сегодняшнего вечера.

Мия из-под опущенных ресниц разглядывала суровый профиль маркиза. Она была вовсе не против делить постель с таким красивым мужчиной, но как знать, что скрывается под его привлекательной оболочкой? Судя по тому приему, который ему оказывали сегодня, в его прошлом таилось нечто ужасное. Но с ней люди вели себя так же, хотя она ничем не заслужила такого отношения. В глазах высшего света отличаться от других значило быть изгоем.

Мия внимательно изучала красивый профиль, словно рассчитывала таким образом раскрыть все тайны маркиза.

В это мгновение Эксли решил взглянуть на нее. Его холодные глаза сверкнули при виде ее явного интереса, и губы изогнулись.

Мия рассвирепела. «Да как он смеет смотреть на меня вот так, сверху вниз? А я только-только начала ему сочувствовать». Она метнула в его сторону еще больше искр, чем он в ее, рывком разворачивая салфетку и расстилая на коленях. Она позволила этой симпатичной физиономии одурачить себя. Маркиз — всего лишь еще один мерзкий охотник за приданым, для которого она легкая добыча. Без сомнения, он рассчитывал, что она будет прыгать от восторга, раз ей выпал шанс выйти за маркиза, пусть его и избегает весь высший свет.

Мия взяла пару устриц с подноса маячившего за плечом лакея. Если маркиз хочет заполучить ее саму или ее деньги, ему придется потрудиться, как и всем остальным. У нее не оставалось больше времени для незаметного изучения потенциального жениха, так что ему придется отвечать напрямик и без лишних церемоний.

— Скажите, милорд, ваша старшая дочь выезжает в свет в этом сезоне?

Маркиз поджал губы в ответ на возобновление неприятной темы:

— Нет. Она в Гэмпшире с сестрами.

Так Эксли был из тех гадких типов, которые убеждены, что женщин и детей следует держать в деревне, пока он сам развлекается в Лондоне? Похоже, такой-то человек ей и нужен.

Кроме того, он неизъяснимо пробуждал в Мие желание иронично острить и проказничать.

— Ваши дети чахнут в одиночестве в деревне, пока вы хорошо проводите время в Лондоне?

Маркиз фыркнул, и звук подозрительно напомнил смешок.

— Их там не волки воспитывают, леди Юфимия, — с ними живет моя сестра.

— Как вы удобно устроились, лорд Эксли.

Маркиз небрежно приподнял плечо:

— Многие сказали бы, что я оказываю детям услугу тем, что живу отдельно.

— А ваша жена — вы и ей оказывали такую услугу?

Мия прикусила губу так сильно, что ощутила во рту терпкий металлический привкус крови. Да что же она творит? Она начала эту беседу, чтобы помочь Эксли избежать грубости, а не для того, чтобы самой ему грубить. И вот, потеряв нить разговора, она позволила его холодному пренебрежению к дочерям побудить себя к глупости и жестокости.

На скулах маркиза вспыхнули два красных пятна, и он впился в нее взглядом.

— Увы, единственного человека, который мог бы рассказать, какие услуги я оказываю в качестве мужа, уже нет в живых. — Он взглянул на ее декольте. — Быть может, скоро кто-то займет освободившееся место.

К лицу Мии прилил жар. Она что, покраснела? Это было так необычно, что она чуть не пропустила дальнейшие слова маркиза мимо ушей.

Эксли повернулся к ней всем телом, и от его улыбки у Мии встали дыбом волоски на шее.

— Однако говорить о моей жене уже порядком надоело. Я бы лучше поговорил о вас.

— О? — ободряющее слово слетело с ее губ, несмотря на то что разум ее бил тревогу.

— Да, я слышал, что танцуете вы просто… великолепно. — Он наблюдал за ней как мальчишка, который только что развалил пинком муравейник и теперь жаждет увидеть, что из этого вышло. — Это слухи о вашем мастерстве привели меня сюда сегодня.

Его тон был почти ласковым, когда он постарался уколоть побольнее. Мия опустила глаза, задохнувшись. «Да как он смеет?»

Она уставилась в свою тарелку невидящим взглядом. Ужасное воспоминание украдкой выбралось из темного угла ее разума, и грудь стала судорожно вздыматься, точно у загнанного зайца. Маркиз говорил про бал у лорда и леди Чарринг — первое общественное мероприятие, на котором она побывала. Прием был скромный, пришли всего-то сотни три самых известных представителей высшего света.

Ребекка внимательно подошла к выбору первого партнера по танцу для Мии, отдав предпочтение пожилому мужчине из числа приятелей герцога. Спустя несколько минут танца — шотландского рила — его лицо стало пугающе красным. Тревожась о его здоровье, Мия предложила ему отдохнуть. Стоило им отделиться от массы танцующих, герцог набросился на нее, словно карающий ангел: вцепился ей в руку так, что появились синяки, и потащил прочь из бального зала на глазах у половины высшего света.

Мия недоумевала: что сделала не так? Она обожала танцевать, и это у нее получалось великолепно. Даже когда Баба Хасан перестал желать ее как женщину, по-прежнему посылал за ней, чтобы станцевала для него.

Ей никогда еще не доводилось видеть что-то настолько ужасное, как ледяная ярость ее отца в тот вечер. Мия содрогалась при одном воспоминании. Это мгновение стало для нее судьбоносным — именно тогда она окончательно поняла, что не сможет жить в этой стране.

Мия подняла взгляд на человека, который только что ткнул ее носом в это унизительное воспоминание. Маркиз смотрел на нее в упор, и лицо его оставалось непроницаемым. Мия осознала, что не стоило, наверное, лезть в чужое прошлое так бесцеремонно, но раздавила эту непрошеную мысль, словно назойливое насекомое.

Вместо того чтобы ткнуть в Эксли вилкой, как ей хотелось, Мия мягко ему улыбнулась:

— Жаль, что вас там не было, милорд: возможно, я могла бы вас чему-то научить.

Зрачки маркиза расширились, и он наклонился к ней:

— Возможно, вы сможете меня чему-то научить сегодня. У вас есть еще не занятые танцы, например рил?

Ненавистный, гнусный негодяй!

— Если хотите поразвлечься — что ж, я оставлю за вами первый танец. — Мия поставила точку в разговоре, повернувшись к маркизу спиной.

Глава 4

Адам посмотрел на напряженные плечи и неподвижную спину Юфимии и поморщился. Она его спровоцировала, а он ответил ей тем же, не подумав, резко и некрасиво; обычно он такого себе не позволял.

Она рассмеялась над чем-то сказанным Горацием Чемберсом, и тот так широко улыбнулся, словно его лошадь только что получила Золотой кубок в Аскоте. Старый развратник смотрел на дочь Карлайла с ревностью любовника с той самой минуты, как гости уселись за обеденный стол. Стоило ей отвернуться от Адама, Чемберс набросился на нее, точно кабан во время гона.

Старикашка имел дурную репутацию мерзкого извращенца, но был ли сам Адам намного лучше? Он повел себя с Юфимией Марлингтон как жестокое чудовище, которым его считали: сидел с ней за одним столом и принимал участие в этом фарсе. Нет, Адам ничем не отличался от Чемберса и прочих жутких выродков, собранных Карлайлом.

Его захлестнуло волной отвращения к самому себе. Он и правда так низко пал? Станет ли он биться с извращенцами, пьяницами и больными охотниками за приданым за женщину, которую наверняка никто не спросил, хочет ли она принимать участие в этом подлом аукционе? Готов ли он отказаться от остатков чувства собственного достоинства ради наследника?

Лакей унес тарелку с нетронутым супом, и еще трое слуг возникли у него за спиной с тарелками, полными деликатесов. Адам ни разу не выходил в свет с тех пор, как стало модно подавать угощение а-ля рюс: находил это утомительным.

Жестом приказав другому лакею долить ему мадеры, Адам скользнул взглядом по остальным гостям за столом — ни один из которых не взглянул на него самого, — размышляя о сидевшей рядом с ним даме и неожиданном эффекте, который она на него произвела. Сегодня он совсем не ожидал увидеть такую женщину. Его привлекло вовсе не ее красивое лицо и прелестная фигура — больше всего его поразили ее глаза цвета морской волны, полные любопытства, юмора и просто бьющей через край жизни.

Адам спохватился, поняв, что ее идеальный профиль вновь приковал к себе его взгляд. Она двигалась с таким изяществом, что даже немудреный процесс поедания угощения этим прелестным розовым ртом казался какой-то извращенной восточной практикой. С такой внешностью и деньгами ее отца она без труда нашла бы достойного супруга, но ее отец собрал на этом балу худших из худших.

Должно быть, она совершила что-то поистине чудовищное.

Адам горько скривил губы: не ему думать такое о ком бы то ни было. Что, если она виновата лишь в том, что о ней ходят дурные слухи? Кому, как не ему, знать, как запросто высший свет приговаривает своих представителей без суда и следствия?

Юфимия искоса взглянула на него зелеными кошачьими глазами и заметила, что он засмотрелся на нее. С чуть заметной издевательской улыбкой она приподняла огненно-рыжую бровь.

Адам намеренно последовал ее примеру, весело наблюдая, как она безуспешно пытается сдержать улыбку. Едва появившись, улыбка становилась все шире, обнажая ровные белые зубы и создавая крошечную изогнутую ямку в уголке губ.

— Чем вы планируете заняться, когда сезон закончится? — спросил Адам как можно вежливее, решив вести себя достойно до конца обеда.

— Мы вернемся в наше родовое гнездо.

Может, она и подарила ему улыбку, но сдержанность в ее голосе дала ему понять, что он еще не до конца прощен. Юфимия взглянула на блюдо, которое поднес ей лакей, ее губы скривились в презрительной гримасе, и тем не менее она положила немного угощения себе в тарелку.

— Вам не нравится заливное из семги? — весело спросил Адам.

— Для меня это непривычно.

— О! К чему же вы привыкли?

Юфимия наморщила носик и ткнула вилкой в студенистую массу:

— Я бы не отказалась от чего-нибудь поострее детской еды.

— Например?

Глаза Юфимии блеснули, а губы изогнулись в чувственной улыбке, от которой вся кровь Адама прилила к одному месту.

Что за чертовщина? Пришлось сделать большой глоток вина.

Юфимия тяжело вздохнула, отчего то, что скрывал лиф ее платья, соблазнительно всколыхнулось, а у Адама вся кровь взволновалась.

— Я давно мечтаю о финиках.

— О финиках? — переспросил Адам.

— О финиках. — Юфимия страстно сощурила изумрудные глаза. — Сладких, пухлых и горячих. — Кончик ее розового языка на мгновение высунулся изо рта, и сердце Адама пропустило удар. — Они крепкие, липкие и взрываются от малейшего прикосновения языка, наполняя рот терпким жаром.

Вилка Адама звякнула о тарелку.

Губы Юфимии приоткрылись, и она поднесла руку к своей шее, мягко ее погладила.

— Я изнываю по кускусу, пропитанному таким количеством масла, что оно стекает вниз по горлу.

Боже милостивый! Адам шумно сглотнул, чувствуя, как под тканью бриджей его естество увеличивается до недопустимых размеров, словно стремясь пробить деревянную столешницу. Поерзав на стуле и поморщившись, он снова поднял взгляд.

Глаза Юфимии были открыты и больше не выражали страсти, только веселье. Что бы она ни прочитала на его лице, это вызвало у нее усмешку.

Подлая дерзкая девчонка довела Адама до такого состояния всего лишь парой слов о еде! Невольное восхищение боролось в нем с необузданным желанием и чуть не заставило его улыбнуться, но он сдержался и лишь спросил:

— Скажите, миледи, где вам привили вкус к таким лакомствам?

Юфимия наколола на вилку кусок рыбы, который мгновение назад казался ей таким отвратительным, положила в рот, прожевала и проглотила, коварно изогнув губы.

— В монастыре на Мальте, разумеется, лорд Эксли.

На этот раз Адам не сдержал ответной улыбки. Все-таки не зря он приехал на этот званый обед.

Улыбка лорда Эксли появилась и исчезла быстрее падающей звезды. Он поднес ко рту уголок белоснежной льняной салфетки, а когда убрал ее от своих губ, его лицо снова стало бесстрастным.

— Как интересно. Скажите, как вы оказались в монастыре, да еще и на Мальте?

Мия отправила в рот еще кусочек рыбы, смакуя еду так, словно даже студенистое блюдо интересовало ее больше, чем беседа с маркизом.

— Вы не знали, что моя семья католики?

— Не знал.

— Как много вам известно о католицизме, лорд Эксли?

— Вы вернулись в Англию, чтобы проповедовать, миледи?

Мия улыбнулась, заметив, как он изогнул брови:

— Боюсь, те дни прошли, милорд.

— Какая жалость, — бросил Эксли. — Так о чем вы говорили?

— Моя мать была набожной католичкой и больше всего на свете желала, чтобы я ходила в ту же монастырскую школу, что и она, — старинное заведение на окраине Рима.

По крайней мере, это было правдой.

— Родители посадили меня с моей старенькой няней на корабль, но он так и не достиг Рима. Выйдя в Средиземное море, мы почти сразу подверглись нападению корсаров, — на этом правда заканчивалась и начиналась ложь, состряпанная герцогом Карлайлом. — Наш капитан помог пассажирам как сумел: перевез нас всех на Мальту. Там был небольшой монастырь, который также служил безопасным убежищем для тех, кто не хотел покидать остров, рискуя быть схваченным корсарами. Няня договорилась, чтобы я осталась в монастыре, а сама села на первый же корабль, который шел в Англию, чтобы привезти подмогу.

Как бы Мие хотелось, чтобы это было правдой!

В последний раз она видела любимую няню, когда корсары со смехом пустили пожилую женщину по кругу, а потом отрубили ей голову, потому что она не могла прекратить плакать.

Это воспоминание было словно зловещий бес с полотен Босха; оно кружило на краю сознания Мии, готовое наброситься на нее в самый неожиданный момент.

Под бритвенно-острым взглядом маркиза Мия отвела глаза.

— Только вернувшись домой, я узнала, что ее корабль так и не дошел до Англии. В результате до недавнего времени никто не знал, где я.

Какое-то время они ели молча.

— Сколько вам было лет? — наконец спросил Эксли.

— На корабле мне исполнилось четырнадцать.

— И все эти годы вы оставались в монастыре?

Голос маркиза впервые прозвучал скептически, и винить его за это было трудно. Сказка, сочиненная отцом Мии, была не слишком правдоподобна.

— Да, я покинула монастырь всего несколько месяцев назад.

Маркиз задумчиво взглянул на кроваво-красную жидкость в хрустальном бокале и спросил:

— У вас не возникло сложностей, когда остров захватили французы?

Мия замерла с поднесенным к губам бокалом («Французы захватывали Мальту?»), поморщилась и сделала большой глоток, чтобы скрыть растерянность. Она повторяла эту дурацкую историю бог знает сколько раз последние несколько недель, и никто не мог даже показать Мальту на карте, не говоря уже о том, чтобы разбираться в ее политике и истории, — никто, кроме мужчины, сидевшего рядом с ней.

Мия мысленно пожала плечами. Пришло время отступить от сказки, придуманной ее отцом, и сочинить продолжение самостоятельно.

— Я свободно говорю на итальянском и французском, так что мне не составило труда выдать себя за дочь из бедной, но набожной семьи из Турина.

— Понятно. А когда мы завоевали остров в тысяча восьмисотом году, почему вы не попросили помочь вам вернуться в Англию?

Мия еле сдерживала смех: похоже, это никогда не кончится.

— Это было непростое время, и лишь немногие из подданных его величества остались на Мальте. Большинство из них были из низших слоев общества и скорее продали бы дочь герцога или запросили за нее выкуп, чем помогли мне.

— Так вы прятались в монастыре семнадцать лет?

— Когда я присоединилась к сестрам, мне больше незачем стало прятаться.

Маркиз широко распахнул глаза:

— Так вы сделались монахиней.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Да.

— Разве четырнадцать лет не слишком юный возраст для принятия обета?

Разумеется, о монахинях Мие тоже ничего не было известно.

— Вовсе нет. В нашем монастыре было полно девушек моложе меня. — Мия отпила еще вина и погрузилась чуть глубже в зыбучие пески этого разговора. — Дорогой сестре Женевьеве было тринадцать, когда она приняла постриг. Можно сказать, мы стали друг другу роднее, чем сестры. Как я по ней скучаю! — Для пущей достоверности Мия тяжело вздохнула.

Уголок неулыбчивого рта маркиза дрогнул.

— Звучит так… идиллически. Как вы заставили себя отказаться от таких благоприятных условий?

Подле Мии возник лакей с чем-то похожим на вареную курятину в густом сливочном соусе. Мия лихорадочно соображала, накладывая угощение в тарелку. Никто, кроме маркиза, не пытался копнуть ее выдуманную историю поглубже. Что еще она может ему сказать?

Она рассеянно отрезала кусочек курицы и положила в рот. На вкус блюдо оказалось вовсе не таким мерзким, как на вид. Прожевав и проглотив еду, она отпила еще вина, и тут на нее снизошло вдохновение.

— Крокодилы!

Руки маркиза с ножом и вилкой замерли над тарелкой.

— Прошу прощения?

— Мне пришлось срочно уехать из-за крокодилов. Мы каждый год отправлялись в джунгли в глубине острова, чтобы заботиться о прокаженных. В этом году разыгралась трагедия: наша барка опрокинулась, и многих из нашего ордена съели крокодилы, прежде чем они успели переплыть реку и выбраться на берег. — Для особо драматического эффекта Мия помолчала. — Съели даже мою дорогую сестру Женевьеву.

Маркиз долго жевал, прежде чем ответить:

— Не знал, что на Мальте есть джунгли. Не говоря уж о крокодилах.

Черт, черт, черт!

— Боюсь, что ваши сведения не соответствуют действительности, лорд Эксли. Остров ими кишмя кишит. Крокодилами, конечно, а не джунглями.

Маркиз поднес уголок салфетки к губам и закашлялся.

— Мия, что случилось? — Чемберс положил влажную руку ей на плечо.

— Минуточку, — процедила Мия сквозь зубы.

Маркиз все еще вытирал губы салфеткой, но плечи его чуть вздрагивали.

Мия наклонилась к нему:

— С вами все в порядке, милорд?

Эксли кашлянул в последний раз, но его необычные глаза блестели от слез.

— Просто кусочек перца попался, — сказал он хрипло.

— Мия? — прозвучал голос Чемберса, но уже на пол-октавы выше.

— Прошу меня извинить, милорд.

— Разумеется, — сказал маркиз, прикрывая рот салфеткой и как раз вовремя: приближался очередной приступ кашля.

Адам начинал беспокоиться, как бы не задохнуться. Ему не бывало так весело с тех пор, как… что ж, очень долгое время и определенно не во время нудных светских мероприятий.

Он наблюдал краем глаза, как Юфимия хихикает и флиртует с самодовольным Чемберсом. Тучный лорд прихорашивался и надувался, как и пристало похотливому индюку. Неужели он сам выглядел так же глупо, когда она рассказывала ему свою невероятную по своей глупости историю?

Маркиз усмехнулся: похоже на то.

Он ел, пил и наблюдал, как Юфимия очаровывает Чемберса. Она напоминала хамелеона: угадывала, что человеку по душе, и подстраивалась под каждого. Это слегка пугало. Какова же она на самом деле? И почему ему вообще есть до этого дело?

Адам взглянул на Карлайла, первого пэра за десяток лет, который по доброй воле был готов стать его тестем. В то же мгновение герцог Карлайл тоже поднял глаза и встретился с ним взглядом, чуть приподняв бокал, прежде чем сделать глоток.

Адам не ответил на жест герцога и опять повернулся к его дочери. Она кивала и жеманничала, а Чемберс, старый осел, все нудил о какой-то лошади.

Впервые за очень долгое время Адама кто-то заинтересовал. Сегодня он явился сюда скорее из любопытства, чем всерьез намереваясь отыскать новую жену. Он уже много лет как перестал думать о женитьбе, поняв, что даже самый отчаявшийся отец семейства не решится отдать дочь за маркиза-убийцу.

И тут Юфимия Марлингтон посмотрела на Адама честно и открыто, без страха и осуждения, и его железный самоконтроль дал слабину. Он смотрел на ее прекрасный профиль и чувствовал, как его одолевают незнакомые, неуютные и непрошеные чувства.

Что же она натворила такого, что отец готов отдать ее человеку, который, по всеобщему мнению, убил даже не одну, а двух жен? И, что еще важнее, как далеко он сам готов зайти, чтобы получить ответы на свои вопросы?

Глава 5

Во все время десерта Чемберс держал Мию мертвой хваткой, не давая ей ни малейшего шанса поговорить с лордом Эксли. Она надеялась переброситься с ним парой слов, когда мужчины закончат пить портвейн, но Киан возник из ниоткуда и потащил ее туда, где герцог встречал гостей, точно он нарочно пытался не пустить ее к загадочному маркизу.

Мия стояла рядом с отцом и братом, приветствуя сотни богато разодетых и изысканно причесанных незнакомцев. Улыбаясь гостям и повторяя приветственные слова, Мия наблюдала, как огромный бальный зал все больше наполняется людьми. Маркиза Эксли всегда было легко найти. Где бы он ни стоял, его всегда окружало несколько футов пустоты. Она еще ни разу такого не видела.

Лишь виконт Денфорт — привлекательный джентльмен лет на десять младше маркиза — сам подошел к нему. Они оба являли собой идеальный пример мужской красоты: один солнечный и светловолосый, а второй мрачный и темный. Похоже, появление Денфорта смягчило Эксли: во время их разговора лицо маркиза больше не выглядело таким презрительным, как раньше.

К тому времени как отец посчитал, что Мия и Киан выполнили свои обязанности, она светилась от приятного волнения в ожидании своего первого танца.

— Мия, я должен тебе кое-что сказать, — шепнул Киан, взяв ее за руку, увел в небольшой альков, прежде чем она присоединится к танцующим, и нервно огляделся. — Речь идет об Эксли.

— Да? — подбодрила его Мия, когда он замолчал.

— Дело в том, что… — нахмурившись, Киан опять умолк.

Мия выждала, давая ему закончить фразу; веселье боролось в ней с раздражением.

— Ну-ну, и в чем же дело?

— Не позволяй ему оскорблять тебя предложением руки и сердца.

Мия рассмеялась от неожиданности:

— Он не делал мне предложения, Киан.

— Сделает.

Мия растерянно моргнула. Что мог знать ее брат из того, что было неизвестно ей?

— Послушай… — Киан нахмурился, словно его что-то угнетало и он не знал, как об этом сказать. — Вообще-то тебе необязательно отвечать согласием никому из уродов, которых подобрал для тебя отец: ни Моэму, ни Чемберсу — никому. Я никому не позволю сделать тебя несчастной. Даю слово. — Он сглотнул, словно только сейчас вспомнил, кого просит отвергнуть.

Мия сжала его руку:

— Мне приятно знать, что ты за меня переживаешь, но я вполне могу сама о себе позаботиться. — Она взглянула в сторону гостей в зале, которые уже разбивались на пары и готовились к первому танцу. — Пойдем, надо занять свои места, чтобы открыть бал.

— Думаю, тебе лучше… — Киан замер, наткнувшись взглядом на кого-то за пределами алькова.

Шум голосов стих, потому что к ним приближался Эксли. Стройный маркиз разделил толпу, как нос корабля разрезает воду, оставляя за собой след из мужчин и женщин, которые таращились на него во все глаза, перешептывались и тыкали пальцами в его сторону.

Он остановился перед Мией и учтиво протянул руку:

— Насколько я помню, честь танцевать с вами первый танец принадлежит мне, миледи.

Танец почти не оставлял возможностей для беседы с партнером, что ее вполне устраивало. Мия сосредоточилась на танцевальных па, от которых ее постоянно отвлекало странное ощущение тепла, зарождавшееся в ней каждый раз, как ее касалась сквозь перчатку рука маркиза.

— Вы прекрасно танцуете для джентльмена, который редко бывает на балах, — заметила Мия, когда фигуры танца свели их вместе.

Суровый рот Эксли изогнулся в улыбке:

— Вы слишком добры, миледи. Это вы танцуете на удивление…

Им пришлось снова разойтись на полуслове. Мия опасливо взглянула на него, понимая, что он специально подгадал момент, чтобы заговорить перед долгим перерывом.

Когда они опять соединились, веки маркиза были опущены. Он наклонился к ней и прошептал:

— …достойно.

Когда Мия расхохоталась, танцующие вокруг покосились на нее с удивлением, а ее партнер взглянул на нее с усмешкой. Она почти простила ему гадкое замечание за обедом. Почти.

К концу первого танца ей стало не на шутку жарко и от постоянного движения, и от близости маркиза.

— Принести вам шампанского? — спросил он, подводя ее к небольшой кушетке возле французских дверей.

— Было бы чудесно.

Обмахивая веером раскрасневшееся лицо, она проследила взглядом, как сильные плечи маркиза прокладывают дорогу среди толпы гостей. Мия проводила немало времени, изучая лица. Гарем был опаснее стаи акул, и их с сыном выживание порой зависело от ее способности видеть, что скрывается в глубине чужой души. Но сегодня эта способность ее подвела. По лицу маркиза невозможно было прочесть решительно ничего — и она находила это интригующим и возбуждающим. Действительно ли он искал жену?

— Мия! — прошипел мужской голос у нее за спиной, так что она подпрыгнула от неожиданности.

Она обернулась и увидела брата, спрятавшегося за огромной пальмой в кадке.

— Какого черта ты там делаешь?

Но он смотрел не на нее, а на что-то у нее за плечом.

— Скорее, Мия, пока он не вернулся. — Юноша протянул сестре руку, словно она могла ухватиться за нее и перепрыгнуть через кушетку. — Ну же, иди сюда.

Мия нахмурилась:

— Киан…

— Поспеши, он возвращается.

Мия демонстративно повернулась к нему спиной, заметив, что маркиз идет к ней с двумя бокалами, и прикрыла лицо веером.

— Тебе лучше уйти, Киан.

— Нет, я должен тебя защитить.

— Мне не нужна защита. Пожалуйста, уходи.

Листья пальмы зашуршали.

— Проклятье, Мия!

Эксли остановился перед ней и протянул бокал шампанского.

Мия опустила веер и приняла бокал:

— Благодарю вас, милорд.

— Для меня радость услужить вам. — Маркиз лениво взглянул ей за плечо. — Вам там удобно, Абермарл? Не хотите присесть на кушетку, например между мной и вашей сестрой?

Мия еле сдержала смех. За спиной раздался треск и шорох, и Киан не без труда выбрался из листвы и обошел кушетку.

Маркиз протянул ему бокал:

— Не знал, что вы к нам присоединитесь. Прошу вас, возьмите мой.

Отпрянув, словно Эксли предложил ему выпить яду, Киан опять покосился на сестру, но та мило улыбнулась маркизу.

— Пожалуйста, присаживайтесь, лорд Эксли, — указала она на свободное место рядом с собой. — Брат хотел пригласить меня на этот танец, но я ему объяснила, что и шагу не смогу ступить, пока не отдохну. Он как раз собрался уходить.

Киан мрачно посмотрел на маркиза, развернулся на каблуках и ушел. Эксли сел, и они с Мией проводили взглядами неодобрительно выпрямившего спину Киана.

— Ваш брат просто пытается вас защитить.

— Да, похоже, он считает вас крайне опасным. И не он один. — Мия кивнула в сторону свободного от гостей места вокруг них двоих. — Может, расскажете, почему все вас так боятся, милорд?

— О таком неуместно говорить в приличном обществе.

Мия вскинула на него глаза и укоризненно прищелкнула языком. Брови маркиза изогнулись.

— Очень утомительно быть единственным человеком в зале, который не имеет об этом понятия, милорд.

Эксли сделал глоток шампанского, пока Мия пыталась взять себя в руки. Драгоценные секунды стремительно ускользали, и у нее больше не было времени на все эти глупости. У нее остался всего один вечер, чтобы…

— Гости избегают меня, а ваш брат стремится увести вас подальше, потому что почти все здесь уверены, что я сбросил первую жену с крыши дома. Существует много версий, каким образом я расправился со второй женой, потому что тела так и не нашли. — Теперь глаза маркиза были широко раскрыты: его явно интересовала ее реакция на это шокирующее заявление.

— Почти все здесь? А как думают остальные?

Что-то блеснуло в глазах маркиза. Удивление?

Мия отмахнулась:

— Неважно. Честно говоря, мне нет дела до того, что они думают. Большинство людей идиоты, которые верят во что хотят независимо от того, как все обстоит на самом деле. — Мия серьезно посмотрела на Эксли. — Я это знаю по своему опыту. Но вот что мне интересно, так это почему вы здесь. Скажу вам прямо, милорд: я хочу найти мужа, хотя и не так рьяно и горячо, как к этому стремится мой отец, но мне не по душе мужчины, которых он для меня нашел, — точнее, так было до сегодняшнего дня.

Маркиз глотнул еще шампанского. Мия до боли сжала хрустальный бокал. Молчание затягивалось, и к неловкости примешивалось отчаяние. Мия сказала себе, что ей плевать. Сказала…

— Я вас слушаю, миледи.

Мия сделала глубокий вдох:

— У моего отца кончилось терпение, милорд, а значит, у меня кончилось время. Я не ищу брака по любви. Мне нужен муж, который бы предоставлял мне определенную свободу, которого бы устроило, чтобы каждый из нас жил своей жизнью.

Мия как ястреб следила за его реакцией, потому что сейчас на его лице можно было прочесть больше всего. Чем больше у человека времени на раздумья, тем больше возможности скрыть истинные чувства.

Эксли допил шампанское, поставил пустой бокал на небольшой столик, поправил манжету и повернулся к Мие с ничуть не изменившимся выражением лица, и она фыркнула: куда больше можно было узнать, наблюдая за его ногой.

— Я не могу понять, лорд Эксли: вы находите мое признание неожиданным? неприятным? интригующим?

Маркиз смотрел на танцующих.

— Неожиданным? Нет, я бы не сказал. Женщины, как и мужчины, ценят свободу. Неприятным? Ну, это зависит от того, что вы подразумеваете под «своей жизнью». Если вы собираетесь превратить мой дом в бордель или винокуренный завод, я, пожалуй, не соглашусь. Интригующим? — Маркиз прислонился к спинке кушетки, вытянул ноги в безупречно сшитых бриджах и взглянул прямо ей в глаза. — Весьма.

У Мии дрожь пробежала по телу от огонька, мелькнувшего в его холодных глазах. Тщательно продуманные фразы у нее в голове рассыпались, и ей стоило большого труда собрать их заново.

— В мои планы не входят винокуренные заводы, публичные дома или еще что-то в этом роде. Все очень просто: я не юная леди, и суровые ограничения, которые установил отец, не для меня. Я просто хочу быть сама себе хозяйкой. Разумеется, я буду уважать мнение мужа по важным вопросам, но предпочла бы жить отдельно, в деревне, потому что Лондон мне не по нраву. Иными словами, сэр, я бы хотела, чтобы наш брак не подразумевал эмоциональной привязанности.

Брови маркиза — самая выразительная черта его лица — поползли вверх, словно он с трудом мог себе представить нечто эмоциональное, не говоря уже о привязанности.

Они оценивающе оглядели друг друга, и Мия первой прервала молчание:

— А как насчет вас, милорд? Зачем вы хотите жениться? Не похоже, чтобы ваш опыт семейной жизни был удачным.

Ей не хотелось его огорчать, но необходимо было выяснить, какие цели он преследовал, явившись сегодня к ней.

— Мне нужен наследник.

Зрачки Эксли расширились, отчего глаза его стали почти черными, словно он уже представлял себе зачатие упомянутого наследника. С ней.

Мию обдало волной жара. Эксли и со светлыми глазами казался порочным, а с темными и вовсе смахивал на дьявола. Она взглянула на свои сцепленные руки и кивнула:

— Ваша собственность ограничена в порядке наследования?

— Да.

Услышав односложный ответ, она подняла глаза и не увидела ни малейших признаков того жара, который только что ее опалил.

— Мой прежний наследник, дальний родственник, умудрился погибнуть в войне с Наполеоном, и ему на смену пришел младший брат, пьяница и дурак, способный разорить дом Куртене раньше, чем скончается.

Маркиз пожал плечами, словно и без слов все понятно, и посмотрел на танцующих с тем же скучающим видом, с каким, кажется, делал все в своей жизни, но Мия видела, что это лишь притворство. Он бы не приехал на этот бал, не стал бы терпеть оскорбительное поведение публики, если бы не был всерьез заинтересован в поисках жены.

Можно ли рассчитывать, что, как только она забеременеет, он позволит ей жить в деревне? Сколько усилий приложить, чтобы заставить ее выполнить свою часть сделки? Придется идти на риск, вести опасную игру. Проще, конечно, было бы выбрать виконта Моэма, но что-то буквально притягивало ее к этому одинокому загадочному человеку, которого она видела рядом…

Мия изучала четко очерченный красивый профиль маркиза. Удастся ли ей использовать его, чтобы добиться своих целей? При одной лишь мысли, что придется вот так хладнокровно им манипулировать, она испытывала смутное беспокойство — может, угрызения совести? — но старалась его игнорировать. Мужчины безжалостно используют женщин, приносят в жертву собственным желаниям, словно фигуры на шахматной доске. Судя по тому, как маркиз жесток со своими дочерьми, он как раз из таких. Взгляд Мии задержался на его непреклонном лице. Да, он бы без сожаления использовал ее в своих целях.

Маркиз повернулся к ней, и Мия опустила глаза под его внимательным взглядом. В его проницательном уме тоже таилась опасность, но Мия снова отмахнулась от своих тревог. Может, он и умен, но она умнее. Как бы он ее ни подозревал, никакого подвоха не найдет, если она проявит осторожность, но ей не привыкать после стольких лет общения с опасным мужчиной.

— Я скоро выйду из детородного возраста. Это вас не смущает? — спросила она наконец.

— Мне известно, сколько вам лет.

— Отец не станет терпеливо ждать, если ваши ухаживания затянутся.

Маркиз не улыбнулся и не рассмеялся, но Мия поняла, что это замечание его развеселило, и, заметив в толпе огненно-рыжую голову, сказала:

— Сейчас подойдет мой брат. Боюсь, наше время истекло.

Маркиз кивнул и поднялся:

— Это был очень познавательный вечер, миледи.

В его голосе прозвучала явная насмешка, и Мия ощутила все возраставшую тревогу. Что ж, придется тогда остановить выбор на виконте Моэме.

Она приняла протянутую ей руку и тоже встала:

— Все было чудесно, милорд.

Маркиз низко поклонился:

— Пожалуй, нам стоит еще раз встретиться, прежде чем вы покинете Лондон.

Он сказал это так многообещающе, что Мия инсктиктивно сжала его руку. Что он имел в виду? Намерен нанести визит?

— Ты готова, Мия?

Киан оттеснил маркиза плечом, и тот, отпустив руку своей собеседницы, удостоил ее брата едва заметным кивком и удалился.

— Он ведь не сделал ничего предосудительного? — требовательно спросил Киан, провожая маркиза взглядом.

Получив отрицательный ответ, он взял руку сестры и положил себе на локоть:

— Ты в порядке? Бледная как смерть!

В порядке ли она? Мия не знала и на всякий случай солгала:

— Да, все хорошо.

Киан похлопал ее по руке:

— Слава богу, это позади.

С ним невозможно не согласиться. Маркиз не был глупым или легковерным, а она начала их знакомство со лжи, причем вопиющей, поскольку надеялась больше никогда с ним не увидеться. В какой-то момент все изменилась, и теперь она отчаянно надеялась, что между ними ничего не кончено. Ее еще никогда так не привлекал мужчина, не возбуждал так сильно разум и тело. Конечно, в гареме, да и за последние несколько недель в Лондоне, у нее не было особой возможности видеться с мужчинами. Возможно, это безрассудно, но она была рада шансу узнать поближе такого человека, не говоря уже о том, чтобы помериться с ним умом, но, разумеется, когда ее ложь раскроется, лучше быть отсюда подальше.

Танцуя, Мия оглядывала шумную сверкающую толпу в поисках стройной фигуры маркиза и без труда отыскала по пустоте в битком набитом бальном зале. Он направлялся к герцогу, который все еще стоял у входа. Джентльмены обменялись парой слов, и Эксли покинул зал, подав знак одному из застывших у стены лакеев.

Он ушел, и Мия поняла, что была его единственной партнершей по танцу.

Адам буквально рухнул на мягкое кожаное сиденье кареты и стукнул в потолок, подавая сигнал кучеру. В голове у него стоял туман, а нервы были болезненно обнажены, словно его только что освежевали. Он откинул голову на подголовник и прикрыл глаза. Сегодня все прошло совсем не так, как он ожидал, — по крайней мере то, что связано с Юфимией Марлингтон. В остальном же все вполне соответствовало его предположениям: полные омерзения взгляды Киана Марлингтона, Горация Чемберса и прочих им подобных, ужас на лицах женщин, с которыми он даже не был знаком.

Адам вспоминал свои слова, сказанные на прощание. Зачем он так сказал? Зачем вообще опять заговорил с ней?

«Ты сказал меньше чем ничего», — заверяла его совесть, но все было не так, и маркиз знал об этом. Лучше бы вовсе промолчать.

Наверняка она теперь ожидает, что он ее посетит.

«Кому какое дело, чего она ожидает?» — эта мысль вырвалась из какого-то укромного уголка сознания с силой взбесившегося быка. Адам сказал себе, что ему плевать на ее ожидания, но для него имело большое значение, как он поступит. Этим вечером он чертовски испугался, поняв, что не может ответить на этот вопрос.

По ее милости он получил такую эмоциональную встряску, какой с ним не случалось уже очень давно. Ему это не понравилось.

В сознании Адама царил хаос, и он никак не мог определить, что его раздражало больше: страсть, которая вышибла из него весь дух, когда он смотрел, как Юфимия приветствует гостей рядом с отцом и братом, или взгляд ее ясных зеленых глаз, когда спрашивала, почему ее брат и другие гости видят в нем отверженного?

Неужели ей действительно не было ничего известно о его прошлом? Кажется, ее искренне раздражало, что она единственная не знает, в чем причина такого поведения, но, когда он сделал свое мрачное признание, она от него отмахнулась, словно он сознался лишь в том, что ворует печенье. Вместо того чтобы прийти в ужас от его слов, она практически сама предложила ему себя. Какая женщина согласится стать третьей женой, если обе предыдущие скончались при загадочных обстоятельствах? Только или очень глупая, или сумасшедшая.

А может быть, просто умная?

Адам фыркнул. Он и правда нашел ее умной, даже очень. Действительно, ее подход к браку казался логичным, неэмоциональным и… почти мужским. Он нахмурился. Так значит, она была не только слишком привлекательна, чтобы мужчина чувствовал себя спокойно в ее присутствии, но еще и непозволительно умна. Что же до опасности… Он почти слышал, как в ее расчетливом уме ворочаются шестеренки, и когда она выдавала свою смехотворно неправдоподобную историю, и позже, когда говорила «искренне» о своих требованиях к потенциальному супругу. Хотя, по ее словам, говорила от души, Адам не верил, что она была с ним вполне откровенна. Ему не раз доводилось в пух и прах разбивать противников за карточным столом, чтобы доверять своей способности читать по лицам: эта дама явно что-то замышляет.

Адам не собирался тратить время и гадать, в чем состоит ее замысел. Ни одному нормальному мужчине не под силу разгадать, что творится в голове у женщины, и попытки в этом разобраться не сулят ничего хорошего. Как сказал Шекспир: «…не думай. Брось. Там темное безумье…»[1]

Если он все же решит пренебречь осторожностью и жениться на леди Юфимии брак состоится не на ее условиях, а на его. Она может хранить свои секреты сколько угодно, но, если собирается сделать из него посмешище, он преподаст ей урок. Разумеется, если они поженятся, он будет обращаться с ней уважительно, как подобает джентльмену, но обязательно потребует, чтобы она добросовестно выполнила свою часть сделки.

Не то чтобы он всерьез рассматривал возможность брака с Юфимией Марлингтон или любой другой женщиной, каким бы знойным ни был ее взгляд и какими бы чувственными ни были ее лживые розовые губы…

Адам выругался: можно подумать, до сегодняшнего дня ему не встречались достойные леди! Но что-то в ней определенно было… какая-то искушенность. Мужчине рядом с ней не придется скучать, и делить с ней постель наверняка будет увлекательно. Его фаллос, пришедший в боевую готовность всего лишь от того, как она описывала треклятые финики и кускус, становился все тверже, когда по дороге домой он воображал себе ее гибкое обнаженное тело под своим собственным.

Адам позволил себе эту невинную мужскую фантазию об обнаженной Юфимии под собой и сразу же задвинул в глубину своего сознания. Он не искал любовницу — ему нужен наследник, а не спутница жизни или интересная партнерша для постельных утех. Значение имеет только ее способность принести потомство. И этой цели, сказал он себе, гораздо проще добиться с женщиной помоложе, более подходящей для рождения детей. Адаму вспомнился образ его второй жены, и он поморщился.

Дверца кареты открылась, отрывая маркиза от его мыслей.

— Приехали, ваше сиятельство.

Адам и не заметил, что карета остановилась. С трудом избавившись от мыслей о женах, блестящих зеленых глазах и лживых розовых губах, он выпрыгнул из кареты и приказал кучеру:

— Возвращайся как обычно!

Взбегая по лестнице в доме своей любовницы, Адам то и дело перепрыгивал через ступеньку в надежде, что немного энергичных постельных игр и желанная разрядка помогут избавиться от сумбура в голове. Вечер в объятиях прелестной Сюзанны Сен-Мартен — вот то, что сейчас требовалось, чтобы позабыть о рыжеволосой сирене и продолжении рода.

Глава 6

Мия была уверена, что каждый беспробудный пьяница, развратник, фат и пэр без гроша за душой в Лондоне вознамерился заполучить ее в жены. Не успевал один выйти из гостиной, как его место тотчас же занимал следующий. Пятеро претендентов попросили ее руки. Герцог держался с каждым разом все тверже, когда она начинала мямлить и умолять дать ей еще чуточку времени поразмыслить над полученными предложениями. Она была уже готова запереться в комнате на ключ, когда слуга объявил о приходе маркиза Эксли.

Мия тут же вскочила: злость на лорда Эксли из-за того, что заставил ждать так долго, боролась с радостью, что он все-таки приехал, и радость победила.

— Пригласите маркиза, — велела она слуге.

— Скажите маркизу, что нас нет дома! — приказала кузина Ребекка в то же мгновение.

Молодой лакей не мог сообразить, чье распоряжение выполнять, и хватал ртом воздух.

Мия взглянула двоюродной сестре в глаза, аккуратно приглаживая мятно-зеленый муслин платья, и повторила тем бескомпромиссным тоном, каким доводилось отдавать приказы в гареме, требуя к себе уважения:

— Впустите маркиза!

Дверь за лакеем закрылась, и Мия опустилась на кушетку, почувствовав, что ноги у нее подгибаются, как у новорожденного жеребенка.

Ребекка рядом с ней заметалась, точно всполошившийся мотылек:

— Моя дорогая, не стоит…

Кузина подняла руку, пресекая поток увещеваний:

— Я знаю, что тебе он не нравится, но мне и не требуется твое одобрение.

Мия расправила плечи и сложила дрожавшие руки на коленях. Она сама не знала, от чего дрожит: то ли от нетерпения, то ли от ужаса — но определенно чувствовала себя живой, чего с ней не случалось с того самого вечера, когда она в прошлый раз говорила с маркизом.

— Но, Мия, дорогая, он же…

Дверь отворилась, и в комнату вошел Эксли, удостоив ее изысканного поклона:

— Леди Юфимия.

Мия молча смотрела на него. При свете дня чертов маркиз производил еще более сильное впечатление, чем при свечах. Хотя солнечный свет подчеркивал мелкие морщинки в уголках глаз и складки у рта, эти едва заметные признаки возраста делали его еще привлекательнее. Темно-синий сюртук создавал контраст с бледными глазами. Его стройные мускулистые ноги, обтянутые палевыми бриджами, казались еще более порочно очерченными, чем когда на них был черный шелк.

— Какой приятный сюрприз, милорд.

Кажется, ее сердитый тон его позабавил.

— Я пытался пробиться к вам вчера, но даже парадной двери не мог разглядеть за всеми экипажами, лошадьми и джентльменами, которые съехались, чтобы нанести вам визит.

Мия ничего не ответила на его насмешливое замечание.

— Вы знакомы с моей кузиной, мисс Ребеккой Девейн?

Ребекка сделала реверанс, кое-как держась на дрожавших ногах.

— Рад встрече, мисс Девейн, — чуть поклонился Эксли.

Мия жестом указала на кресло напротив:

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Маркиз, не обращая внимания на кресла, сел на небольшую кушетку рядом с ней.

Боже мой!

Ребекка, едва успев сесть, тотчас же вскочила и, видимо, не замечая, что корзинка стоит на небольшом столике возле ее кресла, сказала:

— О… да, э-э… я тоже. Если позволите, миледи, я собиралась сходить за моей корзинкой. Мне нужен шелк определенного цвета. Определенного оттенка зеленого.

Ребекка бочком ретировалась к двери, дрожа как лист и так вытаращив глаза, что они стали размером с шары для бильярда, кое-как нащупала дверную ручку у себя за спиной, не смея оторвать взгляда от маркиза, пока наконец ей не удалось приоткрыть дверь и протиснуться в образовавшуюся щель.

Мия тяжко вздохнула:

— Она вовсе не за шелком ушла, милорд. Должно быть, отправилась искать брата.

— Или ближайший полицейский участок, — сухо предположил Эксли.

Мия хихикнула, обрадовавшись его настроению:

— Так или иначе, боюсь, у нас не так уж много времени. Если хотите сказать мне что-то с глазу на глаз, лучше говорите сразу.

Эксли взял ее руку в свои, не переставая насмешливо улыбаться:

— Прислушаюсь к вашему совету и буду говорить откровенно. Известно ли вам о каких-либо препятствиях к беременности и родам? А также, вопреки вашему желанию жить своей жизнью, я вынужден настаивать, чтобы вы не брали в постель никого, кроме меня, пока не подарите мне наследника.

Мия знала, что ей следует оскорбиться подобными вопросами: он относился к браку с ней как к покупке племенной лошади — но не чувствовала себя оскорбленной.

— Мне неизвестно ни о каких препятствиях к зачатию и рождению ребенка, и я готова делить с вами постель так часто, как вы посчитаете нужным. Я также не намерена заводить любовников.

При этих словах Эксли чуть заметно стиснул зубы. Будь на его месте кто-то другой, такая слабая реакция ни о чем бы не говорила, но для Эксли, который сдерживал свои эмоции железной рукой, это было почти выражением страсти.

— Леди Юфимия, окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Мия помедлила:

— Вы женитесь на мне, ничего не зная о моем прошлом? Ни о чем, кроме того времени, что я провела… в монастыре?

— Я задал вам вопросы, которые интересуют меня. Не хотите ли и вы что-то узнать?

У Мии не было к нему вопросов, по крайней мере таких, на которые он бы согласился ответить. К тому же она уже нашла ответы на самые важные вопросы в библиотеке герцога. Родовое гнездо маркиза Эксли располагалось в древнем замке на южном побережье. Замок Эксам был неподалеку от Истборна — того самого порта, где Мия высадилась по возвращении в Англию.

Ей почти ничего не удалось узнать о прежних женах маркиза. Первая из них, Вероника Кейтон, была родом из обедневшей дворянской семьи с севера, а вторая, леди Сара Тьюкс, — из обедневшей дворянской семьи с юга. Обе мертвы. Ни Киан, ни Ребекка ничего не знали о предыдущих браках Эксли, кроме туманных слухов, но они оба неоднократно предостерегали Мию и советовали держаться от маркиза подальше.

Думать, что такой хладнокровный человек убил кого-то в порыве страсти, было просто смешно. И очевидно, женился он не ради денег. Что же оставалось думать? Что он какой-то невменяемый? Мия кусала губы, глядя на бесстрастное лицо Эксли. Он не походил на умалишенного. Было рискованно выходить за него, не наведя побольше справок о его прошлом, но у нее оставалось мало времени.

— Да, я выйду за вас. Только прошу, давайте заключим брак поскорее.

Эксли чуть опустил веки:

— Как пожелаете, миледи.

Он наклонился к ней и коснулся ее губ своими. Огонь в его взгляде и легкость прикосновения совершенно ошеломили Мию; у нее помутнело в глазах, словно она выпила слишком много шампанского. Она судорожно вздохнула, пока Эксли покрывал ее рот поцелуями, невесомыми как перышко. От него пахло мылом, одеколоном, шерстью, кофе, лошадьми и чем-то еще невероятно мужским и возбуждающим.

Мия потянулась к нему, и маркиз взял ее за подбородок прохладной, неожиданно мозолистой рукой. Она скользнула ладонью по гладкой ткани его сюртука и хотела было опереться о кушетку, чтобы не потерять равновесие, но ее рука оказалась на мускулистом бедре. В ответ на это прикосновение из горла Эксли вырвался какой-то низкий звук, и его ладонь скользнула на затылок, притягивая ее ближе. Мия таяла в его руках. Даже через роскошную одежду чувствовалось тепло его тела, такого по-мужски твердого, настоящего, когда он поглаживал ее шею сильными, чуткими пальцами.

Его умелый язык и крепкие прикосновения ничуть не походили на влажные слащавые поцелуи и грубое тисканье султана. В этом поцелуе сочетались нежность и сила; маркиз дарил наслаждение так же охотно, как и получал. Он легко провел пальцами вдоль ее тела, дразня и лаская, прежде чем вернуть руку на талию, между тем его искусный язык исследовал ее рот горячо и настойчиво.

Мия посмотрела в его прищуренные светлые глаза. Губы маркиза изогнулись в самой чувственной улыбке из всех, что она видела, прежде чем он вновь глубоко вторгся в ее рот.

Мия обвилась вокруг него как лиана, притягивая ближе и наслаждаясь вкусом и фактурой, коснулась неожиданно мягких волос на затылке под шейным платком, скользнула пальцами по тугим сухожилиям шеи к резко очерченному подбородку. Его мышцы напрягались и сокращались у нее под пальцами, и маркиз шире раскрыл рот, чтобы проникнуть в нее глубже, словно ему все было мало.

Дверь в гостиную распахнулась и стукнулась о стену.

Мия прикрыла глаза, чтобы не замечать непрошеного вторжения, и крепче обняла маркиза за шею.

— Проклятье, Эксли! Убери лапы от моей сестры!

Когда маркиз отстранился, отрывая свои красивые руки и рот от тела Мии, она разочарованно застонала. Его губы больше не были поджатыми и жесткими, а чуть припухли, налились кровью, движения стали восхитительно ленивыми. Голодный, одержимый блеск в его глазах заставлял все тело Мии пульсировать.

— Мия, отойди от него сейчас же! — приказал Киан.

Она с трудом оторвала взгляд от объекта своего желания. При виде праведного гнева на лице брата раздражение переросло в ярость, и Мия взглянула на него сквозь красную пелену:

— Ты мне не хозяин, Киан.

Маркиз успокаивающе положил руку ей на плечо, поднялся и сказал мягко, но тоном, не терпящим возражений:

— Мне нужно поговорить с его светлостью, Абермарл.

— Ты прав, черт бы тебя побрал, Эксли! Мы непременно поговорим с моим отцом. Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

Тут Киан без дальнейших разговоров шагнул в открытую дверь, и стало видно, что Ребекка жалась у него за спиной.

Эксли взглянул на нее из-под опущенных век своими холодными глазами, словно только что разыгравшаяся на софе мучительно мимолетная сцена Мие лишь привиделась.

— Прошу прощения за недостойную спешку, миледи, но если я продолжу медлить, ваш брат получит слишком большую фору, а я сегодня не одет для пробежки. — Маркиз поклонился и тихо прикрыл за собой дверь.

— O-о, Мия! — вскричала Ребекка, задыхаясь в истерике. — Прошу, скажи, что ты не рассматриваешь этого человека как будущего супруга!

Мия поднялась с кушетки:

— Я бы попросила не говорить о моем женихе в таком тоне.

— Женихе! Но я не дам тебе пожертвовать собой! Ты не можешь! — Ребекка рухнула на кушетку рядом с кузиной, заняв место Эксли.

— Успокойся, дорогая, я достаточно о нем знаю. Он дважды был женат, и обе его жены погибли. Ни ты, ни Киан так и не смогли мне рассказать ничего особенного об их гибели. Это все просто слухи, сплетни и предположения.

Ребекка разрыдалась пуще прежнего.

Мия тяжело вздохнула, невольно вспомнив сотни случаев в гареме, когда ей приходилось терпеть чужой плач. По крайней мере на этот раз никому не грозил яд или нож под ребро. Она обняла рыдавшую кузину, нашептывая слова утешения и поглаживая ее по спине.

Киан Марлингтон стоял перед герцогом, судорожно сжимая кулаки.

— Отец, как вам не стыдно!

Герцог Карлайл вскочил на ноги с исказившимся от гнева лицом и прогремел, тоже не помня себя от ярости:

— Ты забываешься! Возьми себя в руки или убирайся вон!

Адам улыбнулся: зрелище и впрямь было редкостным — благородный герцог Карлайл сцепился со своим непокорным наследником. Эксли подумалось, что и его ожидают подобные сцены, если им с Юфимией Марлингтон удастся родить собственного пылкого рыжеволосого отпрыска.

Молодой человек резко развернулся, словно Адам говорил вслух:

— Вас это забавляет, Эксли?

Киан кинулся к нему через всю комнату, вытянув вперед руку, словно собирался его схватить, но Адам поймал вытянутую руку за запястье, дернул вниз и тут же с силой выкрутил за спиной, пока Абермарл не согнулся пополам и не зашипел от боли.

— Не выйдет, милейший! — Адам взял в захват шею своего будущего шурина и зажал локтем, так что Киан сдавленно вскрикнул. — Какая мне разница: трупом больше, трупом меньше…

Еще раз с силой сжав шею молодого человека, он так толкнул его в спину, что тот, спотыкаясь, чуть не врезался в стол своего отца.

— Боже милостивый, Киан, что с тобой сегодня? — Герцог вышел из-за массивного стола красного дерева и схватил сына за плечи. — Образумься, мой мальчик. Ты выставляешь себя на посмешище.

— Это тебе следует образумиться, отец: ты продаешь родную дочь злодею и убийце, который до того порочен, что даже не пытается оправдаться.

Он взглянул на Адама с неприкрытым омерзением, но тот опустился на один из стульев напротив впечатляющего стола герцога, закинул ногу в сапоге на другое колено и откинулся на спинку в виде веера. Маркиз почувствовал, как лицо становится привычно скучающим, и на этот раз непритворно. Ему и правда было скучно наблюдать за этой маленькой драмой.

Абермарл не отступил: испепеляя взглядом зеленых глаз то отца, то Адама, он буквально кипел от бессильной ярости. Молодой человек был именно таким непредсказуемым и разгневанным, как можно было от него и ожидать, судя по огненному цвету его волос. Как ни странно, герцог, от которого он унаследовал свою рыжую шевелюру, был абсолютно холоден и расчетлив. Отдал бы сам Адам дочь замуж за такого вот маркиза Синюю Бороду?

Он отодвинул бессмысленный вопрос куда-то в глубину сознания. Его дочери никогда не смогут выйти замуж.

— Я пришел просить руки вашей дочери, ваша светлость.

— Ты ее не получишь! — взбеленился Абермарл, делая пару шагов к Адаму, но тут же остановился, вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз.

— Она уже дала согласие, — отрезал Адам, не в силах дальше сдерживать возмущение. — Я пришел сюда только из вежливости. Ваша сестра взрослая женщина, и ей не нужно ничье одобрение или разрешение, чтобы вступить в брак.

Киан только рот раскрыл, лишенный почвы для дальнейших возражений.

На мгновение Адаму даже стало жаль, что нет возможности поговорить с Абермарлом по-мужски, с глазу на глаз, и успокоить его. Было очевидно, что тот слишком любит свою сестру, чтобы отдать джентльмену с такой репутацией, как у Адама.

Маркиз преодолел этот бессмысленный порыв: Абермарл, как и другие представители высшего света, давно для себя все решил, и никакие разговоры тут не помогут.

Адам поднялся и взглянул на герцога Карлайла:

— Мы с леди Юфимией пришли к согласию по этому вопросу, и ни один из нас не видит смысла медлить. Я буду в вашем распоряжении в любой день на этой неделе, чтобы обсудить детали.

Герцог кивнул:

— Прекрасно, я напишу своему поверенному и дам вам знать, когда он сможет с вами встретиться.

Адам тоже кивнул и направился к двери, отмахнувшись от лакея, ждавшего у входа в кабинет герцога:

— Я сам найду дорогу.

Эксли прошел с половину коридора, когда его ушей достигли стенания Ребекки. Он остановился, положил руку на дверную ручку и поморщился от особенно пронзительного всхлипа по ту сторону толстого слоя дерева. Хватит с него бурных эмоций на сегодня! Входить не хотелось.

Чертов трус! Он начал было поворачивать ручку, но в этот момент раздался очередной оглушительный вопль, сотрясший воздух.

Черт бы вас всех побрал! Это всего лишь рыдающая дама. Он резко распахнул дверь.

Его невеста спокойно сидела на софе рядом с заливавшейся слезами кузиной. Она улыбнулась Адаму и что-то прошептала родственнице на ухо. Рыдания прекратились и перешли в шумное шмыганье носом.

Адам сложил руки за спиной:

— Не хотите завтра проехаться по парку?

Юфимия улыбнулась, ее изумрудные глаза заблестели при виде его явной неловкости.

— С огромным удовольствием.

— Я приеду пораньше, чтобы избежать обычной толчеи, например часа в три. Вас устроит?

— Прекрасно. Я буду готова, милорд.

Адам поклонился:

— Рад услужить.

Он покинул комнату до неприличия торопливо в надежде уйти как можно дальше к тому времени, когда кузина его невесты возобновит свой кошачий концерт.

Маркиз на ходу забрал шляпу и перчатки у слуги, который ждал его в передней. Снаружи множество любопытствующих зевак сгрудилось на противоположной стороне улицы напротив величественного особняка герцога. Большинство из них принадлежало к низшим слоям общества; люди собрались здесь в надежде хоть краем глаза увидеть Юфимию Марлингтон.

Адам задержался на крыльце, не спеша натягивая перчатки и наблюдая за беспокойной толпой. По его подсчетам, на той стороне улицы шаталось не меньше сотни человек. Без сомнения, среди этого стада затесалась хоть пара газетчиков, так что завтра, если не сегодня вечером, он прочтет о своем визите в дом герцога.

Он запрыгнул в фаэтон и взялся за поводья, уже воображая скандальные заголовки: «Маркиз-убийца женится на загадочной дочери герцога».

Эксли фыркнул, и конюх посмотрел на него с удивлением. Маркиз щелкнул поводьями, и серые лошади понеслись вперед, желая оказаться подальше от Карлайл-хауса почти так же сильно, как он сам.

Глава 7

Лавалль возложила пышное сооружение из перьев и кружев Мие на голову с такой торжественностью, словно перед ней была королева. Мия заерзала на стуле, но не стала мешать служанке развлекаться. В конце концов, лишь забота о туалете хозяйки вызывала улыбку на серьезном лице француженки.

Мие не терпелось остаться наедине с будущим мужем. Надо было обсудить несколько важных деталей, а времени до свадьбы оставалось все меньше.

Вчера, стоило маркизу уйти, герцог пригласил ее к себе в кабинет. Отец держался совсем иначе, чем во время ее предыдущего визита в его мужскую святая святых: был настроен жизнерадостно, почти празднично.

— Поздравляю, моя милая, — слегка похлопал ее по плечу герцог, выражая свою радость, после чего сцепил руки за спиной и просиял. — Эксли хочет сыграть свадьбу как можно скорее. Ты не возражаешь против такой спешки твоего жениха?

При слове «жених» у Мии дрожь пробежала по спине.

— Чем скорее мы поженимся, тем лучше, ваша светлость.

Герцог был так обрадован ее словами, что даже утроил сумму, которую положил ей на булавки. Мия тут же нашла хорошее применение этим деньгам, воодушевившись новой идей, которая пришла ей в голову. Она уже давно замечала, что самый молодой из лакеев отца бросает в ее сторону недвусмысленно чувственные взгляды, стоит ей отвернуться. Ей не составит особого труда воспользоваться его чувствами. Лакей ей очень даже пригодится в тех делах, с которыми она не могла справиться сама, например пообщаться с ростовщиками, посетить портовые города и в конечном счете получить место на корабле. Пока не узнаешь, как поступит маркиз после их свадьбы, рано строить какие-то планы, но уже сейчас Мия могла заручиться поддержкой молодого лакея. Первым делом она приобретет для него красивый плащ, подходящий к ливрее; это выделит его среди остальных как ее фаворита и повысит статус.

Несмотря на лишние хлопоты горничной, Мия была одета и готова к поездке с маркизом на пятнадцать минут раньше условленного часа. Чтобы добраться до лестницы, ей пришлось пройти мимо двери в маленькую гостиную. Там сидела Ребекка за одной из своих бесконечных вышивок. Мия крадучись прошла мимо двери, не желая привлекать внимание кузины: ни к чему ей всхлипывающая дама за плечом, когда за ней приедет маркиз.

Мия не смогла сдержать смех, вспомнив, какое лицо было у Эксли вчера. Его обычно бесстрастные черты свело от ужаса при виде ее рыдавшей кузины. Мия приняла к сведению эту полезную информацию. Если ничто другое его не тронет, всегда можно просто разреветься.

У арки, ведущей в переднюю, стояли два лакея, и один из них тот самый, на которого у нее были большие планы. Мия окинула взглядом мускулистую фигуру молодого человека и подошла к нему до неприличия близко:

— Я жду маркиза Эксли.

— Прекрасно, миледи. Вы собираетесь ждать… э-э… прямо здесь?

Его голос дрогнул на последнем слове, а на висках выступил пот под ее молчаливым чувственным взглядом.

— Нет, в гостиной. Позови меня, когда он прибудет.

Лакей поспешил открыть перед ней дверь, и Мия улыбнулась, когда дверь за ней закрылась: окрутить молодого человека не составит труда.

Мия решительно не понимала всю эту британскую систему со слугами. Вряд ли она сможет привыкнуть к постоянной компании таких красавцев.

Султан держал жен и дочерей в неприступной крепости, в окружении мужчин, которые не были способны на развратные мысли или поведение, — евнухов. В Англии же количество физически привлекательных слуг свидетельствовало о статусе семейства. Особенно бросались в глаза лакеи, которые проводили с хозяйкой времени больше, чем ее муж.

Мия знала по меньшей мере двух благородных леди, которые позволяли себе пользоваться далеко не только обычными услугами своих молодых красивых лакеев. Она ничего подобного не желала от рослого блондина, но была готова подать ему ложную надежду, чтобы добиться желаемого.

По красивому мозаичному полу она подошла к окну, которое находилось над парадным входом. Особняк герцога Карлайла занимал почти всю южную сторону улицы, сейчас пустой, не считая спешившего куда-то слуги и нескольких вездесущих зевак, которые толпились у дома дни и ночи напролет в надежде ее увидеть. Пока их было немного, но с наступлением вечера горстка превратится в толпу.

Совсем как эти зеваки, Мия то и дело подходила к окну. В части дворца султана, отведенной женщинам, не было окон, и она зачастую месяцами не видела ничего, кроме закрытых двориков, личных покоев и высоких каменных стен.

Тихое постукивание заставило ее обернуться. В дверях стоял ее лакей.

— Прибыл маркиз Эксли, миледи.

Его голос был ровнее, чем пару минут назад. Он стоял навытяжку возле двери, удерживая ее широко открытой.

Мия изобразила на лице все ту же продуманную улыбку для лакея и вышла, будто случайно задев его на ходу. Молодой человек зарделся, и она едва успела отвести от него взгляд, чтобы не налететь на маркиза, замершего в дверях.

Мысленно отругав себя за самонадеянность, она присела в низком реверансе, который так понравился Эксли при их первой встрече. Когда она выпрямилась, его ледяной взгляд был прикован к ее лицу.

Эксли чуть поклонился:

— Вы закончили, миледи?

Он покосился на лакея, у которого был такой вид, будто он мечтает слиться с обтянутыми шелком стенами или сверкающим мраморным полом.

Вместо ответа Мия прошла мимо него к двустворчатым дверям и, спустившись по лестнице, остановилась перед весьма изысканным экипажем. Повозка — Мия понятия не имела, как она называется, — выглядела такой же холеной и элегантной, как ее обладатель. Покрытая серебряным лаком, она казалась ненадежной на вид из-за больших колес, на которых держалась, но безупречно подходила к паре запряженных в нее серых лошадей.

Маркиз помог ей забраться в высоко посаженный корпус экипажа, совсем ненадолго коснувшись ее талии гибкими сильными руками, потом запрыгнул в повозку рядом с ней, взял поводья у грума и, устроившись поудобнее на своем месте, холодно приказал:

— Жди меня здесь, Таунсенд.

Слуга едва успел соскочить на землю, когда маркиз щелкнул поводьями и лошади понеслись вперед.

— Какой чудесный экипаж, милорд!

Мия схватилась руками за шляпку. Лавалль будет корчиться в муках, если она потеряет свой головной убор.

Маркиз повернулся к ней, его зрачки превратились в черные точки:

— Скажите, миледи, вы и с моими слугами собираетесь так же беззастенчиво флиртовать?

— Только с молодыми и красивыми, — съязвила Мия.

Судя по тому, как маркиз раздул ноздри, ее попытка свести все к шутке провалилась.

Гнев клубился вокруг него, как песок во время сирокко; Мия перевела взгляд с его строгого профиля на сильные руки в кожаных перчатках, сжимавшие поводья. Он ее ударит, как часто поступал султан, когда она навлекала на себя его гнев? От него исходило столько недовольства! Мия считала его неспособным на сильные эмоции, по крайней мере на ревность. Возможно, дело вовсе не в ревности, а его всего лишь беспокоит, как все это выглядит со стороны? Так или иначе, она ошиблась в нем: все-таки какие-то чувства бурлили под толстым слоем льда.

Внимание маркиза было сосредоточено на своевольной паре лошадей; он без особого напряжения правил ими среди все более людных улиц. Что-то в его безразличном профиле задело ее за живое. Ее натура всегда была излишне игривой, но ей не стоило смеяться над ним.

