Осень и Ветер

Часть первая: Онлайн. Глава первая: Осень

С благодарностью, С.И.,

за честность, прямоту и приятное общение

Часть первая: Онлайн

Глава первая: Осень

— Ева Дмитриевна, нужна ваша подпись.

Отрываю взгляд от ноутбука и смотрю на проскользнувшую в мое уединение Карину: мою помощницу во всех финансовых делах в «Меланхолии». Подзываю ее, беру приличную стопку бумаг, переложенных стикерами кислотного цвета. Бегло просматриваю строчки, проверяю названия и цифры. В этом нет необходимости – Карина еще ни разу за три года не допустила серьезных промашек, а по мелочам я даже не трудилась запоминать. С кем не бывает, главное, что девочка сама нашла ошибки и сама же пришла с повинной. Честность – то качество, за которое я готова простить людям многое, в том числе и недостаток опыта.

— Что с Чебоксаровым? – спрашиваю, ставя в отмеченных местах свою аккуратную подпись. – Упрямится?

— Да, Ева Дмитриевна. Устала с ним воевать.

— Значит, звони Островерхой. А Чебоксарову, когда одумается и начнет обрывать телефон, передай, что с ослами я не работаю.

Карина даже не пытается скрыть довольную улыбку, и я охотно улыбаюсь ей в ответ. Этот несерьезный поставщик «любил» наши мозги два месяца к ряду, то задерживая поставки, то вдруг неоправданно высоко заламывая цену. Пришло время напомнить ему, что в столице много «чепэшников», которые с радостью согласятся поставлять свежую клубнику большими партиями.

Я как раз подписываю последний договор, когда дверь за спиной Карины открывается - и в кабинет врывается настоящий ураган, чуть не сшибая меня с ног крепким ароматом «Шанель № 5». Морщу нос, помахиваю перед собой ладонью, давая понять, что снова перебор. Почему нельзя пользоваться духами как все нормальные люди: два пшика за ушами и один над собой? Почему нужно обливаться так, словно перед смертью?

— Что ты делаешь здесь вечером, когда на улице такая теплая осень? – взрывается позитивом моя младшая сестра, Вероника, наклоняется ко мне через стол и громко чмокает воздух за ушами.

Еще одна дурацкая привычка, привезенная из-за границы. Сколько раз просила не лезть ко мне с этой киношной показухой, а все без толку. Не уверена, что Ника меня вообще слушала. Не уверена, что она вообще умеет слушать, если речь не касается лично ее персоны.

— Работаю, - отвечаю я, протягиваю Карине договора, и та быстро оставляет нас с сестрой одних. Знает, что Ника не так часто навещает меня на рабочем месте, и обычно ее визиты странным образом связаны с внезапными приступами любви.

— Так и в мумию можно превратиться, - сетует Ника, небрежно сбрасывает пальто прямо на диван.

Сама падает рядом, поправляет волосы и как бы между прочим чуть отводит в сторону руку, на которой красуется новое кольцо. И невооруженным взглядом видно, что это бриллиант и не сказать, чтобы маленький. Вспоминаю, что она говорила о своем парне – в отличие от нее, я всегда внимательно слушаю людей, даже ели они несут полную неинтересную мне ахинею. Так вот, недели две назад Ника рыдала у меня на плече, потому что застукала своего Мужчину (она даже по имени его редко называла, в основном просто эМЧе) с какой-то девицей в дорогом ресторане. Тогда я посоветовала не пороть горячку и подождать пару дней: возможно, это был прост деловой ужин, о котором он сам расскажет. Потом Ника, как водится, снова пропала, и до сегодняшнего дня я думать забыла о ее трагедии местного разлива.

— Буря миновала и у вас снова полный штиль? – спрашиваю, кивая на кольцо.

— Можно сказать и так.

Хищная улыбка Ники намекает на подвох. Но я лишаю ее удовольствия насладиться моим любопытством. Строго говоря, у меня своих забот полон рот, и точно нет времени на угадайку. Поняв это, Ника разочарованно вздыхает.

— Я устроила сцену, сказала, что видела его с какой-то кикиморой. Оказалось, этот членоголовый снова сошелся со своей бывшей и просто не знал, как сказать об этом мне и…

Мой телефон на столе громко вибрирует. Вероника недовольно хмурится, но я всегда отвечаю на звонки. Это, в конце концов, банальное уважение и деловая этика. Но на этот раз сразу две вещи вводят меня в ступор. Во-первых, звонят на новый номер. Неделю назад купила новую сим-карту – зачем, почему – это вообще отдельная бестолковая история – и точно не успела дать номер ни единой живой душе. Во-вторых, номер незнакомый.

— Я слушаю, - говорю, отвечая, стандартную официальную фразу.

— Алла Ивановна? – Голос мужской: низкий, этакий полубархатный баритон. – Это из больницы. Вы просили перезвонить, когда будут новости…

— Вы ошиблись номером, - перебиваю его на полуслове. – Я не Алла Ивановна.

— Гммм… – слышу на том конце связи озадаченное мычание. – Прошу прощения - и хорошего вечера.

Я нажимаю на «отбой» и еще пару секунд гипнотизирую телефон взглядом. Провожу пальцем по экрану, как будто на нем могли остаться отпечатки слов. Мне показалось или у него был акцент?

Глава вторая: Осень

Глава вторая: Осень

Поправляю волосы, расправляю плечи, стараясь не думать об усталости. Нужно поприветствовать гостей, совершить, как я это называю, «ритуал вежливости». Захожу в чилаут-зону, немного жмурюсь, когда прожектор скользит по мне прямой наводкой. Здесь заняты все столы, но та самая компания сразу бросается в глаза: они сидят в самом углу, куда практически не попадает свет, их шестеро и все они мужчины около тридцати лет. Кто-то в костюме, кто-то в джинсах, но все одеты с лоском – это сразу видно. Как видно и того, кто главный в этой компании. Он сидит так, что как только я подхожу, наши взгляды пересекаются. Буланов-младший – я всего пару раз видела его в новостях, но такое лицо забыть невозможно. Соломенные волосы, синие глаза, легкая светлая щетина. Как принято говорить – порода. Но одет, кажется, проще всех: черный «гольф», поверх которого накинута клетчатая рубашка.

— Добрый вечер, - здороваюсь сразу со всеми. – Я – Ева, и это – мой клуб. Хотела поприветствовать приятных гостей и поинтересоваться, все ли хорошо?

Все шесть пар глаз устремляются на меня, и приходиться активизировать все свое самообладание, чтобы не сбежать под напором подросткового страха. Я никогда не была красавицей. Помню, терпеть не могла школьные вечера, потому что была той самой девочкой, которая на «медляках» выходит из зала: меня не приглашали танцевать. Правда, потом это резко изменилось, но проклятая неуверенность до сих пор иногда напоминает о себе.

— Все отлично, - улыбается Буланов-младший.

У него сексуальная улыбка уверенного в себе мужчины. Такими улыбками, как любит говорить Вероника, женщин штабелями укладывают в постель. К счастью, развод стал моей спасительной прививкой и от таких мужчин, и от их обаяния.

— В таком случае желаю вам хорошо провести время, чтобы обязательно еще много раз к нам вернуться, - источаю гостеприимство я, невзначай скольжу взглядом по столу, замечаю, что они заказали – бутылку рома «Маунт Гай». – Еще одна за счет заведения.

Конечно, сущая мелочь для ребят с их доходами, но это тоже часть ритуала гостеприимства. Уверена, в конечном итоге компания задержится тут до закрытия - и чек с лихвой покроет мой щедрый жест.

Уже в зале меня догоняет окрик в спину:

— Ева, подожди!

Поворачиваюсь, безошибочно угадав голос Буланова. Он подходит так близко, что мне невольно хочется сделать шаг назад, чтобы снова оказаться в одиночестве внутри своей зоны комфорта. Но я же взрослая женщина, мне двадцать семь лет, и я давно не боюсь мужчин.

— Что-то не так? – спрашиваю официальным безэмоциональным тоном, игнорируя его «тыканье». Не люблю мужчин, которые считают, что деньги и возможности дают им право фривольно обращаться с каждой женщиной.

— Меня Ян зовут, - чуть качнувшись на носках, поддается вперед он.

— Очень приятно.

— Может быть, присоединишься к нам?

Я демонстративно обвожу зал взглядом, с сожалением качаю головой.

— Не могу – я на работе. И потом, у меня правило – не садиться с клиентами за один стол.

— По-моему, дурацкое правило, - говорит он, едва дослушав.

Нахал – и точно гордится этим.

— Я прошу прощения, но все же вынуждена отказать. Хорошего вечера.

Но уйти он не дает: хватает меня за локоть и разворачивает к себе: не грубо, но достаточно сильно, чтобы обозначить твердое намерение добиться своего. Впрочем, Буланов продолжает улыбаться и не выглядит ни свирепым, ни злым. Как будто нет ничего странного в том, чтобы хватать за руки незнакомую женщину.

— Этого, - выразительно смотрю на хватку у себя на локте, - нет в меню, Ян Владимирович.

— Прости. – Он убирает руку, но уходить не спешит. – Хорошо, давай встретимся на нейтральной территории. Завтра. Я заеду за тобой в шесть вечера, сама решишь, куда пойдем.

— Не помню, чтобы называла адрес.

— Так назови. – Ян чуть склоняет голову набок, скрещивает руки на груди.

Ответить не успеваю – телефон вибрацией напоминает о себе. Бросаю взгляд на экран, хмурюсь.

