Алекс еще раз вогнал лопату в землю по самый черенок и остановился. Уф, жарковато так-то в защитном костюме и респираторе. Он распрямился и рукавом вытер мокрый и пыльный лоб. Осмотрелся, чтобы мозг отдохнул от однообразного нудного копания. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась довольно унылая пустошь с редкими вкраплениями деревьев и чахлых кустарников. Вся перерытая, в свежих курганах и насыпях. Неподалеку торчала монохромная бетонная стена, даже без граффити, КПП со шлагбаумом и двумя приземистыми постройками. Рядом с одной из них лениво курил охранник. Где-то неумолчно каркало воронье.
Таких, как он, нарушителей законов карантина и преступников тут было с десяток, причем девушки и женщины копали с мужиками наравне. Вернее, им какую-то другую норму никто не поставил, а вот продуктивность явно страдала.
Ему, например, все это вообще казалось приключением. После того как ты в армии год копаешь траншеи и окопы вдоль, поперек и в художественном порядке, а потом с тем же успехом засыпаешь и утаптываешь накопанное, рытье вручную на свежем воздухе вообще ни разу не стресс. Крепкое тело быстро вспомнило нехитрый навык, резвый ум достал из памяти способ не сдуреть от скуки, а если б у него еще и телефон не отобрали, то с музыкой в ушах он мог бы в охотку трудиться до заката. Да и земля была хорошая, мягкая, стоило пробиться сквозь верхний каменистый слой. Вот поэтому к полудню он уже закончил две ровненькие могилы и наметил третью.
Таких успехов, к слову, не было ни у кого. Один мужик догонял, стоя по грудь во второй яме, но уже так дышал и обливался потом, что видно было – выдохся, а значит, Алекс играючи от него оторвется. Это соревнование он придумал со скуки, но хоть появились какая-то мотивация и азарт убиваться. Больше половины закончили первую и развивали успех во второй. И только одна девчонка и до середины первой ямы не дошла. Поговаривали, если три могилы ты копаешь неделю, то именно столько тебя и будут сюда возить. Вот потому-то Алекс и бился тут за звание почетного землеройца аж с шести утра.
Девчонка была стройная, невысокая, ручки-веточки и отчаялась еще на стадии прохождения верхнего каменистого слоя. Она сдуру решила равномерно рыть по площади и потратила уйму времени на то, что можно было сделать втрое быстрее, прокопайся она до мягкого слоя в одном месте. Поэтому к моменту, когда можно было сделать прорыв и у других открывалось второе дыхание, она уже выбилась из сил настолько, что еле ковырялась. А теперь, когда близился обеденный перерыв, и вовсе вдруг бросила лопату, села на край ямы и разревелась.
Ну ё-моё. Вольский выдернул лопату и направился к ней. Тут же с предостерегающим криком охранник отбросил свою сигарету и быстрым шагом устремился наперерез.
– Бегом двигай к моим. – Он загородил реву своими почти двухметровыми габаритами и пихнул в плечо. – Давай, оп-оп! – Силком он вздернул ее на ноги. Ух, легонькая какая! И толкнул в нужном направлении.
Девчонка хлопнула два раза глазищами, но на лету схватила свою удачу за черенок и побежала к его участку. Поэтому когда охранник достиг своей цели, старшина запаса Вольский уже бодро махал лопатой в своей неглубокой могиле. Поди разбери, кто где стоял.
Охранникам наскучило изображать из себя рабовладельцев уже к семи утра, и они спокойно удалились на заслуженный отдых в будку у шлагбаума, разумно рассудив, что бежать тут некуда. Единственный путь на условную волю все равно через КПП. Да и какому дураку придет в голову бежать? Тут вокруг кладбища для павших от вируса, на километры разруха, пустошь и гетто.
Издалека тоже не разобрать, менялись они местами или нет. Арестанты хоть и отличались габаритами, но все были в одинаковых серых спецкостюмах и масках на лице. Что ты тут предъявишь? Да и зачем? Попыхтел страж порядка для проформы да утек обратно в будку. Полномочий у него даже на подзатыльник нарушителю не хватало. Даже если и поменялся один арестант с другим, ему-то что? Сам себя наказал.
