Сегодня двадцать второе февраля, пятница, повсеместные корпоративы, но с нашего я ухожу пораньше. Мне никого не хочется поздравлять. Аукнется восьмого марта - какой-нибудь дурачок из IT-отдела решит, что я обойдусь без его внимания. И действительно - обойдусь.
Уже вечер - поздно и холодно. Сижу в машине и, опустив стекло, курю. Мобильный лежит на соседнем сидении, и я искоса поглядываю на экран. Чего-то жду. Может, звонка подруги, может, коллеги, а, может, одного из бывших. Домой я тоже не хочу. Меня тянет на поиски приключений. Но одной неинтересно.
Знакомых много - только единственная подруга, которая понимает меня с полуслова, ничего не требуя и не порицая, теперь за океаном, в огромном доме, с красавцем-мужем под боком. Я завидую Вере - по-доброму, с тоскливым троеточием в конце мысли "А почему не я?". Она вытянула счастливый билет, ей повезло встретить идеального мужчину. В Мишу нельзя не влюбиться, даже если после боя у него пол лица - как отбивная. На свадьбе, правда, фасад его подрихтовали, и выглядел он обворожительно. Как и Вера. И я там тоже была ничего, даже познакомилась с дюжиной полезных людей. Папаша жениха пытался, правда, подкатить, но нет уж. Таких кобелей можно просчитать по одному взгляду - сальному, липкому, от которого хочется под горячий душ.
Стряхиваю пепел за стекло.
Скучно. Может, все-таки позвонить кому-нибудь самой? Беру мобильный, пролистываю внушительный список контактов. Ничего толкового, только... Палец замирает на имени "Виктор". Контакт без фото, приписок, опознавательных знаков. Единственный такой в своем роде.
- Ах, Витя, - шепчу я и, затянувшись, выдыхаю дым прямо в салон. - И почему ты ещё здесь...
Ответ есть, но даже в мыслях не собираюсь его озвучивать. Прокручиваю список долго, до последнего имени, и снова отбрасываю телефон. Выбора нет - пойду домой. По дороге куплю какой-нибудь ликер и пачку крекеров и, убедив себя, что такой сильной и независимой женщине никто не нужен, сяду писать рекламную статью про чудо-бетон и супер-шифер.
Я стою у офисного здания, на парковке, которая сейчас забита автомобилями жителей соседних высоток. Тоже пользуюсь этим бесплатным благом, хотя отсюда до дома идти через два квартала. Справа от моей хонды - что-то типа матиза, маленькое и незаметное, а слева - огромный, прямо-таки вызывающе здоровый пикап. Никогда не понимала владельцев этих монстров. Зачем они тебе, если ты не фермер и не охотник на динозавров? Разве что маньяк или с неким комплексом.
Сбоку офисного здания - супермаркет из тех, которые есть везде. Оттуда вываливаются трое подвыпивших молодых парней. Не гопники, не мажоры, что-то между. Жду, когда они пройдут мимо, и, поправив шубу, выхожу в зиму. По дороге роняю окурок на землю. Не переношу свинства, поэтому наклоняюсь, чтобы поднять его и... Получаю смачный шлепок по заднице.
Значит, мимо не прошли.
Выпрямляюсь и оборачиваюсь, а один из этих шакалов, самый наглый, уже лезет мне под шубу и, вцепившись в край блузки тянет к себе.
- А что такая и одна? Не нашла своего защитника?
Двое других, стоя позади, скалятся. Один по-свойски прислоняется к моей машине. Парням чуть больше двадцати, все трое пьяные. Мне не страшно, мне противно. Всегда противно, когда то, чем вроде бы должна гордиться, привлекает тех, для кого ты - просто объект сексуального влечения. И вот руки пьяного шакала на моем теле - это неприятно, это жалко, это хочется визжать и по морде ему треснуть. Но тогда все будет ещё хуже. Беспомощность - отвратное чувство.
Я не отступаю, наоборот, чуть придвигаюсь к этому тощему придурку, который считает, что весь мир у его ног, если смог облапать незнакомую женщину под взглядами свои пьяных дружков.
- А что, хочешь побыть моим защитником?
Парня явно прет от такого поворота событий. Бедрами толкает меня к машине.
- А чего бы и нет? Заводи мотор, красотка, прокатимся, м?
- Бензина нет, герой. Давай-ка до заправки для начала.
- Я тебя и без бензина прогрею. Хитрая какая, сучка...
Парень лыбится и, вплотную прижав меня к машине, тянет руку, чтобы схватить за шею. Вот только его костлявую лапку перехватывает чья-то здоровенная лапища и выкручивает так, что пацан шлепается передо мной на колени и визжит, как поросенок.
- Пусти! Пусти, урою!
- Да без базара, - отвечает мужчина в длинном пальто с высоким воротником, стоящий позади пристававшего ко мне парня и выкручивающий ему руку. - Только что ж ты с девушкой так грубо, а, сопляк?
- Это моя баба!
- Серьезно? - мужчина поднимает глаза и кивает мне. - Вы с ним?
- Нет, - отвечаю я, пальцами касаясь шеи.
- Трепло ты, поц, - цедит незнакомец в пальто и, толкнув парня, отправляет его лицом в грязь у моих ног. Двое дружков ретируются так быстро, что я замечаю их только проследив за взглядом моего настоящего защитника, который, потирая подбородок, задумчиво смотрит им вслед.
- Да я тебя... - плюясь, верещит брошенный на произвол судьбы поц. Резво вскакивает и, сжимая кулаки, неглядя идет в атаку. А мужчина в пальто, уйдя в сторону, снова ловит его за руку и, в этот раз резко развернув, припечатывает лицом о дверь пикапа, оставляя там вмятину и кровь.
- Сука, нос сломал... Нос... - и теперь тот, кто минуту назад считал себя повелителем мира, ноет у моих ног, обнимая свою рожу руками.
Мне его даже жалко. Чуть-чуть. Больше жалко пикап. Его владелец тут вообще не причем.
Незнакомец в пальто дергает пацана за шкирку, поднимает на ноги и толкает вперед.
- Свободен. Ну, шевелись...
Получаем напоследок огромный запас мата в наш адрес. Мужчина прячет руки в карманы пальто и, проводив неудачливого уличного "героя" взглядом до угла ближайшего дома, оборачивается ко мне.
- Все нормально?
- Да, - и зачем-то гордо добавляю. - Я бы и сама справилась.
Он, оглядывая меня, чуть улыбается.
- Без сомнения, но вот захотел побыть защитником в буквальном смысле. Спасибо, что позволили.
А он хорош. И внешне - особенно. Я не низкого роста, а он почти на голову выше. Темноволосый, скуластый, с массивным подбородком, смуглый, словно получил от прадеда себе в жилы каплю южной крови. Черные глаза тому подтверждение.
- Понравился? - насмешливо спрашивает он.
Мне не хочется острить, как я делаю обычно в ответ на подобные вопросы. Но и клеить этого мачо я не планирую.
- Хочу запомнить, как выглядит герой моего вечера, - а вышло, как будто собираюсь. С временем совсем потеряла сноровку.
- Вот как? А если герой предложит вам немного прогуляться? Хотя бы до туда, куда вы не хотите идти.
- Что значит - не хочу?
- Вы уже час сидите в машине.
- А вы час следите за мной?
- Я час курил после долгого рабочего дня.
- Ммм... А, может, тогда я угощу вас ужином?
- У вас дома?
- Ещё чего!
- Не люблю ресторанную еду. А, может, что-нибудь покрепче?
- Тогда - в бар? Есть предпочтения?
- Нет. Я давно не живу в столице.
- О, - я достала мобильный. - Тогда я вызываю такси, и мы едем в "Пасадену". Идемте к обочине.
- Вы машину забыли закрыть.
- Ой, - я оборачиваюсь и взглядом цепляю вмятину на пикапе. - Жаль этот танк. Хозяин будет не в восторге.
- Я ещё в каком восторге. Вечер перестал быть унылым.
- Так это ваша машина?
- Моя. А что с ней не так? Слышу скепсис.
Я пожимаю плечами. Некоторые мысли стоит держать при себе. Особенно в случае знакомства на один вечер и без последствий.
- Никакого скепсиса. Просто... Ой, наше такси! Как быстро!
Он успевает подскочить к машине первым и галантно открывает передо мною дверь.
У кого-то явно планы на меня. Ну что ж... Скажу спасибо и обломаю. Последнее время я привыкла ночевать дома и одна. Мне не нужна лишняя головная боль.
А приглашение в бар симпатичного незнакомца, подоспевшего ко мне на помощь в трудную минуту, ещё ни к чему не обязывает... Мне всего лишь скучно.
Может, он вообще маньяк?
В первых числах марта у меня столько дел, что нет времени ни спать, ни пообедать, ни сходить к парикмахеру, то есть полный зашквар. После работы у Артура я больше не желаю иметь дело с шоу-бизнесом и криминалом. Теперь я пишу рекламные статьи для нескольких каталогов, а в основе работаю корреспондентом и редактором в журнале "Дело и современность", занимаясь в большей степени рубрикой "Инновации". Нет, я, конечно не освещаю нанотехнологии и робототехнику, а описываю перспективы развития новых методик планирования, общаюсь с бизнесменами, задействующими на своих предприятиях узких специалистов и повышающими эффективность производства с помощью революционных методов, а также редактирую статьи, которые присылают в рубрику внештатники. Бизнес-школа мне в помощь, я имею понятие, о чем пишу, говорю и спрашиваю. Ну и консультантов никто не отменял, а знакомых специалистов по отраслям у меня вагон и телега.
Мне нравится темп, который задает подобная работа. Для кого-то - несколько бешеный, но я привыкла так жить. Хочу выше, в большое издательство, в медиаимперию, но все не срастается. В моей жизни вообще часто везет не там, где надо. Это обидно. Порой думаешь - может, идти по тому пути, который легче? Зачем прыгать выше головы? Зачем куда-то рваться? Но это же неинтересно, нет драйва. Другое дело, когда сама и к цели, честно, своей головой.
После совещания у главредактора звоню двум внештатникам по колонкам, озвучиваю уточненный план и иду заниматься редактурой ровно до обеда. А в обед у меня встреча с директором одной строительной фирмы. Фирме - сто лет в обед, занимались мелким квартирным ремонтом, а потом доли в уставном капитале выкупили двое дельцов из провинции и решили заняться (о Боже, кто бы мог подумать) капитальным в многоквартирных домах. Тем самым, который курируют у нас четыре конторы, и все равно выходит все вкривь и вкось. Подрядчки врут, воруют, обманывают собственников и продолжают выигрывать тендеры в фонде. Фантастика? Да ну... Мы-то знаем, что закономерность.
И вот эти новые лица решили, что будут самыми честными, самыми чистыми и самыми грамотными. И даже возьмутся за памятники градостроительства и архитектуры.
Свежо преданье...
Однако, мой цинизм - не для работы, а для души, поэтому, прочитав ещё раз информацию о директоре (её немного - ФИО, возраст, образование, предыдущее место "дислокации"), я привожу себя в порядок, беру последний номер в подарок и спешу на встречу.
Секретарь Алексея Батурина, который, к сожалению, не общался со мною лично, сообщила дату и время для интервью. На мой вопрос - почему встречу назначили в ресторане, а не в офисе, ответили, что офис в стадии ремонта. От фотосъемки тоже отказались. Мол, сами пришлют подходящие снимки. Короче, эти провинциалы - одна сплошная загадка. Или пыль в глаза.
Ресторан - средний, относительно претенциозный, в меру пафосный, зажат между двумя древними, купеческими домами. Но не ресторан привлекает мое внимание, а огромный черный пикап на стоянке банка, через дорогу. Номер я, конечно, запомнила. Запоминаю вообще все, даже если бы хотела забыть - не забыла бы. Некоторое время сижу за рулем, поглядывая на пикап. В голове появляется мысль - а не зайти ли в банк? Но времени нет, да и как-то это по-детски. И все же, направляясь к дверям ресторана, пару раз оглядываюсь через плечо. Хозяин пикапа, герой без имени, так и не появляется на горизонте. Переступаю порог ресторана и тут же окунаюсь в чей-то ор - дребезжащий, злобный и требовательный.
- А почему это не было сделано заранее? Что? ЧТО? Ты себя слышишь? Да? Тогда чушь не мели!
Ко мне подскакивает администратор - молодой, симпатичный парень с именем на бейджике "Илья".
- Добрый день, Илья, - вежливо здороваюсь я. - У меня встреча...
- Почему это не было сделано заранее?!! Ты мне ответишь нормально или нет?!
Я морщусь, Илья страдальчески сводит брови.
- У меня встреча с Алексеем Батуриным.
- О, - парень грустно качает головой и шёпотом поясняет. - Мне очень жаль, но вам туда.
Он отступает и указывает на столик с орущим мужиком, который сидит ко мне спиной.
- Вот засада, - снимая пальто, отвечаю я. - Ну, Илья, пожелайте мне удачи.
- Удачи вам, - искренне повторяет администратор. - Но я вас, пожалуй, провожу к эпицентру.
Иду по ресторану, и все посетители, которые, вообще-то, пришли сюда спокойно пообедать, не без сочувствия смотрят на меня. Мы с администратором обходим кричащего мужчину, огибаем столик, и в зале повисает тишина. Я оборачиваюсь и просто невероятным усилием воли справляюсь с шоком. А мой герой, отличный любовник на одну ночь, он же - Алексей Батурин, вытаращив глаза, бросает своему, наверное, оглохшему собеседнику, гротескно-спокойное "Я перезвоню", и, не сводя с меня взгляда, кладет телефон на стол экраном вниз.
Илья, загадочно улыбаясь, выдвигает мне стул.
- Спасибо, - киваю я и, усевшись за стол, сразу беру меню.
- Принести вам что-нибудь сейчас?