Андрей? Господи, в последний раз он звонил, кажется, за неделю до нашего развода, чтобы удостовериться, что в суде я передумаю разводиться. Четыре года прошло, и вдруг он звонит в… почти десять часов ночи.

Меня разъедает любопытство: просто снять трубку и спросить, что такое экстремальное случилось в его жизни, что он вспомнил о своей нелюбимой бывшей жене. Но это как-то по-детски что ли, а я давно не девочка и умею контролировать свои эмоции. Я бы даже сказала, в совершенстве овладела навыком точно отмерять злость, разочарование, грусть и радость. Ни больше и ни меньше. Сердце у меня всего одно, и я целиком отдала его дочери.

— Неприятный звонок? – интересуется Буланов.

— Нет, - не моргнув глазом, вру я. Моя личная жизнь – моя личная боль, и на этой планете точно не существует мужчины, с которым бы я согласилась ею поделиться.

Глава третья: Ветер

Глава третья: Ветер

— Наиль, ты не виноват.

Выставляю руку вперед, мысленно ставя между собой и вторым хирургом – Татьяной Ждановой – воображаемую каменную стену.

Каждый раз одно и то же. И после каждого раза я почти уверен, что это – конец, что болеть уже не будет. Когда же наступит пресловутое «профессиональное выгорание»? Когда я перестану видеть на операционном столе… А, блядь!

Срываю окровавленные перчатки, бросаю их в бокс.

— Я поговорю с родителями, - предлагает Татьяна.

— Не нужно, я сам.

Девочку привезли с ножевым ранением брюшной полости: сожитель ее матери обкурился какой-то дряни, и голоса в голове приказали ему вынуть из ребенка Сатану.

Ее мать сидит в коридоре: всклокоченная, не первой свежести женщина. Срывается на ноги сразу же, как видит меня. Первое, что мне хочется сделать: уебать ей как следует, до кровавых соплей, чтобы кровь из ушей потекла. Как, как блядь, можно было оставить пятилетнего ребенка с наркоманом?! Не удивлюсь, если она и сама «мажется».

С каменным лицом сообщаю, что девочку спасти не удалось. Она что-то невнятно мычит и даже не пытается плакать. Просто пятится, чтобы наткнуться коленями на скамейку и усесться на нее.

Вот и славно. Лучше так, чем истерики.

Курить. Хочу курить, хоть две недели держался, пытаясь завязать.

Ну и по херу.

В кофе-автомате беру «американо» и выхожу на крыльцо. Прохладный пряный воздух сентября навевает тоску. Бросаю взгляд на время на экране телефона: половина второго ночи. На экране висят ярлычки входящих сообщений в WhatsApp. Ни с кем не хочется говорить. Ни с кем, кого я знаю. «Зацени, какая цыпочка?», пишет мне мой старый приятель Ян и присылает не очень четкую фотографию девушки со спины. Почему-то на несколько минут прилипаю взглядом к ее длинным, почти до талии волосам, завитым тугими змейками локонов.

Мысль о прошлом, в котором и у меня была женщина с такими же длинными волосами, застает врасплох. Я почти чувствую их мягкость в руке, но быстро выбрасываю воспоминание из головы. Нет уж, по шлюхам тосковать – себя не уважать.

Я выхожу из-под козырька крыльца, сажусь на скамейку прямо под мелкий дождь.

И зачем-то нахожу в телефоне номер, который подписал: «Незнакомка». Нафига, спрашивается, сохранил? И самое интересное, нафига сейчас звоню? Чтобы услышать, что нормальные люди в такое время уже спят? Интересно, она матом меня пошлет или ограничится «придурком»?

Странно, но она отвечает после третьего гудка: не очень похоже на человека, который смотрит сладкие сны.

— Привет, добрый детский доктор, - говорит она.

Жмурюсь, как губка, впитывая мягкий голос. Он не то чтобы сексуальный: скорее теплый, нежный, аккуратный, как будто она боится порезать язык о лишние слова.

— Привет, девушка с приятным голосом, - отвечаю я, чиркая зажигалкой и делая первую глубокую затяжку. – Не разбудил?

— Я не спала, - отвечает она.

— Почему?

Пытаюсь представить, как она может выглядеть. Определенно, молодая. Почему-то фантазия рисует этакую малышку мне по плечо, с минимум косметики и гордо вздернутым носом.

— Я только полчаса, как приехала домой.

— Хорошая ночка была?

— Что? - не понимает она, но быстро соображает и говорит: - У меня ненормированный рабочий день. Чаще начинается во второй половине дня и до полуночи.

— Ты стриптизерша? – озвучиваю самую приличную из пришедших на ум догадок.

Она негромко смеется. Надо же, женщина, которая не обижается на мою прямолинейность. Я почти заинтересован.

— Нет, добрый детский доктор, я просто владею ночным клубом.

Ничего себе.

— Не называй меня добрым детским доктором. – Умалчиваю о том, что меня передергивает от самого словосочетания. Добрым детского врача может назвать только человек, который ни черта не знает о детских врачах.

— Как же тебя называть?

Сквозняк заставляет меня поежиться, и слово само срывается с языка.

— Допустим, Ветер.

— Хорошо, Ветер.

— Твоя очередь. – Даже интересно, что она придумает. Но чтобы уберечь этот разговор от всякой реальной херни, я на всякий случай предупреждаю: - Только давай без имен, малышка.

Она выдерживает паузу в пару секунд, и, подхватывая мое настроение, отвечает:

— Можешь называть меня Осень, Ветер.

— Ну, здравствуй, Осень.

Я делаю паузу, чтобы отпить кофе, морщусь, потому что он уже почти остыл, а холодный кофе – та еще дрянь. Во всяком случае, для меня. Но настроение такое, что я готов глотать его литрами, даже со льдом, лишь бы немного прояснилось в голове. Образ девочки на операционном столе до сих пор стоит перед глазами, и я знаю, что она будет преследовать меня еще несколько дней, прежде чем начнет угасать.

Глава четвертая: Осень

Глава четвертая: Осень

Наверное, не стоило назначать встречу в «Мандарине»: даже в дневное время тут битком народу. Я стою на пороге и пытаюсь объять необъятное: одним взглядом осмотреть зал, чтобы найти Андрея. Я опоздала почти на сорок минут, потому что отвозила Маришку в студию раннего детского развития и на обратном пути застряла в пробке. Одно хорошо: Ветер с самого утра прислал СМС-ку с фотографией огромного стаканчика кофе и припиской о том, что примерно так выглядит его завтрак после ночного дежурства. Знакомый логотип на стаканчике подсказал, что кофе мы покупаем в одной сети закусочных. Возможно, даже в одной и той же?

Андрей сидит у окна и со скучающим видом помешивает что-то в огромной белой чашке. Перед ним на блюдце нетронутые мини-рулетики, которые здесь подают в качестве жеста гостеприимства к каждой чашке кофе.

Он почти не изменился: все те же торчащие во все стороны темные волосы, сосредоточенный взгляд, идеально выбритое лицо, небрежная, но со вкусом подобранная одежда. Разве что похудел самую малость, если судить по слегка впавшим щекам.

Достаю телефон и быстро пишу Ветру: «Пожелай мне удачи». Просто делаю. Как подсказывает импульс, не задумываясь о том, что подумает мой безликий собеседник. Он отвечает почти сразу: «Удачи, детка, и если что, сразу дави мразь матом. Ничто так не отрезвляет, как короткий и конкретный посыл на хуй».

Терпеть не могу мужчин, которые матерятся, но ведь я даже не знаю этого человека. Смысл его осуждать? Кроме того, помня ночное признание Ветра о потерянном ребенке, списываю это на нервозность.

Официантка уже крутится возле меня, вежливо пытается дать понять, что свободных столиков, увы, нет, но я киваю в сторону Андрея:

— Меня ждет вон тот молодой человек.

Иду к нему, чувствуя себя готовой держать оборону любой ценой. Да, когда-то я очень любила этого человека, он был моим первым мужчиной, был моим мужем, ради которого хотелось перевернуть горы и высушить моря. Но я больше не та дурочка, и если он вернулся, чтобы воскресить прошлое – что ж, мне тоже есть, что вспомнить.

— Привет, Андрей, - говорю я, привлекая к себе внимание, потому что на покашливание он никак не реагирует. Почти интересно, над чем же так сосредоточенно раздумывал.

Он вскидывает голову и практически одновременно с этим поднимается сам. Надо же, а мне казалось, что он выше. Даром, что я по случаю обула сапоги на высоченных каблуках – Андрей все равно выше меня только на пару сантиметров, а во мне всего сто шестьдесят два сантиметра роста.

— Ева?

Вижу недоумение в его взгляде и позволяю себе заслуженный триумф. Четыре года назад я была домашней девочкой, теперь – уверенная в себе женщина, и прекрасно знаю, чего стою.

— Хорошо выглядишь, - отвечаю сдержанно, хоть внутри нет-нет, да и простреливает вспышка злости. Не стоит он того, чтобы расточать на него даже злость. И извинений за опоздание тоже не будет.

Андрей торопливо наклоняется над столом и достает откуда-то букет белых роз. Надо же, а когда я была его женой, постоянно забывал, что люблю именно этот цвет.

— Ты… ты просто красавица, - оторопело говорит Андрей и мнется, ведь я прикоснулась к цветам только взглядом. – Это просто букет, Ева.

— Вот именно, это просто букет, и он мне, прости, не нужен. Не стоило тратиться.