Это Лекс быстро осознал. Весь его прогресс и надежда отделаться за день остались там, на любовно возделанном участке, принадлежавшем теперь неизвестной девчонке, которая даже «спасибо» сказать не сообразила. Он и сам подумать не успел, как вписался. Ланселот кладбищенский покосился на спасенную плаксу, которая с энтузиазмом ковыряла его аккуратную третью яму и вздохнул.
«Засунь себе свое рыцарство в задницу, Лекс, – прокряхтел он, врезаясь в землю лопатой, – и проверни».
К обеду он даже начатое не закончил. У девчонки явно не было таланта к грубому ручному труду. Могила была кривая, косая, с пологими стенками и он полчаса убил лишь на то, чтобы спрямить углы. Такими темпами она и за неделю бы не управилась. От понимания, что в его помощи действительно нуждались, немного отлегло. Ну а в душной бытовке на обеде, после того как он отмыл морду и руки, сполоснул шею и смог наконец вздохнуть без фильтра, спасенная девчонка подсела к нему за стол сама.
– Спасибо! – она смотрела на него с искренней благодарностью, ее губы дрожали, а глаза угрожающе блестели от набегающих слез.
Симпатичная кукольная мордашка. Выглядела лет на семнадцать, но школьницам общественные работы не назначают, так что истинный возраст собеседницы еще предстояло выяснить.
– Наслаждайся, – он широко улыбнулся, прощая себя за спонтанный героизм. Хорошенькая, маленькая, в беде. Ну как тут не помочь?
– Ты… ты… мой герой! – выдохнула она.
– Да брось, – он продолжал лыбиться, только делая вид, что слышать такие вещи ему не так уж и важно. – Меня зовут Алекс, а тебя?
– Я Лиза, – она улыбнулась в ответ и слегка порозовела.
В бытовку внесли пятилитровую кастрюлю, от которой исходил до зуда в затылке знакомый запах гречки. Назад в казарму. Отпуск в прошлое. После армии Алекс гречку в рот не брал. На всю жизнь наелся так, что отвернуло. Но сейчас было даже прикольно. Ностальгия.
Охранник быстро раскидал черпаком порции по тарелкам, грохнул чайник с чаем в центр стола и удалился. Лекс утянул с тарелки кусок серого хлеба.
– Ты за что сюда загремела, Лиза? – спросил он, погружаясь во вкусовые ощущения почти десятилетней давности.
– Я медсестра, нарушила стерильность красной зоны.
Ага, все-таки не выпускница и даже не рядом. Лет 25. Лекс прикинул, сколько надо отучиться, чтобы получить доступ в вирусный корпус.
– Вошла в блок в маске, перчатках и купальнике.
Он едва не подавился и поднял на нее от тарелки смеющийся взгляд.
– Серьезно?
– Да. Знаешь, как в полной защите жарко? К вечеру мокрая насквозь. У нас многие так делали перед концом смены. А у меня с главврачом отношения не очень. Вот она и влепила административку.
Алекс хмыкнул, был бы там главврач мужик, ей бы еще премию выдали за заслуги перед отечественным здравоохранением.
– Стерва старая, – дрогнувшим голосом выдавила она, обняла себя за плечи и отвела глаза, пряча закипающие слезы. – Мне кошмары теперь будут сниться…
– Почему? – искренне удивился он.
– Мы же копаем могилы для мертвых людей! – ее передернуло.
– Хорошо, что их копают не для нас, – пожал плечами он, – остальное лирика. Представь, что ищешь сокровище.
Она помолчала, обдумывая эту идею.
– А ты почему здесь?
– Я пострадал за любовь, – он хитро подмигнул и получил в ответ заинтригованную улыбку.
– Это как? – ее маленькие пальчики как будто невзначай проскользнули по шее и принялись крутить сережку. Он на пару секунд залип на это дело.
– Она не сказала, что замужем. Да еще и попалась, дурочка. И вот, – он развел руками, приглашая полюбоваться результатом. При этом по его ехидной физиономии было абсолютно ясно, что пострадавшим он себя ничуть не считает.
– Ты же мог сказать, что не знал, и тогда она бы тут копалась, – вздернула бровки бесстыжая медсестра.
