Пепел и проклятый звездой король

Глава

13

Орайя

Райн постучал в мою дверь за несколько часов до рассвета.

Я сразу поняла, что это он. После разговора с Септимусом, я провела остаток ночи в ожидании появления Райна. Это не было концом борьбы. В любую минуту, говорила я себе, что он будет стоять у моей двери, пытаясь заставить меня сделать это.

Я была готова к такому исходу.

Я, конечно же, не встала, когда он постучал. Заключенная или нет, но мне не хотелось подниматься, чтобы встретить свое наказание.

Щелк, щелк, щелк, щелк, щелк, когда замки открылись. Дверь распахнулась. На пороге стоял Райн в темном плаще, в руке он держал кучу ткани.

Он бросил кучу на кровать, это оказался плащ.

— Надень его, — сказал он.

Я не надела.

— Зачем?

— Потому что я так сказал.

— Это дерьмовая причина.

— Сиськи Иксы, принцесса. Надень проклятый плащ.

Я прищурила глаза, глядя на него, будучи сбитой с толку и стараясь не показать этого. Несколько часов назад он угрожал мне пытками.

— Я не понимаю, зачем мне куда-то идти с тобой или делать все, о чем ты просишь, — отрывисто сказала я. — Когда ты уже дал понять, что просто заставишь меня делать все, что ты хочешь.

Он вздохнул.

— Мы не можем вести этот разговор здесь. Просто надень плащ и пойдем, — сказал он, поднял капюшон и вышел из комнаты.

Я сидела там несколько долгих секунд, а потом выругалась себе под нос. Черт бы побрал это человеческое любопытство.

Я накинула плащ и последовала за Райном. Он пошел в соседнюю комнату, в свои покои. Он придержал для меня дверь, а затем закрыл ее за нами.

Я никогда не была в этой комнате. Комната была пуста, когда я жила здесь ребенком, Винсент никогда не подпускал ко мне никого, кроме себя, учитывая хрупкость моей человеческой кожи и влечение к моей человеческой крови. В этом крыле было всего две комнаты, так что, оставив эту свободной, я была в безопасности и изолирована от других.

Она была зеркальным отражением моей собственной — маленькая гостиная, умывальная, спальня. Я посмотрела на открытую дверь в спальню Райна. Спальня была в беспорядке, чего я не ожидала, простыни и одеяла лежали грудой на кровати, и я постаралась не думать о том, что наши комнаты разделяет стена.

Райн прошел в другой конец гостиной, где два больших окна доходили до потолка. Он открыл одно из них и распахнул его настежь. Порыв сухого воздуха пустыни растрепал его волосы по лицу, когда он взобрался на подоконник, повернулся ко мне и протянул руку. С клубами дыма его крылья раскрылись.

Я не шелохнулась.

— Иди сюда, — сказал он.

— Ни в коем случае.

— Мы оба знаем, что ты согласишься. Так что давай пропустим ту часть, где мы ходим взад-вперед по этому поводу. У нас не так много времени.

— Ты просишь меня или приказываешь?

Его рот сжался в тонкую линию.

— Могу ли я действительно приказывать тебе что-либо делать? Если ты действительно хочешь вернуться в свою комнату и сидеть там одна, ты вольна это сделать. На твое усмотрение.

Он поднял капюшон немного выше, тень над верхней половиной его лица подчеркивала ухмылку на его губах, силу его челюсти, свет, собравшийся в линиях шрама на его левой щеке.

Матерь, будь он проклят, я хотела бы, чтобы он не был прав, но он был прав.

Я осторожно приблизилась. Он потянулся ко мне, потом поколебался.

— Можно мне…? — спросил он, его голос был немного грубым.

Я кивнула, изо всех сил стараясь выглядеть бесстрастной.

Это был не первый раз, когда Райн летал со мной. Но это был первый раз после… завершения Кеджари. Мысль о том, чтобы быть так близко к нему, мысль о том, чтобы позволить ему обнять меня… это…

Страх — это набор физических реакций, сказала я себе, отчаянно пытаясь замедлить учащенное сердцебиение, пока он не почувствовал его.

Хотя это был совсем другой вид страха, нежели чем адреналиновый всплеск при телесной опасности. Его труднее заглушить.

