Страшись той женщины жестокой:
Убийства знак на ней найдёшь.
Кинжал, бровей её не трогай:
Кровь тех бедняг на нём найдёшь.
Ахмет Недим
Османский, придворный поэт. 1681–1730.
Задолго до объявления пилота о посадке вид из иллюминатора на красные крыши города мечты сказал всё за себя. Самолёт пошёл на снижение, и молодые девушки прильнули к окну, словно два любопытных дитя. Купола мечетей погружали в восточную сказку, а величественные минареты взгромоздились подобно копьям воинов, павших в битвах за эти священные земли. Стальная птица опустилась настолько низко, будто собиралась испить воды из Мраморного моря, но в последний миг передумала и приземлилась в аэропорту, носящем гордое имя первой турецкой женщины-лётчика — Сабихи Гёкчен.
В терминале, размахивая палочкой-антенкой с красующимся на конце флажком, их встречал коренастый экскурсовод. Всматриваясь в толпу, он выкрикивал фамилии туристов, сверяясь с данными на рабочем планшете. На шее вместо амулета у него висел бейджик с инициалами: Квалифицированный гид-историк Мустафа Озкан. Когда группа собралась, они устремились к выходу, где на парковке их ждал туристический автобус.
Сразу после приветствия Мустафа погрузился в исторический рассказ о городе, некогда бывшем столицей Византийской империи. Самый крупный мегаполис Турции стал домом для пятнадцати миллионов человек — от простого рабочего на ткацкой фабрике до звёзд мирового масштаба, от верующего, молящегося в ближайшей мечети, до своенравного прожигателя жизни, нашедшего пристанище в игорном заведении.
Мегаполис, разделённый на Азию и Европу, ласково омывается проливом Босфор и двумя морями — Чёрным и Мраморным. Стамбул впитал в себя мудрость Востока и европейскую практичность. Смесь культур определила его характер, поставив уникальную печать отличия. Он словно ребёнок-метис, взявший самое прекрасное от матери и отца.
Гуляя по набережной, Злата поняла, что имел в виду бармен, когда сказал: «Анталья — всего лишь курорт с пятизвёздочными отелями, и Турцию по нему судить нельзя». Очутившись на семьсот километров севернее, она лично в этом убедилась. Здесь всё было иное: люди, дома, уличный фастфуд, даже воздух казался другим.
Жареные каштаны остывали в бумажном кульке, а молодой продавец зазывал прохожих, уговаривая их попробовать. Старик с белой бородой и густыми усами раскладывал на прилавке-тележке румяные симиты, только что из печи, щедро посыпанные кунжутом. Их аромат манил прохожих. По желанию клиентов и за дополнительную плату он разрезал длинным ножом огромный бублик пополам и смазывал плавленым сыром или шоколадной пастой.
— Балык-экмек! — кричал мужчина у рыбного кафе, завлекая посетителей.
Это был местный хот-дог — простая, сытная и недорогая закуска, придуманная рыбаками. Филе обжаривали до золотистой корочки, свежую булочку сбрызгивали оливковым маслом и подсушивали на гриле. Затем добавляли начинку: огурцы, помидоры, зелень, лук и хрустящие листья салата. Перед подачей балык-экмек поливали лимонным соком.
Горожане подстать колоритному мегаполису. Пожилые женщины в тёмных мусульманских одеяниях прогуливались с дочерьми — эффектными девушками в мини-юбках. Первые — хранительницы домашнего очага, покорные мужьям и традициям; вторые — не спешащие замуж, работающие в крупных компаниях и поддерживающие феминизм.
Мимо прошёл завсегдатай барбершопов — стильный мужчина-плейбой с аккуратно подстриженной бородкой, благоухающий терпким парфюмом. Местные гопники небрежного вида, со злыми орлиными глазами, перебирали в руках молитвенные чётки. Сутулый седовласый старик, крепко сжимая трость, что-то бормотал, подкармливая диких голубей. Влюблённые подростки, безумно романтичные и до чёртиков ревнивые, делали парные тату — не всегда у искусных мастеров, о чём позже горько сожалели.
Тем временем Света, пытаясь сделать снимок симита на фоне набережной и гудящего парома, подверглась налёту дерзких чаек. Стая бесцеремонно вырвала сдобу из её рук и улетела, оставив после себя неизгладимое впечатление.
— Не, ну ты это видела⁈ — возмутилась подруга, придерживая одной рукой шляпку, которую норовил стащить ещё один коренной житель — ветер.
У него несколько личностей, и каждую можно не любить, но принято уважать. Пойраз — холодный северо-восточный ветер, имя которого происходит от греческого бога Борея. Говорят, он рождается где-то в снежной России и приносит непогоду. Мельтем — лёгкий летний бриз, сравниваемый в шутку с энергичной мамочкой: усиливается днём и стихает к ночи. Лодос — самый враждебный, приносящий туманы и бури, способный менять течения Босфора. Карайель — «чёрный ветер» с Балкан, зимой замораживающий пролив. Кыбле дует со стороны Мекки, а Гюндогду и Гюнбатысы — братья-ветры, чьи имена означают «где солнце встаёт» и «где солнце садится». Их сестра — северный ветер Йылдыз, «звезда», дующий со стороны Полярной звезды.
Особый авторитет у местных — у котов. Им дозволено всё и даже больше. Они живут в маленьких домиках, питаются за счёт государства и сердобольных прохожих, вальяжно разлёживаются на ступеньках и лениво греются под солнцем. Гид обмолвился, что они имеют религиозную неприкосновенность, но Злата не успела уточнить подробности, отвлёкшись на продавца лотерейных билетов.
Тот зазывал прохожих «поймать удачу за хвост», выискивая в толпе азартных людей. Не менее колоритным показался девушке чистильщик обуви — проныра с жуликоватой внешностью. Его схема была стара как мир: «случайно» уронить щётку, «искренне» поблагодарить того, кто её поднимет, предложить бесплатную чистку, а потом предъявить счёт втридорога. После словесных перепалок обманутый турист всё же расставался с деньгами, а ботинки его сияли чистотой.
— Уважаемые господа, проходим в автобус! — окликнул их гид Мустафа. — Следующая остановка — великолепный Топкапы!