– А ты там, – он кивнул себе за спину, и она осеклась.
Лиза чуть приоткрыла губы и облизнула нижнюю. Последовавший за этим взгляд вознаградил его за все страдания. Смесь восхищения, интереса и смущения, исходящая от миловидной барышни, действовала как таблетка от уныния. Он поднял на нее взгляд от тарелки и вытянул левый угол губ в наглой обаятельной улыбке. Барышня сигнал приняла, смутилась и покраснела, но взгляд не отвела.
Под такими впечатлениями и копать было веселей, и дело спорилось. Когда вечером после поверки, помывки, дезинфекции и высадки на точке сбора он предложил ее подвезти, Лиза охотно согласилась, а потом пригласила зайти на чай.
Все же, когда ты метр девяносто два, у тебя широкие плечи, буйная темно-русая шевелюра и классические черты лица с четко очерченным волевым, но перманентно небритым подбородком, в гости зовут часто, правда, до чая почти никогда не доходит. Алекса должен был портить разве что выдающийся нос, с горбинкой, заостренный, слегка больше среднего. Алексу будто выдали его, чтобы влюбились не все девчонки, а только половина: вот же, смотрите, он не модель нижнего белья для мужчин, расходитесь, расходитесь. Но срабатывало наоборот, добавляя внешности изюма и какого-то несовершенного шарма, из-за чего он становился только обаятельней и интересней.
В нем не было холодности безупречных красавчиков, да и смотрел он всегда с приязнью и интересом, так, будто именно ты какая-то особенная и, безусловно, ему нравишься. Девчонки понимали, что шансы есть, даже если не снимались для каталога «Виктория сикрет», и просто с ума сходили. Особенно когда он улыбался блестящими белыми зубами с крупными клыками, которые добавляли ему еще одну изюмину и новое достоинство в глазах девушек. А улыбался он постоянно, шутил, ходил в этой ехидной маске как в броне, так что ранние морщинки-лучики у наружных уголков глаз уже не распрямлялись.
Руки у него были большие, сильные, пролетарские, с выступающими венами на тыльной стороне ладоней и всегда чистыми, коротко остриженными ногтями. Костяшки на пальцах белели шрамами заживших ран. Не программиста руки, а скорее могильщика. А еще природа щедро подарила ему подтянутое телосложение, чуть суховатое, поджарое, из-за чего он никогда не имел проблем с лишним весом, но, чтобы не выглядеть тощаком, приходилось и в спортзал наведываться, и за питанием следить.
В общем, повезло с внешностью, Лекс это признавал. За нее и за легкий, юморной характер ему многое прощалось, многое само шло в руки, и не превратиться в эгоистичного самовлюбленного придурка ему мешало три вещи: воспитание, интеллект и еще одно обстоятельство, о котором он предпочитал не говорить. И не вспоминать.
Сегодня в руки шла Лизавета, и вот он уже падает на спину в кровать, а она, звеня пряжкой ремня, ожесточенно сдирает с него джинсы. А потом так горячо благодарит, что у Лекса глаза закатились. Он шумно, протяжно выдохнул, ласково погладил ее по затылку и отчалил на волнах блаженства. Умница девочка, видит же, что герой устал. Все сама сделала. А потом уселась сверху и с полчаса не слезала, демонстрируя чудеса выносливости, а он посильно участвовал и наслаждался прекрасным видом благодарной женщины, которую, очевидно, крепко заводят рыцарские поступки.
Потом он сменил ее и выдолбил из девчонки такие стоны, что не понятно, как в глаза соседям теперь смотреть. Она была ненасытна и неукротима, так старалась для него, что начисто забыла о себе. Лекс успел спустить дважды, прежде чем в этом убедился. Сразу же дошло, что она не из тех, кто кончает от проникновения, тогда он силком уложил девочку на спину, языком и пальцами помог ей достичь оргазма, и довольная Лиза унялась, а сам он вырубился секунд через пять.