Я шагнула на подоконник, и он притянул меня в свои объятия: одна рука крепко обхватила мою спину, а другая — бедра. Я обвила руками его шею так, что это казалось гораздо более естественным, чем следовало бы.

Он пах так же. Пустыней и небом. Тепло его тела оставалось таким же — крепким и устойчивым.

На краткий, ужасный миг мы замерли. Его мышцы напряглись, словно борясь с инстинктом притянуть меня ближе, и сделать из этого настоящие объятия. Это было едва уловимое движение, но я все равно почувствовала его, потому что осознание его присутствия было таким мучительно острым.

Мои попытки замедлить сердце провалились, и Райн, несомненно, услышал это. Мой взгляд упал на его горло — прямо на угол челюсти, где мышцы напряглись, когда он сглотнул и слегка повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

Я не хотела встречаться с ним взглядом, потому что тогда наши лица оказались бы слишком близко друг к другу.

Его большой палец нарисовал единственный кружок на моей спине.

— Ты в безопасности, — сказал он. — Хорошо?

Он звучал немного грустно.

А потом он взмыл в ночное небо.

ОН ПЕРЕНЕС НАС, к моему удивлению, в человеческие районы. Во время полета он не выпускал нас из виду и приземлился во дворе заброшенного здания. Как только он поставил меня на землю, я сделала два шага в сторону от него, желая оставить между нами пространство.

Наши капюшоны откинуло ветром. Райн небрежно накинул свой и начал идти к главным улицам.

— Сюда.

— Где мы?

Я не узнала эту часть города. Я побывала во всех округах, но это было на окраине границ Сивринажа, а это было далеко даже для нас, когда мы ходили сюда на ночные тренировки.

— Я хочу тебе кое-что показать. — Он посмотрел на меня через плечо, капюшон скрывал все, кроме его профиля. — О. И я принес для тебя это. На случай, если ты захочешь немного развлечься, пока ты здесь.

Он протянул два клинка в ножнах.

От шока я на мгновение сбилась с шага, потом мне пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его. Я выхватила клинки из его рук на случай, если он передумает.

Я обнажила их. Смотрела, как свет играет на резьбе по черной стали — стали Ночнорожденных.

Не просто клинки. Мои клинки.

Я думала, что мне будет приятно снова держать их в руках, я думала, что словно воссоединюсь со старым другом. Вместо этого мне пришлось бороться с внезапным, тяжелым воспоминанием о том, что я сделала этим самым оружием, когда держала его в руках в последний раз.

— Зачем ты дал мне их?

— Я подумал, что они тебе понадобятся. Яда в них нет. У меня не было времени на поиски, но, возможно, это стоит назвать мерой предосторожности.

Райн шел быстро. У меня не было времени любоваться ими, и я споткнулась, пока прикрепляла ножны к поясу, стараясь не отстать от Райна.

Кожа. Оружие. Человеческие районы. Все это было до жути знакомо, и в то же время так дико отличалось.

Мы вышли на более оживленную улицу, маленькие глиняные здания стояли друг за другом, как кривые зубы.

— Не снимай капюшон, — пробормотал Райн, хотя вокруг никого не было, затем он подошел к шаткому четырехэтажному зданию, все этажи которого казались немного перекошенными, словно стопка неустойчивых кирпичей. Одинокий фонарь качался на ветру у двери, свет просачивался между занавешенными стеклами окон. Райн открыл дверь без стука, и я последовала за ним.

Моему взору предстал маленький, тусклый вестибюль с единственным столом и узкой лестницей. За столом дремал тучный человеческий мужчина средних лет, а пустой стакан с очень резким запахом алкоголя рисовал янтарные круги на разбросанных бумагах.

Райн проигнорировал его, и я последовала его примеру, пока он поднимался по лестнице. На последнем этаже он полез в карман и достал ключ. Очевидно, замок уже не очень хорошо работал, поэтому он с ворчанием сделал три попытки, прежде чем дверь наконец распахнулась.

Он хитро улыбнулся мне под капюшоном.

— После вас, принцесса.

Я осторожно шагнула в помещение.

