Отдана за долги

Глава 14 Милана

Длинный, с давящей тишиной, коридор больницы. И этот запах. Который я не переношу с детства. Запах лекарств и дезинфицирующих средств.

Запах больницы.

Запах боли и страдания.

Я узнала его слишком рано. Порой мне кажется, что я пропиталась им с самого рождения.

Я родилась недоношенной. У мамы давно были проблемы с сердцем и, если с вынашиванием и рождением Лейлы проблем особых не было, то со мной она практически всю беременность пролежала в больнице.

Поздние роды. Как говорили врачи, вкупе с сердечной недостаточностью – это большой риск.

Мама рассказывала, я три месяца пролежала в инкубаторе, прежде чем меня привезли домой.

Но и потом чуть ли не каждый месяц я проводила в больнице несколько дней.

У меня выявили почечную недостаточность.

С этим можно прекрасно жить. Современная медицина позволяет.

Но я почувствовала себя неполноценной, когда в шестнадцать лет мне сказали, что навряд ли я смогу выносить ребенка.

Я тогда расплакалась на приёме у врача. Мама гладила меня по голове и они с врачом на пару уговаривали меня успокоиться. Убеждали, что медицина не стоит на месте и, возможно, к тому времени, когда я решу завести ребенка, это не будет проблемой для таких, как я.

Поэтому я ненавижу больницы. Ненавижу этот запах. Ненавижу белый цвет. У меня в гардеробе нет ни одной белой тряпки. И платье на свадьбу у меня будет не белое.

Хотя какая свадьба? Кому я такая нужна? Фактически бездетная. Неполноценная.

Может быть, в этом и причина того, что у меня и не было до сих пор нормальных, полноценных отношений с парнями.

Мама чувствовала моё настроение и всячески старалась подбодрить меня. Мы ездили к разным специалистам. Но потом мне это надоело. Каждый такой визит лишний раз напоминал мне о моём недостатке.

И вот сейчас я опять сижу в больничном коридоре. Потому что мама.... моя любимая мамочка…

Когда я обнаружила её лежащей на полу, то почувствовала, как все внутренности скручивает тугим узлом, выворачивая все наизнанку.

Я подбежала к ней и стала трясти её в надежде, что она очнётся. Откроет глаза и просто скажет, что у неё закружилась голова.

Но одновременно набирала на телефоне номер экстренной службы.

Врачи приехали быстро. Но те минуты, что я провела в их ожидании, показались мне вечностью.

Я не сразу заметила конверт с какими-то бумагами на полу рядом с мамой.

Подняла его, заглянула и тут же отбросила. Там была та же мерзость, что и на доске объявлений в подъезде.

Ужасная догадка осенила меня.

Кто-то прислала маме эти фотографии! Кто-то хотел этого. Хотел таких вот последствий!

Я положила конверт в сумочку и кинулась открывать дверь, услышав долгожданный звонок.

В больнице я просидела два часа, прежде чем ко мне вышел доктор и сказал, что каждая минута имела значение и, если бы я пришла минут на десять позже, то они были бы уже бессильны.

Спрашиваю его, что с мамой.

Доктор, устало снимая маску, произносит:

– Она в коме. Состояние стабильно тяжёлое. Пока никаких прогнозов. Есть кто-то более старший? Или Вы – единственный родственник?

– Есть папа. Муж мамы.

– Пусть срочно приезжает. Мне нужно с ним переговорить.

Киваю.

Доктор уходит, а я опять набираю папу. Всё время ожидания, сначала «скорой» дома, потом в этом душном коридоре, я пыталась дозвониться до отца. Но он не отвечает.

Он на даче. Со Стасом. Скорее всего, они в сауне. Тогда остаётся только ждать, когда папа увидит мои звонки и перезвонит.

Но я продолжаю методично жать на кнопку автодозвона.

Я одна в беде. И мне страшно. И больно. И я не знаю, с кем разделить эту боль.

От бессилия и одиночества перед болью я начинаю плакать. Отпускаю себя.

Реву так, что рукава блузки, которой я вытираю щёки от слез, за считанные секунды становятся мокрыми. А слёзы все продолжают катиться.

На мой вой прибегает медсестра и сует мне какую-то таблетку. Заставляет запить водой и отводит в какую-то комнату. Укладывает на кушетку и уходит, закрывая дверь.

И я засыпаю. Проваливаюсь в небытие. В темноту, где ещё страшнее и больнее.

Из небытия меня выводит знакомый голос. Как будто откуда-то издалека я слышу эхо. Голос отца и еще чей-то.

Пытаюсь разобрать слова. Ведь разговор происходит здесь, где-то совсем рядом. Но слышу только интонации. Волнение и строгость. А ещё отчаяние. И всё это в голосе отца.

Приподнимаю веки. Но они как будто налились свинцом. Неподъёмные.

