Переполох в гареме. Попаданка в султанский гарем

Глава 26

После очередного заседания султан Левент отпустил визирей да советников, а сам отправился во дворцовый парк. Будучи непослушным ребёнком, любил убегать от назойливых нянечек и ловко прятаться за многочисленными статуями. Сейчас его прогулки имеют долгий, спокойный и размеренный характер. Вглядываясь в высокое чистое небо, каждый раз возвращается к мысли, что он всего лишь человек, такой же как и все остальные, раб Аллаха. Смотря по сторонам, где около пышных клумб цветов, наравне с живой изгородью, в ряд стоит внушительная охрана, напоминает себе, что жизнь его как веточка хрупка и может сломаться в одночасье. А выйдя за пределы дворца, осознаёт, что ещё не всё сделал для блага народа и его процветания. Эти земные мысли помогают ему сохранять трезвый ум и не впадать в алчность и тщеславие. Отец из лучших побуждений выбил из его души излишнюю мягкость, а мать, наблюдая за этим, сумела каким-то чудом взрастить в нём человечность.

— Мой повелитель! — тонкий детский голосок заставил его обернуться.

Со всей скорости к нему мчался маленький шехзаде, буквально перепрыгивая через ступеньки, а позади, окликая, безуспешно пытался нагнать его Вейсал Паша. Султан бесконечно признателен кузену; о лучшем дяде для своего сына он и мечтать не мог. Стоило малышу появиться на свет, как тот с его позволения дал клятву быть рядом с маленьким принцем как друг и наставник. Слово его оказалось твердо, как алмаз, и тогда султан осознал, что он один из немногих, кому можно доверять.

— Машаллах*, точно лев, мой сын! — с отцовской гордостью возгласил Султан. — Враги империи будут трепетать от страха!

— Ин ша Аллах*! — с воодушевлением воскликнул подошедший Паша Вейсал Эфенди.

Шахзаде* бросился к отцу, который заключил его в крепкие объятия и с любовью прижал к себе. За время его отсутствия ребёнку не хватало отцовского тепла; это чувствовалось по тому, как он обвил его шею детскими ручонками так крепко, словно если отпустит, тот вновь уйдёт далеко и надолго.

— Ох, сынок, задушишь! — весело пошутил падишах. — Я здесь и я рядом! — почувствовав тревогу сына, он поспешил его успокоить.

— Я так скучал, — признался мальчик.

— Будь мужчиной, — вмешался наблюдающий за ним Паша. — Распустил нюни! Это не подобает будущему императору!

— Полно, кузен, когда как не сейчас, ему можно побыть слабым? — держа на руках сына, подобрел султан, а после короткой паузы лукаво добавил: — Или ты ревнуешь?

К его удивлению, Паша* не стал отшучиваться, как бывает обычно, а лишь недовольно нахмурил брови. Похоже, кузен не в настроении, подумал султан. Опустив сына на землю, он взял его за руку и повёл в сторону царского зверинца, а Паша молча последовал за ними. Сад хоть и не был таким масштабным, как хотелось бы, однако вмещал в себя уникальную коллекцию животного мира. В тени деревьев, около журчащих фонтанов, вальяжно расхаживали павлины необычайной красоты. В огороженном загоне паслось семейство золотых антилоп; соседями им были африканские зебры. За необычный окрас маленький принц считал их крайне забавными. Огромная территория с небольшим прудом, а также личный дрессировщик были отделены специально для индийского слона массой в несколько тонн. Он любил бананы и крайне сложно поддавался дрессировке: то ли из-за лени, то ли из-за высокого интеллекта игнорировал всякие команды, считая это абсурдным занятием. Его звали Гюнеш, в переводе с османского — солнце. Шахзаде боялся подходить близко: гигантские объёмы животного пугали мальчика, однако детское любопытство пересилило, и при помощи султана, под чутким надзором дрессировщика, он смог легонько коснуться хобота. В самом дальнем вольере обитал полосатый хищник — Анатолийский тигр. Ныне принято считать его крайне редким обитателем в империи. На совершеннолетие отец подарил его Левенту в качестве охраны. Он с младенчества лично кормил и купал тигрёнка, брал с собой на охоту и совещания. Ему нравилось лицезреть, как дрожали от страха зажравшиеся советники да ленивые визири. В нём бушевал юношеский максимализм и мания величия, поскольку привык с рождения чувствовать особенность своего происхождения. Лишь с кончиной отца понял всю ответственность, возложенную на него, отчего резко повзрослел и выкинул всю дурь из головы. Зверь узнал своего старого друга, отчего моментально превратился в ласкового кота.