— Прошу прощения, милорд. Я повела себя скверно. Видите ли, я привыкла иметь дело с евнухами, а с ними надо обращаться поласковее. Все время забываю, что здесь по-другому. Это больше не повторится. — Положив руку маркизу на локоть, она подняла глаза.

Эксли посмотрел на нее сверху вниз, и взгляд его был так холоден, что Мия быстро убрала руку и положила себе на колени.

Когда маркиз снова заговорил, его голос напоминал порыв морозного ветра.

— Вы меня не проведете этой покорной позой.

Мия не стала поднимать голову, пряча улыбку. Ей понравилось, что он оказался достаточно умен, чтобы раскусить ее притворство, которое всегда позволяло ей провести мужчин вроде султана или ее отца. Конечно, это осложнит ее задачу: такого человека нелегко водить за нос.

— Вы говорили открыто в ту ночь на балу. Я попрошу вас и впредь поступать так же. — Он направил лошадей к массивным воротам Гайд-парка.

Мия сочла разумным пока не играть с ним в игры.

— Я тоже считаю, что лучше нам говорить открыто.

Экипаж покатил по тропе, ведущей к той части парка, где было поменьше народа.

— Вы упомянули евнухов. Насколько мне известно, они редко встречаются в монастырях. Мне бы хотелось узнать что-нибудь о двух последних десятилетиях вашей жизни, но на этот раз правду.

— Вы опасаетесь, что я не смогу себя прилично вести, милорд? Возможно, вы передумали на мне жениться? — Мия прикусила губу.

Почему ей так неудержимо хотелось его дразнить? Он к такому не привык, это было ясно. Но, возможно, именно поэтому она никак не могла удержаться. Гневный взгляд, который он метнул на нее сегодня утром, был намного интереснее, чем его обычное скучающее выражение лица.

Маркиз придержал лошадей и повернулся к ней:

— Меня много в чем обвиняли, но никогда не называли обманщиком, леди Юфимия.

Мие вновь пришлось опустить голову, чтобы скрыть улыбку. Гордость явно была его ахиллесовой пятой.

Какое-то время они ехали в молчании, и Мия постаралась сделать серьезное лицо, прежде чем взглянуть на своего жениха.

— Как вы наверняка догадались по многочисленным противоречиям в моей истории, я никогда не бывала на Мальте. Я семнадцать лет прожила неподалеку от Орана, в гареме султана Бабы Хасана.

Наконец-то она сказала об этом! На душе сразу стало спокойнее, но на лице маркиза не было и тени удивления.

— Вас это не шокирует?

— Меня не так уж легко шокировать, миледи.

Мия не стала говорить, что приняла это замечание за вызов, решила, что прибережет на потом.

— Часть моей истории правдива. Наш корабль действительно захватили корсары, но это случилось неподалеку от Гибралтара.

— Вы были на «Персефоне»?

Мия растерянно моргнула:

— Откуда вы…

— О таких вещах сообщают в газетах, миледи. Я не припомню, чтобы к статье прилагался перечень пассажиров, но точно помню, что читал об этом. Прошу, продолжайте.

Светлые волоски у нее на шее встали дыбом: этот человек считал своим долгом знать решительно обо всем. Мия проглотила свои сомнения. К счастью для нее, она считала делом чести скрывать как можно больше.

— На корабле было всего несколько пассажиров-англичан, и среди них Хью Редверс, барон Рамзи, — тот самый, который позже стал капитаном Одноглазым Стендишем.

— А-а, — прохладное выражение лица маркиза чуть потеплело. — Так вот как вы с ним связаны. Я знал, что это он помог вам вернуться в Англию. Значит, вы знали Рамзи много лет.

— Я бы не сказала, что знала. Мы виделись всего несколько дней на корабле… до тех пор, пока корсары не пришвартовались в Оране и не распродали пленников. — Мия поймала себя на том, что слишком сильно сжимает челюсти, и подвигала нижней из стороны в сторону. Она была уверена, что не станет напрягаться из-за такой давней истории, но, похоже, ошиблась. — В тот день, когда захватили наш корабль, корсары изнасиловали мою няню, а потом отрубили ей голову.

Тело Эксли рядом с ней напряглось от этих жестоких слов, и Мия подняла глаза. Их взгляды встретились, но маркиз не стал попусту выражать сочувствие.

— Меня они не тронули, потому что планировали подарить султану.

Адам нахмурился:

— Но вы же дочь герцога. Почему бы не потребовать за вас выкуп? Это было бы вполне естественно.

— Рамзи пытался им это втолковать, снова и снова. В конце концов они привязали его к мачте и избили бичом до крови.

Даже сейчас, закрывая глаза, она видела этого могучего великана, его широкую обнаженную спину, залитую кровью под двадцатью ударами еще более здоровенного детины, которого выбрал для этой работы пиратский капитан Фейсал Барбаросса.

— Порки было недостаточно, чтобы заткнуть ему рот. Рамзи снова начал сопротивляться, когда мы прибыли в Оран и меня посадили в повозку, чтобы отвезти султану. В последний раз я видела его до возвращения в Англию, когда его избивали руками и ногами с дюжину человек.

Мия разглядывала швы своих мятно-зеленых лайковых перчаток, но видела совсем иное.

— Я на всю жизнь запомнила этого могучего англичанина, который рискнул всем, чтобы помочь мне. Только намного позже, услышав о его побеге из темниц султана, я узнала, что Рамзи выжил после того чудовищного избиения.

Мия явственно помнила тот день. Баба Хасан был в ярости из-за побега, и полетело немало голов. В приливе буйства он даже назначил награду золотом весом с голову Рамзи.

— Так, значит, Рамзи сбежал много лет назад, но только недавно вернулся в Англию. — В холодном голосе маркиза слышалось искреннее любопытство.

— Да, так и есть. Понятия не имею, почему Рамзи так долго не возвращался на родину, — пожала плечами Мия. — Так или иначе, он с дюжиной других рабов захватил тот самый корабль, который напал на нас столько лет назад, отрубил голову Фейсалу Барбароссе, дал кораблю новое название и стал Одноглазым Стендишем, самым опасным капитаном Средиземного моря. Даже в гареме до нас доходили слухи о его подвигах. — Мия покачала головой. — Но я отвлеклась от сути вашего вопроса. Вы хотели знать, почему за меня не запросили выкуп?

Маркиз кивнул.

— Корсарам было известно о большом пристрастии султана к юным девочкам.

Складки у рта Эксли обозначились резче, а руки крепче сжали поводья.

— Они решили, что султан не сможет устоять перед моими экзотическими рыжими волосами и зелеными глазами. Есть кое-что для них важнее денег, и они предпочли услужить султану. — Мия взглянула на мужчину, который скоро должен был стать ее мужем. — Султан лишил меня девственности, и я ни разу не ложилась с другим.

— У вас не осталось детей от этого союза? — коротко спросил маркиз, помрачнев.

Уж не жалеет ли он о своем желании говорить открыто?

— У нас был ребенок, мальчик. — Мия стиснула зубы и произнесла самую жуткую ложь за все это время: — Он умер.

Убивая своего сына, пусть и только в глазах этого человека, ей не пришлось притворяться, что эти слова причиняют ей боль.

Эксли покосился на нее, но ничего не сказал.

— В последние десять лет жизни султан не зачал ни одного ребенка, поскольку все время болел и не мог возлечь с женщиной без многочисленных ухищрений.

Мию позабавило, как бледная кожа Эксли покраснела на переносице.

А, так даже искушенный аристократ может покраснеть от таких откровенных слов.

— Так или иначе, он перестал проявлять ко мне интерес, когда я достигла определенного возраста. У него было много жен помоложе.

— Почему вы покинули Оран? — процедил маркиз сквозь зубы.

— Султан умер, и его сын Асад захватил контроль над империей своего отца. Много лет назад между мной и Асадом произошел конфликт, и он очень на меня разозлился. Слава богу, я успела покинуть дворец раньше, чем он захватил бы меня в плен. Я пряталась на базаре, продала свои драгоценности, чтобы наскрести денег на жизнь, и предложила хорошую награду тому, кто первым доставит от меня весточку Рамзи.

— И тогда Рамзи за вами приехал?

Мия улыбнулась маркизу:

— Бьюсь об заклад, вы начитались бульварных газет, милорд.

Под бледной кожей маркиза играли мускулы, и руку Мии обожгло воспоминание о том, каковы на ощупь резкие черты его лица.

— За последние несколько месяцев о вас и лорде Рамзи ходили самые разные небылицы. Не слышать их было невозможно, — сказал Эксли ядовито.

— И некоторые из этих небылиц весьма скабрезного свойства, милорд.

Маркиз раздул ноздри:

— О таких мне ничего не известно, миледи.

Он взглянул на нее так, что по ее телу пробежала волна жара.

— Вот как? — пробормотала Мия и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Рамзи не мог приехать за мной сам, но отправил свой корабль забрать меня и доставить в Истборн — он выбрал этот порт, — а затем он сопровождал меня до Бернвуд-парка.

При мысли о том путешествии — перед ним она в последний раз видела сына — у Мии перехватило дыхание. В глазах помутнело, и она уставилась на свои руки, пытаясь сморгнуть слезы.

Маркиз нарушил неловкую тишину:

— Я добуду разрешение на венчание без оглашения в церкви. Десяти дней вам хватит, чтобы подготовиться?

Мия выдохнула. У нее получилось рассказать историю без единой ошибки, не вызвав подозрений.

— Да, милорд.

— Я бы предпочел скромную церемонию.

Мия кивнула и спросила:

— Вы пригласите сестру и дочерей, милорд?

Эксли не ответил сразу, и она украдкой взглянула на него из-под полей шляпки. Выражение его лица было привычно жестким.

— Нет.

Мия пыталась отгадать, что скрывалось за односложным ответом, но не смогла и отодвинула свое любопытство подальше: сейчас от него не было никакой пользы. Пора уже наконец запомнить, что дети маркиза не имеют к ней никакого касательства. Как и все остальное в его жизни.

— Разумеется, вы можете пригласить сколько угодно гостей.

— Да, милорд.

Список гостей у нее был короткий. Кроме членов своей семьи, в Лондоне она знала только барона Рамзи.

Она пару раз видела Рамзи на светских приемах, но ей так и не представилось случая поговорить с ним с глазу на глаз. Росло подозрение, что великан едва ли одобрит ее план бегства, особенно когда она станет замужней дамой. Мужчины склонны вступаться друг за дружку, даже если незнакомы.

Если он откажется ей помочь, всегда остаются другие члены его команды, которые могут оказаться полезны. Его старший помощник, красавчик-француз по имени Мартен Бушар, первым пришел ей в голову. Влюбчивый молодой человек никогда не скрывал интереса к ней, по крайней мере заинтересованности в том, чтобы заполучить к себе в постель. Мия ответила бы взаимностью на его чувства, если бы на корабле не было Джибриля. Да, определенно, она всегда может рассчитывать на Бушара.

Мия поставила себе цель узнать у Рамзи, когда француз возвращается в Англию. Также можно было попытаться вытянуть из Рамзи новости о Джибриле. Барон позволил ее сыну распоряжаться своим кораблем и снабдил деньгами на припасы и оружие. Единственным условием было, чтобы Джибриль положил конец работорговле, которой так долго занимался Баба Хасан, и тот охотно согласился: будучи сыном рабыни, он и сам питал к этому промыслу отвращение.

Мия поняла, что экипаж остановился, и подняла глаза на маркиза. Тот неотрывно смотрел на нее.

— Прошу прощения, милорд, вы что-то сказали? — спросила она с виноватой улыбкой.

— Вы витали мыслями где-то очень далеко и выглядели очень довольной. Скажите, миледи, что за мысли вызвали у вас такую улыбку? — Хищный взгляд Эксли не соответствовал его легкомысленному тону.

«У вас эти мысли улыбки не вызовут», — подумала Мия.

— Я думала о том, что мы будем делать после свадьбы.

Брови маркиза поползли вверх, а глаза весело сверкнули.

Жар бросился Мие в лицо, и она прижала к нему ладони. Как этому человеку так легко удавалось заставить ее покраснеть?

— Я имела в виду после этого, милорд. Где мы будем жить?

— А-а… — протянул Эксли, изобразив на лице разочарование.

Мия приободрилась от этой легкой игривости.

— Мы останемся в Лондоне или уедем в ваш загородный дом в Гэмпшире?

Маркиз щелкнул языком, и лошади вновь потрусили вперед.

— А чего бы вам хотелось?

— Я была бы рада переехать в замок Эксам.

Мия с удивлением осознала, что это правда. Не только из-за планов побега, но и просто потому, что ей было любопытно повидаться с дочерьми маркиза, как и с его сестрой, которая их растит.

— После венчания мы поживем несколько дней в Лондоне, а потом переедем в Эксам. Вам бы этого хотелось?

— Да, милорд. — Мия помедлила. — Не сочтите за дерзость, но…

Маркиз обернулся и холодно взглянул на нее:

— Да?

— Вы сразу же вернетесь в Лондон?

— Вам бы этого хотелось? — насмешливо, словно эхо, повторил маркиз.

— Конечно, нет. Просто мне любопытно.

Эксли тяжко вздохнул:

— Говорите напрямик, миледи.

— Чем вы занимаетесь в Лондоне? Я имею в виду, раз вы не посещаете светские мероприятия и не общаетесь с людьми?

Маркиз заметно расслабился, словно Мия не сказала чего-то, что он ожидал или боялся услышать, и пожал плечами:

— Посещаю свои клубы, немного занимаюсь фехтованием и стрельбой и управляю собственной недвижимостью.

— И вам этого достаточно, чтобы скоротать время?

Эксли прищурился, словно подозревал в ее словах какой-то скрытый смысл.

— Управление домами отнимает немало времени, если вы хотите все сделать правильно.

— Разумеется, милорд, — отозвалась Мия успокаивающе. — Так у вас несколько домов?

«Есть ли среди них такие, что находятся ближе к Истборну?»

— Да.

— Они давно принадлежат вашей семье?

— Нет.

Их разговор напомнил ей, как в те времена, когда Джибриль был маленьким, ей приходилось вытягивать из него каждое слово, если он в чем-то провинился.

Прежде чем Мия придумала новый вопрос, Эксли сказал:

— Все, кроме Эксама и дома в Лондоне, я приобрел недавно.

— Приобрели?

Маркиз снова вздохнул и ответил:

— Откровенно говоря, я хорошо играю в карты, в отличие от большинства тех, кто садится со мной за стол. Так я и получаю новые дома и землю. Чем больше собственности, тем больше ей, увы, приходится уделять времени и усилий.

Он поднес руку ко рту, прикрывая зевок, словно все эти разговоры его утомили.

Мия смотрела на него во все глаза. Что он за человек, если с таким холодным равнодушием прибирает к рукам чужие дома?

Тут маркиз повернулся к ней, точно услышал ее мысли. В этот момент, глядя ему в глаза, она чувствовала себя так, словно стоит на крутом обрыве и всматривается в густой клубящийся туман. Что скрывается за этим туманом? Простой шаг вниз или бездонная пропасть?

Мию внезапно покинуло всякое желание расспрашивать его. Больше того, она всерьез подумывала о том, чтобы выскочить из экипажа на полном ходу и броситься наутек, но все же заставила себя смотреть только вперед, и остаток пути до дома они провели в молчании.

Адам не мог не заметить, какое облегчение испытала его будущая жена, когда он отказался от ее предложения зайти в Карлайл-хаус выпить. Как он мог винить ее в этом? Он повел себя как ревнивый мужлан из-за невинного флирта с лакеем. Проклятье! Он сам себе поражался.

Впрочем, последнее время он давал себе немало поводов для удивления. Меньше всего он ожидал от себя, что приедет в Карлайл-хаус и, поддавшись сиюминутному порыву, сделает Юфимии предложение.

Эксли вздохнул: к чему теперь все это вспоминать? Что сделано, то сделано.

Однако сегодняшний приступ ревности — это совсем другая история. Он никогда не был ревнивцем. Будь он ревнив, его первая жена Вероника свела бы его с ума за полгода. Видит бог, она никогда не переставала трудиться в этом направлении! Ее страшно злило, что он ни словом не обмолвился о ее любовных приключениях, по крайней мере до тех пор, пока она не стала приводить своих любовников к нему домой. И даже после этого он не испытывал ревности.

Нет, прежде Адаму не доводилось испытывать это колючее чувство, охватившее его при виде чувственной улыбки, которой его невеста одарила красивого молодого лакея. Еще более странно, что в глазах у него потемнело от ярости при виде похотливого одобрения, с которым слуга посмотрел на его будущую жену.

Но самым пугающим был образ хрупкого обнаженного тела Юфимии Марлингтон под здоровенным лакеем: голова запрокинута от восторга, зеленые глаза чувственно прикрыты, в то время как мускулистый блондин входит в нее, отчего ее тело извивается от наслаждения и…

Адам судорожно дернул поводья. Его неуклюжее обращение с вожжами так ошарашило грума, что тот чуть не упал с запяток.

— Ваше сиятельство? — Томпсон вытаращил глаза.

Маркиз не стал вдаваться в объяснения. Да и что он мог сказать? Что он так сильно ревнует женщину, которую знает меньше недели? Он был поражен, напуган, и ему было стыдно за эту грубую звериную одержимость, которая взялась непонятно откуда, схватила за шкирку и встряхнула, как котенка.

Ужасающий образ лакея и Мии вместе вновь попытался закрасться ему в голову.

«Мия! С каких это пор она стала Мией, болван?»

Адам сжал зубы и задвинул куда подальше насмешливый внутренний голос и рычавшее зеленоглазое чудовище, заперев непрошеные мысли на засов.

Будь он проклят, если позволит новой жене предаваться распутству, как это было заведено у Вероники! Если Юфимия Марлингтон пожелает сношаться, как изголодавшийся дикий зверь, то сможет удовлетворить свои потребности, не покидая его спальни. Или ее собственной. Так или иначе, тело Адама будет единственным, под которым она станет извиваться в ближайшем будущем.

Эксли невесело рассмеялся, не заботясь о том, кто его слышит. Какие бы планы ни роились в ее хорошенькой головке (а он ни на миг не сомневался, что она что-то замышляет), пусть только посмеет наставить ему рога. Он не потерпит, чтобы третья жена его позорила.

Глава 8

Скромная свадебная церемония прошла как по маслу. Даже Киан вел себя прилично, хоть и предложил по дороге к церкви Святого Георгия в карете, которую делил с Мией, вызволить ее и спасти от этого брака.

— Это твой последний шанс! Только дай знак, и Чейн развернет карету.

— И куда же ты меня отвезешь, Киан? Назад, в Карлайл-хаус? В Бернвуд-парк?

Киан наклонился, чтобы взять ее за руки:

— Попроси у отца еще времени. Есть ведь другие мужчины, не настолько…

Мия вырвала у него руки:

— Прошу, не говори дурно о моем женихе, Киан!

Киан отпрянул от ее жесткого тона, и Мия смягчилась:

— Не будем ссориться, брат. Я уже приняла решение.

Она не только приняла решение, но и привела его в исполнение: теперь она маркиза Эксли.

Мия оглядела просторный зал, полный гостей; в голове у нее все еще был туман после предшествовавших свадьбе десяти дней приготовлений. Свадьба состоялась перед самым полуднем, и все вернулись в особняк Карлайлов, чтобы отпраздновать бракосочетание. Там и сям в официальном приемном зале виднелись кучки гостей, которые тихо переговаривались между собой. Все это меркло по сравнению с огромной толпой, собравшейся на улице у дома и у церкви Святого Георгия.

Это была самая скандально известная пара в Англии. Заголовки бульварных газет кричали: «Маркиз-убийца женится на загадочной дочери герцога Карлайла!»

Новый муж Мии выдержал это с честью, бросив обезумевшей толпе кошель золота все с тем же холодным презрением, с которым обращался со всеми, будь то аристократ или простолюдин.

Свадьба оказалась гораздо масштабнее, чем она ожидала. Мия никак не участвовала в свадебных планах, все организовала кузина Ребекка. После того первого дня, когда она чуть не выплакала все глаза, Ребекка принялась планировать прием с таким рвением, словно свадьба была ее собственной идеей.

— Он, без сомнения, один из самых элегантных джентльменов в Англии, дорогая сестра, — сказала она Мие таким заговорщицким тоном, словно делилась большим секретом. — И очень богат, даже не считая нажитых домов и земель.

Мию позабавила такая резкая смена мнения.

— Тебе что, доводилось читать конторские книги его милости, кузина?

Щеки Ребекки залились румянцем, так что она казалась теперь молодой и хорошенькой.

— Я всего-навсего повторяю всем известные факты. У него несколько роскошных имений.

Мия уже знала об этом после поездки в парк со своим женихом; это было единственное время, проведенное с ним наедине до свадьбы. Эксли явно задался целью не оставаться с ней с глазу на глаз, так что она очень мало смогла о нем разузнать за последние полторы недели. Все, кто мог бы что-то рассказать ей о маркизе, не были настроены сплетничать о нем теперь, когда о помолвке было официально объявлено. Единственным достаточно близким знакомым Мии, чтобы спросить у него о ее таинственном муже, был барон Рамзи, но она сомневалась, чтобы капитану, ставшему лордом, было что-то известно о маркизе, ведь он пробыл в Англии не многим дольше нее.

Словно в ответ на ее мысли в комнату вошел лорд Рамзи и остановился поздороваться с герцогом. Мие все еще сложно было воспринимать его иначе, как Одноглазого Стендиша, — капитана, о чьих подвигах и внезапном возвращении в Англию газеты судачили не меньше, если не больше, чем о ней самой.

Вошли еще гости, и герцог повернулся поприветствовать их, оставив Рамзи в одиночестве.

Мия наклонилась к своей кузине, которая сокрушалась о чем-то связанном с размещением гостей за столом:

— Если позволишь, Ребекка.

— Конечно, дорогая, конечно.

Мия не стала тратить время попусту и, восхищенно взглянув на лорда из-под ресниц, начала:

— Лорд Рамзи.

Восхищение было непритворным: Рамзи не только возвышался над Мией, но и был на голову выше остальных мужчин в комнате, к тому же прекрасно сложен и безукоризненно одет, а лицо его, несмотря на пересекавший его шрам, начинавшийся из-под повязки на глазу, было почти до неприличия привлекательно.

Рамзи с доброжелательной улыбкой склонился над ее рукой. Мия уже собиралась было начать свою агитацию, но он ее опередил:

— Леди Эксли, как я догадываюсь, вы собираетесь коснуться темы, которую мы уже обжевали со всех сторон. Давайте отложим этот разговор на потом и просто насладимся праздником. Вы замужем. Но даже если бы вы были свободны, я бы все равно не согласился отвезти вас назад, в это опасное змеиное гнездо.

Такой внезапный отпор лишил Мию дара речи.

Лицо Рамзи смягчилось, когда он оглядел ее с высоты своего роста, и лорд мягко добавил:

— Джибриль мне голову оторвет. Ваш сын взял с меня слово, что я не позволю вам опять подвергнуть себя опасности.

Сердце Мии забилось чаще при имени сына. Она так давно не говорила ни с кем, кто хотя бы знал о его существовании!

Вкрадчивый внутренний голос подсказывал, что барон говорит разумно, что Джибриль, хоть и молод, ведет за собой людей, которые глубоко уважают его и не одобрят, если мать станет вмешиваться в его дела.

Мия задушила этот голос со всей яростью, с которой не имела возможности наброситься на стоявшего перед ней человека. Ее сын еще мальчишка и вряд ли способен позаботиться не только о ней, но и о себе.

— Что-то слышно от него?

— Не много, но достаточно, чтобы понять, что он осознал тщетность попыток захватить рушащуюся империю отца. Асад казнит всех, кто выказывает хоть малейшую симпатию к Джибрилю, вместе с семьями, и от этого энтузиазм его сторонников охладевает. Я передал ему в своем последнем сообщении, что не собираюсь выбрасывать деньги на ветер, и посоветовал вернуться в Англию. Герцог Карлайл — влиятельный человек и непременно позаботится о внуке.

— Так же, как позаботился обо мне? — прошипела Мия, утратив всякое желание договариваться с великаном по-хорошему после его высокомерных слов.

Рамзи изогнул светлые брови.

Мия хмуро посмотрела на него:

— Вы знаете, что у Джибриля не будет здесь жизни, как нет ее у меня самой. Ненавижу Англию. — Она с трудом заставила себя говорить потише. — Я до глубины души сожалею, что послушала Джибриля и вернулась в эту проклятую страну. — Мия окинула комнату полным ненависти взглядом. — Эти люди никогда не примут меня, хоть я здесь и родилась. Как, по-твоему, они отнесутся к моему сыну-полукровке?

— Но ведь вы неплохо устроились.

Мия проследила за взглядом Рамзи и увидела своего мужа. Даже на собственной свадьбе вокруг него зияла пустота, словно он был одиноким британским кораблем во враждебных водах.

Замкнутый лорд пригласил на церемонию только виконта Денфорта, но сейчас тот беседовал с одним из многочисленных родственников Мии, так что Эксли пребывал в одиночестве и наблюдал за явно недружелюбной беседой своей жены и Рамзи. Поймав ее взгляд, он приподнял бровь и скривил губы в насмешливой высокомерной улыбке. Мие страстно захотелось сделать что-нибудь шокирующее, чтобы стереть ее с лица мужа.

Она застонала от похотливой мысли и отвела глаза от внимательного взгляда Эксли. Вместо него она избрала объектом своих наблюдений рослого красавца, стоявшего рядом.

— Будь у меня палка, я бы сейчас вас поколотила.

От раскатистого смеха Рамзи дом содрогнулся до основания, но единственный глаз великана был холоден, как многогранный драгоценный камень.

— Даже такая страшная угроза не заставит меня поменять решение.

Мия ничего не ответила, ее душила бессильная ярость.

— Вы оказываете Джибрилю дурную услугу, скрывая его существование. Ваш сын не так слаб, чтобы скандалы и сплетни могли его сломать, — отмахнулся барон трехпалой рукой. — Лучше ему забыть об умирающей империи своего отца. Временам обогащения за счет пиратства и работорговли пришел конец. Теперь, когда вы вышли замуж и вполне состоялись, вы могли бы ему помочь. — Глаз Рамзи смотрел на собеседницу практично и оценивающе. — Любой, кто смог сориентироваться в кишащих акулами водах султанского дворца и преуспеть, заставит высший свет считаться с ним.

Мия покраснела от неожиданной похвалы, но следующие слова барона были вовсе не так лестны:

— Вы поступили глупо, если не рассказали Эксли о существовании Джибриля и своем намерении вернуться в Оран. Я согласился скрывать это от герцога, потому что не видел повода еще больше осложнять ваше возвращение домой, особенно учитывая, что Джибриль отказался поступить мудро и сопровождать вас, но меня вовсе не вдохновляет идея скрывать правду от Эксли. Он ваш муж, и вам подобает отнестись к нему с уважением и раскрыть свою тайну. Если он спросит меня о вас, я буду вынужден все ему рассказать.

— Это не ваша тайна, и не вам ее открывать, — прошипела Мия сквозь зубы.

Рамзи раздраженно вздохнул:

— Вы думаете, Эксли позволит своей жене плавать по морям, где полно пиратов? Он далеко не дурак и, как всем известно, обладает опасным нравом.

— Эксли? — Мия взглянула на серьезного человека у дальней стены комнаты и совсем не женственно прыснула. — Он холоден как змея. Сомневаюсь, что его можно вывести из себя.

— Я бы не смог, но, бьюсь об заклад, вам бы это удалось.

Мия горько рассмеялась в ответ.

— Эксли не из тех, кто станет стоять в сторонке и ничего не предпринимать, пока вы плетете интриги. Я видел, как он стреляет и фехтует, и, уверяю вас, миледи, и в том и в другом он дьявольски умел. Тех, кто посмел смеяться над ним, уже нет в живых.

Мию поразили эти слова, но Рамзи еще не закончил.

— На вашем месте, мадам, я бы не рискнул играть с ним. — Он помолчал, будто собираясь сказать больше, но, по-видимому, передумал. — В любом случае я не собираюсь помогать ни вам, ни Джибрилю отвоевывать то, что осталось от империи султана, и не стану доставлять вас обратно в разгар войны в пустыне. Джибриль — взрослый мужчина и должен решать свои проблемы без хлопающей, как курица, крыльями мамочки. Будет лучше, если вы разберетесь с делами здесь.

Мия уловила стальные нотки в его голосе и подавилась криком. Да что Рамзи знает о ее жизни? Кто он такой, чтобы решать, как будет лучше для нее или Джибриля? Голова раскалывалась от гнева, но она сделала глубокий вдох и взяла себя в руки. Капитан был ей нужен: сейчас это единственная ниточка, которая связывает ее с сыном. Неразумно еще больше отталкивать его от себя, как бы мало он ни сочувствовал ее целям.

Мия подняла глаза на Рамзи и улыбнулась:

— Наверное, вы правы. Давайте не будем ссориться, милорд.

Рамзи прищурил свой единственный глаз, словно видел насквозь все ее коварные планы.

— «Призрак Батавии» попадал в какие-нибудь передряги в последнее время?

Барон многозначительно взглянул на нее.

На этот раз Мия преувеличенно глубоко вздохнула:

— Я говорю об этом только потому, что до меня доходили слухи об участившихся налетах французов.

— Корабль сейчас не ходит, стоит на ремонте в Истборне, — признался Рамзи наконец.

— Ваша команда довольна своим временным пребыванием на английской земле?

Полные губы капитана изогнулись в мрачной улыбке.

— Прошу вас, давайте не будем об этом. Большая часть моей команды не раз побывала в кругосветке, и матросы, казалось бы, должны были научиться себя вести, но, увы, это не так. Я трачу свое время — и немалые средства, — спасая их то от властей, то от разгневанных вооруженных местных жителей. Чем скорее корабль отремонтируют и мы снимемся с якоря, тем лучше для всех.

— Да уж, здесь мало кто видел таких, как Два Челнока или Мартен Бушар.

— О да, само упоминание Двух Челноков ужасает местное население. Мартен больше не учиняет разрушений ни в городе, ни у меня дома: я поручил «Призрак» его заботам, по крайней мере на какое-то время.

— Мартен Бушар теперь служит капитаном на вашем корабле? — удивилась Мия.

Судя по тому, как нахмурился Рамзи, его не слишком-то обрадовало волнение в ее голосе.

— Значит, теперь он капитан, — уже спокойнее сказала Мия, хотя мысленно прыгала от радости до потолка.

Она ни на минуту не сомневалась, что за достойное вознаграждение Мартен Бушар доставит ее куда угодно, и до боли прикусила губу, чтобы сдержать широкую улыбку.

Рамзи медленно кивнул, все еще хмурясь, словно мысленно производил какие-то расчеты, потом спросил, отвлекая ее от радостных мыслей:

— Откуда такой внезапный интерес к моему кораблю и команде?

Ей не пришлось отвечать: появился лорд Эксли. Ее муж, поправила себя Мия.

— Миледи. Лорд Рамзи.

Мия уже давно отчаялась разглядеть хоть что-нибудь за надменной маской. Может, за ней ничего нет? Не считая короткого изъявления страсти, когда он делал ей предложение, и такого же короткого приступа ревности, когда Мия заигрывала с лакеем, других эмоций она за ним не замечала. Сегодня их свадьба, а Эксли не выказал ни малейших признаков радости или огорчения по этому поводу. Неужели их брак правда так мало значит для него?

Мия знала, что должна этому радоваться, ведь чем холоднее он будет к ней относиться, тем лучше для ее планов, и все же ее пробрала дрожь от его равнодушия.

Рамзи широко ухмыльнулся, словно ему пришлось по душе прохладное приветствие, и протянул маркизу громадную ручищу — определенно не британская привычка:

— Я как раз поздравлял вашу очаровательную жену, Эксли.

Изящная рука маркиза исчезла в исполинском кулаке Рамзи.

— Это меня вам следует поздравлять, — мягко возразил Адам.

Мия видела, что барону он не поверил. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть, что они с Рамзи о чем-то спорили. Во всяком случае, что она спорила с капитаном. В будущем ей следует быть осторожнее: от острого взгляда ее мужа ничто не укроется.

Мия положила руку ему на локоть:

— Я как раз говорила лорду Рамзи, что мне не терпится увидеть замок Эксам.

Маркиз накрыл ладонью ее руку, и на его острых скулах вспыхнул почти невидимый румянец — единственное свидетельство, что ее собственнический жест пришелся ему по нраву.

Рамзи переводил взгляд с одного на другую, словно восторженный зритель театральной пьесы.

— Вы же не можете уехать в Гэмпшир прямо сегодня? — Он окинул Мию таким похотливым взглядом, что Эксли непроизвольно стиснул ее руку.

— Брачную ночь мы проведем в Лондоне.

От словосочетания «брачная ночь» Мия покраснела до корней волос. Опять супруг заставил ее почувствовать себя девчонкой, а не дамой не первой молодости. Глядя на него, она просияла, и глаза маркиза тоже распахнулись шире, словно он и сам испытал неожиданные для себя чувства.

Барон взглянул на Мию, потом на ее мужа и усмехнулся. Она не слишком хорошо знала Рамзи, но быстро поняла, что великан проказлив, как мальчишка. Он явно наслаждался неловкостью между ней и Эксли и был только рад подлить масла в огонь.

— Поздравляю вас обоих. И обоим желаю большого счастья. — Он качнулся с носков на пятки и был похож сейчас на большого мальчика, который пытается сдержать неуместное веселье. — Насколько мне известно, в Гэмпшире у вас есть дети, Эксли?

— Да, три дочери.

— А, дочери, — усмехнулся Рамзи непонятно чему. — Наверняка они обрадуются, что теперь у них есть мачеха… не говоря уж о перспективе обзавестись еще одной сестрой или братом.

У Мии взметнулись брови от такой бестактности.

Маркиз никак не отреагировал на столь беспардонное замечание и перевел взгляд с великана на Мию. Расширенные зрачки сделали его бледные глаза почти черными, словно он уже представлял себе, как приведет ее в состояние беременности.

Да что же она все краснеет и краснеет? Мия отвернулась от мужа и, поймав на себе понимающий насмешливый взгляд барона, хмуро покачала головой.

Комнату сотряс раскатистый смех Рамзи, и Мия всерьез подумала, не поздно ли будет отвесить ему пинка.

Глава 9

Адам усадил жену лицом по ходу кареты, а сам сел напротив и только тут заметил синяки у Мии под глазами.

— Вы устали, миледи?

— Немного, но я рада, что с формальностями покончено. Мне не терпится увидеть ваш дом. — Мия посмотрела в окно на темневшие улицы.

— Это и ваш дом тоже, — напомнил ей Эксли, любуясь изящной линией ее шеи.

— Да, разумеется, — улыбнулась она и опять повернулась к нему, сложив руки на коленях.

Простое светло-зеленое платье со скромным вырезом — видна была только самая верхняя часть ее маленькой груди — было ей очень к лицу. В полумраке Мия казалась намного моложе своих лет, но, когда экипаж проехал под фонарем, ее зеленые глаза, обычно сверкавшие от порочных и опасных мыслей, сейчас были уставшими и тусклыми.

Адам кашлянул:

— Насколько мне известно, несколько ваших слуг уже обустроились в нашем доме.

Не далее как сегодня утром он уже видел, как рослый блондин-лакей заносил к нему в дом ящики и чемоданы.

— Да, милорд. — Ее покладистый голос вполне соответствовал принятому ею покорному виду.

Адам без труда умел читать по лицам; это умение не раз помогало ему за карточным столом. В репертуаре его жены было несколько не слишком ярких, но говорящих масок вроде той, которую она продемонстрировала ему сейчас. Каждый раз, когда она шире распахивала глаза и тут же невинно опускала, маркиз знал, что она пытается отвлечь его от чего-то, что предпочла бы скрыть. Уж не скрывает ли она что-то, связанное с тем лакеем?

— Я взяла с собой не так уж много слуг, милорд. Мою горничную Лавалль и двух лакеев — Пейли и Гемба, — которые служили мне в доме моего отца.

Адам промолчал, эта тактика обычно имела успех.

— Мне говорили, ваш дворецкий уже нашел для них комнату.

— Хилл очень расторопен.

Опять повисло молчание.

— У вас ведь много слуг, милорд?

— Достаточно.

Маркиза позабавило, как она пытается отвлечь его от разговора о красавчике-слуге, но он не собирался ей в этом помогать. Он видел, что она ждет продолжения, а когда его не последовало, сама нарушила тишину:

— Это изменится теперь, когда мы отправимся в деревню?

— В Лондоне останется лишь несколько слуг, чтобы поддерживать в доме порядок до моего возвращения. — Адам мог побиться об заклад, что его слова ее обрадовали.

Это было интересно, хотя и слегка унизительно. Ей так не терпелось, чтобы он поскорее оставил ее в Эксаме и вернулся в Лондон… Что ж, иного он и не заслуживал.

Адам разглядывал ее безмолвный профиль, понимая, что должен с ней поговорить, рассказать о новом доме, побеседовать о погоде — все что угодно, только не сидеть тут с мрачным видом. Он вел себя еще менее учтиво, чем обычно, но ничего не мог с собой поделать. И он знал, в чем причина, хоть и провел последние десять дней, сначала отрицая это, а потом борясь с собой. Он был одержим ею, по крайней мере мыслями, чтобы разделить с ней ложе, и это его пугало. Ничто не пугало его так сильно уже очень, очень давно.

Он надеялся — и, похоже, зря, — что, проведя какое-то время перед свадьбой вдали от нее, хоть немного остынет, но когда понял, что этого недостаточно, чтобы изгнать Мию из его мыслей, отправился к Сюзанне — решение, мягко говоря, не самое удачное. Единственное, что он вынес из этой встречи, помимо довольно глубокого пореза на лбу от вазы, которую любовница в него метнула, — это что между ними все кончено.

Он не собирался порывать с соблазнительной актрисой после свадьбы. С чего бы? Брак между ним и Мией был не более чем деловым соглашением, но целовать Сюзанну стало все равно что есть опилки, и он понимал, что такое его ждет теперь с любой другой женщиной. По крайней мере до тех пор, пока он не совокупится с зеленоглазой ведьмой.

Адам изучал миниатюрную загадку напротив, и его охватило бешеное желание задрать ей юбки и овладеть ею прежде, чем они прибудут в Эксли-хаус. Он был бы в своем праве. Она принадлежала ему телом и душой. Его естество стояло таким колом при одной мысли о ней, что это напоминало пытку. Он мог просто усадить ее к себе на колени и положить конец мучительному возбуждению, снедавшему его все эти дни.

Тело его изнывало от первобытного желания обладать ею, но разум ужасался хаосу эмоций. Следовало противостоять неистовой похоти, не говоря уже о дурацкой ревности, которая впивалась в него подобно граду стрел всякий раз, когда на Мию смотрел другой мужчина. Он даже едва не набросился на Рамзи за то, что тот слишком вольно обращался с ней. Адам нахмурился. И о чем же эти двое так бурно спорили? И конечно, у него не выходил из головы тот проклятый лакей: что за отношения — реальные или вымышленные — связывают его с Мией?

Адам сжал челюсти. Вместе с этой затянувшейся ездой в карете придет конец и его помешательству. Он возляжет с женой, и через несколько дней они уедут в Эксам. Он оставит ее в деревне, чего ей явно хотелось, и будет навещать раз в четыре-пять недель, пока не понесет. Чем скорее она окажется в тягости, тем скорее он сможет вернуться к спокойной и предсказуемой жизни подальше от нее, избавившись от странного воздействия, которое она на него оказывала.

Мия всматривалась в темноту за окном, но все ее мысли были о мужчине, сидевшем напротив. Она не привыкла проводить так много времени в обществе мужчины, особенно такого молчаливого и непостижимого.

Желания султана были просты, хоть и не всегда легко выполнимы. Она ублажала его или подчинялась ему, после чего неизменно возвращалась в гарем. Баба Хасан не требовал от женщины поддерживать разговор, скорее наоборот, часто гневался на слишком болтливых наложниц.

Возможно, ее муж такой же. Он явно не стремился с ней говорить. Она изучала его в полумраке. Он запрокинул голову, откинувшись затылком на роскошные серые кожаные подушки и прикрыв глаза, так что черные ресницы веером легли не бледную кожу. Он что, задремал? Мия воспользовалась возможностью наблюдать за ним незаметно и начала с того, что залюбовалась безупречной структурой его лица. Когда он расслабился, его губы посвежели, словно были созданы для поцелуев, а не для ехидной усмешки. У Мии сбилось дыхание при воспоминании о том единственном прикосновении к ним. Рот ее супруга был так сладок и упруг…

Мия одернула себя, и ее взгляд вернулся к мужу. Как знать, когда еще ей представится случай внимательно его разглядеть?

Грудь Эксли мягко вздымалась и опускалась, и тело Мии мучительно жаждало исследовать соблазнительную твердь его широких гладких плеч. Она никогда прежде не касалась молодого мужчины, и ей не терпелось скользнуть пальцами под его сюртук и жилет, задрать рубашку, коснуться кожи.

Ее веки отяжелели, и взгляд спустился к дразнящему промежутку между нижним краем его сюртука и верхним — облегающих бриджей, к тому месту, где виднелась только узкая полоска жилета. Короткий кусок ткани так и манил, словно был создан для того, чтобы привлекать внимание женщины к передней части мужских бедер, заставляя ее представлять то, что скрывается над ним… и ниже.

Мия разглядывала так заинтересовавшее ее место, не в силах оторвать взгляда от линии его бриджей. Мускулистые бедра Адама были чуть раздвинуты, и их рельефная твердость контрастировала с мягкой кожей подушки сиденья. Это зрелище отчего-то вызвало в памяти Мии вкусные шоколадные конфеты, которые ей преподнес один из ухажеров. Она с усилием сглотнула, размышляя о сходстве между восхитительным телом маркиза и обтянутой бархатом коробкой конфет.

Адам кашлянул, и Мия встрепенулась. У нее сильнее забилось сердце, когда она поняла, что муж тоже разглядывает ее из-под опущенных век. Интересно, как долго он за ней наблюдает?

— Мы прибыли в Эксли-хаус.

Колеса экипажа остановились, дверца отворилась, маркиз ногой откинул подножку и вышел. Оказавшись снаружи, он что-то сказал двум грумам, соскочившим с запяток, и те постарались оттеснить шумную толпу, собравшуюся вокруг кареты. Похоже, в новом доме Мие снова придется терпеть вездесущих зевак. Эксли подал ей руку, и она окинула взглядом собравшихся, многие из которых начали выкрикивать непристойности.

Здешняя толпа производила больше шума и была более буйной, чем та, что собиралась у Карлайл-хауса в первые недели после ее возвращения в Англию. Пока она не переберется в деревню, о планах побега можно забыть.

— Как вы считаете, милорд, они опасны?

Холодный взгляд маркиза метнулся к толпе, по большей части состоявшей из мужчин, но были здесь и женщины, кричащие одеяния которых не оставляли сомнений в их профессии. Многие, судя по слишком громким голосам и неупорядоченным движениям, были пьяны.

— Нет, но вам не следует покидать дом в одиночестве или только со служанкой — всегда берите с собой лакея.

Эксли взял Мию за руку и провел по ступеням во внушительного вида каменное строение, которое отныне должно было стать ей домом.

В просторном мраморном холле слуги уже ждали их, выстроившись в ряд. Маркиз приблизился к солидному пожилому джентльмену во главе шеренги и начал представлять слуг жене:

— Это Хилл, управляющий.

— Миледи… — поклонился пожилой мужчина.

Мия улыбнулась ему и кивнула, затем прошла вдоль строя слуг и поздоровалась с каждым. Когда церемония закончилась, Эксли кивнул суровой даме — экономке.

— Миссис Дженкинс проводит вас, а мне необходимо разобраться кое с какими делами. Увидимся за обедом.

Маркиз кивнул Мие и поднялся по изогнутой мраморной лестнице в левой части зала. Когда он пропал из виду, Мия обернулась, стараясь не чувствовать себя слишком одинокой в толпе незнакомцев, которые будут прислуживать ей в новом доме.

— Если вы не против, следуйте за мной, леди Эксли, — предложила миссис Дженкинс, указывая жестом на правую сторону зала. Лестница там была зеркальным отражением той, по которой только что поднялся Эксли.

Комнаты Мии располагались на третьем этаже в конце коридора. Экономка распахнула двустворчатую дверь и, отступив в сторону, предложила новой хозяйке войти.

Прежде всего Мие бросилась в глаза огромная кровать с пологом и худое лицо горничной. В кои-то веки вид этой надменной дамы так порадовал Мию, что она улыбнулась до ушей.

— А, Лавалль! Я вижу, ты здесь уже обосновалась. Приготовь-ка мне ванну.

— Да, миледи, — откликнулась горничная, скользнув взглядом строгих карих глаз по экономке, словно той не существовало.

Судя по тому, как пожилая женщина залилась краской, ей уже не в первый раз приходилось сносить пренебрежение французской горничной.

— И пожалуйста, принесите сюда чаю, когда ванна будет готова.

Экономка нахмурилась, словно пить чай в ванне было не принято, но кивнула и сказала:

— Да, миледи.

— Это все, миссис Дженкинс.

Экономка удалилась, и Мия принялась исследовать свои новые комнаты. Они были еще просторнее, чем те, что она занимала в Карлайл-хаусе.

Мия начала с гардеробной. Лавалль уже развесила всю ее одежду, разложила украшения и аккуратно расставила обувь, так что комната выглядела так, будто принадлежала Мие годами. Она остановилась перед закрытой дверью, которая вела в апартаменты мужа, прижалась ухом к гладко отполированной древесине, но с той стороны не доносилось никаких звуков. Она взялась за дверную ручку, но соседняя комната оказалась не заперта. Мия отпустила ручку и обернулась. Маркиз сказал, что его ждут срочные дела. Что за дела могли отвлекать его в день свадьбы? Да какая разница? Они муж и жена лишь формально и вовсе не парочка влюбленных голубков. То обстоятельство, что он уже сейчас предоставил ее самой себе, внушало надежды на будущее.

Мия обследовала оставшуюся часть своего нового жилища. В центре ванной комнаты, на пьедестале, горделиво возвышалась огромная медная ванна таких размеров, что в ней могли поместиться несколько человек, и Мия задрожала от нетерпения. Это была первая ванна в Англии, которая хоть немного напоминала роскошные бани во дворце султана. Англичане не умели как следует наслаждаться такими вещами.

На туалетном столике перед массивным зеркалом в деревянной раме выстроилась коллекция хрустальных пузырьков. Мия взяла один из них и вынула пробку: пахло лавандой, ее любимый запах. Она поставила пузырек на место и продолжила осмотр. Пол был из алебастрового мрамора, пронизанного серыми прожилками. Если бы Мия осталась здесь надолго, то приказала бы принести сюда ковры, чтобы согреть красивый, но холодный на вид пол. Стены были обтянуты голубым, как лед, шелком — изысканный цвет, но не слишком уютный.

В спальне стены были более темного оттенка голубого, и большая кровать с пологом из дамаста занимала ее большую часть. Натертый до блеска паркет покрывали серебряные, голубые и кремовые ковры. Помимо кровати из мебели была только покрытая позолотой софа и два хрупких стула перед большим потухшим очагом. Мия на минуту задумалась, не распорядиться ли разжечь огонь. Лето в Лондоне было значительно холоднее зимы в Оране.

Пока Мия раздумывала, не будет ли ее мужу жарко, если в комнате разведут огонь, вернулась Лавалль. За ней следовали несколько слуг с ведрами горячей воды, над которой поднимался пар.

Мия подошла к большому зеркалу в гардеробной.

— Можешь меня раздеть.

Француженка, настоящая ханжа, поспешно закрыла двери между комнатами, поскольку находила неподобающим ее свободное отношение к собственной наготе.

Лавалль молча управлялась со всевозможными пуговицами, лентами и крючками, которые удерживали полный боевой доспех английской дамы.

Мия много лет либо не носила ничего, либо накидывала просторный кафтан, так что теперь едва могла выдержать стеснявшую движения одежду и при первой возможности оставалась в одном пеньюаре.

Лавалль помогла ей выбраться из платья и набросила его на манекен, после чего начала расшнуровывать корсет, который Мия, худая, как мальчишка, ненавидела. Единственное, что ей нравилось в этом злодейском приспособлении, — оно поддерживало ее маленькие груди и делало их более привлекательными.

Когда горничная наконец сняла с нее корсет и сорочку, Мия порывисто вздохнула от облегчения. В то время как Лавалль снимала с нее туфли и стягивала чулки, она разглядывала свое обнаженное тело в зеркале. Выставив вперед свою маленькую грудь, она нахмурилась: что о ней подумает муж? Она хоть и была уже немолода, тело ее все еще оставалось крепким и гибким. Вряд ли маркизу нравились юные девочки. Он выглядел недовольным, узнав, как рано она лишилась невинности. Возможно, он находил привлекательными зрелых женщин.

Мия поймала в зеркале неодобрительный взгляд Лавалль. Служанка смотрела на маленький изумруд у нее в пупке, поджав губы. Уже не в первый раз замечала она ее возмущение.

Среди людей султана — выходцев из кабильского племени, давным-давно переселившегося к морю с Атласских гор, — прокалывать и украшать сережками разные части тела было делом обычным. Многие из стражников Бабы Хасана носили серьги в ушах, а евнухи и женщины прокалывали носы, пупки и даже соски.

Мия наклонилась поближе к зеркалу и вгляделась в край своего носа, где осталась только крошечная ямка: перед тем как покинуть Оран, она вынула оттуда серьгу. Изначально она сделала это потому, что серьга с крупным бриллиантом слишком привлекала бы внимание воров на базаре, а позже пришлось ее продать. Искать ей замену она не стала: среди английских дам не было принято прокалывать себе ничего, кроме ушей. Маркиз никогда не узнает, что когда-то она носила бриллиант в носу.

Мия скользнула взглядом по своей не слишком выдающейся груди к пупку и маленькому золотому колечку с прекрасным изумрудом. Оно было одним из первых подарков, дарованных султаном после того, как ей прокололи пупок. Мия потрогала драгоценный камень, и он блеснул густым зеленым цветом в хорошо освещенной гардеробной. Может, стоит его снять?

Если судить по реакции француженки, возможно, так будет лучше.

Мия перевела взгляд с изумруда на неодобрительное лицо служанки и решила оставить серьгу. Если украшение не понравится ее мужу, он сам об этом скажет.

Глава 10

Адам позволил Сейеру трудиться над ним в привычном молчании. Это был единственный слуга, которого Адам оставил после смерти своей первой жены, Вероники. Остальным он либо назначил пенсии, либо пристроил в другие дома, особенно тех, что прислуживали в замке Эксам: многие из них видали такое, о чем неудобно было вспоминать ни Адаму, ни его семье. Его дочерям и так приходилось несладко из-за того, что на них падала тень репутации отца, не хватало им расти, постоянно слушая истории о вопиющем поведении матери.

Но расстаться с Сейером, который был с ним еще с оксфордских времен, Адам так и не смог. Сейер не только был прекрасным камердинером — его привычка к молчанию идеально подходила Адаму. Маркиз не мог припомнить, когда его слуга в последний раз сказал больше десятка целых фраз за год. Сейер настолько усвоил предпочтения Адама, что у того больше не было необходимости ходить по магазинам. Сейер самостоятельно заботился обо всем, что было связано с одеждой его господина, разве что не носил его вещи.

Адам никогда бы не допустил, чтобы ему прислуживал кто-то с неустойчивой психикой, вроде камердинера его друга Денфорта, с которым приключались истерики всякий раз, когда его хозяин возвращался домой с пятном на шейном платке или в поцарапанных сапогах.

Пока Сейер раздевал его, Адам раздумывал о реакции своего лучшего друга на новости о грядущем бракосочетании. В тот день они сидели в клубе и расслаблялись после нескольких успешных партий в карты.

— Я попросил Юфимию Марлингтон выйти за меня, и она ответила согласием. Буду рад видеть тебя на нашей свадьбе.

Денфорт поперхнулся и выплеснул полстакана портвейна на свой когда-то белоснежный шейный платок. При виде алого пятна, расползавшегося по чистому шелку, Адам мысленно слышал вопли его камердинера.

— Ты… прошу прощения? — выдавил Денфорт, не заботясь ни об испорченном шейном платке, ни о рассудке своего камердинера.

Денфорт, как правило, возвращался домой ночью, и именно в таком виде, будто его отмутузили разбойники с большой дороги.

— Я помолвлен с леди Юфимией Марлингтон.

Обманчиво ангельские глаза Денфорта распахнулись еще шире обычного от этой новости, и он расплылся в мальчишеской улыбке:

— Что ж, поздравляю, старина. За это стоит выпить!

Он с такой силой стукнул стаканом о стакан Адама, что чуть и его не забрызгал остатками портвейна.

— Она само очарование, Эксли.

Любопытный взгляд молодого человека потеплел, отчего Адам крепче сжал стакан в руке. Часть его разума — та, что не призывала вызвать друга на дуэль, — испытывала отвращение к такому необузданному приступу ревности.

Адам понял, что его мысли вернулись к привычной, навязшей в зубах теме: его одержимости новой женой.

— Подай мне бренди, Сейер.

Он оставил исподнее валяться на полу и направился к ванной комнате, где его уже ожидала ванна, над которой поднимался пар. Адам обмакнул ногу в воду и тут же отдернул. Прошло достаточно времени, прежде чем он смог залезть туда.

Для Адама принять ванну было одной из величайших радостей жизни, и он всегда требовал, чтобы слуги нагревали воду едва ли не до состояния кипятка, чтобы иметь возможность полежать подольше. Погрузившись в горячую воду, он откинулся на наклонный край ванны и задумался о своей мании. Его не столько злил объект его одержимости, сколько сам факт способности испытывать подобные чувства. В сущности, его волновало, что кто-то его волнует. О боже!

— Сейер!

Голова Сейера показалась из-за угла.

— Да, милорд?

— Ты там что, сам изготавливаешь бренди?

— Пришлось послать за новой бутылкой. — Сейер помолчал. — Вы допили последнюю, милорд. — И голова исчезла.

Адам и без многозначительной паузы камердинера помнил, как много алкоголя поглощал в последнее время, особенно сегодня — в день свадьбы. Он непрерывно пил с тех пор, как удалился к себе в кабинет, якобы заниматься важными делами. Одним из таких дел была ходьба из угла в угол в попытке хоть немного обуздать свою неистовую страсть. Пока окончательно не опозорился, надо прекратить представлять себе обнаженную жену и, что еще важнее, прекратить думать о том, как представляют ее себе обнаженной другие мужчины. Если Адам не был способен думать о ней иначе, это еще не означало, что все мужское население ее мысленно раздевает. Если он не возьмет ревность под контроль, его календарь будет заполнен ранними утренними встречами на Хэмпстед-Хит.

Похоть и ревность. Адам фыркнул: что за восхитительно унизительное сочетание! Так недолго совсем превратиться в зеленого юнца — впору обзавестись рубашками с высоким воротником и приталенными сюртуками, а то и украсить себя многочисленными брелоками и перстнями с печаткой.

Адам застонал и напрягся всем телом, когда перед его мысленным взором вновь возник объект его страсти. Он с силой потер мочалкой свой непокорный орган, словно это могло как-то отогнать непрошеные мысли.

Страсть поутихнет после первой совместной ночи, так всегда случалось с его прежними влюбленностями. Хотя, признаться, он никогда еще не был так всепоглощающе охвачен чувствами. Адам мысленно отмахнулся от своих тревог: спустя сутки он вернется в свое нормальное состояние, непременно!

От этой успокаивающей мысли он прикрыл глаза и расслабился, почти задремал, когда в сознании внезапно вспыхнула ужасная идея. Вода выплеснулась через край ванны и расплескалась по мраморному полу, когда Адам поспешно выбрался из нее.

Боже милостивый! Что, если после первой брачной ночи все станет только хуже?

Ее замечательный муж был основательно пьян. Она оглядела огромную, официального вида столовую и с трудом подавила вздох. Не то чтобы неспособность Эксли поддержать разговор имела особое значение. Чтобы побеседовать, им пришлось бы перекрикиваться через монументальную цветочную композицию, занимавшую почти всю середину двадцатифутовой длины стола. Композиция скорее напоминала непроницаемый куст зелени, словно растущий из стола, чем конструкцию из срезанных цветов.

К столу бросились восемь лакеев, чтобы расставить не меньше полудюжины тарелок с угощением. Среди них сразу же выделялся Гембл в своей герцогской ливрее — зеленая с золотом стрекоза среди семи черных с серебром.

Мия перевела взгляд с красивого молодого лакея на своего мужа и увидела, что тот впился в нее взглядом. Он был бледнее обычного, единственными пятнами цвета на его лице был румянец на скулах, напоминавший два широких пореза, сделанных ножом. Он наблюдал за ней с мрачным вниманием с того момента, как она вошла в комнату, и, без сомнения, заметил, как она рассматривает Гембла.

Мия наклонилась в сторону и, улыбнувшись маркизу из-за хищного вида растительности, спросила:

— Мои комнаты просто очаровательны, милорд. Вы недавно их обставили?

Маркиз запрокинул голову и одним глотком выпил полный бокал вина.

Мия распахнула глаза. О господи!

— Благодарите за это Хилла. Он отвечал за подготовку. Он обставил комнаты два года назад, после смерти моей матери. — Голос Эксли оставался таким же холодным и равнодушным, как обычно.

Возможно, он был не так пьян, как ей показалось. Или, может, еда замедлит процесс опьянения?

Маркиз взглянул на свою нетронутую тарелку и отодвинул ее в сторону.

Нет, вряд ли.

— Кроме сестры в вашей загородной резиденции, у вас нет других братьев и сестер?

Мия чуть не рассмеялась над собственным вопросом. Они с маркизом женаты, но она не знает даже, сколько у него братьев и сестер. Что подумают их молчаливые слушатели о таком безумном разговоре?

Судя по тому, как Эксли презрительно поджал губы, ему пришли в голову похожие мысли.

— Есть сестра, Джессика, моложе меня на три года.

Когда лакей снова наполнил его бокал, маркиз был несказанно удивлен, что не заметил, как тот опустел.

Мия гадала, всегда ли он поглощает столько алкоголя. Судя по тому, как он нахмурился при виде вновь наполненного бокала, он думал о том же.

— Ваша сестра живет в замке Эксам?

— Да.

— С вашими дочерьми?

— Да.

Когда стало ясно, что они вернулись к односложным ответам, Мия решила уделить внимание стоявшей перед ней тарелке. Пока она ела, маркиз пил. Тишину нарушал лишь перезвон столовых приборов.

— Джессика и моя старшая дочь Кэтрин помогают гувернантке с Евой и Мелиссой. — Густой куст зелени приглушил его слова. — Джессика замкнута и редко бывает в обществе, а в Лондон не возвращалась со своего первого сезона несколько лет назад.

Выражение его лица было чуть-чуть растерянным, словно он сам не ожидал от себя такого потока информации.

— А Кэтрин в будущем сезоне выйдет в свет?

Маркиз взглянул на нее с каменным лицом, как будто Мия спросила, не собирается ли его старшая дочь поохотиться на медведя в Гайд-парке. Он сделал глоток вина и мрачно взглянул на возникшие на столе новые блюда.

— Это не входит в ее планы.

С чего бы ему отказывать дочери в светском сезоне? И почему Мию это вообще волнует? Ей не должно быть дела до его дочерей. Он женился на ней ради наследника, а не для того, чтобы представить ей своих детей, тем более что у нее не было никакого опыта в воспитании. Она вышла за него, чтобы сбежать и, говоря откровенно, потому что он привлекал ее как любовник. Всю свою жизнь она только доставляла плотское удовольствие, но не получала ничего в ответ. Мия изучала взглядом своего невероятно привлекательного, но пьяного мужа и гадала, будет ли так всегда.

Новобрачная съела кусочек форели и постаралась вернуть разговор в более безопасное русло:

— Во время нашей прогулки в парке вы упомянули, что любите играть в карты. Какие игры вам больше нравятся?

Маркиз внимательно разглядывал ее — почти неприлично долго, прежде чем ответить:

— Да, я хорошо управляюсь с картами.

Мия устала ждать продолжения и отрезала еще кусочек рыбы. Еда на столе ее мужа была более изысканной, чем та, что подавали в доме ее отца. Ясно, что маркиз уделяет внимание качеству кухни, хотя сам и не выглядит гурманом. Мия прожевала и проглотила кусочек рыбы и сделала глоток поистине отменного вина.

— А вы любите играть в карты?

Мия встрепенулась, услышав вопрос. Язык у ее мужа, кажется, заплетался.

— Брат научил меня криббиджу и пикету, обе игры мне нравятся, хотя я пока не очень хорошо играю. Мне привычнее шахматы и замма.

— Замма?

В голосе маркиза впервые за этот вечер (а то и за весь день) она услышала интерес.

— Да, в нее играют на доске камнями или бусинами. Иногда эту игру называют «Охота и завоевание».

— «Охота и завоевание», — повторил Адам со странной улыбкой. — Нет, я о ней не слышал. Может, научите?

Мия лишилась дара речи от неожиданно высказанного им… хоть какого-то чувства. Словно вознамерился поразить ее своей словоохотливостью, Адам продолжил:

— Я люблю играть в шахматы с интересным противником. Эта игра требует определенных способностей: не так-то просто просчитывать все ходы наперед. Порой приходится жертвовать важной фигурой ради того, чтобы противник потерял бдительность и совершил ошибку. Вам нравится эта игра?

Мия понимала, что речь вовсе не о шахматах. Что же она такое сделала или сказала, чтобы дать ему повод подумать, что она играет с ним? Как бы то ни было, это должно быть прекращено.

— Мне очень нравятся шахматы, милорд.

— Вы сильный противник?

— Давайте как-нибудь сыграем, и вы сами сможете об этом судить.

Адам дал знак лакею унести еще одну нетронутую тарелку, после чего вернулся к своему вновь наполненному бокалу, ясно давая понять, что разговор окончен.

Обед был самым долгим в жизни Мии. Решительное намерение ее мужа напиться до чертиков не давало вести интересный диалог, как и с полдюжины слуг, суетившихся между ними. Как дочь герцога, Мия привыкла к подобным обедам, но в Карлайл-хаусе обедали с куда меньшей пышностью, даже когда за столом собирались все члены семьи. Ледяные манеры маркиза остались прежними, но Мия заметила перемены в его позе. Он что, беспробудный пьяница или просто отчего-то не хочет делить с ней постель?

К концу обеда Мия была измотана, а маркиз — мертвецки пьян, как бы хорошо ему ни удавалось это скрывать. Покончив с последним блюдом, Мия не могла определиться, мудро ли будет оставить мужа наедине с портвейном, но, перехватив его пустой взгляд, поняла, что нужно уйти.

Мия встала, и маркиз поднялся следом за ней, опершись двумя руками на обеденный стол.

— Я, пожалуй, пойду к себе.

Она не собиралась ждать его в одиночестве в какой-нибудь мрачной гостиной. Если она ему понадобится, он всегда может прийти к ней в спальню.

Глава 11

Когда дверь за Мией закрылась, Адам глубоко выдохнул, словно весь последний час задерживал дыхание, а не наливался алкоголем. Откуда-то прямо перед ним возник поднос с портвейном, и он подозвал лакея, стоявшего у двери.

— Уберешь все позже.

Когда комната опустела, Адам откинулся на спинку стула и уставился в потолок с изображением барочной фантасмагории — вариации какого-то забытого художника на тему «Триумфа Вакха» Веласкеса. Из одежды на молодом боге был только венок из виноградных листьев, а лицо выражало некоторую озабоченность, словно это шумные гуляки подстерегли его, а не он их. Плотоядные хмельные взгляды окружавших его людей говорили о том, что наутро их ожидает сильное похмелье. Совсем как Адама.

Маркиз прикрыл глаза.

— Чертов дурень!

Язык у него сильно заплетался — закономерный результат опустошенной бутылки бренди, бог знает какого количества выпитого вина и почти пустого желудка. И все напрасно.

Суровая правда заключалась в том, что он боялся оказаться в постели с женой. Конечно, речь не о соитии, нет. Одна мысль об этом возбуждала его до крайности, и до крайности беспокоила другая: с каким жаром он овладел бы ею. До чего его доведет столь сильное влечение? Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал подобные чувства к Веронике.

Не то чтобы имело такое уж большое значение, что он чувствует, — он сомневался, что вообще сможет добраться до спальни жены в таком состоянии, а даже если бы ему это удалось, толку от него там было бы мало. Кроме того, после сегодняшнего обеда Юфимия, должно быть, запрет дверь и откажется его пускать.

Адам застонал. День прошел ужасно, и он сам в этом виноват. Он хотел проявить самообладание в самом начале брака, установив дистанцию и официальность в общении, а вместо этого повел себя как самовлюбленное, холодное, бесчеловечное чудовище, которым его считало высшее общество. Не говоря уже об отвратительном пьянстве.

Он, наверное, слетел с катушек, раз решил жениться вновь. Разве мало ему было двух печально знаменитых браков? Чем, черт подери, закончится третий?

Адам схватил стакан портвейна и осушил одним глотком. От этого стало только хуже, и он оттолкнул бутылку, чтобы подавить искушение выпить еще. Избавиться от непрошеных мыслей было не так легко.

Когда он в последний раз так много пил? В университете? Адам уронил голову на руки и сжал пальцами пульсировавшие виски. Он не был таким пьянчугой даже в браке с Вероникой, даже после ее ужасной смерти ему не доводилось топить боль в вине. В сущности, к тому времени как все было кончено, он не испытывал боли — вообще не испытывал ничего другого.

Адам всегда предполагал, что это Вероника украла у него способность чувствовать, отняла по кусочку за раз — немного любви тут, немного радости там, — лишила его даже способности испытывать печаль, страх или стыд. В конечном счете она отняла у него все и оставила его испещренным зияющими дырами. Эти пустоты он заполнил гордыней, презрением и высокомерием, пока не превратился в того, кем его считало общество: бесчеловечное чудовище, которое безжалостно расправилось с двумя женами.

При мысли о второй жене, которую, строго говоря, и женой-то было назвать нельзя, уголок его губ дернулся в горькой улыбке. Бедная, бедная Сара! В отличие от Вероники, которая изо всех сил старалась привлечь его внимание и довести до белого каления, она стремилась оставаться незамеченной и избегала его как могла. Адам наполнил бокал и поднял в молчаливом тосте за свою несчастную вторую жену и их недолгий брак, а потом, залпом опустошив, швырнул в стену. Тот разбился с громким звоном и сверкающими осколками рассыпался по полу. Идиот! Теперь придется пить прямо из бутылки.