Присаживаюсь к столу и, пока Андрей пытается как-то переварить ситуацию, подзываю официантку.

— Лавандовый чай, пожалуйста.

Я собрана, сосредоточена и полностью довольна началом этой встречи. Чего нельзя сказать об Андрее, но это уже его проблемы.

Андрей держит паузу, кладет букет на край стола и нерешительно поднимает на меня взгляд. Я в состоянии не отвести глаз, выдерживаю его любопытство и только под конец позволяю себе чуть-чуть иронично выгнуть бровь. Жест в духе: «Ну и как я тебе такая, «новая»?

— Я бы не узнал тебя, если бы встретил на улице, - говорит он немного севшим голосом. – Богатой будешь.

— Уже.

— Что? – не понимает Андрей.

— Уже богата. – Не вижу смысла что-то скрывать или недоговаривать.

Эти четыре года не стояли на месте, и старой Евы больше нет. Строго говоря, она исчезла в тот день, когда застала Андрея с другой женщиной.

Я до сих пор прекрасно помню тот день, хоть теперь мне уже не больно. Это словно листать старый альбом с полувыцветшими фотографиями: будоражит воспоминания, но ничего не застрагивает в душе.

Беру паузу, чтобы окунуться в прошлое, и вижу себя с округлившимся животом в кабинете дежурного врача. Со слезами на глазах умоляю отпустить меня домой хотя бы на выходные, ведь завтра должен вернуться мой муж, и я хочу сделать ему сюрприз. Несу какой-то бред про то, что встреча с любимым точно позитивно скажется на моем «повышенном тонусе», из-за которого, по настоянию Андрея, меня уже почти три недели держат на сохранении. До родов чуть больше двух месяцев, но со мной все носятся, словно с расписной вазой. С трудом, но доктор соглашается, правда только через мое клятвенное обещание при первых же признаках плохого самочувствия вернуться в больницу даже посреди ночи. И вот я уже сижу в такси, мысленно составляя длинный перечень блюд, которыми порадую Андрюшку: месяц в разъездах, шутка ли. Лифт как всегда не работает, и я черепашьим ходом, маленькими шажками поднимаюсь на седьмой этаж. Захожу, вешаю ключи на крючок… и вдруг слышу шорох. И голоса. И стоны. Первая мысль: может быть, Вероника завалилась в гости без разрешения? Она это любит, особенно когда у нее на пике новый роман. Без задней мысли иду к двери в спальню, чтобы поплотнее ее прикрыть – не вламываться же туда, когда там в разгаре все «веселье». Но ладонь так и замирает над ручкой, когда я ясно слышу голос Андрея: «Раком, Светик, хочу тебя раком». Возня, вздохи, шорох простыней: они у меня в идеальном состоянии, накрахмаленные и выглаженные, что говорится, до хруста. Помню, что до последнего боролась с желанием не открывать дверь, не видеть. Даже мелькнула мысль потихоньку накинуть пальто и вернуться в больницу. Ведь тогда я смогла бы сделать вид, что ничего не случилось. И жизнь шла бы своим чередом.

Глава пятая: Осень

Глава пятая: Осень

Химия? Это слово действует на меня, как большой неоновый знак «СТОП», о который я чуть не расшибаюсь лбом. Нужно несколько минут, чтобы прийти в себя, переварить услышанное и, чего уж там, посмотреть на бывшего совсем другими глазами.

— У тебя рак? – Странно, но мне не хочется услышать в ответ «да», потому что, как бы там ни было, но даже неверные мужья не заслуживают такой участи.

— Я пролечился за границей, и два года наблюдался у врача – рецидивов нет. Как раз подыскиваю специалиста в столице, но здесь у нас, как ты понимаешь, медицина халтурит.

Он говорит что-то еще, но я не слушаю. Достаю из сумочки первое, что попадается под руку – визитку – ручку, нахожу в телефоне нужный номер и быстро записываю его с обратной стороны. Ниже делаю приписку: «Антон Васильевич, онколог».

— Это лучший специалист, позвони ему и скажи, что от меня.

Сказать, что Андрей удивлен – значит, не сказать ничего. Видно, что пытается сообразить, как лучше отреагировать, но лишь вертит визитку в руках и кивает, словно поддакивая внутреннему голосу. А потом заинтересованно смотрит на лицевую сторону картонного прямоугольника и читает вслух:

— Ночной клуб «Меланхолия»? Он твой?

— Мой. – Я быстро перевожу разговор в прежнее русло. – Мне жаль, что болезнь… Хммм. Надеюсь, она большее не вернется.

— Я хочу общаться с дочерью, - одним махом выпаливает Андрей. – Понимаю, звучит очень эгоистично, но мне тридцать три, Ева, и я вдруг понял, что у меня никогда не будет детей. Вообще.

— В нашем жестоком мире много сирот.

— Прекрати, пожалуйста, - отмахивается он. – Я не хочу воспитывать ребенка кукушки или наркоманки, когда у меня растет собственная дочь. Как бы там ни было, она записана на мое имя, и я имею право…

— Позволь уточнить, о каком праве речь? Если о юридическом, то я могу быстро и безболезненно для себя закрыть этот вопрос. Ты же не забыл, что ни разу не встречался с дочерью за четыре года? Думаешь, я не предусмотрела, что в один не очень прекрасный день ты заявишься с чем-то подобным? У меня есть свидетели, которые подтвердят, что ты не принимал участия в воспитании ребенка, не оказывал материальной помощи и полностью забыл о существовании ребенка.

— Ты же сама хотела, чтобы я записал ее на себя, - начинает злиться Андрей.

И я вспоминаю, что на самом деле в последний раз мы виделись не в суде, а в ЗАГСе, где регистрировали свидетельство о рождении. Я не хотела, чтобы у моей дочери, рожденной в законном браке, в графе об отце стоял прочерк, и Андрей пошел навстречу. Тогда мне казалось, что лишь из жалости к ее состоянию, с оглядкой на пессимистичный прогноз врачей.

— Хотела, потому что ты – ее отец. Марина имеет право быть девочкой с двумя законными родителями, а не «нагулянным котенком». Жаль, что приходится объяснять элементарные вещи.

— Я хочу видеться с дочерью, Ева.

— Исключено. – Я поднимаюсь, чуть не перевернув чай, к которому так и не притронулась.

— На любых твоих условиях. – Андрей покорно смотрит мне в глаза, и я вижу в нем столько боли, что хочется прикрыться руками. Может быть, он не все рассказал о своей болезни? Может быть, не все так радужно? – Я согласен даже на час в неделю, в твоем присутствии, под сотней камер слежения. Ева, пожалуйста. Ты не можешь быть такой черствой.

На самом деле еще как могу. И очень хочу. Но в глубине души тоненький беспомощный голосок твердит, что даже у моей жестокости есть граница, которую лучше не переходить.

— У меня никогда не будет детей, кроме Марины. – Андрей сглатывает и я, словно вдруг прозревшая, вижу, что на самом деле он очень похудел: шея стала жилистая, щеки впали, а из ворота рубашки выглядывает обтянутая кожей ключица. – Если бы можно было отмотать время назад и все исправить, я бы никогда не сделал то, что сделал. Но это невозможно и мне остается всю жизнь жалеть о собственной глупости.

— Знаешь, а вот я бы не хотела ничего менять. – Я достаю из кошелька несколько купюр и оставляю их на блюдце под чашкой. Здешние расценки мне знакомы, так что этого хватит расплатиться и за мой заказ, и за горячий шоколад, и еще останется на щедрые чаевые. – Если бы не преподал мне урок жизни, я бы так и застряла на кухне, с кастрюлями и бесконечными попытками удивить тебя новым кулинарным шедевром. Шила бы занавески на бабушкиной швейной машинке, следила за тем, чтобы воротнички твоих рубашек были безупречно чистыми. Ты уничтожил меня, оставил после себя выжженную землю. Но там проросли амбиции, благодаря которым я стала тем, кем стала.

— Женщиной, от которой невозможно оторвать взгляд, - говорит он прямолинейно, без тени лукавства. – Пожалуйста, Ева, хотя бы подумай.

Я не говорю ни «да», ни «нет». Просто ухожу, по пути забирая на кассе шоколад для Маришки.

Уже в машине медленно перевожу дух, собираюсь с мыслями и заново прокручиваю в голове наш короткий разговор. Больше всего пугает полное отсутствие плана, что делать дальше. И главное, стоит ли снова пускать этого человека в свою жизнь.

Глава шестая: Осень

Глава шестая: Осень

Пока Маришка, как голодный воробушек, кружит над угощением, пытаясь по чуть-чуть попробовать сразу все, Даниэла скрывается за ширмой и появляется через минуту, толкая перед собой манекен на колесиках. А на манекене… Ох, даже у не очень впечатлительной меня сводит дыхание, когда вижу сотворенный ею шедевр: кремовое платье в кружевах, с лентами, сверкающими стразами, тончайшей вышивкой по рукавам. Словами не описать. И ко всему этому прилагается ободок, увитый какими-то фантастическими кружевными цветами.

— Это просто шедевр, - оторопело шепчу я, но мой восторг тонет в громком счастливом крике Маришки.

В мгновение ока моя дочь превращается в индейца и начинает носиться вокруг платья, пытаясь осмотреть его сразу со всех сторон. Кажется, круге на десятом, Дани ловить ее и предлагает примерить наряд, чтобы подогнать, где нужно. Уверена, что никакие подгонки не потребуется: сколько вещей Дани сшила для меня лично – всегда все идеально садилось с первой же примерки.

