Пари (сборник)

Глава первая(Вступление. Довольно длинно, нудно, по-видимому, абсолютно не интересно, но без описаний природы, погоды и прочих лирических штучек.)

На самом деле у окна сидела я. Я – это я, и, как говорится, без комментариев. Вообще-то, в мои двадцать девять с хвостиком принадлежать к категории юных и невинных девушек было бы просто неприлично. И уж тем более я не была миловидной голубоглазой блондинкой, скорее, длинной, нескладной очкастой шатенкой, с волосами уже неделю не мытыми по причине отсутствия горячей воды. Через пыльное стекло я заинтересованно пялилась на озлобленного шофера Федю, который, нечеловечески ругаясь, менял колесо на тачке нашего шефа. Из соседнего двора конкретно несло помойкой, но меня это ничуть не смущало. Что может быть здоровее естественных запахов? Я высунула свою нечесаную голову в форточку и заорала:

– Ну чего там? Долго еще намерен возиться? Наш старый милый маразматический друг уже пять раз звонил и плевался в трубку от злости!

Это я так выразилась про нашего непосредственного. Он действительно страдал маразмом, что в его преклонном возрасте не вызывало удивления. Вызывал удивление только тот факт, что он был еще в состоянии передвигаться без посторонней помощи. Впрочем, больше он уже ничего не мог. Наш непосредственный приходил в офис ближе к обеду – вернее, его привозил Федя, – садился за большой дубовый стол и начинал ненавязчиво дремать. Дремал он до конца рабочего дня, а потом тот же Федя отвозил его в его квартиру на Чистых прудах. Все это было достаточно скучно, но меня такое положение вещей вполне устраивало. Будучи личной секретаршей перманентно дремлющего босса, я не утруждала себя какими-либо обязанностями, кроме приготовления светлого ромашкового чая и отвечания на телефонные звонки, ежедневное количество которых обычно не превышало двух. Чтобы не деградировать полностью, я брала из дома любовный романчик и целый день наслаждалась невероятными историями не нашей любви, деградируя частично и постепенно и даже получая от этого некоторое удовольствие. Я, между прочим, в отличие от большинства женщин, девушек, бабушек и прочих представительниц слабого пола, никогда не скрывала своей страсти к бульварной беллетристике. Может, вы порой замечали, как сидит эдакая дама бальзаковского возраста в метро и, загадочно улыбаясь, с увлечением тычет пальчик в книжку карманного размера? Книжечка обычно бывает обернута аккуратненько в газетку, и по умному виду этой бальзаковской леди вы могли бы предположить, что она читает как минимум Кастанеду. Не верьте!!! Кастанеду с таким лицом не читают!!! С такими глазами можно только следить за перипетиями отношений между полами. А спросите эту даму о ее литературных пристрастиях… «Ах, – ответит она, – я, знаете ли, предпочитаю Канта в оригинале, ну или этого… Кастанеду» (а что я вам говорила?!). А я вот не стесняюсь и открыто заявляю о том, что какое-нибудь «Незабываемое утро на ранчо» или «Не забуду никогда малютку Джейн» доставляет мне огромнейшее удовольствие. Я за рабочий день как раз штуки четыре подобных «незабудок» успеваю прочитать.

«Как же это ваша контора умудрялась работать при таком положении вещей?» – спросите вы.

«Да запросто!» – отвечу вам я. Мой милый маразматик являлся шефом де-юре, а вот шефом де-факто был молодой и перспективный Андрей Николаевич, который так гонял своих подчиненных, что их периодически тошнило от перенапряжения. Они бы от него все давным-давно поуходили, если бы не тот факт, что он был невероятно хорош собой и к тому же холост, а поскольку на восемьдесят процентов персонал наш состоял из незамужних женщин, все они вкалывали, как кони, лелея слабую надежду, что однажды он обратит на них внимания чуть больше, чем на просто сотрудников.

– Эй, ты, я поехал! Оттелефонь старому козлу и скажи, что через десять минут буду у него, – с полнейшим отсутствием какого-либо пиетета прокричал Федя, и его драндулет скрылся в разноцветном потоке как сумасшедше дорогих, так и довольно дешевых иномарок, со времен перестройки наводнивших московские улицы.

Она пихнула дверь так, что та грохнула о косяк, заставив меня вздрогнуть и вернуться из очарования века девятнадцатого в тривиальную мерзость века нынешнего. Прямо передо мной стояла брюнетка, хорошо высветленная до стадии Мэрилин Монро. Ну и морда у нее была, однако! (Не у Мэрилин, конечно.) Эта Ленка, секретарша вышеобозначенного Андрея Николаевича, всегда потрясала меня до глубины души своим умением краситься. То есть сейчас, когда на ней не было ни грамма макияжа, она здорово напоминала лошадь Пржевальского – именно такую лошадку мы все видели в учебнике географии за 5-й класс. Но лишь с утра Ленка позволяла себе некоторую естественность. Поверьте, днем/вечером под слоем дорогой косметики она выглядела как топ-модель перед показом.

– Ну ты че? Все сидишь? Всякую дребедень читаешь? – Ленка бесцеремонно заграбастала с моего стола пачку сигарет, выудила одну своими длинными пальцами с безупречными ногтями и прикурила. – Слышь, посмолю тут у тебя, пока нашего нет. Господи! Как ты можешь курить эту гадость? – Ленка уничтожающе поглядела на сигарету, как будто это была не мальборина, а козья ножка.

– На халяву даже гадость доставляет людям радость, даже если будет рак – пусть достанется за так… – выдала я свой очередной и, будем откровенны, не самый удачный экспромтик и тоже засунула в рот канцерогенку.

Ленка не отреагировала. Она с явным отвращением на лошадином лице затягивалась и выпускала дым изящными кольцами. Она все старалась делать аккуратно, изящно и эротично. Я любовалась ее худыми ляжками и думала, что она даже писать (в смысле, по-маленькому) должна изящно. Пока я пыталась представить, как ее аккуратная розовая попка размещается на кольце унитаза, она достала из сумочки косметичку и начала рисовать себе лицо.

– Чего это у тебя такое? – заинтересовалась я, увидев загадочную баночку с вонючей жидкостью неизвестного мне назначения.

Ленка отмахнулась. Ей было некогда отвечать, она находилась в процессе делания рта. Я закурила еще одну мальборину.

– Много куришь. Будут желтые зубы и дурной цвет лица. – Лошадь Пржевальского, как по мановению волшебной палочки, превращалась в Синди Кроуфорд.

– Ага, а еще полный букет страшных заболеваний типа прогрессирующей шизофрении, нимфомании и СПИДа.

Мне было искренне наплевать на цвет лица, а тем более зубы, лишь бы не болели и не вываливались в тарелку с супом в неподходящий момент.

Новоявленная Синди Кроуфорд медленно поднялась с кресла, поправила юбку, которая мне ужасно нравилась своей ненавязчивой длиной, а вернее, отсутствием таковой, и поплыла к двери, качая узкими бедрами. Возле двери оглянулась, бросила невзначай:

– Ты бы тоже хоть накрасилась, что ли. Бледновато выглядишь. И прическу поменяй, и стиль одежды, и походку, и вообще…

Она ушла, а я задумалась над этим «и вообще». Что ей не понравилось? Нет, конечно, нельзя отрицать того факта, что к категории красавиц и роковых женщин я не отношусь, а, собственно, что с того? Мое существование от этого не становится трагичнее. Я извлекла из недр старой необъятной сумки зеркальце и, отряхнув с него налипшие кусочки табака, стала рассматривать свою физиономию. Носик славненький – такой слегка курносенький и крупноватый, глазки как глазки, серенькие и, если приглядеться, заметно косят влево, что, как известно, служит признаком аристократизма, лобик в меленьких таких прыщиках – следствие единолично употребленного вчера «Ленинградского» торта – и довольно приличный большой рот. Вполне обычные щеки, как и у прочих гомо сапиенсов, и подбородок опять же как у всех людей, даже с такой премиленькой ямочкой посередке. Короче, ничего такого пугающего и ранее мне неизвестного я не обнаружила.

С фигурой у меня тоже все достаточно прилично. Легкая сутуловатость и почти полное отсутствие бюста возмещаются довольно стройными и длинными ногами, которые я уже который год одеваю в хорошие американские, пусть и слегка потрепанные, джинсы. Неизменный серый, иногда бежевый свободный свитер. Ну и плевать, что не оригинально, зато удобно и не надо каждое утро размышлять над тем, что надеть. Я, кстати, себя очень даже люблю и не намерена терпеть никаких таких дискомфортов, связанных с поддерживанием привлекательного внешнего вида. Лет семь назад, находясь в Ленкином цветущем возрасте, я тоже могла часами разрисовывать себе фасад. Мне это, помнится, даже доставляло удовольствие. Стыдно сказать, но мне было в огромный кайф болтаться по улицам в мини-мини-юбчонке, ловить на себе не самые вежливые взгляды красивых и не очень мужчин и чувствовать себя неотразимо прекрасной. Тогда ни одна мозоль не могла заставить меня сменить шпильки на кроссовки, и ни один мороз не вынудил бы меня надеть вместо тонких колготок шерстяные. Но это тогда, семь лет назад. Эх Ленка, Ленка!.. Я еще раз взглянула на себя в зеркальце и осталась весьма довольна. «Третий сорт – он, знаете ли, не брак», как любит говорить моя лучшая подружка Инка. Удовлетворенно вздохнув, я залила свое удовлетворение крепким кофе без сахара и вернулась к позабытой было юной блондинистой девице, которая уже на пятнадцатой странице романа подавала определенные надежды зеленоглазому миллионеру с виллой и розовым лимузином на закуску. Класс!

– Принимай тару, – раздался со двора Федин голос. Это он так острил.

Я отложила книгу в сторону и надела умное лицо. Приехал патрон.

Мой «пушистый» старый маразматический шеф смачно прихлебывал из блюдца ромашковый чай и грустно вздыхал. Поскольку вздыхал он уже минут эдак сорок, было бы странно не понять, что мужчина явно напрашивается на сочувствие.

– Что-то случилось, Валентин Петрович? – Я оторвалась от романа и изобразила на лице повышенное внимание. – Может, еще чайку? У меня и печеньице есть. Курабье с глазурью.

– Спасибо, Ларочка, больше не хочу, – он еще раз вздохнул.

Конечно, больше не хочет. Выдул два чайника нон-стоп, и хоть бы что, а еще жалуется на почки. Если бы я столько выпила, мне пришлось бы уже забронировать местечко в помещении со странным названием «Ж», а потом еще и ночевать в обнимку с белым фаянсовым резервуаром.

– Ах, Ларочка, знаете, меня ведь увольняют, – шеф неожиданно испустил стон умирающего лебедя и закрыл лицо руками. Я почувствовала жалость и тут же мысленно отругала себя за излишнюю и недостойную меня сентиментальность (ни к чему это в моем возрасте и с моей зарплатой). При этом на лице у меня отобразилась масса различных чувств – от ужаса до безумного горя. Я бы даже и голову посыпала пеплом, благо пепельница с окурками стояла у меня под носом, но, своевременно вспомнив о том, что профилактика горячего водоснабжения в нашем районе продлится еще с неделю, ограничилась вербальным выражением своего отношения к ситуации.

– О, боже! – Мой вопль, должно быть, был слышен даже на улице. – Да как они могут вас, с вашим опытом, с вашим умом?! Столько сделать для компании – и на тебе! Какие низкие люди! Как они посмели?! И когда вы уходите?

Из всей этой длинной патетической тирады только последний вопрос имел для меня значение, поскольку с уходом моего маразматика мне по всем признакам тоже следовало собирать барахлишко. Кто это станет меня тут держать, и для каких, интересно знать, целей? Поэтому я тут же прикинула, что пора подыскивать себе тепленькое местечко. Нет, можно, конечно, было попробовать остаться, но тогда пришлось бы работать с Андреем и пахать как вол, что меня абсолютно не устраивало. Уж очень я привыкла к спокойной жизни и к ромашковому чаю. Не подумайте, что я хроническая лентяйка или неумеха какая-нибудь. Но как-то жаль было расставаться с непыльной работенкой…

– Так, когда говорите, Валентин Петрович?

– Представляете, уже через неделю. Кошмар! Ухожу, ухожу на пенсию. Буду сидеть дома с супругой и собакой. Ах, Ларочка, с моей почти юношеской энергией это не так-то просто, – мой маразматик покачивал лысиной, а его левый глаз подергивался от нервного тика.

– Какой ужас! А что же теперь будет с фирмой? Кто сможет справиться с вашими обязанностями? – Мой голос выражал неподдельный страх за будущее компании, что, несомненно, тешило его тщеславие. Пусть потешится напоследок, думала я. Ох и тяжко ему будет дома с его женой-мегерой и болонкой Мотей.

Нервный тик усилился, плавно перешел с левого глаза на правый, и я стала предусмотрительно подумывать о вызове неотложки.

– Нет, вы даже не представляете, кого прочат на мое место. Этот выскочка! Этот гарвардский недоносок! Этот щенок! Я про Андрея Николаевича.

Я это даже очень здорово представляла. Я просто видела живьем картину, как в кожаном кресле моего босса сидит, развалившись, этот молодой карьерист с внешностью второсортного киноактера и нагло раздает указания направо и налево, а за моим столом, блистая нарисованной улыбкой, восседает Ленка и лапает своими руками мой телефончик. То есть это меня не очень задевало, но все-таки… «Эх! Жизнь полна сюрпризов и неприятных неожиданностей», – философски рассудила я.

– Вот так вот, Ларочка. Как мне ни жаль, придется нам с вами расстаться. Может, еще чайку с горя?

Я еще раз выразила искреннее сочувствие дедушке Валентину и, налив ему ромашки, вновь углубилась в чтение. Судя по всем первичным и вторичным признакам, белокурая героиня через несколько страниц должна была отдаться своему смуглому герою.

Глава вторая(Плавный переход к завязке сюжета. Краткая кинологическая справка. Появление главного героя и прочая чушь, и, что обнадеживает, – никаких описаний природы, погоды и романтических отступлений.)

Бал был в самом разгаре. Ну не бал, конечно, и даже не званый ужин, а скромная корпоративная вечеринка человек на пятьдесят. С начала событий, описанных в предыдущей главе, прошла ровно неделя. За эту неделю я не похорошела и не поумнела, разве что прочитала еще штук двадцать розово-слюнявых книжонок. И вот, вся в розово-слюнявом тумане (это я так иронизирую), я бродила из угла в угол по огромному залу с колоннами и лепниной на потолке. Этот «скромный» особнячок на Садовом кольце наша фирма снимала за бешеные деньги. Но он того стоил.

Разглядывая на потолке гипсового ангелочка с пухлым задком и прочими мальчиковыми причиндалами, я сочиняла про себя очередную скабрезную эпиграммочку: «Это что висит за штука у Амура ниже лука?» Подумывая об окончании четверостишия, я опрокинула в себя бокальчик виски. Надо отметить, что всему ассортименту спиртных напитков я предпочитаю эту шотландскую гадость с сивушным привкусом. Так уж получилось, что ни благородные вина, ни модный нынче мартини, ни джин с тоником и кокетливой маслинкой не прельщают мой плебейский организм. Виски, и все тут! Сегодня у меня был чудный повод, чтобы напиться. А как же?! Со слезами на глазах и водкой на столах мы провожали Валентина на заслуженный отдых. Гудбай, мой шеф, гудбай, моя работа! Я пожевала что-то типа канапе с осетриной, усадила свое, ставшее неожиданно тяжелым, тело на канапе у окошка (фу, какой дешевый каламбур!) и пробормотала: «После пятого бокала что-то я стоять устала». Обзор мне открывался знаменательнейший. Возле столов толкалась толпа моих соратников, сотрудников, сотоварищей и прочих «со». Подобрался весь наш московский зверинец в полном составе, пара-тройка региональных представителей с характерным провинциальным прононсом и способностью принимать на грудь в недоступных для жителя столицы объемах. Не поверите, но на проводы моего «маразматика» прилетели даже двое из центра. Такие холененькие америкашечки в шелковых диоровских удавках на жирных красных шеях. Жуть! Вот они-то и сдали первыми, будучи абсолютно не привыкшими к нашим суровым условиям: степям, лесам, тайге, бане, медведям и прочим национальным достояниям. Кажется, их звали Джеральд и Томас. Бывает же такое! Том обнял Джерри, а Джерри обнял Тома, и вот так, по-братски обнимаясь, они слонялись по залу, что-то напевая. Дойдя до диванчика, Томас упал на Джеральда (случайно, не подумайте чего), и оба они уложились в рядок и дружно захрапели.

А нашим – хоть бы хны. То есть всех слегка покачивало, и было немного жарко, но не более того.

Лошадь Пржевальского – Ленка призывно ржала и скакала по залу, как пособие одновременно и по географии, и по анатомии. Разгулявшиеся мужики провожали ее странными взглядами, впрочем, не только ее одну.

Ради торжественного случая все наши дамы обнажились по мере возможности. Даже тетя Тамара, уборщица с двадцатилетним стажем, распахнула кружевную необъятных размеров блузку на три пуговицы. Глядя на ее грудь, я думала, что тетя Тамара, должно быть, хорошая мать, которая вскармливала своих многочисленных отпрысков до подросткового возраста. Девочки из внешнеэкономического отдела сверкали голыми коленками, в очередной раз доказывая, что столетиями ничего не меняется, и все равно вы в России не найдете «две пары стройных женских ног». Ребята похотливо поглядывали на женские груди, спины и коленки, и я их хорошо понимала. Время от времени мужское естество не выдерживало, и, крякнув «поехали», мужики заливали похоть спиртом. Сам виновник торжества нежно привалился к столу с напитками и, позабыв о язве желудка, глушил водочку, как бы невзначай трогая за ляжки наших двух Наташ из экспортного отдела. Те хихикали и кокетливо и не очень строго шлепали его по рукам. В общем и целом было пьяно и радостно.

– А, привет, это ты? Я тебя и не заметила, думала, что ты ушла давно, – Ленка бочком-бочком подскакала ко мне, изящно вздернула подбородок и не менее изящно задела меня левым бедром. Затем плюхнулась рядом со мной, чуть было не расплескав скотч на мой ради такого дела постиранный и поглаженный свитерок.

– Слышь, Лариска! Ты сегодня Андрея видела? Нет, ну ты видела? Хорош, как Аполлон. Ну что за фигурка, а попка, попка-то какая!

– И, верно, ангельский быть должен голосок. Что, ежели, сестрица, при красоте такой и петь ты мастерица… – не удержалась я.

– Чего-чего? – не врубилась Ленка. – А как тебе я? Классное платье, скажи? Может, хоть сегодня он меня заметит. Жаль только, что пьет мало. Я бы его чуть споила, и баиньки! А там раз-два – и делу венец!

Ленка ни от кого не скрывала своих матримониальных планов в отношении Андрея. Уже около полугода бедняжка настойчиво, но, к сожалению, безуспешно проводила акцию за акцией с целью увлечь, соблазнить, женить. Увы, миссия невыполнима… Ленкин избранник больше интересовался работой, чем работницами. Ненормальность, подумаете вы, и абсолютно правильно сделаете. Но бывает, знаете ли.

Так вот, с Ленкой, все в той же вечной гонке самок за лидером «прайда», официально соперничали две Наташи из экспортного, Анечка из бухгалтерии и Светлана Денисовна – наш экономист. Остальные девочки, вне зависимости от семейного положения и внешних данных, тоже стремились привлечь его внимание, хотя и не так открыто. Но, поверьте мне, мечтали и надеялись абсолютно, просто абсолютно все. Что там скрывать, даже я порой, случайно увидев его в коридоре, бессознательно втягивала живот и выпячивала несуществующую грудь. Основной инстинкт. Против него не попрешь. Читайте Фрейда и все поймете. Я вздрогнула и отвлеклась от неуместных размышлений о «сексе и смерти». Ленка нервно щипала меня за руку в ожидании ответа.

– Это платье? Нет, Аленка, это просто невероятный туалет. И так тебе к лицу, ну в тех местах где ты его надела, хоть этих мест и немного. Вандербильдиха бы икнула и приказала долго жить! Все-таки как нынче верхняя одежда напоминает нижнее белье, с ума можно сойти! А Аполлонов с попками или без я не видела. Видела на потолке разных ангелов, а также целый набор свинячьих рож вокруг.

– Вечно ты чего-нибудь мерзкое скажешь! Хоть раз в жизни можешь серьезно взглянуть на вещи? И я не знаю никакой Вандербильдихи. Это ты Светлану Денисовну, что ли, так обзываешь? – Ленкин хорошенький носик сморщился, выражая неодобрение моей персоны и полное неприятие моих дурацких шуточек.

– Серьезно взглянуть на вещи? Хм. Могу, Ленка. Запросто! Вот я гляжу серьезно на свой бокальчик и вижу, что он пустой. И от этого мне грустно. Так грустно, что хочется выть, – на моих глазах выступили взаправдашние слезы, стало жаль себя – за то, что я такая умная и одинокая, Ленку – за то, что она такая глупая и тоже одинокая, и я сняла очки. Тут-то я его и увидела. Я вообще без очков видела гораздо лучше.

Лошадь Пржевальского забила копытом и завертела хвостом от возбуждения. Мой живот опять инстинктивно втянулся. Аполлоны, широко улыбаясь, шли по направлению к нам.

Я почему-то всегда сравнивала мужчин с собаками. Мне так было легче разобраться в их сути. Мыслить аллегориями не только забавно, но еще и полезно. Вот я и придумала для себя ассоциацию: мужчина – собака. То есть не в смысле, что все они – кобели позорные. Я же не совсем феминистка, нет. Я мужчин люблю и уважаю и поэтому их, то есть мужчин, по породам классифицирую. Чтобы стало понятно, приведу парочку примеров. Вот, скажем, мой шеф здорово походит на пуделя в преклонном возрасте: такой дрессированный, глаза преданные и за кусочек сахара, хочешь, спляшет, а хочешь, на передних лапах пройдет, только лапы-то артритом больные, и шерсть лезет от возраста. А наш шофер Федя, например, смахивает на крупную нечесаную дворнягу с добрым взглядом и отвислыми ушами, лает громко, но не кусается и машет драным хвостом. Зам по финансам – Митрич всегда ассоциировался у меня с бульдогом – такие висячие щеки, торчащие клыки, пустой взгляд и мертвая хватка. Мой бывший бойфренд в начале нашей истории ходил просто золотым ретривером, а на поверку оказался некондиционным щенком из помета неизвестной породы, которую всю бы взять да выбраковать. Еще есть визгливые тойтерьеры и прилизанные болонки, овчарки с преданным взглядом и веселые, чуть сумасшедшие доберманы – короче, полная псарня. Но, когда я взглянула на идущего к нам Андрея, я тут же вспомнила про шотландского сеттера, из тех, которые рекламируют собачью еду Royal Canin и «Чаппи». Красивые такие кобельки, ухоженные, умные и независимые. Конечно, жрут всякую импортную вкуснятину с минералами и витаминами, от этого и внешний вид соответственный. Я в детстве мечтала о таком псе…

Шотландский сеттер, улыбаясь, остановился в метре от меня.

– Прекрасно выглядите, Елена, – это он лошади Пржевальского в нижнем белье. – Как себя чувствуете, Верочка? – Это мне.

Я не стала утруждать себя объяснениями, что я вообще-то Ларочка, а не Верочка, и потянулась за бутылкой, дабы заглушить несбывшуюся детскую мечту о так и не приобретенном хвостатом друге. Ленка, что-то болтая, подхватила Андрея под руку и повела прочь, оставляя меня наедине со скотчем. Скотч был доволен, я тоже.

– Ну что, дружок? Как тебе мой новый шеф? Если он настолько же умен, насколько хорош, то нам повезло. Мы с тобой встретили то самое исключение, подтверждающее правило.

– Буль-буль-буль, – пробулькал шотландский (ох уж эта моя страсть ко всему шотландскому) сивушный «Джонни Уокер», соглашаясь с моим заявлением. Корпоративная вечеринка была в самом разгаре.

Глава третья, идущая сразу после второй(Социально-бытовая, небольшая и поэтому легко читаемая. Не для любителей природы.)

Через два дня Андрей официально вступил в новую должность, а Ленка бессовестно перебралась на мое место и расставила на моем столе всякие глупые вазочки, рамочки и горшочки с фиалками. Я же перетащила свой полудохлый кактус в большую комнату, где кроме меня проживало еще человек семь, и попыталась устроить укромный уголок, в котором можно было бы спокойно продолжать упиваться любовными историйками, пока остальной персонал развлекался загадочной деятельностью по экспорт-импорту.

Никто особо ко мне не приставал и не интересовался, чего это я там почитываю и покуриваю, а я тоже не высовывала курносенького носа и спокойно ждала приказа об увольнении. А чего мне, собственно, было переживать? «Время покажет», – думала я, а в свободные от беллетристики часы занималась наблюдениями за отделом, что тоже напоминало своего рода роман. Роман пока с одним главным действующим лицом – Андреем.

Наши бедные Лизы, то бишь Наташи, Ленки и Анечки продолжали бесконечную погоню за Андреем Невозмутимым. Они по очереди вламывались к нему в кабинет, притворяясь безнадежными дурами и моля его о помощи. Они чуть ли не устраивали бои за право сделать ему кофе или отнести какой-нибудь факс, а в обеденный перерыв разыгрывали лотерею. Это была не просто лотерея. Та, кому доставался счастливый билетик, оставалась в этот вечер на переработку. Дело в том, что САМ трудился на благо фирмы чуть ли не до полуночи, что давало девушкам возможность провести лишние пару часов с ним наедине. Девочки уже давно договорились между собой использовать это драгоценное время поодиночке, дабы, как они выражались, «поиметь шанс». Не знаю, чего уж они там «имели», но подобное взаимопонимание и поддержка вызывали у меня уважение. Как говорится: в спорте есть соперники, в спорте нет врагов. Было очень забавно наблюдать за всеми этими усилиями и ожидать результата. А результат должен был быть. То есть, если он нормальный здоровый мужчина, что не вызывало сомнений, не имеющий сердечной привязанности, что являлось проверенным фактом, он был просто обязан обратить внимание на чьи-либо красоты из того ассортимента, что предлагался ему на ежедневной основе. Красот было много, и даже чересчур. Девочки, вне зависимости от сезона, обнажали все, что обнажалось без ущерба для общественного мнения. Как-то я предложила моим милым сотрудницам не мучиться с выбором, а просто приходить на работу в бикини, на что получила в ответ презрительное фырканье: «Некоторым показать нечего, так вот они…» Тогда я заявила, что могу показать язык, что и продемонстрировала незамедлительно. «Правда, – добавила я, – с языком наружу достаточно сложно просидеть весь рабочий день, потому что он сохнет и трескается, но, если делать это время от времени, будет даже весьма эротично». Меня ехидно проигнорировали.

Наши конторские дамы были не только внешне привлекательными – в интеллекте им отказать также было нельзя. Здесь особенно потрясала Светлана Денисовна. Она закручивала такие любопытнейшие фразочки, что без толкового словаря было просто невозможно ее понять. При этом ее грозный бюст являлся удачным дополнением всех прочих достоинств. Анечка-бухгалтерша старалась от нее не отставать и забрасывала Андрея архигениальными идеями по поводу экономии средств, преданно заглядывая ему в лицо огромными карими глазами. А повариха Серафима изощрялась в кулинарии, дабы посредством супов и бифштексов протоптать единственную верную дорогу к его сердцу. Я уж молчу про Ленку – та вовсю пользовалась своим служебным положением и так страстно дышала в трубку, разговаривая с ним по внутренней связи, что становилось как-то неудобно и хотелось ретироваться. Вот такие вот происходили у нас перипетии. Мне порой было жалко бедную ничего не подозревающую жертву, но одновременно мучил жгучий интерес, кто же придет к финишу первой. Этот же интерес томил и мужскую часть нашего офиса. Наши немногочисленные сильнополые уже давно оставили всякую надежду на женскую ласку и закопали томагавки в землю. Они лишь издали наблюдали за этими безумными скачками, заключая время от времени пари на победительницу. Предпочтение обычно отдавалось Светлане Денисовне и Ленке, но я бы поставила десять к одному на последнюю, впрочем, меня почему-то никто не спрашивал.

На меня вообще особо не обращали внимания, так – злились порой на какую-нибудь очередную гадость или стишок, а изредка просили сбросить факс, но не более. Правда, однажды шофер Федя попробовал ущипнуть меня за грудь, но, не обнаружив таковой, тут же переключился на тетю Тамару. Благо там было чего пощипать!

Так я и сидела бы в своем уголке, особо не утруждаясь, но не всегда Фортуна к нам благосклонна, а если процитировать мою бабушку, то не все коту масленица.

Глава четвертая(Завязка. Трагично, неожиданно, захватывающе и, вне всякого сомнения, гениально. Но главное, без описаний природы.)

В то черное утро у меня все валилось из рук. Буквально. То есть я умудрилась разбить дома сахарницу, сесть на кота, просыпать ведро мусора на ступеньки подъезда, поругаться с бомжихой в метро, поскольку я, видите ли, невежливо придавила ее к двери и уж совсем невежливо зажала нос пальцами, и уронить свой бесценный кактус на стол Светланы Денисовны, где та только что разложила новоиспеченный финансовый отчет.

Часам к десяти после всех утренних происшествий я приняла ответственное решение – лишить себя возможности общения с себе подобными и, таким образом, избавить их от печальных последствий. Поэтому я плотно забилась к себе в угол и раскрыла купленный вчера романтический опус. Юная и прекрасная героиня и герой среднего возраста встречались на Ривьере.

– Позвольте. Что это у вас такое? – Андрей вытащил у меня из-под носа книжечку в мягкой обложке и взглянул на название. – Так что это такое? – переспросил он с явным сарказмом в голосе, что ничуть не портило его бархатного баритона.

Было бессмысленно врать, что это сборник образцов контрактов и соглашений, поскольку черным по белому на обложке было написано «Тайны любви». Он с отвращением вернул мне этот образец высокой прозы и твердо проговорил: «Зайдите ко мне. Немедленно».

Упс! Что ж, по крайней мере, у него хватило такта, чтобы не позорить меня перед коллегами и не выгонять из офиса прилюдно. Я вздохнула, отряхнула с рукава свитера пепел и поплелась за ним, состроив по пути скорбную рожу. Он пропустил меня и, плотно прикрыв дверь, прошел на место. Я огляделась. Бывший кабинет Валентина стал как будто шире и светлее. То есть никаких особых изменений не произошло. Ну компьютер на столе, ну карты на стенах, ну приглушенная музыка – добрый старый блюз. Все почти как всегда, и все же все по-другому.

– Проходите, садитесь. – Андрей сухо кивнул. Я притворилась страшно удрученной.

Он хмурился. Такой недовольный шотландский охотничий кобель в кресле руководителя. Он как будто там и родился, если, конечно, можно рожать в обычных, а не гинекологических креслах. Сидел и хмурился. Правда, на дне его синих глаз поблескивали смешинки. Андрею, похоже, сложно было изображать сурового и непреклонного начальника. Он провел ладонью по лбу, убрал назад прядь светло-русых волос.

Черт! Я начала попадать под его дурацкое обаяние. Первый раз я получила возможность разглядеть нашего героя-любовника вблизи. Да, мои сотрудницы не преувеличивали, внешность Андрею Николаевичу досталась хоть куда. Даже и описывать не хочется, поскольку все равно не выйдет. Эдакий симбиоз Тома Круза, Кевина Костнера и Вячеслава Тихонова в «Семнадцати мгновениях весны». Тонкие черты лица, чистая смуглая кожа, высокий лоб, невероятной красоты и цвета глазищи с такими длиннющими черными ресницами, неестественно нежных очертаний губы и при всем этом эстетически – и эротически непревзойденном безобразии необыкновенная мужественность. А голос!.. Ууух! Ласковый такой и, знаете, с эдакой ненавязчивой хрипотцой. Черт! Еще немного – и я бы начала попискивать от наплыва эмоций (читайте Фрейда – все поймете).

– Почему вы отвлекаетесь на посторонние вещи в рабочее время, Вера? – Он строго глядел на меня умными глазами сеттера. Я было подумала, что он догадался о моих не самых невинных мыслях на его счет, но вовремя сообразила, что он не о том. – Вам что, нечем заняться? – Андрей слегка улыбнулся, и эта улыбка чуть не свалила меня со стула. Мамочка моя! Вот это степень сексуального воздействия!

– Ну, во-первых, действительно нечем, – я встряхнулась, избавилась от наваждения и решила резать правду-матку. – А во-вторых, я не Вера, и не Верочка, и даже не Веруся. В порядке информации: меня зовут Лариса.

Правда-матка была благополучно зарезана, отпета и похоронена, и я воззрилась на него в ожидании дальнейших действий.

– Ох, извините бога ради, я не знал. Вернее знал, но забыл… – Похоже, он смутился, хотя чего здесь было смущаться? Он вовсе не обязан помнить всех и каждого по имени. Однако легкое смущение его ничуть не портило. Отнюдь. – Очень попрошу вас, Лариса, в будущем воздержаться от чтения на рабочем месте, а что касается собственно работы, я вам сейчас что-нибудь дам. – Андрей засуетился и начал перебирать какие-то папочки и листочки.

Здрасте вам! Я, значит, стою тут в надежде на быстрое и безболезненное увольнение, а он меня пытается привлечь к труду и обороне. То есть, конечно, труд, он из обезьяны сделал сапиенса, но за что меня-то облагораживать и очеловечивать?

– Вот, – он извлек из груды бумаг пару листов, – вы можете по-английски печатать? Это не срочно. Потихонечку начните, а потом Лена проверит.

Я сочла совсем необязательным демонстрировать ему свой диплом филологички английского языка и литературы и подумала, что, пожалуй, можно и постучать пальцами не торопясь. Как говорится: ни дня без строчки.

– Еще раз извините, Лариса, – сеттер виновато вилял хвостом.

– Мы мечтали о finite, а словили «извините», – пробурчала я. Экспромт мне не понравился, и я решила обдумать это дело во время грядущего обеденного перерыва.

– Что? – переспросил любопытный сеттер и еще раз улыбнулся.

Я вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь. В животе подозрительно бурчало, и хотелось не то кормежки, а не то чего-то там по Фрейду.

Стандартная процедура разыгрывания вечерней переработки затянулась. Народ собрался в столовой, и наши дамы столпились возле коробки с бумажками, лелея надежду вытащить счастливый билетик. Мужчины ковыряли в зубах, извлекая оттуда остатки пиццы. Надо отметить, этот процесс начисто отбивал всякое желание продолжать трапезу.

– Черт, опять не повезло. Уже месяц полный провал, – Ленка продемонстрировала мне пустой бумажный огрызок. – Опять достанется Светлане. Везучая она.

– А вы отмените лотерею и установите скользящий график, – посоветовала я.

Ленка отмахнулась:

– Нельзя, тогда он догадается. Что ж мы, как дуры, по очереди будем оставаться?

– Ага, а сейчас вы – просто скопище вундеркиндов. Вас можно прям так всей кучкой и вести на игру «Как стать миллионером?». Жертвы Макса Галкина. Нет уж, Ленка, мой тебе совет: ты лучше в спортлото играй, больше шансов на успех, опять же, может, швейную машинку выиграешь и пошьешь себе новый вечерний туалет, – я проглотила последний кусок Ленкиной пиццы – та была в процессе худения и приобретения лучшей физической формы.

– Слушай. Ты когда последний раз ходила в парикмахерскую? – Хитроумная Ленка, сменив тему, перешла на критику моей внешности, что отнюдь не вдохновило меня на дальнейшие дискуссии, и я отвернулась к окну, за которым Федя делал какие-то загадочные знаки.

Раздался радостный вопль. Бумажка с жирным черным крестом досталась Ольге Шпитко, нашей специалистке по таможне.

– Ииии! – визжала Ольга Шпитко и подпрыгивала на месте, что однозначно демонстрировало эйфорию.

Я тут же вспомнила, как на прошлой неделе ходила в «Уголок дедушки Дурова» с соседскими детьми. Там одна дивная хавронья в преклонном возрасте делала примерно такие же па и получала за это ломтик вареной свеклы. Ну так вот… Шпитко все прыгала, а у остальных обделенных злобной Фортуной сотрудниц лица перекосило от зависти.

– Ну зачем тебе? Отдай! – К Ольге бросилась одна из Наташ. – У тебя же муж и дети, ты верная жена, хорошая мать и незаменимый работник, – Наташа умасливала счастливицу, но та не сдавалась ни в какую.

– У меня, может, бабоньки, тяга к прекрасному. Я из-за отсутствия времени по музеям и выставочным залам не гуляю, так хоть на мужика красивого погляжу. Муж у меня Квазимодо Квазимодой, даром что профессор. А я часок-другой повздыхаю, пострадаю, помечтаю и домой. А там, глядишь, и моя ячейка общества получит новый шанс на существование.

Аргументация была блестящей, и Наташа отступила. Народ разбрелся по столовой. Я курила, Ленка подправляла рот, съеденный вместе с низкокалорийным бульоном, Наташи о чем то шушукались и хихикали и вдруг…

Во всех романах, хороших и плохих, больших и не очень, всегда есть ВДРУГ. Этот ВДРУГ просто необходим для перехода от вступления к основной части. Любой, даже самый гениальный писатель не может обойтись без ВДРУГа. А чем я, спрашивается, лучше? Поэтому пусть у меня тоже будет свой ВДРУГ…

ВДРУГ дверь в столовую отворилась и появился Андрей. Не один. Рядом с ним рука об руку шла молодая женщина лет двадцати восьми. Нет, не женщина – леди. Если я сомневалась насчет Ленки, мол, врожденное это у нее или благоприобретенное, то тут сомнений быть не могло… Эта барышня впитала аристократизм и изящество с молоком матери (или смесями из молочной кухни, в случае если ее вскармливали искусственно). То есть, если придерживаться унизительной обезьяньей теории Дарвина, ее неандертальские предки наверняка кушали мамонтов с фамильного фарфора и вытирали когтистые лапы шкурками с вышитой монограммой. Все в этой барышне, вплоть до очень дорогого (а уж в ценах на шмотки я разбираюсь!) брючного костюма, указывало на то, что эта девица – не нашего поля арбуз, который тоже ягода, только очень большая. Она просто обвела нас всех чистым взглядом, точно так же просто сказала: «Приятного аппетита», – и все! И моя Ленка со свеженарисованным лицом, и Наташи с голыми коленками, и Светлана Денисовна с навороченными фразочками и роскошной грудью – они все сникли, потерялись, стерлись, растворились, превратились в туман. Короче, это была Женщина. Это поняли, вернее, ощутили все. Похоже, что и Андрей не устоял. Он даже как-то опуделился и из независимого и самоуверенного превратился в подобострастного и заискивающего. Мне это не понравилось, но наших дам, похоже, это просто убило. В столовой воцарилась тишина. Народ безмолвствовал и ждал разъяснений.

– Позвольте представить вам нашу новую сотрудницу. Анжелика… Николаевна, если не ошибаюсь? – обратился он к ней, пожалуй, даже чересчур ласково.

– Ну что вы, можно просто Анжелика, – ответила она спокойным, хорошо поставленным голосом.

«Конечно, а покойную принцессу Диану можно было просто Ди», – промелькнула у меня мысль. Я оглядела публику. Публика все еще хранила молчание. Все это грозило перейти в массовую панику с непредсказуемыми последствиями.

– Анжелика начнет работать у нас через месяц-полтора, после того как закончит практику в нашем центральном офисе в Нью-Йорке. Я, уважаемые коллеги, решил познакомить вас заранее, чтобы и она, и вы имели представление друг о друге, – Андрей приобнял эту чудо-Анжелику за плечи и добавил: – Прошу любить и жаловать!

Уж лучше бы он этого не делал. В смысле не приводил, не знакомил и не просил «любить и жаловать». Еще раз присмотревшись к Ленке, тем паче что она стояла рядом со мной, я сделала вывод, что за этот месяц почти весь женский персонал компании придется вывезти в Кащенко с диагнозом «истерическая психопатия». Ну это когда у людей дрожат руки и они имеют обыкновение бросаться с колюще-режущими предметами на окружающих. Да, атмосферка складывалась веселенькая! Между тем Анжелика оглядела аудиторию, кивнула по-королевски и произнесла что-то типа «рада познакомиться». Кто мог еще двигаться, кивнул в ответ. Таких было не много, я, к счастью, в их числе.

– Не буду отрывать вас от обеда. Приятного аппетита. Пройдемте ко мне, Анжелика.

Они удалились. Красивая, гордая пара, как в голливудском кино. Молчание длилось еще с полминуты, а затем раздался всеобщий стон. Громче всех стенала Ленка. Она буквально волосы на себе рвала.

– Все. Конец! Бедная я, несчастная! Где уж мне с такой соперничать. Она его в момент к рукам приберет, если уже не прибрала. Я, блин, тут второй год надрываюсь, все юбки пообрезала донельзя, а тут какая-то штучка со стороны!.. Нет, плевать на юбки! А сколько я времени и усилий потратила, чтобы рядом с ним дурой не выглядеть. По утрам вместо «Мегаполиса» дурацкий «Коммерсант» читаю. В метро люди шарахаются.

– Ален, а ты вслух читай. Представляешь, туда-обратно едешь одна в вагоне. Хочешь сиди, хочешь лежи, – не удержалась я.

– Не ерничайте, Лариса, – вступила в дискуссию Светлана Денисовна. – Это сейчас более чем неуместно. Ваш сарказм вполне понятен, однако… – И тут она безнадежно махнула рукой и отвернулась к окну.

М-да. Что творится-то! Я посмотрела направо, потом налево. Беда и огорчение.

Наташи из экспортного отдела обнялись в порыве искренней жалости друг к другу и поочередно всхлипывали. На полном серьезе, сидели и хлюпали носами. Анечка закатила свои карие с поволокой глазки к небу и, похоже, молилась о том, чтобы эта Анжелика нашла себе в Америках какого-нибудь Рокфеллера или Билла Гейтса. Ольга Шпитко разорвала бумажку с крестиком на кусочки, швырнула кусочки на пол и топтала их изо всех сил. Восемнадцатилетняя секретарша Юленька, юное очаровательное существо, размазывала сопли и тушь по детскому личику, а Серафима громко и очень нехорошо ругалась разными нецензурными словами, направляя их в адрес всех мужиков вместе взятых и постепенно переходя на личности. Конечно, мои читательницы прекрасно понимают, что здесь я как автор использовала стилистический прием под названием «преувеличение», но, поверьте, преувеличение не слишком сильное. Думаю, ситуация ясна. Пока женская часть коллектива наслаждалась своими переживаниями, мужской состав носился со стаканами воды, отпаивая обезумевших от горя коллег. Только Митрич сидел спокойно, покачивая головой и приговаривая: «Водочки им надо, водочки…»

Постепенно истерика сошла до уровня тихой, но сильной печали.

– Ну и что же мне теперь, бедной, прикажете делать? – Это был риторический вопрос, то есть Ленка вовсе не надеялась на какую-либо реакцию, но меня как бес за язык потянул:

– Что делать? Что делать? Делать уже нечего. Полный фол! Против таких аргументов и анжеликов ты, Ленка, не попрешь. Против этой Анжелики вы беззубы и безлики, – зарифмовала я свою мысль. – Где уж вам? Это как в штыковую атаку на танки. Поэтому, девочки, умойте руки и сдайтесь без боя. Моя интуиция подсказывает, что вам остается только гордо нести горечь поражения.

Ох, мамочка! Что тут началось! Общий гнев, презрение, шум и ярость. И все на меня, бедную. Просто ополчились всем табуном. Тут же были позабыты споры, склоки и неоплаченные долги. Как во время пожара в джунглях, когда движимые массовым ужасом хищники бегут бок о бок со своим потенциальным завтраком. Они бы меня затоптали, если б смогли.

– Чего ты понимаешь? Кроме твоих глупых колкостей и второсортных острот, от тебя и ждать-то нечего! – Это Ленка.

– Читай свои пошленькие книжонки и не лезь куда не просят! – Это Наташи.

– Некоторые строят из себя невесть что, а сами ничего из себя не представляют, – Юленька.

– А тебе-то что?! Сиди молча и не трави нам душу! – Анечка.

– Вы лучше занимайтесь своими непосредственными обязанностями, Лариса. Доморощенных оракулов нам здесь не требуется, – Светлана Денисовна.

И так далее и тому подобное. Они шумели, обвиняя меня во всех возможных грехах – от гордыни до обжорства и прелюбодейства, а я особо не переживала и даже получала от этого такое полумазохистское удовольствие, пока кто-то, кажется Ольга Шпитко, не произнес:

– Что вы ее слушаете, девочки? Она же элементарно ревнует и завидует. Ну ведь посмотрите на нее. Просто тоже, как кошка драная, влюблена в Андрея по самые ушки, но ведь он на таких, как она, и не взглянет даже. Да что там – и как зовут-то не запомнит!

Или потому, что она была, не ведая того, в чем-то очень и очень права, или в силу иных причин меня вдруг совершенно неожиданно прорвало. Я неуклюже вскарабкалась на стол и заорала:

– Молчать!

Тишина навалилась на меня, оглушила и заставила продолжать делать глупости.

– Здесь, на этом столе, в присутствии всего персонала я ставлю ужин в «Максиме» против любых ваших ставок на то, что ваш Андрей Неприступный ровно через полтора месяца при всех сделает мне самое что ни на есть официальное предложение руки и сердца! Вы не ослышались, господа хорошие, МНЕ, а не этой прилизанной Анжелике, не тебе, моя «Коммерсантом» озадаченная Леночка, и не вам, душенька Светлана Денисовна! Вопросы есть?

Это было круто! Они такого точно не ожидали. Сначала тихо захихикала Юленька, к ней, икая, присоединилась Серафима, а затем все в столовой разразились гомерическим хохотом.

– Ты?! Андрей?! Предложение?! Да в жизни этого не будет. Да закопайте меня живьем! – ржала Ленка.

– Ну и самомнение у вас!.. Нет, ну это… хи-хи, – в смехе Светланы слышались легкие истерические нотки.

– А мне сделайте, типа, обрезание без наркоза. Ой, щас до туалета не добегу! – гоготал Серега-снабженец.

– К черту обрезания и захоронения! Делайте ставки, господа, – я изобразила рукой жест, который на самом деле неприлично делать на людях.

– А ведь она не шутит, – задумчиво произнес Митрич и так же спокойно добавил: – Уважаю за азартность! Ставлю две штуки баксов. Ничего не потеряю, но поприкалываюсь, да и поужинаю в приличном месте и в славной компании.

– С меня штука, – Анечка смачно плюнула на пол и растерла слюну носком своей изящной туфельки.

– Вообще-то я ремонт думала делать, – протянула Эльвира Петровна из планового, – но, говорят, в «Максиме» потрясающие устрицы, – тысяча моя.

– Протоколируй, Юлия, – я швырнула ей ручку и салфетку, и та усердно стала писать.

Чего долго говорить – через двадцать минут список был готов, еще через полчаса он был распечатан и размножен. Срок был определен в полтора месяца, точно до приезда прекрасной Анжелики. Условия пари были четко определены. Я нарисовала свою подпись против цифры 5000 (при очень строгой экономии на скромный ужин должно было хватить), а над тридцатью одной закорючкой моих коллег красовалась невиданная по размеру сумма в сорок тысяч долларов США. Больше всех – целых три с половиной штуки зеленых, с трудом скопленных и отложенных на норковый полушубок, – предложила Ленка, потрясенная моей невиданной наглостью. Юленька пожмотничала и пожертвовала всего лишь тремя сотнями (а может, она по юной наивности все еще верила в чудеса). Тетя Тамара, пробормотав что-то про корову и черкасское седло, поставила восемьсот кровно заработанных. Столько же отвалила и наша необъятная Серафима.

– Люблю беспроигрышные пари. Ничем, типа, не рискую, – заявил Серега-снабженец и грохнул три тысячи и т. д., и т. п., и т. п., и т. п. Мама моя родная! Что творится!

Глава пятая(Завязали, теперь начинаем развивать основное действие. Небольшие философские отступления, немного поэзии, а также полное отсутствие описаний природы.)

А ведь они действительно ничем не рисковали. Они были уверены в победе и в ужине у «Максима» на халяву. Хорошенькая халява! Где это я найду пять тысяч баксов? У меня и двухсот-то в заначке отродясь не водилось. Я всю жизнь честно жила от зарплаты до зарплаты, порой подзанимая на сигареты у бабули. Весело! Да нет, не очень… Но что делать? Назвался груздем – полезай в кузов. Назад дороги не было, вперед, между прочим, тоже. Скажите, вам когда-нибудь приходилось попадать в совершенно безвыходную ситуацию по собственной тупости? Мне – частенько. Но никогда, никогда еще дурь не стоила таких денег. Помнится, я поспорила со своей лучшей подружкой Инкой на бутылку пива, что в течение получаса буду исполнять арии на ступенях Большого. Было холодно и тоскливо, и я действительно встала между двух центральных колонн и пела что-то из «Травиаты» и «Тоски». Голосом меня боженька не обделил, а вот слухом не порадовал. Однако мне удалось собрать вокруг человек пятнадцать тоскующих пешеходов. Через полчаса мы перешли на хоровое пение a cappella. Я честно выиграла свою бутылку пива и познакомилась с кучей хороших людей.

Еще как-то я побилась об заклад с соседями, что поставлю свой «москвичонок» на место «мерина», принадлежащего крутому парню Вовану, и мне ничего за это не будет. После того как Вован приехал с очередной разборки и обнаружил, что его парковка занята, он поднялся ко мне и начал «гнуть пальцы». Ну мы сначала поругались, а потом вдруг выяснили, что учились на одном факультете, только он на два года раньше. Теперь он таскается ко мне в гости, жалуется на судьбу-злодейку и читает на диво складные стихи собственного сочинения.

А однажды я на спор залпом выпила полбутылки виски и запила все это рыбьим жиром (брр, лучше не вспоминать). То есть люблю я вот так взять и чего-нибудь отмочить, но до сих пор все это было в большей степени шуткой, нежели настоящим пари. А теперь… Что делать-то?

Я лежала на спине, глядела в потолок и пыталась найти рифму к слову «дура». Дым от сигареты образовывал загадочные фигуры в форме английского S, нагло перечеркнутого вертикальной линией. «Дура-фигура». Рифма нашлась. Экспромт не нашелся. Бабуля гремела на кухне сковородками, пытаясь соорудить нам ужин. Я же пыталась соорудить в голове гениальный план обольщения, поскольку было ясно даже ежу, что требуемой суммы мне и в сто лет не собрать. План рушился уже на уровне фундамента, что уж там говорить о кровле.

– Иди кушать, внука, – бабуля заботилась о моем желудке, но лучше бы она меня быстро и безжалостно отравила, по крайней мере, я бы была спасена от позора.

«Никогда не принимай поспешных решений», – говорил мне отец. «Поспешное решение – источник прегрешения», – простонала я и начисто отвергла мысль о займе у родителей. Кроме твердого и решительного отказа, там надеяться было не на что. Бабуля бы помогла, но что-то я сильно сомневалась, что у нее в чулке завалялись лишние пять тысяч в твердой валюте.

Мы с бабулей глядели на страдания очередной бразильской Розалинды или Марианны и кушали жареную картошку.

– Как у тебя дела, сладурка? Женишок-то не появился? – Бабуля была обеспокоена устоявшимся отсутствием у меня «женишка». После того как я разбежалась со своим «бывшим», бабуля поохала, поплакала и вплотную занялась устройством моей личной жизни. Она время от времени пыталась подсунуть мне своих кандидатов, но кандидаты исчезали после первого же близкого знакомства со мной. Представляю, как она расписывала мои достоинства: мол, и умная, и красивая, и скромная, и по-английскому говорит, и на компьютерах может. Потрясенные бабулиной характеристикой, «женишки» приходили в ожидании как минимум серафима или херувима во плоти и уходили в никуда, глубоко разочарованные и задумавшиеся о смысле бытия. Напрасно пыталась я объяснить бабуле, что намерена провести жизнь в гордом одиночестве – таков удел всех гениальных натур, она не верила и продолжала борьбу за мое личное счастье. Я давно махнула на нее рукой и только просила назначать визиты будущих спутников жизни заранее, чтобы не пугать их моим неподготовленным внешним видом. Зачем обрекать хороших людей на ночные кошмары?

– Нет, бабуленька, не появился.

– Ну ничего. От судьбы не уйдешь, – бабуля была натурой оптимистичной. – Вот видишь, у Розалинды тоже было все плохо, зато потом возник Луис. Вот и у тебя возникнет.

Мой бог! Сегодня мне были глубоко безразличны страдания Розалинды или Марианны, а тем паче Луиса. С другой стороны, возникновение богатенького Луиса решило бы ряд моих финансовых проблем. Но, поскольку на каждого Луиса уже есть по Розалинде, этот сценарий не годился. М-да. Мне даже беллетристикой побаловать себя не хотелось. Преследовало единственное желание: лечь и скоренько умереть во сне. Оставив бабулю на пару с Марианниными страстишками, я удалилась к себе и, вытащив из сумки благоразумно припасенное пиво, продолжила строительство программы соблазнения Андрея Великолепного. Все, что ни приходило мне в голову, было заранее обречено на провал – даже не просто на провал, а на такую бездонную пропасть.

Вот как все было славненько в моих возлюбленных романчиках! Он и она. Оба чертовски привлекательны и, как правило, материально обеспечены. На первых пятидесяти страницах они обязательно друг друга ненавидели, на следующих пятидесяти безумно любили, на последних десяти совершали страстный половой акт и в течение трех заключительных строк успешно добивали это дело законным браком. Просто, как пять копеек. А у меня комплицированно до уровня пяти штук.

