Подари мне надежду

1. Аня

Я выключаю воду и выхожу из душевой кабинки, ступая босыми ногами на ледяную плитку пола. Вздрагиваю от контрастных ощущений, но очень быстро привыкаю, хотя в этой квартире мне многое ещё в новинку: слишком мало времени здесь прожила, чтобы чувствовать себя уверенно. Всего пару дней, даже вещи ещё не всё распаковала, и до сих пор боюсь что-то ненароком сломать или испортить.

Даже не замотавшись в полотенце, — а кого, собственно, стесняться, если живёшь один? — выхожу из тесной ванной комнаты, наполненной густым ароматным паром. Я накупалась, точно дельфин-шизофреник, аж раскрасневшую кожу покалывает.

Но сто́ит сделать пару шагов по коридору, как моё внимание привлекает какой-то странный звук, будто бы кто-то ключом в замок попасть пытается. Странно. Замираю, мигом забыв, что сейчас я абсолютно голая, и прислушиваюсь. Нет, показалось. Или всё-таки нет?

Следом раздаётся грохот, словно с той стороны двери что-то падает на пол, а вслед за громким звуком слышатся ругательства, произнесённые вполне себе мужским голосом.

Мамочки! Грабят!

В мыслях бодрыми ланями несутся мысли, одна другой ужаснее. В мозгах — заставка "В мире животных", только это не звери, а буйные фантазии и скорой смерти. Я не паникёр и не истеричка, трясущаяся в паническом припадке по любому поводу, но в такой ситуации грех не испугаться.

Вот сейчас в квартиру ворвутся грабители, меня убьют, изнасилуют, ещё что-нибудь сделают со мной... Или сначала изнасилуют, а потом убьют?! Ой, какая разница-то! Что так, что так — радости мало. Совсем никакой радости, однозначно.

За дверью снова скребутся — наверное, отмычками шурудят, — но в итоге замок клацает. На всё это уходит не больше нескольких секунд, но моё затуманенное паникой сознание уже успело нарисовать хладный девичий труп, который доблестные полицейские по частям находят в разных концах города.

Так, кажется, кто-то явно пересмотрел на ночь кровавых триллеров. А тем временем я вместо того, чтобы позвонить в полицию, торчу посреди коридора голой нимфой. Ну не дура ли?!

Когда дверь распахивается, слышу мужское "Ох ты чёрт!". Это восклицание — обухом по голове, и я, не поворачиваясь, взвизгиваю сиреной, потому что страшно. Настолько, что, кажется, мозг мой отключился окончательно и бесповоротно.

Бегу в комнату, чтобы накинуть домашнее платье и срочно позвонить в полицию. Пусть приедут поскорее и разберутся, что за мужик ни с того ни с сего решил заглянуть на огонёк. Без приглашения. По личной инициативе, и от этого особенно жутко.

Когда я снимала эту квартиру у милой женщины слегка за пятьдесят, она ни о каких внезапных гостях мужского пола не предупреждала. Даже не намекала. Мы заключили договор на год с возможным продлением, я честно отдала деньги, с таким трудом накопленные, и она уехала в далёкие дали выходить замуж. Даже обещала не беспокоить ни словом ни делом, если вовремя буду переводить ей на карту арендную плату.

Наверное, я ни разу в жизни так молниеносно не одевалась: в армии мной бы бесспорно гордились, даже медаль вручили бы.

Так, где телефон?! Куда я его запихнула?! Мамочки!

Ношусь по крошечной комнате, где из мебели лишь древний шкаф и односпальная кровать, как угорелая, боясь, что не успею просигнализировать, а незнакомец всё ближе — острее ощущаю его присутствие, явственнее слышатся шаги по длинному коридору.

Телефон загадочным образом потерялся, и я хватаю высокую табуретку, до этого мирно стоящую у окна, и, выставив ножками впереди себя, закрываюсь ею, точно щитом. Ни от чего это меня не спасёт, но это лучшее, что я могу сейчас придумать. Во всяком случае, если меня начнут убивать, врежу увесистым предметом мебели по башке преступника. Так, может, даже сбежать получится.

Дверь порывисто распахивается, а я визжу, сжимаясь от страха, и впечатываюсь попой в батарею. Трясу этой дурацкой табуреткой, словно для мужчины любых габаритов это сможет стать хоть какой-то преградой, но с ней в руках мне спокойнее.

— Сумасшедшая, что ли? — раздаётся в паузе между моим ором, и я замолкаю на вдохе. — Чего вопишь, нудистка?

Выглядываю из-за сидения, которым закрывала лицо, и вижу стоящего напротив мужчину. Высокий, но не слишком и, кажется, светловолосый, но из-за панического приступа в глазах двоится и плывёт, потому ничего больше рассмотреть не получается. Да и не до красоты его неописуемой мне сейчас, точно не до неё.

— Вы кто? — интересуюсь, но табуретку отпускать не собираюсь. Пусть только хмырь сунется ко мне, врежу, не раздумывая.

— А вы, милая барышня? — вроде как усмехается, но как-то не очень весело.

— Я Аня…

— Аня, значит. Интересно-интересно. — Закусывает нижнюю пухлую губу и рассматривает меня внимательно, даже слегка щурится, словно так лучше видит. Наверное, размышляет, в какой очерёдности будет расправляться со мной: сначала убьёт, а потом изнасилует или всё-таки наоборот. Наоборот, мне кажется, приятнее.

Тьфу, вот же! Триллеры, чтоб их!

Я не знаю, как выглядят маньяки и садисты, но этот, вроде, не очень похож. Симпатичный, вроде, одет хорошо. Зачем я ему?

— Аня, да. Обычное имя, простое. Или не слышали такое ни разу? — несу какую-то чушь, крепче вцепившись в ножки несчастной табуретки.

Была бы она живым существом, от моих усилий из неё бы весь дух вышел.

— Имя слышал, конечно, — хмыкает и складывает руки за спиной, покачиваясь с пятки на носок и обратно. Метроном какой-то, а не мужчина. — О тебе никогда не слышал. Что ты здесь делаешь?

— Живу. Квартиру в смысле снимаю.

А и правда. Разве и так непонятно? Или этот товарищ решил, что я влезла в чужую квартиру, чтобы помыться? А самое главное: кто он вообще такой?!

Но не успеваю задать важный вопрос, как он говорит:

— И долго живёшь?

— Вам-то какое дело? Кто вы такой вообще и почему вломились в чужую квартиру?

Он хмыкает и улыбается, и это почему-то заставляет чувствовать себя неловко.

— Никуда я не вламывался. Открыл своим ключом дверь вообще-то, — произносит низким голосом. Такой тембр принято называть сексуальным, и что-то мне подсказывает, что его обладатель вовсю пользуется этим преимуществом перед другими мужчинами. — Это разве похоже на взлом? Да и квартира мне вроде как не чужая.

Ничего не понимаю.

— Но я… меня не предупреждали ни о каких гостях!

— Бывает, — пожимает плечами, а наглая улыбка точно приклеилась к его лицу. — В общем, мы теперь, вроде как, соседи. Так что… будем вместе жить. Я, надеюсь, ты этому рада.

2. Аня

В каком это смысле сосед? Что значит: вместе жить?! Ничего подобного в договоре не указывалось, а очень даже наоборот: квартирная хозяйка клятвенно заверяла меня, что ни одна живая душа не побеспокоит, и я смогу жить спокойно. Этими гарантиями в том числе мне и понравилась эта квартира, а теперь всё рушится со скоростью света. Гадство! Потому что вряд ли проживание на одной территории с посторонним мужиком хоть каким-то образом входит в понятие “спокойно”.

Неужели я озвучила мысли вслух? Или лицо моё настолько красноречиво в этот момент, что мой внезапный сосед снова растягивает губы в ленивой усмешке, от которой меня уже порядком подташнивает, и интересуется:

— Чему так удивляешься?

Он серьёзно?! Вот действительно сейчас стоит напротив, скалит зубы, точно ему бока ласково щекочут, и не понимает, что меня удивляет? Да нет, вроде бы, на идиота не похож...

— А что, не должна? Совсем ни капельки?

Мой встречный вопрос он оставляет без внимания и продолжает как ни в чём не бывало:

— Комната моей матушки свободна, — и как у него щёки ещё не треснули от улыбок этих? — И я имею полное право в ней жить столько, сколько пожелаю. Так что смирись, нудистка, и получай удовольствие.

Вот ещё новости. Матушка, значит. Однако...

— То есть вы сын Ольги Ивановны?

Он кивает, а меня мучает желание ударить его как-нибудь особенно больно, чтобы перестал так провокационно улыбаться. Не хватало ещё краснеть начать, чтобы он возомнил о себе невесть что.

И вообще, что мне с этим всем прикажете делать? Комната хозяйки и правда, заперта на замкок, точно покои Синей Бороды. В этой связи и плата за квартиру оказалась довольно скромной, потому что, по сути, я арендную не полный метраж, хоть и в центре города. И до этой секунды меня всё очень даже устраивало! Как оказалось, я радовалась зря.

— А если я против? — предпринимаю очень слабую и весьма жалкую попытку изменить ситуацию, хотя буквально все органы чувств “вопят”, что изменить у меня уже ничего не получится.

Остаётся лишь тихо-мирно съехать отсюда, но проблема в том, что жить-то мне больше негде и не на что. Я и так все свои сбережения Ольге Ивановне отдала.

И вообще, если кто-то думает, что Аня Сомова так просто сдаётся и бежит с поля боя, так у меня для этого человека очень плохие новости.

— Думаешь, мне самому улыбается перспектива делить квартиру с незнакомой девушкой? — отвлекает меня от размышлений, и с этими словами рушится моя надежда, что он здесь ненадолго. Даже, кажется, слышу оглушительный треск разбитых на части иллюзий. — Но выбора-то у нас с тобой нет, понимаешь? Потому придётся потерпеть друг друга. Как тебе идея?

— Отвратительная.

И я на самом деле так думаю.

— Не бросай слова на ветер, нудистка, — тихо смеётся, а я чувствую, что начинаю закипать от злости. Он меня так, что ли, всё время называть собирается? У меня вообще-то имя есть, и я его назвала даже. Только этот хлыщ, похоже, запоминать его не собирается. — Не говори того, о чём потом жалеть придётся.

Хамло какое, посмотрите на него.

— Не придётся, — припечатываю и даже фыркаю от возмущения, чем вызываю новую улыбку, что медленно и лениво расцветает на лице соседа, чтоб ему хорошо жилось.

А ещё у него на физиономии отражается уверенность в каждом своём слове и действии, и я понимаю, что спорить с ним бесполезно. Только меня до сих пор не отпускает мысль, что это всё — чушь какая-то, глупый сон, от которого я вот-вот избавлюсь, стоит только очень сильно захотеть.

Бывают же такие сны, которые при всей своей абсурдности кажутся очень реальными. Вот и это, наверняка, один из таких. Наступит утро, я открою глаза и всё будет нормально. Правда же? Не может судьба так издеваться надо мной.

Только фигушки мне, а не счастливое пробуждение.

— Мне нужно позвонить! — заявляю, хоть время уже позднее, и квартирная хозяйка вполне может спать сном младенца, утомившись от предсвадебной суеты. Но дело не терпит отлагательств, я не собираюсь оставаться на ночь рядом с незнакомым мужчиной, поверив ему на слово. Вдруг он мошенник? Или того хуже. — Срочно!

— Мне-то какое дело? — пожимает плечами и делает шаг к выходу, но вдруг останавливается и говорит, а голос отчего-то практически вибрирует: — Только стульчик на место поставь, а то неудобно будет… звонить.

И, громко рассмеявшись, выходит в коридор размеренной походкой хозяина положения, а я зубами готова скрипеть, перемалывая эмаль в труху, до того вся эта ситуация кажется идиотской. Ну почему именно я должна была вляпаться в подобную кучку неприятностей? Почему я не осталась жить в общежитии?

Права была Лена — моя лучшая подруга, советуя не расслабляться. Почему-то она была уверена, что с этой квартирой что-то точно не в порядке. Мол, не может так дёшево стоить жильё в центре, и даже советовала привести священника или экзорциста, чтобы проверить жилплощадь на предмет полтергейста и освятить здесь каждый угол. Суеверная дурёха моя Ленка, хоть по ней сразу и не скажешь, и я смеялась над этими идиотскими идеями, но сейчас мне как-то не до веселья, если честно. Хотя экстренный вызов братьев Винчестеров с мешком соли наперевес неожиданно не кажется такой уж несусветной чушью.

Выглядываю осторожно в коридор и замечаю своего незапланированного соседа, ковыряющего ключом замок на двери второй комнаты. В ногах его стоит большой чёрный чемодан на колёсиках и, судя по тому как легко преграда поддаётся, всё-таки не мошенник.

Или, может быть, ключи он эти спёр, и сейчас с умным видом изображает из себя важную утку?

Вдруг он резко поворачивается в мою сторону, а я чудом успеваю отпрыгнуть назад и прячусь — меньше всего мне сейчас хочется, чтобы он заметил меня. Но, похоже, моя реакция не так хороша, как я думала, потому что из-за двери слышится хриплый смех — заметил, гад. Весельчак, блин! И, главное, позитивный такой, прямо не к добру это всё.

Когда всё-таки дверь второй комнаты захлопывается с громким стуком, перевожу дыхание и выхожу в коридор. Почти как спецагент — Джеймс Бонд в юбке на важном задании. Где-то в кухне лежит мой телефон, а мне действительно нужно позвонить хозяйке, пока время к полуночи не приблизилось. Тогда будет совсем неудобно будить Ольгу Ивановну. Хотя, скажите пожалуйста, почему я должна волноваться о покое человека, который не удосужился поставить меня в известность о том, что я буду жить здесь вместе с её сынком?

