Первозданная

Пролог

«Впервые я вдруг осознала, что в этом мире нет ничего совершенно

хорошего и совершенно дурного, что на каждой странице

найдется своя помарка, и даже в самой темной

ночи, как я надеялась, можно различить

мерцающий вдали огонек».

Джон Хардинг «Флоренс и Джайлс»

Впервые в жизни забиваю на принципы и крадусь к двери спальни родителей, чтобы приложиться ухом к деревянной поверхности и затаить дыхание. Ничего не могу с собой поделать. Уж, прости, совесть! Но там, как ни крути, практически решается моя судьба. Сердце в груди отплясывает остервенелую чечетку, грозясь позорно покинуть моё тело через горло. Я почти задыхаюсь от боли в глотке, настолько напряжена. Ощущение, что пульс отчетливо слышен за пару кварталов от нашего дома. Но меня это не останавливает.

Мне. Надо. Знать.

Очень плохо различаю голоса, предусмотрительные сородичи общаются шепотом.

Ну, спасибо, хоть не на языке жестов!

Хмурюсь, пытаясь различить хоть слово. Тщетно! От обиды слезы застилают глаза, я боюсь…

Внезапно дверь распахивается, и я, проклиная эффект неожиданности, плюхаюсь на грудь папы с характерным тупым звуком. Замираю и от стыда не решаюсь поднять взгляд, поджав губы.

– Сатик, ты невозможно предсказуема! – вымученно проговаривает, заставляя мою душу вывернуться наизнанку от этого тона.

Он крепко обнимает меня, целуя в лоб. И я умираю на месте. Начинаю реветь, орошая его рубашку крупными слезами.

– Девочка моя…

– Прост-тите, простит-те, – заикаясь от спазмов в горле, жалобно молю обоих, – мне надо! Жизненно необходимо!

Мама спешно подходит и кладет ладони на мою спину, подталкивая к кровати. Все трое мы оказываемся на мягком матрасе, и я уже вовсю трясусь от переизбытка эмоций, потому что оба моих родителя стискивают свою непутевую дочь, дабы облегчить ей страдания.

– Спокойно, спокойно!.. – командует любимый женский голос. – Раз решила подслушать, лучше уж сразу перейдем к вопросу…

– Дай ей успокоиться, Зар, – мягко перебивает отец.

И они замолкают, позволяя мне вдоволь наплакаться. Будто из тела сейчас выходит всё напряжение, копившееся на протяжении двух месяцев, в течение которых я неумолимо готовила их к этой мысли – я уеду. Покину родительский дом, любимых и самых родных людей, потому что есть в моей жизни одна необъятная священная любовь, с детства будоражащая всё естество.

Моя Армения.

Я бредила родиной, жить не могла, если хотя бы пару месяцев в году не проводила на её земле. Подыхала, если лето не встречала в окружении горных цепей, виднеющихся из окна бабушкиного дома.

Это вовсе не значит, что Москву я не люблю. Ещё как люблю! Друзей своих тоже люблю. Окружение, атмосферу города, интернациональность эту пеструю. И, вообще, народ русский обожаю, менталитет их просто огонь – кто бы что ни говорил. Никогда не понимала, почему столицу чернят негативными отзывами, мол, люди здесь злые, приезжих недолюбливают и т. д. Лично я сама никогда не встречала такого отношения к себе. Может, повезло.

Разве что, когда на работу попыталась устроиться по свеженькому диплому, нажитому потом и кровью, да и окрашенному в соответствующий алый цвет, познакомилась с завуалированным мнением о нерусских, так сказать. Меня жестко осадили по телефону, мол, девушка, нам нужны люди, в совершенстве владеющие языком, а вы армянка. И эта самая часть моего тела предательски прилипла к нёбу, поскольку охреневший от бестактного заявления мозг тупо не в состоянии был дать команду «фас». Иначе я эту распрекрасную хамку разорвала бы. Я в школе олимпиады выигрывала, у меня сочинения в классе единственные были без ошибок. Я читала литературу взахлеб, историю России лучше многих местных знала. И тут такое заявление.

Резко завершив вызов, я попыталась вспомнить хотя бы одного бестолкового представителя своей нации, из-за которого эта секретарша сложила свое нелицеприятное мнение. И не находила. Но понимала, что не всё так радужно. Конечно, «в семье не без урода». Разве это зависит от происхождения? Ударившись в философские изыскания, вспомнила, как в самой Армении с уважением относились к русской диаспоре, численность которой занимала второе место. Пусть и не такой большой процент, как у армянской диаспоры в России, но все же.

В общем, сознание перевернулось нехило так, переклинило от обиды. Подумала о своих родителях, первоклассных специалистах, ежедневно спасающих жизни. Мама у меня ревматолог, а папа – хирург. Сколько раз выдергивали его посреди отдыха или же ночью… Люди со слезами на глазах благодарили потом, а он упрямо отказывался от всякой материальной подоплеки. Хоть и деньги лишними не бывают, особенно, когда у тебя трое детей-студентов. Но этот горячо любимый мною мужчина был вымирающим видом сосредоточения благородства. Поэтому я всегда ходила с гордо поднятой головой. Семья у меня была настоящая. Нестандартная. Живая.

Ну, ладно, подумала, не бушуй, Сатик. Подумаешь, одна выразилась. На ней русское общество клином не сошлось же.

Но не отпускало.

В какой-то момент я просто задохнулась от четкого осознания: меня тоска снедает, я домой хочу, загостилась… Поэтому и не нахожу себе места. Всегда хотела жить на постоянной основе там, где родилась. Но это почему-то оставалось некой заветной мечтой…

Часть I Глава 1

ЧАСТЬ I

ПАДЕНИЕ «ВВЫСЬ»

Семь лет спустя

Глава 1

«Они никогда не изменятся, потому что

характер их сложился слишком рано,

а это, как внезапно свалившееся богатство,

лишает человека чувства меры…».