Ну какой такой черт меня дернул заключать это безумное пари? При полном отсутствии шансов на успех и бабла на возмещение проигрыша. Нет, мама и папа абсолютно правы, когда говорят, что с моей головой не совсем порядок, можно сказать – бардак. Ого, да это мысль. А что, если закосить под ненормальную? Взять и сойти с ума. Почитать соответствующую литературку, изучить симптомы, отрепетировать перед родными и близкими… Нет! Никуда не годится! Хуже, чем есть, все равно не бывает!

В банке оставалось немного пива. «Дайте, дайте пива кружку. Я хочу сойти с ума. Выпью кружку я до дна. А потом пойду в психушку», – очередной посредственный стишок был порожден моим воспаленным воображением.

Мои мозги медленно пухли от размышлений и, казалось, начали выбираться наружу через ушные раковины. Хотелось выть в голос! Как? Как? Как? Ото всех этих «каков» становилось не по себе. Ну что, скажите на милость, можно было придумать? Завалить завтра в бутик и накупить себе роскошных туалетов, сделать прическу и макияж у Ив Роша и поразить Андрея своей неземной красотой? Где-то я это уже читала. Ааа, кажется, эта вещь называлась «Золушка». Нет, дохлый номер, при наличии в офисе таких динозавров, как наши дамы, я как раз буду выглядеть двугорбым верблюдом среди арабских скакунов во время финального забега. Приодеться-то можно, а на какие шиши накачать грудь силиконом и изменить форму носа, губ, глаз и всех остальных необходимых штучек? Забыли! А может, потрясти его интеллектом? Чем-чем?… Мы и слов-то таких не знаем. Так он и поверит в мой высокий IQ, после того как собственными глазами видел мои литературные пристрастия. И потом, интеллект в чистом виде хорош только в «Что? Где? Когда?», а не дополненный приличным внешним видом может вызвать лишь уважение напополам с жалостью. Проехали! Что осталось? Во! Придумала! Соблазнить и привязать к себе на веки вечные грубой животной страстью. Только надо быть изобретательной и сексуальной во время ЭТОГО. Ерунда! Берем в видеопрокате с десяток порнофильмов, изучаем известные интернетовские сайты, проводим блиц-опрос среди знакомых мужчин – и вперед! Мыслишка, конечно, хоть куда! Да, но только как его до ЭТОГО довести? Как его уложить со мной в постель?… Мои креативные способности на этом дали сбой. Тоже не пройдет.

Я перебирала в уме различные варианты, и все у меня выпадало зеро, то есть надо было начинать искать бабки на оплату роскошного пиршества в «Максиме», что, как мы уже выяснили, равнялось тому же самому зеро. В полном отчаянии я обняла подушку и забылась тяжелым сном. Мне снились табуны верблюдов, охраняемые шотландскими сеттерами. Над табунами парили белые аисты с младенцами мужеского пола в клювах. На всех младенчиках висели бирки с именами. Всех их почему-то звали Максимками. Мистика!

– Бабуль, верблюдов видеть во сне – это к чему? – Я запихнула в рот кусок докторской колбасы.

– Это к слезам и к потере. А что-нибудь еще видела? – Она налила мне «женатого» чаю.

– Еще аисты, собаки и маленькие мальчики.

– Мальчики – маяться будешь, а аисты к беременности, – бабуля с подозрением взглянула на меня.

Только беременности мне не хватало. Правда, я не слишком верила в миф о непорочном зачатии, но как знать. Я взглянула на часы, часы ничего утешительного не показывали. Пора было спешить в наш обезьянник. И самым ужасным было то, что никакой блестящей идеи касательно спасения чести и финансов так и не пришло мне в голову. Засунув в сумку очередную «Безумную страсть», я помчалась на работу, вполне обоснованно ожидая ехидных взглядов и злых насмешек.

Глава шестая(Все еще развитие основного действия, но более динамичное, а также плавный переход к основной части, куча тем для размышлений и никаких пейзажей.)

В столовой стоял шум, обычно сопровождающий прием пищи стаей голодных волков. Чавканье и сопение в совокупности со стуком алюминиевых вилок навевало печальные мысли о голодных детях Африки с распухшими пузиками и дистрофичными ножками. Я не ела. Полное отсутствие у меня аппетита объяснялось непрекращающимся поносом на нервной почве и перебором ежедневной нормы никотина.

Добрые и внимательные коллеги сочли просто необходимым с утра пожелать успехов в моем безнадежном деле, а теперь, искоса бросая на меня взгляды, полные сарказма, о чем-то перешептывались.

– Ну и как продвигается процесс соблазнения? – Я и не заметила, как ко мне неслышно подкрался Серега. Он громко рыгнул и одобрительно потрепал меня по плечу. – Может, типа, не будем ждать, а прямо завтра завалимся в кабак и, типа, напьемся?

– Пусть тебя не беспокоит процесс. Он уже пошел и сейчас в начале пути. Поэтому попрошу не отвлекать меня от обдумывания дальнейших шагов. А, типа, напиться ты всегда успеешь, – я выдохнула дым прямо в его придурковатое лицо.

– Ты бы хоть нас проинформировала, что ли. А то обидно будет пропустить самое интересное, – включилась в беседу Ленка.

– Правда-правда! – заорала из кухни Серафима. – Жуть как хочется поглядеть, как это ты его станешь окручивать.

– А она нападет на него на улице и, типа, зверски изнасилует, а потом шантажом заставит жениться, – Серега рыгнул еще раз. – Только, Лариска, ты, когда будешь насиловать, меня позови. Поучаствовать, типа, хочется.

– А не боишься? – Я приблизила свое лицо к Серегиному и глухим мертвым голосом проговорила: – Хороший партнер – мертвый партнер, – растянула губы в ухмылке и добавила: – Подумай над этим, Серега, типа, на досуге.

Серега побледнел, отшатнулся и постучал кулаком себе по репе.

– Совсем крыша съехала у тебя от книжонок идиотских. Дура психованная!.. Лучше бы уж поделилась с общественностью, что делать-то намереваешься. Все-таки деньги немалые на кону.

– Сами увидите, своими собственными глазами, – мне порядком надоел этот допрос с пристрастием, и я сочла за лучшее удалиться. Перед дверью я обернулась, оглядела зал и возвестила: – Дамы и господа, сегодня вечером я остаюсь на переработку. Попрошу никого не претендовать на эти драгоценные часы.

– Да можешь хоть до утра сидеть, толку от этого всё равно не будет, раскрасавица ты наша, – мерзко пискнула Ольга Шпитко.

Как будто я без них об этом не догадывалась. Э-эх, прав был папа, называя меня дуравочкой-авантюристкой.

Читать не хотелось, курить не хотелось, жить не хотелось, когда телефонный звонок оторвал меня от печальных раздумий о безболезненных способах самоубийства.

– Але. Последний приют для умалишенных старых дев, – представилась я.

– Ну привет, – это был мой прекрасный братец.

– Ну привет, какие это такие беды привели тебя к моим стопам?

Мой любимый, единственный и в своем роде неповторимый брат находился в чудесном тинейджерском возрасте, когда юношеские прыщи являются главнейшей проблемой, а юношеские мечты восхищают своей несбыточностью. Он не имел обыкновения интересоваться моими делами без какого-либо подтекста, поэтому я замолчала, с любопытством ожидая ответа.

– Слушай, Лошарик (это было одно из наиболее нежных обращений, которое мой братец употреблял в исключительных случаях), как насчет скромных и долгосрочных инвестиций в подрастающую молодежь?

Ага, я не ошиблась!

– Ой-ой-ой! А чем же это напоминает мне вкладывание средств в публичный дом на Марсе? Ааа!.. Поняла. Весьма сомнительной окупаемостью, – съязвила я.

Братец вечно пытался стрельнуть у меня денег на свои тинейджерские дела. Я помогала ему по возможности, но на конкретный момент все мои возможности сыграли в ящик.

– Ну, Хлорка, – заныл он, – ну подкинь на жизнь двести зеленых, ну будь человеком. Надо мобилу оплатить, и за интернетик у нас задолженность, и еще… – Давно прошли те волшебные времена, когда можно было отделаться двадцатью копейками на мороженое.

– Не буду я человеком, я злобное, коварное и безжалостное существо преклонных лет. А ты отвратительный и меркантильный юный тип. Боже, что из тебя вырастет?!

– Что вырастет, то вырастет, – резюмировал он. – И вообще, меркантильность, а точнее предприимчивость, это черта, присущая нынешнему поколению.

– Меркантильный интерес нынче двигает прогресс, – не удержалась я.

– Если проще говорить, бабок нету – плохо жить, – тут же добавил мой талантливый родственник. Он перенял от меня страсть к стихоплетству и, к счастью, ничего более. Его серые глазенки в сочетании со светлыми волосами, собранными в небрежный хвост, баскетбольным ростом и непомерной наглостью вызывали подозрение о скором и неизбежном превращении в молодого шотландского сеттера.

– Так, тинейджер, на ближайшие сотню лет финансирования не предвидится. Можешь считать себя свободным, и не надо, не надо благодарить! – Я положила трубку, избавив себя от выслушивания оскорблений. О времена, о нравы! Даже грудные крохи в чепчиках тянут свои ручонки из разноцветных колясок и скандируют: «Деньги, деньги, деньги». Мне бы тоже не помешало присоединиться к этому хору. «Деньги! Деньги! Деньги!» Я положила свою голову на стол, в ней вертелось: «Меркантильный интерес нынче двигает прогресс». Когда я подняла ее, перед моими глазами робко замерцала неясная перспектива разбогатеть, с каждой секундой вырисовываясь все яснее и яснее, принимая все более четкие и прекрасные очертания. На моих губах впервые за сегодняшний день появилось подобие торжествующей улыбки.

Я тыкала курсором мышки в экран, открывая один за другим квадратики высокоинтеллектуальной игры «Сапер». Уже полчаса назад мои заботливые коллеги испарились, одарив меня на прощание сомнительными напутствиями. Последней ушла Ленка, презрительно фыркая и вертя симпатичным задом. Темнело. Андрей что-то там нашлепывал на компьютере за закрытой дверью, а мне шлепать было нечего, поэтому я развлекала себя поиском минных полей. Сапер ошибается только однажды. Я взглянула на часы. До начала действий по плану оставалось три минуты. Да, да. У меня был план, родившийся, в общем-то, неожиданно, и, как и все недоношенные и неожиданные дети, он был слаб и жалок, но давал мне мой единственный шанс. Aut Caesar, aut nihil. Или Цезарь, или прощай, моя честь и достоинство, да и пять штук заодно. Пять, четыре, три, два, один! Я собралась с силами и робко постучалась в дверь кабинета. Action! Мотор! – Есть мотор!

– Войдите, пожалуйста, – его усталый и слегка раздраженный голос не принес мне облегчения.

– Андрей Николаевич, могу ли я с вами поговорить? – Я топталась на пороге, толком не зная как начать.

– Здравствуйте… – Он явно рылся где-то на задних полках своей памяти, догадываясь, что меня зовут как-то не так, как он думает, но вот как?

– Лариса, – подсказала я бедняжке и тут же бухнула, не задумываясь: – У меня к вам дело, даже не дело, а деловое предложение, можно сказать бизнес-план.

– Что такое? Внимательно вас слушаю, – явное отсутствие интереса к моему предложению и ко мне вообще вдруг разбудило во мне талант оратора.

Как обычно, я действовала по наитию. Я приняла позу Цицерона (по крайней мере, мне всегда казалось, что Цицерон должен был стоять именно так) и, стремительно вознеся длань к подвесному потолку, театрально произнесла:

– Хотите получить двадцать тысяч долларов США наличкой за полтора месяца? Налогами и пошлинами не облагается и никакого криминала.

Он уставился на меня как на тяжелобольную (что было не так уж и далеко от истины) и, похоже, собирался предложить валерьянки, но я ему и рта не дала раскрыть. Тут Остапа, то есть меня, понесло. Не раздумывая, я начала свой рассказ с самого-самого начала. Я раскрывала карты одну за другой, перемежая свой трагичный монолог метафорами, аллегориями, сравнениями и междометиями, как рекомендовал учебник по стилистике. Я в масляных красках описывала ему борьбу за гран-при в его лице между нашими дамами, выставляя себя бессловесной жертвой битвы титанов. Я размахивала руками и топала ногами для усиления общего драматического эффекта. Выливая потоки помоев на своих коллег и примеряя на себя сияющий нимб, я ни на секунду не забывала о советах доброго Дейла Карнеги, которого, кстати, считала абсолютно наивным и неприменимым на практике. «Драматизируйте свои идеи», – вещал Дейл. В этом мне могла бы позавидовать сама Сара Бернар. «Чаще обращайтесь к собеседнику по имени». Я вставляла Андрея Николаевича через слово. «Заставьте его почувствовать себя значительным». Поток моих комплиментов можно было сравнить только с Ниагарой. «Не давайте ему сказать вам нет». Он вообще слова вставить не мог. Он онемел. Хотелось верить, что не навсегда.

– Представляете, они делали на вас ставки, как в тотализаторе! – возмущалась я. – Они разыгрывали вас в лотерею, как пачку банкнот, они относились к вам как к неодушевленному существительному!

Вот бы взглянуть на себя со стороны, но о видеокамере я как-то не подумала заранее, а зеркал у Андрея в кабинете не водилось. Мне оставалось лишь следить за его реакцией, делать выводы и соответственно корректировать ход театрализованного действа. Я вскинула подбородок кверху, подпустила немного дрожи в голос и, втянув живот (все-таки Фрейд – великий мудрец), яростно жестикулировала:

– Все без исключения. Как один. Это же надо – заключить на вас, ну на нас с вами, безобразнейшее пари! Полное отсутствие моральных принципов, элементарной/обще/человеческой порядочности. Это катастрофа, социальный апокалипсис!

За десять минут я сумела пройтись по каждому из них в отдельности и по всем вместе, а главное, я постоянно оперировала небезызвестной суммой. «Таких людей – нет, не людей – ходячих чудовищ, просто необходимо наказать! Это долг каждого честного члена социума, вот! – завершила я свой безумный, но весьма прочувствованный спич и, набрав побольше воздуха, выпалила: – Думаю, в воспитательных целях вы просто обязаны мне помочь и сыграть на моей стороне, что, кстати, принесет вам ни много ни мало – пятьдесят процентов от выигрыша. Ну что, согласны?»

Андрей молчал. Пауза затянулась. Он сидел оглушенный и озадаченный – слегка прибитый, но все еще шотландский сеттер.

– Подождите, я понял так, что вы заключили со всем остальным персоналом фирмы пари на то, что я сделаю вам предложение, – он честно пытался уложить услышанное в голове, но оно, как ванька-встанька, никак не хотело укладываться.

– В яблочко! Вы абсолютно верно уловили мою мысль, – я кивнула и уставилась на него сквозь запотевшие от волнения стекла очков.

– То есть… то есть, если я, в присутствии всех, позову вас замуж, – он произнес это слово с омерзением, – вы выигрываете этот спор и получаете сорок тысяч.

– Ага. Соображаете! В случае, если вы мне подыграете, двадцать моих – двадцать ваших. Я думаю, это вполне справедливо. Вы ничего не теряете, разве что повеселитесь. Представляете, ничего не делать, и дзинь – двадцать штук в кармане. Не бойтесь, я клянусь, что не собираюсь связывать с вами свою судьбу, ну и все остальное…

– Да вы с ума сошли! Что вы себе позволяете? – Похоже, до него наконец-то дошла основная идея сказанного. Он искренне возмутился, что было вполне естественно. Да я бы на его месте сожрала меня с костями и очками. – Да что вы о себе думаете? Приходите, несете какую-то ахинею! Вы что, думаете, сможете меня купить за какие-то… Как эта невероятная мысль вам в голову-то пришла!

У него слова застряли в горле. Разъяренный сеттер. Нет. Уже и не сеттер вовсе – бультерьер. Я и без него чудненько осознавала, что мыслишка-то абсолютно безумная, но можно подумать, у меня был другой выход.

– Прошу вас, покиньте мой кабинет. Немедленно! Да, если у вас нет денег на оплату этого идиотского пари, я лично возмещу вам эту сумму в обмен на заявление об уходе, – кипятился он, не применяя, однако, рукоприкладства.

– Андрей Николаевич…

– Выйдите вон! Немедленно!

– Андрей Николаевич…

– Не заставляйте меня делать то, о чем мне потом придется пожалеть, – он даже привстал, и я быстренько оглядела его стол.

Так: лампа, компьютер, подставка для карандашей. Нет ничего такого, от чего нельзя было бы увернуться.

– Ну послушайте, – я все еще пыталась воззвать к его разуму, логике и бумажнику.

– Либо вы уходите, либо я сейчас вас вытолкаю взашей!

Я поняла, что он не преувеличивает, и, поскольку мне не улыбалось подраться со своим все еще шефом, я, повернувшись, поплелась к выходу. Сапер ошибается только однажды. Сегодня был не мой день.

Я взялась за ручку, повернула ее – и тут, неожиданно, на помощь снова пришел Карнеги. Наивный, добрый американский Карнеги. Сейчас уж и не вспомню точно, но у него это звучало примерно так: «Люди любят чувствовать себя добрыми и милосердными. Подарите им эту возможность, и вы сможете получить невероятный результат». Короче, если не выходит по-другому, давите изо всех сил на жалость! Пробуй, Лариска! Помирать – так с музыкой! Я ехидненько усмехнулась про себя и громко разрыдалась вслух. Вот уж такого поворота Андрей Николаевич от меня не ждал. Усевшись на пол возле двери, я заливалась слезами и захлебывалась рыданиями, вытирая нос рукавом. Этот жест был с ювелирной точностью содран у моего братца – последняя и классически удачная попытка выбивания у меня денег.

– Вот все вы так!.. Жестокие! Вы не понимаете, не можете и не хотите понять, – я всхлипывала, но старалась произносить слова четко и внятно, дабы донести основную идею до слушателя, – я невзрачная, бестолковая, неудачливая и бесполезная. Ну и что! Я это и без вас знаю. Только зачем все, абсолютно все вокруг надо мной смеются, унижают и издеваются? Кто дал вам на это право? Пусть у меня внешность не яркая и умишком я не удалась, зато, может, у меня душа добрая и светлая!.. (Любопытно, надо будет спросить у братца, сам ли он выдумал реплики или откуда-то позаимствовал.)

Андрей хлопал ошалевшими глазами и уже не грозился вытолкать меня взашей. По-моему, новый поворот фабулы был гораздо удачнее предыдущего. Я продолжала:

– Я знаю, они специально вынудили меня поспорить, потому что знали, что такая скромная и ранимая девушка, как я, ни на что и надеяться-то не может. Все просчитали, вот вы даже имени моего запомнить не можете – все Верочка да Верочка. Я для вас ничто, пустое место, ноль без палочки.

И теперь, когда я проиграю, вот уж они все вдоволь нарадуются!.. Конечно, у них и ноги длинные, и глаза большие, а у меня ничего, ничегошеньки такого нет. Я как утенок гадкий, а кругом все эти отвратительные утки и индюшки! – и так далее, в том же духе. Я плакала и хлюпала все сильнее и сильнее и так разыгралась, что мне даже стало самой себя жаль, и от этого сцена выглядела еще более убедительной. Такая милая, слабая и всеми обиженная Я и большой, сильный и великодушный Он. Нормальный мужчина в подобной ситуации просто был бы вынужден меня пожалеть. А тем паче Андрей. Знаете, сеттеры всегда защищают слабых, больных и ненормальных.

– Перестаньте, ну перестаньте же, – он суетился возле меня со стаканом воды, весь красный от волнения. Но мне ни в коем разе нельзя было переставать. Полпути было уже пройдено, а передо мной маячила цель в виде чудесных зеленых купюр. Представив, как я буду перебирать сотенные, я зарыдала с новой силой.

– Вот вы меня гоните, кричите и ругаетесь, грозитесь вовсю, а, думаете, мне легко было вас, такого красивого и недоступного, о таком просить? Да я весь день сегодня проплакала в туалете (немного приврать не мешает). Но я же тоже человек, и у меня есть тоже какое-никакое чувство собственного достоинства. Не нужны мне ваши пять тысяч, мне нужно, чтобы все вокруг наконец-то оценили меня и поняли, и вообще…

Ох, как я выкладывалась, просто вспотела от напряжения, и когда искоса взглянула на взволнованного Андрея, то еще раз убедилась в том, что «кто хочет, тот добьется». Он растерянно стоял надо мной, в руках у него был графин воды, а в его синих глазах – море сострадания. Начинался долгожданный прилив милосердия.

Шатаясь, я поднялась на ноги и, опустив взлохмаченную голову, принялась дёргать дверную ручку туда-сюда, давая ему время на обдумывание и не прекращая печальные всхлипывания.

– Постойте, Лариса, послушайте же!

Вот оно! Радостно екнуло у меня в груди. Вот оно – то, на что мы и рассчитывали! Да здравствуют Дейлы Карнеги и всякие Чипэндейлы, спешащие на помощь!

Я повернулась. Видок у меня был наверняка жутковатый, но подходящий к случаю. Андрей, виновато моргая, подошел ко мне, протянул мне свой носовой платок, в который я, не задумываясь, смачно высморкалась.

– Я даже и не подозревал, что это для вас настолько важно. Извините за резкость и поймите правильно, это все настолько нелепо и глупо… То есть… Как это я позову вас замуж, с какой такой стати? Ерунда какая-то. Что обо мне подумают?

Ага! Он уже начал допускать эту мысль, требовалось срочно закрепить результат.

– А ничего и не подумают. Вы настолько самоуверенный и сильный человек, что любой ваш поступок воспринимается как обдуманный и единственно правильный. И потом, состояние всеобщей влюбленности не позволит им даже слова сказать в ваш адрес. Да и какое вам дело до их мнения? Это ваше решение, и все! Баста!

– Никакого, собственно. Но все-таки я как-то странно буду выглядеть, – он пожал плечами.

– Вот вы боитесь выглядеть странно, а я вообще стану мишенью для вечных издевательств, хотя я уже привыкла, – надо было срочно выдать очередной поток слез, дабы не дать ему прийти в себя.

– Ну постойте, не плачьте, – Андрей испугался возможной истерики и сунул мне в руку стакан, который «мои дрожащие пальцы» не смогли удержать.

Вот если бы он мне скотча со льдом предложил, то тогда я бы поднесла его «слабыми пальцами к дрожащим губам». Стакан разлетелся вдребезги.

– Вы говорите, через полтора месяца? – В его голосе зазвучала такая нужная мне обреченность.

– Да. В столовой. В присутствии коллектива.

– Хорошо. Хорошо! Черт с вами со всеми! Я согласен, – он был готов (а вернее, грамотно подготовлен) к закланию, а у меня душа пела от радости. – Слышите! Я согласен. Вы укажете мне дату и время, и я при всех попрошу вас стать моей женой, – здесь он опять скривился, – только не плачьте больше, я вас умоляю.

Шотландские сеттеры добры, преданны и великодушны. Любят детей и склонны к авантюрам.

Я ехала в пустом вагоне метро и улыбалась сама себе. Вот ведь как верно сказано: Бог помогает юродивым и гениям. Так и не решив, к какой категории себя отнести, я закрыла глаза и постаралась заснуть. Пожалуй, стоит позвонить завтра с утречка в турбюро и узнать о ближайших турах в Испанию. Всегда хотелось посмотреть на страну ветряных мельниц.

Глава седьмая(Развитие сюжета, немного демагогии и много диалогов. Зато нет лирических отступлений и ПРИРОДЫ.)

Мне до смерти хотелось показать им фигу или что похлеще, но надо было держаться. Нельзя было вот так сразу демонстрировать радость победы, чтобы не возбудить ненужных подозрений. А настроение у меня было чудесное. Настолько чудесное, что я даже не сочла нужным ответить бабуле, когда та в очередной раз прорабатывала меня по поводу моих «штанов из чертовой кожи» (это она так про джинсы). «Хоть бы раз юбчонку надела, – причитала она, – а то ходишь все, как грузчик, в этих „жинсах“, вот парнишки-то на тебя и не смотрят».

Обычно в ответ на бабулины плакалки по поводу моего неформального стиля одежды я устраивала пятиминутный ликбез на предмет существующих направлений современной моды, после чего озадаченная бабуля со знанием дела рассуждала на лавочке о принципиальных отличиях Пако Рабана от «Большевички». Но не сегодня. Сегодня я прилетела в контору раньше всех и, усевшись на окно, с удовольствием переругивалась с Федей, который уже который год безуспешно пытался превзойти меня в знании русского сленга.

– Федя, ты не понимаешь, к мату надо подходить по-научному, а ты, друг мой, – дилетантишка, – внушала я ему.

Федя, решив, что слово «дилетантишка» тоже нецензурное, выдал мне в ответ исключительно длинную фразу, приводить которую здесь у меня не хватит смелости.

– Боже мой, Федор, как же ты банален и неизобретателен, вот послушай, как красиво это может быть преподнесено…

Услышав мою скорректированную интерпретацию его же собственного лингвистического перла, он покраснел и залез под машину. Победа осталась за научным подходом.

– Ну ты, типа, вааще! – восхитился Серега. – Я, знаешь ли, даже в армии такого не слышал.

– Сергей, ты меня балуешь комплиментами. Хочешь, будут давать тебе частные уроки – десять долларов в час?

– Это ты так на «Максим» скопить думаешь? – Стервозная Ленка уселась на мой стол. – Между прочим, девушки воспитанные так не разговаривают.

– Елена, ты не видишь разницы между ширпотребом и эксклюзивом. У нас в институте была дама-профессор, так вот она учила: для филолога нет никакой разницы между «розой» и «задницей». Оба – существительные, первого склонения, женского рода. Ясно, душенька? – Я спрыгнула с подоконника и по-отечески похлопала Ленку по плечу. Та передернулась.

– Все умничаешь. Лучше поделись впечатлениями от вчерашнего вечера. Удачно прошел?

– Прекрасно. Просто блестяще. Ожидали чего-то иного? – Я обвела всех победной улыбкой.

– Дааа? Неужто? Что-то не видно, чтобы Андрей был поражен твоим неземным очарованием. А может, мы чего не понимаем? Ну да ладно, поэтесса ты наша, у тебя еще целая прорва времени.

– Зачем ей время? – Серега уселся рядом с Ленкой, чтобы было удобнее заглядывать к ней в вырез платья. – Она, типа, охмурит его за последние полчаса без предварительных цветов и конфет. Раз – и в дамки. Секс, кекс, брекекекс, – Серега углядел что-то там у Ленки в вырезе и многозначительно замер.

– Похоже, что так, Сережа. А жаль. Нам ведь так хотелось понаблюдать за развитием этой невероятной истории, – это вошла Светлана Денисовна, пропуская вперед свою грудь, уложенную в бюстгальтер неприличных размеров.

Она лучезарно улыбнулась и направилась в кабинет Андрея, а я задумалась.

Действительно, как-то странно получается. Что же он так, с бухты-барахты, без всяких предварительных домогательств и заявит во всеуслышание о своем желании на мне жениться? Такого я даже в романах не читала. Как бы ни развивался сюжет романа, в нем обязательно присутствовали всякие ухаживания и сентиментальные беседы при свечах, луне и иных осветительных приборах. М-да… Мое блестящее обеспеченное будущее вновь скрылось за дымкой неизвестности. Необходимо было срочно что-то предпринять. Я встала и, небрежно отодвинув выходящую от Андрея грудь, ворвалась внутрь.

Увидев меня, он вздрогнул и побледнел. Похоже, вчерашняя беседа не прошла для него даром. Надо же! Такой молодой, а уже такой нервный. Я бы ему порекомендовала принимать «Новопассит» перед работой, но не все же сразу.

– Андрей Николаевич, – прошипела я таинственно. – Простите великодушно за наглость, но надо срочно поговорить. Промедление смерти подобно!

– Что еще, Лариса? – Ну по крайней мере мое имя он запомнил твердо.

– Возникли сложности с нашим планом. Большие.

На его столе зазвонил телефон, он потянулся было за трубкой, но я опередила его.

– Андрей Николаевич, господин Лангстом на проводе, – пропела трубка Ленкиным сексуальным контральто.

– Занят, говорить не может. – Я нажала пальцем на рычаг и оставила Ленку размышлять, чем это таким занят ее шеф, что не в состоянии ответить президенту компании.

Андрей глядел на меня глазами сеттера, лежащего на столе в ветеринарной лечебнице. После вчерашнего он мог ожидать от меня чего угодно и, знаете, ничуть не ошибался.

– Андрей Николаевич, дорогой мой. Они нам не поверят. То есть, если вы просто так, ни с того ни с сего заявите, что просите моей руки и тому подобное… Они точно не поверят, и не видать нам этих денег как своих ушей. Они, конечно, наивные и слегка туповатые, но не до такой же степени. Мы, значит, даже с вами не разговариваем толком, и вдруг – БАЦ! Выходи за меня замуж, любимая! Дешевый китч!

– И что же теперь? – До него никак не доходило, что я от него хочу.

– Нужно их убедить. В общем, как мне ни неприятно об этом сообщать, мы с вами должны разыграть страстный служебный роман и внушить, что ваше предложение – не что иное, как заключительный аккорд огромного и внезапно пробужденного чувства (последняя фраза была позаимствована мной из какого-то литературного «шедевра»).

– Какой аккорд? – У него явно не хватало воображения. Я даже как-то на секунду разочаровалась в его умственных способностях, но, поразмыслив, простила. На его месте любой бы замер в глубоком трансе, а он еще ничего – дышит и сопротивляется.

– Заключительный… Короче, вам придется за мной как бы поухаживать, ну там, всякие букеты, конфеты, совместные ужины, очаровательные глупости и прогулки под луной, впрочем, две последние позиции можем опустить. Наша главная задача – выглядеть естественно и убедительно на публике. Кстати, обещаю, что все ваши расходы по «ухаживанию» будут возмещены вам с выигранной суммы, если хотите, могу и расписку дать.

– Боже мой! – Он схватился за голову и застонал: – Зачем, зачем я ввязался в эту аферу?

– Из-за порядочности и желания помочь униженным и оскорбленным. Вы, Андрей Николаевич, истинный гуманист и не в состоянии смотреть на страдания братьев меньших. Как ребята из Greenpeace, жертвуете своим сиюминутным благополучием ради глобальных задач.

– Это вы-то брат меньший? – Он с сомнением покачал головой.

– Хорошо, пусть я буду сестра, но раз вы согласились, то надо пройти через всю эту мелодраму до конца. Вы же не можете вот так вот взять и убить меня отказом.

– Слушайте, Лариса, – (между прочим, когда он произносил это ЛАРИСА своим баритоном утомленного Казановы, у меня по спине скакали мурашки размером с прусаков на бабулиной кухне, все-таки я живой человек…), – а это все обязательно?

– Абсолютно. Не волнуйтесь, основную тяжесть этой акции я возьму на себя. Сейчас быстренько набросаю сценарий – так, парочку тезисов, а вечером мы с вами по нему пройдемся. Постараюсь сократить ваше участие в этой мыльной опере до минимума, договорились? – Я потихоньку начинала наглеть.

– Вы сошли с ума, и я с вами заодно. Знаете, раньше я за собой подобной склонности к авантюрам не замечал. Вы на всех так возбуждающе действуете?

Я прислушалась, и мне показалось, что в его голосе зазвучали такие кокетливые «до, ре, ми, фа». Еще чего! Значит, до недавнего времени и имени моего не знал, а сегодня уже заигрывать начал. Ох, уж мне эти красавчики. Никогда не упустят возможности попрактиковаться.

– Почти на всех, Андрей Николаевич. Поэтому не мучайтесь понапрасну и не сопротивляйтесь, мой опыт показывает, что это бесполезно.

– Нет, Лариса, мы определенно ведем себя не вполне нормально.

– Ничего подобного, Андрей Николаевич. Мы два здравомыслящих человека, пытающихся за короткий срок заработать приличную сумму. Цель оправдывает средства. И потом, как же моя женская гордость? Я не могу отдать ее вот так просто на поругание! – Нельзя было сводить все к деньгам, Андрей относился к тем раритетам, для которых материальные интересы все еще не стояли на первом месте. – Ну что? Договорились? – Я протянула ему руку, и мы обменялись хорошим мужским рукопожатием. – Значит, до вечера. И не вздумайте никуда уходить. Часов в пять, предпочтительно при всех, попросите меня остаться, это будет нашим первым шагом. Можете дотронуться до моей руки, плеча или верхней части спины – на выбор. Желательно придать взгляду легкую недосказанность и нежность. Да смотрите не переиграйте.

У двери я обернулась, чтобы убедиться в его жизнеспособности. По-моему, он был на грани потери сознания.

Сценарий шел туго, но все же шел.

– О чем это вы беседовали? – хором спросили Наташи.

– Да так, о работе… – Я не поднимала головы, творческая деятельность увлекла меня. Призвав на помощь свою колоссальную осведомленность в романтических бреднях (зря, что ли, я годами начитывала всю эту муть?), к пяти я разработала вполне приличный проект. Чтобы не травмировать психику бедняжки Андрея Николаевича, я не стала вдаваться в мелкие детали, ограничившись десятью основными пунктами.

– Лариса, – откуда ни возьмись, на спине появились мурашки-прусаки, и не только. Руководствуясь полученными от меня инструкциями, Андрей положил свою ладонь мне между лопаток, и мне пришлось вновь вспомнить Фрейда: а иначе чем можно было объяснить ощущение внезапной сухости во рту, а? – Лариса, я бы попросил вас сегодня задержаться на часок, если вы не возражаете.

– Конечно, Андрей Николаевич, – я подняла на него глаза и согласно закивала.

Цвет его лица оставлял желать лучшего, но держался он вполне удовлетворительно.

Мои мегеры замерли в легком трансе. «То ли еще будет!» – злорадствовала я, от всей души желая им доброго вечера и спокойной ночи, на что они сегодня вряд ли могли рассчитывать.

– Никуда не годится. Отвратительно! – Андрей раскритиковал мой план от и до. Мы заседали в конференц-зале за круглым столом уже около двух часов. – Во-первых, вы, Лариса, не принимаете во внимание тот факт, что у меня не так много свободного времени, а во-вторых, откровенно говоря, мне не очень хочется проводить его в вашем обществе, – резко, но по крайней мере честно заявил он. – И потом, мне все это напоминает какой-то психологический триллер с порнографическим уклоном. Знаете, что-то вроде садомазо. А вам нет?

– Ха! Где это вы там углядели порнографию? – оскорбилась я. – Ну ладно, согласна, что со сценой интимной близости в офисе на тумбе с копировальным аппаратом я немного переборщила, но не более того.

– Да что вы говорите?! А как насчет пункта шестого? – Шестым пунктом было предложено изобразить страстную прелюдию к половому акту у него в автомобиле. Хорошо еще я вовремя остановилась и не стала подробно расписывать роли, мимику, жестикуляцию и детали озвучивания «страстной прелюдии». – У меня, между прочим, машина двухместная и небольшая, так что это не пройдет даже по техническим параметрам, не говоря уже о нормах морали.

– Мелочи! – отмела я его сомнения. – Почти все позы из «Камасутры» подходят под размеры двухместной спортивной тачки. Немного фантазии, чуть мастерства – и никаких проблем!

– Отставить, Лариса. Или обходимся без «Кама-сутры», или вообще все отменяется.

– Ну поймите правильно, Андрей Николаевич, это просто нельзя вычеркивать. В наше тяжелое время секс является движущей силой эволюции. Обычно все нормальные межполовые связи начинаются с физиологии, а только потом любовь, брак, семейный очаг и дети. Не поверите, но случается даже так, что сначала получаются всякие там дети, а лишь потом брак.

– Какие еще дети? – Он в ужасе вскочил на ноги. – О детях речи не было.

– Какие, какие? Можно подумать, есть большой выбор? Или мальчики, или девочки, – открыла я ему глаза на процесс воспроизводства населения.

– Ну и что там в плане сказано про пол ребёнка? – Мне почудилось, что это была шпилька, и кажется, не зря? Но я благоразумно пропустила шпильку мимо ушей.

– Не несите чепухи. Я не в состоянии воспитать достойного члена демократического общества на те деньги, которые собираюсь получить с вашей помощью, и вообще все эти пеленки и памперсы с зайчиками меня приводят в недоумение. Про детей было сказано просто так, в качестве примера. И, к вашему сведению, это, на мой взгляд, великолепнейшее ТЭО, которое вы сейчас бесцеремонно отправили в мусорную корзину, подразумевает лишь работу с общественностью. Неужели вы думаете, что я на самом деле собираюсь заниматься с вами любовью? Брр! Какая гадость! Вы не мой тип мужчины (немного гордости никому еще не мешало). Нам просто надо создать у окружающих впечатление, что мы это делаем, и все. Я вас даже трогать-то не буду. Ну, может, разок, для создания нужного эффекта, но очень корректно.

– Нет-нет. Не пойдет! Я не согласен, и вообще вы заставляете меня уже пожалеть о своем поспешном решении, – похоже, он собрался уходить.

– Ладно, не сердитесь, – я ухватилась за его рукав. – Давайте выкладывайте встречные предложения, – я силой усадила его обратно и, разорвав на клочки свой вымученный сценарий, закурила.

Он в раздумье почесал затылок.

– Даже в голову ничего не приходит, чушь какая-то. Может, правда, отменим все это?

– Да вы что? Значит, как только возникли сложности – сразу в кусты? Вот все вы, мужчины, одинаковые. Сначала подаете надежды, а затем разбиваете сердца.

Я изобразила из себя женщину с разбитым сердцем, и он, не выдержав, расхохотался.

– Не слишком вы похожи на таких женщин. Будете что-нибудь – пепси, сок, сода, вино, мартини? Не стесняйтесь. По-моему, мы с вами, Лариса, уже достигли определенной степени близости. И раз уж мы обсудили возможность… или невозможность совместных занятий сексом, то выпить по бокальчику вина не грех. А?

– Какая сода? Тащите виски, я прекрасно знаю, что вы унаследовали от Валентина пару-тройку бутылочек. И не забудьте лед.

Он вышел, а я призадумалась. Все-таки он был чересчур хорош. Настолько чересчур, что хотелось невероятного. Эх, где мои институтские лета? Тогда бы я, не задумываясь, с головой кинулась в эту историю и, как знать, кто бы остался склеивать сердечные осколки. Тьфу ты! Я отогнала эти глупости и заставила себя думать о фантастической сумме в двадцать тысяч долларов. «Надо было ему не пятьдесят, а тридцать процентов выделить», – посетовала я про себя и обернулась на звук шагов. Андрей снял пиджак и галстук, расстегнул рубашку на две пуговицы и выглядел как взлохмаченный и чертовски привлекательный шотландский сеттер в домашних условиях. Так и хотелось затащить его на колени и почесать за ухом.

– Достаточно? – Он поставил передо мной полный стакан с амброзией, по цвету напоминающей спитый чай.

– Спасибо, можно было и поменьше льда, но побольше виски. Что-нибудь надумали?

– Да нет, в общем-то. Ну я постараюсь быть с вами повнимательнее в офисе, ну, может, приглашу вас поужинать, так чтобы остальные слышали. Что вы скажете по этому поводу?

Что я могла сказать? Только одобрить. На безрыбье и рак рыба. Возможно, и этого хватит для требуемой убедительности. Все остальное можно и допридумать. Уж чего-чего, а фантазии у меня с избытком. В крайнем случае буду действовать по обстоятельствам.

– Пойдет! А вы, Андрей Николаевич, молодец. Уверена, все у нас получится, – похвалила его я, допивая виски.

– Ну не все… Мы же выяснили, что я не ваш тип мужчины, – Андрей прищурился и, хитро улыбаясь, пристально посмотрел мне в глаза. Он явно был любителем пококетничать.

– Эй! Не иронизируйте, а то я начну опять настаивать на пункте шестом, – отшутилась я. – По домам?

– По домам! Счастливо.

Я попрощалась с Андреем и отправилась в ближайший бар. Мы еще неделю назад договорились встретиться там с моим бывшим. Ему позарез было необходимо забрать свои диски. И ладно бы диски были какие-нибудь приличные. Так себе. Но, поскольку он ныл и просил о встрече уже давно, пришлось, скрепя сердце, согласиться.

Он сидел за стойкой в углу, прихлебывая пиво мелкими глотками. Как всегда, экономил. Экономил на всем: на пиве, на друзьях, на любви и на ненависти. Я равнодушно глядела на его холеное, слащавое лицо. Рядом с бывшим усердно жалась в стул кукольного вида девица в рыжих кудряшках.

– Привет. – Я ткнулась губами в его, как всегда, тщательно выбритую щеку.

– Хай! Как дела? Познакомься. Моя девушка Олеся, – он вальяжно откинулся, обнял Олесю за талию и небрежно кивнул в мою сторону: – А это Лариса, ну я тебе рассказывал.

– Хай, как дела? – Олеся не отличалась самостоятельностью реакций.

– Что пьешь? «Джонни Уокер» наверняка… Угощаю! – Подобная щедрость моего бывшего меня насторожила. Как правило, он ограничивался одним маленьким пивом и ограничивал меня тем же.

– Спасибочки. Ничего я не пью, – мне, признаться, не хотелось затягивать наше никчемное рандеву, тем более что кудряшка начинала нервничать. – Держи свои сидишки, и я побегу.

– Спешишь? Куда, если не секрет? Хотелось поболтать. О том о сем… – Он все еще обнимал Олесю за талию, а я смотрела на него и никак не могла сообразить, чем же этот, в общем-то, очень смешной человечек, мог мне нравиться почти целый год. Правда, он был довольно привлекателен внешне, и ВСЕ! Все!

– Хочу пива с креветками, – запищала Олеся.

– Заболеешь, детка. Пиво с креветками очень вредно для пищеварительного тракта. Я как врач… – бывший завел свою вечную песню, а я что-то разозлилась на него, на кудряшку, на себя и на всех, всех, всех.

И знаете, чего мне вдруг захотелось? Никогда не догадаетесь! Захотелось вернуться на работу в конференц-зал за круглый стол, и чтобы там сидел милый одомашненный шотландский сеттер. Вот так.

– Может, побудешь с нами полчасика? – Он картинно растянул губы в широкой улыбке. Угораздило же меня связаться со стоматологом. Он всех, абсолютно всех оценивал по зубам. И как это он польстился на меня с моим неправильным прикусом, до сих пор понять не могу.

– Полчаса, и не секундой больше. Возьми мне минералки, – я взгромоздилась на высокий табурет.

– Хочу больших креветок с пивом, – потребности Олеси не отличались разнообразием.

– Спустись-ка к машине, детка, принеси мне мой мобильник, – он бросил ей ключи, и она покорно сползла со своего места и побежала выполнять ЦУ.

– Хорошая девочка. Как у нее с прикусом? Надеюсь, полный порядок?

– Все шутишь, – он не мигая уставился на меня: – Я хочу, чтобы все между нами было как раньше.

– А как раньше? – Я пожала плечами. – Разве между нами что-то такое неординарное было? Знаешь, ни регулярные встречи, ни совместное ведение хозяйства с тобой меня уже не прельщают. И может быть, хватит об этом? Тем более ты сегодня с девушкой.

– Я тебя всё равно люблю, – бывший бесцеремонно взял меня за запястье. Меня передернуло. – Я тебя люблю, и ты это знаешь.

– Ты что! Как ты можешь любить девушку с таким прикусом, как у меня, и так и не выросшими зубами мудрости! Не узнаю, – я выкрутила свою руку из его цепких пальцев и встала. К нам уже, спотыкаясь, спешила рыжая кудряшка. Я почувствовала, что пора уходить, а не то отмочу какую-нибудь гадость, а потом буду жалеть.

– Погоди!

– Все, всем привет! Олеся, не забудь: в жизни главное – это своевременное восстановление кислотно-щелочного баланса, а использование «Блендамеда» до, после и вместо занятий любовью – залог крепких семейных отношений.

Она часто замигала бесцветными ресничками и вылупилась на бывшего, ожидая разъяснений. Тот никак не отреагировал.

Глава, следующая после седьмой (очень маленькая)(Ищите скрытый смысл, но не ищите описания окружающей среды. Его здесь нет.)

На следующее утро я проспала. Голова раскалывалась, во рту стоял омерзительный вкус, и жутко пучил живот. Похоже, я здорово набралась вчера. Я пыталась припомнить вид транспорта, довезший меня ночью до дома, но перед глазами стояли пьяные финны из бара, с которыми мы на славу наугощались, и пьяные немцы из другого бара, которые на своем примере объясняли мне разницу между пивом немецким и пивом вообще, а еще пьяные японцы и подогретое саке в таких симпатичных бутылочках.

– Бабуля. Я вчера на чем приехала?

– На лифте, – сурово отрезала та, качая лысоватой головой. Видимо, мое нынешнее состояние бабулю очень огорчало.

– Нет, я серьезно спрашиваю, на чем я приехала? – Этот вопрос не давал мне спокойно дышать. – До дома как добралась?

– Не знаю я. Какая-то большая машина с такой круглой дурой вместо кузова.

Меня осенило. Я вспомнила, как остановила бетономешалку и по дороге пела шоферу похабные частушки собственного сочинения, за что тот не взял с меня ни копейки.

– Бабуля, я не завтракаю. Улетаю, – я зашвырнула в рот пачку самого злого «Орбита», поцеловала бабулю в морщинистую щеку и выскочила из дома, провожаемая ее ворчанием по поводу супницы, разбитой мной в состоянии глубокой амнезии. Суп я, что ли, варила ночью? Ну, хозяюшка! Ну, Дарья-искусница!

Глава, по моим подсчетам, девятая(Немного кулинарии, немного светских развлечений, немного полезных советов. НУ НЕТУ ПРИРОДЫ, И ВСЕ ТУТ.)

День прошел тоскливо. Была пятница, и народ не работал, а занимался всякими разными приготовлениями к грядущим выходным. Пару раз я перехватила косые взгляды, полные любопытства, но, поскольку мое здоровье не позволяло мне не то что разговаривать – сидеть, я не сочла нужным что-либо предпринимать. Андрея не было. Он вернулся с переговоров часам эдак к четырем и, подарив обществу дружелюбный кивок, скрылся у себя. К нему сразу же рванула встревоженная Анечка с очередным планом экономии, а остальные выстроились в очередь. Выйдя от руководства, Анечка гордо вскинула голову и выдала:

– Ему понравилось. Сказал, чтобы я сегодня над этим поработала, а в понедельник принесла ему окончательный вариант. Так что этот вечер просьба не занимать. Надеюсь, возражений ни у кого нет?

Последняя фраза явно была адресована мне. С таким же успехом она могла провоцировать стену. Я разумно решила не беспокоить Андрея и свой утомленный организм, а пойти и хорошенько отоспаться, но эта вредина – Ленка вечно искала проблем на свою голову.

– Похоже, что Андрей Николаевич уже дрожит от мысли остаться с нашей поэтессой наедине. Так что ты, Анечка, сегодня будешь выступать в качестве громоотвода.

Если вы еще не поняли, это она так пыталась сказать гадость одновременно и мне, и Анечке, а также успокоить самое себя. Ну как можно было ей позволить так обижать милую Анечку? С наглой уверенностью во взгляде я набрала внутренний номер.

– Слушаю, – похоже, мои сеттеры сегодня здорово набегались и устали. Голос у Андрея был слегка грустный и, как бы это поточнее сказать, какой-то помятый.

– Это я, Андрей Николаевич. Мы с вами договорились на пять или на шесть, я что-то не припоминаю? – Конечно, мы ни о чем не договаривались, но я наивно надеялась на быстроту его мыслительной реакции.

– О чем договорились? Кто это говорит? – Быстрота реакции внушала опасения за скорость и адекватность остальных физиологических процессов.

– Значит, в шесть. Тогда я думаю, что лучше подожду вас в офисе, а ужинать мы поедем прямо отсюда, – я поставила ударение на слове «ужинать».

– Постойте, я…

Не дав ему закончить и многозначительно произнеся «увидимся», я положила трубку и воззрилась на онемевшую Ленку, похожую на удивленную лошадь все того же Пржевальского.

– Надеюсь, возражений ни у кого нет? – процитировала я Анечку. – И вопросов, думаю, тоже не осталось…

Вопросов не было, зато было такое всеобщее недоумение, смешанное с недоверием, что от этого даже окна в офисе запотели. Ленка, намеренно не замечая моего присутствия, развела руками (опять же изящно) и объявила:

– Свихнуться! Ужинать с Андреем! Я два года с ним работаю и до сих пор в офисной столовке с ним рядом не сидела. Тут что-то не так.

– Ладно, – успокоил всех Митрич. – Ужин еще ничего не значит, я тоже часто приглашаю всяких дурочек покушать, даже на кофе потом зову, ну и все прочие дела… Но это не говорит о том, что я на них жениться собираюсь. И кстати, еще не доказано, что они куда-то вдвоем идут, может, там деловые переговоры или еще какая-нибудь мура.

Одна из Наташ покраснела и закашлялась. По-видимому, она была одной из последних дурочек Митрича. Я же не ответила на его реплику и лишь сделала таинственное лицо. С этим лицом мне удалось продержаться до ухода коллег. Подождав еще минут эдак двадцать, я постучалась к Андрею.

– Кто? – рявкнул он так, что я даже вздрогнула. Сеттеры имеют обыкновение звереть в полнолуние.

– Это я, Андрей Николаевич. Это я днем звонила и про ужин болтала. Простите, если помешала, – я была такая вся тихая и крошечная, как полудохлая мышка. Думаю, даже Кларисса Старлинг не вела себя так осторожно с Ганнибалом Лектером. Ей приходилось, между прочим, существенно легче. У него намордник был, а мне предстояло обходиться без всякой атрибутики. – Простите. Простили? Правда? Я так и думала. Вы всегда так ко мне добры.

– Ну что вы еще придумали? Какой ужин? Я устал ужасно, – по глазам Андрея было видно, что он не просто устал. Выжат как лимон, до последней капельки. С моей стороны было бы просто жестоко требовать от него внимания и заботы.

– Все о’кей, Андрей Николаевич. Никаких ресторанов. Публика разбрелась по домам, и нам только надо вместе выйти, потому что наша неутомимая бухгалтерша сейчас трудится у себя в углу за сейфом и, увидев нас, дружелюбно беседующих, в понедельник доложит всем об увиденном в красках и полутонах, что, собственно, и требуется. Пойдемте!

– Тогда скорее, – он слегка успокоился, избавившись от кошмарной перспективы совместного со мной приема пищи.

Мы дружно прошли мимо открытой двери бухгалтерии, хором пожелали черной от ревности Анечке удачно поработать и вышли на воздух.

– Всего доброго, – он направился к машине, а я развернулась было к метро, как вдруг увидела невдалеке «мерседес» Митрича с потушенными фарами. Он давно должен был быть уже дома или где-нибудь в другом месте с очередной «дурочкой». С какой это стати он оставил здесь свой обожаемый «мерс»?

Ответ возник немедленно, я пригляделась. Даже и сомневаться не стоило: внутри «мерина» в тесноте, да не в обиде тусовалось человек эдак пять. Ага!!! Коварные и хитромудрые Джеймсы Бонды! Значит, хотите уличить меня во лжи? Дурачье! Я живенько метнулась за Андреем, открыла правую дверцу и плюхнулась на сиденье рядом с ним, как раз в тот момент, когда он включил зажигание. Андрей от неожиданности вздрогнул.

– Слушайте, я от вас скоро заикаться начну.

– Тогда у вас будет хотя бы один недостаток, и вы станете похожи на настоящего человека.

– А сейчас я на что похож, по-вашему? – сердился он.

– На данный момент вы смахиваете на разъяренного тигра, а обычно похожи на сфинкса, – попыталась я сделать комплимент.

– Почему на сфинкса? У него же нос отбитый, а с моим все в порядке.

– Вообще-то я выразилась не в плане носа, а в плане невозмутимости и чуда света, но, если вас не устраивает сфинкс, пусть будет Колосс Родосский или висячие сады Семирамиды, – моя лесть становилась все грубее и грубее, но он почему-то не покупался.

– А что это вы делаете у меня в машине? – Наконец-то он сообразил, что что-то не так.

– Я скрываюсь от наблюдения. Эти коварные чингачгуки настойчиво идут по нашим следам. Сейчас они, между прочим, сидят в серебристом «мерседесе», припаркованном на расстоянии десяти метров от нас, и грызут локти в злобном бессилии.

– Таак. Что-то говорит мне, что мы взаправду едем ужинать? – Он начинал нервничать, что мне совершенно не нравилось, но с чем я ничего не могла поделать.

– Похоже, что да, – покорно вздохнула я. – Ладно, я не стану много есть. Я вообще буду пить только минеральную воду без газа. Ну поехали, что ли…

Он выжал газ с такой злостью, что машина рванула с места, как у Шумахера в «Формуле-1». Все завизжало, заскрипело, заурчало, а я постаралась вдавить себя в кресло и стать совсем незаметной. Андрей молчал и злился (ой, боялась я злобно молчащих сеттеров!). Мы с бешеной скоростью пилили по Кутузовскому, а я следила в зеркало заднего вида за прицепившимся к нам хвостом.

– Никак не оторваться. Митрич – классный водитель. Может, переулками скроемся. Или можно забиться в арку, а потом развернуться и смыться, – откомментировала я и поинтересовалась: – А куда мы едем, Андрей Николаевич?

– Слушайте, если вы не замолчите, я действительно развернусь и пойду в лобовую атаку. Знаете, Лариса, сегодня благодаря вам я вынужденно отказался от нормального сна, поэтому хоть поесть я хочу хорошо. Мы с вами едем туда, где вкусно кормят, – он действительно злился, но его еще живое чувство юмора подсказывало мне, что меня сегодня не оставят без ужина.