Сара быстро вошла в его жизнь и так же быстро исчезла из нее, причем ее исчезновение было куда заметнее, чем присутствие. А вот Вероника запятнала имя всей его семьи. Несмотря на все свое богатство и власть, Адаму не удалось защитить своих близких, как и самого себя. Все пострадали из-за его ошибки, а больше всех — его дочери. Не повторил ли он свою ошибку и на этот раз? Не ввергнет ли его семью в преисподнюю эта новая страсть к женщине?

Даже беспробудно пьяный и полный жалости к себе, Адам понимал, что несправедлив к новой жене. Юфимия Марлингтон ничем не заслужила таких подозрений. Чем больше он о ней узнавал, тем больше обнажалась его собственная немощь. Ему следовало извиниться перед ней.

Адам попытался определить время по высоким напольным часам, находившимся всего в нескольких футах от него, но не смог сфокусировать взгляд. Он полез за карманными часами, но, даже поднеся их к самому лицу, не мог разглядеть стрелки. Его бросило в краску от стыда. Наклюкался до того, что не может определить время по собственным часам, и бросил жену в первую в брачную ночь. Рука сама потянулась к портвейну, и на этот раз Эксли не стал ее останавливать.

Мия проснулась внезапно и тут же села прямо. Она моргнула и огляделась вокруг, пытаясь понять, где находится. Когда пелена спала с глаз и разум стряхнул остатки сна, Мия вспомнила, что она в своей комнате в Эксли-хаусе. Это была ее брачная ночь, первая в жизни: Баба Хасан не женился на своих наложницах.

Мия взглянула на свою помятую одежду. Она велела Лавалль нарядить себя в очень миленькое платье светло-зеленого кружева — и все зря. Мия снова рухнула на подушку. Видимо, Эксли действительно было так скучно, как ей показалось. Он позабыл о ней еще до первой совместной ночи. Мия попыталась убедить себя, что так даже лучше. Будет лучше, если он вообще к ней не притронется: так не будет ни малейшего риска обзавестись ребенком.

Мия сложила руки на животе и подождала в надежде, что ее доводы покажутся ей более убедительными, но вместо этого только разозлилась. Да как он смеет ею пренебрегать, особенно учитывая, какой сильной страстью она пылает к нему (или по крайней мере к его телу)?

С губ сорвался разочарованный стон. Какая же она дурочка, что возжелала мужчину, который явно был так глубоко надломлен… но в то же время так маняще загадочен.

Часы на прикроватном столике показывали почти три часа. Подгоняемая эмоциями, в которых ей сейчас не хотелось разбираться, Мия поднялась, накинула пеньюар и подкралась к двери, ведущей в спальню ее мужа. Она тихонько постучала. Дверь распахнулась, и Мия взвизгнула от неожиданности: перед ней стоял не муж, а слуга.

— Да, миледи? — поинтересовался сдержанный на вид мужчина.

— Вы камердинер лорда Эксли?

Какой глупый вопрос!

— Да, миледи.

Мия не собиралась его стесняться, поэтому прямо спросила:

— Лорд Эксли покидал дом?

— Думаю, он все еще в столовой, миледи.

— Он что, там спит? — сорвалась Мия, разозлившись: слуга под стать хозяину. Камердинер кашлянул:

— Нет, миледи.

Мия подбоченилась:

— Это что, семейная традиция Куртене — новоиспеченному мужу проводить брачную ночь в столовой?

Камердинер, покраснев, объяснил:

— Не думаю, миледи. Боюсь, мне неизвестно, почему его сиятельство все еще в столовой. Он отослал меня и велел не беспокоить.

— Пойдемте со мной!

Мия отстранила слугу, не заботясь, последовал ли он за ней, босиком пробежала два пролета холодной мраморной лестницы, потом мимо комнат, в которых ей еще не довелось побывать, и распахнула дверь в столовую прежде, чем камердинер дотянулся до ручки.

Маркиз Эксли сидел на том же месте, где она его оставила. Вместо нетронутой тарелки с едой на столе теперь покоилась его голова, а по комнате разносился громкий храп.

Мия выругалась на трех языках, отчего камердинер аж вздрогнул, и распорядилась:

— Позовите кого-нибудь помочь!

Камердинер ушел, а Мия, заметив сверкавшие на полу осколки стекла, подошла к мужу, убрала выбившуюся темную прядь с лица. На лбу у него имелась приличная ссадина, и Мия гадала, как это он поранился.

Руку царапнула жесткая щетина, и ее это почему-то порадовало.

— Милорд?

Адам распахнул глаза, лицо у него было сонное и растерянное. Мия погладила его по щеке, чуть касаясь мелких морщинок в уголках затуманенных глаз.

Губы маркиза изогнулись.

— Мия?

Новобрачная растерялась, не в силах понять, что поразило ее больше: неожиданно прозвучавшее в его устах ее имя или приветливая улыбка. Этот человек ничуть не напоминал ее высокомерного мужа.

— Спите, милорд. — Мия скользнула рукой под его шейный платок и погладила шею. Мышцы были твердыми, словно камень, под горячим шелком кожи.

Адам что-то пробормотал, лицо его расслабилось от удовольствия и, конечно, алкоголя, он закрыл глаза и снова захрапел.

— Миледи?

Мия так сосредоточилась, что даже не заметила возвращения камердинера. Вместе с ним пришел рослый лакей.

— Пожалуйста, отнесите его сиятельство в спальню.

Эксли казался худым, но под его кожей скрывались твердые мускулы, сильные сухожилия и крепкие кости, и слуги пыхтели от натуги, пока тащили его наверх через несколько лестничных пролетов. Когда маркиза наконец уложили в постель, Мия отпустила лакея и повернулась к камердинеру:

— Как вас зовут?

— Сейер, миледи.

— Сейер, разденьте его сиятельство, а когда закончите, постучите ко мне.

На худом безэмоциональном лице камердинера вспыхнули два красных пятна.

— Э-э… раздеть или переодеть в ночную сорочку?

— Нет, оставьте без одежды.

Все лицо камердинера залило краской.

— Как скажете, миледи.

К тому времени как он постучал к ней в комнату, Мия уже умылась, собрала в узел волосы и ждала сигнала с флакончиком лавандового масла.

Маркиз лежал на спине в своей огромной кровати, накрытый одеялом до подбородка. Мия улыбнулась этой попытке камердинера защитить честь хозяина.

— Спокойной ночи, Сейер.

Камердинер помедлил долю секунды:

— Спокойной ночи, миледи.

Мия дождалась, пока дверь за ним закроется, прежде чем стащить с мужа одеяло до пояса, оставив наиболее интересовавшие ее части скрытыми.

— Боже мой! — выдохнула она.

Мия взяла немного масла и растерла в ладонях. Прежде всего она изучит его тело. Вряд ли ей еще представится такая возможность, если, конечно, ее муж не имеет привычки напиваться до беспамятства каждый вечер. Мия отмахнулась от неприятной мысли. Если бы он постоянно так много пил, то не выглядел бы таким здоровым.

Во сне мышцы его лица были расслаблены, а губы чуть приоткрыты. Мия провела по ним пальцем, едва касаясь, так что маркиз во сне стряхнул с лица помеху ладонью и повернул голову набок.

На четко очерченном подбородке уже появилась ночная щетина, угольно-черная на фоне светлой кожи. Мия провела пальцем по челюсти, сильной шее и красиво вылепленным плечам. Его тело покрывали черные волоски, но недостаточно густо, чтобы скрыть интригующее сплетение мышц, начинавшееся на груди и спускавшееся к узким бедрам.

Мия задержала взгляд на маленьких розовых сосках, и внутри у нее все сжалось от желания. Ей так захотелось пососать их, пока маркиз не начнет извиваться от наслаждения, что у нее едва не потекли слюнки, но вместо этого она вновь натянула ему одеяло до подбородка.

Мия собиралась сделать массаж, пока он спит, а не насиловать его. А этим и кончится, если она пойдет на поводу у своих долго сдерживаемых желаний.

Нет уж, массаж подождет до более подходящего момента, если такой вообще когда-нибудь настанет.

Мия забрала флакон с маслом, задула свечу и покинула спальню Эксли через дверь, которая вела в ее комнаты. Было ясно, что ей придется удовлетворить давно сдерживаемое возбуждение без помощи мужа.

Глава 12

В череп как будто вогнали кинжал — здоровенный тупой кинжал. Адам потянулся вынуть его, но ничего, кроме собственной раскалывавшейся от боли головы, не нашел. Он приоткрыл глаза, но тут же снова зажмурился. Каким-то чудом ему удалось сдержать крик.

Пока надо было просто дышать. Ноздри щекотал непривычный, но вполне приятный аромат, резкий и в то же время приятный. Лаванда? Адам собрался с силами и сделал еще один вдох. Да, и правда лаванда. Он очень осторожно выдохнул, но выдох все равно отозвался болью в голове. Пока легкий запах лаванды был самым приятным аспектом этого утра.

Адам как раз экспериментировал, пробуя разные способы сжимать голову пальцами, когда дверь отворилась.

— Сейер? — спросил он шепотом.

— Доброе утро, милорд.

Адам сжал зубы и процедил:

— А… потише, Сейер.

— Думаю, это поможет, милорд.

Камердинер сунул ему в руку стакан, и Адам, не раздумывая, поднес его ко рту, сделал глоток и, едва не задохнувшись, прохрипел, отставляя почти полный стакан и складываясь пополам:

— Боже милостивый, Сейер!

Спрашивать, что это за пойло, он не стал: помнил его еще с тех пор, как упился вдрызг и опозорился в свой первый год в Оксфорде.

В сознании всплыли подробности вчерашнего вечера, и череп начал раскалываться еще сильнее. Черт! Он скривился от воспоминаний о собственном недостойном поведении и от жжения в горле после убийственного напитка. От воспоминаний было хуже, намного хуже.

Адам протянул руку, и Сейер вложил в нее стакан. Маркиз сделал глубокий вдох, поднес стакан ко рту и залпом выпил содержимое. У него ушли все силы, чтобы, сжав зубы, сдержать крик, когда гадостная жижа наполнила горло.

Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз сталкивался с этим чудодейственным лекарством, но вкуснее напиток не стал. В прошлый раз он спросил у Сейера рецепт этого зелья. Из ингредиентов камердинер успел перечислить только уголь, козье молоко, сырое яйцо и портвейн, когда Адам взмолился, чтобы он не продолжал.

Адам отдал опорожненный стакан Сейеру и рухнул на подушку, выдохнув:

— Ванну. Чай. Гренки.

— Очень хорошо, милорд.

Сейер начал отдавать распоряжения слуге, который, должно быть, болтался где-то поблизости как раз на такой случай.

— Сейер?

— Да, милорд.

— Во сколько я… э-э… лег вчера?

— После половины третьего, милорд.

— Я сам лег в кровать?

— Нет, милорд.

— Понятно. Это ты помог мне лечь?

— Да, милорд.

Какое-то время Адам раздумывал над этим унизительным обстоятельством. Он уже собирался не вникать в этот вопрос, когда Сейер снова заговорил:

— Леди Эксли распорядилась, чтобы вас отнесли в комнату, милорд.

Глаза Адама резко распахнулись от неожиданности, а из сорванного горла прорвался стон. Он попытался снова зажмуриться, но не смог. Горевшими от боли глазами он уставился на слугу. Сфокусировать взгляд на лице Сейера не получалось, но, расслышав легкий упрек в его голосе, он понял, что заслужил его.

После долгого отмокания в ванне и нескольких чайников крепкого черного чая тело Адама вполне пришло в норму, а вот его гордость в слезах забилась в самый дальний уголок сознания. Совесть возмущалась и неумолимо требовала немедленно идти к жене и, может, даже извиниться. Гордость и совесть боролись в нем, пока он принимал ванну и заливал в себя чай, и в конце концов пришли к компромиссу.

Адам вошел в залитую солнцем утреннюю столовую всего на полчаса позже обычного, остановился в дверях и взглянул на жену, которая пила кофе, листая «Ведомости». Между прочим, его экземпляр, отметил оскорбленный внутренний голос, но Адам предпочел его проигнорировать.

— Доброе утро, миледи.

— Доброе утро, милорд, — улыбнулась ему Мия, свежая как утро. — Надеюсь, вы не против, что я читаю вашу газету?

«Да. Да, я против, черт побери!»

— Конечно, нет, — солгал Адам.

Он отошел к серванту и, накладывая еду в тарелку, раздумывал над раздражающим присутствием Мии. Он всегда считал, что леди не покидают спальню до полудня, по крайней мере насколько можно было судить по привычкам Вероники.

С чего это его жена сидит в утренней столовой в четверть десятого? Адам внезапно вспомнил, что, в отличие от него, она не провела большую часть брачной ночи, упиваясь вдрызг. Накатила новая волна стыда, и он прикрыл глаза. Да, у нее есть полное право сидеть в утренней столовой — их столовой — и читать его газету.

Открыв глаза, маркиз увидел, что еда едва помещается на тарелке, повернулся и пошел к единственному другому накрытому месту на столе напротив Мии, недоумевая, зачем ему такое количество мяса, яиц и хлеба.

— У вас есть какие-нибудь планы на вторую половину дня? — спросил Адам, но больше для того, чтобы отвлечь ее взгляд от его тарелки.

— Я думала заглянуть к Хетчарду и купить несколько книг, чтобы взять с собой в Эксам.

Прожевав и проглотив кусочек мяса, Адам обжег рот глотком черного кофе и пробормотал, почти не чувствуя языка и нёба:

— Ищете что-нибудь конкретное?

— Нет, просто хочу приобрести что-нибудь приятное и занимательное. — Мия отломила кусочек гренка, прежде чем поднять глаза на мужа. — К своему стыду, должна признать, что не очень хорошо помню английский. Там, где я жила, было не так уж много книг.

Какой же он тупица! Конечно, жизнь в гареме предоставляла не слишком много возможностей для знакомства с литературой. Адам сунул в горевший рот еще еды и окинул взглядом утреннюю столовую. Их окружали шестеро лакеев. Не многовато ли? Разве за завтраком вокруг всегда было так много народа?

Вдруг он понял, что дело, должно быть, в интересе слуг к его экзотической жене. Наверняка их станет еще больше, когда по дому разнесется весть о его ночном пьянстве. Адам поморщился: он поставил ее в неловкое положение, а себя выставил идиотом. Стыд, терзавший его из глубины сознания, вышел на поверхность и накинулся на него, точно стая изголодавшихся ворон.

Адам положил вилку, не в силах дальше притворяться голодным. Он все запутал, начиная с самого решения жениться. Тем не менее Мия не Вероника и не заслуживает, чтобы с ней так обращались.

Адам дал слугам знак удалиться, подождал, пока за последним из них закроется дверь, затем повернулся к жене:

— Я хочу попросить прощения за вчерашнюю ночь.

Мия кивнула:

— Благодарю вас, милорд.

Он ждал, когда она начнет допытываться о причинах такого недостойного поведения, но она явно решила сжалиться над ним.

— Здесь у нас есть достаточно обширная библиотека. Хилл каждый год приобретает несколько свежих книг, включая романы. Если вам будет угодно, после завтрака я могу ознакомить вас с ассортиментом.

Мия одарила его улыбкой, которой он не заслуживал:

— С удовольствием! Боюсь, у меня почти не было времени на чтение в последние несколько месяцев, да и в библиотеке моего отца очень мало беллетристики.

Адам кивнул, внезапно осознав всю чудовищность жизни этой женщины в последнее время — да, черт подери, последние два десятка лет — и не найдясь, что сказать. Ее разлучили с семьей, изнасиловали в четырнадцать и бросили в проклятом гареме на семнадцать лет, а стоило ей вернуться домой, отец выставил ее на аукцион, не прошло и трех месяцев. А Адам — слабый колосок, на который ей пришлось опереться, — провел те немногие часы, которые они делили вместе, провоцируя ее, игнорируя или наливаясь вином.

— Не хотите ли съездить в театр сегодня вечером?

Мия замерла с поднесенным ко рту гренком. Так и не откусив, она вернула его на тарелку.

— Мне бы очень хотелось сходить в театр, — сказала она еще тише, чем обычно.

Адам поднес к губам чуть остывший кофе, жалея, что чашка недостаточно велика, чтобы спрятаться за ней. Явная радость Мии от этого маленького проявления доброты пронзила его как стрела. Он вел себя как чертов хам.

Маркиз опустил чашку, расплескав половину кофе по блюдцу.

— Я поздновато спросил: не знаю, получится ли достать билеты, — мрачно сказал Адам, глядя на гору еды, остывавшей на тарелке. — Хотите, я отведу вас в библиотеку и научу ориентироваться там, пока не ушел? — Он бросил взгляд на ее тарелку. — Когда вы закончите завтракать, разумеется.

— Я уже закончила.

Мия поднялась на ноги и разгладила платье спереди, невольно привлекая тем самым внимание к своему телу. Она снова была в зеленом; украшенное оборками облачение выгодно подчеркивало ее хрупкую женственную фигуру.

— Вы ездите верхом? — вопрос сорвался у него с губ прежде, чем он успел подумать. Похоже, вместе со всем прочим в своей жизни он утратил контроль и над собственным языком.

— Я мало ездила верхом с тех пор, как повзрослела. В последние месяцы мы с братом пару раз в неделю катались верхом в Гайд-парке, но сомневаюсь, чтобы умелому наезднику было очень интересно кататься с таким новичком, как я.

Невысказанная правда не укрылась от Адама. Никто ничем с ней не занимался с тех пор, как она возвратилась в Англию, только толкали на брачный рынок.

Адам открыл перед ней дверь столовой, снова изумившись ее миниатюрной фигурке. Он и сам был не слишком высоким, но ее голова еле-еле доставала ему до плеча. Мия обернулась, когда он не последовал за ней, и ее раскосые зеленые глаза напомнили ему кошачьи.

Адам молча направился за ней по изогнутой лестнице и открыл перед ней дверь библиотеки, приглашая в просторную комнату, уставленную книгами.

— Книги расставлены по темам и авторам. — Он понял, что тысячи названий могут ввести в ступор того, кто не привык к такому количеству книг. — Может, скажете мне, какие книги вам нравятся? Я помогу вам выбрать несколько подходящих.

— Мне бы хотелось почитать что-нибудь увлекательное, но не слишком сложное. Как я уже говорила, до возвращения в Англию у меня не было книг на английском.

— Вы читаете по-арабски?

— Да, но большинство книг в га… которые у меня имелись, были на французском.

От Адама не укрылась ее оговорка.

— Не нужно избегать говорить о вашем прошлом в моем присутствии. Да и вообще не понимаю, почему бы просто не рассказать о себе правду. — Он подошел к нужному шкафу.

— Вы не против, чтобы стало известно, где я пробыла все эти годы?

— С чего бы мне быть против? — спросил Адам, просматривая одну полку за другой.

— Отец опасался, что правда может запятнать честь семьи, — объяснила она где-то у него за спиной. — Вас это не беспокоит?

Адам горько усмехнулся:

— Нет, меня не заботит, что вы можете запятнать честь моей семьи. Так значит, герцогу было известно о вашем прошлом?

— По большей части.

Адам повернулся к ней:

— Что ему было известно?

— Он знает, что я жила во дворце Бабы Хасана неподалеку от Орана. Он никогда не спрашивал меня о жизни во дворце… есть ли у меня дети.

Чертов трус! Адам опять повернулся к полкам и стал водить пальцем по корешкам, пока не нашел то, что искал. Достав книгу с полки, он протянул ее с загнутыми углами страниц Мие:

— Я сам очень любил эту книгу в детстве и видел, как девочки тоже ее читали.

— «Путешествия Гулливера»? — Между ее рыжеватыми бровями пролегла маленькая складка. — Кажется, в раннем детстве я это читала. — Ее лоб разгладился. — Да… я помню, Йеху! Прекрасный выбор. Благодарю вас, милорд.

Мия протянула было руку к его рукаву, как во время их прогулки в фаэтоне, но одернула себя. Адам поморщился. Они были женаты меньше одного дня, а он уже подавил ее непосредственную, общительную натуру. На ней не было перчаток, и ее кожа оказалась теплой и мягкой, а косточки нежными и хрупкими, когда он взял ее за руку. Адам взглянул на ее подобное цветку лицо, но не нашелся что сказать. Он молча поднес ее руку к губам и поцеловал. Все его тело сладко напряглось от того, как охотно ее губы изогнулись в улыбке.

— Я распоряжусь, чтобы Хилл отобрал для вас книги, которые, как мне кажется, вам понравятся, и мы возьмем их с собой. Библиотека в Эксаме обширнее здешней, но там меньше художественной литературы.

Рука Мии порхнула прочь, словно бледный мотылек, стоило Адаму ее отпустить. Ее лицо светилось от благодарности, и Адам нашел это захватывающим. В то же время она его устыдила.

Он отвернулся, говоря:

— Мне пора идти, если я хочу добыть для нас билеты на вечер.

«Всего лишь один вечер в театре», — сказал он себе немного погодя, не без труда объезжая перегруженный дилижанс на своем фаэтоне. Он вовсе не ухаживает за Мией и уж точно не думает, будто один вечер, проведенный с ним вместе, ее осчастливит. Ничего подобного. Любой порядочный человек поступил бы так на его месте, ведь, так или иначе, он сделал Мию своей женой. Давно пора было прекратить вести себя как мужлан и позаботиться о ее комфорте.

Его долг — разделить с ней ложе и как можно скорее зачать. Она не получит независимость, к которой так стремилась, пока не выполнит свою часть сделки. Его часть заключалась в том, что она будет жить с ним раздельно. Этот брак не будет похож на брак с Вероникой. Между ним и Мией нет никакой любви, никаких сильных чувств. Об этом следовало помнить. Их союз не настоящий — всего лишь деловое соглашение.

Глава 13

Мия устроилась поудобнее на сиденье, обтянутом мягкой кожей, и принялась разглядывать мужа. Тот выглядел безукоризненно в вечернем наряде, и лицо у него было не такое презрительное, как обычно. Адам рассматривал ее, окидывая взглядом ее платье. Она заказала его в первую неделю после помолвки, когда ей больше не требовалось одобрения отца.

Мия наслаждалась богатством оттенков и роскошных тканей, которые можно было добыть в Лондоне. Корсаж и нижнюю юбку из шелка цвета старого золота она решила уравновесить ярдами воздушного шелкового шифона кремового цвета.

— Вы потрясающе выглядите.

Слова маркиза застали ее врасплох. Мия не могла разглядеть его лицо, потому что карета находилась в промежутке между двумя уличными фонарями.

— Благодарю вас, милорд.

— Среди драгоценностей моей матери имеются украшения как раз такого цвета, как ваше платье (сделаны из топаза, кажется). Серьги и ожерелье не особенно дорогие, но красивые, и ей они очень нравились. Я распоряжусь, чтобы Хилл достал их из сокровищницы. — Голос Адама звучал отстраненно, словно он беседовал с женой о погоде, а не предлагал подарить ей вещи своей покойной матери.

Мия нашла рукой подвеску на шее и потрогала квадратный зеленый камень, который когда-то принадлежал ее собственной матери. В отличие от изумрудов Карлайлов, которые принадлежали герцогству, это украшение принадлежало только ей. Ее отец передал ей все украшения за несколько дней до свадьбы и посоветовал отдать их Эксли на хранение в сокровищнице.

Мия решила продать материнские драгоценности, чтобы оплатить поездку в Оран из своих собственных средств, а не из денег маркиза. Особенно важно это было для нее теперь, когда она узнала, что Эксли не принял и части ее приданого, а, напротив, был невероятно щедр и сам оплатил свадьбу. Это удивило ее не меньше, чем герцога. Нет, она сделает все возможное, чтобы не брать его денег.

— Боюсь, сегодня вы можете найти театр довольно посредственным.

Замечание маркиза выдернуло ее из неприятных мыслей.

— Я ни разу еще не видела спектакля, так что едва ли буду строгим критиком.

Карета подъехала к очередному фонарю, и Мия увидела, как изогнулись брови маркиза.

— Отец что, не возил вас в театр?

— На это не было времени.

К чему Адаму знать, как сильно герцог не любил вывозить ее в свет!..

Он промолчал, и мысли Мии постепенно снова вернулись к материнским драгоценностям. Стоит ли пытаться продать их в Лондоне? Если да, то этим следовало заняться поскорее. Маркиз дал ей понять, что они уедут в деревню уже через несколько дней. Десять дней, предшествовавших свадьбе, Мия потратила на то, чтобы охмурить Гембла, но он все еще не был готов к тому, чтобы доверять ему такие ответственные поручения. Вдруг лакею станет интересно, почему она продает драгоценности, и он упомянет об этом в разговоре с другими слугами? Как скоро эта информация достигнет Сейера, а после него…

— Вы не против встретиться со своей семьей завтра?

Мия растерянно моргнула. Что происходит? Он снова проявил к ней доброту? Сегодня маркиз был весь день так добр к ней, что у нее разболелась голова. Она надеялась, что его поведение не всегда так противоречиво.

Адам прокашлялся, и она поняла, что он ждет ее ответа.

— Мой отец, скорее всего, уже уехал в Бернвуд-парк, милорд. Он пробудет там несколько недель, прежде чем переехать в Бат. Киан встречается с друзьями в Шотландии, а кузина Ребекка присоединилась к моей тете Элизабет и ее дочерям в Брайтоне.

— Не желаете съездить в Бат? Или, может быть, в Брайтон?

Мия понятия не имела, где находится Бат; где Брайтон — знала, но разве такое шумное место подойдет для ее целей?

— Я доверюсь вашему вкусу в таких вопросах. Вы часто бываете в одном из этих городов?

Весь день они провели в натянутых беседах, как и вчерашнюю ночь, с той лишь разницей, что на этот раз ее муж не стал напиваться. Разве можно вести нормальный диалог, когда девять пар ушей ловят каждое твое слово?

— Я нахожу Бат не слишком увлекательным местом.

Это замечание явно требовало уточнения.

— Вы предпочитаете Брайтон?

Они проехали под фонарем, и Мия заметила, как маркиз пожимает плечами.

— Думаю, немало дел ожидают моего рассмотрения в Эксаме. Я довольно давно не был дома. Мой дом расположен не слишком далеко от Брайтона, если вам вдруг захочется более бурных развлечений.

Упоминание Брайтона навеяло тоску.

— Я так понимаю, общество в Брайтоне примерно такое же, как в Лондоне?

— Для вас это довод против отдыха там? — Вопрос маркиза говорил о его внимательности, и это обеспокоило Мию.

— Не сомневаюсь, что со временем мне там понравится.

На самом деле она очень в этом сомневалась. Вся притягательность жизни среди высшего света давно померкла для нее. Даже если бы Мия намеревалась остаться в Англии, ее мало привлекала перспектива годами жить среди этих людей.

— А что вам нравится, миледи?

Мия покачала головой:

— Боюсь, я и сама не знаю.

Ответ прозвучал слишком жалко, чтобы ограничиться сказанным.

— В гареме султана все мое внимание уходило на то, чтобы выжить. На большее не оставалось времени. — Мия поморщилась: на этом замечании останавливаться тоже не хотелось. Тишина в карете была громче уличного шума за ее окном, и она попыталась исправить ситуацию. — Я уверена, что со временем полюблю общество. Возможно, это станет интереснее, когда у меня появится больше знакомых. Не слишком интересно беседовать о тех, кто тебе совершенно неизвестен.

Адам невесело рассмеялся:

— Не рассчитывайте завести много новых друзей в ближайшее время.

Эти слова напоминали пощечину.

— Вы думаете, что я… — Мия с трудом подбирала слова, чтобы не выдать, как сильно ее ранило это замечание. — Вы думаете, что я неспособна вызвать симпатию у других людей?

Адам наклонился к ней и с искренней улыбкой взял ее руку в ладони:

— Моя дорогая супруга, вы не так меня поняли. Я не сомневаюсь в вашей способности нравиться людям, а всего лишь хотел сказать, что теперь вы моя жена, то есть по собственной воле стали следующей жертвой Маркиза-убийцы.

Его светлые глаза сверкнули в полумраке, и никакого веселья в них больше не было.

— Маркиза-убийцы? — повторила Мия.

— Полно вам, — ответил Эксли насмешливо. — Только не говорите, что никогда не слышали мое очаровательное прозвище. Бьюсь об заклад, многие были рады рассказать вам о нем. Например, ваш брат.

Губы маркиза изогнулись в неприятной улыбке, и Мия вырвала у него свою руку, не желая касаться человека, который так и сочится желчью. Он кивнул, словно она сказала об этом вслух, и его белые зубы блеснули в темноте:

— Если ваше удивление неподдельно, у вас есть хороший повод для расторжения брака.

— Это вы дали мне повод его расторгнуть, сэр.

Адам рассмеялся:

— Сдаюсь, миледи.

Сердце у Мии забилось, как колибри, но она заставила себя не отводить взгляд. Она многое была готова вытерпеть, но только не критику своей семьи.

— Я никогда прежде не слышала этого прозвища, и вы оскорбляете моего брата, предполагая, что он станет повторять такие грязные сплетни. Это правда, он не хотел, чтобы я вышла за вас, но вовсе не по тем причинам, что вы думаете.

— О? И по каким же? — уточнил Адам скучающим тоном, глядя в окно.

— Мой брат был против брака без любви, заключенного лишь для того, чтобы угодить нашему отцу.

— Хм, — цинично протянул Эксли, и Мие невольно вспомнилось пустое пространство, окружавшее его в тех немногочисленных случаях, когда она видела его на людях.

Любому было бы неприятно такое отторжение, и маркиз не был исключением, каким бы холодным и бесчувственным ни казался.

— Во что верил мой брат до нашей свадьбы, едва ли теперь имеет значение, милорд. Теперь мы — одна семья, и Киан такой же брат вам, как и мне. Я не стану терпеть разговоры о таких глупых прозвищах ни от кого, даже от вас самих. Унижая себя, вы унижаете и меня.

Карета остановилась, дверца открылась, но маркиз по-прежнему сидел на своем месте. Сердце отяжелело у Мии, и навалилась внезапная усталость. Она оскорбила его такими резкими словами! Вечно она попадает впросак!

Она уже собиралась попросить прощения, но тут Адам наклонился и поправил полупрозрачную шаль у нее на плечах. Под полуопущенными веками маркиза сверкнула эмоция, которую Мие не удалось считать, но на губах у него заиграла улыбка. Он вышел из кареты и подал ей руку, помогая спуститься.

Мия не могла сдержать триумфа, затеплившегося у нее в груди. Всего на мгновение, но ей удалось пробить брешь в высокой стене, которой Эксли отгородился от мира. Она затянулась в мгновение ока, но все же Мия успела разглядеть за ней что-то, подозрительно похожее на нежность.

Адам не ожидал многого от этого вечера, по крайней мере по части развлечения.

Ложа, куда он привел Мию, принадлежала лорду Джеффрису, члену карточного клуба, в котором Адам часто появлялся, — одному из немногих, кто представлял для него серьезный вызов. На следующий день Джеффрис собирался покинуть Лондон, и ему было приятно, что Адам воспользуется его личной ложей.

В «Уайте» Адам наткнулся на Денфорта и, повинуясь минутному порыву, пригласил его и двух его сестер присоединиться к ним. Как и их брат, обе дамы были дружелюбны по натуре. Они не сочтут общение с Адамом или его женой ниже своего достоинства.

Как-то вечером несколько лет назад Денфорт присоединился к Адаму за карточным столом. Его открытое дружелюбие и общительная натура исподволь подточили сдержанность Адама, и тот, сам того не заметив, подружился с молодым человеком. Вскоре к очень узкому кругу знакомых присоединились и сестры виконта. Со дня их первой встречи дамы не позволяли характерному неприятному взгляду маркиза отвратить их от него. Они приняли его, не задавая вопросов, словно расположения брата для них было достаточно, и обращались с Адамом как еще с одним братом, над которым можно в равной мере подтрунивать и баловать его.

Денфорт с сестрами уже ждал их в ложе.

— Слава богу, ты пришел, Эксли! Мои сестры просто безжалостны, и ты должен меня от них спасти. — Бросив взгляд на двух стройных дам, сидевших напротив, Денфорт драматически закатил глаза.

Ливия — та, что поменьше ростом, — бросилась к Адаму, как обычно не заботясь о благопристойности, и крепко его обняла.

— Адам, дорогой, как ты мог не пригласить нас на свадьбу! У меня как раз есть идеальная свадебная шляпка!

Прежде чем маркиз успел открыть рот, Ливия повернулась к его жене:

— А вы, должно быть, леди Эксли. Боже мой, вы очаровательны!

Она отпустила Адама и, сжав запястья хрупкой дамы, беспардонно оглядела ее на расстоянии вытянутой руки.

К облегчению Адама, его жену скорее позабавил, чем встревожил такой бурный прием.

— Зовите меня просто Ливия: мы не терпим церемоний, — добавила девушка, прежде чем заключить Мию в объятия.

Та с явной охотой ответила на объятие и взглянула на нее с неменьшим дружелюбием:

— А вы зовите меня Мией.

На лице у нее заиграл румянец, и Ливия, довольная, улыбнулась:

— Мия, это Октавия. С тех пор как Гай рассказал нам о вашей с Адамом помолвке, мы мечтали с вами увидеться.

Мия, кажется, растерялась от трех необычных имен.

— В самом деле, Ливия, в самом деле, — энергично закивала Октавия, отчего ее огромная шляпа с перьями судорожно затряслась. — С тех пор как впервые прочитали о вашем возвращении в Англию, мы жаждали встречи с вами.

— Нам бы очень хотелось послушать настоящую историю о тех годах, что вы провели за границей.

Денфорд поднес ладонь ко лбу и прикрыл глаза:

— Ливия…

— Но только если вам удобно будет говорить об этом, конечно. Мы сама тактичность, правда же, Ливия?

— Разумеется, Октавия. Мы тактичны, как никто другой. Только вспомни, как мы никому не рассказывали о нежных чувствах, которые Гай питал к той молодой оперной танцовщице в свой первый год в Оксфорде. Помнишь, сколько бумаги он измарал, воспевая ее в своих чудовищных стихах? — Ливия расхохоталась, не обращая внимания на возмущенный вопль брата.

— Да-да, особенно тот стих, в котором он срифмовал «розы» и «слезы».

Адам только головой покачал, глядя на залитое краской страдальческое лицо друга, и повернулся к жене.

— Можешь сразу им все рассказать, Мия. Они в любом случае вытянут из тебя все твои сокровенные тайны.

Кажется, Мию удивило такое обращение, и Адам задумался, относилось ли ее дружеское предложение называть ее уменьшительным именем к нему или только к дамам.

Ливия шлепнула его по локтю огромным веером, зажатым в руке, затянутой в зеленовато-желтую перчатку.

— O-о, Адам, что ты наделал! Теперь она будет нас бояться.

— Она сама кого хочешь напугает, — пробормотал он вполголоса.

Приятная компания пришлась Мие по душе еще больше, чем пьеса, за ходом которой они почти не следили. Виконт Денфорт и две мисс Ментон служили настоящим магнитом, привлекавшим интересных людей. Тем, кто собрался в их ложе, было мало просто смотреть спектакль, — они в подробностях разбирали его и препарировали.

Мия хохотала до упаду над язвительными замечаниями Ливии и высокомерного белокурого поэта, сидевшего рядом с ней. По огромному количеству направленных на них лорнетов было заметно, что они привлекают к себе внимание. В течение первой половины спектакля Эксли, сидевший рядом с Октавией, не раз смеялся, запрокинув голову. От его обычной презрительной усмешки не осталось и следа. Его лицо, обычно скрытое под маской равнодушия, было расслаблено и даже весело. Его едва можно было узнать: он благодушно реагировал на нескончаемые подшучивания Ливии и Октавии. Мие и в голову не могло прийти, что он способен на такое.

Во время долгого антракта между первым и вторым актами в ложу набилось еще больше друзей Ментонов, и все они без стеснения наслаждались шампанским и вином, которые текли рекой. После того как выпили по бокалу, Мия и Ливия оказались зажатыми в дальний угол.

Ливия разглядывала маленький, покрытый сукном столик, который по неизвестным причинам обретался в углу ложи.

— Я слышала, леди Джеффрис обожает играть в карты и прерывается только на время арий.

— В карты? Во время спектакля? — Брови Мии поползли вверх.

— Полно вам, моя дорогая. Не сомневаюсь, вы и сами заметили по поведению нашей невоспитанной компании, что в театр ходят не смотреть пьесу, а показывать себя. — Ливия похлопала Мию веером по руке и навела на нее театральный бинокль, иллюстрируя свои слова.

Та рассмеялась.

— Мы с Октавией были так счастливы, когда узнали, что Адам женится. — Ливия посерьезнела. — Ему отчаянно не хватает женской заботы. От подходящей женщины, разумеется.

Взгляд ее серых глаз пронзил Мию насквозь, а она не знала, что ответить на такое странное заявление, но, к счастью, Ливия не ожидала ответа.

— Его первая жена, Вероника, была настоящим чудовищем, хоть и весьма миловидным. Она начала выезжать в свет в один день со мной. — Ливия сделала глоток вина и горько рассмеялась. — Вероника затмевала всех вокруг себя. Конечно, не то чтобы люди обратили внимание на меня, даже если бы ее не было рядом… Мне никогда не удавалось привлечь к себе все взгляды, только совсем немногочисленные. Но с Вероникой никто не мог сравниться. Было жалко смотреть, как мужчины падают к ее ногам. Легко судить задним числом, но я видела ее насквозь уже тогда. — Ливия пожала плечами. — Но мужчины есть мужчины. А значит, они становятся прискорбно глупы, когда поблизости хорошенькая мордашка.

Ливия оглядела ложу и продолжила:

— Я хорошо помню, каким в то время был Адам, хоть мы еще и не были знакомы. До сих пор помню, как впервые его увидела. — Она раскрыла веер и часто замахала им, словно в ложе стало жарко. — Никогда прежде я не встречала такого красивого мужчину. — Ливия стукнула Мию веером. — Только не говорите об этом Гаю. Мы с Октавией его убедили, что он первый красавец из всех, кого мы знаем. В тот сезон Адам мог выбрать любую даму, но всем предпочел Веронику.

Ливия умолкла, и они обе взглянули на предмет их разговора.

Адам в другом углу ложи о чем-то бурно спорил с Денфортом, в то время как две крайне привлекательные дамы наблюдали за ними, явно восхищаясь мужественной красотой обоих. У Мии странно екнуло в животе при виде внимания других женщин к ее красавцу-мужу. Она обернулась и наткнулась на проницательный взгляд Ливии. Та улыбнулась уголками рта и кивнула, словно Мия только что правильно ответила на ее вопрос.

— Задолго до того, как Адам начал принимать меры, о мерзком поведении Вероники уже ползли слухи. Никто не мог понять, как он терпел ее вопиющие выходки так долго. Она окружила себя людьми, которым всего было мало — мало вина, игр, скачек… любовных утех.

Мия растерялась от такой необычайной прямоты, а Ливия наклонилась к ней со странным блеском в глазах:

— В конечном счете Адам застал ее с двумя мужчинами прямо у них дома и вызвал обоих на дуэль. Для них это была верная смерть. Один сбежал из города, поступившись честью, чтобы сохранить жизнь. Тот, что помоложе, ответил на вызов Адама. С радостью могу вас заверить, что Адам его пощадил.

Заметив озадаченный взгляд собеседницы, Ливия спросила:

— Дорогая, вам ведь известно, что ваш муж — один из лучших фехтовальщиков в стране? Неужели вы об этом не слышали?

Мия припомнила, что Рамзи упоминал о чем-то подобном на свадьбе — о великолепных навыках обращения с рапирами и пистолетами. Тогда она была слишком на него зла, чтобы всерьез прислушаться к его словам.

— Ему бы не составило труда убить их обоих, даже если бы они сражались против него вместе.

— Я и подумать не могла.

Ливия сочувственно взглянула на нее:

— Вы всего несколько месяцев назад вернулись в Англию, верно?

Мия кивнула. Ей было неловко от сочувствия в голосе Ливии. Хоть их брак и был чисто формальным, ей было неприятно сознавать, как мало она знает о муже.

Ливия накрыла руку Мии своей:

— Вам, наверное, до ужаса одиноко, дорогая. Осмелюсь предположить: это ваш отец заставил вас выйти замуж так скоро. — Ее ясные серые глаза посуровели, и она не стала дожидаться ответа. — И Адам тоже на вас надавил, хоть и не желал вам зла. Ах эти мужчины! — Ливия покачала головой, и от доброты в ее взгляде у Мии внезапно ком подступил к горлу. — Нам с сестрой приходилось мириться с тяготами, которые выпадают на долю незамужних дам, не имеющих поклонников, и мы твердо решили при всякой возможности помогать своим сестрам. Надо быть круглым дураком, чтобы не заметить, что вы «чужак в стране чужой».

Ливия снова взглянула на Адама, и Мия проследила за ее взглядом. Теперь Эксли единственный слушал одну из дам, которых развлекал минуту назад. Дама стояла к нему слишком близко, чтобы это можно было счесть вежливым, сжимая его темный рукав рукой в перчатке. Она говорила с жаром, не обращая внимания на его взгляд, полный убийственного презрения; от его веселого настроения не осталось и следа.

Мия взглянула на руку, державшую его за рукав, и ощутила острый укол ревности. Да кто такая эта дама, чтобы так вольно вести себя с ее мужем у нее на глазах?

— Он вам нравится.

Замечание Ливии чуть охладило стремительно возраставшую в ней ревность, но все же она не могла оторвать глаз от заворожившей ее сцены. Адам оторвал от себя руку дамы — мягко, но сопроводив движение таким взглядом, что от обидчицы должно было остаться лишь дымящееся пепелище, — и отошел прочь.

Дама протянула к нему руку, будто намеревалась остановить, но тут же ее убрала. Ее плечи поникли, и она молча проводила его взглядом. Оглядев ложу, чтобы понять, наблюдал ли кто-то за ней, она встретилась глазами с Мией, и лицо ее вспыхнуло от неприкрытой ненависти. Быстро отвернувшись, она отошла к своей подруге.

— Эта дама — любовница лорда Эксли? — спросила Мия, задыхаясь, как после бега. Откуда ей пришел в голову такой грубый собственнический ответ? Да еще и когда речь идет о человеке, с которым она едва знакома!

Ливия со вздохом сжала ей руку:

— Уже нет, из-за чего, по-видимому, они и ссорятся.

Красивую блондинку окружала толпа мужчин, и она улыбалась с выражением вымученной веселости на лице.

— Адам впервые повстречал ее на званом обеде у нас дома полгода назад. Сюзанне он понравился, кажется, даже раньше, чем они встретились. Она ведь актриса, вот и убедила его, что он жить без нее не может. — Ливия рассмеялась и похлопала Мию по руке. — Она не очень хорошая актриса, и я видела, что она наскучила ему еще прежде, чем он встретил вас.

Мия понимала, что Ливия пытается ее ободрить, но ее слова не так уж хорошо залечили нанесенную ей рану. Высокая, с чувственными изгибами Сюзанна, разумеется, затмевала худенькую Мию. Даже зная, что любовница Адаму наскучила, она мысленно видела перед собой картину: мужское крепкое тело обнимает блондинку с шикарной фигурой. Эта женщина занималась любовью с ее мужем, чем сама Мия похвастаться не могла, хотя маркиз женился на ней именно ради этого.

— Послушайте, моя дорогая, — взяла Мию за руки и притянула к себе Ливия, отвлекая от женщины в дальнем углу ложи. — Я видела, как Адам смотрит на вас. Он никогда не смотрел так на Сюзанну Сен-Мартен. Она вам не соперница.

Мия была благодарна Ливии за искреннее участие, но та не знала, что их брак — всего лишь деловое соглашение.

— О, только взгляните: Денфорт и Эксли взяли на себя роль слуг и разливают шампанское. Давайте выпьем!

Ливия встала, схватила Мию за руку и потащила к собравшимся.

Подливая супруге шампанского, Адам спросил:

— Как там Ливия, поджаривала вас на медленном огне?

— Да, но очень мягко, милорд.

— Не оставила на вас синяков и ссадин?

— После моих допросов никогда не остается следов. Уж тебе ли не знать, Адам! — вмешалась Ливия.

К ним присоединилась Октавия:

— Быть не может! Неужели наш серьезный лорд Эксли улыбается?

— С вашей сестрой остается только или смеяться, или плакать, а мне не хотелось бы плакать на глазах у жены… во всяком случае пока, — сухо добавил Адам.

Ливия хлопнула его веером:

— Не выношу, когда взрослый мужчина плачет, Адам. А с вами и Гаем по вечерам порой не найдешь сухого платка. — Она повернулась к Мие: — Имейте в виду, ваш муж и мой брат вознамерились сделаться лучшими шулерами в истории карточных игр.

— И как, получается?

— Боже! Конечно, нет, — ответила Октавия. — Подумать страшно, сколько они проиграли нам с Ливией! Потому и плачут по ночам.

— Они нас боятся, — пояснила Ливия.

— И никогда не берут нас с собой в свои любимые игорные дома! — сказала Октавия и добавила драматическим шепотом: — Боятся, что мы утрем им нос.

— Или что ваши успехи будут стоить нам жизни, — отозвался маркиз, страдальчески глянув на дам, и повернулся к Мие. — Они мухлюют в карты, миледи. Открыто, явно и бесстыдно.

Его последние слова потонули в возмущенных воплях дам.

Разговор перешел в спор о тонкостях виста — карточной игры, с которой Мия была незнакома. Трое друзей то и дело перекидывались словечками вроде «школярские правила» и «помешанные на Хойле старухи»[2].

— Вы играете в карты, миледи? — Октавия отвела Мию в сторонку, в то время как Ливия с маркизом спорили о своей последней партии.

— Брат учил меня криббиджу и пикету, но я не умею быстро осваивать нюансы.

— А там, где вы жили прежде, как люди развлекались?

Мия улыбнулась этой откровенной попытке выудить у нее детали ее прошлого. Она уже собралась было выдать свою привычную историю, но взглянула на доброе лицо Октавии и поняла, что не хочет начинать дружбу со лжи. Кроме того, Адам разрешил ей говорить людям что угодно.

— Я жила на окраине города под названием Оран, во дворце местного правителя, султана. Что же до того, как мы развлекались… — Мия умолкла.

Было приятно в кои-то веки говорить правду, но все же она не была уверена, что стоит рассказывать этой благовоспитанной леди все.

— Присядете со мной? — спросила Октавия. — У нас есть еще немного времени, прежде чем опять придется делать вид, будто мы смотрим эту злосчастную пьесу. Оставим Адама и Ливию. Они вот-вот вцепятся друг другу в волосы, так что лучше отойти от них на безопасное расстояние.

Мия рассмеялась и последовала за ней туда, где перед этим беседовала с Ливией.

— Знаю, что веду себя ужасно, но мне бы очень хотелось узнать больше о вашей жизни. Можете положиться на меня: буду молчать как могила, — торжественно прижала руку к сердцу Октавия.

— Вы спросили, как мы развлекались? Нам не приходилось управлять домом, как это делают английские женщины: для таких дел у султана были доверенные лица. Мы проводили время с дворцовыми детьми, играли с ними и учили их; у нас был довольно просторный сад внутри дворца, мы там растили травы и цветы; были те, кто ткал, или рисовал, или играл на музыкальных инструментах. Некоторые из нас умели читать, и мы развлекали других, пересказывая им прочитанное. Большую часть времени я работала в саду или рисовала.

«И заботилась о выживании сына».

— Когда вы говорите «дворец султана», имеется в виду, что жили в гареме? — последнее слово Октавия произнесла шепотом.

— Да, я принадлежала султану Бабе Хасану. Нас было больше шестидесяти, когда он скончался и его сын Асад захватил власть. Именно поэтому мне пришлось уехать. Большинство жен, у которых были дети, погибли от репрессий или бежали.

Мия слишком поздно сообразила, что проболталась.

— Этот Асад… Чем он был для вас опасен, раз у вас не было детей?

Тщательно продумывая свои дальнейшие слова, Мия покрутила на пальце обручальное кольцо с крупным изумрудом.

— Хоть я и входила в семью Бабы Хасана в течение семнадцати лет, для многих оставалась чужой. Когда к власти приходит новый султан, с его стороны мудро очистить дворец от всех, кто может доставить ему неприятности или заставить людей сомневаться в его праве на власть. Как и его отец до него, Асад всего лишь делал все необходимое, чтобы удержаться на троне.

Октавия до смешного вытаращила глаза:

— О корсарах Барбароссы много писали в последнее время. Поразительно, сколько народу они похитили! Как я понимаю, они часто…

— Приятно наконец-то встретиться с вами, леди Эксли, — произнес тихий чувственный голос.

Мия подняла глаза и увидела перед собой Сюзанну Сен-Мартен, пухлые, красиво очерченные губы которой изогнулись в приветственной улыбке, но синие глаза оставались такими же жесткими, как сапфиры у нее на шее.

— Сюзанна, — поднялась Октавия, и Мия последовала ее примеру. Даже стоя ей приходилось смотреть на статную даму снизу вверх. Неужели она всегда будет ниже всех, кто ее окружает?

— Ах, дорогая, я прекрасно провожу время. Мне так хотелось увидеть новобрачную! — Сюзанна обвила Октавию пухлыми руками, и та словно одеревенела в ее объятиях.

— Весьма неожиданно встретить тебя здесь сегодня.

Обычно теплая улыбка Октавии смотрелась застывшей маской, но блондинка явно не обратила на это внимания.

— Никогда не знаешь, чем заняться в антракте.

Она говорила с Октавией, но при этом ощупывала Мию взглядом с ног до головы, и взгляд этот открыто выражал все то презрение, которое она питала к новой жене Адама.

— Я столько о вас слышала, леди Эксли. — Лукавая улыбка Сюзанны Сен-Мартен словно намекала, что в основном она слышала о Мие от ее мужа в постели. — Думаю, больше, чем вы обо мне?

— Да, вы правы, — согласилась Мия. — Но о том, что вы были любовницей моего мужа, я знаю. Я также знаю, что он вас бросил, но воспитание не позволяет ему объяснить это доступным вам языком.

Улыбка на губах у Сюзанны превратилась в гримасу растерянности.

— Как вы, вероятно, слышали, я очень долго жила вдали от Англии. Боюсь, у меня завелись довольно варварские привычки, несравнимые с изысканными манерами моего мужа. Если вы еще хоть раз приблизитесь ко мне или моему мужу, я сделаю так, что вы больше никогда не выйдете на сцену в Лондоне. Как я понимаю, вы актриса?

Сюзанна кивнула, раскрыв рот.

— Считайте это хорошей возможностью применить свои таланты. Улыбнитесь, возьмите меня за руку и изобразите, будто вы только что поздравили меня со свадьбой. После этого вы подойдете к своей подруге и скажете, что хотите вернуться домой, потому что разболелась голова.

Возможно, белокурая красавица увидела что-то во взгляде Мии, а возможно, и в самом деле поверила, что во власти маркизы разрушить ее театральную карьеру. Так или иначе, но она улыбнулась, сделала реверанс и удалилась.

Мия повернулась к Октавии, и та рассмеялась, посмотрев на нее:

— Моя дорогая леди Эксли, вы и представить себе не можете, как это было весело! Не смотрите на Адама, но знайте, что он наблюдает за вами и, кажется, крайне обеспокоен.

Глава 14

Дорога домой не была отмечена событиями. Адам гадал, не станет ли Мия спорить с ним насчет Сюзанны, но быстро понял, что глупо этого опасаться. У них чисто деловой брак, так что вряд ли жена станет ревновать его к бывшей любовнице.

Так или иначе, Мия была в очень хорошем настроении и всю дорогу болтала о новых знакомых и о качестве спектакля, которое Адам нашел необычайно низким. До ночи было еще далеко, когда они добрались до Эксли-хауса, — слишком рано, чтобы затащить жену в постель и овладеть ею, как бы сильно ему этого ни хотелось.

— Вы не против выпить со мной в библиотеке? — спросил он жену, когда они оба сняли плащи, шляпы и перчатки.

— Было бы чудесно.

Адам подошел к серебряному подносу с богатым выбором графинов.

— Мне позвонить, чтобы подали чай, или вы предпочтете что-нибудь покрепче?

Он открыл один из графинов и поморщился, когда в ноздри ударил сладковатый запах.

— Я выпью то же, что и вы, но только не это.

Мия отошла взглянуть на книги, расставленные на ближайшей полке, в то время как маркиз нашел графин с сухой мадерой и наполнил два бокала.

— Это, надеюсь, подойдет.

Мия взяла бокал и сделала маленький глоток, улыбнувшись мужу, прежде чем вновь повернуться к книжным полкам.

— Мне нравятся «Путешествия Гулливера». Сегодня днем я прочла несколько глав, и мне многое запомнилось.

Ее сообщение о том, как она провела день, вызвало у него чувство вины. Пока он развлекался в свое удовольствие, его жена влачила одинокое существование без единого друга в своем новом доме — этом склепе из холодных камней.

— Брат учил меня пикету. Вам знакома эта игра? — спросила Мия, прервав его мысли.

Адам поднял бокал, чтобы скрыть улыбку:

— Я знаю пикет. Сыграем по робберу?

— Я бы с удовольствием сыграла, но… — Между бровями у нее пролегла маленькая складка.

— Да?

— Мне не хочется делать слишком больших ставок: я пока не очень хорошо играю.

Адаму стоило героических усилий сохранить серьезное лицо.

— Мы можем вообще не делать ставок, если не хотите.

— Со ставками играть интереснее. Мы с Кианом всегда делали хотя бы грошовые ставки. Мне сходить к себе в комнату за кошельком?

— Я верю, что вы расплатитесь по счетам, — серьезно сказал Адам.

Маркиз распорядился принести колоду карт, а два лакея тем временем приготовили карточный стол. Адам наблюдал, как Мия бродит по комнате, на минуту задержавшись у шахматного стола и проведя пальцем по изящным фигурам из слоновой кости.

— Вы бы предпочли сыграть в шахматы, а не в карты? — спросил Адам.

— Нет, в шахматы мы можем сыграть как-нибудь в другой раз. Мне хочется научиться играть в карты.

— Стол готов, милорд, — доложил лакей прежде, чем Адам успел спросить жену, почему ей так хочется научиться играть в карты.

Возможно, для того чтобы играть с ним? Он отмахнулся от нелепой мысли, взял колоду карт в руки и стал распаковывать, пока Мия устраивалась напротив. Он тасовал карты, его пальцы двигались сами по себе без всякой помощи разума, который был занят другим.

Мия с откровенным восхищением наблюдала за его руками, и он тут же допустил ошибку. Несколько карт выпали из колоды и рассыпались по полу. Мия наклонилась, чтобы их собрать, но Адам накрыл ее руку своей.

— Я подниму, миледи.

Собирая разлетевшиеся карты, Адам привел мысли в порядок. Неужели он до того опьянел от любви, что малая толика восхищения заставила его занервничать подобно зеленому юнцу?

Выпрямившись, он взял чувства под контроль и начал раздавать карты.

— По пенни за каждое очко — подойдет?

— Угу.

Мия поднимала свои карты, как только они падали перед ней на стол, и придирчиво изучала, кусая губы. Адам заставил себя смотреть на те карты, что достались ему.

Первый роббер показал, что Мия весьма сообразительна, хотя ее навыки игры и были самыми базовыми. Он мягко поделился с ней своими соображениями по поводу сброшенных карт и был впечатлен, когда она учла его замечания, сбрасывая в следующий раз, так что при весьма скромных картах ей удалось весьма близко подобраться к победе. После того как Мия взяла репик в третьей партии, они начали соперничать всерьез.

Адаму не раз приходилось обуздывать свои хищнические инстинкты. Судя по ее сосредоточенному взгляду и жадному вниманию, она, как и он сам, терпеть не могла проигрывать.

Мия все еще сожалела о своем последнем прикупе — крайне неудачном, — когда на каминной полке пробили часы из золоченой бронзы. Они играли уже почти два часа, но казалось, прошло лишь несколько минут. Мия согнулась над листком со счетом, который стала вести по совету мужа, чтобы быстрее научиться играть. Задевая подбородком перо, она добавила туда итоговые расходы. Нахмурившись, она протянула Адаму листок.

— Я вам должна.

Тот лишь мельком взглянул на счет, собирая карты и возвращая в футляр. Каким-то образом ему удалось даже такое обыденное движение сделать изящным и притягательным.

— Для начинающего игрока у вас неплохо получается. Лучше, чем у многих мужчин, с которыми я имел несчастье играть годами.

Мия ему не поверила:

— Не люблю проигрывать. В следующий раз надо будет сыграть в шахматы. Можно и там делать ставки.

Адама ее замечание явно позабавило.

— Думаете, в шахматах вам повезет больше?

— Дело не в везении, милорд, а в умении.

— А, вызов брошен. С нетерпением жду возможности с вами побороться. Но, думаю, не сегодня. Пора нам отдохнуть. — Он говорил мягко, но глаза у него потемнели и взгляд стал цепким. — Я присоединюсь к вам через полчаса.

Когда Мия вошла к себе в комнату, Лавалль все еще не спала, хотя хозяйка и позволила ей не ждать допоздна.

— Сегодня я надену белую батистовую сорочку.

Лавалль потратила вопиюще много времени, чтобы раздеть ее, одеть в ночную сорочку и привести в порядок, так что Мия уже начала раздражаться. Неужели она так и останется полуодетой, когда придет муж? Почему это так ее тревожило? Она что, боялась, что он развернется и уйдет, если она не будет готова? Ну не глупость ли?

Ночная сорочка была простой, но пеньюар имел облегающий лиф и юбку, сшитую из многих ярдов полупрозрачной белой ткани, и такое количество пуговиц, что не пристало наряду, который сразу же придется снять.

Лавалль как раз распускала ей волосы, когда открылась дверь, соединявшая спальни, и вошел маркиз. Мия поймала его взгляд в зеркале, и в животе у нее разлилось уже знакомое тепло, когда он пересек комнату и подошел к ней, одетый лишь в темно-синий шелковый халат.

Он остановился у нее за спиной, с трудом оторвал взгляд от ее отражения в зеркале и взглянул на француженку:

— Я сыграю роль парикмахера для леди Эксли… э-э…

— Лавалль, милорд, — низко присела в реверансе служанка.

— Можешь идти, Лавалль, — велела Мия. — Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Дверь закрылась, Адам поставил бокал на туалетный столик и принялся одну за другой вынимать шпильки из волос жены.

От движений его легких, проворных пальцев по телу пробежала волна жара. Высвободив последний огненно-рыжий завиток, Адам полюбовался результатом своей работы и положил руки жене на плечи.

— Вы очаровательны.

Его глаза неотрывно смотрели на нее, а на лице не было и намека на улыбку.

Мия нарочно оперлась на него спиной. Тонкие слои ткани между ними не могли скрыть его возбуждения. Его веки дрогнули, а руки напряглись, когда он прижал ее к себе.

— Хотите, чтобы я потушил свечи? — взглянув на канделябр у туалетного столика, спросил Адам.

Мия покачала головой:

— Нет, напротив, хочу, чтобы вы зажгли еще.

Темные глаза Адама весело сверкнули. Мия накрыла его руки своими и опустила ниже, а когда его пальцы коснулись груди, вздрогнула. Он легко провел пальцем по соску, и у нее перехватило дыхание.

Рука маркиза скользнула ей под локоть, и он заставил ее подняться на ноги, умело расстегивая пуговицы, которые Лавалль только что застегнула. Мия постаралась не думать о том, скольких женщин ему довелось раздеть, чтобы так наловчиться.

Сняв с нее пеньюар, Эксли взглянул на кончики ее грудей под почти прозрачной тканью. Полуприкрыв глаза, он рассматривал ее отражение в зеркале, обводя пальцем изгибы тела сквозь тонкую сорочку. Ладонь скользнула вниз, по животу к лону, веки опустились, а сердце неистово забилось.

Пока его рука дразнила ее и доводила до безумия, Мия завела руку за спину и сунула под полу его халата. Он замер, когда она медленно провела рукой вдоль шелковистого мужского естества, наслаждаясь отражением его обладателя в зеркале.

— Озорница, — сказал он тихо, одной рукой лаская кончик ее соска, в то время как другая медленно подняла подол ее ночной сорочки выше бедра.

Мия опять провела рукой по всей длине его члена, но Адам выскользнул из ее хватки.

— Нет.

— Но…

Их взгляды в зеркале встретились.

— Нет.

Он говорил с высокомерной уверенностью, от которой внутри у Мии все напряглось в ожидании, и она опустила руки. Хорошо, она подчинится… пока.

Он поднял полы ее сорочки выше талии и, одной рукой удерживая комок ткани, второй скользнул по бедру к упругим рыжим завиткам. Чувствительные пальцы сомкнулись, удерживая ее лоно в плену, в то время как средний палец проник внутрь и принялся гладить, кружить, надавливать, каждый раз останавливаясь все ближе к ее изнывающему бутону.

На его лице мелькнула мимолетная насмешливая улыбка.

— Будь у меня больше рук…

Он опять погладил ее, на этот раз легонько задев средоточие ее наслаждения. Мия выдохнула и прижалась к нему задом. У нее за спиной у Адама вырвался удовлетворенный смешок.

— Раздвинь для меня бедра, дорогая.

Мия расставила шире дрожавшие ноги.

Адам ввел палец еще глубже, и она дернулась у него в руках, чувствуя, как мутится в глазах от с трудом сдерживаемого возбуждения. Его скользкий палец выписывал круги, постепенно приближаясь к напряженному бугорку. Все тело напряглось в ожидании. Удовольствие нарастало — слабо, сильнее…

И вдруг… Вдруг все прекратилось.

Мия открыла глаза и наткнулась на взгляд маркиза в зеркале.

Губы его изогнулись в усмешке, когда он взглянул на ее разрумянившееся лицо.

— Вот плутовка.

Мия моргнула. Плутовка? Настойчивая, неослабевающая пульсация между ног не давала думать. Она прижалась к нему сильнее, и он отстранился.

— Я прав?

Его палец продолжил выводить круги, обещая большее, доводя до исступления.

Мия зажмурилась, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Чего он хочет?

— Я прав? — спросил Адам шепотом, щекоча ей ухо горячим дыханием.

Мия открыла глаза. Его темные брови изогнулись дугой, а на губах играла улыбка, которой она у него еще не видела: насмешливая и дьявольская, с ней он напоминал сатира. Его палец оставался возмутительно неподвижным, и она выдохнула:

— Что — да?

Мия сердито взглянула на его отражение.

— Да, Адам, я плутовка.

Его взгляд потемнел, но рука по-прежнему не двигалась.

— Ты собиралась заставить меня прийти к завершению у тебя в ладони, верно? Или прижавшись к твоему милому голому заду. — И он двинул бедрами, подтверждая свои слова.

Слова были настолько грубыми, что Мия приоткрыла рот.

Адам отпустил ее и отступил в сторону, не отводя льдисто-голубых глаз от ее отражения.

— Раздевайся! — От сатира не осталось и следа, теперь за ней стоял холодный аристократ.

Мия помедлила. Как ему удается сохранять такое спокойствие, когда она вот-вот взорвется? Это раздражало. Это было унизительно. Это…

— Мия.

Она сделала резкий глоток воздуха и выпуталась из тонкой свободной сорочки, стянув ее через голову.

Взгляд Эксли метался вверх и вниз по ее телу и наконец остановился на пупке. Губы маркиза разомкнулись, и он удивленно произнес:

— Что за черт?

Не дожидаясь ответа, он опустился на корточки, легко провел указательным пальцем по серьге и поднял глаза:

— Тебе больно?

Мия улыбнулась:

— Ни капельки.

Адам улыбнулся уголком губ, и у Мии перехватило дыхание.

— Никогда такого не видел, — сказал он восхищенно, глядя то ей в глаза, то на ее пупок и широко ухмыляясь.

Судя по восхищению, сквозившему в его словах, этих частей женского тела он повидал немало.

Эксли обвел пальцем украшение, словно позабыв о лоне, оказавшемся в паре дюймов от его лица.

Адам поднялся, не отрывая глаз от маленькой драгоценности. Судя по тому, что виднелось под синим шелком его одеяния, безделушка не вызвала у него такого отвращения, как у Лавалль. Мия потянула край пояса его халата, и полы его разошлись, обнажая узкую полоску незагорелого крепкого тела.

Мия остановила взгляд на более темной его части.

— О…

Маркиз передернул плечами, и халат упал на пол.

Они стояли лицом к лицу, разглядывая друг друга.

Его достоинство поднималось из густых темных волос, и гладкая головка касалась мускулистого живота. Это впечатляло. Мия шагнула вперед и подняла руку, чтобы коснуться его. Прежде чем она успела сделать еще шаг, Адам подхватил ее на руки и отнес на кровать, накрыл ее рот своим и вторгся в него без долгих ласк. Мия открылась под его натиском. Их языки сплелись, а ее рука нашла интересовавшую ее часть тела мужа.

Адам опять отстранился и, покачав головой, приподнял черную бровь:

— Разве ты меня не поняла? Сейчас моя очередь.

— Твоя очередь?

— Угу.

Он обвел пальцем линию ее подбородка, изогнув губы в улыбке, от которой ее пробрала дрожь. В эту минуту она все бы отдала, лишь бы узнать, о чем он думает.

Одного взгляда на ее отзывчивое тело было достаточно, чтобы потерять контроль. Что же с ним станет, когда он окажется у нее внутри?

Он снова нашел глазами загадочное кольцо у нее в пупке. Его хотелось целовать, лизать и посасывать, зажать зубами и потянуть, ткнуться языком в мягкую ямочку…

Он обуздал разбушевавшееся желание. Если он возьмет ее сейчас, то овладеет ею жестко и быстро, заботясь лишь о собственном удовольствии.

— Ложись, — сказал он, мягко толкнув ее в грудь.

Мия подчинилась охотно, но на лице у нее играла чувственная полуулыбка. Она и впрямь настоящая чертовка, дразнящая насмешливая сирена, воплощенная опасность в дюжине ипостасей, и это еще Адам позволил себе лишь касаться ее пальцем, всего одним пальцем! Он ведь не потеряет контроль из-за одного пальца?

