Пёрышко

1. Пролог

        Первое мое воспоминание о детстве было таким. 

     Мне пять зим. Я играю с котом. Кот, растянулся на полу возле печи - большой, ленивый, рыжий простофиля с ободранными в кошачьих боях ушами. Я смотрю на маленькое гусиное перышко, и оно, послушное моей воле, летит, кружится в воздухе, чтобы ткнуть пушистика острием в нос, непременно в розовый кончик. В ту же секунду желтые глаза раскрываются, из лапищ высовываются  изогнутые когти, но обидчик - серое перышко - уже завис в метре над зверем. Кот внимательно смотрит по сторонам, на пол, но вверх-то он и не догадывается посмотреть! Дуралей рыжий! 

    Кот с обидой поглядывает в мою сторону. Ну, а я здесь при чем? Я не виновата! Я, вообще-то, далеко - на печке сижу, в другом конце комнаты...

   Кот вновь закрывает глаза, успокаивается. И только кончик хвоста выдает его злость и нетерпение, а также жуткое желание схватить обидчика. Перо медленно спускается вниз... и все повторяется снова. Только теперь я уже не могу сдержаться и хохочу на всю избу, так, что дедушка, зашедший с мороза и принесший неповторимый аромат сена, которое он задавал хозяйству, смеется вместе со мной:

     - Проказница! Снова Рыжку мучаешь?

2. История одного герцога.

     Я всегда это знала. То, что я - особенная. И это не было удивительным или странным. Бабушка тоже так умела. Не-е-ет, бабушка умела делать намного более серьезные вещи. Что ей какое-то пёрышко?

     Она умела лечить людей. Именно поэтому огородик возле нашей избы был засеян не только репой и морковкой, но и, в основном, разными травами, среди которых зверобой, душица, мята, арника, багульник и много другое. Были там и особые, удивительные растения, привезенные из разных заморских стран и, пожалуй, только одна бабушка знала предназначения их всех. А мне нужно еще лет десять, наверное, чтобы все запомнить. Хотя бабушка всегда говорит, что я имею талант, да еще какой!

     Была в бабушкиных руках и другая особая сила. Сила, названия которой я не знала. Эта сила помогала ей лечить мои детские болячки и дедушкину больную спину. Но одно я знала очень хорошо  даже в раннем детстве - о том, как бабушка лечит нас с дедом никому, даже моим закадычным друзьям - Филиппу и Любаве нельзя говорить. 

     Сын кузнеца Филипп и дочка деревенского пьяницы и бездельника Любава сопровождали меня во всех детских забавах. Летом мы на целый день убегали в лес - собирали там ягоды, грибы, ну, и конечно, травы для бабушки. Зимой с утра до самой ночи катались на салазках с горы. 

     Зимними долгими вечерами, когда рано темнеет, набегавшись за день, я не могла уснуть. Наверное, от усталости и не могла... Я просила бабушку рассказать сказку. Я знала эту самую любимую, самую заветную сказку до самого последнего слова, но все равно просила. Бабушка вздыхала, дед, плетущий под лучиной, корзину, качал с улыбкой головой. И она начинала, а я, открыв рот и замерев от восторга, следила за ее губами, чтобы ни в коем случае не упустить ни звука:

    "Много лет назад в одном далеком королевстве жила знатная семья. У герцога и герцогини был сын Витольд, сильный и смелый юноша, и очень красивый (бабушка всегда добавляла это, глядя на деда). И вот однажды в королевском дворце случилась беда. У королевы начались роды, но ребеночек никак не мог появиться на свет. И не могли помочь ни повитухи, ни придворные врачи. Тогда кухарка поведала королю, что в далекой деревне живет девушка-крестьянка, которая умеет помогать родильницам даже в самых сложных ситуациях. Так уж случилось, что именно нашего Витольда отправили, чтобы он привез ко двору эту девушку. Всю ночь он скитался по глухому лесу, а к утру выбрался на окраину деревни. Одна старушка указала ему на маленькую избушку с темными окнами. Он спешился и пошел к избе. И вот, когда Витольд был уже в трех шагах от избушки, дверь распахнулась сама. И оттуда шагнула девушка. Витольд же стоял и смотрел, пораженный ее красотой. Катарина была непростой девушкой. В ее роду все женщины обладали даром. Помимо того, что они умели лечить людей травами, была у них и еще одна особенность. На теле Катарины, прямо над сердцем было особое пятнышко-родинка, отметинка в форме пёрышка. Когда она встретила Витольда, это перышко словно ожило - забилось, запульсировало в ее груди. Так всегда бывало, когда женщинам ее рода встречался избранник, единственный и на всю жизнь. Если он умрет, то и Катарину ждет скорая смерть. Но и любовь эта всегда взаимна и не прекращается ни на секунду. После встречи с избранником Катарина почувствовала в себе и другие способности, она научилась творить настоящие чудеса. Конечно же, она помогла королеве. И на свете появился здоровый мальчик - будущий король. 

    Витольд объявил своим родителям, что хочет жениться. Только избранницу для него уже давно выбрали. И, конечно, это была совсем не бедная Катарина. Только Витольд отказался жениться на той, кого предлагали ему отец с матерью. Он отказался и от титула, и от богатства, чтобы только быть вместе со своей любимой. И уехал с нею в самую дальнюю деревушку. И жили они очень счастливо. Витольд научился тачать сапоги из кожи, а Катарина лечила местных крестьян травами. И скоро у них родилась малышка-дочь. Маленькая Эдна тоже была особенной. Еще в пеленках она умела одним только взглядом своих зеленых глазок передвигать по комнате предметы! Никогда не плакала и не болела. Выросла она прекрасной девушкой. 

    Однажды гуляла Эдна по берегу моря и увидела плывущий из дальних стран корабль. На палубе его стоял молодой человек. Когда они встретились глазами, сразу поняли, что жить друг без друга не смогут. Он был кораблестроителем и хотел увезти Эдну в дальние страны с собой. Отец с матерью погоревали-погоревали, но отпустили дочь, ибо знали, что нет силы более яростной, чем истинная любовь. 

    Прошло несколько лет и получили Катарина с Витольдом послание. Написала его мать избранника их единственной дочери, Луиза. В послании  том говорилось, что сын женщины погиб во время шторма в море, а Эдна, не выдержав горя, сбросилась со скалы. А еще там писалось, что у них осталась девочка, особенная малышка, которая делает такие вещи, которых боятся все соседи. Луиза просила приехать и забрать внучку, потому что сама тоже боялась малышку и, одновременно, опасалась за ее жизнь.

  Когда Витольд и Катарина прибыли за девочкой, весь город шумел, по улицам разнеслась весть о том, что город проклят, потому что в нем родился ТАКОЙ ребенок. Возле дома Луизы стояла толпа, которая требовала отдать им девочку, желая растерзать ее. Витольду с мечом в руках пришлось отстаивать жизнь внучки. И помогли им матросы из команды их зятя. 

    На корабле, который когда-то построил отец малышки, Витольд, Катарина и девочка, которую назвали Ясна, приплыли в далекую Русь"...

    На этом сказка обычно обрывалась, и я засыпала, убаюканная бабушкиным голосом. 

3. Богдан

- Ладислав, зачем ты посылаешь мальчишку со мной? Ты же знаешь, насколько опасен будет наш путь. Мы едем за данью, а не на отдых! Он еще и меча-то в руках не удержит!