– Роскошно! За последние пять лет вы первый мужчина, которого я лишила сна, хорошо, что хоть не аппетита, – все же не удержалась я.

– Молчите или я вас высажу прямо здесь!

Я приняла разумное и своевременное решение заткнуться.

Тихие, покорные и робкие официанты сновали от столика к столику. Мы сидели в самом конце зала. Это место выбрала я, мотивируя открывавшимся удачным обзором, но на самом деле мне не хотелось смущать Андрея моим видом, который был здесь явно ни к селу ни к городу. Народец в этом борделе подобрался исключительный. По всему судя, они насмотрелись фильмов про английскую аристократию девятнадцатого века. Не хватало лишь тростей, цилиндров и клюшек для гольфа. В другое время я бы обязательно отколола какой-нибудь трюк, чтобы разбудить это спящее царство, но сейчас все мое внимание было сконцентрировано на пальме, за которой виднелся картофелеобразный нос Митрича, а также Ленкина лошадиная физия и Наташины коленки.

– Смотрят, смотрят – доморощенные церэушники – просто глаз не сводят. Скрылись в пампасах, закамуфлировались под аборигенов и наивно полагают, что сумели достойно замаскироваться. Непрофессионально, – я вела репортаж о слежке.

– Что будете заказывать? – Юный мальчик в форме официанта с кислым лицом склонился надо мной в почтительном поклоне.

– Половинку картошки в мундире, дуэт из соленых огурцов, а еще очень много водки, – мне хотелось посмотреть, как он удивится, но он аккуратно стал принимать заказ.

– Дама шутит, – Андрей укоризненно покачал головой.

– Ничего дама не шутит. У меня, между прочим, хронический гастрит, а вы хотите, чтобы я травила свой многострадальный желудок всеми этими экзотическими морепродуктами сомнительного происхождения. Будь вы на месте моего гастрита, что бы вы сделали, увидев какую-нибудь устрицу лицом к лицу?

– Лариса, вы когда-нибудь бываете серьезной? Хоть изредка? – И этот туда же. Меня постоянно обвиняли в несерьезности. Все. Ну, может, за исключением братца, который просто балдел от моих неприличных шуточек и разнообразных приколов.

– Ладно, так и быть, – мне стало жаль моего спутника и мальчика-официанта заодно. – Давайте тогда этих вареных розовых уродцев с хвостиками и салат, что ли, какой-нибудь.

– Дама просит креветок, – разъяснил мой великолепный и на удивление понятливый спутник. Он тоже сделал заказ. Я взглянула на пальму. Линия фронта не изменилась. Дислокация оставалась прежней.

– Вот паразиты. Залегли и не двигаются. Поглядите только.

– Не обращайте внимания, Лариса, а лучше выберите аперитив. Как насчет сухого мартини?

Похоже, он принимал меня за одну из этих изящных рафинированных дам с оттопыренными мизинчиками и томными очами.

– «Джонни Уокер», черный, двойной, со льдом. Пора уже выучить мои вкусы, все-таки как-никак я претендую на роль вашей избранницы, и, кстати, начинайте бросать на меня нежные страстные взгляды, ведь подразумевается, что вы в меня уже почти влюблены.

– Доведете вы меня, Лариса. Я сейчас действительно начну что-нибудь в вас бросать. От «чувств-с». Потяжелее, – Андрей смерил меня взглядом, который можно было назвать нежным с очень большой натяжкой, но тут принесли креветок, и я оставила Андрея в покое.

– Ужас какой!.. Какие-то мутанты. Где вы их ловите, таких здоровых? Они ничем таким не болели перед смертью? – допрашивала я официанта. – А почему они в кожуре, их надо было освободить от оперения перед кулинарной обработкой. Теперь мне придется ковыряться в них ножом, а я, между прочим, боюсь любых хирургических вмешательств. Да и нож-то толком держать не умею.

Мальчик слегка покраснел и пытался что-то объяснить недоверчивой и капризной мне, но я не успокаивалась:

– И цвет у них какой-то неестественно фиолетовый. Где вы их храните?

– У нас все продукты свежие, – обиделся официант. – Креветки еще час назад, можно сказать, ползали (думаю, мальчик хотел пошутить).

Я всплеснула в отчаянии руками.

– Ползали. А вы их в кипяток! Живьем! Бесчеловечно! Обратите внимание, Андрей Николаевич, вы везете даму ужинать, не выяснив заранее ее отношение к флоре и фауне. Должно быть стыдно…

– Мне стыдно?! Навязались на мою голову и мой бумажник. Вот теперь и разбирайтесь с вашими членистоногими самостоятельно. А то сейчас отправлю вас домой своим ходом, – Андрей старался скрыть улыбку.

Официант растерянно хлопал глазами.

– Ступай, мой юный друг. Ступай и на досуге поразмысли о бессмысленной жестокости этого мира, – отпустив его величественным жестом, я вздохнула и зверски набросилась на бедных фиолетовых жертв кипятка, одна из которых вдруг выскочила у меня из тарелки и, чересчур ловко для вареной проскользнув под соседний столик, остановилась. Такой вот пассаж.

– Он же сказал, что они час назад еще ползали. Теперь вот бегать научились, – не удержался Андрей.

Сидевшие за соседним столом американцы дружно расхохотались. Краснолицый дедушка с акульей улыбкой поднял креветку с пола и, завернув в салфетку, галантно подошел и преподнес мне:

– Вы что-то уронили, юная леди. Позвольте вернуть вам это непослушное животное, – у него был совершенно сумасшедший техасский акцент, и мне приходилось здорово напрягаться, чтобы его понять.

Мобилизовав свои серые клетки и вспомнив, что когда-то мое произношение считалось идеальным, я выдала свою версию происшедшего:

– Ну что вы, просто я позволила креветке прогуляться в последний раз, откуда же я знала, что она попытается эмигрировать в Штаты, – после этого я поблагодарила техасского дедушку за любезность, и он вернулся к своим.

– Если я не ошибаюсь, вы сейчас разговаривали на английском, причем на хорошем английском. Что-то я не припоминаю, чтобы вы демонстрировали эти таланты на работе, – Андрей был, похоже, удивлен, он даже забыл про мой промах с летающей креветкой.

– Да что вы говорите, Андрей Николаевич? Ну надо же! С ума сойти! Неужели я говорила на английском? Вы уверены, что это был английский, а не арабский или, там, урду? Невероятно! – Мои глаза вылезали из очков и орбит в неподдельном изумлении. – Это, Андрей Николаевич, наверняка от смущения и шока. Непредсказуемый выброс гормонов. Знаете, как это бывает при форс-мажорных обстоятельствах? Человеческий организм способен на невероятное, ну там, через пропасть перепрыгнуть, на неизвестном языке заговорить или на высоченную пальму залезть без рук. Феномен, загадка природы!.. – резюмировала я, отметив по ходу, что за пальмой все оставалось без изменений.

– И много у вас таких загадок, хотел бы я знать, – Андрей, качая головой, пережевывал омара отвратительного вида. Он разумно не доверял феноменам.

– Да что вы, я обычный серый обыватель, с серыми увлечениями, серым окружением и серым веществом… Сплошная серость, и все тут!

Андрей внезапно закашлялся, с искренним ужасом уставившись куда-то поверх моей головы. Я проследила за его взглядом, подняла глаза и оторопела. Ко мне со спины тихонечко подкрадывался Женюлик. Мой чудный дружок Женюлик. Он ступал на цыпочках, готовя, видимо, для меня сюрприз своим неожиданным появлением. Женюлик преуспел. Сюрприз получился на все сто.

Дело в том, что Женюлик думал, что он трансвестит. Он одевал свое мускулистое кривоногое и волосатое тело в вечерние платья и туфли на шпильках, его лицо было заштукатурено тональным кремом, из-под которого обычно проглядывала щетина, на голове Женюлик носил белый длинноволосый парик а la Diva. Сегодня он себе не изменил. Может, его лиф был чуть более открытым, чем обычно, и только. Я к Женюлику за месяцы нашей дружбы вполне привыкла, но для неподготовленного человека зрелище должно было быть по меньшей мере чудовищным.

Около полугода назад я нашла Женюлика в боулинге, когда он пытался вскрыть себе вены перочинным ножом. Пока кто-то звал милицию, а кто-то скорую, я пинками затолкала его в такси и привезла домой, где бабуля сослепу приняла его за мою подружку, что сделало Женюлика ее вечным поклонником. Я отпоила Женюлика коньяком, отправила в душ, накормила борщом и осуществила психотерапию на скорую руку, без комментариев выслушав душераздирающую историю его несчастной любви. Наутро Женюлик ушел с исцеленной психикой. С тех пор он позванивал мне время от времени, таскал меня иногда по странным местам или же приходил ко мне за очередной дозой моральной поддержки, раз в неделю мы мило щебетали по телефону, и я всегда была рада услышать его грубый бас или увидеть квадратную фигуру. Но не сегодня.

– Здравствуй, Лора, – томно промяукал Женюлик и мокро поцеловал меня в щеку. Я прошипела ему на ухо: «Испарись немедленно. Позвоню завтра». Нисколько не обидевшись, Женюлик испарился, а я заботливо ударила кашляющего Андрея по спине.

– Это кто был? – Андрей смотрел во все глаза на удаляющегося Женюлика.

– Так, друг, точнее подружка. И, пожалуйста, будьте осторожнее во время еды. А то можете подавиться. Страшная смерть, между прочим. Кстати, знаете, что надо делать, если кто-то с вами за столом начинает давиться и кашлять? – Я пыталась отвлечь его внимание от Женюлика, который дефилировал между столиками с бокалом шампанского в руке. – Надо, не теряя ни секунды, взять нож, вспороть этим ножом трахею пострадавшего в районе адамова яблока, освободив таким образом доступ кислорода в организм, и, вставив в образовавшееся отверстие какую-нибудь пластмассовую трубочку – лучше ту часть от губной помады, которая выворачивается, – вдыхать в эту трубочку воздух до приезда скорой помощи. Только главное, чтобы рука не дрогнула, а то можно невзначай перерезать сонную артерию.

– Тогда я могу быть спокоен, – с откровенным сарказмом заметил он. – У вас, Лариса, рука не дрогнет, – он придвинул к себе основное блюдо и продолжил трапезу.

Мне ничего не оставалось делать, как присоединиться к нему. Оставшаяся часть ужина прошла более-менее спокойно. Наши преследователи тоже чего-то там жевали, скорее всего, за митричевский счет. Андрей слегка успокоился и даже рассказал мне какую-то веселую историю о своей последней поездке в Швейцарию, я же старалась вести себя прилично и не расстраивать уже достаточно вытерпевшего Андрея. Не удержалась я только однажды, когда официант попытался убрать у меня из-под носа пепельницу, полную окурков.

– Кууда? Стооой, юноша бледный со взором горящим! Не тронь моих бычков, будучи в хорошем настроении, я люблю их докуривать. А сейчас я поела и ушла в нирвану, – мальчик бросил пепельницу обратно на стол и больше не появлялся. Счет нам принес суровый метрдотель. Пока Андрей расплачивался, я пыталась найти для себя ответ на вопрос, почему это метрдотели всегда суровые, швейцары усатые, официанты подобострастные, а горничные пышные.

– Возьмите меня под руку, – прошептала я Андрею, вставая. – И не вздумайте оглядываться. Выходим, садимся в машину и сматываемся. Полагаю, если мы поторопимся, на сегодня слежка закончится. Они еще не доели мороженое и не расплатились, поэтому у нас есть блестящий шанс оторваться. И нежнее, нежнее. Смотрите мне в глаза и не забывайте придерживать за талию. Показать, где талия?

– Уж в этом я разберусь.

– Куда?! Выше талия, а то, за что вы держитесь, – переходная зона между талией и… – Я запнулась.

– И? – заинтересовался Андрей.

– И ногами, Андрей Николаевич. Кстати, мы уже вне наблюдения. Убирайте-ка ваши руки с переходной зоны. Пора ехать.

В машине меня распирал жуткий смех – было сложно удержаться, глядя на трагическое выражение лица Андрея.

– Спасибо за чудесный вечер, – у него это прозвучало немного иронично.

– Это вам спасибо, держались стойко. Половина стоимости съеденного за мной. Отдам позже. Высадите меня у ближайшего метро и езжайте спокойно спать.

– Ладно уж, подкину вас до дома, тем более что бессонница мне обеспечена. Где вы живете?

Я подумала, что жестоко будет тащить его до родителей в Митино, поэтому назвала бабулин адрес. Он застонал.

– Сами напросились на джентльменство, – я поудобнее устроилась и закурила.

Андрей тихо выругался и свернул на Ленинградку.

В окошко приветливым лучиком стучалось субботнее солнце. Утро усиленно намекало на погожий день. Я красила ресницы, а бабуля с детским восторгом взирала на это полузабытое действо.

– Кто это тебя привез вчера на «запорожце»? – У бабули все маленькие машины были «запорожцами».

– Так, знакомый. Вместе работаем.

– Представительный мужчина. Холостой? – Та-ак, началось.

– Женат, бабуля, четверо детей и жена – топ-модель, прима-балерина и лауреат Нобелевской премии.

– Тогда скоро помрет. Есть смысл ждать, – все незнакомые иностранные слова моя бабушка воспринимала не иначе как название страшной болезни с неизбежным летальным исходом. Количество будущих потенциальных сирот ее тоже не смущало, главное, чтобы присутствовало двустороннее неземное чувство. – Тебя-то любит, что ли? – поинтересовалась она.

– Безумно! Жить не может без меня! Все время плачет и умоляет о взаимности. Плачет и умоляет. Плачет и умоляет. Жалко даже, – я вдруг представила рыдающего у моих ног Андрея, и мне стало весело и одновременно немного грустно.

Картина рисовалась комичной, но в то же время не была лишена приятности. Кажется, он начинал отрицательно действовать на остатки (если хотите – останки) моих типично женских качеств. Знаете, когда я почувствовала, что его ладонь прикоснулась к моему телу, пусть через свитер, пусть по моей просьбе – неважно, мне показалось, что в ушах зазвенело, а в глазах помутнело. Ах, негодяй Фрейд… Но, слава богу, мой здоровый прагматизм и способность объективно мыслить мне не изменяли, а то я рисковала влюбиться так, как давно не пробовала. Но к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Лишнее. Абсолютно лишнее.

«Ах, как порой противно мне мыслить объективно», – сказала я своему отражению в зеркале и вздохнула. Отражение ничего хорошего не ответило.

– Бабуля, меня уже нет. Папа позвонит, скажешь, что еду на машине, поэтому буду поздно.

Мне стоило многих трудов завести старенький «москвич», доставшийся мне в результате широкого жеста моего родителя. Наконец-то он зафырчал, заплевался, и мы присоединились к тысячам других шизофреников, именующих себя автовладельцами.

До предков (или, как нынче принято говорить, шнурков) я доехала часа за четыре. Мое умение жать на педали и крутить баранку радовало только мою бабулю. Всех прочих оно повергало в ужас. Я либо ползала по дорогам заболевшей черепахой, либо, наплевав на все, включая свое блестящее будущее, давила на акселератор с озлобленностью старой девы. В каждом из двух случаев я представляла помеху для других водителей, ужас, летящий на крыльях ночи, для пешеходов и постоянную статью доходов для гибэдэдэшников.

– Доехала, ну и ладно, – мама перекрестилась, – кушать иди.

– Не хочу, что нового?

– Отец в командировке, а твой брат опять нашел новую девицу.

Моя мама очень трепетно относилась к пассиям братца. На моей личной жизни предки давно уже поставили крест, и не один, поэтому все у нас дома крутилось вокруг брата и его «девиц». Все бы ничего, но девицы требовали от братца внимания, а внимание требовало текущего финансирования. А это бремя почему-то ложилось на мои плечи.

– Что за девица? Мама, папа кто? Где учится? – Мое любопытство было вполне объяснимо. Название школы или колледжа, профессия мамы и папы, возраст и увлечения «девицы» играли существенную роль в определении объема инвестиций. Я давно мечтала, чтобы братец познакомился с хорошей девочкой лет тринадцати из нормальной школы с нормальными родителями. Так нет же. То его на дочь депутата Госдумы потянуло. То с танцовщицей из «Тодеса» замутил. А недавно так вообще отмочил: у девочки папа – посол дружественной державы, мама – титулованная особа, а сама девочка какая-то вундеркиндиха-художница. На день рождения дарили ей кисти. Ушла моя зарплата полностью, зато вундеркиндиха целый день была счастлива и одаривала моего братца вниманием и любовью.

– Не знаю, что за девица. Они пошли на ипподром, кататься. У девочки там своя лошадка.

Я схватилась за сердце. А потом на аэродром пойдут, да? Полетать на собственном реактивном самолете. Нет, блин, на новый двигатель у меня зарплаты не хватит.

– Мне никто не звонил? – немного успокоившись и плотно закусив, спросила я.

– Ой, знаешь, звонил этот твой стоматолог и какая-то девушка. А… Ольга Шпитко, кажется…

Надо же… С чего бы это Шпитко нарисовалась? Мне даже стало любопытно. Мы с Ольгой никогда в подругах не ходили, так «здрасте – здрасте, как дела». Хм.

Глава десятая(Он, она, фауна и никакой флоры.)

Конечно, идея встретиться в воскресенье опять исходила от меня. Толчком послужил тот самый звонок Ольги Шпитко. В субботу вечером она таки перезвонила. Ей вдруг, видите ли, захотелось узнать, как у меня дела. То есть если до этого ей было абсолютно все равно, занимаюсь ли я по выходным альпинизмом или шляюсь по притонам, то в эту субботу ее прямо-таки расперло от желания выяснить мои планы.

– Хочешь пригласить меня в Париж на пару деньков или просто проверяешь, дома я или провожу вечер с вашим драгоценным Андрюшей?

Она отнекивалась, отказывалась и в конце концов призналась, что получила задание выяснить, что я делаю в этот вечер и на следующий день. Похоже, против меня создалась мощная коалиция. Ну что ж, берегись, вражеский блок!

– Значит, сегодня ты дома? – Ольга Шпитко одновременно устраивала домашние разборки мужу-профессору. Прикрыв ладонью трубку, она грозно озвучивала ему перечень заданий на воскресенье. Все было великолепно слышно. Мужу – профессору кафедры квантовой химии – вменялось в обязанность перестирать тюли, отмыть балкон, выбросить наконец-то прогнившее одеяло с антресолей и выгулять детей. Радости чужой семейной жизни в очередной раз убедили меня в правильности моего независимого существования.

– Значит, дома ты? – повторила Ольга.

– Поскольку я тебе отвечаю сама, скорее всего, я дома, если еще не обзавелась двойником, что нереально. Я единственна и неповторима.

– Ну мы так и думали, что это он тебя по случайности или по работе позвал вчера на ужин, – сделала вывод она.-… И выбить половик… – это она квантовому химику.

– Ха! Сегодня я дома, потому что некому посидеть с братом, – вообще, мой брат-подросток уже не нуждался в няньке, но это было первое пришедшее мне в голову объяснение. – А завтра мы, – я выделила это МЫ, чтобы она поняла, что речь идет не обо мне и брате, – проводим день вместе.

– Врешь!

Ну, в общем-то, я врала, ну и что с того?

– Да чтоб у меня все глаза на лоб повылазили! Идем гулять в зоопарк.

И откуда возник этот зоопарк, не знаю, надо было хоть Третьяковку назвать, что ли, или Воробьевы горы в крайнем случае. Но зоопарк так зоопарк, отступать было некуда. Ольга Шпитко, еще поохав и поахав, отключилась, а я, чтобы спасти свои глаза от вылезания на лоб, набрала номер Андрея.

Ну разумеется, он упирался, ну разумеется, возмущался и, разумеется, в конце концов согласился.

– Ну а почему зоопарк? – спросил он устало.

– А чем вам не нравятся животные? Вы, вообще, когда в последний раз общались с дикой природой иначе чем по телевизору? Посмотрите на жирафов, кенгуру и аллигаторов. Там еще есть парнокопытные и пернатые.

– Я бы лучше поработал, Лариса. А перенести никак нельзя?

– Нет! – отрезала я. – Завтра в десять, и точка. Я, значит, пытаюсь вас развлечь и развеять, а вы еще и упираетесь. Делай после этого людям добро…

– Хорошо, хорошо, пусть будет дикая природа. Кстати, думаю, вы, Лариса, весьма удачно впишетесь в местную общину приматов, – он решил немного поиздеваться.

– Не впишусь, потому что я вымерший вид, как птеродактиль. Чтобы вы знали, птеродактиль – это такая кожаная птица с перепонками между пальцев. Хищник. Меня надо в палеонтологический музей, а не в зоопарк, – парировала я.

– Вы, Лариса, ошибка природы, а я совершеннейший бесхребетный идиот, который идет на поводу у этой ошибки. Завтра в десять у входа.

Я увидела его почти сразу. Он стоял у ворот среди пестрой толпы шумных маменек, обремененных семейными обязанностями папенек и диких детишек.

– День добрый, Андрей Николаевич.

– Добрый? Неужели? Не заметил. Меня здесь уже защипали и затолкали, вы бы хоть не опаздывали на полчаса. Идемте, птеродактиль, я взял входные билеты.

– Вы взяли два билета, а нас сегодня будет трое.

– Что, неужто эта ваша «подружка» решила присоединиться? – Он театрально схватился обеими руками за голову. – Этого мне не пережить.

– Да нет, не переживайте, это всего лишь…

Мой брат выскочил из-за угла:

– А, вот вы где! Ух ты, класс! – Он с неподдельным восхищением оглядел Андрея.

Они, кстати, здорово друг на друга походили. Оба светлые, синеглазые, уверенные, оба в шортах и дурацких длинных рубахах в клетку. С банданами на шеях и бейсболками на затылках.

– Сестра, прими мои поздравления, – братец шутовски раскланялся. – На этот раз ты сумела оторвать блестящий экземпляр, достойный лучшей коллекции, – нагло заявил тинейджер вместо приветствия.

– Владик, закрой пасть и веди себя соответственно своему возрасту, – я не то чтобы засмущалась, просто мой братец имел обыкновение уничтожать нормальных и взрослых людей своей юношеской бесцеремонностью. – Познакомьтесь, Андрей Николаевич. Это мой брат – Владислав. Не думаю, что он будет мешать, если что, его можно где-нибудь случайно потерять, и всё. Пришлось взять с собой, поскольку просто невозможно было от него отвязаться. Невероятно прилипчивый тип.

– Скорее всего, это у него наследственное, – Андрей пожал моему братцу руку, а я огляделась в поисках хвоста. Хвоста не было, а может, я его не сумела заметить. В такой толчее это было бы непросто.

– Ну что? Ведите, знаток дикой природы. Я в вашей власти. Что еще вы от меня хотите? Если надо, я могу спеть, сплясать, раздеться и голым залезть в клетку к медведям. От вас можно ожидать чего угодно.

– Мне не нравится ваша манера злословить по поводу и без, – окрысилась я. – Мы, кажется, обо всем договорились, поэтому будем просто следовать плану. Если не очень противно, можете взять меня за руку.

– Можно, сегодня с утра она их мыла, сам видел, – Владик не удержался и влез-таки в нашу беседу.

Андрей фыркнул. Я всунула ему в ладонь свою «лапку с перепонками», и внутри все у меня как-то нелепо подскочило. Правда, минут через пять – десять сердчишко успокоилось, и я, как будто так и должно быть, рука об руку с потрясающим мужчиной, отправилась на экскурсию по московскому зоопарку. Мы гуляли кругами около двух часов. За это время Владислав и Андрей успели (кто бы сомневался?) понравиться друг другу, братец раскрутил наивного Андрея на два мороженых, бутылку пива, воздушную кукурузу, диск с «Казаками» и книжку «Подростки. Тайны интимной жизни». Чего-чего, а обаять и обобрать мой близкий родственник умел еще с раннего детства. Он таскал Андрея от клетки к клетке, нес всякую чушь, и им, похоже, было весело. Они наперебой спорили о достоинствах и недостатках разных автомобилей, до хрипоты обсуждали новые идиотские сайты, ругали провайдеров и травили анекдоты про юзеров и хакеров. Время от времени я косилась на Андрея и видела, что ему не просто весело, а очень весело, и даже моя «лапка» в его ладони не мешает ему наслаждаться общением с братцем. Пока Владислав развлекал моего спутника, я крутила головой в разные стороны, пока не скрутила всю резьбу на шее, в безнадежных попытках обнаружить слежку. Слежки не наблюдалось.

– Так. На сегодня акция завершена. Можно расползаться по местам квартирования, – скомандовала я на третьем часу прогулки моим мужчинам.

– Вот те раз! А мы как раз в «Елки-палки» собрались, – братец возмутился и ущипнул меня за бок. Юношеская страсть к «покушать» за чужой счет всегда травмировала мой изысканный вкус (себе, правда, я подобные грешки прощала). – Слушайте, может, я вам мешаю? Так вы не стесняйтесь. Можете запросто обниматься и целоваться в моем присутствии, я же не маленький. И потом я, как единокровный брат, имею полное право знать про твои сексуальные предпочтения.

– Ой, поглядите, как крокодилы играют! – Надо было немедленно замять эту тему, и я развернула мужчин к вольеру с земноводными.

– Ты что, не видишь, Лошарик? Они не играют, а усердно размножаются. Пошли отсюда, им неприятно, когда на них так смотрят. Вот вам бы это понравилось на их месте? – М-да, лучше бы я оставила тему как есть.

Мы такой веселой семейкой сидели за столиком.

– А вот еще мулька: в газете разместили объявление: «требуется программист, предпочтительно со знанием компьютера», – изощрялся Владик, надеясь поразить Андрея.

Последний явно поддавался очарованию моего братца, чем тот и пользовался, уминая уже третий салат-бар.

– Слушай, как это ты ее терпишь? – кивнул братец в мою сторону. – Это же совсем слепым надо быть, ну или двинутым, – Владислав никогда не страдал комплексами и обычно ко всем людям моложе пятидесяти обращался на ты.

– С трудом, – признался Андрей. – И знаешь, Владик, зрение у меня в норме. Остается второе, – констатировал Андрей и обратился ко мне: – А что это вы сегодня, Лариса, не блещете остротами и вообще на удивление молчаливы?

– Это у нее затишье перед бурей или тяжелые дни, – выдал свою версию Владислав.

– У меня тяжелые дни, а если ты будешь выступать, то тяжелые дни наступят и у тебя.

– В тяжелые и критические дни ассоциация гинекологов рекомендует пользоваться «тампаксом», – мой брат был специалистом по части гигиены.

Я размахнулась, чтобы отвесить ему оплеуху, но он резко увернулся, и я, вместо того чтобы врезать ему по шее, попала в стакан с пепси-колой, которая благополучно вылилась на мой свитер.

– Сейчас будет драться. Надо скоренько сваливать отсюда. Эх и тяжела у сестрицы рука во гневе, – Владик собрался улепетнуть, но, увидев, что я, не обращая на него внимания, пытаюсь привести себя в какой-никакой порядок, уселся поближе к Андрею.

– Я не буду драться, не буду орать, даже говорить ничего не буду. Просто ты завтра пойдешь и купишь мне точно такой же новый пуловер. К твоему сведению, это Келвин Кляйн, поэтому тебе придется раскрутить предков на солидную сумму, своих у тебя точно не наберется.

Братец надулся и обратился за поддержкой к Андрею, с любопытством следившему за нашей перепалкой.

– Нет, прикинь, Андрюх, у самой двадцать абсолютно одинаковых свитеров, а еще выступает. Между прочим, пепси легко отстирывается.

– Не двадцать, а пять. И я ненавижу стирку, потому что в этот момент напоминаю себе старательного енота у ручья. Ручками вжик-вжик, и вся такая сосредоточенная и полосатая. Ненавижу!

– Неужели пять? И все одинаковые? – Андрей выглядел искренне удивленным.

– Ага. Ты чего, еще не заметил, что она не отличается оригинальностью в одежде? Ну да, конечно. Любовь делает человека слепым, а похоть неразборчивым… – Мой братец здорово начинал действовать мне на нервы.

– Вообще-то это не самый оригинальный подход из тех, что мне приходилось видеть, но… – Андрей слегка замялся… – В общем, я тут хотел вам сказать, то есть если мы с вами, Лариса, собираемся изобразить этот чудовищный роман, то вы тоже должны как-то соответствовать моим вкусам, что ли…

– Вы это о чем? – Ужасные подозрения начали закрадываться в мою голову.

– Ну я бы хотел, чтобы вы немного изменили стиль одежды, и прическу, и тому подобное. То есть как бы предполагается, что вы должны мне понравиться, – он продолжал мяться, но, кажется, суть его просьбы до меня дошла.

– Так! А чем это я вам могу не понравиться? Что вы имеете против меня в моем естественном состоянии? – В моем голосе зазвучало неподдельное возмущение.

– Ну в естественном состоянии я вас еще, скажем, не видел, а хотелось бы увидеть…

Братец гаденько зашмыгал носом.

– Что это вам хотелось бы увидеть, а? – Если честно, меня не так уж и покоробила последняя фраза, однако необходимость выглядеть возмущенной заставила меня слегка повысить тон.

– Перепоночки на лапках, Лариса. А вы про что?

Ах, мы еще и веселимся! И Владик, предатель, сидит, лопает бифштекс и делает страшные глаза. А еще единокровный брат. Будет наказан жестоко и надолго!

– Вернемся к вопросу об одежде, и прическе, и тому подобном. Со мной что-то не так?

– Так, Лариса. И все же я бы предпочел более женственный вариант. Не настаиваю, но ваш нынешний вид пугает своей воинственностью и напоминает о пикетах американских феминисток.

– Вы шутите. Вы же не должны в меня по-настоящему влюбляться и все прочее. Тогда к чему такие жертвы с моей стороны? Это лишнее, – отрубила я.

– Не лишнее, а вполне разумное дополнение к вашему плану. Боюсь, что вашим соперникам по пари будет тяжело поверить в то, что такой ловелас, как я, был очарован вашим Келвином Кляйном.

Я среднестатистический мужчина и предпочитаю что-нибудь попроще, побанальнее.

– По-моему, вы на меня элементарно наезжаете, Андрей Николаевич…

– Не по-твоему, а точно, – хихикнул мой братец, – а про какие это пари вы тут говорили?

– Не твое дело, противный акселерат. А вы, дорогой мой Андрей Николаевич, и не надейтесь на то, что я ради вашей прихоти буду что-то менять. Если вас замучила тоска по томным и нежным дамам, приглядитесь к вашим подчиненным, получите то, что хотите, и даже с лишком.

– Ох, Лариса, ну какая же вы упрямая! Значит, когда вы приходите и силой вовлекаете меня в ваше безумное предприятие – это нормально, а когда я пытаюсь сделать это предприятие более-менее реально выглядящим, вы упираетесь, как мул. И притом это же ненадолго. Вы сами убеждали меня в том, что надо помучиться полтора месяца, уже даже меньше. Так пойдите же и вы на уступки.

– Так что, Лошарик, придется тебе начать выглядеть как человек, а не как коммандос, – подвел черту отвратительный тинейджер.

Я дожевывала соленый рыжик и шипела. Как будто нельзя было обойтись без этого. Хорошо, в чем-то Андрей прав, но разве нельзя было найти решение попроще? Скажем, мотивировать его влюбленность тем, что я потрясла его своей неординарностью. Я посмотрела на Андрея. Он смеялся очередному анекдоту, которые мой брат знал в невероятном количестве. Вставать они не намеревались.

– Ну ладно, мужчины, вы можете продолжать трапезничать, а я так зверски устала. Покидаю вас и направляюсь на поиски хрустальных башмачков сорокового размера, – я выразительно взглянула на Андрея.

– Браво, Лариса. Впервые вижу, как вы принимаете разумное решение. Браво!

– Добились своего, да?

Он победно ухмылялся, на лице моего брата блуждала аналогичная ухмылка. Два вредных шотландских сеттера, обожравшихся кормом «Чаппи». Радость для рекламодателей.

Глава одиннадцатая(О чудесном преображении и о том, что встречают по одежке.)

Это было именно то, что нужно. Значит, побольше женственности? Ну так получи! Когда продавщица на грани нервного срыва приносила мне уже одиннадцатый костюм, у меня проснулось что-то типа совести.

– Извините, девушка. Все это, – я обвела рукой горы юбок и пиджаков, – очень славно и красиво, но я ищу что-нибудь более эротичное, более смелое, что ли.

– Тогда вот то, что вы уже четыре часа ищете, – она ткнула в мою сторону вешалкой, на которой болталось два миниатюрных кусочка ткани. – Очень приталенный жакет и юбка, открывающая коленные чашечки.

– Девушка, какие чашечки?! Мне нужно показать полностью весь сервиз, включая, но не ограничиваясь соусницей, сахарницей и этим, как его, ситечком для чая.

Девушке было не до моего чувства юмора. Она дышала как загнанная антилопа гну.

– А вы померяйте, а потом будете говорить.

Я померила. Антилопа гну явно загнула про чашечки, эта штука (костюмом ее назвать было сложновато) демонстрировала все как есть, ничего не скрывая и не преувеличивая. Нагибаться и садиться в этой штуке было нельзя, а стоять и ходить надо было со всевозможными предосторожностями, иначе возникал неразрешимый конфликт между «верхами» и «низами».

– Беру! – заорала я счастливо.

Она схватила костюм и помчалась к кассе, на ходу выписывая чек, чтобы я не дай бог не передумала.

Я шла по Тверской, груженная пакетами, и напевала песенку покупательниц всех времен и народов, бессмертный мотивчик «Pretty Woman». Пришел мой час превращаться из уродины в красавицу. Да еще в какую! Ха. Андрей не представлял, во что он ввязался.

– И ты это наденешь? На работу? – Мама с сомнением качала головой. – Только гляди, чтобы отец и бабушка не увидели, а то у одного слабое сердце, а другая вообще на ладан дышит.

– Хорошо, что хоть ты у меня здоровая, мамочка, – я крутилась перед зеркалом, зеркало было старинным и толстым и лишь поэтому не треснуло от возмущения.

– Да, хорошо, наверное, – мама проглотила горсть цветных таблеток и ушла делать себе холодный компресс…

В комнату заглянул мой братец:

– Систер, слышь, твой Андрей просто офигенный перец. Упс!

Для тех, у кого в доме не водится подвид homo sapiens под названием «тинейджерус оригиналис», перевожу. Владик хотел сказать примерно следующее: «Сестрица, душенька, на твою долю выпало познакомиться с весьма достойным мужчиной». А вот «упс» относилось к моей обновке!

– Нравится? – Я попыталась пройтись, чтобы юный ценитель моды вынес свой вердикт.

– Знаешь, систер, это все, конечно, круто, но ты уверена, что в твоем возрасте это носят?

– Не знаю, Владик. Меня попросили выглядеть более нежно и женственно, и я, как видишь, выполнила просьбу. Разве нет?

– Да! На все сто! – Братец обошел меня со всех сторон. – Систер, а ты вообще-то садиться в этом пробовала?

– Ага. Только что. Больше не буду. А то очень страшно за окружающих.

– Андрюха ошалеет точно. Если уж я заценил… Кстати, честно, офигенный перец. В компах сечет и не жмот. Не то что твой зубодер. Если упустишь – я в тебе навеки разочаруюсь. Запомни, систер, твоя задача – молчать, улыбаться и не затягивать с половым актом, – брат воображал себя гораздо мудрее меня в вопросах философии, психологии и физиологии, посему считал возможным давать мне дельные советы. – Ну я пошел, меня подружка ждет. Подкинь баксов пятьдесят, Лошарик. Очень надо.

Пятьдесят! Штука, в которой нельзя было сидеть, стоять, ходить и вообще двигаться, оставила меня без сигарет месяца на два. Но она, черт побери, этого стоила!

Когда утром в понедельник я вошла в этом «костюмчике» в офис, реакция была именно такой, на какую я и рассчитывала.

– АААХ, – раздался дружный вздох.

– Это что такое на тебе? – Серега смог заговорить первым.

– Деловой костюм.

– Хороший, типа, костюм… – У Сереги текли слюни.

– Главное, что деловой, – я осторожно села за стол, следя за тем, чтобы юбка не задралась до талии.

– А чем ты занята сегодня вечером? – По-моему, на этот раз Серегин интерес был вызван причинами скорее личного характера, нежели желанием выяснить, идем ли мы сегодня куда-нибудь с Андреем.

– Сегодня я ангажирована, как, впрочем, и завтра, и послезавтра. Так что оставь пустые надежды и ступай снабжать фирму, как обычно.

Он пошел снабжать, оглядываясь на ходу, а я посчитала необходимым прогуляться пару раз до ксерокса, дабы дать возможность людям привыкнуть ко мне в моем новом амплуа женщины-вамп.

– Лариса, вы срываете рабочий процесс, – Светлана Денисовна пыталась затолкнуть меня на мое место. – Сядьте и постарайтесь не вставать.

Ладно. Я села возле ксерокса и даже закинула ногу на ногу.

– Лариса, встаньте немедленно и лучше не садитесь! – Светлана Денисовна никак не могла определиться.

– То сядьте, то встаньте. Сами не знаете, чего хотите, – я прошлась по офису еще и еще раз. В конце концов Светлана зажала меня в углу и настоятельно порекомендовала прикрыть ноги ее шарфиком и сидеть смирно, желательно не двигаясь.

– Пожалуйста, Лариса, – взмолилась она.

– Не могу. У меня жуткий понос, и, если я буду сидеть смирно, не двигаясь, могут произойти разные и весьма неприятные для всего офиса последствия. – С этим я вырвалась из плена и вылетела в коридор, сопровождаемая кровожадными взглядами как женской, так и мужской части нашего зверинца. В туалете было прохладно и пахло розами. Я подновила сделанный с утра макияж и, удовлетворенная результатом, уложила обратно в косметичку всякие разные макияжные примочки, на время позаимствованные у мамы.

– М-да, Синди Кроуфорд из меня, конечно, не выйдет, но, если натереть мордолизацию ваксой, можно запросто сойти за Наоми, – похвалила я себя и, открыв дверь, поняла, что кого-то этой дверью зашибла.

– Извините, я вас не убила ненароком? – Мой голос звучал с той страстностью, которая является обязательным атрибутом женщины-вамп.

Кто-то оказался не кем иным, как самим Джозефом Лангстомом, нашим миллиардерским президентом, неожиданно прилетевшим в Москву на какие-то переговоры. Сопровождаемый Андреем, он шествовал по затертому ковровому покрытию с такой важностью, с какой папа римский ступает по ступеням собора в Ватикане, благословляя трепещущую в религиозном экстазе паству. Ничто не могло сбить его с размеренного темпа его походки, да и жизни вообще. Почти ничто.

«Ай эм сорри», – тут же нашлась умная я и вамповски облизнулась, глядя в его белесые американские глаза, упакованные в золотую оправу и полные неподдельного восхищения. Лангстом оглядел меня с ног до головы, затем вернулся к ногам и там и остался. Говорить он не мог, шевелиться тоже. Я покосилась на Андрея. Судя по всему, его двигательные рефлексы тоже временно отказали. Так мы и стояли до тех пор, пока Лангстом не пришел в себя и не рассыпался бисером длинных и непонятных комплиментов по поводу очаровательных русских женщин.

Мне было весело, очень весело, в особенности когда я смотрела на онемевшего Андрея. Тот хватал воздух губами, как рыба, и делал страшное лицо. Придя в себя после минутного наваждения, он вцепился в упирающегося Лангстома и потащил его прочь от меня, в конце коридора обернулся и с сахарной улыбочкой произнес:

– Лариса, вас надо выпороть хорошенько, а лучше всего сразу убить.

– Ну вы же сами настаивали, Андрей Николаевич… – Я наивно похлопала ресницами и приняла такую позу, что Андрей залился краской.

– Вернитесь к себе, потом наедине все обсудим.

– С превеликим удовольствием. Наедине, – то, как это прозвучало, заставило его покраснеть еще больше и поспешно ретироваться.

Я слегка приоткрыла дверь и застала народ за обсуждением моего чудесного превращения. Увлеченные сотрудники не обратили на мой приход никакого внимания, и я получила неплохую возможность услышать множество полезных вещей.

– Ерунда. Таким макаром она тоже ничегошеньки не добьется, кто из вас не пробовал? – рассуждал Митрич.

– Да? А ужин, а зоопарк? Нас-то он никогда никуда не приглашал, – резонно заметила мудрая Анечка.

– Все равно не верю! Должно быть какое-то еще объяснение, – Ленка явно нервничала. – Может, они тайные родственники?

– Не знаю, какие они родственники, но ноги у Лариски о-го-го. С такими ножищами можно и в зоопарк. Чего ж она их, типа, скрывала? Все, бабы, я пропал в натуре, – Серега не скрывал своего отношения к моим нижним конечностям.

– Тебе, Серега, только ноги подавай. Тут вопрос стоит серьезный. Сорок штук баксов наличкой.

А ты – «ноги», – суетилась Ольга Шпитко. – В общем, нельзя снимать наблюдение. Кто был на посту в воскресенье?

Нимфетка Юленька подняла руку. Значит, я упустила хвост в зоопарке. Браво пионерам-героям, под памятник писающему мальчику она загримировалась, что ли?

– Юлия, докладывай, – приказал Митрич.

Та вскочила, достала какие-то конспекты и начала бойко зачитывать: встреча объектов произошла в десять тридцать. Объект Л. привел с собой объект Икс, юношу лет пятнадцати, по предварительным данным – брат. Объекты гуляли по территории, взявшись за руки и оживленно беседуя. Предположительно, беседа велась на отвлеченные темы. Прогулка по территории заняла два часа сорок минут. Затем объекты исчезли из зоны наблюдения. Все.

– Молодец, Юлия, работа выполнена успешно. Жаль, что не смогла подойти поближе и узнать тему беседы. Ну да ладно. Кстати, присутствие брата утешает. Может, они правда тайные родственники. Проверить, – Митрич не любил делать скоропалительные выводы. – Так, господа. Сегодня и завтра – отбой.

Митрич покопался в бумажках на столе.

– Пока здесь Лангстом, Андрей под завязку будет занят, ну а в пятницу они летят в Штаты, так что у нашей поэтессы на эту неделю никаких возможностей для теракта нет и не будет.

– Про какие это теракты вы тут беседуете? Просто банда фанатичных талибов, а не экспортный отдел, – я сочла нужным эффектно возникнуть как бы из ниоткуда. Серега шумно вобрал воздух в легкие и одарил меня сладким взглядом растлителя малолетних.

– Так, тебя это ни в коей мере не касается, иди работай! – Ленка состроила лошадиную гримасу и отвернулась.

– Есть, ваше высокопревосходительство! – Отсалютовав, я села на место. Мне даже понравилась та серьезность, с которой мои коллеги подошли к этому делу. Значит, у меня есть все предпосылки для получения выигрыша и для поездки в страну ветряных мельниц и маразматичных рыцарей. И я туда обязательно поеду. Мне стало так радостно и легко. Да, где это у меня там завалялся карманный любовный шедеврик Барбары Картланд?

Глава двенадцатая(Длинная, но совершенно обязательная, полная великосветских штучек и невероятных метаморфоз. Не верьте: почти все здесь авторский вымысел, но, к счастью, без нудных описаний природы.)

– Ты картошечку будешь? С лучком, укропчиком и маслицем, – бабуля развонялась жареным луком по всей нашей хрущевке.

– Не могу, бусик, у меня наистрожайший режим.

В животе подозрительно урчало. Урчало звонко и нагло. Организм настоятельно требовал пищи, а не тошнотворной кислой минералки, которой я травилась уже второй день. Вот получу свой выигрыш, завалюсь в супермаркет и накуплю кучу импортного хавчика в разноцветных баночках и пива мексиканского ящик, сяду и буду объедаться до утра. Я попыталась представить эту дивную сцену, но легче почему-то не становилось. Бабуля подсунула мне тарелку с ужином прямо под нос.

– Ааа… – застонала я, истекая слюной. – Ты что делаешь, коварная соблазнительница?! Немедленно спрячь! Мне необходимо сбросить как минимум двадцать кило за ближайшие полчаса или я пропала!

Как же кушать хотца! Орган в желудке не успокаивался.

Я ничуть не преувеличивала, нисколечко. Это кошмарное вечернее платье, открытое сверху, снизу и с боков, было впору только маленькому (ну очень маленькому) привидению. И мне – представляете, мне! – надо было его надеть.

Трагедия заключалась в том, что в понедельник миллиардерский мистер Лангстом, ошарашенный достижениями западной текстильной промышленности в совокупности с моими сомнительными достоинствами, просто приказал мне сопровождать их с Андреем на этот дурацкий ужин в посольстве.

– Буду счастлив видеть вас рядом со мной, – зубасто улыбался он, – надеюсь, что вы не оставите меня одного скучать в этой малоинтересной компании. – Лангстом кружил вокруг меня, точно гриф вокруг сдохшего бизона, и искал место, куда бы поудобнее приземлиться, чтобы оторвать кусочек соблазнительной плоти (ух ты, вот это сравненьице я закрутила!).

– Мне будет без вас так одиноко, – истекал медом мой БИГ БОСС, а Андрей за его спиной махал руками: откажись, мол, немедленно. Ах, вот как! Значит, ты, сеттер педигрипаловский, что-то имеешь против моего присутствия на крутой вечеринке? Значит, думаешь, что у меня пороху не хватит и вообще что такие места не про нашу честь? Как бы не так. Я тут же надела на себя маску святой невинности и сделала вид, что не поняла его бурной жестикуляции.

– Дорогой мистер Лангстом, – взяв уже полностью спекшегося босса под руку, я прижалась всем телом к его упитанному бочку, что осчастливило одного и ввело в транс другого, – я никак не могу позволить вам провести целый вечер без меня. Это как минимум жестоко.

Краешком глаза я усмотрела, как Андрей сначала охнул, потом пошатнулся, потом откинулся в кресле, а потом показал мне кулак и что-то прошептал. Если бы я умела читать по губам, я бы поклялась, что он прошептал: «Убью идиотку!»

Андрей перезвонил мне в тот же вечер. Услышав в трубке его баритон, я неожиданно для себя разволновалась и потушила окурок о собственную коленку. Не дав мне никакой возможности поздороваться, поинтересоваться его здоровьицем и узнать метеорологический прогноз на неделю, он сразу же, без обиняков, высказал мне все, что думал. Высказывал достаточно долго, я даже успела сходить на кухню и сделать себе бутерброд. Когда я возвратилась и вновь прижала трубочку к ушку, он почти заканчивал. Хорошо, что я большую часть пропустила, поскольку даже то, что мне удалось услышать, никак (ну никак) не соответствовало уровню моей самооценки.

– Андрей Николаевич, не преувеличивайте, – надо было либо защищаться, либо соглашаться, – я вовсе не испорченная сексуальными меньшинствами аферистка, и уж точно не озабоченная нимфоманка. И с какой это стати вы обозвали меня наглой и порочной стервочкой? Я просто иногда чересчур веселая и не всегда предсказуемая.

– Непредсказуемая! Это точно! Ну скажите, какого черта вы приняли приглашение Джозефа (это так нашего босса зовут)? Планируется, к вашему сведению, деловой ужин, и вам там, с вашими не самыми остроумными приколами и не самым приличным внешним видом, извините, лучше не появляться.

Вот тут-то я и взвилась! Значит, приколы не нравятся, внешний вид не устраивает? Сеттерюга безмозглая! Да твоя ушастая головешка даже не сообразила ради интереса залезть в досье на персонал и просмотреть мое резюме. А если бы просмотрел, то, может быть, и не наговорил бы таких глупостей и гадостей. Ох я и обиделась. Честно, даже слезы на глазах выступили. Я пять лет вкалывала менеджером по связям с общественностью в представительстве одной очень крупной международной конторы. Да я всяких тупых, отстойных деловых тусовок видела, как сеттеров нерезаных. Сама же и организовывала. Черт! «Ваш не самый приличный внешний вид!..»

– Ну так объясните же, к чему надо было соглашаться? Что, очень хотелось поглядеть на высший свет? Поверьте, такие же люди, как и все, разве что чуть более обеспеченные и уставшие.

Я кое-как справилась с накатившей обидой и закурила.

– Уж простите, Андрей Николаевич, меня за плебейское любопытство. Не буду врать, хочется разочек взглянуть на элиту российского бизнеса. Опять же, надо учесть тот неоспоримый факт, что этот прием станет еще одним аргументом в нашу пользу. Пусть все думают, что это вы, а не господин Лангстом уговорили меня составить вам компанию. Очень удачненько вышло, тем паче что и Митрич тоже там будет.

– Иннокентий Митрофанович не входит в список приглашенных, к вашему сведению.

– Ой, мамочка. Он еще и Иннокентий, – я хихикнула. – То-то он такой неумеренно дерганый, говорят детские комплексы. Представляю, как над ним издевались товарищи по песочнице. Бедненький.

– Немедленно прекратите паясничать, Лариса, и внимательно меня выслушайте. Раз: если уж вы идете с нами (думаю, эта катастрофа уже неизбежна), будьте добры оставить ваши «ужимки и прыжки» и постарайтесь вести себя прилично или хотя бы молчать. Два: это прием по протоколу, поэтому почитайте на досуге какую-нибудь литературку по этикету. Сумеете что-нибудь подыскать? – Андрей говорил через силу, я просто ощущала, как ему претит этот поход в посольство, да и вся эта история вообще. Надо было его успокоить, но в ушах у меня еще звенело «ваш не самый приличный внешний вид» и «ужимки и прыжки».

– Не вопрос! Почитаем. Этого дерьма в любовных романах более чем достаточно, поэтому я как-нибудь справлюсь с ножами и вилками, не перепутаю шабли с водкой, а также не буду отплясывать джигу на столе у военного атташе, клянусь. Также обещаю не брать с собой оружия, наркотиков и шпионской литературы, не бросаться на шею к сексапильным телохранителям и не сморкаться в шторы. Достаточно? – утешила я его, одновременно перебирая в голове различные варианты на тему, как лучше эпатировать публику. Этикет этикетом, но не каждый день мне представлялась роскошная возможность пошалить. Пока я колебалась между прилюдным ковырянием в носу, устраиванием легкого стриптиза и швырянием бутербродов с икрой в бассейн, Андрей перешел к пункту третьему:

– И еще одно. Ваш внешний вид должен соответствовать ситуации. Короче – вечерний туалет, и точка. Никаких возражений, капризов и выдумок. Где и на какие деньги его достать – ваши проблемы, сами напросились. А еще не вздумайте надевать эту возмутительную вещь, которой вы сегодня подчистую совратили президента. В таком безобразии можно ходить только по Бродвею в качестве живой рекламы для презервативов. Вопросы?

Его тон меня здорово раздражал, и еще этот «ваш не самый приличный внешний вид» все крутился и крутился в голове, не давая возможности расслабиться.

– Только один, – я ласково замурлыкала в трубку. – Андрей Николаевич, а вы, вы тоже будете в смокинге?

– Обязательно. Вас что-то смущает?

– Да нет, просто мне всю жизнь хотелось потолкаться среди чудиков, одетых в эти смешные штанишки с кушачками и пиджачки с атласными отворотами. Кино! Выглядеть вы будете забавно. А можно будет вас потрогать? Да, и еще один крошечный, просто крохотулечный вопросик: откуда у вас такие исключительно подробные сведения про презервативы на Бродвее, неужто подрабатывали вечерами?

Он положил трубку. Бросил. Я послушала короткие гудки, еще чуточку покурила и начала размышлять. Не самый приличный внешний вид, говоришь? Ну-ну! Разберемся! Лишнее разъяснять, что в моем платяном шкафу не наблюдалось шикарных платьев, подходящих к случаю, а «рекламный» костюмчик сожрал весь полугодовой бюджет. Поэтому мой внешний вид напрямую зависел от моей фантазии. Первой мыслью, забредшей в мою светлую голову, было особо не изощряться, а пойти на прием в своем любимом Келвине Кляйне (имеется в виду классический прикид – джинсы и свитер) и бродить по залу с гримасой пресыщенной светской львицы, обливая послов, торговых представителей и военных атташе презрением. Бродить, небрежно подпихивать их локтями и глушить скотч стаканами. Потом пришла мысль вторая – обрезать бабулино подвенечное платье и, раскрасив его акварелью в ответственных местах, закосить под богемную штучку. Тоже недурственно, главное, грамотно подобрать цвета. Но затем мысль третья оформилась и заставила меня срочно набрать номер Женюлика. О, мой Женюлик был спецом по части высокой моды.

– Кто тот милашка, который тебя ужинал на прошлой неделе? А как он в постели? Ну расскажиии!.. – ныл мой неформал.

– Женюлик, что за шелуху ты несешь. Вот этот балованный и утонченный типчик – и Я. Как ты себе это представляешь?

– Ой, очень даже представляю. Вы прямо как дельфин и русалка. Как мило! – Женюлик заходился слюной от возбуждения.

– Ага, у него вместо ног хвост, и у нее вместо ног хвост. Извращенец ты, Женюлик, как я погляжу, – Женюлик закашлялся, замолк, и я поняла, что совершила страшнейшую ошибку и оскорбила хорошего человека.

– Ой, прости, не извращенец – извращенка, увлеклась и забыла, – надо было быть вежливой.

– Ну вечно ты меня обижаешь, Лора, сколько раз можно повторять…

– Женя, дорогая, хочешь, приедь и ударь меня в лицо, натуралку бестолковую. Хочешь, пни, но только не сильно. Я тебе, лапуля, по делу звоню, между прочим. Помнишь, у тебя есть такое розовое платьице с перьями? Ну то, что ты на выставку Матвея надевала. Я тут в четверг иду на обалденный сейшен, соответственно нужен обалденный прикид.

