По праву сильного

Глава 1

– Денис Сергеевич, к вам пришли.

Я сглатываю вязкую слюну. В животе пульсирует тяжёлый холодный ком.

Надо же, я про себя его только Ящером называю. А он – Денис Сергеевич.

– Кто там еще? – без капли любопытства спрашивает вальяжный голос с хрипотцой, обычно свойственной актёрам, но тут она принадлежит молодому харизматичному политику.

– Соска какая-то, – бубнит охранник.

Внутри всё сжимается.

Не от обиды на определение, которым меня наградили: пацанчики в нашем районе так же говорят. Могут назвать тёлкой, могут соской. Ничего такого, просто слово «девушка» у таких не в чести.

А плющит меня от необъяснимого страха.

Говорят, Ящер не связан с криминалом. По крайней мере, теперь, но у меня поджилки все равно трясутся.

– На хрена мне ещё одна соска?

Вытягиваю шею.

В неплотно прикрытую дверь видно кусочек ВИП-комнаты. Моему взгляду доступен край черного кожаного дивана, на котором подобрав под себя голые ноги полулежит нафейстюненная деваха неопределимого возраста, прижимаясь щекой к мужскому бедру в темно-синей джинсе.

Сама фигура мужчины скрыта от меня широченными, как дверцы дореволюционного бабушкиного шкафа, плечами охранника. Я вижу только по-щенячьи преданный взор девицы, который она почти не отрывает от своего «хозяина».

– Гнать? – уточняет бугай.

«Гонец», блин!

Я и так чуть живая! Еле решилась прийти. Вся спина мокрая от пота, а он – «гнать»!

Тоже мне нашёлся холоп у барина!

Хотя где-то внутри я малодушно надеюсь, что меня не допустят до комиссарского тела, потому что, если допустят, нужно будет принимать какое-то решение, а у него наверняка будут последствия.

– Да что за соска-то? – уже раздражаясь переспрашивает Гордеев.

– Да мутная какая-то, – пожимает плечами ручной цербер.

Он оборачивается на дверь, и я так резко отпрянула, что в глазах потемнело.

– Говорит, дело у неё личное. Какое – молчит.

Повисшая пауза нервирует меня до того, что начинает покалывать виски.

Да сколько можно?

Заламываю пальцы.

За несколько минут всё душу вынули! Ещё чуть-чуть, и я не вынесу ожидания и сбегу.

– С личным делом она меня ищет здесь? Ну, давай, послушаем.

Под шорох форменной ткани штанов возвращающегося парламентёра вытираю влажные ладошки об юбку.

– Чего сопишь? – выглядывает из двери громила с непроницаемым лицом. Это я, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение, глубоко дышу. – Заходи.

Преодолевая слабость в коленях, я захожу в кабинет.

Смотрю под ноги, потому что от волнения я запросто могу споткнуться и растянуться на потеху присутствующим. Ну и да. Страшно смотреть.

Я плохо помню Гордеева. Из города он уехал, когда мне лет семнадцать было и на таких соплюх, как я, он внимание не обращал. Да и пересечься мне с ним негде было. Кто он, и кто я? В нашем дворе, где жили его родители, Ящер появлялся редко. Чаще мне на глаза попадались его машины, которые с благоговением рассматривала и обсуждала малолетняя пацанва. После каждого появления его персона обрастала легендами, которых про Ящера и без того ходило немало. Он был кумиром мальчишек: те из них, кому он пнул мячик или орешки отсыпал, ходили гордые. Даже тех, кому достался подзатыльник, распирало от гордости.

Только всё это не отменяет того, что Гордеев был и остаётся опасным человеком.

– Ближе давай, – понукает меня дверной надсмотрщик.

Я беспомощно оглядываюсь, будто пришла сюда не по своей воле.

Охранник стоит в дверях с видом «я за тобой слежу, не вздумай сделать глупость». Господи, это он от меня, что ли, диверсию ждёт?

Женский пренебрежительный смешок заставляет меня распрямить спину и, сделав ещё пару шагов, поднять глаза на того, кто, развалившись на диване, даже не смотрит на меня.

Гордеев ковыряется в телефоне, не проявляя ко мне никакого интереса.

– Здравствуйте, Денис Сергеевич, – разлепляю непослушные губы, мысленно благодаря охранника за то, что теперь я знаю, как обратиться к Гордееву.

Ящер неохотно поднимает на меня глаза, и его брови ползут вверх.

– Это что ещё за ромашка? – разглядывая меня с непонятным выражением лица, спрашивает он.

– Говорю же: мутная она какая-то, – недовольна ворчит тип в дверях. Видимо, он по-прежнему не готов оставить меня с драгоценным начальством.

Да меня даже эта ручная сисястая болонка завалит.

Хотя она скорее доберман, если принимать в расчёт длину ее ног.

И оскал.

Но это я от зависти и нервов, честно, она больше походит на пантеру у ног фараона.

– Деточка, ты чего забыла в этом месте? Сюда ходят взрослые дяди.

Глава 2

– Девочка, я не крёстный отец или кто-то вроде того. Мне кажется, ты чего-то не понимаешь. Я совсем не Супермен. И вообще в этом городе пролётом.

Я сникаю. Гордеев меня, похоже, выслушивает не собирается.

Ну что мне стоило как-то подготовиться, продумать, что скажу?

Нет, блеяла как овца.

– Я надеялась, вашего имени будет достаточно…

Ящер не сводит с меня глаз.

– Почему ты пришла ко мне? Да ещё сюда? – цепкие взгляд впивается в моё лицо.

Ладошки в сжатых кулаках от страха опять влажные.

– Вы влиятельный, – подбираю я слова, опасаясь опять ляпнуть что-нибудь не то, – сильный… Я не знаю, кто ещё мог бы мне помочь… И я услышала, что сегодня вы будете здесь.

Гордеев поднимает четкую бровь.

– Разве мамы не объясняют своим дочерям, что хорошим девочкам нужно держаться подальше от плохих мальчиков? А я очень плохой мальчик.

– У меня нет выхода.

– Ты садись, синичка, садись, – он указывает мне на кресло рядом с собой. – В ногах правды нет. Тебя и так трясёт.

Заметил, значит.

Несмело подхожу и, приблизившись к нему, я как будто попадаю в параллельную вселенную. Никогда не верила в такую штуку, как аура, но у меня нет иного объяснения этому эффекту. Эффекту Гордеева.

Даже на расстоянии Ящер производит впечатление, а уже вблизи он просто… оглушает, что ли. Он даже пахнет дорого. Дорого и опасно. Чем-то холодным, чем-то немного пряным, с нотками алкоголя и табака.

А ещё вблизи видно, что Ящер красивый. Когда на него смотришь, то внешность последнее, о чём ты думаешь, а вот на расстоянии вытянутой руки… Холодная и порочная красота, укрытая слоями железобетонной уверенности в себе и превосходства. Ничего мягкого в нём, кроме пушистых ресниц, нет. Даже красиво очерченный рот с полной нижней губой кажется твёрдым. А глаза вообще, как прицел снайперской винтовки.

Сглотнув, робко сажусь на предложенное место. Кожаная обивка сыто скрипит под моим весом, и я проваливаюсь в мягкие недра.

Диванная девица смотрит на меня почти с ненавистью, но рта не раскрывает.

Оно и понятно.

Я бы тоже не рискнула заговорить, если бы Ящер мне слово не давал.

Как только эта девица может так смело его трогать?

Я, конечно, старательно отвожу глаза, но не могу не заметить наманикюренные пальчики возле его ширинки. Кончики моих ушей горят, и лицо, наверно, красное.

Заметив мое смущение, Гордеев тяжело вздыхает:

– Ебаный детский сад, – он убирает её руку. – Давай, Катюша, чеши. Мне надо поговорить.

И шлепком по месту, которое наглаживал, стряхивает её с диванчика.

– Я – Таня, – дует губы она, и я вдруг её узнаю.

Это наша местная светская львица, дочка генерального прокурора.

– Катюша-Танюша, какая хрен разница? Давай, Пиздюш, я потом тебя позову. Иди пока развлекись.

Полоснув по мне яростным взглядом, Таня, виляя задницей, цокает из комнаты как молодая кобылица.

– Чего смотришь? – выходя, шипит она на охранника, который залип на то, как колышутся ничем не скованные под платьем пышные титьки. Грудью это язык не поворачивается назвать.

Великий бдящий чуть шею ей вслед не сворачивает, провожая взглядом круглую задницу. Аппетитная девица, ничего не скажешь. Вот это, наверное, по его меркам не мутная.

Но спохватившись, опять принимается бдеть.

Ящер, сверкая белыми зубами, посмеивается.

– Коль, ты не волнуйся, Ксюша… Ты же ведь, Ксюша? Не будет меня прямо сейчас убивать. Если что, я позову на помощь.

Даже не знаю, он не запомнил имя своей девицы, а мое запомнил. Это хорошо или плохо?

Дверь за охранником аккуратно закрывается, а у меня мороз по коже от того, что мы остаемся наедине. Вдоль позвоночника, словно ледяным пальцем проводят.

– Ты рассказывай, рассказывай. Ты ж поговорить пришла, – подбадривает Ящер.

– Я… – открываю рот и даю петуха.

Закатив глаза, Гордеев нажимает на телефоне вызов по громкой связи.

– Коля, принеси нам… – Ящер окидывает меня взглядом, – водички. Может, сок тебе?

Мотаю головой.

– Да, воды нам принеси. Побольше.

Честно, я бы сейчас и от рюмки водки не отказалась бы.

Сам Гордеев тянется за графином с каким-то алкоголем, а я, как загипнотизированная, провожаю глазами каждое его движение, не понимая, что со мной происходит.

Часы на крепком запястье, длинные красивые пальцы без колец, тонкая белесая полоска шрама среди редких волос.

Жадно слежу за тем, как Ящер изящным жестом подбирает щипчики для льда и набрасывает себе в низкий широкий стакан замороженные кубики и плещет на дно немного виски. Даже совсем мало. Настолько, что напиться этим просто невозможно. Но то, что он не пьяный, это для меня, наверное, хорошо.

Глава 3

То, что Ящер – мужчина, не только видно невооруженным взглядом, это практически ощущается в воздухе, который вокруг него становится будто вязким. Я кожей своей чувствую, что он очень мужчина. Слишком мужчина.

– Что вы имеете в виду?

Хотя я, конечно, понимаю, о чём он, но поверить сложно. У него вон, Таня такая, что мужики столбом встают. И если верить реакции Коли, то не только они, но и у них. Зачем ему обычная я? Просто потому, что с меня надо взять хоть что-то?

Гордеев криво усмехается:

– То самое. Не делай такие глаза – меня не поймёт. Ты хочешь и ягодку съесть, и на кактус не сесть. Так не бывает, – его стального цвета глаза внимательно следят за выражением моего лица. – Кактус не обязателен, а вот на хую придётся повертеться.

Эти слова, сказанные абсолютно равнодушным тоном, – как обух по голове.

– Что скажешь?

– А… вы хотите… – голос мой дрожит, пока я мучительно подбираю слово, от которого сама в обморок не упаду, – чтобы я провела с вами ночь? Я могла бы, наверное, потерпеть…

Ящер ржет:

– Это прям вызывает у меня энтузиазм! – резко перестав смеяться, осаживает меня: – Терпеть не надо, надо отрабатывать.

Его слова с каждой репликой всё жёстче, всё сильнее меня задевают, будто он проверяет мои границы.

Если бы я думала, что ему есть для меня хоть какое-то дело, я бы решила, что он хочет таким способом от меня избавиться. После каждой фразы Ящер сейчас смотрит так, словно ждёт, что я разревусь и убегу. И сейчас я к этому очень близка.

– Молчишь? Только вот, сдаётся мне, синичка ты, себе переоцениваешь. Всего одна ночь за настоящий геморрой… Или ты только с виду тихоня, а на самом деле можешь посоревноваться с профессионалками?

Подначки и пренебрежение в его голосе хлещут так больно, наверное, потому что сейчас я вся – оголённый нерв. Мне нет дела до того, что обо мне думают чужие люди, но слова Гордеева жгут каленым железом.

Я переполнена не только страхом перед Ящером и своей участью, во мне плещется штормящее море ужаса неопределённости под ветрами отчаяния и безысходности.

– Сколько? –хриплю я, сама не веря, что спрашиваю. – Сколько раз?

– Раз? – Ящер смотрит насмешливо и наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах. – Пока мне не надоест, а у меня стоит отлично. Думаю, тут речь идёт об отрезке времени. Неделя, может, больше…

Его слова впечатываются в моё без единой кровинки лицо.

– Скажу насколько долго, как только попробует товар в первый раз.

В ужасе смотрю на Гордеева.

Он протягивает руку и снова пропускает между пальцами светлые пряди. Я даже шелохнуться не могу, оказывается, я уже до упора вжалась в спинку кресла.

Товар.

Я для него товар.

Он будет меня «пробовать» и только потом решит, как долго я буду отрабатывать помощь.

Нервно облизываю губы, и их тотчас касается его пальцы. Ящер с нажимом проводит по ним, пробуя их на мягкость.

– Но тогда вы мне поможете? – через силу выдавливаю я.

Неужели я соглашусь? Всё это просто не может происходить со мной…

– Давай посмотрим, на что-то годишься. Вперёд.

Он пересаживается на диван и широко расставляет ноги.

Тоннельным зрением вижу, как он приглашающе похлопывает себя по бедру, не отводя от меня выжидающего взгляда.

Неуклюже поднимаюсь из глубокого кресла и на подгибающихся ногах подхожу к нему. Видя, что я почти парализована, Гордеев тянет меня за руку, и я плюхаюсь на диван рядом с ним. Сердце пропускает пару тактов. Подозреваю, что взгляд у меня затравленный и даже умоляющий.

Но ведь он ни к чему меня не принуждает. Это мой выбор.

Каменное лицо Ящера говорит именно об этом. Ему плевать, уйду я или останусь.

– Давай сначала ртом, – озвучивает он свои пожелания.

Подношу руку к его ширинке и, ухватившись за пряжку ремня, медлю. К глазам подступают слёзы. Моя нерешительность раздражает Ящера.

Он снова зажимает мой хвост в кулаке и медленно его наматывает на руку. Автоматически считаю – три оборота. С замиранием сердца жду, что вот сейчас Гордеев дёрнет за волосы и придавит мое лицо себе к паху, чтобы показать, кто здесь хозяин.

Но Ящер лишь поворачивает моё лицо к себе.

– Это будет тебе уроком, – жёстко говорит он. – Больше не полезешь туда, куда не надо. О чём ты думала, идиотка?

Гордеев злится.

– Что ты придёшь, и всё само устроится?

Из глаз одна за другой капают крупные слезы.

– Радуйся, что не нарвалась на моральных уродов. Проваливай и больше не суйся к таким, как я, нехуй домашним девочкам знакомиться с этой стороной жизни, – он слегка встряхивает руку, в которой зажаты волосы. – Поняла, дурища?