Трумен Капоте «Завтрак у Тиффани»

Определенно точно эта маленькая стерва заслуживает хорошей отеческой порки. Я никогда не была сторонницей рукоприкладства, – уж тем паче сама от него не страдала, – но Луиза вызывала стойкое желание припечатать ее к столу и отхлестать до потери пульса. Не могу принять и переварить сей факт, что у такого замечательного человека как Сергей Гарегинович имеется избалованная до вопиющей степени дочка, диагноз которой – сука редкостная. Смотрю на нее и не понимаю, чего же в жизни не хватает этой пигалице, раз она так отчаянно пытается самоутвердиться? Детских травм с таким родителем у нее быть не может, выглядит моделью из современных журналов, изощренный ум при себе – Луиза далеко не глупа, этого не отнять. Укомплектована девочка, короче.

Разве моя личность может быть ей настолько интересна, чтобы в глазах высвечивалось четкое: «Сдохни, тварь»? Мы знакомы два с половиной дня, в течение которых пересекались ровно три раза по десять секунд. Абсурдно короткий промежуток времени, чтобы успеть возненавидеть кого-то до такой возвышенной планки. Я, конечно, считаю себя человеком весьма талантливым и способным. Но эти сроки рекордны даже для меня. Как и чем я ее довела?

Замолкаю с раскрытой папкой в руках, наблюдая, как нарочито медленно покачивая стройными ножками от бедра, будто это тайная миссия ее рождения, которую девушка безупречно исполняет, к нам с начальником надвигается клубок надменной ярости, облаченный в шикарное темное платье.

Луиза останавливается на расстоянии метра. Наклоняется к ближайшему столу и вытягивает белоснежную салфетку из коробки.

А потом мой мозг просто отказывается воспринимать следующий кадр.

– У Вас, господин Арзуманян, – прикладывает несчастный кусок целлюлозы к правому углу его рта, имитируя заботу, – слюни текут от свежей красивой рожицы. Такими темпами напугаете нового сотрудника неконтролируемым потоком выделений.

Закончив с одной стороной, Луиза перемещает руку к другой, тщательно надавливая на кожу остолбеневшего Роберта. В кабинете виснет гробовая тишина, нарушаемая только звуком противного трения – хвала стараниям этой неадекватной особы.

В какой-то момент мужчина все же приходит в себя, после чего резко перехватывает изящное запястье, отдаляя девушку от своего пострадавшего и покрасневшего местами лица. Взгляд у него непроницаемый. У нее же – испепеляющий.

– Выйди вон, Луиза.

Мурашки пробежали по коже от этого тона. Я с удивлением оглядела начальника, от которого за эти пару дней не слышала ни одного негативного слова. А тут такое проявление агрессии… Хотя внешне он вполне спокоен.

В голове щелкает.

Между ними нечто настолько грандиозное, что меня может отшвырнуть ударной волной. И эта демонстрация – не что иное, как приступ ревности. Ко мне. «Свежей красивой рожице».

Вот и ответ на мои вопросы.

Нутро раздирают противоречивые чувства: смех от подобной нелепой догадки и раздражение от понимания неминуемой вражды с этой фурией.

Прекрасно, Сатэ, покой тебе теперь будет только сниться.

– Вон. Выйди. Луиза.

Роберт повторяет, чеканя слова. При этом они так и не отрываются друг от друга. Там так все пылает, что я почти чувствую жар.

Что-то меняется, потому что девушка резко разворачивается и пулей вылетает из помещения.

– Прости, – цедит мужчина.

И я замираю, уловив тоску в его глазах, так пристально провожающих идеальную женскую фигуру.

Поток мыслей сбивает реакцию, и я не сразу отвечаю.

– Не надо извиняться, всё в порядке.

После чего начальник автоматически кивает и возвращается к моему просвещению.

Итак, третий день в Министерстве Здравоохранения подходил к концу, я с головой окунулась в изучение должностных обязанностей, отмечая, что они особо не отличаются от тех, которые я исполняла на прошлом рабочем месте. За исключением масштабов, конечно. Проведение процедур государственных закупок, составление отчетностей, заключений и прочее. У меня была хорошая школа, благодаря которой я не только стала прекрасным специалистом, но и пережила личностный рост. И на это ушло пять лет. Хотя я и не практиковала весь последний год.

Отдел координации закупок состоял из четырёх человек и начальника Роберта Арзуманяна. В эмоциональном плане я пока не определилась, как себя чувствую среди коллег, но общее впечатление было весьма положительным. Из обитателей соседних «королевств» я пока имела честь знать юристов, ярым представителем которых являлась и Луиза.

Кстати, о птичках.

Её отец был другом моего бывшего шефа, по рекомендации коего я и оказалась в этой обители. Смешно, но теперь я, возможно, буду курировать его деятельность, потому что моя прежняя организация была подведомственна нынешней.

Глава 2

«Та самая тонкая нить между ними

оборвалась в том месте, где оба

промолчали по своей же воле».

Стюарт Дели

– Знакомься, Адонц Торгом, глава финансово-экономического департамента, – представляет Роберт в тот самый миг, когда стремительно приближавшийся мужчина останавливается в двух шагах от нас.

– Всего лишь исполняющий обязанности, – насмешливо поправляет собеседник моего начальника.

А холодный взгляд в этом время препарирует моё нутро.

– Знаем мы, третий год уже отнекиваешься.

Третий год?! Мать вашу! Третий год!

Эта информация заставляет кровь в жилах кипеть от злости.

Сохраняя молчание, я всё же перевожу взор на Арзуманяна, потому что смотреть на подошедшего товарища выше моих сил.

– Приятно познакомиться, – ровно произносит Адонц. – Твоя новая сотрудница?

И я в потрясении неподвижно прирастаю к месту. Даже так?