– Ты с ума сошла! – искренне ужаснулся Женюлик, узнав, куда и с кем я иду. – Розовое не пойдет, и потом это уже не стильно. Есть одна вещица, мне немного мала, а тебе будет в самый раз. Живанши, последняя коллекция.

Женюлик в свободное от любви время подрабатывал, навешивая суперэксклюзивные бронированные двери на квартиры, дома и дачи новых русских. Бизнес процветал, Женюлик тоже, он вполне мог позволить себе Живанши.

– Женя, спасительница! Ну давай твою «Живаншу», и туфли тоже тащи, размер у нас с тобой вроде бы одинаковый.

С утра был четверг. Уже пару дней «Живанша» пребывала у меня в шкафу вместе с туфлями и непонятными прибамбасами на шею и в уши. Женюлик здорово преувеличивал, говоря, что это платье ему лишь слегка маловато, – туда могла влезть разве что его нога, и то с трудом. У меня в «Живаншу» влазило все тело, но абсолютно ничего не застегивалось. То есть, если я выдыхала и лежа втискивалась в этот черный эластичный чулок, он в принципе меня одевал, и все. Чтобы наконец-таки застегнуться, я активно худела уже целых два дня, но пять кило – не двадцать. Что ж, по крайней мере теперь молния сходилась, и «Живанша» не расползалась по швам. Я встала перед зеркалом и приступила к замазыванию дефектов внешности и окрашиванию замазанных деталей.

До приема оставалось два часа, до приезда Андрея – час. Да, да, он сам предложил забрать меня из дому, чтобы я не топала до Красной Пресни пешком и не пачкала свой роскошный туалет. Такая вежливость меня тронула, хотя я подозревала, что Андрей хотел убедиться в том, что я не отмочу на этот раз никакого номера, а также дать последний инструктаж. А пока я отчаянно вспоминала, как можно сделать конфетку из этого… ну как его… шоколада!

– Так. Здесь у вас, барышня, будут глазки. А над глазками полагаются реснички и эти, такие волосатенькие… – бровки! – приговаривала я. В зеркале происходили метаморфозы, вернее, отражались. – Что у нас с носиком? Ничего у нас с носиком. Нового не налепишь. Берем, что есть. А еще румянца на скулы. И карандашиком рисуем рот, раз-два-три. Во! Нет, не прынцесса – королевна! – Процесс доставлял мне кучу удовольствия. Как выяснилось, опыт, приобретенный давным-давно и так же давно позабытый, я не растеряла, и из меня медленно, но верно получалось очаровательное существо определенно женского пола.

– Что это ты закрылась, сладурка? Заболела, что ли? – Бабушка мощно рвалась в комнату, озадаченная моим уже получасовым молчанием.

– Если и заболела, бабуля, то не смертельно. Бусь, слышишь, сейчас за мной заедут, ты, пожалуйста, не пугайся и лучше не приставай с расспросами о зарплате. Договорились? И кстати, сегодня вернусь поздно, – я замолчала, выдохнула и проскочила в черный чулок от Живанши. Уух.

– Это тот, на «запорожце»? – Проницательная бабуля крупным настойчивым мотылем билась в закрытую дверь, но я не открывала, нельзя было заранее ее доводить до инфаркта. Ей было бы бесполезно объяснять, что это высокая мода, а не шелковые обрывки на веревочках.

– Угу, – промычала я, нанося на губы коралловую мерзость, выданную мне Женюликом вместе с подробной информацией о современных методах макияжа.

– Супружница-то его не померла? – искренне интересовалась добрая бабуля.

– Жива, жива, мученица, – я придирчиво оглядела результат в зеркале и убедилась, что у меня очень большие ласковые глаза, густые брови, чистая нежная кожа с очаровательным румянцем, чувственный рот, сногсшибательная грудь и осиная талия.

«Все в восторге от тебя», – пропела я и повертелась в разные стороны.

– А он кто? Окрок, вьюнош или лыцарь? – не унималась бабушка, пытаясь подсмотреть в замочную скважину.

Если я мужчин особачивала, что давало мне множество вариантов их классификации, то бабуля просто распределяла их по возрасту. Отрок, юноша или рыцарь? Подумав, я решила, что Андрея, пожалуй, ни по каким параметрам нельзя считать «вьюношем», тем паче «окроком».

– Рыцарь, бабуля, рыцарь. Не мешай мне одеваться.

– Ты юбчоночку-то надень. А куда вы идете, в кино или в парк? – Бабулины представления о количестве доступных для порядочной тридцатилетней девушке развлечений были еще проще, чем классификация мужского населения.

– В кино, бусик, – я не стала разрушать бабулины иллюзии. – А насчет юбчоночки ты, пожалуй, права. Уже надела. Чудная такая юбчоночка и кофтеночка ей под стать.

Раздался звонок. Андрей пришел раньше назначенного срока. Я услышала, как бабуля прошаркала к двери, а затем его шаги в коридоре.

– Ну вы готовы, Лариса? – Он здорово нервничал. А я просто садистский кайф получала. – Поторопитесь, будьте добры.

– Еще десять минут, – крикнула я ему из-за двери. – Заключительные штрихи, и можно ехать. Вас пока бабуля займет. Бусь, развлеки гостя.

– Проходите, лыцарь, – бабуля была тиха и вежлива. Они прошли в гостиную и о чем-то там беседовали.

Я нацепила нашейный прибамбас и подмигнула своему отражению. «Ах, за что, за что мне, грешной, вид такой достался внешний?» – рифма родилась и оказалась неудачной, вернее, не подходящей к случаю. Черт меня побери! По-моему, я классно выглядела! Минералка сделала свое черное дело, а косметика свое дело разноцветное. Меня можно было смело выводить в люди, мной можно было гордиться, и вообще на меня можно было вешать табличку «руками не трогать», а еще лучше «не влезай – убьет!». То есть это была не совсем я, передо мной в зеркале стояла такая утонченно-эротичная особа с обнаженными плечами и загадочной улыбкой. Сделав улыбку еще загадочней, как у блоковской «Незнакомки», я, «дыша духами и туманами», выплыла из комнаты.

Бабуля сидела рядышком с Андреем на стареньком диване и нежно глядела на него, время от времени поправляя парадный платок на голове. Он ей положительно импонировал. Она даже старалась не пукать, что было очень и очень не просто. Бабушкин кишечник всегда подводил ее, и она, разумно считая, что комфорт дороже приличий, никогда не стеснялась выпустить газ, забавно приподнимая то левую то правую свою часть, в зависимости от того, где сидел (вернее, не сидел) собеседник. Мы к этому давно привыкли, а немногочисленные гости вынуждены были молча смиряться, но не в этот раз. Бабуля, красная и раздутая от напряжения, беззубо щерилась и, похоже, флиртовала. Конечно, там было с чем флиртовать. Какой там ушастый Ричард Гир и слащавый Ди Каприо! Андрей, кстати действительно в смокинге и при бабочке, просто уничтожал наповал своей ненормально потрясающей внешностью.

– А на какое кино вы идете, лыцарь? – нежничала бабуля, Андрей замялся, не зная, что ответить, но я пришла ему на помощь:

– «Кошмар на улице Вязов». Самый последний римейк. Догадайтесь с трех раз, кто в главной роли. Это я, – увидев меня в дверях при полном параде, бабушка не выдержала и все-таки звонко, раскатисто пукнула, а Андрей приподнялся и тут же сел обратно.

– А вот и я, ну что, едем, рыцарь?

– Сегодня Рождество, седьмое ноября? Или я сплю и вижу сон? – Андрей зажмурился, потряс головой и снова вытаращил на меня свои синющие глазищи с поволокой. Да, он был обрадован. Даже потрясен. Можно сказать, у шотландского сеттера просто до земли отвисла клыкастая челюсть и вывалился язык.

– Вальпургиева ночь. И не наезжайте с комплиментами, а то я за себя не ручаюсь. Вот пойду и умоюсь, частично из стеснительности, а частично из вредности характера.

– Молчу. Молчу и молча преклоняюсь перед прекрасным. Что ж, раз вы готовы, моя Маргарита, тогда вперед на Лысую гору, – он взял меня под руку, и я, совсем как в женских романах, почувствовала, как приятный трепет прошел по моему телу.

– Ох и хитрый этот женатик, – прошептала мне бабуля, провожая нас до дверей.

– С чего взяла-то, бусь?

– Сам зенки-то на тебя выпялил, как будто и не видит больше никого вокруг, а как звать-то, толком и не помнит, вон Риткой какой-то кличет. Ох, хитрый.

Я погладила бабулю по голове. Ей так хотелось, чтобы у меня все было еще лучше, чем у Розалинды и Марианны. Милая бусечка!

– Так, значит, у меня жена и пятеро детей? – За окном автомобиля мерцали фонари. В Москве был дождливый майский вечер.

– Про пятого еще не знаю. По моим прикидкам, пока четверо. Два мальчика и две девочки, – таак, бабушка все ж-таки не удержалась и устроила Андрею блиц-допрос, пока я отсутствовала.

– А что вы сделали с моей половиной? У нее что, проблемы со здоровьем? – Андрей забавлялся.

– Пять лет не встает с постели. Нервы. Думаете, легко с вами жить?

– Какой кошмар. У вас извращенное воображение, – Андрей громко и как-то очень хорошо рассмеялся, и опять предательская дрожь посетила упакованное в Живанши мое Я.

Это переставало мне нравиться. С таким трудом достигнутое равновесие и душевный покой исчезали от одного его взгляда. Я ощутила себя первокурсницей, втрескавшейся в молодого препода и падающей на лекциях в обмороки. Стоп! Надо срочно прекращать процесс весеннего оглупления. «Живо, на место!» – рявкнула я на свой здравый смысл, но именно в эту секунду Андрей положил свою руку на мою ладонь и тихо произнес:

– Спасибо за то, что прислушались к моей просьбе. Очаровательно, просто потрясающе выглядите, Лариса. Мне кажется, я очень долго был слепым глупым щенком, а вот сегодня у меня открылись глаза. А может, и не сегодня, а гораздо раньше… Просто сегодня я стал видеть еще лучше, а?

От ощущения тепла его руки и от его последних слов, пусть даже немного нарочитых, господин здравый смысл на полном ходу выскочил где-то в районе Беговой, а его место заняли розовые пустотелые пузыри в форме проткнутых стрелою сердец. Минут десять у меня ушло на то, чтобы разогнать эту пузырящуюся романтическую чушь. Когда все, включая здравый смысл, вернулось на свои места, мы уже подъезжали к зданию посольства.

На приеме, как я и предполагала, было зверски скучно. Странные серьезные люди расхаживали по огромному зимнему саду, собирались в могучие кучки, опять разбредались и вели умные беседы об умных вещах. То и дело слышалось «поток инвестиций», «экспортное кредитование», «правительственные концессии». Тоска. Душка Лангстом намертво приклеился ко мне и весь вечер нес какую-то муру, какую точно, я не могла понять, потому что мне напрочь отказали лингвистические и умственные способности. А отказали они однозначно из-за Андрея, который, бросив меня на попечение высокого руководства, пристал к группке западных коммерсантов и коммерсантш, увлек одну стриженую бизнес-леди в уголок, завязал с ней увлекательную беседу и ни на кого больше не обращал внимания. Оказывается, меня это задевало, более того, раздражало и даже злило. А тут еще этот надоедливый Лангстом со своими «How charming you are» и «I’ve been blessed to meet you» (это что-то вроде «зайка моя»). Через некоторое время мне все-таки удалось сбежать от очарованного Лангстома под предлогом припудривания носика.

В туалете, который по размеру равнялся нашей трехкомнатной квартире, от души накурившись и налюбовавшись на разодетых и раздетых дам, среди которых я оказалась не самой худшей, и даже наоборот, весьма и весьма, я еще раз обдумала ситуацию. Ситуация вырисовывалась не самая веселая. Разъясняю. По собственному желанию втравив себя в невероятную аферу по выколачиванию денег из коллег, я просто-напросто стала жертвой собственной изобретательности. Похоже, что слишком дорого мне начала обходиться эта оперетка. Независимо и неожиданно для меня, мной овладели несколько иные эмоции, нежели чисто финансовый интерес и намерение слегка позабавиться. Короче, чего там притворяться, я потихонечку-потихонечку начинала влюбляться в Андрея. И это было плохо, потому что безнадежно. В таких, как он, влюбляться не рекомендуется никому, а тем более сумасшедшим старым девам с комплексом неполноценности. М-да!.. Только этого недоставало. Я почесала кончик носа (верно, к выпивке). Сигареты закончились, надо было возвращаться в люди.

Выходя, я спряталась за спину толстой негритянки и, таким образом избежав поджидавшего меня Лангстома, пробралась к фонтанчику. У фонтанчика было пусто, в фонтанчике тоже. Напрасно я высматривала там золотую рыбку, в надежде стать владычицей морскою или хотя бы приобрести бесплатное корыто. Я повертела головой и обнаружила возле себя на столике забытую кем-то тарелочку с двумя унылыми канапешками, на которых было намазано нечто похожее на черную икру. Было скучно. Очень. Сковыряв икринки ногтем, я запустила их в воду, они медленно опустились на мраморное дно.

– И что же вы здесь делаете, мэм? Давно наблюдаю за вами. Такая прекрасная леди не должна быть одна, – я повернулась на приятный мужской голос и встретилась глазами с импозантным седовласым джентльменом.

– Я скучаю, сэр. Развожу в фонтанчике рыбку и надеюсь на встречу с настоящим мужчиной, который догадается принести мне чего-нибудь выпить. Лучше виски.

– Вам крупно повезло, мэм. Вы его встретили, и, если вы потерпите еще минуты три, вы получите ваш виски и неглупого собеседника в моем лице, – самонадеянность была джентльмену к лицу.

Через три обещанные минуты он принес два бокала, где плескался мой драгоценный скотч со льдом. Еще через десять минут мы громко спорили, перебивая друг друга и азартно размахивая руками. Выяснилось, что мой новый знакомый не на шутку увлекается скандинавской мифологией и даже пишет какой-то солидный труд на эту тему, а я неуместно пошутила насчет валькирий и выразила сомнение в том, что после смерти попаду в Валгаллу.

Не то чтобы я была специалистом по всяким там Одинам и Торам, но когда-то интересовалась, и даже серьезно. А тут такой мистер Всезнайка. Короче, мы с этим господином Макфеллоу не сошлись во мнениях и, пытаясь найти компромисс, почти кричали. Он вцепился в мой локоть, прижал меня спиной к колонне и с фанатичным пламенем во взгляде разъяснял, брызгая слюной:

– Мисс Лариса, вы должны внимательнейшим образом перечитать «Младшую Эдду», и тогда вы согласитесь, что Валгалла – это не только обитель павших в бою воинов!..

– Не согласна, и всё тут. Чем вы читали, не понимаю, точно не глазами. Повторяю для дураков! Валгалла – это жилище викингов – эйнхериев (слово все-таки какое-то неприличное), а Хель для всех прочих, – я тыкала ему пальцем под нос, пытаясь что-то процитировать и доказать, но вдруг почувствовала, что нахожусь в эдаком вакууме. Оглядевшись, я увидела, что мы с Макфеллоу стоим в самом центре, вопя и плюясь друг в друга, а вокруг образовалась удивленная толпища, которая внимательно за всем этим наблюдает. Я потянула Макфеллоу за смокинг, но он с безумно блуждающим взглядом продолжал ораторствовать.

– Эй, Сэм! Очнись! Мы весь тутошний бомонд распугаем к чертям собачьим своими викингами, – он не поддавался и лишь после того, как я довольно чувствительно ущипнула его за пузо, встрепенулся и, осмотревшись, рассмеялся.

– Простите, господа, увлекся. Позвольте мне представить вам умнейшую, очаровательнейшую юную мисс (ни фига себе увлекся! Умнейшая – согласна, очаровательнейшая – согласна, но юная?!).

И понеслось! За полчаса меня познакомили с невероятным количеством людей, имен, должностей и национальностей, которых я, естественно, не запомнила. Я глазела на всех этих человечищ глазами Тотошки из «Страны Оз», мечтая о возвращении обратно в уютный Канзас. Под конец я уже на ногах не стояла.

– Лариса, вот вы где. Я так и знал, что без проблем не обойдется, – дрожь в коленках меня не обманула. Мой шотландский сеттер в смокинге стоял рядом и глядел на меня с упреком. – Я вас повсюду ищу, а Джозеф просто икру мечет от волнения. Хоть бы его пожалели.

– И много ли наметал? Тогда тащите его сюда. А то я пыталась тут из черной икорки развести в фонтане осетров, но ничего не вышло. Может, с маленькими Лангстомчиками повезет больше.

– Опять взялись за свое? Ээх, Лариса, Лариса, – его глаза были слишком близко, его рука лежала на моем плече, и мне опять не оставалось ничего другого, как оглянуться в безнадежных поисках самообладания. Самообладания не наблюдалось, а вот господин Макфеллоу покорно стоял по правую руку от меня и очевидно ждал, когда я его представлю Андрею.

– Ой, ну надо же! Эти комплиментарные моменты и этикет! Вечно путаюсь. Господа, я должна кому-то из вас кого-то представить, но, пока я буду думать об очередности, вы можете быстренько разобраться сами. Ничего?

Они разулыбались оба одновременно и обменялись рукопожатиями. Андрей назвался.

– Доктор Сэмюел Макфеллоу, – объявил мой любитель валькирий.

– Очень рад… Тот самый доктор Макфеллоу?… – Андрей вдруг нехорошо побледнел.

– Ну, если хотите, тот самый, – Сэм пожал плечами.

– Очень рад. Прошу вас, погодите, сэр, я сейчас приведу нашего президента. Он где-то здесь, – Андрей бросил на меня такой выразительный взгляд, что только полный идиот мог не понять, что требуется рассыпаться в прах, но не отпускать Макфеллоу ни в коем случае.

Да он и не собирался уходить. Он нежно гладил меня по локотку и втирал очередную свою теорию о прелестях посмертного пребывания все в той же Валгалле. Эта тема, как я поняла, была для него единственно важной.

– Господин Лангстом, доктор Макфеллоу.

Сэм был заметно недоволен, что его вынули из древних скандинавских мифов, но протокол есть протокол. Знакомство состоялось и резво перешло в дискуссии на тему развития бизнеса и получения сверхприбылей. Сэм посерьезнел, скукожился, засох и стал таким же тоскливым, как все. Зато Лангстом и Андрей были почти счастливы. Как оказалось, Сэм занимал очень высокий пост в международной кредитной ассоциации, и доступ к нему простым (и даже сложным) смертным был закрыт. Наши пытались добиться встречи с ним уже около года, и напрасно. Где уж им!.. Они же шли обычными путями, а я поперлась напрямик – через страну мертвых конунгов.

– Конечно, конечно. Завтра я буду вас ждать в офисе. Обсудим детали проекта. А вы, мисс Лариса, – Макфеллоу нагнулся и поцеловал мне руку, как будто я была в худшем случае княгиней Волконской, а в лучшем – грудастой Брунгильдой из «Песни о нибелунгах», – должны непременно, и, чем скорее, тем лучше, посетить меня и взглянуть на мою работу. Хотелось бы послушать ваши комментарии.

– Договорились, док. Я позвоню вам на сотовый, и на неделе пересечемся. О’кей?

Мы раскланялись с Сэмюелом и направились на выход. Мои спутники молча косились на меня, и в их взглядах сквозила смесь священного ужаса и здорового любопытства. Андрей не выдержал первым:

– Ну, у вас, Лариса, и темпы. Не успели пролезть в высший свет, как уже отхватили его лучшего представителя. Какая точность попадания, – заявил он, посмеиваясь. – Если бы я знал заранее о ваших талантах по налаживанию полезных деловых связей, я бы ими пользовался вовсю.

– Связи должны быть, в первую очередь, регулярными и безопасными, а уж потом полезными, – чуток скаламбурилось, а потом я уже серьезно добавила: – Случайно вышло, дядька преумнейший и презабавнейший. Кто же знал, что он еще и великий займодавец. Надеюсь, я ничего не попортила.

– Наоборот, – он хотел еще что-то добавить, но тут влез Лангстомчик:

– Не знаю, мисс Лариса, сетовать ли на то, что вы меня оставили, или благодарить вас за знакомство с доктором Макфеллоу. В любом случае, я очень полезно провел время. Благодарю, – он еще довольно долго, почти всю дорогу до отеля распинался и рассыпал бисер комплиментов, а я вдруг поняла, что зверски устала.

Все эти диеты, макияжи, доктора экономики, леди и джентльмены с шотландскими сеттерами в придачу меня ох как утомили. Лангстом был оставлен в гостинице с пожеланием доброй ночи, а Андрей довез меня до дому и взялся доставить меня до пятого этажа на лифте.

– Вас сегодня опасно оставлять даже на мгновение, Лариса.

– Что, боитесь, что в лифте подцеплю какого-нибудь психа, который на поверку окажется президентом Всемирного банка?

– Не удивлюсь. Устали, ошибка природы? – Он чересчур нежно улыбнулся и, положив теплые пальцы мне на плечи, стал тихонечко их массировать.

Я возблагодарила Бога, что живу на пятом, а не на шестнадцатом этаже, иначе до квартиры доехала бы ошалевшая зомби в платье от Живанши. Лифт тормознул, и Андрей, полуобняв, повел меня к дверям квартиры. Он мог бы вот так повести меня к зубному врачу или даже патологоанатому, я ничего не соображала, просто переступала ногами, следя за тем, чтобы не споткнуться. Этот кусочек пути я прошла как в тумане. Кажется, я даже что-то ухитрилась сказать противненькое, поскольку мой синеглазый ловелас вдруг резко развернул меня за плечи и, шутливо ударив меня пальцем по носу, заявил:

– Выглядите как принцесса, а ведете себя как пацанка.

– Я не прынцесса. Нет! Королевна!

Андрей прыснул, пожал мне руку и, задержав мои пальцы в своей руке, очень задумчиво произнес:

– Спасибо, Лариса, вы сегодня были просто неотразимы. И знаете, – в его глазах заплясали игривые чертики, – я почему-то рад, что вы втянули меня в эту дикую историю с пари.

Попав домой, я повернула ключ в замке, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Судя по всему, я окончательно теряла голову.

Глава тринадцатая(Все еще основная часть. Любовная тоска, хандра, слезы, мигрень, долгие размышления и жуткие сомнения, а также прочая романтическая дребедень, которой невозможно избежать в этом жанре.)

Живанши тосковал на вешалке рядом с открывающим коленные чашечки «деловым» костюмом. Я вернулась к своему естественному стилю и с облегчением лепила кофейные пятна на привычные джинсы, но вовсе не потому, что отказалась от своего плана. Просто Андрея не было в Москве, вместе с окончательно покоренным мной Лангстомом он направился в Нью-Йорк, дав мне необходимую передышку. Все выходные я сажала картошку на даче и сегодня чувствовала себя как чудовище Франкенштейна, собранное из миллиона разных клочков, которые ныли, болели и умоляли меня об отдыхе.

– Что-то ты, типа, плохо выглядишь. Заболела? – Заботливый Серега принес мне чаю с лимоном и тревожно пощупал мне лоб.

Я застонала, что должно было означать признательность. Все же как мы не привыкли к физическому труду! Поковырялась в земле часа три, а теперь неделю буду передвигаться мелкими шажками, держась за спину. Хитроумный братец наврал, что готовится к экзаменам, и его доля тоже досталась мне. Родители ликовали, мол, какие славные детки. Один картошку сажает, другой билеты пишет. Билеты!!! На самом деле братец под видом экзаменов изучал подаренную Андреем книгу о «Тайнах интимной жизни».

– Теперь для меня теоретически нет тайн! – объявил он нам с бабушкой. – Я подкован и готов приступать к практическим занятиям.

– Занимайся, внучек, это дело нужное, – обрадовалась бусечка, услышав слово «занятия», а вот я призадумалась.

Пора было проводить с братцем предметную беседу. Книжки – это, конечно, хорошо, но про пестики и тычинки детям обычно объясняют авторитетные взрослые. А значит, снова я… Опять я… Только вот как-то неудобно было, брат все-таки. Разнополый ребенок.

– Пей чаек, отдыхай, – Серега выдернул меня из состояния задумчивости.

– Слышь, Серега, а как с тобой родители проводили половое воспитание? – поинтересовалась я.

– Ха-ха-ха. Ты, типа, проверить результаты, что ли, хошь? – заржал придурок.

– Конь ты в пальто, Серега. У меня брат тинейджер. Надо объяснить человеку, что, куда и как. А я же девочка и стесняюсь. Должна по правилам стесняться. Как же мне извернуться?

– А ты не боись. Я вон сам до всего допер. И ниче. Типа, никто не жалуется. Ну хошь, я, типа, с твоим братом перетру этот вопрос.

– Куда тебе, Серега. Сделаешь мне из мальчишки дебила или сексуального отморозка. Нет уж, отдыхай. Сама справлюсь, – я отмахнулась от Сереги, и тот вдруг неожиданно оскорбился.

– Ты меня, типа, совсем за лоха держишь. Я, кстати, о тебе тут все думал, думал, и вот… Может, сегодня в театр сходим? – Он извлек из кармана два билета и помахал ими у меня перед глазами. Хотела бы я знать, чем была вызвана такая внезапная страсть к Мельпомене и внимание к моей особе.

– Серега, спасибо за внимание, но я два мешка картошки вчера рассовала в почву. Так что ты меня не тронь, а то у меня сегодня стрессовое состояние, и я могу забыться и кого-нибудь случайно убить.

– Это у тебя из-за отсутствия Андрея стресс, что ли? Ничего, завтра прилетит твой любимый, поэтесса. Чего на этот раз придумаешь? – Ох уж мне эта стерва – Ленка, а ведь притворялась подругой.

– Елена, мое усталое тело уже не в состоянии ходить, но еще в состоянии запустить в тебя пепельницей, – попыталась я заставить ее замолчать.

– Ой, какие мы нервные! – Лошадь Пржевальского напрашивалась на батоги.

– Леночка, не надо грубостью прикрывать явную зависть. Ты сколько времени за Андреем бегала, а он хоть раз на тебя внимание обратил? А мне двух дней хватило. Против фактов, Алена, не попрешь.

– Слушай, ты! Неужели ты в самом деле веришь, что он через месяц – раз и сделает тебе предложение? Не будь такой наивной. Ну пригласил куда-то пару раз, ну и что с того? Может, он просто из любопытства и жалости с тобой общается. Тебе это в голову не приходило?

Я потянула к себе трехлитровую банку, приспособленную мной под окурки, и Ленка сочла за лучшее скрыться у себя. Через несколько минут, однако, она вернулась и с необыкновенным ехидством заявила:

– Тут звонил твой будущий супруг. Возвращается сегодня, а не завтра. Тебе вот только почему-то забыл сообщить.

Я готовила в уме достойный ответ и совсем уже собиралась его выдать, как в помещение влетела Юленька.

– Лариса, поднимите трубку, пожалуйста, это вас! – Судя по Юленькиному личику и дрожащим от ужаса губкам, на проводе был Смольный.

– Революционный матрос Железняк! Слушаю, – бойко заявила я трубке.

– Какой Железняк? Снова лицедействуете, Лариса? Это я, Андрей, – ему вовсе не надо было представляться, мои вспотевшие от волнения пальцы знали это сами.

– Железняк. Человек с ружьем и чайником. Слышали о таком?

– Угу, слышал и видел. Как дела?

Интересненько, значит, звонит из самого Нью-Йорка, чтобы поинтересоваться моими делами. Мне стало приятно до невозможности.

– Без вас очень посредственно, а у вас, Андрей? – В первый раз я назвала его просто по имени, не задумываясь, не специально, но, как оказалось, очень удачно. Мои коллеги просто массово вздрогнули от подобной интимности.

– Без вас гораздо спокойнее, чем с вами, Лариса. Но скучновато. Да, знаете, тут с вами хотел поговорить Джозеф.

Ах, вот зачем он звонит. Значит, ему наплевать на мои дела – просто помогает начальству, сводничает. Не к лицу сеттерам такие мерзопакостные поступки. Ну и обидно мне стало! Но я не успела заявить об этом ему самому. В телефоне раздались раскатистые американские рычания. Суть рычаний была до слез проста. Чудный богатенький Джозеф Лангстом хотел бы перезвонить мне вечером домой для личной, очень личной (он подчеркнул это голосом) беседы. Он робко просил разрешения позвонить и спрашивал номер. Безумие какое-то. Зачарованные президенты компаний строятся в очереди для любовных признаний. И к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Все же я быстренько назвала ему первые пришедшие в голову цифры и, пожелав удачного дня, незаметно для остальных нажала на рычаг.

– Значит, сегодня? Да, Андрей, буду ждать. Я тоже, очень… – Я вернула пищащую трубку на место и вышла, оставив население размышлять над моим «Я тоже» и над тем, что ему предположительно предшествовало.

– Сладурка, а где твой лыцарь с «запорожцем»? Чего-то он не приходит? – Бабуля сосредоточенно делала себе клизму и поэтому не стала настаивать на немедленном ответе.

Братец, осчастлививший нас сегодня визитом, издевался над моим компьютером, стуча кулаком по клавиатуре.

– Систер, тут объявлялся твой зубодер. Искал тебя. У него тачка новая. «Пежо». Я бы на твоем месте подумал, может, стоит вернуться.

– Будешь на моем месте, тогда, что хочешь, то и вытворяй, – я забрала у него многострадальную клавиатуру и спрятала ее в шкаф. У моего братца было печальное хобби – ломать все, что принадлежит мне и ломается. Единственное, до чего он не успел добраться, был мой «москвичонок», но это лишь потому, что я тщательно прятала от братца ключи.

– Систер, а чего Андрея-то не видать? Знаю! Ты его наверняка достала, и он свалил, что, впрочем, было весьма предсказуемо. С тобой долго могут общаться только дегенераты и олигофрены.

– Допускаю. А ты себя к кому относишь, к первым или к последним?

– Я, к моему ужасу, твой единокровный брат, и этот крест мне нести и нести до конца дней своих, – юный стилист не удержался от метафоры (так себе, кстати, метафора). – Между прочим, он суперовый перец, и я бы на твоем месте его не упустил. Говорил я тебе – не тяни с половым актом. Но всем известно, что у тебя с головой фьюить, – он присвистнул и повертел пальцем у виска.

– Владик, не свисти – денег не будет, – предупредила я его и добавила: – А будешь много знать…

– Знаю, знаю. Скоро состарюсь, – братец решил потрясти меня своей эрудицией.

– Неа. Будешь много знать и выступать – может, и не состаришься, а вот денег точно не будет, даже не проси – не дам, и все тут.

– Знаешь, Хлорка, ты устоявшаяся старая дева с наполеоновским комплексом. Я уверен, что по ночам тебе снятся разные фаллические символы, а ты даже не задумываешься, к чему, – заключил хмуро братец. Он тоже слышал про Фрейда.

У меня не было желания спорить. С тинейджерами спорить – себя не уважать. Выйдя на балкон, я затянулось хорошо сохранившимся бычком. Эх, Лариска, Лариска… Что-то последние дни слишком часто ты думаешь обо всей этой истории и об ее главном герое. Скорее, скорее бы прошел этот месяц. Скорее бы закончилась вся эта мистерия-буфф для любопытствующих шизофреников. Мне бы получить свои денежки – и прямиком в Испанию. Поэтому надо продержаться, надо выстоять и не позволить всяким ненужным мыслям и эмоциям оккупировать мою голову. Это надо же! Неделю назад я гордилась своей самодостаточностью и нерушимостью принципов. Читала романы и наблюдала за окружающим меня миром со стороны, спокойно и хладнокровно. И вдруг! Не думала и не гадала, взяла и втрескалась по самую маковку, и в кого, спрашивается? В испорченного, самовлюбленного, холеного эгоистичного красавчика! Фу! Влюбилась – не запылилась! Тот факт, что я взяла и взаправду влюбилась, уже не вызывал сомнений. Зачем это мне было обманывать себя? Все это было неприятно, но приходилось с этим смириться. Переживу. Не первый раз в конце концов. Достаточно, чтобы он ничего не понял, а уж на это у меня умишка и опыта хватит. Конечно, в целях самосохранения можно было отказаться от этого пари и уберечь себя от лишних беспокойств, но как же тогда заветная шуршащая зеленая цель? Да и сколько я уже намучилась. Одна диета чего стоила! Поэтому придется чуток потерпеть, придется.

Я открыла шкаф и поздоровалась с Живанши. От платья пахло духами, красивой жизнью и немного Андреем. Вздохнув, я подошла к телефону и набрала его номер.

– Але, слушаю. Говорите, – значит, прилетел, лохматый сеттер. Добро пожаловать. Я секундочку помолчала, послушала, как он дышит, и положила трубку на место. Могла же я себе весной позволить крошечные глупости. Пусть я не совсем нормальная, но все же женщина, и не стоит от этого отрекаться. Никогда!

Глава четырнадцатая(Сюжет продолжает развиваться. Где-то рядом должна быть кульминация, и слава богу – пока обошлось без пейзажей.)

Следующие три дня не были лучшим временем в моей жизни. Офис кипел в преддверии подписания большого контракта. Кстати, эта сделка заключалась частично благодаря мне. Доктор Макфеллоу выполнил свое обещание и встретился-таки с Андреем. Встреча оказалась результативной, и вот уже третий день все в офисе носились как угорелые, ругались, перекидывались бумажками и дискетами, чего-то писали и переписывали. Андрей мотался по переговорам, приезжал в контору уставший и злой, ни с кем не разговаривая, уходил к себе и возвращался домой только ночью. Мне тоже здорово досталось. Все работы по переводу ложились на мой стол, и напрасны были отговорки, что, мол, я ни на каких языках, кроме родного, не разумею. Пришлось и мне, любимой, повкалывать. Мне не удавалось, да и, честно говоря, не хотелось оставаться с Андреем наедине, было достаточно того, что при звуке его голоса у меня отказывался работать язык, кишечник и прочие важные органы. Только в среду вечером, когда я, уходя, помахала ему в открытую дверь, он, улыбнувшись, заметил:

– Значит, жена и четверо детей, да? Блестящая перспективка.

– Зато какой вы прекрасный семьянин, Андрей Николаевич! Просто пример для подражания.

Он, кивнув, углубился в изучение какого-то договора, а я пошла домой, по дороге прикупив себе очередную партию бульварного чтива.

В пятницу в офисе праздновали подписание контракта. Для такого случая я осуществила набег на пару бутиков на Садовом (спасибо папе – выручил с деньгами), поэтому весьма прилично выглядела. К собственному удивлению, со дня приезда Андрея я вообще вставала с утра на час раньше обычного, чтобы придать себе относительно женственный облик.

– Ну и какого ты, спрашивается, это делаешь, дура безнадежная? – ругала я себя на чем свет стоит и продолжала в том же духе. На туалетном столике образовалась теплая компания из разных кремов, основ, подоснов, блесков и лаков. Если раньше там валялись сигареты и скучала пепелка с бычками, то теперь даже колготки бросить некуда было. – Ладно, будем считать, что ты пошла на уступки Андрею, вняв его просьбе соответствовать его вкусам, и все это не что иное, как попытка убедить аудиторию в правдоподобности нашего романа, – врала я себе напропалую, пробуя очередную маску.

Не знаю, как Андрей, но вот Серега-снабженец явно пал невинной жертвой моих стараний. Он торчал возле моего стола с утра до вечера и доводил меня до белого каления своим нытьем.

В эту пятницу он тоже болтался у меня под ногами, то и дело подливая мне скотча, в наивных мечтах споить и обольстить. Дитя, я могла бы выпить в десять раз больше и отнести его домой на руках.

Андрей был доволен. Он шутил, смеялся и раздавал комплименты и улыбки направо и налево. Наши дамы цвели от счастья и посматривали на меня с мерзкими усмешками: мол, на, получи. Ленка подкралась и, ткнув меня кулачком в живот, прошипела:

– Ну ты прям фотомодель стала, оказывается, и фигурку показать, и мордашку накрасить умеешь. Только зря ты это все. Непохоже, чтобы Андрей уделял тебе внимания больше, чем остальным. Поторопись, поэтесса, времени-то у тебя всего ничего осталось. Три недели.

– Три недели и три дня, – осадила я Ленку.

– Едем в номера! – закричал Митрич, озабоченный возможной нехваткой спиритуса вини.

– Вы с нами? Андрей Николаевич? – Ленка прижалась к его локтю и многообещающе заглядывала в синие глаза.

– Ну что ж, я не против, Елена. С вами – куда пожелаете, – он ответил ей таким медоточивым голосом, что мне срочно потребовалось сделать большой глоток виски, или бы я ее удавила на месте.

Девочки захлопали в ладоши: «Едем, едем. Скорее!»

Начали распределяться по машинам. Ленка приклеилась к Андрею, с тем чтобы единственное место в его двухместном «феррари» (а вы думали!) досталось ей.

«Ну уж нет!» – мысленно взревев от ярости, я рванула к ним, уже направлявшимся к выходу, и так «случайно» наступила Ленке на ногу, что та охнула и остановилась.

– Что? – Андрей непонимающе уставился на нас. Где уж ему бедному было догадаться, на что способна женщина в конкурентной борьбе за продолжение рода. Я не дала Ленке возможности опомниться и, оттерев ее к стене, заявила:

– Идемте, идемте. Кстати, Андрей, я тут зонтик у вас в машине позабыла, заодно и его заберу. Да, Леночка (в это «Леночка» было вложено такое количество сахара, что ее должно было затошнить), там Серега тебе местечко выделил на заднем сиденье, поторопись, а то пешком придется топать.

Ленка, шепотом матерясь, похромала прочь.

– Поверьте, Лариса, мне, конечно, гораздо приятней подвозить вас, чем Елену, но к чему подобные страсти, зачем было увечить мою секретаршу? – Андрей распахнул передо мной дверцу.

– Не выступайте. Вы вообще должны быть мне благодарны.

– За что это, позвольте спросить?

– За лояльность. Я вполне могла сказать, что я забыла не зонтик, а лифчик или еще что-нибудь в этом роде, поэтому оцените мою порядочность и смотрите на дорогу, а не на мои коленки.

Андрей вспыхнул и сердито пробурчал:

– Ну вы, как всегда, в своем амплуа.

– Хорошенькое дело. Конечно, в амплуа! Вы мне выбора не оставляете. Уже десять дней я от вас ни одного знака внимания не вижу, а мы, между прочим, через три недели предположительно женимся. Помните?

– Да уж. Вы возможности забыть не предоставляете.

– И не предоставлю, не надейтесь. Вот получу свои денежки, и можете ступать на все четыре стороны, а до этого прекрасного момента будьте добры, ведите себя как преданный поклонник и не вздумайте увиливать и приставать к другим. А то сегодня у вас руки разве что до Серафимы не дошли.

– Не только. Я еще до вас не добирался, Лариса. А вы меня ведь немного ревнуете? – Он покосился в мою сторону, и мне не понравилась его усмешка.

– Я ревную?! Вас?! Вы с ума сошли, что ли? Мои чувства к вам адекватны отношению к фонарному столбу. Стоит столб, светит себе и мешает пройти. Но если этот столб может принести мне двадцать тысяч наличными…

– Ревнуете, ревнуете. Я же не слепой, – его усмешка стала еще противнее, и я сочла необходимым со всей силы ударить его кулаком по спине.

– Не деритесь, а признайте этот факт.

Я признала этот факт уже давным-давно, но вовсе не собиралась демонстрировать это Андрею и поэтому занесла кулак для очередного удара. Он расхохотался в голос и, перехватив мою руку, поднес ее к губам и поцеловал. Пальцы разжались, и в голове завертелись такие блестящие ватные шарики, а все слова и мысли обрели крылья и улетучились. Не знаю, как я смогла удержаться прямо на сиденье и не завалиться на бок, может, благодаря ремню безопасности.

– Между прочим, дорогой Андрей Николаевич, у меня нет привычки мыть руки после туалета, поэтому под ногтями могут скрываться холерные палочки и прочие смертоносные бактерии. Будет жаль потерять вас в таком цветущем возрасте, так и не успев выиграть денежки, – слава богу, нашлось что сказать, не очень умный ответ, но, по крайней мере, хоть что-то.

Андрей, однако, не испугался смертоносных микробов и, поцеловав еще раз мою ладонь, нехотя отпустил ее.

– Кстати, Лариса, давно пора забыть про этого Николаевича и звать меня просто – по имени, все-таки предполагается, что вы моя будущая жена, разве нет? – Все это он произносил таким тоном, что последние ошметки моей силы воли рассыпались в прах. Шотландский сеттер оттачивал на мне свою неоригинальную методику совращения, а я велась на всю эту дешевку, как позорная девственница. С этим пора было кончать, немедленно.

– Слушайте, Андрей. Если вы намерены испытывать на мне свои наивные приемчики, типа «ручку облобызать, ресничками похлопать и в постельку затащить», то я не та цель. Давайте договоримся раз и навсегда – или мы работаем честно, как напарники, или…

– Или что? А если вы меня как напарник не устраиваете, неужели вы готовы отказаться от пари? Потерять кругленькую сумму и, как это вы убедительно описывали, рыдая однажды в моем кабинете, «стать вечной мишенью для насмешек». Ах, бедненькая не понятая никем Крошечка-Хаврошечка. А я ведь вам почти поверил тогда… Так что, Лариса, отказываетесь идти дальше?

– Я! Отказываюсь?! Даже не надейтесь. Я пойду до конца, но требую от вас порядочности. Ваши действия похожи на грязный шантаж с примесью порнографии, – я начинала закипать.

– По-моему, это вы изначально были сторонником порнографии, разве нет? Пункт шесть. Страстная прелюдия в автомобиле. Я всего-то следую предложенному вами сценарию. Итак… – Андрей снял одну руку с баранки, и я поняла, что сейчас ЧТО-ТО будет.

– Ааа. Руки на руль! Живо! – Андрей вздрогнул от неожиданности. Голосище у меня был как у папы. Громкий и басовитый. – Да, я намекала на всякие там эротические штучки-дрючки, но исключительно в целях убеждения публики. Вы что, видите здесь партер, амфитеатр, бельэтаж? Короче, быстро прекращайте эти ваши слюнявые ручкоцеловательства и очковтирательства, со мной это дело не пройдет. Все равно ни за что не поверю, что вы нежданно воспылали ко мне искренними и светлыми чувствами! – кипятилась я.

– Ну ладно, ладно. Не сердитесь. Мне действительно захотелось немного пошутить, ну и увидеть вашу реакцию. Интересно же. Обещаю, Лариса, ничего подобного больше не предпринимать.

– Прощаю на первый раз, – я достала из пачки «Мальборо». Пальцы никак не хотели слушаться, но я мобилизовала свой организм и сумела зажечь сигарету и вставить ее в неожиданно онемевшие губы правильным концом. Значит, я была права. «Увидеть реакцию…» Конечно, неужели я могла рассчитывать на что-то иное? Поздравив себя за своевременную догадливость и немного (ну не немного, а очень даже сильно) огорчившись, я взглянула на Андрея. Тот спокойно, как будто ничего и не произошло, припарковывал машину у «Джона Булла», что на Смоленке. Эх, ты, сеттер. Хотел увидеть реакцию и ничегошеньки не увидел. Я вздохнула.

Мы протолкались в «Джоне Булле» аж до часа ночи. Андрей был со мной чертовски заботлив и учтив, так что мои наставления не прошли даром. Это исключительное внимание было замечено всеми, что меня очень и очень порадовало.

– Браво. Ведете себя достойно. Ставлю вам пять, – прошептала я ему на ухо, слегка коснувшись губами светлых волос на виске. Мне тоже было любопытно «посмотреть реакцию». Таковой не последовало.

– О чем это вы шепчетесь? – Обеспокоенный Серега возник из-под стойки, где пытался устроиться на ночь.

– Да так. Приглашает на кофе.

– Врешь. Врешь, поэтесса, – Ленка всегда была там, где ее не ждали.

– Не веришь, можешь проверить, – я победно потерлась носом об Андреево плечо, но так, чтобы он сам этого не заметил.

– Напросилась поди? – Ленка, вытаращив глазенки, как у пьяненькой лошадки Пржевальского, пробовала осознать сказанное.

– Тебе-то какая разница? Главное, результат. Так что сегодня, барышни, я всем вам наставлю рога.

Ленка сползла со стула и, прихватив с собой Светлану Денисовну, обеих Наташ, Ольгу и Юленьку, потащилась в туалет. Женский туалет – это самое подходящее место для проведения совещаний.

– Может, пора уже ехать? До дома довезете, Андрей? – Я сообразила, что, пока девушки писают и обсуждают текущую ситуацию, можно быстренько смотаться, и пусть они потом сами выдумывают, куда и зачем.

– Как прикажете, – он порылся в кармане пиджака и протянул мне ключи: – Выведите машину, пока я расплачусь, сможете?

– Спрашиваете! Нет проблем, – я встала и, слегка пошатываясь, пошла на выход. Озадаченные коллеги провожали меня недоверчивыми взглядами.

Вообще-то я умела и при– и распарковываться, правда, на это, как правило, требовалось минут двадцать, но сегодня, вдохновленная скотчем, я решила изобразить из себя лихача. И что вы думаете? Изобразила! Когда Андрей вышел из паба, уже было поздно.

– Быстро садитесь и сваливаем! – Силком втащив его в салон, я врубила зажигание и выжала газ так, что в моторе что-то скорбно заохало и запищало.

– Что вы делаете? Осторожнее.

– А что я, по-вашему, делаю? Именно осторожничаю. Спасаю наши жизни и скрываюсь от братков.

– Какие такие братки? – Он озирался по сторонам.

– Андрей, братки – лысые, крутые парни с огнестрельным оружием. Будете думать об этом потом. Я тут, пока выводила вашу тачку со стоянки, задела чей-то джип «чероки», слегка, – я махнула рукой в неопределенном направлении. Он проследил и в ужасе откинулся на спинку сиденья. Джип был не просто задет и изранен – он истекал кровью, все правое крыло было смято и покорежено, осколки от фар смарагдами переливались при свете луны.

– Боже, а что с моей машиной? – Пациент был скорее мертв, чем жив.

– Чуть в лучшем состоянии, и не надо на меня так жутко смотреть. Возмещу с выигрыша. Андрей, очнитесь. Пока не пришел хозяин джипа, надо бежать. Я все еще молода и прекрасна, – я не дала ему возможности что-либо предпринять и скоренько свернула в переулок, так что он вцепился обеими руками в сиденье.

– Где вы живете? – Я крутила баранку как профессиональный водила. Мой отец мог бы сейчас мной гордиться.

– На набережной, здесь рядом. Только, Лариса, давайте я сяду за руль. Я тоже еще молод и прекрасен, а ваша манера вождения как-то не внушает мне доверия.

– Никаких сомнений в вашей молодости и красоте, – я подсекла «жигуленка» и резво перестроилась в левый ряд, Андрей закрыл глаза. – Я бы с вами поменялась местами, но боюсь, что, если мы остановимся, эта ваша двухместная рухлядь больше не заведется, поэтому я любезно подброшу вас до дома, а сама как-нибудь доберусь на тачке. И не скрипите зубами. Меня это раздражает и отвлекает от дороги.

Наше безумное путешествие окончилось минут через десять возле высокого сталинского здания. Андрей обошел машину со всех сторон и ничего не сказал, только еще раз скрипнул зубами. А что он мог, интересно, сказать?

– Ну я пошла, счастливо оставаться, – пора было ретироваться.

Он молча кивнул и, опустив плечи, направился к подъезду. Я еще раз потрогала солидную вмятину на дверце «феррари» и провела пальцем по царапине шириной сантиметров десять.

– Чего это ты тут одна делаешь?

Вздрогнув, я подняла глаза, ожидая увидеть бритоголового маньяка-джиповладельца, но рядом со мной стоял зевающий Серега.

– А ты чего тут делаешь?

– Дежурю, – он мотнул головой в сторону арки, и я узрела его «жигуль». И как это он успел за нами? До сих пор не понимаю.

– Можешь ступать домой.

– Что, кофе отменилось? Тогда, может, ко мне на чай, типа?

– Кофе?! Ах, кофе!.. – И тут я вспомнила, что наболтала в баре. Вот, оказывается, какие недоверчивые у меня коллеги. Подослали бедного Серегу, чтобы он разоблачил меня подчистую. Что ж, отступать снова было некуда.

– Да нет, просто я машину закрывала. Поднимаюсь наверх. Запланирована исключительная программа: кофе, коньяк, секс. Ну, сам понимаешь…

– Жаль… – Серега опечалился. – Придется стоять здесь всю ночь.

– А ты не стой. Соври нашим, что отдежурил, а сам иди спать.

– Не могу, – Серега достал из-за пазухи пиво. – Долг есть долг. Ты постарайся не задерживаться до утра, ладно.

– Постараюсь. Хотя навряд ли. Пока.

– Ну пока. Хорошо тебе, типа, отдохнуть, – Серега тоскливо смотрел мне вслед.

На лестничной площадке сумасшедшим диссонансом орали влюбленные кошки. Я пристроилась на подоконнике, свернулась калачиком и собралась заснуть.

– Ну и где вы там застряли, Лариса? – Андрей медленно спускался вниз по лестнице.

– Тут я, на подоконнике. Ужасно жестко, хоть бы подушечку какую-нибудь под спинку предусмотрели, что ли.

– Я увидел вас с балкона. Что, «ошибка природы», опять неприятности?

– Угу. Еще какие. Следопыты снова вышли на тропу. Но вы не беспокойтесь. Мне и здесь хорошо. Только жестковато, – у меня на лице было написано такое страдание, что не вынес бы даже камень.

– Господи! За что мне все это? Вы, Лариса, – стихийное бедствие, форс-мажор, землетрясения, наводнения и пожары… Сначала вы разбиваете мою машину… Нет, сначала вы втягиваете меня в весь этот сюр, потом устраиваете мне веселенькую жизнь, выставляете дураком, разбиваете машину, а теперь я еще вынужден давать вам пристанище, – он стащил меня с моего насеста и стал подталкивать к лифту. Я особо не упиралась. Перспектива бессонной ночи меня отнюдь не вдохновляла.

– Ладно, не давайте пристанища. Бросьте меня здесь с котами и без удобств. Но я тогда замерзну и умру. А еще я могу стать жертвой разных насильников.

– Мне искренне жаль этих насильников. Хотелось бы посмотреть, как они завтра после знакомства с вами будут выстраиваться в очередь в милиции, чтобы добровольно сдаться властям. Если доживут до утра, конечно.

Подошел лифт.

В квартире было тепло, уютно и пахло кофе. Я устроилась с ногами в большом кресле и курила. Андрей притащил две чашки капучино и уселся рядом на полу.

– Вообще-то, Лариса, у меня не курят.

– Да? Странно, – я затянулась поглубже, – а что еще у вас не делают?

– На все остальное запрета нет. Ну, может, еще не занимают мое любимое кресло.

– На чужом любимом кресле размещу свои я чресла, – незамедлительно нашлась рифма.

– Фу ты… кресла-чресла, – Андрею рифма почему-то не понравилась.

– Вы что? Это искусство. Поэзия и проза, можно сказать, – я оскорбилась до глубины души.

– Тогда оставьте вашу музу для себя, допивайте кофе и ложитесь спать, я постелил вам на своей кровати. Время позднее.

– Пусть моя кривая муза окружающим в обузу, и пускай мои стихи и нелепы, и плохи. Все равно писать не брошу… – Я задумалась в поисках достойного финала.

– Потому что он хороший, – тут же нашелся Андрей.

– Кто хороший? – Я зевнула.

– Мишка. Давайте-ка спать.

– А вы не будете ко мне прокрадываться, как тать в ночи, с целью обесчещивания? – полюбопытствовала я.

– С этой целью – никогда. Только разве для того, чтобы придушить подушкой и навечно избавиться от вашего присутствия.

– Тогда я лучше где-нибудь в ванной прикорну, там защелка есть?

– Лариса, вы сейчас запираете ваше знаменитое чувство юмора на замок, умываетесь, чистите зубы и немедленно ложитесь. В противном случае я вас выставлю вон.

– Вечно вы меня пытаетесь выставить вон, Андрей. Непорядочно. Я же все-таки женщина.

– Угу. Я-то пытаюсь, но в конце концов получается как в той сказке. Была у зайца избушка лубяная, у лисы ледяная. Попросилась лиса к зайцу переночевать и его же и выгнала, – продемонстрировал Андрей свое знание славянского фольклора, – и ведь чувствую, что мне навязали роль зайца, но все равно не могу от вас отделаться.

– Знаю, Андрей. Вы у меня интеллигент, а это чревато… – Я спрыгнула с кресла, состроила кошмарную рожу и зарычала: – Щас как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!

– Все! Спать! Иначе озверею! – Андрей крепко взял меня за плечи и притянул к себе. Синие глаза оказались ох как блииизко…

– Все-все, иду, Андрей. Смилуйтесь и не гоните меня, беспризорную, – я извернулась, метнулась прочь и, закрывшись в ванной, сунула голову под струю холодной воды.

Смыв остатки макияжа и надев выданную мне футболку и шорты, я вышла в гостиную, где он устраивал себе лежбище на диване.

– Андрей, вы прекрасный человек, добрый, понимающий и великодушный. Подобрав меня с подоконника, приютив, напоив кофе и отдав мне свою постель, вы приобрели в моем лице вечного друга, товарища и брата. Искренне восхищаюсь вами. Позвольте пожать вашу честную руку, – я присела в низком реверансе.

