прошлое, пять лет назад
«Наверно, это и есть любовь,
когда дороги ведут к тебе.
Не остановится стрелок бег,
и не вернется обратно.»
Alekseev «Навсегда»
Его как размозжило! Полностью на лопатки уложило, раскатало за прошлые сутки, вывернуло наизнанку и снова свернуло, только совершенно иным сделав… Или, наоборот, вернуло Данила в то состояние сознания, которого давно не ощущал, дав новые ориентиры и цели.
На заднем сиденье авто валялась папка с заверенными документами, которую надо будет завезти в офис сегодня. Он поставил последний росчерк своей подписи ночью, вернувшись, отвезя Дану домой.
Был момент, когда все же колебания затормозили, задумался, завис на несколько секунд, но… Очень выгодное предложение и шанс! С таким уровнем дохода он теперь Дане что угодно сможет дать, все себе позволить будет возможность! А в этот раз он точно не хотел от девушки отказываться! И не так уж важно, что еще не обсуждали никакого развития! Плевать!
До сих пор не верил, что снова их дороги пересеклись. Трясло всего, стоило вспомнить, как впритык стоял, вновь ее обнимал после всех этих лет… Елки-палки! Как внезапное исполнение заветной мечты, про которую даже вспоминать не решался!
Перед этим все колебания отступали… Перспектива иметь больший доход стала актуальней и весомей всего остального. Чтобы в этот раз перед Даной в грязь лицом не упасть.
Они долго сидели вчера в ресторане, а Данил прямо кайфовал, что был в состоянии и пригласить ее в такой ресторан, и без всякого опасения на ценники в меню смотреть, абсолютно не стремаясь, что Дана заказать пожелает. Стоит заметить, она себя весьма сдержанно в этом плане проявила, не мог не признать. По итогу еще и сам для нее вино заказал, настояв (он-то за рулем, алкоголь себе не брал). Тогда, кстати, было, на секунду в душе йокнули когда-то привычные опасения. Ясное дело, что самое лучшее заказал, которое порекомендовал сомелье, чтоб и мысли не возникло, будто экономит на ней! Правда, блин, он за такую сумму иногда целую неделю питался… И это только пара бокалов… Но хотелось для Даны все и больше! На ту самую изнанку вывернуться!
Хотя Дана вовсе от вина отказывалась. С улыбкой говорила, что у нее и без алкоголя голова кругом идет! И Данил ее реально понимал, он также себя чувствовал. Но все равно уговорил. Потому, наверное, что хотелось, чтобы в ее памяти этот вечер вообще сказочным остался! По полной «закружил».
А еще балдел от того, что и спустя все эти годы она настраивалась на него моментом, к его мнению и словам прислушивалась, даже если имела оговорки, будто позволяла Данилу себя вести… Это его и раньше зависимым от нее делало, помнил. Не в плохом смысле, в самом классном, когда ум за разум заходит от одного единственного человека. И сейчас не изменилось ничего. В них обоих.
Разве может так быть?
Оказалось — может.
Короче, тогда и пришел к выводу, что не зря именно сейчас предложение от Егора подвернулось им, все совпало лучшим образом, и нельзя то проморгать. Благодаря этой прибыли он сумеет еще больше доход увеличить, новые возможности откроет. И Дану… не должен упустить! Не теперь, когда все козыри на его руках!
Потому и подписал ночью все бумаги, отбросив сомнения и излишнюю осторожность, все еще чувствуя привкус поцелуя Даны на губах, с легким ароматом того самого вина. Серьезно, не смог бы ее отпустить, не сорвав хоть этой награды, пусть и старался держаться хоть каких-то рамок, несмотря на то, что всего огненной лихорадкой трясло, а хотелось в разы большего!
Кто не рискует, тот и не срывает самого большого куша! Тем более что тут все перестраховано и прикрыто со всех сторон, иначе Егор бы не подвязался.
Так что сейчас, утром, направляясь к дому Даны, чтобы отвезти ее на работу, как и обещал, Данил уже принял решение. И даже более того, приблизительно прикинул, как распределить первоначальную прибыль, чтобы и помещение солидней снять, и несколько промо-мероприятий устроить. Им не помешает немного продвинуть себя, чтобы повысить интерес клиентов.
— Данил?!
Она открывала дверь долго. Да и, судя по удивлению Даны, можно было не спешить, несясь по сонному городу. Сама девушка, кстати, тоже была очень сонной. И такой на вид!..