Руками тру глаза, размазывая остатки туши. Наконец, с большим трудом открываю глаза.

В комнате полумрак, но я различаю фигуру отца и доктора в белом халате. Они о чём-то говорят, не обращая на меня внимания

И только теперь я начинаю различать обрывки фраз.

– Как долго?…

– Сколько?…

– Только этот вариант?…

Сути разговора понять не могу. Но какая-то необъяснимая тревога уже зарождается в глубине моего сердца.

Приподнимаюсь и сажусь. Мужчины оборачиваются. Папа подбегает ко мне и садится рядом. Обнимает и прижимает к себе. Доктор молча выходит из комнаты.

– Как мама? – мой первый вопрос. – Что с ней?

– Пока все без изменений, – отвечает папа.

– Что сказал доктор? – смотрю в глаза.

Папа опускает взгляд.

– У мамы неплохие шансы. Но нужна срочная операция. Нужны деньги.

– Ты же сказал, что мы переведём нужную сумму? – я хватаю его за лацканы пиджака и легонько трясу. – Сказал? Папа?

Он опять не смотрит в глаза и гладит по волосам.

– Мы найдём деньги, Миланочка, обязательно найдём.

Я уже рыдаю, осознавая свою беспомощность перед ситуацией.

Ну, конечно. В последнее время у папы были проблемы с бизнесом. И он очень рассчитывал на новый проект. Означает ли это, что денег сейчас нет совсем? Даже на лечение мамы?!

– Папа, деньги нужны сейчас! – почти кричу я. – Сейчас! Понимаешь?

– Я знаю, Милана. И я найду нужную сумму. Обещаю тебе. Поехали домой. Тебе надо отдохнуть. К маме нас все равно пока не пустят.

Вспоминаю про фотографии. Я должна спросить у него. Не люблю недосказанность.

Лезу в сумку и достаю конверт. Передаю его папе.

– Что это? – спрашивает он.

– Посмотри, папа, – прошу. – Это я нашла рядом с мамой.

Он открывает конверт и достает фотографии.

Его лицо сразу же бледнеет. Глаза расширяются. Он судорожно облизывает губы.

– Это неправда. Миланочка, ты мне веришь? Неправда!

Он берёт меня за плечи и заставляет посмотреть на него.

– Это фотомонтаж! Провокация! Сволочи!

Он хватает снимки и рвет их на куски, швыряет в мусорку

– Сволочи! – повторяет он. – Это из-за них мама в больнице!

– Ты знаешь, кто это сделал? – спрашиваю.

Он мотает головой.

– Но обязательно узнаю, – цедит сквозь зубы.

Мы едем домой.

Остаток ночи я провожу, ворочаясь с открытыми глазами. С пугающим ожиданием звонка из больницы.

И забываюсь только под утро.

Просыпаюсь, услышав взволнованный голос отца.

– Без изменений? Я понял. Да. Постараюсь сегодня решить вопрос. Да, оформляйте.

Потом тишина.

Поднимаюсь с кровати и иду на кухню.

– Пап, звонили из больницы?

Папа отрывается от чашки кофе.

– Да. Есть возможность прооперировать маму уже послезавтра.

– А деньги? – спрашиваю.

– Еду решать этот вопрос.

– Я с тобой!

Папа удивленно смотрит на меня.

– Зачем?

– Мне страшно одной. Я боюсь звонка. Боюсь опять остаться наедине со своими мыслями. Я поеду с тобой.

– Хорошо, – соглашается он. – Одевайся!

Убегаю и возвращаюсь через пятнадцать минут.

Мы приезжаем в офис папы.

Пока я смотрю в большие окна на оживленные улицы столицы, папа по телефону пытается найти деньги. Один за другим он делает звонки. И, похоже, что пока безрезультатно.

– Нет-нет, нельзя…

Мы оборачиваемся с ним на тоненький голосок секретарши, пытающейся остановить двух мужчин в строгих костюмах. Один из них аккуратно отодвигает её и закрывает перед ней дверь.

– В чём дело? – возмущённо спрашивает папа.

– Костров Владислав Сергеевич? Прошу освободить помещение. Таково требование нового владельца.

– Что? Что за бред? – произносит папа и, вспомнив обо мне, говорит:

– Миланочка, подожди пока в комнате отдыха. Я решу проблему и мы продолжим.

Послушно иду в соседнюю комнату, но оставляю дверь приоткрытой. Слышу взволнованный голос отца.

– Какой ещё новый владелец? Кто вы вообще? Я вызову охрану, если вы сейчас же не уберетесь.

– Охрана уже Вам не подчиняется. У Вас есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и покинуть здание. Новый владелец позволяет Вам это сделать.

– Да какой ещё новый владелец? Что вы несёте? – срывается отец.

И тут я слышу звук открывающейся двери и знакомый голос.