Я так напугана, что просто мелко и часто киваю в ответ. Ящер отпускает мои волосы, как мне кажется, с сожалением.

Глава 4

Мне их не обойти.

Мозг работает, словно фотоаппарат: щелчок – мысль, пауза, вспышка – осознание безысходности.

В кусты ломануться?

Там ещё быстрее схватят.

Заорать?

Да кто тут вот меня вообще услышит?

Справиться с ними мне тоже не под силу. У меня даже перцового баллончика нет. Причем вообще. Я его даже не купила.

Гордеев действительно прав: и о чём я вообще думала, идиотка?

Мне кажется, что мой ступор длится вечность, но, скорее всего, это такая же обманка мозга.

Они же ещё не дошли до меня… Наслаждаются моим страхом.

Медленно пячусь. Я не так далеко отошла от парковки клуба. Сделать шагов тридцать, и я вернусь в освещённую зону, а там камеры, охрана… Вот там уже можно и поорать. Но это если мне повезет.

– Сто, сука, по-хорошему не хочешь? Тогда мы подоступнее обоснуй найдём.

– Белобрысая думает, что она умнее всех, – сплёвывает тот, у которого на лице тянется тонкий дугообразный шрам от уголка губ до уха.

– Да, брат, – соглашается другой с полным ртом золотых зубов. – Она нас явно не уважает, но мы ей хорошие манеры быстро привьём.

Вразвалочку они направляются ко мне. Руки они держат в карманах, и мое воображение рисует там ножи.

Я опять отступаю, шаг за шагом, но расстояние между нами сокращается всё равно.

Господи, дай мне шанс! Пожалуйста, Господи!

Но у Бога Видимо другие планы, потому что, когда мне остаётся совсем чуть-чуть, золотозубый, разгадав мои намерения, совершает хищный бросок. Мозг отстранённо регистрирует происходящее в то время, как тело действует на инстинктах.

Вот урод уже совсем рядом и выкидывает руку в мою сторону. Отпрыгнуть и развернуться я успеваю, но побежать – уже нет. Он хватает меня за шиворот пальто и дёргает на себя, впечатывая спиной в его тело. Шарфик, попавший ему под пальцы впивается мне в горло, перешибая мне дыхание на выдохе. В глазах темнеет. И вот я уже чувствую его руку, ухватившую меня за волосы. Из глаз брызжут слезы.

Да, что ж такое… Выживу – отрежу к хренам. Все, кому не лень, тягают.

В подтверждение золотозубый с наслаждением дергает за волосы.

Я визжу, потому что это больно и потому что это страшно.

– Что? Уже не такая смелая? – сипит ублюдок мне на ухо, обдавая зловонным дыханием. От него отвратительно несет мокрой пепельницей, чесночной колбасой и давно нечищенными зубами. – Заткнись, сука!

– Пожалуйста, не трогайте меня! – скулю, когда ко мне подходит тот со шрамом.

Он дёргает за пояс пальто, и у меня вырывается ещё один крик ужаса.

– Заткнись, шмара! Ненавижу таких, как ты! Дерьма в жизни не ела, поэтому и на других как на дерьмо смотришь, – выплёскивает он на меня свою ненависть. – А ну, заткнись, я сказал!

И отвешивает мне оплеуху, потому что я не могу остановиться и подвываю от страха, а золотозубый меня встряхивает.

– Отпустите…

– Что, девонька, страшно? – ласково спрашивает третий с гаденькой ухмылкой. – Отпустим, уму-разуму научим и отпустим.

– Не трогайте меня, – молю я.

Бандит со шрамом, показывая, что никого не волнуют мои просьбы, запускает пятерню за полу распахнувшегося пальто и больно сжимает мне грудь.

– Ты нарываешься, тебе сказали закрыть рот. Ещё немного, и кроме основного долга будешь отрабатывать проценты, – он мерзко ухмыляется. – Натурой. Есть у нас местечки для таких, как ты. Ваша блядская натура там расцветает, и вы, мрази, сразу забываете, как смотреть на других сверху вниз. На стёртых коленках-то оно не сподручно.

Господи, не дай ему сделать со мной что-то!

– Я б тебя и сейчас, девонька, повоспитывал, – третий одобрительно смотрит, как урод со шрамом меня лапает. – Тем более, что после Арлекина ты со мной и сама ласковая будешь. Только мы пока тебе дадим последний шанс. Как договаривались, у тебя есть еще два дня. Мы – люди чести.

И все трое паскудно ржут, а женоненавистник продолжает больно тискать мою грудь.

– Дойки зачёт! – рекламирует он. – Ремешком бы пройтись.

Я закусываю губу, когда он выкручивает сосок, и в этот момент Арлекин снова отвешивает мне пощёчину. Чувствую во рту вкус крови из прокушенной губы.

– Поняла, сука, что тебя ждёт? – спрашивает золотозубый, снова натягивая шарф.

Господи, за что? Что я сделала не так в жизни?

– Не слышу: поняла?

– Девонька, – издевательски подсказывает третий. – Если сказать трудно, ты кивни.

Я киваю, от чего шарф ещё сильнее впивается в горло.

У меня перед глазами расцветают круги.

– Вот и чудно, отпускай ее, Ружье, – и тот толкает меня вперёд на Арлекина.

Не удержавшись на ногах, я падаю на асфальт, потому что Арлекин отходит в сторону.

Глава 5

– Они завтра придут, Денис Сергеевич, – всхлипывая, цепляюсь я за его мощную фигуру.

Наверное, я сейчас жалкая, но мне плевать. Мне больно и страшно.

Ящер пытается отодвинуть меня, но я только вцепляюсь ещё сильнее, захлёбываясь рыданиями.

– Я смогу! Я отработаю!

– Блядь, да дай ты посмотреть, – он все-таки отрывает меня от себя, и я вижу, что единственный элемент моего макияжа – тушь – остается на его белом джемпере в тандеме с кровью из моей губы.

– Я… Постираю, простите! Только не оставляйте!

– Пиздец, Ксюша! Какого хуя ты не взяла такси? На кой хер тебе чья-то защита, если ты безмозглая и подставляешься сама, – Ящер удивительно бережно берет меня за лицо двумя пальцами и аккуратно поворачивает его из стороны в сторону, чтобы оценить ущерб.

– Простите, – реву я. Это всё, что я сейчас способная выговорить.

Гордееву настолько не нравится то, что он видит, что я пугаюсь еще больше.

– Тебя били?

– П-по лиц-цу, – сквозь судорожную икоту отвечаю я.

– Так. Поехали.

– Отрабатывать?

Ящер глубоко вдыхает, призывая спокойствие.

– Домой отвезу.

– Вы мне поможете? – не унимаюсь, потому что не выдержу, если придется пережить это еще раз. А ведь все может быть значительно хуже. – Я на все согласна!

– Ебать, Ксюша! Я сейчас очень зол! Марш в машину! Если неймётся отработать, я тебе потом предоставлю такую возможность.

Повинуясь его руке, я иду к машине, но Гордеев замечает, что я прихрамываю и напрягается:

– С ногой что?

– Ободрала коленку…

Он присаживается передо мной на корточки и задирает подол.

– Ясно, идём.

Помогает забраться в высокую машину.

– Коля, дай воды, – просит Гордеев водителя, и я вижу за рулём того самого охранника.

Коля протягивает мне бутылочку, но трясущимися ослабевшими руками я не могу её открыть, и за меня это делает Ящер.

– Денис Сергеевич, мутная она, – заводит водила свою шарманку. – Левая-прелевая. Она потом заяву накатает, что это вы её так. В первый раз что ли?

– Тебя не спросил, – огрызается Гордеев. – Ты, адрес говори.

Это он уже мне.

– Мне нельзя домой… Мама… У нее сердце. Как я в таком виде?

– Где я тебе сейчас другое пальто возьму?

– Денис Сергеевич, пожалуйста…

– Что, пожалуйста? – Ящер переходит на рык. – А если ты домой не придёшь, её инфаркт не трахнет?

– Я… У подружки. Я ей напишу, пока не поздно.

– Блядь, адрес подружки, говори, – звереет Гордеев.

– Тухачевского, девять.

Коля подаёт голос:

– Это в другой стороне от Лютаева.

– Коля я в курсе, где живет Макс, – ледяным голосом одергивает его Ящер.

– Может сначала к нему? Пусть он её пробьёт. Мутная она…

– Коля, из нас двоих покушаются на меня, а параноик у нас ты. Как так выходит?

– Я на посту, положено так, – упрямо бубнит охранник.

– Какие все вокруг меня умные, – злится Гордеев. – Сил нет! Что ты, что она!

– Денис Сергеевич, – упирается принципиальный Коля.

– Пусть пробивает, – встреваю я. – Только не отказывайте, я отработаю…

– Господи, Чиччолина уездного разлива, – закатывает глаза Ящер. – Ты себя в зеркало видела? Давай, Коля, через минимаг этой за мороженым, а потом к Лютаеву.

– Я не хочу мороженое, – вяло подаю голос. – Я не смогу сейчас есть.

– А мы, блядь, его не есть будем, а по лицу тебе размазывать, идиотка!

Но Коля приносит не мороженое, а упаковку с пельменями, и, как я не морщюсь, Гордеев заставляет меня прижать её к лицу.

– Травмпункт нужен?

Мотаю головой, и Ящер теряет ко мне интерес.

Так и сижу всю дорогу с пачкой, прижатой к лицу, боясь поднять на злющего Гордеева глаза и разглядывая его сжимающиеся кулаки. В какой-то момент, видимо, отключаюсь, потому что меня тормошат:

– Приехали. Сиди тут.

Оказывается, я нагло приваливаюсь к Ящеру и зажимаю между щекой и его плечом пельмени. Судя по тому, что у меня воротник мокрый, то и его джемпер тоже промок. Ни слова мне не сказал. Может, пожалел? Теплится у меня надежда.

– Простите, – вскидываюсь я. – Я от…

Гордеев морщится, как от зубной боли.

– Что ж ты такая впечатлительная? На кой хрен ты мне сдалась? – и он выходит из машины, а я меня накрывает ужас.

Не сдалась… Значит, помогать не будет… У меня же больше ничего нет…

Глава 6

– Надо было ей гостиницу снять и всё, – бубнит себе под нос Коля, которого, вообще-то, никто не спрашивает.

Он вообще один в один моя восьмидесятилетняя двоюродная бабушка из Твери, которая доносит до мира своё мнение по любому вопросу только таким способом. Я даже приглядываюсь в поисках внешнего сходства. Должны же быть какие-то причины для старушечьих манер у молодого парня! Родственность – хорошее объяснение.

Ящер стойко игнорирует это брюзжание, я бы уже грызнулась.

Сама я, понятное дело, помалкиваю, чтобы меня не выперли, но мне весьма не по себе от того, куда я себя втравила. Радует одно, что здесь меня обидеть может только Ящер, а там, в городе, меня караулят трое отморозков.

– Приехали, – командует Ящер и покидает салон.

На меня он даже не смотрит.

Подхватив сумочку, в обнимку с пельменями я выбираюсь из машины, кряхтя и морщась, потому что ссадина на коленке подсохла и теперь трескается от каждого движения. Я переваливаюсь через порожек чисто курица.

– На кой чёрт нам эта… Она даже не баба, – продолжает тянуть свою волынку водила.

Дед Николай, блин!

Мне и так страшно!

Я вообще-то ночевать собираюсь в доме незнакомого мужика. Я так понимаю, Колю можно не опасаться, но там могут быть еще и другие…

То, что я пока не бьюсь в панике, это временно.

Во-первых, потому что мне страшнее без Ящера, чем с ним, такой вот парадокс, а во-вторых, я еще не отказалась от своего плана расплатиться с Ящером за помощь телом, хотя это и пугает меня саму до дрожи. Но я не могу позволить, чтобы мы остались без жилья!

А Коля, видимо, подозревает во мне или законспирированную оторву или подлую злоумышленницу. Ну и вообще я ему не нравлюсь. Я же не Татьяна, я так понимаю, ее бы он привез без нареканий.

– Даже подержаться не за что, – возмущается он, оправдывая мои подозрения.

И слава богу! Не надо меня ни за что хватать!

Под усталым взглядом Ящера, уже стоящего на крыльце, засунув руки в карманы, я наконец выкарабкиваюсь. Я таращусь на него в ожидании дальней участи. Гордеев выглядит раздраженным, и несмотря на спокойную позу, я чувствую в нем сжатую энергию. Он будто бомба, которая может взорваться в любой момент.

Оглядываюсь и робею.

Это Форт Нокс, не меньше.

Сам дом очень милый, территория красивая, но высота заборов и количество мужиков с оружием внушают трепет.

Я была права: их тут больше двух.

Нервно сглатываю и не могу заставить себя сдвинуться с места. В голове проносится некрологи. И ведь сама приехала…

– Идём уже, недобаба – ворчит Коля, вызывая смешки остальной вооруженной братии.

Я подхожу к Ящеру. На его груди на белом фоне по-прежнему цветёт чёрно-красный абстракционизм моего производства. Гордеев, указывая на меня, обращается к своим... э, работникам, наверное:

– Недобаба – гость, недобаба – не работница.

Мужики кивают, что поняли, что я здесь не для их развлечения.

Я краснею от смущения.

А еще меня неожиданно задевает эта «недобаба» именно в его устах. В клубе он смотрел на меня, как на полноценную женщину.

Если я для него «недобаба», то я не знаю, что предложить ему за помощь, которая мне необходима, потому что завтра я опять останусь один на один со своими проблемами.

– Там можно умыться и привести себя в порядок, – показывает мне один из парней, зашедший с нами в дом.

Я вспыхиваю. Выгляжу, как замарашка. Это очевидно.

Беспомощно я смотрю на пачку пельменей в моих руках. Ящер закатывает глаза и идёт на кухню, которую видно благодаря открытой планировке. Тут вообще с углами и стенами суровой напряг. Это, видимо, чтобы враг не спрятался, решаю я.

Парнишка со смешком аккуратно вытягивает из моих замерзших мокрых пальцев пакет с месивом из теста и мяса, и я ныряю в уборную, чтобы не становиться еще большим посмешищем.

Кое-как очищаю пальто, благо дождя не было, просто пыль удалить. Осторожно умываю ноющее лицо от разводов туши. Ну все. Теперь выгляжу не как грязный хомячок, а как чистый кролик-альбинос.

Когда выползаю обратно, все тот же парнишка указывает мне на вешалку и машет в сторону кухни.

А на кухне Ящер. Он смотрит в окно с мрачной миной, о чём-то размышляя под стакан с вискарем. Услышав мои шаги, Гордеев поворачивается ко мне и от души матерится.

– Тебе восемнадцать-то есть?

Да, освещение тут получше, чем в клубе или салоне автомобиля.

– Двадцать три, – шмыгаю нареванным носом.