Он привалился к косяку дверей, понимая, что расплывается в широкой улыбке и не может ни шагу дальше ступить. Точнее, ступить-то Данил может, а вот чем это обернется, учитывая такой ее внешний вид, — не взялся бы предсказывать.
— Ты что тут делаешь? — голос Даны был тихим, мягким и чуть хрипловатым, потому что точно ее разбудил, то и дело еще глаза прижимала, словно бы фокус не могла навести.
И вся Дана казалась сейчас такой мягкой, растрепанной, обалденно-воздушной, манящей и сладкой, как взбитые сливки! И почти невыносимо земной при этом, сокрушающей его выдержку и самоконтроль, от которых и вчера мало что осталось! Кто бы знал, чего Данилу стоило прямо сейчас не рвануть к ней, сжав в своих загребущих, жадных руках! Какие усилия приложил, чтоб в мягкие, припухшие после сна губы не впиться, уже вспомнив их привкус после всех этих лет какого-то чертового суррогата и вечного поиска, чтобы там Нику ни говорил про выдумки и как не посылал бы друга с насмешками подальше!
— Ты сказала, что тебе на работу нужно рано. Я обещал, что отвезу, — пришлось прочистить горло, и все равно голос стал низким и грубоватым, даже он это слышал.
И в глазах Даны, еще немного затуманенных остатками сна, уловил отражение своего жара, вперемешку с пониманием его состояния. Моргнула, сама откашлялась, зачем-то волосы руками растрепав. Вроде пригладить пыталась, а, по факту, еще больше беспорядка придала, но ему такой ее вид настолько нравился! Кто б знал, как!
— Но не в шесть же утра, Данил, — низким, смущённым, но и с внезапно пробившимися чувственными нотками в голосе, немного растерянно попыталась Дана рассмеяться. — Проходи, чего теперь в дверях стоять и разговаривать? — она отступила назад, пропуская его внутрь квартиры.
Пришлось оттолкнуться от своей надежной опоры, шагнув, как подозревал Данил, в «пещеру дракона».
Только эта пещера была в нем самом, таилась все эти годы, как оказалось. И не факт, что Дана понимала, какого «зверя» сейчас так неосмотрительно в свое убежище приглашала. Да, целиком на ней помешанного, не поспорить, но от того же и сложнее давался контроль!
— Ты не уточнила время. Просто сказала, что рано. Я не хотел опоздать и тебя подвести, — отозвался он с улыбкой, от которой уже щеки пекло. Сняв куртку и туфли, двинулся следом за ней в коридор.
— Почему не позвонил, не спросил? Или сообщение не написал вчера вечером? — рассмеялась от его доводов Дана.
И ему это понравилось! Что без претензии, без упрека. Несмотря на то, что он ее явно выдернул из кровати, поступил «нелогично», как ей казалось, девушка, скорее, веселилась, хоть и пыталась ладонью зевок прикрыть. А еще точно радовалась ему, пусть и с самого утра!
— Не знаю, не подумал, — соврал не задумавшись.
Разумеется, Данил понимал, что уточнить — самое верное. Вот только опасался, что вместо времени в ответ Дана напишет нечто вроде: «Не нужно, я такси вызову»… А он хотел ее отвезти! Готов был зубами это право у кого угодно вырывать! Вот и сделал вид, что слыхом не слыхивал о сотовой связи!..
И, судя по взгляду, которым Дана его сейчас через плечо одарила (с которого, кстати, сползла футболка, и Данила до жути губами к голой коже прижаться манило, распахнутым ртом…), все она поняла и уловила.
— Мне на работу на девять, Дан. Я бы еще час спала, минимум. И ты тем более, — очень разумно заметила Дана, еще раз растерев лицо ладонями. Но по ее голосу было слышно — не злится, а веселится больше. И даже рада ему. — Ладно, — еще раз зевнула Дана. А ему отчего-то обнять ее захотелось в этот момент неимоверно! — Хочешь кофе?
— Давай, я сварю нам обоим, пока ты окончательно проснешься? — вроде легко, хоть у самого в животе огненный узел канатами вился, предложил Данил, заходя следом за хозяйкой на кухню.
— У меня кофемашина. Давно уже… — Дана застыла, глядя ему в глаза, наверное, тоже вспомнив, как Данилу в турке кофе варила на их кухне, а парень тот литрами готов был пить, лишь бы не уходить, плюс один повод задержаться.