Меня трясёт нервная дрожь, и я всё время пролистываю список контактов, тороплюсь, не с первого раза найдя нужный. Пальцы непослушные, хоть я и пытаюсь всеми силами успокоиться.

— Анечка? — раздаётся в трубке после восьмого гудка, когда я уже и не надеялась на ответ. — Что-то случилось, деточка?

Хорошая женщина и всегда такая приветливая, сердечная, но сейчас я слишком зла, чтобы радоваться хорошему к себе отношению.

— Ольга Ивановна, почему вы не сообщили, что ваш сын будет со мной жить?

Фраза кажется двусмысленной, но я не задумываюсь об этом. Как и том, что вначале нужно бы поздороваться, узнать о делах и самочувствии, но о таких мелочах, как правила хорошего тона и элементарная вежливость вспомню, когда получу ответы на свои вопросы.

— Анечка, прости, я не успела тебя предупредить. Столько дел разом навалилось, столько дел, — горестно вздыхает, а я вторю ей, но с большой долей отчаяния. — Прости меня, деточка.

И на какое место мне это “прости” нацепить предлагают?

— И что мне делать? — прерываю бурный поток извинений, пока не потеряла бдительность и не утонула в нём, расслабившись. — Вы же знаете, что у меня пока нет других вариантов. И денег нет, я же все вам отдала. За три месяца вперёд отдала!

Я готова расплакаться, но вовремя останавливаю себя. Не хватало ещё, чтобы её сынок застукал меня с красным носом и пузырящимися под ним соплями. Нет уж, не дождётся.

— Анечка, я приеду через месяц, раньше не смогу, тогда всё обсудим. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Потерпи, договорились? — щебечет Ольга Ивановна. — А пока поговорю с Владом, не переживай. Он хороший мальчик, просто у него сейчас проблемы… всё будет хорошо! Он, правда, очень хороший, хоть и бывает невыносимым. Потерпи, деточка.

И связь обрывается. Снова пытаюсь набрать заветный, но в ответ механический голос сообщает, что баланс на моём счету не позволяет совершать исходящие вызовы. Вот же пропасть! Одно к одному.

— Ну что, убедилась, что я не хрен с бугра? — Снова хриплый смех, и я подпрыгиваю от неожиданности. Вот же…

Разворачиваюсь и встречаюсь с внимательным взглядом зелёных глаз. Сейчас, когда я немного успокоилась, уже не двоится и не плывёт окружающий мир, потому могу рассмотреть Влада во всей, так сказать, красе. Чуть выше метра восьмидесяти, наверное, чёрная футболка с длинными рукавами плотно обтягивает широкие плечи, ноги в тёмных джинсах длинные и сильные — наверняка в детстве плаванием занимался. Светлые волосы небрежно торчат, словно Влад зарывался в них пятернёй и ерошил в отчаянии. Как бы он меня не раздражал своим присутствием, зрение-то моё ещё не атрофировалось. Симпатичный, да. Очень даже, и от этого легче не становится, ну вот ни капельки. Был бы он невысоким пузатым дядькой с глубокими залысинами было бы всё-таки проще, мне кажется.

Задрав повыше подбородок, чтобы скрыть непонятное смущение, иду — нет, плыву — к выходу из кухни. Шаг, второй, стараясь не смотреть на Влада, а он буквально дыру во мне взглядом прожигает. Ну за что мне это вообще?!

Вопреки ожиданиям, Влад никак не препятствует моему побегу, даже ни единого смешка не доносится, лишь тишина. Он молчит, а я думаю, что впереди меня ждёт самый тяжёлый месяц в жизни.

3. Влад

Когда нудистка скрывается в своей комнате, ещё и дверью напоследок громко хлопает, я закрываю глаза и опираюсь лбом о прохладный дверной косяк, но это ни черта не помогает, хоть башкой в ведро со льдом нырну — один хрен. Какого чёрта в моей жизни вообще происходит?

Девчонка оказалась забавной, и это даже немного отвлекло от тревожных мыслей и помогло поумерить яростный пыл, но никаких проблем не решило. Разве что добавило, потому что, помимо прочего, она ещё и красивой оказалась, а этот факт точно не в мою пользу, потому что вид её голой задницы теперь, кажется, решил прочно поселиться в моём воображении, подбрасывая дрова в костёр.

Когда я ехал пару часов назад в квартиру матери, у меня было лишь одно желание: что-нибудь разбить. С желанием кого-нибудь убить я, слава богу, справился до этого. Но, открыв дверь и увидев в коридоре обнажённую девушку, чуть не подавился. Показалось, что сплю или окончательно мозгами тронулся.

Какого чёрта она вообще здесь делает?!

Когда позвонил матери и сообщил, что остановлюсь в её квартире на пару дней — перекантуюсь, по сути, пока не найду себе новую квартиру, в которой не будет и духа блядовитой бывшей, — мама о чём-то, вроде как, хотела предупредить, только я был не в том состоянии, чтобы слушать. Просто рявкнул в трубку, что еду в отчий дом и отсоединился. А потом упорно игнорировал настойчивые трели мобильного, пока гнал на предельной скорости по вечернему городу, а в глазах всё плыло от ярости.

Оказалось, зря я не выслушал мать, потому что тогда смог либо подготовиться к такому сюрпризу, либо вообще не стал бы ехать сюда. В гостиницу лучше бы, чем провоцировать себя на поступки, о которых после придётся жалеть. Но практика показала, что я долбень, который сначала делает, а потом расхлёбывает последствия поступков.

И вот, увидев голую девушку в пяти шагах от двери, только чертыхнуться и получилось, словно я женских задниц никогда не видел. Даже померещилось на секунду, что квартирой ошибся. Мало ли? Может, вообще дом или город перепутал, как в старом добром фильме.

Девица, конечно же, испугалась, завизжала, точно пойманная в силки краснокнижная выпь, — я чуть не оглох в расцвете лет. И откуда у баб эта способность визжать на одной бесконечной ноте? Хотя я её, конечно, понимаю — я то ещё… сокровище.

Однако эта девчонка с полыхающим яростью взором и гордо вздёрнутым подбородком расшевелила что-то внутри — как-то резко и неожиданно. И дело совсем не в её голой заднице или ещё чём-то, а в том, что она другая. И лучше бы дело было в заднице, честно слово.

Но всё это нахрен не нужная лирика. Для начала нужно хотя бы выспаться. Или напиться. Или напиться, а потом выспаться. Господи, сколько прекрасных вариантов проведения досуга — один лучше другого, прямо даже не знаю, что выбрать.

Чёрт, грёбаная срань.

Слышала бы меня сейчас матушка, точно язык вырвала за такие слова, но хорошо, что её сейчас рядом нет. Так проще, так намного легче.

Воспоминания накрывают с головой, и я шиплю от боли, впечатав кулак в дверной косяк. Легче не становится, но внимание отвлекает.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь собрать мысли в кучку, и такая тоска берёт: я всю жизнь рвался к самостоятельности, мечтал чего-нибудь добиться, прыгнуть выше головы, а сейчас мне тридцать два и я коротаю летний вечер в маминой квартире. Отличный результат, ничего не скажешь. Докатился, блядь. Молодец, Киреев, красавчик.

Я будто вернулся на начальную точку извечного жизненного круга, но получил ли шанс что-то изменить и исправить? Не факт, совсем не факт.

Где-то, совсем рядом, шуршит Аннушка, и я борюсь с искушением зайти к ней в комнату и нарушить покой. Так и представляю огромные испуганные глаза, когда возникну на её пороге. Соблазн велик, но мне не пятнадцать, чтобы вламываться к симпатичным девушкам поздним вечером.

А она и правда, красотка, но это не моего ума дело. Девочка молодая совсем, а я полный придурок, у которого дыра в сердце — ноющая, кровоточащая.

Иду в комнату, где на полу кинул свой чемодан, беру с тумбочки ключи, помятую пачку сигарет и иду к выходу. Нужно развеяться, потому что сидеть сегодня в четырёх стенах и тупо пялиться в одну точку нет никакого желания. Мне душно, паршиво и срочно нужно выйти на воздух, а иначе сотворю какую-нибудь дичь, о которой буду жалеть. Нет-нет, на воздух и точка. А то, неровен час, действительно ломанусь к нудистке, а это совсем никуда не годится.

Интересно, она там чем занимается? Блядь, Киреев, тебе сколько лет? Двенадцать? Придурок долбанный.

Но уже дойдя до двери, слышу какой-то шорох и приглушённое шипение. Чёртово любопытство меня когда-нибудь погубит, но ничего не могу с собой поделать — иду на звук. Всё-таки в том, чтобы жить под одной крышей с этой девчонкой есть нечто волнительное.

И да, оставим пока в тайне, что при желании я могу хоть сейчас отправиться в гостиницу или к приятелю на время — и это будет очень правильно, потому что никто мне права не давал смущать девочку и отравлять ей жизнь своим присутствием. Но, вот чёрт, увидел эти огромные глазищи и решил остаться.

Хрен его знает, зачем. Потому что я придурочный мазохист и извращенец, наматывающий с каким-то странным удовольствием свои нервы на кулак.

Уже почти решился распахнуть дверь и войти в комнату, но что-то остановило. Не знаю… наверное, всё-таки осознание, что пугать девушку пуще прежнего — не лучший способ скрасить досуг. Не до того мне сейчас, совсем не до того.

Так и не воплотив в жизнь задуманное, стремительно выхожу из квартиры, улыбаясь про себя. Уверен, она услышала мои шаги, потому что притихла, стоило мне подойти к двери. Сейчас, наверное, сидит там, на кровати своей, и боится, что я могу вломиться к ней в любую секунду. Интересно, снова табуреткой этой чёртовой принялась бы размахивать или на этот раз обошлась чем-нибудь другим?

Телефон звенит в кармане, когда я, перепрыгивая через три ступени разом, спускаюсь по лестнице. В этом доме нет лифта, потому на третий — последний — этаж приходится добираться пешком. Но это и неплохо, потому что разогнать кровь, пусть и таким нехитрым способом, крайне полезно.

— Да, мама, — отвечаю, не глядя на имя абонента, потому что понимаю, чувствую, кто именно решил потревожить мой покой.

— Владик, мы же не станем ругаться? — спрашивает, а в голосе тревога.

Моя мама ещё помнит времена, когда от её непутёвого сыночка были одни проблемы. И пусть много воды утекло, но страхи никуда не делись.

— Я, лично, ругаться не планировал. — Толкаю подъездную дверь, покрытую бордовой, кое-где облупившейся, краской и выхожу в прохладу летнего вечера. — А что, есть ко мне претензии?

— Влад, не пугай девочку, — вздыхает в трубку мама, а я прикусываю щёку изнутри, чтобы не рассмеяться в голос. А мама между тем продолжает: — Она хорошая, молоденькая ещё совсем. Не пугай. Я понимаю, у тебя тяжёлый период, я всё понимаю, но нельзя же так.

— Как именно нельзя? — делаю вид, что не понимаю, к чему она клонит.

Прикидываться идиотом иногда очень забавно.

— Жить тебе с ней нельзя! — восклицает. — Ты взрослый мужчина, а она девчонка совсем. Разве это годится? Я же тебя не так воспитывала… Да и непорядочно это!

— Ма, ну ты же помнишь, что я у тебя хороший мальчик? Неужели забыла?

— Ага, хороший, — бурчит, но я слишком хорошо знаю свою маму, чтобы, даже не видя её лица сейчас, понимать, что она улыбается. Но вдруг всё хорошее как ветром сдувает, когда мама добавляет: — Мне Алиса звонила.

Что этой дряни нужно-то от матери? Истеричка.

— Какой резкий поворот в беседе, — замечаю, ощущая, как стремительно портится моё настроение и без того испорченное до предела.

Поддерваю носком мягких летних мокасин камушек, и он отлетает на добрый десяток метров и тормозит о бордюр. Следом летит ещё парочка, пока я не чувствую, что немного успокоился.

— Что поделать, если твоя жена — настойчивая женщина, — заявляет мама, а в голосе неприязнь плещется. Мама никогда не любила Алису и, как показала практика, была права.

— Она мне больше не жена, — отрезаю, а мама хмыкает в трубку. — И да, я ничего не хочу о ней слышать. Ни от тебя, ни от кого бы то ни было другого. Всё ясно?

Мама знает, что я не шучу, но всё-таки пытается что-то вставить:

— Но…

— Мама, никаких но! — повышаю голос чуть больше, чем следовало, и слышу в ответ обиженное сопение. Но сейчас мне ни до чьих чувств. — Если ещё раз позвонит, скажи, что я умер.

— Язык бы тебе вырвать, Владислав Павлович!

— Обойдёмся без насилия, — усмехаюсь в трубку, а мама молчит, раздражённо пыхтя. — Ладно, я пойду, у меня дела.

— Хорошо, — соглашается, но в последнюю секунду спохватывается и спрашивает: — Влад, так мы договорились? Насчёт Ани.

— Я клянусь её не обижать и не пугать.

— Съедешь? Обещай, что сегодня же и съедешь из квартиры!

— Всё, мамуля, я побежал!

— Влад! — настаивает мама, но я причмокиваю, изображая подобие поцелуя и отключаю телефон. Полностью. Чтобы никто не решил меня донимать сегодня.

Я знаю, что у мамы очень счастливый период: со своим будущим супругом они ещё примерно месяц будут колесить по стране, напитываясь впечатлениями. И это даже хорошо, потому что даёт мне возможность навести в своей жизни хотя бы элементарный порядок. Пусть прошлое склеить не получится, но, возможно, выйдет примириться с тем, во что превратился мой мир в одно мгновение.