– Врешь! – не верит он, разглядывая моё лицо.

– Нет, у меня же ваш друг проверял паспорт.

Гордеев стискивает зубы.

– Чувствую себя педофилом…

То есть, он всё-таки рассматривает вариант с отработкой натурой…

Глава 7

Откровенно говоря, я в ужасе от своего решения, да и вообще от всего сегодняшнего своего поведения. Чего стоит только то, что я трогала пряжку ремня мужчины, которого я вижу впервые в жизни!

А теперь я сама, навязавшись этому опасному человеку, провоцирую его.

И эта неуклюжая попытка поцелуя…

Сама понимаю, что это вряд ли это то, что можно назвать активным соблазнением. И надо бы, наверное, вести себя как прокурорская дочка: ластиться, прижиматься, в глаза заглядывать… Грудью, что ли потрясти… Но я никогда сама не проявляла инициативу. Понятия не имею, как дать понять, что я готова зайти далеко…

Тем более, что я не готова.

Еще и эта «недобаба», я и так в себе не уверена… Все детство меня Молью обзывали… И вроде я больше не Моль, а все равно, я до сих пор даже комплименты принимать не умею, мне все время кажется, что это либо насмешка, либо меня утешают. А тут «недобаба». «Подержаться не за что». И нужно кого-то соблазнять…

От стыда за то, что предлагаю себя, я готова убежать прочь, только бежать некуда.

Но все эти беспорядочные мысли вылетают из моей головы в одно мгновение.

Не успеваю я отпрянуть, испугавшись собственной смелости, и Ящер уже целует меня. Он действует молниеносно. Секунда, и его язык у меня во рту.

Это совсем не так, как я привыкла.

Это… ошеломляет.

У него действительно твердый рот, ничего общего с мягким пощипыванием губами от моего однокурсника, с которым я встречалась целый год. На этот захватнический поцелуй я даже не успеваю отвечать, тут бы вдохнуть. Не могу даже понять, нравится ли мне или нет.

Я чувствую, что Ящеру нет дела до того, что испытываю я, он утоляет только свой голод. В этом есть нечто первобытное: немного пугающее, но и притягательное настолько, что мне становится плевать на то, что ранка на нижней губе опять треснула. Я даже толком не ощущаю самого поцелуя, что-то странное захлёстывает меня целиком. Будто он не целует и не в губы, а пробует меня всю. Словно Ящер уже во мне и трахает меня. Это кружит голову.

Никакой нежности, ласки, приручения… Он сразу берёт то, что встречается ему на пути. Это порабощение моей женской сути. Слабость и хрупкость подминаются, в прямом смысле слова, огромным опасным самцом, чья мужественность упирается мне в попку.

Ящер стаскивает резинку с волос, и слегка наэлектризованные пряди рассыпаются по спине и плечам. Длинные и лёгкие они лезут всюду: в лицо, в глаза, в рот, но, похоже, Ящеру это не мешает. Он с наслаждением и даже каким-то урчанием запускает пальцы в копну на затылке.

Рука, лежавшая до этого на моём бедре, уже каким-то образом пробралась под водолазку и, одним движением задрав бюстик, хозяйничает на груди. Гордеев ни в чем себе не отказывает: это тело, эта плоть – все сейчас в его распоряжении. По праву сильного.

Потискав нежные полушария, Ящер, не разрывая поцелуя, укладывает меня на стол и устраивается между ног. Бесцеремонно задирает водолазку на мне, и я чувствую, как гуляет ветерок из приоткрытого окна по оголившимся соскам. Ловлю себя на том, что мне хочется, чтобы Гордеев их облизал, хотя мне такие ласки обычно удовольствия не приносят.

Но Ящер и не думает облагодетельствовать меня, он продолжает тискать, мять, сжимать и щипать. Грубо, но не больно. Каждое такое движение заставляет кожу на потревоженном месте гореть и требовать большего. Мне не совсем понятно, чего конкретно требует мое тело, потому что все, что я чувствую не похоже на то, что я испытывала прежде, или на то, к чему я готовилась, целуя Ящера. Страх остался, но отвращения или омерзения я не испытываю, это тоже меня шокирует.

Я действительно способна переспать с Ящером.

Сшибающее с ног откровение.

Юбка тоже давно задрана, Ящер трётся выпуклостью о мою промежность, открыто говоря, где он хочет быть. И я смиряюсь с тем, что это произойдет. Он свое возьмет. Сейчас я безвольная кукла в его руках. Отдаюсь на милость победителю. Я готова покорно принять свою участь.

Все прекращается так же внезапно, как и начинается. Словно налетевший смерч, сорвавший мою крышу, вдруг оседает пылью возле ног, оставляя меня недоуменно и сиротливо хлопать глазами.

Ящер отрывается от моих губ и смотрит на меня сверху вниз холодным взглядом. Я лежу перед ним с заданным до пояса подолом и с разведёнными ногами, заливаясь краской. При этом он продолжает пощипывать соски и имитировать толчки внизу.

– Надеюсь, ты не рассчитывала на цветы и прелюдию? Отработка не предполагает сантиментов, Ксюша. Я просто попользую твои дырочки.

Я, конечно, действительно ни на что такое не рассчитываю, но он хлещет меня словами, словно хочет, чтобы я отказалась от своей затеи. Но лучше уж месяц с Ящером, чем неизвестно сколько в том месте, про которое говорил Арлекин.

Собравшись духом, киваю. То, что он сейчас со мной делал, меня не возбудило, но и не отвратило. Такое я смогу потерпеть, даже если будет больно. И если его желания не будут отличаться извращениями, то я буду делать, что попросит Ящер.

Гордеев все еще сверлит меня взглядом.

– Ты готова к тому, что я тебя трахну практически у всех на виду?

Меня накрывает отрезвляющее осознание, что не только в кухню нет двери, но и что тут вообще на первом этаже всё видно и слышно.

Глава 8

Пока Ящер плещется в душе, я проверяю телефон. На моё сообщение, что я останусь ночевать у Лены, мама пишет, что это даже хорошо. Она чувствует себя вялой и подозревает, что подцепила какую-то заразу в больнице. На мой взгляд мама просто вымоталась, но хорошо, что она не волнуется.

В отличие от меня.

Я-то трясусь.

Если в первый момент я решаю, что Ящер всё-таки решает закончить то, что начато на кухне, то всё выходит не так.

Оказывается, жилые комнаты только на втором этаже. Их не так много, и они все заняты парнями. Так что, если я не собираюсь ночевать с кем-то из охраны или на первом этаже, то выход у меня только один – делить комнату с Ящером.

В любой другой ситуации я смирно удовольствовалась бы и диваном на кухне. Да и гостиная на первом этаже, меня бы не оттолкнула с ее мини-диванчиками. Да, проходной двор. Да, мне было бы некуда вытянуть ноги. Но это незначительные неудобства всего на одну ночь.

Однако, обстоятельства складываются так, что мне нужно быть ближе к Ящеру, и дело не только в Коле, который, не доверяя мне, кажется, готовится неустанно за мной бдеть. Вряд ли именно его пригляд лишит меня сна, я и так не смогу сомкнуть глаз в этом месте.

Какой бы я ни была наивной и домашней девочкой, но, как и большинство женщин, я устроена вполне определённым способом: в опасной ситуации нужно выбрать защитника и держаться его. Поэтому я выбираю из всего окружения самого влиятельного, самого опасного, самого статусного. И да, мне придётся с ним расплатиться, так как женщины веками расплачивались за безопасность и защиту. Так ведется издревле. Мы это проходили в универе, а теперь я постигаю это на своей шкуре.

Впрочем, понимание логичности моего поведения никак не отменяет душевных терзаний. Я заталкиваю поглубже ощущение, что после этого я стану грязной. Потом себя пожалею. Радует только, что это не будет моим первым разом.

Дверь в ванную закрыта не полностью, и я, не выдерживая, подхожу к ней, чтобы подсмотреть, что именно меня ждет.

За прозрачными створками душевой кабины видно, что Гордеев стоит спиной ко мне, уперевшись руками в стену, и просто расслабляется под струями воды. Тело у него, конечно…

И так очевидно, что он мускулистый, но без одежды он выглядит просто боевой машиной. Не зря все сопляки во дворе таскались в качалку, мечтая стать как он. Даже мой брат какое-то время грезил Ящером.

Кабина запотевает, но все равно видны жгуты мышц на спине, вены на руках, сильная шея… Во рту опять сохнет. Я же его не хочу… Но Ящера трудно не воспринимать, как мужчину. Что-то первобытное опять поднимает во мне голову.

А ещё у него много татуировок.

Интересно, кожа под тату на ощупь такая же? Мотаю головой, словно это и в самом деле может отогнать крамольные мысли.

Как? Как можно заниматься сексом с Ящером? Он же меня раздавит! Нечаянно сожмёт чуть сильнее, и всё.

Память, защищая рассудок, подкидывает картины того, как эти лапища тискали меня, и напоминает, что меня все устраивало. Ксюша, ты даже не вякала и мечтала его губах на своих сосках.

От непрошенных воспоминаний в животе становятся горячо.

Наверное, Ящер любит жесткий секс, пугаю я себя, чтобы прийти в чувство, но почему-то добиваюсь противоположного эффекта. Боже мой, неужели меня волнует такое? Я же не такая…

Гордеев вырубает воду, и я еле успеваю смыться, пока он повернувшись не застукал меня.

Когда он выходит из душа в одном полотенце, чудом держащимся на бёдрах, я, сложив чинно руки на коленях, уже сижу на краешке кровати и надеюсь, что стук моего сердца не такой громкий, как мне кажется.

Ящер впечатляет не только со спины, но сейчас я не способна оценить его сексуальную привлекательность, потому что под его взглядом я цепнею, и мысли начинают путаться.

Он просто пугает. Гордеев – сжатая пружина, взведенный курок. Флёр его силы подавляет. Говорят, слабая волчица сама сдаётся альфе, даже если он ничего не предпринимает, чтобы получить ее. Так и я, только от одного его взгляда я готова поднять лапки вверх. Сама не понимаю, как я осмелилась его о чём-то просить, не говоря уже о том, чтобы целовать.

– Можешь идти.

Я шурую в ванную и первым делом плещу в лицо холодной водой, потому что оно горит. Нет, не от вида полураздетого мужчины, а потому что против воли представляю, как это будет, если я… если он… Маленький анонс на кухне вызывает во мне противоречивые чувства.

Дверь внезапно открывается, когда я уже успеваю снять почти всю одежду. Пискнув, я прикрываю грудь руками. Ящер окидывает меня взглядом и пристально разглядывает белый полупрозрачный треугольник трусишек.

– Это единственное, что могу дать. Чистых маек нет, – подает он мне рубашку.

Я кошусь глазами на свободный крючок для полотенец, но Гордеев лишь приподнимает бровь и протягивает руку настойчивее. Я вынуждена перестать прикрывать грудь, чтобы принять одежду. Ящер не спешит уходить.

Проводит рукой по моему животу, сжимающемуся под его ладонью. Мне кажется, я даже начинаю подрагивать. Хмыкнув, он оставляет меня одну.

Да уж! Соблазнительница века!

Глава 9

Взгляд Ящера неуловимо меняется. Он всё ещё пугающий, но уже как-то по-другому.

Гордеев садится и спускает ноги с кровати, я чувствую его дыхание на своём животе. Подушечкой пальца он прикасается к треугольнику из маленьких родинок слева от пупка, и у меня вырывается прерывистый вздох. Я так нервничаю, что пальцы на ногах поджимаются. Напряжение в спальне нарастает, но, кажется, только для меня. Ящер не выглядит расслабленным, скорее, наоборот, но он спокоен. Он точно знает, чего хочет и что он это получит.

Прочертив вниз от родинок линию, кончиком пальца он поглаживает место, где смыкаются половые губы.

– Раздвинь ноги, – голос резкий, но неожиданно для меня охрипший.

Неужели его хоть что-то может пронять?

Я не смею не подчиниться. Переступаю ногами, и Ящеру открывается доступ к совсем нежным местам. Рука Гордеева проскальзывает дальше вдоль всей плотно сомкнутой расщелинки.

– Надеюсь, ты не девственница.

– Нет, – выдавливаю я, пытаясь в этот момент оценить свои ощущения.

По идее, мне должно быть мерзко и стыдно. Я должна чувствовать себя униженной.

Но что-то где-то пошло не так, и я скорее волнуюсь и испытываю неловкость. Да и в целом поведение Ящера не оскорбительное, а какое-то собственническое, даже немного будоражащее. Он не хочет меня задеть. Он хочет меня взять. По праву сильного, просто потому, что может. Потому, что Гордеев хочет меня.

И сейчас уже заметно, что хочет сильно. Простыня, которая всё ещё чудом скрывает от меня его орган, натягивается на бугре в паху, обрисовывая его весьма отчетливо.

– Всё, Ксюша, больше отказаться я тебе не позволю, – его палец раздвигает мои складочки. – Тебе придётся управляться с моим темпераментом. Ты точно не врёшь? Ты знаешь, что такое член, и пробовала его?

– Только один раз, – еле слышно отвечаю я и, вспомнив сцену в клубе, добавляю: – Не ртом.

– Я это исправлю, – «успокаивает» меня Гордеев, продолжая давить на губки. – Не похоже, чтобы твой кавалер знал, для чего твои сладкие дырочки.

– Это было уже давно, – совсем шепотом признаюсь я.

– Вчерашняя девственница. Ну-ну, – он пробует протолкнуть палец внутрь, но там сухо.

Ящер поднимает руку и подносит к моему рту.

– Оближи. Как следует, – командует он и наконец поднимает на меня глаза, оторвавшись от созерцания промежности.

Мне ничего не остаётся, как немного наклониться и взять в рот два предложенных пальца. Гордеев с удовольствием смотрят на то, как я обхватываю их и скольжу губами вдоль его пальцев.

– Давай, Ксюша, пососи как следует. Надо привыкать.

Почему-то от этой фразы сердце пропускает удар и начинает биться как-то неровно. Свободной от моих губ рукой Ящер слегка сдавливает сосок на качнувшейся вперёд груди, и он начинает пульсировать.

Забрав у меня пальцы, Гордеев снова с нажимом проводит по щёлке, и в этот раз створки поддаются.

– Природа берёт своё, – хмыкает он и несколько раз поглаживает с нажимом клитор, заставляя мое тело вздрагивать. Лёгкие волнующие импульсы наполняют меня. Я чувствую, как твердеют соски, напрягается живот, ноги словно сами раздвигаются шире, когда Ящер повторяет пальцами свой путь и проникает в мою пещерку.

Это довольно странно. То, что я сейчас чувствую.

И всё это не похоже на мой первый раз от слова совсем.

Ящер откидывает простыню, и мой взгляд сразу же приковывается к его члену.

