Паладин

Вепрь

Двор замка был похож на оживленный муравейник, в котором смешались нетерпеливое ржание коней, бряцание оружия, лай собак, зычные голоса сокольничих и ловчих, снаряжающих большую охоту. Граф Гилберт много времени посвящал этому благородному занятию, хотя порой оно приводило его на грань смерти. Однажды, погнавшись за молодым оленем, он упал с коня, сломав себе руку, в другой раз, вступив в схватку с огромным вепрем, едва спасся от его мощных смертоносных клыков. Этого гиганта Гилберт де Клер и вознамерился настигнуть сегодня, чтобы поквитаться с ним за тот уродливый шрам, который остался ему на память об их последней встрече. Граф был в своем лучшем расположении духа, его сыновья сидели на своих прекрасных жеребцах арабской породы, купленных за большие деньги у восточных купцов. Но Роджер и Хамфри все равно завистливо поглядывали на грациозного и стремительного Бланкарта, который гарцевал под своим хозяином, словно бурная дикая река, сдерживаемая плотиной, готовый рвануться вперед по первому же повелительному движению руки.

Уильям Мелбри ехал по правую руку от своего сюзерена, который был полностью поглощен предстоящим опасным развлечением.

— Давно хотел спросить тебя, Уильям, почему ты вернулся сюда, где у тебя ничего нет? Неужели в Святой Земле не нашлось хорошенькой женщины, которая бы нарожала тебе кучу зеленоглазых сыновей. Я слышал, Иерусалимский король благоволил тебе.

Рыцарь Мелбри опустил свой взор на луку седла, задумавшись на некоторое время, а потом сказал:

— Конечно, женщины были, было и богатство, но ты знаешь, Гилберт, что никакие земные блага не могут смирить тоску по родным краям. Только здесь я чувствую себя по-настоящему живым, здесь, у родных могил я когда-нибудь обрету покой.

— Да ты, смотрю, стал философом, Мелбри! — рассмеялся Гилберт де Клер. — Я рад твоему возвращению и вознагражу тебя за верную службу. Будь уверен, крестоносец!

С этими словами он пришпорил своего коня и помчался с молодецким присвистом к опушке густого дикого леса, оставляя позади сопровождающих его всадников.

Тишина дремучей чащи была оглушительной и плотной. Лошади шумно втягивали колючий воздух. Ловчие обследовали территорию, изучая следы. Едва заметные надломленные ветви, приникший кое-где нежный подлесок, вмятины на подтаявшем снегу. Раздался звук охотничьего рожка, знаменуя начало травли, собаки заволновались, завыли, начали рваться с привязи, почуяв зверя.

Всадники сорвались с места, преследуя громадную черную тень, рванувшую сквозь чащобу от раззадоренных охотников. Погоня была длительной и изматывающей. Казалось, этот вепрь был создан самим Люцифером, его мощь и выносливость не знала равных. Несколько пущенных стрел остались в его крутых боках, застряв в толстой шкуре, собаки выбились из сил. Но он все не сдавался. Наконец, преследователям стало ясно, что дальнейшая погоня бессмысленна. Зверь ушел далеко, его уже не достать. Рассвирепевший Гилберт почти взвыл от досады.

Спешившись около разбитого слугами бивака, граф раздраженно сорвал с себя перчатки, тяжело дыша, опустился в заботливо подставленное кресло и жадно осушил предложенный ему кубок.

— Дьявол! — выругался Гилберт, сжав свой не малых размеров кулак, словно держа за кадык невидимого врага. — Сам дьявол помогает этому зверю. Ты видел что-либо подобное?

— Надо признать, что вепрь силен, но он не посланник Ада. Ты убьешь его рано или поздно. Это всего лишь зверь, — ответил рыцарь.

— Ты издеваешься? Я хочу сегодня же вспороть ему брюхо и увидеть его голову на своей пике. Так что охота продолжится, — упрямо заявил Гилберт де Клер, в глазах которого промелькнул огонь безумия.

— Но уже смеркается. Как ты собрался преследовать его?

— Он сам придет сюда, чтобы поквитаться со мной за стрелы в своем теле. Вепрь — мстительное отродье. Я встречу его, всадив копье в глотку.