Алиса…

При мысли, что она пыталась связаться со мной через мать сводит зубы. Знает же, что запретил, понимает, что ушёл и за всё золото мира не вернусь. Должна понимать, но моя жена всегда была настойчивой. Вот и сейчас мгновенно начала действовать, стоо́ило мне выйти за порог и громко хлопнуть дверью. Сука.

Пока размышляю и злюсь, ноги сами несут меня в сторону ночного клуба, где под грохот музыки, в окружении гибких и стройных тел забуду хоть на мгновение всё, что случилось за последние дни.

Особенно важный пункт моего плана: сделать всё, чтобы выкинуть из головы мысли о нудистке.

4. Влад

Открываю тяжёлую обитую железом дверь и попадаю в царство полумрака и зажигательной музыки. Я давно уже не плясун, но любоваться красивыми девушками мне, само собой, нравится. Чем нажираться в одиночестве, лучше найти кого-нибудь, кто скрасит вечер и согреет ночью постель. Если моя уже бывшая, надеюсь, жена уверена, что я проклятый кобелина, то нужно ведь соответствовать этому гордому званию. Правильно? Если в тебя упорно тычут пальцем и орут: “Караул, грабят”, то рано или поздно что-нибудь да сопрёшь. Ибо заебёшься оправдываться.

Так что сегодня я намерен разыграть эту партию порока и разврата на полную катушку. Так сказать, пока дым из трусов не повалит. Во всяком случае, может быть, так полегчает? Перестану вдруг чувствовать себя куском выблеваного мякиша.

А ещё мешает расслабиться то, что мне жуть как хочется вернуться в квартиру и узнать, такая ли чистая и невинная девочка Аня, как мне показалось на первый взгляд.

Пиздец, кажется, со мной что-то явно не то. Точно бесы какие-то внутри пляшут, доводят до греха. Руки прочь, Киреев, от нудистки! Точно не для тебя, такого придурка, её родители розочку растили. Но, мать его, не могу перестать думать о ней.

Мне вообще-то жена изменила, а я думаю о девушке, которую видел лишь раз. Это чертовски злит, выводит из себя, потому что я с одним дерьмом не разгрёбся, а упорно несусь на полной скорости к огромной куче неприятностей в лице Аннушки. Ну не долбень ли? Точно, он самый.

Пока пробираюсь к танцполу сквозь плотную толпу отдыхающих, в голове всплывают мысли о бывшей жене.

Моя жизнь давно уже упорно напоминала дурной водевиль, нынче она стала убогой романтической драмой: и муж-рогоносец, и неверная красавица-жена, убеждающая себя и весь мир, что для измены у неё были веские причины. “Мне было так одиноко”, — извечная песня, которую не устают петь такие лживые суки, как моя Алиса.

Моя Алиса. Я ещё по привычке считаю её своей, хотя давно уже не питаю к ней тех чувств, что были в самом начале. Любовь давно прошла, потухла страсть, но я упорно делал вид, что всё хорошо. Потому что так удобно, наверное? Не знаю. Но, грешным делом, как последний идиот верил, что всё ещё можно наладить, исправить, изменить. Не вышло. И где-то, в глубине души, я этому даже рад. Значит, не нужно больше играть в любовь, притворяться. И да, как бы сейчас мне ни было противно и мерзко от её поступка, понимаю, что так дальше жить было уже нельзя.

Другой вопрос, зачем Алиса пытается со мной поговорить. Зачем оно ей, если она так яростно стонала под своим новым хахалем? Никогда мне, наверное, не понять баб.

И никогда не вытравить из памяти этот образ, хоть головой об стенку бейся. Больно? Да. Как бы я ни убеждал себя в обратном, больно. Несмотря ни на что, почти невыносимо — настолько, что дышать трудно.

Растоптанная гордость болит даже сильнее разбитой вдребезги любви.

В клубе душно и шумно, и я занимаю один из столиков у стены. С моего места открывается отличный вид на танцпол. Заказываю бокал пива — для начала — и выпиваю его практически залпом. Густая и ароматная жидкость, остро пахнущая солодом и хмелем, а ещё совсем немного жжёной карамелью, льётся в глотку легко и беспрепятственно, но даже ледяной напиток нихрена не помогает остыть.

Допив, оглядываюсь по сторонам, рассматривая основной зал клуба — просторный и разукрашенный всеми оттенками радуги яркими вспышками светомузыки. Вполне милое местечко этот недавно открывшийся клуб. Даже удобно, что он недалеко от дома матери находится: если напьюсь, не придётся вызывать такси.

Во всём нужно искать положительные стороны, даже в пошатнувшемся в одночасье мире.

Ловлю за руку пробегающую мимо миленькую официантку, и она резко тормозит возле моего столика, чуть не выронив пустой поднос.

— Можно ещё пива? — интересуюсь, когда она наклоняется ниже, чтобы расслышать мои слова сквозь плотный шум. — Тёмного, нефильтрованного.

Девушка кивает и так же быстро убегает в сторону бара, а я провожаю её взглядом, пока она не скрывается в толпе. Симпатичная… может, к ней подкатить? А что? Я теперь мужик свободный и за этим в этот чёртов клуб и пришёл. Хотел же нырнуть в пучину разврата? Так почему бы не с ней?

Но нет, пусть работает — не такой уж я потерянный для общества козёл, чтобы на всё, что движется бросаться.

Однако мысль найти на эту ночь для себя случайную спутницу никуда не девается. Когда у меня в последний раз был секс? Больше месяца назад, когда в командировку уезжал. А когда вернулся, оказалось, что нахер своей жёнушке не упал. Забавная ирония. Почти даже смешно.

А организм тем временем настойчиво даёт понять, что без скорой разрядки я башкой тронусь. Вот спущу пар и можно будет думать, что делать со всем этим дерьмом дальше.

Когда официантка приносит мой заказ, встаю, беру бокал в руку и иду вдоль стены, огибая танцпол по длинной дуге. Вторая порция пива, да на голодный желудок явно лишняя, но мир становится красивее однозначно. Нет, я не пьяный, но веселею стремительно, буквально на глазах.

Ноги сами приносят меня к барной стойке, где, как ответ на мои мысли, сидит девушка в коротком чёрном платье. Несколько секунд смотрю на неё, но она, кажется, ничего не замечает вокруг. Лишь болтает трубочкой в бокале с ярко-голубым коктейлем. Ясно, ночная охотница за членом — то, что нужно этой ночью.

— Виски, пожалуйста, — прошу хмурого бармена в чёрной форменной рубашке с эмблемой клуба, вышитой над сердцем, а тот молча кивает.

Пока тёмно-янтарная жидкость льётся в широкий бокал, кидаю взгляд на девушку. Она совсем близко и я, кажется, даже улавливаю лёгкий аромат цветов, исходящий от её волос. Блондинка, лет двадцать и ноги от ушей — вполне удачное сочетание, на мой вкус.

Делаю знак бармену и он, придвинув ближе мой стакан, делает повторную порцию коктейля для девушки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не стоа́ило, — говорит довольно громко, чтобы я смог услышать её слова даже сквозь шум. — Но… спасибо.

Салютую ей своим стаканом и посылаю самую обворожительную улыбку из всех, на которые способен. По мелькнувшему в голубых “кукольных” глазах выражению понимаю, что понравился ей, ну а мне на неё категорически плевать. Просто способ забыть на некоторые время обо всём. Секс, говорят, от всех проблем лечит, вот и проверим.

Допиваю свой виски, не отрывая взгляда от девушки. Она смущается и краснеет, хотя я более чем уверен, что в клуб она пришла именно за тем, чтобы найти себе компанию. Ну что ж, я не против ею быть.

— Вам нравится здесь? — спрашиваю, скользя по стройной фигуре девушки взглядом.

Светлые длинные волосы, высокая — явно не подаренная природой — грудь, пухлые губы, длинные ноги. Не девушка, а мечта всех дрочеров.

— Отличное место, чтобы отдохнуть. А вам? Нравится?

Наклоняюсь в её сторону и, почти касаясь губами тёплой щеки, говорю на ухо:

— Мне здесь понравилось ровно в тот момент, когда увидел тебя.

Чёрт, Киреев, какая тупая банальность, но мисс Силиконовое декольте, кажется, глотает примитивный комплимент и довольна. М-да уж, был бы я бабой, послал бы самого себя, но этой кукле похоже нравится.

— Ух ты, — тихо смеётся, не пытаясь отстраниться, а я провожу губами по светлой коже на шее, спускаясь всё ниже и ниже, пока не касаюсь выемки над ключицей.

А в башке настойчиво крутится вопрос, какая на вкус кожа у Аннушки. Блядь!

Девушка тем временем охает, не зная о моих скорбных думах, но не отталкивает, не закрывается, и такое положение дел меня более чем устраивает. Вот трахну блондинку, тогда, скорее всего, мозги на место встанут. И я перестану видеть всё время перед собой глазищи нудистки.

— Ты так вкусно пахнешь, — замечаю, втягивая ноздрями воздух, и провожу языком по обнажённому плечу. Вру, конечно, обычно она пахнет: какой-то приторной цветочной туалетной водой и чуть-чуть сладким алкоголем.

Она молчит, лишь прерывисто дышит, и я почти теряю контроль над собой, стремясь утопить в этой девушке все свои печали и разочарование в женском поле. Да, определённо, мне просто нужно хорошенько трахнуться. До изнеможения и чертей перед глазами, пока женщина подо мной не устанет кричать, лишившись голоса. И эта светловолосая кукла, имени которой я даже не знаю, уверен, отлично справится со своей миссией.

— Поехали ко мне, — предлагает, когда моя рука, будто бы случайно, достигает резинки на чулках. Чёрт возьми, а девушка неплохо подготовилась.

— Далеко живёшь? — Мне нужно женское тело здесь и сейчас, мне не хочется ехать за тридевять земель, чтобы потрахаться. — Потому что я близко.

— Тогда к тебе? — Лукавая улыбка трогает пухлые губы, а в глазах отчётливое и весьма настойчивое желание.

— Умная девочка, — киваю и, наплевав на окружающих, провожу пальцем по обнажившемуся участку девичьего бедра. Девушка вздрагивает, а я отмечаю про себя, насколько эта девочка хочет меня.

Я знаю, что хорош собой, всегда это знал. Просто давно не пользовался привилегиями, что даёт внешность. Как-то, женившись, не думал смотреть налево, но сейчас мне просто необходимо почувствовать себя нормальным мужиком. Получить, так сказать, свою компенсацию у судьбы.

Бросаю, не глядя, несколько купюр на стойку, и проворный бармен забирает их, не пересчитывая, — и так понятно, что здесь больше, чем нужно, потому мы в расчёте.

— Готова? — спрашиваю, а девушка вместо ответа прижимается ко мне своей аппетитной задницей, слегка покачивает бёдрами, а у меня уже стояк такой, что штаны скоро треснут.

Но, честно признаться, мой член начал шалить ещё в квартире, но я просто игнорировал проворного друга. Сейчас же, из-за выпитого алкоголя и трений о мою ширинку упругой задницы, бороться с возбуждением не получается.

— Я вообще-то так никогда не делаю, не в моих правилах. — Она поворачивается ко мне лицом, обнимает тонкими руками за шею и трётся высокой грудью о мою футболку. Ага, конечно же, так я и поверил. — Но ты мне понравился…

Из колонок льётся медленная плавная музыка, и девушка извивается, прижимаясь ко мне с каждым движением всё теснее. Кладу руки на выпуклую задницу и слегка сжимаю. Нельзя терять контроль раньше времени, но моя внезапная подруга, похоже, не против, чтобы я взял её прямо здесь и сейчас. Отлично, но до дома всё-таки дотерплю.

— Пойдём.

Подталкиваю её к выходу, а она тихо смеётся, готовая, кажется, абсолютно на всё. А я, похоже, всё-таки слишком много выпил, потому что мозги отключаются, и остаются лишь животные инстинкты.

Охранник на выходе ухмыляется, завидев нас, и я ловлю в его взгляде одобрение.

Выходим на улицу, и я вдруг понимаю, что даже не удосужился узнать имени девушки.

— Тебя хоть как зовут?

— Инна, — щебечет, зарываясь носом мне в грудь, а я говорю:

— Пойдём.

Утягиваю её в сторону дома, а в голове волны амурские плещутся и шумят. Вот и славно: напиться и забыться — весьма неплохая перспектива, на самом деле. Напиться уже почти получилось, скоро и забыться выйдет.

— Ого, и правда близко, — смеётся Инна, а я толкаю подъездную дверь, как всегда, незапертую.

Этаж, ещё один, и через пару минут мы оказываемся у двери квартиры. Вдруг в голове мелькает мысль, что там, в тишине отчего дома, сидит малознакомая девушка, а я, вроде как, веду себя точно скотина, когда привожу сюда постороннюю девицу.

Но, кажется, меня поздновато осенило. Так хотел не думать об Аннушке, что полностью потерял контроль над ситуацией.

— Симпатично, — заявляет Инна, когда распахиваю дверь. — Один здесь живёшь или с женой?

В вопросе кокетства через край, но я отрицательно машу головой, мол, никакой жены. Инна одобрительно хмыкает, обвивая руками мою талию.

Прямо в узком коридоре, не давая мне даже опомниться, Инна налетает вихрем, обвивает всеми конечностями, виснет на шее, жарко дыша в ключицы. Такой бешеный напор, и я пытаюсь хоть немного утихомирить шалунью, направить её в нужное мне русло, но девица будто с цепи сорвалась. Чёрт.