Наверное, он большой. Мне особо не с чем сравнить. Член моего бывшего я почти не помню, он так быстро нацепил презик, выключил свет и стал в меня совать свою штуку, что я даже особо представление не составила. Сначала было немного больно, а потом непонятно, и чуть-чуть щипало от смазки лубриканта на презервативе. Поэтому сейчас я жадно разглядываю член Ящера, который тот мне охотно демонстрирует, подрачивая одной рукой, не забывая другой растрахивать мою уже вполне влажную дырочку.

Когда третий палец протолкивается в меня с трудом, лицо Ящера искажает судорога, и он крепче сжимает свой орган, а до меня доходит, что головка крупнее, чем три эти пальца, которые сейчас давят на мои стеночки.

Природа и впрямь берёт свое, и у меня выделяется больше смазки. И чем больше я смотрю на Ящера, на его движения рукой вдоль ствола, тем чаще становится моё дыхание, тем сильнее мне хочется, чтобы Гордеев лизнул соски, опять оставленные без внимания.

– Ложись на живот, – приказывает Ящер, и хрипотца в его голосе бьёт по моим нервам.

Я вытягиваюсь на кровати. Гордеев с наслаждением мнёт мою попку.

– Анальный секс ты тоже не пробовала?

Закусив губу, мотаю головой.

Говорят, что это больно, но я потерплю.

Однако, Гордеев подпихивает одну из подушек мне под низ живота, разводит ноги широк и… встаёт с постели.

Я вижу, как он идёт к прикроватной тумбочке с другой стороны, достаёт презерватив и, не спеша, у меня на глазах надевает его.

Почему-то я начинаю трепетать. Накатывает осознание, что всё. Сейчас я точно окажусь натянута поверх презика. И сам момент покорного ожидания... Он тоже волнительный.

Глава 10

Закусив простынь, тихо попискиваю, потому что оказываюсь права: он для меня большой. Чудо, что он смог в меня поместиться, хоть и, похоже, не до конца.

Ящер неплохо подготовил мою киску. Мне не больно, но вспоминая его слова, что надо отрабатывать, я прихожу в ужас.

О какой инициативе с моей стороны может идти речь, если я уже сейчас дрожу, насаженная на его член так плотно, что мне кажется, нет ни миллиметра во мне, куда бы он мог проникнуть ещё?

Зажимая меня с двух сторон предплечьями, он наваливается, и я чувствую спиной его грудь, ощущаю запах его тела с примесью ноток алкоголя. А Гордеев, откинув мои волосы, неожиданно нежно проводит языком по моей шее, и от неожиданности я расслабляюсь и впускаю его до конца, ощущая растянутыми губками жёсткие волоски.

Пара осторожных примеривающихся движений внутри меня, а дальше начинается игра по-взрослому.

Ящер аккуратно наматывает мои волосы на кулак, и я за это ему даже благодарна, потому что от каждого длинного толчка я только ерзаю по простыне, и они забиваются мне в рот. Раз за разом Гордеев выходит из меня почти полностью и загоняет обратно в свой поршень до самого конца, мягко шлёпая яйцами о мою промежность. С удивлением чувствую, что они мокрые от моей смазки, хотя мне сложно сказать, что я возбуждена.

Вот если бы он полизал мои болезненно ноющие соски. Они сейчас так чувствительны, что я испытываю муку от трения ими о шелковые простыни, от которых пахнет парфюмом Гордеева.

Ящер, не меняя темпа вколачивается в меня, жарко дыша мне в ухо, от чего по шее бегут мурашки. При каждом погружении в меня я ощущаю, как моя киска словно наливается, губки набухают и становятся тугими, колечко входа в пещерку начинает зудеть, требуя, чтобы его и дальше его продолжали беспокоить толстой гладкой головкой. Стеночки все плотнее обхватывают уже вполне уверенно скользящий внутри ствол. Внизу живота тяжелеет.

Очень медленное спящее женское во мне просыпается, и уже в конце, когда Гордеев усиливает натиск, мне становится приятно. А ещё хочется, чтобы он ещё раз лизнул мою шею или между лопаток.

Но, кончив, Ящер выходит из меня и отправляется в ванную избавиться от презерватива, а я не решаюсь пошевелиться и, не шелохнувшись, лежу с раздвинутыми ногами, чувствуя, как воздух холодит мокрую, все еще распахнутую после Гордеева киску.

В растрепанных чувствах на влажных простынях я слушаю, как шумит вода, и меня одолевает смесь облегчения и стыда. Облегчения от того, что все закончилась и было не так уже ужасно, а стыда от того, что мне понравилось. В какой-то момент я даже с ужасом поняла, что завожусь. Я не сразу распознала это чувство, потому что с моим бывшим все было совсем не так. А когда сообразила, испугалась, что испытаю оргазм.

К этому я была совершенно не готова.

Сейчас понимаю, что, если бы я кончила, я бы себя сожрала. Это неправильно, так не должно быть. Нельзя получать удовольствие, оказавшись в постели с незнакомцев и отдаваясь ему за помощь. Как он это со мной сделал? Не было ни особых ласк, ни нежных прелюдий. Это все его магия Ящера…

Мое самобичевание прерывает возвращение Гордеева, который деловито перекладывает меня на кровати вдоль, ложится рядом на бок и, положив руку мне на грудь, видимо, собирается спать.

Из-под ресниц разглядываю его лицо. После оргазма оно не становится мягче ни на капельку. Только длинные черные ресницы, бросающие тень на скулы, мягкие и пушистые, а брови все равно нахмурены, жесткая линия рта намекает, что никаких поблажек не будет.

Покусав губы, я решаюсь спросить:

– Что вы решили?

Гордеев удивленно приоткрывает один глаз.

– Мы все еще на «вы»?

Да меня и саму немного смущает это обращение, но тыкать Ящеру – это что-то запредельное. Как назвать его Дениской.

– Я решил, что мне понравилось, – отвечает Гордеев снова закрывая глаза.

Зато мои распахиваются. Понравилось? Что там могло понравиться? Я лежала бревно бревном…

– Ты не стала устраивать дешёвый спектакль со стонами и страстью порнозвезды. Не терплю шлюх.

То есть Таня, видимо, в эту категорию не входит, а так и не скажешь… Словно догадавшись, о чём я думаю, Гордеев усмехается:

– Мала ты еще.

Для того, чтобы меня трахать, я не мала….

– Но ты страстная, хоть и сама еще не подозреваешь. Думаю, ты мне еще сладенько постонешь, когда твое тело проснется.

– Теперь вы мне поможете? – у меня все внутри замирает в ожидании его ответа.

– Да, – тяжело вздыхает Ящер, которому не дают спать. – Я и так уже взялся за эту ситуацию. Сразу после того, как ты ушла из клуба.

Бормочет он мне куда-то в шею как ни в чем не бывало.

Шокированная его коварством, даже не понимаю, как реагировать:

– Тогда зачем… Ну вы меня…

– Ты так настаивала, – усмехается Ящер. – Я не устоял. Хорошие девочки – моя слабость. Но слово я держу: раз мне понравилось, теперь у нас уговор. Ты в обмен на решение твоих проблем. Я проконтролирую, чтобы их и в будущем не возникло ни с кем серьезным в городе. А если и мне и дальше будет нравиться, кое с чем я постараюсь помочь тебе ещё.

Глава 11

Поминутно заливаясь краской, я варю кофе на кухне. Подрагивающими руками делаю на завтрак бутерброды, потому что вчерашние биточки были сметены еще накануне. Нет, меня никто не заставляет кухарить, я просто сбежала из спальни от смущения, не зная, как смотреть в глаза Ящеру, когда он проснется.

Меня будят очень рано и очень специфически.

Окончательно я просыпаюсь, когда меня, лежащую на боку, тревожит Гордеев. Он даже не будит меня. Прижавшись ко мне всем телом со спины, Ящер просовывает руку подо мной и играется с грудью, перекатывая ее в ладони. Другой рукой, чуть сдвинув мою ногу, он добирается до клитора и одновременно с этим входит в меня.

Ещё не до конца освободившийся ото сна разум не настораживается, когда вторгаются в разомлевшее тело. Плавным движением он погружается в меня, и киска ласково его пропускает. Не переставая орудовать пальцами, Ящер с оттяжкой гоняет во мне свой член так уютно и обыденно, будто делает это со мной каждый день уже лет пять.

Предательское тело отзывается на каждый толчок. Горячее ядрышко внутри, поначалу маленькое, быстро растёт, подпитываемое уверенными движениями Ящера, и меня заполняет горячая волна. Затапливает с головой. Словно вихрь, она водоворотом кружит там, где головкой в самое донышко ударяется толстый член, и расплёскивается по всему телу. Гордеев, будто понял вчера обо мне что-то, раскусил мое тело и теперь знает, что мне нужно.

Он делает это как-то так, что я чувствую себя шлюшкой, потому что киска хлюпает, и к звукам шлепков о ягодицы примешиваются тихие стоны, срывающиеся с моих губ. Я просто не могу их сдерживать, когда пальцы Ящера ритмично потирают влажную горошинку. Я чувствую, как мокро и жарко у меня там, куда так размашисто толкается Гордеев. И я в полном ужасе от своих ощущений.

Добивая остатки моего самообладания, Гордеев трется щетиной о мою шею, а затем влажно ее целует. Меня пронзает электрическим разрядом, а я даже выгнуться не могу, спелёнатая крепкими жадными объятиями. Мне не шелохнуться, и я не сразу замечаю, что неосознанно делаю единственные доступное мне: чтобы ослабить это напряжение, трусь сосками о его руку.

Но когда Ящер слегка прикусывает нежную кожу вдоль венки на шее, я содрогаюсь, переживая свой первый в жизни оргазм. Догнав меня, Гордеев просто стискивает меня сильнее, подпихивает под себя и, не выходя из меня, засыпает.

Опустошенная пережитыми эмоциями, я проваливаюсь в сон вслед за ним.

И вот теперь я в полном шоке отираюсь на кухне.

Понятия не имею, во сколько встаёт Гордеев, но мне бы попасть домой до обеда. Мы за городом, и я не уверена, что денег на карточке хватит на такси. А как ещё отсюда уехать, я не знаю. Может, у парней на улице спросить?

К тому же, у меня голые ноги. Днем не так холодно, но бледная кожа из-под длинного пальто выглядит не очень актуально. И вряд ли у Ящера завалялись колготки.

Делаю глоток и морщусь. Губа, на которую вчера я не очень обращала внимания под наплывом адреналина, поджила, но еще дает о себе знать. Хорошо, что синяка нет. Вряд ли я смогла бы объяснить его маме.

«Тебя, только этого волнует?» – ехидно спрашивает сознание.

Гоню от себя мысли.

Снова и снова накатывают то стыд, то нега, то отчаяние.

Я так и сижу, уставившись в чашку, когда на кухне появляется Ящер. Вальяжный словно сытый зверь, он производит двоякое впечатление, он как ленивый хищник следит за пойманной в ловушку добычей. Вроде и доволен, но настороже.

– Доброе утро, – мямлю я, снова опуская глаза.

– Доброе, – усмехается Гордеев, разглядывая меня при утреннем свете. – Как тебе пробуждение?

Он явно нарочно меня смущает, потому что, когда я неизбежно краснею, взгляд его становится еще более довольным.

Что на такое ответить? Спасибо, понравилось?

– Скажите…

Ящер с интересом смотрит на меня, и, оробев, я умолкаю.

– Скажи: «Денис», – подначивает он.

– Денис Сергеевич, мне неловко…

– Это, конечно, мило и меня возбуждает, но я прошу тебя: назови меня по имени.

Помявшись, я все же решаюсь обратиться без отчества к мужчине, который час назад был во мне:

– Денис, отсюда ходит какой-то транспорт?

– Ты меня за чудовище держишь, что ли? – удивляется Гордеев. – Я поеду в город по твоему вопросу и завезу тебя домой. После завтрака. Завтрак, Ксюша, – это еда, съешь хотя бы бутерброд, нечего на одном кофе сидеть.

И Ящер подает мне пример, откусывая от самого толстого куска.

Через полтора часа я и впрямь у своего дома. Коля подвозит нас прямо к подъезду. Гордеев берёт в руки мобильник:

– Давай свой номер.

Я диктую цифры, и, сделав мне дозвон, Гордеев приказывает:

– Запиши, я позвоню тебе вечером.

Под присмотром Ящера я скрываюсь в подъезде, мерзавцев вокруг не обнаруживается, хотя я держу в руке мобильник, готовая в любой момент позвонить Гордееву.

Зайдя домой, я первым делом направляюсь душ.

Глава 12

Уже вечером я снова буду с Гордеевым.

Что мне привезет курьер?

Я вдруг начинаю волноваться. Честно говоря, моей фантазии не очень хватает на то, чтобы представить себе, что мне может быть нужно. В памяти снова всплывает это «отрабатывать».

Дурные мысли гоню от себя прочь.

К моменту, когда появляется курьер я изнываю от смеси любопытства и беспокойства.

В переданном мне пакете без опознавательных знаков несколько коробочек и записка, она лежит на самом дне, и до нее я добираюсь уже после того, как распаковываю посылки.

В первой коробочке, глянцевой черной, обнаруживается комплект нижнего белья из белого невесомого кружева и комплект чулок. На первый взгляд я бы назвала его вполне закрытым, но стоит мне его примерить, как я понимаю, что скромность – этот не про него. Да, в нем я выгляжу как хорошая девочка, очень плохая хорошая девочка.

Во второй плоской бархатной коробочке длинная нитка крупного жемчуга.

А к самой маленькой третьей и прикреплена записка: «Если не решишься, я сделаю это сам».

Не решишься? Что там? Кольцо в пупок?

Подрагивающими руками вскрываю ее и замираю. В плюшевом ложе уютно покоится украшенная жемчужинкой анальная пробка. У меня сердце заходится от волнения.

Мамочки!

На нервах лезу в гугл. Читаю информацию по тематике и пугаюсь еще больше. Многие жалуются на боль и ужасные ощущения. Среди некоторых анонимных отзывов, правда, есть те, что должны меня успокоить. Но неизвестность все равно пугает. И то, что я не могу отказать Ящеру. Видимо, Гордеев решил попробовать меня везде.

Следуя инструкциям из интернета, я решаю подготовиться, но, выполнив все рекомендации, действительно не решаюсь вставить в себя эту штуку. Хотя при мысли, что Гордеев это сделает сам, меня бросает то в жар, то в холод. Может, вообще обойдется…

В глубине души я понимаю, что нет. Не обойдется. И Ящер возьмет меня везде, где захочет. Я представляю себе, как он берет меня снова, как его член заполняет мою дырочку, и закусываю губу. Даже про минет я думаю без неприязни. «Пососи как следует. Надо привыкать». Я буду привыкать отсасывать у него. Ужас.

Но главное, что он поможет.

Гордеев скоро уедет, и все останется позади.

Сладкий спазм в киске, подсказывает, что она будет скучать по Ящеру.