Он начал с того, что проследил изящный изгиб ее рыжеватой брови, чуть не потерявшись при этом в ее сверкавших зеленых глазах. Едва касаясь, он провел по голубоватой венке у нее на виске и спустился к подбородку, а затем к пульсировавшей точке у основания шеи. Его палец помедлил в мягкой ложбинке, а губы растянулись в улыбке, стоило ему почувствовать, как участилось биение ее сердца. Ее изящные ноздри дрогнули, словно в ответ на предательство тела. Адам улыбнулся и, продолжив исследовать каждый изгиб, легко провел пальцем по ее покрытой веснушками груди, обойдя стороной уже напрягшуюся бусинку соска и вместо этого погладив чувствительную кожу сбоку. Мия прильнула к его руке, но он продолжил спускаться ниже, не коснувшись и не ущипнув ничего важного. Потребовались титанические усилия, чтобы заставить палец двигаться дальше. Его тело и душа до каждой последней частички жаждали задержаться, помучить сначала одну, потом другую ее идеальные груди, взять сосок в рот и легонько покусывать, посасывать, пока она не закричит от наслаждения, но палец двинулся дальше, по ее вздрагивавшему животу, словно кочевник в пустыне, не поддающийся миражу оазиса, несколько раз обведя серьгу в пупке и неумолимо приближаясь к цели.

Палец замер над влажными кудряшками ее лона, и рука дрогнула, когда Адам встретился взглядом с Мией, медленно, но верно проникая в ее святая святых. Ее губы потянулись к нему для поцелуя, и она со стоном сомкнула веки.

Этого оказалось достаточно.

Пальцы вырвались из-под контроля, а руки подняли бунт, отказываясь подчиняться разуму; предательский рот присоединился к мятежу и поспешил к груди. Его язык, губы и зубы пировали над ее телом, словно обжоры из Дантова ада, в то время как пальцы гладили горячее шелковистое лоно в поисках того единственного, что могло утолить его голод.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, он скользнул пальцем внутрь, чтобы поделиться с ней собственным удовольствием. Мия содрогнулась и судорожно сжалась вокруг его пальца, и он заставил ее напоследок испытать еще одну волну дрожи, прежде чем раздвинуть ее бедра шире и пристроиться к входу в тело.

Он остановился, когда его изнывавшая головка оказалась внутри. Капля пота скатилась по виску, пока он всматривался в прищуренные зеленые глаза жены. Желание рвалось из пут самоконтроля, словно бешеная собака с поводка. Когда он начнет двигаться, о всякой деликатности придется забыть.

Мия лениво улыбнулась, приподняла бедра и приняла его в себя.

— О боже! — сорвалось у него с языка как мольба о пощаде.

От его самообладания не осталось и следа, как и от благих намерений. Адам взял ее подобно дикарю, понимая, что позже будет мучиться от стыда за свою грубость, но сил думать об этом сейчас не нашлось. Он вонзался в нее так яростно, словно это могло прогнать ту тягу, что он испытывал к ней помимо своей воли, словно каждое движение помогало обуздать его одержимость. В глазах у Адама потемнело, а тело наконец взорвалось. Он до боли вжался в ее бедра и удерживал ее, наполняя собой и заявляя на нее свои права.

«Она моя».

Он судорожно выдохнул и перекатился на спину, чтобы не придавить Мию. Ее ноги переплелись с его ногами, и она перекатилась вместе с ним, хихикнув, как девчонка, когда они оба оказались на боку, все еще соприкасаясь бедрами и прижавшись нос к носу.

Адам взглянул на ее раскрасневшееся счастливое лицо, и сердце отозвалось оглушительной барабанной дробью в ушах.

Мия поцеловала его грудь, прикрыла глаза и прижалась к нему всем телом, даже не подозревая, что сотворила с ним — и все еще продолжала творить. Она крепче сжала его бедра своими стройными сильными ножками, чем окончательно добила.

— Это было восхитительно, Адам. Я очень рада, что ты так хорошо умеешь доставлять женщине удовольствие.

Он мог только тупо смотреть на нее, в то время как все его тело отозвалось на ее слова.

— Я еще ни разу не достигала разрядки с мужчиной. — Она подползла ближе, извиваясь как кошка. — Это гораздо приятнее, чем ублажать саму себя. — Последние слова потонули в широком зевке.

Адам сам не знал, что поразило его больше: что настолько чувственная женщина ни разу не испытывала наслаждения с мужчиной или что она так открыто и без стеснения признается в том, что удовлетворяет себя сама. Как бы то ни было, его член снова отвердел у нее внутри. Едва слышный голос в глубине сознания отметил, что это весьма неплохо для мужчины далеко за тридцать. Он отвел в сторону вьющийся локон цвета меди и взглянул Мие в лицо. Она сонно улыбнулась ему, не открывая глаз. На этот раз у Адама кольнуло сердце.

Он уронил голову на подушку и помотал ею из стороны в сторону. Его тело было измождено, но разум не давал забыть о последствиях сегодняшнего вечера. Ему не надоест делить с ней постель завтра, равно как и послезавтра, и вообще в обозримом будущем.

Адам потер лоб ладонью в надежде разогнать туман в голове. Где-то в комнате размеренно тикали часы звучным контрапунктом со злостью, досадой и растерянностью, которые кружились в его запутанном сознании.

Ему отчаянно хотелось натянуть на них обоих одеяло и задремать, слившись воедино с ее восхитительным телом, но вместо этого он оставил ее в тепле постели, накинул валявшийся на полу халат и обернулся еще раз посмотреть на нее. Его жена раскинулась поверх покрывала, обнаженная и такая желанная. Тело Адама яростно, но недолго спорило с разумом, и ему понадобилось огромное самообладание, чтобы не сбросить халат и не забраться в постель рядом с ней. И все-таки он накрыл ее покрывалом, потушил свечи, которые еще не до конца оплавились в подсвечниках, и вернулся к себе.

Адам лежал в темноте в своей огромной постели и убеждал себя, что именно здесь ему и место. Логическая часть его сознания, которая уже стремительно улетучивалась, утверждала, что соитие с женщиной — особенно такой темпераментной и чувственной, как его жена, — всегда будит неожиданные ощущения. Отсюда ясно следовало, что чем более физически интенсивным был опыт, тем важнее держать надлежащую дистанцию.

Это и был ответ на его вопросы: дистанция. И так уж случилось, что именно это Мия поставила единственным условием их делового брака.

Глава 15

Когда Мия проснулась, было уже позднее утро, и солнечный свет лился из окна на ее постель. Она сразу же поняла, что одна, но подняла одеяло и, взглянув на свое тело, усмехнулась голубому дамасту полога над головой. Она была обнажена и восхитительно утомлена, так что вчерашняя ночь ей явно не приснилась.

Мию не удивило собственное одиночество: такие, как Эксли, во всем ценят строгие границы — но вот вчерашняя ночь ее поразила. Не столько даже их близость, во время которой он был властным, но щедрым, сколько ночь сама по себе. Было так приятно наблюдать его в кругу друзей и играть с ним в карты. Все же в нем было немало… человеческого.

Но этой ночью даже в момент наивысшего наслаждения он не терял контроля, словно самообладание было такой важной частью его самого, что он не мог от него отказаться. Мия вздохнула. Ей следовало быть благодарной за ту дистанцию, которую он установил между ними. В конце концов, так легче будет бросить его, когда придет время. Она сурово напомнила себе, что именно ради этого вступила в брак.

Воспоминания о проведенной с мужем ночи — о его потемневших от вожделения глазах и почти зверином выражении лица в момент разрядки — нахлынули на нее и так возбудили, что рука скользнула между ног. Она хотела его снова — прямо сейчас. Это… злило. Она убрала руку от своего пульсировавшего и изнывавшего от желания лона и села. Да что с ней творится? Неужели всего одна ночь с неплохим — ладно, потрясающим! — любовником так ее зачаровала? Что она почувствует, разделив с ним ложе снова? Не начнет ли она пересматривать планы побега?

Мия нахмурилась. Их совместная ночь не имела никакого отношения к любви, это была деловая встреча. Ладно, слегка приправленная страстью. Маркизу был нужен наследник, и он предпринял шаги в этом направлении. То, что он сделал ее задачу такой приятной, не меняло истину. Он не нуждался в жене, любовнице или друге, а просто хотел ребенка. Она же для него — породистая кобылица, и ее единственная задача — размножение. Вот и все. Он пришел к ней, ублажил и удалился так скоро, как позволила вежливость. Она должна помнить об этом. Его нежность в постели не означала, что он питает к ней нежные чувства в действительности. Он стремился достичь своей цели в этом браке, так же как она постарается достичь своей, как только Эксли оставит ее в деревне.

В те несколько часов, что Адаму удалось поспать, его сны были полны образами Мии. Эти образы не способствовали мирному сну, и он проснулся раздраженным, но полным решимости. При воспоминании о том, что чуть не поддался мальчишеской влюбленности и не остался спать в одной постели с женой, он содрогнулся. То есть его разум содрогнулся, в то время как предательское мужское естество не уставало напоминать, что проснуться в постели жены было бы куда более кстати, чем в одиночестве.

Они провели вместе совсем немного времени, а Мия уже разрушила его с трудом обретенный покой и ввергла его мир в хаос. Кто знает, до чего это может дойти, если он решит наслаждаться ее обществом сколько душе угодно? В одном он был уверен: от него требовался железный самоконтроль, поэтому утро он начал с ледяной ванны, а потом, избавившись от упорного возбуждения, велел седлать самую новую из своих лошадей, Фиби, — необычную серебристо-серую кобылицу с белыми пятнами на холке и боках. Она была так же энергична, как и красива, что делало ее идеальным компаньоном для спортивной утренней прогулки.

В парке почти никого не было, и Адам гнал кобылицу как одержимый. Природа наделила Фиби энергией с таким же избытком, как и ее хозяина, и Адам вернулся в Эксли-хаус таким же взмыленным, как и она. Увы, как бы жестоко он ни истязал свое тело, чувства кипели с прежней силой.

Он перекусил, не снимая сапог, одним духом осушил чашку кофе и приказал отнести кофейник к себе в комнату на случай, если его жена проснется этим утром так же рано, как и предыдущим, и неожиданно спустится в утреннюю столовую.

После еще одной ванны, на этот раз потеплее, чем предыдущая, Адам провел несколько часов у себя в кабинете, просматривая недавние счета от целого войска рабочих, которых он нанял ремонтировать громадное и довольно неприглядное на вид здание на Тависток-стрит в Стрэнде. Адам выиграл этот дом у человека, которому больше везло на бирже, чем за карточным столом.

Судя по последнему отчету архитектора, руководившего работами, дом должен был быть готов к концу года. После короткой встречи с Хиллом по поводу планов переехать в Эксам маркиз послал за фаэтоном и отправился лично посмотреть, как продвигается ремонт. Он убил целый час, осматривая потрескавшуюся черепичную крышу и проржавевшие канализационные трубы, после чего отправился в клуб «Уайтс».

Там он пролистал книги для записи пари и с улыбкой отметил бросавшееся в глаза отсутствие имени своей жены. Адам улыбнулся: теперь это было под запретом, по крайней мере для тех, кто не спешил расстаться с жизнью.

Он как раз закончил читать свежие газеты и подумал, не наведаться ли к Денфорту, когда тот явился собственной персоной.

Адам отложил газету.

— Здорово, старик! — Денфорт подозвал лакея и грузно плюхнулся в кресло. — Бренди и кофе. Именно в таком порядке.

Адам изогнул бровь. Денфорт был аккуратно одет, и это говорило о том, что камердинер только что подготовил его к выходу в свет, хоть глаза у него оставались красными и воспаленными.

— Ты, я гляжу, неплохо повеселился?

Тот застонал:

— Вчера немного покутил после спектакля.

— О? И как все прошло?

Денфорт снова застонал. Появился официант с заказанными напитками. Гость взял стакан бренди дрожавшей рукой, выпил залпом, зашипел сквозь зубы и нахмурился:

— Сегодня утром сестры сказали, что мне нужен серьезный ремонт.

— Да уж, выглядишь ты ужасно. Советую к ним прислушаться.

— А ты когда-нибудь слушал женщин, Эксли? — спросил Денфорт с непривычно лукавым взглядом.

Адам проигнорировал вопрос и перевел разговор в более безопасное русло. Они заспорили насчет последней стычки на полуострове — битве при Фуэнтес-де-Оньоро, которая даже сейчас, спустя недели, все еще вызывала жаркие споры.

Адам сделал все возможное, чтобы охладить пыл молодого человека, загоревшегося желанием получить патент на офицерский чин и выполнить свой долг.

— Тебе нужно выжить и унаследовать графский титул, Денфорт. Ты единственная защита и опора для Октавии и Оливии.

От этого небольшого упрека его друг залился краской:

— Да-да, знаю. Глупо и жестоко рисковать их будущим, но…

Адам поднялся, устав от этой темы, не сулившей молодому человеку ничего хорошего, и предложил ему:

— Присоединишься ко мне у Боло?

Денфорт недовольно посмотрел на него, понимая, что им грубо манипулируют.

— Пойдем. Пытаться убить меня ничуть не менее интересно, чем французов.

— Даже интереснее, — пробормотал Денфорт.

Боло держал элитарный фехтовальный клуб, где Эксли был одним из любимых клиентов и каждую неделю проводил немало времени. Денфорт не был членом дорогостоящего клуба по той простой причине, что не мог себе этого позволить, но Адам приводил с собой молодого человека так часто, как только мог, втайне оплачивая членство обедневшего, но гордого виконта.

Адам начал с поединка с самим великим Жаном. Гораздо лучше потратить часть своей энергии на более достойного противника, прежде чем одержать легкую победу над увлеченным, но не очень умелым Денфортом.

Адам и Боло яростно сражались больше часа. На галерее, окаймлявшей самую большую фехтовальную арену, скопилась компания постоянных посетителей, наблюдавших за ходом схватки. От Адама не укрылась удовлетворенная улыбка Боло после утомительного поединка — по ней было ясно, что собравшиеся зрители были для него большей наградой, чем само фехтование. Адам подозревал, что практичный, деловой француз нарочно позволял ему уколоть его рапирой просто ради того, чтобы он почаще посещал клуб и привлекал тем самым новых посетителей.

— Ей-богу, Эксли, — покачал головой Денфорт, подходя к нему. — Он тебя там совсем загонял. Может, хочешь отдохнуть?

Он отступил и пару раз махнул рапирой, словно убеждая Адама возразить.

Тот едва сдержал улыбку, наблюдая, как Денфорт ведет дуэль с воображаемым противником.

— Смотри, чтобы маска не сползла, — предупредил он молодого человека, перехватывая рапиру левой рукой.

Денфорт опустил руку.

— Что ж, отлично! Даже чертовски здорово! — Обычно мягкое лицо виконта сделалось упрямым. — Уверен, что хочешь драться левой? Может, тебе было бы удобнее держать рапиру и вовсе пальцами ног?

Эксли опустил на лицо маску и ухмыльнулся:

— Начинай, начинай, не теряй время попусту, юноша.

Когда Адам сражался левой рукой, их силы были примерно равны. Денфорту удалось несколько раз уколоть его рапирой, и Эксли даже не пришлось для этого поддаваться. После пятого и самого болезненного укола Адам понял, что с него хватит.

— Ха! — победно крикнул Денфорт. — Наверное, побежишь теперь поплакаться к женушке.

При этих словах Адам порадовался, что на нем все еще была маска. Чувства, охватившие все его тело при одной мысли о Мие, едва не заставили его упасть на колени. Два часа ему удавалось о ней не думать, а теперь придется снова бороться с собой.

Он подавил нервный смешок. Возможно, стоило оставаться у Боло с утра и до позднего вечера и тренироваться до тех пор, когда можно будет спокойно вернуться домой к женщине, которая поставила условием их брака, чтобы он держался от нее подальше?

— Послушай, старина, ты в порядке?

Только тут Адам понял, что стоит, уставившись в пустоту. Он снял маску, отер предплечьем пот со лба и взглянул на молодого человека.

— Собираешься сегодня же отбыть в деревню или присоединишься ко мне за обедом и совместными развлечениями?

Глава 16

Вернувшись домой после на редкость неудачной ночи за картами, Адам нашел в холле перед комнатами жены множество суетившихся слуг. Денфорт выиграл золотые горы к тому времени, как Адам принял окончательное решение вернуться домой зализывать раны.

Время было за полночь, и такая активность выглядела… необычно. Сейер встретил его у дверей и молча подал ему маленький конверт без единой надписи.

— Что это?

Сейер, не дожидаясь приказа, протянул ему очки:

— Это от леди Эксли, вашей жены, милорд.

— Спасибо, Сейер. Я знаю, кто моя жена. — Маркиз сорвал печать и развернул листок бумаги.

«Лорд Эксли, вы приглашены на пикник у меня в комнате.

С уважением, ваша жена».

Адам снял очки и взглянул на Сейера, но камердинер продолжил задумчиво рассматривать свои башмаки.

— Прямо сейчас?

— Насколько я понимаю, да, сэр.

— Думаешь, она хочет, чтобы я прямо так к ней пошел, или мне переодеться во что-нибудь более подходящее и побриться? — этот вопрос был лишь наполовину шутливым.

— Насчет первого не уверен, милорд, но я приготовил для вас горячую воду.

Адам со вздохом вернул Сейеру очки и приглашение:

— А как следует одеваться для вечернего пикника?

— Боюсь, что здесь моего опыта недостаточно, сэр.

Адам фыркнул:

— Да на что ты вообще годишься!

— Вам виднее, милорд.

Чисто выбритый, в домашних туфлях, ночной сорочке (впервые за много лет) и шелковом халате Адам вошел в комнату жены. Мия в платье травянисто-зеленого цвета, облегавшем тело, была окружена толпой шумных болтливых слуг. Адам взглянул на суетившихся кругом людей и нахмурился, заметив среди них того здоровенного светловолосого олуха.

Мия перевела взгляд с Адама на лакея и обратно, потом махнула рукой в направлении двери:

— Вы свободны.

Все слуги и служанки поспешили покинуть комнату.

Перед камином, в котором потрескивал огонь, были разбросаны горы подушек. Низкий столик ломился от еды.

— Я смотрю, ты времени зря не теряла, — заметил Адам.

Мия приблизилась к нему со своей всегдашней змеиной грацией, взяла за руку и потянула его к горе подушек:

— Спасибо, что присоединился ко мне.

Свободной рукой Адам указал на огонь:

— Тебе холодно?

— Всегда. — Мия нахмурилась. — Слишком жарко? Тебе неудобно? Я могу…

— Все в порядке.

Мия подошла к горе подушек и изящно присела на них, потянув Адама за собой. Тот взглянул на пол и поморщился.

— Пожалуйста.

Он хмыкнул и с некоторой опаской опустился на большую подушку.

— Как скажешь, но, если я не смогу подняться, ты будешь виновата.

Мия повернулась к столику:

— Вина, милорд?

Адам уже принялся ставить несколько подушек побольше между своей спиной и ближайшим стулом, чтобы было удобнее.

— Да, пожалуйста.

Что бы Мия ни задумала, немного выпить не помешает.

Мия наполнила два бокала и, протянув один ему, спросила, жестом указывая на устрашающий арсенал угощений:

— Ты голоден?

Адам не слишком хотел есть, но она же так старалась… Какого черта этой женщине нужно? Весь этот проклятый день он держался подальше от собственного дома в надежде порадовать ее своим отсутствием, а теперь вот это? Он тяжко вздохнул.

— Пожалуй, немного хлеба с сыром.

Пока он потягивал вино, Мия набрала полную тарелку еды и протянула ему, каким-то непостижимым образом не теряя изящества на коленях.

Какое-то время она копошилась среди своих подушек, устраиваясь поудобнее, потом взяла в руки его ступню, сняла сначала одну туфлю, потом вторую, подняв брови, как будто бросала ему вызов, и показала на хрупкий стул, к которому прислонился Адам.

— Во дворце мы редко сидели на стульях, и уж точно не на таких неудобных, как эти.

Она села, скрестив свои миниатюрные босые ножки и устроив их у себя на лодыжках. В прошлый раз Адам сидел так еще совсем ребенком и сомневался, что в тридцать семь это будет ему под силу.

Он молча ждал, потягивая вино. Это была ее идея, так что он подчинится ее воле.

— Мне очень понравился вчерашний вечер — компания даже больше, чем спектакль. Жаль только, что все знают о тебе больше моего. — На лбу у Мии появилась складка. — Я вижу, о чем ты думаешь. Пожалуйста, не играй со мной в покер. Я правильно выразилась? — Она вопросительно взглянула на него.

— Можно и так выразиться, — откликнулся он сухо.

Адам взял кусочек сыра, а Мия нахмурилась: у нее не было настроения отвлекаться от темы.

— Я выгляжу глупо оттого, что знаю меньше других.

Адам сделал большой глоток вина, гадая, что именно, по ее мнению, знали эти другие.

— Ты ведь не собираешься выпить слишком много и потерять сознание? — Мия изогнула темно-рыжую бровь, но ее зеленые глаза весело блестели. — Не то чтобы мне не понравилось проводить с тобой время в прошлый раз…

Она опустила глаза и потеребила уголок льдисто-голубой бархатной подушки, а он уточнил:

— В какой раз?

Ее губы медленно растянулись в хитрой улыбке.

— Миледи? — переспросил он тоном, который обычно помогал ему достичь цели как с теми, кто его знал, так и с незнакомцами. Судя по тому, что улыбка Мии сделалась еще шире, его жена не относилась ни к одной из этих категорий.

— Предлагаю сделку.

— Сделку? — настороженно повторил Адам.

— Боишься побиться со мной об заклад?

Он молча смотрел на нее, и Мия, скрестив руки на груди, ответила ему тем же.

Адам возвел очи горе:

— Ладно. Сделка.

Улыбка Мии ясно говорила, что она ни на минуту не сомневалась в его согласии. Им только что успешно сманипулировали, и это непривычное чувство ему не понравилось.

— В Оране принято обмениваться друг с другом, например, ответ в обмен на вопрос. Ты расскажешь мне все, что я хочу знать, а я расскажу, что сделала с тобой в нашу первую брачную ночь. А если хочешь, даже покажу. — Ее зеленые глаза пылали.

Адам проигнорировал попытку его отвлечь, чего не скажешь о его естестве, и пожал плечами со скучающим видом:

— Я отвечу тебе на один вопрос, если ты ответишь на три моих.

— Три за два.

— Два за три.

— Поровну.

Адам со вздохом закатил глаза:

— Ладно, поровну так поровну.

Мия улыбнулась с таким триумфом, что Адам сразу понял: согласилась бы на два вопроса за три. Чертовка!

— Поплюем себе на ладони и пожмем друг другу руки?

Адам скривился.

— Какое мерзкое предложение. Это еще один обычай во дворце султана?

— Нет, так делали мы с Кианом в детстве, когда заключали уговор.

— Обойдемся без плевков. Я верю тебе на слово, — протянул ей бокал Адам, Мия скептически посмотрела на него и нахмурилась. — Не переживай, сегодня в мои планы не входит напиваться до беспамятства. Хотя, судя по всему, ты и в этом сумела найти нечто увлекательное.

Вместо ответа Мия откинулась на подушки и внимательно его осмотрела, продумывая план атаки. Ее глаза блестели от хитроумных коварных планов, и Адам еле сдержал стон. Как он мог на это согласиться?

Мия его, как обычно, удивила.

— Я слышала, уже дважды, что ты превосходно обращаешься со шпагой. Мне бы хотелось на это посмотреть.

Адам отпил вина, чтобы скрыть удивление — и удовольствие — от ее слов (кому же не понравится восхищение женщины?), и отметил:

— Это не вопрос.

Мия взглянула на него так же, как на балу, когда он упомянул о ее печально знаменитом танце.

— Хорошо, — примирительно поднял он руку. — Кого мне вызвать на дуэль, леди Эксли?

Мия расхохоталась, глаза ее сверкали. Ощущение было, словно его ударили в грудь, но приятно. «Боже мой, как же я жалок!»

Все еще смеясь, Мия покачала головой:

— Это необязательно. Я просто хотела бы посмотреть на тебя во время поединка. Я ведь правильно сказала — поединка? — Она пожирала глазами его тело, так что на ум пришли совсем другие поединки.

Адам поерзал на подушке:

— Хочешь посмотреть на мой поединок?

Мия кивнула.

— Я не могу тебя взять с собой к Боло…

— Что такое Боло?

— Жан Боло — владелец клуба, где я практикуюсь в фехтовании.

— А почему ты не можешь меня туда взять?

— Просто это не принято.

Адам заранее приготовился к спору, но Мия снова его удивила, предложив:

— Тогда устрой поединок прямо здесь.

Наверное, когда ты дочь герцога Карлайла, который строго следует правилам, то быстро понимаешь, что спорить бесполезно.

— Почему тебе обязательно хочется посмотреть, как я фехтую?

— Это один из ваших вопросов, милорд?

Настал черед Адама засмеяться.

— Забудь, я отвечу даром. Разве странно, что мне хочется посмотреть, как мой муж занимается тем, в чем он хорош и что доставляет ему удовольствие?

У Адама что-то сжалось внутри при слове «муж». Зачем они тратят драгоценное время на разговоры? Ему хотелось швырнуть ее на эти треклятые подушки, сорвать с нее платье и…

— Так что, милорд? — Мия окинула его одним из тех понимающих взглядов, которые всегда срывали с него тщательно приготовленную маску апатии и отстраненности.

— А тебе чем нравится заниматься? — спросил он наконец.

— Это один из твоих вопросов?

— Конечно же, ты можешь ответить на такой простой вопрос даром.

— Может, в другой раз. — Мия скрестила руки на груди. — Ты так и не ответил.

— Хорошо. Я договорюсь с Боло, чтобы он прислал кого-нибудь ко мне, и мы устроим для тебя показательный поединок.

— Когда?

— Завтра тебя устроит? Или мне послать за ним прямо сейчас?

— Да, завтра подойдет.

Адам расслабленно откинулся на подушку, но плутовка еще не закончила торг.

— Расскажи о карточных играх и всех тех домах и землях, что ты выиграл у других.

Адам заставил себя закрыть рот. Когда в последний раз его кто-нибудь так сильно и абсолютно поражал? Ему не хотелось, чтобы это вошло в привычку, и он пробормотал:

— Черт побери!

Мия выпрямилась и повторила, словно пробуя слова на вкус:

— Черт побери…

— Вам не пристало так говорить, дорогая.

— Но вы же так говорите, милорд, и довольно часто.

— Да, я мужчина, и мне это позволено, — твердо заявил Адам.

С лица Мии исчезла вся игривость.

«A-а, оказывается, у котенка есть когти».

— Стало быть, ты не станешь отвечать на мой вопрос?

Несмотря на огонь в очаге, в комнате стало прохладно. Адам понял, что милый уютный котенок был ему больше по душе.

— С удовольствием отвечу на твой вопрос. Я получил несколько маленьких ферм: одну в Суссексе, одну в Линкольншире и одну далеко на севере, в Йоркшире. В настоящее время я сдаю их в аренду и не слишком слежу за их использованием. Еще есть два баронских особняка, я бы так их назвал: один в Камбрии — отдан в аренду на долгий срок, другой — в Эссексе, он почти разрушен, сейчас необитаем и непригоден для обитания; два — нет, три — больших поместья, все далеко на севере. В двух из них все еще живут члены семьи предыдущих хозяев согласно договору пожизненной ренты, в третьем идет ремонт. У меня есть городской дом в Брайтоне, несколько зданий в Лондоне, три из которых сдаются внаем, а самое новое почти привели в порядок. — Адам мысленно подсчитывал, не забыл ли что-нибудь.

— Для чего тебе эти здания?

— Это третий вопрос?

Мия закатила глаза и зашипела сквозь зубы, как всегда делала, если ее что-то раздражало.

Адам едва сдержал ухмылку:

— Если соус годится к гусыне…

Мия бросила взгляд на столик, уставленный едой:

— Что это значит?

— Если соус годится к гусыне, то сгодится и к гусаку. Это значит, что если что-то позволено одному, то позволено и другому.

Мия усмехнулась:

— Черт побери!

Адам запрокинул голову и расхохотался.

— Сдаюсь!

Адам уже собирался глотнуть вина, но заметил, что Мия внимательно смотрит на него, и опустил бокал:

— Не волнуйся. Я же обещал, что напиваться не стану.

— Дело не в этом. Просто…

Адам приподнял бровь:

— Да?

— Мне приятно видеть, как ты смеешься. Это… так редко случается.

Адам нахмурился и вгляделся в содержимое бокала, перекатывая его в ладонях. Неужели он и вправду такой хмурый жалкий ублюдок?

— Мой третий вопрос, — сказала Мия, вырывая его из этих мыслей. — Что ты собираешься делать с двумя зданиями, в которых проводишь ремонт?

Обыграли вчистую! Адаму было почти обидно, что ее совсем не интересовала его опасная репутация. Быть может, две убитых жены меркли по сравнению с семнадцатью годами в гареме? Но что ей за дело до того, как он распоряжается своей собственностью? И как же, черт побери, ей удалось угадать именно те темы, которыми он не хотел делиться с другими?

— Милорд?

— Не думаю, чтобы тебе правда был нужен ответ на этот вопрос. Вероятно, это Ливия или Октавия разболтали то, что их не касается?

Мия растянулась на горе подушек с младенчески невинным лицом:

— Это один из ваших вопросов, милорд?

Адама не покидало ощущение, что им манипулирует настоящий мастер своего дела.

Глава 17

По хмурому лицу Адама Мия ясно видела, что холодный, надменный и презрительный лорд Эксли не любил распространяться о своих благих делах. Почему он стыдится того, что предоставляет крышу над головой обедневшим женщинам и детям? Мие вспомнились слова Ливии в театре: Адам почему-то упорно старается поддерживать репутацию сухаря — равнодушного и сурового, которому нет дела до других. У нее было несколько идей насчет этого. Теперь, чтобы докопаться до истины, ей оставалось только пробить и процарапать себе дорогу сквозь толстую стену льда, которой Адам себя окружил.

— Ваша очередь задавать вопросы, милорд. — Она устроилась поудобнее среди подушек и сделала еще глоток вина.

— О чем ты спорила с Рамзи в день нашей свадьбы? — спросил Адам, доказывая, что тоже умеет задавать неудобные вопросы.

Мия с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть:

— Мы просто обсуждали ситуацию в Средиземном море. Он очень страстно относится к политическим вопросам.

Она сказала себе, что в ее ответе есть доля правды. В конце концов, Джибриль был частью политической ситуации в Средиземном море.

— Как странно. Мне показалось, это ты проявляла больше страсти.

Шея Мии неудержимо покраснела. Как ему это удается?

Муж наблюдал, как ее лицо заливается краской, со своим вечно непроницаемым видом, отчего она зарделась еще больше. Адам отвернулся и поставил пустой бокал на столик.

— Расскажи, что случилось прошлой ночью — нашей первой брачной ночью.

Мия не стала попусту тратить время, гадая, почему он не настаивал на ответе на предыдущий вопрос.

— Это проще показать, чем рассказать, милорд. Ложитесь на кровать.

Адам изогнул губы в улыбке, но поднялся легко и упруго, несмотря на свои слова о том, что не уверен, сможет ли встать на ноги. Он помог подняться и ей, и Мия подвела его к постели, потянула за пояс халата и нахмурилась: под халатом была ночная сорочка.

Адам взглянул на нее сверху вниз:

— Я так понимаю, прошлой ночью ты исполнила обязанности камердинера?

— Нет, этим занимался Сейер.

Мия стянула халат с его плеч, постепенно обнажая Адама, точно статую, отбросила халат на ближайший стул и отступила на шаг. Ткань ночного одеяния была великолепной: мягкой и легкой. Ее муж был настоящим денди. Признаки его возбуждения она изучала сквозь такую тонкую ткань, что могла разглядеть все детали.

С трудом оторвав взгляд от того, что ниже пояса, она наткнулась на глаза мужа и содрогнулась от звериного голода в них. Когда она потянулась к ночной сорочке, Адам перехватил ее запястья.

— Вы смеетесь надо мной, миледи? — Его грудь часто вздымалась и опускалась. — Или снова задумали какое-то плутовство?

Это слово мгновенно вызвало у нее в голове картину предыдущей ночи — его неустанных, мучительных, восхитительных ласк.

— Нет, Адам.

Когда она назвала его по имени, его дыхание еще больше сбилось. Его это возбуждало. Как и ее. Адам отпустил ее запястья, поднял руки, и Мия потянула сорочку вверх, но из-за своего малого роста не могла стащить с него одежду до конца.

— Милорд, — это слово повисло в воздухе между ними.

— Да?

— Мне позвать Сейера?

Адам нагнул голову, пробормотав что-то о нерасторопных слугах, и она стащила с него сорочку. Теперь их разделяло только ее платье. Адам видел из-под опущенных век, как жена наблюдает за ним.

Мию охватило непреодолимое желание укусить мужа, наброситься на него, как на какой-то вкуснейший деликатес, которым можно насладиться лишь в определенное время года, но она лишь положила руки ему на грудь и ногтями легонько обрисовала рельефные мускулы торса, одновременно толкая его на кровать. Когда он приземлился на матрас, она задрала юбки до бедер и оседлала его. Он лежал под ней неподвижно, его член пульсировал прямо у входа в ее тело, вплотную к чувствительному припухшему лону.

— Вот теперь можно и начинать!

— Боже милостивый, хочешь сказать, что это только начало? — Адам прикрыл глаза и откинулся на кровать.

Мия рассмеялась, взяла ароматическое масло с прикроватного столика и вылила несколько капель ему на голую грудь.

Адам выдохнул, бросив на нее разгоряченный оскорбленный взгляд:

— Это было не слишком ласково.

Мия кивнула, размазывая масло по его груди, словно готовила холст для будущей картины. Скользкий мрамор его кожи мгновенно потеплел под ее пальцами, в то время как возбужденный член упоительно терся о ее промежность, пока она растирала, гладила и разминала мышцы его торса.

— Черт побери, — пробормотал Адам, ощущая, как все мускулы отзываются на ее сильные, уверенные прикосновения. — И я даже не проснулся? — Он приоткрыл один глаз, и тот блеснул серебром.

— Ну, до этой стадии я не успела дойти, — призналась Мия.

— Что ж, я рад, что… — Адам осекся и издал утробный стон, когда она надавила на сведенную спазмом мышцу плеча. — Боже милостивый! Где ты этому научилась?

— Мы в гареме практиковались друг на друге.

Реакция всего его тела на эти слова весьма повеселила Адама, и он выдавил:

— Потом, когда смогу, еще поговорим об этом.

— Боюсь, вы исчерпали лимит вопросов, милорд.

Он пробормотал что-то подозрительно похожее на «двуличная ведьма», и Мия рассмеялась, массируя его руки от плеча до запястья и вызывая новые стоны удовольствия, прежде чем отстраниться.

— Я расслаблен, как тряпочка.

— Не везде, — сказала Мия. — Я закончила с передней стороной твоего тела. Теперь надо лечь лицом вниз.

— О, вот как? — Адам открыл глаза и сцепил руки за головой, зачаровав Мию игрой мышц, а потом, с надменной усмешкой наблюдая за ее откровенно восхищенными взглядами, двинул бедрами, демонстрируя направление своих мыслей.

— Но я еще не закончила! — воспротивилась Мия.

Адам, не отрывая от нее взгляда, приподнялся:

— Сейчас я с тобой закончу.

Прежде чем она успела что-либо сказать, руки маркиза схватили ее и перекатили на спину. Мия подняла глаза на его торжествовавшее лицо, в то время как его не менее торжествовавшая часть тела прижалась к ее животу, твердая и горячая даже сквозь ткань ее платья.

Адам оглядел зеленый шелк.

— Хм, что за портняжную пытку ты приготовила для меня сегодня? — прищурился он, окинув взглядом длинный ряд крохотных пуговиц на платье жены. — Черт побери!

Она потянулась было ему помочь, но Адам отвел ее руки в сторону:

— Нет.

Несмотря на его жалобы, пальцы Адама без труда справились не только с пуговицами, но и с застежками и шнуровкой.

Он распахнул платье и окинул ее горевшим взором:

— М-м.

Адам мучительно мягко коснулся ее, не приближаясь к отвердевшим соскам, и обвел очертания ее тела безжалостными пальцами сквозь тонкий шелковый слой ее нижней сорочки, доводя до умоисступления.

— Адам, — выдавила Мия сквозь зубы, когда его правая рука нежно легла ей на грудь.

— Да? — Он убрал руку и окинул жену невинным взглядом.

Ответный взор Мии не был ни добрым, ни смешным.

— Куда-то торопишься?

— Да, — процедила она.

— Посмотрим, чем я сумею помочь.

Вместо того чтобы войти в нее, Адам отстранился, опять лег на спину и, неотрывно глядя ей в глаза, медленно развел колени жены в стороны.

Мия была готова взорваться, если он еще хоть секунду продолжит ее дразнить.

Словно прочитав ее мысли, Адам улыбнулся, что так редко с ним случалось, и закатал юбки до талии.

— Никаких панталон. Как предусмотрительно с твоей стороны. Или я говорил о своих предпочтениях? — Хриплый голос выдавал, что его небрежный тон — сплошное притворство.

Сильные прохладные руки огладили ее бедра, а глаза сверкнули бледно-голубым огнем, когда он скользнул внутрь пальцем.

— Скажи, чего ты хочешь.

Мия выгнулась от его прикосновений.

— Поцелуй меня, Адам, ублажи ртом.

От ее слов на виске Эксли задергалась жилка.

— Как пожелаешь. — Он взглянул ей в глаза, опуская голову.

Мия содрогнулась, наслаждаясь мягким теплом и умелым языком, дразнившим ее между ног.

— O-о, Адам… — Она запустила руки ему в волосы, удерживая голову и двигая бедрами.

Она уже так близко подошла к пику своего желания, что он без труда подвел ее к краю, не остановившись на этом. Она вскрикнула, когда Адам заставил ее корчиться от наслаждения раз за разом, и каждая следующая накатившая волна была мощнее предыдущей. Адам крепко держал ее бедра, покрывая ее мягкими сильными поцелуями, чтобы продлить восторженные конвульсии тела.

Взгляд Мии затуманился, и она заметила, что Адам пошевелился, только увидев его лицо над собой.

Он медленно вошел в нее, и они оба глухо застонали от удовольствия.

— Боже, ты невероятная, — прошептал Адам, прижавшись щекой к ее щеке и опаляя ухо горячим дыханием. — Не могу больше, хочу тебя.

В ответ Мия приподняла бедра, чтобы принять его еще глубже, и сжала его внутри себя, так что он застонал.

— Ах ты негодница, — выдохнул Адам, почти полностью выходя из нее и тут же толкаясь вновь сильными быстрыми движениями.

От каждого толчка Мия проезжала спиной по сбившимся простыням. Адам брал ее так яростно, что ей едва хватило дыхания вскрикнуть, когда ее накрыла волна удовольствия. Она подавилась не то смешком, не то всхлипом, когда маркиз не остановился. Как раз когда ей показалось, что она не выдержит еще одного взрыва ощущений, Адам вошел в нее еще глубже и излился, с силой прижимая ее к себе. Влажные черные пряди липли у него ко лбу, а напряженное тело блестело от пота.

— Черт побери! — простонал он и рухнул на нее сверху, по-прежнему оставаясь глубоко внутри.

Мия слабо рассмеялась и согласилась, отчаянно жалея, что он не может остаться в ней навсегда:

— Черт побери!

Адам резко проснулся, и глаза сразу же оглядели окружающую обстановку, в то время как сознание за ними не поспевало. Он все еще был в постели своей жены. Он чуть повернул голову, чтобы получше разглядеть часы на прикроватном столике, а увидел широко распахнутые глаза Мии.

— Доброе утро, дорогой муж, — улыбнулась она ему из-под россыпи рыжих волос.

— М-м… — кивнул Адам в легком замешательстве. — Который час?

Как будто это имело какое-то значение.

— Половина шестого.

Слова Мии так удивили его, что он сразу же сел. Сквозь щель в голубом бархатном пологе лился бледно-желтый свет.

— Я спал как каменный.

— Да, как каменный, — согласилась Мия, глядя на простыню между ними, которая не слишком скрывала его утреннее желание.

Адам метнул в нее один из своих испепеляющих взглядов, но Мия ничуть не смутилась и не отвела глаз.

— Прошу прощения, миледи. — Его голос был ровным и холодным. — Я собирался вернуться к себе в постель… видимо, утомился сильнее, чем ожидал.

Адам отбросил покрывала, но Мия перехватила его за запястье:

— Не уходи.

Он отчаянно пытался придумать что-нибудь помимо настоящей причины его спешки — что он просто трусливый влюбленный дурак, который боится собственной жены.

— Тебе надо отдохнуть.

— Я не устала. — Мия погладила его через простыню, приподняв одну огненно-рыжую бровь.

Боже милостивый, она что, хочет сказать…

Мия отпустила его руку и нырнула к нему под простыню.

Да, именно это она и хотела сказать.

Адам не привык, чтобы дама хотела заниматься любовью при свете дня. Большинство женщин, с которыми он спал, визжали от ужаса при первых лучах солнца и запирались в гардеробной, откуда появлялись уже безупречно причесанными и одетыми.

Маленькие ручки скользнули по бедрам Адама и остановились в паху. Мия умело взяла его в руку, а сама устроилась между ног, свободной рукой надавив мужу на грудь.

— Ложись. — Приказ был приглушенный, но вполне ясный.

Адам откинулся на подушку. Может быть, хоть один раз?… Он никак не мог найти подходящей причины, чтобы уйти, ведь он уже спал в ее кровати. Почему бы и нет? Он дернулся всем телом, когда Мия начала поглаживать его, и бедра сами собой задвигались в такт ее движениям.

Что в этом плохого?

Ее опытные прикосновения довели его до полуобморока. Она умело массировала его изнывавшую от желания мошонку, не переставая гладить член, и сочетание этих ощущений прогнало все остатки рациональных мыслей из его головы. А когда ее мягкие влажные губы сомкнулись вокруг его естества, из горла Адама вырвался низкий рык, и он с трудом обуздал желание вцепиться ей в волосы и вторгаться в рот сильными толчками. Но Мие помощи не требовалось. Она безжалостно возбуждала его, принимая так глубоко, как он и представить себе не мог, и слишком быстро подводя его к бурной разрядке, а потом вдруг остановилась. Он мутным взглядом смотрел на полог кровати над собой, напряженным телом ощущая, как изо рта Мии вырвался низкий чувственной смешок. Тут она нежно прикусила его головку и, отпустив его, проползла под простыней и выглянула из-под края. Адам приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Выражение ее лица было невыносимо самодовольным, когда она пожурила его, передразнивая собственные слова, сказанные ночью:

— Ты такой нетерпеливый!

Она поерзала под простыней, устраиваясь поудобнее — так, чтобы оседлать его и нависнуть сверху.

— Итак, милорд, вы тот еще плут?

Адам застонал. «Она смерти моей хочет».

Мия глубоко приняла его в себя. Адам судорожно выдохнул, и его руки инстинктивно потянулись к ее бедрам, чтобы помочь.

— Нет, — она покачала головой и, вскинув брови, тоном, не терпящим возражений, заявила: — Теперь моя очередь.

Адам пожал плечами, изобразил скуку на лице и положил руки за голову, сказав:

— Как пожелаешь.

Выражение неприкрытой чувственности на лице Мии возбуждало даже больше, чем ритмичные движения бедер. Он как мог сдерживал себя, чтобы подольше посмотреть на ее пленительные движения. Покраснев еще сильнее, она коснулась того места, которое доставляло ей такое наслаждение. Адам, казалось, никогда еще не был так возбужден, как сейчас, наблюдая, как она ублажает себя, не переставая мерно подниматься и опускаться.

Вторая ее рука легла на грудь, возбуждая отвердевшие соски. Ее спина выгнулась, а глаза закрылись, и этого оказалось достаточно. Адам схватил ее за бедра и насадил на себя, а Мия, глядя на него затуманенным взглядом, взмолилась:

— Сделай это со мной вместе…

Ее слова оказались последней каплей, и Адам с рыком содрогнулся от сильнейшего всплеска наслаждения и излился в нее.

Мия, обрадовавшись, судорожно хватала ртом воздух, когда и ее накрыла волна удовольствия.

Адам смотрел на нее, совершенно очарованный. Раскрасневшаяся, восхитительно растрепанная, с припухшими губами, она запрокинула голову, словно та была слишком тяжела для нее, и рассеянно погладила свои соски, прежде чем рухнуть рядом с ним.

— М-м… — Мия обняла мужа и уткнулась лицом ему в бок. — Есть очень хочется. Давай позавтракаем в постели?

Адам усмехнулся:

— Однако прожорливая ты у меня, женушка. — Зарывшись рукой в ее волосы, он намотал на палец длинную вьющуюся прядь и проговорил: — Конечно, мы можем позавтракать в постели.

От вида огненно-рыжей пряди, обернутой вокруг его пальца, у него защемило в груди.

— Останешься со мной? Мы могли бы искупаться, — проговорила она сквозь сон, но с большим энтузиазмом.

Он смотрел на колечко рыжих волос, подбирая слова.

— Адам?

— Я останусь.

Слава богу, она не видела его лица.

Мия покрепче обняла мужа и довольно вздохнула, прижавшись к нему всем телом. У него ушло несколько минут, чтобы понять, что она спит.

Адам прислушивался к ее мягкому ритмичному дыханию и смотрел на россыпь волос на своем теле. Волосы казались живыми — словно сильные, любопытные красные водоросли, они оплетали и окутывали его. Их хватка была неумолимой, и он уходил все глубже под воду, не утруждая себя сопротивлением.

Адам оставил Мию спать, а сам пошел разбираться с неотложными делами. Одним из таких дел, разумеется, была подготовка к демонстрации жене его навыков фехтования. Отправив одного лакея к своему учителю, другого — с чеком к оплате оставшихся работ в лондонском здании, а конюха организовать доставку недавно купленной новой кобылицы, Адам вернулся к жене проверить, не проснулась ли она.

Мия повернулась на другой бок — больше в комнате за это время ничего не изменилось.

Адам отвел спутавшиеся кудри от ее лица и покрывало, едва скрывавшее грудь, и пожирал ее жарким голодным взглядом. Кожа у нее на груди и плечах была покрыта сотнями веснушек, рот приоткрыт, и дышала она медленно и глубоко. При свете дня были видны морщинки у ее глаз и более глубокие складки по сторонам рта — следы улыбки.

Желание, похоть и страх промелькнули перед ним, словно сменявшие друг друга виды из окна кареты. Она с такой охотой дарила и получала наслаждение! Ему отчаянно хотелось держать ее на расстоянии, как он привык обращаться с женщинами, но он вкусил ее тепла и жаждал большего. Как и она, сказал он себе. Это жена попросила его остаться сегодня утром. Он не навязывался ей, она сама так захотела.

«Дурень».

Адам провел кончиками пальцев вдоль ее бархатистой брови, отвел ото лба вьющиеся пряди, наклонился и вдохнул пряный запах ее волос.

Мия приоткрыла глаза и расплылась в ленивой улыбке:

— Доброе утро, Адам.

Услышав свое имя, сорвавшееся с ее губ, он почувствовал жар в паху.

— Я уснула?

— Ты объявила, что голодна, изъявила желание искупаться вместе со мной и уснула.

Он присел рядом с ней и улыбнулся с прохладцей (по крайней мере он надеялся, что удалось скрыть похотливое плотоядное выражение лица, промелькнувшее при мысли о вчерашней ночи… и сегодняшнем утре).

— Я понимаю, как ты утомлена, — усмехнулся Адам, — но все же хочу вытащить тебя из кровати и кое-что подарить.

Он резко поднялся на ноги при виде восторга на ее лице, который грозил лишить его человеческого облика.

— Сюрприз? — Она отбросила покрывало, зевая и потягиваясь, голая и бесстыдная.

Взгляд Адама упал на маленькую зеленую драгоценность у нее в пупке, и он испытал непреодолимый порыв упасть перед ней на колени и уткнуться лицом в рыжие кудряшки. Какого черта он решил вытащить ее из кровати?

— Что-то не так, милорд? — Мия стояла в нескольких дюймах от него, скручивая волосы в жгут, чтобы потом связать в узел.

Адам надеялся, что не таращится на нее, раскрыв рот, и у него не текут слюни.

— Нет-нет, все в порядке, — солгал он.

Ее очевидно вольное отношение к собственной наготе интриговало, тревожило и возбуждало помимо прочего.

Мия подошла к туалетному столику, взяла пару гладких заостренных палочек и воткнула их в волосы под разными углами, прочно закрепив тяжелый узел на затылке. Этот хитрый трюк отвлек Адама, и он проследил глазами, как она потянулась к звонку для вызова слуг, но вдруг остановилась.

— Мне распорядиться, чтобы приготовили завтрак и ванну, или ты уже это сделал?

Познакомить ее с кобылицей можно и позже.

— Замечательно.

Он наблюдал за ней из-под опущенных век, словно какой-нибудь извращенец, приникший к замочной скважине.

Мия дернула шнурок и налила себе воды из кувшина, стоявшего на пристенном столике. Она как раз снова наполняла стакан, стоя спиной к двери, когда та открылась и вошла горничная. У служанки отвисла челюсть при виде обнаженного зада хозяйки.

Адам вскочил на ноги.

— Возвращайся через пять минут.

Дверь захлопнулась еще до того, как он договорил.

Мия обернулась и, озадаченно взглянув на него, рассеянно почесала плечо, задев рукой соски.

— Что случилось, милорд?

Адам чувствовал себя так, словно падает с большой высоты.

— Ты передумал, Адам? — Она опять уселась на кровать и скрестила ноги, как прошлой ночью, вот только тогда она была одета.

Адам не мог отвести глаз от нежной розовой полоски среди рыжих кудряшек. Его естество встало колом, и он не мог связать и двух слов. Молчание затягивалось, а он все не мог оторвать взгляд от ее лона.

— Может, нужно все-таки что-нибудь надеть перед тем, как звать слугу? На звонок мог явиться кто-нибудь из лакеев, — наконец выдавил он, прокашлявшись.

Мия оглядела себя, словно только заметила свою наготу, потом посмотрела на Адама. На ее лице медленно расползалась чувственная улыбка, и тут она расхохоталась, отчего ее маленькие груди соблазнительно запрыгали.

Адам поднял пеньюар, в котором она была ночью:

— Вот, надень.

Мия набросила халатик на плечи и всунула руки в рукава:

— Я не привыкла носить так много одежды.

— Да, разумеется, мне очень нравится видеть тебя голой, но я бы предпочел, чтобы другие были лишены этой привилегии.

«Например, этот треклятый лакей».

Раскаленная волна ревности привела часть его сознания в ярость, в то время как другая жаждала снова овладеть ею, просто чтобы запомнила, кому принадлежит.

Судя по понимающей улыбке жены, она прочла его как открытую книгу.

— Застегнешь? — Мия подошла к нему поближе.

Адам продел мелкие пуговки в петельки, с отвращением отметив, как у него дрожат руки.

— С чего начнешь: с завтрака или с ванны?

— Со всего одновременно. Хочу позавтракать в ванне вместе с тобой.

— М-м… — Адам чуть не сложился пополам и больше не сумел выдавить ни звука.

Они лежали в исполинской ванне, и Адам поражался, как это ему ни разу раньше не пришло в голову разделить ванну с любовницей. А вот Мия, ничуть не смущаясь, мыла его тело с той же беззаботностью, что и свое: намыливала и размазывала мыльную пену с чувственной уверенностью, причем не скрывала веселья при виде его неспадавшего возбуждения, и это было даже унизительно. Вопросительно изогнув бровь, она взглянула на головку его члена, торчавшую над водой, но Адам покачал головой:

— Нет. Давай сюда ногу.

Он намылил ее пальчики, стараясь касаться лишь таких частей ее тела, которые не заставят его позорно излиться прямо в воду.

Мия откинулась на спину, пока он покрывал пеной ее ноги, взяла гренок с подноса, который поставили рядом с огромной ванной, и прикрыла глаза:

— Я в раю.

Она была права. Так расслабиться, как этим утром, Адаму не доводилось долгие годы, а то и ни разу в жизни. Он определенно никогда не чувствовал такого удовлетворения с любовницами, которых брал к себе в постель и осыпал подарками, но с которыми ни разу не делил настолько интимных моментов.

— Боюсь, тебе придется подождать до завтра, если хочешь увидеть меня за фехтованием. Если так пойдет и дальше, у меня не хватит энергии, чтобы и вилку поднять.

Мия чуть приоткрыла глаза:

— Какое печальное признание, лорд маркиз. Возможно, вам нужен более энергичный партнер для поединка?

— Ты предлагаешь себя на эту роль? — Адам не был уверен, останется ли у него время показать Мие подарок, если он возьмет ее снова.

— Думаю, мне удастся выкроить на это время. — Мия нахмурилась, словно мысленно перелистывая очень плотное расписание.

Адам потянул ее за ногу, и Мия скользнула спиной по краю ванны.

— Да-да, милорд! Конечно, у меня найдется свободная минутка, — запротестовала она сквозь смех, когда ее подбородок окунулся в воду. Одну руку она держала повыше, чтобы не намочить гренок.

Адам отпустил ее и поднялся на ноги. Свободная рука Мии вынырнула из воды и вцепилась в него.

«Боже мой, вот это скорость!»

Адам сжал зубы и мягко отцепил от себя ее руку.

— С этим можешь потом поиграть. — Он отошел от ее опасного тела и обернул вокруг талии большое полотенце. — Оденься для верховой езды и жди меня в библиотеке через час.

— У меня есть новенький костюм как раз на такой случай. Предупреждаю: я его сама изобрела, так что, скорее всего, он вызовет фурор! — крикнула Мия ему вдогонку.

— На меньшее я и не рассчитывал.

Глава 18

Когда Мия спустилась в библиотеку — на целых пятнадцать минут раньше назначенного срока, — Адам убедился, что она не преувеличивала. Ее костюм был смелого фасона, с черными и белыми полосами. Полосы на груди и бедрах были широкие, а на талии сужались, так что ее хрупкая фигура напоминала идеальные песочные часы.

На ней была высокая шляпа с огромными черными и белыми перьями с одной стороны. Строгая черно-белая гамма наряда делала огненно-рыжие волосы и изумрудно-зеленые глаза еще выразительнее.

Она остановилась перед письменным столом, раскинув руки и выставив бедро.

Адам оглядел ее с головы до ног и покрутил рукой.

— Надо полагать, твой отец этого не видел, — сказал он, любуясь ее маленьким упругим задом.

Мия взглянула на него через плечо своими сверкающими глазами:

— Первую партию одежды, которую я заказала, он посчитал слишком необычной и распорядился, чтобы ее отдали на благотворительность. Я научилась на своей ошибке и с тех пор при выборе одежды прислушивалась к советам кузины.

Адам поморщился.

— A-а, почтенная — и плаксивая — мисс Девейн! — Он помолчал и добавил: — Она не будет твоей компаньонкой в Эксаме?

— Боюсь, что нет. Я с удовольствием порекомендовала ее моей тете Элизабет — ей после родов будет очень нужна компаньонка. Если бы я не смогла подыскать место для бедняжки Ребекки, тебе пришлось бы терпеть ее общество. Она действительно может когда-нибудь поселиться у нас. Боюсь, ее доходы оставляют желать лучшего. Такие женщины страшно уязвимы и зависят от доброго расположения родственников.

Адам подумал, что с удовольствием отдал бы Ребекке целое состояние и подарил дом, лишь бы та держалась от него подальше, но не сказал этого вслух.

— Ты мне напомнила. Надо обсудить твои деньги на булавки и счет в банке, который я открыл на твое имя. Или ты уже говорила с отцом?

— Кое-что он мне рассказал.

Мия взглянула на него, но он не разобрал, что выражает ее взгляд.

Хилл отворил дверь:

— Милорд, Таунсенд привез ваш подарок и ждет у парадного входа.

— Прекрасно, Хилл. — Адам встал, едва удержавшись, чтобы не потереть руки, как малолетний идиот в рождественское утро.

Великолепная кобыла, которую он купил для Мии, была идеальной для неопытного ездока вроде нее, но в то же время достаточно молодой, чтобы расти рядом с ней. Лошадь была вороная, не считая белого пятна на лбу и двух белых носочков: одного на передней ноге, а другого на задней.

Супруги как раз спускались, когда Таунсенд подвел лошадей к парадному входу.

— Адам! — Мия инстинктивно подошла к той лошади, что поменьше, а не к высокой серой. — Она восхитительна!

Мия сняла перчатки, бросила на землю вместе с хлыстом и принялась гладить блестящую черную шею, что-то нашептывая на незнакомом языке в любопытно отставленное ухо лошади.

— Как ее зовут? — спросила она, не отводя взгляда от кобылицы.

— Мейвен, но ты можешь поменять кличку, если она тебе не нравится. Мне сказали, что она означает «понимающая». — Адам поднял перчатки, хлыст и, передав их Томпсону, мягко обхватил Мию за талию и подсадил в седло.

— Спасибо, — сказала она, вдруг смутившись.

Адам нахмурился и хмыкнул, не в силах сказать что-то более осмысленное. Вместо этого он помог ей с длинным шлейфом платья и поправил стремя. В кои-то веки на улице не было зевак. Адам нанял нескольких верзил, чтобы те патрулировали квартал и разгоняли людей. Это позволило слегка притушить карнавальную атмосферу, которая создавалась всюду, где появлялась Мия.

В такой час не принято было отправляться на конную прогулку; парк был почти пуст, и им удалось покататься почти без помех, что было Адаму вполне по душе. Он сосредоточил все внимание на Мие, тщательно следя, чтобы ехать не слишком быстро.

— Наверное, в детстве ты часто ездила верхом? — спросил Адам, заметив, с какой естественностью и изяществом она держится в седле. Было очевидно, что ей потребуется совсем немного практики, чтобы снова почувствовать себя уверенно.

— О да, мать говорила, что даже слишком часто. Вообще-то меня отчасти потому и отослали, что я, как мальчишка, обожала лошадей и была не в состоянии ограничиваться уроками вышивания.

— Хотите сказать, я сделал вас мальчишкой, подарив вам лошадь, миледи?

— О нет, я всегда была мальчишкой в душе. Ты просто предоставил мне средства для мальчишества. — Улыбка Мии угасла. — Мой отец прекрасный охотник и всегда мечтал о сыне. Прежде чем родилась я, мать трижды пыталась подарить ему ребенка, но это ей не удавалось. Думаю, он был готов удовольствоваться мной, и тут наконец родился Киан, но он рос болезненным мальчиком, так что его милость приучил меня к охоте, чтобы я покрыла его ставки, — так это, кажется, называется?

— Можно и так сказать. Ты подцепила это выражение, вернувшись в Англию?

Мия пожала плечами. Даже это у нее получалось изящно и необычно.

— Нет, на борту «Призрака Батавии». Члены команды только тем и занимались, что играли в карты, когда не было других дел. Было очень забавно наблюдать за ними и слушать их разговоры, хотя мой… слуга находил интерес к таким играм отвратительным. — Мия неопределенно улыбнулась, странно зардевшись.

«С чего бы это?»

— Когда брат окреп и стало ясно, что у отца все-таки будет сын, о котором он всегда мечтал, мать решила, что ей нужна дочь, о которой всегда мечтала она, — усмехнулась Мия. — И ей не нужна была дочь, которая целый день катается верхом, а оставшееся время проводит на конюшне, бегает за конюхами и является на обед с опозданием, насквозь провоняв лошадьми.

Адам без труда мог вообразить себе ее в детстве: тощую, с растрепанными волосами и озорными зелеными глазами.

— В седле ты держишься отлично, — решив не реагировать на легкую заминку в разговоре (любая мелочь ему теперь казалась подозрительной), сказал Адам.

— Спасибо вам, милорд. И за Мейвен спасибо. Мы возьмем ее с собой?

— Да, обязательно. Хотя, похоже, понадобится парочка охотничьих псов, чтобы угнаться за тобой в деревне.

Мия радостно рассмеялась:

— Мне бы очень хотелось поездить с собаками.

Адам купался в тепле ее смеха, словно влюбленный дурачок.

— Расскажи про замок Эксам и земли вокруг него. Какие они?

— Замок был построен, чтобы защищать Англию от постоянной угрозы вторжения французов. Оттуда открывается вид на реку Экс, и самые ранние его сооружения возведены в тысяча триста восьмидесятом году. Конечно, у нас больше нет катапульт и пушек, но сохранились места, где они стояли. В замке бывало немало именитых гостей, среди них Ричард Третий, Генрих Восьмой, королева Елизавета и Карл Второй. Во время Гражданской войны замок принадлежал Роберту де Куртене и под его командованием выстоял почти год под натиском приверженцев Кромвеля, но в конечном счете пал и был захвачен, однако верность Роберта не была забыта, и Карл Второй пожаловал замок его потомку, Адаму де Куртене, а его семья получила графство.

Описывая впечатляющее родовое гнездо де Куртене, Адам вдруг осознал, что ему не терпится вернуться домой. Он скучал и по Эксаму, и по своей семье, несмотря на беспокойство, которое всякий раз вызывала у него встреча с дочерьми.

Адам продолжил описывать окружавшие замок земли, маленький городок Эксам, жители которого обслуживали замок, и трудности, связанные с превращением военной крепости в уютное жилище. Прогулка быстро подошла к концу, и Адам, даже не заметив, как они вернулись в Эксли-хаус, пробормотал:

— До чего же я болтлив, миледи…

— Думаю, сегодня вы впервые говорили без предшествующих продолжительных пыток, милорд.

Мия взглянула на него с такой откровенной нежностью, что у Адама перехватило дыхание. Боже милостивый, ей не составляло никакого труда запасть мужчине в душу! Если даже и не любому, то уж ему точно.

— У нас есть какие-то планы на вечер, милорд?

— Я ничего не планировал. Чем бы тебе хотелось заняться?

— Может, скромно пообедаем дома?

Адам старался не показать волну удовольствия, которая накрыла его при этих словах.

— Очень хорошо. Возможно, потом сыграем в шахматы, как ты грозилась?

— При одном условии.

Адам посмотрел в ее блестящие зеленые глаза и покачал головой:

— Вы торгуетесь как лавочница, миледи. Так каково же ваше условие?

— Я бы хотела пообедать в менее формальной обстановке.

— Ты хочешь, чтобы было меньше слуг? Или предпочитаешь обедать голой?

Мия рассмеялась и озорно посмотрела на него, когда они подходили к ожидавшему их конюху:

— Я бы с удовольствием приняла оба предложения, милорд.

Адам был рад соскочить с лошади, так как его состояние стремительно становилось неудобным и неблагоприятным для здоровья.

— Какая же вы плутовка, миледи, — шепнул он, так что его могла слышать лишь Мия.

— Уверена, вы не забудете о моем плутовстве… Адам.

Боже милостивый!

Глава 19

Мия увидела долгожданный поединок на следующий день.

Услышав о предложении Адама, владелец школы фехтования француз Жан Боло пожелал явиться в Эксли-хаус лично.

Виконт Денфорт также посетил это неформальное мероприятие, после того как встретил Адама в клубе и от него узнал о поединке.

— Я сказал Эксли, что даже табун диких лошадей не помешает мне прийти, миледи, — сообщил он Мие, явившись понаблюдать за схваткой.

Мия быстро почувствовала себя свободно с красивым молодым лордом: тот держался непринужденно и обладал отменным чувством юмора. Денфорт передал приветы и свежие сплетни от своих сестер, повторив их слово в слово и с нужными интонациями, так что, когда он закончил, Мия задыхалась от смеха.

Они с Денфортом веселили друг друга, пока Адам с учителем фехтования натягивали защитную экипировку и разминались, вполголоса переговариваясь между собой.

Под поединок отвели самую большую гостиную в доме, с одной стороны которой имелось множество деревянных дверей. Их можно было раскрыть, чтобы соединить помещение с соседней комнатой для музицирования, и получался вполне просторный бальный зал или, как в данном случае, арена для фехтования.

— А вы фехтуете, милорд? — спросила Мия у Денфорта, вместе с ним отсмеявшись над сообщением от Ливии.

— Пытаюсь, но до вашего мужа мне как до звезд. Он выдающийся фехтовальщик, как вы скоро увидите. Думаю, даже Боло приходится напрягать все силы, сражаясь с ним. Конечно, Боло уже не молод, но в юности он считался одним из лучших мастеров своего дела.

— Как я понимаю, Адам много тренируется?

— Да, думаю, ему нравится не только само фехтование, но и возможность поделать физические упражнения. У него энергия бьет через край. — Денфорт взглянул на Мию и добавил: — Но вы об этом, наверное, знаете больше моего, миледи.

Она вскинула брови, и, к ее немалому веселью, его лицо приобрело такой же вишневый цвет, как шелк, которым были обтянуты стены гостиной.

— То есть… прошу прощения, миледи, — выговорил Денфорт, запинаясь, — я всего лишь хотел сказать, что вы знаете его лучше других, ведь вы его жена.

— О, сомневаюсь, — возразила Мия, наблюдая, как Адам опускает свою маску. — Он ведь очень скрытный.

— Да, это верно. Осмелюсь сказать, он всегда таким был, даже до своего кошмарного первого брака.

Даже этому человеку было известно о браках Адама больше, чем ей. В предыдущие полтора дня между Мией и Адамом неожиданно возникло какое-то подобие взаимопонимания, хотя он по-прежнему не стремился рассказывать о себе и своих бывших женах. Единственной возможностью что-то из него вытянуть была та сделка с вопросами и ответами, которую они недавно заключили. Разумеется, Мие любопытно было узнать его прошлое, но она не хотела первой поднимать тему, которая Адаму неприятна. Пусть лучше он сам выберет подходящий момент, чтобы раскрыть свои тайны.

Денфорт наклонился к ней:

— Эксли стремится обрести репутацию гедониста, которому нет дела до других, но он много помогал моим сестрам. Они открыли дом для женщин, оказавшихся в трудной ситуации. Там будет школа, где те смогут приобрести новые навыки. Без помощи — в том числе материальной — эта школа никогда бы не появилась. Он также собирается устроить в одном из своих самых больших домов приют для мальчиков-сирот, где они смогут обучаться ремеслам без того жестокого обращения, что выпадает на долю подмастерьев. Он тратит на эти проекты много времени и знаменит своей реформаторской деятельностью, а его взгляды уважают в парламенте. К счастью, джентльмены из палаты лордов не осуждают его прошлое, как это делают их жены и дочери.

— Ваши сестры рассказали мне об этих проектах. Я очень им благодарна, ведь сам Адам ни за что не станет говорить о таких вещах по доброй воле.

— Дайте ему немного времени, и он раскроется перед вами, как уже сделал это со мной и моими сестрами. — Денфорт усмехнулся, продемонстрировав очаровательную ямочку на щеке. — Эксли меня поколотит, если узнает, что я говорил о том, что меня не касается, но я не жалею, что рассказал вам об этом.