- Да, стакан воды, пожалуйста.
Илья, отчего-то довольный собой, удаляется, а я, оглядывая страницу меню, задумчиво произношу:
- Значит, Алексей...
- Ты что, за мной следила? - резко и даже зло интересуется мой бывший незнакомец. Увы, я не его несчастный подчиненный, на которого он имел честь орать минуту назад, но мне интересно знать, что это он так зол и причем тут я.
- С чего бы мне вдруг за тобой следить? - я откладываю меню и с легкой улыбкой поднимаю глаза на своего собеседника.
- Ты залетела? - в лоб спрашивает Алексей. - Или у тебя ЗППП?
Официант, принесший мне стакан воды, испуганно косится на моего собеседника.
Я - само спокойствие. Делаю глоток, расстягивая томительную паузу, и со вздохом отвечаю.
- Ни то, ни другое, Алексей Алексеевич. Мы же взрослые люди. Да и защита была и у меня, и у вас, если я не ошибаюсь.
- Не ошибаетесь, - перенимает он мою манеру, но с его злостью выходит ехидно. - Тогда что? Обвините в изнасиловании? Видео снимали?
Видео я снимаю. Иногда. Но всегда (почти всегда) обсуждаю это с партнером.
- Ничего подобного.
- Тогда в чем проблема?
- У меня? У меня нет проблем. Я просто выполняю свою работу.
- Не понял... Ты - проститутка? И хочешь от меня денег?
А вот это перебор. Продолжая улыбаться, я достаю свою визитку и подарочный номер журнала и, поднявшись, швыряю все это дело под нос самодуру с пикапом.
- Приятно познакомиться, Алексей Алексеевич. Точнее, неприятно.
Лучше бы я тебя не знала. Как будто тот обаятельный мужчина, с кем я провела ночь, и этот хамоватый пуп Земли - два разных человека.
Забираю пальто и, придерживая сумку на сгибе локтя, тороплюсь к выходу.
- Алина! - слышу громкий окрик уже у дверей. Не успеваю нажать на ручку, а позади раздается такой грохот, будто кто-то снес стол с полной сервировкой. Не могу не обернуться - так и есть. Алексей Алексеевич ещё и неуклюж, как слон в посудной лавке. Бросился за мной (мило), налетел на пустой (повезло) стол и перевернул его каким-то немыслимым образом. Официанты в панике, гости - в шоке, Алексею - плевать. Бросает поверх устроенного хаоса свой бумажник и со словами: "Вернусь, и рассчитаемся", идет ко мне.
Я торопливо выхожу на улицу, почти бегу к своей машине, но Алексей ловит меня за руку, когда я уже достаю ключи.
- Постой.
- Пустите меня, - с угрозой говорю я и с силой отдергиваю руку. Алексей отпускает. Он выглядит озадаченным. Не растерянным, не смущенным. Недоумевающим.
И это его выражение лица меня здорово бесит.
- У нас интервью... - замечает гражданин Батурин.
- Я пришлю к вам другого корреспондента, раз мое присутствие вас раздражает.
- Не говори ерунды. Мне просто не всегда везло с... Со случайными встречами.
- Ну а мне не везет с мужчинами. Я же не срываюсь на всех и каждого.
- Извини. Я такой. Эта моя манера общения, - он пожимает плечами и отводит взгляд. - Рабочая.
Что-то есть в этом добавлении, какая-то горечь. Но мой собеседник тут же спохватывается и, включая знакомый мне по первой встрече режим обаятельного, своего в доску парня снова забрасывает удочку.
- Я ещё раз прошу прощения. Чем мне искупить свое свинство? Ужином? Вечером в театре? Дом вот ещё могу построить...
Я скрещиваю руки на груди.
- Прости, Леша. Но ты не в моем вкусе.
Он улыбается, оглядывая меня и, кажется, нисколько не обижается. Матерый кобель. Может, оно и к
- Тебе не холодно без пальто?
- Я собиралась сесть в машину. Но да, холодно, - я протягиваю ему свое пальто, он помогает мне одеться, по пути как бы ненароком задевая рукой мою грудь. Я не спешу оборачиваться, и Алексей осторожно кладет ладони мне на плечи и чуть сжимает.
- Так хорошо?
- Хорошо, - киваю я. - И мне пора.
- Поехали ко мне, - тихо произносит он, пригибаясь к моей шее.
- На ужин?
- На секс. Я тебя напряг, хочу теперь, чтобы ты расслабилась.
- Я вообще-то на работе. И тебе надо расплатиться за стол.
- Хозяйка ресторана - моя знакомая. Сочтемся.
- М-м-м, знакомая, - я оборачиваюсь и подхожу так близко, что почти прижимаюсь к его груди. Он опускает руки и кладет ладони себе на ремень, откинув пиджак. Этот мужчина - чужой мне, от него пахнет табаком, кофе и какой-то туалетной водой, совсем не навязчивой, почти незаметной. Не знаю, не могу понять, почему, но этот запах заводит меня. Если бы не скандал в ресторане, я бы, не думая, приняла бы предложение этого хама. Мы бы целовались у дверей его квартиры, а потом снова бы оказались в темноте. Я бы толкнула его в кресло и, сняв с себя бюстгальтер и расстегнув блузку, принялась бы медленно стягивать ремень с его брюк, наклоняясь ровно так, чтобы моя грудь была у его рта.
- Алина.
- Что? - тихо интересуюсь я.
- У меня есть предложение.
- И у меня.
- Ты первая.
Я касаюсь пальцами пряжки его ремня и чуть притягиваю к себе. Поднимаю голову и провожу языком по своим губам, слизывая помаду. Алексей смотрит на меня сверху вниз, и его глаза темнеют от желания. О, как хорошо я знаю этот туманный взгляд!
- Давай не будем знакомиться, - предлагаю я правила игры. - Не хочу ничего знать и выяснять. Будем чужими... И будем заниматься сексом тогда, когда снова случайно встретимся.
- Я тебя не знаю, - подхватывает мой настрой Алексей. - Но у тебя есть информация обо мне.
- Отдам другому корреспонденту. Согласен?
- Согласен. Оставим только имена. Едем ко мне?
- Нет. Не сегодня. В следующий раз. Когда все забудем.
- Следующего раза может и не быть. Город большой.
- Ну а что мы теряем?
Он оглядывает меня и, чуть улыбнувшись, кивает в ответ.
- Значит, по обстоятельствам и без обязательств? - спрашивает и протягивает руку.
- Договорились, - подмигивая, ловлю его ладонь. - Увидимся.
- А, может, и нет, - задумчиво отвечает мне Алексей.
Освещать конференцию нашего бизнес-партнера - компании по разработке программного обеспечения для бухгалтерии и управленцев - направили меня. Мой шеф считает, что все, что связанно с программами - это инновации. Я вообще-то больше люблю презентации
бытовой техники, особенно кухонных помощников - там обычно вкусно кормят. А вот эти вот конференции - всего лишь долгая занудная реклама. Нынешнее мероприятие проводят в отеле, в огромном, похожем на лекторий, конференц-зале. Людей много, знакомых тоже хватает. Я периодически приподнимаюсь и машу рукой - ряды узкие, юбка тоже, каждого не оббегу при всем желании.
Конференция - наискучнейшая. Через час, уже не слушая очередного выступающего, решаю просмотреть свой конспект: совершенно ничего цепляющего. Плохо представляю, как из этого рекламного буклета сделаю информативную статью. Если только в новостной блок.
Надо было спихнуть на внештатника. Зеваю, прикрывая ладонью рот. От скуки уже слезятся глаза, а впереди ещё как минимум пара часов ерунды с трибуны. Готовлюсь зевнуть ещё раз, как внезапно, в самый неожиданный момент, перебивая монотонный гул, исходящий от выступающего, на весь зал визжит пожарная сигнализация.
Гости мигом скидывают с себя дремоту и оживают - встряхиваются, озираются, встревоженно переговариваются. В зал заходят двое - девушка, что встречала нас и охранник. Через гул сигнализации объявляют об эвакуации, просят сохранять спокойствие и без паники, организованно пройти к выходу.
Людей много, но в зале открывают все шесть дверей. Я некоторое время жду, пока схлынет поток и выхожу с бокового. Только вот вниз ведет одна лестница, и народу на ней - тьма-тьмущая. Дыма, копоти и сажи нигде нет, двое охранников, следящих за эвакуацией, вслух размышляют, кто мог нажать кнопку и где этого человека теперь искать, а я бочком пробираюсь вниз, не без грусти оглядывая толпу у гардероба. Нет, конечно, выходить нужно без верхней одежды, ведь счет, в случае реальной опасности, идет на минуты, да и на улице уже не лютый минус, и все же мерзнуть из-за чьей-то дурной выходки я не хочу. Отхожу в сторону и встаю возле колонны, решив не ломиться в первых рядах, и едва не срываюсь на крик, когда мне на талию ложатся теплые ладони и утягивают меня за колонну, в тень.
- Привет, незнакомка, - Алексей без лишних слов прижимает меня к стене и, целуя в шею, спускает руки ниже, на бедра.
Меня бросает в дрожь, как будто с теплого душа я вышла в холодную комнату. Неожиданность и напор ослабляют тело напрочь. Я хочу в объятья этого человека.
Он отстраняется первым и, довольный произведенным эффектом, оглядывает меня:
- Вот так встреча. Не прошло и недели.
Я ошалело улыбаюсь. Запуская руки под его пиджак, касаюсь крепкого пресса под тонкой рубашкой.
- Ты тоже пришел на конференцию?
- Ага. Бухгалтер притащила. Скучно было, а потом я заметил тебя.
- Как все удачно сложилось, - замечаю я. - Сигналка сработала, и ты меня поймал.
- Ну, она для того и сработала, чтобы я тебя поймал. Сил моих не было смотреть на то, как ты засыпаешь от скуки.
- Не поняла. Ты нажал кнопку?
- Я.
- Ты совсем больной? Тебя за это штрафанут. И с этим вообще-то не шутят.
- А я и не шутил. В мужском туалете урна дымилась. Вот я и подумал - неплохо бы было...
- К выходу проходим, - командует охранник, заглядывая за колонну.
Алексей делает шаг назад, протягивая мне руку:
- Пойдем, посидим в моей машине. Она тут совсем рядом.
- Зачем сидеть? Разве нам не к тебе?
- Когда мы в пятизвездочном отеле? Вот ещё.
Я сжимаю его ладонь, и мы убегаем в весенний вечер, без плащей и шляп.
В машине Алексея пахнет кофе и табаком. Мы молча сидим и смотрим, как зажигаются фонари вдоль улицы и звезды в весеннем фиолетовом небе, и так хорошо и легко, что мыслей нет.
Алексей, задумчиво глядя на улицу, кладет руку мне на колено, осторожно берется за край юбки и так же аккуратно тянет его вверх - это легко, благодаря разрезу.
- Ты не думаешь, что не стоит торопиться? - спрашиваю я, сдвигая колени и сжимая пальцы своего незнакомца, который уже поглаживает внутреннюю сторону моих бедер. От этих касаний у меня внутри все сжимается, особенно когда Алексей прикладывает силу, чтобы раздвинуть мне ноги.
- Разве я тороплюсь? Хочу тебя немного разогреть - и только. У тебя потрясающие ноги, такие стройные, упругие, - он чуть пощипывает нежную кожу, продолжая задирать юбку. - А вот здесь мягче, и так тепло.
Я закусываю губу, едва не срываясь на стон. Черт, теперь я понимаю, зачем нужны чулки. Почему я до сих пор ношу колготки, а не чулки?
Я, оказывается, столько теряю.
- Здесь... Люди ходят...
- Нет тут никого. И, поверь, им головы расшибить об стекло придется, если захотят что-то увидеть... Какая же ты горячая, радость моя.
Я уже не слушаю его. Вся подбираюсь, когда он накрывает ладонью пространство между моих ног, самую высшую точку моего желания. Пытаюсь вжаться в кресло, а он вжимается в меня, надавливая пальцами ровно туда, куда нужно, наощупь, через белье и колготки. А я чувствую касания так, словно его пальцы уже во мне, каждым миллиметром плоти, каждой искрой жара, что разгорается внутри.
- Постони.
Я выполняю его приказ, и собственная песнь наслаждения доводит меня до предела. Я опускаю голову и сжимаю крепкую мужскую руку между своих ног.
Мне кажется, что я - вулкан. Внутри меня - лава, а мощные толчки - это землетрясение из самых недр, из самой глубины. Тогда мой незнакомец - бог огня.
Только так и меняется земля - чертовым катаклизмом, катастрофой и обжигающим пламенем.
- Да что ты за человек, - выдыхаю я, откидывая голову на сидение.
- О-о-о, радость моя, ты меня ещё не знаешь.
И это прекрасно.
Вечер не заканчивается в машине. Мы возвращаемся в отель, но не на конференцию, к счастью, а в огромный люкс на последнем этаже. Широкий жест мной оценен по достоинству
- Денег куры не клюют? - спрашиваю я, пока мы ждем карту у стойки.
Алексей пожимает плечами.
- Да вот... Яхту, понимаешь, продал.
- Яхту? У тебя была яхта?
- Я на ней жил. А здесь мест парковочных мало.
Я, вскинув брови, оглядываю своего собеседника.
- Ты шутишь?
- Нет. Зато знаешь, как часто ко мне друзья в гости заходили...
- Женщины?
Алексей усмехается и молча берет со стойки карту.
- Ну не прям одни женщины. Коллеги, знакомые. Я им всегда рад. Одному на яхте скучно.
- Поверю на слово.
Хватит с меня подробностей его прошлого. Ничего не хочу знать.
- Идем, - он берет меня за руку и ведет к лифту.
В люксе, большом - с гостиной и огромной спальней - мы оставляем только ночник, слабый источник света на столике в углу спальни. Кровать великолепна, на половину комнаты, и мне вдруг хочется немного порулить. Отстраняюсь от целующего меня Алексея и, поймав его вопросительный взгляд, отвечаю с улыбкой.