— Ты просто Принцесса всех Принцесс, - говорю я Маришке, когда Дани заканчивает поправлять шнуровку на спине ее платья.

Мышка крутиться так и сяк, кокетничает и строит из себя королевскую особу, а мы с Дани переглядываемся и старательно прячем смех. И только когда дочь уноситься к ростовому зеркалу, чтобы покрутиться еще и перед ним, у нас появляется минутка поговорить.

— Ты превзошла саму себя, - искренне восхищаюсь я. – Хотя, кажется, я уже говорила это в прошлый раз. И в позапрошлый.

— Просто у Маришки был очень хороший эскиз, - подмигивает Дани, и мы все-таки прыскаем со смеху, вспоминая корявый рисунок, который моя дочь вручила ей в качестве визуализации платья своей мечты.

Дав Маришке немного покрасоваться, Дани принимается за дело: проверяет все швы и складки. Возится довольно долго, так что я достаю телефон, чтобы проверить электронную почту и входящие сообщения. Ветер на мое последнее сообщение так и не ответил.

Когда с примеркой закончено и Маришке выпадает эксклюзивная возможность порыться в коробке с лоскутками, чтобы взять там что-то для будущих нарядов своих кукол, мы с Данэлой присаживаемся к столу. Говорим о том, о сем, поедаем умопомрачительный творожный десерт со свежей клубникой, но, в конце концов, подруга все-таки спрашивает, что случилось, и я рассказываю о встрече с Андреем.

— Я думаю, тебе нужно послать его куда подальше, - озвучивает свое мнение Дани, и я знаю, что сейчас в ней говорит не только верная подруга, но и такая же, как и я, обиженная сердитая женщина. – Он вспомнил о вас с Маришкой, когда жареный петух в зад клюнул. Не случись у него болячки, продолжал бы и дальше наслаждаться жизнью со своей итальяшкой. И, кстати, - она грациозно отпивает сок из бокала, постукивая по хрусталю ноготком на мизинце, - я бы не была так уж уверена, что эта болезнь вообще реальна.

Я киваю, давая понять, что такая мысль приходила и мне в голову. И все же… Андрей в самом деле выглядел осунувшимся. С другой стороны – для этого тоже может быть множество причин.

— Кто он? – вдруг спрашивает Дани, и в ее фиалковых глазах (она носит линзы) вспыхивает любопытство.

— Ты о чем?

— О человеке, из-за кого ты несколько раз за последние пять минут проверила телефон.

Тушуюсь, чувствуя себя так, будто меня голой вытолкали на стадион посреди финального матча. Но у нас нет друг от друга секретов, поэтому я рассказываю все, как есть.

— Вот видишь, та девчонка из чата была права: если мы не можем встретить достойного мужчину в реальности, стоит поискать в сети. Ну, в твоем случае в телефонной, но не суть важно.

К слову, о телефонной сети. Мы с Дани и еще, кажется, с десяток женщин подхватили идею о знакомстве. Вернее, подхватила Дани, и на следующий же день мы пошли за покупкой новых номеров телефонов для того, чтобы зарегистрироваться в какой-то модной сети для знакомств. Вот только у меня дальше покупки номера дело не зашло, а у Даниэлы все было то смешно, то грустно.

— Он разведен или вообще не был женат?

— А это имеет значение?

— Огромное! В тридцать два года холостяк – это может стать проблемой. А вот разведенный… Ну… В общем, тоже не фонтан, но смотря какие там были обстоятельства.

— Без понятия, - каюсь я. – Даже не спрашивала, есть ли у него кто-то.

— То есть он сразу прощупал почву, а ты даже не отреагировала взаимностью? Я бы на его месте подумала, что мной как минимум не заинтересовались.

— Дани, мы негласно договорились даже имен друг другу не называть. По его, между прочим, инициативе. Это просто… общение. – И, подумав, добавляю: - Общение с полным отсутствием перспективы вырасти во что-то большее.

Мы с Маришкой уезжаем из студии через час, сытые и с упакованным в чехол платьем.

По дороге еще заезжаем в супермаркет и покупаем там все по списку, который мне еще утром дала Любовь Викторовна: за неимением мужчины в доме, вся ответственность за пополнение запасов лежит на мне.

В девять вечера я уже в клубе: стою на верхнем ярусе и пытаюсь не сойти с ума от грохота музыки. Егор – ди-джей Флеш, резидент моего клуба – сегодня в ударе. Просто чудо, что колонки до сих пор не трещат по швам. На танцполе яблоку негде упасть. В такие моменты, как сегодня, чувствую себя человеком, глотнувшим Чистой эйфории: всего этого я добилась сама, своим умом, настойчивостью и, чего уж там, желанием однажды доказать Андрею, что моя жизнь без него не только не рухнула в тартарары, но и стала намного-намного лучше. Вот только сегодняшняя встреча ясно дала понять то, в чем я не хотела себе признаваться: мне, в сущности, глубоко плевать на то, что думает обо мне этот почти незнакомый и совершенно чужой мужчина.

Глава седьмая: Ветер

Глава седьмая: Ветер

Я узнаю ее сразу: по волосам, хоть на фото, которое скинул Ян, всего лишь вид сзади. У этой девушки просто потрясающие волосы: длинные, завитые локоны цвета наполненной солнцем пшеницы. Мне хочется протянуть руку, зарыться в них пальцами и посмотреть, не останется ли в ладони золотая пыль.

Ян сказал, ее зовут Ева, и я не представляю эту девушку с каким-то другим именем.

У нее огромные, темно-зеленые глаза, аккуратный нос и подбородок, узкие скулы. И когда она улыбается, на щеках появляются ямочки-складки. На такую улыбку хочется ответить улыбкой. И еще губы: ни пухлые и ни тонкие, но верхняя словно немного наползает на нижнюю.

Я бы сказал, что впервые в жизни Ян выбрал девушку, которая выглядит не как кукла Барби. А я знаю этого засранца больше десяти лет и успел насмотреться на его «однодневок». Интересно, с чего вдруг он на нее запал? Ясно же, что она не настроена принимать его ухаживания.

Когда Ева спотыкается и падает в мои руки, я чувствую себя человеком, который ничего не просил, но ему, как говорится, «было даровано свыше». Она миниатюрная и теплая. А еще мне нравится, что, несмотря на время и место, она - не размалеванная косметикой полуголая девица, а женщина с аккуратным, почти незаметным макияжем, одетая так, что ее тело выглядит соблазнительно, даже если единственные обнаженный его части – ладони и шея. Идеально, чтобы пофантазировать о том, что может быть под этим плюшевым свитером и темно-синими джинсами.

А потом Ева отстраняется, я бы даже сказал – торопливо уходит. И когда я машинально сжимаю ладони в попытке еще хоть ненадолго сохранить ее тепло, знакомый женский голос кричит мне на ухо:

— Привет, Наиль!

Скольжу взглядом по длинным ногам, короткому узкому платью и квадратному декольте, смотрю на шею, «окольцованною» золотым обручем и, наконец, останавливаюсь на лице.

— Лейла.

Проклятье. Черт!

Мы не виделись… сколько? Два года, большую часть которых я выкорчевывал эту женщину из своей жизни, словно заразу. Но вот она стоит передо мной, и я чувствую себя раковым больным, у которого после длительной ремиссии одним махом нашли сотни метастазов. Она до сих пор во мне – достаточно одного взгляда, чтобы понять это.

Прежде, чем успеваю опомниться, Лейла берет меня за руку и тянет куда-то через всю площадку. Нас толкают, но она вцепилась так крепко, словно от этого зависит наше выживание в этом человеческом море.

Мы протискиваемся в какой-то коридор, а оттуда – в закрытую зону. Лейла смотрит на меня – и вдруг хватает за лацканы пиджака, тянет на себя, чтобы буквально ужалить поцелуем. Пятится, ныряет за бархатную ширму, и мы окунаемся в безумие кислотных огней и тягучей музыки больше похожей на плач китов.

Я всегда с ума сходил от ее поцелуев, от того, сколько в них греха и похоти. Вот и сейчас Лейла целует так, словно и не было нашего бурного разрыва, словно я не ушел, громко хлопнув дверью, не бросил ее на обочине своего прошлого, как картонную коробку с воспоминаниями. Лейла, бесстыжая Лейла, чье тело так идеально совпадает с моим.

— Скучала по тебе так сильно, - стонет мое личное Проклятие и шарит у меня под пиджаком, царапая рубашку. – Так сильно.

И я скучал, но лучше сдохну, чем признаюсь.

Отрываю ее, словно медузу, и отодвигаю, хоть Лейла выглядит такой соблазнительной, что я готов нарушить все обещания самому себе и забить хер на эти два года одиночества. Она все так же красит губы ярко-алой помадой, все так же носит волосы заплетенными в какую-то феерическую прическу, и от нее все так же пахнет древесными духами.

Такой она была и в тот день. Она – и, блядь, тот хрен, который стирал со своих губ алое клеймо ее поцелуя.

— Какое горячее приветствие. По какому поводу, Лейла?

После грохота музыки нужно время, чтобы заново привыкнуть к звуку своего голоса. И я, совсем как ее любовник в тот день, провожу по губам тыльной стороной ладони. С горечью смотрю на алые следы.

— Я правда соскучилась, - повторяет она и начинает нервно теребить массивный камень на нашейном обруче.