– Опять за свое? Не ерничайте. Могли бы просто спасибо сказать. Мне, между прочим, надо было вас в милицию сдать за порчу чужого имущества и нарушение границ частных владений. Крошечный, а реванш! – Он строго смотрел на меня, но вдруг его лицо озарила такая хорошая, светлая дружелюбная улыбка, что у меня внутри стало как-то тепло и спокойно.

– Ну ладно. Спасибо. И извините за то, что вторглась к вам вот так по-дурацки. И за все остальное извините, если сумеете. Пошла я спать. Приятных сновидений.

Он тоже пожелал мне спокойной ночи и, доведя до двери спальной комнаты, оставил.

За окном с неба на землю сыпалась дождливая мерзость. В арке стояла «семерка» Сереги, из которой доносилась печальная песенка «Битлов». Стойкий оловянный солдатик – он не покинул поста.

Я рассматривала хрустальную немного пыльную люстру и никак не могла заснуть. Андрей, Андрюшка, сеттер шотландский. Интересно, подумала я, если бы вот сейчас дверь распахнулась и он вошел, что бы я сотворила? Запустила бы в него подушкой, затопала бы ногами или… Придя к решению, что я не стала бы орать и сопротивляться, а, напротив, поприветствовала бы такое поползновение, я повернулась на другой бок и провалилась в сон. Опять снились аисты и шотландские сеттеры, пасущие овец на крытых стоянках, а еще Андрей в смокинге верхом на верблюде. Он кормил верблюда гамбургерами, чесал его между ушей и ласково называл малышкой. Надо уже купить себе толкователь снов.

Глава пятнадцатая(Небольшой форс-мажор. Очень легкая эротика с тяжелыми последствиями.)

С утра мне ужасно хотелось пить и есть. Я поднялась, убрала постель и, как хорошая девочка, почистила зубы. Андрей не подавал признаков жизни. Было скучно. Поскучав так с полчасика, я решилась: зашла в его комнату и потрясла за плечо:

– Эй! Немедленно вставайте! – Безнадежно. – Вставайте, я есть хочу и чаю бы выпила с радостью, – ноль эмоций. Тогда я стянула с него одеяло и… залюбовалась. Я ведь вообще-то эстет и всегда была эстетом, а теперь мне представилась бесплатная возможность побаловать себя. Я обошла диван со всех сторон и выбрала наиболее, на мой взгляд, удачный ракурс. Из полуприкрытого окна наискось падал луч света, чуть окрашенного в ультрамарин (шторки синие), оттеняя четкие линии идеального мужского тела. На моем шотландском сеттере не было ничего, кроме плавок. Покрытые бронзовым загаром мускулистые руки, грудь и ноги прекрасно смотрелись бы на страницах какого-нибудь глянцевого журнала, «Men’s Health» к примеру. Широкие плечи, узкие бедра, стройные ноги и… Ах ты черт! Плавки мешали мне получить абсолютный кайф. Как ни крути, Андрей – идеальный типаж для любовного романчика.

Я глядела на его спокойное лицо с классическими чертами, прямой нос, чувственный рот, волевой (кажется, так это называют в бульварной литературе) подбородок и пушистые ресницы. Бррр. Знаете, всякий раз, когда я читала описание героя в моих любимых книжонках, меня раздражало однообразие портретов. Ну глазки, ну ручки, ну зубки… Но теперь я поняла, что велосипед уже изобретен, и красивый мужчина – он и есть красивый мужчина, и у него действительно есть все то, о чем написано. Андрей слегка шевельнулся и чему-то улыбнулся во сне. Очарование удвоилось. Я прикинула, что, если бы на моем месте сейчас оказался Женюлик, он не упустил бы такого шанса. Эта мысль разнообразила мое утро. А что? Взять и улечься сейчас рядом с Андреем. Голову на плечико, ручку на животик, чуть ниже пупка. Вот будет номер, когда он проснется. Правда, я не могла ручаться за собственную стойкость, поэтому, отбросив всякие недостойные умной эмансипированной женщины желания, я вышла на кухню и, взяв из холодильника пригоршню льда, разом высыпала всю ее ему на грудь (на самом деле ледяной душ нужен был больше мне). Андрей вскочил как ошпаренный и взвился под потолок.

– Что случилось? Что вы здесь делаете? Откуда здесь вода?

Я задыхалась от смеха. Выражение лица у него было – просто отпад. Свежекастрированный шотландский сеттер!

– Напоминаю, вы сами вчера притащили меня к себе домой и уложили спать в соседней комнате. А сейчас я проснулась и пытаюсь повторить нетленные подвиги Микки Рурка из классики мирового кинематографа «Девять с половиной недель», – я показала ему на подтаявшие льдинки на простыне. Судя по фильму, очень возбуждает, но до этого момента я не очень верила, теперь вижу, что и правда возбуждает.

– Слушайте, Лариса, а вы действительно сумасшедшая, – он сразу заметил, что стоит передо мной в одних плавках, но не поспешил одеться или хотя бы прикрыться, чертов эксгибиционист.

– А когда я вас пыталась убедить в обратном? Да, сумасшедшая, но все же терпят, а вы чем лучше…

– М-да. Ничем, пожалуй. Ну и чего вы сейчас хотите? – Андрей пригладил взъерошенные волосы и принял нарочитую позу Давида. Он прекрасно знал, как действует на слабый пол в таком вот виде. Но я не поддалась на провокацию, точнее поддалась, но притворилась равнодушной, что было нелегко.

– Чай и яичницу или кофе и яичницу. И не мечтайте попусту, я не уйду отсюда без завтрака.

– Вы, Лариса, злоупотребляете моим гостеприимством, и потом, могли бы сами сообразить чего-нибудь покушать. Как ломать чужие судьбы и автомобили, так вы справляетесь… – Андрей разбил четыре яйца и посыпал сверху сыром. Он, кстати, так и не оделся, и, похоже, сделал это намеренно.

– Мое воспитание не позволяет мне распоряжаться чужими припасами. Не жмотничайте, бейте еще четыре штуки и укропом декорируйте.

Андрей поставил передо мной завтрак и уселся напротив, потягиваясь. Он откровенно демонстрировал себя.

Ото всей этой демонстрации голова шла кругом, и, если бы не острая потребность в пище, ему пришлось бы туго. Но я за собой давно заметила, что хороший своевременный бутерброд с колбасой я предпочитаю всему остальному. Возможно, это не самый грамотный подход к жизни, но зато самый безопасный. Поэтому я взирала на предлагаемые мне прелести с долей сарказма.

– Андрей, должна заметить, что вы действительно красивый привлекательный мужчина, но вам, пожалуй, стоит одеться, а то у меня весь аппетит улетучивается.

– Почему это?

– Да потому, что, когда я на вас смотрю, мне в голову приходят разные неприличные сюжеты из моей студенческой молодости, – решила я говорить напрямую.

– Какие же, интересно знать? Разъясните поподробнее, – он противно ухмылялся.

– А то вы не догадываетесь. Ну-ка, не притворяйтесь, а сейчас же прикройте весь этот разврат. Мы, кажется, с вами договаривались без всяких этих штучек-дрючек.

Андрей встал из-за стола, еще раз потянулся и, по-кошачьи улыбнувшись, подошел ко мне. От него пахло «Армани» и мужчиной, и опять передо мной все поплыло-поехало в каком-то ненужном направлении. Он уверенно положил руки мне на плечи и, нагнувшись, тихо выдохнул в самое ухо:

– Насчет каких штучек мы там договаривались?

А потом я почувствовала его теплые губы у себя на шее, как раз в том самом месте, считавшемся у меня самым опасным в плане всякой разной сексуальной возбудимости. Воздух перестал попадать в мои легкие, кончики пальцев тихонечко задрожали, а железная логика расплавилась и приказала долго жить, остались лишь инстинкты и рефлексы, и, по-видимому чисто рефлекторно, я вывалила горячую яичницу из тарелки ему на плавки, как раз на то место, которым больше всего дорожат сеттеры.

– Я же просила без штучек… Предупреждала… – оправдывалась я, подавая ему в ванную бутылку с оливковым маслом.

– Какие уж теперь штучки? Ничего не осталось, сплошной ожог пятой степени, – он еще мог отвечать и даже иронизировать, что немного меня успокоило. Все же с яичницей получился некий перебор.

– Ну так уж и ничего? Уж наверняка какие-нибудь участки целы. До свадьбы, полагаю, заживет. Если все очень запущено, то я могу знакомому гинекологу позвонить. – Я чувствовала себя немного виноватой, ну совсем чуть-чуть. Сам напросился.

Андрей маленькими шажками вышел из ванной и поковылял по направлению ко мне. Его бедра были обернуты мокрым полотенцем, и он, бедняжка, чуть не плакал. Я благоразумно попятилась, давая ему дорогу.

– Теперь брюки не смогу надеть неделю. Ну что вы наделали?!

– А вы носите юбку, как шотландцы, а если еще волынку найти, то будет весьма оригинально. Представляете, заходите в офис в сине-красном килте и дуете в волынку. Святой Патрик, не иначе. И точно так же на переговоры к Макфеллоу, судя по фамилии, у него тоже какие-то там ирландско-шотландские корни. «Горец горцу говорит: у меня в штанах болит! И поэтому штаны горцам на фиг не нужны», – лучше бы я не зачитывала этого экспромта вслух.

Андрей смерил меня таким взглядом, что я внезапно покрылась холодным потом. Иногда лучше промолчать. Но ведь разве талантище спрячешь?!

– Лариса! Напомните, когда в последний раз я намеревался вас убить?

– Не далее как вчера вечером, – доложила я.

– Лучше бы я это сделал. Всю жизнь мучаюсь от собственной нерешительности, – Андрей неудачно повернулся и тихо ойкнул.

– Что болит? Хотите подую!

– Ааа! – Он отпрыгнул от меня, решив, видимо, что я намереваюсь потрогать его в больном месте. – Лариса, вам надо лечиться, долго и целенаправленно. У меня есть знакомый доктор.

– А идите вы! – не выдержала я. – Сначала пристаете, как кот мартовский, а потом вдобавок и оскорбляете. Надо было еще и кофием сверху полить, как я не догадалась. Все, ступайте, лечитесь, а я домой пошла. Можете звонить раз в час и информировать меня о динамике заболевания, если хотите, конечно.

– Стоять! – Андрей удержал меня за руку. – Куда это вы пошли? Значит, вы приводите в нерабочее состояние мое средство передвижения, всю ночь нагло занимаете мою кровать, с утра вываливаете на меня гору льда и бессовестно опустошаете мой холодильник, да еще и лишаете меня самого главного, а теперь «я пошла домой, я пошла домой», – передразнил он меня. – Нетушки! А если я войду в кому, шок или чего-нибудь похуже? Будете сегодня сидеть здесь и не выступать. Кстати, надо сходить в магазин, убраться и постирать, а я в таком состоянии, как видите, недееспособен, – он вытащил из двери ключ и положил его на антресоль, докуда я дотянуться не могла ни при каких условиях. Можно было, конечно, подставить табуреточку, но, думаете, мне этого сильно хотелось?

Напрасны были мои мольбы и уверения, что я немедленно пришлю ему самую длинноногую сиделку с клистиром, напрасны были объяснения и просьбы о пощаде. Андрей злорадствовал.

– Вот и окошки помоете, и в шкафу разберете. А я-то думал, что можно с вами, Лариса, сделать, чтобы от вас была польза! Да, туалет тоже надо вычистить. Давайте! – Он вручил мне ведро со щетками, победно усмехаясь.

Ну что ж. Туалет так туалет. Окна так окна. С них и начнем. Я распахнула раму и выглянула наружу. Вот это да! За всеми этими перипетиями мы с Андреем начисто позабыли о наблюдении. Сереги уже не было, зато на лавочке возле качелей сидели обе Наташи, как рыбы, не мигая, уставившись на подъезд. «Что Бог ни делает, все к лучшему», – рассудила я и взялась за тряпку…

За окном темнело. Я проторчала у Андрея до самого вечера. Вымыв полы и отгладив все рубашки, я упала лицом на диван и застонала.

– Все? А книжный шкаф? – Андрей расхаживал возле меня как недобитый феодал.

– Вызывайте «Зарю». Барщина и оброк закончились. Мои силы тоже. Не видите, что ли, я даже шутить и каламбурить не могу от бессилия.

– Ну ладно. Молодец. Пора ужинать, все готово, – так вот зачем он громыхал на кухне кастрюлями. А я-то думала, что он отмачивает в масле свое драгоценное «достоинство».

– Вы уверены, что ваше призвание это бизнес, а не кулинария? – Я облизала пальцы и плотоядно оглянулась в поисках чего бы еще такого съесть.

– Правда понравилось? – Андрей ожидал моего вердикта с искренним нетерпением.

– Ого. Если осталось что-нибудь, то у меня найдется в животе местечко, и не одно.

– Как это вы умудряетесь держаться в форме при таком зверском аппетите? – Он с довольной улыбкой положил мне на тарелку кусище офигенного пирога собственного приготовления.

– Ааа. Чушь… – Мой рот был занят. – Кстати, из вас должен получиться исключительный спутник жизни. Может, вам стоит серьезнее рассмотреть мою кандидатуру? Коль вы в состоянии меня кормить так три раза в день, я обещаюсь пребывать с вами в болезни и здравии до конца дней своих. Как, кстати, со здравием-то? – Я указала пальцем в область полотенца.

– В стадии заживления. Хотите посмотреть? Может, после того как вы увидите этот обожженный ужас, вам уже не столь важно будет, сколько раз в день вы будете питаться. Ну что, показать? – Я многозначительно кашлянула и приподняла чашку с чаем. Андрей поперхнулся.

– Ладно, Андрей. Объявляю временное перемирие. Я устала, вы утомлены, давайте просто завершим наш ужин и не будем мучить друг друга взаимными придирками. А?

– Мудро. Договорились. Только так, кто срывается первым – моет посуду.

Поужинав, мы перешли в гостиную, где из динамиков летели блюзы. Поскрипывая раскрытой форточкой, шалил весенний ветер, а на низком столике у кресел стояли стаканчики для виски. Все это здорово напоминало глупый черно-белый фильм со счастливым концом.

Домой я уехала около двенадцати, сделав вид, что не заметила одуревшую от усталости Анечку в кафе напротив. Ехала и с блуждающей улыбочкой вспоминала, как мы с Андреем сидели в старых креслах друг против друга, слушая забытые мелодии сороковых, как потом очень долго обо всем и ни о чем разговаривали, как я зачем-то читала ему свои стихи – не те, которые выдавала экспромтом в офисе, а те, которые были спрятаны дома в секретере, в коробке из-под ассорти, и которых никто и никогда не слышал. Вспоминала о том, как мы от души смеялись над историей с яичницей, и как потом он, вдруг неожиданно посерьезнев, извинился передо мной, и как его глаза глядели в мои – ласково и задумчиво. Вспоминала о том, что, когда он взял мои руки в свои, прощаясь, мне вдруг стало больно и одиноко, и захотелось остаться и прижаться к его груди, и почувствовать его пальцы в своих волосах. Я ехала домой с абсолютно тупой блуждающей и горькой усмешкой, потому что я, эмансипированная и прагматичная, самоуверенная и наглая, я не могла, не имела права позволить себе расслабиться. Какого черта? Все равно ни к чему хорошему это не приведет. Нет. Не дам, не позволю я себе, хорошей, пережить еще одну боль. Не позволю я себе ненужных слез. Да и к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Я, к счастью, уже научилась оберегать себя, как умею. И пусть всем вокруг понятно, что вся моя ирония, сарказм, экспромтики и каламбуры не что иное, как наивная самозащита. Плевать! Слышишь, Андрей! Если я не удержалась и влюбилась в тебя, то обязательно удержусь и не полюблю. Это точно. Но все же как хотелось любить, как хотелось… Что поделать? ВЕСНА.

Глава шестнадцатая (маленькая)(Не очень удачная, неизвестно, зачем нужная, но, как можете сами убедиться, не испорченная природой.)

В воскресенье был день звонков. Сначала объявился мой бывший, и бестолковый братец не догадался соврать, что меня нет дома. Около получаса я слушала, как он меня любит, как без меня не может (как будто со мной мог), какая я стерва, какой он хороший и какие новые бормашины привезли ему в клинику. Ближе к завершению беседы я бессильно опустилась на пол и почти выла в голос.

– Я заскочу за тобой к четырем. Поедем к моим на дачу, – безапелляционно объявил бывший, после того как проинформировал меня о методах ранней профилактики пародонтоза.

– Отстань от меня, а? – взмолилась я. – Ну отстань, что тебе стоит. Хочешь, я тебя с девушкой симпатичной познакомлю или даже с двумя.

– Ты сейчас необдуманно отказываешься от собственного счастья, но я не позволю тебе разрушить мою судьбу. На сегодня, так и быть, дам тебе время поразмышлять, но на следующей неделе снова позвоню. Так и знай.

На этой оптимистичной ноте наш разговор был закончен, и я с облегчением закурила.

Следующим пробился сосед Вован. Сначала он зачитал мне кусок своей поэмы под отчего-то знакомым названием «Преступление и наказание». С учетом Вовановой жизнедеятельности название звучало более чем актуально. Текст был тоже недурен, но количество ненормативной лексики превышало допустимое. Мы пообсуждали с ним последние литературные новинки (Вован обсуждал, я согласно мычала), подискутировали на тему театрального рейтинга (Вован дискутировал, я кивала) и, довольные друг другом, расстались. Только было я села за компьютер малость поработать над переводом (а вы думали, я только курить и виски хлебать умею?), снова задребезжал телефон.

– О моя валькирия! – Макфеллоу, навечно сдвинутый на почве скандинавского эпоса, все свои комплименты щедро сдабривал подобного рода обращениями.

– О мой конунг! – не осталась я в долгу.

Так, собственно, и протекала наша получасовая беседа, в финале которой я уже была готова совершить все немыслимые подвиги. Завершив разговор, я стала напевать небезызвестные вагнеровские мелодии, на что мой братец, сидевший на кухне и опустошающий холодильник, заявил:

– Лошарик, не скули, а то салат норовит вылезть обратно в виде кошмарного продукта метаболизма.

Пришлось внять требованиям народных масс. Я вернулась к переводу, и тут…

– Не знаю, куда вы намеревались попасть, но попали в фонд бескорыстной помощи золотому фонду мировой литературы. Золотой фонд в отключке, во включке только автоответчик, то есть я. Оставьте сообщение, а лучше дайте в долг, – отбарабанила я в трубку с механическими интонациями.

– День добрый, «золотой фонд мирового фонда». Узнаю вас, Лариса. Вчера нормально добрались? Никого по дороге не напугали? – Шотландский сеттер любопытствовал, немножечко иронизируя, а у меня отчего-то запершило в горле. И, знаете, было очень радостно слышать его голос, знакомый до мельчайших интонаций, и знать наверняка, что он сейчас легонько так теребит прядь своих волос и покусывает нижнюю губу.

– Здрасте, здрасте! Чем обязаны? Что, надо опять вымыть пол и смазать маслом ожоги?

– Пол в порядке, а ожоги… Ммм… Иногда у вас появляются такие чудные мыслишки. А если серьезно, может, составите мне сегодня вечером компанию? Хотел поиграть где-нибудь в бильярд, все равно на большее не способен. Пошли?

Я чуть не растянулась на полу. Вот это да! Сам звонит, да еще и приглашает в бильярд играть! Вот это прогресс! На какую-то долю секунды я позволила себе думать, что Андрею действительно приятно мое общество. Но правое, ответственное за логику, полушарие запульсировало, и я тут же одернула себя. Еще чего навыдумывала! Окстись! Да ему или просто скучно, или снова взыграло мужское самолюбие, жаждущее подмять под себя все что шевелится. Вот вы сейчас спросите: «А почему не могло быть иначе, почему он не мог просто взять и просто так пригласить?» Эх, вы! Не понимаете! Да я бы многое отдала за это «просто так». Но мне было необходимо держать нейтралитет столько, сколько это было возможно. Да, мне хотелось все бросить и бегом бежать к Андрею в любой бильярдный клуб, схватить эту палку несуразную, называемую кий, и тыкать ею по шарикам, загоняя их куда угодно, только не в лузу. Как угодно, куда угодно, лишь бы с ним! Но я стукнула себя по лбу, пришла в более-менее нормальное состояние и вежливо отказала, мотивировав отказ тем, что, поскольку никто об этом не узнает, во встрече нет никакой необходимости. Мне показалось (или мне так хотелось думать), что он огорчился.

Положив трубку и закурив, я занялась собиранием себя в кучку. Процесс этот был хорошо знакомым, посему не долгим. А тут подоспел и звонок Женюлика.

– Лора, мне очень надо с тобой поделиться. У нас намечается сейшен. Приезжай, – после разговора с Андреем работать мне уже не моглось, поэтому я влезла в небезызвестный Живанши и направилась вместе с разодетым Женюликом на какую-то неземную вечеринку, где одна дама нетрадиционной внешности и ориентации тут же прицепилась ко мне со странными намерениями. Пришлось долго рассказывать ей о прелестях патриархата. Так я сеяла и сеяла разумное, доброе, вечное, но меня не поняли. Дама меня выслушала, а после плюнула мне на туфлю и невежливо прошлась по поводу моей мамы. Уходя, она еще и про папу вспомнила, что мне совсем не понравилось. Осмотревшись, я осознала, что на сей раз моя склонность к оригинальничанию и фанфаронству завела меня уж совсем не туда.

Женюлика я отловила на балконе. В глазах у него была любовь, на голове шляпка, а в лапище – мундштук с тлеющей сигаретой.

– Ну и что ты хотела рассказать? – За перипетиями своего чувства я таки не забывала об окружающих.

– Я выхожу замуж, – страшно вращая глазами, зашипел Женюлик.

– Ну да! За кого?!

– Его здесь нет. Но он такой!.. Психотерапевт, японец, красавец и ТАКАЯ душка! – Женюлик прыгал на месте и хлопал меня по плечу в экстазе. Плечо заныло. Женюлик был несколько крупноват.

– А твоя душка в курсе, что ты это… – Я не знала, как покультурнее обозвать состояние Женюлика.

– Разве это важно? Сделаю ему сюрприз! – Женюлик счастливо прикрыл замазанные синим перламутром веки, а я поежилась, вообразив лицо психотерапевта после сюрприза.

– Слышь, Жень, будешь делать сюрприз – не переборщи с визуальными эффектами! – порекомендовала я вполне искренне, а он (или она) почему-то оскорбился.

– Ты как всегда. Для настоящего чувства ЭТО не имеет значения!

– Так-то это так, – пожала я плечами, – но не все такие продвинутые, как мы с тобой. Может, лучше заранее подготовить клиента?…

– Чего-то ты не такая как всегда, Лора, – умный Женюлик решил поменять тему беседы и сделал вид, что беспокоится о моем состоянии.

– Пустяки, месячные – самый светлый праздник в жизни натуралки, – попыталась я отделаться от расспросов.

– Врешь, врешь, врешь! Вижу! Ну-ка давай, рассказывай, все-таки я твоя подруга, – Женюлик вцепился в меня наклеенными сиреневыми ногтищами, и меня неожиданно прорвало.

Я вдруг выложила ему все про Андрея и меня от начала и до конца, не жалея красок и не скрывая ни чуточки.

– Ну ты даешь! – Он вытирал слезы носовым платком. Мои. – Не реви, пожалуйста, тебе не к лицу. Я всегда восхищалась силой твоего характера. Ты такая… Такая…

– Ага. Жду трамвая! – Пошленький тривиальный каламбурчик был единственным, что пришло на ум. – Вот так вот, – всхлипнула я, – как дальше продержусь, не знаю.

– Слушай, Лора. Чего-то я не поняла, – Женюлик закурил свой мундштук и вставил мне его в зубы. – Вроде бы он тебе нравится, и, по всем признакам, он к тебе что-то чувствует, ну хочет чего-то, и вообще… А почему ты, голубушка, артачишься как девственница? Немного здорового секса еще никому не вредило.

– Дура ты, Женечка, хоть и продвинутая, – я стряхнула со своего бедра чью-то навязчивую ладонь: подружка-лесбиянка решила вернуться. – Здоровый секс – вещь удивительная, но, похоже, для меня этим дело не ограничится. Честно говоря, я въехала в этого типчика по самую макушку, и мне будет очень сложно заниматься с ним любовью, зная, что это ничего больше, чем гормональная поддержка организма. Понимаешь?

– Понимаю! Значит, ты отказываешься от физиологических радостей, чтобы не переживать, когда все это закончится, – рассудил мой доморощенный доктор (зря, что ли, он собирался замуж за психотерапевта?). – Только откуда ты знаешь, что закончится? Что в тебе не так? Откуда такая низкая самооценка? Знаешь, Лора, я давно хотела тебе сказать, но как-то случая не представлялось, что, если бы я была нормальным мужчиной, ну ты понимаешь… Так вот, если бы я была нормальным мужчиной, я бы была тобой очарована. Честно! Без дураков! – Женюлик так на меня посмотрел, что я даже засомневалась в том, что он абсолютный трансвестит.

– Болтаешь ты все, Женька, чтобы меня поддержать, но все равно спасибо. Видишь, вот и пришла твоя очередь быть утешительницей.

– Лора, запомни. Ты прекрасная, умная, неординарная женщина, – Женюлик начал хлюпать носом, и я сообразила, что время закругляться. Женюлик в горе – это надолго.

– Ну, что касается неординарности, то здесь ты, может, и прав, пардон, права, но что еще я могу ему предложить? Что?

– Тебе пора избавляться от комплексов, дорогуша. Вот возьми меня в качестве образца, – я оглядела огромного Женюлика, облаченного в полупрозрачный зеленый пеньюар, и ухмыльнулась.

– Ладно тебе, Женюлик. Забыли! Факт есть факт. Пари есть пари! Бабки есть бабки! Есть я, есть он, сорок тысяч баксов и моя дурная голова, которая, надеюсь, меня не подведет. А любовь? Любовь подождет.

– Ах, была бы я на твоем месте… – Женюлик чувственно завел глаза к небу. Думаю, что весь небесный пантеон разом офигел от такого взгляда. – Лора, если будет нужна моя помощь, ну там, посоветовать что, так я всегда…

Слава богам, хоть Женюлик был готов меня поддержать, что, однако, не придавало мне дополнительной уверенности. Впрочем, пока еще хватало огрызков собственной.

Уходя с вечеринки, я перецеловалась со всеми, кто считал возможным целоваться с женщиной, и напомнила Женюлику, чтобы он не тянул с сюрпризом, а сюрпризил уж сразу, не отходя от кассы.

Глава семнадцатая(Мелодраматическая, в очередной раз доказывающая, что у главной героини солидный интеллектуальный багаж и незаурядное чувство юмора.)

Прошел понедельник, вторник, наступила среда. Я поставила тучный крестик в календаре. Двадцать третий день с начала действия пари.

Осталось немного. Мои оппоненты с напряжением следили за развитием событий. Еще бы. Если вы помните, на кон были поставлены их кровные. Впрочем, их отношение к происходящему особо не изменилось, то есть они, как и раньше, не сомневались в собственном успехе.

– Даже если ты провела с ним ночь в одной постели, что еще не доказано, все равно весьма сомнительно, что это завершится ЗАГСом, – размышлял Митрич, качая толстым пальцем.

– Да если бы я так напрашивалась к нему на кофе, то меня бы тоже пригласили. Ты просто бессовестно на него повесилась, – Ленка не могла простить мне раздавленную ногу.

– Уговор остается без изменений. Предложение, сделанное при всех. Только тогда ты получаешь деньги.

Серафима раздавала обед. Супчик гороховый, картошечка с котлетками и пирожочки. Серафима у нас была мастерица на предмет всевозможной выпечки. Я с любопытством и некой осторожностью заглядывала в начинку пирожка.

– Чего смотришь? Не нравится – положь на место! Пирожочки сегодня с луком и яйцами. – Андрей Николаичевы любимые.

– Угу, пирожок модели «Робин Гуд», – не удержалась я, припомнив свой любимый анекдот.

– Фу-ты ну-ты! – Серафима помахала половником в опасной близости от моей головы.

– Говоришь, с луком и яйцами… Что-то мне кажется, он несколько поостыл к яичной начинке, – я прокрутила в голове свой недавний геройский поступок с вываливанием завтрака на нашего шефа и захихикала.

– Никаких желтков-белков. Я даже о куриных окорочках думаю с ужасом, – он произнес это мне в самое ухо, так, чтобы услышала только я, и громко поприветствовал обедающую публику.

Я поежилась. Ну надо же! От одного его присутствия мне уже становилось не по себе.

– Наш столик накрыт, Андрей Николаевич, – Митрич помахал Андрею, но тот, словно не замечая, нагло устроился рядом со мной. Я тыкала вилкой в тарелку, совершенно не понимая, что делаю.

– Первое, Лариса, обычно люди предпочитают черпать ложкой. Маленький ликбез, – Андрей вытащил у меня из руки алюминиевый трезубец и вставил туда то, чем люди хлебают супы, окрошки и другие жидкие блюда.

– Черт! Это вы на меня так действуете. Вот видите, до чего довели! – Я возмутилась, но ложку таки приняла и стала старательно бултыхать ею в тарелке.

– Так я вас отвлекаю от такого архиважного занятия… Надо же. Даже приятно. А то я после общения с вами начал сомневаться в своей привлекательности. Значит, не все у меня потеряно?

– Чего это вы здесь уселись? – не отреагировала я на его очевидную провокацию.

– Ну я как ваш поклонник и будущий супруг хочу побольше времени проводить вместе с вами, разве что-то не так? По-моему, это более чем естественно.

Мне пришлось с ним согласиться, и я угрюмо заглатывала ложку за ложкой, без какого-либо удовольствия.

– Лариса, а почему вы периодически не бросаете на меня томных эротических взоров? – Он еще и издевался. – Кажется, вы не так давно на этом настаивали.

Я швырнула салфетку на стол и резко встала, громыхнув стулом.

– Сядьте, а то они подумают, что мы ссоримся. Это лишнее.

– Андрей, знаете что? Это все же моя игра, и правила здесь придумываю я. Не лезьте поперед батьки в пекло! – С этим я изобразила самый страстный взгляд и поправила ему галстук. Когда я дотронулась до него кончиками пальцев, мое сердце запрыгало, как пьяный заяц.

– А почему это вы два дня со мной даже не здороваетесь? – Он ничуть не смутился и, неожиданно поднявшись, обнял за плечи и коснулся губами моей щеки. Если до этого я не знала, где у человека поджилки (такой вот пробел в анатомии), то теперь они все до одной задрожали. Век живи – век учись.

– А вы не переигрываете? – Мне ничего не оставалось, как прижаться к нему всем телом, и мне на секунду померещилось, что у него чересчур часто застучало в груди. Ну, может, не настолько часто, как у меня, но все-таки…

– Посмотрите вокруг, Лариса. Смотрите и ликуйте. Они сейчас передавятся всем скопом, и нам придется взрезать им трахеи по очереди.

Я обернулась и обвела столовую взглядом. Тридцать пар глаз в неподдельном страхе уставились на нас. Ради этого стоило помучиться.

– Я вас простила!

– Ну спасибо, кстати, хотел кое о чем вас спросить, не могли бы вы зайти сейчас ко мне на минутку?

Мы прошли к нему в кабинет, и, дав указания Ленке на предмет обслуживания меня кофе с коньяком, я уселась напротив Андрея. Ленка с вылупленными глазами притащила мне заказанное, после чего я, высокомерно указав Ленке, что в кофе было мало коньяку, вальяжно попросила оставить нас с Андреем наедине. Тот сидел в кресле и откровенно любовался моей наглостью.

– Я начинаю получать от этого определенное удовольствие, – сказал он, когда Ленка вышла. – Нет, правда, мне даже забавно, весело даже. Так почему два дня не здороваетесь? – Сеттер застал меня врасплох и хитро глядел в ожидании ответа.

– Кто-то говорил вам, что это будет скучно? – проигнорировала я его вопрос. – Так что вы от меня хотели?

– Лариса, не очень удобно об этом говорить, и все же нет выбора. У меня есть к вам встречная просьба. И примерно того же характера, что и ваше пари, – Андрей склонил голову набок, точно так, как это делают нашалившие породистые собачки.

– То есть? – Я не очень хорошо понимала, на что он намекает. Неужели тоже поспорил с кем-то. Но мои сомнения разрешились очень скоро.

– В общем, так, – продолжал он, – у меня, как и у всех нормальных, да и не вполне нормальных, – он многозначительно кивнул в мою сторону, – людей есть бабушка. И примерно так же, как и ваша, она невероятно обеспокоена устройством моей личной жизни. (Как это он за двадцать минут раскусил мою бабулю?) Сегодня вечером она устраивает мне свидание с одной из ее «милых и порядочных девушек», что мне, право, уже надоело. Месяца три назад она притащила домой эдакую «увядшую хризантему» с претензией на интеллект, а неделю назад устроила мне «случайную встречу» с девицей, у которой развитие затормозилось еще в роддоме. Эта девица умудрилась за весь вечер сказать всего два слова. Первым словом было «ой!», вторым «ой-ой», причем с первым «ойем» она поставила на стол эклеры собственного изготовления, а с «ой-ойем» она выплюнула их обратно на блюдце, откусив крохотный кусочек. А я-то из порядочности жевал уже второй эклер и из той же идиотской порядочности нахваливал. Сегодня мне предстоит очередное подстроенное бабушкой свидание, но что-то мне подсказывает, что выдержать этого я не смогу. Поэтому, Лариса, не согласились бы вы сыграть роль моей невесты, что не такая уж неправда, если принять во внимания последние события. Может, бабушка, поняв, что я определился с выбором, прекратит наконец сводничать.

– Значит, обмануть доверчивую старушку, облапошить бедняжку ни за что ни про что? Никогда! Когда это касается кучки самоуверенных балбесов, это одно, но вы поступаете просто непорядочно, – я отрицательно замахала головой, но если уж по правде, то мне явно светило сегодня похулиганить. А возможности похулиганить я еще никогда не упускала.

– Лариса, ну я вас очень прошу. Пожалуйста. Пожалуйста! – Он знал как модулировать свой, как мы уже выяснили, несказанно сексуальный голос, чтобы убедить и размягчить даже гранит. Но я-то была крепче стали.

– Нет, нет и нет!.. Хотя… – Я уже намеревалась сдаться, но тут, как всегда нежданно, меня озарила блестящая идея: – Хотя, если вас устроит не пятьдесят, а тридцать процентов от предполагаемого выигрыша, я могу и подумать. А подумав, могу и согласиться, – я хитро прищурилась и состроила мерзкую гримаску.

– Вы отвратительны в вашей жадности, Лариса. Но я согласен. Заеду за вами в восемь.

– Иду знакомиться с родней, – проинформировала я трепещущую аудиторию, выйдя из кабинета начальника.

– Врешь, типа! – Серега нехорошо пялился на меня, а Митрич крепко держал его за локоть. Видно, опасался мордобоя.

– Наверняка сама напросилась, поэтесса, – в одночасье позеленевшая лошадь Пржевальского все еще держалась за соломинку. (Кстати, вы никогда не задумывались, КАК офигенно должна смотреться зеленая лошадь Пржевальского в мини!)

Что меня радовало во всей этой истории, это то, что бабуля ушла в гости к соседскому дедку на чай с кренделями. Бусик у нас все-таки консервативен, и если мои «жинсы» она еще кое-как терпит, то сегодняшний мой прикид наверняка заставил бы бусика всю ночь читать надо мной молитвы и крестить мой лобик, в тщетных попытках избавить меня от влияния «врага нечистого» (так бабуля называла самого Сатану).

Поскольку мне предстоял бенефис, я тщательно подготовилась к этому визиту и выглядела как ангел, только очень падший. Не тот ангел, которого просто выгнали за «неуд» по поведению в Эдеме, а тот, который, перед тем как бухнуться, еще и бухнýл. Моя любимая в студенческие времена кожаная юбка и жилетик с заклепками удачно дополнялись зелено-малиновой гривой начесаных волос. Цветной лак с блестками, между прочим, обошелся в копеечку, так же как и черная помада. На лак для ногтей денег не хватило, но я мудро воспользовалась канцелярской замазкой.

– Вот это, мать, COOL! Подохнуть можно, – только это и смог сказать мой братец, отдавая мне свои высокие рыжие гриндерсы и красные носки. – Слышь, сунь в нос серьгу. Пирсинг нынче в моде.

Я послушалась братца, а вдобавок отчаянно перевела себе на плечико татуировку с детской жвачки «Бумер». Татуировка изображала крутого мускулистого парня с какой-то штучкой в руках. При наличии воображения, можно было додуматься до чего угодно. К восьми вечера я являла собой нечто абсолютно авангардное и среднему уму недоступное.

Стоило мне появиться у подъезда, бабулины подруги шепотом крякнули и забыли обо всем, что их еще не совсем разрушенный склерозом разум мог помнить.

– Это гламур, модерн, китч, абстракция? Это что, самый пищащий писк у тинейджеров? – Андрей неумело прикрывал меня спиной, чтобы бабушки, не дай бог, не бросились на защиту целомудрия и на уничтожение зла, воплощенного в моем размалеванном лице.

– Уж и не знаю, Андрей. Мой братец сказал, что «пищит» на кучу децибелов. Не уверена, но мне понравилась цветовая гамма. Очень нестандартно.

– Что-то сомневаюсь, что моя бабушка это выдержит. Хотя… – Он обошел меня раза три и вдруг спокойно заявил: – Лариса, вы, конечно, как всегда оригинальны, но вы прелесть! Это то, что нужно. После вас она уже точно никого не будет предлагать. Не найдет этому альтернативы.

– А не помрет невзначай? – забеспокоилась я, подумав, что за своего «бусика» я бы ни за что не поручилась.

– У нее железное здоровье и крепкая психика, не бойтесь, – Андрей расхохотался и распахнул передо мной дверцу машины.

Мы сидели за круглым столом в типичной профессорской квартире с книжными стеллажами, портретами и фотографиями в рамках на стенах. Беленькая сухощавая старушка с букольками, оказавшаяся той самой бабушкой, меня совершенно очаровала. Она была потрясающей рассказчицей и, отойдя после первого, и, кстати, недолгого шока от моего прикида, показывала пожелтевшие старые черно-белые фотографии, снабжая их интереснейшими комментариями. Было страшно интересно, но я старалась держаться. Я время от времени шебуршила ладонью малиновую челку и, дабы не выходить из образа Эллочки-людоедки, вставляла «мрак» или «жуть!». Конечно, хотелось бы быть пооригинальнее, но, кроме Эллочки, ни один типаж не подходил к случаю. Порой я заливалась бодрым ржанием и шмякала кулаком по столу, покрытому накрахмаленной белоснежной скатертью. Еще я пихала в рот пальцы, грызла на них ногти (эх и противная на вкус эта ваша канцелярская замазка!) и пошмыгивала носом. Андрей, взирая на все мои потуги, задыхался от то и дело подступавших приступов смеха.

– А это книга с дарственной подписью Ахматовой, – хвасталась бабушка, но в глазах у нее стояло очень сильное сомнение, что я слышала про Ахматову и вообще умею читать.

– Это та, которая «Мойдодыра» написала, что ли? – гаркнула я прямо в ее ухо и ткнула пальцем в фотографию Пастернака в серебряной окантовочке: – А этого мужика я знаю. У него еще фамилия такая овощная. Баклажан, кажется.

Бабушка побледнела от моего невероятного невежества и стала зачитывать мне что-то наизусть. Тут-то и раздался звонок.

– Ах, это Аллочка пришла, – бабушка встрепенулась, вспорхнула и улетела к двери, а я взглянула на Андрея, он все еще давился от хохота.

– Ну зачем же так про Пастернака, Лариса? Очень грубо! – Он взял мою ладонь и поскреб пальцем по ногтю. – Замазка?

– Ага, ничего лучше не нашлось, – как всегда, от его прикосновения захотелось залезть в ледяную ванну.

– Действительно овощная фамилия, ничего не поделать. А стихи я его безумно люблю, – я отобрала у него руку и, встав, подошла к фотографии, цитируя:

– Великолепно, не правда ли? – Андрей прижал палец к губам и показал мне глазами на дверь. Вошла бабушка и за худосочную ручку ввела за собой эфемерное существо лет эдак двадцати пяти с круглыми восторженными глазами в окулярах огромных очков.

– Аллочка, позволь представить тебе моего внука. Андрей, – Андрей церемонно прижался губами к протянутой дрожащей бледной лапке.

– А это знакомая Андрея, Лариса, – бабушка кивнула в мою сторону, профессионально выразив в этом жесте легкое презрение, смешанное с недоумением по поводу моего существования в мире Ахматовой, Пастернака и белых накрахмаленных скатертей.

– Ну хай, типа, Аллочка, – пробасила я, шмыгнув в очередной раз, и так пожала ее косточки, что она поежилась и стала незаметно тереть ладонь. Так и надо! Нечего совать синюшные руки в лицо моим шотландским сеттерам.

– Садитесь-ка пить чай, дети.

Бабушка разливала свежезаваренный чай по изящным фарфоровым чашкам, а я шепнула Андрею:

– Можно одну грохнуть для пущей правдоподобности?

– Не надо грохать. Обойдемся без материального ущерба.

– А когда же вы сообщите, что я ваша невеста? Жду-жду… Пора бы.

– Подождите немного. Дайте бабушке начать сватовство. Да и чая выпить не мешало бы.

– О’кей, – кивнула я и обратилась к безмолвной Аллочке: – Типа, работаешь или как? Кто содержит?

– Аллочка у нас преподает в консерватории, – бабушка потрясла букольками, спасая Аллочку от ужасной троллихи – то есть меня.

– На консервной фабрике, что ли? Типа, икорка, сайрочка, бычки в томате! Прикольно! Только воняет там, наверное, жуть! – На мгновение мне почудилось, что это перебор, но потом я подумала, а почем бабушке и Аллочке знать, что нынче уже никто, даже первоклассник, не спутает Вивальди с печенью трески. Сегодняшние СМИ внимательно следят за уровнем образования люмпенов и по мере возможности поднимают этот уровень на невероятную высоту. Так, к примеру, наш дворник, Максим Максимыч, имеющий три класса образования, последние годы увлекается богемным этно-джазом и, приняв вовнутрь литр водки, врубает на весь двор экзотические мелодии, органично подпевая и притоптывая ножкой во взопревшем валенке.

– Аллочка – пианистка. Многообещающая. Ты сыграешь нам, деточка? – Бабушка Андрея активно подмигивала бедной Аллочке.

Та слегка поартачилась, покапризничала и села-таки к роялю, профессиональным жестом откинув крышку. Зазвучали первые ноты «Болеро». Странно было видеть, как такая хрупкая девочка мощно, по-мужски овладевает страстной мелодией. Я повернулась к Андрею. Он внимательно следил за пианисткой, и тут гадкая зависть закралась мне вовнутрь. Сама-то я сумела освоить лишь азы игры на фортепьяно и, кроме «Собачьего вальса», ничегошеньки сыграть не сумела бы. Андрей перехватил мой завистливый взгляд, встал, подошел, взял за плечи. Наклонился и проговорил на ухо:

– Действительно прекрасно играет, но это не повод, чтобы ревновать и беситься, – всегда знала, что шотландские сеттеры отличаются незаурядной интуицией.

Я передернула плечами, но он не выпустил меня, лишь крепче сжал. Аллочка закончила играть, поднялась.

– Браво! – Бабушка захлопала в ладоши, к ней присоединился Андрей, подумав, и я тоже.

– Андрюша, Аллочка хотела бы пригласить тебя на свой концерт, не так ли? – Бабушка взяла быка за рога. – Ведь так, детка?

Аллочка покраснела и что-то тихонько залепетала. Вытащила из кармана куцего пиджачка билеты и передала один бабушке, а один Андрею. Потом обернулась ко мне: – Вы тоже приходите, Лариса, обязательно, буду ждать, – протянула мне пригласительный в конвертике.

– Нет уж, отвалите. Че я, типа, эту муть буду слушать? У меня от этого голова начинает покрываться коркой и чешется. Очень нервничаю. Я вот тут на «Дискотеку Авария» ходила – так это вещь. Слышали? – Бабушка отрицательно помотала головой и в ужасе закатила глаза к потолку.

– Ну я пойду, пожалуй, – Аллочка заторопилась, задергалась. Начала поправлять на беленьком носике оправу очков. Бабушка пыталась ее удержать, но та как-то по-цыплячьи попятилась и, нацепив поверх куцего пиджачка такой же неуклюжий старомодный плащик, упорхнула, на пороге повторив свое приглашение.

Андрей пошел проводить ее до метро, а я осталась с бабушкой наедине. Бабушка вновь разлила чай и уселась напротив, цепко уставившись на меня белесыми глазками древнегреческой прорицательницы судеб.

– А вы где работаете, голубушка?

Упс! Об этом я как раз не подумала, надо было быстренько выкручиваться. Отказавшись от принадлежности к древнейшей профессии (все-таки я уважаю старость), я процедила сквозь зубы:

– В психушке работаю, санитаркой. Ну в Кащенко. Слыхали небось?

– Неужели? Сложно, наверное? Для девушки занятие не вполне подходящее, – она внимательно смотрела на меня, на мои разноцветные патлы, белые ногти и сережку в носу, а мне было совестно.

– Где, в психушке-то сложно? Да не очень. Вообще-то там кругом сплошные микро– и макроцефалы, параноики, дебилы и шизофреники. Атмосферка еще та, но я привыкла. Раз-два, запихнул шизика в смирительную рубашку, вколол в задницу успокоительное, вынес судно, и все! Делов-то!

– А где же вы, душенька, с Андреем познакомились? – Бабушка выводила меня на серьезную беседу. Эк, как же меня подмывало сказать, что он недавно проходил у нас в клинике курс лечения, но я вовремя удержалась.

– Да так, на тачке подбросил однажды. Вот и познакомились. Пошли, выпили по пивку, а там и любовь, и все дела, ну, понимаете?

– Будете ещё чайку? – Она вскочила к чайнику, не желая выслушивать про «все дела» с ее обожаемым внучком.

– Нее. Типа, хватит. Я чай не люблю. Не уважаю.

– Да, да, конечно. Вам бы чего покрепче, но у меня нет. Не держу, знаете ли, – она забеспокоилась и как-то даже съежилась, верно, испугалась, что я пойду крушить ее кухню в поисках чего покрепче.

Тут вернулся Андрей. Бабушка остановила его в коридоре и зашипела по-английски, будучи стопроцентно уверена, что зелено-малиновое уродство с иностранными языками не в ладах.

– Боже, дорогой, где ты это нашел? Где? – спросила она по-английски.

– Что-то не так? – ответил Андрей. – По-моему, вполне приличная девушка, чистая, неиспорченная, то, что надо одинокому мужчине.

– Это же чудовище, внук. Она невероятно ограниченна. Я верю в ее неиспорченность и чистоту, но что у вас может быть общего?

Вот здесь она попала в точку. У нас ничего общего с ним быть не могло, помимо выигрыша, разумеется.

– Бабушка, ты неправа. Она дивно готовит. А как она моет окна! Залюбуешься. Кстати, лучше всего она делает яичницу, – сеттер фыркнул и бросил на меня быстрый взгляд, я показала ему язык.

– Андрей, – никак не могла угомониться бабушка, – прошу, обрати внимание на Аллу, такая милая барышня. Хорошая семья. Чудная профессия.

Андрей взял встревоженную бабушку за руку, ввел ее в комнату, поставил напротив меня и заявил:

– Дорогая бабуля, – его голос звучал торжественно, – мы с Ларисой не просто знакомые или друзья, мы собираемся пожениться.

– Точно, типа. Собираемся, – закивала я головой, и камушек, прикрепленный братцем к моему носу клеем, отвалился и блюмкнулся в чашку с остывшей заваркой.

– Ой, – только и смогла вымолвить старушка.

Я приготовилась бежать за аптечкой, но бабушка еще разок тихо ойкнула и, взяв себя в руки (старая гвардия), поздравила нас с принятым решением. Держалась она на редкость стойко, но, кто бы знал, как мне стало неуютно и совестно. М-да! Когда же она ушла за очередной порцией чая, я обратилась к Андрею:

– Мне ужасно неловко. Как-то все глупо вышло. Весь этот маскарад!

– Зато достигнута цель. Кто-то мне говорил, что цель оправдывает средства.

– Не кто-то, а Макиавелли. Все равно неловко!

– Да? А мне казалось, что вы не так давно цитировали его в нужных и ненужных местах. И в других местах маскарад вы устраивали с завидным энтузиазмом.

– И Аллочка действительно чудная девушка. Подумали бы. С утра до вечера Глинка, Рахманинов, Дебюсси.

– Я предпочитаю поэзию музыке, – он многозначительно посмотрел на меня, и его глаза слегка затянуло поволокой, сеттер снова увлекся.

– Таак. Где тут делают яичницы? Мы, кажется, договорились… А если вам так небезразлична поэзия, читайте Ахматову, Северянина или Мандельштама, здесь полное собрание, – я обвела глазами стены и увидела в зеркале отражение бабушки, которая внимательно нас слушала, спрятавшись в углу за дверью.

– И вааще мне здесь, типа, надоело. Давай сваливать, – я двинула его кулаком в грудь, что должно было символизировать искреннюю сердечную привязанность, и показала взглядом на зеркало. Он проследил, понял и подмигнул.

– Уже уходим, зайчик. Потерпи.

Мы пробыли у бабушки еще минут тридцать. За все это время она не проронила ни слова, а лишь разглядывала мой наряд и чему-то улыбалась про себя. Через полчаса мы заторопились уходить.

– Лариса, – позвала она меня из прихожей. – Вы мне не поможете?

Я удивленно пожала плечами и вернулась в комнату. Бабушка притворила двери, и я осталась с ней один на один.

– Стыдно, деточка, стыдно, – седой пучочек на ее голове мерно раскачивался в такт. – Стыдно обманывать пожилого человека. Ну что ж, вам и моему внучку-балбесу удалось меня испугать. Но я подслушала, как вы читали наизусть Пастернака, правда, подумала, что ошиблась, глухая тетеря, затем я видела как вы наслаждались Равелем, но все еще сомневалась, затем я подслушала ваш разговор с Андреем и, внимательно приглядевшись к вам, все поняла. Стыдно, голубушка.

Я опустила голову в чистосердечном раскаянии.

– Ну простите, Элеонора Степановна. Это просто был небольшой розыгрыш, надеюсь, что вы не очень расстроились. Уж очень Андрею надоело быть «барышней на выданье», вот он и попросил меня слегка помочь ему справиться с этой бедой. Простите, ради бога. Не обижайтесь на нас.

– Да нет, не обижаюсь, детка, но вот насчет «решили пожениться» – это немного правда или тоже сплошная ложь?

– Боюсь, что ложь, – я немного замялась.

– Но ведь он же вам небезразличен, верно? – Все бабушки весьма умны и догадливы, в особенности бабушки шотландских сеттеров с синими глазами.

– Это несколько одностороннее чувство, – мне не хотелось ее больше обманывать, тем более что это было невозможно, – но не волнуйтесь.

– А мне так не показалось. Не показалось, что одностороннее. Уж слишком внимательно он поглядывает на вас, Лариса. Я своего обалдуя знаю. А вы присмотритесь-ка сами, – бабушка хитро высверливала во мне черными зрачками дырочку, надеясь через эту дырочку добраться до моих внутренностей.

– Элеонора Степановна, слишком часто мы принимаем желаемое за действительное, но не стоит жить иллюзиями, – по-английски добавила я и, поцеловав ее в сухую сморщенную щеку, пожелала всего хорошего. Она долго стояла у входа и смотрела мне вслед.

– О чем говорили? – Андрей ждал внизу у машины.

– Обсуждали модель подвенечного платья. Решили обойтись без фаты и рюшей и ограничиться минимумом приглашенных.

Он недоверчиво хмыкнул, а я без дальнейших объяснений открыла дверцу и по-хозяйски разместилась на сиденье. Андрею, видно, было недосуг привести машину в порядок после моей неудачной попытки вывести ее со стоянки. Вид у нее был плачевный.

– Что-то машина у вас подкачала, однозначно требует ремонта. Такой эффектный мужчина, как вы, и на раздолбанном драндулете? «Это битое авто не для вас. Не комильфо», – напомнила о себе моя страсть к стихосложению.

– Клянусь, что вскоре приобрету «Харли-Дэвидсон» и кожаные штаны, чтобы соответствовать вашему стилю.

– Лучше уж покупайте сразу реактивный самолет, будете вылитый Том Круз. Вот тут-то я и растаю.

– А сам по себе я вам, конечно, не нравлюсь? – Его тон не внушал мне доверия, уж чересчур доверительным и вкрадчивым он был. – Не нравлюсь ни чуточки? Ну никак?

– Андрей, что вы хотите услышать? – Я тряхнула малиново-зеленой гривой.

– Правду, естественно. Ведь вы же любите играть в открытую, – он притормозил и молча ждал ответа. – Давайте-ка не отшучивайтесь…

– Я уже говорила, что вы абсолютно не мой тип, – как же мне надоели эти его вечные приемчики Казановы, неожиданно отвергнутого горничной.

– Правду! Ну! – настаивал он.

– Вы слишком хороши собой, слишком умны и самонадеянны и слишком испорчены вниманием, чтобы мне нравиться. В вас все слишком. Я с вами ощущаю себя мухой в варенье – вроде бы и классно, только очень много сахара, и лапки вязнут.

– Я просил сказать правду, а не делать анализ моих личных качеств. И, может, обойдемся без аллегорий.