И еще много всего, с чем кофе для них так или иначе был связан… Как и Данила накрыло воспоминаниями!
— Ладно, покажи, как разобраться, — все еще старался он легкий тон держать. — А когда ко мне в гости придешь, сварю тебе сам, как ты мне всегда варила раньше. Я долго эту науку осваивал, пока на твой похожим кофе варить научился, — подмигнул Дане.
А она, уже нажав какую-то кнопку на массивном агрегате, занимающем часть столешницы, резко голову вскинула, как-то так посмотрев…
У Данила гортань сжало спазмом от всего, что в ее взгляде в тот момент расцвело! Но и опасения впервые затаились.
— Данил…
Было очень странно сейчас стоять на своей не особо большой кухне к нему почти впритык. Странно оттого, что это воспринималось невыносимо естественно. Так, как только и должно было бы быть. Как и вчерашний вечер в ресторане, когда и мысли не возникало, о чем говорить. Темы сами собой всплывали вроде бы: про машины, которыми Данил занимался; про ее родителей, которые все серьезней намеревались в Грузию жить перебраться, поближе к морю, где еще два года назад купили квартиру, про его отца, что серьезно болел какое-то время. Рассказывал Данил и про свою учебу, но как-то поверхностно, не углубляясь, хотя Дане очень интересно было. Однако он сразу на нее саму переключал разговор, тоже явно горя желанием узнать все и сразу. Подробно расспрашивал про то, почему не в личное консультирование пошла, отчего такое направление выбрала?
— Мне бы и в голову не пришло, что искать сотрудников — это тоже часть психологии, — признал с усмешкой. — Хотя, если подумать, то что ж еще? Тут же разбираться в человеческих мозгах хорошо нужно, чтоб не найти на свою голову проблем. Бывало у нас с Никитой и такое из-за людей, особенно тех, которых «по знакомству» брали, — делился с ней своими печалями.
Да, она понимала, о чем он. Не раз с такой проблемой у клиентов сталкивалась. Потому к ним и обращались или в штат нанимали.
И все так просто с ним было, легко, как дышать в весеннем лесу… Естественно, словно на врожденных инстинктах. Перескакивали с темы на тему, без каких-либо оговорок или заминок, будто всю жизнь за пару часов обсудить старались, не успевали, смеялись над собственной торопливостью, перебивали.
А потом, ночью, немного жалея, что позволила себя на вино уговорить, ведь завтра на работу, вспомнилось иное… И сейчас отозвалось в голове, когда Данил через кофе и про их юность завел.
— Что, красавица? — он как подобрался весь.
Уловил то, что и у Даны настроение изменилось? Как отзвук ее мыслей «услышал»… Как же часто у них так раньше бывало! И насторожился… Понял, что невеселое вспомнила?..
— Это странно, ты так не считаешь? — она повернулась к нему всем телом, обхватив себя руками, ощутив внезапную дрожь.
— Что именно, Дана? То, что я хочу тебя кофе напоить? — он улыбнулся, пытаясь держать шутливую атмосферу, хотя по глазам Данила было видно, что тоже напрягся.
— Нет, — против воли улыбнулась, откликнулась душой на его улыбку. — То, как мы… Не знаю, как это правильно выразить, — она зарылась пальцами в растрепанные волосы, подозревая, что только хуже делает на голове бардак. — Мы столько лет не виделись. И расстались тогда… Мне очень тяжело было из-за твоего решения. Больно, — Дана вздохнула, стараясь шаг за шагом, слово за словом выразить то, о чем ночью все же думала, подбирая верные выражения.
Это лишь со стороны кажется, что психологи должны всегда все знать и любые конфликты решать налету, сами не попадать в неоднозначные ситуации. В жизни все не так! Любой умный человек это знает. И врачи болеют, и сапожники без сапог частенько попадаются, и психологи совершенно теряют контроль над своей жизнью. Потому как свои промахи и ошибки не так и просто отследить, не со стороны же смотришь, живешь жизнь, насыщая ее такими же эмоциями и чувствами, как и все остальные. А это весьма мешает отвлеченному анализу, даже если пытаешься тот провести.