Дорогое украшение, но я дарил ей лучше. Так и подмывает отпустить едкий комментарий по поводу игры на понижение, но тогда я могу ненароком обнажить и свою боль. Можно не сомневаться, Лейла с удовольствием разбередить ее своими идеальными хищными ногтями.

— Так соскучилась, что готова раздвинуть ноги в первую же встречу?

— Наиль, не груби.

— Да пошла ты, Лейла. Вместе со своими «соскучилась».

В ее карих глазах появляется боль, и как будто даже настоящая. Но я слишком хорошо помню, какой притворщицей она была, и не дам поймать себя на ту же удочку. Пусть строит печальные глазки своему мудаку. Старому или новому – мне все равно.

Она медленно обводит пальцами контур губ, кое-как избавляясь от следов размазанной помады. Потом хватает со стола сумочку, достает оттуда упаковку с влажными салфетками и нетерпеливо тычет одну мне. Почему бы нет? Беру, нарочно тщательно вытирая след на коже, а Лейла тем временем вытирает свои пальцы.

Глава восьмая: Ветер

Глава восьмая: Ветер

Я не возвращаюсь в зал, потому что слишком взвинчен, чтобы находиться в обществе людей. Бешенство разъедает меня, как коррозия пробивается через кожу. Я почти уверен, что на рубашке вот-вот проступят обугленные дыры.

Ловлю первое же попавшееся такси и еду домой.

Я ничего не хочу.

Мне никто не нужен.

Я выжженная земля, пустая оболочка, внутри которой остались лишь обугленные кости надежды на счастье с женщиной, которую, как я думал, подарила мне судьба. И даже то, что сегодняшняя встреча порядком разрушила ее образ, в глубине души я понимаю, что другой такой мне уже никогда не найти. А на меньшее я не согласен.

Я прошу высадить меня около ближайшего ночного супермаркета и как призрак брожу среди полок, сгребая в корзинку с продуктами фрукты и сладости. Покупаю сигареты, в очередной раз «поздравляя» себя с тем, что попытка завязать благополучно провалилась.

Уже на улице, стоя под козырьком, размышляя, стоит ли бежать под проливным дождем или переждать, достаю телефон и пишу Осени: «Ты спишь?» Жду даже больше, чем собирался, минут пятнадцать точно. Ну конечно она спит в час ночи. Не каждый же день у нее неприятная мешающая уснуть встреча.

Наплевав на все, бреду домой под дождем. Холодная вода льется за шиворот, бумажный пакет предательски раскисает в руках, так что последние метры я практически бегу. И уже в лифте чувствую легкую вибрацию в кармане. Телефон чуть не выскальзывает из мокрой ладони, и я размазываю капли по экрану, пытаясь открыть входящее сообщение от Осени: «Еду домой. Как твои посиделки с приятелями? Кстати, что за клуб? У меня, считай, профессиональный интерес».

Еще бы я помнил название. И это, блин, странно, потому что у меня феноменальная память. Отчасти, именно благодаря ей, а еще математическому складу ума и способности мгновенно умножать в голове шестизначные числа, я и не живу на ту самую нищенскую зарплату, о которой так пеклась Лейла. Мужчина, если у него в голове есть мозги, а в душе капля тщеславия, всегда найдет способ обеспечить себя комфортный побочный доход. В особенности, когда вокруг тьма Тугих кошельков, только и мечтающих, как бы законно увеличить свои доходы. Но об этой стороне своей жизни я предпочитаю не распространяться. Никому.

У меня однокомнатная квартира-студия в новостройке. Просторная, с минимумом мебели и огромным количеством книжных полок, забитых редкими и не очень книгами. Если есть в жизни что-то, что я безоговорочно люблю делать вне зависимости от настроения и времени года, так это читать. Причем, я практически всеяден: одинаково зачитываюсь и классиками, и мастерами фентези или научной фантастики. Некоторые книги могу цитировать почти дословно целыми главами.

Единственная вещь, которая занимает много места, но которой я давно не пользовался – черный «Бахштейн»[1]. Не самый новый, но я отвалил за него приличную сумму. Когда настроение хуже некуда, вот как сейчас, я люблю играть.

Я оставляю вещи на столе в прихожей, бреду в ванну. Бросаю в стиральную машину мокрую рубашку, по пути забираю с кухонной стойки пепельницу и набираю номер Осени. Даже если она решит, что я полный придурок, псих и надоеда, я хочу услышать ее голос. Я не хочу быть один.

Она отвечает не сразу, а когда берет трубку, я слышу шум дождя.

— Я не помню название клуба, Осень, - вместо приветствия говорю я, усаживаясь за рояль. Ставлю рядом пепельницу, закуриваю. До боли тру веки, как будто это может вытравить из мысленного взора чертову Лейлу.

— Да не важно, - отвечает она.

Тепло этого голоса растекается по всей коже, и я жмурюсь так сильно, что перед глазами пульсируют красные и желтые круги.

— Уже приехала? – Включаю громкую связь, кладу телефон на рояль и пробегаю пальцами по клавишам. – Не хочу, чтобы говорила за рулем – это отвлекает.

— Только что вышла из машины и не хочу заходить в дом. Ты видел этот дождь, Ветер? Он чудесный.

Усмехаюсь, потому что этот дождь обильно стекает с моих волос прямо на клавиши. Перебираю их снова и снова, делая паузу только чтобы стряхнуть пепел с сигареты.

— Я весь в этом дожде, Осень. Промок до нитки.

— Тебе нужен горячий чай. И лимон. И мед. Справишься?

— Я же врач, Осень. Я справлюсь практически со всем, кроме бубонной чумы. – Не хочется говорить ей, что в эту минуту мне плевать на простуду или грипп. Плевать на все на свете, и ее голос – единственное, что мне сейчас нужно.

— Эти звуки…. – вдруг настораживается она. – Это… пианино?

— Рояль.

— Ты играешь на рояле? – Удивлением в ее голосе можно подавиться, и я снова улыбаюсь. Тоже мне невидаль.

— Играю.

— Сыграй мне, – тут же зажигается она. – Раз уж я все равно стою под дождем.

Я хочу найти причину не делать этого, но пальцы уже скользят по клавишам, воруя у музыкального инструмента новые и новые звуки. Выбираю мелодию наугад, буквально выдергиваю из памяти первое, что приходит на ум[2].

Глава девятая: Осень

Глава девятая: Осень

Пять часов утра. Господи, и о чем я только думаю?

Но отпускать его не хочу. Знаю, что надо, но противоречивая женская натура дает о себе знать. Может, я заслужила побыть капельку эгоисткой и украсть этого мужчину на одну ночь? Украсть у сна и женщины, которая с ним рядом. И в этом главная причина, почему я не спрашиваю, занят ли он: неизвестность позволяет притворяться, что между нами нет никого третьего. И, потом, мы не делаем ничего плохого, и его вторая половина в любом случае может спать спокойно.

Мы болтаем всю ночь, обо всем на свете: о книгах, фильмах, о тональности кошачьего урчания, о том, за что любим осень и не любим лето. Как два ребенка, севшие друг напротив друга, по одному выкладываем все из секретных коробок своих потрепанных душ. Притворяемся, что пьем вместе кофе, делим на двоих шоколадку из его гигантских запасов и обсуждаем модный сериал. В моей жизни давным-давно не было ничего настолько интимного и целомудренного одновременно.

— Ветер, я тебе скажу кое-что, только ты, пожалуйста, не смейся. – Уверена, что он засмеется: чего уж там – тактичным парнем, судя по общению, он точно не выглядит. Говорит в лоб, не выбирая выражения, но это совершенно не режет слух. Или я успела втянуться?

— Прости, детка, не могу обещать, - дразнит он. – Но если я пропаду и перестану отвечать на звонки, знай – разорвало от хохота. – И тут же подбадривает: - Говори уже, Осень.

— Можно сказать, что это моя первая совместная ночь с мужчиной за долгое время.

Он вдруг замолкает. Я считаю секунды, и ругаю себя, на чем свет стоит: зачем, зачем я это сказала? Почему решила, что эта чехарда прозвучит забавно? Сползаю по стенке, обещая себе больше никогда на свете не поддаваться искушению.

— Когда у тебя был мужчина, Осень? – вдруг спрашивает он. Не смеется, совсем не смеется. Наоборот, голос стал тише, серьезнее.

— Давно, Ветер.

— Это я и с первого раза понял. Как давно? Полгода? Год? – Я молчу, и он продолжает: - Два? Черт, Осень, простой же вопрос.

— Больше. И остановимся на этом.

Я не ханжа, не чистоплюйка и понимаю, что у женщины есть физиологические потребности. Но я не хочу просто тело в своей постели. Я хочу эмоции, хочу взрыв, хочу прикасаться к мужчине, от поцелуев которого буду дуреть, как кошка от валерьянки. На меньшее просто не согласна. В конце концов, достичь физической разрядки я могу и без мужчины.

— Ладно, - не настаивает Ветер. – Почему?

— Потому что страшная, - пытаясь казаться серьезной, отвечаю я, пробую предугадать его реакцию.

— Врешь, - жестко обрывает он.

— Уверен, что вру?

— Абсолютно, иначе мне бы не хотелось думать о твоих губах, например.

Мой живот сворачивается в узел. Буквально, не преувеличиваю. Прикладываю пальцы и чувствую, как туго бьется внутри артерия. Закрываю глаза, а в памяти всплывают карие глаза и черные ресницы. Что за блажь?