Целу́ю Инну, мягко толкая её в сторону своей комнаты — благо она ближе Аниной, — но гостья до такой степени раскочегарилась хрен пойми с чего, что не успеваю оглянуться, а уже расстёгнут ремень, а Инна спускается на колени прокладывая себе путь по моей коже из поцелуев и прикосновений, пока не становится передо мной на колени.

— Блядь, до комнаты бы дотерпела.

— Тут хочу, — мурлычет, а я слишком возбуждён, чтобы соображать головой, а не головкой.

Ловкие пальцы шарят по коже, поглаживают; тёплые губы смыкаются вокруг моего члена, а я пытаюсь забыться и не думать ни о чём, полностью сосредоточившись на ощущениях. Приятных, нужно отменить, очень приятных. Ох ты ж, чёрт!

— Мамочки! — врывается в блаженное море почти оргазма женский вскрик, а следом несётся: — Я ничего не видела, не видела, извините! — И контрольное: — Скотина! Животное!

Судя по удаляющемуся звуку голоса, Аня убегает. Испугалась, что ли? Снова, мать их. Я снова её напугал!

Пытаюсь привести мысли в порядок. Блядь, уже поздно, какого хрена нудистка не спит? И какого чёрта я вообще творю?! Совсем мозги в манную крупу превратились?

За всем этим даже не заметил, как Инна подскочила на ноги и вознамерилась прожечь во мне дыру яростным взглядом.

— Ты говорил, что живёшь один! — шипит, поправляя светлые локоны.

— Вот только давай без сцен, — прошу устало и застёгиваю джинсы. Член болезненно пульсирует, но я мысленно приказываю ему лежать в трусах спокойно, как и положено приличному половому органу, и в голове постепенно проясняется.

— Придурок, острых ощущений захотелось?! — выплёвывает напоследок, точно кобра яд, и через мгновение удаляющийся звук каблуков эхом в подъезде.

Ну и ладно.

А вообще… какая всё-таки тупая срань этот вечер.

Повеситься, что ли? Для разнообразия.

5. Аня

— Анька, чего стряслось-то?! — спрашивает Лена, когда я влетаю в кухню, пытаясь всеми силами выкинуть из памяти то, что видела минуту назад в коридоре.

Нет, я не ханжа и всё понимаю — мужчины любят такие забавы, но просто не ожидала увидеть нового соседа, чтоб ему хорошо жилось, в столь… кхм… пикантной ситуации. Господи, и надо было мне выйти в коридор как раз тогда, когда эта девица вознамерилась сделать ему минет. Стыдоба какая, мать моя женщина!

А он тоже… хорош! Не мог до комнаты дотерпеть, надо было в коридоре штаны снимать!

Но самое главное: мне-то это всё зачем? Жила себе, никого не трогала, так нет — вляпалась! По самые уши. Выбраться бы теперь.

— Ничего, ничего страшного, — лепечу, пытаясь унять головную боль, что будто обручем голову сдавила.

Не собираюсь я вываливать такие интимные подробности чужой жизни на потеху публики.

— Да на тебе лица нет! — Лена, моя школьная подруга, с которой и в институте вместе учились, кажется встревоженной. — Присядь!

Вот же, хлопотуха.

— Да успокойся, всё хорошо, я же сказала! — Всеми силами пытаюсь увернуться от её настойчивой заботы, но пока выходит плохо.

От самой себя смешно: надо же, растерялась, увидев чей-то секс. Прям уж, нашлась ещё, ромашка полевая.

— Кто там пришёл? Сосед твой новый? — суетится Лена и наливает шампанское в наши опустевшие бокалы.

Когда сосед громко хлопнул дверью, уходя куда-то накануне, я ещё минут пять просидела в засаде, пытаясь сделать вид, что ничего ненормального в моей жизни не происходит. Ну, мужчина. Ну, посторонний. Нужна я ему, чтобы жизнь мою портить, своих дел, наверняка, целая куча. Проживём месяц под одной крышей, а потом приедет его матушка, мы всё мирно обсудим, и всё наладится. А если нет, то съеду — делов-то. Или он уедет, небольшая разница. Просто нужно месяц продержаться, потому что идти мне пока некуда и не на что.

Во всяком случае, я всегда могу попытаться сделать его жизнь невыносимой, чтобы сам сбежал, сверкая пятками.

А потом, устав грустить, я позвонила лучшей подруге, предложив отметить новоселье. В самом деле, не человек я, что ли?! Не имею права подругу позвать? Вот именно, имею.

Ленка приехала минут через двадцать, сделала обход территории и вынесла вердикт, что экзорциста, возможно, звать не сто́ит. Однако, когда я рассказала, какие сложности возникли с квартирой, Лена долго молчала, переваривая услышанное. А после удивила меня несказанно.

— Он симпатичный?! — первым делом спросила, и глаза её зелёные кошачьи загорелись романтическим огнём. — Молодой, высокий?!

Это в духе моей дражайшей подруги: сводить меня с любым симпатичным парнем в радиусе ста метров. У Лены сверхидея: найти мне спутника жизни. Я же считаю, что и сама смогу справиться, но она беспощадна в своей неуёмной жажде сделать меня счастливой.

— Лена! Мне с ним месяц жить под одной крышей! Какая разница, какой он?! Это вообще роли не играет.

— Нет уж, подруга, — усмехнулась Лена, впиваясь белоснежными зубами в тёмно-красное яблоко, — с уродом каким-нибудь всяко хуже вместе жить. А если он красавчик… это же совсем другое дело!

Тяжёлый вдох известил меня о том, что Лена впала в ту, свойственную ей, степень задумчивости, когда перед мысленным взором подруги скачут радужные пони, а весь мир сияет разноцветными неоновыми огнями, как Вегас ночью.

— Знаешь, я была не в том настроении, чтобы рассматривать его с пристрастием, — буркнула я, уставившись в бокал, в котором пузырилось и пенилось полусухое шампанское. — Но, вроде, ничего так… не очень страшный. Кажется, даже симпатичный.

— Вот! Это же отлично! — взбодрилась подруга, расплываясь в улыбке.

— И что в этом отличного?

Я упорно отказывалась понимать, чего именно хочет от меня подруга. Вся ситуация с этим внезапным соседством изрядно выбила меня из колеи, потому внешность и симпатичность мужчины — не то, что волновало меня больше всего.

— Глупая, да? — хихикнула Лена и даже пару раз постучала пальцем по моему лбу. — У тебя когда парень был в последний раз? А? Вспоминай.

И тут до меня дошло: Лена, значит, сосватать меня решила симпатичному соседу — мужику, которого она не видела ни разу. Отличная подруга, ничего не скажешь.

— Да какая разница? — фыркнула я и сделала ещё один большой глоток шампанского, чтобы скрыть неожиданное смущение. — Моя личная жизнь к делу не относится, между прочим.

— А она у тебя вообще есть, жизнь эта личная? — фыркнула Лена и раздосадованно тряхнула гривой ярко-рыжих волос. Нет, это не цвет, это оружие массового поражения. — Так, подруга, если он и правда симпатичный, значит, не будь дурой и бери его в оборот.

— Отстань, а… пожалуйста.

Мне не хотелось больше разговаривать о соседе в подобном ключе — я вообще не очень большая любительница болтовни на тему секса, шмоток и мальчиков, считая, что личная жизнь не зря так называется.

Не знаю, возможно, Лена и дальше бы продолжала изощрённо насиловать моё вековое терпение, но мы услышали шум в коридоре.

И это пришёл мой сосед. Как Ольга Ивановна говорила его зовут? Влад, кажется. Владик, вернее, только ему ж не десять лет. Владики портки на входе в квартиру не скидывают и с девицами не обжимаются. Владики они хорошие мальчики, в крайнем случае с палкой по двору бегают, а не вот это вот всё.

А потом случилось то, что случилось: я выбежала в коридор, будто меня там Дед Мороз с мешком подарков ждал, и увидела картину, от которой у меня ещё долго будет дёргаться глаз.

И вот, когда нервная дрожь утихла, слышу приглушённый звук — соседская спутница явно уже встала с колен и чем-то сильно недовольна — возмущается чего-то. Когда шум стихает, раздаётся хлопок входной двери.

Ушли! Радость-то какая!

Но нет, удача точно забыла обо мне, потому что следующее, что я слышу — шаги.

Тяжёлые.

В нашу сторону.

— Добрый вечер, дамы.

— Здрасти, — пищит Лена, во все глаза рассматривая Влада. Даже, кажется, на месте подпрыгивает.

Влад стоит, оперевшись рукой о дверной косяк и сверлит меня странным взглядом. Не знаю, о чём он там думает, но мне это всё очень уж не нравится.

— Отмечаете что-то? — спрашивает, не сводя с меня глаз, а на губах всё та же наглая ухмылка, от которой меня уже тошнило накануне. А ещё, кажется, он слегка выпивший. — Простите, я без подарка.

Спать иди! Ещё себе кого-то найди, чтобы закончить начатое, но не стой, загораживая широкими плечами проход. Но кому вообще интересно моё мнение? Кажется, я окончательно потеряла контроль над своей жизнью, и она летит с высокой горы кубарем.

— Вашего циркового номера в дверях уже вполне достаточно, — ехидно заявляю, вскинув высоко голову.

Не собираюсь я извиняться за то, что стала свидетельницей его недосекса. Не дождётся. Хотя я, убегая, кажется что-то такое лепетала, но тогда была точно не в себе. В шоке была, потому простительно.

— Ну так бы и смотрела дальше, зачем сбежала? — усмехается, делая шаг в нашу сторону.

Что это он делать собрался? Вот же клещ, а не мужик. Присосался — не отодрать.

— Хам! — выдыхаю, а Влад смеётся. — Точно, хам.

Лена рядом охает и, будто фокусник, достаёт ещё один бокал. Для Влада.

— Ничего-ничего, — лепечет эта дурочка, и даже мой грозный взгляд, в который я вложила всё, что думаю про её идею, не останавливает Лену от желания пригласить Влада к столу. — Присаживайтесь, места всем хватит.

— Ты не обалдела?! — шиплю ей и пихаю ногой под столом. — Может со мной посоветуешься для начала?

В ответ получаю искреннюю улыбку и полный наигранной наивности взгляд. Ну ладно, я тебе ещё это припомню, сводница красноволосая! А пока буду делать вид, что мне наплевать.

— Даму свою к столу не пригласите? Или она уже не голодна? — спрашиваю, глядя на Влада в упор и даже глазками хлопаю очаровательно.

Выкуси, развратник.

— Даму? — удивляется и переводит взгляд на Лену, отважно сражающуюся с бутылкой шампанского. — Давайте, я сам.

Забирает у Лены бутылку, а моя так называемая подруга часто-часто моргает, точно впервые в жизни мужика увидела. А этот тоже, весь прям лучится обаянием.

Придурок.

— А дама ушла, да, — вдруг заявляет Влад и подмигивает мне. Тьфу.

— Чего так? — удивляюсь очень искренне. — Не понравилась обстановка? Или другие какие причины… личные?

— Кто же вас, женщин, разберёт, — пожимает плечами и снова подмигивает!

Цирк какой-то.

— У вас глаз, что ли, дёргается? — уточняю, всплеснув ладонями. — Так вы не пейте, не надо. Говорят, алкоголь нервные заболевания усугубляет. Вдруг припадок начнётся? Пена там изо рта, корчи...

Я завелась не на шутку, но уже не могу остановиться. Вся эта ситуация странная до невозможности, и при одной мысли о том, что мне месяц придётся делить квартиру с чужим мужчиной сводит судорогой позвоночник. Мне неловко, в конце концов!

Всё, завтра с утра пополню счёт за мобильный и позвоню Ольге Ивановне. Она обещала с ним поговорить, вот пусть и заставит его скрыться с моих глаз. А не то в суд подам. За мошенничество.

Конечно, в мыслях я намного смелее, чем на деле, но всё-таки и не трусиха, так что повоюем.

— Спасибо за дружеский совет, — смеётся Влад, а в глазах чёртики пляшут. — Но о моём здоровье можете не беспокоиться: здоров, как бык.

Какого цвета у него глаза, интересно? Не пойму… карие? Или тёмно-серые? И вообще, какого чёрта меня это волнует? Глаза как глаза, обычные.

Вдруг Влад наклоняется ко мне, почти ложась грудью на кухонный стол, и говорит, остановившись в миллиметре от моего уха. Замираю пойманной птицей, а его дыхание, пропитанное резким ароматом выпитого алкоголя, щекочет кожу:

— Ты пялишься на меня.

Он говорит это так тихо, что сидящая рядом со мной Лена вряд ли способна услышать хоть слово, но я уверена, в её голове уже родилась сотня вариантов его фразы.

— Нет, — отрицательно машу головой и отстраняюсь, а Влад так же стремительно возвращается на своё место. Чёрт, кажется, я покраснела.

— Кхм… я, наверное, пойду, — решительно заявляет Лена и вскакивает на ноги. — Уже поздно, мне нужно ехать. Я поеду, да…

— Лена, сядь! — восклицают, чем пугаю даже саму себя. — Ты же собиралась до утра остаться!

Я почти в панике и сама себя не узнаю. Наверное, я всё-таки трусиха, хотя всегда считала себя смелой.

— Елена, куда же вы, на ночь глядя? — интересуется Влад и поднимается на ноги вслед за моей подругой. — Это я пойду… спать. А вы, девушки, сидите, отдыхайте. Даже можете мальчиков позвать, я не возражаю.

И, одним глотком допив шампанское, кидает на меня последний слишком долгий и почти неприличный взгляд и покидает комнату.