Он взглянул на своего затянутого в броню друга в другом конце комнаты и нахмурился:

— И все же, пожалуй, лучше вам не говорить ему об этом, пока не уедете подальше от Лондона.

Мия рассмеялась, увидев притворный испуг на его лице.

Денфорт посерьезнел:

— Будь его воля, Эксли заставил бы всех считать его тем самым злодеем, которого из него малюют.

Мия и сама пришла к такому же выводу. Ее муж всегда предпочитал быть порицаемым, а не восхваляемым. Быть может, это просто вошло у него в привычку, а возможно, было результатом постоянного пренебрежения и подозрительных взглядов.

Поединок между Адамом и Боло получился увлекательным и воодушевляющим. Энергия, которую они излучали, а также изящество и сила каждого их движения напоминали смертоносный танец.

Насколько Мия могла судить, ее муж и в самом деле был настоящим мастером фехтовального искусства. Он обращался с рапирой не менее плавно и умело, чем его ментор. Разница в количестве ударов, нанесенных друг другу, никогда не превышала единицы.

Демонстрация продолжалась около сорока пяти минут, и к ее окончанию француз так тяжело дышал, что Мия ни на минуту не заподозрила его в том, что он поддавался своему богатому ученику.

Когда Адам снял защитную маску, его обычно бледное лицо было раскрасневшимся. Влажные волосы и блестящая от пота кожа без слов говорили о том, каких усилий ему стоил поединок.

Мужчины сняли нагрудники и присоединились к Мие и Денфорту. Боло уговорили выпить бокал вина, прежде чем вернуться в свою школу, где, по его словам, его ждало множество учеников.

Вскоре откланялся и Денфорт, напомнив, что они еще встретятся вечером на званом обеде у его сестер.

Мия осталась наедине со своим непривычно помятым мужем.

Адам поднялся:

— Пойду приведу себя в надлежащий вид. Когда я вымоюсь и переоденусь, прогуляемся верхом?

Мия смотрела на него, не представляя себе, как он может не видеть, что она до невероятности возбуждена зрелищем поединка. Взяв Адама под руку, она повела его к двери:

— У меня есть идея получше, милорд.

— О?

Мия подвела его к спальне и распахнула дверь раньше, чем Адам успел взяться за ручку. В комнате оказался Сейер со стопкой чистых простыней в руках, но она сказала камердинеру:

— Ваши услуги сейчас не требуются, Сейер. Я помогу его милости.

Мия повернулась к своему молчавшему, растерянному мужу и непринужденно, одним движением сдернула с него шейный платок, потом улыбнулась.

Маркиз только покачал головой и одними губами сказал:

— Озорница.

— Через час подготовьте его светлости ванну, — приказала Мия.

— Очень хорошо, миледи, — проговорил Сейер, словно хозяйка дома каждый день являлась в покои своего мужа и служила ему камердинером.

Адам ничего не сказал, не отводя взгляда от жены.

Когда дверь закрылась, она грубо сдернула с него сюртук, с удовольствием услышав смешок, когда рукава соскользнули с его рук и вещь упала на пол, потом взялась за пуговицы жилета.

— Вы, кажется, пытаетесь вогнать меня в краску, миледи.

— Пока на вашем лице нет даже румянца, милорд.

«Но он непременно появится», — сказала себе Мия.

Адам поустойчивее расставил ноги, когда Мия стащила с него жилет и швырнула на пол у себя за спиной, и, взглянув на неаккуратно сброшенные вещи, заметил:

— Никогда еще не видел таких неумелых камердинеров.

Мия толкнула его на кровать и, повернувшись к нему спиной, оседлала ногу в высоком сапоге, потом приказала:

— Подтолкни.

Адам прикусил губу и затрясся от смеха, но поднял вторую ногу и сильно пнул ее в спину. Мия бросила на пол сапог и таким же манером ухватила другую ногу.

— Твои навыки камердинера оставляют желать лучшего, но ты самое привлекательное устройство для снятия сапог из всех, что я видел, — сказал он, толкая ее в зад затянутой в чулок пяткой.

Мия отбросила второй сапог и накинулась на Адама, умело расстегивая его бриджи и опрокидывая мужа на спину. Он приподнял бедра, и она стянула с него все, задрала юбки до талии и собралась было взобраться на него верхом, но неожиданно оказалась на спине.

Адам взглянул на нее сверху вниз:

— Дальше я сам справлюсь, любимая.

Мия приподнялась на локтях и отползла назад, в то время как Адам подался вперед, чтобы схватить ее, но она оказалась проворнее. Впрочем, деваться ей было некуда, и она уперлась спиной в изголовье кровати.

— Дальше отступать некуда, — сказал Адам, прижимая ее к деревянной спинке с искусной резьбой.

Вместо того чтобы пытаться сбежать, Мия наклонилась к нему и лизнула сосок, а он в ответ прошипел, закрыв глаза:

— Ведьма.

Умелый язычок Мии трудился то над одним его соском, то над другим — до боли надавливая, успокаивающе посасывая.

— Ты потрясающий, — прошептала Мия, прикусив его сосок острыми зубками и восхитительно болезненно его оттянув. — С тех пор как ты впервые поцеловал меня в доме моего отца, я только и думаю о том, как бы заняться с тобой любовью.

Мозг Адама утратил контроль над другими частями тела, и он вдавил Мию в изголовье, срывая с нее платье, чтобы поскорее раздвинуть ноги, а потом подхватил под ягодицы, впиваясь пальцами в плоть, и насадил на себя.

Мия укусила его за шею с такой силой, что он вскрикнул и приподнял ее повыше, чтобы войти еще глубже, со стоном прижался грудью к ее груди, до предела напрягая все мышцы. Ее ноги обхватили его бедра, а он стал толкаться в нее словно таран.

Вдруг Эксли услышал какой-то странный звук и только тут понял, что Мия смеется от каждого мощного толчка. Она подняла на него сиявшие наслаждением глаза и выдохнула:

— O-о, Адам, прости! Не могу не смеяться — слишком счастлива.

Адам не сдержал улыбки, не переставая хватать ртом воздух и толкаться в нее. Ее смех оказался заразителен, и он тоже начал смеяться над ее откровенным наслаждением, удвоив усилия, чтобы помочь ей дойти до вершины.

Лишь при звуке ее протяжного грудного стона он позволил себе целиком отдаться удовольствию. Каждая мышца его тела напряглась, когда он излился в нее, чувствуя, как слабеют ноги и руки. Адам уложил Мию на спину и со стоном рухнул рядом с ней, наслаждаясь блаженной усталостью. Прохладный воздух коснулся его мокрой от пота кожи, и он постепенно пришел в себя.

Мия ощутила его беззвучный смех:

— Что такое?

— Мне очень жаль, но, боюсь, Сейера придется уволить, — сказал муж охрипшим от страсти голосом.

Смешок Мии превратился в стон, когда Адам вытащил из-под нее свою руку.

Она приподнялась на локте:

— Куда ты собрался? Давай тебя искупаю.

Адам решительно покачал головой:

— Я этого не переживу. Ты готова ехать на званый обед в одиночестве? Ты готова сознаться перед всеми, что положила конец моему существованию меньше чем за неделю брака?

— Безвременная кончина тебе не грозит. Я с вами еще не закончила, милорд. Когда отмою каждую частичку твоего тела, передам тебя Сейеру, пусть одевает.

Излишне говорить, что купание заняло намного больше времени, чем ожидалось.

Вернувшись в спальню двумя часами позже, Мия обнаружила на кровати новое платье с карточкой внутри корсажа.

На ней было всего одно предложение, написанное неожиданно мелким подчерком:

«Когда оденешься, приходи ко мне в кабинет. А.»

Мия погладила карточку большим пальцем, потом рассмотрела платье. Оно было великолепно. Облегающее нижнее платье было из изумрудно-зеленого шелка, но его почти скрывали слои кружев цвета старого золота, которые подобно облаку окружали юбку. Платье поражало своей простотой: с высокой талией, плотным корсажем, идеально сидевшим по фигуре. Никаких других украшений и мишуры не было. Даже Лавалль, которая, обладая непревзойденным французским вкусом, обычно морщила нос при виде английских платьев, была под впечатлением.

Пока служанка делала ей прическу, Мия торопила ее: не терпелось поблагодарить Адама за восхитительное платье. Когда она вошла в кабинет, он так взглянул на нее, вставая из-за массивного стола, что большего ей было и не надо.

Его лицо по-прежнему было серьезным и неулыбчивым, но удивительные глаза оглядели ее несколько раз, смакуя каждую деталь.

— Ты такая… — он замолчал и покачал головой, пытаясь подобрать слова, но не смог, сдался и лишь пожал плечами.

Его губы изогнулись в мягкой улыбке, отчего Мие немедленно захотелось снова оказаться с ним в постели или хотя бы на большом кожаном диване напротив стола.

В ответ на похвалу Адама Мия присела в глубоком реверансе:

— Спасибо. У тебя безупречный вкус.

— Мне кажется, тебе все еще чего-то не хватает.

Мия взглянула на свои перчатки и платье:

— Чего же?

Адам вернулся к столу и достал из верхнего ящика большой футляр, обтянутый черным бархатом.

— А у меня для тебя ничего нет. Так неловко… — заметила она, покачав головой.

— Да, поработайте над этим, леди Эксли, — насмешливо улыбнулся Адам и передал ей футляр. — А теперь замолчи и посмотри на свой подарок.

Мия погладила гладкий бархат, любуясь лицом мужа, который встретил ее взгляд со своей привычной надменностью.

— Спасибо. — У нее щемило сердце от его холодного лица, но она уже знала, что это только маска, которую он надевает, когда его эмоции грозят стать слишком заметными.

— Не благодари меня раньше времени, ты еще не открыла футляр. — Адам скрестил руки на груди и лениво прислонился к столу. — Вдруг там живой хорек? Или дохлый?

Она расхохоталась.

— Тш-ш. Открывай. — Его лицо хоть и было сурово, но на губах играла улыбка.

У Мии перехватило дыхание при виде браслета, подвески и сережек. Она смотрела на огромные изумруды в обрамлении золотой паутинки и не могла поверить, что они принадлежат ей.

Адам тоже постарался изобразить изумление, вызвав у нее смех. Его игривость была для нее дороже любого подарка, но, разумеется, она не могла в этом признаться. Адам взял у нее футляр и развернул ее к себе спиной, касаясь сильными теплыми руками обнаженного тела.

Когда его пальцы коснулись щеки, пока снимали прежнюю подвеску и застегивали новую, дрожь желания пробежала по телу Мии. Его руки поправили украшение, чтобы подвеска оказалась по центру, потом легли ей на плечи и едва заметно сжали их. Адам наклонился и, поцеловав Мию в шею, прошептал:

— Так бы и съел тебя! Оставлю место для десерта.

Его слова были едва слышны, а руки легонько касались ее плеч невесомой лаской.

Адам деловито развернул ее к себе лицом, взял за руку чуть выше локтя и надел браслет жене на запястье, и по его пылавшим глазам было видно, что прозаичность его движений притворна.

— Тебе придется самой надеть сережки, любимая. Боюсь, я не справлюсь.

Мия жила на этом свете тридцать два года и никогда еще не была ни для кого любимой. От этой непринужденной нежности кровь застучала у нее в ушах. Ей хотелось броситься к Адаму в объятия, но вместо этого она без зеркала сняла серьги и надела новые, а покончив с этим, взглянула на мужа снизу вверх, пылая внутри от воспоминания о слове «любимая» у него на устах. В глазах все расплывалось от навернувшихся слез. Мия шагнула к Адаму, обняла за талию и, прижавшись ухом к груди, услышала, как бьется его сердце.

— Что такое?

— Спасибо!

Она еще крепче прижалась к нему и улыбнулась, ощутив доказательство его желания:

— Так быстро, милорд?

— Прошло уже немало времени, — шепнул муж ей в волосы.

— Почти три часа.

Мия притянула лицо Адама к себе: ей не терпелось ощутить его вкус.

— Ты сущая дьяволица! — он поймал зубами ее нижнюю губу и страстно взглянул из-под опущенных век.

В комнату вошел Хилл и сразу же попятился, глядя на хозяина, точно кролик на кобру.

— Кхе-кхе… Прошу прощения, милорд. Карета подана. Как вы приказывали.

— Спасибо, Хилл, — отрезала Мия, прежде чем Адам огрызнулся своим привычно ледяным тоном.

Дворецкий бросился прочь из комнаты.

Мия напоследок сжала плоть Адама сквозь бриджи и разгладила смявшийся шейный платок.

— Полагаю, мне повезло, что я не стоял, нагнув тебя над столом, когда Хилл вошел.

Мия рассмеялась и отступила на шаг, хотя все ее тело изнывало от желания.

— Я это везением не считаю.

Адам поймал ее за запястье и рванул на себя:

— Я ни о чем другом не смогу думать до конца этой ночи.

Это прозвучало как угроза, но глаза его потемнели обещанием наслаждения.

Глава 20

Размышляя над событиями последних двух недель — самых счастливых в ее жизни, — Мия смотрела в окно кареты. За прошедшее время они несколько раз откладывали отъезд из Лондона. Мало того что Ментоны оставались в столице, так Адам еще и устроил Мие тур по достопримечательностям Лондона, узнав, что до него никто не уделил этому времени.

Он поистине переменился. Больше не осталось того бесстрастного, скучавшего и высокомерного маркиза, за которого Мия вышла замуж. Под этим тщательно возведенным холодным фасадом скрывался игривый, остроумный и щедрый любовник.

Мию пробирала дрожь удовольствия всякий раз, как она вспоминала ночи — и дни — их любви. Адам де Куртене оказался гораздо занимательнее, чем она могла предположить. Она поняла, что делить жизнь с мужчиной — это словно обнаружить десятки новых цветов и оттенков, о существовании которых ты и не подозревал. И все же ей придется покинуть его.

Мию пробрала дрожь.

— Тебе холодно, любимая? — спросил Адам, подняв глаза от книги.

Он сидел напротив, а между ними была навалена целая гора подушек и пледов.

— Да, холодновато, — соврала она и поспешно добавила: — Сядешь поближе? Просто чтобы согреть.

— Только чтобы согреть.

Он закрыл книгу и передвинулся на ее сторону роскошной кареты с первоклассными рессорами, откинулся на подушки в углу и приглашающе расставил ноги:

— Иди сюда.

Мия устроилась у него между бедрами и прислонилась к груди. Адам мягко, но крепко обнял ее под грудью, надежно придерживая ее коленями.

Мия вздохнула, устраиваясь поудобнее и поправляя подушки у себя под ногами, пока не почувствовала спиной тихий смех. Его рука обхватила ее посильнее, и он наклонился поцеловать ее в макушку:

— Ты совсем как кошка Ментонов.

— Кошка?

— Да. Кажется, ее зовут Боадицея, что неудивительно, если хорошо их знать.

— Чем же я похожа на кошку? — не унималась Мия, с удовольствием отметив, каким счастливым и беззаботным тоном Адам это сказал.

— Ты испытываешь чувственное наслаждение от своего окружения и уюта. Хотя ты такая маленькая, что лучше сравнить тебя с котенком.

Мия со вздохом устроилась рядом с ним поудобнее. Она искренне наслаждалась поездкой, несмотря на то что неожиданно налетевшая летняя гроза сделал их остановки по пути мокрыми и грязными. Ей очень хотелось наконец увидеть новый дом, но в то же время долгая поездка в карете с мужем доставляла огромное удовольствие.

По правде говоря, Мию вовсе не тяготила ее жизнь, и это осознание вызвало у нее чувство вины. Каждый день она обещала себе начать предпринимать шаги к побегу, но время шло, а она так и не продала драгоценности и не написала Бушару.

Медлила ли она из эгоистичных побуждений или Рамзи был прав, говоря, что целям Джибриля вовсе не поможет ее присутствие в эпицентре жестокого конфликта? Мия покусывала вьющийся локон, который упорно выбивался из прически и щекотал ей нос. Пусть для нее Джибриль ребенок, множество людей сражались и умирали за то, чтобы сделать его своим предводителем. Это сын попросил ее уехать в Англию.

Или она всего лишь так оправдывает себя?

Мия так не думала. Больше того, она начинала осознавать преимущество предложения Рамзи — рассказать Адаму правду и привезти Джибриля в Англию. Адам был изгоем много лет и вполне неплохо жил с этим, так что помешает Джибрилю добиться того же?

Мия отпустила локон и нахмурилась. Она уже не была уверена, сможет ли вообще покинуть мужа. С каждым днем она все больше укреплялась в мысли, что любит его, хоть у нее и не было опыта, который давал бы понять, действительно ли она испытывает такие сильные чувства. Какие бы чувства она ни испытывала к нему, жить без них ей не хотелось. Мия рассеянно погладила его по бедру, и Адам бросил на нее угрожающий взгляд.

— Не буду, не буду, обещаю.

Она перестала его гладить, но улыбнулась, ощутив твердую плоть у себя за спиной. Во время их последних любовных игр в карете утром экипаж застрял в глубокой колее. Адаму пришлось укротить свое желание, и он велел Мие не дразнить его больше в дороге.

— Я тебе не позволю меня возбудить и заставить возиться потом в полной боевой в канаве, — пробормотал он.

Мия едва не захихикала: у него действительно все стояло по стойке смирно.

Просторную карету пришлось толкать впятером. Адам, когда вернулся в экипаж, был весь мокрый и в грязи почти до верха сапог. При воспоминании об этом Мия погладила мягкую оленью кожу его бриджей. Почему вот таким: растрепанным и чумазым — он возбуждал ее еще больше? Адам накрыл ее руку своей — а она и не заметила, что снова поглаживает его.

Мия прикрыла глаза. Прошло всего две недели. Она ведь может еще какое-то время подумать о побеге, прежде чем принимать окончательное решение? Возможно, стоит даже рассказать ему всю правду?

— Приехали, миледи, — сказал Адам своей тихонько посапывавшей жене.

— М-м? — Мия оттолкнулась от его груди, на которой провела последние два часа путешествия, свернувшись словно кошка. — Уже?

— Да, уже, — сухо ответил муж.

Адам поднял занавеску повыше, когда карета проехала под внешней стеной замка и вкатилась на просторный, мощенный булыжником двор. Было уже темно, но путь хорошо освещали факелы, горевшие в старинных держателях.

Это был настоящий замок, обнесенный высокой стеной и возведенный для защиты древней береговой линии от захватчиков. Река, прежде бежавшая прямо перед ним, постепенно разделилась на несколько мелководных рукавов, и о крепости забыли с возникновением новых портов у более глубокой воды.

Замок Эксам претерпел немало перемен на протяжении долгих лет своего существования. В замковом рве, разумеется, больше не было ни воды, ни деревянных кольев, и теперь он выглядел как небольшое углубление, заросшее травой и дикими цветами.

Адам потратил немало времени и денег на реконструкцию развалившихся участков старинной стены. Для этого он использовал камень, который добывали в тех же местах, что и оригинальный, и дробили на части так, чтобы помещался в отверстиях. Адам был доволен результатом — отремонтированные участки фасада почти не бросались в глаза. Не самое удобное место для жилья, но маркиза охватывала гордость каждый раз, как ему доводилось видеть замок впервые после долгого отсутствия.

Джессика стояла перед довольно варварским парадным входом, вокруг которого горело еще больше факелов в массивных средневековых держателях, — наверное, точно так же было и сотни лет назад.

Адам перебрался через гору подушек, которые требовались его жене в любой ситуации, и, открыв дверцу кареты, выскочил наружу прежде, чем один из лакеев откинул подножку. Потянувшись и зевнув, он протянул жене руку и невольно рассмеялся, увидев, как она поражена представившимся ее взору зрелищем.

— Какое внушительное здание! — Мия, буквально ошарашенная, чуть не споткнулась, но, к счастью, муж успел ее поймать.

— Осторожнее, любимая. Мы ведь не хотим, чтобы пошли слухи, будто и третью жену я убил, сразу после свадьбы, — усмехнулся Адам.

Мия посмотрела на него в таком замешательстве, что он расхохотался.

— Добро пожаловать домой! — послышалось за спиной. — Прости, что не все вышли тебя приветствовать: вас так долго не было, вот мы и решили, что вы задержитесь.

Адам повернулся к сестре.

— Да, погода была ни к черту, — заметил он с улыбкой и взял Джессику за руки. — Прекрасно выглядишь.

Джессика покраснела, засмущавшись. На ее узком бледном лице дрогнула неуверенная улыбка, и Адам понял, как сильно изменился. Что ж, к добру или к худу, но он и правда стал совсем другим.

— Джессика, моя жена Мия.

— Мне давно хотелось с вами познакомиться.

Мия потянулась было к ней с объятиями, но та отшатнулась, воспитанная в английской сдержанности, когда не принято прикасаться друг к другу.

— Рада встрече, — чопорно выговорила Джессика.

Из-за природной стеснительности она казалась высокомерной, даже недружелюбной. Темноволосая, со светлой кожей, девушка очень походила на брата, а серые глаза и сокрушительную сдержанность унаследовала от отца.

Жизнерадостные манеры Мии незаметно смягчились. Адам понимал, что точно так же она приучала к себе его в первые дни их брака, прежде чем его выдержка рассыпалась на мелкие осколки.

— Пойдемте! — сказал он, пытаясь справиться с накатившими эмоциями. — Здесь прохладно, да и устали с дороги. В библиотеке развели огонь?

— Да, разумеется, и чай Бейли приготовила. Вы ведь наверняка проголодались.

— Ужасно хочется чаю! — Мия осторожно взяла Джессику под руку, не проявляя излишних эмоций и шагая с ней рядом. — Вам, наверное, неудобно, что мы прибыли так поздно. В деревне ведь ложатся рано?

— Да, так и есть. Думаю, жизнь здесь покажется вам довольно скучной по сравнению с Лондоном… — Джессика умолкла, явно не представляя, как вести себя с невесткой, потом обернулась и взглянула на Адама, который следовал за ними. — Девочки, конечно, уже в постели, но, уверена, еще не спят. Я никак не могу отучить Еву читать под одеялом, сколько ни говорю ей, что это вредно.

Адам подозревал, что его тихой, застенчивой сестре нелегко справляться со своевольной племянницей.

Мия сняла перчатки и кокетливо подмигнула Адаму:

— Боюсь, я в ее возрасте была такой же. Мать была в отчаянии. Конечно, теперь Адам не разрешает мне читать под одеялом.

От такой прямоты Джессика ахнула, а сам Адам постарался сохранить серьезность, но у него ничего не вышло.

Мия невинно распахнула глаза; это вошло у нее в привычку с тех пор, когда надо было обвести султана вокруг пальца.

— О, простите, Джессика. Я вас шокировала? Ваш брат считает, что я никогда не стану вести себя так, как принято в приличном обществе.

Джессика нервно хихикнула, а Мия дождалась, когда она отвернется, и показала Адаму язык.

Тот одними губами произнес: «Плутовка!» — и немедленно ощутил возбуждение от чувственной улыбки жены. Ему следовало стыдиться, что ведет себя как школьник, но он уже давно отчаялся противостоять Мие и ее жизнерадостному настрою. Да и к чему противиться?

Библиотека была любимым местом Адама в замке и занимала весь первый этаж одной из четырех башен. Довольно низкий потолок придавал помещению уют, как и круглые стены, уставленные книгами от пола до потолка.

В очаге вполне поместился бы бык, но сейчас там только весело полыхало пламя. Очаг пылал, как раскаленная печь, и своеобразно изогнутая задняя стенка распределяла жар по комнате лучше, чем где-либо еще в замке. Было лето, но в каменном строении всегда холодно.

— Здесь чудесно! — с восторгом произнесла Мия, рассеянно передавая Адаму перчатки и сумочку, и тот едва не рассмеялся при виде шокированного лица сестры, которая никогда прежде не видела, чтобы брат позволял делать из него лакея, причем с удовольствием.

Принесли поднос с чаем, и Джессика подошла к нему, но замешкалась.

— О, налейте, пожалуйста! — попросила Мия, улыбнувшись ей. — Наверное, это полагается сделать мне, но я такая неуклюжая!

«Ну и лиса!» — подумал Адам. Таких грациозных леди, как его жена, ему не доводилось встречать.

— Конечно. — Только легкий румянец на щеках Джессики выдавал, что ей было приятно предложение Мии.

У Адама потеплело на сердце (о существовании которого он вспомнил всего несколько недель назад): ему понравилось, как его жена старается убедить его сестру, что ее положению в доме ничто не угрожает.

— Не ожидал, что здесь так ясно, — заметил Адам. — Почти всю дорогу лил дождь.

Он покачал головой, когда Джессика предложила ему чай, и вместо этого налил себе бренди.

— Наверное, дождь ушел на север — вот уже несколько дней дождь лил как из ведра, Ева и Мелисса чуть с ума не свели бедную мисс Бенке. Почти неделю невозможно было ездить верхом. Сам знаешь, какими они становятся.

Сердце Адама пропустило удар, но тут же забилось еще сильнее.

— Она с ними справляется, я надеюсь? — спросил он резче, чем собирался.

— О да, конечно. — У Джессики дрогнула рука, и чай выплеснулся через край чашки, в которую она его наливала.

Она бросила взгляд на Мию, которая стояла у камина, любуясь полкой, увенчанной полукруглой аркой почти на фут выше ее головы.

Как всегда бывало, когда он приезжал домой, Адам ощутил ростки тревоги, которая постепенно распространялась по всему телу, но сейчас, наблюдая, как Мия осматривает каждую интересную деталь, почувствовал себя едва ли не счастливым.

— А как Кэтрин? — судорожно вздохнув, спросил Адам; все было как в тумане после пробудившейся в нем бури эмоций.

— У нее все хорошо, даже отлично, — заверила его Джессика, явно стремясь разогнать сгустившиеся тучи, и вопросительно взглянула на Мию. — Чаю, миледи?

— О да, спасибо! Но, пожалуйста, зовите меня просто по имени.

— Да, конечно, но и вы тогда называйте меня Джессикой, — улыбнулась девушка.

Адам никогда прежде не замечал, какой хрупкой выглядит его сестра. К прочим эмоциям присоединилось чувство вины, стоило ему осознать, как мало он ей уделял внимания после смерти их матери.

Мия устроилась в уголке большой софы и выжидающе взглянула на Адама. Улыбка, озарявшая ее лицо, когда он сел рядом, была неотразима. Он никогда еще не встречал настолько чувственных женщин, как она. Даже сестры Денфорта, которые постоянно тормошили, хлопали по плечу и обнимали своих близких друзей, не могли сравниться с Мией. А уж с ним она была невероятно, хоть и бессознательно, чувственной. Когда они оставались наедине, она всегда была рядом: предпочитала сидеть на подушке у его кресла, а не на стуле в отдалении. Ему не понадобилось много времени, чтобы принять ее необычные привычки и найти в ее манерах отдых от собственных более официальных.

— Я думаю, Таунсенд приедет завтра, — объявил Адам, сделав глоток бренди и протянув руку к крошечным сандвичам.

Свой сандвич Мия съела в два укуса. Подняв глаза, Адам увидел, что его сестра смотрит на них раскрыв рот, и сразу натянул привычную маску, которая служила ему щитом почти десять лет.

— Очень вкусно, Джессика. Спасибо, — сказала Мия, улыбаясь сестре Адама из-за края чашки, после того как расправилась со вторым маленьким бутербродом. Она так и не заметила волну изумления, пронесшуюся по комнате.

Джессика кивнула, потрясенная.

Адам вдруг понял, что ему нет дела до того, что выглядит он таким же счастливым идиотом, какой он и есть. Он улыбнулся сестре, чем шокировал ее еще больше, и спросил:

— Ты приготовила оливковые спальни, Джесс?

— Да. Думаю, тебе там понравится намного больше, чем в твоей старой комнате, по крайней мере, камины не чадят.

Как только разговор перешел на любимую тему — о замке, Джессика явно оттаяла и стала рассуждать вполне адекватно.

После смерти отца Адам не переехал в главную спальню, но женатой паре могли подойти только смежные апартаменты. Комнаты сообщались с необычайно просторной ванной, которая, как смел предположить Адам, была попыткой кого-то из его предков воссоздать римские бани, развалины которых иногда находили в здешних краях. Адам был уверен, что Мие она придется весьма по душе.

Пока они говорили о делах замка, Мия не переставала есть, выпила несколько чашек чая и, наконец, едва сдержала зевок, глядя на них сонными глазами.

— Похоже, тебе пора отдохнуть?

— Да, я с ног валюсь от усталости, — кивнула Мия, смущенно улыбнувшись Джессике.

Та поднялась:

— Позвольте, я покажу вам ваши покои.

Адам, разумеется, знал дорогу, но не стал ничего говорить: сестре очень нравилось знакомить с замком тех, кто здесь еще не бывал. Мия оказалась очень благодарным зрителем и слушателем: восхищалась и комментировала окружающую обстановку в самые нужные моменты.

Открыв дверь в старую спальню отца, Адам был поражен.

— Тебе нравится? — спросила Джессика взволнованно.

— Очень. Наверное, тебе пришлось трудиться не покладая рук, чтобы осилить такие перемены в столь короткий срок. — Адам улыбнулся ей. — Ты поистине превзошла самое себя, Джесс: выглядит великолепно.

Джессика зарделась от удовольствия.

— Но, боюсь, больше мы не сможем называть эти комнаты оливковыми. И где ты все это откопала?

Суровый камень стен перемежался четырьмя огромными сводчатыми окнами, которые были проделаны сравнительно недавно. Довольно аскетичную комнату смягчали шпалеры и занавеси из серого и розового бархата. Огромная, под стать комнате, мебель тоже была обита бархатом, что делало ее мягче и компенсировало размеры.

— Здесь так уютно! — сказала Мия, коснувшись бархатного подлокотника софы, а от разбросанных повсюду больших подушек и пуфиков она и вовсе пришла в восторг.

Интересно, как сестре все это удалось, да еще так быстро? Он дал ей совсем немного времени, не больше месяца, но перемены впечатляли.

Спальни располагались рядом и выходили в огромную гостиную. В обеих стояли массивные платяные шкафы, так как традиционных гардеробных не было. Сейер и Лавалль уже вовсю трудились, каждый на своей территории: развешивали и приводили в порядок прибывший багаж.

Убедившись, что все в порядке, Джессика пожелала им доброй ночи и отправилась к себе.

— Это просто потрясающе! — Мия прижалась к мужу и обхватила руками за пояс, разглядывая комнату.

Адам чуть приподнял ей подбородок, обращая лицом к себе:

— Рад, что тебе понравилось.

Мия рассмеялась и уткнулась лицом ему в сюртук.

— Ох, я наверняка выгляжу как пугало: вцепилась в тебя, словно испуганный зверек, пока ехали.

— Да, выглядишь не слишком презентабельно. — Адам взвыл от удара в грудь, но все же продолжил: — К счастью, у меня есть то, что тебе нужно. Пойдем.

Он взял ее за руку и повел в свою спальню, кивком отослав Сейера. Тот бросил остатки багажа и молча удалился, а маркиз открыл тяжелую стрельчатую дверь, которую Джессика не показала во время своей небольшой экскурсии.

— Закрой глаза. — Мия подчинилась, и он провел ее через дверь. — Можешь открывать.

От увиденного у нее глаза полезли на лоб и отвисла челюсть. Весь угол огромной комнаты занимала квадратная ванна, утопленная в пол.

— О, Адам! — Мия взглянула на мужа и наклонилась обмакнуть палец в воду. — Горячая! Но как?

— Это не моя заслуга. Это помещение существует давно, а вода здесь из горячих подземных источников. Римляне строили такие бани везде, где наблюдались подобные геологические феномены. Тебе понравилось?

Мия положила руки ему на грудь, и он ощутил знакомое чувство в животе.

— Искупаетесь со мной, милорд?

Во взгляде Адама вновь загорелись голод и страсть, которые он держал под контролем после их внезапно оборвавшихся любовных игр в карете. Лицо Мии залила краска, а веки отяжелели, когда он шагнул к ней, заставляя сделать шаг назад, а потом еще один. Он безжалостно надвигался на нее до тех пор, пока не зажал у жесткой каменной стены ванной, и хриплым от страсти голосом приказал:

— Раздень меня!

Умелые руки Мии быстро помогли ему избавиться от одежды. Адам поднял юбку ее дорожного костюма и обнаружил, что панталон на ней нет, а короткие кудряшки уже повлажнели от желания. Он содрогнулся от возбуждения, погружая палец в ее лоно и нащупывая заветный бугорок.

Не только Адаму их долгая поездка в карете показалась продолжительной прелюдией. Она была уже готова на все, но ему хотелось сначала немного подразнить жену. Мия все еще содрогалась от удовольствия, когда он обхватил ее за ягодицы, приподнял, вдавив спиной в стену, и глубоко вошел в нее. Расставив ноги для устойчивости, он отчаянно пытался сохранить самоконтроль, в то время как Мия двигала бедрами, явно желая большего.

Адам чуть отстранился и взглянул на нее: глаза полуприкрыты, а рот, напротив, приоткрыт.

— Не жадничай. — Он плотнее прижался к ее телу и толкнулся глубже. — Еще не успела отдышаться, а уже хочешь еще. Больше ничего не получишь, пока не заслужишь, — прошептал Адам и еще раз резко толкнулся в нее.

Мия ахнула, а он стал двигаться быстро и сильно — пусть видит, что ее удовольствие полностью зависит от него.

— Вам так понравилось дразнить меня сегодня, миледи? Вы развлекались, в то время как я сидел за спиной и изнывал от желания.

Толчок следовал за толчком.

Мия стонала, судорожно дышала и пыталась заставить его двигаться так, как нужно ей.

— Что-то не так, любимая?

Адам чуть с ума не сошел, заставляя себя сдерживаться.

— Хочешь что-то сказать?

— Пожалуйста… — простонала Мия.

— Прошу прощения, любимая?

— Ну же, скорее! Еще!

— Еще? Что еще, мой маленький шаловливый бесенок? Хочу, услышать!

— Пожалуйста, Адам, сделай это… Дай мне!.. — Это был уже не то хрип, не то всхлип.

Сила собственной разрядки поразила Адама. Волны удовольствия накатывали одна за другой. Он почувствовал себя обломком кораблекрушения, беспомощно дрейфующим по волнам, подчиненный безжалостному течению, пока не прибьется к берегу страсти.

У него подкашивались ноги, поэтому, удерживая Мию одной рукой, другой он подтянул сползшие вниз бриджи, бережно уложил ее на широкую деревянную скамью и лег рядом.

Мия ткнулась в него носом, подняла его руку и пристроила к себе на плечо, прижимаясь к его боку.

— Спасибо, Адам. Это было неплохо.

Адаму не хватило сил возмутиться, когда он услышал ее мурлыканье, и он лишь сказал:

— Когда-нибудь ты меня доконаешь.

Следующие недели показали Адаму, как он был прав.

Даже в двадцать пять лет, когда он был женат на Веронике — а та была такой ненасытной, что могла дать фору мужчине, — ему не доводилось так часто, с такой страстью и с такой радостью делить постель с женщиной. Но если Вероника всегда стремилась получить наслаждение, то Мия думала в первую очередь о том, чтобы подарить. Адам обожал свою новую жену, и это чувство было взаимным.

Улыбаясь собственным мыслям, Адам вышел из оружейной и поднялся по лестнице на верхний этаж, не в силах избавиться от воспоминаний, как они с Мией занимались любовью этим утром (из-за этого он даже опоздал на встречу со своим управляющим Кернсом).

Ему не хотелось оставлять Мию одну в постели. По спутанным волосам и припухшим алым губам было видно, что он ее основательно утомил, но призывный блеск глаз говорил, что она готова на большее.

У Адама никогда еще не было такой страстной и щедрой любовницы. Она без малейшего стеснения говорила ему о своих желаниях в любое время и в любом месте. Он вспомнил их последний шахматный поединок, в котором она, как обычно, легко разбила его наголову. Пришлось в отместку нагнуть ее над большим столом в библиотеке.

Теперь он не мог спокойно смотреть на шахматную доску.

Ему должно быть стыдно, что Мия так легко его возбуждает. Как хорошо выдрессированная собака, он знал, что всякий раз, как с ее порочных губ слетает слово «милорд», она либо воображает их предыдущее соитие, либо уже готова к следующему. Он остановился в коридоре, поправляя бриджи, и наткнулся взглядом на растерянные глаза одного из лакеев.

Слуги не могли не знать, что творится в хозяйской спальне каждую ночь и каждое утро, а также в других частях замка и окрестностей в любое другое время дня, но Адаму не было до этого дела.

Он вошел в малую гостиную и на минуту замер, любуясь открывшейся ему картиной: три темноволосых головы, одна песочно-желтая и одна огненно-рыжая склонились над столом. Джессика, Кэтрин, Ева, Мелисса и Мия так увлеченно что-то рассматривали, что даже не заметили его прихода.

Адам кашлянул, и пять пар глаз уставились на него.

— Папа, смотри, что принесла Мия. — Его старшая дочь указала на что-то, так их заинтересовавшее.

Адам подошел к столу и увидел модный журнал, по-видимому, на французском.

— Хм-м… — взглянул он на жену, удивленно вскинув брови. — У вас что, есть связи по ту сторону Ла-Манша, миледи?

Мия улыбнулась, но ничего не ответила.

— Папа, а Мия сказала, мы можем заказать себе новые платья, — объявила Ева.

Адам окинул взором платье, которое было сейчас на его средней дочери — действительно ужасное — и почувствовал неловкость. Ева, как обычно, выглядела не лучшим образом. Она хоть и покраснела от столь пристального рассматривания, но тут же надела на лицо маску упрямства, так хорошо ему знакомую.

Мия поймала его взгляд и чуть покачала головой.

Адам вздохнул и промолчал: они с Мией понимали друг друга отлично и без слов. Все свои доводы она привела два дня назад, когда пришла к нему в кабинет просить о снисхождении к Еве после их с дочерью ссоры тем утром на конюшне.

Адам был рад ее внезапному появлению в кабинете, которое дало ему повод оторваться от оплаты счетов, пока не понял, о чем она снова собиралась с ним поговорить.

— Не надо так сильно ругать Еву, дорогой. Она немного неопрятна в одежде и порой ведет себя как мальчишка, но…

Адам положил перо и отодвинул конторскую книгу, взглянув на жену, которая стояла перед ним и с таким рвением уговаривала простить дочь.

Ссора, о которой шла речь, приключилась, когда Адам согласился взять с собой девочек на верховую прогулку. Когда они с Мией пришли на конюшню, две девочки уже ждали их — аккуратно одетые и красиво причесанные, — а Ева явилась с опозданием, в помятом платье, которое было ей к тому же велико (одно из бывших платьев Кэтрин, как понял Адам), простоволосой и растрепанной, без капора и в грязных перчатках, на одной из которых не хватало пальца.

Нравилось это девочкам или нет, но они знали, что их отец ставит пунктуальность превыше всего и не терпит неопрятного вида. Он тут же отослал Еву в дом и сказал, чтобы в следующий раз явилась вовремя и прилично одетой или вообще не приходила.

За этим последовала сцена, которая привела Адама в ужас. К тому времени как Ева вернулась в дом, он был эмоционально истощен и не на шутку напуган.

Конная прогулка в тот день прошла в подавленном настроении. Кэтрин и Мелисса, обычно благовоспитанные и доброжелательные, не проронили и пары слов. Даже неистребимая жизнерадостность Мии не спасла ситуацию.

Поговорив с Евой, которая из упрямства отказывалась выходить из комнаты, Мия пришла к нему и сообщила об этом.

— Ничего страшного, — холодно заявил Адам.

Мию не отпугнули его слова и настрой: ее больше не сдерживал ни неодобрительный тон, ни взгляд, и на его холодное презрение она втиснулась между ним и столом и ответила.

Адам со вздохом откинулся на спинку кресла, а Мия неустрашимо придвинулась ближе, коленом раздвинула ему ноги и устроилась у него между бедрами с шаловливой улыбкой.

Адам, как и полагается выдрессированной собаке, незамедлительно откликнулся на ласку, и тогда Мия сказала:

— Ева гораздо чувствительнее Кэт и Мел: не будь с ней слишком строг. В детстве я была во многом на нее похожа.

Мия провела в замке меньше месяца, но уже привыкла называть девочек уменьшительными именами, и им это очень нравилось, они ее обожали.

Адам окинул взглядом свою безупречно одетую жену и фыркнул, но Мия оставила это без внимания.

— Так и было, любимый, — сказала она упрямо, извиваясь между его бедрами самым интригующим образом, и Адам, конечно, не остался равнодушным.

Его руки потянулись к ее бедрам, словно отказываясь его слушаться. Он лишь смутно осознавал смысл ее слов, поглаживая ее стройное тело сквозь простое, но чудесное утреннее платье.

— Тебе так не кажется?

— Прошу прощения? — Он с неохотой оторвался от ее тела и взглянул в лицо.

— Ты меня не слушаешь.

— Конечно, я тебя слушаю, но меня отвлекает необходимость задирать голову. Лучше садись, дорогая. — Адам усадил Мию к себе на колено, чуть приподнимая и опуская бедро под ее маленьким упругим задом, покачивая ее вверх-вниз и улыбаясь открывшейся ему прелестной картине.

— Адам, — попыталась она его одернуть.

— Да? — откликнулся он рассеянно, не в силах сдержаться, и взял в ладонь ее маленькую грудь.

— Сначала выслушай меня, а потом можешь поиграть. — Мия оттолкнула ладонь.

Адам изобразил огорчение и вздохнул, скрестив руки на груди:

— Говори, рыжеволосая гарпия.

Мия радостно кивнула:

— Ева очень старается тебе угодить, потому что обожает тебя. Неужели так уж важно, как она одета, если девочка ждет твоего одобрения? Она лихая наездница, прекрасно управляется с лошадьми и знает каждый дюйм твоих владений не хуже твоего. Будь это мальчик, ты бы считал его идеальным наследником, разве не так?

Такое предположение застало Адама врасплох. Мия права: будь Ева сыном, претензий к нему не было бы, ну, если не обращать внимание на ее отвратительные нервные срывы. Но об этом Мие ничего не было известно, и она не знала, о чем они могут свидетельствовать. Адам ничего ей не говорил, не хватило смелости.

— Может, ты и права, но она не мужчина и я не могу обращаться с ней иначе. Не надо внушать ей, что она может и дальше вести себя как мальчишка: ей это не принесет ничего хорошего.

Он еще не успел договорить, а Мия уже замотала головой:

— Я не сказала, что ты должен обращаться с ней как с мальчиком, да и сама она вряд ли захочет, прошу только, чтобы ты был к ней более снисходительным. Свою неаккуратность она перерастет. Попытайся относиться к этому попроще, почаще ее прощай; возможно, так вы скорее найдете общий язык.

Какое-то время Адам изучал ее лицо. Неужели она и правда такая какой кажется? Без изъянов? Он всмотрелся в ее ясные зеленые глаза, силясь найти в них ложь или коварство, но так и не нашел. Да и способен ли он распознать ложь даже там, где она действительно кроется? Он влюблен по уши, и любовь ослепила его.

Адам оставил этот вопрос до поры до времени без ответа и задумался над предложением жены. Совет был практичным и добрым. Как родителю ему не подобало опускаться до постоянных перебранок с собственной дочерью.

— Я последую твоему совету. Спасибо, что так печешься о моих детях, хоть тебе и непросто: унаследовать трех почти взрослых барышень не шутка.

Мия замотала головой:

— Пф!

— Пф? — Адам изогнул бровь при звуке этого нововведения в ее словарном запасе, наверняка перенятого от одной из его дочерей. — Смотри не подцепи у них еще что-нибудь, а то в приличном обществе станешь изгоем.

Мия никак не отреагировала на предупреждение: вставая с его колен и глядя на него сверху вниз, сказала:

— Что ж, я хочу кое-что вам показать, милорд.

Внутри у Адама сладко екнуло.

— Думаю, тебе это будет интересно.

Усевшись на краешек стола, болтая ногами в воздухе, она начала медленно задирать подол платья.

— О? — выдохнул Адам, опасаясь, что, если скажет больше, не совладает с голосом.

— Да, — кивнула Мия. — Я нашла это утром, когда одевалась, и сразу же подумала о тебе.

Взгляд Адама последовал за скользящим вверх подолом, и он задержал дыхание, когда она медленно задрала платье выше колен, а затем и до бедер.

На ней, как обычно, не было панталон.

— А, — выдавил Адам, положил руки ей на колени и мягко надавил, раздвигая их в стороны. — Думаю, мне уже доводилось видеть нечто подобное.

— Может, стоит посмотреть поближе, чтобы понять наверняка, милорд? — Бедра Мии соскользнули с края стола, подаваясь вперед — к нему…

— Адам?

Услышав свое имя, он задвинул эротические воспоминания в дальний угол своего сознания, где копил подобные сокровища. Места в этом углу оставалось все меньше.

Мия встала перед ним, весело глядя на бугор под штанами из оленьей кожи, который скрывался под ней от любопытных мордашек у Мии за спиной.

— Мы говорили об одежде, Адам.

Он нахмурился, взглянув жене через плечо, и кашлянул:

— В самом деле? То есть… ах да, мы говорили об одежде. Какая прекрасная идея. Наверное, придется съездить за ней куда-нибудь? Брайтон тебя устроит? Или лучше сразу в Париж, на военном корабле?

Он говорил так, словно смиренно принимает свою судьбу, хотя ему и правда нравилась идея съездить в Брайтон.

Поднялся гомон женских голосов, и Адам поспешил сбежать, пока дамы опять переключили внимание на журнал, лежавший на столе. Уже закрывая за собой дверь, он поймал взгляд жены, и та улыбнулась ему с таким восторгом, что тронула до глубины души.

Прошло немало времени с тех пор, как Адам в последний раз полностью готов был кому-то довериться, поэтому осознание, что случилось непоправимое, обдало его волной тревоги, но не только — почему-то еще и радостью. Он давно понял, что счастье — это монета о двух сторонах, и на одной из них обитает боль.

Глава 21

В то время как другие женщины — особенно мачехи — нашли бы шестичасовую поездку в тесной карете в компании трех девчонок пыткой, Мия находила ее веселой и забавной. После нескольких месяцев в Лондоне, проведенных в обществе взрослых людей, чьи взгляды на приличия и благопристойность сильно отличались от ее собственных, она испытывала облегчение от общения с тремя юными леди, которые восхищались ее темпераментом и манерами, а не осуждали их, чего никак не скажешь об их вечно недовольной гувернантке, мисс Темпл, которая, к счастью, ехала во второй карете.

Мия пыталась убедить Джессику присоединиться к их поездке, которая обещала быть весьма приятной и не слишком продолжительной, но ее золовка, по своему обыкновению, решительно отказалась.

— Может, это эгоистично, но я лучше проведу время в одиночестве, — призналась Джессика, прежде чем одарить Мию одной из своих редких улыбок. — Но я вовсе не против предоставить вам длинный список покупок.

С тремя девчонками управляться непросто, и Джессика самоотверженно заботилась о них. Падчерицы Мии оказались милыми и неизбалованными. Даже Ева, чей буйный нрав со стороны мог показаться признаком вседозволенности, была предупредительна и добра как к своим сестрам, так и к остальным обитателям поместья.

Девочки сидели напротив и спорили из-за какой-то книжки, которую Кэтрин взяла с собой, чтобы развлекать их в пути: две черных, как вороново крыло, головы и одна песочно-желтая.

Мия почти сразу же догадалась, что Мелисса не может быть родной дочерью Адама. В отличие от сестер с их изящными фигурками и темными волосами, похожих как две капли воды на своего отца, Мелисса была светловолосой и пухленькой, а нос картошкой, полные губы и карие глаза нисколько не напоминали никого из родных маркиза.

Надо отдать ему должное, Адам обращался со всеми тремя дочерьми одинаково, то есть держался на расстоянии. Мия не понимала, почему он так сторонился своих детей. Под маской холодного презрения скрывался человек любящий и щедрый. Мие не потребовалось много времени, чтобы разглядеть его настоящий характер, но, сколько ни старалась, ей не удавалось включить его детей в круг теплых чувств, которые они питали друг к другу.

Мия просто не понимала его отношения к дочерям. Ее любовь к Джибрилю была настолько всепоглощающей, что держать его на расстоянии вытянутой руки было все равно что перестать дышать. Мия знала, что Адам любит своих дочерей, даже ту, что не имеет с ним кровного родства; видела нежность в его глазах в те редкие моменты, когда его самоконтроль давал трещину и он забывал скрывать свою любовь к девочкам, но эти моменты всегда были мимолетны, и сразу же за ними его лицо принимало другое выражение, которое можно назвать не иначе как ужасом.

Несколько раз она пыталась поговорить об этом с Адамом, но он немедленно закрывался и лицо его становилось таким же холодным и суровым, как в первые недели их знакомства. И Мия шла на попятный в страхе, что недели их любви и страсти всего лишь плод ее живого воображения.

Ее пугала сила собственных чувств, и больше обманывать себя она не могла: впервые в жизни она влюбилась — влюбилась в собственного мужа.

Адам ехал верхом рядом с каретой. Его великолепную фигуру в плаще с капюшоном не мог скрыть даже туман. Он поймал взгляд жены, и губы его медленно изогнулись в улыбке, от которой каждая частичка ее тела затрепетала. Адам же, словно не знал, как на нее действует, отвернулся, продемонстрировав самодовольный профиль.

Мия заметила, что Ева неотрывно смотрит в окно с мольбой в глазах, следуя взглядом за человеком, который ехал так близко, но всегда оставался вне ее досягаемости. Это немое страдание на лице девочки привело ее к мысли докопаться до истинных причин отстраненности маркиза. Когда в следующий раз она затронет эту тему в разговоре с Адамом, страх потерять его больше не помешает узнать ответы на свои вопросы.

Адам в кабинете пытался сосредоточиться на счетах и письмах, горой лежавших перед ним на столе.

Дом в Брайтоне приятно его удивил, когда они прибыли туда двумя неделями раньше. В последний раз он приезжал сюда за год до смерти Вероники. После этого Адам распорядился покрасить и обставить дом заново — ее вкус в оформлении интерьеров был ему так же противен, как и ее мерзкие развлечения.

В комнатах, когда-то обтянутых темно-красным шелком, теперь преобладали оттенки голубого и зеленого с редкими вкраплениями теплого коричневого и золотого. Это сочетание цветов сделало их просторными и уютными.

Их с Мией спальня была поменьше тех, что в замке или Эксли-хаусе, но это не имело никакого значения, потому что она отказывалась спать в одиночестве, да и он больше не желал ложиться без нее.

Адам улыбнулся при мысли о своей когда-то неприкосновенной спальне, где теперь всюду были следы пребывания Мии: вездесущие подушки, коврики, предметы ее одежды и обуви, разбросанные в полнейшем беспорядке.

К удивлению Адама, Сейера эти перемены, кажется, не смущали. Правда, его чуть удар не хватил, когда Мия как-то зашла к нему, полуголая в гардеробную, а Сейер его как раз одевал.

И потом без зазрения совести она не раз отрывала его от процесса одевания, выдвигала предложения и делала замечания — словом, всячески нарушала тихую и предсказуемую рутину, к которой он так привык.

Однажды, во время одного такого случая, он заметил в зеркале отражение своего обычно уравновешенного камердинера и был поражен. Впервые на его памяти Сейер улыбался по поводу очередного безумного предложения, брошенного Мией через плечо, прежде чем Адам отослал ее прочь, чтобы закончить с одеванием. Стоило двери закрыться, как он услышал ее смех и увидел оставленную в гардеробной туфлю — словно в доказательство ее присутствия.

Адам с трудом это осознавал, но ему были по душе ее постоянные вторжения. Что касается самой Мии, для нее было вполне естественным, учитывая, как она жила долгие годы, ходить обнаженной и окруженной множеством людей. Ее это ничуть не утомляло и не раздражало.

И лишь в одно место — где он справлял нужду, — ей строго-настрого запрещалось вторгаться (это был маленький уголок в его комнате, скрытый за ширмой).

Мия же вовсе не стремилась скрывать своих интимных привычек и частенько приводила его в ступор легким отношением как к своему телу, так и к его. Именно благодаря невероятной степени близости между ними Адам заметил ее внезапное недомогание. Хоть она и выглядела нежной и хрупкой, здоровье у нее было многим на зависть.

Аппетит у Мии всегда был отменный, а энергии хоть отбавляй. Она категорически не желала покидать постель, если он все еще был там. До тех пор, пока он был рядом, она с удовольствием проводила время в лености и спала сколько угодно, поэтому Адам приобрел привычку вставать пораньше, быстро разделывался со срочными и необходимыми делами и нырял обратно в постель, так чтобы она даже не догадывалась, что он куда-то уходил.

Несколько дней назад Адам проснулся пораньше, намереваясь дописать свои соображения по поводу работ в одном из его домов, и с удивлением увидел, что Мии нет в постели.

Заглянув в их общую гостиную, а затем к ней в спальню, поначалу он ее не заметил и уже собрался уходить, когда услышал странные звуки. Адам нашел ее за кроватью, разумеется, голую: сидя по-турецки на полу, с тазиком на коленях, она извергала содержимое своего желудка, не в силах остановиться.

Он опустился рядом с ней на корточки:

— Любимая, тебе нездоровится?

Мия попыталась улыбнуться, но ее опять вырвало.

Адам принес кувшин с водой и тряпку, присел на полу возле жены и отвел от ее лица рыжие кудри, выбившиеся из привычного узла, который она обычно носила. Когда влажной тряпкой он отер пот с ее лба и шеи, Мия с тяжким вздохом откинулась на спинку кровати.

— Давай я положу тебя в постель, укрою и пошлю за врачом.

Адам погладил ее по бледной щеке и заметил морщинки, появившиеся от боли в уголках глаз.

Мия взяла его руку в свою, поднесла к губам и поцеловала кончики пальцев, одарив мужа усталой улыбкой.

— Мне не нужен врач, дорогой.

Она прижала его руку к своему лицу там, где кожа была самой горячей.

— Глупости, Мия! Ты наверняка подхватила грипп. Врач посмотрит тебя и даст что-нибудь от расстройства желудка, чтобы ты смогла выспаться.

— У меня нет гриппа, да и вообще болезни.

У Адама перехватило дыхание.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ни снотворное, ни что-либо другое мне не поможет: просто придется подождать девять месяцев, и все само пройдет.

Адам, пораженный, мысленно пересчитал недели, что прошли после свадьбы, и выдавил, не в состоянии придумать что-нибудь более осмысленное:

— Любимая…

Его взгляд метнулся к ее обнаженному животу, но Адам не обнаружил никаких изменений. Пальцы потянулись к кольцу в пупке, которое так его возбуждало, и, глядя ей в глаза он погладил живот.

— Не волнуйся. — На ее губах играла порочная улыбка. — Это не значит, что мы должны прекратить наши… встречи.

Адам безудержно расхохотался, испытав огромное облегчение от ее реакции — совсем не такой, какая была у Вероники, когда та узнала о своей беременности.

При воспоминании об этом пальцы Адама впились в деревянные подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Когда Вероника ждала Еву и Мелиссу, он круглыми сутками не находил себе места из страха, что она как-нибудь причинит вред еще не рожденным детям: беременность приводила ее в ярость.

На этот раз тревожиться не придется: Мия словно светилась изнутри, когда говорила, что ждет ребенка. Несмотря на приступы рвоты, она никогда еще не выглядела такой счастливой.

Тем утром Адам распорядился принести из кухни все деликатесы, какие только пришли ему в голову, в надежде, что это поможет Мие от тошноты. Какая-то часть его существа осознавала, что он ведет себя по меньшей мере неразумно, но другая отказывалась к этому прислушаться, не заботясь о том, как он выглядит. Он с восторгом узнал, что больше всего нравится жене, когда просто коснулся ее.

— М-м да, погладь мой живот, — то и дело шептала она и довольно мурлыкала, когда он поглаживал ее плоский живот. — Мне уже лучше.

Ее лицо действительно уже не выглядело таким бледным и напряженным, как перед этим. Все следующие дни Адама не переставало удивлять желание Мии не просто чувствовать его прикосновения, но и гордиться своим положением. Вероника, когда была в тягости, пряталась от него, словно прокаженная. Мия же, напротив, еще больше теперь проводила с ним время обнаженной, и они вместе обсуждали, что будет теперь, когда она станет большой и круглой. Она смеялась и поддразнивала его, чем еще больше возбуждала, хоть это и казалось невозможным.

Он словно перенесся в какую-то более яркую и полную вариацию своей жизни. Его раздирали на части эмоции, на которые он, оказывается, был способен, ощущения, которые он давно позабыл. Адам теперь не мог расстаться с ней даже на день — сразу же возникло ощущение, будто от него оторвали кусок его самого.

Когда делал ей предложение, он дал два простых обещания — одно ей и одно себе, — но нарушил оба: влюбился в женщину, которая прямо ему сказала, что не хочет жить вместе с мужем.

Какого дьявола ему делать теперь?

Какого дьявола ей делать теперь?

Она беременна.

Мия отпила чаю в надежде, что это успокоит ее желудок, хоть на разум это не распространялось. Теперь Адам вернется в Лондон? Известие, что она носит под сердцем ребенка, принесло им столько восторга, но не станет ли это похоронным звоном по их чудесной счастливой жизни?

Но хоть в одном можно быть уверенной: она не сможет уехать в Оран до родов. Мия поморщилась, пугаясь своих ощущений облегчения и счастья, после того как приняла решение. Неужели она в самом деле такая поверхностная женщина, что ее радует перспектива бросить сына на произвол судьбы? От размышлений на эту тему ей едва не захотелось кричать. В конце концов она сказала себе, что, пока ребенок не родится, она не может принять другого решения, но это не значило, что у нее нет возможности отправить сыну денег.

Открылась дверь, и вошел Гембл.

— Вы желали меня видеть, миледи?

С течением времени блондин стал держаться с ней куда сдержаннее, поскольку понял, что она не собирается оказывать ему милости. Он получал от нее дорогие подарки, ему щедро платили — в отличие от других слуг, — но его это не радовало.

— Я тут подумала — может, ты скучаешь по Лондону? Нет желания ненадолго вернуться туда? — спросила Мия с улыбкой.

Гембл прищурился и хотел что-то сказать, но передумал.

— У меня нет к тебе претензий, но, может, ты скучаешь по дому? Ты ведь впервые уехал из Лондона. Верно?

Он покраснел — не то от смущения, не то от удовольствия:

— Да, миледи. Я родился и вырос в Лондоне.

Лакей сказал это с такой гордостью, что Мия невольно улыбнулась.

— Мне нужно, чтобы ты отвез посылку в Истборн. После этого можешь заехать в Эксли-хаус и провести там неделю, прежде чем вернуться в Брайтон. Тебе бы этого хотелось?

На этот раз он явно покраснел от удовольствия:

— Да, миледи.

— Отлично. — Мия поднялась и подошла к своему столу. — И, Гембл…

— Да, миледи? — Он тоже шагнул вперед, вопросительно вскинув брови, но все его мысли уже явно занимала предстоящая поездка.

— Это очень личное дело. — Мия выдвинула ящик стола, извлекла оттуда двадцать фунтов и протянула ему.

Гембл вытаращил глаза, и его рука, потянувшись было за деньгами, замерла в воздухе.

— Возьми, тебе понадобится на дорогу. Все, что останется, можешь взять себе. В знак моей благодарности.

Он посмотрел ей в глаза, и выражение его лица было совсем не таким, какое подобает иметь слуге.

— Очень хорошо, миледи.

Мия не была уверена, разумно ли давать ему столько денег. Что ж, теперь поздно об этом думать. Она выдвинула ящик пониже и достала оттуда узкий, но тяжелый сверток. В нем были драгоценности ее матери — все, кроме нескольких, что она решила оставить себе. Она так и не собралась продать их, но не сомневалась, что Бушар найдет им применение.

Мия оглядела своего лакея в облегающей ливрее.

— На свертке указано, кому его доставить. Когда ты приедешь к месту назначения, этого человека там может не оказаться, но владелец «Свинки и свистка» знает, что делать. Отправляйся сегодня же. Выбери самое быстрое средство передвижения. На обратном пути можешь не спешить, если не хочешь. Вот… — Мия протянула ему сверток. — Я не хочу, чтобы кто-то видел, что ты вышел отсюда с этим в руках. Можешь как-нибудь спрятать это под ливреей?

Гембл, как видно, был слишком ошарашен, получив от нее двадцать фунтов, чтобы найти ее распоряжение странным, поэтому оттянул отворот ливреи и расстегнул пару пуговиц, а Мия, поднявшись на цыпочки, засунула сверток ему за пазуху.

— Ну вот, почти не заметно. Смотри не потеряй…

— И что бы это значило? — раздался голос Адама.

Мия замерла, все еще не отпуская отвороты ливреи Гембла и чувствуя, как внутри закипает изумление, злость и ужас. Как она могла не услышать его шагов? Как?

Осознав, что от двери ее не видно из-за крупного тела лакея, она прикрыла глаза, отчаянно моля Господа, чтобы муж ее не заметил. Может, если она промолчит, Адам просто развернется и уйдет? Но увы: когда она открыла глаза, оказалось, что Адам стоит в паре шагов от нее и с холодной яростью смотрит на ее руки на груди у Гембла.

Мия отпустила ливрею слуги и кивнула:

— Можешь идти, Гембл.

Адам не шелохнулся, когда здоровенный лакей прошел мимо и тихонько прикрыл за собой дверь.

— Ты меня искал, любимый? — ослепительно улыбнулась Мия, но сразу же поняла, что допустила ошибку, огромную ошибку.

Маркиз опустил веки и улыбнулся так, что по ее телу пробежала дрожь.

— Искал, любимая.

— Адам, я…

— Прошу прощения, что помешал, — резко, холодно по-деловому оборвал ее муж. — Я пришел сказать, что прибыл портной. — Он коротко поклонился. — А теперь, с вашего позволения, я удалюсь.

— Адам, прошу…

Он развернулся — стремительно, как змея перед прыжком.

— Во вторник я возвращаюсь в Лондон. Уехал бы раньше, но обещал сводить девочек в театр.

Мия потянулась было к нему, но Адам буквально пригвоздил ее к месту.

— Вы свою часть сделки выполнили, мадам, и теперь я с благодарностью выполню мою.

У Мии голова пошла кругом от холодной ненависти в его голосе. Дверь со щелчком захлопнулась, и, чтобы устоять на ногах, из-под которых стремительно уходил пол, она попыталась нащупать что-нибудь у себя за спиной.

О боже! Что же она натворила?

Глава 22

Мия рассеянно слушала разговор девочек, который периодически прерывала мисс Темпл, чтобы либо пожурить Еву, либо указать ей на какой-нибудь промах. Мия подозревала, что именно постоянный бубнеж гувернантки был виной тому, что девочка всегда испытывала неловкость и неудобство, и у нее было сильное искушение под каким-нибудь предлогом уволить мисс Темпл. Она бы так и поступила, если бы только могла придумать этот самый предлог, но разум отказывался ей помогать.

Прошло пять ужасных дней с тех пор, как Адам увидел ее с Гемблом. В тот день, вернувшись из гостиной, Мия обнаружила, что дверь между их спальнями заперта. Конечно, она могла устроить скандал или войти в спальню Адама из коридора, но ради чего?

Она попыталась сблефовать и выкрутиться из неприятной ситуации, но только еще больше все испортила. И вот теперь Адам уезжает, и, скорее всего, она не увидит его в ближайшие девять месяцев, а то и дольше. Надо срочно что-то сказать, что-то сделать!

— Можно, Мия? — спросила Кэтрин, отвлекая ее от горестных мыслей.

— Прошу прощения, милая. Ты о чем спросила?

Кэтрин смущенно улыбнулась и, покраснев, мягко напомнила Мие о своем уговоре с Амандой, внучкой леди Хаммерсмит — девочкой одного с ней возраста, которая быстро стала ее лучшей подругой:

— Можно мы потом посмотрим перчатки, если ты разрешаешь мне посетить прием у леди Хаммерсмит?

Мия сжала ее руку:

— Конечно, тебе нужны подходящие перчатки. Сходим за ними после того, как Ева выберет себе две оставшиеся ткани.

Карета остановилась, и, выглянув в окно, Мия поймала на себе взгляд незабываемых глаз на красивом лице.

Мартен Бушар стоял у входа в магазин, который они собирались посетить. Как бы поражена ни была, ей хватило сообразительности покачать головой, что тут же остановило Бушара. Усмехнувшись, он опять прислонился к каменному фасаду дома, скрестив руки на широкой груди. Весь его вид буквально вопил о том, что он готов ждать сколько понадобится.

— Мия, ты заметила, как нахально таращился на нас тот мужчина? — спросила Кэтрин, придвигаясь к ней поближе, словно хотела защитить от незнакомца.

— Нет, дорогая. А что, кто-то на нас таращился?

Ева громко расхохоталась, и мисс Темпл шикнула на нее, но неугомонная девчонка нисколько не испугалась строгого взгляда гувернантки.

— По-моему, он хотел с тобой поговорить. Ты его знаешь? У него был такой вид, как будто вы знакомы. — Ее голубые глаза с вызовом смотрели на мачеху.

Мия холодно взглянула на ее ехидную мордашку, так похожую на лицо Адама если не выражением, то чертами.

— Уверена, я бы не забыла такое лицо. Пойдемте, не будем медлить.

Она вытолкала их из кареты и повела в лавку портного, оттерев Бушара плечом и пробормотав на ходу:

— Прошу прощения, сэр.

— В парке, — шепнул он громко.

Мия взглянула на девочек. Вряд ли они что-то заметили: слишком не терпелось им войти в лавку. Мисс Темпл, которая шла следом за ней, никак не прокомментировала необычную встречу, но посмотрела на Мию с откровенным недоверием.

Четверть часа, что ей пришлось прождать, прежде чем сбежать, казалось, тянулась вечно. И даже по прошествии этого времени она все еще не была уверена, не слишком ли рано уходит после наглого вторжения Мартена, но пришлось рискнуть из страха, что он уйдет и она не сможет его найти, или, того хуже, явится к ней домой. Представив, как отреагировал бы Адам, обнаружив заносчивого капитана у своей парадной двери, она аж содрогнулась.

— У меня голова побаливает, мисс Темпл. Я лучше найму коляску и вернусь домой.

С помощью вежливых объяснений и улыбок, Мие удалось отделаться от обычных заботливых расспросов, хотя она была почти в отчаянии к тому времени, как смогла убедить мисс Темпл и девочек, что обойдется без кареты, и забралась в коляску, которую подозвал сын портного.