Когда Дана поступила в университет, им на первом же курсе один из лекторов заметил, что большая часть студентов приходит на этот факультет не для того, чтобы другим помочь, а чтобы в себе самих разобраться, пусть себе отчета в этом не отдают. И, по долгому размышлению, Дана не могла не признать, что это правда. Ей всегда хотелось понять, отчего она предпочитает молча наблюдать со стороны, а не участвовать в жизни; хочет разобраться в своих порывах и желаниях. Отчего чаще выбирает отстраниться, промедлить, нежели стремглав броситься во что-то, что увлекает всех вокруг? Почему даже то, чего сильно хочет, страшится сделать?.. Или не может бороться за того, кого почти невыносимо любит?.. Как сумела Данила молча отпустить, к примеру, так и не решившись ни на сексе настоять, ни бороться с его дурацкими убеждениями, что они не пара друг другу и он не должен с ней быть? Очень долго ей душу резало и его решение, и собственная слабость тогда, что не смогла некие рамки и границы дозволенного переступить, даже ради своих чувств. Да и сейчас нет-нет, а болело. Потому и не пошла на психотерапевта: куда ей с другими разбираться, когда свое не в состоянии осмыслить? Выбрала более отстраненное направление.
Он смотрел на нее, физически ощущая давление на плечи каждой секунды тишины. Понимал, про что она разговор завела. И будто мгновение за мгновением все тяжелее ноша становилась, пытаясь заставить Данила спину согнуть, напоминая о том, что в прошлом разъедало изнутри просто, заставляя чувствовать себя никчемным и пустым рядом с ней. Нет, не Дана относилась подобным образом. Но Данил и сам мог все неплохо оценить, и себя в том числе, особенно, если с другими сравнить.
Но сейчас — фиг вам! У него теперь имелись и силы, и возможности, чтобы с Даной быть! Не собирался отступать!
Дана тогда позже вернулась в страну, чем собиралась, еще что-то появилось, какая-то расширенная часть программы обмена, ей через посольство отец разрешение продлевал. На три недели еще задержалась. Данил думал, что головой двинется, дождаться не мог! Да, переписывались, получилось это решить с учителем информатики, но толку-то, если не мог ни обнять свою красавицу, ни поцеловать?
А еще сильнее скручивало все больше нарастающее давление со всех сторон, когда буквально каждый считал своим долгом спросить, куда Данил поступать собирается и что, вообще, дальше в жизни думать планирует? Разговоры одноклассников о том, что потом будет, кто и куда подастся… Мать дома ходила вся нервная, каждый день заводя разговор про институт и армию, чтобы Данил понимал, наверное, выбор, который перед ним стоял…
Георгий, наоборот, постоянно с восторгом рассказывал про факультет журналистики, куда ему отец все же разрешил поступать. Такая разница между его и жизнью приятеля… Нет, не зависть уже была, а словно некое тяжкое понимание, насколько кардинально противоположны их перспективы.
И Дана… Каждое ее письмо, которое перечитывал раза по три, еще и разрешения просил у учителя распечатать, хоть и на листах, где с другой стороны какие-то лекции и отчеты были, у него своей бумаги не имелось. И потом ночами опять читал… Она много рассказывала про то, как иначе там люди живут, как относятся по другому и к жизни, и к самой учебе. Про памятники, парки, про чистые улицы и возможность валяться в перерыве на траве в сквере. Про лекции свои писала много с явным восторгом, про новых знакомых, которых легко завела, а ведь так боялась, что будет смущаться и держаться одиночкой. Писала про семью, в которой жила, описывая, насколько не сам быт отличается даже, а подход в сознании этих людей к тому, что существенно и важно, на что стоит время и силы тратить.
А Данил читал и не понимал.
Нет, он знал слова и смысл, которые Дана в те вкладывала. Просто… Это как о другом мире все звучало для него. Параллельная реальность, как кино на большом экране смотреть. А Дана так легко, казалось, влилась, устроилась там, так естественно и просто. Потому что сама такой же была, из такого же мира, в отличие от Данила. И тогда, на расстоянии, он это видел и осознавал очень отчетливо, несмотря на всю любовь, которая сердце ему и грудь на куски вспарывала тоской по этой девчонке.
Они слишком разные были. Совершенно!
Она вот так запросто могла в другую страну улететь, а он… Данил и на море в родной бывал только пару раз, потому что денег в семье на поездки не хватало. И навряд появятся деньги эти.