Пока мне остается только смириться и ждать вечера, до которого не так уж и далеко.

Ничего не могу с собой поделать: откровенный намек Гордеева меня будоражит. Его незавуалированное желание заниматься со мной сексом мне даже немного льстит. У такого, как Ящер, нет проблем с женщинами. Чего стоит только Татьяна, которая в прямом смысле слова готова была стелиться. Если бы я не нравилась Гордееву, он бы ни за что не предложил мне такой вариант расплаты за его помощь. Возможно, я не такая уж и Моль.

Нет, я нисколько не приукрашиваю свое нынешнее положение, но, что ни говори, чувствовать себя желанной, сексуально привлекательной, да еще и для такого мужчины приятно. Красивого мужчины. Непростого. Привыкшего к женскому вниманию.

Около шести вечера звонит Гордеев.

– Ксюша, я во дворе.

Бросаю на себя последний взгляд в зеркало. Роковой женщиной мне не быть, но выгляжу я достойно и, надеюсь, привлекательно. Опускаться до того, чтобы надевать пальто на белье я не стала и выбрала любимое кашемировое платье, довольно элегантное, но и уютное, подчеркивающее мою женственность.

Как будто на свидание собираюсь, хотя… Будем считать, что это такое стремительное свидание.

Спустившись, вижу Гордеева, курящего возле машины у дверцы водителя.

Что? Неужели мы без дуэньи? Где же Коля? Как он отпустил Ящера без своего пригляда?

– Хорошо выглядишь, – делает мне комплимент Гордеев, открывая пассажирскую дверь передо мной. Он разглядывает меня так, словно рентгеновским зрением пытается под мягким кашемиром разглядеть тот разврат, который он мне прислал.

Ящер не особо разговорчив.

Когда я усаживаюсь в салон, перед тем, как захлопнуть дверь, он рукой проводит по ноге, заныривая под платье, добирается пальцами до резинки чулка, поглаживает кожу над ним, глядя мне в глаза. Гордеев длинно выдыхает, но выше руку не поднимает. Завершив проверку, он отправляется на водительское место, а я сижу, вцепившись в сумочку на коленях, в которой лежит пробка, и мысленно ругаю себя за слабость, потому что стоило грубоватым подушечкам добраться до нежной кожи, как у меня увлажняется киска.

Опустившийся рядом Ящер обдает меня своим парфюмом, и я отчетливо вспоминаю, как пахнет его разгоряченное во время секса тело.

Впервые в жизни я понимаю, что означает фраза «тело ее предало». Это когда мозг скептически и даже с опаской относится к тому, чем мы будем с Гордеевым заниматься, а чем конкретно, сомнений быть не может, и в то же время тело уже на все готово.

Правда, я немного теряюсь, когда Ящер выруливает не на дорогу в сторону из города, по которой он меня сегодня привез домой, а поворачивает на магистраль к центру.

– А мы куда? – робко спрашиваю я.

Глава 13

Я непонимающе смотрю на него. Ящер кладёт мне одну руку на колено, а у меня сердце пропускает удар. Неужели он хочет попользовать меня прямо в машине?

Но нет. Гордеев просто смотрит на меня выжидающе, пока его ладонь обжигает мою кожу через чулок.

Сглотнув, я кладу сумочку на приборную панель и, чуть расставив ноги так, чтобы колени не были сомкнуты, медленно подтягиваю подол платья выше.

Ещё выше.

До тех пор, пока не показывается резинка чулка. Пальцы Гордеева чуть сжимаются на моем колене, но он продолжает гипнотизировать край платья. И я задираю его ещё чуть выше так, что становится видна молочно белая кожа.

Слышу, что дыхание Ящера чуть тяжелеет, хотя лицо он контролирует.

И тут меня словно черт дёргает.

Мне внезапно хочется выбить его из колеи, хочется почувствовать свою женскую власть, потому что, кто бы что ни говорил, над всеми нами властвуют инстинкты. В особенности над мужчинами. Тем более над такими.

Дразня, я приподнимаю подол еще немного, если Гордеев чуть вытянет шею, ему будет виден белый треугольничек трусиков.

Я вся замираю и задерживаю дыхание. Для меня сейчас очень важно увидеть его реакцию. А Ящер неосознанно поддаётся на провокацию, он разворачивается и впивается жадным взглядом туда, где белеет десерт, который он получит после ресторана.

На меня накатывает лёгкая эйфория.

В тягучей и немного пьяной атмосфере полутемного салона автомобиля, в котором пахнет выделанной кожей и парфюмом Гордеева, я задумываюсь, что хотела бы завести его так, чтобы он потерял от меня голову. Пожелал взять меня даже здесь.

Видимо, сегодня дьявол владеет мной.

Кончиками пальцев я провожу вдоль кружева чулка, потом немного выше и слегка прикасаюсь к белому развратному безобразию.

Ящер вскидывает на меня глаза.

– Хорошая девочка, – говорит он хрипло, и это хрипотца вызывает у меня дрожь, прокатывающуюся вдоль позвоночника, и спазм в животе.

Его рука, лежащая на моём колене, повторяет путь моих пальцев, но, дойдя до промежности, Гордеев подцепляет ткань платья и опускает ее обратно. Опять заводит двигатель и возвращается в поток машин.

Мы едем молча, всё ещё в полной тишине.

Сложно сказать, чего я добилась.

Чувствую себя оглушённой собственной открывающейся сексуальностью. Атмосфера в автомобиле такая, что воздух можно ножом резать. Вязкая, порочная, наполненная ожиданием неизбежного окончания вечера.

Вспоминаю, что лежит у меня в сумочке, и чувствую, как лицо становится горячим. Закусываю губу, чтобы жалобно не заскулить от волнения: всё это страшно, стыдно, неотвратимо и пробуждает во мне тёмные желания.

К тому моменту, как мы паркуемся возле «Ла мар» мне удаётся немного вернуть самообладание, но я тут же теряюсь под напором совершенно других эмоций.

«Ла мар» из тех заведений, куда некоторые жители города никогда не смогут себе позволить зайти. Ценник здесь космический.

И хотя здание довольно гармоничное от него веет пафосом и снобизмом круче, чем от «Черчилля», в котором я однажды была. Даже у швейцара на входе на лице такое превосходство над окружающими, будто это не он тут поставлен для того, чтобы всего лишь двери открывать, а мы – жалкие попрошайки.

Чувствую себя неуютно. Мне кажется, что и моё довольно дорогое платье убого, и скромные золотые серьги недостаточно хороши. Остро ощущаю, что я не дотягиваю до уровня наших светских львиц, включая ту же Таню.

Гордеев выходит из машины и открывает дверь замешкавшийся мне.

– А нам обязательно ужинать здесь? – робко спрашиваю я.

У меня прорезается синдром самозванца. Кажется, что это место не для таких, как я. Понимаю, что платить будет Ящер, и у него денег точно хватит, однако у меня всё равно ощущение, что я не могу себе позволить этот ресторан. Мерзкое ощущение, что есть люди разных сортов.

– Это хороший ресторан, – невозмутимо отвечает Гордеев.

– И очень дорогой, – бормочу я.

– Я понял, – он смотрит на меня испытующе, будто и правда понимает, что я испытываю. – Моя женщина ест всё самое лучшее.

Договаривает он и подаёт мне руку, чтобы помочь выйти из машины.

Лучшее… Как же! Господи даже я готовлю лучше, чем в большинстве этих пафосных ресторанов! Вон как Гордеев метал моей биточки…

Что? «Моя женщина»? Запоздало его фраза врезается в мой мозг.

Сначала диссонансом, потому что «женщина» у меня с собой не ассоциируется. То есть это вообще не про меня! Но потом… «Моя женщина» … Звучит как-то очень интимно, а совсем не так, как «моя девушка» или «моя спутница». Это как бы передаёт всю суть отношений пары.

Только вот я не могу назвать его своим мужчиной. Давно ли я стала его женщиной? Или это передаётся половым путём сразу? Да и надолго ли я его?

Видимо, я уставилась на Гордеева, потому что он усмехается:

– Да. Сегодня я – твой самый дорогой аксессуар.

Глава 14

– Как это я мгновенно превращаюсь в беспомощную куклу, он всё-таки куда-то вляпался.

Как назло, официант приносит заказ, и, пока он сервирует блюда, разговор затухает.

А меня не радует ни красная рыба, запечённая на гриле под сливочным соус, в гнезде из рукколы, ни благоухающие тимьяном шампиньоны, соседствующие со страчателлой, ни шампанское. Мне становится страшно и неуютно, особенно от того, что, если бы не Гордеев, я бы ничего этого не узнала.

– Его хотели убить? – непослушными губами выговариваю я, когда официант отходит.

– Отомстить, наказать, проучить… Не думаю, что целью была именно его смерть. Но в таком разрезе становится понятно, что твой брат – счастливчик. Автомобильные аварии – вещь непредсказуемая. Ешь, Ксюша, – мягко настаивает Гордеев.

– Как я могу есть, когда слышу такие новости? – сиплю я.

– Я решу этот вопрос, – морщится Ящер, как будто я усомнилась в его возможностях.

– На всякий случай я договорился: твоего брата уже завтра переведут в другую палату. Там за ним смогут приглядывать, пока я разбираюсь, в чём дело. Не нервничай, повторного покушения мы не допустим. Хотя я и сомневаюсь, что кто-то будет пытаться причинить ему вред в больнице. Прости, но он парень не того полета, – Ящер говорит так спокойно и уверенно, ему легко, но Лёшка не его брат, а вот я начинаю паниковать.

– Пока неизвестно, кто мог такое сделать? – комкаю я накрахмаленную салфетку на коленях.

– Нет. Ищем. Завтра у меня важная встреча, и надеюсь, пока я занят всё, что нужно будет, уже нароют. Макс, конечно, занятой парень, но он не один: «Лютик» и «Люцифер» к его услугам. Ситуация ему не понравилось, я не думаю, что он спустит её на тормозах. Беспредельщиков никто не любит. Нам в городе они не нужны.

– А что мне делать?

– Ужинать, Ксюша, – усмехается Ящер. – Ты сделала, что могла. Теперь у тебя одна задача – меня порадовать, и тогда всё будет хорошо.

Видя, что я все еще вяло ковыряюсь в тарелке, Гордеев задаёт мне шокирующий вопрос:

– Пробка в тебе или с тобой? – он спрашивает негромко.

Гордеев вообще, судя по всему, не любит напрягать голосовые связки, но мне кажется, будто нас слышат все вокруг. Я краснею и залпом допиваю шампанское в фужере. В животе становится тепло, а пузырьки на голодный желудок ударяют в голову, меня мгновенно ведёт.

– Со мной, – чуть слышно отвечаю я и, чтобы не продолжать смущающий разговор, принимаюсь за еду.

Гордеев надо мной посмеивается.

А вообще вкусно, с удивлением отмечаю я. Главное, не привыкать к роскошной жизни.

– Денис! – слышу я и поднимаю глаза тарелки.

– Миша, – отзывается Ящер. – Привет.

К нашему столику подходит пара: импозантный мужчина чуть старше Гордеева со спутницей, высокой светловолосой девицей. Она одета дорого, с претензий на высшее общество, духи у нее очень резкие, и сама она производит впечатление гончей, взявшей след.

Я успеваю заметить то, что Гордеев, позволив ей как старой знакомой поцеловать себя в щёку, перехватывает её руку, когда она пытается погладить его по груди. У меня глаза вылезают из орбит. Мало того, что она позволяет себе такое у меня на глазах, она же не знает о сути наших отношений, так она это делает фактически при своём спутнике.

– Я не знал, что ты в городе, – радуется мужчина.

– Я проездом, – Ящер пожимает протянутую руку. – Не до визитов.

– Вижу, – глядя на меня, ухмыляется тот, но вполне добродушно.

А вот его спутница ест меня глазами.

– Оля тебя усмотрела, говорит, подойдём, поздороваемся.

Ольга мгновенно преображается и, расточая улыбки, медовым голосом подтверждает:

– Давно же не виделись. Дай, думаю, Дениса позову к нам за город на шашлыки.

Она улыбается Гордееву так сладко и многообещающее, что я на месте её спутника оскорбилось бы. Но тот смотрит в другую сторону.

– Я не один, – скупо отвечает Гордеев, причем у меня создается впечатление, что это не только ответ на ее приглашение, но относится в целом к ее поведению. Ольгу перекашивает.

– Да ты бери свою девчулю с собой, – отзывается обернувшийся Михаил.

Ольга демонстративно отворачивается от меня и всё внимание уделяет только Денису, он же смотрит на неё через прищур.

– Ксюша, познакомься – это мой друг Михаил со своей супругой.

Перед словом «супруга» Гордеев делает едва уловимую паузу и бросает взгляд в сторону Михаила.

– Очень приятно, – вру я.

Точнее, Михаил на меня не произвёл никакого впечатления, а Ольга почему-то бесит.

– Как насчёт завтра? – с придыханием спрашивает она.

Такое ощущение, что она копирует одну известную своей манерностью российскую актрису.

– Увы, – отмахивается Ящер. – На завтра я уже приглашён.

– И к кому же? – она презрительно стреляет в мою сторону глазами.

Глава 15

– Оля! – шокировано восклицает Михаил.

Глаза Ящера сужаются, взгляд его не предвещает ничего доброго. Даже я ёжусь, хотя Гордеев смотрит и не на меня.

Атмосфера мгновенно накаляется. Почему-то у меня такое ощущение, что если Ящер сейчас что-то скажет, то это будет что-то необратимое.

Михаил, видимо, знающий Гордеева достаточно хорошо, пытается сгладить ситуацию.

– Оля, – густые брови сходятся на переносице, а кончик носа белеет от гнева. – Пойди-ка за стол, раз не умеешь себя вести.

Ольга не выказывает никакого раскаяния за хамство. Она упрямо вздёргивает подбородок, в глубине ее глаз сверкает злость.

Как же!

Она строит из себя прима-балерину, а ей как нашкодившей собачке указывают на половик у двери. Тон Михаила весьма однозначен: хозяин недоволен своим питомцем.

– Что Оля? – огрызается она.

– Не тебе это говорить, – осекает её Ящер, и Ольга покрывается пятнами. Михаил же молчит, за нее не вступается, что меня удивляет, хотя она, конечно, хабалка, но все же его супруга, а он просто сверлит жену взглядом.

– Иди остынь, – велит Михаил Ольге.

Поджав пухлые губы, она зацокала в сторону столиков. Злорадно отмечаю, что утрированное покачивание бедрами делает ее похожей на кобылицу. Только пахнет она не навозом и потом, а дорогими духами.

Перевожу взгляд на Гордеева. Он всё ещё напряжён.

– Прости дурёху, я поучу её манерам, – мрачно обещает Михаил, глядя вслед жене. И у меня от его интонаций пробегает холодок по спине. Ольгу мне не жалко, но непохоже, что муж ее просто пожурит.