Мия понятия не имела, о каком парке говорил Бушар; единственным местом, напоминавшим парк, здесь был сквер, мимо которого они проехали по дороге к портняжной лавке.

Мия, с противоположной стороны улицы узнав широкие плечи и золотоволосую голову капитана, остановила коляску и заплатила за весь путь. Разделявшее их короткое расстояние она хоть и не бегом, но все равно прошла с неподобающей поспешностью, оглядываясь по сторонам по дороге к скамейке, на которой сидел Бушар. Уединенным это место не назовешь, но других вариантов не было. Губы Бушара скривились в ухмылке при виде встревоженной и запыхавшейся Мии. Она села на скамейку и раздраженно посмотрела на него из-за его высокомерного вида. Возможно, не стоило ему доверять?

— Мадам, — приветствовал ее Мартен, придвигаясь поближе.

Ну, это уж слишком. Мия отодвинулась и нахмурилась, пытаясь выразить свое недовольство, но все впустую: Бушар только улыбнулся в ответ.

— Что ты здесь делаешь?

— Как грубо! — ответил Бушар.

Мия устремила на него выжидающий взгляд, и он усмехнулся: ее раздражение его явно веселило.

— Я встретился с твоим человеком в Истборне: пытался заплатить этому здоровенному дурню англичанину, но он так и не вернулся. — Он беззастенчиво ощупал ее тело взглядом глаз цвета старого золота. — Что вы сделали со своим слугой, мадам?

Мия залилась краской от его наглых намеков, но Бушар только плечами пожал:

— Как я понимаю, ты не даришь мне эти драгоценности?

— Ты разве не читал мою записку?

Бушар отмахнулся:

— Мой корабль сейчас на ремонте, и я решил встретиться с тобой лично.

Мия фыркнула — напыщенный идиот.

— Ты хотел сказать: корабль Рамзи на ремонте.

«Проклятье! Новое препятствие».

— Нет, я сказал именно то, что хотел сказать.

— Ты разве больше не капитан у Рамзи?

— Нет. Я теперь капитан собственного корабля, который называется «Золотой серп». — Бушар как будто раздулся вдвое от самодовольства.

— «Золотой серп», — зачем-то повторила Мия.

Бушар ухмыльнулся.

— Oui[3].

Мие уже доводилось слышать об этом корабле, и не раз. Когда-то он был частью вольного флота корсаров, служивших султану. Если Бушар захватил этот корабль, значит, власть ее пасынка Асада над отцовской империей пошатнулась. Значит, Джибриль получил поддержку?

Мия взглянула на Бушара:

— Так значит, теперь у тебя есть собственный корабль. Отлично. Сможешь доставить сверток моему сыну. Как долго еще будут ремонтировать твой корабль?

— Он почти готов.

Мия едва сдержала крик.

— Так чего ради ты тратишь время на встречи со мной? — Она прищурилась. — Если рассчитываешь, что я лягу с тобой, то я…

Бушар поднял руку, останавливая ее; улыбки уже не было на его лице.

На Мию накатил панический ужас при виде жалости у него в глазах, и она схватила его за руку.

— Что? Что случилось? Почему ты здесь? — Ее громкий голос привлек внимание проходившей мимо няньки с младенцем, и Мия постаралась подавить поднимавшуюся в душе истерику. — Почему ты здесь?

— Решил вот сам рассказать тебе новости.

— Боже милостивый, Бушар! Какие новости?

— Асад захватил твоего сына в плен. — Он отвел взгляд от ее лица и посмотрел на свои руки, вмиг утратив всякую самоуверенность.

— Боже мой, — прошептала Мия. — Он?…

— Он жив. И останется жив, если не будет делать глупостей. Асад требует за него выкуп.

Мия чуть не разрыдалась от облегчения. Если Асад требует денег, значит Джибриль в безопасности.

— Сколько?

Бушар снова пожал плечами:

— Он знает, что ты богатая дочь герцога…

— Сколько, Бушар?

— Двадцать пять тысяч фунтов.

Боже милостивый! Мысли Мии бегали по кругу, точно муха, залетевшая в бутылку. Как быстро найти столько денег? Одно было ясно: просить о помощи Адама нельзя. Во всяком случае, не сейчас, когда он стал ей опять посторонним. С того ужасного дня неделю назад она несколько раз подумывала, не рассказать ли Адаму о Джибриле. Но если сознаться сейчас, что вышла за него, планируя сбежать, вряд ли это улучшит ситуацию. Как убедить Адама, что все изменилось и больше она не хочет его бросать, особенно после кошмарного случая с Гемблом.

— Твои драгоценности все еще у меня. — Бушар прервал ее страдальческие мысли, и его лицо выражало сочувствие и неловкость, словно это чувство было ему чуждо. — Я на них взглянул мельком, но, пожалуй, тысяч десять они стоят.

Мия кивнула, не рискуя заговорить. В уме она уже подсчитывала, сколько сможет выручить за свои оставшиеся украшения. Некоторые из подарков Адама были очень дорогими. С ужасом она думала, что ему скажет, когда он узнает, что она их продала, но тут же прогнала эту мысль. Ей придется сознаться во всем, но только после того, как Мартен отправится в путь.

— У меня есть еще драгоценности. Двадцать пять тысяч должно набраться.

Мартен долго смотрел на нее, прежде чем шумно вздохнуть и разразиться потоком ругательств, качая головой и явно злясь на себя.

- Ça suffit![4] Оставь себе свои драгоценности. Я одолжу тебе денег… под проценты, конечно, — добавил он по-английски с суровым лицом.

Это щедрое предложение так тяжело ему далось — Мия чуть не улыбнулась, но на глаза наворачивались слезы.

— Спасибо тебе, Мартен! Спасибо. — Мия взяла его за руки. — Ты же знаешь, что я непременно верну долг.

Бушар помедлил, странно изогнув губы.

— Есть еще кое-что.

У Мии мурашки побежали по коже от выражения его лица.

— Что?

— Асад заявил, что примет деньги только от тебя.

— Но…

— Это безумие, миледи, — сказал Мартен. — Я тебе говорю об этом только потому, что скрывать будет неправильно. Но ты не можешь туда отправиться. И даже если бы удалось добраться до места, ты прекрасно знаешь, что, заполучив вас обоих, Асад вас убьет. Только поэтому он хочет получить деньги из твоих рук. Ты же знаешь, что это так. — В его необычных глазах она увидела непоколебимую уверенность. — Se venger.

«Месть».

Мия боролась с накатившей волной ужаса. О боже, как такое возможно? Это она виновата. Надо было взять Джибриля с собой в Англию: или как-то заманить, или ударить по голове и притащить против воли — все лучше, чем позволить вернуться к сводному брату, который сходит с ума от ненависти и зависти.

— Где ты остановился? Мы встретимся там вечером.

Бушар поднял руки и протестующим тоном, который был ей так знаком, заявил:

— Миледи… — Снова мужчина пытается за нее решить, что ей делать.

— Мартен! — почти выкрикнула Мия. — Ты же понимал, что, если расскажешь мне об этом, я поеду? Наверняка понимал. Не трать драгоценное время на споры. До вечера. Так где ты остановился?

Бушар взглянул на нее как на опасное животное, с которым следует обращаться с осторожностью, и со страдальческим видом выдавил, взъерошив огромной квадратной лапищей свои выгоревшие на солнце волосы, испортив аккуратную прическу:

— Мадам, вы же знаете, что, если я вывезу вас в Средиземное море, Рамзи оторвет мне голову.

Мия выдержала его взгляд, но с тем же успехом могла пытаться переиграть в гляделки погоду или прилив.

— Ну и что мне делать?

— Давай я отвезу тебя к Рамзи. Он лучше всех нас понимает, как работает голова у этих людей, и всегда понимал. Им с Делакруа единственным удалось выбраться из дворца султана живыми.

— Я тоже выбралась из дворца, — возразила Мия, — где прожила большую часть жизни. Знаю и потайной ход, куда не хуже Рамзи могу провести.

— Ты можешь пробраться в комнаты рабов? Ты вообще знаешь, где они находятся? Как думаешь, где держат Джибриля? У Асада в гареме, с его женщинами?

Мия не могла не признать его правоту. Она понятия не имела, где находятся комнаты рабов. Она прожила во дворце семнадцать лет, но так и не увидела все помещения огромного здания, в котором жили и трудились подданные султана.

— Миледи, — невозмутимо начал Бушар, крепко сжимая ее руки, — вы должны обратиться к Рамзи. Он сделает все возможное, чтобы вашему сыну не причинили вреда. Вы знаете, что иначе никак.

— Я не могу возвращаться в Лондон: у нас нет на это времени!

— Рамзи не в Лондоне, а в Истборне, в своем родовом загородном поместье. Большой крюк делать не придется.

— Он в Лессинг-холле?

Бушар кивнул.

Мия покусала губы и решительно покачала головой:

— Я не могу туда поехать — там у него семья. Его близкие узнают о наших планах, а мой муж узнает, где я, еще до того, как я покину страну.

— Рамзи там один, его близкие сейчас в Лондоне. — Глаза Бушара тревожно сверкнули. — Не знаю, в чем причина, но сейчас в Лессинг-холле нет никого, кроме барона.

Мию не волновало, почему Рамзи один. Она всмотрелась в глаза Мартена и увидела, что взгляд его стал вполне искренним. Если этот человек советовал обратиться к Рамзи, его предложение стоило как следует обдумать, прежде чем отвергать. Ей нужно отправиться в Истборн, чтобы попасть на корабль Бушара, так что отклоняться от дороги ради встречи с Рамзи не придется. И все же ей невыносима была сама мысль, чтобы обратиться к нему. Он будет сопротивляться всеми доступными средствами. Самым правильным было бы рассказать обо всем Адаму. Мия точно знала, что он ни за что не позволит ей рисковать своим будущим ребенком, отправляясь в такое путешествие.

Но был ли у нее выбор?

— Иначе ты мне не поможешь?

Мартен покачал головой.

— Будь готов уехать сегодня ночью.

Мия оставила Мартена в небольшом парке. Множество мыслей роилось у нее в голове по дороге домой, но лишь при одной — о побеге — так болело в груди, что подкашивались ноги.

Она любила их обоих: и Адама, и Джибриля — и вопрос не в том, кого больше: поступила бы точно так же, если бы нужно было спасти Адама. Муж мог ей помешать, и Мия знала, что, если это произойдет и с Джибрилем что-нибудь случится, никогда его не простит. Она не могла этого допустить, даже если это означало, что придется подвергнуть риску новую жизнь, что у нее внутри, которая так много значила для Адама.

Необходимо действовать быстро. Ей не составит труда притвориться больной и пропустить сегодняшнюю пьесу — она и правда страдала, страдала от горя.

Мия сама не заметила, как добралась до их городского дома и поднялась по ступеням, передала плащ лакею и, сняв перчатки, оглядела свое отражение в большом зеркале. На ее лице не было и намека на то, что ее жизнь разлетелась в тартарары.

— Лорд Эксли дома?

— Нет, его светлость недавно ушел, миледи. Мне узнать у Бетсона куда именно?

Мия чуть не разрыдалась от облегчения. Нет опасности наткнуться на него — хотя бы пока. Впервые за все прошедшее время она была рада, что муж ее избегает.

— Нет, ни к чему.

Когда Мия вошла к себе в спальню, Лавалль была чем-то занята в гардеробной.

— Миледи? — Француженка нахмурилась. — Вам нехорошо?

Мия приложила руку ко лбу:

— Ужасно болит голова. Может, сделаешь мне горячего молока с пряностями, вроде того, которым ты меня поила в доме отца?

— Bien sûr[5], мадам! Но придется поспрашивать на кухне. Возможно, каких-то специй у меня не хватает.

Все ее мысли уже были о задании.

— Хорошо, сходи и поищи все необходимое, — поторопила ее Мия.

— Вам помочь раздеться, чтобы вы могли лечь в постель?

— Лучше просто приготовь питье.

Лавалль кивнула и молча удалилась. Больше всего Мие хотелось забраться в постель, уснуть и спать до тех пор, пока этот кошмар не закончится, но надо еще успеть собрать вещи, пока Лавалль не вернулась.

На поиски такой сумки, чтобы под силу было нести, ушло немало времени. В ней хватило места только на одну смену одежды и самое необходимое, так что придется надеть несколько слоев на себя перед уходом этим вечером.

Но как покинуть дом незамеченной? Мия прикусила губу. Оставалось еще несколько часов, чтобы что-нибудь придумать, а пока следовало написать записку для Адама. Нельзя сбежать просто так, ничего не сказав, чтобы подозревал худшее.

Мию аж передернуло, стоило подумать о том, какое у него будет лицо, когда узнает про ее бегство. Она могла оставить для него записку, но не могла сказать правду. Если он хоть на миг заподозрит, что она отправляется в Средиземное море, то догадается, что искать ее нужно в Истборне, в доме лорда Рамзи.

Она присела за небольшой стол у себя в гостиной и долго смотрела на чистый лист бумаги, пытаясь придумать, что написать, чтобы не навлечь на себя гнев и в то же время не разбить сердце мужчины, которого полюбила. Солгать ему? Написать правду? Где найти нужные слова, но при этом не выдать, куда направляется? Что написать, чтобы он не чувствовал себя преданным и не возненавидел ее?

Что она может написать?

Громко тикали часы, отбивая мучительный и неумолимый ритм: пора, пора, пора.

Пора…

Мия склонилась над чистым листом и начала писать…

Глава 23

Мия лежала в постели с влажной тряпкой на лбу, а муж в тревоге смотрел на нее. Хоть она и знала, что он тревожится только о ребенке, которого она носит, этот взгляд все равно был для нее очень дорог. Она старалась запомнить каждую черточку его лица, чтобы в предстоящие недели питать душу воспоминаниями.

— Уверена, что не нужно послать за доктором? — спросил Адам уже в который раз.

— Нет, мне просто надо отдохнуть. — Обманывать его было и в самом деле больно. — Очень жаль, что я пропущу спектакль. Девочки уже несколько дней ждут этого вечера и подбирают наряды.

Адам холодно взглянул на нее из-под опущенных век и отвернулся:

— Я передам им, что ты сожалеешь.

— Адам… — Мия сглотнула. Надо быть осторожной, чтобы все не испортить. — Я просто хочу, чтобы ты знал, как много для меня значишь.

Она не это хотела сказать, но ничего получше придумать не смогла, помня о предстоящем обмане.

Адам смотрел на нее так, словно они не были знакомы. Мия отчаянно искала в его глазах намек на хоть какие-то чувства, но видела перед собой лишь красивое, но холодное лицо.

В комнату ворвалась Лавалль и поставила на прикроватный столик еще один стакан.

— Прошу прощения, лорд Эксли. Это миссис Харпер передала для вас, миледи.

Лавалль шмыгнула носом, а ее пренебрежительный тон ясно давал понять, как она к этому относится. Она отвернулась, не подозревая, что только что их прервала.

Губы Адама улыбались, но улыбка не коснулась глаз.

— Отдыхайте, миледи.

Мия наблюдала, как удаляется его подтянутая фигура. Он знает. Не понимая толком, что именно, знает: что-то не так. Хорошо, что ей не придется с ним видеться до отъезда, а то она была опасно близка к тому, чтобы сдаться на его милость.

Адам закрыл дверь спальни жены и долго смотрел на нее, словно деревянная створка могла объяснить, отчего у него в голове тревожно бьет колокол.

Ее слова его поразили. Он очень много для нее значит — какого черта? Если он так чертовски много значит, то что ее рука делала за пазухой проклятого лакея? А если то, что она делает, так чертовски невинно, почему не объяснится?

Эти четыре с половиной дня были худшими за последние десять лет. И, что еще хуже, он с самого начала знал, что добром это не кончится. Как он мог забыть болезненный, сокрушительный и унизительный урок, который усвоил так давно: что любовь в лучшем случае ведет к разочарованию, а в худшем — к предательству? Боже! Эта женщина не дождалась даже рождения ребенка, прежде чем броситься в объятия к другому. Адаму не хотелось даже думать о том, что ребенок может быть не от него.

Что с ним не так? Что отталкивает женщин? Он делает или говорит что-то не то? И как он мог поверить ей? Его разрывало от ярости на самого себя. Он был…

— Папа? — прозвучало так тихо, что Адам едва расслышал.

Он обернулся, и от открывшегося зрелища перехватило дыхание: Ева, одетая в облако муслина клубничного цвета, непослушная копна темных волос уложена аккуратными локонами. Адам не мог налюбоваться на дочь. Он всегда считал, что она вылитая Вероника, но теперь понял, что ошибался: своим лицом сердечком и темно-синими глазами невероятной красоты она напоминала его мать.

Высокие скулы девочки — так похожие на его собственные, как только сейчас он заметил, покраснели в ожидании его реакции.

Он улыбнулся и взял ее за руку:

— Ты прекрасна, моя милая.

— Спасибо, папа, — улыбнулась девочка и стала еще прекраснее.

— Папа? — Из-за спины Евы вышли Кэтрин и Мелисса с робкими и милыми улыбками на лицах.

— Боже милостивый! — пробормотал Адам.

Что-то в груди мешало ему сказать больше.

— Мия помогла нам подобрать цвета, — сказала Мелисса, одетая в бледно-желтое платье, на фоне которого ее песочные волосы и веснушчатое лицо казались золотистыми.

Адам взглянул на младшую из девочек, чьим отцом он не был и знал об этом, и взял кончиками пальцев за округлый подбородок.

— Ты хорошенькая, как лютик, и выглядишь такой взрослой. — Он повернулся к Кэтрин. — А тебе очень идет белое — совсем невеста.

Ева и Кэтрин, унаследовавшие от них с Вероникой темные волосы и цвет глаз, обещали стать красавицами, как их мать. Адаму оставалось лишь надеяться, что от матери им досталась только внешность.

Адам получил от этого вечера гораздо больше удовольствия, чем ожидал. Ему понравилось не столько само представление, сколько радость, которую оно принесло его дочерям. Они пили лимонад в своей личной ложе вместе с внучкой леди Хаммерсмит и несколькими другими знакомыми молодыми дамами. Окружающие наверняка сочли странным, что он взял с собой Еву и Мелиссу — совсем еще девочек, но Мия убедила его, что им полезно будет ненадолго выйти в свет, и Адам с ней согласился. Его настолько очаровал восторг девчонок по поводу спектакля, что он жалел, что Мия его пропустила, хотя ее присутствие в ложе повлекло бы за собой неловкость, по крайней мере для него.

Когда они вернулись домой, в передней их встретил не только дворецкий Бетсон, но и Сейер с горничной его жены, словно они все ждали его возвращения. Адам удивленно посмотрел на Сейера и заметил, что всегда невозмутимый камердинер несколько взволнован.

По спине пробежал холодок страха.

— Ждите меня в кабинете, — приказал он Сейеру и Лавалль.

Казалось, конца не будет восторгам, уверениям в любви и пожеланиям спокойной ночи. Наконец девочки разбрелись по своим комнатам, и, дав Бетсону знак следовать за ним, он направился в кабинет, где перед большим столом его уже ждали встревоженные слуги.

— Что случилось, Сейер?

— Милорд, — начал камердинер, бросив нервный взгляд на француженку, — э-э… мадемуазель Лавалль нашла письмо на ваше имя, когда недавно заглянула к леди Эксли. Она, э-э… — Он с мольбой посмотрел на горничную, но та проигнорировала его взгляд. — Э-э, по всей видимости, леди Эксли уехала, милорд. — Сейер протянул хозяину запечатанную записку на личной почтовой бумаге Мии с вензелями.

Адам опустился на стул, опасаясь упасть. Записка в руке казалась ему едва ли не смертным приговором и распечатывать ее он почти боялся.

Все повторялось, словно какой-то нескончаемый кошмарный сон.

— Присядьте, — сказал он слугам, в тревоге застывшим у стола.

Почерк у его жены был совершенно детский — такой могла иметь женщина, которой мало доводилось писать. Были здесь какие-то пятна и чернильные кляксы, словно ее совсем не заботило, как будет выглядеть это послание.

«Адам, ты даже представить себе не можешь, как я сожалею о том, что вынуждена сделать. Никакие слова не смогут улучшить эту новость: я ухожу от тебя, потому что у меня нет другого выхода. Я не могу сказать, почему ухожу и куда направляюсь, иначе ты меня остановишь, а это недопустимо.

Я оставляю тебя не потому, что не люблю или хочу этого, а потому что должна.

Как только я покончу с делом, ради которого ухожу, непременно вернусь к тебе. Ты наверняка будешь тревожиться о ребенке, которого я ношу, и бояться, что ему причинят вред.

Пожалуйста, знай: я буду оберегать нашего нерожденного ребенка и твоего наследника, как только смогу.

Надеюсь, ты сможешь простить меня, но даже если нет — я пойму.

Твоя жена Мия».

Адам перечитал записку несколько раз, опасаясь, что упустил что-то важное, какой-то существенный фрагмент информации.

Он взглянул на слуг. Похоже, весь его вид выражал полнейшую растерянность. Наконец заговорил Бетсон. Обычно чинный дворецкий был бледен и подавлен.

— Милорд, мне тяжело говорить вам об этом.

— Что такое, Бетсон? — Адам не представлял, как ему удалось спросить это спокойно, в то время как внутри он разрывался на куски.

— Сегодня днем, когда я отправил Карлсона с поручением, он видел леди Эксли довольно… бурно обсуждавшей что-то с… неким человеком.

— Человеком?

— Да, милорд, с мужчиной.

Адам нахмурился, его бросило в жар.

— И что с того?

Бетсон сглотнул:

— Они обсуждали что-то с большим… пылом, милорд. Со стороны Карлсона это было неправильно, но он задержался и подобрался поближе, чтобы… э-э, говоря откровенно, милорд, он подобрался достаточно близко, чтобы подслушать разговор леди Эксли и молодого человека.

Бетсон опять умолк, и Адам выкрикнул, напугав и себя, и остальных присутствующих:

— Черт побери, да не тяни ты!

— Карлсон сказал, что они не все время говорили по-английски — еще по-французски и на каком-то другом языке. Карлсон не все смог разобрать, но точно слышал слово «выкуп».

Адам молча смотрел на дворецкого, и тот продолжил:

— За кого выкуп, какой — он не смог понять, но ее милость очень переживала за кого-то по имени Габриель.

— Габриель?

Бетсон кивнул:

— Да, милорд, вроде бы так.

Адам взглянул на записку: там определенно никакой Габриель не упоминался.

— Это все, что Карлсону удалось услышать?

Бледные щеки Бетсона покраснели как яблоки.

— Бетсон, если ты сейчас же не расскажешь мне абсолютно все, я тебя уволю! — пригрозил маркиз, и эти тихие слова напугали дворецкого куда больше.

— Они собирались встретиться сегодня ночью в «Черном лебеде», милорд.

Черт побери! «Черный лебедь» — самый сомнительный постоялый двор в Брайтоне. Не раз его обыскивали сборщики пошлин. До обысков он был, пожалуй, самым известным местом встречи контрабандистов — все знали, что в его подвалах хранится контрабанда.

— Приведи сюда Карлсона.

Когда дворецкий вышел, Адам обернулся к остальным слугам.

— Кому-то из вас есть что добавить к этому?

— Только то, что госпожа взяла с собой очень мало своих вещей, милорд, — сказала француженка, неодобрительно скривив узкое лицо, словно в побеге Мии был как-то повинен ее муж.

— Можешь идти.

Лавалль поднялась и с явной неохотой покинула комнату.

Адам снова плюхнулся в кресло и взглянул на Сейера.

— Когда мы поговорим с Карлсоном и он опишет нам того мужчину, ты отправишься на постоялый двор и выяснишь, когда они уехали и куда направились.

Сейер кивнул, как всегда, с непроницаемым видом. Адам невольно задался вопросом, о чем тот думает. Уже третья жена его хозяина при первой же возможности бежала от него куда подальше. Боже всемилостивый, что же начнется, когда об этом прознают авторы скандальных листков!

Когда Карлсон вошел в кабинет, вид у него был как у приговоренного к казни.

— Тебе нечего бояться, — успокоил его хозяин. — Я просто хочу, чтобы ты описал человека, с которым говорила леди Эксли. Пожалуйста, во всех подробностях, только побыстрее. Время дорого.

Лакей глубоко вздохнул.

— Молодой, лет двадцати пяти. Говорил как француз, но на француза не похож. Он… — Карлсон с трудом подыскивал слова. — Здоровенный такой, милорд, загорелый до черноты, светловолосый. Глаза странные: желтые, как у демона… ну очень необычные, милорд.

Он умолк, глядя на хозяина в ожидании.

Адам коротко кивнул:

— Продолжай.

— Одет был как благородный, необычно, неожиданно даже при такой грубой внешности.

— Грубой? — повторил Адам.

— Да, милорд. Ручищи здоровые, и плечи как у быка. Я не рискнул подойти ближе, но даже мне было видно, что это работяга. Прошу прощения, милорд, — сказал Карлсон, почему-то покраснев.

Адам поднял брови:

— Это все?

Лакей с минуту подумал:

— Да, милорд.

Адам отослал его и повернулся к Сейеру.

— Пойду переоденусь, а ты упакуй все самое необходимое, лишнего не бери, и оседлай Буруна для себя и Макса для меня. Встретимся в «Черном лебеде», оттуда и поедем. — Он сделал паузу. — Не знаю, что это за человек, но у Мии не так много знакомых в Англии. Я почти уверен, что мне известно, куда она направляется, надо просто уточнить.

Его слова так удивили Сейера, что тот даже продемонстрировал что-то похожее на эмоции, но Адам пока не собирался ничего объяснять.

Как только Сейер ушел, он взял кольцо с ключами, припрятанное за часами, и отпер небольшой шкафчик, где в отполированном до блеска деревянном ящичке хранил дуэльные пистолеты, а еще короткую шпагу.

Переодеваясь в костюм для верховой езды, Адам еще раз мысленно повторил то, что необходимо сказать Бетсону до отъезда. В первую очередь следовало объяснить дочерям их с Мией внезапное исчезновение.

Натягивая сюртук, он почувствовал что-то в нагрудном кармане и вытащил оттуда маленькую дамскую зеленую перчатку и невольно улыбнулся. Мягкая кожа все еще хранила ее запах, и Адама буквально скрутило от тоски. Глядя на изящную вещицу, он пообещал:

— Я вас отыщу, миледи. И когда сделаю это…

Он замолчал. Что будет тогда? Разве она может что-то сказать или сделать, чтобы изменить его чувства — ярость, опустошение и потерянность?

Адам пожал плечами, засунул перчатку Мии за край жилета и взял собственные. Когда он до нее доберется, то заставит ответить на эти вопросы.

Глава 24

Почтовая карета, нанятая Бушаром, ехала быстро, и Мия сказала себе, что только это имеет значение. Конечно, это не роскошный экипаж Адама, где она лежала на горе подушек в обнимку с ним. Она постаралась прогнать прочь тоску по мужу и сосредоточиться на своих дальнейших планах. Далеко не в последнюю очередь необходимо было решить, что делать, если, как она ожидала, барон Рамзи откажется ей помогать.

Сквозь замызганное окно повозки лунный свет почти не проникал. Мартену пришлось долго уговаривать служащих в конторе почтовых карет согласиться отправить экипаж такой темной ночью. В итоге всё решили деньги: пришлось заплатить им втрое больше обычного.

Мия царствовала в карете единовластно: Бушар настоял на том, чтобы ехать впереди форейторов и обеспечить безопасность: мало ли, вдруг наткнутся на внезапное препятствие. Дорогу хоть и развезло после недавних сильных ливней, но не настолько, чтобы всерьез помешать им, и Мия предположила, что речь шла о ворах и грабителях.

Мия не могла себе представить, каким глупым разбойником надо быть, чтобы рискнуть связаться с Мартеном. Помимо пары заряженных пистолетов в седельной сумке, при нем также лежала устрашающего вида сабля. Все оружие было пышно изукрашено, каждый пистолет имел узорчатую кожаную кобуру, а сабля — ножны с тиснением. Мартен и сам производил впечатление на своей огромной гнедой лошади и в добротном костюме для верховой езды, который не уступал вещам ее мужа.

Мию поразило качество его одежды. Когда видела его на корабле барона Рамзи, ей и в голову не могло прийти, что ему хватит денег и вкуса, чтобы одеваться с таким лоском. Наверняка заработал себе состояние на службе у Рамзи, который захватил не меньше пиратских кораблей, чем сами пираты.

Мия плохо помнила путешествие из Орана в Истборн: была так рада, что Джибриль согласился поехать в Англию, что ни о чем другом и думать не могла. Впрочем, благодаря Мартену Бушару кое-что из поездки ей запомнилось.

С первого дня на борту «Призрака Батавии» он не скрывал своих намерений.

После многих лет жизни с султаном, считавшим всех девушек старше тринадцати старухами, Мие приятно было столь откровенно похотливое восхищение. Очень скоро она начала и сама, того не замечая, заглядываться на него: любоваться, как он разгуливает по кораблю, одетый только в потертый кожаный жилет и штаны из оленьей шкуры, облегающие его бедра как боевая раскраска.

Хоть его откровенная чувственность и пробудила в ее теле давно дремавшие потребности, Джибриля ситуация доводила до белого каления.

— Этот мужлан просто свинья! Не надо с ним общаться, матушка. В дальнейшем прикрывайся, когда выходишь на палубу.

Джибриль знал, что среди британских женщин не принято скрывать тело и лицо, но его берберская сторона — та, что требовала, как султан, скрывать и оберегать своих женщин, — не могла смириться с тем, что кто-то пялится на его мать.

Как-то Бушар зашел к Мие, как раз когда Джибриль выходил от нее, громко возмущаясь, что она отказывается надеть хиджаб.

— Твой сын сторожит тебя как верный пес, — сказал француз по-английски с сильным акцентом, издевательски ухмыляясь.

Мия окинула его взглядом с ног до головы, прежде чем посмотреть в невероятные золотистые глаза.

— Возможно, он прав. На корабле много голодных.

Бушар расхохотался, но не стал отрицать ее правоту, хоть Мия и видела, что поблизости не так уж много псов настолько голодных, как Мартен Бушар. Она и в постель с ним не легла только потому, что понимала, каково ее сыну будет видеть, как она снисходит до мужчины, которого он считал слугой. Как бы Мие ни хотелось верить, что она сыграла главную роль в воспитании Джибриля, султан тоже оказал влияние на сына.

А теперь Бушар стал капитаном собственного корабля «Золотой серп» — пиратского судна, которое терроризировало воды Средиземного моря. Бушар стал богатым и независимым судовладельцем. Если добавить к этому его внешность и высокомерие, становилось ясно, откуда такая самоуверенность.

За то недолгое время, что провела в приватной обеденной комнате в «Черном лебеде», Мия успела понять, какое влияние он оказывает на окружающих — как мужчин, так и женщин. Подавальщицы в грязной замызганной таверне выстраивались в очередь, чтобы угодить экзотическому богачу. Судя по тому, как ощупывал их хозяйским взглядом, он уже успел попользоваться самыми красивыми из них, пока жил здесь.

По враждебному отношению к нему мужчин в конторе почтовых карет было видно, как действуют на них его внешность, поведение и богатство. И Мия не могла их за это винить: никогда еще ей не доводилось видеть, чтобы кто-то относился к людям так пренебрежительно, даже Адам, которому хватало наглости и на герцога смотреть высокомерно. Если Адам когда-нибудь и явится на постоялый двор, что маловероятно, ему не составит труда разузнать у работников этого сомнительного заведения о заносчивом французе.

Оскорбительное поведение Бушара тем не менее вызывало у нее невольную улыбку. Мысленно, похоже, он раздевал каждую встречную женщину и устраивал взбучку каждому мужчине. Он был сама страсть и агрессия. Мия не могла не признать, что он куда привлекательнее ее мужа, но искушение поддаться его чарам больше ее не посещало, что крайне раздражало Бушара.

Открыто дав понять, что не собирается делить с ним постель, или, точнее, конюшню, ведь именно там они ожидали, когда подготовят экипаж, а Бушар впервые попытался ее охмурить, описывая с самодовольной уверенностью, как сможет ублажить ее самыми разными способами, Мия привела его в недоумение.

Она отдала свое сердце мужу, хотя ему это, скорее всего, было ни к чему. Мысль, чтобы лечь с другим мужчиной — даже таким привлекательным, как Мартен Бушар, — не вызывала у нее никакого интереса. Его золотистые глаза, которые когда-то казались ей завораживающими, не шли ни в какое сравнение с льдисто-голубыми, которые разгорались от страсти всякий раз, как смотрели на нее.

Она и на миг не могла предпочесть крупные, красиво очерченные губы француза тонким, но в то же время более чувственным губам Адама, которые превращались из жестоких в веселые в мгновение ока. Ей вовсе не хотелось проводить время с другими мужчинами. Ничьи характеры не казались ей такими интересными, загадочными и увлекательными, как его.

Мие вскружил голову собственный муж.

Вместо того чтобы найти это обстоятельство отталкивающим или пугающим, Мия приняла его с радостью и облегчением. Она так долго искала любви, но никогда по-настоящему не верила в нее и не думала, что ее обретет. Теперь, наконец обретя ее, Мия не могла об этом сожалеть. Даже если Адам больше никогда ее не примет после этой истории, даже если останется ее мужем только ради наследника, она не станет жалеть о глубине своих чувств к нему.

Единственный, кто ей дороже Адама, ее сын. И он же единственный, ради кого она готова бросить Адама. Сейчас в душе Мии не было места для сожаления о своем решении. Она с тоской подозревала, что за то, что сделает сегодня, ей придется расплачиваться всю жизнь.

Мия ни за что бы не догадалась, что сможет спать в убогой почтовой карете, но, когда экипаж внезапно остановился, поняла, что, должно быть, проспала несколько часов. В предрассветных сумерках очертания родового гнезда барона Рамзи были едва различимы. Прежде ей всего раз приходилось бывать в Лессинг-холле, да и то глубокой ночью, а она была слишком расстроена, чтобы что-то замечать.

В окне кареты возникло лицо Мартена. По темным пятнам под его пугающими глазами было видно, что ему непросто дался долгий путь в ночи.

— Побудь тут, пока я сообщу барону.

Когда дверца снова открылась и Мартен, откинув подножку, протянул ей руку, Мия как раз приводила в порядок одежду и волосы. Вид у него был грозный, и Мия невольно гадала, что так могло разгневать его за столь недолгое время.

Ответ на этот вопрос стал ясен, когда она добралась до дверцы и наткнулась на чопорную мину человека, который не мог быть никем иным, кроме дворецкого.

— Леди Эксли?

— Да, я леди Эксли.

Дворецкий помедлил, явно не зная, как себя вести дальше, и оглядел даму, которая была дочерью герцога и маркизой, потом повернулся к Мартену и посмотрел на него, как на вонючую кучку нечистот, в которую едва не вступил.

Мартен взмахнул руками.

— Voyons![6] Ты ее увидел. Теперь ступай и позови барона.

Он схватил Мию за руку, оттер плечом перепуганного дворецкого и повел ее через просторный холл, вверх по лестнице и дальше по длинному коридору, прихватив канделябр с пристенного столика. Бушар открыл дверь и, мягко подтолкнув Мию вперед, прежде чем закрыть дверь за ними обоими, жестом указал на стул:

— Садись.

Бушар поставил канделябр на длинный стол за диваном, зажег еще несколько свечей и отошел к небольшому столику. По звону стекла Мия поняла, что он наливает себе выпить, потом еще, видимо залпом выпив содержимое первого стакана.

— Бренди? — спросил Бушар, когда вторая порция последовала за первой, словно только сейчас понял, что невежливо с его стороны наслаждаться выпивкой и не предложить ничего ей.

— Да, пожалуй, только чуть-чуть, — согласилась Мия, хоть и подозревала, что ей понадобится больше.

Бушар хмыкнул и занялся графином. Без лишних церемоний передав ей стакан, он развалился на диване напротив. Его элегантный костюм для верховой езды был весь измят и перепачкан после долгого ночного пути. Бушар потягивал свой бренди, глядел на нее с подозрением и откровенно враждебным блеском в глазах.

— Похоже, здесь тебя хорошо знают, — сказала Мия.

Бушар грубо фыркнул и сделал еще глоток:

— Этот идиот дворецкий… Я бы его отделал как следует, но он и так на ладан дышит.

— Ты часто здесь бываешь?

Теперь, когда он больше не пытался соблазнить ее каждым словом и взглядом, она нашла его заносчивость совершенно безвредной, какой-то даже мальчишеской: Джибриль часто вел себя так же властно.

— По возможности нет. — Он допил бренди и со стуком поставил стакан на стол, утирая губы тыльной стороной ладони.

Губы его были раздраженно сжаты и сразу утратили привычную чувственность.

Мия рассмеялась, за что была вознаграждена ядовитым взглядом.

Дверь распахнулась и ударила о стену с таким грохотом, что оба вскочили.

— Милорд, я… — начал Бушар.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — заорал Рамзи.

Его единственный зеленый глаз смотрел прямо на Мию, и она не столько увидела, сколько почувствовала вздох облегчения Мартена: гнев барона направлен не на него. Но она не собиралась позволить Рамзи ее запугать, каким бы грозным тот ни был.

— Асад держит Джибриля в плену! — заявила Мия, уперев руки в бока.

Рамзи остановился за шаг до нее и поднял руки, словно намеревался схватить в охапку и запихнуть в карету, но повернулся к Бушару.

Совсем недавно еще такой высокомерный капитан только пожал плечами и уставился на свои сапоги.

— Где Эксли? — Взгляд Рамзи заметался по комнате, словно Мия могла где-то здесь спрятать мужа.

— Он не знает, что я здесь.

Рамзи зарычал и взъерошил и без того растрепанные со сна волосы.

— Ты явилась сюда без него? Ты в своем уме? Когда узнает, где ты, он меня на куски порвет.

— Ты что, не слышал меня? — повысила голос Мия.

— Да, — выкрикнул Рамзи, — я тебя услышал! Брат захватил твоего сына в плен. Они, черт подери, воюют между собой! Какого дьявола ты ожидала? Я говорил твоему буйному мальчишке, чтобы остался в Англии, но он меня не послушал. — Барон окинул ее убийственным взглядом. — Так же как и ты, когда я велел тебе обо всем рассказать Эксли. Впрочем, чего ожидать: яблочко от яблоньки…

Мия привстала на цыпочки и что есть силы ткнула Рамзи пальцем в грудь, потом топнула ногой, вне себя от ярости.

— Послушай меня, ты… ты… болван!

У Рамзи отвисла челюсть: при других обстоятельствах это было бы забавно, но сейчас только раздражало еще больше.

— Я не собиралась сюда приходить, чтобы выслушивать твои умозаключения, но Бушар меня заставил. Так может, ты позволишь мне объяснить, что случилось, вместо того чтобы рычать на меня как зверь? Может, хоть раз в жизни помолчишь и послушаешь меня?

Последние слова Мии прозвучали как выстрелы, и у Рамзи аж рот захлопнулся так, что зубы щелкнули, а вот у Мартена, напротив, челюсть чуть не отвисла до полу. Вытаращив глаза, он смотрел то на Мию, то на своего бывшего капитана, которого боялись даже жестокие убийцы и разбойники. Тишина в комнате оказалась не слишком долгой: ее прервал скрежет зубов Рамзи. Казалось, прошли годы, прежде чем он кивнул и указал на козетку у нее за спиной.

— Садись и расскажи, что тебя сюда привело.

Он рухнул на стул напротив и приготовился слушать.

Ноги у Мии тряслись, как бланманже, когда она села. Изложив события последних двенадцати часов, добавила:

— Я пришла к тебе только потому, что на этом настоял Мартен. Он заметил — и был совершенно прав, — что ты один из немногих, кому удалось бежать из помещений для рабов во дворце султана, а ведь именно там, скорее всего, держат Джибриля. Мартен считает, что у тебя есть информация, которая поможет вытащить его оттуда. Он не верит, что Асад отпустит Джибриля, даже если получит деньги.

Барон прищурился, глядя на Бушара. Что бы тот ни прочел по лицу Рамзи, это заставило его покраснеть и опустить глаза.

Барон тяжело вздохнул и потер шрам, который шел у него ото лба к подбородку. Именно от этой раны он лишился глаза — сувенир от султана Бабы Хасана, отца юноши, которому Мия просила помочь. Какая ирония судьбы.

— Мартену следовало бы сперва прийти ко мне, а уже потом говорить с тобой. Но он прав: Асад потребовал, чтобы ты лично доставила выкуп, только ради мести. И ты это понимаешь.

Мия кивнула:

— Да, он всегда был уверен, что это я убедила султана приказать убить его мать. Это не так. Но и пощадить ее я не просила.

— Рад это слышать, — сказал Рамзи. — Мать Асада была чудовищем и держала в страхе всех рабов, что жили во дворце.

— Не стану отрицать: она была страшной женщиной, но ее смерть сломала жизнь ее сыну. После того что натворила его мать, султан больше не доверял Асаду. Ее смерть повергла молодого человека в глубокий стыд и ярость, а кроме того, возвысила моего сына за его счет.

Рамзи отмахнулся.

— Это все дело прошлое. — Раздражение на его лице сменилось деловитостью. — Мартен прав: нам придется похитить Джибриля из дворца.

— Нам? Ты что, тоже собираешься ехать? Ведь только-только вернулся в Англию.

— Да, собираюсь. — Рамзи нахмурился, злясь скорее на себя, чем на Мию. — Как бы неудобно это ни было, и пусть она хоть шкуру с меня сдерет, но ты? От тебя… — Он ткнул пальцем в сторону Мии. — От тебя там не будет никакого проку. В сущности, все, на что ты способна, — это стать легкой мишенью для Асада. Так что если ты…

За дверью послышался шум, раздались шаги.

— Какого дьявола там творится? — Рамзи вскочил и бросился к двери, но она сама распахнулась.

Мия пыталась разглядеть, что там происходит, но из-за широких плеч барона не могла ничего увидеть.

— А, Рамзи. Вот ты-то мне и нужен.

Адам. Мия вскочила на ноги.

— Итак, говорить по-хорошему уже поздно. Где… моя… жена? — Шпага с шелестом покинула ножны.

Глава 25

Адаму пришлось дюймов на шесть приподнять голову, чтобы посмотреть Рамзи в глаза. Он не собирался вынимать шпагу, но затянувшийся разговор с дворецким ослабил и без того хрупкий контроль над эмоциями. И вот теперь он стоял перед громилой бароном с обнаженной шпагой в руке.

Рамзи поднял руки и попятился, усмехнувшись:

— У меня нет при себе сабли, да если бы и была, я бы не стал с вами драться, на тот свет пока не тороплюсь.

Адам убрал шпагу в ножны и прошел в комнату. Коротко взглянув на жену и убедившись, что с ней все в порядке, он впился взглядом в ее похитителя, на лице которого играла усмешка.

— Ты.

Прежде чем он успел добраться до заносчивого ублюдка, который вскочил и сделал шаг к нему, лапища Рамзи будто клещами сжала плечо Адама, а другая легла на запястье руки, снова потянувшейся к шпаге.

— Ну-ну, Эксли. Я не могу позволить вам убить Мартена: это удовольствие, знаете ли, лучше припасу для себя. Может, спросите свою жену, зачем она здесь? Полагаю, ей есть что вам рассказать.

Барон развернул Адама лицом к Мие и отпустил.

— Присаживайтесь, а мы с Мартеном перейдем в библиотеку. — Рамзи мрачно покосился на Бушара. — Хочу сказать ему пару ласковых. Когда закончите здесь, присоединяйтесь к нам, и давайте все обсудим как взрослые здравомыслящие люди.

Адам неотрывно смотрел на склоненную голову своей жены, затем, как только дверь за ушедшими закрылась, отошел к огромному венецианскому окну и уперся в него рукой, глядя на первые лучи рассвета.

— Адам?

Он взял себя в руки и обернулся.

— Пожалуйста… — Мия указала на диванчик. — Присядешь? Я должна все тебе рассказать.

Адама трясло от ярости, порожденной пережитым ледяным ужасом оттого, что не успеет вовремя ее настигнуть, что с ней что-нибудь случится, что она никогда больше не вернется, что, не дай бог, погибнет. Он стиснул зубы и сел.

Мия положила руку ему на локоть. Глаза ее были полны боли и тревоги.

— Я почти с самого начала хотела рассказать тебе правду, но боялась.

Адам скрестил руки на груди, отчего его локоть выскользнул из-под ее ладони:

— Продолжай.

— Когда мы встретились в первый раз, я была очень несчастна, и те недели, что провела в Англии, были ужасны. Отец был со мной холоден, во всем мною помыкал, и я быстро поняла, что он жалеет о моем возвращении на родину. За считанные дни во мне поселилось такое же сожаление — ну почему я не отправилась куда угодно, только не сюда, туда, где могла бы жить спокойно и никто не тыкал бы в меня пальцами, где не служила бы пищей для слухов среди людей, которые меня ненавидят. — Она так шумно сглотнула, что Адам это услышал. — Должна признаться, что, соглашаясь на наш брак, я планировала сбежать, как только ты оставишь меня в Эксаме и вернешься в Лондон.

Адаму каждый вдох давался с трудом, словно некая невидимая сила сжимала ему грудь. Он не мог отвести глаз от Мии. Она выбрала его не несмотря на его репутацию, а благодаря ей: ей был нужен мужчина, при котором жены не задерживались, и она нашла для этого идеального кандидата.

Мия опять коснулась его руки.

— Я намерена вернуться в Средиземноморье и воссоединиться с сыном.

У Адама отвисла челюсть:

— С сыном?

— Да, я солгала, когда сказала, что он умер. Вернувшись в Англию, я решила хранить его существование в тайне, потому что всякое упоминание о ребенке, рожденном вне брака, сделает и без того плачевную ситуацию еще хуже, не говоря уже о том, что отец мог бы заподозрить меня в решении бежать.

Сын? Так вот что она скрывала?

— Мой сын был законным наследником своего отца. Хотя Джибриль — так по-арабски звучит имя Габриель — и не был старшим сыном султана, Баба Хасан всегда любил его больше других. Старший брат Асад не пожелал уступить ему трон после смерти отца. Больше полугода они сражались за богатство, власть и подданных султана, а теперь Асад захватил Джибриля в плен и требует за него выкуп. Если я не привезу деньги… — Мия провела рукой по лицу, словно хотела стереть эту ужасную мысль. — Асад его убьет. — Она обеими руками ухватила мужа за локоть. — Теперь понимаешь? Понимаешь, почему мне пришлось так поступить?

Адам отдернул руку. От ярости и растерянности прикосновение жены было ему неприятно.

— Когда ты узнала о похищении сына, почему не пришла ко мне? Почему обратилась к какому-то… какому-то… — Он гневно указал на кресло, где только что сидел этот наглый ублюдок и ухмыльнулся, ведь Мия обратилась не к мужу, а к нему. Боль и обида в собственном голосе взбесили его еще больше.

У Мии дрожали губы.

— Я хотела, правда хотела, но боялась. Мне действительно нужно ехать к нему, ехать в Оран.

— Что? — в ужасе выкрикнул Адам.

— Асад требует, чтобы я лично доставила выкуп.

— Ты собралась ехать в Африку?

Мия кивнула.

— Ты с ума сошла, черт тебя подери? — Он в бешенстве вскочил на ноги и гневно взглянул на нее. — Это исключено! Я отправлю туда человека Рамзи с деньгами. Оплачу все, что потребуется, корабль и команду. А вы, мадам, если куда и отправитесь, так только в Эксам.

Мия крепче вцепилась ему в руку:

— Мне нужно ехать самой. Асад примет деньги только из моих рук.

Адам почувствовал себя частью какого-то гротескного фарса и едва сдержался, чтобы не схватить ее и не встряхнуть, да так, чтобы зубы застучали.

— Меня не волнует, чего он хочет! Что бы ты там ни планировала по части отъезда из Англии, это не обсуждается, и чем скорее ты с этим смиришься, тем лучше будет для всех.

Мия упала перед ним на колени.

— Адам, если ты не пустишь меня к сыну и с ним что-нибудь случится, я никогда тебе этого не прощу. Понимаешь, что это будет значить для нас?

Слезы заструились из ее уже и так покрасневших и опухших глаз.

— Хочешь сказать, что после того, что ты уже натворила, речь может идти о каких-то «нас»?

Его слова были как удар бича. Он отстранился, сгорая от отвращения к ее мольбам и к себе самому, из-за того, что чувствовал себя бессердечным и напуганным.

— Адам, позволь мне еще объяснить насчет Гембла.

Он поднял ее на ноги и подтолкнул к козетке.

— Садись. — Он развернулся и принялся ходить из угла в угол. — Слушаю тебя. Чего еще я не знаю?

— Да, я действительно хотела заронить в нем надежду, что могу снизойти до него.

Адам фыркнул, не в силах смотреть на жену. Ему хотелось рвать и метать, что-нибудь расколотить. Его взгляд упал на мраморную статую в углу — олицетворение Фортуны, — он горько рассмеялся. Чертовски удачно — само вероломство и коварство.

— Адам, я сделала это только потому, что…

Он стремительно развернулся:

— Мне плевать, почему ты это сделала! Ты привела ко мне в дом, под мою крышу слугу, которому пообещала, что вы станете любовниками?

Мия кивнула, болезненно скривившись.

— Как далеко это зашло?

— Никуда это не зашло! Между нами ничего не было. Он уже начал злиться, потому что я отказывалась лечь с ним, вот я и решила на какое-то время выпроводить его из дома, пока не решу, как быть с сыном. Чтобы добыть денег на выкуп, дала ему драгоценности моей матери и отправила в Истборн. Как раз в тот день, когда ты застал нас в комнате, я их передавала и действительно расстегнула его ливрею и жилет, но только для того, чтобы сунуть туда сверток и убедиться, что он не слишком выпирает, что ничего не заметно… — Мия помолчала и покачала головой. — Глупо, да? — Ее голос превратился в едва различимый шепот.

Как бы то ни было, Адам ей поверил. Мия не дурочка, чтобы придумывать такое оправдание. Но главное оставалось неизменным — она привела в его дом мужчину, с которым собиралась лечь в постель в обмен на помощь. Это само по себе было ужасно, но она не отослала его даже потом, когда их чувства изменились и они поняли, что… Он остановился. «Их» чувства? Нет, это только его чувства изменились. Он до сих пор понятия не имел, что она чувствует к нему и чувствует ли вообще. Кто мог…

Мия опять подошла к нему и трясущимися руками ухватила под локоть.

— Ты должен меня отпустить, Адам, должен! Если не поеду, а он пострадает, я навсегда тебя возненавижу.

Адам, глядя на ее заплаканное лицо, вдруг почувствовал силу ее слов, вспомнил безнадежную ярость, которую испытал — и до сих пор испытывал, — когда понял, что не в силах спасти собственных детей. Если бы существовал способ уберечь дочерей от их туманного будущего и кто-то встал у него на пути, он не задумываясь убил бы этого человека.

Он прикрыл глаза. Африка? Но как можно допустить такое? Это же все равно что отсечь себе руку и бросить в Средиземное море. Нет, хуже: он мог бы научиться жить без руки, но не был уверен, что сможет жить без Мии, каким бы разгневанным, обиженным и разбитым себя ни чувствовал. Возможно, он никогда ее не простит, но это не значит, что готов отпустить.

Он взглянул на нее: эта женщина разбила ему сердце на мелкие осколки, но сейчас на ее лице был написан немой укор и страшная тревога.

Адам протянул ей руку.

— Пойдем.

Мия боялась спрашивать мужа, какое решение он принял. Дворецкий распахнул перед ними двери гостиной:

— Вот сюда, прошу вас, милорд, миледи.

Рамзи и Бушар ждали их в библиотеке, и как только они вошли, барон шагнул им навстречу.

Адам взглянул на него и с усмешкой заметил:

— Хочется верить, что вы не позволили бы моей жене пуститься в такое далекое путешествие, не спросив моего мнения.

Мия улыбнулась, глядя, как ее стройный, как рапира, муж бросает вызов великану Рамзи.

Барон кивнул:

— Вы совершенно правы, Эксли, я ни мгновения не допускал ничего подобного, как бы ваша жена меня ни тиранила.

Дружески улыбнувшись, он широким жестом пригласил их занять свободные кресла вокруг стола, где стоял поднос с едой.

Адам ничего не ответил, отпустил Мию и подошел к Мартену.

У нее перехватило дыхание, когда Бушар беззаботно поднялся на ноги. Оказалось, что они с Адамом примерно одного роста, но француз крупнее и шире в плечах.

— Леди Эксли сказала, что это вы передали ей новости о сыне.

Мартен усмехнулся, а маркиз продолжил:

— Благодарю вас за это, но, если вы станете действовать у меня за спиной, особенно когда дело касается моей жены, в следующий раз я не буду столь доброжелателен.

Его рука коснулась рукояти рапиры, которая все еще висела у него на поясе, и на какое-то ужасное мгновение Мие показалось, что Мартен закусит удила, но то ли потому, что это было для него не важно, то ли потому, что не было намерения драться, то ли из опасений навлечь на себя гнев Рамзи, он только пожал плечами. И напряжение схлынуло.

Адам сел на козетку рядом с Мией и взглянул на барона:

— Когда отправляемся?

Они обсуждали сложившуюся ситуацию так долго, что были едва в состоянии держать глаза открытыми. Многое из того, что собирались сделать, зависело от положения дел в Оране, а это можно будет узнать лишь по прибытии туда.

— В любом случае, — сказал Рамзи, заметив, что его собеседники зевают, — мы не можем все решить сейчас. Надо как следует выспаться — больше сегодня все равно делать нечего. Мы не можем уехать раньше завтрашнего дня, да и то если повезет. — Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. — У меня в Лондоне есть одно важное дело, и я должен отправить кое-кому весточку, что его придется отложить на неопределенный срок. Дайте мне время разобраться с этим до завтрашнего вечера, и мы сможем встретиться за обедом и все обсудить.

Лессинг-холл, родовое гнездо Дейвенпортов, считался одной из самых впечатляющих загородных резиденций в Англии, и было нетрудно понять почему. Древнее здание построили в саксонский период, но его неоднократно достраивали и обновляли на протяжении последующих веков.

Хозяйка дома, тетка лорда Рамзи — нынешняя графиня Дейвенпорт, — уехала в Лондон вместе с сыновьями-близнецами, но миссис Фаринг, ее экономка, подготовила для гостей просторные и уютные комнаты.

Адам привез с собой Сейера, и они удалились в отведенную ему спальню, пока миссис Фаринг показывала Мие соседнюю комнату, где ее уже ждала горничная.

— Я позволила себе выбрать вам в услужение, миледи, Бесси, раз вы не привезли служанку с собой. Прошу вас, не стесняйтесь и сразу говорите мне, если что-то не так или что-нибудь понадобится.

— Спасибо, миссис Фаринг.

Экономка удалилась. Мия позволила Бесси переодеть ее ко сну и унести одежду почистить и только тогда открыла дверь соседней комнаты. Ей никогда еще не приходилось видеть такой огромной медной ванны, как та, что стояла здесь. Ее муж с полотенцем в руке был здесь же, но не один: Сейер с охапкой одежды в руках, когда увидел ее, молча покинул комнату.

Мия сама не ожидала, что ей будет так обидно оттого, что Адам принял ванну без нее: ведь знал, как она любит мыться с ним вместе.

Он был зол, и Мия понятия не имела, как вернуть ту близость, что была между ними, пока ее ложь не оттолкнула его. Неужели она разрушила ту хрупкую связь, что установилась между ними? Неужели после стольких лет она обрела любовь лишь для того, чтобы уничтожить ее своими руками?

Наверное, она как-то выдала себя. Адам поднял голову и взглянул на нее.

Мия подошла к нему, забрала полотенце и принялась его вытирать. Глаза у него были совершенно стеклянные, когда он наблюдал за ней. Ответом на ее улыбку был бесстрастный взгляд.

— В жизни не видела такой громадной ванны.

— Рамзи и сам крупный мужчина, а его дядя и дед были еще больше. — Адам поднял руку, давая ей обтереть его подмышку.

Сколько бы раз Мие ни доводилось видеть мужа обнаженным, ее сердце реагировало однозначно. Посмотрев ему в глаза, она покраснела под его прямым взглядом, устыдившись, что вынудила гоняться за ней и с боем пробивать себе дорогу в чужое жилище. Она поступила дурно и выставила его на посмешище — совсем как его предыдущие жены.

— Мне очень стыдно, Адам, поверь.

Он взглянул на нее так же холодно, как в тот вечер, когда они впервые встретились, когда он явился в дом ее отца, где было полно гостей, но никто с ним даже не поздоровался.

— Ты можешь меня простить?

Адам наклонился к ней так близко, что они едва не соприкоснулись носами и она могла видеть серебристые и голубые искорки в его глазах. На бледных скулах у него заходили желваки, и Мия не могла не почувствовать его гнев — его боль, но не знала, что сделать, что сказать, чтобы вернуть прежнее тепло.

— А что, мое прощение для тебя так важно?

Сердце Мии отчаянно забилось от этих холодных, насмешливых слов, но как выразить обуревавшие ее чувства, как показать, что разлука с ним невыносима, она не знала. Она взяла руку мужа и поднесла ладонь к губам.

— Как мне заслужить прощение, милорд?

Адам лениво пожал плечами, и мышцы его напряглись так, что ей захотелось вылизать его с головы до ног.

— Осмелюсь предположить, ты что-нибудь придумаешь.

Он смотрел, прищурившись, как она опускается перед ним на колени.

Адам стоял в высокомерной позе, подбоченившись. Вид мозолей на его большом и указательном пальцах — немое свидетельство постоянных тренировок с рапирой — невероятно возбуждал. Мия заглянула ему в лицо и увидела едва заметную презрительную ухмылку, которой не замечала уже давно: он опять нацепил маску равнодушия. Единственное доказательство, что это не так, маячило между ними. Мия перевела взгляд с его холодных глаз на возбужденное естество и потянулась к нему ртом, а лизнув, с удовольствием отметила волну судорожной дрожи, пробежавшую по телу мужа.

Нет, ему явно не было безразлично.

Мия провела языком вдоль пульсирующей жилки, вырвав у него прерывистый вдох, а потом и хриплое ругательство, без малейшего, впрочем, презрения.

— Черт побери!

Мия улыбнулась и приняла его в рот.

Адам запустил пальцы в копну медных волос, когда Мия приняла его глубже, безжалостно и искусно подводя к краю, и гораздо быстрее, чем ему бы хотелось.

Стоя на коленях, она казалась воплощением женского подчинения и раскаяния. Но, как бы умело она ни ублажала его ртом, Адам не мог забыть, что она самозабвенно занималась с ним любовью и в то же время держала в его доме другого мужчину, которого дразнила обещаниями. Он отступил в сторону, и Мия подняла взгляд, явно досадуя, что он прервал ее безупречные действия.

— Вставай! — Он схватил ее за плечи и рывком поднял на ноги.

Ее губы припухли и блестели после своей восхитительной работы, и их вид невероятно возбуждал. Адам вгляделся в расширенные зрачки ее зеленых глаз, и у него перехватило дыхание… От страсти? Нет, от любви. И от ненависти — ненависти к той власти, что она имела над ним: к власти лишить его счастья и рассудка, власти то доставлять ему удовольствие, то причинять боль; от ненависти к тем тысячам способов, которыми она держала его у себя в кулаке.

— Повернись и упрись руками о стену.

Мия молча подчинилась. Адам схватил ее за руки и развел их в стороны, грубо раздвигая коленом ноги и пристраиваясь между бедрами. Он вошел в нее с такой силой, что ей пришлось встать на цыпочки. Она вскрикнула и качнулась ему навстречу, сжигая дотла остатки его разума.

— Ты больше никогда меня не оставишь, — прорычал Адам в огненно-рыжий затылок, наполняя ее собой. — Слышишь? — Он с силой вонзился в нее. — Ты моя! — процедил он сквозь плотно сжатые зубы, и она изогнулась в его руках. — Если когда-нибудь застану с другим мужчиной, убью его, а тебя заставлю смотреть, а потом накажу.

Словно в подтверждение своих слов, он яростно толкался в нее и брал без тени изящества, нежности или заботы о ее удовольствии. Он хотел лишь заклеймить ее, продемонстрировать свою власть, право на обладание.

Его освобождение было бурным и всепоглощающим. Адама словно всего вывернуло наизнанку в это короткое мгновение забытья, когда для него не существовало ничего, кроме ни с чем не сравнимого удовольствия, но он возвратился к реальности слишком быстро и оперся о Мию, смутно отметив ее утихающие вокруг него спазмы.

Боже, как же он любит ее! Только вот осознание этого не принесло ему радости и ощущалось как ледяная рука, сжимающая сердце.

Сама мысль, что ее наполняет его семя, разожгла в нем примитивное удовлетворение, но при воспоминании, что внутри ее уже растет ребенок, его словно окатили ледяной водой.

Он развернул ее к себе так же грубо, как перед этим уткнул лицом в стену, и, пытаясь проглотить ком в горле, хрипло спросил:

— Я не сделал тебе больно? Не повредил ребенку?

Мия покачала головой, ее зеленые глаза смотрели сонно и лениво, а кожа все еще хранила следы их страсти.

Адам взял из стопки полотенце и направился к двери, но она окликнула его.

Он остановился, обвязал полотенце вокруг бедер, но не обернулся.

— Будем спать у тебя в комнате или у меня?

— Каждый в своей, — буркнул он, захлопывая за собой дверь.

Глава 26

На кораблях вовсю кипела жизнь, когда они наутро взошли на борт.

Рамзи уже пытался уговорить Адама и Мию занять его каюту, но было ясно, что ему самому будет негде жить, если они примут его предложение.

Адам поблагодарил его, заверив, что им подойдет каюта поменьше, и Рамзи многозначительно посмотрел на Мартена.

— Можете занять мою каюту, милорд, — шумно вздохнув и всплеснув руками, не слишком охотно предложил тот.

Адам уже открыл было рот, чтобы отказаться, но тут вмешалась Мия, которая догадывалась, что муж предпочтет корабль Рамзи, но ей уже доводилось проделывать такой путь и она знала, как неудобно в тесной каюте.

— Благодарю вас, капитан Бушар, мы с радостью принимаем ваше щедрое предложение.

Сердитая гримаса Мартена порадовала ее больше, чем пощечина, которую ей так хотелось дать ему накануне.

— Следуйте за мной, — буркнул Бушар, не заботясь, идут ли они за ним.

«Золотой серп» годами был лучшим кораблем султана, и Мия догадывалась, как, должно быть, разъярился Асад, лишившись его так скоро после смерти отца. Султанат во многом полагался на флот, с помощью которого вел как законную торговлю, так и крайне прибыльную, но запретную, рабами. Для развалившейся империи Асада стало трагедией, что он оказался не в состоянии держать под контролем свои суда.

«Серп» был меньше «Призрака» Рамзи, но его вооружение впечатляло, и он был начищен до блеска получше любой кареты в Гайд-парке. По тому, как матросы приветствовали своего капитана, было ясно, что он пользуется большим уважением. Бушар действительно, стоило взойти на борт, становился другим человеком: уверенным в себе, серьезным, ответственным.

Капитан провел их под палубу, в свою каюту, и, когда распахнул дверь, Мия была поражена. Ей доводилось жить в каюте Рамзи на «Призраке», и та была побольше обычных, чтобы вмещать такого крупного мужчину, но каюта Бушара…

— Боже мой, да тут прямо бордель! — пробормотал Адам, пораженный увиденным.

Мия подавила смешок, но тут же нахмурилась: надо узнать позже, если он когда-нибудь снова к ней потеплеет, откуда ее муж знает такие подробности.

— Благодарю вас, капитан, — сказала Мия, поняв, что от Адама доброго слова не дождешься. — Каюта прямо-таки… роскошная.

Так оно и было. Кровать занимала половину комнаты и была застелена слоями шелка и бархата, темное дерево отполировали до блеска, а медные детали и вовсе слепили глаза. Одну из стен занимали шкафы с огромными зеркалами, — молчаливое, но внушительное свидетельство ошеломляющего тщеславия Бушара.

Капитан хмыкнул и распахнул дверцы шкафа.

— Я освободил место для ваших… весчей. — Помолчав, он поправился: — Вестчей… вешей. — Наконец сдался и с отвращением помотал головой, не в состоянии произнести звук «щ».

Мия считала, что он стал намного лучше говорить по-английски, чем при их предыдущей встрече, а его ошибки вовсе не раздражают, хоть она ему ни за что в этом не признается.

— Благодарю вас, капитан.

Бушар коротко кивнул:

— Располагайтесь.

Когда француз ушел, Адам с озадаченным видом повернулся к своему багажу.

— Я сейчас разберу, — сказала Мия.

Будучи истинным аристократом, Адам уже давно (а может, и никогда) не обходился без слуг. Он кивнул, и Мия почувствовала его напряжение, когда он принялся мерить шагами каюту. Он все еще не простил ее. О, он вполне охотно отвечал на ее вопросы и обсуждал с ней детали предстоящего путешествия, но все же между ними оставалась определенная дистанция, как в первые дни брака, и Мия понятия не имела, как ее сократить. Она пыталась смягчить его с помощью занятий любовью, но прошлой ночью он решил спать в одиночестве, а ей не хватило храбрости проникнуть к нему в постель. Он был очень, очень зол и обижен, и она не могла винить его в этом. Теперь это ее задача — преодолеть расстояние между ними.

Мия шагнула к мужу, и это было символично.

— Составишь мне компанию на палубе?

Адам заглянул в умоляющие зеленые глаза жены, прекрасно понимая, что ведет себя как ребенок. Он сумел укротить гнев из-за ее лжи, но не мог забыть, что она его покинула, а еще не мог простить, что в трудный момент она обратилась за помощью не к нему. Возможно, этого он ей никогда не простит.

Не удостоив ее ответом, он какое-то время ходил из угла в угол, потом остановился перед книжной полкой над письменным столом.

— Я смотрю, наш капитан любитель почитать, — пробормотал Адам, пробегая взглядом по корешкам книг.

— Еще он любит играть в шахматы. — Мия указала на красивую доску и коробку с фигурами возле кровати.

Адам фыркнул:

— Будем надеяться, карты ему тоже по душе.

Целый месяц постоянных поражений от собственной жены выведет из себя даже самого жизнерадостного из мужчин, но об Адаме такого не скажешь, особенно теперь, когда ему тоже приходилось многое скрывать.