- Ты не прав, Богдан. Мой сын прекрасно сражается. И ты об этом знаешь даже лучше меня!

- Он еще мальчишка! Возьми его с собой к вятичам, княже! Этот народ не способен на подлость,  в отличие от чуди.

- Да, он молод. Но он мой сын. И ты знаешь, что я никогда не ограничивал его право на выбор.

- Ты хочешь сказать, что он сам захотел поехать со мной?

     Князь только улыбнулся. Все уже было решено. А у меня, правой руки князя, его воеводы, никто не спросил, нужен ли в моем отряде дерзкий мальчишка. Князь молчал, давая мне время свыкнуться с его решением. Я понимал его. Бажену уже исполнилось 16 зим. Он – взрослый мужчина. Если отец возьмет его с собой, то непременно будет опекать отрока, заботиться о нем, а значит отвлекаться. Проще повесить это ярмо на шею своего воеводы – он привык к такому грузу с того дня, как младенец Бажен издал свой первый крик. Я не дам ему спуску! Но это – большой риск, ехать в земли чуди за данью, везя с собой княжича. Я решил все же предпринять еще одну попытку уговорить Ладислава.

     - А если его узнают? Если он выдаст себя, либо кто из дружины оговорится и назовет его княжичем? Чудь не отпустит живыми ни его, ни кого-то из нас. Ты даешь им в руки неслыханное оружие против себя самого – это неосмотрительный поступок!

     - А ты на что? Научи его вести себя так, чтобы никто не узнал! Защити его! Возьми дружину в два раза больше, чем хотел! 

     - Но кого ты обманываешь, князь? Он же не такой, как любой из моих воинов! У него осанка князя, он сидит верхом – как князь, он смотрит, как князь! А уж сколько в его речах высокомерия, ты и без меня знаешь!

    - Вот и будет ему наука! Все, Богдан! Я принял решение! Иди, готовь дружину и прощайся с матерью!

   Я понял, что проиграл. Обычно князь всегда прислушивался к моим словам. Мы знали друг друга с детства и были, как братья. Была, правда, между нами преграда… Моя бывшая невеста красавица-Забава, которая, не дождалась меня из дальнего похода 16 зим назад и пошла за Ладислава. Я любил ее. Я был таким же мальчишкой, каким сейчас был Бажен. Я был тогда немногим старше его...

    Я резко повернулся и хлопнув дверью, покинул покои князя.

    На высоком крыльце столкнулся с Забавой. Столько лет прошло, а она все такая же! Высокая, статная, полногрудая, с ясными очами! Только всегда, когда видела меня, она опускала свои озера голубые, закрывала их – то ли стыдно ей было до сих пор, то ли видеть мое страшное лицо не хотела. И ни слова за эти годы, ни звука не было ею сказано мне! Вот и сейчас стоит, уставившись в пол, ждет когда я уйду. Только шагнул с крыльца и услышал ее голос:

   - Богдан!

     Остановился, как вкопанный. Что она скажет?

   - Береги моего сына!

    Я кивнул и зашагал дальше – через двор. Я больше не любил ее. Любовь выгорела, как степь в жаркое лето. Оставила ожоги, но боли уже не было давно. Я не имел права любить. Я сам виноват. Ни семьи, ни детей. Тридцать четыре года – еще немного и старость! Моя вина!

    Решил наведаться в кузню – проверить лично, что новые мечи готовы, а кузнец Дражко перековал всех лошадей – путь неблизок. Дражко встретил меня возле кузни - хорошо, хоть не придётся лезть в это пекло! 

     - Богдан, правду ли говорят, что князь сына с тобой послать надумал?

    - Да, Дражко, надумал.

    - Ох, горячий он! Быть беде!

    - Не каркай, ворон! Оставь свои предсказания вещуньям! Неси лучше мой новый меч!

     Меч, и вправду, был хорош! Да так хорош, что, скинув рубаху, я стал тут же у кузницы упражняться, испытывая его. Дражко, его молотобоец  и двое мальчишек, что раздували в кузне меха, стояли чуть в стороне и смотрели. Мальчишки - с открытыми ртами. Немного вдали, на пригорке застыли две девицы - видно, сюда же к  Дражко шли - за косницей или мотыгой. 

     Я знал, какое впечатление на них произвожу. Знал, что боятся меня девки до дрожи, все знают о моем проклятье. Ни одна из них за меня не пойдет! Каждой жизнь дорога. Даже девки продажные больше, чем на одну ночь со мной не остаются. Хоть и кричат по ночам от удовольствия. Боятся, что я полюблю кого из них. Хоть немного чувства зародится в моем сердце и тут же приходит она - Мира.... И забирает жизнь той, кто мне дорога, либо сводит с ума. Так уже дважды было. А ведь я ни одну из  них и вполовину не любил так, как когда-то Забаву...

     ... У избы собрались все мои верные воины. Каждый из них не раз испытан в бою. Ни один не предаст. Обвел взглядом - их семь. Взять ли у князя еще воинов - он сам назывался? Но много воинов - лишние подозрения. Будут либо слишком бояться нас, либо решат, что мы что-то слишком ценное везём. Нет, поеду только со своими людьми. Каждый из них десятка стоит. 

    Милорад  - лучший всадник, хорош в разведке. Все видит, все подмечает. Из оружия предпочитает лук.

 Братья Ждан и Неждан. Эти - мечники. Незаменимы в ближнем бою. Понимают друг друга с полувзгляда. Сильны и выносливы.

     Мстислав. Хороший боец, но ценен он не только этим. Он умеет выживать - знает лес, травы, коренья всякие. Всегда накормит отряд. Охотник он, лучший из всех, кого знаю.

4. Хочешь жить - учись.

      - Ясна, не отвлекайся! Держи меч ровнее!

      - Дедушка, но он тяжёлый! 

      - Учись, пока я жив. Все в жизни сгодится.

    И так - почти каждый день. Дедушка с завидным постоянством уводил меня по утрам в лес, чтобы никто не увидел, ведь девушке не пристало сражаться, и учил правильно держать тяжеленный меч, уходить от ударов, бить в ответ. Не скажу, что эта наука мне не по вкусу была, обижало только то, что получалось - не очень. Хотя дед никогда не ругал меня, в отличие от бабушки. Вот и сейчас, я вся взмокла, кружа по поляне, и отбиваясь от легких дедушкиных выпадов. Пока без сил не упала на вытоптанную нашими босыми ногами траву.

  - Все, дедушка, милый, пощади! Я ж тебе не парень!

  - Да, силы у тебя маловато, - дед сел рядом, - зато ты - умнее, хитрее и уж точно, красивее любого!

    - Дедушка, а ты, когда бабушку встретил, тоже сразу в ней свою суженую узнал?

   Дед задумался, глядя  в голубое небо на плывущие по бескрайнему простору белые облака. 

    - Нет, не сразу. В нашем роду отец с матерью для детей всегда сами пару подбирали. И у меня суженая в десять лет появилась - дочь другого герцога, девушка из богатой и знатной семьи. Я и подумать не мог, что мне придется ослушаться родителей. Это ты - выращена свободной, мы с бабушкой с детства говорили тебе, что ты вольна сама выбирать. У меня такой возможности не было. Бабушка никогда не говорит о том в своей сказке, что Витольд, привезя ко двору Катарину, еще долгие дни сомневался и не сразу понял, что жизни без нее для него больше нет. Был живым только, если видел ее поблизости - в остальное время - существовал. 