- Я в ванную на пару минут.
Умываюсь, поправляю волосы и раздеваюсь, оставшись в одном белье. Как говорил одна моя знакомая: "Даже если у тебя нет мужчины, под одеждой ты должна быть ко всему готова - и к патологоанатому, и к случайному любовнику".
Грубовато - но правда. С нашей жизнью никогда не знаешь, кто в следующий день тебя разденет.
Я выхожу, чуть прикрыв за собой дверь. Мягкий ворс ковра приятен для босых ног. Пробираюсь в спальню, в интимный полумрак люкса на одну ночь. Андрей, сняв пиджак, сидит на кровати, локти поставив на колени. Потирает подбородок, о чем-то задумавшись. Мгновение я смотрю на него и окликаю, тихо, шепотом:
- Парень с яхтой...
Он вскидывает голову и замирает, а потом, сохраняя всю серьезность, в тон мне откликается:
- Да, мэм?
- Сегодня я порулю, окей? - я делаю несколько шагов вперед и, поставив ногу между его колен, толкаю его на кровать. Алексей откидывается, но приподнимается на локтях, наблюдая, как я по-кошачьи, крадусь к нему. Сажусь верхом и, подавшись вперед, пуговица за пуговицей расстегиваю его рубашку. Распахиваю полы, мгновение любуясь сильным телом, кажущимся темным под кипельной белизной ткани.
Алексей не сводит с меня глаз, а я, обхватив рукой его шею, чуть давлю, заставляя его мышцы напрячься в противовес мне. Он принимает игру, и меня заводит то, как сильно он сопротивляется мне, как каменеют его плечи и грудь.
Сильный зверь, красивый.
Ногтями, аккуратно, прочерчиваю дорожку на его теле - от груди до живота и ниже, к ремню, по пути обводя пальцами два круглых, с монетку, шрама. Расстегиваю ремень резко, рывком вытягиваю из петель, на что Алексей слегка приподнимает бедра. Ровно так, чтобы помочь мне и дать понять, что он готов.
И я готова, потому что открываюсь его напору легко, гладко и со стоном. Он откидывается назад, кладет руки на мои бедра и крепко сжимает.
- Покажи мне свою грудь.
Смотрю сверху вниз на красивого мужчину подо мной. Как правильно я сделала, что не сняла рубашку. Это так добавляет сексуальности.
Я завожу руки за спину и расцепляю застежку бюстгальтера. Снимая этот не нужный теперь предмет гардероба, начинаю двигаться, медленно, с замиранием, словно дразня и не давая партнеру расслабиться, а потом резко, сильно сжимаю его плоть внутри себя.
Мой любовник вздрагивает и выдыхает, прикрыв глаза.
Да, внутри тоже надо быть сильной.
Он приподнимает бедра, сжимает мои ноги, но я уже наращиваю темп, решая больше не дразнить своего героя в белой рубашке. Он помогает мне - его ладони скользят по моей талии, обхватывают сзади и помогают достичь той плавности, которая доводит нас обоих до вершины эйфории. Я наклоняюсь вперед, чувствуя такую мощную пульсацию внутри, что содрагаюсь всем телом, как и мужчина подо мной. Вцепляюсь в него так сильно, что оставляю красные бороздки на груди. Резкий рывок, как-то совершенно неожиданный сейчас, и я оказываюсь под своим любовником, а он, поймав темп, продолжает движение, сжимая мои запястья, вдавливая меня в кровать. Волна приходит за волной, захватывая и унося прочь все, что было до и будет после катастрофическим приливом наслаждения, забирая у меня себя саму.
- Ты превращаешь меня в нимфоманку, - замечаю я, когда мы, переводя дух, лежим на кровати и глядим в потолок.
Он оборачивается ко мне.
- Правда? Это хорошо или плохо?
- Пока не знаю...
А потом звонит его телефон.
Когда Алексей застегивает рубашку, одернув манжеты, на белой ткани в районе груди проступают красные штришки. Я стою у зеркала рядом с ним и расчесываю волосы. Щетка замирает у меня в руках, когда я вижу кровь. Оборачиваюсь и осторожно касаюсь алого пунктира.
- Это я тебя так?
- Да, Багира.
- Боже мой, прости! Надо срочно прижечь, - бросаюсь искать аптечку, а он ловит меня за руку и, притягивая к себе, целует в шею.
- Ага, - говорит между поцелуями. - Ещё... зеленкой... помажь... и... подуй...
- Точно не больно?
- Зато как вызывающе выглядит, - он кивает на зеркало, и я, обернувшись, смотрю на наши отражения.
- Но все равно...
- Радость моя, я пулевые пережил без особых потерь. Так что и твои царапки тоже как-нибудь переживу. Я вообще везучий. Идем.
Он направляется к дверям, захватывая по дороге пиджак, а я вижу в отражении свое побледневшее лицо.
Пулевые?
Нет, ничего не хочу знать.
Мы расстаемся у дверей отеля.
- Ещё увидимся, - говорит мой незнакомец, целуя мои пальцы.
- А, может быть, и нет, - отвечаю я, сжимая его ладонь.
По дороге домой, вопреки своим запретам, начинаю думать о том, кто такой Алексей Батурин. К сожалению, ту информацию, которая была у меня для интервью я не могу выбросить из головы. Яхты, перестрелки, большие машины - вывод напрашивался сам собой. С двадцати восьми лет он работал в проектном бюро, сначала на должности начальника отдела по планированию, затем - как заместитель директора. А кем он был до этого?
Я закусываю губу, предаваясь воспоминаниям. На отношения с бандитами я давно и прочно наложила табу. Никогда и ни за что не буду встречаться с политиками и бандитами. И те, и те дуреют от власти и безнаказанности и делают, что хотят. С криминалом я вообще не желаю связываться нигде - ни в работе, ни в личной жизни.
Мои первые шаги в профессии были как раз сделаны по шатким бревнам чужого беспредела. Мой наставник и первый работодатель, человек, знавший криминальный мир Подмосковья от и до, хотел открыть глаза общественности на деятельность нескольких ОПГ, взявших в оборот мелкие городки. Там действительно творились хаос и девяностые.
Я, конечно, не принимала участие в сборке материал, просто была в курсе, под кого и как копает команда. Я всего лишь вела новостную колонку, но и мне досталось, когда "подкоп" засекли. Сначала обстреляли редакцию - никто не погиб каким-то чудом. Потом подожгли машину моего начальника. А когда в ход пошли угрозы семье и близким, он сдался. Покаялся, слил информацию одному из тех, кого хотел посадить, и свалил в Европу вместе с семьей. Ко мне претензий не было - зажали просто один раз на остановке у конторы и спросили, что да как. Сыграла на дурочку - ведь молодая, еще учусь, пишу вот новости, боюсь вас, дяденьки, до ужаса Поверили. В сумку лезть не стали. А там у меня лежала флешка со всей собранной начальником инфой, и на того, кто угрожал нам, в том числе. Скопировала я все сама, без спроса - и фотографии документов, и записи разговоров, и информацию по банковским переводам, и видеосъемку.
Начальник уехал, я убежала из газеты, сменила уже добрый десяток рабочих мест, никуда не лезла и ни с кем не разбиралась.
Только флешка до сих пор лежит в антресоли, между двумя верхними кирпичами, где я немного отковыряла цемент. Неплохой тайник для чужой чернухи.
Я ничего не собираюсь публиковать или использовать, да и с тех пор времени прошло - вагон и телега, уже все сроки давности канули в Лету. Но флешка лежит - как напоминание, куда лезть не стоит и чего мне, как журналисту, делать не следует.
И все-таки - не пропадать же такому добру. Может, в старости, когда буду жить на пенсию, напишу роман о бандитах и назову его... Не знаю, "Бандитская Москва"... Или "Наследники девяностых". А пока... Пока как бы не налететь на ОПГшника в живую. И поэтому, чтобы обезопасить себя, мне нужно узнать, кто такой Алексей Батурин на самом деле.
Я нарушу правила лишь для своей собственной безопасности - это хорошее оправдание. Это разумный риск.
И все же мне неприятно думать, что первой в нашей красивой игре смухлюю я.
Закрытые приемы - не те мероприятия, где я частый гость. Во-первых, журналистам там не рады, во-вторых, меня туда не зовут. Если только я не в паре с кем-нибудь избранным.
Сегодня именно так. Роя под моего незнакомца, я обратилась в последнюю инстаницию копателей правды - к Максиму Адашеву, "коту в сапогах".
Макс - сложный человек, потому что невообразимо, невероятно, до благоговейного ужаса умен. И свой ум он использует в очень грязной сфере - Макс делает политиков из обывателей, поднимает предпринимателей до чиновничьих кресел, до победы на выборах в Думу, до министерских лож, если, конечно, понадобится, если дадут дорогу, если скажут "Фас". Макс приходит туда, где действующая власть теряет популярность и из третьего сына третьей жены делает Маркиза Карабаса. Макс знает всех, но мало кто знает Макса. Его не нанимают - его присылают.
Опасный, беспринципный человек - мой хороший знакомый, в разговоре с которым нужно следить за каждым словом.
Адашев ничем не приметен - невысокий, худощавый, с цепким взглядом и темными глазами. Когда я подхожу к месту нашей встречи - у магазинчика сувениров, в начале улицы, где расположен ресторан одного влиятельного человека, который и устраивает прием, Макс стоит ко мне спиной и задумчиво оглядывает витрину. Я крадусь сзади, но не успеваю ущипнуть Адашева за бока, как тот, заметив меня в отражении стекла, оборачивается и ловит за руки.
- Привет, - он поворачивает мою кисть так, чтобы увидеть время на часах, обхватывающих запястье. - Ты опоздала на семь минут.
- Я - женщина, мне можно.
- Ты - женщина, которой нужно. А если нужно, значит, изволь быть внимательной к мелочам.
На любого другого я бы обиделась за подобный тон, но не на Адашева. Он не злится на людей. Он вышвыривает из своей жизни тех, на кого не работает, с невероятной легкостью и практичностью - как если бы вычесывал блох с кота. Если он ещё отвечает на мои звонки - значит, за что-то ценит. Значит, его раздражение от моего присутствия меньше, чем от отсутствия. И нет, это не тяга мужчины к женщине, не симпатия и не чувства. Макс повернут на работе, он существует исключительно для нее. Женщины и отношения для него лишь слова. Ему не нужно быть заметным. И поэтому - никаких связей. Разве что сходить на пару приемов, чтобы... Чтобы окончательно не затеряться среди тех, кого он сажает на троны.
- Хорошо, извини.
Он кивает и протягивает мне локоть. Мы идем вверх по улице, к ресторану.
- У тебя не будет проблем, если узнают, что я - журналистка?
- Поздно спросила. Но нет, не будет. Наоборот, мне это нужно. Небольшие вводные данные.
Ого. Теперь нужно ступать осторожно.
- Почему от меня?
- Потому что ты мне теперь должна.
- Серьезно? Ты что-то раскопал? Ну, про...
- Да.
Щиплю спутника за локоть от нетерпения.
- И что?
- После скажу.
- После чего?
- От любопытства кошка сдохла.
Вздыхаю и закатываю глаза. Говорю же, Алдашев - невыносимый человек. Невыносимо полезный.
В ресторане как-то тихо и слишком интимно - шведский стол, приглушенный свет, ненавязчивая музыка, неброские платья на женщинах, черные смокинги на мужчинах.
- Здесь кого-то хоронят? - шёпотом спрашиваю я, когда нас провожают внутрь. На меня обращают внимание разве только, чтобы скользнуть взглядом и отвернуться. Приветствуют, если подходят, сухо и сдержанно, хотя многих из присутствующих я знаю лично.
- Нет, это всего лишь способ познакомиться. Точнее, познакомить.
- Со строительный диаспорой столицы? Кого?
- Значит, закономерность среди гостей заметила. Хорошо. Я в тебе не сомневался. А теперь самое главное... - он смотрит куда-то за мое плечо. Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с человеком, которого так близко не видела никогда, с тем, кому мой первый начальник отдал весь компромат, который скопил на его конкурентов и на него самого.
- Константин Ларионов, - представляется бывший бандит и ловит мою ладонь. - Рад вас приветствовать на моем вечере.
Он меня, конечно, не знает. Зато я знаю его слишком хорошо. Флешка в антресоли у меня дома хранит много из его прошлого.
Сухой, поджарый, лысоватый, горбоносый мужчина в возрасте за сорок. Сейчас его начистили до блеска. Десять лет назад он был типичным авторитетом с перстнями на каждом пальце, лысой башкой и золотыми зубами.
- Алина Логинова, редактор журнала "Дело и современность", - представляет меня Макс.
- Уважаемое издание. Сергей Иванович не раз рекомендовал мне опубликовать интервью в вашем журнале.
- Буду рада помочь, - на автомате достаю визитку из своей маленькой сумочки-портфельчика.
- Весьма признателен, Алина. Проходите, отдыхайте. Максим, рад, что ты нашел время.
Отходим с Адашевым к дальнему столу, в тень, где нам обоим и место.
Беру бокал шампанского и, глядя на музыкантов, делаю пару маленьких глотков. Макс молчит - ждет моей реакции, но я его поймала - не дождется.
- Ты слышала что-нибудь о Константине Ларионове раньше? - наконец, спрашивает Адашев.
- Он возглавлял ОПГ где-то в Подмосковье. В Зеленосвятске. Давно.
- Возглавлял? Лихо.
- А то ты не знал.
- Нет, я думал, он был чем-то помельче.
- Хорошо прикрывался, - я пожимаю плечами и снова пригубляю шампанского. - А кто он теперь?
Макс не сводит с меня глаз.
- Хочет к власти? - подсказываю я.