Прошлой ночью, когда Мия наконец-то отправилась спать, успев перед этим бросить на него несколько томных, соблазнительных взглядов, которые могли бы расплавить и камень, он сказал Рамзи:

— Я не позволю жене сойти с корабля. Будь моя воля, она бы там даже не оказалась.

— Я вас понимаю и не хотел бы оказаться на вашем месте. Прошу прощения, что позволил ей отправиться с нами, но мне бы не хотелось доплыть до Орана и обнаружить, что без нее мы не сможем отыскать парня. Или чтобы Асад потребовал встречи с ней, прежде чем вернуть его.

Адам поднес было ко рту стакан портвейна, но передумал пить.

— Надеюсь, вы не собираетесь использовать мою жену как приманку?

Барон отмахнулся от обличающего взгляда Адама мускулистой трехпалой рукой.

— Разумеется, нет. Но если Асад будет знать, что она приехала с нами, то может сильно облегчить нам задачу. Кроме того, уверен, шансы ее удержать у вас невелики, если, конечно, не хотите стать для нее смертельным врагом.

Адам зарычал сквозь зубы, понимая, что барон прав. Как бы хотелось, чтобы ее намерения его не трогали, но не было смысла отрицать, что это не так, хотя он пока еще слишком на нее зол.

— Пусть едет, но нога ее не должна ступить на берег. Я хочу, чтобы она находилась подальше от гавани, когда мы с вами пойдем на поиски ее сына.

Рамзи ухмыльнулся:

— Мы с вами?

Адам понимал, что Рамзи далеко не дурак, хоть и любит прикинуться шутом гороховым. Если бы он не считал, что Эксли может быть полезен, то со спокойным сердцем оставил бы его на корабле, так же как Адам со спокойным сердцем собирался поступить с Мией.

— Вы же не собираетесь уйти без меня. Если придется действовать, не создавая шума, я очень вам пригожусь. Нам ведь нужно поближе подобраться к дворцу.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, — заметил Рамзи.

Адам кивнул, стараясь не выразить скептицизма:

— Да, но расслабляться не стоит.

Рамзи взглянул на жидкость в своем стакане, и его обычно веселое лицо стало задумчивым.

— Асад ждет, что ее привезу я, поэтому решит, что она на «Призраке», а значит, лучше, если она будет на «Серпе». Конечно, можно перевести ее на «Серп», когда доберемся до Орана, но сдается мне, что это вызовет у нее подозрения. Будет лучше, если вы с самого начала займете место на корабле Мартена. Ее будут охранять, так что не волнуйтесь, Эксли, — добавил барон, заметив скептическое выражение лица Адама. — Бушар не пойдет с нами, и у вашей жены будет надежный защитник.

Адам с негодованием отнесся к перспективе провести в море несколько недель в компании наглого француза, а потом еще оставить и Мию в его лапах.

Согреваясь теплым портвейном, он размышлял над словами барона.

— А что, Бушар хорош в бою?

— Будь у меня жена, я бы не доверил охранять ее никому, кроме Бушара. — Рамзи раскатисто рассмеялся. — Речь, конечно, не о его добродетели.

Адам едва не заскрипел зубами, чувствуя, как в нем поднимается волна ревности и жжет глаза изнутри при одной мысли, что Мартен хотя бы взглянет на его жену.

Теперь он вспоминал тот разговор, в сотый раз гадая, не поступил ли опрометчиво, решив взять Мию с собой. Ему не хотелось ее обманывать, но другого выхода не оставалось. Она придет в неистовство, когда ее оставят на корабле, но ничего не поделаешь. Разве лучше будет, если она погибнет?

Адам закрыл книгу, которую держал в руках. Его бесило, что мысли бегают по кругу и не приносят ничего нового или продуктивного. Он присел за маленький столик и, наблюдая за женой, которая что-то шила, подумал о тайне, что она от него скрывала, и о том, как это вывело его из себя. И тут его словно ударило: а тайна, которую скрывал от нее он сам, ведь куда серьезнее.

Мия поймала на себе его взгляд, не дрогнув от сурового выражения лица: было ясно, что на сей раз причиной тому был страх и чувство вины, а не гнев.

У Адама даже живот скрутило от тайны, которой он не мог поделиться с нею.

Жизнь на «Серпе» постепенно вошла в свою колею.

Они просыпались с первыми лучами рассвета, потому что матросы брались за работу и спать было невозможно, после неспешного завтрака в каюте в любую погоду выходили прогуляться на палубу.

Команда Бушара, непривычная к такому обществу, смотрела на них во все глаза, но никаких выходок себе не позволяла. Супруги привыкли к любопытным взглядам, поэтому не обращали на матросов никакого внимания.

Когда жара загоняла обратно в каюту, они читали или во что-нибудь играли, чтобы убить время. Хотя с начала путешествия любовью они не занимались, Адам с каждым днем становился теплее, да и Мие было довольно того, что из-за тесноты каюты они по ночам спали вместе.

Ближе к концу первой недели, когда они играли в шахматы и Мия старалась не выиграть слишком быстро, в каюту постучал капитан Бушар.

В первые дни он предпочитал держаться от них подальше, но в замкнутом пространстве было сложно избегать друг друга. Мия часто видела его вместе со старшими помощниками в небольшой комнате, служившей лазаретом, столовой и кают-компанией одновременно.

— Ожидается ухудшение погоды. Надеюсь, ничего серьезного, но может быть довольно неприятно, — предупредил капитан на своем родном французском, потом взглянул на шахматную доску и с усмешкой спросил, словно его забавляла мысль, что женщина играет в шахматы: — Играете, а?

— Да. Не хотите и вы, капитан?

Адам покачал головой, без сомнения, живо представив себе, как их обоих выкинут за борт после того, как Мия разделает вспыльчивого капитана в пух и прах.

Бушар помедлил, скользнув взглядом по Адаму, но Мия пнула мужа ногой под столом, и тот, вздохнув, ответил по-французски — так, очевидно, было Мартену понятнее:

— Мы почти закончили, и я буду рад отдохнуть.

Капитану Бушару явно польстило это предложение, и Мия поняла, что, должно быть, на корабле больше нет подходящих партнеров для игры. Быстро закончив партию: слава богу, больше не нужно ломать голову, как бы половчее проиграть мужу, — она потерла руки в предвкушении. Бушар позвонил, чтобы принесли бутылку вина, и занял место Адама.

Мия зажала в каждом кулаке по пешке. Бушару досталась белая, и его губы растянулись в почти мальчишеской улыбке, которую он даже не пытался скрыть. Капитан Бушар привык побеждать. Мия раздумывала, не будет ли вежливее уступить ему хотя бы первую игру. Заметив, что муж наблюдает за ней, поставив стакан на стол, она перевела взгляд на Бушара и вопросительно приподняла брови. Адам пожал плечами, всем своим видом показывая, что не намерен иметь к этому никакого касательства.

«Трус», — одними губами прошептала Мия, потом взглянула в красивое самодовольное лицо Бушара и решила, что никаких шансов ему не даст и побьет с большим удовольствием.

В целом игра прошла именно так, как она ожидала. Бушар был очень неплохим игроком, но продумывал игру лишь на пару ходов вперед. Кроме того, он слишком уж дорожил своими фигурами, чтобы жертвовать ими ради победы. Какое-то время Мия погоняла его по доске, стараясь не выигрывать слишком быстро. К тому времени как поставила ему шах и мат, она поняла, что мудрее было бы позволить ему победить. Он как будто раздулся вдвое и даже не попытался скрыть ярость. На какое-то мгновение ей даже показалось, что он отшвырнет доску и разбросает фигуры по каюте.

Словно почувствовав, как накаляется обстановка, Адам подошел к игрокам.

— Вы не одиноки, Бушар. Мне еще ни разу не удалось у нее выиграть. Надо было вас предупредить. — Он покосился на Мию, и в его глазах блеснули лукавые искры. — А теперь, миледи, если позволите, мы сыграем друг с другом.

Глядя на разгневанное лицо Бушара, можно было подумать, что он отклонит предложение Адама, но тот, должно быть, решил, что пострадает мужская гордость, если он откажется.

Игра между мужчинами оказалась не такой односторонней. Затянувшееся сражение закончилось ничьей, когда на доске остались только короли и пешки. Бушар откинулся на стуле и выглядел уже не таким возмущенным, как часом раньше.

— Ноздря к ноздря, а, милорд? — высокомерно усмехнулся Мартен, пока Адам убирал фигуры в коробку.

Тот вскинул бровь, но ничего не сказал.

— Рамзи говорить, вы любить карта, — продолжил Бушар.

Его искаженный английский вызвал у Адама мимолетную улыбку, и он признал, поставив коробку и доску на место:

— Да, но, к сожалению, с собой у меня нет карт.

Бушар лениво отмахнулся:

— Это не проблема. Во что играть?

Адам присел рядом с Мией:

— А во что играете вы, капитан?

— Пикет, двадцать одно, еще много чего. Сыграем?

Мия взглянула на Адама так же, как час назад он смотрел на нее, но тот не обратил на это внимания.

— С удовольствием, капитан.

Бушар улыбнулся и перешел на родной язык, словно разговор стал слишком важным, чтобы изъясняться по-английски.

— Давайте перейдем в кают-компанию. Может, к нам присоединится и мой помощник Бовиль.

— Пойдешь с нами, дорогая? — Адам впервые с тех пор, как они покинули Брайтон, обратился к ней так.

— Думаю, я немного вздремну. Иди повеселись, только не переусердствуй.

В его бледных глазах хищника сверкнула усмешка.

Мия проснулась от сильной качки и вгляделась в маленькие дорожные часы: почти полночь. В животе крутило, шея затекла. Нужно было срочно на свежий воздух.

Наверное, от резких движений загудела и закружилась голова, и Мия заставила себя двигаться помедленнее. Содержимое желудка неумолимо стремилось ко рту, и она, обернувшись плащом, пробралась к двери, на ходу хватаясь за стены и мебель. В коридоре она чуть помедлила, вглядываясь в дальний конец, где была открыта дверь кают-компании. Низкий гул мужских голосов дал понять, что игра еще не закончилась, так что беспокоить Адама не следовало.

Мия не без труда открыла дверь, что вела на палубу, и обнаружила перед собой первую сцену шекспировской «Бури». Она подумала было вернуться к себе в каюту, но свежий воздух, несмотря на жестокий ветер, уже сделал свое дело и отогнал тошноту.

Прикрыв дверь и плотнее закутавшись в плащ, она двинулась к ящикам, на которых они часто сидели во время прогулок. Стоило ей добраться до первого, как ветер, дождь и соленые брызги ударили в лицо, а корабль сильно накренился набок. Она потянулась к ящику и едва успела ухватиться за жесткий занозистый угол, прежде чем палуба начала уходить из-под ног.

Пальцы обожгло болью, когда она попыталась подняться, уцепившись за ящик. Корабль взобрался на вершину волны и тут же заскользил вниз, швырнув ее на колени. Теперь болью прошило ноги до самых бедер.

Зря она все-таки сунулась на палубу!

Мия подтянулась к ящику поближе, пытаясь ухватиться покрепче, но в этот миг корабль практически завалился набок, и холодная вода хлестнула ее, словно огромная ледяная рука. Мия дернулась, и ящик выскользнул у нее из рук. Время замедлило ход, когда она поехала в сторону бортового леера, отчаянно пытаясь зацепиться руками и ногами за мокрое дерево палубы.

Чья-то рука ухватила ее за локоть — крепко, до боли.

— Какого черта ты творишь? — пробился сквозь завывание ветра и шум дождя голос ее мужа, и он потащил ее к трапу, откуда лился теплый желтый свет, крепко обхватив рукой и прижав к себе.

В дверях показался Бушар, и Адам толкнул Мию к нему, а сам схватился за створки двери, которые хлопали, словно крылья птицы, отчаянно пытавшейся вырваться на свободу. Адам наконец их захлопнул и повернулся к жене. Установившаяся тишина показалась ей громче, чем бушевавшая снаружи стихия.

Бушар отпустил Мию, и она глупо спросила:

— Ты на меня злишься, Адам?

Она видела, как разозлила мужа, когда флиртовала с Гемблом, потом — когда он явился за ней в дом Рамзи, но таким его даже не представляла.

Глаза его горели, словно два огненных опала, на побагровевшем лице. Черные брови сошлись на переносице, губы дрожали. Мия отшатнулась и наверняка упала бы, если бы Бушар не оказался вовремя у нее за спиной.

Адам замер, и вся краска тут же сошла с его лица, словно песок в песочных часах. Взгляд его переходил с Бушара на Мию и обратно, и, наконец, лицо приняло обычное непроницаемое выражение.

Он вежливо подал Мие руку и холодно сказал:

— Благодарю вас, капитан.

Бушар припустил по узкому коридору, словно выпущенная из лука стрела. Супруги отправились в каюту. Адам молчал, а когда за ними закрылась дверь, потребовал:

— Раздевайся, вся твоя одежда вымокла.

Его голос был холоднее, чем вода за бортом.

Мия завозилась с плащом, но руки у нее так тряслись, что даже такая простая задача казалась трудновыполнимой.

Адам шагнул к ней:

— Позволь мне.

Мия опустила руки и безвольно стояла, пока сильные ловкие пальцы снимали с нее сначала плащ, а потом платье, и, лишь когда она осталась в одной нижней рубашке, которая все еще была сухой, остановились. Адам стащил с постели одно из одеял и укутал жену, прежде чем уложить под оставшиеся.

Раздался стук в дверь, и через мгновение в каюту вошел Бушар с небольшим подносом в руках, на котором стояли чайник и две чашки.

Адам взял у него поднос и поблагодарил:

— Спасибо, капитан.

Мартен поймал взгляд Мии через плечо ее мужа, словно хотел узнать, не нужна ли ей помощь.

— Доброй ночи, капитан Бушар. — Холода в голосе Эксли хватило бы на то, чтобы вдвое понизить температуру в тесной каюте.

Не дожидаясь ответа, Адам подцепил край двери ногой и закрыл ее, потом опустил поднос на небольшой обеденный столик, так что звякнула посуда, и развернулся.

— Он что, думает, я тебя изобью? — Адам в ярости запустил руку в волосы, словно хотел таким образом удержать эмоции в узде. Глаза его пылали. — Ты ведь и сама была уверена, что я тебя ударю.

Мия сглотнула.

— Разве я когда-нибудь подавал тебе хоть малейший повод для этого? — Он рухнул на стул и запрокинул голову, прижавшись затылком к переборке, обшитой гладко обструганными досками.

Мия не без труда выпросталась из-под одеял, в которые Адам замотал ее, и подошла к нему, придерживая одной рукой единственное оставшееся одеяло. Когда она прикоснулась к мужу, тот взглянул на нее, и в его глазах плескалась боль.

— Ты должна лечь в постель.

Мия подобрала одеяло и села к мужу на колени. Какое-то время он оставался неподвижным, как камень, потом обнял ее, и со вздохом она прильнула к его груди, чуть не разрыдавшись, когда его подбородок уперся ей в темя.

— Адам?

— Да? — Его рука заправила выбившийся локон ей за ухо.

— Прости меня. Я вовсе не думала, что ты способен причинить мне боль, просто…

— Тебя что, били раньше?

Мия кивнула, еще плотнее прижимаясь к нему, когда он усилил объятия.

— Султан иногда впадал в ярость и мог ударить, причем неважно — кого или что. — Она почувствовала, как он качает головой, и подняла глаза. — Это неважно — он никогда не причинял мне серьезного вреда.

Адам взял ее за подбородок.

— Неужели ты думаешь, что у меня могла подняться на тебя рука? Это же все равно, что сбить цветок или ударить котенка.

Мия улыбнулась:

— Цветок? Котенок?

Губы Адама изогнулись, но улыбка его лицо не озарила.

— Я никогда не причиню тебе боли, Мия.

— Я знаю. Ты испугался за меня, потому и разозлился. У меня так часто бывало с Джибрилем. Ты спас мне жизнь, Адам.

Он отвернулся, чтобы не показать ей своих слез.

— Бушар устроил для нас пиршество. Причина та еще, но не могу сказать, что мне не доставило удовольствия видеть, как он прислуживает нам, словно лакей.

Мия улыбнулась и пересела на скамью, чтобы сподручнее было разливать чай.

— Наверняка завтра он об этом пожалеет.

Адам фыркнул:

— Думаю, что уже пожалел.

Они пили чай и ели толстые ломти хлеба с маслом и вареньем. Мия падала с ног от усталости после всего, что пришлось пережить на палубе и в каюте, но вдруг отчего-то ей стало любопытно узнать, что случилось с его бывшими женами.

Адам удивленно вытаращил глаза:

— Сейчас? Ты хочешь узнать об этом сейчас, через несколько недель после нашей свадьбы?

Мия кивнула.

— Ты очень странная женщина, Мия Эксли.

— Я не спрашивала раньше только потому, что никогда не верила сплетням: ты не мог убить своих жен.

— Да? И как же ты можешь быть в этом уверена?

— Это было ясно еще в тот вечер, когда мы встретились.

— Каким образом?

— Ты совсем не выглядел виноватым — скорее раздраженным. Ты не из тех мужчин, что обижают слабых: женщин, детей, стариков.

— Благодарю тебя за эту веру.

Мия коснулась его подбородка.

— Пожалуйста, расскажи, что случилось.

Адам со вздохом откинулся на спинку стула.

— Почему бы и нет? Пожалуй, лучше с самого начала. Когда я впервые увидел Веронику, мне было девятнадцать. Она была… — Он умолк и покачал головой в ответ на свои мысли. — Ну, я таких прежде никогда не встречал.

Ревность к его жене горьким комом подкатила к горлу, хоть ее уже и не было в живых. Он с явным восхищением погрузился в прошлое. Уж не ящик ли Пандоры Мия открыла?

— Не будь неопытным влюбленным юнцом, я бы заметил, какая она дьяволица. Она изводила и меня, и других претендентов на ее руку, пока ситуация не достигла точки кипения: я вызвал на дуэль первого из трех мужчин, с которыми мне довелось драться из-за нее.

— Трех?

— Я его не убил, но лишил руки. — Адам с отвращением скривил губы. — Я как идиот пришел в восторг, когда она согласилась выйти за меня.

Мия потянулась было за своей чашкой, но рука так сильно тряслась, что пришлось оставить попытки. Ее буквально убили его слова.

Адам погрузился в воспоминания.

— Вероника была сама страсть, в то время как в меня вбивали с самого рождения холодный рациональный подход к жизни. Поначалу различия между нами меня восхищали, но после того, как родилась Кэтрин, ее бешеный нрав стал пугать. — Адам нахмурился и глотнул чаю.

— Почему? Что случилось?

Он с глубоким вздохом поднял взгляд, но направлен он был в никуда.

— Вероника совсем слетела с катушек — хотела даже оставить Кэтрин в деревне и вернуться в Лондон. Ей нужен был сын. А уж когда она забеременела Евой, я думал, что сойду с ума. Это были, пожалуй, самые долгие девять месяцев в нашей жизни. Она была… в отчаянии, когда опять родилась дочь. Я держал ее в Эксаме так долго, как только мог, сам тоже жил с ней в деревне, хоть она уже возненавидела всех нас, не говоря уже о своих дочерях.

Адам взглянул на Мию, но было ясно, что мысли его далеко.

— Я держал ее в Эксаме в надежде, что она преодолеет иррациональную ненависть к собственным детям, не прикасался к ней из опасения, что она снова понесет. — Его скулы пошли багровыми пятнами. — Не знаю, как может женщина ненавидеть собственного ребенка?

Мия поняла, что он спрашивает всерьез.

— Такое иногда случалось и в гареме, — тихо сказала Мия. — А бывало, что матери причиняли своим детям боль. Я не знаю, почему такое происходит, но это ужасно.

— Когда я предложил ей остаться со мной в деревне, то есть пропустить еще один сезон, она взбесилась: набросилась на меня с кулаками. Я пытался ее образумить, успокоить, но она вырвалась и убежала из дому. Когда стемнело, а она так и не вернулась, я пошел в конюшню, чтобы оседлать коня и отправиться на поиски. — Адам с горечью усмехнулся. — Она была там, в конюшне, верхом на одном из моих конюхов, и не только ничуть не смутилась, а рассмеялась мне в лицо и принялась издеваться.

Мия потянулась к его руке.

— О Адам!..

— Я решил отпустить ее в Лондон, чтобы держать подальше от моей семьи. — Он крепко сжал пальцы жены. — С тех пор как мы вернулись в столицу, она пустилась во все тяжкие. К тому времени мы вращались в разных кругах, так что я спокойно к этому относился и такое облегчение испытывал, наконец избавившись от нее, и радовался, что это происходит не при мне. По окончании сезона она вернулась в Брайтон, а я домой. Как последний трус я был счастлив не видеться с ней. Так вышло, что почти два года я проводил время в Эксаме с матерью, сестрой и дочерьми. Иногда мне почти удавалось забыть о ее существовании. — Он убрал руку и с усилием поднялся на ноги. — Боюсь, тут понадобится что-нибудь покрепче чая, любимая.

Адам налил себе бренди и опять сел.

— Я не мог постоянно жить в деревне — приходилось ездить в Лондон по делам, — и меня потрясло, когда я ее увидел. Вероника изменилась до неузноваемости: исхудала, состарилась, подурнела. Мы редко виделись, и она никогда не ночевала в Эксли-хаусе. Я уже несколько недель провел в столице, когда однажды что-то разбудило меня не то в три, не то в четыре часа утра. Из-под двери комнаты Вероники пробивался свет. До меня донеслись мужские голоса и голос моей жены.

Мия на мгновение прикрыла глаза, а когда разомкнула веки, увидела, что бокал опустел, а муж смотрит куда-то вдаль, но вряд ли что-то видит.

— Я до сих пор помню, что почувствовал в тот момент, но это не было ревностью. Мне было известно, что у нее есть любовники. — Адам невесело рассмеялся. — Да черт побери! Впору было испытать облегчение, но нет: той ночью я почувствовал ненависть.

Пока он вспоминал, на его лице были написаны те же эмоции, что испытал в ту ночь. Сейчас Мия могла поверить, что он способен на что угодно, даже на убийство.

— Я ненавидел ее за то, что она сделала со мной, с нашими детьми, с нашей жизнью. И теперь ей вздумалось осквернить одно из последних мест, что оставались для меня священными: мой собственный дом. Я не стал стучаться. — Его улыбка сейчас походила на оскал. — Она была в постели, но не с одним, а с двумя мужчинами. Я знал обоих, но лично знаком не был. Разумеется, они пришли в ужас, но не Вероника. Когда я вышвырнул ее любовников, она рассвирепела и бросилась на меня. — Адам рассмеялся и покачал головой. — Даже в ту минуту я повеселился от души, когда сказал им, что мой секундант с ними свяжется. Ты бы видела выражение их лиц! Они бросились наутек из моего дома, спотыкаясь друг о друга, с одеждой и обувью в руках. Все это время Вероника вопила как умалишенная.

Всякие следы веселья исчезли с его лица.

— Возвращаться в Эксам она отказалась. Даже вспоминать не хочу, что мне пришлось предпринять, чтобы загнать ее туда. К тому времени как мы добрались до дома, она стала совершенно невыносимой и опять ждала ребенка.

Мия поймала его холодный взгляд. Теперь ей было понятно, что именно в такие минуты, когда его лицо кажется невероятно спокойным и бесстрастным, он испытывает самые сильные эмоции.

— После рождения Мелиссы Вероника была безутешна. На этот раз я нанял сиделку, но и той нужно было когда-то спать. — Адам пожал плечами, складки вокруг глаз и рта стали четче и глубже. — Вероника сбежала и направилась в западную башню. В ту ночь разыгралась буря, так что сложно сказать, упала ли она случайно или намеренно. Так или иначе, она погибла. Никто не подозревал меня в убийстве, потому что я был в постели, когда это случилось. Один из лакеев заметил, как она вышла из комнаты, и проследил за ней.

— Почему же тогда весь Лондон гудит, что ты ее убил? — спросила Мия.

— Сплетникам не нужны доказательства, любимая: они верят в то, во что хотят верить. Многим было известно, что мы долгие годы ненавидели друг друга, вот они и придумали свою, более увлекательную историю.

— Расскажи о дуэли.

На этот раз Адам рассмеялся искренне:

— О, тот, что постарше, сбежал в Европу, а молодой принял вызов, но так испугался, что наделал в штаны. Я ему пару раз врезал и отправил домой.

— Вот видишь: ты не способен причинить вред даже тому, кто этого заслуживает.

— О нет! Это всего лишь мальчишка — какой с него спрос.

Мия не разделяла его мнение, но не стала об этом говорить.

Адам же с улыбкой заметил:

— А знаешь, мне даже стало легче.

— Ты что, никогда никому этого не рассказывал?

— Да кому, черт побери?

— Не знаю… Может, второй жене?

— Сомневаюсь, чтобы я хоть сотней слов с ней перекинулся. Бедная, бедная Сара! — Адам покачал головой. — Мой второй брак был ошибкой, и вся ответственность за нее лежит на мне.

— Что за вздор! Она же сказала «да», разве нет?

— Сказала, но у нее не было другого выхода.

— Как так?

К удивлению Мии, Адам покраснел.

— Я обыграл ее отца в карты, забрал все, что у него было, а когда начал разбираться с выигрышем, обнаружил в одном из домов Сару — она жила там с парой старых слуг, которые были так верны ее семье, что не могли ее бросить.

Мия ахнула.

— Похоже, жила так она уже долго. У нее ни денег не осталось, ни семьи — отец пропал вскоре после нашей игры в карты, и деваться ей было некуда.

— Так что ты на ней женился?

Адам кивнул:

— Да, женился.

— Но что…

— Что случилось? Ну, оказалось, что все было не так печально, как я думал: когда мы поженились, выяснилось, что она беременна.

— О, господи! Ты узнал об этом и развелся с ней?

— О, вовсе нет. — Адам рассмеялся при виде шока у Мии на лице. — Я был совсем не против признать ребенка своим — почему нет? Если бы у нее родился сын, у меня бы появился наследник, и я бы испытал большое облегчение. Открою тебе еще одну тайну, любимая: я никогда ее не касался.

Мия моргнула.

— Сара была так напугана, что всякий раз, как я оказывался рядом, у нее появлялся ужас в глазах и губы дрожали. Со дня нашей свадьбы прошло около месяца, она упала в обморок, когда моя мать и Джессика принимали гостей. Это мать мне и сказала, что она ждет ребенка. Я все еще думал, как бы поговорить с ней об этом так, чтобы не умерла со страху, когда она вдруг пропала.

— О, Адам, нет!

— О, Мия, да, — усмехнулся Адам. — Похоже, что она решила связаться с отцом своего нерожденного ребенка — викарием из прихода возле тех мест, где она жила, — и сказать ему о своем положении. Оказалось, что после того, как она вышла за меня, молодой человек решил утопить свою печаль в миссионерской деятельности и отбыть в какое-то забытое богом место. Вот и взял Сару с собой.

— Откуда ты об этом узнал?

— Я нанял сыщика. У него ушло почти три года на то, чтобы проследить их путь из Ливерпуля в какую-то глухую индийскую деревню.

Мия попыталась представить, что почувствовал ее муж, когда от него сбежала и она, третья жена, и проглотила стыд, пообещав себе показать, как сильно его любит, чтобы заставить позабыть жуткое прошлое.

— Как она объяснила свой поступок, когда твой человек ее нашел?

— Да никак, — сказал Адам мрачно.

— То есть?…

— Они оба уже были мертвы к тому времени. По всей видимости, они прибыли в деревню в разгар эпидемии холеры. Вот так я и стал вдовцом во второй раз.

Тогда Мия подошла к нему, сбросив одеяло, и устроилась у него на коленях.

— Вам меня жаль, миледи?

Она лишь кивнула, не в силах говорить.

— Вам бы следовало побеспокоиться о себе — обе моих жены плохо закончили, хоть я и не имею к этому отношения.

Мия шмыгнула носом, обняв мужа еще крепче, и почувствовала прикосновение его губ к волосам.

— Я тебя люблю.

Тело Адама под ней замерло, теплое дыхание пощекотало затылок.

— Надо было давно тебе это сказать. Думаю, я поняла, что люблю тебя, с той ночи, когда ты взял меня с собой в театр вместе со своими друзьями.

Адам никак не отреагировал, и она продолжила:

— Осознав это, я думала, что станет легче, но думать могла лишь о том, что ты женился на мне исключительно ради наследника и тебе совсем не нужна моя любовь. Чаще я, конечно, вообще об этом не думала, а только все откладывала время побега, чтобы жить сегодняшним днем. Прости меня.

— Ш-ш-ш, — прошептал Адам ей в волосы, погладив по спине.

По лицу Мии катились слезы.

— Я так хочу, чтобы наш брак стал опять таким же, каким был до Брайтона.

— Прошлого не изменишь. — Адам отстранился и с улыбкой взглянул на нее, утирая слезы большими пальцами. — А вот для будущего можно постараться.

Глава 27

Шторм продолжался еще два долгих дня, но в оставшееся время их путешествия погода была вполне благоприятная — как на корабле, так и за его пределами. Адам сам с трудом в это верил, но получил огромное удовольствие. Это было что-то вроде свадебного путешествия, разве что в разношерстной компании. Он бы вообще ни о чем не беспокоился, если бы не цель этой поездки.

Адам и Мия занимались любовью и болтали обо всем на свете, как никогда раньше, даже во время первых опьяняющих дней их брака. Мия рассказывала ему о жизни во дворце султана и своем решении не проклинать судьбу и не жалеть себя, а делать все, чтобы облегчить жизнь сыну. Адам в свою очередь поведал о том, как рос и учился, как жил после второго брака.

Со временем они привыкли делить трапезу и проводить свободное время с Бушаром в кают-компании за игрой в криббидж или еще во что-то.

Если бы кто-нибудь еще две недели назад сказал Адаму, что они с Бушаром, которого он едва не убил, будут с удовольствием проводить время вместе, он бы ни за что не поверил.

Но как бы ни нравилось Адаму проводить время в праздности, ему, привычному к физическим нагрузкам, скоро стало некомфортно без тренировок. Уже через неделю на борту он подыскал себе укромное место, где никому не станет мешать, и каждый день, еще до рассвета, уходил туда попрактиковаться в фехтовании.

Наверное, кто-то из матросов рассказал об этих тренировках капитану, потому что через несколько дней Адам встретил на носу Бушара, который ждал его с саблей в руке.

— Капитан, как это… неожиданно, — заметил он, холодно взглянув на молодого человека, как часто делал за карточным столом.

Эксли уже не испытывал к Бушару негативных эмоций, но не собирался этого показывать. Это был самый заносчивый, несносный и эксцентричный из всех знакомых джентльменов, и Адаму незачем льстить его самолюбию.

— Говорят, вы тут тычете шпагой воздух, милорд. Я подумать: может, лучше в меня?

От усмешки Бушара у Адама задергалась рука, и это привлекло его внимание к клинку.

— Я не устраиваю поединков на настоящих мечах. Не приведи господь, убью ненароком, а меня потом пустят на корм рыбам.

Бушар развеселился и перешел на французский:

— Да уж, а то после этого и я окажусь за бортом: ваша жена отправит и меня кормить рыб.

Теперь хохотали они оба.

— Жаль, что у нас здесь нет тренировочных рапир. — Адам с минуту подумал и тут его осенило. — Мы распили не одну бутылку вина, а значит, найдется пара пробок? Для моей шпаги вполне подойдет.

Он взглянул на кончик шпаги. Да, одной пробки хватит, чтобы его затупить, — надо просто почаще проверять.

Он взглянул на саблю Бушара.

— Пожалуй, для вашего оружия их понадобится больше.

Француз кивнул.

Пока Бушар отправился искать пробки, Адам снял жилет и рубашку и приступил к упражнениям на растяжку, которые Боло приучил его делать перед поединком.

Он успел выполнить половину последнего комплекса упражнений, когда вернулся Мартен и принялся с интересом наблюдать за Адамом, а когда тот закончил, передал ему несколько пробок.

— Что это вы такое делали? — спросил Бушар, осторожно надрезая первую пробку острым лезвием сабли.

— Упражнения на растяжку, — проткнув пробку кончиком своей короткой шпаги, ответил Адам.

Капитан принес полное ведро пробок и теперь насаживал на клинок одну за другой. Весьма разумно с его стороны.

— Упражнения на растяжку? — Он повторил слова Адама так, словно слышал их впервые, хотя, наверное, так и было.

Мартен с каждым днем все лучше говорил по-английски, но все еще не знал многих слов.

— Это чтобы не повредить себе что-нибудь. — Адам увидел ухмылку Бушара и пояснил: — Да, смейтесь, пока молоды. Вот поживете с мое, пожалеете, что не заботились о своем организме.

Француз счел это забавным и спросил, насаживая на саблю последнюю пробку:

— Сколько же вам?

— Больше, чем вам.

Бушар рассмеялся и пошутил:

— Так что, готов, старикашка? Или нужно еще поделать упражнения на растяжку?

Адам не поддался на провокацию и принял боевую стойку:

— Защищайтесь!

Последовавший за этим час был самым непростым на памяти Адама. Драться с таким, как Бушар, ему не доводилось даже в Итоне, где целью фехтовального поединка было непременно поразить противника.

Француз явно приобрел свои навыки на практике, и его стиль боя ничуть не напоминал элегантные поединки высокородных джентльменов по всей Европе. В результате Бушар действовал совершенно непредсказуемо и не придерживался никакого конкретного направления или школы. Если Адам хоть на минуту терял бдительность, ему приходилось защищаться, то и дело оказываясь на волосок от смерти. Бушар упивался хаосом — неважно, что делал Адам, он всегда был готов отреагировать.

На следующее утро они собрали небольшую толпу зрителей, не говоря уже о Рамзи, чей «Призрак» шел борт о борт с «Серпом», причем так близко, что не составляло труда перекрикиваться через борт. Рамзи переживал в основном из-за того, как бы противники не поубивали друг друга.

С каждым днем баланс сил все больше выравнивался, так что настал момент, когда они не могли даже задеть друг друга. Этим утром они сошлись в последнем поединке, и когда он закончился, соперники поклонились друг другу и пожали руки.

— Для старикашки ты неплохо двигаешься, — заметил Бушар.

Адам фыркнул:

— Ты тоже для дикаря дерешься неплохо.

Они от души посмеялись и разошлись. Адам вернулся в каюту, когда Мия, уже проснувшись, завтракала. Он поцеловал жену в темя и принялся снимать пропитавшуюся потом одежду.

— Что подняло тебя так рано?

— Я проснулась, не нашла тебя рядом, вот и решила, что в постели оставаться незачем. — Мия откусила от гренка с консервированными фруктами и улыбнулась.

— Лучше бы я остался и еще поспал. Скоро у меня все тело покроется синяками, вот увидишь. — Адам повернулся, разглядывая в зеркале свой левый бок, на котором несколько багровых пятен присоединились к своим синим и черным собратьям.

Мия неприлично хрюкнула.

— С ним вообще не стоит драться. Еще поранишь его, и он выбросит нас за борт.

Адам улыбнулся, успев привыкнуть к ее обычным предостережениям насчет капитана.

— Жаль упускать такую хорошую возможность. Он довольно умелый боец… на свой лад. Я теперь смогу научить Боло паре новых трюков. — Если его не привезут в Англию в сосновом гробу.

Адам не сказал жене, что, помимо совместной игры в карты и фехтовальных поединков, они с Мартеном также обсуждали, с чем им придется столкнуться в Оране, и вырабатывали способы справиться с закоренелыми убийцами и бандитами, одержимыми жаждой мести. Это были оголтелые убийцы, и к встрече с ними нужно было основательно подготовиться.

Адам уже поговорил с Бушаром насчет Мии и своего намерения оставить ее на «Серпе», пока они с Рамзи отправятся во дворец.

— Ей не понравится, что ты ей соврал, Эксли, — сказал по-французски Бушар после одного из утренних поединков, подняв брошенную на палубу рубаху, чтобы вытереть ею лицо.

Адам снял пробку с острия шпаги и убрал оружие в ножны. После этого поединка надо наточить ее заново.

— Пусть так. И без того плохо, что она будет так близко от человека, который желает ей смерти. Скажи еще раз, что ты сделаешь после того, как я присоединюсь к Рамзи.

Бушар натянул рубаху и сел на один из ящиков, в которых хранились запасные паруса и прочие снасти. На этот раз он предпочел говорить только на родном языке.

— Я уведу «Серп» от «Призрака» до того, как в поле зрения появится порт, и встану на якорь к востоку от утеса Куора. Если окажется, что Асад приготовил для «Призрака» ловушку в порту, вы с Рамзи вернетесь назад к «Серпу». Это не отнимет много времени, дорога от дворца займет около часа пешком, — но вас могут преследовать. — Бушар пожал плечами. — Будем надеяться, у Асада нет более масштабных планов или кораблей, патрулирующих территорию и готовых напасть неожиданно. Может, он уже знает, что мы приедем, а может, и нет. У него нет такой впечатляющей сети агентов, как у его отца. Не думаю, что он рискнет учинить слишком серьезные разрушения. Ему нужны деньги, чтобы купить новые корабли, а не война, чтобы уничтожить те немногие, что остались. Он хочет получить выкуп и твою жену, но деньги ему нужнее. Если ситуация станет слишком напряженной, он забудет о леди Эксли.

Адаму хотелось, чтобы эти слова его успокаивали, но это было не так.

Француз почесал плечо и тяжело вздохнул, словно заставляя себя сказать что-то, чего говорить не хочется.

— Вам придется сообщить ей, что вы оставите ее здесь, милорд. Я готов ее защитить, но она должна знать, что это было ваше решение. Она уже несколько раз говорила о том, что планирует сделать, когда доберется до дворца.

Он провел пальцем по узорчатой рукояти сабли, после чего вернул ее в ножны и взглянул на Адама.

Больше он не использовал пробки во время их поединков: один из его людей изготовил для сабли кожаный чехол.

Адам понимал, что Мартен прав. Как бы сильно ни хотелось уклониться от ссоры и просто сбежать, капитан не обязан объясняться с его женой. Глядя, как Мия завтракает и строит планы на завтра, не отрываясь от еды, он понял, что она наблюдала, как он обмывается в тазу с горячей водой. По крайней мере, ее не угнетала эта вынужденная теснота. Адаму пришлось признать, что это вовсе не так неприятно, как он ожидал.

Маркиз отжал тряпку и обтер грудь и живот, в то время как Мия пожирала его глазами. Бросив недоеденный гренок на тарелку и изящно стряхнув крошки с пальцев, она встала перед ним и потянула за конец пояса. Пеньюар упал на пол, обнажив стройное тело. Ее живот выступал совсем немного — признак новой жизни, зародившейся внутри нее, — но вся она как будто округлилась, и это действовало на Адама словно волшебный эликсир. Он уронил влажную тряпку и принял жену в свои объятия, наслаждаясь прикосновением ее нежной теплой кожи. Мия потянулась к завязкам его бриджей, ловко действуя пальцами, пока он терся носом о ее шею, подбородок, ухо, вдыхая сладкий аромат.

— Я тебя люблю, Адам, — прошептала Мия ему в грудь, обхватила губами сосок и принялась дразнить кончиком умелого языка, так что он зашипел сквозь зубы.

Ему оставалось только надеяться, что ее чувства к нему не изменятся, когда она узнает, что ей не позволено участвовать в спасении сына.

Глава 28

Накануне прибытия в Оран Адам и Мия обедали в каюте вдвоем и надеялись, что это в последний раз — по крайней мере, до возвращения в Англию. Если все пройдет гладко, на обратном пути их будет уже трое.

Как бы Мие ни хотелось поскорее вернуть сына, ей нравилось путешествовать на корабле с Адамом. Неизбежно после такого долгого времени, проведенного в тесноте, они теперь чувствовали себя друг с другом совершенно свободно. Адам с каждым днем вел себя в ее присутствии все естественнее. Его было не узнать, и дело не только в том, что он загорел до черноты за эти несколько недель в море. Он словно помолодел. Мия полагала, что за это следует благодарить капитана Бушара. Он с ее мужем, как мальчишки, постоянно спорили о картах, лошадях, пистолетах, фехтовании, погоде и, наверное, женщинах, когда Мии не было рядом. Она никогда еще не видела Адама таким открытым, даже с Денфортом, и гадала, был ли он таким до первого брака и последовавшего отторжения светским обществом.

Эта ночь была последней на борту корабля, и Мия не собиралась терять время даром.

— Давай я тебе покажу одежду, которую взяла с собой. У меня есть несколько балахонов: один из них принадлежал Джибрилю, так что тебе подойдет, — пригодятся для маскировки. — Глядя, как Адам убирает со стола все, кроме стаканов, она добавила: — У меня есть еще кое-какие вещи, которые могут нам пригодиться.

Адам поставил обеденную посуду на поднос и сдвинул его на край стола, одарив Мию одной из тех мимолетных улыбок, которые она находила такими возмутительно чувственными, потом похлопал себя по колену.

— Иди-ка сюда.

Мия опустилась ему на колени, ощущая под собой доказательство его желания, но сначала все же решила поговорить о предстоящем дне:

— Адам, я подобрала тебе кое-что из одежды. Мы можем сделать тебе тюрбан, и, наверное, у Бушара может поискать джеллабу, если та, что принадлежала Джибрилю, не подойдет. В твоей обычной одежде тебе показываться нельзя — будешь слишком выделяться.

Руки Адама пустились в путешествие по ее ногам. Путь ему ничто не преграждало, потому что на ней был лишь один невесомый кафтан. Мия пыталась сосредоточиться на своих мыслях, но делать это становилось все труднее, по мере того как его ладони поднимались по ее бедрам.

— Адам… — начала она и тут же умолкла, когда он раздвинул ей ноги и пробрался в то место, от прикосновения к которому все мысли улетучивались из ее головы.

— Позже поговорим об одежде, — прошептал он ей на ухо. — Сейчас я хочу ласкать тебя. Раздвинь ноги пошире, любимая.

От этого чувственного приказа у Мии по телу побежали мурашки, и она открылась ему, откинувшись на грудь. Ее тело было расслаблено, но в то же время восхитительно чувствительно, пока Адам подводил ее к краю.

Вид наслаждения Мии опьянял, как ничто другое. Ее хрупкое теплое тело было так податливо в его руках. Адам не мог налюбоваться на ее нежное лицо и написанное на нем блаженство. Он стащил с нее кафтан и бросил на пол, глядя на колечко в пупке. Адам понимал, что таким образом другой мужчина пометил свою собственность, но оно было частью Мии, поэтому он его любил.

Он скользнул рукой от влажной ложбинки между ее бедрами к манящей драгоценности, поглаживая кожу вокруг нее так, что Мия начала выгибаться и тереться своим маленьким упругим задом о его член. Ее грудь блестела от пота, розовые соски призывно отвердели. Она извивалась под его губами, пока он покусывал и посасывал, взяв ее груди в ладони.

— Расстегни бриджи, Мия, — пощекотал ее тугой бутон хриплый шепот Адама.

Она расстегнула бриджи, взяла член в руку и направила в себя. Одним глубоким плавным движением он вошел в нее, и за сомкнутыми веками Адама взорвались фейерверки.

Адам мягко придерживал ее за бедра, а она двигалась на нем, глядя туда, где их тела соединялись. Догадываясь о его желаниях, Мия позволила ему полностью выскользнуть из нее и снова опустилась до упора, давая возможность насладиться захватывающим зрелищем — как его член исчезает, погружаясь в ее тело. Адам мощно толкнулся в нее, и Мия вскрикнула, вцепившись ему в плечи и дрожа от удовольствия.

Огненная волна ослепила его, и он, содрогаясь, стиснул ее в объятиях, в то время как сердце едва не выскочило из груди.

Потом они, обнаженные, лежали на узкой кровати, и Мия гладила его живот — переплетение мышц под гладкой кожей, отделявшее худые бедра от рельефной груди и плеч.

Адам застонал.

— Мне нужно прийти в себя, миледи, ведь я, как утверждает Бушар, уже старик.

— Как это на вас непохоже, милорд, — напрашиваться на комплименты. Может, показать вам, как быстро вы способны приходить в себя?

Адам затрясся всем телом от смеха, но рука его все же двинулась вниз, чтобы перехватить ее ладонь.

— Отдохни, любимая, и дай отдохнуть мне: завтра тяжелый день.

Его слова моментально отрезвили Мию, она приподнялась на локте и взглянула на него.

— Так мы наконец поговорим о завтрашнем дне? Ты неделями избегал этой темы.

Адам открыл глаза, и, заглянув в их льдистые голубые глубины, Мия поняла, что он сейчас скажет.

— Вечером за мной зайдет Рамзи, и мы отправимся в порт на «Призраке». Ты останешься на этом корабле, и к Утесу Куора пристанет Бушар, а не Рамзи. Ты останешься на корабле до моего возвращения.

Хотя Мия ожидала этих слов, у нее все же перехватило дыхание. Он это все спланировал без нее. Они спланировали. Она села, вдруг почувствовав головокружение, с трудом удерживаясь от желания немедленно броситься в бой и приказав себе успокоиться. Разве мужчина станет слушать взбешенную и эмоциональную женщину.

Мия взглянула на мужа и открыла было рот, но он прижал длинный мозолистый палец к ее губам.

— Даже не спорь. Ты сделаешь так, как я сказал. Поняла? Это не обсуждается, и ты глубоко неправа, если надеешься, что я передумаю. — Его подбородок напрягся, и Адам метнул на нее суровый взгляд. — Я крайне сожалею, что позволил тебе отправиться в это путешествие, хотя все во мне буквально вопило, что это далеко не мудрое решение. Впредь я не стану поступать вопреки здравому смыслу.

Мия в гневе вскочила с постели, не в силах оставаться рядом с ним, но и отвести от него взгляд не смогла.

Его лицо смягчилось.

— Ты ничем нам не поможешь, поверь, скорее помешаешь, а мне добавишь лишний повод для беспокойства.

Его тихие слова возмутили Мию еще больше, чем суровый приказ, и она что есть сил завопила, больше не пытаясь сдерживаться:

— Ты такой же, как султан! Как мой отец! Как все остальные мужчины, которых я знала!

Адам приподнялся в постели:

— Ты несправедлива ко мне! Я уже дал тебе гораздо больше свободы, чем могла бы ожидать любая леди.

Он спустил ноги с кровати — судя по выражению лица, ярость в нем буквально кипела, он явно чувствовал себя оскорбленным, но ей было плевать: она хотела причинить ему боль.

— Ты дал мне свободу? Да кто ты такой, чтобы обращаться со мной как с рабыней?

— Не с рабыней, а с женой. С моей женой. Я твой муж, и так уж заведено.

— А ты и рад! Я бесправнее даже твоих слуг — они по крайней мере могут уйти, если возненавидят тебя. — Ее грудь тяжело вздымалась и опускалась, и все же ей не хватало воздуха.

Он оставит ее здесь одну, и, если что-то случится, она узнает об этом последней. И ничем не сумеет помочь. Совсем как в прошлом.

Адам поднял с пола бриджи, брошенные в пылу страсти.

— Говорите что хотите, миледи, но вы будете меня слушаться. Я оставлю вас здесь, даже если мне придется заковать вас в кандалы. — Он хоть и говорил тихо, но был явно на взводе.

Мия взглянула в его ледяные глаза и усмехнулась:

— Пока я тебе подчиняюсь, раздвигаю ноги и рожаю детей, как тупая свиноматка, ты будешь хорошо со мной обращаться, а если посмею думать своей головой, то посадишь под замок.

— Ты превращаешься в истеричку. Я всего лишь забочусь о твоей безопасности.

Ну, это уж слишком! Всякие остатки самоконтроля вмиг улетучились.

— Я ни в кого не превращаюсь! Это ты меня доводишь до истерики! Именно так ты довел одну жену до самоубийства, а вторую до побега?

Адам как раз натягивал рубашку, когда время остановилось, пока ткань соскальзывала ему на плечи. Мия закрыла глаза, мечтая, чтобы это мгновение продолжалось вечно, но знала, что такое невозможно. Ей придется пережить последствия своих страшных слов.

Она открыла глаза и отшатнулась, увидев перед собой чужого человека. Воцарившуюся тишину нарушало лишь ее тяжелое дыхание.

— Адам…

Но он предостерегающе поднял руку и жестко проговорил:

— Нет, это ты послушай меня! Мое терпение не безгранично. Ты останешься в этой каюте до тех пор, пока мы не отправимся в обратный путь. Я велел Бушару тебя запереть, на всякий случай.

Адам аккуратно застегнул жилет, поднял со стула сюртук, пригладил волосы, все еще влажные после страстного совокупления, взял свою перевязь из стенного шкафа и направился к двери каюты.

Мия бросилась за ним:

— Адам, ну пожалуйста!

Она схватила его за руки, и он замер.

— Отпустите меня, мадам! — Его тихий голос резал словно бритва.

Мия опустила руки, и он ушел не оборачиваясь. Дверь тихо щелкнула у него за спиной.

Адам почувствовал себя жалким трусом из-за того, что был благодарен судьбе, когда увидел, что на палубе никого нет. Вряд ли их спор остался незамеченным, во всяком случае — слова Мии.

Он отправился в носовую часть палубы, присел на ящик с припасами и, упершись локтями в колени и уронив голову на руки, пробормотал:

— Черт побери!

Все прошло ужасно. Ее слова больно ранили его, но больше всего сердце разрывалось при воспоминании о безутешном горе на ее лице. Она считала, что он зол на нее, а он тут же решил воспользоваться этим и просто уйти — так было легче со всем покончить. Она бы никогда не согласилась с его решением, а он бы никогда не передумал.

— Совсем плохо, а? — спросили по-французски у него за спиной.

Адам вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Бушар.

— Ты двигаешься как чертов кот.

Капитан улыбнулся и протянул ему тонкую сигару:

— Это с маленькой плантации на Гаити, пожалуй, единственной, где нет рабов.

Помедлив, Адам взял сигару. Что толку сидеть и переживать по поводу гадкой ссоры с Мией? Почему бы и не покурить?

Они с Бушаром стояли у борта, глядя на далекий берег.

— Скоро придет Рамзи.

Адам кивнул. На обоих кораблях были голуби, с помощью которых можно обмениваться сообщениями, когда нет возможности использовать флажки или просто кричать. Затянувшись, он какое-то время разглядывал тлеющий конец сигары, прежде чем медленно выдохнуть.

— Как думаешь, каковы шансы, что план Рамзи сработает?

— Зависит от того, нашли ли старый проход в помещение для рабов и там ли Асад держит парня.

Адам фыркнул: одни предположения.

— Может это быть правдой, если прошло уже почти двадцать лет?

— Я не слыхал, чтобы кому-то еще удавалось сбежать из дворца султана.

Приходилось во многом полагаться на судьбу, но других идей не было.

— Ты ведь оставишь для нас шлюпку на берегу, на случай если что-то пойдет не так?

— Oui.

— А если с «Призрака» не придет никаких вестей?

— Если до наступления темноты вестей не будет, я уйду в Гибралтар и буду ждать там.

Адам внимательно взглянул на Мартена. Что-то в его словах насторожило.

— Ты даже не попытаешься никого спасти — Рамзи, его людей? Ты сразу же отвезешь мою жену в Гибралтар?

— Nom d'un chien![7] — Француз резко развернулся к нему и огрызнулся на ломаном английском: — Я ведь так и сказать, а?

Адам кивнул:

— Я не сомневаюсь в твоих словах. Просто моя жена может быть довольно… настойчивой.

Адам дал пылкому капитану остыть, в тысячный раз мысленно проигрывая план Рамзи. Барон постарался учесть все возможности. Если Адам и Рамзи не вернутся, «Призрак» уйдет из Орана и будет ждать на мелководье в половине дня пути к западу — на случай, если что-то помешает сошедшим на берег добраться до «Серпа». Адам старался об этом не думать, хотя и потратил много времени, чтобы запомнить нарисованную от руки карту, которую Рамзи передал ему вместе с запиской.

Если им с Рамзи придется разделиться, шансов найти дорогу назад у него будет не много — одному, в чужой стране, не зная языка и привлекая всеобщее внимание самим своим видом.

Он глубоко затянулся и выдул колеблющееся облачко дыма.

— Раз Рамзи так уверен, что сможет найти все необходимое, у него, наверное, есть здесь друзья.

— У Рамзи везде есть друзья.

— Они не выдадут его план людям Асада?

Адам верил, что у Рамзи могут быть друзья, но не стоило забывать, что они есть и у молодого султана.

— Нет. В народе его считают героем. Кроме того, он очень хорошо маскируется.

В то, что Рамзи может замаскировать шесть с половиной футов роста, верилось с трудом, но Адам оставил эту тему:

— Ты хорошо знаешь его команду?

Бушар кивнул, выдохнув колечко дыма, а сразу же за ним другое, внутри первого. Впечатляюще.

— Да, большинство из них ходили на «Призраке» вместе со мной. Они хорошие ребята, особенно Делакруа, их капитан.

— Ты встречался с сыном леди Эксли? — Адам невольно гадал, какой он, сын султана — молодой человек, привыкший к беспрекословному подчинению подданных отца.

Бушар усмехнулся:

— Да. Он… довольно высокомерен.

Слышать это от Бушара было весьма многообещающе.

— Он сражается за империю своего отца, но, думаю, понимает, что прежнюю жизнь не вернуть. Еще при правлении предыдущего султана многое изменилось. Торговать рабами теперь не так-то просто. Джибриль достаточно умен, чтобы это понимать. — Бушар пожал плечами, стряхнул пепел с кончика сигары и повернулся к Адаму. — Даже если он захочет вернуться. Какая жизнь ждет его в Англии? Он ведь, как я, полукровка, да?

Адам разглядывал Мартена, с должным уважением раздумывая над его словами. Внешность у него определенно была необычной. Несмотря на светлые волосы и глаза, никто не принял бы его за англичанина. Если сын Мии выглядит так же экзотически, его происхождение не скрыть, и ему придется несладко, чтобы выдерживать постоянные сплетни и травлю.

Адам выбросил остаток сигары.

— Будет нелегко. После своего первого сезона в Лондоне может случиться так, что о войне в пустыне он будет вспоминать как о прогулке в парке.

Бушар рассмеялся:

— Рамзи, как ворчливая мамаша, все пытается затащить меня в Лондон. Говорит, мне надо найти жену, которая не только полюбит мои деньги, но и сделает из меня цивилизованного человека. Ему нравится… — Он умолк и покрутил рукой в воздухе в поисках подходящего выражения. — …подливать масла в костер?

— Подливать масла в огонь. Да, охотно верю. У Рамзи своеобразное чувство юмора.

— Ах, милорд, он как заноза в заднице, но слишком здоровый, чтобы его поколотить. Я рад, что он сейчас на своем корабле. Наверняка уже довел Делакруа до белого каления. — Он расхохотался, но над чем — делиться не стал, и повернулся к Адаму. — Этой ночью можешь поспать в моей каюте. Я буду стоять на вахте, а за тобой зайду, когда будет пора выдвигаться в путь.

Адам кивнул, благодарный Мартену, что тот не стал допытываться, потому что спать не собирался. Надо наконец написать жене то, что должен был еще до женитьбы на ней.

Глава 29

Мия ничуть не удивилась, когда Бушар остановил ее на верхних ступенях трапа.

— А, леди Эксли. — Он стоял, скрестив руки на груди и перегораживая узкий проход своей крупной фигурой. — Чем могу быть полезен?

— Я хочу поговорить с мужем.

Бушар спустился ниже, вынуждая ее пятиться назад по трапу. В конце концов они оба оказались внизу, почти касаясь друг друга в тесном коридоре. Из поведения капитана было ясно, что Адам уже покинул корабль: Бушар ни за что не посмел бы вести себя так фамильярно, если бы ее муж был на борту.

— Поговорим здесь, внизу, а?

— Когда он ушел?

— Недавно, миледи. Велел передать вам это. — Бушар протянул ей пару сложенных листов бумаги.

Мия взяла их у него из рук и увидела, что послание не запечатано.

— Ты это читал?

Бушар улыбнулся, странно изогнув губы:

— Нет, не читал. Может, вернетесь в каюту?

Он оттеснил ее дальше по коридору и открыл дверь в свою каюту.

— Через час принесут завтрак, если не возражаете.

Мия метнула в него взгляд вроде тех, с помощью которых Адам подчинял окружающих своей воле, но это не помогло. Бушар просто улыбнулся и захлопнул дверь у нее перед носом. Она услышала щелчок ключа в замочной скважине и схватилась за ручку двери, но та уже была заперта.

— Бушар? Бушар! — Она заколотила в дверь. — Ах ты сволочь!

Мия ругалась, как торговка рыбой, и колотила в дверь, пока у нее не заболела ладонь. Тогда она рухнула на пол у двери и только тут вспомнила о письме в своей руке, теперь основательно помявшемся. Мия разгладила оба листка и, развернув, сразу же узнала аккуратный мелкий почерк мужа.

«Любимая!

Прости, что пришлось оставить тебя одну после такой ужасной ссоры. Прости, что тебя вообще пришлось оставить одну.

Я не могу сожалеть о том, что пытался защитить тебя хотя бы так. Ты моя жена, и оберегать тебя — мой долг и большая честь для меня. Как бы сильно ты ни хотела защитить сына, я хочу защитить тебя. Если Асад готовит для нас сюрпризы (Бушар и Рамзи предупреждали меня о такой возможности), о тебе позаботится Мартен.

Оставайся в каюте, любимая: незачем рисковать собой и нашим ребенком. Ты сама знаешь, что Асад убьет тебя при первой же возможности. Пожалуйста, не делай мое решение бессмысленным.

Я оставил тебе один из своих пистолетов. Он заряжен и лежит в платяном шкафу. При необходимости направь его на противника и нажми на спусковой крючок. Надеюсь, до этого не дойдет, и постарайся не застрелить Бушара, хотя он наверняка будет тебя провоцировать.

Если все пройдет как надо, через каких-нибудь несколько часов мы приведем на корабль твоего сына. А если не получится, знай, что я тебя люблю, хоть никогда этого и не говорил. Быть может, ты снисходительнее отнесешься ко мне после того, как дочитаешь письмо.

Я давно должен был тебе все рассказать — и уж точно до нашей свадьбы, — но тянул из-за того, что считал себя не вправе делиться этим из-за дочерей. Ведь это их тайна, и она не должна открыться, пока я не буду уверен, что к ней отнесутся с уважением.

Но почему-то, когда я лучше узнал тебя и полюбил, мне стало еще сложнее рассказать об этом. Не стану больше ходить вокруг да около. Дело в том, что моя первая жена была не просто неосмотрительна в связях, но еще и безумна.

Я узнал об этом только после ее смерти от ее единственного брата Денниса на похоронах. Когда мы поженились, его не было в Англии, поэтому я слишком поздно узнал правду о ее прошлом и историю их семьи. Он попросил у меня прощения за то, что не рассказал мне об этом сразу после нашей свадьбы, но я не могу его винить. Оказывается, их бабушка после многих лет безумия покончила с собой, когда их мать была еще ребенком.

Денниса и его мать бог миловал, но Вероника проявляла признаки безумия с юных лет.

Теперь ты понимаешь, почему я не могу позволить дочерям выезжать в свет, выходить замуж, рожать детей, чтобы передавать это позорное пятно будущим поколениям. Но что, если они, как их дядя и бабушка, здоровы? Со стыдом признаюсь, что из-за этого обстоятельства я избегаю собственных детей.

Ева особенно напоминает мне свою мать. Бурные срывы, внезапные приступы гнева и яростная привязанность делают ее очень похожей на Веронику.

Хотел бы я сказать, что нашел какой-то выход, но это не так. И теперь я затащил тебя в самый эпицентр возможной трагедии, а ты уже успела привязаться ко всем трем девочкам. Три привязанности, которые могут однажды разбить тебе сердце.

Я глубоко сожалею, Мия, что не рассказал тебе об этом раньше, и не в письме, а лично.

Тем первым вечером, когда допрашивала меня за обеденным столом своего отца, ты распознала мою трусость по отношению к дочерям и приняла ее за чувство мужского превосходства. Правда в том, что я был плохим мужем по незнанию и еще худшим отцом — из страха. Я держусь от своих дочерей на расстоянии не потому, что не люблю их, а потому, что люблю слишком сильно. Когда я с ними, то бесконечно присматриваюсь ко всем мелочам, пытаясь заметить признаки безумия.

От их детских выходок у меня кровь стынет в жилах, от девчачьих споров спирает дыхание от ужаса. Мои дети не заслужили такой жизни — находиться под наблюдением расчетливого тюремщика. Им нужна ты, Мия, твоя дружба и любовь. Ты показала мне, каким я был эгоистом, позволишь страху взять над собой верх. И, что еще важнее, ты показала моим дочерям, что такое настоящая мать, которая любит их и заботится о них.

В каком-то смысле ты вернула мне моих дочерей. В те недели, что прошли после нашего возвращения в Эксам, я впервые с тех пор, как Деннис рассказал мне о проблемах моей жены, испытывал радость в присутствии своих детей.

Надеюсь, я смогу отплатить тебе единственно возможным способом — вернув сына.

Твой навеки, Адам».

Мия смотрела на листки бумаги в своих руках, пораженная ужасом, с которым Адаму приходилось справляться в одиночку. Сама мысль, что Джибриль носит в себе нечто такое, что может однажды свести его с ума, была бы невыносима. Никогда не знать наверняка, никогда не быть уверенный — как можно жить с такой постоянной угрозой, с таким ужасом?

Горячие слезы стыда полились у нее из глаз при мысли, что она наговорила Адаму перед его уходом. Она рыдала из-за того, что сказала, но еще больше от того, что ей может никогда больше не выпасть шанса попросить у него прощения.

День клонился к закату, когда «Призрак» встал на якорь. Прошло меньше часа, когда до Рамзи начали доходить сообщения, что Асад задумал нечто такое, для чего ему нужно очень много людей.

— Возможно, Асад нападет на нас в гавани даже этой ночью. Мы должны действовать быстро и постараться уйти до того, как он приведет план в исполнение.

Здоровенного барона было не узнать в маскировочном костюме. Его волосы, обычно цветом напоминавшие золотую гинею, стали сальными и темно-каштановыми. На нем был рваный тюрбан и просторный плащ, который местные называли «джеллаба». У него была клюка, и когда он хромал ссутулившись, то казался не крупнее большинства мужчин. Он также снял свою узнаваемую повязку на глазу. Адаму с трудом удавалось отводить взгляд от его разных глаз. Шрам от пореза, который лишил его зрения на один глаз, шел ото лба до подбородка, оставив под повязкой необычайно аккуратную рану. Глаз совсем не выглядел поврежденным, если не считать четко разделенную надвое радужку, которая приобрела тусклый зеленовато-серый оттенок.

— Может, стоит вашему капитану отвести корабль подальше, когда мы уйдем? Можно вернуться на борт в другом месте, если опасаетесь ловушки, — предложил Адам.

Рамзи покачал головой:

— Надо отвлечь от себя внимание. Если Асад будет следить за «Призраком», то не обратит особого внимания на дворец и не станет искать подвоха еще где-нибудь — например, на утесе Куора. Фонтайн обо всем позаботится. Он старший помощник Делакруа и знает, как действовать, если запахнет жареным. Я также отправил весточки и на другие корабли, что стоят на якоре неподалеку. У нас здесь есть друзья, которые могут нам пригодиться.

Он передал Адаму какой-то мешок.

— Вот, возьмите. Чем скорее переоденетесь, тем скорее выступаем. Делакруа уже направляется к утесу вместе со своими людьми. Они найдут проход и позаботятся о том, чтобы нас никто там не поджидал. Если расчистить путь не удастся, тогда присмотримся к парадной двери Асада.

Адам достал из мешка белую с красным ткань, и Рамзи показал, как в нее завернуться. Ему пришлось надеть еще и свободную, не первой свежести белую рубаху и джеллабу вроде той, что была на Рамзи. Когда он оделся, барон велел ему вымазать сажей руки и лицо.

— Вот вам веревка. Привяжите шпагу к ноге. Как только выберемся с причала, натрите башмаки песком, чтобы не блестели, смотрите в землю и ведите себя скромно. — Губы барона дрогнули. — Старайтесь не походить на британского маркиза. Мыслите как…

Адам выхватил у него из рук веревку, примотал ею шпагу к бедру.

— Спасибо, Рамзи. Я, черт побери, сам знаю, как мне мыслить. Я готов.

Из гавани они направились на запад. Рамзи раз пять останавливался, проверяя, не следят ли за ними. Они шли узкими извилистыми переулками через район Хай-Имам-эль-Хуари. Вверху на скалистом уступе был виден огромный форт, угрожающе нависший над городом.

— Форт Санта-Круз — лакомый кусочек, который много раз переходил из рук в руки, — шепнул Рамзи, медленно шаркая рядом с Адамом и не давая возможности ускорить шаг. — Под ним находится сеть пещер, ведущих в другие форты и далеко к западной стороне города. Я там никогда не был, но говорят, они далеко простираются под землей. Невольно подумаешь, что туннель в утесе Куора — часть этой системы.

Они замолчали, дойдя до узкого прохода, где дорогу преградил человек с тремя верблюдами, мешая проехать телеге, которую тащил огромный вол.

Рамзи выкрикнул что-то по-арабски — явно какую-то грубость — и замахал ручищей, в которой все еще сжимал клюку. Человек с верблюдами крикнул что-то в ответ, но с неохотой отогнал животных в сторону. Адам последовал в узкий проход за брюзжащим Рамзи.

Когда они миновали толпу, Рамзи вновь повернулся к нему.

— Вот доберемся до комнат рабов, и мы с Делакруа разделимся, потому что он знает тамошние загоны не хуже меня. Мы обыщем каждый свой сектор и снова встретимся на утесе, когда закончим. Если мы разделимся и один из нас не вернется к назначенному времени, уходите. Не ждите, не пытайтесь нас искать. Это будет значить, что либо мы ушли другим путем, либо вы нам ничем не поможете. Вы меня понимаете, Эксли? Проследите, чтобы Делакруа послушался ваших распоряжений. Он ко мне довольно привязан. — У Рамзи вырвался низкий смешок.

Адам не стал утруждать себя вопросами, как заставить группу прожженных пиратов делать то, что им не хочется. Он разберется с ними, если до этого дойдет дело.

Оставив позади густонаселенную часть города, они смогли идти быстрее по утрамбованной земляной дороге, ведущей за город. Теперь вместо странных каменных домов, прилипших стена к стене, показались отдельные здания, а дальше — то там то сям — хижины.

— Здесь мы сойдем с дороги.