– Да. Адамян Сатэ. Очень хорошие рекомендации. Будем проверять на практике.

– Рада знакомству, – деланое безразличие в моем голосе отдает металлом.

На какое-то время мы все замолкаем. Я неистово сжимаю сумку, радуясь, что перекинутое через руку пальто скрывает это напряженное действие. Нужно сублимировать неприемлемую реакцию любым способом, лишь бы сохранить язык за зубами и не сказать ничего того, о чем я явно потом пожалею.

– Ладно, Сатэ, ты иди, я и так задержал тебя почти на два часа.

– Хорошо. До свидания.

Мчу вниз к пропускному пункту, оставляя за собой беседующих мужчин. И молюсь, чтобы успеть скрыться в темноте раньше, чем меня настигнут.

Останавливаюсь у электронного турникета, с натянутой улыбкой взглянув на работницу за небольшим ограждением.

– Мне еще не выдали карту, – пожимаю плечами.

Облегченно вздыхаю, замечая, как маленькое табло загорается зеленым. Для меня каждая секунда промедления чревата последствиями.

– Спасибо! До завтра.

Здесь уже нет привычного красного ковролина на полу, поэтому стук каблуков от каждого сделанного шага отдает тревожной болью в висках. Я почти выбегаю, направляясь к метро. И внутренне попискиваю от восторга, впервые осознав, насколько круто, что оно находится в нескольких метрах от здания. Все же здорово работать в центре города, да еще и рядом с Площадью Республики.

И плевать, что этот вид транспорта меня никак не довезет до дома, поскольку ветки армянского метро слишком короткие и охватывают конкретные части города. Мне просто надо скорее убраться отсюда.

Я нервно улыбаюсь, садясь в вагон, и протяжно вздыхаю.

Ну, конечно, это всего лишь отсрочка неизбежного.

Но зато я смогу привести в порядок мысли и не поддаться чувствам настолько сильно, насколько сделала бы сейчас, если бы мне пришлось общаться с Адонцем.

* * *

– В документах отсутствует обеспечение квалификации, – изрекаю, перелистывая страницы.

– Как? Вот же, Приложение № 5.1, – возражает поставщик недоуменно.

– Вы правы, но это обеспечение договора, а не квалификации, в размере десяти процентов. Второе соглашение о неустойке предоставляется с расчетом в пятнадцать процентов, – замолкаю, взглянув на мужчину. – Вы, так понимаю, не очень давно участвуете в государственных тендерах?

– Да.

Вздыхаю, собираясь с мыслями, чтобы объяснить попроще:

– Смотрите, – показываю образцы, – по закону вы предоставляете два вида соглашений: первое – по части самого договора в размере десяти процентов, если вдруг откажетесь в дальнейшем его выполнять, второе – по части качества в размере пятнадцати процентов, если товар не соответствует заявленным характеристикам. Понимаю, немного запутанно, но попытайтесь вникнуть.

– Понял, пропустил этот момент, – кивает мужчина. – Привезу после обеда.

Искренне улыбаюсь, удивляясь, насколько быстро до него дошло. Раньше мне приходились по несколько раз долдонить одно и то же, чтобы человек напротив вникнул в суть. Проблема в том, что все хотели заработать денег, но никто не хотел разбираться с витиеватостью государственных закупок. В итоге ежедневно бюджетные учреждения стопками направляли жалобы в соответствующую инстанцию. Люди настолько ленивы и безалаберны, что не читают хотя бы Приглашение на участие, не то, что правовые акты. И часто процедура проходит на уровне дискотеки в колхозе. В процессе задают тупейшие вопросы или совершают примитивнейшие ошибки в заполненных заявках на участие. Заседания иногда напоминают мне театр абсурда.

– Лиль, тебе помочь? – обращаюсь к коллеге, заваленной бумагами.

Уставшее лицо девушки так и молит об этом. Она жалобно вздыхает и разводит руками. Мол, что с этим поделать.

– Сколько организаций? – подхожу, склоняясь к журналу. – Двадцать три! Обалдеть!

– Да, хозтовары это мое проклятие. Всегда полно участников, а ценовые предложения отличаются по три копейки, глаза устают сравнивать всё по пятидесяти позициям.

Глава 3

«Я — человек, который все время в пути

из ниоткуда в сторону счастья».

Рю Мураками «Дети из камеры хранения»

Когда два месяца назад на дисплее телефона высветилось имя бывшего начальника, брови мои взлетели ввысь, будто это был их звездный час. Я настолько плохо ушла с прошлого места работы, что не надеялась когда-либо услышать его голос. А учитывая, что номер я сменила, это было еще невероятнее. Но ведь нет ничего невозможного, когда у тебя повсюду связи, правда?

– Здравствуйте, Арман Амаякович.

– Привет, Сатэ. Ты все еще в Армении, это хорошо.

Переваривала фразу, недоуменно разглядывая узор скатерти. Ни тебе как дела, как поживаешь.

– Где сейчас работаешь?

– Не работаю. Пока…

– В общем, место есть в нашем Министерстве. Пойдешь туда заниматься закупками?

Я не специально выдерживала паузу. У меня реально отнялся язык.

– Не отказывайся сразу. Я тебе номер скину по смс. Подумай, потом ему позвонишь.

И всё.

Я отвела руку с телефоном в сторону и гипнотизировала черную матовую поверхность после завершения вызова долгих минуты четыре.

Как я могла не пойти? Перспективы, зарплата, карьерный рост. Сколько можно было отсиживаться у дедушки, зализывая раны? Почти год прошел…

Я бы помучалась вопросом, почему мужчина вспомнил обо мне спустя такой промежуток времени, но это было бессмысленно. Его поступки в большинстве случаев не поддавались законам логики. Он был конченым циником, поступающим по своему усмотрению при любом раскладе. При этом не могу сказать, что Арман Амаякович был плохим человеком. У него было много ценных качеств, но они на чаше весов уступали другой половине.