Мы ходим по канату над пропастью, хотя нет – летим по горному серпантину на неуправляемой «Ауди-ТТ», и тормоза вот-вот откажут. Бессмысленно делать вид, что я не услышала, глупо уговаривать себя, что услышанное мне неприятно.

— Зачем ты думаешь о моих губах? – спрашиваю очень осторожно. Проклятый голос так дрожит!

— Есть варианты, детка?

«Потому что фантазируешь о поцелуях?»

Я никогда не произнесу это вслух, даже с дулом у виска.

— Мне нужно озвучить все варианты?

— Очень умно – отвечать вопросом на вопрос, Осень, но я понял. Извини. – Он усмехается, и я буквально плавлюсь в тембре его голоса. – Ну, раз уж я был твоим мужчиной на эту ночь, то утоли мое любопытство – был ли я чертовски хорош?

— Ты был великолепен, Ветер!

— Ащщщ, детка, у меня случился моральный оргазм.

Десять минут шестого утра, но я ни за что не отпущу его еще хотя бы пять минут.

— У меня сегодня две операции, Осень, - через пару минут говорит Ветер. – Если я не высплюсь…

Мне становится так ужасно стыдно за свой эгоизм, что я изо всей силы прикусываю щеку изнутри. Я должна была об это подумать, должна была вспомнить, что его работа кардинально отличается от моей хотя бы жестким графиком.

— Прости, - пытаюсь извиниться я, но на самом деле мне ни капельки не жаль. Единственное, о чем я сожалею, так что это время нельзя растянуть, словно жвачку, и превратить минуты в часы. Даже не сомневаюсь, мы бы нашли еще миллион тем для разговоров.

— Никогда не извиняйся, Осень, - немного строго, как будто еще не решил, имеет ли право меня отчитывать, говорить Ветер. – Если бы я не хотел с тобой общаться или думал, что эта ночь как-то пагубно скажется на моей работе, поверь, я бы дал тебе знать. Сожалею, детка, но ты по уши вляпалась в циника и грубияна.

Глава десятая: Ветер

Глава десятая: Ветер

Пятница.

Я сижу в вагоне метро и чувствую себя грызуном, которого везут в лабораторию для прохождения Лабиринта на выносливость.

Я люблю ездить на метро. Ну, за исключением совсем уж экстремальной давки. А вот машину водить не люблю, хоть в гараже у меня стоит трехлетний «мерин», за руль которого я не садился, дай бог памяти, уже месяцев десять. То ли дело метро: тут такого наслушаешься, что пропахшая медицинскими препаратами больница автоматически превращается в филиал небес на земле.

Я не писал и не звонил Осени всю неделю. Достаю телефон и специально проверяю дату последнего звонка и сообщения. И не потому, что не хотел ей писать или мне надоели наши разговоры, или мне вдруг разонравился ее голос. Нет, как раз наоборот: встав на следующее утро, я поймал себя на том, что тяну руку к телефону, чтобы написать ей какую-то чушь в половину девятого утра. Я и написал эту чушь, но в последний момент палец завис над кнопкой отправки. То сообщение до сих пор висит в черновиках, как напоминание о том, что я чуть было не начал забывать о своем жизненном кредо: мне никто не нужен, я ни к кому не буду привязываться, я никого не пущу в свою жизнь и свои мысли, у меня нет цели завести семью и детей. Моя личная мантра, которую я, как заведенная игрушка, мысленно повторяю снова и снова на протяжении всей недели. Этакая самопальная глушилка для мыслей о женщине, которую я не знаю и не должен хотеть узнать.

Она тоже не пишет и не звонит. Я пытаюсь успокоить себя тем, что мне все равно, и в некоторой степени мне, в самом деле, не так уж важно, в чем причина ее молчания, но иногда через меня, словно разряд тока, простреливают шальные предположения: может, она просто не хочет писать первой? У женщин по этому поводу целый пунктик, кстати говоря. Но это лишь самая безобидная из всех теорий, и именно поэтому мой больной мозг подбрасывает другие, от которых мне хочется громко матерно выражаться. Она могла найти себе мужчину. А почему нет? У хозяйки ночного клуба наверняка есть пул солидных знакомых мужчин. Она могла потерять телефон. Она могла просто на меня забить.

От станции метро идти примерно минут пятнадцать, но мне так не хочется идти на этот «тихий семейный праздник», что я бреду медленно-медленно, растягивая время до получаса.

Даже издалека видна забитая «Лексусами» и «Инфинити» стоянка перед гостиницей. Я разглядываю вывеску и вспоминаю, что в последний раз был в этих краях как раз накануне разрыва с Лейлой. И это воспоминание не добавляет мне настроения.

— Вы без пары? – Кто-то деликатно постукивает меня по плечу.

Оборачиваюсь – и чуть не трясу головой от наваждения.

Ева? Те же черты лица, те же золотистые волосы. И форма носа и глаза. Впрочем, у этой девушки глаза намного светлее, я бы сказал, они почти по-кошачьи желтые. И волосы куда короче. И в целом она лишь выглядит очень похожей, а на самом деле, стой девушки рядом, разница была бы огромна.

— Прошу прощения? – переспрашиваю я, пытаясь предугадать ответ. Отвык знакомиться на улице, да и инициатива, как правило, всегда исходила от меня.

— Мой кавалер опаздывает, - жалуется девушка, поглядывая на золотые часы. Я же замечаю солидного размера бриллиант на пальце, одновременно пытаясь разгадать загадку их с Евой внешнего сходства.

Кстати говоря, с Яном я после посиделок в клубе так и не виделся, и даже не в курсе, как у него придвигаются дела по укрощению крепкого орешка. Надеюсь, не очень. И надеюсь, что это «не очень» всего лишь отголосок моей обиды за то, что слил меня Лейле.

— Я вообще без пары, - говорю я без особого интереса. Не хочу ввязываться в диалог.

Но судьба – та еще сучка. Иначе зачем она подкидывает мне под нос взбешенную «бывшую», которая несется на меня со стороны только что припаркованного автомобиля. Да, Лейла, а ты думала, я буду сидеть и ждать? Три года были вместе, а она так ни хрена обо мне и не знает.

— Как думаете, ваш спутник придет? – спрашиваю свою непрошенную собеседницу. – Потому что у меня как раз образовалась вакансия.

Она очень пытается выглядеть соблазнительной секс-бомбой, и отчасти ей это удается, если бы не одно «но»: мне не нравятся вульгарно одетые женщины. Даже если им есть, что показать.

— Думаю, готова послать его к черту ради более заманчивого предложения, - не стесняется она. Сразу видно, что проблем с самооценкой тут нет и в помине, а я люблю уверенных в себе женщин. Что ж, можно сказать, она не совсем безнадежна.

— Наиль Садиров, - представляюсь я, киваю на «Оазис» и добавляю: - Сын хозяйки вечера.

Ее глаза лишь на миг расширяются, а потом девушка берет меня под локоть и называет свое имя:

— Вероника Шустова, твоя спутница.

И ураган по имени Лейла бурно вторгается в нашу идиллию.

Она так чертовски красива сегодня, что я на минуту задвигаю в темный угол своей души и обиду, и раздражение, и просто любуюсь ею, словно произведением искусства. На ней какое-то узкое черное платье до самых косточек, с провокационным разрезом сбоку. Оголенные плечи сполна компенсируют скромное декольте. Можно сказать, что сейчас она одета почти так, как мне нравится: в меру откровенно, хоть разрез все равно лишний. Ее длинные черные волосы струятся по плечам, собранные с левой стороны зажимом с красными камнями. И снова чертова красная помада на губах. Она отворачивает, но и манит попробовать на вкус эти сочные губы.

Глава одиннадцатая: Ветер

Глава одиннадцатая: Ветер

— Ты все-таки пришел, - говорит мать, выныривая из толпы.

Она у меня настоящая красавица даже в свои годы. И я ее люблю, несмотря ни на что. Несмотря на то, что она никогда не любила меня. Ее любимчик давно лежит в могиле, и она будет оплакивать его до конца своих дней. Его – наркомана и бездельника. Интересно, если завтра я обдолблюсь до состояния «выйду полетать в окно ведь я хренов Икар!» - она прольет хоть немного слез?

— Привет, мам. – Я целую ее в щеку, протягиваю маленькую коробочку. – С Днем рождения.

Она даже не трудится заглянуть внутрь, просто сжимает в кулаке и оценивает меня взглядом. Наверняка недовольна тем, что на мне костюм из обычного магазина, а не какой-нибудь Том Форд или Армани. И тот, и другой у меня есть, но если бы я заявился в таком виде, это означало бы одно – я принял правила игры.

— Ты виделся с Лейлой. – Она не спрашивает, она утверждает.

Засовываю ладони в карманы пиджака и молча жду продолжения.

— Ты знаешь, что она мне никогда не нравилась.

Это правда.

— Так и будешь отмалчиваться? – наконец, сдается мать.

— Просто хотел услышать вывод или хотя бы напутствие на пути к добровольному самосожжению на благо семьи.

— Ты не меняешься.

— А ты все такая же молодая красотка, - улыбаюсь я. – Постоянство, мать его!

— Я думаю, - она показывает взглядом куда-то мне за спину, - Джана более подходящий вариант.

Даже не собираюсь смотреть.

— У ее отца нефть или золото? – Становится почти смешно. – Или оружие и кокаин?

— Перспектива стать министром. Хороший вариант. И девочка очень положительная: чтит традиции.