– Она попыталась задеть мою женщину, – весомо с расстановкой произносит Ящер, и мне становится еще неуютнее. В девятнадцатом веке я бы ждала вызова на дуэль.

– Язык у Ольки без костей…

– Без намордника её, видимо, до сих пор выпускать нельзя, – припечатывает Гордеев, словно продолжая мою аналогию между Ольгой и собакой.

– Ты её знаешь, – разводит руками Михаил, как будто это все объясняет. – Мелет все сразу.

– И когда-то мне казалось это забавным, но с тех пор я поумнел.

Слова Гордеева звучат так, будто и Михаилу не мешает поумнеть.

– Она не со зла, – все еще пытается исправить положение тот.

– Я знаю Олю очень хорошо, Миша, – с намеком парирует Ящер.

Михаил хмурится ещё больше.

– Я разберусь. Приезжай ко мне в четверг. Хочу кое-что с тобой обсудить. Думаю, тебе будет интересно, – настаивает Михаил.

Гордеев морщится, но кивает.

– Ксюша, не держите зла, –уже более уважительно обращается ко мне Михаил. С чего бы такие перемены?

Неуверенно киваю.

Неуверенно, потому что не держать зла не получается.

Видимо, христианское всепрощение мне чуждо.

И, кажется, Ящер со мной солидарен, хотя я и не понимаю, от чего он так разозлился. Это меня макнули в грязь лицом, на него она смотрела как на кулич в пасхальный день.

Понятно, что Ольга хотела мне показать моё место. Мол, у Гордеева бабы не задерживаются, и уже завтра меня сменит другая. Но это я и так знаю. Взять хотя бы Таню. Очень сомневаюсь, что Ящер ей давал какую-то отставку. Просто не позвонил, и всё. Он в городе проездом, с него взятки гладки. Никто никому ничего не обещал. Уверена, это Таню не останавливало, я видела, как она на него облизывалась и была готова выполнить любую его прихоть, а ведь она известна своим склочным и капризным характером избалованной девочки.

Хотя с чего я взяла, что Гордеев ей не позвонил? Он упоминал свой темперамент, может, ему много женщин надо… Эта мысль отчего-то царапает гордость словно ржавой иглой.

Я не стремлюсь стать его девушкой.

Даже думаю, что у Гордеева это понятие отсутствует в жизни. Сменяются какие-то девочки, и всё.

Меня задело не это.

Ревновать Гордеева в моей ситуации смешно, но что-то гадкое шевельнулось в душе. Клубок из ревности, задетого самолюбия и понимания, что моя ситуация даже хуже, чем думает Ольга.

Когда мы наедине с Гордеевым, я воспринимаю его собственническое поведение иначе, менее болезненно.

Он груб, прямолинеен, но Ящер меня ни разу не оскорбил и не унизил, а Ольга напомнила мне, что я просто тело.

И плевать, что оплатная часть нашего договора с Ящером мне понравилась.

Я всё та же. Обычная девчонка, которая хочет, чтобы за ней ухаживали, её добивались.

А Гордеев вроде, как и интереса ко мне не проявлял. Я сама себя предложила. Это меня гнетёт.

С другой стороны, у меня ничего не будет болеть, когда мы разбежимся. Нужно будет только простить себя за то, что я себе позволила всему этому произойти. Хотя, какой был у меня выбор. По крайней мере, Гордеев слово держит, чем не всегда славились парни, с которыми я встречалась «по любви». Для них могло быть в норме пообещать и не сделать. Возможно, какую-то мелочь, но осадок оставался. Один не приехал помогать собирать вещи для переезда, потому что у него на голове нашлась неопознанная шишечка. А встречать маму с вокзала не поехал, потому что «сосочек заболел». Это вообще что?

Глава 16

Бывшая?

Кто именно? Бывшая жена? Бывшая девушка? Бывшая подружка?

И кто кого бросил?

Судя по всему, Гордеев ее. Иначе бы она так не бесилась.

А Ольга не терялась и выскочила замуж за его приятеля.

Внутренняя бабка на лавочке, проснулась в предчувствии сплетни и не даёт мне покоя.

– Деталей не дождёшься, – хмыкает Ящер, мгновенно меня раскусив. – Я не восьмиклассница чесать языком, кто с кем кого.

Невыносимый Гордеев! Зачем тогда вообще начал рассказывать?

– Зато Ольга за языком не следит, – обиженно вырывается у меня.

Очень тянет добавить и за руками тоже не следит, но тут уже мне приходится прикусить свой язык.

– Да, с манерами у Оли туго. Не любит она сдерживаться. Я постараюсь до нее донести, что есть категория людей, с которыми она не может позволить себе вести себя как угодно, но тебе придётся её потерпеть.

– Придётся потерпеть? Почему это? – изумляюсь я. – Надеюсь, что мы больше с ней не встретимся.

Ну не будем же мы драться за его пододеяльник!

Я уступлю свое место без боя!

– Мы с тобой приглашены в гости, – напоминает мне Гордеев.

– И зачем там я? – напрягаюсь.

Мне совершенно не хочется стать когтеточкой для этой тигрицы. И без нее хватает проблем и стрессов.

– Я хочу, чтобы ты поехала.

Хочет он. А как ему откажешь, когда он обещает защиту брату?

После разговора с мамой меня терзает ещё один вопрос. Я все никак не придумаю, как к нему подступиться и решаюсь спросить прямо.

– Д… Денис, – спотыкаюсь я на его имени. – Мама мне сказала, что в больницу в отделение к брату приезжал спонсор…

Гордеев морщится.

– Не бери в голову. Я это сделал для себя. Была одна девочка, которой я должен. Не смог ей помочь. Хорошо, что у неё всё нормально сложилось. Я с ней рассчитался, но за душу тянуло. А тут съездил в больницу и немного отпустило. На эту тему мы больше не говорим.

Ясно. Стесняется своего благородства.

Как меня разложить – это нормально, а как рассказать про помощь с лекарствами – так мы молчим как партизан на допросе эссесовца.

Мужики.

Но несмотря на внутренние ворчание, я очень благодарна Ящеру за то, что он решил помочь. Я бы никогда даже не догадалась, что можно что-то сделать. Но, похоже, что благодарить действительно не стоит. Вон как брови свои красивые сдвинул.

И ещё там какая-то девочка…

Сколько вокруг него баб?

Мысли скачут. Всему виной залпом выпитое шампанское.

– А когда нам надо ехать в эти гости? – вспоминаю я про приглашение.

– Послезавтра. Вернемся в пятницу.

Я тяжко вздыхаю. Надо будет организовать себе прикрытие. Не то чтобы мне в моем возрасте запрещалось ночевать вне дома, но мама захочет узнать, где я и с кем. И надо чтобы подруги меня не подставили неурочным звонком. Потому что рассказывать маме правду мне не кажется удачной идеей.

– Тогда сегодня мне надо вернуться пораньше, – делаю вывод я.

У Ящера вытягивается лицо.

– Вернуться? Пораньше?

– Ну да, чтобы мама не нервничала, – поясняю я.

– Вернуться пораньше, чтобы мама не нервничала, – ошарашенно бормочет себе под нос Гордеев.

До меня доходит, что Ящер планировал провести со мной ночь. А я тут вроде как ему условия ставлю, поторапливаю.

Смотрю на него пришибленно.

– Это пиздец, – резюмирует он. – Детский сад с сиськами.

Ну, хочешь взрослые сиськи – тебя ждет Оля. Но я вовремя спохватываюсь, и не произношу этого вслух.

Что-то со мной не так. Где мой инстинкт самосохранения? Привыкаю я к Ящеру, что ли? То есть, я его, конечно, побаиваюсь, но рядом с Гордеевым я прям храбрый портняжка. Семерых одним ударом. Ага. Самой бы не отхватить. Вон как он Ольгу эту отбрил. И вроде ничего не сказал, а она как мухомор стала.

Я продолжаю виновато поглядывать на Гордеева, который неверяще уставился на меня. Кажется, я все-таки его подкосила. И сильнее, чем в машине.

Отвык человек со своими клубными бабами от нормальных девушек.

Гордеев молча расплачивается и поднимается из-за стола.

– Поехали.

Я внутренне вся подбираюсь. Главное, чтобы он не разозлился. Не думаю, что он будет срывать на мне зло, но и нежничать тоже больше не станет. А он со мной нежничал, это я поняла сегодня, когда начиталась всякого про секс, в том числе и анальный.

Поэтому я, не прекословя, иду за ним в гардеробную, позволяю надеть на себя пальто, намотать шарфик и вручить мне перчатки. Не вякаю, когда он берет меня за руку и ведет к машине.

И только когда, мы выезжаем опять на Ново-Садовую и катим не на выезд из города, а в обратном направлении, я не выдерживаю и спрашиваю:

Глава 17

Еще немного попялившись сквозь мутное, в грязных потёках подъездное окно вслед уходящему Гордееву, я возвращаюсь к себе домой.

На звон ключей в прихожую выглядывает мама.

Она выглядит заметно лучше. Я буквально ощущаю, что с её плеч свалилась гора, груз безысходности и неопределенности. А если она еще и выспится, у меня наконец перестанет болеть за неё душа. Я же слышу, как всё то время, что Лёшка в больнице, она всхлипывает по ночам в ванной.

– Мам, ты как? Тебе лучше?

– Что? А! Ты про простуду? Да я уже и забыла про неё, – отмахивается всё ещё немного бледная, но вполне ожившая мама.

Она больше не напоминает призрачную тень самой себя.

Ну вот, что я говорила, у неё открылось второе дыхание, появились силы.

Благодаря Ящеру.

Я прохожу на кухню. Надо запить вкус поцелуя Гордеева: вкус специй, вкус сигарет… Вот странно, не люблю курящих, а у него воспринимаю нормально. Он органично выглядит с сигаретой, да и нет от него этого въевшегося амбре, которое остается, когда сам дым улетучивается. Это был наш второй поцелуй…

– А ты куда такая красивая ходила? – врывается в мои мысли голос мамы, увязавшейся за мной на кухню.

А вот это, пожалуй, самое серьёзный признак её возвращения к нормальной жизни: она снова стала замечать и меня.

– С мальчиком в кафе ходила, – выдаю я ей полуправду и, налив воды в стакан, быстро делаю глоток. Вру я из рук вон плохо, и мама это знает.

Так что не будем подавать ей повода для волнений.

– Что за мальчик? У вас серьёзно? – спохватывается она. – Ты только не торопись. Присмотрись сначала. Достойный ли мальчик. Ты же знаешь, парням только одно и надо. Дело, конечно, молодое, но лишь бы ты потом не плакала. А еще лучше познакомь нас.

Я закашливаюсь, от такого предложения у меня вода идет носом.

– Мам, рано пока. Я сама еще не знаю, может встретимся еще разок и разбежимся.

– Ну, ты в кои-то веки нарядилась. Девочка девочкой. А то все время с дулей на голове, джинсы эти мешковатые, кофты бесформенные… Он из университета, да? Тоже аспирант?

Мама не может успокоиться. Любопытство у меня от нее. Сама от него вечно страдаю и маме я сейчас сочувствую, но рассказать ей ничего не могу.

– Нет, мам, – обтекаемом отвечаю я. – Он немного постарше.

И настороженно оглядываюсь на нее. Как она воспримет взрослого ухажера.

– Ну двадцать восемь лет, это не беда. Мальчишка еще.

Вот откуда она уже придумала про двадцать восемь? С ней всегда так. Скажешь что-то, а она уже историю навертела.

– Ты считаешь, это нормальная разница? – на всякий случай уточняю я. Гордеев явно старше. По моим прикидкам ему где-то тридцать три.

– Ну, в этом возрасте мальчики хорошо выглядят. Поэтому смотри в душу, на поступки. Не покупайся на мускулистые руки и широкие плечи. Главное, чтоб человек был надежный, работящий…

Вспоминаю своих однокурсников и парочку аспирантов: они и в подметки не годятся Ящеру. Щуплые, с пухлыми попами, обтянутыми костюмными укороченными брючками. А что касается поступков… Он помог моему брату, хотя я его не просила.

Да, я плачу ему телом, но он ведь и за мою проблему взялся, когда меня прогнал.

В голове всплывает сегодняшний поцелуй у подъезда, потом воображение подбрасывает картины моего пробуждения, мне становится жарко. Под кожей словно взбунтовавшиеся ежики устроили бега. Мысли опять пускаются вскачь.

Бездумно беру пульт и начинаю переключать каналы.

– О! Мой бывший ученик! – опознает кого-то мама, и я останавливаю щелканье кнопками.

Мама все время кого-то узнает, она в школе больше двадцати лет отработала. Она учитель русского языка и литературы. Но канал вроде не местный.

– Гордеев, одиннадцатый «Б».

Я резко дергаюсь, реагируя на знакомую фамилию, и впиваю глазами в экран.

Это на самом деле он в окружении стайки репортеров, настойчиво сующих ему микрофон под нос.

– А ведь нормальный парень был. Диковатый, конечно, но неплохой, – тяжко вздыхает она.

– Почему был? – автоматически спрашиваю я, внимательно разглядывая лицо Ящера, потому что оказывается я плохо его запомнила.

То есть у меня перед глазами отдельные черты: ресницы, отбрасывающие тень на скулы, руки, лежащие на руле, губы, обхватывающие сигарету, плечи, за которые я цеплялась… Словом образ. Будто внутреннее содержание для меня затмевает его внешность.

– Как его… Денис, кажется. Литературу любил, учился неплохо, да вот видишь, пошел в политику. Грязь там одна. Школе он, конечно, помогает, да только все одно. Слухи ходили странные, пока он еще в городе жил. Сама я не прислушивалась, но впечатление сложилось.

– Он тебе не нравится?

Мама пожимает плечами. Что означает, вроде как, не мне судить, но она осуждает. А я внезапно разозлилась. Не знаю, что там за слухи, но он выбился в люди, сама же говорит, школе помогает, у нас во дворе детская площадка на его деньги построена, брату помог. Говорит, на поступки смотреть, а сама впечатление по слухам составляет.

Глава 18

– Нет, не знаю… – сглатываю я вязкую слюну.

Наверняка, это те люди. Как же так? Ящер обещал, что они больше не побеспокоят!

– Значит, извращенец какой-то, – морщится мама. – Я думала, прошли те времена, когда звонили эти грязные онанисты. Фу.

– Да, похоже, ты права, – соглашаюсь я с ней, но сама так не думаю. Паника опять меня захлестывает. Неужели все бесполезно, и на них нет управы?

– Ладно, я спать. Глаза слипаются. Тебя утром будить?

– Нет, встреча с научруком у меня на следующей неделе, – качаю я головой, не в силах сосредоточиться на чем-то кроме этих звонков.

Вернувшись в свою комнату, я беспокойно нарезаю круги.

Странные пугающие звонки.

Странные, потому что на том конце молчат. Те гады, начали бы запугивать. Или не угрожают на автоответчик, чтоб доказательств угроз не было?