А щёки мои до сих пор огнём пылают. “Ты пялишься на меня”, — крутится в голове фраза.

Ага, конечно, размечтался.

6. Аня

— Ты видела?! Нет, ты видела?! — Лена плюхается на стул и, глядя огромными глазами на кухонную дверь, за которой скрылся Влад, берёт открытую им бутылку шампанского, как священный сосуд, и делает пару глотков прямо из горлышка. — Обалдеть… Ну… обалдеть!

Хмурюсь и машинально глажу себя по предплечьям, покрытым отчего-то мурашками. Я знаю Лену слишком хорошо, чтобы понимать: Влад поразил её в самое сердце. Подруга вообще очень влюбчивая особа: может влюбляться по уши на завтрак, обед и вместо ужина. У Лены острая тяга к прекрасному, хотя дальше любования роскошным экземпляром мужской породы дело не доходит. Обычно, подруга просто смотрит со стороны, восторгается, но как если бы это была картина в Эрмитаже, не больше.

— Можешь пойти за ним, я не возражаю, — бурчу себе под нос и поправляю волосы. Кажется, до сих пор ощущаю тепло дыхания на своей щеке, потому слегка встряхиваю головой, чтобы избавиться от наваждения.

— За кого ты меня принимаешь? — возмущается Лена и с громким стуком ставит бутылку на стол.

— Ни за кого я тебя не принимаю, — примирительно машу рукой, а Лена улыбается. — Но мне-то ты настойчиво предлагала обратить на него внимание. Будто Владик этот — мой последний шанс.

— Не последний, конечно, но почему нет? Почему не попробовать? — настаивает подруга. — Вам целый месяц жить под одной крышей, так чего терять время вместо того, чтобы провести его с пользой хотя бы для здоровья.

— Лена! — возмущаюсь, а Данилова хохочет. — Да и о чём ты, если я его знать толком не знаю. Мало ли, какое у него лицо…

— … и фигура! — добавляет Лена.

— Да-да, и она тоже. Но человек-то мне чужой. С таким же успехом можно выйти ночью в подворотню. А вдруг и там красавчики водятся?

— В подворотне вряд ли, — отрицательно качает головой Лена, а огненные пряди красиво обрамляют лицо. — Но не думаю, что он какой-то маньяк или уголовник.

— А что, маньяки как-то по-особенному выглядят? — спрашиваю, отбирая у этой не в меру романтической особы бутылку. Хватит уже, и так целую на двоих уговорили. — В общем, Данилова, успокойся и посмотри на ситуацию под моим углом, а не только с позиции прожжённой свахи.

Лена согласно кивает, задумывается о чём-то, но всё-таки не выдерживает и говорит:

— Нет, мужик всё-таки… ах, какой мужик!

У меня скоро рвота откроется. Радужная.

— Лена, слушай, ты меня пугаешь. Влюбилась, что ли?

Она смотрит на меня несколько секунд, точно видит впервые, а потом начинает хохотать.

— Сомова, ты неисправима! — изрекает между приступами хохота, а я оглядываюсь на дверь, опасаясь, что предмет нашего обсуждения сейчас возникнет на пороге. Этого вот только не хватает. — Ты забыла, что у меня как бы уже есть любовь всей жизни? Забыла, что ли?

У Лены и правда недавно появился парень, с которым с первого взгляда у них закрутилась такая яростная любовь, что дым валит во все стороны.

— Я своего Игорька ни на кого не променяю, — будто отвечает на мои мысли, — но глаза-то у меня на месте. А ты, — тычок тонким пальцем мне в ребро, — совсем слепошарая. На такого мужика фыркаешь!

Это уже даже не смешно. Напилась она, что ли?

— Знаешь, мне уже надоело! Ты моя подруга — лучшая, между прочим. А чувство такое, что в постель готова положить меня к первому попавшемуся, кто тебе симпатичным показался. У меня узнать не хочешь? Может быть, он вообще… не в моём вкусе.

— Я тебя умоляю, — скептически окидывает меня взглядом с ног до головы и качает головой, ещё и языком цокает. — Не в твоём вкусе… Ага, конечно. Заливай кому-нибудь другому, только не мне.

Она произносит это таким тоном, будто у меня в голове совсем ни одной извилины не обнаружено.

— Ладно, Лена, давай спать. Поздно уже.

Я всеми силами пытаюсь прекратить эти бессмысленные попытки переливания из пустого в порожнее, а Лена кивает, хотя я знаю, что разговор у нас этот — далеко не последний.

— Сомова, ты всё-таки подумай, присмотрись, — заговорщицки подмигивает и прикладывает палец к губам, мол, это наш секрет. Дурочка.

Шиплю на неё, но в ответ получаю приглушённый ладошкой взрыв смеха. Хохотушка какая выискалась, посмотрите на неё.

Выглядываю в коридор, чтобы ненароком не столкнуться с соседом и вздыхаю про себя: как бы пережить это время…

Но раз я твёрдо решила, что съезжать отсюда не стану до приезда Ольги Ивановны, значит, придётся приспособиться. Да и, честно признаться, не уверена, что Влад будет постоянно торчать в квартире, мешая мне жить. Наверняка у него работа, друзья, дела… девушки опять же.

Так что, возможно, всё совсем не так страшно, как рисует моё шальное воображение. Или да, я всё-таки достану его. Эта идея мне кажется вс ё более привлекательной.

Во всяком случае, эти самовнушения помогают успокоиться, и я даже начинаю оптимистично смотреть в недалёкое будущее. Почти оптимистично, но уже кое-что.

Мелодичный перезвон колокольчиков заставляет Лену встрепенуться. Я знаю, что это значит: звонит Игорёк — любовь всей жизни и самый красивый мужчина на планете. Ну, по мнению моей подруги.

А ещё я понимаю, что сейчас она сорвётся в ночь лишь бы провести время с любимым, но ладно — я не маленькая и меня не нужно сторожить. Пусть едет к своему парню, так даже спокойнее будет. Во всяком случае не придётся выслушивать до рассвета наставления, как лучше и эффективнее наладить мою личную жизнь и общение с соседом. Во всём нужно искать положительные стороны, даже если они сразу и не очень заметны.

— Как там Игорёк? — спрашиваю, когда раскрасневшаяся от разговора по телефону Лена прячет мобильный в карман сумки.

— О, отлично. Но…

Я так и думала.

— Ехать нужно? — продолжаю за неё и ещё улыбаюсь, чтобы Лена не чувствовала себя виноватой.

— Ань… я помню, что обещала остаться с ночёвкой, но…

— Да нормально всё, чего ты? Езжай, я всё понимаю.

— Может быть, со мной рванёшь? — предлагает, спохватившись. — Посидим у Игоря, пиццу закажем, киношку посмотрим. А, Ань? Как тебе идея? Игорь точно против не будет.

Вот только пятой собачьей ногой мне быть и не хватало.

— Нет уж, езжай к своему ненаглядному, а я застрелюсь. Ну или просто спать лягу. В общем, совет да любовь, будьте счастливы и не ломайте кровать, дети мои.

Лена расплывается в улыбке, подпрыгивает на месте и стискивает меня в медвежьих объятиях. Морщусь, потому что, хоть она и худышка почти прозрачная, при желании и задушить может.

— Но на соседа внимание обрати, — снова подмигивает, а я выпихиваю её в коридор.

— Езжай уже, такси ждать долго не будет.

— Тему переводишь, ну-ну, — смеётся и сбегает по лестнице.

Как-то резко даже дышать легче стало. Никогда не думала, что смогу устать от общества лучшей подруги, но сегодня Лена меня и правда утомила. Это же надо, как она загорелась идеей свести меня с Владом. И откуда столько прыти?

В квартире воцаряется звенящая покоем тишина, и мне на минуту кажется, что я здесь совсем одна. Пусть это и самообман, но довольно приятный. Иду в кухню, убираю в мусорное ведро пустую бутылку, а вторую, в которой ещё плещется приличное количество шампанского, затыкаю пробкой. Выветрится, наверное, но выливать жалко. Потом, может быть, кекс какой-нибудь спеку или примочки буду делать, но выбросить рука не подпимается.

Следом тщательно вымываю посуду, вытираю кухонные поверхности и ставлю в широкий шкаф под стеклом бокалы. За привычными монотонными действиями удаётся даже расслабиться настолько, что позволяю себе пританцовывать, пока убираю. Настроение моё, вопреки всем обстоятельствам, хорошее, и я окончательно успокаиваюсь.

— Неплохо двигаешься, — раздаётся за спиной низкий мужской голос, а я взвизгиваю и подпрыгиваю на месте.

Чёрт! Надо было так контроль потерять! И Влад ещё так бесшумно подкрался, неожиданно.

Сердце колотися в груди, кровь шумит в ушах, а я сжимаю кулаки, чтобы прийти в норму. Слабая боль от вдавленный в ладони ногтей переключает внимание и расслабляет.

— Подглядывать нехорошо! — Резко разворачиваюсь в сторону вошедшего, и забываю напрочь всё, что хотела сейчас сказать. Вместо этого выдаю: — Спасибо, что хоть штаны не снял. Опять.

Влад смеётся, снова оперевшись плечом о дверной косяк. Голым плечом! А на плече этом… и ниже… и до самой кисти… Татуировка! Просто сплошное чёрно-белое узорчатое полотно с массой каких-то мелких деталей и штрихов. Мне не разобрать сразу, что именно там изображено, и я одёргиваю себя, потому что не хочу, чтобы он снова решил, что я рассматриваю его. Обойдётся, много чести для такого идиота.

Будто прочитав мои мысли, взмахивает в воздухе рукой и говорит:

— Извини, забыл предупредить, что дома я привык ходить вот так.

На лице ни тени смущения, лишь наглая уверенность в своей неотразимости. Или, может быть, мне это только лишь мерещится, и на самом деле Влад — отличный парень, но всё-таки...

— Голым. Ты любишь ходить голым, — констатирую очевидное, а Влад отрицательно машет головой.

— Нет, полураздетым, — улыбается, а в глазах — всё-таки серых — лукавые искры. — Это принципиальная разница. Впрочем, ты и сама, та ещё нудистка.

Ну вот всё-таки он хам, каким бы красивым ни был.

— Я нудистка? То есть это я вломилась в квартиру, без предупреждения, а сейчас рассекаю по дому в одних штанах, которые держатся на честном слове?! — от возмущения почти задыхаюсь, а Влад продолжает улыбаться, будто ему доставляет удовольствие моя вспышка гнева. Идиот.

Кажется, за истекшие несколько часов, что мы знакомы, я исчерпала годовой лимит оскорблений. И если бы у нас ввели талоны на бранные слова, я бы точно лишилась всех разом. Но иначе не могу — слишком сильно Влад раздражает меня.

— Но вообще-то мне понравилось то, что я увидел, когда вошёл в квартиру. Оно того стое́ило.

Упираюсь руками в бока, грозно свожу брови к переносице, а Влад, кажется, с каждой секундой становится всё веселее и веселее. Может быть, он энергетический вампир? Питается моими эмоциями и счастлив? Или просто напыщенный индюк?

— Я же говорила, что ты хам? Говорила? — Я снова завожусь, и никакие аутотренинги не спасут.

— Конечно, совсем недавно говорила, я запомнил, кстати, с первого раза, — кивает и зачёсывает пятернёй светлые волосы назад. — Но можешь ещё раз повторить, мне нравится, как это звучит из твоих уст.

— Заняться больше нечем? — спрашиваю, аккуратно вешая белое вафельное полотенце на крючок, потому что всерьёз опасаюсь, что могу двинуть им по самодовольной физиономии.

— Ну, свидание ты мне обломала, — притворно вздыхает, — потому да, нечем. А так-то планы были, конечно, но…

Издевается, будто от этого какое-то удовольствие получает. Но если он думает, что сможет довести Аню Сомову до слёз или заставит полезть в драку — или какие там у него извращённые фантазии? — то он помрёт быстрее, чем дождётся.

— Можно спать пойти. В качестве эксперимента, — предлагаю, направляясь к выходу.

— Просто спать скучно, — снова вздыхает, а я невольно — совершенно случайно, клянусь! — снова обращаю внимание на его расписную руку.

Интересно, ему очень больно было такой масштаб набивать? Тьфу, какое мне дело?!

— Ну не просто спи, прояви смекалку, — пожимаю плечами, как можно красноречивее изображая полное безразличие к дальнейшей судьбе соседа. И буквально насильно отрываю взгляд от татуировки.

Пытаюсь выйти, но Влад загородил своим далеко не самым хрупким телом весь проход, и уходить, похоже не собирается. Чёрт.

— Знаешь, а мне нравится как ты дерзишь и краснеешь одновременно, — замечает, когда я предпринимаю попытку выйти из комнаты. — Уверен, наше соседство будет более чем интересным.

— Отойди! — требую, потому что физически не могу оставаться рядом с ним. — Я спать хочу.

— Иди спать, кто тебе мешает? — удивляется и делает шаг назад, освобождая проход.

Он не пытается дотронуться до меня, не предпринимает ни единой попытки меня остановить, и это радует: всё-таки он не насильник и не маньяк, но почему моё сердце бьётся где-то в горле?

7. Влад

Отхожу в сторону, а Аня проплывает мимо, гордо подняв темноволосую голову, и даже ментально умудряется послать меня на хер.

Интересно, она сама понимает, как охрененно хороша в тёмно-синем простом платье весьма пуританской длины — чуть выше колен? И, вроде бы, ничего особенного, но крышу сносит капитально.