«Чтить традиции» - это значит, что она напоказ ходит в мечеть каждый день. Сейчас это модно.

— Рад был тебя повидать, мам. Можешь выкинуть это дерьмо, - киваю на свой подарок, который она все так же без интереса перекладывает из руки в руку.

Разворачиваюсь, на ходу сдергивая галстук.

Мои десять минут вежливости закончились.

Я выхожу в коридор и натыкаюсь на Адину – лучшую подружку Лейлы. Она даже рот приоткрывает от удивления. Я усмехаюсь, вспоминая, при каких обстоятельствах мы виделись в последний раз. Лейла мне изменила, а я в отместку трахнул ее подружку. Ту, с которой она тусит всегда и везде.

— Что ты тут делаешь? – густо краснеет Адина.

— Тебя ищу, - вру и хватаю ее за руку. Это же гостиница, тут должна быть куча закоулков, вот в одном из них я ее и трахну во второй раз.

— Наиль, подожди… - вяло сопротивляется моя жертва.

Останавливаюсь и вопросительно смотрю на нее.

— Я… Послушай, Лейла ничего не знает, и я не хочу…

Ее попытки казаться правильной просто смехотворны, особенно после того, как Адина мне отсосала по собственной инициативе. Еще тогда знал – видел – как она на меня смотрит. Только и ждала повода раздвинуть ноги. Ну ок, кто я такой, чтобы осуждать?

— Мы не должны повторять это снова. Так неправильно. Лейла здесь.

— Ты определись, в чем конкретно загвоздка: в твоем фальшивом чувстве вины или в том, что подружка может застукать тебя, трахающейся с ее бывшим.

Я циник. Нет, я хуже – я циник-одиночка, которому принципиально по фигу на всех женщин.

Адина медлит, крутит браслет на руке – и я вижу в этом знак согласия. Если женщина не готова к сексу, она просто уходит. А вот эти попытки казаться правильной недотрогой - полный отстой.

Я заталкиваю ее в какую-то подсобку и даже не проверяю, закрыл ли дверь на защелку. Поворачиваю сучку животом к стене, задираю ее платье, отодвигаю в сторону трусики. Ломалась, а сама уже течет. Еще одна правда жизни: женщины – почти все – любят жесткий секс. Вся эта ваниль, ухаживания и прочая хрень – это для семейного секса раз в месяц. А когда появляется возможность перепихнуться по-быстрому, быть жестко оттраханной – они всегда мокрые и готовые.

— Наиль, ох, да… - Адина оттопыривает задницу.

Хочется предложить ей заткнуться, но я этого не делаю. На самом деле мне почти хочется, чтобы Лейла нас застукала. Мне хочется отнять у нее так много, как только смогу. Превратить и ее жизнь в ничто.

Это просто трах. Без чувств, без эмоций. То же самое, что дрочить, но чуточку приятнее.

В тишине и полумраке я просто вытрахиваю из себя всю грязь сегодняшнего вечера. Адина стонет и выкрикивает мое имя, грязные звуки шлепков моего таза о ее задницу совершенно не возбуждают, но я подбираюсь к краю.

— Я сейчас, сейчас… - бормочет Адина и почти сразу громко стонет.

Глава двенадцатая: Осень

Глава двенадцатая: Осень

Ян заезжает за мной в шесть тридцать. Не опаздывает и зарабатывает себе первые бонусные очки. Терпеть не могу непунктуальных людей, потому что сама опаздываю исключительно в тех случаях, когда хочу дать понять человеку, что я о нем невысокого мнения и не дорожу нашими отношениями, личными или деловыми – без разницы.

Сегодня я впервые вижу его в костюме. Белоснежная рубашка, из рукавов пиджака чуть-чуть выглядывают манжеты с запонками, очень похожими на платину: простые квадраты с кубическим черным камнем внутри. И он приехал с двумя букетами. Едва я открываю рот, чтобы спросить, для кого второй, как из комнаты на всех парах несется Маришка и собственнически обхватывает мою ногу. Сзади слышу причитания Любы: мы договорились, что она придержит Маришку в комнате, пока я не уеду. Знакомить дочь с мужчиной, который, вполне возможно, появился и исчезнет из моей жизни в один день, я точно не буду.

Но было бы слишком просто, если бы все шло по плану. Ян присаживается на корточки и протягивает Маришке второй букет – маленький шедевр из декоративных подсолнухов. Дочка смотрит на подарок с опаской и говорит:

— Нельзя ничего брать у чужих.

Поднимает на меня взгляд в поисках одобрения, я наклоняюсь, чтобы чмокнуть ее в макушку.

— Ну в таком случае, кнопка, давай знакомиться, - не пасует Ян. – Я – Ян.

Маришка деловито хмурится и снова смотрит на меня. Я утвердительно моргаю, и она говорит:

— Марина Андреевна Орлова. – Она еще не очень хорошо выговаривает все буквы, и поэтому Ян очень старается сдержать улыбку.

— Вот и познакомились, - говорит он со всей серьезностью, и снова предлагает Мышке взять букет.

Она принимает подарок с серьезным достоинством маленькой женщины, благодарит и, наконец, позволяет Любе увести себя обратно. Ян поднимается, неуловимым жестом расправляет брюки и вручает мой букет: радужную феерию из желтых, белых, красных и розовых тюльпанов.

— Выглядишь просто роскошно, - говорит с подкупающей искренностью, и я непроизвольно поправляю прическу. – Тебя стоило ждать всю неделю.

— Может, если мы подождем еще, в следующий раз я доберусь до статуса богини? – пытаюсь шутить я.

Нервничаю, чувствую себя не в своей тарелке. Я так давно ходила на свидания, что уже почти забыла, как это – чувствовать себя женщиной, которую ведут, а не которая ведет сама. Кроме того, я рассчитывала, что наша встреча пройдет более спокойно, по моему сценарию.

Я долго выбирала наряд для сегодняшнего вечера и остановилась на простом карамельном платье чуть ниже колена, с полуоткрытой спиной и полностью закрытой грудью. Волосы собрала в косу-венок и добавила лоска тяжелыми украшениями с натуральными камнями. И мне вдруг приятно от того, что этот холеный мужчина разглядывает меня с нескрываемым восхищением и даже не пытается скрыть, что в своих мыслях пытается угадать, что скрывается под одеждой.

— Спасибо за цветы для Марины, - благодарю я. – Но это было лишнее.

— Я так не думаю, - говорит он, помогая мне накинуть пальто. – Женщин, особенно роскошных, нужно баловать. А цветы – это просто мелочь, знак внимания.

Ян не продолжает, но в его словах легко угадывается намек на то, что он намерен и впредь делать такие жесты, и постепенно поднимать их градус.

Мы садимся в его «Бентли»: за рулем водитель, поэтому мы занимаем пассажирское сиденье. Я нарочно сажусь так, чтобы даже не соприкасаться с Яном бедрами. Мне просто нужно… немного свободного пространства, немного расстояния, чтобы привести мысли в порядок.

На самом деле до появления Яна я была в подавленном настроении.

Всю неделю Ветер не давал о себе знать: ни звонка, ни строчки, ни хотя бы какого-то знака, чтобы я знала – он помнит о моем существовании. Да, мы ничего не обещали друг другу, не договаривались созвониться, но я рассчитывала… Даже не знаю, на что. Весь понедельник и вторник я пыталась уговорить себя, что мне все равно, и дергаться из-за мужчины, которого я почти не знаю – совсем уж ребячество, а я взрослая женщина и давно избавилась от романтической чепухи. В среду я начала нервничать, строить теории о том, что с ним могло что-то случиться. В четверг уговаривала себя, что на самом деле за красивым голосом и грубой харизмой скрывается толстый неухоженный мужчина, на которого в реальности я бы даже и не глянула. Сегодня я проснулась в обнимку со злостью и обещанием вышвырнуть Ветра из головы. Вероятно, точно так же, как он вышвырнул меня.

Мы – два незнакомца, просто скрасивших друг другу вечер.

Мы – две прямых, которые никогда не пересекутся.

И это все, что мне нужно знать.

— Все в порядке? – спрашивает Ян, когда мы проезжаем половину пути в полном молчании.

— Да, - киваю я, отворачиваясь от окна. Улыбаюсь, пытаясь как-то загладить свое невежливое молчание. Выглядит так, будто его компания меня тяготит, а это не так. – Просто был тяжелый день.

В ресторане у нас стол в отдельной ВИП-зоне, в Зимнем саду, где кроме нашего - еще только два столика, и за одним из них сидит пожилая семейная пара. Ян отодвигает стул, помогает мне сесть.

Глава тринадцатая: Осень

Глава тринадцатая: Осень

— Мне кажется, ты слишком торопишь события, - отвечаю я, немного сбитая с толку его предложением. О каком совместном катании на лыжах может идти речь, если мы всего один раз поужинали? – Кроме того, Марина…

— Она может поехать с нами, - перебивает Ян. На этот раз в его голосе появляются более тяжелые нотки, как будто он заранее был готов ко всем моим попыткам отказать и подобрал нужные аргументы. – И я не думаю, что тороплюсь, Ева. Мы взрослые люди, и лично я знаю, чего хочу. Вернее – кого.

Он приподнимает мое лицо за подбородок, буквально буравит синим взглядом. Знаю, что хочет поцеловать, но почему-то медлит.