Ну а утро в чужом доме было похоже на множество таких же утр. Заспанное, улыбчивое личико подруги, вспомнить имя… вспомнить имя… Лизы! Кофе, яичница и смущенное признание, что он первый за год. Ну, это многое объясняет. Она делилась впечатлениями, сидя с ногами на стуле, как воробей. Он шутил и жрал, как конь. Потом снова сбор, амуниция, лопата…
Вечером она позвала снова, но на этот раз Лекс с улыбкой отговорился желанием выспаться и работой, что было чистой правдой. Она просила звонить. Он больше никогда не позвонил.
– Ну что, маргинал, алкоголик, тунеядец? Облагородил тебя труд на благо общества? – Глумливая физиономия Семена с экрана ноутбука выражала высшую степень превосходства женатого человека над холостым приключенцем. У него крайне редко выпадал повод позлорадствовать, но сейчас, несомненно, выдался именно такой.
– Отнюдь, – Лекс ответил ехидной ухмылкой, – только больше нагрешил.
Выражение лица собеседника сменилось на скептическую гримасу.
– Я запрещу бухгалтерии платить твои штрафы.
– А я обратно разрешу. Не строй из себя начальство.
– Дал же бог партнера уголовника.
– Повезло же с другом моралистом. Выкладывай давай, что там за катастрофа без меня?
– Размечтался. – Семен закатил глаза. – Катастрофа… Никто и не заметил. Может, пришло время сменить профессию?
Они привычно пикировались, как старые супруги, пока Алекс разворачивал таск лист и пробегал его взглядом. Логи несанкционированных запросов доступа к порталу МГУ, новый заказ на дебаг и защиту банковского приложения и целая простыня с переписками по подвисшим задачам.
– Я не хочу это читать, – выдохнул Алекс и уронил голову на стол с сочным глухим звуком. Деревом об дерево.
– Ну пусть тебе Настена суммирует. – Партнер взирал на него с таким разочарованием, с каким, должно быть, смотрит мать на сына, которого рожали, чтобы он стал бизнесменом, а он взял и вырос ихтиологом. И вот вместо карьеры тычет ей в лицо кальмаром, а она сидит и не понимает, что ты за бестолочь и почему так воняет.
– Разве есть что-то срочное? – глухо донеслось от стола.
Семен вздохнул и закатил глаза.
– Есть.
– Катастрофа? – Лекс поднял на него смеющийся взгляд.
– Ну катастрофа, – нехотя признался тот, – ах спаси нас, благодетель! Центробанк с утра истерит. Им систему повесили DDos атакой. Опять. А я предупреждал! Сэкономили, блт.
– Готовьте дары, мои юные подаваны, сейчас вам будет явлена сила. – Гений информационной безопасности размял пальцы и таки взялся за отчет об ошибках. – Нарисуй им красивый счет, остальное волшебство с меня.
Он любил свою работу. С юности, когда окончательно определился с призванием, Лекс почувствовал приятную определенность и то самое чувство, которое дает тебе уверенность в том, что ты на своем месте. Поэтому за годы предпринимательства он и в Сколково входил, как к себе домой, и клиенты не переводились. А Семен, хоть и ворчал, но отдавал себе отчет, что вся его административная организаторская работа строится вокруг таланта друга и его умения закорючки превратить в решение, за которым выстроится очередь из заказчиков.
Лекс знал, что занимается делом, ради которого рожден, и каждый в этом мире заточен для чего-то своего и будет делать это лучше других. И выяснить, в чем заключается твой талант – задача каждого человека, и ни на какие побочные занятия до тех пор лучше не отвлекаться. Стоит ли удивляться, что из хорошего садовника, который в себе не разобрался, получается отвратительный юрист, а из поэта – омерзительный плиточник-облицовщик. Люди не на своем месте бесили Алекса до кипячения, но он понимал, что кому-то уже поздно что-то менять и нужно просто подальше держаться от тех, кто доламывает свою стезю, причиняя максимальный ущерб себе и окружающим. Он и сам иногда думал, что бы было, родись он в эпоху Средневековья? Вероятно, сложил бы голову в каком-нибудь крестовом походе, научившись в своей жизни двум вещам: убивать и не убивать.