Пометавшись немного, я решаюсь написать Гордееву.

«Мне домой названивают и молчат, последний звонок был пару часов назад, мне страшно», – набираю я и отправляю, пока не передумала.

Не проходит и минуты, как мой телефон звонит. Хватаюсь сразу, потому что рингтон у меня громкий, а уже поздновато. Мама, наверно, уже легла.

– Алло, – громко шепчу я в трубку.

– Что за звонки? – грозно спрашивает меня Ящер.

– Я не знаю, но кроме тех, из-за кого, я пришла к в... к тебе, некому в трубку молчать.

Гордеев вздыхает.

– Номер можешь прислать?

– Да, сейчас сделаю.

– Жду, – и отключается.

Рысью на цыпочках щемлюсь к домашнему телефону, фотаю номер с определителя и отправляю Гордееву. Подозреваю, что он опять просто перезвонит, поэтому закрываюсь в ванной и пускаю воду из крана, чтобы не слышно было голоса снаружи.

И оказываюсь права.

– Тебе что-нибудь говорит имя Николаева Мария Алексеевна? – без вступления начинает Гордеев сурово.

А на заднем фоне раздается женский голос:

– Деня, тебе еще пирожки погреть? С вареньем?

– Мам! Нет, я уже сам весь как пирожок! – рявкает в ответ Ящер.

Я закусываю щеку, чтобы не захихикать.

– Я слышу, как ты сопишь, – это уже мне. – Так что?

– Нет, я никаких Николаевых вообще не знаю, и с Машами у меня туго, – признаюсь я, пытаясь говорить серьезно. Пирожок! Это Ящер-то! Интересно, с чем варенье?

– Номер зарегистрирован на нее. Парни, с которыми имел разговор Макс, клянутся, что это не их работа. Так что успокойся и спать ложись.

– Я посмотрела, звонки начались, когда Лешка в больницу попал…

– Я проверю, что там за Маша-Даша, но думаю, это какая-то лажа. Не бери в голову.

– Ладно, я попробую, – обещаю я. Мне и вправду немного легче. Скорее всего, кто -то или балуется, или ошибся номером. В конце концов, кто сейчас вообще звонит на домашний? – Я уже почти легла. Спокойно ночи.

– Да уж. Спокойной, – ворчит Ящер. – У тебя там вода шумит, легла она.

– Я в ванной, – сознаюсь без задней мысли, а вот у Гордеева я ее, похоже, вызываю.

– Ты голая?

– Н-нет, – обалдеваю я.

– Уже переоделась ко сну? – допытывается Ящер.

– Да.

– Пустишь меня?

– Нет! У меня мама спит! Дверь громко лязгает! – паникую я. – Спокойной ночи?

Гордеев-пирожок выдает цветистую фразу на нецензурщине.

– У тебя балкон есть?

– Да, на кухне, – я не понимаю, к чему эти вопросы.

– Окна куда выходят? Во двор? Этаж какой?

– Второй, – растерянно отвечаю я.

– Через десять минут посвети мне, – и кладет трубку.

Я в недоумении смотрю на мобильник. Зачем ему светить? Но засекаю время и топаю на кухню, стараясь не греметь. По дороге подцепляю братов банный махровый халат и накидываю поверх пижамки.

В положенное время помигав светом, выхожу на балкон.

Вглядываюсь в темноту, но глаза успевают заметить только тень, метнувшуюся к дому. Потом странный вибрирующий звук. А несколько секунд спустя я чуть не начинаю верещать, потому что за поручень балкона цепляются мужские руки.

Слава богу, прежде, чем я выхожу из ступора, мужчина подтягивается, и я узнаю в нем Гордеева. Очень хочется его чем-нибудь треснуть за то, что напугал до смерти. Но с одной стороны – нечем, а с другой стороны – вдруг упадет. Этаж-то может и второй, но ногу можно сломать, и упав на ровно месте.

Когда Ящер уже садиться на бортик и перекидывает ноги внутрь балкона, я наконец задаюсь главной мыслью: с каких это пор бизнесмены и политики по балконам лазают?

– Ты зачем залез? – от удивления и волнения, я даже перехожу на «ты» без внутреннего заикания.

Глава 19

– Чур, не приставать, – строго говорю я и сама понимаю, как глупо это звучит.

Гордеев смотрит на меня насмешливо и ничего не обещает.

Немного помедлив, я все же развязываю пояс халата, но снимать его не спешу.

Моя пижамка довольно скромная, но Ящер разглядывает меня так, будто на мне развратная шелковая комбинация, а не хлопковые розовые шортики в белых зайчиках и рубашка, застегнутая на все пуговицы.

– Подойди ближе, – тихо просит он.

– Зачем? – подозрительно спрашиваю я.

Ящер хмыкает:

– Это чтобы лучше тебя видеть.

Сказочник, блин!

Я делаю несколько шагов к нему и встаю перед ним.

Гордеев выпрямляется в кресле и проводит рукой по моему бедру.

Странно халат длинный, но кожа у меня после балкона все равно холодная, а Денис без перчаток, но его ладонь такая горячая…

– Сними этот кошмар, – уже совсем другим тоном требует Гордеев, указывая на халат, и у меня от его голоса бегут мурашки. Так вчера он просил меня раздвинуть ноги.

Халат падает к моим ногам.

– Милый зайчики, – хрипловато произносит Гордеев, с преувеличенным интересом он разглядывает кролей, расположившихся на моей груди. Будто отзываясь на этот взгляд, соски мгновенно напрягаются и натягивают ткань.

Как так?

Я же ничего такого не хочу!

Денис запускает руку под рубашечку и поглаживает мой живот.

Или хочу…

Но не так сильно, чтобы потерять голову!

Конечно, нет, но от поглаживаний хочется замурлыкать. Ящер гипнотизирует руку, скрытую ткань рубашки. Лишь иногда полы рубашки расходятся, и ему становится виден белый живот. Словно он дразнит сам себя.

Не знаю, куда деть руки, и пристраиваю их на широкие плечи. Холодная кожа куртки под пальцами вызывает у меня странное ощущение беззащитности. Хочется прильнуть, ощутить себя в безопасности, под защитой сильного тела, запустить пальцы ему в волосы, вдохнуть знакомый запах.

Но Денис не делает попыток меня приобнять, его ладонь забирается выше, оглаживает ребра и ложится на грудь. Слегка сжав попавшее в плен полушарие, он наклоняется и целует меня в треугольник из родинок, появившийся у него на виду, когда задралась рубашонка.

Мне становится жарко.

Нет, я не окунаюсь в животную страсть или что-то подобное, но мне становится всего мало. Мне хочется, чтобы он тискал меня обеими руками, хочется чувствовать кожей его кожу, чтобы он поцеловал не только живот, но и грудь. Облизал соски, черт побери! Он опять игнорирует их, просто наслаждаясь мягкостью плоти.

Господи, ну чего я стесняюсь после того, как сама ему предложила себя!

Денис явно не из тех, кто будет кому-то обо мне распространяться.

Зажмурившись я выдыхаю:

– Поцелуй ее. Грудь.

Гордеев ничего не отвечает, и мне даже кажется, что он оставляет мои слова без внимания. Однако, рука, лежавшая до этого на моем бедре, плавно скользит вверх, поглаживает мою попку свозь шортики и притягивает ближе к себе.

Повинуясь этому движению, я усаживаюсь к нему на колени верхом.

Денис медленно растягивает мою рубашечку, опаляя своим дыханием каждый сантиметр открывающегося тела, и как только полы рубашки расходятся, он накрывает губами воинственно топорщащийся сосок.

Наконец-то! И вчера, и сегодня утром он лишал меня этого острого ощущения, томил меня! Гордеев посасывает вершинку, а у меня внутри все натягивается словно струна. Вот дьявол! Умеет же!

Когда он рисует кончиком языка что-то вокруг ареолов, во мне тает каждая косточка, я вся превращаюсь в подтаявшее мороженное. Особенно сильно подтаявшее там, где я чувствую сквозь ткань напрягшееся естество Дениса.

Связные мысли испаряются из головы, тело выгибается навстречу Гордееву, наполняясь истомой, но…

Несмотря на внушительный стояк, тяжелое дыхание и темную поволоку в глазах, Денис отстраняется и, глядя в мои ничего не понимающие глаза, он медленно застегивает мою пижамку снова. Пуговичка за пуговичкой. Даже воротничок ее поправляет.

Я бестолково хлопаю ресницами, медленно возвращаясь в реальность.

– Ты начала постанывать. Мне понравилось. Хорошая девочка. Но мы не должны шуметь, – отвечает Гордеев на мое явное недоумение.

Ссадив меня с коленей, он поднимается, поправляет член в джинсах и как ни в чем не бывало направляется к двери.

– Накидывай свою шкуру убитой пенсионерки и пошли закроешь за мной балкон.

Что?

Он сейчас уйдет?

– Это что сейчас было? – поднимая халат, спрашиваю я, не в силах осознать, что он так и полезет со второго этажа с членом на перевес.

– Это чтобы тебе сегодня спалось так же плохо, как и мне, – ехидничает эта зараза.

Глава 20

«Мне нужно было вернуться пораньше, чтобы мама не нервничала».

Вот засранец!

Так и слышу его ехидный голос!

Но улыбка растягивает лицо. Уел.

Ну и день сегодня был. И вечер.

Как ни странно, но после сообщения от Дениса волнения и страхи отступают, и я спокойно засыпаю до самого утра.

И сплю так сладко, что просыпаюсь, когда уже за окном светло. Просыпаюсь не сама, а от звонка мобильного. Бросаюсь к трубке, думая, что звонит Гордеев, но это с кафедры.

– Ксения? Ивану Борисовичу нужно уехать по семейным обстоятельствам, – гундит в трубку замученная лаборантка. – Он переносит консультацию. Есть вариант через две недели, или на сегодня можно устроить.

– А на сегодня во сколько? – хриплю я в трубку, пытаясь разлепить глаза.

– На через полтора часа у него будет окно, – слышу, как она шуршит бумажками.

– Я успею, оставьте за мной! – скатываюсь я с постели, путаясь ногами в одеяле.

– Угу, не опаздывайте.

Через полтора часа! Блин, мама ведь спрашивала: будить или нет! Как чувствовала! Хорошо, что мне недалеко, пешком за полчаса доберусь. Главное, быстро собраться.

Однако, сегодня я отчего вожусь со сборами дольше обычного. Тянет подкраситься, заплести красивую французскую косу, выпустив несколько свободных прядей… Для Дениса же я вчера наряжалась, мне понравилось, почему бы мне не сделать этого для себя?

Но в глубине души я жду, что Гордеев быстро расправится с делами и вспомнит про свою должницу.

В общем, провозившись перед зеркалом, я вынуждена в универ почти бежать.

Одна радость, погода стоит сухая, иначе узкие бежевые брючки были бы забрызганы по самое «не балуйся». Очень непрактичная одежка, но сидит на мне изумительно. Я собой довольна.

В последние мне дни я была так измучена этими угрозами, что потускнела совсем. А мне не нравится быть Молью. Влетев в холл главного корпуса, я кошусь в зеркало, висящее возле гардероба, и отмечаю, что глаза горят, на щеках румянец. Хороша чертовка! Жаль оценить некому!

Огибаю очередь в гардероб, тянущуюся почти до самого окна, и по винтовой лестнице, проклиная себя за то, что польстилась на каблуки, застревающие в кованых ступенях, я бегом поднимаюсь на третий этаж.

Ффух, я вовремя. Иван Борисович – жуткий педант. У него пунктик по поводу опозданий. Он не пожалеет львиной доли времени, отведенной на консультацию, потратить на пропесочивание даже за двухминутную задержку.

У двери на кафедру мнется еще один аспирант.

Руслан.

Мой бывший.

И вроде все давно прошло и быльем поросло, но мне все равно рядом с ним как-то не по себе.

– Тебе на сколько назначили? – спрашивает он, пристально разглядывая меня.

– На сейчас, – отвечаю я, подозревая, что, похоже, наши консультации решили объединить.

Так и выходит.

Лаборантка выглядывает в коридор:

– Егорова? Пантелеев? Оба тут? – она обводит нас взглядом. Под глазами у нее залегли темные круги. – Заходите, Иван Борисович ждет.

Иван Борисович и впрямь нас дожидается, стоя в дверях кабинета и беседуя с кем-то, кого я узнаю далеко не сразу, а лишь когда всех нас приглашают внутрь.

– Ксения, Руслан, сейчас мы с вами разберем ваши исправления, а если возникнут срочные вопросы, вы сможете обратиться с ними к Константину, – указывает научрук на своего собеседника. – Мы договорились, что он меня подстрахует, если придется задержаться.

– Конечно, нет проблем, – звучный баритон будто создан, чтобы приковывать внимания. – Можете меня поймать на кафедре, но я на всякий случай оставлю вам номер мобильного.

Я смотрю, как Константин Арзамасов длинными пальцами достает из кармана визитки и протягивает нам.

Сын проректора, кандидат наук, самый желанный холостяк универа, он воплощение сына маминой подруги. Идеален. И вызывает смесь робости и раздражения.

Правда, долго думать о нем не приходится, потому что Иван Борисович открывает принесенные ему лаборанткой распечатки наших работ и тут же обрушивает на нас хляби своей критики.

Куда мне думать про идеал, когда выясняется, что я законченная тупица?

То есть, мне не так это сказали, но смысл от этого не меняется.

Через час, обтекая, мы с Русланом выходим от научрука, проклиная тот миг, когда мы решили податься на научную стезю. У меня даже руки подрагивают, и поэтому я не сразу подцепляю телефон в сумке, который начинает трезвонить и явно бесить одну из преподавательниц, корпящую над каким-то документом. В итоге мне приходится почти все вытряхнуть из сумки на стол лаборантки, чтобы наконец угомонить мобильник.

– Да, мам? – выдыхаю я в трубку, у меня такое ощущение, что все на кафедре готовы меня покусать, а чисто теоретически мне еще потом здесь работать. – Погоди, я сейчас выйду.

– Ксюш, Лешку перевели в другую палату, теперь к нему пускают и даже передачи разрешили.

Глава 21

По дороге в больницу, я нет-нет да и возвращаюсь мыслями к уколу Руслана.

Не замечала за ним раньше подобной злости. И расстались мы вроде нормально, без всякого скандала, само как-то отвалилось. Причин для подобных высказываний у него нет. Я не супер-пупер отличница, но училась всегда хорошо и в аспирантуру поступала на общих основаниях. Не за деньги и не по блату. И Руслан это прекрасно знает.

Стало так гаденько, особенно от того, что человек показал свое лицо неожиданно, когда жизнь и так подбрасывает мне коровьи лепешки одну больше другой. Интересно, сколько он притворяется в жизни?