— Да, мы взрослые люди, и я не собираюсь пускать свою дочь в наши отношения до тех пор, пока не буду уверена, что это что-то значит для меня и тебя. Кажется, эту тему мы уже поднимали. Ребенок всегда будет номером один в моей жизни, Ян. Я не могу взять ее с собой и не могу оставить одну.

Он понимающе улыбается и очень медленно прикасается своими губами к моим. Это даже не поцелуй, это мягкая точка нашего вечера.

— Я позвоню тебе завтра, Ева, - обещает Ян, хоть это больше похоже на предупреждение. – Не знаю, как ты, а я отлично провел время и сражен наповал одной неприступной шикарной женщиной. В конечном итоге, наступит день, когда ты не сможешь сказать «нет». И не захочешь.

Я буквально вваливаюсь в дом, снимаю туфли и на цыпочках крадусь на кухню. Чувствую, что горю изнутри и прислоняюсь лбом к оконному стеклу. Пытаюсь успокоиться, пытаюсь придумать, что скажу Ветру, потому что телефон уже в моей ладони и, клянусь, я не помню, когда его достала.

Здесь у меня низкие широкие подоконники, устеленные специальными набивными мини-матрасами: люблю сидеть здесь по вечерам. Вот и сейчас: снимаю платье, заворачиваюсь в плед и забираюсь на подоконник с ногами. Подношу трубку к уху, проклиная себя за то, что не в силах сдержать данное самой себе обещание – не звонить этому мужчине.

— Привет, Осень, - отвечает он.

— Привет, Ветер, - почему-то шепотом отзываюсь я.

— Как прошло свидание? – Его голос звучит довольно грубо. У кого-то был плохой день. Возможно, что-то снова случилось в больнице? Он болезненно реагирует на каждую неудачную операцию.

— Хорошо.

— Кто он?

— А это имеет значение?

— Да, имеет. Итак, Осень, кто он? Чем занимается? У тебя, наконец, случился секс?

Не знаю, отдает ли он себе отчет, что с каждым словом его голос становится все более раздраженным. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не отвечать сразу и не подхватывать какую-то совершенно другую, непохожую на остальные, тональность нашей беседы.

— Он бизнесмен, - говорю нарочито спокойно. – Умный, образованный.

— Идеальный, да? – подсказывает Ветер.

— Да, почти.

— А что насчет последнего?

— Думаю, мы все же не так близко знакомы, чтобы я хотела…

— Прекрати, Осень, - грубо обрывает Ветер. – Мы всегда были искренними друг с другом. Не нужно все портить фальшивым кокетством.

— Хорошо, что ты помнишь, какими мы были друг с другом, - все-таки срываюсь я.

— Ты о чем?

— О том, что требовать от меня честности после того, как за пять дней ты не нашел даже минуты на короткое сообщение, как-то странно, не находишь, Ветер?

Господи, зачем я вывернула душу наизнанку? Зачем сама подвела к тому, что сейчас он придумает тысячу поводов поставить точку в наших телефонных «свиданиях»?

— Я не хочу к тебе привязываться, Осень, - вдруг говорит он. Злости больше нет, раздражение растворилось в неподдельной искренности. – Я понял, что начинаю к тебе привязываться, а это многое усложнит.

Он ко мне привязывается?

— Я тебя боюсь, Осень, если уж на то пошло, - чуть-чуть посмеивается он. И я узнаю прежнего Ветра.

— Разве плохо к кому-то привязываться, Ветер? – Я дышу на оконное стекло и в белесом облачке пальцем пишу: «Я тоже к тебе привязываюсь».

— Тебе не понравится ответ, Осень, поэтому сделаем вид, что ты ничего не спрашивала.

— Значит… это наш последний разговор? – В груди что-то сжимается, холодеет, словно призрачная рука сжала мое сердце в кулаке. Я не хочу его терять. И не знаю, что пугает сильнее: эта странная, ненормальная привязанность или то, что она возникла так быстро.

— Тебе бы этого хотелось, Осень?

— Нет. Нет, Ветер.

— Хорошо, детка. Это все пиздец, как усложняет, но это точно не наш последний разговор. – Я слышу щелок зажигалки, затяжку и выдох. – Ты трахалась с этим своим идеальным мужиком?

— Я не ложусь под мужчину на первом свидании, - фыркаю я. Оттаиваю.

Глава четырнадцатая: Ветер

Глава четырнадцатая: Ветер

Воскресенье. Семь сорок пять утра, и в это время я не валяюсь в постели, а сижу за компьютером и собираю плейлист для своего плеера, потому что у нас с Осенью сегодня что-то вроде свидания.

Эта женщина совершенно сумасшедшая. Только ей в голову могла прийти такая идея.

Честно говоря, когда она вчера ее озвучила, я был полон едкого скепсиса. Чертовски устал за день и ее предложение сходить вместе на прогулку сначала принял за попытку вытащить меня на настоящее свидание. И на миг в моей голове даже поселилась мысль согласиться, но Осень быстро объяснила суть своего предложения: мы будем слушать одну и ту же музыку, но каждый в своем телефоне, будем гулять каждый в своем парке, потом выпьем вместе кофе, но каждый в своем кафе, а потом пойдем в кино – каждый в своей кинотеатр. И все время будем друг с другом на связи.

«Что за хрень?» - подумал я, но отказать язык не повернулся. И только сказав «Хорошо, детка», понял, что в общем это все будет просто еще одним нашим бесконечным разговором, просто в других декорациях. Не все ли равно, буду я слышать ее голос, валяясь дома на кровати или гуляя в сквере?

Через час Осень прислала перечень мелодий для нашего «свидания», но я на них благополучно забил. Решил, что будет достаточно тех, что есть, и нет никакого сакрального смысла в том, чтобы обязательно слушать одну и ту же музыку.

А потом проснулся с утра пораньше и понял, что не хочу и не буду ее обманывать. Даже в такой фигне, как музыка. Даже если со стороны все это может показаться ребячеством. Какая кому разница, как мы проводим время, где и с кем, если нас двоих все устраивает?

Я скрупулезно собираю все композиции, а их больше ста штук, и, наверное, есть что-то важное в том, что они набросаны не просто одной кучей, а пронумерованы в строгой последовательности. Смешно сказать: я провожу все утро воскресенья за возней с плейлистом и мыслями о женщине с охренительными ногами.

Мы сближаемся, как бы мне того ни не хотелось. У нас слишком много общих тем для разговора, а если точнее – абсолютно все. Она всегда подхватывает меня, а я в любой момент на полуслове могу подхватить ее. Мы даже начали читать одну и ту же книгу.

И несмотря на все это, мне почему-то до чертиков неприятно, что Осень так до сих пор и не спросила, есть ли у меня кто-то. Я знаю, даже чувствую, хоть Осень особо и не скрывает, что я ей интересен. И все же она словно нарочно держит открытым вопрос моей свободы или несвободы. Возможно, для нее это тоже своего рода стоп-сигнал, как для меня – узнать ее реальное имя.

В шестнадцать ноль ноль я выхожу на улицу, засовываю в ухо один наушник, раскрываю над головой зонт и набираю номер Осени.

— Привет, Ветер, - здоровается она и я гашу непроизвольною дурацкую улыбку в ответ.

Интересно, будет ли такой день, когда я стану спокойнее реагировать на ванильную нежность ее голоса? Хотя нет, к черту, пусть все будет, как есть – мне приятны те чувства, которые она во мне воскрешает. Моя выжженная пустошь уже никогда не зацветет, но Осени, кажется, вполне по силам хотя бы засеять ее газонной травой.

— Бери зонт, Осень, - предупреждаю я, хлопая себя по карманам пальто в поисках зажигалки.

— У меня нет дождя, так что завидуй, - подтрунивает она.

— Пока нет, но может начаться. У меня пока моросит, но судя по тучам…

Я не успеваю закончить, потому что возле тротуара паркуется знакомая машина. Ян? Какого черта ему нужно?

— Осень, детка, я перезвоню через пять… - Смотрю на серьезную рожу Яна, который уже идет ко мне, и поправляю сам себя: - Через десять минут. Сходи пока за зонтом и обувью, в которой невозможно промочить ноги.

— Уверена, что покорю ютуб, если обую резиновые сапоги под норковый жилет.

— Никуда не пропадай, хорошо? – требую я. Как все меняется: вчера мысленно пальцем у виска покрутил, когда она огорошила своим предложением, а сейчас хочу всего того, о чем она так взахлеб рассказывала.

— Ты от меня сегодня так просто не отделаешься, Ветер, - предупреждает эта маленькая деловая колбаса и я, наплевав на все, говорю:

— Детка, я о твоих ножках днем и ночью думаю, какой там отделаться?

И я ни капли не вру, разве что самую малость приукрашиваю, потому что так часто смотрел на ту фотографию, что образ ног Осени, кажется, отпечатался прямо на сетчатке.

Нехотя отключаюсь и смотрю на Яна с немым вопросом. Мы не виделись и не разговаривали с того самого дня в клубе, когда я понял, кто уговорил его затащить меня на холостяцкие посиделки. Он пару раз звонил, но я был занят, а перезванивать как-то не возникло желания.

Мы молча обмениваемся крепкими рукопожатиями, и Ян говорит:

— Дружище, я мудак, признаю, но я правда думал, что у вас как-то устаканится.

Ну хорошо хоть не ходит вокруг да около, вот только это точно не та тема, ради которой стоило откладывать «свидание» с Осенью. Но и это не самое плохое. Его слова автоматически воскрешают в памяти образ Лейлы и от моего почти романтического настроения не остается камня на камне.