– Ну чего привязались, я уже все сказала. Надоели, – надо было срочно принять никотина для успокоения, а то я могла ему либо нагрубить, либо взять и вот так признаться в этих (как их там?) чувствах.

– А по-моему, я вам нравлюсь, Лариса, только вы, упрямая девица, пытаетесь это скрыть, и не только от меня, но и от себя самой тоже. Пора бы уж и признаться.

– Ну-ка отставить и перестаньте меня трогать! – Я и не заметила, когда он успел разместить руку на моем колене. – Вы что, не можете спокойно спать, если не уверены, что все окружающие самки от вас без ума? Хорошо, если кому-то станет от этого легче, я вам отвечу. Да! Ваши предположения верны, что, однако, ничего – ничегошеньки не означает. Мне, к вашему сведению, памятник Юрию Долгорукому тоже нравится. Он большой, на лошади, и место у него удачное. Я вообще люблю все монументальное, и что с того? Поэтому не обольщайтесь, по окончании нашего совместного водевиля я вас быстренько позабуду, как и вы меня. Довольны ответом, ваше сиятельство?

– Лариса, а я говорил вам, что и вы мне нравитесь? Очень, – он придвинулся ко мне настолько близко, что я чувствовала на лице его дыхание.

– У вас что, уже зажили старые раны? – намекнула я на прошедшую субботу, унимая свихнувшееся сердце. – Руки на руль и поехали!

Андрей отстранился, взглянул в зеркало на лобовом стекле и сухо произнес:

– Вот это да! Мы под колпаком. Обернитесь.

Я обернулась и убедилась, что так и есть. В соседнем ряду стоял Митрич на своем «мерине».

– Когда же им надоест играть в казаков-разбойников? – сетовала я вслух, но, если говорить правду, я была готова расцеловать Митрича в лысину, за то что он спас меня от позорной капитуляции и раскрытия всех карт.

– Бежим!

Мы лихо притормозили возле моего дома. У меня волосы стояли дыбом. Мои малиново-зеленые волосы – и дыбом. Мечта!

– Это все еще я? – ощупав себя со всех сторон и убедившись в наличии всех четырех конечностей, я набросилась на Андрея: – Если вам надоело жить, есть много других, более приемлемых способов самоубийства. Незачем было бросаться под бензовоз и изображать экстремала.

– Ха! А помните, как вы подвозили меня до дома? Мы квиты! Кстати, как насчет посещения вашей бабули? Я скучал, – он собирался выходить.

– Ну уж нет! На сегодня мне хватит божьих одуванчиков и вашего приятного общества. Увидимся завтра в офисе, – хотелось остаться одной, умыться, накуриться, успокоиться и подумать. Подумать опять о нем.

Глава восемнадцатая(Доказывающая неотразимость героини, а также силу ее чувств к герою. Коротко – но ясно. Кому не ясно, может обратиться за разъяснениями к автору.)

Наутро в офисе я с трудом обнаружила свой стол. На его месте находилась кучища цветов всех оттенков. Весь этот китч был перевязан какими то ленточками. Мне даже нехорошо стало.

– Кто-то умер? – Я сгребла гору орхидей в сторону и пристроилась на краю.

– Это все тебе, – страшным шепотом простонала Ленка.

– МНЕ? Ух ты!.. – Последний раз я получила букет мимоз от братца на Восьмое марта, когда ему было лет пять и он еще не болел подростковой скупостью. Мой бывший цветами меня не баловал, предпочитая что-нибудь более практичное. Ополаскиватель для ротовой полости, например.

– Ага, тебе. Типа, все тебе. По вазам расставь, что ли, – Серега отошел от меня подальше. Я огляделась, все вокруг смотрели на меня с благоговением, и мне захотелось пойти посмотреться в зеркало, глядишь, может, увижу у себя нимб и крылышки.

– Можете подходить и прикасаться к святыне по очереди. Сегодня бесплатно, – объявила я и все же поинтересовалась: – Это кто же сподобился опустошить цветочные лавки Москвы и окрестностей?

Ленка пальцем показала на кабинет Андрея и схватилась за селезенку (думаю, у лошади Пржевальского сердце находится именно там).

Чего притворяться. Мне стало приятно. Андрей выполнял план на сто процентов. Умник! Пошел купил цветочков, порадовал меня и попугал остальных. Надо будет его поощрить.

– Слушай, ты пойди поблагодари, что ли, – Ленка опасливо кивнула в сторону шефского кабинета, – а то неудобно как-то.

– Чего неудобного? Цветы как цветы, ну чуть больше чем достаточно. Зато доказывает мощность накатившей волны эмоций, – я гордо задрала подбородок и прошла к высокому руководству.

– Андрей, это, конечно, было очень мило, но куда, по-вашему, я буду распределять этот погребальный ансамбль? – начала я с порога.

– Какой такой ансамбль? – Андрей откровенно не понимал, о чем речь.

– Я говорю о том роскошном венке из орхидей, который вы любезно разместили у меня на столе.

– А? Венок? Кто-то умер? – Что-то здесь было не так.

– Здравствуйте, Лариса. Как вы поживаете? – Заунывное рыкание донеслось из дальнего угла, я присмотрелась и узнала миллиардерского миллиардера Джозефа Лангстома, несколько похудевшего и подурневшего за время отсутствия. Он направлялся ко мне, виновато и уж очень робко улыбаясь. – Вы уже получили мой букет?

Все сразу же встало на свои места. Так вот чем объяснялся Ленкин испуг. Значит, это был не Андрей. Конечно, как я могла такое подумать? Шотландские сеттеры и орхидеи – вещи несовместимые. От них (сеттеров) можно ждать всего, но никак не подобных жестов. А жаль!

Я пожала протянутую Лангстомом длань и от души поблагодарила за оказанное внимание. Он преданно смотрел мне в глаза и вилял хвостом. «Ньюфаундленд», – мелькнуло в голове. Добрый, большой ньюфаундленд. Да еще к тому же и печальный.

– Как себя чувствуете?

Он не выпускал моей руки и заметно волновался. Или я толком не соображала, или он испытывал ко мне нечто большее, нежели просто сексуальное влечение. С чего, спрашивается? Фу-ты ну-ты. Вечная проблема несовпадений. Смешная штука, эта жизнь. Я незаметно посмотрела на шотландских охотничьих зверей. Андрей отошел к окну и отвернулся.

– Спасибо, хорошо. А вы?

Он что-то отвечал, затем что-то спрашивал, лебезил, частил комплиментами, а я не знала, как дать ему понять, что все это впустую, и что напрасно он вез сюда эти цветы, и никогда он не услышит от меня ничего, кроме тщательно продуманных дипломатичных фраз.

– Могу ли я пригласить вас вечером куда-нибудь, хотелось бы поговорить? – Бедняга Джозеф ждал моего решения, как приговора. Он, наверное, так не волновался даже тогда, когда ждал решения о предоставлении огромного кредита под новый проект.

Черт! Вот попала, так попала. Я думала с полсекунды, а потом очень и очень вежливо отказалась, не приводя никаких причин в оправдание. Просто сказала:

– Нет, спасибо, НЕТ, – и замолчала, не оставляя ему надежды. Он сразу все понял, сник, заизвинялся и в ответ на мою повторную благодарность за приглашение и за букет произнес:

– Не за что. Значит, нет… Жаль. Что ж, желаю вам всего хорошего, от души. Прощайте.

Я вышла, собрала рассыпанные стебли. Поставила в воду. Раскрыла роман на середине. Герой признавался героине в вечной любви, параллельно развязывая банты на корсете. Почему-то не читалось.

– Вы поняли, что он приезжал исключительно ради вас, Лариса? – Андрей час назад вернулся из «Шереметьево», проводив президента. Мы вдвоем сидели в моем любимом «Шэмроке» и ковыряли палочками суши.

– Знаю. И что? – Совершенно не хотелось разговаривать. Меня почему-то охватило ощущение такого ужасного одиночества, какое бывает, наверное, у брошенных котят.

– После того как выиграете пари, можете его легко вернуть. Вам достаточно лишь сказать… – Андрей, видимо, решил, что мой отказ Лангстому был мотивирован желанием завершить нашу игру и получить-таки деньги. Ну не дурак ли?

Я ничего не сказала. Повертела в пальцах бокал. Поставила на деревянную стойку. Раскурила сигарету и передумала. Задушила окурок в пепельнице.

– Знаете, Андрей, ведь у него это настоящее. Странно. Как странно. Я даже и подумать не могла, что кто-то сможет увидеть во мне нечто большее, нежели тряпичного паяца с раскрашенным лицом, – я откинула со лба длинную прядь волос, закусила нижнюю губу в раздумье. Андрей пристально смотрел на меня.

– А я? Что, по-вашему, в вас вижу я?

– Андрей, заткнитесь! Не надо преувеличивать и осложнять наш дивный блеф. Ловите кайф от момента. Саша, где мое пиво? – Я поймала бармена за рукав. – «Чашу мне наполни, мальчик, пьяной горечью Фалерны». – Саша поспешил за большим «Туборгом».

Глава девятнадцатая(Ближе и ближе к кульминации. И все еще без природы.)

Это было чудное субботнее утро. Если вы обратили внимание, то все субботние утра обычно чудные. Даже если идет дождь, снег, град и т. п. Впереди два дня ничегонеделания и тотального счастья! Итак, в это утро я намеревалась хорошенько отоспаться, часиков эдак до двух, но мой кошмарнейший братец спихнул меня на пол и, немилосердно полив водой из чайника (зря я так – «немилосердно», не кипятком же ошпарил), проинформировал:

– Звонит Андрей. Слышь? Вставай! Я так понял, что он отходит к праотцам, играет в ящик, отбрасывает копыта, и поэтому ему нужна твоя помощь.

– Пусть отходит куда хочет, я сплю, – отмахнулась я, но братец пригрозил запустить мне в постель таракана, и я встала.

Когда братцу было лет пять, он каждое утро приходил поднимать меня в институт. Он с размаху опускал мне на голову железный грузовик и кричал: «Вставай! Денек пришел!» С возрастом методы изменились, но характер братца – ничуть.

– Ты что, Хлорка, намерена остаться старой девой? Я твой любящий единокровный родственник и не позволю этому свершиться. Я тебя всю жизнь кормить не намерен. Давай к телефону и вперед на спасение умирающих.

Я, причитая, взяла трубку:

– Если вам нужен морг, крематорий, ритуальные службы, то вы ошиблись.

– Лариса, вы здесь просто необходимы, – захрипел телефон с сеттеровскими интонациями, – могли бы и сами позвонить, узнать, как мое бесценное здоровье, все ж таки я вам не чужой.

– Правда, что ли? Ну и как оно?

Андрей еще в пятницу ходил жалобно подкашливая, и все наши дамы растрясли свои сумочки в поисках необходимых лекарственных средств. По-видимому, зря. Похоже, сегодня он окончательно сломался.

– Плохо. Температура сорок. Но это еще не самое страшное, – он лихорадочно зашептал: – Пришли трое сотрудников с фруктами и таблетками, все женского полу и все плотоядно на меня взирают. Боюсь, они меня сейчас опоят снотворным – и прощай девичья честь.

– Бредите, что ли! Мне-то какое дело до вашей чести? – Но, если откровенно, я заволновалась. От наших Ленок и Наташ всего можно было ожидать. Ишь ты! Приперлись.

– А как же наша предстоящая свадьба? Что подумают коллеги? Это вам следует быть рядом со мной в опасные для жизни моменты, или я не прав?

– Правы, разумеется. Еду. Чтоб вы там все попередохли!

– Спасибо за сочувствие. Это врач на проводе, – объяснил он кому-то и добавил: – Жду, скучаю, целую.

– Целовать не надо! Боюсь подхватить инфекцию, – шлепнув телефон на место, я напялила на себя беленькую блузочку с юбочкой a la Надежда Крупская и поковыляла к машине.

– Ну как ты, любимый, не стало получше? – Я прокричала эту фразу на всю квартиру несколько раз, чтобы незваным гостям было слышно.

Он чмокнул меня в губы и забрал из рук пакеты. Я чуть было не влепила ему пощечину, но узрела в проходе озадаченную лошадь Пржевальского и заботливо погладила его по голове. Что-то было не заметно, чтобы он умирал или хотя бы мучился. Напротив. Он опять «забыл» надеть рубашку, хорошо что хоть не шорты. Эксгибиционистские наклонности никуда не исчезли. Мне оставалось только догадываться о том, какие эмоции овладели нежданными визитершами при моем появлении, но лица у них остались каменными. Три сфинкса – Ленка, Анечка и Светлана Денисовна – разместились бермудским треугольником, в центре которого стояло любимое кресло Андрея.

– Здравствуйте, девочки, – дружелюбно махнула я им рукой. – Спасибо, что подежурили в мое отсутствие, можете идти. Я справлюсь.

Три пары глаз налились кровью, и мне стало интересно, какое наказание предусмотрено Уголовным кодексом за непреднамеренное групповое убийство с извращениями?

– Да, да, спасибо. Очень мило с вашей стороны, – Андрей по очереди попрощался с ними и простонал: – Я пойду лягу, солнышко, а ты проводи гостей и поскорее присоединяйся ко мне, – он прикоснулся губами к моей щеке.

Мне одновременно хотелось отшлепать его по заднице и перегрызть глотку, но в присутствии дам следовало держать марку. Я закрыла за делегацией замок и пошла осуществлять задуманное. Андрей действительно лежал на кровати лицом кверху, отвратительно подхохатывая.

– Ну как мой моноложек? Мне кажется, более чем достаточно?

– Точно. После этой сцены можно больше не думать о правдоподобности, все готово к финалу. И, поскольку вы, Андрей, выглядите живым, здоровым и противным, я уезжаю.

– А если они стоят на площадке у лифта и ждут, чтобы ударить вас булыжником по голове и разом покончить с недоразумениями? А еще хуже, если они не поверили и, согнувшись в три погибели, подслушивают у замочной скважины. Вы же знаете, какие они коварные и непредсказуемые.

В этом было разумное зерно. И я, пораскинув мозгами, приняла решение.

– Убедили. Остаюсь. Но ненадолго, – мне пришлось сцепить зубы и зажмуриться, потому что Андрей, потянувшись, сел и поиграл мускулами, так что все мои женские инстинкты, точно по Фрейду, разом пришли в боевую готовность.

– Просто разваливаюсь на куски, – простонал он. – Требуется дружеское внимание и ласка, а лучше хороший массаж. Что вы думаете по этому поводу, Лариса?

– Согласна. Пойду подберу вам парочку объявлений из газетки. Какой вам массаж – тайский, эротический или чего попроще?

Он усмехнулся и медленно стал стягивать с себя шорты. К моему ужасу, под ними ничего не наблюдалось.

– Можете начинать с того, что попроще, и я не буду возражать против дальнейших осложнений. Приступим!

– Верните штаны на место, немедленно! – возмутилась я.

– На какое место? – Он без малейшего смущения разделся и стоял передо мной в чем мама родила.

Ужас. Как я ни старалась отвести глаза, мой взгляд независимо от меня возвращался к НЕМУ. В смысле не к Андрею. Ууух! Андрей мог ИМ гордиться. То есть ОН мог бы стать украшением любой коллекции, моей, кстати, тоже, и вообще, такую штуковину стоило поместить в палату мер и весов в качестве эталона.

– Бессовестный, беспринципный и беспардонный донжуан!

– Абсолютно точно. Я такой и не стесняюсь этого. А давайте-ка, донна Анна, уже перейдем на «ты».

Знаешь, мы уже достигли определенной близости, поэтому можно позволить себе неформальное обращение, – все это было облечено в тягуче-страстные тона и сдобрено откровенными взглядами. Нетрудно представить, каков был набор эмоций, появившихся у меня в этот момент. Думаю, я при всем желании не смогла бы сейчас ходить, есть, переводить и сочинять стишки. Слава богу, этого не требовалось.

– Не могу на «ты», – отказалась я, – глубочайшее уважение к вам никак не позволяет мне фамильярничать, – в моем лице не было ни малейшего оттенка уважения, что там было, я знала точно – желание. Сумасшедшее, неуправляемое желание. И если я могла контролировать голос, то все остальное вышло из-под контроля.

И он, сексуально озабоченный кошмарный сеттерюга, это видел. Андрей поймал меня за кисти и попытался притянуть к себе, но я как-то сумела выкрутиться и скрылась на кухне, по дороге кляня свое нездоровое либидо.

– Делаешь очередную порцию омлета? Поделись! – Почувствовав дыхание на затылке, я резко обернулась.

Его лицо оказалось прямо передо мной. О, ужас. Берите в руки любовную историю, открывайте на любой странице и читайте вслух. Если я не ошибалась, а в таких вещах я перестала ошибаться в шестнадцать лет, Андрей был абсолютно готов. Такая страсть читалась в его глазах и такая сладкая нежность, что мне даже не по себе стало. Он осторожно дотронулся до моих губ, провел пальцем по подбородку и, коснувшись пальцем ямочки на шее, начал теребить верхнюю пуговицу моей блузки.

«А чего это я тут стою как соляной столп и не возмущаюсь, когда разные донжуаны соблазняют меня наглым образом и вдобавок так уверены в собственной неотразимости, что даже не боятся сопротивления?» – промелькнула мысль. И все же я позволила себе еще полсекунды удовольствия, и только. Еще полсекунды – и можно было бы не писать дальше и избавить читательниц от поисков описаний природы. Но чем я всегда гордилась, так это своей недюжинной силой воли.

– Руки прочь, развратник, – я спасла пуговицу от отрывания (каких трудов мне это стоило!) и, толкнув, усадила его на табуретку. Он послушно сел, ничего не предпринимая, только смотрел на меня так, что кружилась голова.

– Срочно по чашке крепкого кофе для оздоровления логики. Можно по две – закрепить результат.

– А так ли надо ее оздоравливать? – почти прошептал он, и у меня вновь отказали ноги.

– Андрюша, милый, надо, а то, я смотрю, у вас в районе ожога появилась какая-то странная опухоль плюс температура под сорок. Я тут читала газетку на досуге. Так, не поверите, все симптомы страшного заболевания СПИД.

– Ой, скажи это еще раз, – он умоляюще застонал.

– Про СПИД? Лучше газетку принесу.

– Нет, про милого Андрюшу. Когда ты так говоришь, мне уже все равно, СПИД это или что-то еще. Просто хочется взять сейчас тебя на руки и отнести в постель, а там уже выяснять, насколько страшны будут последствия поставленного только что диагноза. Может, попробуем?

– Тьфу на вас, Андрей! Все вам шуточки.

– Шуточки – это твое. Я серьезен как никогда, – он предусмотрительно забрал у меня большую горячую чашку и потянулся обнять меня за бедра. Я отпрыгнула от него в сторону, чуть не сбив горшок с пальмой, притулившийся в углу.

– Андрей, надевайте штаны, пейте кофе и прекращайте на меня ТАК глазеть. Я вам не благотворительный концерт. Ясно?

– Куда уж яснее…

– Пришли в себя? Слава богу!.. – выдохнула я, когда кофейник был опустошен, а шорты водворены на место.

Андрей сел передо мной на корточки и, обняв руками мои колени, заглядывал в лицо:

– Лариса, и все-таки, почему нет? Откуда такое сопротивление и упрямство? Насколько я понял, я не так уж тебе противен.

– Какой там противен? – Я хитро прищурилась. – Я от вас, Андрюша милый (просишь – получи), просто таю и теряю весь оставшийся разум, вы же не младенец и не слепец. Любая женщина была бы польщена вашим отношением, и я, как любая женщина, тоже. Мое слабое сердце выпрыгивает из груди, ноги подкашиваются, сознание затмевается, и хочется отдаться вам тут же на кухонном столе. Но, но, но… – Андрей походил на обласканного песика, которому только что преподнесли мозговую косточку. – Но боюсь, ваши многострадальные обугленные гениталии еще не готовы вынести необходимую в таких случаях нагрузку, и добровольно отказываюсь ради вашего же здоровья.

У сеттера отобрали кость.

– Что ты этим хочешь сказать? Ну я тебе сейчас покажу обугленные гениталии! Ты сейчас дождешься, только вот доберусь! – Андрей вскочил, опрокидывая табуретки, и собрался было меня схватить, но я опередила его на долю секунды и, запершись в туалете на задвижку, продолжала язвить:

– Ой, мамочка! Не надо больше ЭТОГО показывать. Было бы чем хвастаться! Никакого эстетического наслаждения – одни головешки. Меня и так уже тошнит от вида горелого мяса.

Он ломился в закрытую дверь еще минуты три, а затем уселся у порога, решительно заявив, что никуда не уйдет.

– Ну и сидите. У меня есть необходимая для нормального функционирования организма вода и удобное место для спанья, а вот вам придется справлять малую и большую нужду в целлофановые пакетики и швырять их в форточку. Нехорошо! Соседи могут не одобрить!

Мы поперекидывались фразами еще с полчаса и, устав наконец соревноваться в остроумии, заключили пакт о взаимном ненападении. Я боязливо выбралась из туалета и тут же получила в лоб ощутимый щелбан – за грубость.

А на ночь я осталась у Андрея, потому что, видите ли, резко подпрыгнула температура и возникла срочная необходимость в медобслуживании. Градусника мне никто не показал, но я и не настаивала, потому что, если честно, сама хотела остаться. Андрей больше не предпринимал попыток соблазнения, и я тоже вела себя достаточно осторожно и не провоцировала его. Поужинав, мы опять сидели допоздна, беседуя о разной ерунде, и я снова читала ему свои стихи, а он рассказывал истории из детства и студенческой жизни.

Мне было хорошо, спокойно и уютно, и я знала, ощущала всеми фибрами, что и ему тоже. И это чувство было гораздо опаснее того желания, которое овладевало мной от его прикосновений. Опаснее, потому что серьезнее, сильнее и нужнее. Мне приходилось напоминать самой себе, что я самодостаточный и сильный человечек и что не стоит привыкать к тому, к чему привыкать не стоит.

– Знаешь, Лариса, с тобой удивительно легко и радостно общаться, когда ты не устраиваешь клоунад, – сказал он.

– Порой бывает надо устроить клоунаду, – отбарабанила я, и он согласился. – С вами, Андрей, между прочим, тоже легко, когда вы не играете в Казанову. Ведь можете же быть человеком, когда захотите.

– Могу, конечно. Но это непросто, когда рядом находится красивая и очень соблазнительная барышня, да еще и с неадекватным чувством юмора. Поставь себя на мое место.

– Ну вот те раз! Пошли по кругу. Договорились же.

– А я и не претендую ни на что. Но я тебе порекомендую все же подумать на сон грядущий о том, что… Впрочем, забудь, – он прервал фразу, а мне почудилось, что он хотел произнести нечто для меня немаловажное.

Перед тем как расходиться на ночь, он вполголоса попросил:

– Эй, птеродактиль, поцеловать-то хоть можно, по-дружески?

– По-дружески? Точно? Тогда да. Но не перебарщивать с эротикой и не лишать меня здорового сна, – Андрей тихонько прикоснулся теплыми губами к моей щеке и задержался чуть дольше, чем требовал просто товарищеский поцелуй. – Эээй, тормозите. Не хочу чтобы меня преследовали ночные кошмары с уклоном в «Плейбой» с вашим участием. Пожалейте бедняжечку.

– Лариса, а тебе кто-нибудь говорил, что ты удивительный человек? – ни с того ни с сего поинтересовался Андрей.

– Угу. С утра до вечера нон-стоп об этом твердит моя семья. «Ты, – говорят они, – у нас просто удивительная, но нет рода без урода», – а братец, тот так и талдычит: «Смотрю на тебя, Хлорка, и непрерывно удивляюсь, но не бойся, сейчас все лечат!» Вот так. Пошла я баиньки!

– А сказку на ночь? – закапризничал сеттер.

– Не вопрос. «Камасутру» наизусть с одновременным визуальным рядом. Пойдет?

– Вполне! – Он попытался зацепить меня и усадить к себе на колени, но я пихнула его кулаком под дых и, пока он приходил в себя, смылась.

Я забаррикадировала дверь стульями, потому что знала, что мои внутренние баррикады сданы подчистую, и сидела всю ночь у окна, считая разные звезды, которые теперь казались вовсе не астрономическими объектами, как мне думалось раньше, а окошками, в которые подсматривают ангелы.

И было утро, и был день. И опять я никуда не делась, а, позвонив маме, грубо наврала, что сижу у бабули, и предупредила мою престарелую Лепореллу, что я, по легенде, сегодня у нее.

– Супружница-то его как? – Бабуле не надо было долго объяснять, где я.

– Ожила, подала на развод и ушла вместе с детьми, – не хотелось добавлять лишних жертв.

– Ну вот и славно, а насчет родителей ты не беспокойся, я улажу. Только, сладурка, пусть уж он «запорожец»-то свой поменяет.

– Передам, бусик. Веди себя хорошо. Не прелюбодействуй, – бабуля задумалась. День обещал быть забавным.

Глава двадцатая(Лиричное начало и циничный конец. Но без нецензурных выражений и иных описаний. Между прочим, я имела в виду природу, а вы что?!)

Мы с Андреем провели чудесные выходные, съездили на Истру, наелись от пуза грязной клубники и подобрали бездомного котенка, который моментально обделал пол в машине, после чего заснул у меня на коленях. Весь день меня преследовало удивительное чувство, как будто я долгие годы существовала в ожидании этого воскресенья, и вот оно наконец наступило и оказалось даже лучше, чем я себе представляла. Глупо, но меня захватило, закружило и околдовало ощущение такого неимоверно огромного, спокойного счастья, что хотелось сотворить что-нибудь абсолютно безумное. Ну, например, пойти и спрыгнуть с Крымского моста или даже бросить курить. (Насчет бросить курить я, конечно, преувеличиваю, но это чтобы вам стало ясно, КАК все происходило.) Мне было хорошо настолько, что я даже не пыталась язвить, капризничать и сочинять скабрезные стихи, просто вовсю дышала этим волшебным днем. А почему бы и нет? Может ведь человек позволить себе однажды расслабиться, приоткрыть дверцу в стене недоверия. Не всегда – однажды, в такое вот нежданное воскресенье. Я прекрасно отдавала себе отчет, что все это ненадолго, даже меньше чем на двадцать четыре часа, и не тешила себя глупыми надеждами на «продолжение банкета» и тому подобное. Но было так славно не думать о последствиях, а просто жить. Рядом со мной был умный, очаровательный и отнюдь не безразличный мне человек, и, пусть для него я была не более чем забавная и немного смешная девчонка, очередная ничего не значащая страничка, меня это не беспокоило. Не в это воскресенье.

«Завтра, думать буду завтра, а сегодня хочу это прожить», – разрешила я себе и ничуть не жалела о том, что расслабилась.

Вечером мы сидели в каком-то загородном кабачке, пели серенькие птички (кажется, их зовут соловьями), на столах мерцали крохотные газовые светильнички, и пахло не то жасмином, не то классным туалетным спреем. В общем, было до идиотизма романтично и здорово. В любое другое время я бы обязательно посмеялась над собой и над светильничками, но в тот вечер все почему-то было к месту, по делу и вовсе не смешно, а даже приятно.

– Огромное тебе спасибо за этот чудесный день, – Андрей дотронулся до кончиков моих пальцев, и я не поспешила отдернуть руку.

– Вам спасибо, Андрей. Все было просто замечательно. Особенно клубника, надеюсь, дизентерии можно будет избежать.

– Даже если и нет, не волнуйся. Тогда я буду дежурить у твоей постели и отпаивать таблетками. Баш на баш, – пообещал он.

– Ага, а также раз в десять минут опустошать ночную вазу. Какое самопожертвование. Вас надо немедля канонизировать под именем Андрея Ассенизатора – Всехнедамского Угодника. Портретик в рамочку, под портретик лампадку, а на картинке вы с горшком в одной руке и пальмовой ветвью в другой.

– А зачем ветвь? – недоумевал Андрей.

– Отгонять любопытных мошек, – пояснила я.

– А почему это всехнедамского? Я, между прочим, весь день стараюсь угодить только одной-единственной даме, а она никак не хочет этого понять, – многозначительно произнес он.

– Дама поняла, оценила и уже выразила благодарность. Требуется что-то дополнительно?

– Несомненно. Во-первых, все-таки перейти на «ты», а во-вторых, – он слегка запнулся, – а во-вторых, перестать видеть во мне глупого, испорченного и эгоистичного щенка и наконец-то позволить и мне, и себе нормальные взрослые отношения, без всех этих взаимных издевательств, препирательств и сарказма. Тебе, кажется, не шестнадцать, и я уже не мальчик. И, знаешь что, давай наконец решимся и перейдем от теории и опереточных забав к тому, что неизбежно должно произойти. По-моему, я все ясно объяснил?

Я задумалась, взглянула в его лицо. Красивое, умное и любимое лицо. Он ждал ответа, и на мгновение мне показалось, что для него это важно, может быть, так же, как и для меня.

– О’кей. Пусть будет «ты», хотя мне претит такое явное нарушение субординации, а касательно второй части, я вовсе не думаю, что вы, прости, ты мальчик и глупый щенок, я уверена, что ты очень и очень взрослый, очень большой и смазливый, испорченный и эгоистичный кобель, – я выложила это на одном дыхании. Мне не хотелось его обижать, честно, особенно сегодня, но я просто обязана была это сделать либо рисковала ему поверить и пропасть ни за что.

– Таак. Значит, ты меня взяла и скоренько причислила к этому подвиду? – Он рассердился и сжал мою ладонь так, что что-то подозрительно хрустнуло.

– А что мне, позволь спросить, остается? После того как ты столько раз пробовал на мне свою неоригинальную методику укладывания в постель. А ведь я умоляла о партнерстве в чистом виде! Нет, ты, Андрей, принадлежишь к категории самцов-олимпийцев.

– То есть? – Он недоумевал.

– Ну то есть, если цель легко достижима, то это вам ни к чему, а вот если сопротивляется и бьет копытами, то надо во что бы то ни стало установить рекорд.

– Значит, так, да? – Мои бедненькие суставы уже хрустели вовсю. – А тебе не приходило в голову, что меня интересует не гипотетическое достижение цели, а сама цель? Ну то есть ты. Не задумывалась, что ты мне нравишься, и всё, а?

– Чушь! – Я все-таки сумела сохранить все кости в целости, выдернув у него свою руку. – Предложи эту сказку в «Спокойной ночи, малыши». «Ой, тетя Таня, расскажи Хрюше со Степашкой сказочку про белого бычка». Чушь! Такая, как я, не может представлять для тебя никакого интереса, кроме спортивного. Ты сейчас тут распинался насчет перехода к серьезным отношениям. Звучит очень красиво, просто идеально, но если отбросить лингвистические изыски и сказать по-человечески, то это значит: «Кончай выпендриваться, милая, и давай-ка в кроватку, побалуемся. Нечего корчить из себя королеву „Шантеклера“!» Разве не так? Мне уж точно не шестнадцать, и объективно я на себя смотреть научилась. Ты не для таких, как я. И это не низкая самооценка, а всего лишь понимание ситуации. Оставь меня в покое и ищи себе пару из своего круга и статуса. – Кстати, пока я выкладывала этот монолог, я сама себя накрутила и конкретно на Андрея обозлилась. Весь этот необыкновенный день пошел прахом. Я с яростью уставилась на него.

– К чертям собачьим! Такое впечатление, что я говорю с непроницаемой и непробиваемой стенкой! – Андрей стукнул кулаком по столу, так что светильник подпрыгнул и погас. Романтика закончилась.

– Точно. Я непроницаемая, но, слава богу, проницательная. И не надо больше напрягаться и впустую тратить силы. Так или иначе, я тебя вижу насквозь. Поэтому позволь еще раз подчеркнуть, что между нами ничего не будет, и поставить на этом точку. Давай потерпим общество друг друга чуть больше двух недель, поделим бабки и разбежимся навсегда. Да, не забудь составить смету затрат на «ухаживание». Не люблю быть в долгу.

Он промолчал. Так же, не проронив ни слова, довез меня до дома и, не попрощавшись, уехал.

Я стояла на тротуаре и смотрела ему вслед. Было жаль испорченного воскресенья и себя. И даже гордость за сохраненные с таким трудом честь и достоинство ничуть не заглушала одиночества и тупой такой, противной боли. Ненавижу! Ненавижу себя!

Глава двадцать первая(Немного о высокой моде, о различных теориях брака, а также о том, на что способна женщина в ревности.)

Ленка вертелась перед высоким зеркалом, разглядывая свой худосочный зад, обтянутый Келвином Кляйном. Серый свитер висел на ней мешком. Рядом с ней Анечка напрасно пыталась придать новым джинсам потрепанный вид.

– Похоже, я становлюсь законодательницей мод в локальном масштабе. А вам идет, девочки. Джинсики, кстати, портят кирпичом, а свитерочек необходимо довести до кондиции следующим образом: стираешь в горячей воде и забываешь разложить. Когда он высохнет, будет точь-в-точь как у меня – мятый и бесформенный. Некрасиво, но стильно, аж жуть!

Девочки засмущались.

– Сегодня в «Ленкоме», типа, премьера, – Серега сунул мне под нос билеты. – Пойдем? – Бабла выкинул немерено.

Я обошла его справа и направилась к себе. Телефон трезвонил вовсю.

– Это я, ваш неповторимый Гальяно. Самый популярный нынче дизайнер женской одежды и проч. Але, – в ухе что-то загудело и запищало, а потом захрюкало моей лучшей подругой Инкой. – Хрю, хрю. Привет, Ларик. Это я!

– Аааа! – закричала я. – Привет, ты откуда? Поганая связь.

– Из Сиднея. Хрю. А я тебя хорошо слышу.

– Боже, что ты делаешь в этой стране аборигенов и утконосов? – Я искренне удивилась.

– А ты как – хрю – думаешь? – Инка засмеялась.

– Боже! Опять? Ты сошла с ума.

– Точно, хрю. Сошла. Но это детали. Ты приезжай ко мне. Я безумно соскучилась. Заодно познакомлю тебя с мужем. Хрю, хрю.

– Я больше этого не вынесу, лучше ты приезжай, и без мужа. Привези мне кенгуренка. Я обучу его носить в зубах хозяйственную сумку и буду самой крутой в столице. А можно большого кенгуру, тогда в сумке он будет носить меня. Очень неожиданно и пугает размахом фантазии.

– Хрю, хрю, – засмеялась она, – ты ничуть не меняешься. Как у тебя дела? Замуж не выскочила?

Мне не терпелось поделиться с ней новостями, но она перебила в самом начале и стала взахлеб рассказывать про своего супруга. Я положила трубку на стол и спокойно занялась своими делами.

«Глупо рожать двух детей от одного и того же мужа, – заявила она однажды. – Один брак – один младенец». Если бы она была последовательной, то на сегодня попала бы в книгу рекордов как мать-героиня. Инка сделала замужество своим хобби, причем хобби интернациональным. Первым ее супругом был американец, затем на смену пришел араб, затем она обручилась со страстным Джузеппе из Милана, потом появился финн, не помню как его звали, и так далее. Я не успевала следить за ее передвижениями по земному шару. Последний раз она звонила мне из Токио, и я побоялась спросить, как зовут ее нового благоверного (японские имена трудны в произношении). Теперь был Сидней. Я прислушалась. Хрюкало громко и настойчиво.

Инка, я тут влюбилась, как дурочка, хотелось сказать мне. Что мне делать, Инка? Как быть? Ну посоветуй, выслушай, пожалей – мне хотелось выплакаться, но вокруг были настороженные вражеские уши, и поэтому я удержалась от откровений. Мы слезно распрощались, поклявшись созвониться в ближайшие дни. Я достала из ящика стола историю бедной Марты, обманутой подлым Томасом, и, раскрыв книжку на середине, стала читать.

– Я уже, кажется, делал вам однажды замечание, Лариса, – а я и не заметила, когда Андрей подошел.

Я подняла голову и посмотрела на него. Когда наши взгляды встретились, у меня внутри что-то запрыгало, задрожало и оторвалось (хотелось верить, что не мочевой пузырь).

– Может быть, все-таки будете работать или как? – Он был суров и неприступен. – И не надо изображать из себя раскаявшуюся грешницу, не ваше амплуа, – заявил он в ответ на мои скромно потупленные в смирении очи.

– Простите-с, уже, уже. Видите, я тружусь, – я схватила в руки первую попавшуюся бумажку, оказавшуюся списком телефонов сотрудников, и с деловым видом начала ее изучать. – Взгляните, очень поучительно и, главное, расширяет кругозор, прямо ощущаю, как он расширяется и вылазит из ушей, поскольку не соответствует объему черепа.

Андрей фыркнул и, повысив голос, заметил:

– Боюсь, что еще один подобный случай – и вам придется искать себе новую работу. Будьте повнимательнее к вашим обязанностям, – он вышел, и после секундной паузы со всех сторон раздались «сочувственные» возгласы:

– Ну надо же! Каков подлец. Сначала воспользоваться, а затем выгнать с работы. Непорядочно, – Светлана Денисовна любила поразглагольствовать на тему морали. – А вы, Лариса, могли бы догадаться о последствиях. Недаром говорят, что дома и на работе…

– Не расстраивайся. Я чего-нибудь подыщу. Тут, типа, у моего кореша на фирме есть местечко. Я поспрошаю, – вылез добрый Серега с соболезнованиями.

– Чего там? Типичная история. Босс и секретарша. Классика. Возьми любой пример из художественной литературы и убедись, – вездесущий Митрич был тут как тут.

Серафима, случайно оказавшаяся свидетельницей происшедшего, тут же сунула мне под нос кусок торта, ее опыт подсказывал, что на сытый желудок любые жизненные трагедии пережить легче.

Я тут же набила рот сладким бисквитом. Значит, вот как они интерпретировали эту мизансцену. Босс и секретарша. Неудачный расклад! Надо было срочно исправлять ситуацию. Я обвела комнату недоумевающим взглядом и вздохнула, вложив в этот вздох тонну сексуальности.

– Вы это о чем, господа хорошие? Не понимаю. Ах да, Сережа, зайчик, ты не мог бы мне сегодня помочь с транспортом, – я потерлась о Серегино плечо ухом.

– Что за вопрос? Конечно. Типа, когда и куда хочешь, – Серега таял.

– Тогда после работы поедем сразу в Митино, я там соберу кой-какие свои вещички, и затем на Краснопресненскую набережную. Видите ли, я тут переезжаю к Андрею, а его машина в ремонте, – разъяснила я.

– Чтооо? Как это переезжаешь? Куда? – Митрич вылупился на меня во всю мощь своих лягушачьих очей.

– А что тебя удивляет? Разве это не нормально, что любящие люди хотят вести совместное хозяйство, сожительствовать и тому подобное. Не говори, что ты сторонник первой брачной ночи, это извращение. Ну так как, Сережик, ты согласен?

Серега замычал, заикал и согласился. Население офиса задумалось, а Серафима вздохнула. Ей было жаль не к месту пожертвованного бисквита.

В восемь вечера я выгрузила четыре тяжеленные сумки возле Андреева подъезда и отпустила Серегу восвояси. Правда, он пытался помочь мне донести багаж до квартиры, но я пресекла подобную благотворительность, объяснив это тем, что, возможно, Андрей не пожелает афишировать свою душевную привязанность, и так далее. Честно говоря, я опасалась, что Андрей спустит меня с лестницы вместе с барахлом, что было бы вполне естественной реакцией с его стороны после вчерашнего. Я дотащила сумки до двери и позвонила. Ни звука.

Нате вам! Выходит, мне придется тусоваться на половичке до его прихода. Ну вы сейчас скажете, что мне надо было развернуться и, взяв такси, поехать домой. А как же Серега? Я не была уверена, что он не стоит где-нибудь за углом в надежде разоблачить мой блеф. В общем, в очередной раз решив идти до конца, я удобно устроилась на сумке и открыла припасенную на всякий пожарный баночку с пивом.

Третья опустошенная баночка уютно устроилась рядом с подружками, когда я услышала звук открывающегося лифта и знакомый баритон:

– Конечно-конечно. Это гениальная вещь, да и вообще он неординарен в своей манере живописи. Выставка чудесная. Хотя мне все же примитивизм чужд.

– А как хорош тот эскиз! Какое мастерство! Какая палитра! Какое умение подбирать и смешивать тона, – писклявый, шепелявый и противный голосок мне не понравился. Во-первых, он явно принадлежал женщине, во-вторых, явно женщине хорошенькой или думающей, что она такая, а в-третьих, для меня это было неожиданностью. Я как-то не предусмотрела такой вариант. Я попыталась подняться на ноги, но баночки-сестрички привели мой вестибулярный аппарат в нерабочее состояние. Пока я предпринимала вторую попытку встать, держась за косяк, любители живописи возникли в конце коридора и приблизились на расстояние вытянутой руки. В глазах двоилось, но я сумела разобрать, что мой шотландский сеттер, разодетый в пух и прах, вышагивал под ручку с натурально-блондинистой фифой, как будто только сошедшей с подиума. Внутри у меня закипело и забурлило. Значит, я томлюсь на коврике возле закрытой двери уже целый час, а эта шотландско-сеттеровая свинья разгуливает где-то с размалеванными красотками и еще и домой их приволакивает, абсолютно понятно зачем. Даже если я и не предупредила заранее о переезде, это не оправдывает его развратного поведения. Во мне проснулся разъяренный собственник, и напрасно полупьяная, но все еще живая логика пыталась осадить мое взбешенное «я».

– Значит, опять за свое взялся, кобелище! – Уперев руки в боки и расставив ноги для устойчивости, я прочно вошла в образ обманутой супруги. – Стоит мне уехать на неделю, как ты начинаешь водить всяких разных. И ведь небось врет, что не женат, – я так зыркнула глазами на фифу, что та взвизгнула. – Хоть бы что приличное подобрал! Где ты их находишь, таких ободранных? По дешевке, что ли, на Курском вокзале? – Андрей не мог рта раскрыть, а девица потихонечку начала пятиться обратно. – Радует, что на сей раз ты придерживаешься нормальной ориентации, а то привел месяц назад этого восточного типа, который потом из кровати не хотел вылезать! – Андрей по скорости изменения цвета лица мог соперничать с хамелеоном: от нежно-зеленого он перешел к красному, а затем к багровому.

– Нет, я подам все-таки на развод, вот только рожу – и сразу в суд! – Я выпятила вперед живот, пиво создавало прочную иллюзию второго триместра беременности.

Андрей остолбенел, а фифа, допятившись до угла и взвизгнув в последний раз, испарилась, оставив после себя лишь флер дорогих духов.

– Хлебни разочек, – добрая я сунула в лицо Андрею баночку «Туборга», – и нечего стоять и пожирать меня глазами, можешь, если тебе будет легче, пнуть меня в любое место, хотя это не по-джентльменски. На, пинай.

– О, боже ты мой, сохрани меня от греха, – Андрей запустил руки в волосы и, застонав, мешком осел на половичок. Я пристроилась рядом.

– Ну что ты здесь делаешь, горе мое? Чего тебе еще надо? – Он взял «Туборг» из моих рук и сделал большой глоток.

– Я переехала. Насовсем, – мне стало жаль Андрея, уж так беззащитно он выглядел, и я погладила его по взъерошенной шевелюре. – Но ты не бойся, это «насовсем» не насовсем, а только на две неделечки, даже чуть меньше. А что, эта эльфообразная мадам – твоя нынешняя большая любовь? – Я достала еще одно пиво. – Хочешь, я ей сейчас позвоню и признаюсь во всем.

– Боюсь, это не спасет ни меня, ни тебя. Слушай, подруга, ты что, намерена свести меня в могилу? Может, это у тебя задание такое от конкурирующей фирмы? – Он почти плакал.

– Ох, малыш, неужели это все так печально? Не переживай, от долгого воздержания еще никто не помирал, а потом есть куча способов самоудовлетворения, могу дать письменные инструкции. Даже, если позволишь, прослежу за процессом и укажу на ошибки.

– Она еще и издевается. Нет, я этого больше не вынесу! На этом я прекращаю всякие наши отношения и отказываюсь от твоего тупейшего пари, – Андрей говорил на полном серьезе, и я в момент протрезвела: шуточки шуточками, а бабки пропадали немалые.

– Ты что?! Не выдумывай. Все уже почти закончилось. Клянусь больше ничегошеньки не вытворять и вести себя как пай-девочка. Я даже посуду буду мыть и завтраки тебе готовить, ну честное пионерское, – я застыла в пионерском салюте, но Андрей, невзирая на мои уверения, отрицательно покачал головой.

– Все, Лариса. Извини, но я – пас. Ищи себе другую жертву. А сейчас можешь идти куда тебе угодно.

– Не пойду я никуда, и не сумеешь ты так просто от меня отделаться, не мечтай, – я, немного поколебавшись, опрокинула себе на голову банку с пивом, липкая жидкость потекла по лицу вместе с тушью. – Буду спать здесь, и если меня не сожрут тараканы, то увидят соседи, и прощай твоя репутация. Уж я придумаю, чего им порассказать.

– Чудовище! Ну что мне делать? – Он в бессилии развел руками.

– Открыть дверь, втащить мои вещи вовнутрь и дать мне возможность принять душ, – скомандовала я.

– Можно подумать, ты оставила мне другой выбор, – он поступил в точном соответствии с моими инструкциями, и когда я, завернутая в его банный халат, выползла из ванной, то обнаружила Андрея в разгаре приятельской беседы с «Джонни Уокером» черным.

– Позволите к вам присоединиться?

Он молча кивнул на уже приготовленный бокал.

– Андрей, я, кажется, тебя чем-то огорчила? – Он не отвечал. – Ну прекрати дуться. Согласна, опять перебор. Но я же зверски взревновала, а женщина в такие моменты не думает. Измена в канун свадьбы – вещь тяжелая. Радуйся, что я не налетела на нее с кулаками, кстати, где это ты ее подцепил?

– Марина – художник и жена моего хорошего друга.

– Вот это номер! Подложить такую свинью другу. А выглядишь как порядочный человек.

– Он ставил машину на сигнализацию, должен был подняться следом. Представляю, что они обо мне сейчас думают.

Я присмотрелась к Андрею – он не врал. Похоже, я опять попала впросак и к тому же здорово подвела Андрея.

– Ну откуда же я могла знать? Поставь себя на мое место. Сидишь, ждешь любимого, выпиваешь потихонечку, и тут он возникает с манекенообразной мымрой. Естественно, я завелась. Ну не сердись, ты же знаешь, что у меня не все дома. Прими случившееся как факт. У тебя заодно поужинать ничего не найдется? Ну там, сосисок или супа какого-нибудь?

– Я и не сержусь, – он взял свой бокал, наполнил его до краев. – Просто думаю, что бы такое придумать в качестве реванша. Раз уж у меня нет шансов от тебя отвязаться, то хотя бы разок отомстить.

– Месть – недостойное сильных людей чувство, – заявила я, – а ты личность невероятно мощная.

– Ты уверена? – Он медленно поднял бокал над моей головой и перевернул его дном кверху. Второй раз за сегодняшний день я оказалась под алкогольным дождем. – Приятно порой быть слабеньким таким человечком.

Мне было мокро, холодно и мерзко, но я и вида не подала.

– Если думаешь, что сделал мне плохо, то ошибаешься. Я всю жизнь мечтала принять такой душик. Можешь добавить. – Я зажмурилась в ожидании продолжения. – Давай-давай, лей до конца. Доставляй мне удовольствие, – но вместо холодного вонючего «Джонни», я вдруг почувствовала, как его теплые губы коснулись моих, а руки проскользнули под неплотно запахнутый халат. Я попробовала было вырваться, но он, вытащив меня из кресла, поставил на ноги и притянул к себе, так что ни возможности, ни желания сопротивляться не осталось.

Халат имел наглость развязаться, и я прекрасно догадывалась, какую картину из себя представляю.

– Ты чего делаешь? – смогла выдохнуть я, подставляя шею для поцелуя.

– Не даю пропасть виски, – он слизнул капельку с моей щеки. – А что, какие-то возражения?

– Возражений бездна, – я запнулась, его ладонь скользила по моей груди, и направление скольжения давало повод к размышлениям о духовном, и не только.

«Похоже, я предаю собственные принципы, – подумала я, – ну и пошли они, эти принципы, если они такие принципиальные». Я уже собралась скидывать халат, как он отстранился и оставил меня в чудовищно растрепанном – и возбужденном состоянии.

– Что, уже все? Продолжения не будет? – поинтересовалась я дрожащим голосом, не спеша прикрываться.

– Хватит! Мое чувство мести удовлетворено. Можешь пойти и помыть голову, а заодно прийти в себя.

Ах, вонючка, так, значит, это он мне так отомстил! Я на секунду рассвирепела, но затем взглянула на Андрея и успокоилась.

Отомстил… Ну это он мог рассказывать кому другому. Если у меня дрожал голос, конечности и все остальное, ему тоже было не легче. И спрятать он это не мог (ну вы понимаете о чем я). Я усмехнулась, глядя как он пытается взять себя в руки.

– Андрюша, хороший мой. У меня, ко всему прочему, невероятная клаустрофобия. Я боюсь находиться одна в маленьких закрытых помещениях. Ты со мной не побудешь, пока я приведу себя в порядок?

Он вымученно рассмеялся.

– Какие кардинальные изменения!.. Вчера в ответ на мое серьезное предложение ты обозвала меня кобелем и начисто мне отказала, а сегодня силой затаскиваешь меня с собой в ванную. Я начинаю думать, что ты сплошное противоречие.

– Неаа. Я тоже тайный самец-олимпиец. Когда на меня нападают, я обороняюсь, а когда от меня убегают – преследую, – покаялась я.

– Так-так – начинаю понимать стратегию. Значит, я должен убегать, чтобы добиться цели.

– Ага. Примерно так! Андрей, ты больше не злишься? – вспомнила я про бедную Марину с супругом.

– Нет. Постой, не уходи, – он поймал меня за локоть и усадил к себе на колени.

После недавней сцены глупо было сопротивляться, поэтому я удобненько устроилась и, чтобы не показалось мало, обняла его за шею. Догадливый сеттер тут же воспользовался ситуацией, разложив руки на моих голых коленках, что было весьма приятно.

– Ну и что мы будем с тобой сейчас делать, мое милое чудовище?

– Мыть голову и прочие комплектующие. А что, есть альтернатива?

– Да я не об этом, – он потихонечку потянул меня за рукав, так что обнажилось плечо, и он смог потереться об него подбородком.

– Не знаю, – честно ответила я. – Не могу прийти к окончательному решению. Знаешь, как говорится: и хочется, и колется, и еще что-то про маму.

– Ну, то, что хочется, я понял, – он улыбнулся и, дотронувшись губами до моего уха, прошептал: – Идем мыть голову?

– Сама справлюсь, сиди, где сидишь. Не люблю, когда у меня в волосах шебуршатся всякие чужие существа, – буркнула я, вставая.

Вот вы сейчас наверняка обвиняете меня в непоследовательности. Мол, то упирается, а то сама пристает, а потом опять упирается. А между прочим, это абсолютно нормальное поведение для влюбленной дуры. Вот и я, будучи абсолютно влюбленной и абсолютно дурой, металась из крайности в крайность. Мне то хотелось, плюнув на все, прижаться к нему всем телом и прожить одну, но зато КАКУЮ ночь, то внутри все закипало и переполнялось желчью, которую надо было на него вылить, а иногда возмущался здравый смысл и давил на чувства, шепча: «Главное – денежки, а все остальное приложится». То есть я сама себе напоминала камень на перепутье: прямо пойдешь – голову потеряешь… От головы здорово несло сивушными маслами.

Я все-таки помыла эту голову, которую не стоило терять, и вернулась в комнату.

– Ну и в каком мы настроении сейчас? Нападательном или убегательном? – Андрей поймал меня в дверях и пристально вглядывался в меня синими глазищами.

– В здравоосмыслительном, – я показала ему фигу.

– Ну, значит, нам сегодня ничего не светит. – Он отпустил руки и оставил меня в покое.

– Ни сегодня, ни завтра и никогда, – гордая я гордо вскинула горделивую голову и, переполняемая гордыней, прошествовала к дивану – сплошная «Гордость и предубеждение». С такими лицами борцы за веру шли на костер.

– Нет и не надо. Можно подумать, очень хочется. Мы, будучи беспринципными самовлюбленными Казановами, вообще не привыкли настаивать. Женщины сами пачками бросаются к нашим ногам, а мы расхаживаем по трупам, упиваясь собственной безнаказанностью, – он уселся на полу возле моих (вернее, его) тапочек и продолжал разводить демагогию: – Поэтому, получив случайный, подчеркиваю – случайный отказ, я не огорчаюсь и, с легкостью забыв об этом инциденте, перехожу к другой, более сговорчивой и доступной кандидатуре, благо таковых достаточно. Я меняю любовниц с частотой один раз в полчаса и отмечаю на стене крестиками количество проходящих через мои руки женщин…

Пока он нес всю эту чепуховину, у меня стали слипаться глаза, и незаметно для себя я заснула. А что вы хотели после таких-то переживаний? (Учтите также количество выпитого.)

Глава двадцать вторая(Кульминационная и поэтому гениальная. Кстати, на этот раз с подробным описанием, но не природы.)

Поутру я обнаружила себя все на том же диване.

– Утро доброе. Чистить зубы и завтракать. – У сеттеров было хорошее настроение, и они улыбались во всю пасть.

– А почему никто не переместил мое уставшее тело на более удобное место? – Я выкарабкалась из-под плюшевого одеяла.

– Угу. Чтобы я надорвался и помер. Нет уж, Лариса, героизм не по моей части. Что другое – это я завсегда, а таскать на себе тушки – это не ко мне.