Рамзи повел его вниз по крутой насыпи к оврагу, напоминавшему высохшее русло реки, по нему они шли с четверть часа, после чего свернул и к западу, к небольшой роще.

— Мы на месте.

Рамзи показал направо, и Адам всмотрелся в полумрак. Они были не дальше чем в пятидесяти футах от основания впечатляющего отрога.

— Утес Куора, — сказал Рамзи.

Адам огляделся.

— Ваши люди опаздывают?

Рамзи свистнул, и на месте валунов, песка и кустарника материализовались люди. Он приветствовал их таким же рукопожатием, какое Адаму доводилось видеть много раз за последние недели, — сжав предплечье. Одним из этих людей был француз Делакруа, капитан корабля Рамзи, приземистый, коренастый и с ног до головы покрытый шрамами. Вид он имел не менее бандитский и злодейский, чем его наниматель.

— Нашел? — спросил Рамзи.

Француз подвел их к утесу.

— Oui, капитан. Пришлось немного покопать. Похоже, его годами не использовали. — Он пожал плечами. — Может, даже с тех пор, как вы через него бежали.

Несколько невысоких деревьев росло возле груды камней, и, когда Делакруа отвел в сторону мощные нижние ветви, Адам увидел грубо сколоченную дощатую дверь у квадратной дыры в каменистой поверхности утеса.

Рамзи вгляделся в черноту пещеры и кивнул:

— Отлично. Будем надеяться, Асаду об этом ничего не известно.

Рамзи снял тяжелый халат и тюрбан и бросил на землю под деревьями. Адам последовал его примеру, и Делакруа дал им обоим по факелу. Рамзи повел маркиза за собой.

Потолок в туннеле был такой низкий, что барону приходилось идти едва ли не на корточках. Даже Адам, в котором было чуть меньше шести футов роста, шел, сильно пригнувшись. Несмотря на тесноту, в туннеле было очень прохладно по сравнению с влажной жарой гавани. Они трижды оказывались на развилке, и Рамзи трижды выбирал туннель, ведущий направо.

— Куда ведут остальные туннели? — спросил Адам у Делакруа, шедшего за ними.

— В двух был обвал, а в конце третьего — запертая дверь. Стражник, у которого мы купили информацию, знал только о существовании туннелей, а не о том, куда они ведут. Нам повезло отыскать выход у утеса. И даже при этом у нас ушло часов шесть на то, чтобы раскопать старую дверь.

Адам распознал в голосе Делакруа нотки былой тревоги и спросил:

— Почему вы сегодня согласились вернуться туда с нами?

Ему было действительно любопытно, почему этот человек готов рисковать жизнью ради сына того, кто сделал его рабом.

— Капитан меня попросил, — ответил Делакруа, но Адам почувствовал сложные эмоции за этими простыми словами.

Бушар был прав: люди Рамзи действительно абсолютно преданы ему.

Человек, шедший перед Адамом, остановился и, обернувшись, прошептал:

— Мы у двери первой камеры. По словам Рамзи, это одна из самых больших, и внутри будет много рабов. Потушите факел и возьмитесь за мой ремень.

Адам кивнул и, затушив огонь о песчаный пол туннеля, левой рукой ухватился за пояс впереди идущего, а правую положил на рукоять шпаги. Даже в темноте было понятно, что они вошли в камеру. Душная жара и вонь десятков немытых тел сбивали с ног.

Адам почувствовал что-то у себя под башмаком — чью-то руку? — и сделал шаг назад.

Совсем рядом послышался голос Рамзи, арабские слова звучали тихо и успокаивающе. Что бы он ни сказал, рабов это, видимо, убедило: ему отвечали без агрессии, ровными голосами. До Адама донесся звук ударов кремнем, и вскоре зажегся факел.

Проморгавшись, он открыл глаза, и то, что увидел, будет помнить до конца своих дней. В комнате лежали десятки тел, некоторые на соломенных тюфяках, но большинство прямо на неровном каменном полу. В углу стояло ведро, переполненное отходами человеческой жизнедеятельности, и несколько тел сгрудилось вокруг него. От жуткой вони и отчаяния у Адама слезились глаза. Большинство рабов были едва одеты, покрыты шрамами, причем некоторые еще кровоточили.

Рамзи заговорил с одним из рабов, согбенным то ли от прожитых лет, то ли от страданий, то ли и от того и другого вместе. Странно, что здесь никто не спал. Когда Рамзи закончил говорить, все как один, поднялись и двинулись к туннелю, ведущему назад, к утесу Куора.

— Что он им сказал? — спросил Адам того, кто шел впереди его.

— Он сказал, что теперь они свободны и могут уйти куда угодно, но только не через город, а через пустыню.

Адам вновь зажег свой факел от факела Рамзи и передал мальчику лет двенадцати, в глазах которого горела отчаянная надежда.

Они дождались, пока помещение опустеет, и Рамзи повернулся к Адаму.

— Старик мне сказал, что Джибриля держат в отдельной камере. Она расположена неподалеку от входа в жилище рабов, и у двери всегда дежурят два стражника. По дороге в загоны на улице рабы проходят мимо нее каждый день. Он заметил, что Асад сегодня был во дворце, но считает, что сейчас стражи там меньше, чем обычно. Когда доберемся до камеры, действовать надо будет быстро и тихо, пока не сбежалась остальная стража. Здесь нам пригодятся ваши навыки фехтования, Эксли. Мы с вами зайдем за мальчиком, а Делакруа пойдет и освободит остальных.

Адам не знал, что в их планы входит освобождение рабов, но увидев ад, творившийся в этой комнате, возражать не стал. Делакруа и Рамзи пожали друг другу руки, и француз направился прочь, а его грозные на вид помощники последовали за ним.

Рамзи повернулся к Адаму и ухмыльнулся:

— Готовы повеселиться?

Глава 30

Зловонный запах камер становился все менее острым по мере того, как они приближались к главному входу в комнаты рабов. У поворота Рамзи положил руку Адаму на плечо, указывая, что камера находится справа.

Они обогнули угол и увидели у двери двоих стражников, как их и предупреждали рабы. Один стражник спал, сидя на стуле и уронив голову на грудь. Другой, сняв башмак, что-то делал со своей ногой. Прежде чем он успел пикнуть, Адам подобрался к нему вплотную и приставил шпагу к горлу. Стражник поднял глаза, и Адам помотал головой, приложив палец к губам и сильнее вдавливая кончик шпаги ему в горло.

Стражник увидел Рамзи и пробормотал что-то по-арабски, вытаращив глаза, так что они стали с пушечные ядра. Рамзи схватил его, сорвал тряпку с его головы, смял ее в комок и запихал в раскрытый от изумления рот. Концы тряпки барон обмотал вокруг его шеи и завязал сзади, потом заломил стражнику руки за спину и связал их.

Адам оглушил спящего стражника ударом рукояти по затылку. Охнув, тот упал на пол. На скамье лежал видавший виды пистолет. Адам проверил, заряжен ли он, и заткнул себе за пояс.

— Отлично сработано, Эксли. — Рамзи обыскал обоих стражников и нашел большое кольцо с ключами на том, что был в сознании.

Адам пробовал ключи один за другим, пока один из них не отпер массивный замок. Комната за дверью была, пожалуй, футов шесть в ширину и десять в длину. В ней находился всего один человек, лежащий на полу лицом к стене. Он пробормотал что-то по-арабски, но не повернулся. Его голые руки были покрыты шрамами и кровоточащими ссадинами.

— Придется говорить по-английски, если хочешь, чтобы я тебя понял, — сказал Адам, подняв фонарь и подойдя ближе к узнику.

Куча тряпья издала тихий смешок.

— Это матушка вас послала?

Он говорил как английский джентльмен, и Адам невольно улыбнулся. Мия хорошо воспитала сына.

— Как ты догадался? — спросил Адам. — Встать сможешь? Если не отведу тебя к твоей матери, могу и сам не возвращаться.

Он присел на корточки и поставил на пол фонарь, который позаимствовал у одного из стражников.

Джибриль перекатился на спину, и Адам поморщился при виде его побитого и окровавленного лица. На него смотрели знакомые зеленые глаза, но лицо было смуглее, а между глаз торчал крупный нос с горбинкой, которым мог бы гордиться римский сенатор. У Джибриля Марлингтона был нос его деда, герцога Карлайла.

Взгляд зеленых глаз метнулся к двери, где стоял Рамзи с покорным стражником.

— Какая встреча, Рамзи! Ты, я смотрю, по-прежнему у матушки на побегушках.

Рамзи расхохотался:

— Я тебе еще напомню об этих словах, юный пройдоха.

Джибриль поднялся на колени и попытался встать на ноги. Адам взял его за плечи и помог юноше встать. Для своего роста тот был ужасно худ.

— Идти сможешь?

Джибриль усмехнулся:

— Я бы, черт подери, побежал со всех ног, если это поможет мне выбраться из этой камеры.

Адам оставил Джибриля за дверью и за ноги втащил в камеру второго стражника. Снял с него сандалии и кинул Джибрилю.

Они только-только успели запереть дверь, когда раздались шаги тяжелых сапог по камням снаружи приземистого здания. Группа стражников высыпала из-за угла, и Адам, схватив Джибриля за руку, оттащил его назад — туда, откуда они пришли.

Стражники завопили, и Адама почти оглушил звук пистолетного выстрела в каменном коридоре, осколки камня полетели вокруг них, когда они бросились бегом по лабиринту коридоров. Как раз когда они свернули в коридор, ведущий к общей камере, из его противоположного конца раздались голоса. Послышался громкий вопль и топот ног. Адам поднял пистолет и приготовился целиться.

Рамзи положил руку Адаму на локоть.

— Опустите пистолет, Эксли. Это кричал Делакруа.

Немедленно в полумраке вспыхнул факел. Это был Делакруа с парой десятков людей за спиной. Адам опять поднял пистолет, но быстро понял, что это освобожденные рабы, а не стражники. Увидев Рамзи, Делакруа ухмыльнулся и дал знак бывшим рабам остановиться.

Стражники, бежавшие за Адамом, Джибрилем и Рамзи, начали беспорядочно палить из-за угла, явно не стремясь встретиться с ними лицом к лицу.

— Остались только камеры с восточной стороны, — сказал Делакруа. — Люди Асада со всех ног бегут назад из города. — Он ткнул большим пальцем в сторону двоих ближайших к нему людей. — Эти люди направлялись к дороге, когда увидели их, и вернулись нас предупредить.

Рабы метались взглядами от Делакруа к Адаму и озадаченно прислушивались к разговору на английском языке.

— Асад с ними?

— Его никто не видел.

Из-за угла раздался еще один выстрел, рикошетом задев потолок над их головами, так что осколки камня дождем посыпались вниз.

Рамзи повернулся к Адаму.

— Мне надо добраться до последней группы камер, а в гавани наверняка сейчас слишком жарко. — Он дернул подбородком в сторону перепуганных стражников. — Делакруа с ними разберется и нас прикроет. Вы помните, где нас будет ждать «Серп»?

— Я помню карту. Встретимся с вами там.

— Если нас там не будет через три часа, уплывайте. Удачи вам, Эксли. — Он по-моряцки протянул руку.

Адам пожал ему предплечье и повернулся к приемному сыну.

— Ты готов уйти?

Джибриль улыбнулся, отчего стал очень похож на свою мать.

— Наконец-то.

Когда они добрались до камеры, за которой начинались пещеры, Джибриль прямиком направился в туннель.

— Чтобы добраться до выхода, всегда поворачивай налево, — сказал ему Адам, следуя за ним по пятам.

— За последний год я десятки раз бывал в этих туннелях. Мы использовали их, чтобы шпионить за моим братом. Вы знаете, куда мы идем?

— Да, мы выйдем у утеса Куора, а оттуда я могу отвести тебя к месту, где будет ждать корабль. Твоя мать уже в море, на борту корабля Бушара.

Джибриль резко остановился, так что Адам врезался в него на полном ходу. Молодой человек обернулся и прищурился.

— Вы притащили сюда мою мать? — спросил он угрожающе.

Адам убийственно взглянул на него:

— Если думаешь, что кому-то под силу остановить твою мать, когда она хочет тебя спасти, ты глупее, чем я рассчитывал.

— А вы кто такой, чтобы так запросто говорить о моей матери?

Адам тяжело вздохнул:

— Я ее муж. А теперь идем. Отложим семейные препирательства, пока не будем в безопасности на корабле.

Джибриль бросил на него взгляд, который Адам пару раз замечал у Мии. Тем не менее он развернулся и зашагал дальше по туннелю.

Они повернули налево во второй раз, когда впереди раздались голоса. Говорили по-арабски. Они остановились, Джибриль вытянул вперед руку и наклонил голову набок, прислушиваясь. Он пробормотал что-то на арабском и повернулся к Адаму:

— Это люди Асада. Похоже, они поймали кого-то из беглых рабов и проследовали за ними в пещеры. Придется повернуть назад.

— Что?

— По-другому никак.

— А что насчет других туннелей? Ты говорил, что много месяцев ими пользовался?

— Один из них завален валуном, а другой ведет в форт — в конце пути нас будут поджидать турки.

Адам тихо выругался.

— Идемте! — Джибриль оттер его плечом и пошел назад.

— Куда ты? — прошипел Адам.

— Я знаю место, где можно спрятаться между внутренним двориком и жилыми помещениями. Если доберемся туда, будем в безопасности.

— До каких пор?

— Пока я не выведу нас наружу.

Адам вздохнул, но придержал язык. Он пошел за Джибрилем по тем же камерам и коридорам, которые они только что покинули; теперь здесь царило жутковатое безмолвие. Они прошли по коридору, из которого раньше появился Делакруа; Джибриль провел Адама до самого конца этого коридора, где была крошечная камера с открытой дверью.

Джибриль шагнул внутрь, и Адам увидел, что камера ведет в еще одну просторную комнату.

— Оставайтесь здесь и ждите.

— Какого черта мне тут ждать? — требовательно спросил Адам.

— Вы останетесь здесь, пока я схожу подыщу нам одежду: будет легче передвигаться в форме стражников.

Адам хотел было поспорить, но быстро понял, что юноша не только меньше бросается в глаза, несмотря на рыжие волосы, но и знает где здесь что.

— Возьми фонарь, — сказал Эксли. — Мне он ни к чему.

Джибриль кивнул и заторопился к двери:

— Я скоро вернусь.

Адам, черт побери, очень на это надеялся. Он вгляделся во внезапно сгустившуюся темноту.

Глава 31

Мия сидела на кровати. Рядом с ней лежал пистолет, заряженный и готовый к бою. Она также нашла в платяном шкафу Бушара короткий меч и жуткого вида нож — оба также лежали в пределах досягаемости. А самое главное — она обнаружила запасной ключ к двери каюты, о котором Бушар забыл (он лежал в деревянной шкатулке со всякими мелочами).

Адам не взял с собой сумку с выкупом за Джибриля — еще одна маленькая деталь, которую они с Рамзи от нее утаили: они вовсе не собирались платить.

Ох уж эти мужчины!

Мия подавила бессмысленное раздражение и принялась думать, как действовать дальше.

Было уже поздно, очень поздно. Наверняка Адам и Рамзи давно добрались до гавани. У них было достаточно времени, чтобы дойти до дворца и вернуться на один из кораблей, если не удалось приблизиться к гавани после освобождения ее сына.

Но на корабле стояла тишина. Они бросили якорь неподалеку от берега и совсем близко к высокому утесу, за которым скрывался дворец султана. Конструкция «Золотого серпа» позволяла легко заходить на мелководье.

Мия всматривалась в темные очертания берега, раздумывая, как поступить дальше, когда внезапно в темноте вспыхнул огонек. Через некоторое время стало ясно, что это шлюпка, но в ней всего один человек.

Она взяла заряженный пистолет и нож и спрятала под джеллабой, и теперь, с тюрбаном на голове, могла в темноте сойти за подростка, если не слишком приглядываться. Надо просто быть осторожной.

Мия вставила ключ в замочную скважину и, вознеся молитву небесам, повернула. Щелчок показался ей оглушительным, но ничего не произошло, так что она открыла дверь. Коридор был пуст. Она надела войлочные туфли, которые предусмотрительно прихватила с собой. Еще прежде, чем добралась до верхней ступеньки, до нее донесся гул голосов, и она увидела мягкий свет фонаря.

Мия выглянула на палубу. На небе был только месяц, но висел низко и светил ярко. Бушар всего в нескольких футах от нее со вторым помощником говорили с тем, кто прибыл в шлюпке. Все трое склонились над чем-то — должно быть, над картой. Мия дождалась удобного момента и бросилась через палубу к борту, где была привязана шлюпка, и спряталась за тремя бочками. Над крошечной лодочкой болталась веревочная лестница, но к ней еще нужно как-то подобраться.

— Жак, покажи еще раз на карте, куда они, по-твоему, пошли, — попросил Бушар.

— Вот здесь Рамзи и Делакруа отделились от Джибриля и второго англичанина — отвлекли людей Асада, — чтобы Джибриль успел скрыться в туннеле. Рамзи отправил меня к условленному месту встречи и велел передать, что они нашли парня. Он считает, что Асад сейчас в гавани. Пушечный выстрел было слышно даже во дворце. Рамзи, Делакруа и еще человек тридцать собирались к ним присоединиться.

— Тридцать человек? Он взял с собой всего нескольких матросов.

— Это рабы, которых он освободил, забрали оружие у стражников и последовали за ним.

Бушар фыркнул:

— Как это похоже на Рамзи — поднять целый чертов бунт. — Он помолчал. — Я так понимаю, на берегу вы никого не встретили? Ты видел вход в туннели на утесе Куора?

— Он завален камнями. Похоже, люди Асада оказались там прежде, чем Джибриль и англичанин смогли выбраться, судя по тому, что они все еще не вернулись.

Мия ахнула, и мужчины заозирались по сторонам.

— Что это было? — спросил Бушар.

Несколько долгих мучительных секунд все молчали.

Потом Бушар продолжил:

— Если они не вышли через утес Куора, то куда подевались?

— Не знаю. Я никогда не бывал в других туннелях. Мы просто шли за Рамзи до загонов с рабами.

— Рамзи говорил, что есть и другие туннели, помимо главного, что ведут в помещения для рабов. Наверное, Джибриль и англичанин спрятались в одном из них. — Бовиль ткнул пальцем в какую-то точку на карте. — Они могли воспользоваться любым из них, если поняли, что выход перекрыт.

— Они могли застрять во дворце. — Бушар повернулся к человеку Рамзи. — Я никогда не бывал во дворце. Могут они быть все еще там, Жак?

— Простите, капитан, но я видел только туннель и каморки рабов.

— Может, они в туннеле повернули назад и пошли за тобой следом?

— Надеюсь, что нет, — сказал Жак. — Помните, я же говорил, что видел еще одну группу людей Асада, которые возвращались из гавани? — Он помолчал. — Не похоже было, чтобы комнаты рабов соединялись с остальным дворцом, но кто знает?

— Я думаю, что там есть проход, — сказал Бовиль. — Судя по виду этого коридора, он может соединять казармы с кухней, которая связана с семейными комнатами. Не сомневаюсь, что Джибриль, который здесь вырос, без труда ориентируется во дворце. На карте этого не видно, но должен быть какой-то выход из кухонных помещений — по крайней мере для того, чтобы привозить во дворец припасы и вывозить отходы.

Мия могла бы сказать им, что кухонную дверь отпирают дважды в день, чтобы избавиться от отходов и пополнить запасы. На двери два больших металлических засова с замками размером с ее голову: один на внутренней стороне и другой — на внешней. Чтобы открыть дверь, требуется помощь изнутри. Дворец был специально спланирован предками султана так, чтобы члены семьи оставались внутри, а посторонние — снаружи.

Кроме того, если бы Адам и Джибриль выбрались на свободу, то пришли бы к берегу, а значит, либо они все еще оставались во дворце, либо их схватили по пути к кораблю.

— Насколько серьезный там завал, Жак? — спросил Бушар. — Его можно как-то расчистить, чтобы попасть в туннель?

— Снаружи он выглядит серьезным.

Бушар выругался:

— На это нет времени. Рамзи и Эксли хотели, чтобы мы увезли женщину, если они не появятся в условленном месте. Надо убираться отсюда, и поскорее.

— Да, это было последнее, что мне сказал Рамзи, а еще велел, чтобы мы придерживались плана, то есть шли на запад и ждали.

Мия услышала достаточно. Джибриль знал дворец и его окрестности как свои пять пальцев, а про подземный ход из гарема, через который сбежала от Асада во время резни, она сказала ему сама.

Увы, чтобы отпереть дверь, необходима помощь снаружи. Готовясь к побегу, Мия подкупила одного из евнухов, и тот ей помог. Даже если Джибриль отыщет подземный ход, выпустить его будет некому.

Мия отступила туда, где была привязана пеньковая лестница, и выглянула за борт. С тяжелой сумкой с выкупом спуститься невозможно. Она покосилась на ожесточенно споривших мужчин. Они наверняка услышат, если она сбросит сумку, но разве у нее есть выбор? Тем более к тому времени, как они спустят на воду еще одну шлюпку, она уже будет на полпути к берегу. Мия перекинула ноги через борт, ступила на верхнюю ступеньку веревочной лестницы и сбросила сумку в шлюпку. Та громко стукнулась о дно.

— Что это? — крикнул Бушар.

Мия почти добралась до нижней ступеньки, когда мужчины выглянули за борт.

Драгоценные секунды убегали, пока она возилась с узлом, который держал шлюпку на привязи. Лестница задергалась, давая понять, что кто-то уже спускается по ней. Наконец Мие удалось высвободить лодку, и она со всей силы оттолкнулась от корабля, уже хватаясь за весла.

У нее над головой мелькнуло яркое пятнышко света, но тут же исчезло. Мия чуть не разрыдалась от облегчения, когда лодчонка двинулась прочь от корабля. Она гребла и гребла, не обращая внимания на приглушенные крики и плеск воды, по которому было ясно, что на воду спускают вторую лодку. Что есть сил налегая на весла, она обернулась через плечо.

Как бы быстро она ни гребла, берег словно все больше удалялся от нее с каждым движением.

Адам не проспал и получаса, когда его разбудили мужские голоса. Он понимал, что прятаться негде: это стало ясно, как только Джибриль ушел, и, хватаясь за стену, ощупью прошел вперед в темноте, пока не добрался до просвета, откуда можно было попасть во внешнюю камеру, поменьше.

Голоса раздавались все ближе; говорили по-арабски. Адам держал в левой руке шпагу, а в правой пистолет. По меньшей мере нескольких человек он заберет с собой.

Шаги замерли прямо у входа в наружную камеру.

— Мы знаем, что вы здесь. Отдайте нам Джибриля, и мы вас отпустим. — Французский акцент говорившего был так чудовищен, что у Адама ушло несколько секунд, чтобы мысленно перевести сказанное.

— Приходите и сами его возьмите, если он вам нужен, — крикнул он на чистейшем французском.

В ответ на его слова последовал взрыв голосов, говоривших по-арабски. Наверное, никто не хотел заходить первым. Адам ждал, напрягая слух на случай, если они войдут в темноте. Его глаза уже успели привыкнуть к ней, так что у него будет небольшое преимущество. Насколько его хватит, зависело от того, сколько их там, за дверью.

Спор утих, и в дверной проем влетел зажженный факел, отскочил от каменного пола, и искры брызнули в разные стороны. Откатившись к противоположной стене, все еще горящий, он остановился.

«Вот вам и преимущество в темноте».

Первый из тех, кто был за дверью, ввалился в камеру сразу же следом за факелом, словно кто-то забросил его вперед из катапульты.

Адам выстрелил, и пуля не прошла мимо. От силы выстрела и неожиданности мужчина отлетел назад и свалился прямо на шедшего за ним. Адам бросился вперед и вонзил шпагу второму в грудь. Следующий споткнулся о тело своего предшественника и сам тяжело упал на шпагу, чуть не повалив вместе с собой и Адама.

Он не упал, но присел на корточки, пытаясь вытащить шпагу у врага из груди.

Еще один человек влетел в дверь, но запнулся о лежащие тела. Адам одним движением высвободил шпагу, но в этот момент его спину ожгло от плеча до бедра. Он перекатился на бок, и как раз перед тем, как его противник снова замахнулся, описав рукой крутую дугу, так что в неверном свете факела блеснул нож.

Адам вскочил на ноги и вскинул окровавленную шпагу — как раз вовремя, чтобы остановить смертоносный удар, — но пошатнулся и отлетел к стене. Нападавший хоть и не обладал умением фехтовальщика, зато был здоровым как бык. Адам сделал несколько обманных движений, почти не чувствуя руки от напряжения после того, как отбил несколько ударов более тяжелого клинка. Надо было бить сейчас, пока у него еще остались силы.

Не обращая внимания на острую боль в спине, он сделал выпад, которым Боло мог бы гордиться. Внезапное нападение застало противника врасплох — ведь тот думал, и не без оснований, что Адам обессилел, а потому замахнулся для следующего удара по большой медленной дуге, готовясь добить его, но позабыл о телах у себя за спиной и споткнулся.

Шпага Адама с хлюпаньем чиркнула его по горлу и, звякнув, упала на каменный пол, а нападавший с бульканьем и воплем сделал еще шаг прямо по трупам, прежде чем упасть. Адам отступил, и, пока вытирал окровавленную рукоять шпаги, его легкие наполнялись воздухом с шумом, словно кузнечные мехи.

Он огляделся в свете догорающего факела. С врагами было покончено. Снаружи, из камеры поменьше и коридора, доносились звуки боя, которые вдруг прервал голос, обладатель которого говорил по-английски:

— Я привел подмогу, сэр!

— Давно пора, черт побери! — крикнул Адам в ответ, сползая спиной по холодной каменной стене и прислушиваясь к отзвукам битвы.

Совладав с дыханием, он сделал глубокий вдох и, перешагивая через недвижимые тела, пошел посмотреть, что происходит. Похоже, Джибриль привел с собой не меньше дюжины человек. В коридоре собралась толпа, так что развернуться им было негде: оставалось только кромсать друг друга саблями, и Адам был им не нужен, — люди Джибриля без труда расправились с оставшимися стражниками.

Маркизу оставалось лишь наблюдать за происходящим, массируя правую руку. Еще прежде, чем последний стражник упал на пол, победители уже начали хлопать друг друга по спине и поздравлять, как это принято у совсем молодых людей. Джибриль, закутанный в серую шерстяную джеллабу и с тюрбаном на голове, на котором чередовались красные и черные клетки, вспомнил о существовании Адама и подошел к нему. Через плечо у него был перекинут ремень большой кожаной сумки.

— Мои люди пришли из города по главной дороге, за ними гнались псы Асада. Пока мы тут разговариваем, они сражаются у главного входа.

— Твой сводный брат с ними? — спросил Адам, оттолкнувшись от стены и тут же скривившись от боли.

— Ты ранен? — Юноша оглядел три трупа и вскинул рыжие брови. — Ты хороший боец, отчим.

— Где Асад? — повторил Адам, проигнорировав его замечание.

Не дай бог, этот ненормальный ухитрился как-то отыскать «Серп» прежде, чем Бушар увезет Мию на безопасное расстояние.

— Все еще в порту. Мои люди говорят, там сейчас настоящее светопреставление: к бою присоединились команды с других кораблей. С судна Рамзи проделывают дыры во всех судах, которые Асаду хватило глупости оставить в гавани. — Глаза Джибриля распахнулись шире при виде кровавого пятна на стене за спиной Адама. — Нехорошая рана. А ты везунчик, отчим.

— Да уж.

Юноша поднял фонарь и присмотрелся к его спине.

— Половина пореза очень глубокая. Думаю, придется наложить шов, чтобы остановить кровотечение. Вот… — Он протянул Адаму кожаный мешок. — Я нашел еду рядом с трупом того, кому раньше принадлежала эта форма. Можешь перекусить, пока я промою и заштопаю рану.

— Чем заштопаешь?

— У моих людей всегда с собой швейные принадлежности — как раз на такой случай.

— Надо думать, бренди в таком случае не предусмотрен? — спросил Адам, стаскивая рубашку через голову. — Черт побери!

Джибриль рассмеялся:

— Бренди нет, как и чая с оладьями. Во фляге есть вода. Я сейчас промою твою рану, а ты сможешь допить остаток, чтобы подкрепить силы.

Последующие четверть часа стали для Адама настоящим адом. К тому моменту, как Джибриль закончил шов, он не был уверен, что когда-нибудь вообще сможет двигаться.

— Вот, проглоти. — Юноша вложил ему что-то в руку.

— Что это? — Адам изучающе оглядел маленький серый шарик у себя на ладони.

— Это поможет.

— Да, но что это сделает с рукой, которой я держу оружие?

— Забудь о ней. Теперь я тебя защищаю, отчим.

Адам фыркнул и положил пилюлю в карман. Может, позже пригодится.

После короткого обмена репликами с Джибрилем повстанцы поспешили дальше по коридору, оставив позади всего одного человека.

— Это Мухаммед. Остальные ушли, чтобы присоединиться к битве у ворот в помещения для рабов. — Джибриль повернулся к Мухаммеду и спросил по-французски: — Что ты нашел, друг мой?

— Ты не в том состоянии, чтобы драться, — ответил Мухаммед по-французски с сильным акцентом, поджав губы при виде истощенной фигуры своего предводителя. — Как и вы, — сказал он Адаму. — Мы сами разберемся с людьми Асада, а вы просто найдите место, где можно отсидеться. В помещениях для семьи султана у вас наверняка полно таких.

Джибриль кивнул:

— Я пойду с вами, на случай если начнутся неприятности. Нашим уже даны указания посылать всех недобитых стражников поохотиться на бешеных верблюдов в Аль-Махбесе.

Оба от души расхохотались над какой-то только им понятной шуткой.

— Джентльмены? — окликнул их Адам.

Джибриль кивнул:

— Ты готов?

— Скажи еще раз, зачем мы направляемся в самое логово?

— Чтобы найти потайной ход, которым воспользовалась моя мать.

— Почему просто не пойти за твоими друзьями?

— Мухаммед прав: мы оба не в том состоянии, чтобы сражаться.

— И ты знаешь, где тот туннель? — уточнил Адам.

Джибриль поморщился.

— Надеюсь, что смогу его найти. — В ответ на сомнительный взгляд Адама юноша пожал плечами. — Ну… почти уверен, что смогу найти.

— А если нет?

— Тогда придется пробивать себе дорогу с боем.

Проклятье!

— Шучу. Если не сможем отыскать туннель, найдем остальных и пойдем с ними. Годится?

Адам подвигал плечом, и его аж перекосило от острой боли. Драться-то он сможет, но вот насколько хорошо? Да и сын Мии ослаб и исхудал после стольких недель полуголодного существования и вряд ли мог постоять за себя.

— Очень хорошо.

Джибриль что-то сунул ему в руки.

— Надень-ка это: сойдешь за стражника.

Развернув вымазанную в крови серую робу с громадной дырой на животе, Адам покосился на юношу, удивленно приподняв бровь, но тот лишь пожал плечами.

Переодетый, с подобием тюрбана, Адам замыкал процессию, Мухаммед и Джибриль шли впереди.

В комнатах стражи никого, кроме нескольких перепуганных женщин и детей, не оказалось.

— Они не донесут? — спросил Адам шепотом.

Джибриль в очередной раз пожал плечами:

— Может быть. А может, и нет. Как будто у нас есть выбор. Кроме того, они видят всего лишь трех стражников.

Когда они миновали несколько соединенных между собой жилых помещений, Мухаммед повел их по длинному темному коридору без дверей. Если кто-нибудь выйдет им навстречу, прятаться будет негде.

— Черт побери, как далеко это твое убежище? — прошипел Адам.

— Близко. Нужно только добраться до главной кладовой на кухне. Она соединяется с женской половиной дворца.

— С гаремом? — Адам постарался не показывать эмоций, но, видимо, не слишком удачно.

Джибриль фыркнул:

— Все вы, англичане, одинаковые.

— Какого черта ты имеешь в виду?

— Вы считаете нас дикарями из-за того, как мы живем, из-за наших обычаев.

Адам хотел было возразить, но передумал. Он действительно считал варварством иметь несколько жен, по крайней мере одновременно и, тем не менее, когда женился на Мие, поначалу не думал расставаться с любовницей. Это значит, что он лицемер? Иметь одну любовницу совсем не то, что держать десятки, а может и больше, женщин, чтобы ублажать одного мужчину? Прежде чем он придумал достойный ответ, Мухаммед обернулся.

— Тут в стене есть дыра — через нее все хорошо видно. Сейчас они заносят внутрь бочки. Подождем. — Он снова припал к отверстию.

Секунды складывались в минуты. В зловещей тишине было слышно только их дыхание.

— Ты оставил мою мать на корабле с Бушаром? — тихо спросил Джибриль.

— Какого черта ты хочешь этим сказать?

— Если он похотливый пес, то, как думаешь, что я хочу сказать?

Мухаммед сказал что-то по-арабски, и Джибриль перевел:

— Нет времени спорить. Пора.

Адам проглотил сразу несколько вариантов ответа, пришедших на ум, и буркнул:

— Поговорим об этом позже… сынуля.

— Жду с нетерпением… папаша.

Адам стиснул зубы. Сейчас не время читать этому наглецу нотации. У него для этого будет возможность на корабле Бушара или, не приведи господь, когда юнец поселится в его доме.

За дверью оказался еще более узкий коридор, и они свернули налево. В конце их ждала обшарпанная дверь.

— Мы на месте, — шепнул Джибриль у него из-за плеча, открывая перед ними дверь.

В темной комнате так сильно пахло экзотическими специями, что у Адама заурчало в животе. Из-под двери в дальнем конце кладовой пробивался свет, должно быть, там находилась кухня.

Мухаммед остановился и обернулся:

— Теперь твоя очередь вести нас, брат.

Джибриль кивнул, проталкиваясь мимо него:

— За мной, папаша!

Глава 32

Мие казалось, что ее сердце вот-вот разорвется. Кто бы мог подумать, что грести в такой лодчонке будет так тяжело? Кроме того, ее не отпускал страх из-за голосов тех, кто ее нагонял.

Она чуть не свалилась с сиденья, когда нос лодки уткнулся в песчаный берег. Мия, шатаясь, перелезла через борт, по колено окунувшись в воду и сжимая сумку в одной руке, а туфли — в другой.

Лодка Бушара была всего в каких-то двадцати футах от нее, надо было спешить.

Мия собралась с последними силами и бросилась бежать по мелководью, оставив лодку на произвол судьбы. Она почти добралась до зарослей кустарника у основания утеса, когда чья-то рука обхватила ее за пояс и остановила.

— Какого черта ты творишь? — выдохнул Бушар, отпуская ее на мгновение, чтобы схватить за запястье.

Мия попыталась выскользнуть из его хватки, но это к успеху не привело.

— Спасаю мужа и сына.

— Тебя же там прибьют.

— Я знаю дворец лучше их всех: сумела сбежать из гарема — его самой охраняемой части. Если самые дорогие мне люди там и не могут выбраться оттуда, я их единственная надежда на спасение.

Золотистые глаза Бушара враждебно сощурились, и он молча потащил Мию обратно к берегу, где двое его людей уже поймали ее шлюпку и привязали к своей лодке.

Мия выхватила из сумки нож и полоснула по руке Бушара.

— Merde![8] — выругался француз, отдергивая ладонь, и со злостью взглянул на нее. — Думаешь, меня это остановит?

Мия приставила нож к своему животу.

— А как насчет этого? Не думаю, что ты не захочешь объясняться с Рамзи или с моим мужем, если я убью себя.

У Бушара так отвисла челюсть, что это могло бы ее повеселить, не будь она в отчаянии.

— Ты не станешь себя убивать.

Он был прав, но она не могла позволить ему так думать, поэтому спросила мрачно:

— Проверим?

Бушар смотрел сквозь нее, словно уже представлял себе последствия, будто воображал, как будет все объяснять Рамзи. Его чувственные губы вытянулись в ниточку, такую же тонкую, как лезвие ножа.

— Во имя всего святого, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

«Я тоже на это надеюсь», — подумала Мия.

Дорога от берега до дворца далась им подозрительно легко. На протяжении всего пути им не встретилось ни одной живой души.

Бушар объяснил, что все, должно быть, сражаются у причала. Даже с такого далекого расстояния можно было расслышать пушечные выстрелы. Было ясно, что эти звуки немало обеспокоили французского капитана и заставили волноваться за своего наставника, барона Хью Редверса.

Они добрались до задней стены сада. Мия была рада, что Бушар прислушался к ней и отправил Бовиля обратно на корабль, а Жака оставил стеречь лодку. Проход был совсем узкий, а двигаться надо было быстро, как только они окажутся внутри. Если Джибриль не может выбраться из дворца, она почти наверняка знала, где его найти.

Мия повернулась к Бушару, когда они оказались снаружи той части дворца, где у всех жен султана имелись отдельные покои.

— Надо отыскать камень, на котором нацарапано пять египетских крестов. Если надавить на него, щеколда сдвинется.

Мия сильно надавила на несколько камней, и раздавшийся хруст вырвал ее из размышлений.

— Думаю, это он и есть.

Скрежет камня о камень огласил сумерки, и вскоре в стене появилось отверстие.

— Не открывай во всю ширь. Надо пробраться в дверь.

Бушар фыркнул, надавил сильнее, и проход увеличился.

— Я пойду первая. — И прежде, чем он успел возразить, Мия оттерла его плечом.

В потайном ходу было тесно и пыльно. Мия повела носом, а Бушар у нее за спиной чихнул.

— Тш-ш!

— Думаешь, я нарочно? — спросил тот.

Мия не ответила, ощупывая стену с правой стороны в поисках маленькой выемки, которой был отмечен проход дальше, и, прижав пальцы к почти незаметной щербине в каменной стене, прошипела:

— Здесь.

Она услышала шорох, а в следующее мгновение почувствовала большую теплую руку Бушара.

— Что теперь?

— Дави!

Она надавила на стену вместе с французом. Поначалу казалось, что тяжелая каменная плита не поддастся, но она все же поддалась, о чем свидетельствовал знакомый глухой звук трения камня о камень.

Бушар выругался и остановился:

— Мы весь дворец к чертям перебудим!

— Вовсе нет. Этот вход расположен около общих бассейнов. В такое время там никого не может быть. Дави сильнее.

Дверь сошла с плитняка и на гладком полу пошла легче. Мия осторожно выглянула во дворик. В огражденном стенами помещении для купания горел всего один тусклый фонарь, вокруг не было ни души.

Бушар вышел следом за ней на просторную открытую площадку и заозирался вокруг:

— Так вот как выглядит гарем? Честно говоря, я его представлял себе иначе.

Мия догадывалась, что он себе представлял.

— Надо двигаться вперед. Если Джибриль во дворце, то наверняка в наших бывших комнатах. Там прямо в стенах имеется несколько отличных закутков, где можно спрятаться.

— А что, если в твоих бывших комнатах уже кто-то живет? — предположил Бушар.

Прежде чем Мия успела ответить, со стороны кухни послышались шаги.

Мия схватила Бушара и, оттащив в ближайший коридор, выглянула из-за угла и увидела безмолвные фигуры, выходившие во двор. Только когда они оказались почти прямо под фонарем, висевшим над большим бассейном, Мия смогла разглядеть лица.

— Джибриль!

Бушар попытался зажать ей рот, но она уже бежала через двор. Юноша аж охнул, когда она заключила его в объятия, и растерянно выдавил:

— Матушка?

Мия поцеловала сына в щеку и в нос, потом спросила:

— А где… Адам?

Из-за спины ее сына раздался такой до боли знакомый и родной голос:

— Я там, где и должен быть, любимая. А вот что здесь делаешь ты?

— Может, счастливое воссоединение отпразднуем позже? — возмущенно шепнул Бушар.

— О, и ты здесь, несносный французишка! — буркнул Адам. Судя по голосу, он был в бешенстве. — Какого черта ты притащил ее сюда?

Бушар аж взревел от ярости.

— Это не его вина, я…

— Не сейчас, родная! — оборвал ее муж. — С этим мы разберемся позже, а сейчас надо поскорее уносить отсюда ноги.

Адам воображал, как врежет Бушару, когда они вышли из узкого коридора на свежий воздух.

— Здесь я тебя оставлю, брат, — сказал Мухаммед.

— Куда ты пойдешь? — спросил Джибриль так потерянно, словно боролся с искушением уйти вместе с ним.

— Мы заключили отличную сделку с турками. Им нужна вооруженная охрана, когда они поведут караван с данью. — Улыбка исчезла с лица Мухаммеда. — Иди с ними, Джибриль. Здесь у тебя нет будущего. Асад — хозяин этой империи, но его империя умирает.

Джибриль кивнул с явной неохотой и сказал что-то по-арабски, прежде чем отвернуться.

— Спасибо тебе за все, что ты сделал для моего сына, — сказала Мия, целуя Мухаммеда в щеку.

Тот низко поклонился и исчез в ночи.

— Пойдемте, — поторопил Бушар. — Я велел Бовилю ждать нас только до тех пор, как останется час до рассвета.

— Что? — воскликнула Мия, бросаясь за ним следом. — Почему? Ты мне об этом не говорил.

— Думаешь, я стану ради тебя рисковать всеми своими людьми? — буркнул француз через плечо.

Адам видел, что Мартен измотан и очень обеспокоен. Оставалось только догадываться, что Мия натворила, пока его не было.

— Как далеко до корабля? — спросил он в надежде отвлечь эмоционального капитана и свою деспотичную жену от перебранки.

— Меньше часа ходьбы, так что доберемся без приключений, — заверила Мия, обнимая его за пояс, но он поморщился, и она отдернула руку. — Что такое? Ты ранен?

— Пустяки.

— Но что случилось? Может, остановимся и…

— Любимая…

— Ладно. — Мия помолчала. — Правда же, Джибриль замечательный?

Адам фыркнул:

— Да уж…

Мия нахмурилась.

— Любовь моя, нам сейчас не до разговоров. Обо всем поговорим на корабле, в безопасности. Будет печально после всех мучений разминуться с кораблем.

Какое-то время было слышно только тяжелое дыхание: они шли, спотыкаясь о камни и кусты, почти в полной темноте.

Впереди Бушар с Джибрилем о чем-то жарко спорили, атмосфера накалялась.

— Как я понимаю, мой отчим тебе заплатил за работу — за простую работу? — прорезал тьму голос Джибриля.

— Тш-ш! — шикнула Мия.

Бушар что-то пробормотал, но она не смогла разобрать слов. Оставалось молиться, чтобы эти заносчивые молодые люди не передрались еще до того, как доберутся до корабля.

Каждый шаг давался теперь с трудом, и она поняла, что они, должно быть, уже на берегу, судя по тому, что ноги вязли в песке. Мие приходилось делать по три шага на каждый шаг мужчин, чтобы не отставать. Впереди опять раздались мужские голоса, и она окликнула: — Джибриль!

— Что значит — не знал? — повысил голос сын, словно не слышал ее.

— То, что я сказал, царек. Они уйдут.

— И какие еще у тебя были планы насчет моей матери?

— Не было у меня никаких планов! — сорвался на крик Бушар.

— И ты считаешь, что…

— Джибриль! — Мия схватила сына за руку. — Что вы орете?

— Слышал бы ты, чем мне угрожала твоя дражайшая матушка, — огрызнулся Бушар, не понижая голоса.

— О, и что же…

Договорить он не успел — их окружил шелест сабель, выскальзывающих из ножен.

Глава 33

Адам схватил Мию за талию и задвинул к себе за спину, подальше от мужских голосов и бряцания оружия.

— Здравствуй, Джибриль! Какой приятный сюрприз! — проговорил кто-то по-французски, причем вполне сносно.

— Асад! — выдохнула Мия у Адама за спиной, пытаясь вырваться из его хватки.

Крепко удерживая ее за руку, Адам скривился от боли и тихо приказал:

— Стой на месте!

— Я привезла выкуп, как ты и велел. Нам больше ни к чему воевать! — крикнула Мия.

Адам выругался.

Несколько факелов вспыхнули одновременно, и стали видны солдаты, которые прятались на небольшой полянке сбоку от тропы. Прямо перед ними стоял человек с факелом в руке мрачно улыбался. Его окружали вооруженные люди.

— Ах, мачеха, рад снова вас видеть! — сказал молодой человек по-французски, переводя взгляд кофейного цвета глаз с одного из чужаков на другого. — И кого это вы с собой привели? Позвольте угадаю: ведь это знаменитый распутник Мартен Бушар. — Он отвесил шутовской поклон. — Какое счастье принимать тебя в моих владениях! Решил вернуть мне корабль?

Капитан ответил что-то по-арабски, отчего Асад враждебно прищурился:

— Это, конечно, лишнее, но другого я и не ожидал.

Адам предположил, что Асад не говорит по-арабски, потому что не хочет, чтобы поняли его люди. Неужели потому, что кто-то из них может оказаться верен Джибрилю?

— С тобой я потом разберусь, капитан, — сказал Асад и повернулся к Адаму. — А тебя я не знаю.

— Ты только что угрожал моей жене. — Адам оттолкнул Мию к Джибрилю и, шагнув навстречу шеренге вооруженных людей, сказал самым оскорбительным тоном: — Легко угрожать, когда у тебя за спиной дюжина солдат. Может, сразишься со мной как мужчина? Или за тебя всегда дерутся другие?

Лицо Асада вытянулось, с него исчезла маска самоуверенности, под которой обнажилась ненависть пополам со страхом.

— Речь о дуэли, вот как? Как между английскими джентльменами? — Он громко расхохотался. — Я читал об этом. К сожалению, у меня нет времени на такие игры. Думаю, я позволю своим людям перебить вас всех до единого. Начнем с тебя, а твоя потаскуха жена пусть посмотрит. — Он отдал короткий приказ по-арабски, и солдаты шагнули к ним.

— Вот так так! — раздался из темноты за спинами людей Асада грудной голос. — Развлекаетесь? А меня забыли пригласить!

Лязг извлекаемого из ножен оружия теперь напоминал шум прибоя. В пятно света шагнул Рамзи, и у него за спиной в полумраке возникли десятки голов.

Адам даже не представлял, как будет рад его увидеть.

— Я уж думал, ты давно ушел, Эксли, — ухмыльнулся великан, оглядывая застывших как вкопанные людей Асада, словно лиса курятник.

— Да как-то то да се… — Адам пожал плечами.

Заметив Мию, Рамзи вздохнул.

— Сам вижу. А еще вижу, что я вам помешал. — Он подошел к одному из людей Асада и, забрав у него саблю, выкрикнул что-то по-арабски. Когда стражники отпрянули, Рамзи швырнул саблю Асаду и кивком указал на Адама: — Начинайте уже.

Асад взглянул на барона с неизбывной ненавистью, стащил с себя тяжелую шерстяную джеллабу и, кинув ее одному из своих людей, взвесил саблю в руке, прежде чем двинуться на противника.

Адам выхватил шпагу, но Асад бросился на него еще до того, как она покинула ножны. Молодой человек двигался быстро, но глаза выдавали его прежде, чем он успевал шевельнуться. Адам аккуратно отступил в сторону, и Асад проскочил мимо него, налетев на пару больших валунов сбоку от тропы. Он развернулся и взревел, совсем как разъяренный бык, так что Адам едва не расхохотался.

На этот раз Асад двинулся на него медленнее, описывая саблей широкую дугу, словно жал пшеницу. Шпага Адама едва ли могла защитить от такого тяжелого смертоносного оружия, а сам противник был крупнее его и тяжелее по меньшей мере на три стоуна. Как любой тяжеловес, он был предсказуем, но, в отличие от Адама, не ранен.

Маркиз отступил назад, осторожно прощупывая ногами почву, чтобы внезапно не налететь на камни или корни деревьев. Асад продолжал безжалостно махать саблей словно косой. Единственным шансом для Адама было поднырнуть под его руку, но для этого требовалось оказаться в пределах досягаемости оружия. Наткнувшись ногой на что-то твердое, он понял, что, должно быть, приблизился к скале, возвышавшейся на северной стороне от тропы.

Его противник гадко захихикал:

— Бежать некуда.

Адам ответил ему улыбкой, похожей на оскал.

— Ну так попробуй возьми меня.

Асад вспыхнул как спичка и бросился на противника.

Если бы он не изменил тактику и продолжил махать саблей из стороны в сторону, у Адама не осталось бы шансов, но соперник вдруг занес свое грозное оружие над головой, словно намеревался разрубить врага напополам, и Адам воспользовался этим: присел и чиркнул кончиком шпаги у него между ног.

Асад взвизгнул и замер, в то время как Адам, распоров ткань его свободных шаровар, предупредил:

— Бросай оружие или станешь евнухом.

Сабля со звоном упала на камни у обочины.

Адам медленно поднялся, несмотря на резкую боль в спине: свежая рана жгла точно огненем, но ни на мгновение не убрал шпагу от паха Асада. Он взглянул туда, где должна быть Мия. Слава богу, она все еще находилась под защитой Бушара и Джибриля.

Кто-то неподалеку захлопал в ладоши, потом Рамзи со смехом крикнул:

— Браво! Чисто и быстро сработано.

Адам, не обращая на него внимания, спросил:

— У тебя деньги с собой, Бушар?

Француз поднял тяжелую холщовую сумку.

— Брось ее его людям, — приказал Адам, не сводя взгляда со взбешенного молодого человека, которого все еще касалась его шпага, а когда с глухим стуком сумка приземлилась, добавил: — Здесь двадцать пять тысяч фунтов — моих фунтов, Асад. Этих денег и твоего хозяйства… — Он чуть сильнее надавил шпагой, и Асад вскрикнул. — …должно быть достаточно, чтобы компенсировать нанесенный тебе ущерб. Согласен?

— Обещаешь забрать этих двоих — с яростью посмотрел на него Асад и мотнул головой в сторону Мии и Джибриля, — и больше не возвращаться?

Адам улыбнулся:

— Таков и был мой план.

— Тогда по рукам.

— Идите на корабль, — сказал Адам Бушару. — Я вас догоню.

— Нет, Адам! Я не…

Она так и не договорила: скорее всего, Джибриль зажал ей рот, — и они скрылись под приземистыми деревьями.

— И есть еще кое-что, Асад. Жена рассказала мне об этом, и я ей верю. Тебя обманули. Это не Мия донесла на твою мать и потребовала у султана казнить ее. Забирай деньги и забудь о моей жене и ее сыне. Да, и не вздумай преследовать нас до Англии.

Адам убрал шпагу и отступил на шаг. Глаза Асада зло сверкнули в свете факела, а губы искривились в презрительной усмешке.

— Если не уберетесь к тому времени, как я закончу пересчитывать деньги, вас всех поубивают, и плевать, сколько людей будут сражаться на стороне барона. — Он повернулся к Адаму спиной еще до того, как договорил.

Мия выворачивалась из хватки сына сколько хватало сил, но безуспешно, а тем временем Бушар столкнул шлюпку с песчаного берега на воду.

— Почему мы не дождались Адама? — возмутилась Мия. — Что там происходит?

— Не знаю, матушка, но я разделяю желание отчима увести тебя отсюда, и как можно скорее. И перестань, наконец, вырываться, — хрипло от усилий ее удержать проговорил юноша.

Его грудь шумно вздымалась, и у Мии защемило сердце от того, как он исхудал, но руки его тем не менее были сильными, словно несокрушимые цепи.

— Я тебя никогда не прощу, Джибриль, если посадишь меня в лодку и бросишь его. Никогда!

— Никто его не бросает. Кроме того, он меня убьет, если ослушаюсь его приказа, и, хочешь верь, хочешь нет, я боюсь его намного больше, чем тебя.

Джибриль легко подхватил мать на руки, но она принялась пинаться и упираться ногами, не давая им посадить ее в лодку.

— Проклятье! Поможешь мне, Бушар? — выругался Джибриль, получив удар ногой.

— Ты что, не можешь справиться с хрупкой женщиной? — поддразнил его капитан, шагая по колено в воде, и забрал Мию из рук Джибриля.

В следующее мгновение раздался дикий вопль.

Рука француза оказалась близко к лицу Мии, и она вцепилась в нее зубами.

Изо рта Бушара полился поток ругательств, но сквозь него пробился холодный голос:

— Я бы попросил вести себя поучтивее с моей женой, мсье Бушар.

Глава 34

Ни Рамзи, ни Бушару не улыбалось оставаться в прибрежных водах близ Орана, так что они поспешили увести свои суда к Гибралтару, который контролировали англичане.

Обстановка на «Серпе» была напряженная и тревожная, и это не располагало к отдыху. Было ясно, что, пока они не уберутся подальше от владения Асада, расслабляться не стоит.

Адама же немало беспокоила Мия: вид у нее был такой, точно она вот-вот потеряет сознание от волнения и напряжения, навалившихся на нее в последние несколько недель.

— Может, поспишь, любимая? — спросил он жену после того, как они насладились горячей едой и остались наедине в каюте Бушара.

Джибриля поместили в медицинском отсеке, где он тут же рухнул на койку и провалился в сон. Адаму наконец удалось уговорить Мию лечь в постель, и теперь он сидел рядом с ней.

Она посмотрела на мужа усталыми глазами, под которыми залегли тени.

— Я не могу: боюсь, что проснусь, и окажется, что все это было сном, что вас с Джибрилем по-прежнему нет, а я все еще заперта в этой каюте.

Адам отвел упавший на ее лицо локон:

— Прости, что пришлось оставить тебя здесь.

Мия робко улыбнулась:

— А ты меня прости за все, что тут наговорила.

— Тш-ш, любимая.

Мия схватила его руку и поднесла ладонь к губам.

— Нет, это было ужасно — ужасно с моей стороны.

— Не стану отрицать.

Мия устало рассмеялась и прикрыла глаза, но спустя несколько минут, когда он уже надеялся, что она уснула, окликнула его и спросила:

— Почему ты оставил Асада в живых?

Адам и сам не знал ответа на этот вопрос. Может, стоило его убить? Это определенно поспособствовало бы тому, чтобы власть перешла к Джибрилю. Но власть над чем? Адам не верил, чтобы Мия или Джибриль могли обрести счастье, если бы юноша остался в Оране.

— По двум причинам, — сказал он наконец. — Во-первых, что бы он ни натворил, Асад брат Джибриля, а во-вторых, если бы я его убил, твой сын остался бы здесь. Это сделало бы тебя несчастной.

— О, Адам. — По щекам Мии заструились слезы, и муж наклонился, чтобы стереть их губами.

— Отчего ты теперь-то плачешь, моя маленькая фурия?

— Ты так добр ко мне!

— Интересно почему?

Мия хихикнула, потом серьезно спросила:

— Как я отплачу тебе за все, что ты сделал ради меня и моего сына?

— Не твоего — нашего. Теперь он наш сын, Мия.

Ее улыбка осветила каюту, и она еще крепче вцепилась ему в руки.

— Просто теперь у нас не трое, а четверо детей. Мне горько было узнать о твоих страданиях, но теперь мы вместе, и тебе больше не придется нести эту ношу в одиночку.

Адам глубоко вздохнул, стараясь подавить напряжение, которое разрасталось у него в груди каждый раз, как кто-нибудь затрагивал эту тему.

— Я ряд, что ты узнала мою тайну: теперь ты понимаешь, почему мои девочки не могут выйти замуж.

— Нет, я не понимаю.

Адам удивленно уставился на нее:

— Прошу прощения?

— Ты не можешь принимать такое решение за них! Это только их право.

— Но…

— На их плечах лежит тяжелый груз, но надежда всегда есть.

Вместо того чтобы смягчить его сердце, эти слова только разозлили Адама.

— Как ты можешь такое говорить?

— Вероника была больна, но ведь ее брат, как и их мать, здоровы. Твои дочери не Вероника, и у них есть шанс избежать фамильного проклятия и вырастить нормальных детей.

Адам смотрел на нее, пораженный до глубины души простой истиной ее слов.

Какой же он идиот! Все эти годы жил в страхе оттого, что может случиться, ни разу даже не предположив, что ничего может и не произойти. Он всегда считал, что изолировать дочерей от остального мира в Эксаме — лучший выход из положения, но только теперь понял, что всего лишь перестраховывался. Мия права: у них есть шанс на счастливую жизнь, и он не вправе его отбирать, какой бы ненавистной и пугающей ни была мысль, что над ними станут смеяться и издеваться.

— Просто нужно рассказать им правду. Кэтрин уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно нести такую ответственность, а скоро подрастет и Ева. Это не твоя тайна, а их. Пусть каждая сама решает, что делать с этой информацией и с кем ею делиться, так же как ты принял решение рассказать все мне.

От ее слов Адаму стало страшно.

— Но что, если они влюбятся? Решат выйти замуж? Если кто-то узнает их тайну, они станут отверженными, изгоями. Мы с тобой оба знаем, как тяжела такая жизнь.

— Это правда, но мы с тобой также оба знаем, что такой груз нести легче, если им можно поделиться с тем, кого ты любишь и кто готов тебе помочь.

Адам взглянул на нее, пораженный истиной ее слов и своим невероятным везением.

— Может ли быть такое, что ты права, любовь моя?

— Конечно, я права.

Адам рассмеялся:

— И чем я сумел заслужить такое счастье?

Мия улыбнулась, и на этот раз в ее глазах блеснул дьявольский огонек.

— Не знаю, но, думаю, ты вполне можешь меня поблагодарить.

Ее хрупкая ручка выскользнула из-под одеял к нему на колени и поползла к известной цели.

Адам запрокинул голову и расхохотался:

— Ты всегда только об этом думаешь?

Мия улыбнулась, расстегивая его бриджи:

— Ага.

Адам склонился к ее губам:

— И это замечательно.

Эпилог

Лондон, пять лет спустя.

Джибриль бросил поводья конюху и спрыгнул с лошади. Парадная дверь Эксли-хауса распахнулась, и Ева бросилась вниз по лестнице.

— Габриель! Наконец-то ты вернулся!

Джибриль расхохотался:

— Ты меня решила с ног сбить, хулиганка?

Он обнял сестренку так, что хрустнули косточки.

— Не называй меня так! — пробурчала Ева в его помятый шейный платок, но никакого раздражения в ее словах не было.

Джибриль отстранил ее на расстояние вытянутой руки, и сердце его сжалось при виде ее слез.

— Что такое?

— Мама и папа требуют, чтобы я пошла на этот жуткий бал.

Джибриль вздохнул:

— Пойдем. Не будем разговаривать на парадной лестнице. Ты же знаешь, как твой отец к этому относится.

Габриель, как его теперь чаще называли, любил своего отчима, но знал, каким тот может быть занудой.

— Уговори их, пусть отпустят меня домой, Гейб, — заныла Ева, когда они вошли в дом.

— Здравствуй, Хилл. — Габриель отдал дворецкому шляпу и перчатки.

— Добро пожаловать домой, мистер Габриель.

— Матушка дома?

— Она в детской. Вы надолго приехали, сэр?

Габриель ухмыльнулся:

— Это зависит от его светлости.

— И Дрейк с вами?

— Да, он приедет позже с остальными вещами.

Угрюмому камердинеру Габриеля пришлась не по душе его недавняя выходка, после которой его отчислили из университета, но сам он испытал лишь облегчение. В свои почти двадцать три года он был старше всех своих друзей в Оксфорде, за исключением виконта Байера, который словно вообще не намеревался прекращать учебу даже в возрасте двадцати шести лет.

Габриель устал от книг, писанины и зубрежки. Теперь, когда его навсегда изгнали из школы, матери больше не удастся заставить его туда вернуться. Оставалось только надеяться, что ни лорд Эксли, ни дедушка не воспользуются своим влиянием на властей предержащих, чтобы заставить руководство Оксфорда передумать.

— Передайте матушке, что я буду в голубой гостиной, — сообщил он Хиллу. — Пойдем, малявка.

Он схватил Еву за руку и потащил вверх по лестнице.

— Где Мел? — подтолкнув сестру к креслу и плюхнувшись напротив, спросил Габриель.

— Поехала навестить леди Мойру. Меня тоже приглашали, но я отказалась. — Ева намотала крупный блестящий черный локон на палец, и стало еще заметнее, в каком беспорядке ее прическа. Вид у нее был такой, как будто она попала в бурю.

Габриель вздохнул:

— А теперь скажи, почему ты не хочешь выезжать в свет в этом сезоне.

Ее розовое платье порвалось у подола, а на одной из туфель красовалось пятно чего-то подозрительно похожего на конский навоз (скорее всего, это он и был). У Габриеля всегда сжималось сердце при виде сводной младшей сестры. Хоть между ними и не было кровного родства, он был с ней особенно близок. Во дворце Бабы Хасана он рос среди десятков сводных братьев и сестер, но по милости Асада всех их потерял.

Приехав в Англию, он был рад обрести трех сестер. Кэтрин, чуть старше его, с ним общалась мало: ей не терпелось приобщиться к светской жизни и не хотелось тратить время на чужеземного младшего брата. Мелисса была еще совсем маленькой, и только с Евой он сразу нашел общий язык. Девочка была без ума от своего сводного брата. Конечно, она ничего не знала о том, какую неудачу он потерпел в Оране, едва не погубив свою мать и отчима и утратив контроль над империей отца. Нет, Ева им восхищалась.

— Ненавижу все это, — вывели его из задумчивости ее тихие слова.

— Что именно?

— Да все это: платья, танцы и бессмысленную болтовню.

Габриель улыбнулся:

— Ничего, полюбишь, когда настанет время и тобой заинтересуются молодые люди.

Ева сердито взглянула на него и, раскинув руки, заявила:

— Да кто мной заинтересуется? Ты только посмотри на меня!

Габриель нахмурился:

— Ну, ты пока немного…

— Немного? Да целиком и полностью! Я чертов кошмар ходячий.

Гейба не шокировал ее лексикон, ведь это он сам научил ее ругаться, да еще на двух языках.

— Да, возможно, но довольно милый, — попытался он все свести к шутке, но Ева даже не улыбнулась.

— Мама очень добра, но не всесильна. Она, конечно, поможет мне выбрать самые лучшие платья, но не станет же носить их за меня. — Ева вскинула на него глаза. — А потом, еще есть отец.

— Да, он тоже вряд ли сможет носить твою одежду.

Ева запустила в него подушкой: ее явно только раздражали его попытки приободрить ее и все свести к шутке.

— Я для него и так сплошное разочарование, но все станет хуже, если еще и опозорюсь перед высшим светом.

Габриель поморщился. Маркиз Эксли, джентльмен до кончиков ногтей, один из самых неприступных, холодных и надменных представителей света, был ему вполне по душе, но он боялся его не меньше, чем уважал.

Хоть Эксли и не был здоровяком, в отличие от Габриеля, от него исходила такая сила, что даже великаны, подобные барону Рамзи, обращались к нему с уважением. От маркиза Эксли исходила нешуточная угроза. Конечно, он не станет поднимать оружие на родную дочь, но ум его ничуть не уступает по остроте шпаге. А уж глаза… Гейб аж содрогнулся — взгляд отчима разил больнее шпаги. Кроме того, он всегда был настолько безупречно одет, что он чувствовал себя рядом с ним неряхой, хотя ежедневно уделял своему туалету много времени и усердия, в отличие от Евы.

Габриель, правда, ни разу не слышал, чтобы маркиз хоть как-то сделал своей дочери замечание по поводу неряшливости и неуклюжести, но знал, что отчим способен причинить не меньше страданий одной лишь поднятой бровью, чем кто-то другой с помощью бича.

— Чего ты хочешь? Ты и так уже непозволительно долго увиливаешь от сезона.

Ева пожала плечами, вытирая ладони о муслиновую ткань юбки и оставляя на ней следы. Габриель хотел было сделать ей замечание, но понял, что от этого мало толку.

Дверь в гостиную отворилась, и в комнату влетела, словно маленький яркий вихрь, его мать.

— Джибриль, милый, ты так рано вернулся! — Она единственная до сих пор звала его по-старому.

Габриель поднялся ей навстречу, и Мия, после нежных объятий, принялась разглядывать сына с вниманием хищной птицы.

— Ты так исхудал! — Она повернулась к Еве. — Правда же, он исхудал?

— Да, думаю, на несколько фунтов, — согласилась та, усмехнувшись, когда Мия зацокала языком. — Может, даже на стоун.

Габриель поймал взгляд сестры и одними губами пообещал: «Ты за это поплатишься». Выпутавшись из объятий матери, он заверил ее:

— Все в порядке, мама. Зато у тебя вид, как всегда, цветущий.

Мия приложила хрупкую ручку к округлившемуся животу и самодовольно улыбнулась; лишь морщинки у глаз выдавали ее возраст: как-никак уже под сорок.

— Я в полном порядке.

Габриель знал, что не стоит спрашивать, будет ли этот ребенок для нее последним. В прошлый раз, когда он заикнулся об этом, мать возмутилась и заявила, что намерена продолжать заниматься с мужем любимым делом до тех пор, пока хватает на это сил, и уж как бог даст. Это было сказано прямо за столом во время завтрака и произвело эффект пушечного выстрела.

Маркиз лишь чуть опустил газету, угрожающе прищурившись, словно ожидал, что Габриелю хватит глупости продолжать эту скользкую тему.

— А как поживают Анна, Беатрис и Джордж? — поинтересовался Габриель.

— Твои сестренки прекрасно себя чувствуют. Они были в восторге, когда узнали, что ты возвращаешься домой.

Габриель поднял брови. Близняшкам еще не исполнилось и пяти лет, а наследнику было чуть меньше двух — о каком восторге могла идти речь?

Мать проигнорировала его скептический взгляд и плюхнулась в шезлонг, подперев щеку кулаком и с улыбкой глядя то на Еву, то на него.

— Я вам помешала?

— Нет-нет, — быстро сказала Ева.

Леди Эксли опустила ресницы, и Габриель покачал головой. Ева вот уже почти пять лет жила с его матерью, но до сих пор не привыкла к ее неуемному любопытству.

— Мы говорили о первом сезоне Евы, — сказал он, несмотря на возмущенный взгляд сестры.

— Правда? А мне казалось, мы обсуждали причины твоего отчисления из школы, — возразила Ева.

Мия ахнула:

— О, Джибриль! Что ты натворил на этот раз?

Габриель запрокинул голову и закрыл глаза, поклявшись себе убить эту болтушку.

— Все равно это очень хорошо, что ты приехал именно сейчас, — неожиданно улыбнулась Мия.

Габриель открыл глаза:

— Что ты хочешь этим сказать, мама?

Зеленые глаза матери засверкали как изумруды.

— Ты ведь идеально подходишь для сопровождения Евы в этом сезоне.

Габриель страдальчески застонал, но его стоны заглушил радостный смех матери и приемной сестры.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.