Это была комната. Разительный контраст с той, которую мы только что покинули в замке. Эта комната была меньше, чем спальня в замке, единственная мебель здесь — это одна маленькая кровать, комод и один крошечный письменный стол, за которым, как я подозревала, Райн даже не смог бы уместиться. Однако здесь были вещи: на столе лежали книги и бумаги, в одном полуоткрытом ящике комода виднелась скомканная ткань, а свет в уборной все еще горел. Кровать была немного в беспорядке, как будто кто-то недавно спал на ней и очень торопился.

Я медленно обошла комнату, нахмурив брови.

— Кто здесь живет?

Райн закрыл дверь и задвинул за нами засов.

— Я.

Я остановилась в центре комнаты и мои брови поднялись вверх, выражая удивление.

Он мягко усмехнулся.

— Все еще приятно удивлять тебя. Прекрасно. Возможно, «жить здесь» — это небольшое преувеличение. — Он расстегнул свой плащ, бросил его на кровать, а затем упал на нее спиной с удовлетворенным бормотанием. — Это… место для уединения.

Я подумала о всех тех днях, когда я не слышала шагов Райна, возвращающегося в свои комнаты.

— Ты спишь здесь?

— Иногда. — Пауза, затем: — Иногда я не могу… иногда я просто хочу уйти подальше от этого места.

Я видела, как он практически развалился на кровати. Здесь он сразу стал казаться более спокойным. Словно остатки маски, которую он носил в стенах замка, наконец-то спали.

Я не хотела видеть эту версию Райна — версию, которая слишком сильно напоминала мне мужчину, которого я…

Я прочистила горло, засунула руки в карманы и пошла бродить по периметру.

— Никто не знает об этом месте, — сказал Райн.

— Никто, кроме меня, — поправила я.

Я услышала улыбку в его голосе.

— Никто, кроме тебя.

— Глупо с твоей стороны.

— Возможно.

— Раз уж я предательница и все такое.

— Ммм. — Кровать скрипнула, когда Райн сел обратно. Я обернулась, чтобы увидеть, как он смотрит на меня, и это заставило меня дернуться. Во взгляде читалась серьезность.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, — и сделать это нужно там, где я знаю, что нас больше никто не услышит.

— Я думала, ты сказал все, что хотел сказать. Или Септимус, по крайней мере, сказал.

Мои слова были резки и выражали явное обвинение.

— Я говорю то, что они хотят от меня услышать.

— Ты манипулировал мной, — огрызнулась я. — Ты играл со мной в игры с самого начала.

Лицо Райна ожесточилось.

— Ты совершила акт войны, Орайя.

Я подавила смех.

— Я совершила акт войны? Я?

Это была ошибка. Я даже не должна была быть здесь. Теперь я была вооружена. Я могла…

Он нахмурился, затем поднял руки.

— Я… давай не будем. Мы здесь не для этого.

— Тогда зачем?

Он встал, подошел к комоду и достал что-то из среднего ящика — что-то длинное, завернутое в ткань. Он положил этот предмет на стол рядом со мной и развернул его.

Мое сердцебиение ощущалось даже в горле.

Пожиратель сердец. Меч Винсента.

Это было невероятное оружие, которым он владел веками, и никогда не опровергал и не подтверждал легенды, связанные с ним. Легенды, что он был выкован богом, что он был проклят, что он был благословлен, что он вырезал маленький кусочек своего сердца, чтобы сделать его. Он рассказывал мне эти легенды, когда я была ребенком, и иногда — он рассказывал их с совершенно серьезным лицом, но с блеском веселья в глазах.

Если отодвинуть легенды в сторону, то реальность была куда впечатляющей. Оружие было невероятно мощным, и оно усиливало и без того значительную магическую силу Винсента. Оно принадлежало ему и только ему, отвергая всех других владельцев. Я шутила, что меч был самой большой любовью Винсента. Большую часть своей жизни я, кажется, верила в это.

Образ окровавленного лица Винсента, напряженно смотрящего на меня на последних дыханиях, промелькнул в моем сознании.

Я полюбил тебя с самого первого мгновения.

У меня сжалось в груди.

Райн отступил назад, прислонившись к стене, давая мне возможность остаться с мечом наедине.

— Ты можешь поднять его, — сказал он. Его голос был странно-мягким. — Только будь осторожна. Будет больно, если долго касаться рукояти.

