Меня будит сигнал клаксона. Слишком громкий. Уже светло. Оглядываюсь.
Чёрт… Скорая не может проехать. Завожу тачку, сдаю назад, пропуская карету. Проезжает к соседнему дому. Выхожу покурить и размять затёкшее тело.
Издалека вижу, что забирают беременную девушку.
В груди болезненно стучит. Так же забрали тогда и Дину, от нашего бара. И после этого…
Мимо идёт наша соседка, тётя Люда. Увидев меня, удивлённо застывает.
– Здравствуй, Егор.
– Здравствуйте.
– К дочке приехал?
Киваю.
Смотрит на часы. И я смотрю тоже.
Семь.
– Рановато…
– Подожду.
Смотрю на окна Дины. Никаких движений на кухне.
Доезжаю до ближайшей кофейни. Кофе, ещё одну сигарету… Перед выходом умываюсь ледяной водой.
Нет смысла в этих ночёвках под её окнами. Никакого. Но рефлекс работает. И ещё – непреодолимое желание наказывать себя. В угоду ей. На поводу которого я и улетел тогда в Тай. Очень много тогда всего намешалось во мне – безысходность, обида, боль, вина… И я сошёл с ума!
Мозг утверждает, что нужно ехать домой. Сердце – попробовать ещё раз поговорить. Мозг сильно проигрывает, тело подчиняется не ему. Покупаю два кофе с собой. Иду… как на эшафот! Нет, даже хуже. На эшафоте голову рубят лишь раз. Моя же слетает каждый. Дыхание сбивается.
Открой мне, пожалуйста, Дина.
Залетаю по лестнице.
Перехватываю стаканы одной рукой. Звоню.
– Сейчас! – слышу её голос за дверью. – Минуту!
Распахивает, не глядя. Тянет к двери коляску.
– Коляску помогите вынести… – замирает, подняв глаза.
И пока дверь перед моим носом не захлопнулась, я перехватываю её и захожу. Закрываю.
– Доброе утро, Дин. Кого ждала?
Молчит растерянно. Алиса в слинге. Маленькие пальчики крутят пуговицу на рубашке Дины. С любопытством меня разглядывает. Дина на автомате закрывает её от меня руками.
В дверь звонят.
– Кто это?
– Такси.
Открываю.
– Вызов отменяется, – даю купюру водителю, видимо, поднявшемуся за багажом. – Извините.
Захлопываю дверь.
– Я сам отвезу, ладно? Детское кресло я установил.
Протягиваю ей один стакан кофе. И тут же с сомнением отдёргиваю руку. А если она кормит? Она курила вчера…
– Дин… Ты кормишь Алису грудью?
– Пошёл к черту, Арсенин, – оживает она. – Это тебя не касается.
Скинув кроссовки, проходит внутрь квартиры, унося дочку.
Иду следом.
– Так, Арсенин, – глубоко вздыхает она, не глядя на меня. – Сейчас мы один раз поговорим с тобой, и ты оставишь меня в покое. Договорились?
– М. Давай попробуем.
– Говори.
И всё вылетает из моей головы! Я так долго ждал, чтобы она захотела выслушать меня. Месяцами разговаривал с ней в своей голове. Подбирал слова, объяснения, извинения, клятвы, и вот сейчас, когда кляп из моего рта вынут, у меня нет ни одного слова.
– Мне столько сказать тебе нужно.
– Я тороплюсь. Лаконичнее, в двух словах, – не глядя в мою сторону.
– В двух словах? – опускаю глаза. – Мне очень больно, Дин.
Не то говорю!
– Это твои проблемы.
– Я люблю тебя.
И это не то!
– И это тоже твои.
– Ладно, – киваю я, проглатывая ком в горле. – Дин, Алиса и моя дочь тоже. Я хочу иметь возможность быть отцом.
– Мне очень жаль, что именно ты её биологический отец. Но я найду для неё другого. Хорошего отца. Для которого будем приоритетом мы, а не пьянки, наркотики и тёлки.
– Не было тёлок. Наркота, да. Моя ошибка. Я осознал. И я буду хорошим отцом!
– Ты… Ты чуть нас обоих не уничтожил из-за своей похоти.
– Какой, к чёрту, похоти?! – взрываюсь я, подскакивая на ноги.
– Не ори здесь. Алиса итак тебя боится.
Сжимаю челюсти, садясь обратно в кресло. Внутри всё кипит.
Алиса смотрит на меня настороженно, пытаясь выбраться из рук Дины.
– Отпусти её, пожалуйста. Пусть поиграет.
Дина спускает дочку на пол, снимает ботиночки.
И мы молча наблюдаем за тем, как она ползает по полу, стягивает детские книжки с дивана… открывает их своими маленькими пальчиками… Время от времени поглядывая то на меня, то на Дину.
– Пойдём на кухню. Пожалуйста.
На подоконнике тонкие женские сигареты. Дина достаёт одну. И я прикуриваю тоже. Мы стоим у окна напротив друг друга.
– Чего тебе надо, Арс?
– Поговорить…
– Говори.