Сейчас сижу и думаю, какого хрена я могла поверить в то, что это хороший знак?

Роберт очень детально расписывал алгоритм действий во время проведения централизованных закупок, показывал мне небольшую презентацию с примером и обращал внимание на острые углы.

А я боролась с желанием закрыть глаза и застонать в голос.

Потому что ОН здесь!

Потому что та же самая неведомая сила ласково душит мое горло, издеваясь над сознанием.

Потому что скулы болезненно сводит от взгляда этих холодных глаз.

В них был мой личный ад. Ледяной, мать его, ад!

И плевать на такой примитивный оксюморон, эта фраза была полнейшим отражением действительности. От которой я лечила себя больше года.

– Я пересмотрю технические характеристики и займусь текстом извещения. Состав комиссии уже известен?

Старательно игнорирую мурашки по телу в тех местах, где – точно знаю – останавливается тяжелый взор Адонца.

– Да, приказ уже готовится. Секретарем назначат тебя. Но ты уверена, что справишься? – с беспокойством стучит по поверхности стола.

– А ты со всеми своими сотрудниками так нянчишься, Роберт? – подается вперед наш собеседник. – Если бы не справлялась, сюда бы её не рекомендовали. Прекрати сюсюкаться.

Я так давно не слышала этот выворачивающий наизнанку металлический тон, что замерла, вбирая в себя каждую вибрацию.

Я, черт бы его побрал, любила даже это в нём.

Понимая правдивость замечания, мой начальник кивает мне, давая добро на то, чтобы я ушла и занялась делом. Что я с удовольствием и выполняю.

Присаживаюсь на свое рабочее место, открывая нужную папку, а перед глазами плывёт, унося в события полуторалетней давности…

«Бывает такое, утром ты встаешь с постели с ярко выраженным чувством тревоги, четко зная, что сегодня произойдет что-то... Скорее, плохое. Ни солнце, ни зелень за окном, не щебет птиц – ничто из того, что всегда радовало – не помогает унять это ощущение.

Вот в тот день оно возникло у меня впервые за пять лет жизни на родине. Даже во время войны 2020 года я его не испытывала.

Чуть не упустив момент, когда с шипением пенка готова разлиться через край джезвы, обожгла пальцы, хватая ручку, чтобы переставить на другую конфорку. А на включенную расположила маленькую кастрюлю с замоченной с вечера гречкой.

Налила кофе в любимую чашку, украшенную узорчатыми буквами армянского алфавита. Аромат немного успокоил, но тревожность никуда не ушла. Даже подумала, кортизол, что ли, проверить? Странно как-то. Пила неспешными глотками, пролистывая новостную ленту. Ничего нового, оппозиция гавкает своими гадостями на Премьер-министра, а он в ответ – своими.

Ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть политику, геополитику, всю эту мерзопакостную тему, клоунов этих алчных! Кому из них на хрен по-настоящему сдалась страна?

Стараюсь отключить голову, намечается важный день, долбанная министерская проверка.

Через час с практически безмятежным выражением лица вновь отпиваю глоток горячего напитка. Традиционный кофе-брейк с коллегами из соседнего отдела материально-технического снабжения это святое. Утренний ритуал, как всегда, сопровождается шутками и забавными репликами Гаюши, старшего специалиста этого самого отдела и просто горячо любимого мною позитивного человека.

Глава 4

«Судьба — мрачная тюрьма для тела и зло для души».

Эпиктет

Я перестала верить в судьбу лет в восемнадцать, когда поступила в университет и стала вникать в это понятие на занятиях философии и культурологии. Что для одних было прекрасным и неизбежным знамением, обозначающимся красивым словом «мактуб», для меня стало логически обоснованным результатом определенных действий человека. За всё в этой жизни надо отвечать. И пожинать плоды своего поведения, естественно. А в это я уже верю.

Когда я переехала на родину в поисках источника, способного умиротворить пылающий внутри огненный сгусток эмоций, я никак не ожидала, что это будет подобно перерождению. И каждый второй пытался перекроить мою сущность, утверждая, что я слишком наивна, пусть и сильна. Я сопротивлялась. Мне казалось, человек до самого конца должен быть верен своим идеалам, принципам. И это спасет его душу от греха.

Наверное, это было время ярких разочарований и небывалых открытий. Переломный момент в становлении меня как той личности, коей я сегодня являюсь. Оказывается, продвинутый двадцать первый век проехался своим пресловутым свободолюбием и по моей Армении, хранимой в памяти как само целомудрие…

Несмотря ни на что, я была так счастлива здесь. Всегда.

Но по-настоящему повзрослела я внезапно. По-настоящему – это с окончательным принятием несовершенства этого мира, которое больше похоже на безобразие и вечный хаос, где очень легко потеряться, если проявить слабоволие.

Стойкость духа – это то, что я никогда не растеряю.

Благодаря ей я сегодня могу свободно входить в здание и кивком головы здороваться с человеком, ставшим апогеем процесса моего совершенствования. Последней страницей. Богом. Дьяволом. Всем.

Адонц неизменно отвечает мне тем же. Два месяца мы благополучно держимся на расстоянии, не подрывая теории о том, что ранее не были знакомы. Принципиальный мужчина действительно против отношений на работе. И мне кажется, он был прав, говоря, что это приносит больше проблем, чем удовольствия.

Но как же мне больно. Как кровоточит нутро от осознания, что я все же была одной из… Не более.

Настроение у меня сегодня паршивое. Дороги снова перекрыты очередной акцией протеста демонстрантов. Страна на стадии социального коллапса, и население разделилось на два лагеря, грызя друг другу глотки.

– Как доехала? – Лиля встречает меня обеспокоенным взглядом.

– Главное, что без опозданий. Но пришлось на час раньше выйти.

– Бедная.