Несмотря на все уговоры, обратить графа к здравому смыслу не удалось. Упрямый Гилберт сжимал древко копья, фанатично вглядываясь в лесную глушь расширенными от азарта зрачками. Отпустив часть свиты домой с трофеями, он остался лишь с несколькими ловчими, слугами и Уильямом, который не терял надежды образумить своего друга и сюзерена.

Когда на землю начали постепенно наползать серые тени подступающих зимних сумерек, а солнце стало кроваво-золотым, медленно скатываясь за край Земли, Уильям вдруг с быстротой дикого зверя почуял едва уловимое, почти призрачное тяжелое сопение в утробе лесной чащи. Он прислушивался к этому нарастающему звуку, стараясь охватить взглядом все пространство небольшой поляны, на которой они находились. Рыцарь кожей чувствовал приближение разъяренной раненной бестии, готовясь в любой момент броситься на помощь безрассудному Гилберту, если тот не успеет среагировать быстро.

Но все случилось как будто по замыслу темных сил. Огромный дикий кабан выскочил совсем с другой стороны, точно вырос из-под земли за спиной графа Хартфорда. Тот лишь успел, развернувшись, дико закричать, роняя на мгновенно обагрившийся снег уже бесполезное копье. Вепрь врезался в него со всей своей мощью, разрывая внутренности, не оставив ни единого шанса на выживание. Гилберт де Клер выкатил глаза, вперив удивленный взгляд в лицо своего верного рыцаря, который прикончил напавшего зверя несколькими сильными ударами.

--

В замке Хартфорд было многолюдно. Все окрестные бароны прибыли, чтобы выразить свою скорбь по безвременной и трагической кончине своего сюзерена. Уильям не мог простить себя за нерасторопность, которую, как ему казалось, он проявил в тот момент, когда вепрь кинулся на графа. Но разум говорил, что это был злой рок, который не удается обмануть ни ангелу, ни демону. Именно он ослепил графа Хартфорда, лишив всяческого благоразумия.

Роджер де Клер, старший сын Гилберта, вскоре после пышных похорон отца принял клятвы от своих вассалов. В большом парадном зале он приветствовал тех, кто держал свои лены от дома де Клеров. Наконец, настала очередь Уильяма. Роджер никогда не нравился бывшему крестоносцу. Заносчивый и ленивый, он любил шумные пирушки и разбойничьи вылазки в соседние деревни, во время которых молодчики иногда развлекались насилием и грабежом мирных вилланов. Молодой Хартфорд в свою очередь ненавидел Уильяма за прямоту, честность, за доверие, которое ему оказывал отец. Рыцарь всегда рассказывал о бесчинствах старшего сына и его друзей. Теперь, когда Роджер по праву старшинства стал главой дома де Клеров, он мог поквитаться с бывшим наставником. Самодовольная улыбка не сходила с его лица, пока Уильям Мелбри приближался к его креслу. Новый граф предвкушал тот миг, когда гордый рыцарь преклонит колено, прося о милости наделить его леном, и произнесет вассальную присягу.

Но крестоносец не спешил принять подданническую позу, он стоял также прямо и уверенно как всегда, положив руку на роскошный пояс, украшенный серебряными пластинами, приготовившись внимательно выслушать молодого де Клера.

— Известно ли тебе, лорд Мелбри, что всякий вассал, вошедший сюда, обязан склониться перед своим сюзереном? — уставившись с вызовом в глаза Уильяму, произнес Роджер.

— Известно, молодой граф Хартфорд. Но и ты, должно быть, хорошо помнишь, что на моем гербе серебряная десница — символ верности клятве. Я принес эту клятву когда-то смелому и благородному человеку, которого считал своим другом, но в тебе я не вижу этих качеств. К тому же, мои земли уже давно захвачены этими доблестными господами, — он иронично приподнял брови и обвел сверлящим взглядом притихших баронов и рыцарей. — И я не тешу себя надеждой, что ты дашь мне то, что давно было обещано твоим отцом. Поэтому отныне считаю себя свободным от каких-либо клятв и покидаю этот гостеприимный край.

Роджер чуть ли не трясся от гнева, желваки, заходившие на его лице, и вспыхнувшие водянистые глаза выдали всю ту ненависть, которую он испытывал к первому рыцарю своего отца. Рот молодого графа исказился в кривой усмешке, и он презрительно выплюнул: — Ну, так что же, доблестный Мелбри, безземельный рыцарь, не смеем задерживать тебя более!