– Ладно, ты великодушно прощен. Пойду в туалет исследовать себя на предмет изнасилования… Признаков агрессии не обнаружено, – констатировав этот факт, я преспокойненько улеглась обратно.

– На работу ты не собираешься? – Андрей, завязывая галстук, подошел к дивану и наглым образом отобрал у меня одеяло и подушку.

– Ты что? Где это ты видел, чтобы секретарши, вступившие в половую связь с шефом, ходили на работу? Я намерена поступать по законам жанра и собираюсь проваляться весь этот день на диване. Впрочем, если будет настроение, может, прошвырнусь по магазинам, дабы потратить деньги, выданные тобой «на булавки», – с этим я потянула одеяло обратно к себе.

– Значит, поступаем точно по законам жанра? – переспросил он.

– Запросто, – подушка вернулась на место без особого сопротивления.

– Хм, будем тогда соответствовать жанру, – он бесцеремонно подвинул меня к стенке и лег рядом, – то есть шеф, вступивший в связь с секретаршей, обязан пожертвовать работой ради длительного и бурного секса и провести рабочие часы в постели с любовницей.

– Ты чего? А как же прибыли компании? – Я попыталась вскочить, но он удержал меня за плечи.

– Прибыли подождут. Все! Тихо. Власть переменилась! Не орать, не лягаться и не острить. Иначе привяжу к кровати и наплевать мне на всё! Лучше отсидеть несколько лет, чем еще пять минут терпеть твои капризы.

Какой там капризничать, я и пискнуть-то не могла. Достаточно ему было прижать меня к себе и прикоснуться губами к моим глазам, как система самозащиты разблокировалась и сознание поплыло-полетело куда-то к чертовой бабушке. Пока я искала, где же живет эта чертова бабушка, он каким-то образом освободился от лишней одежды (похоже, для него всякая одежда была лишней) и освободил от нее и меня. Я чувствовала его каждым кусочком кожи, каждой клеточкой. Его нежные губы на моих плечах, руках, груди. Его теплые пальцы, ласкающие мое тело. Его бедра под моими ладонями. Боже ты мой, со мной творилось что-то невероятное. В никуда испарилась язвительная и мерзопакостная Лариска, и на ее место водворилась сексуальная кошка с извращенным воображением. То, что я вытворяла, даже и описать стыдно. Слава богу, думала я, что, помимо любовных романов, иногда почитываю порнографическую литературку, похаживаю по Интернету, так что не ударю в грязь лицом. В общем, я просто позабыла про все свои надуманные принципы и стремление к здоровым партнерским отношениям и отдалась на волю провидения. В тот момент провидение звали Андреем. По всем признакам, провидению тоже нравилось заниматься со мной любовью, поскольку оно время от времени начинало часто-часто дышать, и синие глаза затягивало сладкой поволокой. А я… Я таяла. Я стала одним большим куском сливочного мороженого под лампой накаливания. Я чувствовала, что где-то у меня есть голова, тело, ноги, пальцы, но все это существует безотносительно меня. Остался только он. Остались только его руки, только его губы. В общем, чего долго расписывать и распространяться на всем известную тему. Если кому-то требуется детальное описание, его можно найти в любом белообложечном шедевре, а мне почему-то не хочется вдаваться в физиологические подробности и писать о том, как «его страстная горячая плоть слилась с источником ее наслаждения». Уж больно забавно выглядят все эти метафорки, сравнения, гиперболы и прочие стилистические приемчики. А потом, неужели вы сами не можете додумать и дофантазировать, опираясь на собственный опыт?

Я нисколечко не удивилась и не воспротивилась, ощутив, что наша опасная близость сама собой перешла в союз… чуть было не сказала сердец – нет, вовсе и не сердец, и в конце концов почти одновременно мы задохнулись в бешеном и таком желанном вихре оргазма. (Ну как? Не хуже, чем книжки в мягком переплете?) Моментальное ощущение счастья, сменяющееся чистым покоем. Наивно, банально, глупо и потрясающе, именно так оно и было…

Я лежала на спине и рассматривала грязного голубя, какающего на карнизе. «Смешно, – думала я. – Как я ни пыталась этого избежать, как ни старалась уберечься, все равно все произошло и оказалось даже лучше, чем можно было представить. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Сама же этого хотела, сама к этому шла и получила сполна. Вот лежи теперь и думай, что дальше».

Мне всегда было интересно посмотреть, как ведет себя мужчина на следующее утро после первой ночи любви. Можно было сразу догадаться по его поведению, чем он окажется впоследствии, и понять, стоит ли вообще с ним воспоследствовать. Но, поскольку на этот раз ночи не было, а было как раз утро, я с тревожным любопытством ждала первой фразы Андрея. В голове крутилась куча вариантов типа: «Это было великолепно», или «Ты просто чудо», или «Давай продолжим», или хотя бы «Ну вот и все, можно теперь и поспать», или что-нибудь в этом роде. Опять же он мог сделать вид, что ничего не произошло, или с отвращением швырнуть мне одежду, мол, прикройся, милая (а что, бывают и такие жутенькие экземпляры). Я ждала его первой фразы и не знала, что мне отвечать, как себя вести и что предпринять. Было просто страшно.

– Лариска, – я приподнялась на локтях.

Он стоял в дверном проеме – обернутые полотенцем бедра, капельки воды на груди, мокрые волосы. Чудо мое шотландско-сеттеровое. В этот самый момент я с ужасом поняла, что пропала, сгорела и не просто влюбилась, а люблю. По-настоящему, по-сумасшедшему, со слезами и переживаниями, с бессонными ночами и второсортными стихами.

Я поняла и испугалась до смерти, и захотелось сначала бросить все и убежать, а потом остаться и прожить это до конца, а затем просто взвыть в безнадежности и проклясть это свое неудачное и ненужное чувство.

– Лариска-крыска, ну-ка, посмотри на меня, – он осторожно присел рядом со мной и, по-детски послюнявив палец, стал что-то упорно стирать с моего лба.

– Возможно, это болячка, и ты напрасно стараешься, – пробурчала я, отстраняясь.

– Что? – не понял он.

– Ну то, что ты там трешь. Я говорю, это скорее всего прыщ, и он не стирается.

– Ничего там нету, – он убрал палец.

– Ну чего ты тогда стараешься? – Я села и натянула на себя футболку.

– А что прикажешь делать? Я хожу вокруг тебя как дурак и не знаю, с чего начать разговор, а ты пыхтишь паровозом и изображаешь из себя каменного истукана.

– А я и есть истукан. Истукан сидел в стакане, разговаривал стихами, – рифма была ужаснейшей, но ничего больше в голову не приходило.

– Ларисонька, – он обнял меня, и опять все перевернулось вверх дном. Зачем? Зачем? Зачем?

– Угу?

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Я хотела, ох как много я хотела сказать, обвить его руками, положить его голову на свои колени и говорить, и шептать, и ласкать, и плакать. Только разве я могла вот так вот запросто сложить оружие? Вернее, я-то могла, но к чему это все? Нужны ли ему мои слезы и любовь? Нужна ли ему не слишком молодая, не слишком умная и не слишком красивая идиотка? Нужно ли ему мое «не могу без тебя»?

– Если ты так хочешь, я подытожу. Значится, так, – я высвободилась из его объятий, зажгла еще одну сигарету и спокойным размеренным тоном (ох как трудно давалась мне эта размеренность!) заявила: – Первое. Если ты думаешь, что я покроюсь багровыми пятнами от стыда и буду избегать твоего взгляда, то ошибаешься. Мне уже не пятнадцать, и даже (вот только не падай в обморок) не двадцать пять. Опять же, если ты опасаешься, что я брошусь к тебе на мускулистую шею с признаниями в вечной любви и требованием законного брака, то тоже ошибаешься. Я всегда умела отличать секс от чувства и, отдавая должное первому, не увлекалась вторым. Дальше, если ты надеешься, что это повлияет на условия нашего договора, оставь эти мечты. Деньги поделим, как договорились, и разойдемся, тоже как договорились. Что же касается продолжения близких (я выделила это слово голосом) отношений, то этого я не могу тебе обещать, хотя… – я сделала паузу, – было не так уж плохо. А сейчас, думаю, разумнее всего пойти на работу и повкалывать во имя Линкольна на зеленых бумажках. Ты как считаешь, Андрей?

Андрей пожал плечами и молча стал одеваться. Я последовала его примеру и через час, сидя за своим столом в офисе, развивала активнейшую деятельность по убеждению населения в факте бессонной ночи (что, учитывая все обстоятельства, было почти правдой). День все длился и длился, и всякий раз, встречаясь с Андреем взглядом, я сцепляла зубы в молчаливой и безысходной злобе на себя. Я злилась, что никогда не сумею стать той, которая сможет уверенно идти с ним по жизни рядом и быть ему достойным и равным партнером, быть ему нужной, любить его и быть им любимой. Дура! Какая же я дура!

Глава двадцать третья(Так и подмывает вставить пару строк о подмосковных лесах и озерах, грибах, цветах и пр., но не буду.)

С работы я ушла рано. Во-первых, не смогла больше терпеть его постоянного присутствия не только в мыслях, но и перед глазами, а во-вторых, мне надо было срочно забежать в издательство и забрать свою рукопись, в очередной раз получившую вежливый отказ. Да, да, никому ничего не рассказывая, чтоб не сглазить, я направила пару-тройку рассказов по разным редакциям, лелея слабую надежду стать знаменитой. К сожалению, великого писателя из меня никак не получалось, но я не отчаивалась, утешая себя примерами из жизни гениальных прозаиков, которых сначала все жестоко унижали, а затем возносили до небес, да еще и оделяли Нобелевской премией. Не хотелось только посмертного признания. К чему на небесах слава и деньги? Там все бесплатно и тщеславие не поощряется.

В редакции, вусмерть разругавшись с приличного вида дамой, наивно полагающей, что она литературный критик, и выкинув в урну очередную отрицательную рецензию, я отправилась к Андрею. Его не было. «И как это я забыла востребовать ключ?» – злилась я на себя, разгуливая по ухоженному дворику.

– Ты кто, тетя? – Черноглазый малыш лет пяти дергал меня за юбку.

– Я не тетя, я лисица-девица, а ты кто? – задала я встречный вопрос.

– А я Андрей, – заявил он и, слегка поколебавшись, добавил: – Я мужчина.

«Вот тебе и еще один мужчина», – подумала я.

– Ну тогда пошли лепить куличики, мужчина, – он дал мне свою грязную ладошку, и мы направились к песочнице.

– Как идет? – Шотландский сеттер, груженный пакетами из супермаркета, с любопытством следил за нашей игрой.

– Посредственно. Видишь ли, нам не хватает начинки.

– Убежала не предупредив, а я не заметил, да и не подумал, что придешь так рано. Извини. Давно здесь?

– Если судить по количеству выпечки, с учетом производительности пять штук в минуту, уже около получаса.

– Ну что, домой или где-нибудь в городе поужинаем? – Андрей Большой ждал моего ответа, а мой новый друг Андрей Маленький с усердием продолжал возиться в песке.

– Андрюша, заинька, – ласково окликнула я.

– Что? – ответили оба хором.

– Уже поздно, давай-ка пойдем по домам, а завтра продолжим пекарное дело, – мальчик на удивление легко согласился и, подпрыгивая на ходу, побежал к подъезду.

– Да уж, где уж нам рассчитывать на приличное обращение, – съехидничал Андрей, – мы, кроме кобеля, ничего не удостаиваемся.

– Прекрати. У меня абсолютно озверелое настроение, хочется есть, и я в любой момент могу сорваться и тебя покусать.

– Вот-вот, и я о том же, – Андрей пропустил меня в лифт и втиснулся следом. Поскольку большая площадь лифта была занята свертками, между нами осталось минимальное расстояние.

– Знаешь, о чем я думаю? – Он понизил голос почти до шепота.

– О чем? – так же шепотом спросила я.

– Что ты сделаешь, если я тебя поцелую?

– Откуда мне знать, я за себя никогда не могу поручиться, – призналась я, – могу и по морде дать, но ты все равно попробуй, коли не боишься.

Он приблизил ко мне лицо и тихонечко коснулся щекой моей щеки, и его губы дотронулись до моих, и, стыдно сказать, если я не отдалась ему там же на пакетах с молоком и сосисками, то только потому, что было неудобно так долго задерживать лифт и заставлять соседей взбираться по лестнице. Пока Андрей ковырялся в замке, я пришла в нормальное для себя морально-устойчивое состояние и в ответ на его попытку продолжить лифтовой эксперимент, заявила:

– На голодный желудок этим занимаются только подростки и половые гиганты. Из первой категории я вышла, ко второй так и не пришла, поэтому сначала деньги, потом стулья.

Андрей вздохнул и поплелся к плите.

– Нет, это просто невыносимо, – возмущался он, нарезая что-то вкусненькое, – я целый божий день жду момента, когда можно будет остаться с этой сумасшедшей наедине, одновременно сомневаясь, что вообще что-то будет, поскольку после ее утреннего монолога у меня опускаются руки и прочее, наконец-то залавливаю ее и получаю неожиданно страстную ответную реакцию, а в конце концов оказывается, что все это лишь для того, чтобы она смогла набить свой желудок за мой счет. Ужас. Лариска, ты просто изничтожила во мне все мое самолюбие законченного мачо. Мне начинает казаться, что мои мужские достоинства ты ценишь ниже кулинарных.

– Ладно, ладно, – при запахе вкусной и здоровой пищи мной овладело благодушие, – я же сказала с утра, что было не так уж и плохо, не напрашивайся на комплимент.

– Ты с утра много чего наговорила. Хотя, учитывая твою взбалмошную натуру, я не очень-то и поверил, но все же хотелось услышать что-то иное, чем то, что было услышано.

– Интересно знать, что? – Я сидела на подоконнике, наблюдая, как шотландские сеттеры развлекаются приготовлением еды.

Он повернулся и как-то слишком серьезно посмотрел на меня:

– Правду.

– Вот еще… Правдолюб… – Я отмахнулась. – С утра коротко и ясно были подведены итоги, не люблю болтать впустую.

– А не слишком ли коротко? – Его взгляд стал еще чуточку серьезнее, мое бедное сердечко застучало в ритме регтайма.

– Достаточно. Ты, кстати, тоже не отличался многословием.

– Да, а какой толк от моих слов, ты или не поверишь, или опять убежишь, или вставишь какую-нибудь гаденькую цитатку, так что у меня отпадет всякое желание продолжать.

– Хорошо, что только желание отпадет…

– Видишь, как только я начинаю говорить серьезно, ты либо пытаешься иронизировать, либо лезешь в бутылку, – Андрей подошел, взял мое лицо в ладони.

Я попыталась спрятаться от его внимательного взгляда, но он не позволил.

– Лариса, Ларисонька (ох уж мне эта его Ларисонька – как лезвием по сердечной мышце и без наркоза). Лариса, можешь сколько тебе угодно отказываться, отбрыкиваться и смеяться, можешь обзывать меня, используя любую статью толкового словаря, а также драться, кусаться и царапаться, но ни за что не поверю, что я для тебя просто увлечение в дополнение к материальной прибыли. Не верю, и все. Я уже большой и опытный мальчик, и у меня все в порядке со зрением, слухом и прочими органами чувств…

– Ты это о чем, большой и опытный? – Я знала о чем, но срочно надо было его переубедить, только вот как? – Уж не думаешь ли ты, отвратительный тип, что я в тебя влюблена?

– Не только думаю, я в этом уверен, – он усмехнулся глазами, – отсюда и все твои капризы. Ну а теперь скажи, что это не так. Скажи! По мне, так тебе давным-давно пора с этим согласиться.

Что со мной происходило, не описать. Такой коктейль из растерянности, злости, желания признаться и одновременно стукнуть его по голове чем-нибудь увесистым.

– Что-то горит, – я попыталась отвлечь его, но, между прочим, действительно подозрительно воняло.

– Пусть горит. Я жду, – Андрей все еще держал мое лицо в своих ладонях, пристально вглядываясь мне в глаза.

Вырываться или отказываться, а также переводить все в шутку было бы стопроцентным подтверждением его догадок. Шотландский сеттер оказался умнее, чем я предполагала. Врать уже было бесполезно, уперто молчать было глупо, а раскалываться было тяжело. Спасение пришло неожиданно в виде звонка в дверь, настойчивого звонка.

– Открой дверь, – я мотнула головой, высвобождаясь из сладкого плена его рук.

– Не открою, пока не скажешь.

– Открой, договорим потом.

– Честное слово? – Он недоверчиво всматривался мне в лицо.

– Честное! Когда я тебя обманывала?

Звонок надрывался, гости явно не хотели сдаваться. Андрей поспешил к двери, а я облегченно вздохнула.

– Ой, добрый вечер. Проезжали случайно мимо и решили зайти и посмотреть, что делает Андрей Николаевич в свободное от коммерции время.

– Проходите, проходите. Как раз готовил ужин и буду рад, если вы присоединитесь, – пригласил радушно Андрей и впустил в квартиру делегацию в полном составе: Митрич, Серега, обе Наташи, неизменная Ленка, а также Юленька, Эльвира и Светлана Денисовна. – Как приятно видеть, что вы не расстаетесь и вне работы. Очень рад, что зашли. Располагайтесь, – Андрей проводил их в гостиную и отправился к плите. Тут-то я и припомнила, что оставила нижнее белье на полу возле дивана, и порадовалась, что все идет как надо. Когда я вступила в комнату, то сразу же поняла, что следы моего пребывания были замечены. Светлана Денисовна с ужасом во взоре пялилась на мои келвин-кляйновские трусики. Эх, если бы я знала, я бы по всей квартире разбросала презервативов штук сорок.

– Здравствуйте, честная компания, – честная компания ответила мне нестройным хором. – Ну как делишки? – Тот же нестройный хор пропел что-то типа «хорошо», что должно было означать «хреново».

Я проплыла мимо Светланы Денисовны к дивану и, подобрав свои интимные принадлежности, состроила незваным гостям страшную рожу.

– Что будете пить? Чувствуйте себя как дома, берите в баре стаканчики и бутылочки и заливайте горечь поражения.

– Не спеши с прогнозами, – прошипела Ленка с неприкрытой ненавистью. – Замуж он тебя еще не звал и навряд ли позовет. Да таких, как ты!..

Она не успела определиться с «такими, как я», ее перебил Митрич:

– Допускаем, что ты многого ухитрилась добиться, но многое – это еще не все! Поглядим!

– О, у меня достаточно времени впереди, не тревожьтесь, господа, и готовьте ваши зелененькие.

Им и готовить-то уже ничего не надо было, они были сами готовы, такие зелененькие-зелененькие с синим отливом, цвета морской капусты. Я воспрянула духом. На фоне моих эмоциональных переживаний легкий триумф был весьма кстати.

Вошел Андрей. Поинтересовался, все ли в порядке. Распорядился аперитивом.

– Да, да. Спасибо, – прохрипел Митрич и пошел в открытую: – А Лариса, она тоже к вам в гости забежала или поработать?

Я слегка замерла – от его ответа многое зависело. Андрей весело рассмеялся:

– Ну ладно уж вам притворяться. А то вы не догадываетесь, что не в гости. Мы с Ларисой решили, что нет смысла встречаться время от времени, а проще просто съехаться и начать жить вместе еще до свадьбы. На дворе не каменный век и не викторианская эпоха. Правда, солнышко? – С этими словами он привлек меня к себе и поцеловал в макушку.

– До какой свадьбы? – взвизгнула Ленка.

Я бы на ее месте не только взвизгнула – я бы заорала не хуже Тарзана и бросилась из окна вниз головой. Три с половиной штуки зеленых – это вам не шуточки.

– Свадьбы? Обычной! С цветами, фатой и шампанским. Возможно, даже будем венчаться, – продолжал Андрей, улыбаясь.

– И когда же грядет это счастливое событие? – Митрич был в предынфарктном состоянии, он даже забыл сказать приличествующие случаю «поздравляи».

– Ну еще не решили, хотя, думаю, чем скорее, тем лучше. Ну я пошел за ужином, а вы пока развлекайтесь, музыку послушайте.

Развлекалась только я, когда нашла у Андрея моцартовский «Реквием» и включила сидишник во всю мощь, все остальные ломанули к бару за срочным допингом.

– Что, расплачиваться будем сразу или по частям? – поинтересовалась я будто невзначай.

Все молчали, нашелся только предынфарктный Митрич:

– Нетушкиии… Не ликуй! Все условия должны быть соблюдены. В установленное договором число и в установленном месте, то есть в столовой, и при всех, официальное предложение по полной программе. Может, он до этого момента передумает, или не окажется на месте, или откажется это делать в присутствии всего персонала, или еще что-нибудь.

Все зашумели в поддержку Митрича.

– Надеетесь на успех? – Я хмыкнула. – Ладно, две недели не большой срок. Подожду.

Пришел Андрей и задействовал меня в накрывании на стол, заодно удержав от того, чтобы я плюнула им в тарелки.

– Победитель должен быть снисходителен, – урезонил меня он.

«А кто победитель? – промелькнуло в мыслях. – Какая уж тут победа, когда меня от одного взгляда на него трясет мелкой дрожью». Ужин тянулся в тягостном молчании, изредка прерываемом тихими постанываниями и всхлипываниями. Зато кофе с коньяком прошел на ура, и количество выпитого коньяка явно превысило норму. Гости слегка расслабились и перед уходом уже не бросали на меня зверских взглядов.

– Так скоро. Посидите еще чуточку, – я попыталась оттянуть момент, когда я должна была остаться наедине с Андреем. По-моему, мне было страшно продолжить наш неоконченный кухонный диалог. Клянусь, если бы они остались, я скостила бы им сумму проигрыша тысчонок эдак на пять – нет, на три… Но они, не догадываясь о моем искреннем порыве, откланялись и удалились, чтобы, как я думаю, по дороге обсудить план дальнейших действий. Хотя какие уж тут действия?

Дверь закрылась, и я потопала собирать со стола. Посуда была размещена в посудомоечной машине, и я гордо нажала на кнопку, демонстрируя познания в основах домоводства.

– Все прошло хорошо? – полюбопытствовал Андрей. – Я не сморозил ничего лишнего?

– Браво. Мы на пороге великих событий. Пора готовить заключительный акт. Я на досуге напишу тебе речь с аплодисментами в помеченных местах, и ты, вызубрив ее наизусть и прорепетировав, имеешь шанс получить венок из лаврушки, сплетенный моими ручками.

– Больше никаких шансов?

– Ну ты и наглец. Я предоставляю тебе блестящую возможность раскрыть актерское дарование плюс получить кругленькую сумму, а ты еще и недоволен.

– А кто-то мне честно обещал ответить на мой вопрос и не убегать.

– Андрееей, – протянула я. – А нельзя оставить серьезные беседы до завтра? На мне ни одного живого места нет после этого визита, – я притворно зевнула.

– Нет, – твердо ответил он. – Не ломайся. А то заставлю пылесосить.

– Хорошо, – обреченно вздохнула я. – не буду, все равно не пройдет.

– Вот так-то лучше, – Андрей смотрел на меня спокойно и ласково, но что-то подсказывало мне, что он слегка волновался, может, уж слишком натуральным было это спокойствие. – Иди ко мне.

Я чуть поколебалась, а затем приняла решение. Приблизилась к нему и, обняв его за шею, поцеловала. Поцеловала так, как хотела, сильно, нежно, неистово, не скрывая своих чувств и желания. Он ответил на поцелуй и, отстранившись на секунду, снова прильнул к моим губам.

– Ну? – выдохнул он, оторвавшись.

– Еще не понятно? – горько ухмыльнулась я. – Повторить или разъяснить знаками?

– Не знаками. Словами, – в его голосе слышалась скрытая мольба, или я обманывалась, принимая желаемое за действительное.

– Тогда читай по губам, – я собралась с силами и отчетливо произнесла: – Да. Я в тебя влюблена. Влюблена как школьница. И ничего с этим поделать не могу и, наверное, уже не буду. Да. Ты опять прав. Все мои «ужимки и прыжки» – не что иное, как наивная попытка спрятаться и спрятать от тебя, да и от себя, эту влюбленность. Да, я попалась на крючок и не могу спрыгнуть обратно в воду. Это не я, это ты выиграл это чертово пари, омерзительный шотландский сеттер. Доволен?

Я закончила и с облегчением опустила руки. Все наконец-то было ясно и разложено по полочкам. Не надо было больше прятаться за глупыми шутками. Не надо было думать о том, как себя вести и что делать. И поверьте, высказав ему все в лицо, я словно освободилась от тяжеленной ноши. Мне было абсолютно все равно, что он мне ответит и ответит ли вообще. Я устала.

– И что дальше? – Он произнес это хрипловатым голосом, словно от моего ответа зависело очень многое.

– А ничего… Помнишь, что я сказала тебе утром? Все сказанное остается в силе, и поверь, я ничуть не собираюсь быть тебе в обузу. Твое мужское самолюбие теперь удовлетворено? Я иду спать, и не приставай ко мне, пожалуйста, а то я расплачусь, а это не в моем амплуа. Я все-таки не инженю, я – прима!

Я почти убежала от него, закрылась в спальне и, запихнув в рот подушку, разревелась. Услышав стук в дверь, я заткнула уши, чтобы не слышать его голоса. Мне надо было пережить это наедине с собой.

Я глядела сухими глазами в потолок. В душе была такая ужасная горечь и пустота. По карнизу стучали капельки дождя, и страшно хотелось в туалет.

Вот ведь штука – переживания нисколько не повлияли на процесс обмена веществ. «Вывожу из организма я продукт метаболизма», – сложилась строфа. Я встала и на цыпочках прокралась к двери, стараясь не шуметь, так же бесшумно повернула ключ и вышла. В коридоре горел свет.

Не удержавшись, я заглянула в гостиную – его не было, охваченная любопытством, засунула нос в кабинет – пустота, походила по комнатам – нет. Выйдя на балкон, посмотрела на стоянку. Машина была на месте.

– Дом с привидениями. Где ты, милый Каспер, – пробормотала я и вернулась обратно в спальню, сняв тапочки, залезла под одеяло и попала в сильные и такие желанные объятия. Он закрыл мне рот ладонью:

– Только молчи. Когда ты начинаешь говорить, то все портишь.

– Ммм, – мычала я, но, почувствовав его обнаженное тело, затихла и отдалась самому увлекательному на свете занятию, разумно рассудив, что чувства – вещь хорошая, но и ощущения – тоже штука неплохая. Может, он меня и не любит, но занимается любовью потрясающе. Таю…

Глава двадцать четвертая(Очень сентиментально. Пока писала, с трудом удерживалась от слез и от описаний природы.)

Встав в шесть и покидав свое барахлишко в сумки, я уже направилась было к выходу, как вспомнила о правилах хорошего тона и решила все-таки написать прощальную записку. Мне всегда удавались сочинения. За этим делом он меня и поймал.

– Я так и знал. Ну и к чему эти ранние уходы? Любишь ты, Лариска, рисоваться не по делу.

– Привет, – кивнула я. – Хочу до работы отвезти вещи к бабуле, чтобы не мельтешить с ними в офисе. А то с чего бы это я вставала в такую рань?

– Таак. А наш план?

– Я думаю, они уже достаточно во всем уверились, так чего это я буду тебе здесь надоедать, да еще и объедать вдобавок? К тому же я люблю спать в своей постели. Там и похрапеть можно, и поговорить во сне.

– Кто-то сказал тебе, что ты надоела? Я сплю хорошо, храпи сколько влезет, а если будешь говорить, можешь даже нецензурно выражаться – все равно не услышу, – он отобрал у меня сумки, и тут его взгляд упал на мое незаконченное произведение. Он взял и пробежался по нему глазами, затем перечитал еще раз и опустился на стул.

– Это что?

– Это рука гения, – похвалилась я.

– Я сейчас прибью этого гения.

– Все грозишься и грозишься. Ну замочи меня, давай. Тогда ты войдешь в историю с кровавой репутацией убийцы великого писателя, хотя это тоже шанс остаться в веках.

– Знаешь, я иногда думаю, что ты ужасная дурра, – с расстановкой произнес он.

– Ты чего обзываешься? Я и без тебя это знаю. Но знать самому и слышать от других – разные вещи, – я надменно повела плечиками.

– Нет, вы только посмотрите, что эта психопатка здесь нацарапала, – Андрей развел руками, – нет, вы посмотрите!

Мне не надо было смотреть, написала я там следующее: «Андрей! Мы, Лариса Премудрая, настоящим выражаем Вам огромную и искреннюю благодарность за поддержку, оказанную в тяжелейшее для нас время, а также за пищу, кров и незабываемые моменты, окрашенные эротикой, и покидаем Вас в надежде на редкие встречи в офисе. А если серьезно, Андрюшенька, то спасибо тебе за все. Знаешь, я не вижу смысла больше оставаться. Думаю, что ты не слишком расстроишься, тем более все, что хотел, ты получил. Привет мужскому самолюбию. Мне было очень приятно, хотя и не просто с ним и с тобой. Касательно финального шоу в столовой поговорим в офисе. Не стала будить. Ухожу. Целую. Вечно Ваша. Птеродактиль – ошибка природы».

– Согласна, что это не шедевр, но точно доносит мою мысль.

– А других мыслей тебе в голову не пришло? – Он подошел ко мне.

– Нет. Короче, я помчала, а то опоздаю.

Андрей взял меня за плечи и встряхнул:

– Никуда ты не пойдешь. Я тебя очень долго терпел, очередь за тобой. Будешь только слушать, и никаких комментариев. Ясно? – Он начал расхаживать из угла в угол, так что у меня в зрачках замелькало, затем набрал побольше воздуха и сказал: – Ты уже много раз высказывала свое мнение обо мне, не будем повторяться. Теперь же я хочу поделиться встречными размышлениями, ничего?

Я поудобнее устроилась и закурила. Он продолжал:

– Когда ты впервые зашла в мой кабинет и совершенно убила меня своим предложением, я сразу же понял, что ты ненормальная. Правда, тогда я был вынужден сказать «да» – из-за собственной мягкотелости и из-за того, что я тебе почти поверил. Дурак, откуда я тогда мог знать, что ты – чудовище.

Я закивала, соглашаясь. Мне было интересно, к чему он все это ведет.

– Мне здорово претило все это дикое предприятие, но одновременно было любопытно, и, что врать, постепенно мне начало нравиться проводить с тобой время.

– Это потому, что я такая нестандартная и колоритная, – я сочла уместным сделать ремарку.

– Тебе место в желтом доме, в отделении для буйнопомешанных. Полная изоляция и строжайшая диета. И вообще, закрой рот, – довольно грубо пресек он мои попытки к двустороннему общению. – Ты меня страшно злила и, как это ни странно, увлекала. Чем дальше, тем сильнее. На том приеме в посольстве я вдруг понял, что ревную тебя к этому фанату викингов и валькирий, и удивился самому себе. А затем я осознал, что мне не все равно, как ты на меня смотришь и что ты обо мне думаешь. Надо отдать тебе должное, держалась ты на редкость независимо, и я уж было решил, что совершенно тебе безразличен. Но потом пригляделся и догадался, что, невзирая на твои колкости и равнодушие, я для тебя не пустое место и не средство для выигрыша. Догадался и обрадовался, потому что уже тогда ты стала для меня чем-то гораздо большим, чем сумасшедшая барышня с эмансипированным складом ума. Однако, сколько я ни пытался тебе показать свое отношение, сколько я об этом ни говорил – ты мне не верила, вбив в голову клише об «испорченном и капризном донжуане». Я хотел быть с тобой, я хотел говорить с тобой, я хотел делиться с тобой, но ты вечно куда-то скрывалась, и все мои старания объясниться заканчивались ничем. И вот это вчерашнее утро – я ждал, что наконец-то ты сможешь стать собой. Нет. Опять все сначала. И когда вчера ты собралась с духом и все встало на свои места – очередной побег. У меня уже нет больше сил с тобой сражаться. Ты – чудовище, можешь верить или не верить, можешь снова навыдумывать себе кучу ерунды, но я тебе скажу. Я, Дон Жуан, Казанова, Чикатило, Ганнибал Лектор – кто там еще, ах да, кобель, я, – Андрей замолчал, а я уставилась на него во все глаза, – я, наверное, тебя люблю. И ты мне нужна. Вот так. А теперь можешь собирать шмотки и валить отсюда ко всем чертям. Мой спич на этом закончен. Хочешь, делай выводы, хочешь, гуляй отсюда!

Пока длилась эта речь, у меня то выступал холодный пот, то пробивал жар, а то полуобморок, но после этого, «люблю» что-то повернулось не в ту сторону, и я, расхохотавшись, зааплодировала:

– Ой, Андрюшка! Я просто тащусь! Можно последнюю фразу на бис? Если ты повторишь все это в столовой, завершив предложением руки и сердца, они обязаны будут доплатить за приобщение к высокому искусству риторики!

Глава двадцать пятая(Начало плавного перехода к развязке. Немного о живописи, но ничего о природе.)

Кто, спрашивается, тянул меня за язык? И почему это я не бросилась к нему на шею и не сказала «люблю», как мне хотелось и как надо было поступить? И что меня удержало от того, чтобы не побежать за ним, когда он, хлопнув дверью, вышел на балкон, чтобы докурить отобранный у меня бычок?

Об этом я думала в метро, и у бабули, и потом дома, разбирая сумки. Да, я ушла. Ушла, ничего так и не ответив Андрею. Ушла, чтобы ругать себя последними словами и надраться до чертиков с Женюликом, вызванным специально для этого случая. Женюлик присоединился к моим ругательствам, но, немного поостыв, дал мне ценный совет:

– Ты приболей на пару деньков, дай ему прийти в себя, да и сама подумай, а потом встреться на нейтральной территории, чтобы поставить все точки над «и». Только учти, это последняя возможность, и поэтому срываться тебе нельзя. Поняла?

Я поклялась Женюлику, что на этот раз все будет как в аптеке.

– Где вы встретитесь? – Женюлик любил детали.

– Не все ли равно. В «Шемроке» пойдет?

– Ты банальна, Лора. Придумай чего-нибудь еще. Хочешь, организую тусовочку?

Представив на мгновение Андрея, затерявшегося в толпе тяжело озабоченных неформалов, я в ужасе замахала руками.

– Спасибо, не стоит. Во, придумала! – Я порылась на столе и выудила потрепанную бумажку в конверте. Открыла. Прочла: «Фортепьянный концерт Аллы Шемякиной». Аллочка оказала мне добрую услугу. И цивилизованно, и эстетично, и одновременно романтично. Я – девочка из хорошей семьи с классическим образованием, он – молодой человек из хорошей семьи с прекрасным будущим, и фортепьяно. Пойдет, главное, не перепутать Штрауса со Стравинским.

– Очень даже гуд! – одобрил Женюлик. – А теперь вытри сопли и оцени же наконец мои чулки и пояс. Могу дать поносить.

– Женя, у меня и мест-то таких нет, куда это все надевается.

Лямочки, кружавчики и стразы меня слегка отвлекли. Довольные друг другом и чулками, мы с Женюликом расстались.

Дня три я болталась по улицам, от нечего делать посещала выставки и глазела на витрины, расширяя таким образом кругозор. Когда мой кругозор стал таким страшно кругозорным, и я с абсолютной уверенностью поняла, что еще один шедевр современного живописца введет меня в состояние глубокой комы, я, ведомая инстинктом, завалила в мужской стриптиз. Там под звуки печального блюза разоблачались восхитительные самцы и к тому же раздавали бесплатную выпивку. Под утро решив, что мой культурный уровень приблизился к абсолюту, я, уставшая, но непокоренная, вернулась домой.

– И где это ты была? – Бабуля сидела под дверью и глядела на меня снизу вверх, сурово грозя пальцем.

– На стриптизе, – честно ответила я. И сочла нужным объяснить: – Это что-то типа библиотеки. За короткий срок можешь получить огромный объем информации. Только, в отличие от библиотеки, нет необходимости конспектировать – смотри и запоминай.

– Ааа. Только ты уж не очень перерабатывайся, а то заболеешь, сладурка, – забеспокоилась бабуля. – Ну иди, иди ложись спать.

Однако не спалось. В голове вертелись забавные картинки, и мой литературный талант рвался наружу. Успокоить его не представлялось никакой возможности. Поэтому я взяла ручку и тетрадь и начала творить. «В стриптизе потные самцы…» Рифмы опять не было, вернее, была, но какая-то уж слишком смелая. Так и не решившись зарифмовать «самцов», я решила отложить поэзию до лучших времен. Однако гений не угомонился. Он жаждал самовыражения в любом виде творчества. «Хм, – подумалось мне, – мне б в художники пойти, пусть меня научат. Нет, конечно, Дали или там Никоса Сафронова из меня не выйдет, но с некоторыми современными живописцами я вполне могу посоперничать. А почему бы это и нет?» С этой мыслью я взяла в руки ватман и акварель братца и начала живописать. Рассвет застал меня за созданием чего-то сверхимпрессионистского, с налетом натурализма и примитивизма. Высунув язык от старания, я тщательно выписывала детали и напевала: «После выхода в стриптиз нарисую я эскиз, и получит мой эскиз в галереях главный приз…»

Вот ведь как оно бывает. Если человек гениален, то сразу в нескольких областях. Меня расперла гордость за собственную одаренность, и я почувствовала необходимость с кем-то этой гордостью поделиться. Без малейшего колебания я набрала знакомый номер. Долго и безутешно гудело. Потом хрипло ответило:

– Алло. Слушаю.

– Догадайся с трех раз, чем я сейчас занимаюсь, – начала я без лишних предисловий.

– Могу с первого. Пьешь пиво.

– Ноль-один. Вторая попытка.

– Тогда виски, – голос не выражал особого энтузиазма по поводу моего звонка.

– Третья, и последняя, – зажав трубку плечом, я красила в зеленый цвет то, что еще не было окрашено в красный.

– Ну тогда занимаешься творческой деятельностью, – он зевнул.

– В точку. Ты умен и проницателен. Теперь я не только мастер слова, но и мастер кисти. Я пишу акварелью сюжет на тему суетности бытия.

– Внушительно, – он зевнул еще раз, – а теперь угадай с трех раз, что я делал до твоего звонка?

– Спал как сурок. Как будто сложно догадаться, что люди делают в пять утра, – я оглядела свое творение и добавила несколько заключительных штрихов. Выглядело просто грандиозно, хотя немного непонятно.

– Дааа?… А я-то боялся, что у тебя проблемы с ориентацией во времени, – мне показалось, что он хотел съехидничать.

– Нет. У меня проблемы с ориентацией в пространстве. Топографический кретинизм. А что?

– Ничего. Очень рад тебя слышать, несмотря на весьма несвоевременный звонок.

– Уфф, – вздохнула я с облегчением. – А я боялась, что ты не сообразишь этого сказать. Как дела?

– За исключением того, что страшно хочется спать, – нормально. И еще… Скучаю по тебе – идиотке. Не хочешь – не верь!

– Сегодня хочу и верю. Спи, перезвоню позже. Впрочем, лучше я приеду показывать тебе свою картину часам к восьми утра. Омлет, сэндвичи и много кофе обязательны.

– Я так и знал, что все сведется к гастрономии, – ехидно проговорил он, но, похоже, здорово обрадовался. А о том, как я была рада его услышать, думаю, говорить уже лишнее.

– До встречи.

– Пока.

Я облегченно вздохнула. Предлог для встречи нашелся, и можно было избежать похода на фортепьянный концерт. Ненавижу классическую музыку в трехчасовом объеме. Эту ненависть умудрились привить мне мои драгоценные родители, заставлявшие меня лет с трех посещать все, на их взгляд, интересные классические концерты.

Дописав картину, а затем сделав из нее триптих, я свалилась и уснула невинным сном младенца. Проснувшись и ужаснувшись собственному отражению, я попыталась привести себя в божеский вид и только после этого вышла из дома. На выходе из лифта я натолкнулась на Вована, который шел ко мне с неофициальным визитом. Вслед за ним по лестнице поднимался Женюлик. Только этого не хватало! Зная страсть Женюлика к накачанным мужским телам и предполагая в Воване абсолютно нормального мужика, не готового к общению с трансвеститами, я элементарно испугалась. Оказалось – зря. Ребята выдули у меня на кухне литр чая и обнаружили у себя много общего. А когда Вован прочитал свой стих про неразделенную любовь, чем довел Женюлика до истерики, я совсем успокоилась. Вован ушел окрыленный, пообещав Женюлику написать что-нибудь лично для него. Я же, поделившись с Женюликом последними новостями и одарив его бесплатным приглашением на концерт (он любил богемные тусовки), подбросила его до Пушкинской, где ему предстояла встреча с очередной пассией. Затем по дороге неожиданно кончился бензин, и пришлось голосовать около часа, чтобы кто-нибудь нацедил мне топлива. В конце концов, когда я добралась до места назначения, было уже часов семь вечера.

Глава двадцать шестая(Коротенькая лирическая остановка на долгом пути к развязке.)

– Топографический кретинизм – вещь неприятная. Ты, наверное, умудрилась съездить аж до Рязани, – Андрей ехидно улыбался, а мне хотелось повиснуть у него на шее.

– Кризис на мировом топливном рынке. Нефть дорожает. Нефтепродукты заканчиваются. Переходим на подножный корм и солнечную энергию, – объяснила я, проходя вовнутрь.

– Ну и где картина? – Он сделал вид, что его интересуют мои художества.

– Не картина – триптих. Опоздал, Андрюшенька. Я пожертвовала его дяденьке из «вольво», в качестве добровольной компенсации за бензин.

– Уверен, он оценил шедевр по достоинству! – Андрей ненавязчиво толкал меня к двери в спальную комнату.

– Ммм, можно сказать, что оценил, – я мотнула головой, – он замер в восхищении и, пока я не скрылась за горизонтом, так и стоял замерев, не обращая внимания на задевающие его грузовики. Великая сила искусства. Что с ним случилось потом – не знаю.

– Жаль, я так хотел взглянуть. Ты говорила, там было что-то о суетности бытия, – он усадил меня рядом с собой на кровать и опять же ненавязчиво занялся стягиванием с меня свитера.

– Что-то типа того. Три больших зеленых мужских члена с красными крыльями на черном фоне. Колоритно!

– Ой, – он приостановил процесс раздевания. – Зачем же три?

– Ну какой же ты непонятливый. Это же триптих. Значит, всего должно быть по три, – я на секунду задумалась и сняла свитер сама. – Спроси еще, почему зеленые…

– Нет, я лучше спрошу, почему с крыльями, – он принялся за юбку.

– Зеленые – потому что замерзли, а с крыльями – потому что улетают в теплые края. Но ты не бойся – они вернутся, – успокоила я Андрея и, откинувшись на спину, увлекла его за собой…

Мы гуляли по ночной Москве, я и мой шотландский сеттер, и все было хорошоооооо. Были звезды и фонари, были бездомные кошки и пьяные бомжи, были любопытные менты и веселые проститутки, то есть все то, что можно найти в столице после полуночи.

– Все в порядке? – поинтересовался сеттер. – А то за последние два часа я не заметил ни одного приступа иронии. Ты не больна?

– Ш-ш-ш. Не буди спящих собак. Внезапно может начаться ремиссия с осложнениями. Мне тихо и мило, и я довольна жизнью и собой.

Андрей удовлетворенно улыбнулся.

– Это определенно благодаря мне. Видишь какой я полезный и симпатичный.

– Угу, как гигиенический тампончик. Удобно и сухо, – не удержалась я.

– Такой маленький? – ужаснулся он. – Обижаешь, подружка!

Фыркнув, я потеснее прижалась к нему. Была ночь, была Москва, была весна, и, как это ни странно, была любовь. Моя любовь!

Глава двадцать седьмая(Размышления о публицистике. Неожиданный поворот в сюжете. Как бы этот путь к развязке не затянулся… Неважно, главное – не увлекаться описаниями природы.)

Нет, неужели вы и вправду поверили, что у меня все может быть в полном порядке? Нет, ну скажите, как вы могли допустить такую невероятную мысль? У меня – и в порядке! Ха!

Когда с утра в понедельник я, будучи внимательной дочерью, проинформировала маму о том, что жива, здорова и не беременна, мне пришлось выслушать нуднейшую нотацию, из которой я узнала, что представляют из себя тридцатилетние девушки, не ночующие дома.

(Интересно, откуда моя мама набралась таких словечек?) Определившись таким образом в собственном статусе, я разбудила Андрея:

– Вставай, публицист. Уже утро.

Он с трудом уселся на постели.

– Уже? Сколько часов мы спали?

– Полтора, ну, может, два, не больше. Достаточно.

Андрей замотал головой, застонал и залез обратно под одеяло.

– Ну нет, так не пойдет. Я полна энергии и энтузиазма. Поэтому сейчас мы встанем, – с этими словами я спихнула его на пол, – затем оденемся, – я попыталась натянуть на него трусы, – и поедем в офис работать, – пока я искала в шкафу чистую рубашку, он заснул прямо на полу. Через полчаса он, пошатываясь, стоял в коридоре при пиджаке, галстуке и ботинках. Я критически осмотрела его с головы до ног.

– Сойдет. Только старайся держаться прямо, публицист. А то сотрудники повесят на меня какой-нибудь непристойный ярлык. Им невдомек, что по ночам можно просто болтаться по улицам, без осложнений.

– Почему публицист? – Он стал медленно падать влево, и мне пришлось прислонить его к стене.

– Это мама… Она сказала, что место мне в публичном доме. Поэтому ты – публицист, я публицистка, и вообще мы здесь публицируем вовсю… – Я доволокла его до лифта, втолкнула вовнутрь и нажала на кнопку первого этажа. Лифт, зашумев, поехал вниз, а я вернулась в квартиру, где меня ждал крепкий кофе, который я с удовольствием выпила за процветание публицистики.

В офис я вошла часов в двенадцать. Первой, кого я увидела, была Ленка.

– Чего тебя не было три дня? Болела? – Не дожидаясь ответа, она исчезла в туалете.

Я поплелась за ней. Спать хотелось ужасно.

– Какая-то ты сегодня не такая, – я повнимательнее присмотрелась к Ленке. Минимум макияжа, аккуратно уложенные волосы, строгий брючный костюм… Кого-то она мне напоминала. Впрочем, мне не пришлось долго раздумывать, кого именно.

Дверь в туалет открылась, и передо мной предстала Анжелика. Ууух! Америка пошла ей на пользу, да еще как! Настроение у меня резко упало. Бессонная ночь не сделала меня краше, и Андреева джинсовая рубашка, висящая мешком, никак не могла соперничать с кашемировым жакетом от Версаче.

– Здравствуйте. Кажется, вас зовут Лариса? – промолвила Анжелика томным голосом.

– Рада вас видеть, Анжелика. Давно вернулись? – бесцветно поинтересовалась я и покосилась в зеркало. Радости увиденное не добавило.

– Уже четвертый день на работе. Но вас ведь не было? Наверняка болели? Неважно выглядите.

Ах, стерва полосато-звездная, какое ей, собственно, дело до того, как я выгляжу? Я слегка разъярилась.

– Свинкой с осложнениями. Старайтесь ко мне не прикасаться, очень заразно. Страшно болят уши, чешется пятачок, и потом все время хочется хрюкать.

– Ах, Анжелика, не обращайте внимания, это наша Лариса так шутит, она все время несет какую-то ерунду, – вмешалась Ленка.

– Я поняла, уже наслышана про вас, – со спокойной улыбкой ответила та.

Она повернулась к Ленке, и они стали обсуждать какие-то новые духи, а я постояла с полминуты, раздумывая, что это такое поняла Анжелика и о чем и от кого она наслышана. Настроение сошло на нет и опустилось на нет-нет, когда я села за стол. Наши дамы перешли на стиль а-ля Деловая Леди тире Анжелика, а мужчины оторопело сидели по углам, переваривая происходящее. Открыв компьютер, я взялась за недоделанный перевод.

– Видала? – прошипел Серега мне на ухо. Я вздрогнула от неожиданности. – Как в музее восковых фигур, типа. Все холодные, неприступные, едят ножом и вилкой и краснеют от нормального мата. До чего докатились…

– Неужели краснеют? – поразилась я.

– Все как одна, в натуре. Даже Серафима.

– Действительно ужас. Что-нибудь еще?

Серега помялся, потоптался, помычал.

– Ну выкладывай. Я-то уж точно не покраснею.

– Типа, твой Андрей… Ну как это, в общем, он и Анжелика… – Я не очень (все-таки на мне, а не на Анжелике была Андреева рубашка), но насторожилась. – В общем, они каждый день ходят вместе обедать, часами сидят и болтают в офисе после работы, и по всем признакам ты, типа, проигрываешь пари.

– Чушь! Я уверена в обратном, так что ты, Сере-га, не спеши с выводами. Есть еще ровно неделя и один день. В следующий вторник тащи бабки, предпочтительно крупными купюрами. Вопросы?

Серега недоверчиво хмыкнул и удалился, а я принялась думать. Мужчины – звери ненадежные, особенно если они шотландские сеттеры, и за три дня может много чего измениться. И вообще, кто сказал, что он меня действительно любит? Ах, ОН сказал? Так я тоже много чего могу наговорить. И действительно, зачем ему я, когда рядом есть Анжелики, умные и прекрасные, к тому же недавно из Америки и от Версаче. Так я думала, думала, думала и додумалась до «кровавых мальчиков в глазах». Построив кровавых мальчиков в шеренги и скомандовав «за мной», я ворвалась к Андрею. Представшая картина заставила меня резко остановиться. Разведка доложила точно: Андрей, по-пуделиному виляя хвостом, прыгал на задних лапках вокруг жакета от Версаче, рассыпаясь заумными словами из области негуманитарной и посему мне малоизвестной.

– Конечно, Лика, – твоя идея по поводу получения кредитной линии заслуживает внимания, думаю, что если европейский банк даст подтверждение… Что-то хотела, Лариса?

Небрежный тон, которым он это произнес, плюс обращение Лика вынудили моих кровавых мальчиков открыть огонь на поражение.

– Так, хотела сказать, что с утра позаимствовала у тебя рубашку. Не возражаешь? А то мою футболку ты ночью запихнул под кровать, и она вся в пыли.

– Не возражаю, – отмахнулся он от меня, но не от мальчиков. Кровавые мальчики алкали крови! Их просто перло на прорыв.

– Да, нижнее белье сохнет в ванной на батарее, погладишь и пошлешь на мой адрес заказным письмом, – я покосилась на Анжелику. Та с целомудренным лицом делала вид, что ничего не понимает. Андрей усмехнулся:

– Не драматизируй и не хулигань не по делу. Лика, кстати, абсолютно свой человек и все знает и про пари, и про тебя – сумасшедшую, и про меня – наивно попавшего к тебе на крючок. Я посчитал, что, поскольку Лика не имеет никакого отношения к пари, можно рассказать ей об этой невероятной истории. Ты, надеюсь, не возражаешь.

Я возражала, да еще как возражала! «Ах, Иуда Искариот, ах, паразит! Продал страшную тайну за одну кашемировую улыбку». Меня просто передернуло от такого предательства. Но, не подав вида, я улыбнулась во всю пасть.

– Рада, что у нас появился союзник. Ну вы продолжайте беседовать про кредиты, а я пошла, – я вышла вон, сопровождаемая толпой обиженных и неудовлетворенных кровавых мальчиков.

– Пока, – небрежно помахал лапой сеттер, даже не взглянув в мою сторону.

– Всего доброго, – произнесло кашемировое контральто.

Шлепнувшись со всего размаху на стул, я неприлично зарычала на безвинного Серегу, который подвернулся с предложением поездки в Подмосковье.

Ну а когда Анжелика в сопровождении Андрея покинула офис, чтобы поехать в банк, и когда Ленка-доброжелательница сообщила мне, что забронировала для Андрея столик на двоих в «Якоре» на шесть вечера, что-то конкретно повернулось у меня в мозгу, и я впервые в жизни обнаружила в себе способность к суициду. Шутки шутками, а чувствовала я себя омерзительно. Ничего не понимала, искала ему оправдания и тут же все эти оправдания перечеркивала. Ждала, что он позвонит и хоть как-то меня подбодрит, и боялась, что, если он что-нибудь мне скажет, я его резко и грубо осеку.

Обуреваемая мрачнейшими мыслями, часа в четыре я набрала мобильный Андрея.

– Это я, сегодня мы встречаемся или как?

– Сегодня я у бабушки, – нагло соврал он. – Если хочешь – присоединяйся, она будет рада. К тому же для тебя есть сюрприз, – предложил Андрей, прекрасно зная, что я откажусь. Дались мне его сюрпризы, я и так сегодня осюрпризилась донельзя.

– Нет, я, пожалуй, тоже проведаю свою бабулю и заодно появлюсь дома, а то я рискую получить несмываемое клеймо падшей женщины.

Я услышала, как Андрей закрыл трубку ладонью и что-то кому-то говорил. Догадайтесь с трех раз кому. Я так догадалась сразу и совершенно расстроилась.

– Ну тогда до завтра, – проговорил мой (или уже не мой?) сеттер.

Я аккуратно нажала на рычаг и одним махом смела со стола все, что на нем было, за исключением монитора, разумеется. Все вздрогнули, но промолчали.

– Серега, чего ты там говорил насчет шашлыков?

Серега радостно подлетел к моему столу.

– Сегодня сразу же после работы выезжаем к моему корешу на дачу, будет еще человек шесть, до утра, типа, поем под гитару, пьем водку и купаемся в озере… Пойдет?

– Пойдет. Едем!

Глава двадцать восьмая(Пока нет развязки, зато есть новости для любителей криминалистики.)

Над озером летали стаи озверелых комаров, в озере сидели пьяные друзья Сереги, а на мангале, пованивая, обугливался шашлык. Я, прислонившись спиной к одинокой рябине, напевала под нос: «Комары слетались в кучи пожевать шашлык вонючий и, надравшись коньяка, отбивали трепака».