Стоило Вольскому убедиться в том, что языки программирования раскладываются в его голове на многоступенчатую упорядоченную структуру, как он перестал отвлекаться на исправление двоек по химии, прекратил спорить с учителем географии, что он дебил, и вмешиваться в сложные отношения исторички с его посещаемостью. Он откровенно на все это забил, а поскольку свое дело давалось ему легко и непринужденно, высвободилась куча времени на то, чтобы разогнать некоторые навыки, которые отставали от таланта, но все равно уверенно входили в число сильных сторон.
Он стал больше читать, занялся спортом, танцами. Даже попытался играть на гитаре (это нравилось девушкам), но вскоре выяснилось, что девушкам он нравится и без гитары, а издеваться над инструментом грешно.
Кстати, о спорте. Зазвонил телефон. В первую секунду Алекс вздрогнул, вспоминая, о чем забыл, когда принял сигнал за будильник. Но вскоре понял, в чем дело, и криво ухмыльнулся:
– Внимательно, – ехидно произнес он, включая громкую связь.
– Привет. Звоню напомнить о том, что тебе нужна тренировка, – зазвучал из динамика уверенный женский голос.
– Мне? Какая проницательность, – он осклабился и подпер рукой подбородок. – Какая забота, Валерия, я впечатлен! – его голос сочился ехидством.
На том конце на секунду замялись.
– Ну… мне, – она вздохнула, и Лекс прямо услышал, как она борется с собой. Ничего, ей полезно. – В общем, придешь или нет? – теперь она звучала сердито.
– Ну разумеется, приду, – отозвался он, и голос собеседницы сразу потеплел.
– Сегодня? – с надеждой выдохнула она.
– В пять, – добавил он.
– Жду, – и связь оборвалась.
Лекс откинулся на спинку стула и потер лицо руками. Хорошо, что успел выспаться!
Лера звонила ему раз в месяц, почему-то именно голосом и приглашала на тренировку. Очевидно, для нее это был своего рода ритуал. Виделись-то они гораздо чаще, когда он сам приходил в зал и она семь шкур с него спускала по программе тренировок, которую сама же и составила. Но устное приглашение он получал редко и старался не отказывать, потому что Лера была очень интересной девушкой.
Жесткая, волевая, сильная девчонка с телом, отлитым из бронзы. Дома у нее на стене висело столько медалей за фитнес-бикини, что хватило бы на золотой нагрудник. Любая выставочная собака позавидует. И она ни с кем не встречалась уже много лет, а всех претендентов срезала на подлете пулеметной очередью из острот и метких, обидных замечаний. Алекс терялся в догадках, почему она выбрала именно его, но это всегда был захватывающий опыт.
Вот он приходит в спортзал, переодевается и появляется у тренажеров, и эта чудовищная женщина начинает истязать его, как в застенках гестапо, заставляя делать столько подходов и увеличивать нагрузку настолько, что через час тренировки он хрипит, как издыхающий бульдог, а его футболку можно выжимать. А тренер стоит над ним в тонких обтягивающих шортах и комментирует:
– Что ты как девка? Я этот вес двенадцать лет назад брала! Еще десять раз! – Приседает рядом так, что в поле зрения попадает уже маленькая подтянутая грудь с торчащими сквозь топ сосками и проникновенно добавляет: – Облажаешь технику, будет еще десять.
И считает, пока он, трясясь от натуги, с надутыми венами жмет штангу от груди. Лера и обычно-то не Белоснежка, в приглашенные дни и вовсе превращается в десятибалльный шторм. А когда он, убитый в ноль, уползает в душевую, через пару минут дверь кабинки открывается, и его мокрое, скользкое тело сзади обнимают красивые руки. Она гладит его живот, грудь, входит под струи воды и прижимается твердым, рельефным животом к его спине и целует между лопатками. Ласковые ладошки ныряют ниже и обхватывают член. Тут-то он ее и перехватывает. Грубо берет за запястье и отталкивает в сторону, поворачивается и хмуро, без улыбки спрашивает:
– Чего тебе надо?
Лера переминается с ноги на ногу и кусает губы, глаза опущены, по лицу блуждают красные пятна. Куда подевалась Немезида? Перед ним стоит испуганная, робкая девочка, которая едва не дрожит под его холодным, равнодушным взглядом. Алекс знает, что в этот момент она течет так, что если б не душ, была бы мокрой до колена.