– Я беру дороже, – холодно отвечаю я на его мерзкую реплику, сказанную на кафедре во всеуслышание в присутствии многих преподавателей, которые в будущем станут моими коллегами. – У тебя не хватит.

И вот надо учиться такие вещи не пропускать через себя, уж я-то как никто знаю, что злой язык – далеко не самая страшная проблема. Я тут могла без жилья остаться, брат мог остаться «овощем», а то вообще его могли убить. Но все равно. Подобная гадость выбивает из колеи. Не важно, сказанная в лицо или услышанная от третьих лиц. Нужно взрослеть и отсекать такое. А то с кафедры я вышла с гордо поднятой головой, а в коридоре у меня слезы на глаза выступили.

Не ной, Ксюша!

Все налаживается. Гордеев помог, Лешке лучше, мама радуется, диссер я напишу, стану кандидатом и утру нос Руслану, который пишет его уже три года, и неизвестно, допишет ли вообще.

Однако, настроение уже не такое радужное. И мысль о том, что многие люди, к которым ты относишься хорошо, возможно, держат за пазухой камень, не дает мне покоя. Часть этого разочарования даже переносится на ни в чем не повинного Константина, и любые его попытки завести светский разговор в машине я игнорирую, отвечая вежливо, но односложно.

Умом понимаю, что предложение подвезти – с его стороны прост жест взаимопомощи, но злость на Руслана за отвратительное обвинение заставляет меня искать двойное дно в поступке Константина. Совершенно безосновательно.

В этом смысле Ящер, у которого с политесом туго, сейчас лидирует среди всех знакомых. Он не пытается казаться кем-то. Гордеев позволяет себе быть таким, какой он есть. Наглый, неприятный, ему не надо никому нравиться. Это, конечно, не достоинства, а недостатки, но в какой-то степени с такими людьми проще.

Уже когда мы подъезжаем к парковке перед больницей я, уставившаяся в окно, замечаю мамину фигуру, спешащую к больничному скверику, чтобы срезать через него путь к приемному покою.

– Константин, остановите мне, пожалуйста, здесь, – прошу его я. – Я маму догоню.

Арзамасов, мельком глянув в сторону, куда я махнула рукой, притормаживает чуть обогнав маму.

– Спасибо вам большое! – благодарю я, уже выскакивая из салона.

Однако, когда я устремляюсь навстречу маме, обнаруживаю, что Константин вышел со мной. На мой недоуменный взгляд, он поясняет:

– Видно, что сумки тяжелые, я помогу донести.

Мама и вправду тащит явно что-то тяжелое.

Господи, что там такое?

Сменка и гостинцы не должны столько весить. У Лешки наверняка строгая диета.

– Да я и сама могу… – начинаю я.

– Вы не привыкли к мужской помощи? – аккуратно уточняет Арзамасов. – Или вы меня сейчас пожалели? Так я не инвалид. Мне вполне по силам донести сумку вашей мамы.

От мягкого укора я слегка розовею.

И Гордеев, и Арзамасов быстро вычислили, что я не привыкла полагаться на мужчин. У нас в семье из мужчин только Лешка, а у него своя жизнь.

Я не нахожу, что на это ответить, кроме смущенного «спасибо», и позволяю Константину вместе со мной догнать маму, которая, не смотря на очевидный груз, развила такую скорость, что я на своих каблуках за ней еле поспеваю.

В отличие от меня она смотрит на предложение мужской помощи благосклонно. И вообще на Константина, скупо представившегося моим знакомым, взирает крайне одобрительно, а на меня с любопытством. Наверно, вообразила себе романтические отношения.

– Я так понимаю, времени у вас мало, могу подвезти на машине, – предлагает Арзамасов перехватывая сумку.

– Нет-нет, – мама отмахивается, – пешком быстрее, да там и встать сейчас наверно негде.

– Пешком так пешком, – пожимает он плечами. – Показывайте дорогу.

И теперь уже мы с мамой не успеваем за широким шагом Константина.

В приемном покое я бросаюсь к стойке регистрации узнать, куда перевели Егорова Алексея, пока Арзамасов, придерживая маму за локоть, позволяет ей перевести дух после марш-броска.

Получив более или менее внятные объяснения, в каком корпусе мне искать брата, я возвращаюсь к этой воркующей парочке. Кажется, они нашли общий язык, что меня почему-то раздражает.

– Константин, еще раз спасибо вам большое! Мы и так отняли у вас много времени, дальше мы сами, – благодарю я.

– Спешите отделаться? – усмехается он. – Что ж, ладно. Если будут вопросы по диссертации или потребуется консультации – звоните.

– Да, конечно, – отвечаю я, непроизвольно поглядывая на часы. У нас остается сорок пять минут до завершения приемного времени.

Глава 22

Ох и ничего себе! Я-то пальцем в небо тыкала, а вон оно как!

– Ксюх, чего молчишь? – нервничает брат.

– Ничего, то есть, не знаю я, что с ней, – растерянно отвечаю я. – А кто это?

– Ты откуда вообще о Маше узнала?

Я вижу, что Лешка на грани психа. Что за тайны мадридского двора? Но волноваться ему сейчас однозначно неполезно. Ни по какому поводу. Все рассказывать сейчас не стоит, да и смысла уже не много. Я же знаю, что никакой вины Лешки в этих наездах из-за квартиры нет, и все это – неудачное стечение обстоятельств.

Однако предупредить о том, что авария не была случайностью, точно надо. По Лешке не скажешь, что он в курсе, что ему что-то угрожает.

– Леш, я тут перенервничала из-за постоянных звонков и молчания в трубку, – все еще сомневаясь, выдаю я полуправду. – И попросила знакомого узнать, кто это постоянно названивает. Ну и он сказал, что номер принадлежит Николаевой Марии, а я таких не знаю.

– Когда это у тебя появились знакомые, которые могут выяснить кому принадлежит номер мобильника? – напрягается брат.

Кажется мне, он видит в моих словах какой-то подвох, но совсем не тот. У него вызывает напряжение все связанное с этой неизвестной Машей. Мне даже становится обидно, я столько всего пережила, а его волнует только какая-то Николаева. Он, конечно, не знает об этом ужасе, но хоть спросить-то мог, как мы, как мама…

– С тех пор, как я узнала, что твоя авария – ненесчастный случай, – довольно резко отвечаю я и тут же корю себя.

Ну Лешка-то в чем виноват? Он сам пострадал. Хотя, кому-то же брат перешел дорогу.

– Как это не несчастный случай? – оторопев, переспрашивает он. – С чего ты взяла?

– Знающие люди сказали, – поджимаю я губы.

– Что за знающие люди? Ты сериалов пересмотрела? – Лешка смотрит на меня так, будто я маленький капризный ребенок, который привирает, чтобы получить побольше внимания.

– Почти. Максим Лютаев – герой популярного городского блокбастера «Найди плохого парня».

Лешка снова бледнеет.

– Ты связалась с Лютаевым? – и он тут же покрывает пурпурными пятнами.

Вижу, что он хочет устроить мне разнос.

Но пока брат на больничной койке и не может помочь, более того, сам хоть и невольно является источником проблем, главная в семье я. И не важно, что он старше. Именно мне сейчас приходится разгребать эти самые проблемы.

Последнее, что мне сейчас хочется услышать, это упреки в выборе неподходящей домашней девочке компании. Не после того, как меня встретили те трое, и не после того, как мне пришлось идти к Гордееву.

– Тебя сейчас только это волнует? – вспыхиваю я, хоть несколько минут назад уговаривала себя не злиться на Лешку. – Меня вот волнует, кто хотел тебе навредить. И по какому поводу.

– Я не знаю, – брат отвечает слишком быстро, и я понимаю, что он просто отмахивается от моего вопроса.

– А ты подумай. Потому что в следующий раз тебе может не повезти. Представь, что будет с мамой.

– Да не знаю я! Поняла? – огрызается он, но выдыхает и чуть спокойнее обещает: – Но я подумаю.

К сожалению, в этот момент в палату возвращается мама, и разговор на эту тему приходится отложить.

Собственно, посещение длится не очень долго. И по моим ощущениям, Лешка разочарован тем, что мы не додумались принести ему мобильник. С мамой брат прощается очень тепло, а вот на меня смотрит укоризненно.

Ничего. Переживет. Мне важнее, что мы не оказались на улице, и Лешке оказали нужную помощь.

И понимаю ведь, что я надолго, если не навсегда, останусь для него младшей сестрой, за которой надо приглядывать, но внутри все равно клокочет какая-то иррациональная обида на его реакцию. А если бы Лешка узнал, что я переспала с Гордеевым, то что? Он выпорол бы меня? Запер бы дома? Я давно совершеннолетняя.

Вернувшись домой, я стараюсь успокоиться, посмотреть на ситуацию глазами брата. Да, когда-то мы были близки, но сейчас мы оба слишком взрослые, а установки остались прежние, из детства.

Сами собой руки потянулись к старым фотоальбомам, где на снимках запечатлено наше счастливо детство.

Вот мы сидим на крыльце подъезда, у Лешки в руках рогатка, а у меня заплыл один глаз. На самом деле причиной был обычный «ячмень», но выглядит так, будто мы обнимаемся после суровой битвы. И еще много подобных моментов, которые воскрешают в памяти светлые воспоминания. Взбаламученная душа успокаивается. Ближе, чем мама и Лешка, у меня никого нет. Глупо копить обиды.

Альбом за альбомом я добираюсь до маминых.

У меня мелькает шальная мысль, что среди них есть альбомы с фотографиями учеников. Возможно, я смогу увидеть там Дениса. Эта мысль кажется мне немного стыдной, но привлекательной, поэтому поборовшись с собой, я все-таки прочесываю мамины талмуды и нахожу то, что ищу.

Он тут совсем такой же и в то же время совсем другой. Фотографий немного, несколько групповых фото на фоне березок с молодой листвой, видимо, в конце учебного года, парочка в актовом зале и… несколько фоток, раздражающих меня наличием на них Ольги, которая практически висит на Денисе.

Глава 23

На глаза наворачиваются злые слезы. Хотела вспомнить про свое место?

Получите, распишитесь.

Ящер быстро тебе его показал.

И чего я нюни распускаю? Он же предупреждал. Спрашивал, понимаю ли, на что подписываюсь. Я свое получила, теперь его очередь.

Все так. Все складно. Но когда разумные доводы могли победить эмоции?

Понимание, что я всего лишь девочка на пару раз больно ранят.

Остаток дня провожу в депрессивном состоянии, даже запираюсь в комнате, чтобы не грубить ни в чем невиноватой маме, потому что не уверена, что могу себя контролировать.

Так и засыпаю, уговаривая себя, что потерпеть осталось пару раз. Сделаю, что захочет, и свободна. Главное, пока буду «терпеть» не стонать слишком откровенно. У меня еще осталась гордость.

Утром я все еще дуюсь на весь мир до тех пор, пока не раздается звонок телефона.

Домашнего.

Я подхожу к аппарату как к замершей перед броском змее.

Эта самая Маша звонит. Последние цифры ее номера отпечатались у меня в памяти, это точно она. Лешка ничего не говорит, но зачем-то же она названивает!

– Алло, – беру я трубку.

Молчание.

– Мария, это вы? – решаюсь я.

Молчание.

– Если вы звоните Леше, то его сейчас нет, – рассказываю я, непонятно зачем, но раз брат за нее волнуется, то, может, и она за него? – Он в больнице…

Судорожное всхлипывание подтверждает мою гипотезу, но на том конце продолжают молчать.

– Ему лучше. Что-нибудь передать надо?

И снова тишина.

– Четвертая городская, хирургическое отделение…

Мой монолог прерывают гудки.

Кладу трубку. Что ж. Это явно Мария Николаева. Но понятнее мне не стало.

Как меня все это раздражает! Еще неделю назад жизнь была простой и понятной, и самой серьезной проблемой был сварливый характер научрука. А теперь свалилось это, и все на меня одну! И время поджимает! Уже почти десять, скоро выходить, а я не знаю, что надеть. Вчера, плескаясь в своих переживаниях, я даже не уточнила про форму одежды. Сомнительно, что меня там ждет великосветский прием, кажется, у мужчин намечается приватный разговор, и огород копать тоже придется вряд ли. Не представляю Ольгу даже рядом с грядкой.

И пожеланий Ящера не спросила. Хороша «грелка», никакого сервиса!

Злясь на всех вокруг напяливаю джинсы и свитер. Все, кэжуал, блин. Трусы кружевные? Кружевные. Значит, я в униформе.

Гордеев звонит, когда я уже шнурую ботинки.

– Ты готова? – холодный тон режет словно скальпель, вспарывает затянувшуюся рану.

– Готова.

– Спускайся.

Гудки.

Иду. Можно подумать, у меня есть выбор.

Машина припаркована у самого подъезда, что меня сильно радует, потому что, не смотря на солнечный день, ветер ледяной. Стоит мне выйти, первый же порыв прохватывает меня до дрожи. Однако, Ящеру, стоящему рядом с машиной с сигаретой в руке и в куртке нараспашку, холод как будто нипочем. Николай отсиживается за рулем. Ну хоть у адепта здорового образа жизни мозги на месте.

Юркаю на заднее сиденье, и через пару минут Гордеев присоединяется ко мне. В машине хорошо: тепло и вкусно пахнет, только Коля поглядывает на меня неодобрительно. Его глаза, следят за мной в зеркало заднего вида. Можно подумать, я – серьезная угроза.

М-да, два дня Колю не видела и забыла, как это, чувствовать себя потенциальной террористкой и просто мутной недобабой.

Дорога проходит в молчании. Все недовольны всеми. Первым сдается Николай и негромко включает музыку. Так хотя бы не слышно моего сопения. Только сейчас спохватываюсь, что не представляю, насколько далеко нам ехать.

Оказывается, недалеко. Всего-то до Дубового умёта. Звучит-то как: всего-то. Элитный респектабельный поселок, вообще-то. Но на самом деле, я просто радуюсь, что это тяготящее молчание прерывается.

– Денис! – радостно приветствует нас хозяин дома.

И он, и Ольга выходят на крыльцо, как только мы покидаем машину. Автоматические ворота за спиной с лязгом закрываются, и я чувствую себя неуютно.

– Как вчера все прошло? Много нашли у Казимирова?

– А ты откуда уже знаешь? – со смешком спрашивает Ящер, протягивая руку для пожатия.

– Да уже болтают.

– Вроде тихо работали, – хмыкает Гордеев.

Ольга, стоящая под руку с мужем, пытается поймать взгляд Дениса, но он на нее не смотрит, хотя она и принимает всякие соблазнительные позы: то ножку отставит, то прогнется, выставив бедро, обтянутое шерстяным платьем. К моему злорадству примешивается толика досады. На меня-то Гордеев тоже не смотрит. И зачем потащил? Только чувствую себя глупо в свитерке и джинсах на фоне Ольги в платье и аместистих.

– Давай сразу перетрем, а потом отдыхать будем, – предлагает Михаил.