Я обнажила меч и положила его на стол. Это была легкая, тонкая и изящная рапира. Лезвие было ярко-красным, на нем были вырезаны вихри и символы, которые совпадали с теми, что были на моем собственном оружии. Эфес был сделан из Ночной стали, образуя изящные спирали вокруг гарды, которая напоминала кости крыльев хиаджских вампиров.

Я долго смотрела на него, не решаясь заговорить. Внутри меня медленно нарастала волна горя и гнева.

Райн хранил этот меч. Самая ценная вещь моего отца, теперь принадлежала мужчине, который его убил.

— Почему ты показываешь мне это?

Конечно, вряд ли он предположил, что это может стать сентиментальным предложением перемирия.

— Ты можешь им пользоваться?

Я удивленно моргнула и повернулась к Райну. Я на мгновение усомнилась правильно ли я его расслышала.

— Нет, — сказала я. — Никто не может пользоваться им, кроме него.

— Но и зеркалом никто не мог пользоваться, кроме него. А ты его использовала.

— Это другое. Это…

Его.

Винсент много раз предостерегал меня от того, чтобы я даже не смела прикасаться к оружию. По всем очевидным причинам, по которым можно было бы предостеречь ребенка от подобного, но позже, он ясно дал понять, что для меня было бы опасно даже держать его в руках. Оружием мог владеть только он, и то, что было болезненным для вампиров, вполне могло быть смертельным для меня.

— Зачем? — спросила я. — Это еще одна вещь, которую ты хочешь, чтобы я сделала для Септимуса?

Тень гнева, промелькнувшая на лице Райна, была мимолетной, но заметной.

— Нет.

— Тогда зачем ты вручил мне такое оружие и хочешь, чтобы я им воспользовалась?

После того, как я выступила против него. После того, как он так ясно дал понять, какую роль я должна была сыграть.

Вручить мне это оружие, да что там, даже дать мне понять, что оно все еще существует, — было откровенно глупым поступком.

Он просто сказал:

— Потому что ты права.

Я столько раз говорила себе, что больше никогда не позволю Райну удивить меня. И все же мы были здесь.

— Потому что то, что ты сказала в кабинете Винсента той ночью — это правда, — сказал он. — Нет оправдания тому, что я позволил Кроворожденным сделать с этим королевством. Септимус охотится на нас обоих. Я позволил манипулировать собой в союзе, которого я не хотел, в сделке, из которой я не могу выйти, и теперь мы, черт возьми здесь.

Он подходил все ближе, шаг за шагом, а я не отстранялась. Мне стало не по себе, когда он заговорил о том, что его заставили вступить в союз, но я все равно видела его лицо — видела тот самый момент, когда Анжелика была готова убить меня, а я смотрела, как Райн глядел на трибуны и кивал.

Еще один парадокс, с которым я не могла смириться. Райн убил моего отца, захватил мое королевство и заточил меня, но он сделал все это, чтобы спасти мою жизнь.

— Я знаю, что я права, — сказала я. — И что с того?

Слабая веселая улыбка промелькнула на лице Райна и исчезла через несколько секунд.

— И я хочу, чтобы ты помогла мне что-то с этим сделать.

— Если это очередная речь о…

— Нет. Это касается крови, Орайя. — Он не моргал. Его глаза не отрывались от моих. — Речь идет о том, чтобы выгнать Кроворожденных из нашего гребаного королевства.

— Они твои союзники. Те, на кого ты полагаешься, чтобы сохранить свой трон.

— Союзники, — насмешливо произнес он. И было что-то в том, как он произнес эти слова шепотом, что заставило меня осознать это.

Септимус манипулировал мной, чтобы проверить свою теорию, зная, что я никогда не буду сотрудничать с ним. И до сих пор я полагала, что Райн был с ним заодно, возможно, даже, что он спровоцировал это.

Теперь я вдруг поняла, что ошибалась.

— Ты не знал, — сказала я. — Ты тоже не знал ни о чем из этого. Зеркало. Нападение на оружейный склад. Кровь бога.

Выражение лица Райна подтвердило мою теорию задолго до того, как он заговорил.

Потому что в оружейной были ришанские войска, но не было Кроворожденных. Если бы Райн был вовлечен, то в ту ночь на базе должно было быть гораздо больше ришанских войск. Но они были так же неподготовлены, как и мы. В итоге он потерял столько же солдат, сколько и я.