    - А она?  Может статься, она уговаривала его, признавалась Витольду в своих чувствах? 

   - Милая,  Катарина, не гляди, что простая крестьянка, гордая была. Только как глянет, бывало, глазищами своими зелеными - и ночью тот взгляд снится!

   Витольд и Катарина потеряли все, что имели - свою страну, свою семью, даже имена свои оставили в прошлом. Все в нашей деревушке зовут моих деда с бабушкой - Ратибором и Любомилой. Но любовь не покинула их даже спустя десятки лет. Ну, и я, конечно, - их обуза, их мучительница, их надежда и радость!

   ****

     Ох, как жарко-то! А бабушка меня снова в лес за зверобоем послала! А ведь Любава на речку звала - купаться! Вода, наверное, как парное молоко. А я в лесу - комаров кормлю! Ладно, наберу зверобоя, да и догоню Любаву!

    Вышла на полянку, земляники здесь - видимо-невидимо! Ну, как тут удержаться? Уселась на травку - и давай, ягоды сладкие в рот совать. Наелась - умаялась. День-то ранехонько из-за дедушки начался! Немного только отдохну, на мгновение только глаза закрою...

   Только закрыла - сон ли, видение ли? Словно себя же, сидящей на полянке вижу. Землянику собираю. А рядом... Рядом на траве мужчина лежит - в белой холщовой рубахе, штанах, да в сапогах дедушкиных. Руки сильные в разные стороны разбросал. Вот бы лицо его увидеть! Чтоб запомнить его, чтоб узнать, когда увижу. Но лицо его пеленой закрыто. Ну, и пусть - все равно пойму, кто он!  И вдруг... Словно рычит кто-то. А он, уже вроде как за спиной моей стоит, руки горячие на плечи положил и говорит шепотом - в самое ухо: "Ясна, проснись!" А потом исчезает, растворяясь в воздухе.

   Глаза открываются, и вижу неподалеку - волчица скалится! Ох, меня угораздило! Да, как же так? Нет никого опаснее в лесу, чем волчица с малыми волчатами! Мать детей своих до последней капли крови защищать будет. Пошевелюсь только, угрозу почувствует - загрызет, и нож дедушкин достать не успею! Что ж делать-то? 

    - Собачка, милая, я не трону тебя! И деток твоих не трону! Иди, иди, своей дорогой! ..- я говорила, говорила что-то еще, спокойным (насколько это возможно) громким голосом. А она уставилась мне в глаза своими - желтыми страшными! Видела, чувствовала страх и злость зверя, на меня нацеленные!  Прямо глазам больно стало! Но не отвела, не отдернула взгляд - выдержала, выстояла! Волчица медленно голову отвернула и легкой неспешной поступью в лес ушла...

    А я тряпицу со зверобоем подхватила и тихонечко, стараясь не шуметь - вон из леса! На краю полянки остановилась, обернулась, окинула взглядом то место, на котором сидела только что, чтобы запомнить, где с любимым встретилась, где его так близко почувствовала. Знала, верила - скоро наша встреча! Предчувствовала ее! Не видела его еще, не знала, а уже любила всем своим сердцем.

***

 - Дедушка, я волчицу в лесу повстречала!

 - Ясна, да, как же? Чтоб одна больше туда не ходила! Только со мной! Понятно тебе, девочка!

  - Дедушка, милый, да я уже взрослая! Мне уже двадцать первая зима миновала! 

  - И что из того?

  - Как что? Любаве восемнадцать всего, а ее уже сватают! Вон, вчера из деревни, что за рекой, сватов засылали! 

   Я ведь и, правда, старая уже. Чудно так думать! Я себе старой-то не казалась! Да только одна я в деревне в таком возрасте незамужняя была. Подружек моих в пятнадцать-шестнадцать замуж еще повыдавали. А кто, чуть больше в девках задержался - ту за любого желающего, без разбору отец с матерью сватали, хоть и не мил был жених девке! Только меня одну не неволили. Были, были желающие, сватались! Даже Филипп - дурачок соломенный, приходил! Да, разве я пошла бы за кого низ них, если сердце своего единственного ждет? Ну, и пусть, что годы женские быстро проходят. Сколько будет нужно, столько и ждать буду.

5. Начало пути

    Мои дружинники тоже не обрадовались тому, что княжич с нами поедет. Да, на решения князя - что могли возразить воины? 

      Сказал им, чтоб обращались с ним так, будто он - просто мальчишка, учиться к нам в дружину приставленный. Спуску ему не давать! Звать по имени! Ни в чем не помогать!  Но и помнить, что после нашей поездки он снова княжичем станет - а значит, слишком-то не высмеивать,  не подшучивать - чтоб не припомнил потом.  

     Отправил всех отдыхать - на рассвете выезжаем. Только Ярополка попросил чуть задержаться. 

     - Какое мне будет задание, воевода?

      - Ярополк, ты понимаешь, что будет, если вдруг с княжичем в пути что-то случится? Если ранен будет - еще ничего, князь пошумит-пошумит, да и отстанет, но если вдруг... - Я не договорил, ни к чему кликать беду, - не сносить головы нам всем. 

    - Я понял Богдан. 

    Он всегда все понимал  с полуслова. И выполнял лучше всех.

   - Головой за него отвечаешь. Но так, чтобы в глаза не бросалось. 

    - Будет сделано, воевода!

    - Иди с женой прощайся! Как малец-то твой, пошел уже?

      Ярополк  в лице поменялся. Из собранного, хмурого воина в мгновение превратился в молодого еще, доброго и ласкового отца и мужа. Знаю, что в жене души не чает, впрочем, как и она. На секунду засомневался, может, нужно было кому другому Бажена охранять поручить - слишком уж Ярополк домой стремиться будет, свою жизнь беречь. Но посмотрел в его лицо и решил, нет - этот все, как надо сделает! И он, как будто понял, что за сомнения меня мучают, сказал:

  - Пошел уже, за лавку только ручонками держится.... Но ты, Богдан, не сомневайся, что ты велел мне - все выполню.

  - Знаю. 

***

   Мать, как всегда, суетилась по дому. На пороге замер, наблюдая за ней. Ведь не старая еще, а согнулась - жизнь нелегкая у нее. Отец - жестокий человек был - руку поднимал и на мать и на нас - детей. Кроме меня, еще двое у матери родились, да только девочка еще младенцем умерла, а мальчик в болоте утонул в отрочестве. Отец однажды из похода княжеского не вернулся - погиб в бою. Мать горевала, да только я не понимал, чего убивается - мучитель их исчез! Так и жили - никого из родных у нас во всем свете больше не было. 

    Увидела. Села на лавку. Тряпицей глаза вытирает. Знал, что скажет. Всегда перед походом одно и то же говорила. 

   - Ох, сынок, как жить буду, если не вернешься? Вот бы внучка мне - хоть забота была бы!

   - Мать, снова ты за свое. Ты ж знаешь...

   - Знаю, родненький, знаю...

   - Ты мне хоть чужого какого привези. Может, сиротка встретится. Каждый день Бога прошу, чтобы избавил тебя от...

   Замолчала. Конечно, в ее понимании - Бог един. Не верит в древних богов - ни в Перуна, и в Ярило, ни, что для женщины, вообще, не приемлемо - в Макошь. И Бог у нее особенный - добрый, милостивый. Думает, что если усердно просить его, то поможет. Но и не укладывается в ее голове, как и кто проклятье мое создал, если других, злых-то богов, нет. 