Не знаю, какого хрена я творю, но она забавная. Краснеет как помидор, а в тёмных, почти чёрных, глазах пламя бушует. И это пламя обжигает почище взрыва, потому что я сам лечу на него, точно долбаный мотылёк, не разбирая дороги, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Просто до одури хочу прикоснуться к ней, почувствовать пальцами тёплую кожу, провести по ней медленно и осторожно, исследуя и познавая. И поцеловать её хочу, сминая хрупкое тело в руках, прижимая к себе, чтобы вздохнуть, блядь, не могла. Чтобы взгляд расфокусированный, а губы в кровь.

Не помню, чтобы со мной такое вообще когда-нибудь творилось. Эта девчонка, точно пуля, влетела мне в артерию, распотрошила всё внутри, а сама смотрит на меня, краснея, и делает вид, что совершенно ничего не происходит. Злится, пылает ярко, да только меня хрен обманешь — я нравлюсь ей. И это уже кое-что.

Как говорится, база есть, с ней и будем работать.

Я, конечно, обещал матери, что девочку не трону и буду вести себя прилично, но… не могу удержаться от попытки вызвать на её щеках румянец. И от этого румянца в моих штанах довольно ощутимый стояк. Блядь, я же хотел сбросить напряжение, хотел трахнуть первую попавшуюся девицу, согласную на всё, но нихрена не вышло, потому что теперь у меня есть соседка. Офигеть и не жить.

Вначале, когда Аня убегала от увиденного с воплями, а Инна ушла, хлопнув дверью, я разозлился так, что боялся грохнуть кого-нибудь. Честное слово, я был в шаге от смертоубийства. Кровавого. Страшного. Чушь, конечно, но чего только с восставшим из трусов каменным членом, не получившим разрядки, не придумаешь.

Хотелось выйти на улицу и подраться с первым попавшимся искателем приключений. Просто, чтобы скинуть кипящее и бурлящее внутри адовое напряжение. Нет, я не винил ни в чём Аню, потому что сам накосячил так, что хрен отмоешься, но драка, казалось, могла бы решить хоть какие-нибудь проблемы. Сублимация, так сказать.

Но первая волна схлынула, приступ идиотизма прошёл, и я сначала решил, было, пойти в свою комнату, лечь спать и постараться ни о чём не думать. Однако встревоженные девичьи голоса, доносящиеся из кухни, навели на другую мысль.

И после этого бы успокоиться, так нет, снова мне на месте не сиделось. Уже ушёл ведь, попрощался, но снова черти в бок ткнули, не избавишься.

То, что начиналось как мальчишеская шалость обернулось почти катастрофой. Зачем я снова попёрся в кухню, когда услышал хлопок входной двери и возню с посудой? Решил спровоцировать Аню? На что? Зачем мне это? Я должен быть взрослым и мудрым, а в итоге веду себя как невменяемый пацан. Бред какой-то. Еле ведь справился с порывом поцеловать её. Чёрт, я ведь даже не развёлся ещё, а тяну свои грабли к нудистке, которая даже не в курсе подробностей моей личной жизни. И надо бы рассказать, да вот с чего начать совершенно не понимаю.

Когда Аня скрывается в своей комнате, стою ещё несколько минут, пытаясь привести растрёпанные мысли в порядок. Член в неожиданно тесных трусах пульсирует так, что почти больно. Охренеть, у меня такого стояка, кажется, со школы не было. И от чего? От того, что какая-то девчонка раскраснелась точно гимназистка в кабинете классной дамы?

Точно не только из-за этого. А ещё потому, что мне охренеть как нравятся брюнетки. Тем более те, у которых ноги от ушей. Да уж, ноги у нудистки красивые — это сразу понял, сто́ило увидеть её голой.

Чёрт, её голое тело возникает перед глазами, даже жмуриться не нужно и напрягаться. Какого долбаного хрена? Мне физически почти невозможно вынести каменный стояк, потому, чертыхнувшись сквозь сжатые зубы, рывком открываю дверь ванной комнаты. Включаю свет и запираюсь изнутри — не хватало ещё, чтобы Аннушка вошла сюда, пока буду мыться, — думаю, на сегодня для неё вполне достаточно сюрпризов.

Ступаю под горячие струи воды, а она льётся сверху, лаская кожу, а я, закрыв глаза, снова вижу упругую задницу, торчащие лопатки, едва прикрытые тёмными волосами и обалденно длинные ноги. Чёрт, так никакой выдержки не хватит, честное слово.

Когда я дрочил в последний раз? Кажется, в школе. Тогда мой организм давал такие мощные сбои, что я чуть не по три раза за ночь просыпался с Пизанской башней в трусах и палаткой из одеяла. Приходилось идти в ванную, становиться под душ и спускать напряжение единственно доступным способом.

Однако я думал, что всё прошло, когда начал трахаться на постоянной основе. А потом женился, и туалетные шалости остались в далёком прошлом. И вот, посмотрите на меня, снова намерен нырнуть с головой в запр етные подростковые радости. Однако…

Опираюсь рукой о кафельную стену, наклоняю вниз голову, позволяя воде свободно стекать вниз. Закрыв глаза, даже могу представить, что это моя соседка ласкает меня. Чёрт, хрень какая-то! Но от этих мыслей член дёргается, и я обхватываю рукой его основание, чуть сдавливаю, чтобы не спустить раньше времени. Дичь какая-то, но почему-то мне хочется продлить этот момент.

Провожу рукой снизу вверх, медленно и плавно, не даю себе сорваться с цепи, но терпение никогда не было моей сильной стороной, потому движения с каждой секундой становятся всё интенсивнее, настойчивее, яростее даже. Перед глазами вертится картина голой задницы нудистки, её испуганные глаза, когда в комнату вошёл, румянец на щеках, когда меня без рубашки увидела, и я кончаю с такой силой, с какой не делал этого уже очень давно.

Всему виной длительное воздержание и нереализованные желания этой ночью. Если бы не моя дурь беспросветная, я бы трахнул эту силиконовую Инну и сейчас бы спал сном младенца, а не дрочил в ванной, точно мне делать в этой жизни больше нечего.

Оргазм, кажется, выбил из меня весь дух, но хотя бы в мозгах прояснилось. Стараюсь больше не думать о том, что где-то, совсем рядом, всего лишь на расстоянии нескольких шагов находится девушка, от которой вот буквально только что у меня крышу снесло. Позволю себе подумать об этом ещё хоть пару минут, наделаю глупостей. Хотя войти к ней в комнату, снеся к чёрту преграды, — то, что сейчас мне хочется больше всего.

Чёрт, думай, Киреев, думай.

Хорошим вариантом было бы, конечно, свалить из этой квартиры в гостиницу. Там уже дождаться утра, а не смущать девушку своим присутствием. Но… чёрт возьми, нет. Мне нравится её смущать.

А маме я обещал не обижать девочку, значит, всё в рамках обещанного. Правда, съехать тоже обещал, но это мы опустим — пусть это останется пока моим маленьким секретом. Утром буду думать обо всём этом дерьме и сделках с совестью.

Приглаживаю рукой мокрые волосы, обматываю полотенце вокруг бёдер и выхожу из комнаты, в которой мне давно уже тесно. Да и вообще, эта квартира хоть и по факту отчий дом, но в ней меня уже давно ничего не держит. Благо, с развитием технологий мать я могу видеть в любое время дня и ночи, не приезжая сюда. И хоть я бесконечно люблю свою маму, давно привык жить своей жизнью, не вмешивая её в свои проблемы. Наверное, я слишком быстро вырос, но это жизнь, потому ничего не вижу страшного в том, что не сижу сычом под мамкиным крылышком, распивая горячий чай из блюдца и ожидая одобрения от грозной родительницы по каждому чиху.

Я только и позволил себе слабость вернуться сюда лишь зная, что она уехала. Забавно: хотел спокойно подумать и решить, что делать со своей жизнью дальше, а оказалось, всё стало ещё более запутанно. И это, чёрт возьми, мне нравится. Во всяком случае девочка с горящими огнём глазами не даёт мне раскиснуть и пасть духом. Это уже кое-что да значит.

Только хочу нажать на выключатель, а свет сам по себе гаснет, будто кто-то невидимый нажал на рубильник. Что опять стряслось? Дом старый, ещё довоенной постройки, потому перебои с электричеством случаются довольно регулярно. Квартира, погружённая в сонную тишину, кажется совсем чужой и неуютной. Потираю шею, впервые за день ощущая, как чертовски устал. Такое ощущение, что мышцы скрутили узлом. Хорошо, что впереди ещё один выходной, смогу выспаться и привести себя в порядок. И нужно будет подумать, что делать с шальными мыслишками, что скачут в башке, хоть я и всеми силами пытаюсь отогнать их от себя.

Наверное, всё-таки съехать придётся, чтобы не усложнять Ане жизнь — девочка слишком чистая для того, чтобы якшаться с таким козлом, как я.

— Чёрт, что со светом? — слышится чуть дальше по коридору, я замираю, точно школьник перед дверью в женскую раздевалку. Тихое сопение и приглушённое бормотание позволяет сориентироваться и понять, где именно Аня находится. — Ещё и телефон разрядился, пропасть какая-то. Господи, сейчас убьюсь.

Она говорит сама с собой, а я, кажется, даже биение её сердца слышу.

— Чего не спится, нудистка? — выдаю, а Аня ойкает. Мне нравится, как замирает её дыхание, а потом становится шумным и прерывистым. Но убегать не торопится — смелая крошка.

— Меня зовут Аня! Неужели так сложно запомнить? — заявляет, а я тихо смеюсь. — Не вижу ничего смешного, но ты, похоже, ещё тот юморист.

— Куда Красная шапочка отправилась на ночь глядя, когда Серый волк совсем близко? — пропускаю слова мимо ушей и делаю шаг в её направлении.

— Красная шапочка захотела пить, но больше не хочет… я спать пошла, — говорит, но с места не двигается.

— Иди спать, чего тогда замерла? — усмехаюсь, а воздух вокруг плотный, словно масло. Хоть ножом режь. — Или провести до комнаты? Ты, кажется, убиться боялась.

Втягиваю носом аромат волос, кожи, а у самого в ушах шумит. Чёрт, я же только что кончил, какого хрена полотенце топорщится? Блядь, надо уматывать отсюда, пока совсем башкой не тронулся.

— Уже иду, спокойной ночи, — бурчит и пытается сбежать, но я ловлю её за руку. Моё зрение с детства довольно быстро адаптировалось в темноте, и это давало нехилое преимущество во время вылазок ночами на стройку за нашим домом.

— Отпусти, придурок! — шипит, но я не слушаюсь.

Во-первых, действительно убьётся, убегая, — не хочу, чтобы такое хорошенькое личико разукрасила парочка несимпатичных фонарей, а во-вторых, мне нравится касаться её кожи, шелковистой и мягкой. Интересно, на вкус она такая же сладкая, как мне мерещится?

— Ты же куда-то шла, — говорю, наклонившись к её уху и вдыхая пряный аромат волос. Не знаю, какими бабскими примочками она пользуется, но пахнут они одуряюще. Так бы и нюхал, точно бешеный пёс, до Второго пришествия. — Я не мешаю. Могу даже сопроводить, для надёжности.

— Ты держишь меня за руку, — констатирует, а в голосе недовольство со злостью перемешано. Блядь, многое бы отдал, чтобы увидеть её лицо при ярком свете сейчас. Наверное, снова покраснела.

Мать их, эти мысли меня точно до ручки доведут. Сдохну от инфаркта с торчащим колом членом, так меня и похоронят.

Аня вздрагивает, но не отстраняется, всеми силами пытаясь доказать, что никого и ничего в этой жизни не боится. Умница.

— Просто признай, что тебе тоже нравится, когда я касаюсь тебя.

— Самовлюблённый индюк! — шипит Аня и вырывает руку.

— Есть немного, — смеюсь и снова наклоняюсь к её уху, а Аня вжимается спиной в стену. Даже в темноте я отчётливо вижу, как ярко горят её глаза, разгоняя своим яростным светом неожиданную тьму. Сумасшедший аромат шелковистых волос сводит с ума, и я не знаю, как к этому относиться. Слишком глубоко острой занозой Аннушка врезалась под мою кожу. Чёрт, засада. Опираюсь о стену рядом с головой Ани и наклоняюсь к самому уху, пользуясь возможностью быть ещё ближе: — Не бойся меня, Красная шапочка, Серый Волк тебя не обидит.

— Отойди в сторону, или важный мужской орган оторву, — шипит и, клянусь своей ширинкой, ещё чуть-чуть и вгрызётся белоснежными зубами мне в глотку.

И да, я вовсе не возражаю: пусть хоть в лоскуты меня порвёт, плевать.

— Как скажешь, — усмехаюсь и, будто бы случайно, касаюсь губами мочки Аниного уха.

Чёрт, если я не остановлюсь прямо сейчас, беда случится.

Но тут, как нарочно, в коридоре загорается свет, и Аня моргает несколько раз, фокусируя на мне взгляд своих огромных тёмных глаз, в радужке которых плещется древесная смола и бельгийский шоколад.

И да, я угадал: она действительно покраснела.

8. Влад

До утра лежу, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь, и всё время кажется, что я что-то сделал не так. Какое-то тревожное чувство, которое нарастает с каждым часом. То ли пиздец грянет, то ли просто мерещится.

Алкоголь давно выветрился, и я даже немного жалею об этом, зато во рту такая сушь и гадость, точно сто котов разом нагадили. Ненавижу это, потому и пью редко.

Как бы я ни гнал от себя мысли о предательстве Алисы, всё равно от них никуда не деться. Слишком мало времени прошло, чтобы это уже не волновало меня. Завтра узнаю, что там нужно, чтобы подать на развод и избавлюсь от этого брака к херам собачьим, ибо жить с этой блядью в шкуре примерной жены больше не собираюсь. Так к чему морочить себе яйца? Подписать бумажки и дело с концом.