Коллега качает головой. Сама-то она ходит на работу пешком, потому что живет в нескольких кварталах от нашей площади. Вот такая везучая мадам, которой достался муж-потомок-коренных-обитателей-Еревана.

– Мальчики в пути? А шеф?

– Да, Артур и Рома предупредили, что застряли в пробке. Арзуманян у себя.

– Отлично. Как раз у меня пара вопросов.

Абстрагируюсь от внешних раздражителей, понимая, что ничего своими переживаниями всё равно не смогу изменить. И спешу к начальнику.

Роберт сидит с чашкой кофе в руках и изучает какие-то бумаги, когда, предварительно постучавшись, я вхожу в кабинет. Позволяю себе полюбоваться этим чудесным мужчиной. Он красив. По-восточному. С лоском. Настолько же умен и галантен, воспитан и честолюбив.

Я удивляюсь, что в свои тридцать два года он неженат. Неужели не нашлось ни одной женщины, покорившей эту высоту? И кто же тогда для него Луиза?

На самом деле, что бы ни было, но у нас не особо принято, чтобы человек оставался холостым настолько долго. Я как девушка тридцати лет, можно сказать, для многих уже подлежу списанию. Что меня весьма забавляет.

– Привет, как доехала? – задает тот же вопрос, когда сажусь напротив.

Сейчас это везде тема номер один.

Около получаса мы обсуждаем с ним нюансы намечающегося ремонта в правом крыле. Строительные работы это самая нелюбимая мною часть госзаказа. Хуже этого для меня ничего нет. За почти пятилетний период моего пребывания в «Национальном центре по контролю и профилактике заболеваний» в качестве специалиста по закупкам я провела достаточно тендеров по строительству. Мы заключали договоры с адекватными людьми, которые всенепременно к концу сдачи объекта превращались в раздолбаев и обманщиков. С некоторыми даже тягались в суде.

Мне оставалось только надеяться, что на этот раз всё пройдет успешно.

В какой-то момент нас отвлекает гудящий шум. Я буквально срываюсь и припадаю к окну, цепенея от увиденного.

– Господи, они теперь решили брать штурмом казенные здания? – разгневанно цедит сквозь зубы Арзуманян, вставший рядом.

– Думаете, они пойдут на такое?

Начальник окидывает меня странным взглядом.

– Сатэ, доведенный до отчаяния человек непредсказуем и опасен. За последние два года наш народ пережил пандемию и войну. Я не удивлюсь, если у кого-то из них окажется граната, способная заблаговременно отправить нас к Создателю.

Меня холодит от его слов, и я прекрасно понимаю, что он прав. Но не хочу верить, что дойдет до этого.

Глава 5

«…и начнется самая великая в мире история:

история мужчины, история женщины».

Евгений Соя

Полтора года назад…

– Вы опоздали, Сатеник.

Цепенею от имени, произнесенного внезапно возникшим рядом Адонцем. Неправильного имени.

– Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, я не опоздала, а отпросилась у начальства. В-третьих, перед Вами отчитываться не обязана. Просто информирую на будущее. И запомните уже, что меня зовут Сатэ. С-а-т-э. Это совершенно другое имя!

Заходит следом в пустующий до этого момента кабинет, поскольку был час перерыва, и захлопывает дверь с грохотом. Да уж, наше с ним общение не заладилось с первого дня. И если при посторонних как-то ещё хватало ума сдерживаться, то наедине мы друг друга просто разносили в пух и прах. Странно, учитывая, что оба взрослые люди.

Я оборачиваюсь, осознав, что человек напротив кипит от злости, искренне недоумевая, в чем дело на этот раз. Зубы стиснуты, взгляд яростный. Что за нападение? В ответ лишь вопросительно выгибаю бровь.

– Еще вчера вечером я просил предоставить все перечисленные мною документы по процедуре закупки топлива, – цедит, еле-еле приоткрывая губы.

– Я же сказала Вам, что эти папки находятся в соседнем корпусе, вход в который временно перекрыт из-за аварийного крыльца.

– У Вас же ведется и электронное хранение. В чем проблема?

Вспыхивая от гонора и превосходства, сквозящих в каждом слове, и от этого приказного тона, порядком надоевшего мне всего за три недели – Господи, за целых три недели, я сжимаю кулаки и, копируя интонацию, выдыхаю:

– Заявки участников не сканируются. Это шестьдесят процентов от общего объема. Вам сделать копии протоколов и объявлений?

– Естественно! – рявкает строго. – Я, что, потерял кучу времени с утра, ожидая Вас, чтобы выслушивать примитивные вопросы? Там же есть сводные таблицы по всем ценовым предложениям и техническим характеристикам, обойдусь и без самих заявок!

– Тогда покиньте, пожалуйста, помещение, чтобы я поскорее исполнила Ваш приказ, – уже рычу, не контролируя эмоции.

Кажется, мужчина немного приходит в себя, отступая к выходу, но смотрит так же, обдавая арктическим холодом.

– Обычно змеи работают в бухгалтерии, – выдает гораздо спокойнее, – а здесь королевская кобра в финансово-экономическом. Экзотично.

Не остаюсь в долгу:

– Но теперь в серпентарий еще и скорпион заполз.

– Самый что ни на есть настоящий, милочка. По факту рождения, в том числе, – весьма зловеще.

Только, вот незадача, я ж не из пугливых. Да и цирк этот изрядно вымотал: тип несносный с императорскими замашками, постоянные его придирки, требования дурацкие. Вся информация ведь есть в локальной сети – чего пристал?

– «Милочка», господин Адонц, – щурю глаза, превращая их в щелки, – Ваша бабушка. Через двадцать минут бумаги будут у Вас.

Демонстративно отворачиваюсь и прохожу в смежную маленькую комнату, где снимаю куртку.