    Я и сам часто задумывался об этом. Не знал, как правильно, а наставить, объяснить было некому. Махнул рукой - пусть все идет, как шло. Нечего мечтать о пустом. Пусть просит своего Бога, если ей от этого легче. 

   Знал, что нужно отдохнуть - путь не близок, в дороге что угодно случиться может. Неизвестно, когда возможность еще представится. Съел все, приготовленное матерью. Улегся на лавку. А сна нет. Так и промаялся до утра почти под материн шепот - всю ночь на коленях со свечой зажженной простояла. Только задремал, петух уж кричит - пора!

   Оделся. Только перепоясываться стал, мать веревку какую-то несет, а на ней - две палочки крест-накрест связанные. 

   - Мать, что это? Зачем?

  - Сынок, под рубахой не видно будет. Прошу тебя, надень!

   Не в силах противиться просящему слезному взгляду, накинул на шею. Вздохнул тяжело, что как воины мои увидят! А ведь увидят-то! А, впрочем, по мне пусть равняются, а не я по ним!

   Сам запряг коня, хотя мальчишка для этих целей у воеводы имелся. Не допустил, вдруг, что не так сделает - чтоб в пути лишний раз не останавливаться. Вот и дружинники собираются. Первым, как заведено,  Милорад прибыл. Коня в поводу привел. Кивнул, сел на чурбан, что возле ворот стоит. 

   - Ну, Милорад, что будет?

   Это - тоже традиция. Была у моего разведчика особенность одна - мог предугадать, чего в пути опасаться. Как он это делал, никогда не говорил. Да, я и не спрашивал. 

   - Трудно будет. Чудь взбунтуется. Не все вернутся. Но князь будет доволен. 

   - Может, что заранее сделать можно, чтоб с меньшими потерями остаться?

   - Можно...

  Долго ждать пришлось. Потом Милорад поднял голову, в глаза взглянул и сказал то, что я и сам знал:

   - Не бери его!

   Помолчали, подумали. Оба знали, что это невозможно...

   Остальные вскорости подтянулись. Третьяк с Волком издалека слышны были. Третьяк снова над товарищем потешался, мол, Волка Барсуком назвать нужно было - будить пришлось, спит долго! Волк - увалень, неглуп, но на язык туговат. Мычит в ответ что-то. А Третьяку - потеха!

6. Встреча.

    Ах, эти жаркие летние ночи - ворочаешься с боку на бок и не можешь уснуть! Что-то тянет, зовёт,  как будто. 

     Спала всего пару часов. Подхватилась ни свет, ни заря. Вышла за околицу. Сердце томится, ноет в груди. Травы росные, душистые! Вдруг в голове, как озарение - в лес на поляну  пойду!  

     И о волчице забыла! Шла, как в спину, кто толкал. Ни бабушку, ни дедушку не предупредила. Солнышко первыми своими лучами гладило распущенные по плечам волосы. Птицы пели свои песенки. Вот если кто из деревни меня такою, простоволосую, увидит - позору не оберешься!

     И ничего больше не видела и не слышала, как коконом лес меня обернул. Только, когда на поляну ступила, странные звуки разорвали мою тишину.

     Крики, стоны, споры... И среди всей этой разноголосицы  - один особенный голос... Не видно за кустами, кто говорит, но сердце... сердце узнало  - таким жаром обдало, как будто в печку вперед головой меня сунули. Как зачарованная на голос шла. Перышко на груди огнём жгло... 

    Увижу! Неужто увижу его сейчас?

     Вдохнула глубоко, как перед прыжком в воду, и шагнула из кустов на поляну.

    Он стоял спиной ко мне, склонив черноволосую голову и глядя на лежащего на земле человека. Рядом толпились другие, но я видела только их смутные силуэты. Смотрела только на него. Впитывала каждое движение, поворот головы... Высокий, широкоплечий, сильный... 

  Мечом перепоясан. Повернись ко мне! Повернись, прошу! Он замер, как будто услышал. И медленно стал  поворачиваться, берясь рукой за рукоять меча.

    Дыхание перехватило  - красивый! Невозможно красивый! Нас всего-то несколько шагов разделяло - все, до последней морщинки видела. Черные, как смоль, волосы, высокий лоб, яркие голубые глаза, прямой нос... небольшая черная бородка, аккуратно подстриженная. Шрам, на щеке, через правый глаз, чуть задевший веко. Но нисколько этот шрам не портит его мужественной красоты! Никогда не видела мужчины красивее! Хотелось подойти ближе и коснуться рукой. Не могла и не хотела противиться - шагнула к нему... и встретилась с его глазами. 

     Не узнал?  Не понял? Настороженно смотрит, как будто, чего плохого от меня ждет. Нет, не даст к себе прикоснуться!

    - Кто такая? Что здесь делаешь?

    Сквозь пелену стали доноситься и другие голоса:

   - Ну, что Третьяк, делать будем? Достать нужно сук-то!

  - Достанем сук - кровью изойдет! Рану прижечь надобно!

   - Так прижигай!

   - Прижжем - лихорадка начнется! 

   - Так, что ж делать? Ты ж лекарь у нас!

    С трудом отвела от него взгляд, посмотрела на раненого и сказала: 

  - Я знаю, как помочь.

   Все, как по команде, резко обернулись ко мне и уставились, как на диковинку какую-то. Девушку, что ли, не видели никогда? Глаза снова вернулись к нему. Не смогла сдержаться. Видно было, что именно он - главный, его послушают.

***

    Положил Бажена на траву, отошёл чуть в сторону - пусть Третьяк посмотрит, у него, все ж таки опыта побольше будет...

     И вдруг, слышу за спиной голос женский: "Повернись!" Думал, показалось, почудилось после всего произошедшего. Рука привычно легла на рукоять, готовая в долю секунды достать оружие. Медленно повернулся...

     И увидел чудо чудное, диво дивное! Девушка... С русыми волосами - распущенными, длинными, как плащом укрывающими ее до самого пояса. В лучах солнца волосы рыжиной отливают. Глаза зеленые, ресницами черными опушенные. Русалка, не иначе! Правда, говорят, у русалки кожа белая должна быть, а эта - загорелая, смуглая. Какая красавица! Откуда здесь? 

     - Кто такая? Что здесь делаешь?

   Она, склонив голову, осмотрела Бажена и моих дружинников и вновь глазами своими огромными мне прямо в душу уставилась. Да так она это делала, что и я оторваться от нее не мог, как ни старался.

   - Я знаю, как ему помочь! 

   Все мои воины тут же обернулись, некоторые, как и я, схватившись за оружие. Стали стеной против нее, заслонив собой княжича. И так одиноко, так потерянно смотрелась ее фигурка невысокая, что я почувствовал странное в этой ситуации желание - защитить, укрыть, спрятать ее от опасности.

   А вдруг, чудская женщина? Говорят, они - рыжие, красивые! Вдруг ее князь Ярослав подослал, чтобы шпионить за отрядом? Но смотрит так открыто и почему-то только на меня одного, ко мне обращается! Неужто знает, что именно я - воевода? Точно разведчица! Она, как будто, мысли мои прочитала. Голову на бок склонила и говорит:

    - Я зовусь Ясной! Живу в деревне, тут недалеко! Моя бабушка - лекарка. Она твоему воину поможет. 