- Его тянет Сергей Иванович, как ты поняла.
Сергей Иванович политику не любит, но живет с ней в ладу. Сергей Иванович - это владелец одной из крупнейших стройкомпаний страны, работающей строго по госзаказам. Сергей Иванович - главный лоббист в системе госзакупок.
- И ты ему нужен?
- Нужен. Но авторитетами с компроматами я не занимаюсь.
- А компромат был? - спрашиваю я, продолжая тянуть роль святой невинности.
- Компроматы бывшими не бывают. Они появляются, чтобы существовать вечно.
- Отстой. Сергей Иванович обидется.
- Найдет другого вассала, почище. В общем, спасибо, Алина.
- За что? Это все, что тебе было от меня нужно? - я удивлена.
- Да, - задумчиво отвечает Макс, не глядя на меня. - Кстати. Алексей одним из этих... А как раз наоборот. Кем именно - не знаю.
- Наоборот? Ментом?
- Кем-то со звездами, - уклончиво отвечает Макс, и на этом наша кулуарная беседа окончена - мы переходим к светской, без двусмысленностей, болтовне. И мне теперь почти весело, если не смотреть на проблему из прошлого, которая легко может стать проблемой настоящей. Мне хочется укорить Макса - мол, мы столько знакомы, а он вздумал меня подставить. Но если решусь брякнуть такое - сдам себя с потрохами.
А сдаваться мне совсем не хочется. Тем более теперь, когда я примерно знаю, кто такой Алексей Батурин. Точнее, кто он не такой.
Игру можно продолжить, как будто ничего и не было. Это хорошо весьма.
- У тебя выражение лица влюбленной студентки, - тихо замечает Макс. - Моя информация вернула тебе надежду, что не умрешь в старости среди кошек?
- Конечно, все именно так.
- Я рад. Кстати, привет тебе от Виктора. На днях пересекался с ним. У него все хорошо. Чего он и тебе желает.
Я отворачиваюсь к столу, молча, не поднимая глаз. Туз портит мне расклад, потому что король кроет валета. И одно-единственное напоминание о Викторе может выбить почву у меня из-под ног.
Мне больно, потому что Виктор обманул меня и обидел. Мне радостно, что он обо мне помнит.
И я ещё на что-то надеюсь. Просто потому, что Виктор - это именно тот человек в моей жизни, за которым я бы пошла в огонь и воду, если бы он первым сделал шаг. Если бы позвонил мне и сказал:
- Я развелся. Я к тебе, любимая. Насовсем.
Кажется, я могу ждать его вечно. Не удалять его номер, не менять свой. Если бы он решился, я бы наверное даже...
От одной этой мысли у меня перехватывает дух.
Если бы он остался со мной, я бы могла решиться на ребенка. Я бы наверное перестала бояться.
Но мужчины не рискуют своим благополучием ради женщин. Они идут по тому пути, который считают удобным для себя.
- Теперь ты бледная, как труп, - шипит мне на ухо Макс. - Разница между любовью и ненавистью?
Мой собеседник ошибается. Это разница между свободой и нездоровой привязанностью. Не люблю копаться в себе и начинаю злиться, что меня к этому вынудили.
- Ой, Макс, завязывай давай. Отрабатывай свою корочку психолога с кем угодно, но не со мной.
- Извини.
- Да что уж там. Сам полюбишь - я на тебя посмотрю.
Адашев, усмехнувшись, молча качает головой, и мы снова, по обоюдному согласию, сводим на минимум градус личного в беседе.
Под конец вечера ко мне подходит Ларионов, и мы договариваемся об интервью.
Макс решает подвезти меня до дома. В качестве извинений, наверное. Его общество начинает меня тяготить, и мы едем молча. Уже довольно поздно, но у меня впереди одинокая ночь, и её нужно скоротать без последствий.
Я прошу Макса, чтобы остановил у супермаркета, с торца офисного здания - мне нужен ликер и крекеры, чтобы выбить Виктора из головы.
- Если чем обидел - прости, - меланхолично замечает Макс, останавливаясь точно у ступеней магазина. - Звони, не пропадай.
- Вите от меня привет, - решаюсь я. - Если вдруг снова увидишь.
- Позвони ему сама в этом случае. Или уже удалила номер?
- Нет, - коротко отвечаю я и, хлопнув дверью машины, с гордо поднятой головой иду покупать ликер. Не успеваю поставить ногу на ступеньку, как кто-то сгребает меня в охапку и, припечатав к стене, целует в губы - нагло, бесцеремонно и по-свойски. Таковы правила игры.
Его руки уже под плащом, и теперь мне не нужен ликер. Этот человек - куда более крепкая выпивка.
- Пойдем ко мне, - шепчу я в его губы.
- Твой спутник не будет против? - спрашивает Алексей, целуя меня в шею так крепко и чувственно, что я запрокидываю голову, требуя продолжения.
Я предчувствую очередную жаркую ночь. Мы торопимся, как всегда, потому что нам не о чем говорить друг с другом. Буквально бежим через два квартала. Это серьезное испытание - тишиной, но мы справляемся блестяще.
И у двери квартиры я достаю ключи так быстро и неловко, что едва не роняю их. Открываю дверь, решаю не включать свет и, делая шаг вперед, тяну за собой Алексея. И все прекрасно, но я отчетливо ощущаю, что в своих замшевых ботильонах встаю в лужу, в воду, которой немерено в моей просторной прихожей.
- Что... Что это за ерунда? - кручусь вокруг оси, ничего не вижу в темноте и тянусь к включателю, но Алексей хватает меня за руку.
- Лучше не надо. Коротнет, - он включает фонарик на мобильном и освещает мебель, обувь, шкаф, коврик у двери. Все мокрое, а частями вообще под водой. По стенам, по зеркалу, по двери санузла текут, черт возьми, струи, как после ливня!!!
- Как? Тут воды столько... Откуда?!
- Сверху, - мистер Очевидность направляет фонарик на потолок в серо-желтых разводах. - У тебя не натяжные?
- Нет, тут лепнина красивая, - я, честно сказать, в шоке. - Была...
- Наверху кто?
- Дядя Слава и тетя Марина
- Алкаши?
- Нет, пенсионеры. Они меня блинами кормят...
- Ясно. Найди мне ключ от щитовой, я - наверх.
- Стой, - я хватаю его за руку. - Не заморачивайся, я сама...
- Справишься. Ага, я понял.
И, оставив дверь открытой, идет наверх.
Я бросаюсь за ключами, они у меня лежат в коробочке, в гостиной. По дороге налетаю на угол встроенного в стену прихожей шкафа - по зеркальной двери тянутся, сливаясь в поток, струи. Мигом забываю о ключе, открываю дверцу, тянусь вверх, за коробкой с игрушками. Коробка мокрая насквозь. Игрушки в ней теперь - грязные комки, пахнущие известкой. Я забываю о ключе, о воде вокруг, опускаюсь прямо в лужу, вцепившись в плюшевую кошку, похожую теперь на изваленную в пыли паклю.
- Алина, там нет никого. Я соседям позвонил, сказали, они на свадьбу внуков уехали. Надо позвонить в управ... Алина?
Алексей отводит фонарик в сторону. В подъезде уже хлопают дверьми, а я сижу в обнимку с кошкой.
- Алина, ты что, плачешь? - Алексей присаживается передо мной. - Это все можно починить. Деньги взыскать с ТСЖ или управляющей... Я тебе бригаду пришлю. Сделаем все в лучшем виде.
- К черту ремонт.
- Что?
- К черту ремонт. Игрушки! Игрушки... Все испортились! - я срываюсь на крик и перегибаюсь пополам, прижимая к себе мокрую кошку.
К черту флешку и компромат. К черту работу и деньги в заначке. К черту квартиру.
У меня больше ничего не осталось от самых любимых ребят в моей жизни.
От тех кто любил и искренне радовался мне всегда. К кому я никогда не приходила без гостинца, без маленького подарочка.
- Алина... - этот чужой человек решит, что я - сумасшедшая. Пусть. - Алина, иди ко мне.
И я бросаюсь ему на шею и реву, как ненормальная, как тогда, давно, на опознании.
Ничего не изменится от моих слез, но Алексей достает игрушку, которая оказалась между нами, осторожно стряхивает её и говорит тихо и уверенно:
- Мы приведем ее в порядок. У меня большой опыт отстирывания таких зверей. Будет жива-здорова, обещаю.
- Спасибо, - глотая слезы, отвечаю я. - Не спрашивай сейчас...
- Не спрашиваю.
- Я расскажу потом.
- Расскажешь, когда сочтешь нужным, - он крепко прижимает меня к себе и кладет подбородок на мою макушку. - Расскажешь, когда захочешь.
До самого утра я, конечно, не успеваю даже присесть. Воду перекрывают, соседи приезжают со свадьбы. Дома у них - просто потоп, лопнула труба под потолком, точнее между этажами. Никто не виноват, по моему мнению, и я не собираюсь трясти деньги на ремонт с этих добрых людей. Но соседи ниже меня, которым тоже досталось, вызывают и экспертов, и юристов, и целую толпу своих "важных" знакомых. Алексей проводит экспертов и ко мне, пока я в вечернем платье собираю воду с пола огромным полотенцем и черпаком, по пути выкидывая все, что не подлежит восстановлению. В гостиной почти ничего не намокло, но на кухне досталось телевизору. Потом мой незнакомец помогает мне двигать мебель, поднимать технику, и относит на мусорку ковер, которому совершенно точно кранты.
Уже светает, когда я выпрямляюсь и, сдувая прядь с лица, оглядываю свои подмоченные владения. Да, горячая ночка.
- Поедем ко мне?
Я оборачиваюсь. Алексей стоит в дверях, прислонившись плечом к косяку. Рубашка грязная, брюки - того хуже, а у меня даже нет мужской одежды, чтобы предложить ему переодеться.
- И что я там будем делать? Мне ещё много всего нужно разобрать.
- Успеется, сегодня выходной. Чай попьем, кошек постираем. Здесь все равно надо ждать, пока высохнет.
- Угу... И выкинуть потом весь хлам...
- Могу помочь. Но только после кофе. Нормального кофе, без подтекста.
Я киваю и иду мимо Алексея, к шкафу в прихожей. Смотрю на коробку с игрушками у своих ног и кусаю губы.
- Тогда сейчас переоденусь и поедем, - отвечаю тихо, через силу, не поднимая головы.
- Хорошо. Дай пустые пакеты, я игрушки сложу.
И как знает, что у меня тупо не хватит сил снова дотронуться до них и не разреветься.
Кладу руку ему на плечо и, потянувшись, целую в щеку.
- Спасибо. Пакеты на кухне, в верхнем ящике.
- Да что там... - Алексей подтягивает повыше закатанные рукава рубашки и, делая шаг на кухню, оглядывается. - Шикарное, кстати, платье. Особенно, когда мокрое.
- Я тебе его подарю. Может, даже сама в нем буду.
Алексей вскидывает руки вверх и поднимает большие пальцы. А я улыбаюсь, глядя ему вслед. Как же мне повезло, что этой ночью он оказался рядом. Я и забыла, как приятно, когда тебе помогает мужчина. Забыла, как легко к этому привыкнуть и как больно от этого отвыкать.
Я все могу сама, но какой толк в подобной браваде, когда мне не с кем разделить свой триумф? Когда мне не с кем быть слабой...
Его квартира при свете дня выглядит огромной, но неуютно древней. Комнаты три, в одну дверь закрыта. Мебель старая - огромная стенка с советских времен, на стене над софой - ковер. Над телевизором - единственной здесь современной вещью - выцветшая репродукция "Аленушки" Васнецова. Чуть сбоку, ближе к двери - древний круглый стол на резных ножках. Так вот где мы...
Я отвожу взгляд.
- Ты снимаешь эту квартиру?
- Нет, наследую. Пойдем на кухню?
А вот кухня обставлена по последнему слову - телевизор, микроволновка, индукционная плита, встроенная посудомойка, дорогой, под Прованс, гарнитур.
- Ого.
- Отец любил готовить, - коротко отвечает Алексей. - Присаживайся, сделаю кофе.
В углу, на тумбочке, на клеенчатой салфетке - кофе-машина.
- Я пока все включу и пойду наберу ванну. Замочу игрушки.
- Слушай, Леш. Я бы не хотела свои проблемы перевешивать на тебя. Я сдам все в химчистку.
- Да брось, - он отмахивается. - Все нормально. А в химчистку их не возьмут. Побояться окончательно испортить. Посоветуют купить такие же, но новые.
- Ты так осведомлен в этом вопросе.
- У меня двое детей.
- С женой поссорился?
- Развелись.
- Бывает.
Алексей кивает в ответ и уходит. Я, подперев щеку рукой, смотрю на фотографию над столом - там женщина, довольно молодая и мужчина, лет на десять, если не пятнадцать, старше неё. Мужчина по форме. Кажется, военный летчик. Позади них как раз взлетная полоса. Солнце слепит, лето - женщина, улыбаясь, щурится, а мужчина хмурится. Алексей здорово похож на летчика.
Кофеварка щелкает, и я подскакиваю от неожиданности. Где-то дальше по коридору шумит вода, а мне даже лень встать. Кладу голову прямо на стол и смотрю на маленькие часы, встроенные прямо в дверцу кухонного шкафа.
Я ведь могла пройти мимо всего этого - жизни моего незнакомца. Отказаться ехать, ничего не спрашивать, а лучше - вообще бы попросить его уйти лишь только стало ясно про потоп. Но я приняла помощь Леши, прониклась его уверенностью. Мне не хотелось, чтобы он ушел. Меня впечатлило, что он меня не бросил.
Это так цепляет.
Он ставит передо мной чашку с кофе, вытерев руки о полотенце.
- Устала? Можешь прилечь в спальне.
Я поднимаю голову и, прищурившись, оглядываю его.
- Что ты делаешь?