— Ну, здравствуй, Тигран, — поприветствовал его падишах.

Их прочная связь чувствовалась даже на расстоянии. Был случай, когда в один из походов войско султана попало в песчаную бурю, после которой пострадало здоровье падишаха настолько, что он был на волосок от гибели. Никто не знал, что с ним. Перешёптывались: мол, скорее всего, помрёт. В потаённых уголках дворца враги довольно потирали грязные ручонки и готовились к перевороту. Одна лишь Валиде Султан не отходила от сына и в слепой ярости кричала на бездарных лекарей, что не могли его вылечить. Тигран, будто чувствуя недуг товарища, беспокойно метался у себя в клетке и буквально рычал от тревоги. А в это время, лёжа в своей постели, бледный в полусознательном состоянии османский молодой император страдал от тяжёлой лихорадки. Жар охватил некогда здоровое тело, а лицо было усеяно мелкими капельками пота.

— Тигран, Тигран, — еле слышно в бреду повторял он.

Валиде приказала тотчас привести тигра к постели повелителя. Слуги было хотели воспрепятствовать этому, однако её аргумент — отправить их на ужин в качестве закуски к хищнику — оказался весомым. Заранее очистив проход от людей, дабы не провоцировать зверя, его личный надсмотрщик вёл животное по коридорам дворца буквально на стальном поводке. Ближе к покоям султана Тигран уловил запах падишаха, и уже сам тащил за собой ошарашенного смотрителя. Подойдя к султану, зверь уткнулся закрытой пастью к руке Левента, преданно ожидая, когда он, как в былые времена, погладит его, приласкает. Но султан был обессилен и немощён и лишь с полуоткрытыми глазами глядел благодарно то на мать, то на друга. Тигр, точно домашний питомец, расположился на постели императора и зорко смотрел в оба. Укротителя оставили присматривать за зверем, а слуг выставили прочь. Валиде без страха осталась приглядывать за больным сыном. Тигран чувствовал, насколько сильно мать любит и беспокоится о Левенте, оттого и не проявлял в её сторону и малейшей агрессии, чего не сказать о других подданных, что приносили еду, меняли бельё, на которых он своенравно то и дело рычал. Удивительно, но присутствие Тиграна лечебным образом сказалось на самочувствии султана. Через пару дней он начал чаще приходить в себя; ещё через несколько суток, сидя в кровати, начал самостоятельно есть — ведь за короткий период болезни заметно похудел, отчего под глазами даже появились синяки. Коротая время в своих покоях, как хорошему приятелю, повелитель рассказывал Тиграну различные истории либо же читал книги и отчёты министров, а тот, словно понимая, то вдумчиво слушал, то довольно рычал, а иногда в знак признательности облизывал его лицо и руки.

Паша и маленький шехзаде направились во дворец, а султан решил проверить, как обстоят дела у его арабских скакунов.

Злата пребывала во вдохновении и радости, которые целиком наполнили сердце, что в последнее время так отчаянно тосковало по свободе и прошлой жизни. С улыбкой на лице наблюдая за лошадьми, как будто снова ожила, почувствовав себя в любимой стихии. Вот бы, думала она, запрыгнуть в седло и поскакать в степи, горы и леса, увлекая за собой стражу, забавных евнухов и подхалимок Хазнедар Ягмур. Ласковые лучи солнца целовали бы лицо, а волнистые волосы развивались на ветру, как в рекламе шампуня. Рисуя в воображении дерзкий план побега из рабства, ехидно ухмыльнулась про себя. Эх, если бы это было так просто… За пределами дворца царит хаос и беззаконие, словно в те далёкие каменные времена. Двадцать первый век на дворе, Стамбул давно другой. Либо она сходит с ума, либо каким-то образом переместилась в прошлое. Помнит, как сейчас, ту проклятую калитку, покосившуюся набок, за которой её коварно поджидала совсем иная реальность. Выходит, это был портал в другое измерение. Звучит фантастически, но в нынешнем положении готова поверить даже в Лох-несское чудовище.