    Имя какое - Ясна! Подходит ей - точно солнышко, ясная, чистая, свежая... Бажен все так же без сознания лежал на траве. Почему так? Рана, конечно, серьезная, сук - прямо у сердца вошел, но что ж он в себя-то не приходит? Что, как помрет княжич? Нет, нужно попытаться. Обернулся к дружинникам:

   - Ярополк, Мстислав, коней собирайте! Ждан, Неждан - на вас лагерь! Волк переноску делай!

7. Чудеса

    Бабушка чёрным изваянием застыла у дома. Сейчас начнется... Хотя,  может быть, при чужих не станет. Нужно ей сразу раненого показать, чтобы занялась делом... 

     Бросилась к ней.

     - Бабушка, милая, тут воин раненый. Только ты  помочь можешь.

    Она окинула взглядом всех, но обратилась к Богдану - сразу выделила!

  - Что с ним?

  - На сук напоролся - прямо возле сердца!

   - Несите в избу!

   Сама быстро вперед пошла - со стола все смела прямо на пол. Тут-то я и подумала, что дело плохо. Раненого уложили. Бабушка велела всем выйти. Мне дала задание - воды из печи горячей нести, да тряпиц. Богдан у двери остановился - руки на груди сложил. Уже в сенях слышала, как бабуля и его выгоняла, но когда я вернулась, он все также стоял у выхода.

   Бабушка ножом разрезала на парне рубаху. Он был совсем молод, хорошо сложен и красив, конечно, не так, как Богдан, но все же... Жалко будет, если помрет. Бабушка провела над раной руками, лишь слегка касаясь кожи, и сказала:

   - Неспроста, ох, неспроста он до сих пор не очнулся. Ясна, завари крапивы, той, что в бане сохнет. Иди, воин, помоги ей достать.

   Я удивленно посмотрела на бабушку - ведь знает же, что я сама на чердак слазить могу. Зачем его посылает со мной? А, впрочем, разве мне это не на руку - с ним наедине остаться? Посмотрела на Богдана у выхода, взглядом зовя за собой. У избы он отдал приказ одному из дружинников - невысокому, коренастому, но приятному на лицо, кудрявому молодому мужчине:

    - Ярополк, присмотри!

   Тот, кого назвал Ярополком, шагнул в избу. А Богдан за мной пошел. По дороге в баню стал расспрашивать:

   - Бабка твоя только травами лечит, или еще что умеет?

   - Умеет: роды принимает, раны шьет, ну, и так, понемногу...

   - Повезло нам тебя в лесу встретить.

  А мне уж как повезло! Столько лет ждала! Улыбнулась ему, вложив в свою улыбку всю радость от долгожданной встречи. Зашли в баню. Она у нас дедушкой по-особому сделана была: с чердаком, на котором некоторые травы сушились - те, которым не просто сохнуть, но и жаром обдаваться в ходе сушки нужно было. На чердак лестница вела из жердочек, лаз узкий, а там - темнота, хоть глаз выколи. Трав - видимо-невидимо, да только, где крапива висит - я не помнила толком. А лучину взять не догадалась. Ничего - наощупь найду. Это - трава простая, за ней бабушка деда всегда посылала, меня - чтобы что-то посложнее найти...

   Я вперед полезла, он - за мною. Встала, выпрямилась, жду, когда глаза к темноте привыкнут, тут и Богдан поднялся. Рядом остановился - тоже осваивается. А стоит близко совсем - дыхание горячее чувствуется, только тронь - обожжешься... Понимала, что чужой он еще, что нельзя торопиться. Но удержаться не могла... Руку протянула медленно-медленно туда, где лицо его быть должно и, не рассчитав немного - хотела ведь только кончиками пальцев кожи его коснуться, всю ладонь на щеку положила. Сама вздрогнула от неожиданности и его судорожное движение почувствовала: дернулся, замер и стоит - не шелохнется. А горячий он какой, борода мягкая руку ласкает - да это же я сама, по лицу его глажу! И вдруг, то ли почудилось мне, где-то вдалеке - грома раскат, как будто, свист какой-то, шум, шорох - дальний, негромкий. Он назад шагнул - и исчезло все, снова - тишина.

    А я не сразу опомниться смогла. Глаза-то уже силуэт Богдана в темноте различают. Вот глупая! Что он обо мне подумает! Правильно бабушка говорит, что я всегда делаю, а потом только думаю! 

   ***

   Почему Ярополка с Ясной на чердак не отправил? Почему Бажена одного с черной старухой оставил?  Не мог в толк взять! Да только шел за ней, как привязанный.

   А под лестницей стоя, и видя тело ее, платьем обтянутое, когда со ступенек на чердак коленями становилась - совсем разум потерял! Залез за ней следом - рядом встал и с собой борюсь, чтобы не дотронуться, не коснуться ее. В пальцах прямо зуд какой-то! 

   И вдруг - как удар, как пощечина - рука на лице, мягкая, нежная, травами пахнущая. Решил сначала, что она к пучкам потянулась, повсюду развешенным, и нечаянно ко мне прикоснулась, но когда пальцы ее по щеке заскользили, гладить начали, забыл как дышать, стоял, как околдованный, глаза закрыл даже, чтобы ярче чувствовать ласку эту. 

   Да только Мира не дремлет! Тут же учуяла... О себе напомнила. Отшатнулся от девушки, чтобы не злить мою мучительницу, не давать повода. 

  Она тут же по чердаку пошла, стала траву нужную искать. Да как же она в темноте-то? В моем поясе кармашек специальный - в нем кусочки камня-кремния и щепки. Достал, друг о друга ударил, высекая искру на щепку. Запалил, взял в руку, стал светить ей.

   Неяркий огонь освещал не только пучки трав, повсюду развешенных, но и Ясну. Она травы перебирает, а я ею любуюсь. До чего хороша девушка! Почему только не замужем она? На такую красавицу желающих, наверное, видимо-невидимо! Сколько лет ей? Если спрошу, что скажет? Что не мое дело это, вот что. 

    Вот ведь, о чем только думаю! Тут княжич помирает, а я о девчонке! Зря, ох, зря, перед походом в корчму не сходил! Сейчас бы глупости эти в голову не лезли. Вон, вместе с братьями Жданами медовухи напился бы и девку себе покрасивее выбрал! 

8. Неожиданный поворот судьбы.

      - Что? Как так? Да разве ж можно так с внучкой своей? Под первого встречного ее? И часто вы ее так? - Я вскочил и, как она и предсказывала, с ужасом смотрел на пожилую женщину, говорящую такие вещи незнакомцу. Да она же своими руками девчонку... 

     На ее губах мелькнула улыбка. Да как так, ей смешно, а девчонке каково так жить? 

    - Честно скажу, рада, очень рада тому, что ты на ее защиту сразу же встал. Хорошим мужем будешь! Жаль только времени нет, тебе объяснять все. Но ты сядь, сядь воин. Никто и никогда не обидел ее. Вижу сомнения твои, на лице написаны. Не было у Ясны других мужчин до тебя, и быть не могло. Понимаю, как это прозвучит. Понимаю, что сразу ты мне не поверишь, как когда-то не поверил мой муж. Но потом сам поймёшь... Слушай. 