Он бросает полотенце на столешницу позади себя и, обернувшись, хмурится:
- В смысле?
- Мы же договорились, что не будем иметь никаких связей друг с другом, кроме... - я пожимаю плечами.
- Форс-мажор, - Леша берет свою чашку. - На этот случай в договорах есть отдельный пункт.
Правильно. Форс-мажор у женщины делает из мужчины либо героя, либо свинью.
Я делаю глоток и морщусь.
- Горячо?
- Угу, - провожу языком по зубам. Где-то внутри челюсти отдается боль. Несильная, но неприятная.
Мы молчим. Тишина не уютна, и она нас разделяет. Нам не о чем говорить.
Ловлю себя на мысли, что хоть бы зазвонил телефон и избавил меня от этого молчания. Никогда бы не подумала, что не буду знать, как начать разговор.
А нужен ли он вообще?
Мы только все испортим.
Вода шумит, глухо и далеко. Несмотря на кофе, меня тянет в сон. Несмотря на то, что квартира кажется мне неуютной, хочется лечь на старую софу, положить думку под голову и спать. Истерика вымотала меня. Я ведь почти не плачу.
- У тебя ванна не перельется? - на автомате спрашиваю я.
Алексей вздрагивает, мгновение недоуменно смотрит на меня, а потом подрывается и бежит в коридор. Я - за ним. Из ванной льется, а игрушки плавают по краю.
Алексей бросается выключать воду, я хватаю первую попавшуюся тряпку, лежащую у ширмы, под ванной. Мы не достигаем своих целей, потому что я поскальзываюсь на мокром полу, толкаю Алексея в бок, и мы падаем в ванну. Леша успевает перехватить меня и рукой оттолкнуться от стены, чтобы мы упали в воду, не на край. У меня на мгновение захватывает дух - вода теплая, игрушки - мягкие, мужчина со мной рядом - и то, и другое. Я тону и будто бы нет. Окунаюсь с головой, захлёбываюсь и, резко сев, хватаюсь рукой за край. Архимедова сила, черт возьми, дает свой результат - мы в ванне, а пол заливает Ниагарский водопад.
- Охренеть, - выдыхаю я. Алексей, отпуская меня, приподнимается и выдергивает затычку слива. - Охренеть у тебя большая ванна. Я думала, голову проломлю, а чуть не утонула.
Алексей, цепляясь за поручень у смесителя, осторожно поднимается и, встав на залитый пол, протягивает мне руку.
- Только аккуратно.
Я вылезаю тихонечко. Ставлю ноги на мокрый коврик, оглядываюсь по сторонам. Хаос полный. Я принесла потоп с собой.
- Надо быстрее все убрать! Соседей зальешь!
- Стой.
- Что? - я оборачиваюсь и недоуменно смотрю на собеседника. Он касается моего лица, убирая мокрые пряди со щек, как бы ненароком обоводит пальцем контур моих губ, а потом резко, рывком притянув меня к себе, целует.
Если вы никогда не целовались мокрыми, вы многое потеряли. Тело напряжено от холода воды и расслабленно от тепла возбуждения. Ты чувствуешь каждое движение партнера, каждый его вздох так остро, словно вы обнажены. Одежда есть, но ее будто бы и нет. Она только липнет, обволакивает и притягивает. Вокруг холод, а внутри - жар.
- Знаешь в чем беда, - шепчет Алексей, языком ловя капли на моей шее.
- В чем? - цепляясь за крепкие плечи, выдыхаю я.
- Луна, наверное, сегодня в Водолее.
- Что? - вытаращив глаза, я прихожу в себя. - Какой ещё водолей? Что за бред?
- Ну созвездия, - Алексей с серьезным видом поднимает указательный палец и тычет им в потолок. - Знаки Зодиака. Я вчера слушал гороскоп в машине, и...
Я запрокидываю голову и начинаю хохотать. И Алексей тоже. Мы смеемся в голос, в объятьях друг друга, переминаясь с ноги на ногу и рискуя снова свалиться в ванну. Мы готовы перейти грань, мы готовы сорвать игру сейчас и ровно до того момента, как кто-то начинает барабанить по входной двери. Мы замолкаем и разрываем объятья, не оставив связи шанса стать прочнее.
Алексей на ходу снимает с вешалки махровый халат и бросает мне. Я зоворачиваюсь в халат с головой и иду на кухню, оставляя мокрые следы. Леша открывает дверь. Я сажусь за стол и, обхватив ледяными ладонями теплую чашку, слушаю, как визжит переступившая порог квартиры женщина.
- Да при твоем отце такого не было! Да что ты себе позволяешь! Каждый день новая проститутка, так теперь ещё и потоп! Я заявление напишу! Я! Я! Я!
Я делаю маленький глоток. Кофе подостыл и кажется горьким. С кофе всегда так.
Теперь я помогаю Алексею убраться. Мы снова молчим, но зато делаем что-то, что не превращает наше молчание в тоскливое переживание одиночества по одиночке.
Леша снова набирает ванну, возвращает туда игрушки и добавляет колпачок какого-то моющего средства. Оно пенится под струей воды.
- Они не полиняют? - спрашиваю я, наблюдая за пузырьками.
- Нет.
Мы переоделись. Леша дал мне свою футболку и шорты. Я похожа на Карлсона, страдающего анорексией. Не помню, когда так успела похудеть. Странно, но, даже переодеваясь, я не думаю о сексе с тем мужчиной, который на этом моем жизненном этапе только для секса и предназначен. Я думаю о бардаке, что ждет меня дома. Кажется, мне потребуются годы, чтобы привести свою квартиру к порядку, царившиму там до потопа.
- Пару часов поотмокают, а потом я их прополосну в стиралке, в мешках, отожму в полотенце и повешу на лоджию, - объясняет мне Леша. - Денек-другой повесят - и будут как новые.
Он объясняет мне процесс с очень деловым видом и хозяйственным тоном.
- Ты так стирал игрушки своих детей?
- Ага. Теперь сами умеют.
- А сколько им?
- Сыну шесть, а дочери - девять.
- Им повезло с отцом, - задумчиво говорю я и отворачиваюсь.
- Думаешь? - помедлив, интересуется Леша.
- Плохой отец не будет стирать детские игрушки. Он их выкинет.
Для плохих отцов мнение ребенка не существует. Плохие отцы легко выкидывают не только игрушки из комнаты ребенка, но и ребёнка из своей жизни.
- Тебе не повезло с мужем? - осторожно спрашивает Леша.
Я останавливаюсь у зеркала с тумбочкой и, вытащив из-под старенькой записной книжки карандаш, закалываю им волосы на макушке.
- Мне не повезло с отцом.
И, кажется, из-за этого теперь не везет с мужчинами.
Я боюсь, что, если впущу их в сердце, они меня предадут, а когда такое происходит, я начинаю искать причины в себе. Отец оставил мне не только свою кровь, но и глобальное чувство вины. Он ушел, а я не смогла его остановить. Если бы он любил меня, он бы остался. Или хотя бы навещал нас. Приезжал бы иногда или просто звонил на День Рождение.
Брат его возненавидел.
А я ненавидела себя.
Об этом я думала, смотря в зеркало и поправляя волосы. Подобные рассуждения часто приходили мне в голову, но я не считала их совершенно уж правильными. Я не всегда винила себя в расставаниях. Часто я сама бросала мужчин, потому что не испытывала к ним сколь-нибудь внятных чувств. Были симпатии, страсть, притяжение, но эти искры быстро затухали. А те, кого я по-настоящему любила, причиняли в итоге только боль. Связь, что установилась между мной и Алексеем, я считали фактически идеальной. Фактически - потому что надо было держать в узде свое любопытство. Я не собиралась играть со своим незнакомцем в любовь или даже дружбу по одной простой причине - я ждала Виктора.
Потому что боль от предательства затухает, а любовь просто так не придушишь. Ничего ещё не было кончено. Мы расстались, потому что я не желала быть второй. И теперь ждала, когда стану первой. Просто у Вити была своя игра, а у меня - своя.
- Значит, за игрушки можно не переживать? - весело поинтересовалась я.
- Честное партизанское, - Леша клятвенно поднял руку.
- Тогда я, пожалуй, поеду домой.
Мой собеседник оглядел меня с головы до ног.
- Ты, конечно, шикарно выглядишь в мой футболке, но я что-то не горю желанием, чтобы другие могли глазеть на тебя в таком виде. Возьми мой плащ, и я тебя докину до дома. Помогу, если надо...
- Нет. Не надо. Я справлюсь сама. Ты и так много сделал. Поймаю такси.
- Уверена?
- Конечно.
Поднимаюсь на цыпочки и целую его в висок. Алексей пожимает плечами и снимает с вешалки плащ. Он мне по щиколотку.
- Тогда... увидимся? - спрашивает мой незнакомец, открывая передо мной дверь.
- Безусловно, - улыбнувшись напоследок, отвечаю я. Отвечаю и убегаю. Подальше от дома и от зависимости, которая мне не нужна.
Я все могу сама. Даже склеивать из осколков собственное сердце.
Я не сплю. Одну ночь, вторую, третью. Первую я убираюсь - не могу уснуть в бардаке, он меня раздражает. Бесит, когда вещи не на своих местах. Всюду мусор.
Хотя бы в собственной квартире хаос должен проиграть. В жизни я проигрываю хаосу.
Во вторую ночь я все же ложусь. Проваливаюсь в дремоту и резко просыпаюсь. Бросаю взгляд на часы - не прошло и тридцати минут с тех пор, как я закрыла глаза. Кладу голову на подушку и смотрю в потолок. Сна больше нет, и я снова иду убираться
Брат говорил, что у меня маниакальная тяга к порядку. Даже приходя к нему в гости, я, прежде чем начать играть с племянниками, приступала к уборке. Ира, его жена, называла меня святой. Она сама давно махнула рукой на тот беспорядок, который ежечасно устраивали малыши. Мне нравилось помогать ей и брату. Я сидела с детьми, пока они отдыхали - ходили в кино, к друзьям, по магазинам. Иногда приходила мама, но дети относились к бабушке настороженно, словно она была им чужим человеком. А она просто не хотела лезть в другую семью. Давно свыкнувшись с одиночеством даже среди собственных детей, она воспринимала шум и гам как нечто обескураживающее, непонятное и неуютное.
Кажется, я становлюсь похожа на собственную мать.
Это немного пугает. Привыкая к одиночеству, ты отвыкаешь от людей. Потом отталкиваешь их, уже по привычке - такова моя мать. Такой была моя подруга Вера. Но мама отвернулась ото всех, а Вера потянулась к людям.
Я не хочу остаться одна, и на третью ночь я, даже не пытаясь заснуть, звоню Виктору.
- Привет, - у него мягкий, приятный голос.
Я закрываю глаза и молчу.
- Почему ты не спишь? - почти шепотом спрашивает женатый мужчина у незамужней женщины.
Ответ тут один, но даже для меня это слишком.
- Сон не идет, - отвечаю я. - А ты?
- Работаю, - вздыхает он.
Виктор - адвокат. Красивый, умный, хваткий. Такие далеко идут. Особенно связав свою жизнь с Председателем коллегии, коим и является его жена. Молодому адвокату сложно заработать себе имя здесь, в столице. Жена Виктора сделала это за него.
Виктор Вебер теперь звезда. Оттого он и работает ночью.
- Устал?
- Есть немного. Лина, я скучаю по тебе, - что-то щелкает на том конце провода. Зажигалка или окно. Наши тихие фразы ложатся на шум города, который никогда не спит. Значит, все-таки окно.
- Я тоже по тебе скучаю, - забираясь по одеяло отзываюсь я.
- Прости меня. Я слабак и трус.
- Не говори так. Просто у каждого свои приоритеты.
- Звучит, как обвинение, - и, не дожидаясь моего ответа, срывается на терпкую нежность. - Я слишком долго без тебя. И... Это с ума сводит. Я как будто не живу. У тебя кто-нибудь есть?
- Нет.
- Я сейчас приеду.
- Нет, - какая-то форма мазохизма - отказываться от него. - Мы договорились. Если приедешь, то насовсем.
- Помню...
Он ничего не обещает, как и в прошлый раз.
Я переворачиваюсь на бок и смотрю в окно. От фонарей на стекле блики.
- Витя, а ты хочешь ребенка?
Он вздыхает, и его голос меняется. Становится резче, а тон - суше.
- Я хочу ребенка, Лина. А ещё хочу, чтобы он и его мама ни в чем не нуждались. Чтобы их счастью никто не мог помешать.
Хотела сказать, что пока нуждаюсь только в одном, но на сегодня я и так наболтала с три короба. Поэтому молчу.
Как так выходит, что больно мне, а жертва - он?
- Алина. Я люблю тебя.
Не отвечая, жму "Отбой".
Слова - такая хитрая штука. Их запоминаешь лучше, чем действия, хотя они порой совершенно безосновательны.
Бездумно смотрю в окно.
Говорят, сильные не плачут. А мне кажется, не плачут уставшие.
В голове крутится мотив старой песни.
А почему бы нет? Все легче, чем пялиться в темноту в тишине. На слезы все равно нет сил.
- Огней так много золотых на улицах Саратова. Парней так много холостых, а я люблю женатого...
Утром, очень рано, меня будит пиликанье домофона. Причем не просто будит, а пугает настолько, что я скатываюсь с кровати и долго смотрю перед собой, ни черта не понимая. Мозг включается, как раз вовремя. Бегу к двери. Это Алексей, и он привез игрушки. Открываю дверь подъезда, нажав на кнопку, а сама раздумываю - хорошо это или плохо, что мой незнакомец знает, где я живу? Я вот тоже помню его адрес, но постараюсь выбросить из головы. Очень постараюсь.
- Доброе утро, - Алексей уже на пороге, с двумя огромными пакетами. Из одного торчит пушистый хвост. - Извини, что не позвонил. Номера, к сожалению, не знаю.