Дана об учебе постоянно рассказывала, даже не видя иного пути, строила планы, рассуждала о лекциях и каких-то семинарах, а Данил и вообразить не мог, как в университет какой-то пойдет? Он понятия не имел, что там делать станет и кем, вообще, быть после школы хочет… А тут полтора месяца учебы осталось.
Не спал ночами, если честно, все это обдумывая сотни раз, пытаясь для себя выход найти. И все очевидней, все явственней для него становилось понимание, насколько ж на самом деле велика пропасть между ним и Даной. Насколько они разные… Два мира и вселенных, у которых ни одной точки нет, где пересеклись бы. И вовсе непонятно, как встретиться вышло… Случайность. Да только дальше что?..
Дана тогда вернулась в мае.
Пока досдала все зачеты, написала контрольные, уже и экзамены начались. Нет, они виделись, не смогли бы сдержаться, наверное. Да только ходить куда-то у Даны времени не было. И в основном Данил просто рядом сидел, когда она писала и учила все то, что наверстать должна была. А еще слушал ее восторженные рассказы об увиденном, прожитом… И просто-таки ощущал, насколько иной Дана стала! Целовал, обнимал, отрывая со смехом от всех этих конспектов, учебников, тетрадей… И будто незнакомым и чуждым ветром дышал. Острым, сладким, обезоруживающим его пониманием, что не допрыгнуть Данилу до того уровня, который у Даны просто базовым, самым естественным считается… Не того поля ягоды… Пожалуй, впервые понял смысл. И все больше его давило изнутри осознанием, что не должен, не имеет права с ней рядом быть, как бы самого ни скручивало и не давило к ней чувствами и тягой. Не вытянет, не осилит.
Слишком многое от Данила требует… Не Дана, сама жизнь, люди вокруг, раз за разом намекая, что надо через голову перепрыгнуть, если хочет до ее высоты дотянуться. А он не знал, как это сделать, не понимал, не умел… Да и в какой-то момент… вроде испугался? Ведь и спросить, по большому счету, некого, а своего опыта ноль. Семен Петрович тогда уехал заключать какие-то контракты, а родные родители Данила… Батя так ему в лоб и сказал с неодобрением:
— Сильно высоко метишь, сын. Не того мы полета. Больно падать будет, когда она в институте своем тебя променяет на какого-то мажора. Оно тебе надо?
И мать, хоть и промолчала, а смотрела так, словно вот тут точно с отцом спорить и не думала, каждую мысль разделяла. Как тут за что-то бороться, когда перспективы нет? Да и… так ли родители неправы? Сколько еще он будет для Даны самым лучшим, когда появится с кем из своего «социального слоя» сравнить?
Хотя от самой Даны так и дурел… Или нет, еще сильнее влюблялся по ходу, возможно, как раз из-за этой чертовой безнадежности, понимая, что выхода нет.
Целовал ее, как безумный! Отвлекал от этих уроков, занятий, книг! Подминал под себя алчно, ласкал с каким-то исступленным безумным отчаянием, хоть и не доводя все до итога. И какая-то вечно чуть горькая и злая радость в душе, что Дана не может устоять перед ним, обо всем забывает, когда Данил ее обнимать начинал.
Пользовался этим, да, себе мог честно сказать. Ласкал Дану так, чтоб себя вспомнить не в состоянии была, пил ее стоны и свое имя ее голосом слетавшее с губ девушки. Но черту, что сам для себя вычертил, не переступал…
Что-то в нем все же не позволяло дойти до однозначного и голого секса. Не в силах был так с ней поступить, чувствуя себя моральным бедняком, ведь не только в деньгах дело. Зверел внутри от того, что просто не имел, что дать бы ей в таком случае в ответ.
А хотелось весь мир к ногам Даны бросить за эту потрясающую отзывчивость, за ее солнечность, за то, как целовала его и тянулась к Данилу! За свет, с которым на него всегда ее глаза смотрели, будто бы Дана в нем видела больше всех! Даже то, что родные родители не могли заметить в парне!..
Но и немного даже самому страшно становилось от того, насколько в ней нуждался; от того, как Дана тянулась к нему. Не знал, что с чувствами такой силы делать, как совладать?