Мудак! Этим всё сказано. Как обычно, люди с более высоким положением в силу личной неприязни готовы вымещать плохое настроение на тех, кто от них зависит. А наша организация, жесть, как зависела от положительного заключения этого эксперта, поэтому меня часто просили держать язык за зубами. Но тет-а-тет я себя не контролировала, отпуская тормоза. Мой визави заслуживал и худшего.

На этот раз никакой демонстрации – дверь за ним бесшумно закрылась.

– Сат? – тут же впорхнула Гая, озабоченно хмурясь.

– А? – выхожу и сажусь, потянувшись к системному блоку.

– Чего это вы?

Фыркаю, отмахиваясь.

– Технические неполадки, Гаюш. Это все мой паршивый характер.

– Спокойно никак? Странно, Торгом такой приятный собеседник.

Хотелось бы мне ей сказать много нелицеприятных эпитетов по поводу объекта ее матримониальных поползновений, да вот, слишком люблю ее, шокировать не хочу. Знаю, что он нравится ей.

– Вот именно, что собеседник. А мы с ним не беседуем, у нас чисто рабочие моменты.

Обреченно вздохнув, подруга пожимает плечами и тихо уходит, видя, что я вплыла в монитор, да и говорить со мной в таком состоянии бесполезно.

Когда комната пустеет, я роняю голову на вытянутые ладони и выдаю такой протяжный стон, будто из меня дух вышибают. Не помню, чтобы так сложно сходилась с людьми. Я человек дружелюбный и общительный, всегда готова помочь, если меня попросят. Не прикажут. А этот Торгом Адонц только высокомерными распоряжениями и общался со мной. Кажется, мы невзлюбили друг друга с первой минуты знакомства.

Поразительно, но только я относилась к нему с неприкрытым негативом, всех остальных мужчина очаровал настолько, что лишь о нем коллектив и говорил. Представители обоих полов. Особенно женского, конечно. Ведь, как выяснилось, Адонц холостяк. А еще весьма недурен собой, чертовски умен и бесконечно обаятелен, когда это надо.

Глава 6

«Цель охотника состоит в том, чтобы

перестать самому быть жертвой».

Дон Хуан

Бесконечно злюсь, вперившись взглядом в экран, на котором пестрит имя звонящего абонента. Терпеть не могу дилетантов, а мой новый сотрудник, кажется, именно им и оказался.

– Да! – рявкаю раздраженно.

– Торгом Ашотович, извините… – запинается, нервничая. – Несколько человек из завтрашней группы звонили с вопросом о переносе времени занятия…

– Корюн, – перебиваю, нетерпеливо постукивая по столу, – ты договор на оказание услуг читал?

– Да… – неуверенный ответ.

– Не читал ты ни черта! Иначе бы запомнил, что дата, время и место занятий неизменны! Детский сад, что ли? Для этого мы и работаем по стопроцентной предоплате, чтобы любители соскочить не приносили нам убытки.

Парень что-то блеет в ответ, вынуждая меня грубо закончить разговор. Нельзя, ну нельзя нанимать никого по блату! Зачем только уступил маме, мол, ну хороший парень, сын кого-то там… Устал объяснять, что вакансии «хороший парень» в штате не числится! И вот результат. Типичный представитель золотой молодежи, своих мозгов и инициативы – ноль. Чуть сложнее задача попадется – сбой системы. Ему нужно задавать только один алгоритм действий, иначе всё пойдет не так. Жаль, что Лиля ушла в декрет. Точнее, я за неё, естественно, рад, пусть демографический кризис – а уж особенно после войны – сойдет на нет. Но девчонка толковая была, всё с ней по маслу было, ответственная, смышленая. А этот дегенерат уже месяц ни одного поручения нормально выполнить не может. Это еще при том, что стажировался у моей бывшей помощницы примерно три недели!

Выдыхаю, пытаясь успокоиться. Слишком часто стал срываться.

И словно по закону подлости после короткого стука в дверь в комнате появляется единственная и неповторимая причина моего неадекватного поведения.

Глупая мышца в груди предательски сокращается в два раза быстрее, пока я с жадностью углубляюсь в невероятную зелень заплаканных глаз. На бледном лице застыла легкая извиняющаяся улыбка:

– Ваш пиджак.

Ваш. Ваш, сука, пиджак. А десять минут назад было «Тор, они озверели».

– Хорошо, что умылась. Невозможно было смотреть. Постарайся больше не соваться вниз в таких случаях.

Сатэ застывает, хмурясь.

Вздергиваю бровь, мол, чего встала, поторапливайся.

– Можно подумать, я просила Вас меня спасать… – изрекает, вешая на спинку стула злополучный пиджак. – Не надо мнить себя героем…

– Почему ты такая сука? – вырывается непроизвольно.

Я не должен был этого говорить. Но её деланое безразличие прошлось кипятком по нутру. Она же только-только беззащитной птицей трепыхалась в моих объятиях!

Девушка резко вскидывает голову, сузив глаза и поджимая губы.

– Наверное, – заговаривает медленно, чуть склонившись набок, будто анализируя, – по той же причине, по которой ты такой мудак.

Прикрываю на секунду веки. И так же внезапно распахиваю, грозясь уничтожить её своей яростью.

– Избавь меня от своего присутствия. Живо.

Глаза напротив гневно сверкают. Ощущение, что держится из последних сил, чтобы не заговорить. Сатэ такая. Она просто не может не оставить за собой последнее слово.

– Как скажете, – приседает в шутливом реверансе. – Благодарю за аудиенцию.

И изящно выплывает.

Выдыхаю с шумом.

Жуть, как хочется догнать и вернуть. Убить, растерзать, распять.

Господи.

Когда два месяца назад в пустынном коридоре я вдруг услышал звонкий смех, мне показалось, сознание окончательно помутилось. Я сошел с ума, и галлюцинации – первый признак необратимого процесса. Ноги сами бросились к очагу веселья.