- К счастью, - поправляю я, даже не приглашая гостя зайти. - Большое спасибо.
Алексея мое поведение обижает. Он мрачнеет на глазах.
- Так... - протягивает мне пакеты. - А что с ремонтом? Нужна помощь?
- Нет, спасибо. Я справлюсь сама.
Он уходит. Пожимает плечами и, отвернувшись, идет к лестнице. Я закрываю дверь, ставлю пакеты на пол и только тут вспоминаю о его плаще.
Зря я так. Мой незнакомец ничего не требует, ни на чем не настаивает. Он мне помог, а я уже вообразила, что он хочет большего, раз идет сюда, ко мне. Сажусь на пол, начинаю перебирать игрушки. Чистые, пушистые, как новые. Только на кошке - красный ошейник - просто завязанный узелком ремешок с черной надписью маркером "Маруся".
И вот теперь мне совсем стыдно.
До вечера ношусь с угрызениями совести и работой. Зам главного редактора ушел в запой. Такое бывало и раньше, но не аккурат перед финальной правкой. На замену цепляют меня и ещё одну девушку - в помощь. У нас у обеих есть и свои дела, и мы мотаемся из кабинета в кабинет, тормоша коллег и ругаясь сквозь зубы. За аврал не заплатят и выходной не дадут. А не справишься - припомнят.
Засиживаемся допоздна - в редакции уже тишина. Предлагаю заказать кофе и перекусить, но напарница, забирая сумку и пальто с вешалки счастливо докладывает мне, что у нее семья - муж, маленькая дочка - и ей уже пора. Я молчу в ответ. Она уходит - я развожу руками. У неё - семья, понятно. А я одна и могу себе позволить сидеть тут хоть всю жизнь.
Как удобно.
В планах на вечер было поймать Алексея у офисного здания, где его фирма занимает целый этаж, и всучить ему извинения, плащ и кое-что ещё. Но рабочий день давно закончился, и вряд ли Алексей такой же трудоголик, как я - уж больно хорошо выглядит. Так что принимаю решение остаться ночевать на работе.
Радует лишь одно - вчера мне все-таки удалось поспать, и теперь можно пахать без перерыва сутки-двое.
Под утро в редакцию припирается зам, еле волочащий ноги. Дергает все двери, вваливается в мой кабинет.
- Привет. Ты чего тут одна?
- Делаю твою работу, - недовольно отвечаю я.
- Хорошо. Откроешь мне кабинет? - он, шатаясь, идет к моему столу, кладет поверх бумаг ключи и сползает на пол.
Делаю все, как надо. Открываю кабинет зама, расстилаю диван и иду просить охранника мне помочь. Охрана всегда пускает в офис зама и главного, в каком бы состоянии они ни были. Мужская солидарность и не запротоколированное условие договора с ЧОП.
Парень с дежурки помогает мне перенести "тело" из кабинета в кабинет. До дивана зам доходит сам. Падает на него и сворачивается калачиком.
- Хорошая ты, Алина.
Я открываю окно и выключаю свет.
- И на том спасибо, - бурчу себе под нос, берясь за дверную ручку.
- Не хочешь рядышком лечь? - зам переворачивается на спину и хлопает рядом с собой. - Погреем друг дружку, а?
- Ой, да пошел ты.
- Хорошая... Но злая.
Я закрываю дверь и запираю кабинет на ключ. Так оно всегда - в любом коллективе мужчины считают за благо мазануть по твоему самолюбию тупой шуткой. Пьяные ли, трезвые, у некоторых пошлить - уже потребность. Я привыкла и все же... Есть в этом что-то жалкое. Почему меня унижает моя собственная привлекательность, свобода и решительность?
На часах - четыре утра. Я иду в свой кабинет и уже в коридоре слышу, как звонит мобильный. Бросаюсь, сломя голову - в это время мне может звонить только один человек, и если этот человек забыл разницу часовых поясов, то случилось что-то нехорошее.
- Да?! Вера?! Вера, что?! - ору так, что эхо слышно в коридоре.
- Лина, - шепотом отвечает мне Вера. - Я, кажется, беременна.
Я закрываю глаза и падаю в кресло.
- Я так испугалась... Четыре утра... - у меня все тело вздрагивает от того, как бьется сердце.
- Прости. Я тоже.
- Тест делала?
- Да. Три раза.
- Мише сказала?
- Нет, конечно. Лин, я боюсь.
- Чего? Вас же целых двое. Будет трое. Мишка с ума сойдет от счастья.
Вера вздыхает. И я тоже. За детей всегда страшно. Ведь не всегда мы можем их защитить.
Далеко не всегда.
- Вер, все будет хорошо. Я прилечу, если буду нужна.
- Спасибо.
- Да не грусти. Такая новость, а ты опять вся в себе. Не боись! Второго боксера воспитывать будешь.
- Боксера? Да ну нафиг! - Вера смеется, и мне хорошо от её счастья.
Когда заканчиваем разговор, я ещё долго держу мобильный у уха, будто могу услышать что-то, кроме тишины.
Мы с Верой - две жизни одной катастрофы. Наши близкие погибли при крушении пассажирского самолета. У Веры - мать и отец, у меня - брат, его жена и их дети. Это было давно, больше пятнадцати лет назад, но потери срока давности не имеют. Время не лечит, оно останавливается. Ушедшие не стареют и не взрослеют. А живые на себе тянут будущее. За всех.
Вера долго боялась полетов. От одной мысли, что поднимется в воздух, у нее начиналась паническая атака, тяжелая, вплоть до обморока. Подруга не могла сесть в самолет, а я не могу думать о детях, потому что знаю, каково это, когда подарки остаются не подаренным.
Я закрываю глаза. Под веками как будто песок. В сон клонит, да и кофе кончился. Меня накрывает какая-то меланхолия. Последнее время я много жалею себя. Оно того не стоит.
Я встряхиваюсь, открываю глаза и, схватив ключи, возвращаюсь в кабинет зама, чтобы не слушать его храп, конечно, а воспользоваться ситуацией - стащить его священную заначку. Банку с растворимым кофе. На работу мне все равно внимания уже не хватит, зато за рулем не усну.
На заднем сидении - плащ и плюшевая кошка. Доезжаю до офисного здания с полупустой парковкой (жители соседних домов ещё не отбыли на работу) и, втиснувшись в первый ряд, жду.
Алексей приезжает рано - в начале седьмого. Замечаю его только, когда он подходит ко входу. Останавливается, достает пачку сигарет из кармана пиджака и начинает искать зажигалку.
- Огня? - я уже тут как тут.
Алексей оборачивается и едва не роняет сигарету изо рта.
- Эээ... Привет...
Я протягиваю свою зажигалку. Алексей закуривает и, выпустив дым в сторону, кивает мне.
- Чем обязан в такую рань?
- Хотела извиниться за вчерашнее.
- Да ладно. Разве это проблема?
- Ещё бы! Извини.
- Принято, - он затягивается и выдыхает дым в небо, чуть откинув голову. - Под горячую руку попал?
- Спросоня я очень зла на мужчин.
- Ясно, - хмыкнув, выдает мой собеседник. - Учту. Не буду засыпать с тобой в одной постели.
- Это, кстати, твое, - протягиваю ему пакет с плащом. - Спасибо. А это...
- Оставь плащ себе. Хочу увидеть тебя в нем и в нижнем белье.
Я вскидываю брови. Алексей пожимает плечами и отправляет окурок в мусорный бак.
- Ну ладно... - забираю пакет. - Запомню твои пожелания. А это вот... Кошка.
Алексей меняется в лице. Взгляд становится мягче, теплее, когда он берет в руки игрушку.
- Я увидела ремешок на... Марусе.
- Дочь с ней играла, когда ночевали у меня, - отвечает Алексей. - От детей игрушки не спрячешь. Я предупредил, что они чужие. Играли, правда, очень аккуратно, но Маруся Лиде запала в душу. Спала с ней в обнимку. Мать не разрешает животных заводить, они и тянутся к игрушкам. Но не надо было тебе... Я бы сам купил...
- Надо. Возьми, пожалуйста. Скажи, что это сестра Маруси. И у нее нет хозяйки.
Алексей берет игрушку, замотанную в прозрачную пленку. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я глажу его ладонь.
- Спасибо, Леш. Спасибо, что спас игрушки.
- У тебя был ребенок? - тихо спрашивает Алексей, касаясь моих пальцев своими.
- У меня были племянница и племянник. Они меня очень любили. А я их. Они... Они погибли, вместе с родителями. И кошку я так и не подарила... На Новый год.
Я опускаю глаза. Мы держим игрушку вместе.
- Мне очень жаль, - его голос мягкий, как и его прикосновения. Печальный и теплый.
- Это было давно, - зачем-то оправдываюсь я. - И мне бы пора принять...
- "Пора" никогда не наступит.
Я, наконец, поднимаю взгляд. Мы смотрим друг на друга и видим теперь пустоту потерь, что есть у нас обоих. Наверное, есть у каждого, но сейчас именно мы близки как никогда.
- Мама? - шепотом спрашиваю я.
Он кивает.
- Мне было тринадцать.
Я осторожно веду ладонью вверх по его руке. Плюшевая кошка повисает между нами, потому что мы оба ее держим. Я тянусь к Алексею, кладу голову ему на плечо, чувствую его ровное дыхание. Мы стоим, прижавшись друг к другу, так долго, что начинает казаться, будто я сплю, и это утро мне снится. Слишком тихо, слишком тепло и слишком... пронизывающе. Рядом проезжает машина, и мы вдруг расходимся, разбегаемся, словно между нами ударила молния. Короткое "увидимся", и Леша уходит с кошкой, а я поднимаю с земли пакет с его плащом.
Теперь мы знаем друг о друге то, что никогда уже не забудем.
Весна - бешеное время года. Итоги подводятся не перед Новым годом и не сразу после, а ровно теперь.
Я, конечно, давно пережила тот возраст, когда по весне сносит крышу, кровь бурлит и все такое. Но всеобщее оживление меня стороной не обходит. Мне хочется куда-нибудь сорваться, чем-нибудь увлечься, где-то поискать счастья.
Я не беру работу на дом - теперь в приоритете у меня ремонт. Мебель разобрана, сдвинута в угол и покрыта пленкой - вечерами я шпаклюю потолок и стены. В один прекрасный момент залезаю на антресоль и обнаруживаю там флешку - чистую, не испорченную, без единого развода. Такое не тонет - факт.
Иду к мусорным пакетам, но кулак так и не разжимаю. Что-то удерживает меня от окончательного прощания с этой грязью. Ларионов до сих пор динамит наш журнал с интервью - и это понятно. Теперь бывший бандит - всего лишь подрядчик, и выше, на свой страх и риск, его никто не потащит. Ради чего ему общаться с журналистами? Уже не за чем.
И все же я прячу флешку обратно. Журналистское чутье подсказывает мне, что после такого облома Логинов не будет вести дела спокойно.
Может, флешка на что-то и сгодится.
На улице уже стемнело, а я, все ещё раздумывая над правильностью принятого решения, иду искать на кухне еду. Еды нет - в холодильнике одиноко и пусто. Можно и заказать, но ждать не охота. Быстро собираюсь, не забыв накраситься, и почти бегу к супермаркету.
Что тут греха таить - последнее время я часто задерживаюсь на парковке перед офисным зданием, обязательно захожу в магазин, иногда даже пару раз на дню, и всегда высматриваю среди рядов иномарок здоровенный пикап. Да, я хочу встретиться с Алексеем и немного хитрю. Но не везет - его машина стоит на парковке допоздна, и я, кажется, уже знаю, где окно кабинета моего незнакомца. Мне немного стыдно за слежку, но отчего-то этот процесс приводит меня в восторг. Я знаю, что вечером приеду на парковку, выйду на свежий воздух, пойду домой, а попозже, к ночи, выскочу снова, чтобы пройти под фонарями, мимо высоток, расчерченных яркими квадратами окон, мимо чужой спокойной и не очень жизни, чтобы, возможно, встретить его.
Весна пахнет дымом. А мне совсем не хочется курить. Мне хочется дышать этой весной, петь с ней в унисон и, каждый вечер выбегая на улицу, в мягкий сумрак прохладного, пряного дня, встречать целующиеся парочки и искать между ними свое счастье.
Но сегодня я окончательно пьянею от тепла. Беру в супермаркете пюре быстрого приготовления и, как обычно, обхожу здание со стороны парковки. Ага, в окнах на седьмом этаже горит свет.
Он там, а я внизу. Я хочу к нему, и у меня есть козырь.
Возвращаюсь домой, осторожно достаю из комода новое нижнее белье. Чулки, конечно, в комплекте. Одеваюсь в это переплетение нитей, вместо кроссовок выбираю туфли на высоком каблуке. Лезу за плащом и ловлю свой взгляд в зеркале.
Мне слишком весело, чтобы думать о морали.
И вообще - когда я думаю о морали, мораль не думает обо мне.
Поэтому поверх белья я надеваю Лешин плащ и, покрепче запахнув его, выхожу в подъезд, чтобы снова пройти до офисного здания.
Охранник на пульте чешет пузо и смотрит сериал. Подскакивает, когда за мной скрипит дверь.
- Все закрыто.
- Добрый вечер, - весело здороваюсь я. - Мне к директору фирмы "Аркада".
- Так не работает уже никто, - упорствует охранник.
- А вы можете позвонить? Мы договаривались, что я заеду и отдам ему документы. Сама заработалась допоздна.
- Ладно, - охранник косится на панель, где горят лампочки. Всего пара темных. - Да, на охрану ещё не сдал. Сейчас позвоню.
Я жду и оглядываюсь по сторонам. Здание старое, советское. Тут, кажется, вообще раньше была общага. Никто, конечно, ничего не собирается модернизировать. И все же... Здесь и клиентов так встречают?