И просто уйти, пожелав ей только самого лучшего в жизни, показалось тогда не самым худшим вариантом…
Тупо, конечно, вышло. Но это он сейчас, уже с высоты прожитых лет и опыта, понимал, а тогда на каком-то юношеском максимализме и драматизме хотел «красиво» все обставить, чтоб запомнила его на всю жизнь… На выпускном Дане так и сказал, что не хочет, не считает себя вправе ее девственность брать, когда сам в ответ ничего ей дать не в состоянии и им лучше просто расстаться, все равно завтра у каждого новая жизнь начинается, где им никак друг с другом не совпасть. Пусть и знал, понимал, что девушка точно иного ожидала от той ночи. Но так и не решился на подобную ответственность, эдаким «рыцарем» себя воображал глубоко в душе, наверное, уходящим в закат…
школа, прошлое
… — Данил! Ты сегодня потрясающий! — было видно, как Дана смущается.
Щеки девушки порозовели от стеснения, но вот взгляд… Она так смотрела на него, что у Данила в голове как электрический разряд взорвался! И в грудь бухнуло зигзагом чувственных молний! Все тело обожгло, отозвалось жаром, наливаясь кровью там, где точно не стоило бы, учитывая обстоятельства.
Черт! Как же он ее хотел! И насколько больно было осознавать, что не имеет права!.. Знать, что сегодня он сделает то, о чем последние ночи думал, выгорая внутри от ощущения безысходности.
— Это ты ослепительно выглядишь всегда. И сегодня тоже, — совершенно искренне возразил Данил, слыша, как у него голос ломается, становясь хриплым и низким.
Не соврал, не видел ее еще такой: с макияжем, какой-то мудреной прической, в таком платье, что у Данила горло спазмом сдавило — такой красавицей показалась ему! Еще более для него недостижимой…
Почему-то костюм, что ему мать купила, прилично потратившись, еще сильнее убогим на фоне ее платья виделся в тот момент, невыносимо сдавил плечи и горло удавкой нового и непривычного галстука. Потому что то, что для их семьи было дорогим, на фоне сдержанного и изысканного наряда Даны очевидной дешевизной отдавало.
Сегодня они встретились уже в школе, все собирались с родителями вечером, и Дану привезли на машине родные, лишив его последней возможности с ней вместе пройтись…
Данил знал, что сегодня все закончит, поставит точку, но от этого не чувствовал себя легче. Наоборот, как к казни приговоренный. Хотелось до последней секунды упиться, насытиться ее присутствием рядом. Но слишком много людей вокруг, чересчур много чужих взглядов!
В руке Дана сжимала грамоту, на шее болталась золотая медаль на ленте в цветах государственного флага… У него в руке лишь табель да аттестат об окончании. Спасибо, что средний бал вышел «восемь», все же не совсем все печально, пожалели его, даже классная руководитель расщедрилась на «восьмерку».
Вокруг них грохотала музыка, официальная часть с поздравлением и вручением документов была окончена, и теперь учителя, ученики и их родственники разбились на группки, переговариваясь, радуясь, упиваясь какой-то горько-эйфоричной, уже немного пропитанной ностальгией, атмосферой последнего вечера в стенах школы. Неофициальную часть тоже планировали праздновать здесь же: у большей части выпускников просто не было денег на ресторан или кафе, вот и решили еще в середине года отмечать все в школьной столовой. Распространенная у них практика, здесь мало училось состоятельных. Родительский комитет даже алкоголь закупил, первая «взрослая» ночь как-никак, так что сейчас все уже предвкушали официальное право «законно» оторваться. Родители должны были вот-вот покинуть школу, оставив выпускников праздновать, под относительным контролем и присмотром преподавателей.
Но Данила вовсе не от этого трясло. Собственно, он даже не знал, останется ли на праздник с друзьями. Как и сомневался, что туда потом пойдет Дана… без него.
— Я так соскучилась сегодня! — будто не видя, в каком аду Данил внутренне сгорает, Дана переложила все в одну руку и так просто, естественно, их пальцы переплела. Привыкли, это родным и простым жестом обоим казалось. — Дождаться вечера не могла!
А он вцепился в ее теплую ладонь, точно утопающий.
Засунул аттестат в карман, неловко передернул плечами, пытаясь пиджак поправить.
— И я скучал, красавица… — вероятно, в этот раз что-то его выдало.
Дана словно насторожилась, нахмурилась, посмотрев на Данила с вопросом. Он почувствовал, как дрогнули ее пальцы.
— Так что ты решил, идем на праздник? — уже напряженно спросила девушка, и сама как-то нервно поведя плечами.
Чувствовала. Все ощущала в нем, не иначе… И от этого Данилу только горше.