Но сердце разочарованно пропустило удар, поскольку стоявшая ко мне спиной девушка была не той, кого я искал в каждой. Слишком хорошо помнил все её изгибы. И они не соответствовали тем, что красовались передо мной в тот миг.

И я собирался уйти с чистой совестью, потерпев поражение и на сей раз.

А потом она повернулась.

Мне показалось, я умер. И вспыхнуло, как тогда…

Памятный день, когда я возвращался домой после работы, с досадой вспомнив о том, что свой ежедневник забыл в ящике стола коморки, в которой накануне заканчивал отчет, прощаясь с очередным «испытуемым». Пока сворачивал и выезжал на дорогу, ведущую к организации, вновь раздумывал об этой странной неприязни к языкастой Сатэ.

«Национальный центр по контролю и профилактике заболеваний» при Министерстве здравоохранения был первым в перечне организаций, которые предстояло проверить на предмет нарушения процедуры закупок в связи с пандемией. Слишком много примитивных ошибок наделали многие медицинские учреждения, которые подозревались в расхищении казенных средств.

Я шел туда без всякого энтузиазма, мысленно представляя уровень специалистов. Никак не понимаю, как большинство умудряется получить лицензию, сдавая сложный экзамен, если на практике самых простых вещей в этой сфере не осознают.

Глава 7

«Как может что-то такое грандиозное случиться в один миг?».

Дженнифер Нивен «С чистого листа»

– Тебе не кажется, что наш шеф последние несколько недель…подозрительно счастливый? – доверительным шепотом интересуется Лиля.

Мы шагаем после работы по сердцу города – центральной улице Х. Абовяна, поедая знаменитое джелато. Минуем здание кинотеатра «Москва» на площади Шарля Азнавура.

Я так люблю лето в Ереване. Жгучее, яркое, настоящее. И никуда не хочется выезжать. Наслаждаюсь даже зноем. Но в этом году погода действительно прохладнее, поэтому конец июня пусть и жаркий, но не удушливый.

Откусываю любимое шоколадное мороженое, я его по-другому есть не умею. Наслаждаюсь выраженным вкусом какао и жмурюсь от удовольствия, будто мне тринадцать, а не все тридцать в скором будущем.

– Да, Роберт явно очень счастлив, – кивая и улыбаясь своим догадкам.

Луиза-то тоже в последнее время уделяет мне слишком мало внимания. Меньше надменных взглядов, колкостей, шпилек. Уверена, об их связи догадываются немногие. Потому что стервой девушку считают именно по призванию, а не потому, что она такой может быть от болезненной любви к Арзуманяну.

Очень рада за них. Как человек, живший в этой шкуре, я знаю, что такое страдание.

– Думаешь, у него кто-то появился?

Я лукаво усмехаюсь, искренне поражаясь тому, что такая романтичная натура как Лиля не заметила искрящей страсти между этими двумя.

– Бесспорно, Лиль.

Останавливаемся у урны, чтобы выбросить салфетки. Визг тормозов неприятно режет слух, привлекая внимание.

– Конченые, – осуждающе качается головой подруга.

– Да, ладно. Молодые. Что с них взять?

– Сыновья богатых папочек, вечно тусующиеся в этих клубах. Насмотрелась до тошноты в своё время.

Продолжаем путь, и Лиля берет меня за руку, показывая на темное здание через дорогу.

– Раньше это было одно из самых крутых мест. Была там?

Я смотрю на кричащую вывеску «Папарацци», и меня пробивает на истерический смех.

– Была… – выдыхаю под недоуменный от моей реакции взгляд девушки.

Еще как была…

Опять же воспоминания картинками проносятся перед глазами. Будто это было вчера, а не больше года назад…

«Музыка гремела вовсю, мрак с дикой частотой освещала неестественно яркая фиолетовая цветомузыка. Слишком активные молодые тела разбрасывались своими конечностями с завидной легкостью – вправо, влево, вверх и снова по кругу. И все были в миллиметрах друг от друга.

Смотрю на них и думаю, ну как такое может нравиться? Как? Не выношу, когда нарушают мое личное пространство, тем более, если это посторонние. Не смогу двигаться, соприкасаясь с чужими… Хоть и люблю танцевать.

Идея прийти в один из самых популярных клубов в столице, находящийся в центре города, неудивительным образом взбудоражила умы молодежи нашей обители. Они весьма оперативно занялись вербовкой тех, кому до тридцати пяти, чтобы повеселиться. К несчастью, я не разделяла этого энтузиазма. Но отказать не могла. Не то, чтобы роль белой вороны меня смущала, но Гаянэ, сетующая, что я и так с ними никуда не хожу, не оставила бы в покое.

– Чего не танцуешь? – рядом присаживается тяжело дышащий Андрэ, наклоняющийся к моему уху.

Меня передергивает, потому что он непозволительно близко, в каких-то жалких двух сантиметрах от кожи шеи. Я немного отстраняюсь и внезапно впиваюсь в него взглядом. Он такой красивый, даже идеальный. Внешность у него восточная, брутальная. Боксом занимается, веселый, общительный. И, кажется, все же правы девочки, нравлюсь ему. Замечаю это только сейчас.

Но никакой ответной реакции. Молчит всё во мне. Даже самой простой эмоции не вызывает.

– Не хочу, – отрезаю, отворачиваясь, боковым зрением замечая, как смотрит на нас Джулия, его коллега.

А вот ее отношение к нему я давно подметила. И сейчас отчетливо понимаю, что это единственная причина, по которой она всегда холодна со мной – его интерес ко мне. Девчонка видная, но ужасно стервозная на вид. Вот гляжу на нее – и ничего, кроме как «деревенщина», сказать не могу. Есть же такие идиотки, которые готовы ссориться и драться за мужиков, будто от этого зависит вся их жизнь. Она одна из них, уж явно. Везде есть подобные. Что в Москве, что здесь. Полно.

– Без настроения? – парень вновь наклоняется ко мне, чтобы перекричать музыку.