Уильям еще раз посмотрел уничтожающим взглядом на дерзкого щенка, возомнившего себя властелином душ и, развернувшись, чеканящей походкой направился к выходу, чувствуя за спиной довольные похрюкивания местной знати.

---

Городская площадь, как всегда, была полна самого разношерстного народа. Здесь можно было увидеть многочисленных торговцев и богатых чванливых горожан, оборванных нищих, клириков в своих черных балахонах и знатных господ. В этой толчее зазевавшийся прохожий мог запросто лишиться своего кошелька, а кто-то — получить удар острого клинка наемного убийцы.

Уильям спешился возле дома своего старого друга, оружейника Вигмара. Увидев крестоносца, Вигмар расспросил, что его привело в город, и после доверительного разговора за кружкой пива согласился, что это было верное решение.

— Что теперь ты намерен делать, Уильям? Отправишься в странствия по чужим землям или все-таки останешься?

— Война — это все, что я умею, Вигмар. Тешу себя надеждой, что еще смогу послужить Святому престолу и нашему королю. Но, как видишь, кроме Бланкарта, доспехов и боевого меча у меня больше ничего нет. Оруженосец, который был у меня при дворе де Клера, не пожелал остаться с рыцарем, обреченным на вольные странствия. И я его ни в чем не виню. Но где мне теперь найти того, кто его заменит? Баронские сынки нынче хотят устроиться потеплее, — Мелбри задумчиво посмотрел в свою кружку.

— Значит, ты решил пуститься в дорогу. Я думаю, королю нужны верные и благородные рыцари, если твоя рука тверда, как и прежде. А что до оруженосца, так я завтра же займусь этим. Никто лучше тебя не владеет мечом в этом графстве, тебя помнят как прославленного воина и с радостью пойдут к тебе в ученики.

— Знаешь, а ведь у меня был смышленый и способный ученик, некий Квентин Стоун. Правда, я уже несколько недель ничего не слышал о нем. Странная история, — задумавшись, Уильям сделал паузу. — Исчез так же неожиданно, как и появился. Младший сын мелкого барончика из Хартфордшира, которому, неизвестно зачем, вдруг понадобилось срывать его с отличного места в доме де Клеров. Не слышал ли ты что-нибудь об этом?

— Да уж, Мелбри, ты так долго не был здесь, что не знаешь, у Годфри Стоуна нет взрослых сыновей. Его молодая жена родила ему наследника только в этом году. Твой Квентин — лжец.

Крестоносец нахмурил густые брови, между которыми собралась тревожная складка. И как только этому парнишке удалось обвести его вокруг пальца, выдавая себя за пажа старой графини! Только вот кем был этот Квентин, почему скрыл свое настоящее имя, и какие помыслы двигали им?

Уильям не любил быть обманутым и поклялся, что устроит хорошую трепку наглому мальчишке, который посмел его дурачить, если приведется еще раз с ним встретиться.

На следующий день Вигмар сообщил Уильяму, что несколько юношей желают поступить в оруженосцы к самому прославленному рыцарю Хартфордшира. Но один из них оказался вороват, другой же был настолько суеверен и пуглив, что боялся каждой выскочившей из-за угла черной кошки. Остальных Уильям в бешенстве прогнал за нерасторопность и лень. Вигмар удрученно качал головой, упрямство Уильяма шло вразрез с теми условиями, которые диктовало его нынешнее положение.

Рыцарь Мелбри собирался покинуть город в одиночестве, решив, что уж лучше возьмет себе слугу простолюдина, чем знатного и бесталанного лентяя.

Он проследил, чтобы у Бланкарта была свежая вода и овес, сам почистил его крутые бока и расчесал роскошную густую гриву. На постоялом дворе было шумно, заезжие торговцы праздновали удачные сделки, то и дело слышались пьяные вопли и звуки очередной драки. Уильям как всегда прочитал молитву Пречистой Деве и уже приготовился лечь, как в дверь постучали. Если это кто-нибудь из пьяной братии, он сильно пожалеет, что постучал сюда, подумал рыцарь, рывком открывая дверь.

Из полночного сумрака на него смотрели знакомые глаза, наполовину скрытые тенью капюшона, так похожие своим цветом на яркую смальту византийских мозаик.