   Давным-давно, с моей прапрабабкой случилась такая история. Она крестьянкой простой была. И однажды в поле пшеницу жала, да и отстала от мужа и родных - в тяжести была, ее не подгоняли, муж жалел - работала, как могла, потихоньку. Поле то у леса было. И вот слышит она, стонет да плачет кто-то. Пошла на звук. И увидела женщину с младенцем. Женщина медведем порвана была, да живая еще. Из последних сил она к людям ползла,  чтобы мальчишку своего спасти. А тут прабабка моя... Стала она мужа, да родню звать на помощь. А женщина эта, разорванная, говорит ей: "Не старайся. Я умру скоро. Слушай. Возьми мальчонку моего, вырасти, как родного. Коль сможешь его полюбить, да обижать не будешь, поверь мне, отплачу стократ". Да бабка-то моя и спрашивает: "Да как же ты оплатишь, сама ж говоришь, что помрешь?" А та отвечает: "Так. Родишь ты девочку. Когда дети наши вырастут, полюбят они друг друга так сильно, так нежно, как никто в мире не любил. И родится у них девочка, внучка твоя. И ее такая же счастливая судьба ждать будет. И так в каждом следующем поколении". Все родители своим детям счастья желают. Вот и моя бабка клялась той несчастной, что о сыночке ее позаботится. Женщина умерла. Кто была она - мне неведомо, не спрашивай. А мальчика, бабка моя, и вправду, как родного полюбила. И вся семья ее так же к нему относилась. Все случилось по предсказанному.  Кроме одного, у девочек, что в нашем роду теперь рождались, дар к знахарству появляться стал и не только к нему. Дар этот все мы только во благо использовать могли. Но проявляется в полной мере он только тогда, когда суженого встретишь. Так с бабкой моей было, потом с матерью, со мной, с дочерью моей, а теперь вот, и с внучкой. Ясна тебя выбрала.

   Она замолчала, пытливо в глаза мне заглядывая. А я пытался осмыслить, осознать рассказанное. Верил и не верил ей. А она видела, чувствовала сомнения мои:

    - Давай, Богдан, так с тобой рассудим - что ты теряешь-то? Иль девка моя тебе не по душе? Да, впрочем, можешь и не отвечать - вижу, знаю -  по душе. 

    - В другом тут дело-то...

   Не успел договорить, перебила она меня.

    - Знаю. Не рассказывай. Твоя судьба тоже - особенная. Но не бойся. Ясна ЕЙ не по зубам будет, ничего не сможет сделать. А потом и сама уйдёт. Пошумит-пошумит и уйдет. Если только ты внучку мою крепко любить будешь. 

    Откуда она знает о Мире? Я подумал только, а она отвечает уже.

    - Вижу ЕЁ. За спиной твоей стоит. 

   Против воли своей обернулся, но никого сзади не было. 

     - Так что, согласен ты?

    А есть ли у меня выбор? И обдумать-то некогда. Но, вдохнув глубоко, как в омут головой: 

    - Согласен.

    А старуха, покивав головой и ничего больше не сказав, ушла, оставив меня наедине с моими мыслями. Я так крепко задумался, что не слышал даже, как дружинники мои меня обступили. 

   - Богдан, - Ярополк заговорил первым. - Что делать  дальше будем? Нельзя нам долго здесь оставаться - через день должны быть в Изборске. Что с Баженом теперь?

    Я принял решение. Бажена здесь оставлять нельзя. Не защищу его сам лично - потеряю. Даже дорога для него сейчас не так страшна, как остаться с предателем. А что он имеется, я не сомневался. Ведь, если оставить здесь княжича решу, могу не угадать, и именно врага к Бажену для охраны приставить. Решил. Но не удержался. Раз уж такое дело - на Милорада, своего личного предсказателя,  посмотрел и спросил его:

   - Ну, Милорад, что будет?

    Все воины заулыбались, а он сказал, неожиданно хмуро:

   - Я так понял, что свадьба будет...

***

    - Бабушка, милая, да зачем же ты? Неужто так и сказала ему? "Женой своей сделай!" Да как же я в глаза его смотреть буду? Ой, стыдно! 

   - Что стыдного-то, тебе ж не пятнадцать зим! Двадцать второй! У девок, ровесниц твоих по трое детей уже! А ей все стыдно!

   - Ну, я ж не виновата, что он так поздно появился!

  - Ну, вот и не упусти!

  - Так ты ж сама говорила, что никуда не денется, что моим будет!

  - Эх, Ясна, как ребенок ты! Конечно, и на него твой дар действует! Нравишься ты ему. Но, чтоб полюбил... Тут постараться еще придется. А ты думала, так просто все? Ну, это все мелочи. Другим девкам намного меньше, чем тебе повезло.

  - Да, бабушка, повезло: Богдан - красивый. Нет такого красивого мужчины на всем белом свете больше!

9.

      Как рассказать-то ей? Чтобы и не оттолкнуть от себя и не утаить ничего? Невозможно... Но придется. Нельзя жизнь общую с обмана начинать.

   - Ладно, Ясна, слушай...

    Было мне в ту пору семнадцать зим - молодой был, горячий и глупый. Полюбил я девушку, Забава ее звали. И она ответила мне. Дело к свадьбе шло. А тут князь в поход собирается. Тогда отец еще мой жив был. Поход большой в земли вятские. Воинов много нужно было. Отец и меня с собой решил взять. А Ладислав, наш князь нынешний, одногодок мой был. Его отец в поход-то не взял. Дома оставил. Пока я воевал, он Забаву охмурял. А в походе том  я ранен был - вот лицо мое каким стало, да и тело все в шрамах. Весть о том, что обезображен я сильно раньше меня домой домчалась. Забава не сдержала слова, мне даденого, и за Ладислава пошла. Не знаю, что именно на ее решение повлияло, не спрашивал. То ли внешность моя, то ли то, что Ладислав князем после отца своего должен был стать, а может, просто полюбила она. Да, только вернулся я из похода, а они уже ребенка ждут. Такая злоба меня взяла лютая - всю избу покрушил... В корчме был - медовуху пил.  А потом сел на коня и помчался, куда глаза глядят. Как память потерял, не помню, где ездил, что делал. Очнулся через некоторое время - в избе лежу. Но не в своей. Рядом девица ходит - собой пригожая, да молодая. Я подняться не могу - так тело все болит. Что со мной, думаю. А девица та ко мне ластится, как если бы мы с ней полюбовники. Понимал, что нельзя так, да не противился ей. Пробыл у нее неделю, а-то и больше, как пьяный ходил, ничего не понимал. Пока за мной друзья мои (вот двое из них в моем отряде - Мстислав да Третьяк) не приехали. Искали меня повсюду. А оказалось в чаще лесной я, дремучей. В избе той, кроме девицы, по имени Мира, никого нет. Стали они меня с собой забирать, а она кричит, что муж я ее, что не отдаст никому. Они ко мне, а я ничего не помню, да и говорить толком не могу. Ужаснулись они, закинули меня на коня и увезли оттуда. Но и дома я, как чумной ходил, все меня к лесу тянуло. Не удержался однажды, да и ушел в чащу лесную. Как к избушке Мириной вышел, не помнил. Только, прежде чем, зайти в нее, в окошко малое заглянул. И увидел там... Не девицу красивую да пригожую, а старуху - косматую, страшную, всю бородавками покрытую, с седыми космами. Очнулся я от морока, хотел домой бежать. Да только Мира меня заметила. Вышла на крыльцо в молодом облике, на колени упала, стала уговаривать. Что только не сулила мне - и богатство, и долголетие, и красоту, да я из головы лицо ее страшное выбросить не мог.  Она и плакала и умоляла, и угрожала... Но когда твердо сказал я, что не буду мужем ей, прокляла меня. Сказала, что всю жизнь свою один буду. Что не даст покоя ни мне, ни девице, которая со мной судьбу свою решит связать. Сказала, что если не ей, то никому не достанусь я. Особенно той, которую я полюбить смогу...