Серега пропрыгал мимо меня на одной ноге и завалился в кусты для отправления нужды. Абсолютно трезвая и холодная луна скрылась за тучкой. Серегин кореш подкрался ко мне сзади и, облапив тощими беленькими ручонками интеллектуала, захрипел мне на ухо что-то типа признания в вечной страсти. Мне вдруг стало скучно, холодно и противно, и я, аккуратно отодвинув кореша влево, встала и пошла вокруг озера. Воображение рисовало мне картины одну ужаснее другой: как Анжелика сидит в любимом Андреевом кресле, как он суетится вокруг нее с бокалом хорошего итальянского вина, как они движутся в медленном танце по направлению к спальной комнате, как… Дальше мое воображение отказалось продолжать, и я впала в такой тяжелый-тяжелый транс на почве несчастной любви. Состояние транса завело меня на полянку, где плечом к плечу выстроились автомобили Серегиных корешей. Я присмотрела себе красненький БМВ с удачно позабытыми ключами. Сев за руль, включив зажигание и задав себе сакраментальный вопрос: «Какой же русский не любит быстрой езды?» – я поехала куда глаза глядят. Мои глаза глядели в сторону Москвы.

Раздавив по дороге пару лягушек, БМВ без особых происшествий пересек кольцевую дорогу и через двадцать минут затормозил возле знакомого дома на набережной. С твердым намерением расставить точки над «и» я зазвонила в дверь, которая на удивление быстро была открыта заспанным, но все равно прекрасным шотландским сеттером.

– Вечер добрый. Почувствовала потребность проведать старых друзей и заглянула на огонек. Ты не рад? – По его хмурой физиономии было понятно, что он совсем не рад и даже озадачен. Мне это не понравилось.

– Вечер добрый, – он взглянул на часы и поправился: – Утро доброе. Ты это откуда в таком виде, интересно знать?

– А чем тебя снова не устраивает мой вид? Это, между прочим, натуральный шелк. Тысячи маленьких и симпатичных тутовых шелкопрядов с утра до ночи парились над производством ниток, переживали, мучились, обедать вовремя забывали – а тебе не нравится. Ты видишь перед собой последний писк шелкопрядов и моды.

– Действительно натурально смотрится, – Андрей еще раз критически оглядел мое ослепительно-оранжевое бикини, приобретенное по дороге на дачу Серегиного кореша. – Ты так и шла по улицам?

– Я ехала на красном БМВ с автоматической коробкой передач, – самоуверенно заявила я, и тут мой взгляд наткнулся на кресло, видневшееся через стеклянные двери гостиной.

На кресле, удобненько расположившись, лежал небезызвестный кашемировый жакет, и не сложно было догадаться, где лежит его владелица. Если до этого внутри у меня еще теплилась какая-то надежда, то теперь она, скорбно пискнув, как тутовый шелкопряд, скончалась. Андрей проследил за моим взглядом и усмехнулся – не смутился, не сделал равнодушного, ничего не понимающего лица, а именно усмехнулся. Эта его усмешка меня просто раздавила, смяла и уничтожила. Я вдруг ощутила себя дешевой безделушкой, которой поиграли просто так, от нечего делать, и вышвырнули на помойку: мол, там ей и место… Нахлынувшая боль и злоба развернули меня и вывели на негнущихся ногах на улицу. По-моему, Андрей что-то пытался сказать мне вслед и даже выскочил на улицу в одних шортах и босиком. Но я ничего – ничегошеньки не слышала, да и слышать не хотела. Меня захлестнула волна горькой обиды. Я и не поняла, как очутилась за баранкой того же красного БМВ на Садовом и почему за мной гонятся гаишники на «Волгах» с мигалками и сиренами…

Сидя на неудобном стуле перед злым дядькой в милицейской фуражке и очках, я ежилась от холода. Оранжевый купальник ничуть не грел.

– Прикройте срам, – дядька протянул мне китель. – Так, говорите, документов у вас нету?

– Ну куда я, по-вашему, могу их спрятать? – Я развела руками, дав дядьке возможность сообразить, что потайных карманов на бикини быть просто не может. Там вообще мало что можно было разместить.

– И машина, значит, не ваша, а вашего знакомого? – Он грозно пошевелил бровями. – И как его зовут?

– Не помню, – я мотнула головой. – Может, Саша, а может, Жорик… или Жоржик.

Дядька что-то долго разглядывал на допотопном дисплее, затем зыркнул на меня очками и прошипел:

– Машина уже час числится в угоне! Пройдемте-ка в КПЗ.

Рассвет я встречала как в «Графе Монте-Кристо». Солнце заглядывало в зарешеченное окно, и по сырому стылому каземату бегали большие серые крысы (ну ладно, ладно, насчет крыс я преувеличила). Завернувшись в зеленое в клетку одеяло, я ходила из угла в угол в поисках рифмы к КПЗ. Нашлось только «безе», и все тут. Пока я сочиняла начало фразы, молоденький краснощекий сержантик распахнул дверь и звонко выкрикнул: «На выход!» Я надела страшное лицо маньяка-убийцы и, сделав сержантику «козу», вальяжно покачивая бедрами, вышла в коридор.

Не скажу, что на душе у меня было спокойно, но все же я находила все происходящее забавным, плюс это помогло мне позабыть на время вероломных шотландских сеттеров. Впрочем, ненадолго…

Андрей собственной персоной о чем-то спорил с очкастым дядькой в фуражке, возле Андрея стоял, покачиваясь, Серега, а не то Жорик, не то Жоржик подписывал какие-то бумаги.

– Рада вас видеть, граждане, в добром здравии! Какое дивное солнечное утро! – С этим заявлением я театрально сбросила с себя зеленое в клетку одеяло и предстала перед ними в полной оранжевой красе.

Не то Жоржик, не то Жорик громко икнул и чертыхнулся. Серега побледнел и закачался еще сильнее, а Андрей, пройдя за перегородку, взял меня за руку и вытащил вон из отделения. Не говоря ни слова, он запихнул меня в свою машину.

– Едем в номера!!! – взвизгнула я и бросилась ему на шею. Он оттолкнул меня и завел мотор.

Я была выгружена возле бабулиного дома и выставлена на обозрение бабулиных подруг, дружной стайкой сидевших на лавочке. Андрей, молчавший всю дорогу, так же молча развернулся и уехал. Я же, рассылая воздушные поцелуи направо и налево, прошествовала в подъезд и, зайдя в лифт, опустилась на пол и горько-прегорько заревела. Эта сказка про Золушку имела неожиданно печальный конец.

Глава двадцать девятая(Все ближе и ближе к развязке, неожиданный поворот на финишной прямой.)

Прошел вторник, прошли среда и четверг. Я сидела дома и не отвечала ни на какие телефонные звонки. Трезвонили вовсю. Ленка, Серега, Наташи, Ольга Шпитко и даже Митрич. Несколько раз звонили Вован и Женюлик. Объявился даже Макфеллоу с просьбой о встрече. Мой братец безупречно выполнял обязанности личного секретаря, по-видимому надеясь на нехилое материальное вознаграждение. Он без лишних комментариев бегал в ларек за сигаретами и раз в полчаса делал мне крепкий кофе. Мама и папа ко мне не совались, потому что им было официально сообщено, что я нахожусь в глубокой депрессии. Они на мысочках крались по коридору и старались громко не разговаривать, зная, что моя депрессия чревата непредсказуемыми последствиями.

В пятницу часов в двенадцать утра братец с кислой миной давал мне отчет о политической ситуации.

– Итак, два раза – Ленка с работы, четыре раза – некий Сергей с работы, один раз – бабуля, один – Иннокентий Митрофанович, пять раз – стоматолог, один – поэт-киллер и четыре раза – этот твой лесбиян.

– Он не лесбиян, он трансвестит, – хмуро поправила я братца.

– Какая разница? Сказал, что женится…

– Не женится, а выходит замуж, – опять поправила я.

– Нет, именно женится. Что же я, по-твоему, не могу отличить одно от другого? Будучи кровным братом старой девы со стажем, в таких вещах я здорово разбираюсь.

– Ладно, проехали. Дальше?

Братец еще раз сверился с записями и продолжил:

– Ленка с работы просила передать, что они тебя помнят и любят. Сергей слезно умолял тебя перезвонить и клялся, что его чувства к тебе разгорелись с новой силой. А какой это БМВ ты угнала, Хлорка?

– Красненький. Но это тебя не касается. Дальше.

– Ну ты, мать, даешь! БМВ – это сила. Дальше Иннокте… тьфу, Нинокте… тьфу, который Митрофанович. Очень беспокоился насчет твоего здоровья и просил напомнить про вторник. Мол, нехорошо обманывать ожидания сотрудников. Мол, все всё понимают, но дружба дружбой, а денежки любят счет.

– Мерзавец, подлец, фанфарон, негодяй и весьма невоспитанный человек! – скрипнула я зубами. Братец стушевался и начал пятится к двери. Мое обращение к высокохудожественному стилю ничего хорошего не предвещало. – Нет, какая все-таки низость – напоминать мне о подобных мелочах в такие моменты! Бессовестный, беспардонный и беспринципный тип.

Братец скрылся за дверью вовремя. Мамина любимая напольная ваза разлетелась на мелкие осколки, ударившись о косяк. Выискав в пепельнице наиболее приличный бычок, я лихорадочно закурила. А ведь верно, в независимости от всех депрессий, стрессов, сплинов и хандры пари оставалось в силе. Вторник. Черный вторник. Кровавый вторник. На секунду промелькнула мысль сбежать или продать машину и повести их все-таки в «Максим»… Успеется. Дело-то было уже действительно не в деньгах. После всего, что случилось, выигрыш потерял свою былую привлекательность. И ох как не хотелось выглядеть брошенной дешевкой перед всеми. Достаточно того, что я это знаю. Последний, самый последний раз я решила попросить Андрея об услуге. Договор есть договор, к тому же я все еще верила в некое благородство шотландских сеттеров. С этими мыслями я взяла чистый лист бумаги и стала разрабатывать сцену финала.

Разработка монолога под занавес заняла у меня всю пятницу и выходные. Братец исправно носил мне кофе и выметал испорченные рукописи. Я почти не спала, совсем не ела и страшно осунулась.

В понедельник с утра, надев джинсы и мятую футболку, я поехала в офис.

Лошадь Пржевальского, увидев меня в дверях, бросилась ко мне как к ближайшему родственнику, вернувшемуся с полей сражений.

– Ну ты где пропадаешь? Все в порядке? Мы тут страшно переволновались, – она расцеловала меня в обе щеки.

– Я здесь, и все идет по плану, – я выдавила из себя подобие улыбки. – Тащите завтра ваши доллары.

– Да хватит уже… – в разговор влез вездесущий Митрич. – Мы все уже знаем и видим. И проигрыш мы решили тебе простить.

– И вообще, Лариса, – вмешалась Светлана Денисовна, шевеля грудями, – мы считаем, что все это было просто неудачной шуткой. Нам жаль, что вы при этом получили душевную травму, извиняемся перед вами и хотим признать, что вы были на высоте все это время…

Прибежала Юленька, похлопала ресницами и залепетала что-то доброе и детское. Наташи налетели на меня с объятиями и поцелуями, с пустыми новостями, Серафима притащила бутерброд, затем подошел кто-то еще, и кто-то еще… Сопровождаемая толпой почитателей, я пробралась на свое место. Серега протиснулся ко мне сквозь толпу и прошептал: «Почему не звонила, я провод оборвал, типа, от беспокойства. Да, тебе передавал привет мой кореш – Гарик. Сказал, что никогда раньше не видел таких классных девчонок, как ты».

– Кто такой Гарик? – не поняла я.

– Хозяин бээмвэшки, – разъяснил Серега и, от шепота перейдя к придыханию, добавил: – Я тут хотел тебя, типа, с мамой познакомить. Ты как?

– Никак. Ни так и ни сяк, – я была благодарна ребятам за внимание, но чего-то недопонимала. Отозвав Ленку в туалет, я начала допрос: – Что здесь такое произошло? Чем вызвано такое внимание, радушие и щедрость? Плюс ко всему, про какие душевные травмы и проигранные пари идет речь? Похоже, вы все боитесь расплаты, господа…

– Ну ты даешь! – восхитилась Ленка. – Всем ясно как дважды два, что Андрей оказался подлецом, воспользовался тобой и затем бросил, а теперь вовсю флиртует с Анжеликой. Но ты молодец, что не сдаешься. Так держать! Пойду расскажу ребятам. Молодчага!

Ленка вышла. Я постояла еще с полминуты перед зеркалом, сделала глубокий вдох и направилась к Андрею.

Андрей, нежно полуобняв Анжелику за плечи, что-то говорил. Анжелика улыбалась и поигрывала его пальцами. Они удивительно, просто невероятно подходили друг к другу. Я почувствовала легкий укол в сердце, и не более того. Мое сердце слишком сильно болело все эти дни, чтобы реагировать на такие пустяки.

– Здравствуйте, – я остановилась в дверях. – Отниму у вас только пять минут, Андрей Николаевич.

– Я занят, – отрезал он, но тут вмешалась Анжелика:

– Мне кажется, что вам все же стоит поговорить. Если не возражаете, я оставлю вас, – она поднялась на ноги, на длинные стройные ноги в хороших итальянских чулочках и крошечных туфельках. Я покосилась на свои раздолбанные копыта. Да! Не мне стоять рядом с тобой, Андрей. Не для меня это место. И глупо было даже ненадолго в это поверить. Глупо! Хотя спасибо и за это! Анжелика направилась к выходу.

– Останьтесь, – попросила я. – Здесь нет ничего такого, чего бы вы не знали.

Анжелика замялась.

– Останьтесь, – повторила я, – пожалуйста.

– Андрей? – вопросительно промолвила Анжелика.

– Хорошо, Лика, останься. Честно говоря, вообще не вижу темы для разговора, но, если вы, Лариса, настаиваете… – Андрей не смотрел в мою сторону.

– Я не настаиваю. Я прошу, – Анжелика вернулась обратно в кресло. – Я просто очень прошу, потому что считаю нужным сказать следующее. Во-первых, Андрей Николаевич, я извиняюсь за себя, за весь наш офис, за фарс и за всю эту чушь, которую вам пришлось пережить из-за меня. Я извиняюсь за все свои дурацкие, неоправданно-детские поступки. Я прошу прощения за свою настойчивость и даже наглость. Я знаю, что все это не принесло вам ничего, кроме ненужных хлопот. И я считаю, что мое дальнейшее пребывание в этом офисе не имеет смысла, – с этим я положила на его стол заявление об уходе, подготовленное заранее. Андрей взглянул на него и молча отложил в сторону. – И последнее, – я сделала паузу. – Завтра вторник, и завтра я должна выполнить или не выполнить условие пари. Знаю, знаю, что смешно сейчас даже напоминать об этом, и все же, если в вас, Андрей Николаевич, осталась хоть капелька сочувствия ко мне, я прошу вас сделать то, о чем мы когда-то договорились. Сейчас я даже в более трудном положении, чем полтора месяца назад, и если тогда мне это казалось недурной шуткой, то сегодня – это самый настоящий вопрос принципа. Пожалуйста. Обещанный сценарий прилагается, – с горькой усмешкой я протянула ему исписанные листы.

– Нет, – ответил Андрей – и это «нет» было самым неподдельным отказом. Нет. И ничего было нельзя поделать. Совсем ничего.

– Андрей, – вмешалась Анжелика, – мне кажется, ты неправ, – я посмотрела на Анжелику, она высокомерно улыбалась. – Я думаю, что ты обязан сдержать слово. Ради меня, ради вас.

– Нет, – повторил Андрей. – Даже не проси.

– Хорошо, – тихо сказала я, меньше всего мне хотелось Анжеликиной поддержки. – Я не настаиваю. Счастливо оставаться.

– Постойте, Лариса! Андрей, может, я все же выйду и вы объяснитесь? Андрей! – предложила Анжелика.

– Не утруждайтесь, Анжелика. Все понятно и разложено по полочкам. Всем гудбай, – я вышла. Закрывая дверь, я услышала тревожный шепот Анжелики и голос Андрея: «Нет, нет и нет. Я же сказал тебе, Лика, что все кончено!»

«Все кончено! Все кончено!» – стояло рефреном у меня в ушах. «Все кончено». Я зашла в отдел, смахнула любовные романчики в урну, покидала в сумку свои вещи и, надев маску самоуверенности, объявила взволнованной публике:

– Ухожу, чтобы завтра вернуться. Как и договорились, в двенадцать в столовой. Обеспечьте кворум и не забудьте про цветы!

Из офиса я поехала в мастерскую к Женюлику. Женюлик в джинсах и рубашке с закатанными рукавами, поигрывая бицепсами, мастерил дверную раму. Он был на редкость хорош. Надо же. Я уже привыкла видеть его в платьях и юбочках, а тут… Заметив меня, он бросился навстречу, радостно облапил и потащил обедать.

– Ты знаешь, – заявил он после кофе, – у меня колоссальная, невероятная новость, только не кричи.

– Да что ты? – Я изобразила подобие интереса. Все новости Женюлика сводились либо к счастливой, либо к безответной однополой любви.

– Я женюсь!!!

– Поздравляю! На ком, на том урологе с трехкомнатной квартирой, или на диджее с африканскими кровями, или… Неужто на Воване? Ну ты даешь!

– Ты не поняла, Лора, – Женюлик покраснел. – Я женюсь на Алле. Мы с ней познакомились на концерте, и я на следующий день сделал ей предложение.

– На какой Алле? Какой концерт? – Я еще раз прокрутила в голове последнюю фразу. То, что Женюлик говорил о себе в мужском роде, меня отрезвило.

– На Аллочке Шемякиной. Она восхитительная, неповторимая девушка!

– Женюлик! Ты что! А как же?… – Я даже не нашла нужного слова для обозначения его недавней ориентации.

– Ааа, это… – Женюлик еще больше покраснел. – Ты знаешь, это я так, от нечего делать… И вообще, все мы совершаем в жизни ошибки, встречаемся с ненужными людьми и тому подобное. Главное, вовремя понять, что для тебя важно, и расставить приоритеты.

– Насчет ошибок и ненужных людей ты целиком и полностью права. Тьфу ты! Прав. Вот разберись поди. Ну что же, поздравляю, – у меня было такое чувство, что что-то на земле пошло в обратном направлении, но я правда, честное-пречестное, порадовалась за Женюлика. – Когда же будет свадьба?

– Через месяц, мы уже подали заявление. Ты придешь? Слушай, я тут отнес твоей бабуле свои старые платья. Аллочке они все равно будут велики, а тебе, может, понадобятся. А на медовый месяц мы едем… – Женюлик еще что-то говорил, делился со мной своими планами. Я не слушала.

– А как у тебя с Андреем? – Вопрос Женюлика вытащил меня из забытья.

– Все кончено. И не надо расспросов. Ладно? Слышь, Женюлик, у тебя нельзя занять пять тысяч долларов? На год или полтора.

– Что за вопрос? Конечно. Отдашь, когда сможешь. В последнее время дверной бизнес процветает. Хочешь, дам десять… Могу больше.

С Женюликом мы проехали до банка, где он вручил мне конверт с деньгами и повторил приглашение на свадьбу. Еще раз пожелав ему счастья в браке, я пошла все в тот же «Шемрок». В «Шемроке» все было по-старому. Все тот же старый добрый и не предающий «Джонни Уокер» черный. Кто-то хлопнул меня сзади по спине. Я обернулась и с удивлением увидела своего стоматолога. Он был пьян – не просто пьян, а пьян, как стоматолог.

– Хай! Прикинь, гляжу, ты здесь!

– А где же мне быть? Знаешь же, что это мое любимое местечко.

– Я знаешь что? – Он икнул и обдал меня запахом, по-моему, еще позавчерашнего перегара. – Я тут тебе звонил, звонил и звонил…

– И что? – Мне было безразлично, по какому поводу он названивал.

– Я женюсь! Вот!

О господи! Их прорвало, что ли, всех? Мой бывший расписывал достоинства своей будущей жены, кстати тоже врача – протезиста, и я позабавилась, представив их совместное бытие. Купят себе домой креслице стоматологическое и будут заниматься в нем любовью. Неудобно, но зато дети однозначно получатся со здоровыми зубами.

Домой, а вернее, к бабуле я попала в двенадцать, с трудом отделавшись от бывшего и его рассказов. Дверь мне открыл очумелый братец.

– Ты где болтаешься, Лошарик? Надо поговорить!

– Владик, душка! Уйди с дороги и дай добраться до любой горизонтали, – попробовала воззвать я к его родственным чувствам, но он затащил меня в ванную, закрыл дверь и заорал шепотом:

– Систер, блин! Ты там таскаешься по кабакам, а я потерял девственность.

Я сползла по стенке и уселась на корзину с грязным бельем.

– Что? Что ты там потерял? – Я надеялась, что не расслышала.

– Девственность. Ну, короче, я уже не мальчик, – в голосе братца слышались интонации нагловатого и похабного шотландского сеттера.

– И как? – только и хватило сил спросить.

– Ну так… Вроде ничего! Хочешь, расскажу?

– Не надо подробностей. Как-нибудь обойдусь без тинейджерских сексуальных переживаний, – остановила я грозящий вывалиться наружу поток впечатлений.

Я вдруг не по делу вспомнила, как мой трехлетний братец накрасил свою мордашку моей помадой и вылез на балкон, и как мы ходили покупать маме цветы на день рождения, а он заснул по дороге, и я перла его уже двадцатикилограммовую тушку и букет роз целых полчаса, и как потом полдня тряслись руки. Я вспомнила, как я вела его в первый класс и как он шлепнулся в единственную во всем городе лужу и ревел до тех пор, пока мы его не переодели. Я вспомнила, как я потащила его в «Пиццу – Хат», ту, что на Тверской, предварительно дав ему долларов пятьдесят, и как он самостоятельно делал заказ, расплачивался и кокетничал с официанткой, и как у него не хватило, и я передавала ему деньги под столом. Я зарылась в грязное белье и предалась воспоминаниям, но тут меня посетила мыслишка, и я оторвалась от приятного времяпрепровождения.

– Братец. Я за тебя, естественно, рада. Но, как твоей единокровной сестре, мне хотелось бы напомнить, что на дворе двадцать первый век, и по этому двору ходят разные заболевания. И к тому же я еще слишком неподготовлена, чтобы стать милой тетей какому-нибудь обкаканному типу.

– Ха! За лохов держишь, Хлорка! – Братец вытащил из кармана пачку презервативов и помахал ими у меня перед носом.

Я успокоилась. Реклама на ТВ иногда грамотно делает свое дело.

– Ну что ж, братец. Большому кораблю – большое плавание. С почином! А теперь, мой взрослый и опытный дружок, я иду баиньки. Завтра рано не будите. На работу тронусь около часа. Ясно?

– Сладурка, – бабуля поймала меня уже на пороге завала в сон, – тут все звонила Анжелика какая-то, оставила телефон. Ты уж ей перезвони, внука. Очень она переживала, – бабуля положила передо мной бумажку с накарябанными цифрами.

Я пригляделась. Ха! Андреев номер, номер, который я знала как «Отче наш».

– Не знаю никаких Анжелик, и телефон какой-то совсем не знакомый… Ошиблись, наверное.

Бабуля недоверчиво помотала лысинкой и укрыла меня одеялом. Пока она читала надо мной какую-то молитву, я заснула. Снились черти. Много. Все с хвостами. На хвостах были надеты презервативы (видимо, для красоты). А еще снился Андрей. Он толкал меня в плечо и шипел: «Все кончено». За его спиной виднелось кресло стоматолога и еще много чего.

Глава тридцатая(Которую вы все это время ждали, не бойтесь – все будет хорошо.)

Он все-таки наступил. Вторник. Наступил, такой яркий и веселый. Такой жаркий и по-настоящему летний. В стекло билось солнце, и я, распахнув окно, с наслаждением вдохнула в себя московский пыльный июль.

– Привет, вторник, – сказала я, потянувшись. – Рада, что ты пришел, и буду еще больше рада, когда ты уйдешь.

– С кем это ты говоришь? – Бабуля заглянула ко мне.

– Сама с собой.

– Смотри, а то умок проглотишь, и так-то не особо он у тебя… – обнадежила меня бабуля.

– Бабуля, снились черти, мужики и еще много дерьма в коробочках.

– К деньгам, к деньгам, – бабуля копошилась на балконе, раздавая голубям корм.

– Что бы такое на себя надеть? – Я пересмотрела гардероб, но ничего приличествующего случаю не обнаружила.

– Бабуля, тут Женя приносила мне сумку, куда ты ее дела? – своевременно спохватилась я.

– Женя не заходила, заходил ее брат. Посмотри под диваном.

Хитроумный Женюлик прикинулся собственным братом, сообразила я. Вытащив из-под дивана чемодан размером с книжный шкаф, я начала копаться в вещах. Ээх, Женюлик! Столько денег угрохать на туалеты, и все напрасно… Я увидела этот очень белый и очень шелковый костюм от Лагерфельда и присвистнула. То что надо!

Закутав себя в шелка и сделав макияж по последним рекомендациям журналов мод (благо журналы и набор косметики лежали на дне чемодана), я подошла к зеркалу.

– Что ж, для финальной сцены совсем не худо. Время раздавать автографы пришло.

– Красавица ты моя, – запричитала бабуля. – Такую красавицу надо во дворцах выставлять. На педерастах (это она «пьедестал» хотела сказать). Только вот юбчонку бы подлиннее (в каждой бочке меда…).

Я тщательно пересчитала купюры, сложила их в белую сумочку, прилагаемую к костюму, и выплыла на улицу. Решив, что ехать на метро в таком виде было бы просто непристойно, а на «москвиче» – непрезентабельно, я занялась выборочным автостопом, пропуская недостаточно, на мой взгляд, роскошные машины. Я ждала и ждала белого «мерседеса» или хотя бы чего-нибудь белого, но, как назло, мимо ехали сплошь отечественные пыльные тарахтелки выпуска прошлого десятилетия. Я уж было решила тормознуть «запорожец», как из-за угла появилась она. Белая-белая, большая-большая и, наверное, дорогая-дорогая штуковина на колесах. Я просто выпрыгнула на дорогу, и штуковина остановилась.

– Куда вам, дэвушка? – Обращение «дэвушка» и усы водителя мне не понравились, но само средство передвижения!..

– В цэнтр! Пэжалста! – Я утонула в мягком сиденье, и штуковина на колесах плавно тронулась с места. Через полминуты усатый водитель включил СD-плеер, и салон заполнила романтическая музыка.

– Дэвушка, вы актриса? Я вас где-то видел, – начал приставать усатый.

– Я примадонна. И зовут меня Мэрилин Монро. Вы видели меня в кино, и я секс-символ Америки.

– Сэкс – очень хороший вещь, – усатый не успокаивался.

– Правда? Наверно. Вам лучше знать. Здесь налево, – мы почти проехали поворот.

– Хочешь вечером в рэсторан? – Усатый маслено глядел на мои колени.

– Хочу. Но я боюсь вас. Очень. Поэтому не пойду. Направо, – я одарила его взглядом испуганной газели, и он затрепетал.

– Не бойся, дэвушка. Можешь прийти не одна, а с подругой или с подругами. Я все оплачу. Ты мне очень понравилась, дэвушка. Ты очень сэксуальный.

– Вы мне тоже нравитесь, мужчина с усами. Вы тоже сексуальный! А можно я приду с подругами и друзьями? – Похоже, у меня появлялся шанс в последний раз немного пошалить.

– Канэшна, дэвушка. Веди кого хочешь, – обрадовался усатик.

– Тогда сегодня в девять у «Максима». Знаете где?

– Обижаешь, дэвушка. Я там каждый день кушаю шашлик.

– Договорились. Все, мы уже приехали. Надеюсь, вы не будете просить денег за проезд, – я сделала усатику ручкой и вышла из машины – нет, сначала вышли мои ноги, а затем я сама. Усатик послал мне смачный воздушный поцелуй и, пробасив «до вечера», умчался в даль. Осмотревшись, я обнаружила, что мой приезд был замечен. Коллеги в полном, как и предполагалось, составе прилепились к окну столовой. Я поднялась на крыльцо. В дверях стояли Серафима и шофер Федя, вдоль коридора выстроился прочий персонал. Войдя в столовую, я была приятно поражена. На всех столах стояли цветы, а при моем появлении разразились аплодисменты. Я вдруг ощутила себя настоящей дивой.

Народ расселся по местам. Шум потихоньку стих, и тридцать пар глаз уставились на меня. Слово взял Митрич. Он потряс в воздухе протоколом и произнес:

– Дамы и господа. Все вы прекрасно осведомлены о сути происходящего. Но все же позвольте напомнить, что ровно полтора месяца назад Лариса, – он показал на меня, и я сделала изящный реверанс, – заключила пари, что наш непосредственный босс, Андрей Николаевич, к сожалению на данный момент здесь отсутствующий, сегодня при всех в данном помещении сделает ей предложение руки и сердца. С нашей стороны сумма пари равнялась сорока тысячам долларов, – он поднял в воздух пухлый конверт, и у меня на глазах выступили невольные слезы, ведь этот конверт мог быть моим. – Лариса же поставила на кон ужин в ресторане «Максим» на сумму пять тысяч долларов, – с этим он многозначительно зыркнул в мою сторону, и я тоже поболтала над головой беленькой сумочкой.

– Через десять минут истекает срок выполнения условий пари. И, соответственно, либо Лариса получает свои честно заработанные деньги, либо мы сегодня ужинаем на халяву…

Завершив таким образом речь, он грузно плюхнулся на стул и уставился на циферблат часов. Население в тревожном молчании отсчитывало финальные минуты. Очередь была за мной.

Я постучала ложечкой по стакану, чтобы все обратили внимание на меня. Население вздрогнуло. Оправив белые шелка, я выступила в свет рампы:

– Дамы и господа. Как и сказал Митрич, осталось десять минут. Но… – В это «но» я вложила кучу смысла. – Но не стоит ждать… – Я посчитала уместным вставить долгую паузу, а затем, полностью овладев вниманием аудитории, продолжила: – Стоя здесь сейчас перед вами, я, увы, признаю свой полный проигрыш, – раздались приглушенные всхлипы и сдавленные вскрики. Я обвела глазами зал. – Да. Еще вчера я до последнего момента верила в свою счастливую звезду, но ошибалась. Вы были правы тогда, полтора месяца назад. Такая, как я, не может иметь ничего общего с Андреем Николаевичем, – я взмахнула ресницами, чтобы они поняли, что это у Андрея Николаевича нет шансов со мной что-либо иметь. – Вы были правы. И напрасны были все мои попытки доказать себе и вам обратное. Не буду вдаваться в детали, скажу только одно: вы победили, и я с удовольствием приглашаю вас всех сегодня в девять на ужин. Вечерние туалеты и смокинги необязательны.

Я села. Ребята молчали, не поднимая на меня глаз. Первым оправился Митрич:

– Ну, раз так, то разбирайте свои паи. Да, я сегодня, к сожалению, не смогу к вам присоединиться. У меня дела.

– А у меня встреча с любимым. Я тоже пас, – лошадка Пржевальского терла подозрительно красные глаза. Наташи хором промолвили:

– А мы идем на шейпинг – обойдетесь без нас.

Я не понимала, что происходит. Тетя Тамара, уборщица, пожаловалась на маленьких детей (самому маленькому было семнадцать), мол, не с кем оставить. Серафима заявила, что у нее диета и ей после шести есть не полагается. Юленька мотивировала свой отказ строгой мамой, а Светлана Денисовна продемонстрировала годовой отчет, который за ночь надо было закончить. В конце концов у всех нашлись какие-то дела, и свободным оказался один Серега, который тут же по-рыцарски предложил оплатить ужин на двоих.

– Вы что, с катушек съехали? Думаете, я вам поверю? – Я по-настоящему разозлилась. – Если бы я выиграла пари, думаете, я бы отказалась от денег? Ну-ка не изображайте мне здесь филантропию. Тоже мне, Красный Крест и Полумесяц! Жду вас всех в девять у входа или совершу какую-нибудь мерзость. Возьму и пожертвую пять тысяч долларов на строительство памятника вашему неоценимому Андрею Николаевичу.

– Кто это сплетничает за моей спиной? – раздалось у двери. Все тридцать с лишним голов моментально повернулись. Андрей с вымученной улыбкой входил в столовую. – Я не опоздал?

– Куда? – Митрич проглотил подступивший к горлу комок.

Андрей подошел ко мне и быстро поцеловал в губы. Я даже и не сообразила, что ответить, просто оторопело уставилась на него.

– Лариса, – Андрей прижал меня к себе, и я, почувствовав его теплую руку, вздрогнула. – Ты просила меня сообщить всем коллегам о нашем решении заключить законный брак и пригласить их на свадебную церемонию. По твоей просьбе, да и по собственному почину, я хочу это сейчас сделать. Я хочу также сказать, что я невыразимо счастлив, что ты ответила согласием на мое предложение. Я действительно счастлив, что нашел свою единственную любовь, и думаю, все вы со мной согласитесь и разделите нашу радость.

Не знаю, что они там разделяли, но их можно было запросто выносить по очереди вперед ногами. Меня между делом, в общем составе, тоже. И все же я не ошибалась. Андрей был из породы верных шотландских сеттеров. Я была ему чертовски благодарна, и даже накопившаяся обида не могла испортить этой благодарности. В конце концов, я всегда знала, что я для него пустое место, и ничего серьезного между нами получиться не может. Андрей еще раз поцеловал меня в губы. Прошептал на ухо: «Ну как, все прошло хорошо? Я не испортил твоего бенефиса?»

Я пожала его руку:

– Спасибо, Андрей. Четко вызубрил и прекрасно сыграл.

Народ начал слегка пошумливать, отходя от временного окаменения.

– А откуда ты это списала? – также тихо спросил Андрей.

– А, не помню точно. Дословно содрала с одного из любовных романов, по-моему, вполне недурственно, – я пожала плечами.

– Поздравляю от всей души! – вдруг надрывно закричала Серафима, и неожиданно все начали громко скандировать, как в начальной школе: «Поздравляем, поздравляем, поздравляем!» Мы с Андреем замерли в позе марципановых жениха и невесты, натянуто улыбаясь. Я оглядела столовую и тут увидела ее. Анжелика стояла возле окна и кивала мне с покровительственной улыбкой. Так, значит, вот откуда этот Андреев великодушный жест, значит, все-таки всемогущая Анжелика уговорила его помочь мне избежать позора. Представляю, КАК и ГДЕ она его уговаривала. Ну нет! Не надо мне ТАКИХ подарочков!

– Вранье! Все вранье! Да заткнитесь вы! – заорала я. Они испуганно проглотили очередное «поздравляю». Снова воцарилась тишина. – Все вранье. Слушайте же. Мы с Андреем Николаевичем еще с самого начала договорились разыграть вас и поделить деньги между собой. Все это рассчитанный на выигрыш блеф: и походы на ужин, и наши совместные прогулки, и мой переезд к Андрею Николаевичу, и предложение о замужестве. Так или не так? Ну говорите же! – Я потрясла Андрея за плечи. – Ну! Не молчите! Нужно лишь немного порядочности.

– Да. Так, – неслышно одними губами промолвил он.

– Видите! Вы честно выиграли пари. И если сегодня вас не будет в «Максиме», я до смерти обижусь. Вы, Андрей Николаевич, тоже приходите. И вы, Анжелика. Жду. И никаких возражений!

Я прошла мимо Анжелики к выходу. Вышла на улицу, вдохнула чистый воздух и, весело напевая, направилась к метро. Все, все, все наконец-то закончилось. Ужин в «Максиме»? Ерунда. Мне это даже доставит удовольствие.

Глава тридцать первая, и последняя(Без описаний природы.)

У «Максима» толпились люди. Я пришла чуть раньше, чтобы найти заказанный стол и встретить гостей, как полагается хозяйке бала. Длинное серебристо-черное шифоновое платье, как вы уже догадались, из гардероба все того же Женюлика, делало меня похожей на красивую женщину, а осунувшаяся от переживаний физиономия приобрела неожиданную аристократическую бледность. Бабуля выудила из сундука какие-то блестящие камушки, похожие на бриллианты, и с печалью в глазах (видите ли, она намеревалась подарить их мне на свадьбу – мечтательница) нацепила их мне на уши и на запястья. В общем и целом я себе сегодня вечером нравилась, а это означало, что и другим тоже. Я искоса бросала взгляды на зеркальные стены холла, чтобы еще и еще раз убедиться в своей неотразимости.

– Дэвушка. Добрый вечер, – усатый прямо-таки напрыгнул на меня и, обдав запахом приторных духов, завалил комплиментами.

– Вечер, вечер. Я тут заказала небольшой столик для нашей компании, так, несколько близких друзей, чтобы нам не было скучно.

– Канэшна, – усатый последовал за мной и остановился в шоке, обозревая «столик» на тридцать пять человек. Он раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но появившиеся гости пресекли эту попытку в зародыше.

Они пришли все как один: Митрич, Наташки, Ленка, Юленька, Серега, финансовый отдел, возглавляемый Светланой Денисовной, Анечка и вся прочая бухгалтерия, Федя с коллегами и Серафима с тетей Тамарой. Они шумели, смеялись и болтали. Они были веселы и непринужденны, и они были рады меня видеть. И я, кстати, тоже. Мне они показались такими родными-родными, такими хорошими, что у меня даже подступил комок к горлу. Ребята расселись.

Кто-то подергал меня за руку.

– Да? – обернулась я.

– Дэвушка, что будэм заказывать? – Надо же, а я-то была уверена, что он давным-давно смылся.

– Я пошутила, мужчина с усами. Это небольшая вечеринка, за которую буду платить я. Присоединяйтесь и не волнуйтесь за ваш кошелек.

– Я савсэм нэ волнуюсь, дэвушка. Кстати, меня зовут Абдулла, я – арабский шейх. Так что будэм заказывать?

– Таак, значит, шейх. Настоящий?! Тогда давайте-ка я представлю вас друзьям, – перебила я его. – Господа, – постаралась я перекричать шум, – знакомьтесь, это Абдулла, он шейх и мой хороший друг, – я усадила усатика на кресло возле себя. Начинался мой королевский ужин.

И был ужин, и были креветки и устрицы, и всякая прочая морская живность, и молочные поросята, и барашки с седлами и без, было много вина, шампанского, и смеха, и шуток. Шейх оказался на удивление веселым парнем и забавлял компанию арабскими анекдотами. Серега соревновался с ним в остроумии, пытаясь обратить на себя мое внимание.

Мне было легко, свободно и весело и совсем не жалко пяти тысяч долларов. Только однажды, когда кто-то, кажется все та же Ольга Шпитко, ляпнула: «А где же Андрей Николаевич, чего это он не пришел?» – совсем крошечный спазм сжал мое сердце. Но тут на нее все зашикали, и она, покраснев, стушевалась. Потом было еще шампанское и даже коньяк, который я никогда не любила. Серега прорвался ко мне и, отодвинув Абдуллу, спросил:

– Ну и куда же ты теперь? Типа, надо же что-то делать.

Я равнодушно пожала плечами.

– Завтра подумаю, а теперь, Сережка, давай-ка выпьем.

– Ты ко мне совсем несерьезно относишься, – с укоризной вымолвил он и опрокинул в рот рюмку коньяка.

– Извини, Сережка, не отношусь.

– Ты очень красивая и очень умная женщина, Лариса, – он еще раз повторил трюк с рюмкой.

– Забыл сказать «типа». Типа красивая, типа умная и типа женщина. Эх, ты, Серега. Выпьешь еще чуточку – станешь сравнивать меня с боттичеллиевской Венерой.

– Нэт. Серега прав. Ты очень красивый дэвушка! – Абдулла вмешался в нашу беседу.

– И голова у тебя светлая, – вот вам и вездесущий Митрич.

– А стихи ты пишешь просто потрясающие! – Ленка наконец-то отдала дань моим талантам.

– И мы вас очень любим, Лариса, очень, – Светлана Денисовна сиятельно улыбнулась мне и повела грудью.

– Накатим за Ларискино здоровье, ураааа! – Федин радостный фальцет заглушил прочие голоса.

Оставив честную компанию, я отправилась на поиски туалета. Вышла в холл, посмотрелась в зеркало, поправила волосы, уложенные за энную сумму в салоне «Ив Роше», и приняла царственную позу. Как это там у Маргарет Митчелл? «Завтра будет новый день…»

– Лариса, извините, пожалуйста, я вас давно жду, – я увидела ее в отражении. Анжелика сидела на кушетке возле стены. Простенькая, в джинсах, футболке и без грамма косметики.

– Анжелика? Почему здесь, почему не в зале за общим пиршественным столом? Мы чудненько проводим время.

– Лариса, я хочу с вами поговорить… – Она просительно уставилась на меня.

– Да бросьте вы. О чем уж тут говорить…

– Лариса, вы не поняли. Он мой брат. Самый настоящий родной старший брат.

– Кто? – Маленькие подозрительные мурашки забегали по моей спине.

– Андрей. Кто же еще. И он вас любит.

– Трам-парарам. Бум! Бум! – Я села где стояла. Хорошо еще, что там, где я стояла, кто-то догадался подставить пуфик, а то я так бы и грохнулась со всей дури на пыльный мрамор.

– Я не шучу. Он не разрешал мне с вами говорить. Вы же знаете, какой он упертый бывает. Андрей меня вообще прибьет, когда узнает, что я сюда к вам поехала. Я наболтала, что иду к бабушке. Лариса, он вас правда любит. И злится на вас страшно, что вы такая упрямая и ничему не верите. Говорит, что у вас, как у лошади, шоры на глазах и характер змеиный, ой, извините, – она смутилась.

– Постой, Лика. Давай-ка на «ты», – я начала что-то соображать. – У него у самого шоры-шторы. Псих ненормальный. Он что, не мог мне сам сразу сказать, что ты его сестра?

– Да, а вы… а ты ему и возможности-то не дала. Ну и потом мне кажется, что он хотел, чтобы ты поревновала. А когда ты ночью приехала неизвестно откуда в купальнике, и потом этот случай с угоном… Ну и еще этот шотландец, или ирландец, или скандинав… Андрей был очень сердит. А сегодня в столовой… Это не я его уговорила, он сам все решил. Лариса, не оставляй все так, как есть, пожалуйста. Не оставляй Андрея…

Анжелика еще продолжала объяснять, когда я схватила первого попавшегося официанта за грудки и рявкнула: «Счет за третий стол, быстро. Промедление смерти подобно!»

– Счет оплачен, – промямлил он, выдирая лацканы пиджака из моих пальцев.

– Кем оплачен? Кто посмел?

– Господин Абдулла Саид Акшемсеттин-оглы. Выписал чек на всю сумму, – официант вырвался и убежал, по дороге опасливо оглядываясь.

Идти отказываться или же благодарить шейха заняло бы кучу времени. Время терять было нельзя.

– Я им все объясню, – Анжелика поняла мое смятение. – Ты езжай. Он дома.

– Спасибо! – крикнула я ей уже с улицы, останавливая такси.

Мне действительно пришлось воспользоваться лестницей, потому что лифт, как назло, не работал. К тому же, как всегда, не было света, и я взбиралась, держась за стенку. Запыхавшись, я добралась-таки до нужного этажа, выскочила с черной лестницы на темную площадку, потеряла по дороге туфлю и пребольно ударилась щиколоткой об батарею.

– Черт побери, натыкали всяких железяк. Уроды, блин! – не удержалась я от ругательств.

– Что ты здесь делаешь? – Андрей стоял в проеме, освещаемый слабым желтоватым светом лампочки Ильича. Он был в клубном пиджаке и при галстуке и собирался куда-то идти. Похоже, я поймала его как раз вовремя.

Я выпрямилась, держа туфлю в руке. Посмотрела на него внимательно и еще раз поняла, как я его люблю. Как я его по-настоящему люблю!

– Примеряю обувку. Есть какие-то возражения?

– Ааа. Можешь примерять дальше, – он прошел мимо меня и стал спускаться вниз по ступенькам.

– Андрей! – не выдержала я.

– Что, размерчик не подошел? – Его голос был уже этажом ниже.

– Андрей, подожди! – Я поскакала на одной ноге за ним.

– Извини, но я не умею надевать на дамские ножки башмачки, – двумя этажами ниже.

– Андрей, я сейчас упаду к чертовой матери, навернусь с лестницы и сломаю шею. Стой уже, урод! – Я и правда поскользнулась.

– Право, я никак не могу увязать твой элегантный внешний вид с подобными выражениями, – издевался он откуда-то с третьего этажа.

– Андрей! – закричала я. – Ну стой же, немедленно! Я хочу поговорить.

– Говори, я отсюда хорошо слышу, – он не собирался останавливаться.

Я все еще прыгала по ступенькам за Андреем вслед и приговаривала:

– Ты, – ступенька, – ты, – ступенька, – подлый, – ступенька, – эгоист, – ступенька, – и, – ступенька, – испорченный, – ступенька, – самовлюбленный, – ступенька, – шотландский, – ступенька, – сеттер, – площадка.

– Если это то, о чем ты хотела поговорить, то, извини, у меня нет времени. К тому же я все это слышал раз сто.

Стукнула подъездная дверь.

– Андрей! Я люблю тебя! – завопила я так, что наверняка напугала всех соседей.

– Ах, так. Тогда другое дело. Это можно обсудить, – его голос раздался совсем рядом.

– Ай! – взвизгнула я и швырнула в него туфлей, все еще бывшей у меня в руке, – Так можно меня дурочкой сделать.

– Боюсь, я уже давно с этим опоздал, – он поднял туфлю с пола. – Ты что-то говорила, продолжай.

– Тебе послышалось, – фыркнула я, надевая туфлю.

– Лариса, – его тон стал серьезным, – или продолжай до конца, или я пойду. Я не хочу больше игр с уходами, возвращениями, угонами чужих иномарок и сценами в офисе. Мы взрослые люди, и, поверь мне, я уже устал доказывать тебе это. Если ты пришла, чтобы в очередной раз сначала дать мне надежду, а затем отобрать ее, – то лучше давай сразу расстанемся.

– А разве мы не расстались, разве это не ты сказал, что все кончено? – начала задираться я.

– Ооппа! Лыко-мочало – начинай сначала. Счастливо оставаться.

– Нет, ну почему ты не сказал мне про Анжелику? Заставил меня натворить кучу глупостей. Вместо того чтобы обвинять меня в непоследовательности, посмотрел бы лучше на себя.

– А ты что-нибудь спросила? Ты вообще что-нибудь кроме себя видела? Ты мне слово не давала сказать. И даже если и давала, то все равно не верила. Кстати, откуда ты знаешь про Лику?

– Она сама раскололась. Если бы не она, я бы сейчас развлекалась вовсю в «Максиме», а не сидела бы с тобой в темноте на заплеванных бомжами ступеньках.

– Так я и знал, что Лика не выдержит и все разболтает, – рассмеялся он, – а насчет непоследовательности – в этом стоит разобраться. Ты что-то кричала мне вслед, давай же последовательно – последовательно повтори. Повтори, – Андрей сжал мои запястья в своих ладонях и требовательно заглянул в глаза. – Повтори, Лариса, или я уйду. Это не игра, это очень и очень серьезно.

И я поняла, что это серьезно, потому что так же серьезно это было и для меня. И я поняла, что сейчас не время для капризов, потому что это мой самый-самый последний и решающий ход. И хотя вредный чертенок внутри меня все еще копошился, я повторила тихо:

– Андрей, я люблю тебя, – и еще раз, уже громче и увереннее: – Я люблю тебя.

Он смотрел на меня пристально и ласково. Поднял мои руки к губам, поцеловал. И сначала я прочла это в синих глазах, а затем и услышала:

– Я люблю тебя, Лариса. Не знаю, правда, за что, но это неважно. Чудовище, я очень люблю тебя.

Мы вышли в звездный июль, держась за руки. Я закружилась в пятне лунного света, засмеялась и запела от переполнявшего меня чувства. Андрей с восхищением смотрел на меня.

– Ты самая красивая в мире сумасшедшая поэтесса.

– А ты самый симпатичный шотландский сеттер.

– Странное сравнение. Давно заметил, что ты меня так называешь, и все не мог спросить, почему. Хотя быть шотландским сеттером гораздо приятнее, чем избалованным кобелем неизвестной породы, – сыронизировал он.

– Это так, ерунда, моя личная классификация, ничего интересного, – не стала я вдаваться в подробности. – Да, а куда это ты направлялся?

– В «Максим». Платить по счету за одну проигравшую глупое пари особу.

– Тогда поехали, мы еще успеем.

Рука об руку мы вошли в шумный огромный зал. Нас не ждали, но, увидев, не удивились.

– Разобрались? – заплетающимся языком поинтересовался Митрич.

– Да! – ответили мы хором.

– Больше никаких вопросов не осталось? – Митрич выглядел не особо трезвым, но его все же распирало любопытство. Остальные тоже оставили на время прием спиртного и ждали ответа.

– Не осталось, – заявила я.

– У меня есть. Один, – Андрей повернулся ко мне и четко произнес: – Лариса, а как насчет того, чтобы нам все-таки пожениться?

– Ааах, – раздался общий, и последний в этой истории, вздох.

И только сообразительный Митрич вставил:

– Но пари вы все равно проиграли. Опоздали на несколько часов, плюс место не то.

Я подумала лишь полмгновения. Может, даже меньше.

– Знаешь, Андрей, а я не против. Черт вас всех возьми, я согласна! Только, умоляю, не орите «горько», а то все испортите.

– Все-таки поцелуйтесь, а то как-то не по правилам получается, – Серафима не выдержала.

И, чтобы не обижать Серафиму, я подставила Андрею губы, чем он, естественно, не преминул воспользоваться.

Мы принимали искренние поздравления, а меня мучил маленький финансовый вопросик. Никто-никто не мог на него ответить, кроме моего братца.

– Андрюшка, дай мне на секунду твой мобильный. Надо срочно позвонить домой, – попросила я.

Он удивленно взглянул на меня, но, ничего не сказав, протянул телефон.

– Але, – раздалось в трубке. – Ночлежка для сексуально озабоченных беспризорников подросткового возраста, – чем-то мой братец был похож на меня.

– Привет, Владик. Это я.

– Привет, Лошарик. Чем обязан?

– Тинейджер, ты случайно не знаешь, почем сегодня собачий корм «Чаппи»?

– Завтра узнаю. А что? – Братец зевнул.

– Да решила тут завести себе шотландского сеттера. Зовут Андреем. Сомневаюсь, смогу ли его прокормить в нынешних условиях кризиса.

– Предки! Проснитесь! – завопил истошно братец. – Проснитесь же! Не поверите, но эта шизанутая и всем нам надоевшая старая дева наконец-то выходит замуж! Лариска, я перетаскиваю свое шмотье в твою комнату, лады?

Эпилог

Во всех романах должен быть эпилог. И я тоже решила быть как все, хотя бы на этот раз. Обычно начинают так: прошло несколько лет. Или так: спустя десятилетие, или даже: двадцать лет спустя (впрочем, это уже будет не эпилог, а продолжение). Итак, прошло несколько лет. Нет, не лет, пусть будет месяцев.

ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ.

Офис: переехал на Волоколамку. Состав не изменился. Все как обычно, кто-то работает, кто-то халтурит, кто-то читает любовные романы.

Митрич: получил повышение и нарастил волосы на лысине.

Ленка: купила норковый полушубок и теперь копит деньги на машину.

Наташи: ходят на аэробику, чтобы похудеть, и в театр, чтобы пополнить культурный багаж.

Анечка: увлеклась чтением детективов и поэтому забросила бухгалтерию.

Юленька: собирается в Штаты учиться. Фирма обещала оплатить обучение.

Светлана Денисовна: вставила в огромную грудь силиконовые мешки, что сделало ее грудь колоссальной.

Серега: продал «жигуль» и купил у Гарика красный БМВ.

Серафима: села на диету, сбросила пятнадцать кг, чем привлекла шофера Федю.

Шофер Федя: женится на Серафиме через две недели.

Тетя Тамара: проводила младшего сына в армию, женила среднего сына и развела двух дочерей-близнецов.

Ольга Шпитко: собирается стать мамой в третий раз. По этому поводу очень нервничает и лепит ошибки в таможенные декларации.

Мама и папа: уехали в Испанию смотреть на мельницы. Приезжают завтра.

Бабуля: все еще использует классификацию «окрок – вьюнош – лыцарь» и испытывает серьезные проблемы с кишечником.

Бабушка Андрея: читает наизусть Ахматову и пытается устроить личную жизнь Анжелики.

Анжелика: втайне от Андрея встречается с шейхом. Учит арабский.

Братец: переживает трагедию очередной первой любви. По сему поводу тянет с меня деньги в невообразимых объемах. Думаю, что его пассия – как минимум наследница испанского престола.

Женюлик: с трепетом вынашивает первенца от Аллочки.

Вован: издал сборник стихов. Пишет роман про российские спецслужбы. Придумал название – «Униженные и оскорбленные».

Макфеллоу: оставил скандинавскую мифологию в покое. Занялся экстремальным спортом. Раз в неделю звонит, зовет меня прыгать с парашютом. Что-то не хочется.

Джозеф Лангстом: зарегистрировался в службе знакомств. Ищет невесту из России.

Моя подруга Инка: вчера звонила из Йоханнесбурга. Как зовут ее нового мужа, мне все равно.

Андрей: сидит в машине внизу и ждет меня как миленький.

Я: нехорошими словами ругаюсь на толстую тетку, которая думает, что она литературный критик.

Мой роман – наконец-то опубликован.