Только Септимус вышел из всего этого невредимым, ослабив и ришан, и хиаджей, и теория Райна подтвердилась.

— Он та еще змея, — пробормотал Райн. — Он ничего мне об этом не рассказывал до самого конца. Я показал ему то, что он хотел увидеть. Вертел своим мужским достоинством. Кричал. Вел себя как большое и тупое воинское дерьмо. И тогда я согласился с ним, оказав ему достаточное сопротивление, чтобы это было правдоподобно.

Райн и его представления.

— Я заключил сделку, которую не могу разорвать, — продолжал он. — Я дал Септимусу многое. Но… независимо от того, найдем ли мы то, что ему нужно, он может даже не быть тем, кто сможет это использовать. В Доме Ночи есть и другие вещи, не менее могущественные. Но чтобы овладеть ими, мне понадобится твоя помощь.

Я усмехнулась, а он поднял ладони.

— Полегче, гадюка. Дай мне закончить, — сказал он, прежде чем я успела заговорить. — Помоги мне найти кровь бога. Помоги мне выполнить нелепое задание Септимуса. Но потом я хочу, чтобы ты помогла мне использовать кровь, чтобы предать Септимуса и вышвырнуть этих ублюдков Кроворожденных из этого королевства раз и навсегда. А после этого ты вольна делать все, что захочешь.

Я снова усмехнулась.

— Все, что я…

— Все, что захочешь.

Я не хотела выглядеть удивленной. Матерь явно прокляла мое лицо.

Он мягко рассмеялся.

— Ты никогда не верила мне, но я никогда не собирался держать тебя в плену. Я прошу тебя, а не заставляю помочь мне. И после этого я даю тебе слово, что между нами все кончено.

— Чего стоит твое слово?

— Почти ничего. Оно пережило лучшие времена. Немного потрепано. Но это все, что я могу предложить, к сожалению.

Я уставилась на меч моего отца. Он умер, а кровь впиталась в меч, который лежал в нескольких футах от отца на песке в Колизее.

Дом Ночи был королевством моего отца.

Это было мое королевство.

Райн лгал мне столько раз. И все же…

Я поняла, что обдумываю этом.

— А Септимус не заподозрит? — спросила я. — У него везде есть глаза.

— Ни у одного вампира здесь нет глаз. — Он жестом указал на тусклую, пыльную комнату, отчетливо напоминающую человеческую. — Однако ты права. Мы должны быть осторожны. Мы должны убедиться, что он видит только то, что ожидает увидеть. Я буду играть роль жестокого короля. Ты сыграешь роль жены-пленницы, которая его ненавидит.

— Это будет легко, — сказала я. — Я действительно ненавижу тебя.

Я проговаривала эти слова про себя бесчисленное количество раз — я ненавижу его, я ненавижу его, я ненавижу его — и все же, когда они проскальзывали у меня на языке, они имели прогорклый вкус, горький от всех правд и неправд. Потому что они не должны были быть ничем, кроме правды, когда я стояла перед тем, кто убил моего отца.

Всего на долю секунды лицо Райна застыло, как будто он приходил в себя после удара.

А потом он легко и непринужденно улыбнулся.

— О, я знаю, — сказал он. — Это к лучшему. Из тебя все равно плохая актриса.

Он протянул руку.

— Но, — добавил он мягко, серьезно, — ты чертовски хороший союзник.

Союзник.

Целую жизнь назад он предложил мне союз. Я знала, что и тогда было ошибкой принять его предложение.

Но сейчас я была бессильна, как и тогда. Человек в мире вампиров. Наследница без зубов. Дочь, не имеющая возможности отомстить за отца.

Райн предлагал мне власть. Большую власть, чем я когда-либо мечтала заполучить.

А власть — это валюта мести.

Я взяла руку Райна. Она была теплой и шершавой, и гораздо больше моей собственной. Он слегка переплел свои пальцы с моими. Даже его прикосновение теперь ощущалось иначе, словно вся магия, пульсировавшая под поверхностью нашей кожи, звала и отталкивала друг друга, словно узнавая своего естественного врага.

Райн был силен как никогда. Но и я тоже. И с той силой, о которой говорил Райн, — силой, принадлежащей мне по праву рождения, — меня было бы не остановить.

Он предлагал мне все, что нужно, чтобы уничтожить его.

— Договорились, — сказала я.