Целый месяц я носился по стране, как грёбаный кролик из рекламы батареек, жил в гостиницах и на съёмных квартирах, работая до усрачки, а вернувшись домой, теперь должен мять бока не в своей кровати. А всё почему? Потому что я придурочный джентльмен. Нужно было Алису на хер из квартиры выкинуть, а не самому уходить. Но честное слово, пробудь я в одном помещении с ней и её трахарем голожопым ещё хоть три минуты — убил бы. И это, к сожалению, не фигура речи.

А ещё мне ничерта не помогли банные процедуры. Не тогда, когда потом столкнулся с Аней в коридоре. Ещё и свет, как назло, отключили, будто кому-то это было нужно. Хрен его знает, что за ерунда творится в моей жизни. Нужно съезжать, определённо. Вот сейчас позавтракаю, ещё раз посмотрю на нудистку и сразу уеду. Прямо сто процентов. Ладно, девяносто девять.

Когда на часах ровно восемь, я, замахавшись лежать, изображая мумию царя Гороха, поднимаюсь с кровати и разминаюсь. Бездействие невыносимо, и хочется двигаться, несмотря на выходной.

Натягиваю на задницу боксеры, потягиваюсь и прямо так, в одних трусах, иду в кухню. Я знаю, что хорош, и внутри меня всё ещё живёт вредный мальчишка, просто обожающий провокации.

В квартире тихо, и лишь в ванной чуть слышно плещется вода. Значит, нудистка уже проснулась. Отлично. Подхожу к двери, пару раз стучу, а в ответ всё стихает. Кран, что ли, выключила?

— Ты там живая? Не утопла? — спрашиваю и смеюсь про себя. Хотя, по-хорошему, нужно бы врезать себе по шее, чтобы не творил всякую хренотень.

— Иди к чёрту! — орёт Аня, а я хохочу уже в голос.

— Ой, не хочу, там жарко.

— Чего ты хочешь? — вздыхает. — В душ?

И почему мне так нравится доводить её? Неужели нельзя просто одеться и уехать? Зачем я всё это творю? В детстве, что ли, не наигрался?

— Хотел убедиться, что ты мне не приснилась.

— Сейчас выйду и что-нибудь тебе оторву. Не мешай купаться!

— Ох, какая грозная.

Аня снова включает воду, а я иду в кухню. Нужно попить воды, чтобы разбавить этот дерьмовый привкус. И поесть нужно хоть что-нибудь.

Открываю шкафчики один за другим, а в них почти пусто. Полупустые пакеты с крупой, остатки сахара, странные сухари. М-да уж, не густо.

Распахиваю холодильник и замечаю пачку сосисок, сиротливо лежащую на полке. Ещё и подозрительные какие-то, явно не самого лучшего качества.

Так, следующим пунктом нашей программы: купить еды. Плевать, если нудистка будет сопротивляться, хрень эту жрать — медленно кончать жизнь самоубийством, причём в страшных муках от свёрнутых в трубочку кишок. Достаю из пакета одну штуку, принюхиваюсь — нет, вроде, ещё живая, не завонялась, — зубами отрываю тонкий упаковочный полиэтилен и съедаю сосиску прямо так, даже не сварив. Я мужик крепкий, переживу, а так нудистке меньше достанется.

Знаю я таких, как она — бедных, но гордых. Деньги, наверное, моей маменьке все отдала, а теперь на бобах сидеть будет. Она и так худенькая, если ещё и голодать начнёт… Я хоть и кусок идиота, но в людях разбираюсь хорошо. Это я в своей жизни порядок навести не сумел, а в чужих только дай волю — вмиг всё по полочкам разложу, даже просить не нужно.

Щёлкает замок, и дверь в ванной с жалобным скрипом отворяется. Усмехаюсь, доедая вторую сосиску, но поворачиваться не тороплюсь. Оттягиваю момент, когда смогу сполна насладиться густым румянцем на щеках Ани. И её возмущениями по поводу еды.

Чёрт, что-то меня совсем поволокло. Надо было всё-таки напялить шорты хотя бы, а то член, боюсь, выдаст меня с потрохами. А и ладно. Мне кажется, Аня вчера вечером без лишних слов поняла, каким образом действует на меня.

— Теперь ты и без штанов, да? — несётся мне в спину, а я поворачиваю голову и пару секунд смотрю на Аню, у которой в глазах такой огонь полыхает, что обжечься несложно. — Ты отвратительный невоспитанный тип! Завтра вообще, с голой задницей шляться будешь?!

— Да, я сволочь и негодяй, — киваю и съедаю третью сосиску. Чёрт, ерунда соевая, а вкусно на удивление. — Но без трусов ходить буду, только если попросишь.

Поворачиваюсь к ней и демонстративно сую в рот последнюю, третью, сосиску. Всё, дело сделано — адский выкидыш отечественной колбасной промышленности исчез в моём организме.

— Ты… ты что делаешь?! — восклицает и расширившимися от ужаса глазами смотрит на пустой пакет в моей руке.

— Завтракаю, — пожимаю плечами, выбрасываю упаковку в мусор и складываю руки на груди.

— Моей едой, да? — Упирается руками в бока, а я лишний раз отмечаю про себя, какая она стройная, как берёзка тонкая. Блядь, какая на хер берёзка?! Что я несу?! — То есть ты открыл холодильник, взял с полки то, что туда не складывал и просто съел. Отлично. Достойное поведение взрослого человека, браво и овации.

Ничего отличного, конечно, но так я хоть в качестве компенсации смогу купить ей нормальных продуктов, а не эту дичь из магазина за углом.

— Ой, прости… я как-то сразу не подумал. Знаешь, совсем забыл, что в этой квартире живу не один… прямо из головы вылетело, — сокрушаюсь настолько натурально, что меня бы точно без проб взяли на роль какого-нибудь раскаивающего идиота в малобюджетном триллере. — Ну, ничего не поделаешь, придётся, значит, пока позавтракать где-то вне дома, а потом заеду в магазин и куплю что-нибудь на ужин.

— В смысле купишь? — удивляется и даже левую бровь заводит вопросительно. — Не надо ничего покупать, у нас не общий бюджет.

— Да причём тут это? Просто я съел сосиски, значит, виноват. Потому самое меньшее, чем могу исправить эту оплошность: сводить тебя в кафе на завтрак, а потом купить какой-нибудь колбасы. Или что вы там девочки любите. Йогурт? Простоквашу? Баранью ногу? Рыбий жир?

— Только не рыбий жир! — восклицает и даже руками на меня машет, кривится. — С детства его терпеть не могу.

— Понимаю, детская травма, — киваю с непроницаемым выражением лица, а сам думаю, что с огромным удовольствием подошёл бы к нудистке, зарылся пальцами во влажные после душа тёмные волосы и впился бы в пухлые розовые губы.

Чёрт, Аня сейчас кажется такой чистой и свежей, и я даже чувствую на расстоянии сладкий аромат геля для душа — какая-то девчоночья приторная дичь, но мне неожиданно нравится. Так бы и нюхал, как бешеный конь на выпасе, вдыхая аромат полной грудью.

Так, Киреев, уймись. И держи член в узде, пока Аня тебе его не оторвала. Евнухи только на Востоке хорошо устраиваются — в гаремах, на просторах нашей родины ссать сидя могут позволить себе только бабы.

— Ладно, собирайся скорее, время не ждёт, — заявляю, отвлекаясь от разврата, которым бы с удовольствием предался с нудисткой.

Чёрт, нужно перестать её так называть, перестать провоцировать, но нравится. До чёртиков и дрожи в теле нравится видеть вспышки злости в тёмных глазах и робкий румянец на лице. Блядь, мне вообще Аня нравится, а такое со мной случается не часто. Кажется, даже Алиса не так сильно волновала меня на старте нашего бурного романа.

Это, наверное, первые предвестники маразма и недержания: вот уже, член в штанах удержать не могу и брежу наяву, скоро и ссаться начну.

— Куда собираться? — переспрашивает Аня и по всему видно, что с места она без подробных объяснений двигаться не планирует. Упёртая крошка.

— В кафе, я же говорил, завтрак! — перечисляю и, обняв Аню за плечи — дружески! — подталкиваю к двери её комнаты. — Надевай на себя платьюшко какое-нибудь или что ты там носишь, а я быстро в душ.

— Постой! — восклицает, высвобождаясь из моей хватки. — Я не могу в кафе, никак не могу!

Приплыли.

— То есть сосиски лопать собиралась, а в кафе пойти не можешь. Странное дело. У тебя какое-то предубеждение против общественных мест, что ли?

— Ничего такого у меня нет, — отрицательно качает головой и распахивает свою дверь. — У меня через час важная встреча, я так опоздаю.

Чёрт, знал бы, что она останется голодной, не устраивал бы весь этот цирк с экстренным уничтожением провианта.

— Далеко собралась? Надолго? — задаю вопросы, на которые не имею права, и Аня закономерно хмурится:

— Не твоё дело, — встряхивает головой и, почти уже скрывшись в дверях комнаты, поворачивается ко мне и, обжигая взглядом, добавляет: — Сосальщицам своим вопросы задавай, мне это не нужно.

И громко хлопает дверью перед моим лицом.

Чёрт, вот как теперь от этого дерьма отмыться?

9. Влад

Буквально минут через десять Аня выходит из своей комнаты, а я выхожу из кухни и приваливаюсь плечом к дверному косяку. Странные у нас всё-таки отношения, но будь я проклят, если не нравлюсь ей. Нравлюсь — это видно по выражению глаз, а ещё по тому, как она упорно пытается доказать мне, что это не так.

Молча слежу как она обувает босоножки на высоких каблуках, перетягивает, наклонившись, щиколотки серебристыми тесёмками, а у меня зубы сводит, когда представляю эти умопомрачительно длинные ноги, кожа на которых тронута первым летним золотистым загаром, на своих плечах.

Втягиваю воздух, сцепив челюсть, рискуя лишиться зубов. Сжимаю пальцы в кулаки так сильно, что болят суставы, зато это позволяет отвлечься от дикого желания схватить Аню в охапку и попробовать, какая её кожа на вкус. Везде, на каждом долбанном сантиметре смуглого тела. И при этом смотреть неотрывно в тёмные глаза, чтобы ловить каждую эмоцию, видеть любое изменения, впитывать энергетику.

— Аннушка, давай я тебя подвезу, — предлагаю, а она даже не смотрит на меня, поправляя ремешок сумки, перекинутый через плечо. — Мне это ничего не сто́ит, а ты быстрее доберёшься, куда там тебе надо.

Сука, а я ещё тот рыцарь в чёрных труселях.

— Спасибо, не нуждаюсь, — фыркает и даже головой встряхивает.

Тяжёлый случай.

— А может быть, мне хочется.

— Перехочется, — передёргивает плечами, а я замечаю мимолётную улыбку на пухлых губах. Но Аня быстро берёт себя в руки и, взявшись за ручку двери, говорит: — Вернусь к обеду. Если снова кого-нибудь притащишь, имей в виду.

В итоге, когда Аня покидает квартиру, я прикладываюсь пылающим лбом к прохладному косяку и пытаюсь привести мысли в порядок. Какой же я идиот, непроходимый просто. Теперь она всегда, при любом удобном случае, стоит только надавить немножко сильнее, будет припоминать мне эту чёртову Инну. А это она ещё об Алисе не знает.

Блядь, почему нудистка должна была встретиться мне именно сейчас, когда в жизни и без того всё сложно?

Отрываю буйную голову от косяка, возвращаюсь в кухню и наливаю себе стакан воды, размышляя как лучше распределить дальнейшее время. Я люблю, когда всё по полочкам и работает как часы. Вот и сейчас черчу план в голове, как привык ещё со времён Суворовского училища, когда дисциплина была одним из важнейших условий продуктивной учёбы. А самодисциплина так особенно.

Мою тщательно стакан, ставлю его на место и слышу оглушительную трель мобильного, доносящуюся из комнаты. Чёрт, по работе, наверное, что-то.

Номер незнакомый, но мне не привыкать, потому беру трубку и слышу голос той, кого ни видеть ни слышать больше желания не имею.

— Алиса, какого хрена ты от меня хочешь?

— Влад, давай встретимся и просто поговорим, как взрослые люди, — тараторит Алиса, но мне неинтересно всё, что она хочет мне рассказать.

Ей раньше нужно было думать, а сейчас уже поздно. Есть вещи, которые забыть, а уж тем более простить не получится. Так к чему даже пытаться? Зачем бередить свежие раны?

— Я тебе говорил, чтобы ты больше меня не искала? Ты же знала, что я не передумаю.

— Надеялась, — отвечает тихо и, вроде как, даже всхлипывает для убедительности. — Я должна объяснить, пожалуйста, дай мне шанс.

Не нужно мне это. Из-за этой суки моя жизнь превратилась в пошлый анекдот о командировочном муже. Только любовник был не в шкафу, а активно шпилил мою жену, виляя тощей задницей.

Тьфу, гадость.

— Иди на хер, милая, — отрезаю. — Можешь на тот же самый, что в нашей спальне был, можешь другой себе поискать. Мне насрать.

— Но почему ты не хочешь просто меня выслушать?! — восклицает, а я тяжело вздыхаю. Как же всё-таки с бабами тяжело.

— Потому что мне с блядовитыми суками разговаривать не о чем.

Никогда я себе не позволял так говорить о женщинах, но Алиса сама виновата. Да и, боюсь, по-другому просто не поймёт.