— Нет, Дана. Не пойдем. Я не пойду… И тебе… не стоит, моя красавица, — голос ломался от понимания, что последние секунды из его рук утекают.
— Хорошо. А куда пойдем? — и она это ощутила, кажется.
Даже если не поняла еще до конца, осознала, что ничего хорошего не таится за решением Данила. С какой-то дрожью ресниц, сомнением в голосе.
— Никуда, Дана. Мы никуда не пойдем вместе, — у него голос стал каким-то хриплым, грубым, крошащимся, от всего того, что Данил пытался спрятать и подавить, а оно наружу рвалось, к ней тянулось!
— Ты о чем, Данил? — ее голос упал до шепота, который было почти не слышно за музыкой.
Дана наклонила голову к плечу, обнаженному низким вырезом платья, и так на него посмотрела… Все поняла, но не желала верить, похоже, еще надеялась на что-то.
В этот момент кто-то ради прикола, видимо, врубил стробоскоп и отключил свет, замерцали световые пятна, заплясали на ее лице, плечах, длинной юбке этого чертового платья! У него в глазах белые вспышки от перенапряжения… Но так даже лучше, наверное, легче, чем при свете. Да и другим меньше видно.
— Это конец, Дана. Ты ведь и сама понимаешь, — собрав волю в кулак, выдохнул Данил, как выплюнув это из себя.
Уже забыл, что руку ее держит, сам не замечал, с какой жадностью тонкие пальцы сжимает, будто вопреки своим словам не желал бы никогда отпускать!
— Конец чего?.. — еще тише уточнила, вдруг прикрыв глаза веками.
И он, несмотря на темноту и эти треклятые всполохи, увидел блеснувшие под ресницами слезы.
— Мы слишком разные, красавица. Слишком… — он сам на мгновение зажмурился, в глазах непривычно жгло. — Между нами пропасть и я, как ни стараюсь, не в состоянии ее перепрыгнуть. Высоко замахнулся, мне все это говорили с самого начала, — Данил хмыкнул, отведя глаза.
Не имел сил выдерживать этот ее взгляд, наполняющийся слезами и болью. Похоже, Дана понимала и ожидала от него чего-то подобного. Только все же надеялась, что удастся избежать. Не верила…
Или это он сам ей свои эмоции приписывал?..
— Нет никакой пропасти, Данил! — те же слезы вибрировали в ее голосе, когда пальцы Даны настолько же сильно в его ладонь вцепились. — Ну что ты глупости говоришь!
— Есть, красавица. И она громадна. Как расстояние отсюда до Австрии, куда ты улетала, — как-то грустно покачал он головой. Наконец-то смирение внутреннее пришло, понимание. Нежелание ее дальше мучить, как сейчас точно обижал. — А я слишком сильно тебя люблю. И не хочу, чтобы через полгода мы тихо ненавидеть друг друга стали потому, что мне не допрыгнуть до тебя, твоих институтов и мечтаний, а тебе точно не стоит скатываться до моей безнадеги и рабочей общаги, как максимум, или до бессмысленного ожидания из армии… Не стоит, Дана. Ты заслуживаешь в разы большего, чем я. Это точно. И я не хочу ничего брать у тебя, не имея, что взамен подарить, — он наклонился, как всем телом к ней качнувшись, но сдержался в последнюю минуту, лишь губами по щеке мазнул. — Пусть у тебя только самое лучшее все по жизни будет! Заслуживаешь, как никто! — выдавил из себя, понимая, что не о себе сейчас говорит.
И, буквально усилием воли заставив себя пальцы разжать, отпустил ее руку, отвернулся, чтобы уйти.
— Данил, не уходи! — ее потерянный и полный боли возглас растворился в музыке, грохочущей в зале.
Он дернулся, но не позволил себе повернуться.
Не отозвался и на оклик Никиты, который точно звал его в столовку идти. Данил сейчас ничего не хотел, кроме Даны! А ее он не мог получить… Потому и рванул из этого темного зала и из школы, чтобы самому не передумать и ее лишний раз не изводить…
Что ж, сейчас, глядя в уже взрослые глаза Даны, в которых плескались тени, не мог не признать, что, очевидно, справился с задуманным — она точно не забыла ни самого Данила, ни той ночи выпускного. Только он теперь совершенно другого от их жизней хотел! И готов был бороться за то, чтобы она поверила!