А потом она берет его руки, трется о них лицом, целует, облизывает пальцы, а он раздраженно их отбирает. Лера трясется и становится на колени…
В первый раз Лекс действительно не хотел иметь с ней ничего общего, так она достала его в тот день, и посылал ее к черту совершенно искренне. Но когда увидел эту разительную перемену, был настолько заинтригован, что повелся, и у них случился грубый, даже несколько жестокий секс. Он хотел отыграться за недавние унижения, развернул ее задом, схватил за волосы, намотал на ладонь, зажал рот и поимел так, что любая другая молила бы о пощаде. А эта просила еще и еще, плакала и кончала как одержимая. А потом мягкая, дрожащая, на подгибающихся ногах, железная леди цеплялась за него, как кошка терлась лицом о его плечи и благодарила.
С тех пор такие тренировки стали их маленькой игрой. В обычные дни он не лез к ней, и никто из них двоих не чувствовал ни влечения, ни химии. Отношения не нужны были обоим. Она и вовсе нуждалась в сексе всего раз в месяц. И именно в таком: грубом, злом и доминирующем. В такие моменты она превращалась в покорную рабыню, готовую ползти на четвереньках, сносить пощечины и просить добавки.
Лера протестировала пару десятков посетителей спортзала, пока не напоролась на Лекса, и, судя по всему, он отлично подошел по всем параметрам. Сильная женщина со слабым сексуальным темпераментом хотела спустить пар и почувствовать себя маленькой, беспомощной и подвластной кому-то девочкой. Для нее разрядка и терапия, а для него захватывающее приключение, после которого он восстанавливался по три дня. Каждая мышца болела так, что он едва поднимался к ноутбуку. Но и в этом была своя прелесть.
Связью с Лерой он дорожил, но не думал о ней между сессиями и ни разу не предложил чего-то большего.
В этот раз они проторчали в душе около часа, и когда он доплелся до скамьи у своего шкафчика, в нем боролись два желания: пожрать или сдохнуть. Второе побеждало с серьезным отрывом, когда над головой внезапно грянул взбудораженный, преувеличенно радостный голос:
– Ну конечно, кто еще это мог быть? Вольский! Все девки твои, как всегда.
Он открыл глаза. На скамью напротив уселся конопатый мужик в полотенце на бедрах и радостно уставился на него.
– Дани-и-и-илов, – Алекс расплылся в дружелюбной улыбке, заставил себя сесть прямо и приветственно поднять руку, – сколько Лен, сколько Зин!
Тот заржал и подмигнул.
– Лер, – поправил он.
Алекс философски пожал плечами.
– Ну ты как? Я после выпускного класса ничего о тебе не слышал. Потерялся ты с радаров. – Данилов был похож на восторженного лабрадора, который встретил партнера для игр, только что хвостом по полу не стучал.
– Бизнес, разврат, нравственная деградация, – коротко резюмировал свои успехи за минувшие с выпускного годы Вольский.
– А я женился недавно! Нас по базе подобрали. Во всем предпочитаю научный подход. Скоро будем подавать заявку на ребенка.
– Поздравляю, – кивнул Лекс, – если по базе, значит, одобрят.
– Спасибо, мы надеемся. А ты не решился на законные отношения?
– Нет. Умру один, научу кота подавать стакан воды.
– У тебя есть кот?
– Заведу!
Они заржали.
– Ты кого-то из наших видел? Кто, где? – спросил Данилов.
– Только Сему. Бизнес, жена, двое детей. Тошнотворно счастлив.
– Двое! Ого… повезло ему. А вы все так же не разлей вода.
– Угу, я пытался. Не разлил. – Алекс развел руками. – А ты кого-то видел?
Данилов видел многих и обрушил на него целый ворох любопытной, но абсолютно бесполезной информации. Теперь прибавит еще две истории к архиву, и все бывшие одноклассники узнают, с кем у Лекса бывает секс в душе тренажерного зала. Да и плевать. Он выслушал все забавные байки и даже не симулировал интерес. Все же этих людей он знал десятилетку и еще столько же не видел, любопытно было, как кого жизнь разбросала. Уже открывая дверь зала, Данилов обернулся и добавил:
– Ах да, еще Тихомирова в соседний дом переехала. – И вышел, а Лекс еще минут пять стоял с ослабшими, повисшими руками и смотрел на раскачивающуюся на петлях дверь.