- Алло, Алексей Алексеевич, тут вам девушка документы привезла... Да я понял, понял. Говорит, вы договаривались... Ну, извините, - охранник закатывает глаза. - Конечно. А с девушкой...
Он отодвигает трубку от уха. Как комендант в общаге, честное слово.
- А как вас представить?
- Алина, - мягко отвечаю я.
- Алина, - эхом повторяет в трубку охранник. - Что? Документы у нее взяя-а... А, ну ладно. Как хотите.
Он бросает трубку.
- Тьфу, блин. Без оров никак. Проходите уже. Лифт направо, седьмой этаж.
- Спасибо.
Лифт лязгает и трещит. Забавно будет тут застрять. Скажут - вылезай через щелку, плащ застрянет, и я выскочу в нижнем белье.
Ужас.
Тихо смеясь, я выхожу на седьмой этаж. Как будто оказываюсь в другом здании - просторный холл, высокие окна, полукруглый стол у ресепшена, диванчики, столики с журналами. Створки лифта щелкают, и я остаюсь в полумраке ровно до тех пор, пока справа не распахивается дверь.
Алексей замирает, но я вижу только его силуэт. Лицо, эмоции - все в тени. Я делаю шаг к нему и, отборосив назад волосы, интересуюсь.
- Вы - Алексей Батурин?
- Допустим, - он старается говорить сурово, но все равно слышу насмешливые нотки в его голосе. - А вы кто?
- А я... - шагаю к нему так, что полы плаща расходятся только вдоль ног. - А я хочу взять у вас интервью. Вы разве забыли?
Останавливаюсь, когда подхожу вплотную, грудью упираясь в его грудь. Алексей смотрит на меня темнеющими глазами. Улыбается едва заметно.
- Ты уверена? Играешь не по правилам.
- Уверена. Видишь, твой плащ захватила, - я осторожно отовожу одну полу в сторону.
Алексей пожирает меня взглядом.
- Тогда, - он чуть отступает. - Пройдемте в мой кабинет.
В кабинете Алексей пропускает меня вперед, выключает свет и, щелкнув ключом, застывает позади. Я жду, не дыша.
Очень медленно, на грани издевательства, его руки скользят вдоль плаща, осторожно раздвигая полы.
- Значит, соскучилась? - Алексей кладет ладонь мне на бедро и ведет руку выше, к животу, потом к груди, повторяя пальцами изгибы моего тела. Сама того не замечая, тянусь к его ладони и вздрагиваю, когда он, отодвинув тонкую ткань бюстгальтера, сжимает мою грудь,
Ощущаю себя маленькой и слабой во власти его крепких рук. У меня кружится голова от захватывающей все мое существо мужской силы.
Его запах, его дыхание, его уверенные, без лишней суеты движения - и весна уже растекается по крови неодолимым желанием близости.
Он резко разворачивает меня и, посадив на стол, спускает плащ до локтей. Берет за подбородок и, чуть потянув меня вверх, повторяет вопрос.
- Скучала?
- Да, - я берусь за пряжку его ремня.
Большим пальцем Алексей проводит по моим губам. Я ловлю его палец языком и чуть прикусываю подушечку.
- Тогда зачем ждала так долго? - он подается вперед, а я опускаюсь на стол, обхватывая ногами его бедра, притягивая его к себе, в свое тепло, в свои объятья. Мне надо от него так мало, а хочется потребовать так много. Но я не желаю рушить то, что есть между нами - исключительное наслаждение, замешанное на свободе.
В сексе нет места требованиям.
Расстегиваю на нем рубашку, приподнимаюсь, чтобы поцеловать своего любовника в шею, туда, где могу почувствовать биение его сердца. Он придерживает меня за талию, лаская и освобождая от тех полосок одежды, что уже сыграли свою роль, опускает на стол осторожно, свободной рукой расстегивая брюки. И я не успеваю ощутить лопатками холод гладкого дерева, как мой партнер, разгоряченный и напряженный, оказывается во мне. Я изгибаюсь ему навстречу, я теряю себя от его напора, я кричу, когда он, взяв меня под колено, заставляет согнуть ногу, а потом кладет ее себе на плечо.
Мы нужны друг другу лишь потому, что в безответственной, распущенной, разнузданной близости забываем обо всех остальных.
По крайней мере, я так считаю.
Поставив кресло по центру гостиной, взяв в руки бокал вина, я любуюсь обоями цвета аметист на одной из четырех стен комнаты. Три других стены - девственно серые, потому что рулонов в магазине больше не осталось, и я взяла остатки на свой страх и риск. Получилось великолепно.
Я возилась с этой чертовой стеной три ночи подряд - и вот она идеальна. Я пью за нее и за себя, за свое старание и упорство. Кажется, я даже своим красным дипломом не гордилась так, как теперь этой стеной.
А вот если бы у меня была ванна цвета аметист...
Счастливо улыбаясь, я касаюсь губами бокала, чуть наклоняю его - а он пуст.
- Ну вот, - я перегибаюсь через подлокотник кресла за бутылкой вина, которая стоит на полу, среди газет, и так и замираю с вытянутой рукой, потому что в дверь звонят. На часах - десять минут одиннадцатого. Мне никого не надо, но звонок испускает трель за трелью.
Почему-то на цыпочках подбираюсь к двери, заглядываю в глазок и, увидев гостя, прижимаюсь лбом к прохладному металлу.
У мужчин, кажется, где-то в паху встроен радар, который, уловив волны спокойствия и умиротворения от знакомой женщины, тянет своего владельца именно к ней - чтобы все "исправить" - разбередить душу, поднять нервы и запудрить мозги.
Вздохнув, открываю дверь.
- Доброй ночи. Какими судьбами?
Виктор выглядит вымотанным - он осунулся, под глазами - темные круги, а сами глаза красные от недосыпа. Он устал - значит, был тяжелый процесс.
Он любит себя загонять. Это его козырь - пахать так, чтобы сдохнуть, чтобы выиграть даже через собственный труп.
- Я развожусь.
- Ты... - я теряю дар речи. - Ты... Это правда? Вы подали на развод?
- Пока нет. Только пришли к обоюдному согласию, - он смотрит на меня без триумфа, без всяких эмоций, будто только констатирует факт.
- Хочешь поужинать? - я открываю дверь пошире. - У меня, правда, ремонт, но место мы найдем.
Он смаргивает, протирает глаза, пальцами разминает переносицу.
- Да. Да, есть хочу - умираю.
На кухне у меня чисто и убрано. Облезло - но тут ничего не поделаешь.
- Пасту с креветками или жаркое с говядиной? - по-хозяйски деловито интересуюсь я.
- Мясо, - коротко отвечает Витя, включая воду в ванной.
Достаю припрятанное на подарок дорогое виски, кидаю в бокал два кубика льда - мой гость так любит. Успеваю погреть мясо и достать овощи на нарезку, когда он заходит, промакивая лицо полотенцем. Встряхивает руку, отчего часы, поднятые повыше, соскальзывают на запястье. Я украдкой, искоса наблюдаю за Витей. Он, взъерошив пятерней волосы, подходит ко мне и, обняв со спины, кладет подбородок на мое плечо.
- Мне этого так не хватает, - от его тихого голоса и теплого дыхания бросает в дрожь.
- Чего? - откладывая нож, спрашиваю я.
- Уюта.
Ему ничего не нужно пояснять. Его жена, как и он, повернута на работе. Она не готовит, обедают и ужинают супруги, по словам Вити, практически всегда врозь, в ресторанах или в офисе, иногда - на светских мероприятиях. Когда мы ещё только познакомились, и я, конечно, не знала, что Виктор женат, он мог просто прийти ко мне и отрубиться прямо в кресле, пока я собиралась на свидание. Я его не будила - тихо стелила постель, тихо готовила поесть. Мне было уютно от его доверия, я восхищалась его безоговорочной преданностью работе и подзащитным, которых Витя вытягивал из такого дерьма, что ушей уже было не видно. В принципе, как я потом узнала, только работе он и был верен.
- Садись, кушай.
- Хрена себе, аперитив, - отвернувшись, он замечает бутылку виски. - Но, мне, пожалуй, что-нибудь без алкоголя.
Беру бутылку колы из шкафа. Витя пьет крепкие напитки только тогда, когда имеет время остаться на ночь. Сегодня явно не тот случай. Достаю чистый стакан и два новых кубика льда.
Мой гость усаживается за стол и удовлетворено кивает, когда бокал с виски я заменяю стаканчиком колы. В итоге виски достается мне.
Витя, набросившись на жаркое, едва ли не постанывает:
- Господи, как вкусно-то.
- Ты вообще ешь на работе?
- Бывает.
Сажусь на стул рядом и не могу удержаться, чтобы не тронуть руку долгожданного и нежданного гостя - просто касаюсь запястья, провожу пальцами по циферблату часов, по ладони, по обрубкам безымянного пальца и мизинца.
Поэтому Витя не носит обручального кольца. Поэтому он - левша.
- Когда учился в школе - был в хоккейной команде, - рассказывал он мне когда-то. - Мы отлично играли. Просто превосходно. Я катал защитником. Дрался, конечно, и травм хватало. Не так, чтобы всегда. Терпимо. А вот это...
Он поднял тогда руку и согнул остатки пальцев.
- Это - моя самая большая ошибка в жизни.
Витина команда проигрывала городской чемпионат, летела в финале. Он развязал драку в третьем периоде, а дрались мальчишки без каргов. Дрались жестко, как могут драться шестнадцатилетние парни, которым, как они для себя решили, нечего терять.
В толчее и неразберихе Виктору проехались по руке. Средний палец и ладонь зашили, безымянный и мизинец восстановить не смогли.
Вот и вся история. Пацан, мечтающий о хоккее и успехе, сконцентрировался на том деле, где для жесткой борьбы и больших денег пальцы не требуются.
Глажу его по руке, вспоминая эту историю. Витя до сих пор смотрит хоккей с каким-то унылым, злым видом. И я охотно верю, что он с бОльшим азартом бодался бы с соперником на льду, чем с прокурором в зале суда, но с ладонью у него проблемы до сих пор.
- Что тут у тебя случилось? - Витя обводит потолок взглядом. - Затопили?
- Угу. Теперь делаю ремонт.
- Хочешь, приеду помочь на выходных?
Я убираю руку от его руки и спрашиваю напрямик.
- Что у тебя с женой? Вы все-таки решили развестись? Серьезно или так, для устрашения?
Виктор откладывает вилку и берет бокал с колой. Покачивает его, наблюдая, как тающие кубики льда постукивают друг о друга.
- По-моему, такой конец был очевиден.
Я настороженно смотрю на собеседника. Жду пояснений, но он молчит. Снова подталкиваю его к ответу:
- Так что теперь?
Он делает глоток.
- Скоро я буду свободен. От жены, от штампа в паспорте и, возможно, от работы.
- Кислород она тебе все же перекроет? Сказала об этом?
- Намекнула.
Я прислоняюсь лбом к его плечу.
- Мне очень жаль.
- Мне тоже, - без тени иронии отвечает Виктор. - Как будто мне снова отрубают пальцы.
Я хочу сказать "потому что ты снова отыграл грязно", но прикусываю язык. Возможно, тогда для него это был единственный выход пробиться к успеху. После школы Витя поступил в какой-то безвестный провинциальный ВУЗ, потому что на столичные университеты у его семьи денег попросту не было. Поселился у двоюродной бабушки, в пригороде, помогал ей по хозяйству, летом продавал овощи и фрукты с огорода, зимой - варенье и грибы.
На практику Витя возвращался в Москву, но здесь он был не нужен ровно до тех пор, пока не познакомился со своей будущей женой. Про то, как они встретились и как случился их союз, Виктор не рассказывает, а я не спрашиваю, но мне думается, что брак с женщиной, выше его и по статусу, и по возрасту, был лишь пунктом в плане успешного карьериста. А теперь выходит, что этот план разрушала я. Вроде бы пришло время упиваться своим триумфом, а мне горько, совестно и совсем не радостно.
- Я могу чем-нибудь тебе помочь?
- Нет, сам разберусь, - он опускает взгляд. Смотрит не на меня, а на часы на своей руке. - Сам по этому пути пошел, самому и расплачиваться.
- Это я тебя с дороги сбила.
Виктор поднимает глаза, чуть улыбается, оглядывая меня, потом гладит ладонью по щеке, и я тянусь за его лаской, как кошка, разве что не мурлычу.
- Не наговаривай на себя. Это я тебе вовремя не сказал, что женат. Протянул время, как последняя скотина.
- Скотина, - согласилась я. - Но не надо перекладывать мою вину на себя.
- А ты чем виновата? Что я влюбился в тебя по уши, как в первый раз?
Вот и вся суть наших разговоров теперь - мы ищем виновного, убеждая друг друга, что это "не ты, а я", как будто подобная жертвенность сделает нас лучше.
Как будто самобичевание нас оправдывает.
Виктор кладет руку мне на затылок и, притянув к себе, целует - мягко, нежно, трепетно. Отстранившись, прижимается лбом к моему лбу и произносит тихо и отрывисто:
- Надо только рискнуть и пофигу, что всем. Это ведь того стоит...
- Это вопрос?
Виктор не отвечает. Убирает руку, поднимается, заправляет рубашку.
- Ладно... Мне пора.
- К жене?
- Лина, хватит, - неожиданно резко отвечает он. - Я хочу быть с тобой. И... Короче, я на работу. Спокойной ночи.
И уходит, щелкнув замком.
- Спокойной ночи, - мой ответ падает в тишину.
Усевшись на стул, где до этого сидел Виктор, я подтягиваю колени к груди и, взяв стакан с виски, делаю глоток. Горло горит от горечи и остроты, но послевкусие приятное, терпкое. Что-то напоминает, но не могу припомнить, что.