– Прости мне моё помешательство. Этот кокаин. Никогда я больше к нему не прикоснусь. Никогда.
– Очень за тебя рада, – равнодушно. – Ещё что-то?
– Да!! Я очень виноват в том, что накалил обстановку своими гулянками, когда ты была беременна. Мне казалось, что это важно для бизнеса. Все эти связи. Я ошибался и виноват в этом ОЧЕНЬ. Да – алкоголь был. Да – наркота. Но я никогда, никогда, слышишь? Я не прикасался к другим женщинам! Я чист в этом.
– Всё?
– Нет!! Тогда, на Костином дне рождения, я пережрал наркоты. Я даже ходить не мог сам. Как я оказался с этой тёлкой в одной кровати, не представляю! Я видел её первый раз в жизни! Клянусь! Чем хочешь!
– Хм… – злая ухмылка. – Это какой-то особенный спич, который принято говорить, когда жена застаёт мужа в постели с другой женщиной? Молодец. Воспроизвёл дословно и очень убедительно. Мне нужно поаплодировать сейчас? А ещё какие-то варианты есть? Этот уже даже в мыльных операх зае*ал.
– Дин… – от возмущения теряю дар речи. – Почему ты не веришь мне?
Я никогда ей не врал! Никогда!! Всегда был открыт весь до основания!
Закрыв глаза, она начинает надорванно, истерично смеяться и с болезненным стоном замолкает.
– Я готов сесть на детектор и ответить за каждый момент, бл*ть!
– Пошёл вон, Арсенин.
– Я не всё сказал.
– Окей. Продолжай.
– Дальше, Дина… Дальше мне было страшно и больно. Не меньше, чем тебе, слышишь?! Очень страшно было, – сглатываю я, вспоминая. – Я тоже был один. Беспомощность, сука!! Беспомощность и… Я не понимал, что происходит у вас. Врачи почти ничего не говорили. Ты же запретила. Сказала, что я – не отец. Я только знал, что всё плохо!! А за что?! За тёлку ту? Тогда это несправедливо. Не трогал я её! Х*р знает, как она упала туда! За то, что поехал на этот е*учий день рождения? Виноват!! За то, что не почувствовал грань – тоже виноват!! Но это же несоразмерно, Дин!
– Всё?
– Нет, – вдыхаю поглубже. – Я не только в этом виноват. Когда уехал… – опускаю глаза. – Я сломался и сошёл с ума. Было много наркотиков, грязи… тёлок, – мой голос пропадает. – Да. Это было. Не хочу врать. Зачем? Не знаю. Я ничего не соображал. Не позволял себе трезветь. Глушил и глушил. Не хочу за это просить прощения, – неровно дышу, съезжая опять с катушек от пульсирующей, удушающей боли в груди. – Не хочу!! Потому что это ты ломала меня и сломала. Ты хотела, чтобы я в этом утонул, и я тонул. Но больше не могу. Я хочу жить.
– Теперь всё?
– Теперь всё.
Выговорился. Прислушиваюсь к себе. Не становится, бл*ть, легче. Нисколько!
Почему?!
А потому, что не верит! Не чувствует! Не хочет разделить со мной!
А я хочу… Хочу её боль! Забрать, стереть, искупить. Что угодно! Но она не отдаст. Вижу по её равнодушной маске на лице.
– Жить? Живём дальше, Арсенин.
– В смысле?…
– Живём. Дальше. Я тебя больше не люблю. Мне всё равно – как и что было в той, прошлой жизни. В моей новой тебя нет.
– М.
Пытаюсь въехать в её слова.
– Попала. Больно. Заслужил.
– Уходи.
– Не могу.
Делю шаг к ней ближе, замечая, как бешено начинает колотиться венка на её шее.
– Диночка…
– Не трогать! – отдёргивает руку. – Ты грязный.
Смотрит на меня с отвращением.
– В яблочко, Дин. Давай ещё, – хриплю я.
– Я тебя презираю, Арсенин.
– Да я и сам… – хрипну окончательно. – Ещё?
Подхожу впритык, её губы начинают дрожать. Толкает ладонью в грудь.
– Ты отвратителен мне. Ничтожество!
Киваю.
– Ну, бей, Дин, давай! Сильнее! Чего ты… Ты же знаешь, я схаваю всё.
Её глаза наливаются слезами. Она часто-часто моргает.
– Просто уйди… – голос дрожит.
– Тихо-тихо… Так не надо, – сглатываю я. – Диночка…
Обессиленно съезжает по стене вниз.
Опускаюсь на колени, закрывая глаза.
– Прости… Прости… Прости меня!!
Лицо обжигает пощёчина.
Сжимаю губы, зажмуриваясь крепче.
Ещё одна. Ещё…
Слышу, как она истерично дышит.
Моё лицо немеет. Открываю глаза.
– Я очень люблю тебя. Пожалуйста. Я хочу домой.
– Убирайся! – она начинает плакать навзрыд. – Убирайся, я прошу тебя, убирайся…
– Мама… – начинает тоже рыдать застывшая в дверном проёме Алиса. – Мама…
Бл*ть… Бл*ть!!!
– Всё, всё… ухожу.