– Братан, надо встретиться. – Спустя десять минут Алекс нервно барабанил по рулю, набирая скорость по Каменностровскому.
– Что, так срочно? – меланхолично поинтересовался Семен по громкой связи.
– Срочно. Жду тебя в «Весна Осень», я уже там, – он сбросил звонок, не дожидаясь согласия, и прибавил газу от перекрестка.
– У-у-у-у… как все запущено-то, а… – Лекс поднял голову и увидел стоящего над ним друга, слабо улыбнулся ему и проводил взглядом за сиденье напротив. – Что за повод? – Семен кивнул на стакан вискаря.
Ресторан на Крестовском острове располагался на берегу малой Невки, и с летней веранды открывался фантастический вид. Слева на острие Петроградки со свежими стеклянными высотками. Прямо на моргающий красными огнями бетонный периметр карантинной зоны по набережной Васильевского острова. А справа на залив и пересекающий устье Невки перекрытый мост Западного скоростного диаметра. Сейчас, в сгущающейся темноте, с прожекторами в небо из-за стены, зрелище было такое, что можно было и комаров потерпеть, и тянущийся от воды холодок.
– Альбина переехала, – невпопад ответил Лекс и глотнул спиртного.
– Да. Два года назад, – ровным голосом отозвался Сема и махнул официанту.
Вольский уставился на него и с минуту потрясенно молчал. Друг невозмутимо выдержал эту атаку, и тот выдохнул, как будто сдуваясь.
– Спасибо, – снова не по теме произнес он и прикончил стакан.
– Ты не сглупил?
– Нет, как я мог? Я же в фаервол зашился, не получится, даже если захочу.
– А ты захотел? – Семен поднял бровь и окинул явно психующего друга тяжелым взглядом.
– Да не делай ты такое лицо. Я в порядке. Просто… сам понимаешь.
Семен понимал. Только он и понимал, потому что застал предыдущий приступ и тот, что был перед ним. И все остальные до этого. Поэтому весь последующий вечер они трепались обо всякой ерунде, сначала напряженно и с усилием, потом дело пошло на лад. Лекс надрался и балагурил, а о том, с чего начался разговор, не упоминал ни единым словом. В конце вечера трезвенник увез алкоголика домой.
– Слушай, тебя Ксюха не убьет, если я попрошу остаться? – заплетающимся языком спросил Вольский.
– Не убьет, – твердо ответил Семен и принялся раздеваться.
Вырубились они далеко за полночь, после того как на двоих прикончили все запасы алкоголя в квартире. Вернее, Семен вырубился, а Лекс все лежал и смотрел в потолок в темноту и на пробегающие по потолку отблески меняющейся подсветки стадиона за окном. Десять минут. Двадцать. Час. Потом молча протянул руку, и свет от экрана телефона ослепил его. «Альбина Тихомирова» – ввел он поисковый запрос и, секунду поколебавшись, ткнул кнопку поиска. «Ничего не найдено», – ответил поисковик, как от него и ждали.
Тогда он встал и вышел в соседнюю комнату, где на диване дрых дружище, а его мобильный лежал рядом на полу, экраном вниз. Лекс поднял его, разблокировал и направил экран в лицо товарища. Фейс айди узнал хозяина и впустил нарушителя в систему. Вместе с телефоном он ушел в туалет, заперся изнутри и повторил запрос поисковику. Замелькали подгружающиеся результаты. Ссылки, ссылки, сотни ссылок.
Алекс закрыл глаза и глубоко вздохнул, а потом решительно тапнул на первую синюю строку в списке. Мгновение за мгновением текли, словно вечность в песочных часах, пока на белом экране не появилась синяя шапка соцсети и имя пользователя. Возраст, место жительства и на долю секунды позже фотография. На ней юная, свежая блондинка с длинной гибкой шеей и томными, эльфийскими глазами смотрела Вольскому прямо в сердце, щека к щеке прижимаясь к какому-то мужику.