    Слушала Ясна историю мою, в глаза мне смотрела. Верила, понимала, не осуждала меня. Как замолчал я, спросила:

   - Полюбил ли ты кого? Что с ней Мира сделала?

  - Дважды жениться собирался. С одной девушкой познакомился, засватался уже. Так в ночь перед свадьбой она утопилась в колодце. А с другой ночь провел только. В другой раз пришел, а она в уголке избы сидит - и смеется-смеется, с ума сошла. И было это, когда мне только двадцать зим исполнилось. Больше жениться намерения не возникало. 

   - И ты один все время жил?

   - Почему один? С матерью.

   - Не о том я.

    Понял о чем, догадался. По лицу, опущенному со стыда.

   - В Муроме корчма есть, да и не одна. Так вот там не только хмельные напитки продаются, но и любовь женская. Бывал я в той корчме. Нечасто, но все же. На девиц тех Мира внимания не обращала, понимала, что ни одну из них полюбить не смогу. Можешь судить меня, Ясна, много плохого я совершил. Иногда подумаю, ведь и Мира-то не виновата - все мы существа Божии. Что теперь делать, если она такой уродилась! Всем любви и тепла человеческого хочется. Но это я сейчас понимаю, а тогда в ужасе был от мысли одной о ней. 

   - Как же я судить-то тебя буду, если не вижу ничего плохого в твоей жизни. Все ошибки совершают. А если раскаиваются в них, то и вины особой на них нет. Мира-то мороком тебя приворожить, притянуть к себе хотела. Сама нечестно поступила. Обманом к себе завлекла. И держала обманом.

    Голос Ясны громче с каждым словом становился и тверже. И казалось мне, не для меня она эти слова говорит, ох, не для меня совсем. В ответ на речи ее рев где-то за сенником поднялся, как если бы зверь какой-то дикий рычит. Снова холодом повеяло, как тогда, когда мы сюда от стола свадебного шли. И молнии на небе засверкали, самые, что ни на есть настоящие. Посмотрел на Ясну, а она улыбается:

    - Не боюсь я ее! Ни на что она не способна больше! Пугать только умеет! А знаешь, почему не боюсь?

   Мне и самому странно стало. Что такого знает она, чего я столько лет не знал, чего другие не знали о проклятье моем?

    - А не боюсь я потому, что ты рядом со мной сейчас. Со мной, а не с ней! А если обнимешь меня, вообще, о ней забуду!

    И сама ко мне тянется. Не стал больше думать, просто обнял ее, прижал крепко-крепко и стал по волосам гладить. Сам себя уговаривал - не торопиться, ведь бабушка Ясны сказала, что не было у нее мужчин до меня. Знал, что больно ей будет, но хотел, чтобы не этим первая наша ночь жене моей запомнилась.

     Глаза закрыл и старался не смотреть, что вокруг творится. А когда Ясна, от губ моих оторвавшись, встала и платье свое скинула, вообще, забыл обо всем на свете. Наоборот, радовался всполохам на небе - видно было хорошо, как красива девушка, какая кожа светлая, груди высокие, длинные стройные ноги ее... А она не смущаясь, стоя так, чтобы мне видно было, стала косу расплетать. Смотрел и дождаться не мог, когда она ко мне вернется. Не вытерпел все же. Поднялся с места и к ней шагнул:

10.

   С трудом, но все-таки откатился от нее. Сел чуть дальше, голову руками обхватил. Нет, Ясна не виновата - просто зря я понадеялся, что она - особенная, что на нее мирины штучки не действуют. Хотелось,  как когда-то в молодости бить и крушить все вокруг.

    Только вдруг сзади руки горячие за плечи обхватили. И Ясна в самое ухо шепотом говорит: "Не ожидала просто, что она покажется, прости меня!" Своим ушам не поверил - не плачет, не трясется от ужаса, голос спокойный, ласковый. 

      Повернулся к ней - а она улыбается! Сердце в груди перевернулось просто! 

    - Правда, не боишься?

    - Боюсь... Боюсь, что ты уйдешь...

    Ну, после слов таких меня от девушки никакие силы оттащить не могли! Снова целовать ее стал, и, что удивительно, но она не только принимала ласки мои, но и сама отвечала, трогала, целовала меня - несмело,  неловко, но оттого еще больше удовольствие мое было. 

    А когда она плоть мою рукой обхватила и к себе потянула,  последние мысли из головы вылетели. Лег между ног ее и медленно в тело горячее толкнулся. Изо всех сил старался не спешить, чтобы привыкла она ко мне, чтобы вреда большого не причинить. Но такой она горячей, да узкой была, что, как не старался замереть и не двигаться в ней, не мог... 

    Ждал, что плакать будет, а она - губы кусает.

    - Ясна, больно тебе?

   - Нет...

   - А что тогда?

  - Целуй меня, Богдан!

    Этот приказ я с радостью выполнил. Припал к губам, стал языком их обводить, зубами легонько прикусывать. И скоро руки ее обнимать стали. Ногти плечи мои царапать. И тогда уже не мог я сдерживаться совсем - бился в теле ее и понимал, что теперь мне девушки этой всегда мало будет. 

    А потом, лежал на покрывале и вдаль - в небо ночное смотрел. Как же хорошо, что у сенника только сверху - крыша, а по бокам - все открыто! Ясна голову на плечо мое положила, руку - поперёк груди протянула и кончиками пальцев кожу поглаживала. И так тихо, так спокойно все вокруг было, что даже странно мне стало - неужели Мира сдалась, оставила меня в покое? Или только на время затаилась и что-то новое, пострашнее выдумывает? 

    - Богдан?

   - Что, Ясна?

   - Так всегда у мужчины и женщины бывает?

    Так вот о чем она думает! Вот что мысли ее занимает - не о Мире, не о завтрашнем трудном дне переживает. 

    - Как так?

  - Ну, чтобы звезды вдруг на крыше сенника засверкали?

    Не выдержав,  рассмеялся.  Думал, обидится Ясна, но она смеялась в ответ.

    - Ты звезды видела?

    - А ты?

   - А я - целый пожар!

  - Так тебе понравилось быть со мной?

  Приподнялся чуть и в лицо ее красивое посмотрел. Ну, как объяснить ей, что ночью этой она мне самый дорогой подарок подарила, какой только может жена мужу преподнести. Впервые за долгие годы одиночества я чувствовал себя любимым.

    - Ясна, не просто понравилось... Никогда мне так хорошо не было.

   И это была чистая правда.

****

     Ах, какой радостью зашлось сердце от слов Богдана! Не было счастливее меня на всем белом свете!

    Он вскоре уснул. А ночью прохладно стало - голышом-то на улице лежать! Где-то рядом одеяло было - только темно, не видно, где. Попыталась я из рук Богдана выбраться, а он сильнее к себе прижимает. Прошептала ему тихонечко: 

   - Спи, спи, милый мой, я сейчас...

