Прихожу в себя после того, как выставила огненный щит, прикрывший меня и глупую кошку. Нет, не так: глупую меня и кошку.
— Так-так-так, — рокочет надо мной бас. И через миг ящеры, подчиняясь невидимой команде пятятся, а я, понимая весь ужас случившегося, поднимаю глаза. В окне второго этажа стоят Инспектор и темно-вишневый. Высший благосклонно хлопает Инспектора по плечу:
— Хорошая была идея, раздраконить ящеров. Заслуживаешь награды, — и мне: — Собирайся, девочка, прятки закончились.
Всё было подстроено? Я так глупо выдала себя из — за кошки. Высший скрывается в глубине здания, а Инспектор смотрит уже в другую сторону и рычит:
— Взять её.
Кого её? Меня? Нет, он указывает на мою маму. И два воина из сопровождения Инспектора мгновенно повинуются.
— Не троньте, — кричу.
— Она пыталась скрыть твой дар! Ты же знаешь, какое наказание ждёт того, кто прячет одарённого? — снисходит до объяснения Инспектор.
Я знаю, и я кричу:
— Нет! Если вы её тронете, я сожгу любого, кто ко мне подойдет.
Инспектор делает рукой жест, останавливающий уже шагнувших ко мне нукеров. В его колком взгляде, устремленном на меня неподдельный интерес. Лицо впервые разморозилось. Он ухмыляется:
— Даже так?
И в следующий момент я чувствую себя скованной невидимой патокой. Тянусь к огню, я его чувствую, но наружу он не идет.
— И что теперь девочка, — в его голосе презрение мастера к неумехе. Он снова делает жест рукой в сторону моей мамы. Нукеры сейчас бросятся. И я неожиданно успокаиваюсь:
— Что теперь? Хотите получить головешку? Я сожгу себя, если вы прикоснетесь к моей матери, — я полна решимости сделать это. Тех, кто скрывает одарённых, ждет жуткая смерть, их привязывают к хвостам ящеров и разрывают на части. Да я лучше умру вместе с моей мамой.
Примороженный смотрит мне в глаза, наверное, пытается понять, могу ли я выполнить то, чем угрожаю. Наконец, кивает:
— Хорошо. Эй, Гарди, поди сюда!
Главный наставник обители подбегает с подобострастным выражением на физиономии. Толстяк сейчас похож на дворовую собачонку, виляющую хвостиком и одновременно дрожащую. Его жировые складки трясутся как холодец.
— Я оставлю эту женщину здесь, — кивок в сторону моей мамы. — Она будет заложницей. Если её дочь попытается сбежать по дороге в столицу, я вернусь. И горе тебе, если эта исчезнет. Ты меня понял?
— Да, сиятельный! — хрипит наш боров, лицо его наливается кровью.
— За неделю мы доберемся до дворца, через две можешь вернуть этой женщине обычную свободу… в рамках обители.
Маг поворачивается ко мне:
— Ты поняла?
Я молча киваю.
— Теперь ты будешь хорошей девочкой?
Я снова киваю. И чувствую, как исчезает патока, сковывающая меня. Осторожно пробую вывести крошечный огонек на ладонь, так, чтобы не увидел примороженный. Огонь слушается, а маг снова ухмыляется. Он всё видит.
— Ну что ж, так даже лучше. Твою мать никто не тронет, пока ты покорна. Женщина, собери своей дочери всё, что нужно в дорогу. Мы отправляемся сейчас.
Вещей у меня немного: две легких запасных туники, теплый плащ на все случаи жизни и пара ботинок на холодное время года. Всё это завязано в тугой узел. Подруги пытаются вручить мне корзинку с провизией, но инспектор останавливает их презрительным жестом.
— В этом нет необходимости.
Неожиданно для меня, он разрешает мне проститься, обнять мою мамочку. Я чувствую, как содрогается от неслышных рыданий её тело в моих объятиях, и пытаюсь сдержать слёзы. Это трудно, но мне удаётся. Впереди неизвестность. Мне нельзя показывать слабость. Я уже продемонстрировала силу, и только поэтому моя мама будет жить.
— Прости, мам, я так виновата.
— Это должно было случиться. Такой дар, как у тебя трудно долго скрывать. Береги себя.
— Я всё равно сбегу, только не сразу. Я смогу.
— Нет, раз уж так получилось, научись управлять своим даром. Стань лучше всех. И вернись высшей.
— Разве женщины могут стать высшими?
Асида же была.
— Ну, мам, это легенда.
— Так и стань легендой. В тебе дар от…, - она силится что-то сказать, но голос ей не повинуется. Печать немоты. Так было всегда все эти годы, на все мои расспросы об отце. Но на меня этот запрет не распространяется, и я помогаю ей:
— Дар отца?
Вижу по глазам, что мама силится хотя бы кивнуть. Но и это ей не удаётся.
— Ладно, я поняла. Не бойся за меня. Я справлюсь, и я вернусь.
— Пора, — маг открывает дверцу кареты и. наклоняет голову. Сначала мне показалось, что он издевается над моей беспомощностью, но нет, взгляд его отстранён, ни намёка на насмешку.
— Прошу, — он даже подаёт мне руку, помогая подняться по крутым ступеням. Тон его холоден, но вежлив. Он снова в своём замороженном состоянии. Мне пока не хочется думать над переменой в его поведении. В приоткрытую дверь я вижу заплаканное лицо мамы, и снова острое чувство вины пронзает меня.
Прежде чем дверца захлопнулась, отрезая меня от детства, в карету влетает клочок дыма. Нэсси, моя кошка, причина моего пленения забивается под сиденье. Вытащить и высадить её я не успеваю. Карета трогается с места. Ручки на двери с внутренней стороны нет. Меня заперли. Инспектор вслед за мной не поднялся. Я оказываюсь одна в роскошной обстановке.
Мне страшно и больно, но я не могу не отметить, как мягко покачивается карета. Мне приходилось пару раз ездить в дилижансе. Трясло так, что синяки не проходили несколько дней. Интересно, ход кареты обеспечивает магия, или мастерство колесника.
Несси осмелев выбирается из-под дивана, и по-хозяйски ложится напротив меня на обтянутую бархатом подушку. Она явно чувствует себя более уверенно, чем я в этой роскошной обстановке. Я наконец осматриваюсь: два дивана, на которых можно спать, вытянувшись во весь рост. Резной столик, намертво прикреплённый к полу. А на нём, судя по запаху, еда, прикрытая чистейшим льняным полотном. Только теперь я вспоминаю, что почти ничего сегодня не ела.
— Ну что, вредная кошка, как насчет поесть?
— Мррряу, — Несси резво вскакивает, и передние лапки её уже на столе.
— Эх ты, высажу я тебя на первой же остановке, вернёшься домой.
Кошка возмущенно фыркает и цепляет когтем полотно, закрывающее еду.
Ох, что-то мне подсказывает, что ей нравится путешествовать. И мне не так — то просто будет отправить её домой.