Вижу шушукающихся и хихикающих Гаю, Лусине и Сирануш, которые неотрывно следят за нами, и от этого съеживаюсь, мысленно застонав. Теперь их издевки будут еще хлеще.

– Некомфортно мне тут. Не мое место.

Андрэ понимающе кивает и отстраняется.

Наконец-то! Теперь мне и дышать легче.

А когда он возвращается на танцпол, я ликую вовсю. Расслабившись, наблюдаю за всем коллективом, дрыгающимся, как в агонии. На диванчике осталась я одна. Все же выйти из амплуа белой вороны не вышло.

Глава 8

«Ты всё никак не поймёшь,

что в твоей «непробиваемой броне»

на самом деле полно трещин».

Манга «Чистая романтика»

Сложно свыкнуться с менталитетом, который тебе претит. И это в том случае, когда по факту национальной принадлежности ты должна им обладать, наверное. Но я не понимала, как можно беспрекословно подчиняться мужчине, который тебя не уважает. А особенно – изменяет.

К моему огромному счастью, я видела совершенно другие отношения между супругами. Я была взращена на почве любви, дружбы и верности. У меня по венам текли понятия «справедливость», «преданность», «честь», «совесть», «достоинство». В подкорку вшито железное правило: цени ближнего.

Мне было двадцать три года, когда я столкнулась с противоположным миром…

Я переехала и поступила на факультет иностранных языков одного из престижных университетов страны по направлению русского языка и литературы. На тот момент это вызывало у меня наибольший интерес после получения «сухой» специальности менеджера в сфере государственного и муниципального управления. Удивительным образом меня взяли в магистратуру, объявив, что первое образование позволяет сделать такое исключение.

Практически мгновенно в группе из двадцати девяти человек я нашла общий язык с большинством девочек. И с некоторыми из них сдружилась настолько, что мы до сих пор поддерживаем связь. Почти все уже замужем и имеют по одному-двум детям.

Положа руку на сердце, скажу, что годы учебы стали началом моего феерического разочарования практически во всем, что касалось ожиданий от жизни в Армении. Я возвышала людей, думая, что нравственность и принципы «законов гор» сохранились, но была неприятно удивлена. Люди теперь везде одинаковые. И, возможно, были всегда. Просто молодому неокрепшему сознанию свойственно создавать идеалы, которым ему хочется следовать. Я их ткала из образов матери и отца, а также своего окружения в Москве. Оказывается, на чужбине все же больше стремишься сохранить свою национальную идентичность. Факт, конечно, удручающий.

О, покорность, чистота, невинность?

Нет, не слышали. А если и слышали, то это отдавалось отдаленным эхом.

Кому сказать спасибо за такое «падение»? Я думала, может, Западу, к образу жизни которого стремится большая часть населения этой планеты? Пресловутый freedom во всём. Но не стоит обманываться. Таков прогресс. Результат капиталистических отношений, тяги ко всему материальному, и это произошло повсеместно. Где-то раньше, где-то позже. А где-то ещё должно произойти.

Из окна с сочувствием смотрю на свою соседку, которая натянула огромные очки на пол-лица и опустила голову, будто зарываясь в плечи. А всё почему? Очередной раз её благоверный вернулся пьяным и… Честно говоря, не знаю, он систематически её поколачивает, или это просто состояние аффекта… Мне неприятно думать о том, каково их малолетним сыновьям в такой обстановке...

Раздраженно вздыхаю и собираюсь на работу. В дороге привычно пишу и звоню родным: родителям, сестре…но не брату. Последний не разговаривает со мной уже три года. Моя крайняя поездка в честь рождения племянницы Эли обернулась катастрофой семейного масштаба. Сложно быть вдали от всех близких. Особенно, когда большая часть не признает адекватности твоего порыва. И Эдгар не понимал больше всех. Наша с ним связь другая. Именно поэтому он не принимает, что я смогла оставить всё и со спокойной душой уехать. Когда наша младшая сестра, умудрившаяся выскочить замуж в свои девятнадцать, родила ребенка, я не могла пропустить это событие, поэтому помчалась домой. Брату казалось, на этот раз я одумаюсь и не уеду больше. Но не смог меня переубедить. В конечном итоге обвинил в эгоизме и упорно отказывался общаться… По сей день не прощает мне разлуки. Не могу думать об этом без мук.

Однако у меня своя стихия. Только моя. Самая драгоценная.

Пусть он и не разделяет моей самозабвенной любви к родине, от этого наше родство не становится меньше, да и глупо будет утверждать, что я по ним не скучаю. Еще как. Дико. До боли. До слез по ночам. Когда понимаешь, что никто не заменит тебе родных глаз, которые были напротив всю жизнь. Но у меня есть потребность быть там, где я сейчас. Иначе я умру…

– Ребята, – в кабинет входит Арзуманян в прекрасном расположении духа, – доброе утро!

Мы здороваемся, отрываясь от своих занятий, и ждем распоряжений.

– Через неделю я беру отпуск дней на десять. Что у нас на повестке дня? Какие сложности?..

Стараюсь сдержать понимающую улыбку, чтобы не смутить мужчину. И всё жду, когда уже они объявят о своих отношениях?..

– Сатэ, – поворачивается Роберт ко мне с решительным выражением лица, – в заявлении я предложу твою кандидатуру на период моего отсутствия.

– Что?

– Исполняющей обязанности начальника отдела.

Я опешила. Конечно, это приятно, когда тебя ценят и признают твои способности. Скромностью я не страдала, знаю, что действительно работаю хорошо. Но соглашаться мне не хотелось.

– Извините, но я считаю, что остальные могут сделать это лучше. Во-первых, они дольше меня в этой структуре, во-вторых, я не думаю, что с объемом навалившихся дел смогу совместить и Ваши обязанности…

– Ой, да не глупи, – машет рукой Лиля. – Мы всегда поможем.