    Взяла одеяло, укрыла его, сама снова на плечо его легла, прижалась сбоку, да и заснула.

   ... Проснулась с первым криком петуха. Мысли-воспоминания о том, что ночью было, сразу в голову хлынули. Глаза открыла - на боку лежу, а сверху рука тяжёлая, горячая, камнем придавила. Руку чуть отодвинула и повернулась к нему лицом. 

     Небо посветлело чуть, и было мне хорошо видно лицо мужа моего. Не хотелось будить его, день-то трудный предстоит, но пальцы сами, без воли моей, гладить его брови черные стали, по носу прошлись, обвели контур губ (какие они у него полные, резко очерченные!)... А потом ниже скользнули. Пальчиком одним по шее прошлась, особо на том месте задержалась, где жилка билась. Потом на грудь его спустилась...

       - Богдан, Богдан.... - негромкий голос позвал снизу.

    Он тотчас же глаза открыл и улыбается - не спал! Ждал, что я дальше делать буду.

   - Сейчас, Ярополк,  сейчас спущусь я.

  А сам не уходит, а, наоборот, ко мне поворачивается. 

    - Нам ехать уже нужно?

    - Нужно, - говорит, а сам в губы целует.

    - Спускаться пора?

    - Пора, - а сам, ушко мое прикусил и таким горячим дыханием шею обжег, что поняла я, что и он уходить от меня не хочет, также, как и я от него.

     Во дворе шум, да крики стали слышны, как если бы ругался кто-то. Богдан вздохнул тяжело, отодвинулся от меня и одеваться стал.

11.

    То, что быть женатым человеком трудно я понял уже к обеду. Дело в том, что вместо того, чтобы сосредоточиться на дороге и думать о предателе, наблюдать за воинами и делать выводы, я, как ненормальный,  то и дело посматривал на Ясну, а посмотрев, не мог сосредоточиться ни на чем... 

    А еще понял, что меня раздражает Бажен, ехавший вместе  с ней в повозке. И дело-то в том, что они всю дорогу разговаривали да смеялись. И что ему так быстро полегчало-то? Пусть бы и лежал себе тихонечко без сознания! Нет, только и слышно: "Ясна, посмотри! ", "Ясна, послушай!"

     А она-то, она - поит его настоями, рану перевязывает, а на меня и внимания не обращает! Может, из-за мыслей своих глупых и не почувствовал, не предвидел того, что дальше произошло.

    Сперва услышал далеко впереди на дороге лесной, по которой мы путь держали, шум, крики, звуки сражения. Насторожился. Неужто Милорад в засаду попал? Никогда с ним такого прежде не случалось, раньше засаду он за версту чуял! Да и разбойники лесные - обычно опытными бывают, понимают, что впереди разведчик всегда едет, а у него ничего ценного нет, в отряде завсегда добро везут. 

     Вскоре навстречу разведчик наш прискакал со стрелой в плече. Хорошо попало ему - грудью на коня упал, вся рубаха в крови. 

   - Богдан! Засада!

  Я сам, да и воины мои уже это поняли, изготовились, оружие выхватили. Волку взглядом место с повозкой указал - чтобы защищал Ясну и Бажена.

   - Сколько их, Милорад? 

   - Человек десять точно!

   Оглядел место, где сражаться предстоит. Десять - больше, чем нас. Но, что за воины они? Чаще всего среди разбойников настоящих бойцов всего несколько человек.

   - Мстислав, дерево во-он то, раскидистое видишь?

   Он кивнул, спешился,  лук Милорадов забрал, на дерево полез. После Милорада, Мстислав - лучший лучник в отряде. 

    Враги приближались. Вот-вот из-за поворота покажутся. Милорад коня возле повозки остановил и говорит Ясне:

    - Перевяжи меня, может, я еще сгожусь в бою.

***

    Батюшки мои, перевязать-то не трудно - бабушка научила, да и тряпицы есть у меня. Да стрелу как достать? Она так и торчала из плеча в спине молодого воина. Он сел на пригорок, я тряпицу да горшочек с настойкой специальной приготовила, чтобы рану промыть. 

    - Милорад, я стрелу достать не умею.

    - Попробуй просто потянуть на себя. 

    Топот коней раздавался совсем рядом, нужно торопиться. Взялась за стрелу, да потянула. Чувствовала, как идет она тяжело, плоть Милорада широкой частью наконечника разрывая. Но ни звука не издал воин, только глаза закрыл, да руки в кулаки сжал! Вытащила, стала настойку лить. Знала, что больно будет - когда ею бабушка мне коленки сбитые промывала, в детстве,  всегда сильно щипало. Но он только воздух, сквозь стиснутые зубы втянул. 

    - Молодец, Милорад, какой ты терпеливый!

    Слово доброе человеку сказала, а он глазами своими синими сверкнул, и такая надежда во взгляде том была, что о словах тех я тут же пожалела. Только перевязывать стала, как всадники на дорогу перед нами выехали. 

    Были они одеты грязно да бедно - все оборванные да заросшие. Сразу понятно, что воины из них никудышные, одно и преимущество, что их больше. Не то, что мой Богдан! Вон как прямо стоит, как руки сильные меч держат - невольно залюбовалась им. Ни на секунду не подумала, что он им уступить может. Разбойники, видимо, тоже оценили противника, потому что остановились в нерешительности. Богдан первый заговорил:

    - Ни злата, ни богатств никаких у нас нет. Убирайтесь по добру, по здорову. Другого предложения не будет.

    Я уж было думала, что обойдётся,  уедут, да и дело с концом. Только вдруг один из них - самый главный, да сильный воин, на Богдана кинулся. Остальные тоже, выбрав себе противника, ринулись в битву. На Волка целых двое нацелились! Милорад в левую руку меч свой схватил и быстро вставать стал. Тут-то я и увидела, что к повозке нашей три разбойника направляются - да ухмылки у них недобрые. Видимо, не чувствуют они в раненом да, тем более во мне, помехи особой. А повозка-то внимание их и привлекла. 

     Вот бы меч мне! Да где его взять? Может, у Бажена. К повозке шагнула, а Бажен тоже подняться пытается. Да сил у него нету.

    - Бажен, дай мне меч!

   - Да зачем? Неужто сражаться будешь?

  - Давай! Увидишь!

   Он понял, видимо, что сам - не боец пока,  и меч свой мне протянул. Я меч взяла, из руки в руку переложила, чтобы привыкнуть к нему, как дедушка учил. Меч этот легче дедушкиного был, с таким-то я легко справлюсь. Милорад с сомнением на меня глянул и сказал: 

    - За повозку спрячься! Сам справлюсь!

  Ответить ему я не успела, потому что один из разбойников на  молодого воина кинулся. Второй упал лицом в землю - в спине его стрела торчала. А третий ко мне направился. Подняла меч, ноги пошире расставила. А когда он замахнулся, легко отбила, вбок уходя. Он и не ожидал, видимо, что я в другом месте окажусь так быстро - неповоротливый боров мне попался, - растерялся, меч в его руках дрогнул. Но снова замахнулся, ударил сильнее, только удар тот тоже вскользь прошел - я свое оружие чуть боком к его подставила... Снова чуть отступила, и сама замахнулась, целясь в плечо. Он был уверен, видимо, что нападать я не сумею, потому что отбить вовремя не успел, только слегка смягчил удар, свое лезвие подставив. Потом завопил, как поросенок и наземь повалился.