Миновав ту часть дворца, где жила прислуга, она спустилась в хозяйский двор. С замиранием сердца то и дело приходилось оглядываться; благо все спустились на обед, ей же пришлось им пожертвовать. Невелика потеря, решила она, вспомнив меню в рабочей харчевне, после чего невольно брезгливо сморщила носик. В руках крепко сжимала свёрток с одеждой; эта рисковая затея могла обернуться реальным наказанием. К такому исходу готова, потому отправилась в конюшню одна. Спрятавшись за высокими кустами жасмина, Злата спешно переоделась в мужскую рубашку и шаровары. Мысленно поблагодарила евнуха Ясина за обновку — не кутюр, конечно, но для её цели одежда подошла идеально. Сложней всего было спрятать длинные волосы под головным убором. Платье убрала в неприметное место, тщательно замаскировав травой. Когда в последний раз глядела в зеркало — сейчас и не вспомнит. Узнала от Джансу, что здесь это предмет роскоши, а если оно будет украшено драгоценными камнями, то признак материального достатка. Новая знакомая обмолвилась, личное зеркальце — её давняя мечта.

Заприметив мраморный фонтан, Злата склонилась над ним, а после стала внимательно вглядываться в отражение воды. Увы, с трудом походила на юношу: если фигура под мешковатой одеждой не сильно выделялась, то нежные черты лица выдавали её с головой. Идея пришла мгновенно. Сунув руку в цветник, зачерпнула небольшую горсть земли и обильно вымазала грязью щеки и лоб. Получившийся результат вполне устроил. На такой шаг толкнуло подавленное состояние. Чувствовала нутром: если не переключится на что-то хорошее, то бездна отчаяния затянет вниз и будет ещё хуже. Не готова мириться с новым положением, но видит свою беспомощность в данных обстоятельствах. Ей надоело постоянное угнетение, ведь каждый раз, когда мимо проходит кто-то из высшего ранга, рабынь насильно заставляют делать нечто напоминающее реверанс. Точнее, она единственная из всех, кто делает это исключительно по принуждению. Невероятно выводили из себя так называемые холеные цветки султана, даже те, на кого он ни разу не взглянул. Переполненные гордыней дамы позволяют себе бросать в их сторону снисходительные взгляды и насмешки. Мол: «Ты убогая, там соринка осталась, подбери!» Если бы не мягкосердечная Джансу, не задумываясь, выцарапала бы им глаза и повыдирала все волосы. Девушка остановила её, убедив не приближаться к наложницам. Убедив, что они защищены Гюль Агой, да и в целом недалёкие личности, думающие только о том, как привлечь внимание падишаха. Она понимала: внутренняя агрессия являлась следствием расшатанных нервов. Состояние психики с каждым днём всё хуже и хуже. Катастрофически необходимо отвлечься и переключиться на иные заботы. Другими словами, найти отдушину, а лошади всегда залечивали её душевные раны. Любовь к конному спорту ей привил брат покойной матери. Он не был наездником, а со скачками связывала лишь слабость к деньгам. Иногда его просили посидеть с племянницей, потому заядлый болельщик и постоянный клиент букмекерских контор брал мелкую с собой. Ей нравилось там бывать; взрослые дяди и тёти умилялись её косичкам и задабривали вкусняшками. Однажды на большом экране шла трансляция конных соревнований, и она увидела десятки лучших скакунов, что несли на себе лихих жокеев, и тогда она поняла, кем хочет стать, когда вырастет. В десять лет уговорила маму оплатить уроки верховой езды, а в шестнадцать приняла участие в первых соревнованиях. По мере взросления поняла, что хочет развиваться в тренерстве, так и родилось дело всей её жизни.