Из ощущений на душе только пустота. Виктор так часто уходил, что кроме нее ничего и не осталось.
Звонит мобильный. Я пару секунд равнодушно смотрю на экран. Что он ещё от меня хочет? Разве наш разговор не окончен?
- Да?
- Слушай, - кашлянув, начинает Витя. На заднем фоне гудит его машина. - Я совсем забыл сказать. На выходных в "Сириус-холле" меценаты проводят благотворительный концерт-открытие после реставрации. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
Думаю переспросить - уверен ли он? Не слишком ли опрометчиво сейчас, во всеуслышание заявлять о нас? Но Виктор подводит черту безапелляционным тоном:
- Суббота, восемнадцать тридцать. Будь готова, я заеду за тобой.
- Ты думаешь... - все ещё сомневаюсь я.
- Это нужно нам обоим. Хватит топаться на одном месте. Так ты готова?
- Да, я готова! - его пылкость и решительность воодушевляют меня. - Буду ждать.
- Люблю тебя. До встречи.
Что-то мне подсказывает, что этот вечер решит все.
В субботу все идет не по плану уже с самого утра. Меня то ли продуло, то ли где-то защемило, но жутко болит правая сторона лица. Таблетка действует не сразу, и пол дня я лежу на диване, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Выпиваю ещё одну. Боль притупляется, но любое мимическое движение напоминает, что загасила я ее лишь на время. Под глазами - заметные круги, поэтому с макияжем вожусь долго и подбираю тщательно. Виктор задерживается, поэтому, позвонив мне, говорит, что за мной заедет Макс.
- Я возьму такси, не нужно напрягать Максима, - слышу голос Вити, и настроение поднимается. Что мне теперь - грустить из-за мигрени?
- Он тоже идет, так что без напрягов. Я, может, чуть опоздаю. Только не переживай. Все будет хорошо.
Отвечаю спокойно и понимающе:
- Ничего страшного. Буду тебя ждать.
Макс приезжает точно вовремя - при смокинге и с совершенно невозмутимым выражением лица. Я - в длинном черном платье со вставкой серебристого кружева от разреза до декольте. Волосы уложены локонами и слева подколоты серебряным гребешком - подарком Виктора.
- О, - Макс открывает передо мною дверь машины. - Какая ты красавица.
- Спасибо. А раньше не замечал?
- Вопрос не по адресу. Я не слишком сведущ в подобных мелочах.
- А что для тебя не мелочи? - я пристегиваюсь и весело оглядываю собеседника. - Скажи честно, Макс, ты - гей?
Максим вскидывает брови.
- Если я не таскаюсь за женщинами, я, выходит, гей?
- Не таскаешься или не интересуешься?
- Я выразился четко.
- Ты не любишь женщин?
- Я должен любить вас всех?
- Хотя бы некоторых.
- Что ты от меня хочешь?
- Правды.
- Я гетеросексуал. Без проблем по части потенции. С большим членом.
- Ого.
- Но у меня нет любимой женщины. Я ее ещё не встретил.
- А ты хотя бы пробовал?
- Секс? Конечно.
- Искать женщину.
- Может, в этом и проблема, - мой собеседник пожимает плечами. - У меня нет времени.
- Или ты просто зануда.
- Возможно.
На этом наша милая беседа завершается. Макс следит за дорогой, я смотрю в окно. Именно Макс познакомил нас с Витей. Это случилось на закрытом показе одного отечественного блокбастера. Максим не ставил целью столкнуть нас - ему плевать на все, что не касается его работы, но на премьере мы с Виктором сели рядом. Уехали порознь, но с номерами телефонов друг друга.
Макс знал, что Витя женат. Только не был в курсе, что мы стали встречаться. И все же я до сих пор сомневаюсь, сказал бы этот лис мне что-то, если бы Витя не скрывал наши отношения от всего своего окружения. Макс живет чужими секретами, и они всегда остаются при нем, даже когда получают огласку.
Макс был бы идеальным мужчиной, будь он на порядок глупее.
У главного входа здания, перед лестницей, ведущей к огромным дверям с тёмными стеклами, толпятся журналисты. Макс оставляет машину на парковке и, подав мне локоть, ведет вдоль дорожки, в противоположную от входа и толчеи сторону.
- Мы куда? - спрашиваю я.
- Ты же знаешь, я не люблю всего этого, - Макс машет рукой в сторону встречающих гостей представителей администрации холла. - Мы пройдем с тени.
Тень - это дверь под лесами, с правой стороны здания, где ещё идут ремонтные работы. Нас там ждут и пропускают без вопросов. Макс тянет меня вперед, по узкому темному коридору, но даже здесь слышен шум с улицы. Сжимаю локоть своего спутника.
- Скажи честно, Витя задумал это специально?
Макс не играет в дурака. Останавливается аккурат перед дверью, так, что свет падает на его лицо, и без тени эмоций переводит взгляд на меня.
- Тебе должно быть виднее. Я не склонен искать подвох в его просьбе.
Киваю в ответ и молчу. Может, я, правда надумываю.
Мы выходим в бенуар, минуя холл, с боковой двери. Макс ведет меня в кресло первого ряда. Справа уже сидит пожилая пара. Здороваюсь и усаживаюсь, положив сумочку на колени. Макс садится рядом.
- Неплохо, - замечает, оглядывая огромный, многоярусный зал, привычно оформленный в золотых и красных тонах. В партер проходят гости, амфитеатр уже полон. С балконов слышатся смех и возгласы. Сцена сокрыта за тяжелым бордовым полотном, а в оркестровой яме располагаются музыканты.
Достаю мобильный - ничего. Выключаю звук. Гостей все больше, времени до начала представления все меньше.
Макс, как всегда, при делах - говорит по телефону, не переставая. Здоровается с кем-то, проходящим в партер.
Раздается звонок, по всей видимости, второй. Шум поднимается ещё больший - гости торопятся занять свои места.
- Привет, еле успел, - к нам подскакивает Виктор, целует меня в щеку, жмет руку Максу.
Я перевожу дух.
Ну вот и все -никаких больше тайн.
Макс было поднимается, чтобы уступить Вите место рядом со мной, но Виктор хлопает друга по плечу.
- Я лучше с краю сяду. Вдруг будут звонить - придется выйти.
- Ты уверен? - уточняет Макс.
- Да, а в чем дело?
- В том, что ты пригласил сюда девушку. Свою девушку. Или я что-то не понимаю?
- Бля, Макс, что ты опять привязался? - Витя садится рядом с ним, перегибается, чтобы увидеть меня. - Алина, все же нормально? Не слушай этого выдумщика.
- Я - выдумщик? - холодно переспрашивает Макс. В ответ Витя злобно шипит:
- У меня клиента могут задержать с минуты на минуту. Я что, по-вашему, должен делать? Послать его?
Макс оборачивается ко мне, и оба, не сводя глаз, ждут моей реакции.
Дают третий звонок. Гаснет свет.
- Ничего страшного, - отвечаю я, отворачиваясь - Все нормально.
Занавес поднимается.
Все, кроме одного человека в партере, смотрят на сцену. И я вижу его лицо в свете софитов. Алексей, не сводя с меня глаз, поднимает одну бровь. Я выдавливаю жалкую улыбку и перевожу взгляд на сцену.
До перерыва Виктору никто не звонит. Зато Макс выходит пару раз, прижимая мобильный к уху. Витя в эти моменты оборачивается, душевно улыбается мне, но не подсаживается ближе.
Я не собираюсь его ни о чем спрашивать, убеждать, настаивать, говорить, объяснять или, наоборот, выслушивать объяснения. Это конец, жирная точка, его очередное отступление, бессовестно явное и пренебрежительно оскорбительное.
Поэтому, когда раздается звонок на перерыв, я поднимаюсь и ухожу. Мимо него и мимо Макса.
- Лина, стой! - Витя было хватает меня за руку, но тут же отпускает. - Куда ты?
- Иди к черту.
Торопливо миную коридоры, спешу к запасному выходу. Меня выпускают без вопросов, и вот тут, под лесами, Витя догоняет меня и ловит за запястье.
- Что опять за сцены? - раздраженно интересуется он.
Я дурею от злости.
- А ты не знаешь? Не догадываешься? Ты - хренов трус, Витя.
- Да что я сделал?!
Боже, сама невинность. Мне хочется его ударить, чтобы хоть как-то вогнать в его голову мысли, что он может быть неправ.
- Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе. Поэтому прислал Макса, поэтому не сел рядом. Да?
- Ну что за бред, Лина? Что ты опять начинаешь? Пойдем в зал.
- И ты сядешь рядом?
- Да что... - он шумно выдыхает и обводит глазами леса над нами. - Ладно. Хорошо. Я сяду рядом, но если мне понадобиться позвонить или выйти...
- Что, прости? Это угроза? Предупреждение? А, может, мне прийти к твоей жене и спросить, как продвигается ваш бракоразводный процесс? Она удивится или как?
- Тебе не идет быть истеричкой, - сухо замечает Витя.
- А ты хреново врешь для адвоката. Правильно сделал, что вверил карьеру в руки своей жены.
- Хватит! Это уже не в какие...
Я не дослушиваю - вырываюсь и ухожу. Останусь хоть на секунду - выцарапаю ему глаза.
- Лина! Если уйдешь сейчас...
Я, не поворачивая головы, вскидываю руку с поднятым средним пальцем. Оскорбленный Виктор в этот раз не идет за мной. То ли трусит, что выйдем на открытое пространство, то ли обиделся окончательно. Я иду быстро, почти бегу, путаясь в платье, опустив голову. Мне бы убежать отсюда подальше. От Вити, от его вранья, от любви, которая никому не нужна, от мужчин, которые не рискуют своим благополучием ради женщин, которым клянутся в любви. Можно убеждать себя в обратном, свято надеяться и верить, что есть, наверное, другие, исключения, один на миллион, но я его не знаю. Поэтому бегу, спотыкаясь и пару раз едва не падая. Пребываю в некой прострации - смотрю в одну точку, куда-то под ноги и не могу поднять глаза. Или я застыла, или мир, но из этого вакуума меня вырывает не громкий окрик, не взвизг шин и не гул клаксона, а чьи-то сильные руки.
И я не слышу, как орет водитель красной машины, не понимаю, когда я успела перескочить бордюр, но вижу перед собой Алексея, который, тряхнув меня за плечи, грубовато интересуется:
- Ты в себе?
- Я... Я... - оглядываю центральный вход в концертный зал за его спиной. Перерыв уже закончился - на улице, кроме нас и случайных прохожих, никого. - Я... Нормально.
- Уверена?
- Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Я не могу... Не хочу сейчас...
- Тебя подвезти? - перебивает он несвязный поток обрывочных фраз.
Медлю с ответом. Оборачиваюсь, оглядывая улицу, машины, людей. Будто вижу все впервые. Будто только что проснулась.
- Разве тебя там никто не ждет? - я киваю на здание концерт-холла.
- Мое отсутствие их не слишком разочарует, - Алексей поворачивается боком и приподнимает локоть. - Так что, идем?
Я опираюсь о его руку и закрываю глаза, испытывая некое чувство, обитающее на границе равнодушия и умиротворения.
Как так выходит, что один и тот же человек всегда оказывается ровно там и тогда, когда он нужен? И сейчас я будто делю с ним всю тяжесть обиды и разочарования, которые едва ли не физически ощутимо давят мне на плечи.
Наш путь проходит в молчании. Алексей не пытается начать разговор, я - не имею желания. Боль снова пробивается, и мне теперь тяжело даже моргнуть. Леша подвозит меня до подъезда. Выскакиваю из машины быстро, прежде чем водитель соображает выйти и открыть передо мною дверь. Не хочу галантности из жалости, а сейчас мне все хорошие поступки Алексея видятся именно такими.
На улице уже темно, и от этого легче. День ушел.
И все ушло.
- Спасибо, Леш, - я оборачиваюсь и пытаюсь улыбнуться.
Алексей вскидывает бровь.
- Что у тебя со щекой?
- Наверное, продуло.
- Ты похожа на косого хомяка. А твое "продуло" - на флюс.
- Ты что, стоматолог? - зло интересуюсь я.
- Да нет, - Алексей потирает подбородок. - А вот мой хороший знакомый - да. Может, отвезти тебя? С такими вещами не шутят.
- Ничего там нет, - душа болит сильнее, чем лицо, поэтому мне плевать, флюс там или что-то ещё. - Ещё раз спасибо и спокойной ночи.
Захлопываю дверь. Алексей разворачивает машину боком, опускает стекло.
- Если будет совсем плохо - звони.
- Хорошо.
Я очень тороплюсь домой. Слезы в моей жизни - момент редкий и интимный. Я плачу долго и в подушку. От рыданий боль становится просто невыносимой. Съедаю ещё таблетку и даже засыпаю, чтобы проснуться в шесть утра и понять, что я не могу перевернуться на правый бок. Больно вообще везде, я не могу открыть рот. А ещё боюсь смотреть в зеркало, поэтому отворачиваюсь от него, стараюсь привести себя в порядок без оценки состояния в отражении и перестать паниковать. Голова кружится, и, надевая куртку, я едва не падаю в обморок, плечом задев дверь. Достаю мобильный - хочу вызвать такси, но не успеваю открыть программу, как мне звонят с незнакомого номера.
- Доброе утро. Как твое "продуло", хомяк?
И тут я понимаю, что не смогу даже ответить. Стараюсь, но выходит ужасно.
- Пово.
- Ясно, - вздохнув в тоне "а я же предупреждал", отвечает Алексей. - Короче, радость моя, спускайся. Я у подъезда.
Иду вниз на автомате.
Давно мне не было так паршиво. Хочется лечь прямо на ступени и никуда уже не идти. Так, наверное, бы и сделала, но одна мысль - мимолетная и яркая - дает столько сил, что даже боль отступает.
Этот мужчина здесь ради меня.
И теперь это не случайно.