С замиранием сердца она подходила к конюшне, мысленно моля, чтобы конюха на рабочем месте не оказалось. На этот раз удача ей улыбнулась. Оглядев всех, она сразу почувствовала, к кому нужно подойти: это был тот самый угольно-чёрный жеребец-бунтарь. Сделав несколько медленных шагов, она остановилась, выдержав между ними почтительную дистанцию. Безмятежно дремавшее животное встрепенулось при виде нежданной гостьи. Быстро подняв морду, настороженно фыркнув, посмотрело в её сторону. Другие лошади в стойле заволновались, выжидающе мотая гривами; напряжение в воздухе стало почти осязаемым, но на лице Златы не дрогнул не один мускул. Она в своей стихии, словно птица феникс в огне, расправила крылья: идеально прямая спина, отточенность жестов, а во взгляде читалась жёсткость — и ей это особенно шло. Бунтарь почувствовал в ней безусловного лидера; он словно оторопел и замер в нерешительности.

— Эй, давай познакомимся? — дружелюбным тоном громко обратилась она к нему.

Направив в её сторону уши, жеребец вслушивался в голос. Какое-то время она поговорила с ним на расстоянии, до тех пор, пока поза его тела не стала расслабленной. Ощутив свою силу, позволила себе сделать ещё несколько медленных шагов; теперь их разделяла лишь вытянутая рука. В его глаза не смотрела прямо — он мог воспринять это как угрозу, — и выбрала тактику подходить немного левее, нежели напрямую. Лошадь легко спугнуть, и этого хотелось меньше всего. Вытянув руку, позволила ему себя обнюхать, а после медленно принялась поглаживать по шее, вкрадчивой речью, приговаривая ласковые слова. Рано думать, что он позволит сию минуту себя оседлать; агрессию не выражает — уже значительный прогресс. Как она могла судить, настоящий конюх боится к нему подходить, и судя по рассеянному на полу корму, делает работу только на расстоянии.

Неожиданно дверь в конюшню со скрипом открылась. Она ожидала увидеть кого угодно, но только не самого султана. Одежда императора была сдержанная, лишь в зоне ворота вышит орнамент золотыми нитями; в целом фасон подчёркивал его высокий рост и широкие плечи. Встретившись с ним глазами, она застыла в немом шоке. Всё бы ничего, но перед ней стоял тот мужчина из картины. Сам султан Левент собственной персоной — этого не может быть! Он жил в далёкие османские времена, был настоящим правителем и полководцем. Злата могла предположить, что перед ней стоит загримированный актёр, если бы не одно «но»… Те ощущения от энергетики портрета и то, что она испытывает в данную минуту, идентичны. Пленительная аура могущественного человека; в нём есть сила, за которой хочется идти без всяких мыслей, даже не задумываясь. Неожиданный поворот событий требовал осмысления; она растерялась и не знала, как реагировать, что говорить. Её действительно окружает настоящий османский мир. В горле пересохло, коленки тряслись. Господи, думала она, лучше бы попала в секту.

Вместо слов падишах вопросительно посмотрел на поданного, застывшего у его нового коня. Он никогда не видел его ранее; предположительно, тот являлся конюхом — жутко неопрятен и, как беспризорное дитя, измазан в грязи. Наконец, тот перестал стоять как истукан и, отдав поклон, виновато уставился в пол. Он не вызывал раздражения своей непочтительностью; султана наоборот подкупила искренняя реакция парня, без фальши и лицемерия, к которому он привык.

— Лёгкой работы, конюх, — дружелюбно поприветствовал император.

В ответ тот лишь быстро закивал головой в знак благодарности. Парень нем, сочувственно отметил про себя падишах. Он пришёл в изумление и не верил своим глазам: самый дикий конь в стойле смиренно позволил себя гладить. Не чудо ли это⁈

— Хочешь его оседлать? — полюбопытствовал Левент.

По правилам империи простой конюх не имел права садиться верхом на лошадь султана; за подобную дерзость могло прилететь суровое наказание. Но Злата в османских законах ничего не смыслила, а потому согласно кивнула. Повелитель не ожидал услышать честный ответ; оттого вместо гнева парень вызвал в нём чувство уважения.

— В таком случае хорошо присматривай за Вулканом. Он один из моих лучших жеребцов.

С этими словами султан удалился, а Злата долго не могла прийти в себя, парализованная их роковой встречей…