— А ты? Ты сам разве мне никогда ни с кем не изменял? — достаёт из рукава свой засаленный туз. — Да на тебе бабы всегда гроздьями висели! А я… — снова всхлипы, вздохи, шмыганье носом, — я всего лишь один раз оступилась! Один единственный раз! А ты так легко от меня отказался!

Какая мелодрама, просто хоть стоя аплодируй, только нет никакого желания. Этот проклятый цирк пусть оставит для другого лоха.

— Блядь, Алиса, давай ты в драмкружок лучше запишешься, а мне мозги лучше не полоскать, я устал от тебя. Хотя, знаешь, нет. Встретимся. Через пару дней, когда на развод подавать поедем.

— Ты сейчас у матери живёшь? — вдруг спрашивает, пропустив слова о разводе мимо ушей, а голос лишён всякой плаксивости. — Я заеду тогда в гости. У меня как раз ключи есть, так что там и встретимся.

И вешает трубку, а я сжимаю несчастный мобильный в руке так крепко, что он в любую секунду может треснуть на части. Нет уж, эта сука не явится сюда, или я ей обе ноги одним движением сломаю. И плевать на принципы и неумение бить женщин.

Блядь, в кого эта тварь меня превратила? В долбаного придурка.

Быстрым шагом иду на балкон, где издавна хранятся разные хозяйственные штуки, весьма необходимые в быту. Там где-то, я точно помню, среди всех этих очень нужных вещей лежит новенький замок, который я покупал, когда был в командировке в столице. Не помню, зачем его вообще приобрёл, но сейчас он будет как нельзя кстати. Я не хочу, чтобы Алиса пришла, пока я буду на работе и каким-то образом испортила жизнь Ане. С нудистки и так хватит. Да и, в самом деле, моих косяков и посягательств на её покой более чем достаточно.

Достаю отвёртку, несусь к двери и меняю к чертям собачьим замок. Не нужны здесь никакие гости, ибо я много лет Алису знаю, она ещё додумается приехать сюда и ждать меня голой в одних чулках. А в этой квартире достаточно одной нудистки, от которой у меня башка кругом и круглосуточный стояк. Алиса, как бы ей ни грезилось обратное, уже дела давно минувших дней. Просто потому, что она сама всё сломала. И пусть в любом разрыве всегда виноваты двое, и я далеко не подарок небес, но это не повод раздвигать ноги перед каким-то левым хером. А если у них любовь, то какого хрена ей от меня нужно? Пусть сольются в романтическом экстазе, только меня не трогают.

Когда дело сделано, понимаю, что время отправиться в магазин. Во-первых, нужно составить рацион Аннушки из нормальных продуктов, а во-вторых, жрать хочется зверски, а подозрительные сосиски совсем не то, чем я смог бы насытиться. Пора выдвигаться, значит. Надеюсь, нудистка не вернётся домой раньше времени, а то, боюсь, её ключи не подойдут.

Потому нужно торопиться.

В магазине сгребаю в корзину всё подряд: мясо, какие-то йогурты, сосиски, так уж и быть, сыр, соусы разные, ещё что-то. Кидаю в тележку всё подряд, потому что абсолютно всеяден, а что любит Аня я так и не узнал. Значит, будем выяснять на практике.

Продавщица в хлебном отделе, складывая в тёмно-коричневый бумажный пакет булки, поглядывает на меня с интересом, но я делаю вид, что ничего не замечаю. Всё-таки я не за этим сюда пришёл, да и торопиться нужно.

Не знаю, сколько времени шастаю по продуктовому, но в итоге набираю три полных пакета жратвы. Складываю в багажник, захлопываю дверцу, но не успеваю выехать с парковки, как меня отвлекает телефонный звонок. Работа не дремлет, и пока решаю пару важных производственных вопросов, хвала небесам, не требующих моего присутствия, проходит ещё примерно полчаса. Как на зло, блядь, но работа есть работа, никуда от неё не деться, если нет желания закончить жизнь вечно пьным распухшим бомжом. Я и так вытребовал после командировки лишний выходной, справедливо решив, что сами справятся, а впрячься всегда успею.

Бросаю телефон на соседнее сидение и завожу мотор. В голове приятная пустота, а музыка вибрирует внутри салона, сворачивая нервы в тугой узел. Настроение на удивление отличное — кажется, я давно уже не чувствовал такой энергии, что бурлит сейчас по венам. И даже звонок Алисы не смог выбить из колеи.

Паркую машину возле дома, забираю пакеты и почти бегом несусь к квартире. Чёрт возьми, будто мне снова шестнадцать и я хочу поразить симпатичную одноклассницу в самое сердце. Комедия.

Перемахиваю через две-три ступеньки разом, но чем ближе к квартире, тем явственнее слышны голоса. И то, что я слышу мне пиздец как не нравится.

10. Аня

Нет, это уже ни в какие ворота не лезет: он поменял замок! Я только одного не понимаю, зачем он это сделал? Почему думает, что имеет право за мои же собственные деньги издеваться надо мною? Ладно, я стерпела его наглую рожу по соседству, не стала на рога, вошла в положение хорошего мальчика, у которого проблемы в жизни, хотя ни сном ни духом, что в его жизни такого стряслось, что взрослый половозрелый самец не придумал ничего лучше, чем торчать в мамкиной квартире. Не очень-то меня это волнует, если честно.

Да я даже не закатила скандал, когда он ту девицу сиськастую в дом приволок, не убила, когда съел мои сосиски, но менять замок… это за гранью моего понимания, вообще за гранью добра и зла!

Вообще, правильно говорят, что как день начнёшь, так он и пройдёт, а так как он начался отвратительно, то и ничего хорошего можно не ждать до самого вечера.

В итоге собеседование, к которому я готовилась неделю, перенесли на завтрашнее утро, потому что, видите ли, начальник службы безопасности то ли из командировки ещё не вернулся, то ли взял внеплановый выходной — я толком не поняла. И никто не может, оказывается, его заменить. Незаменимый он. Будто бы я не в книжный магазин решила устроиться, а в Пентагон. Интересно, сетчатку сканировать будут или обойдётся простым допросом с пристрастием?

И вот, когда я вернулась домой, голодная и злая, оказалось, что не могу попасть в квартиру, потому что ключ, чтоб его, не подходит! Никак, хоть плачь. Сначала показалось, что это я, ещё не до конца освоившись, делаю что-то не так, но через минут пять бесплодных попыток поняла, что ничего не выйдет — сосед-упырь сделал всё, чтобы испортить мне жизнь окончательно… ещё и сам куда-то подевался, а номера телефона его я не знаю.

Меня трясёт нервная дрожь, перед глазами темнеет от злости, и всё плывёт от обжигающих веки злых слёз. Обидно, блин. Я ничего плохого никому не сделала, за что они так со мной?

Я не привыкла жалеть себя, терпеть не могу впадать в уныние, но моя жизнь как-то уж слишком круто изменилась, а я оказалась совсем не готова ко всему этому…

Разворачиваюсь и с силой, от отчаяния, бью ногой по двери, прислонившись к ней спиной, и вкладываю в это действо всю свою злость. Состояние настолько паршивое, что даже не замечаю боли в пятке, когда луплю со всей дури каблуком по несчастной деревяшке. Наплевать, я уже до такой степени устала за последнее время, что сломанный каблук или даже оторванная нога не сделает мне ещё хуже.

Сама не замечаю, как начинаю плакать. Чёрт, я лет десять не ревела, а тут как-то само по себе получается. Слёзы просто текут без остановки, а я шмыгаю носом, стираю обильную влагу с щёк, но не могу остановиться — плачу и плачу. Я просто устала, это пройдёт. Вот сейчас пореву, а потом кое-кого убью. С особой жестокостью.

Главное, спрятать труп.

Тьфу, снова всякая дурость в голову лезет.

— Девушка, что с вами? — доносится до слуха, и я вздрагиваю и фокусирую расплывчатый взгляд на высоком мужчине, который стоит напротив, засунув руки в карман, а лицо встревоженное.

Это ещё кто такой, скажите, пожалуйста? В первый раз его вижу.

— Ничего, всё хорошо, — отвечаю, снова вытирая слёзы. — Лук чистила.

— В подъезде? — удивляется и мягко улыбается. — Оригинальный способ провести время.

— У каждого своё хобби, — пожимаю плечами. Я благодарна ему, что появился здесь, потому что не люблю плакать. А так хоть разговором отвлёк, переключил внимание.

И хоть, конечно, у меня сейчас, наверное, ещё тот, но я с ним детей крестить не собираюсь.

— Вы, значит, любите чистить овощи в неожиданных местах? — поддерживает глупых шутку, а я снова пожимаю плечами.

— Почему нет? Увлекательно же. Попробуйте как-нибудь.

— Обязательно воспользуюсь советом, — не прекращает улыбаться, прямо заливая меня потоками позитива. — Я, кстати, Илья.

— Анна.

Он протягивает руку и пожимает мою, а я отмечаю, что у него очень горячие ладони. Да и вообще симпатичный: высокий стройный брюнет в светлых брюках и льняном пиджаке. Закатанные рукава обнажают сильные предплечья. Без татуировок, как у некоторых, между прочим. Очень приличный мужчина с виду этот Илья. Опять же, не то, что некоторые.

Готова рычать, что снова думаю об этом придурке, который вдруг решил, что жить под одной крышей — чудесная идея. Придурок прожорливый. Это злость, это всё злость и ничего больше. Ничего, я сказала!

— Если серьёзно, вы в гости к Ольге Ивановне зашли? — интересуется Илья, опираясь плечом о стену рядом со мной. Он близко, но моей зоны комфорта не нарушает. Не лезет, как кое-кто, не запирает в плен своих рук. Илья ведёт себя корректно и кажется действительно заинтересованным в моём ответе.

— Нет, я в некотором роде живу здесь. — Мысленно приказываю себе не раскисать. Нечего этому Илье знать о моих проблемах, хоть он, вроде бы, и готов выслушать. Только я не из тех, кто вываливает на всех подряд свои неприятности. — Ключи забыла.

— Прискорбно, — кивает головой и улыбается. — Так и будете в подъезде стоять, пока Ольга Ивановна не придёт?

— Ну, если учитывать, что она вернётся только через месяц, то я тут и паутиной покрыться успею.

Смеюсь неожиданно легко, а Илья непонимающе смотрит на меня, но потом расцветает улыбкой и говорит:

— Думаю, я не позволю этому случиться.

Мне нравится его тактичность, но сейчас я немного не в том настроении, чтобы флиртовать. А Илья, бесспорно, слегка распустил павлиний хвост.

— Спасибо большое, — улыбаюсь и достаю телефон из кармана, чтобы набрать Ольгу Ивановну. Пусть скинет мне номер телефона своего придурочного сынка. Я последние деньги потратила на пополнение счёта, потому лопну, а выясню то, что мне надо. Жить на улице, лично я, точно не собираюсь.

А ещё пусть возвращается скорее. Расторгнем договор, я получу назад свои деньги и разойдёмся как в море корабли. Потому что с этим идиотом под одной крышей я не хочу находиться больше ни единой минуты. Что он дальше сделает? Устроит оргию? Заложит выход из квартиры кирпичами, пока я буду спать? Выкинет меня из окна? Нет уж, ни одну из этих теорий я на своей шкуре проверять не собираюсь — мне ещё моя жизнь дорогао́.

Илья тем временем так и стоит рядом и смотрит на меня, улыбаясь. Он явно что-то хочет предложить, потому перевожу на него взгляд и вопросительно завожу бровь. Пусть скорее выкладывает, потому что при нём разговаривать по телефону не буду.

— Я вот подумал, может быть, прекрасная соседка не откажется прогуляться? На улице прекрасная погода, и мне бы не хотелось, чтобы такая красивая девушка грустила.

Вот же, снова сосед.

— Никуда она с тобой, дерьма кусок, не пойдёт. Хорошо услышал?

Вздрагиваю и чуть не роняю телефон на плиточный пол подъезда.

Илья отталкивается от стены и расплывается в ещё более широкой улыбке, словно увидел самого лучшего друга, хотя, судя по тону Влада, вряд ли это взаимно.

— Киреев, как я рад тебя видеть. — Раскрывает объятия, только Влад не торопится брататься. Он вообще кажется сейчас настолько злым, что даже боязно ближе пяти метров подойти. Зашибёт ещё ненароком.

Смотрю на него: на горящие злостью глаза, на желваки на скулах, плотно сжатые губы, складку меж красивых бровей и впервые не вру себе. Чёрт возьми, Лена права: этот мужчина прекрасен.

Так, стоп! Этот прекрасный мужчина вообще-то редкостный придурок, об этом я должна помнить.

— Илюха, свали отсюда, ясно? — шипит Влад, а я неосознанно сжимаюсь в комок, потому что шестым чувством ощущаю, что отношения между этими двумя застарелые и непростые. — А то рожей смазливой ступеньки пересчитаешь.

Илья качает головой, бросает на меня быстрый взгляд и улыбается:

— Увидимся, Анна.

И уходит.

А у меня только один вопрос: это что, чёрт возьми, только что было?!

Тем временем Влад ставит увесистые пакеты на пол и достаёт ключи из кармана, а я вспоминаю, почему плакала и… и вообще всё на свете вспоминаю.

— Это как вообще называется? — спрашиваю, понизив голос, пока Влад ковыряется в замке, не глядя на меня. — Сначала замок меняешь, не предупредив, потом на людей бросаешься. Совсем, что ли, сдурел?

— Прошу, — игнорируя мои вопросы и претензии, отходит назад, чтобы освободить путь в квартиру.

А у меня скрипят в мозгах шестерёнки, потому что я вообще не понимаю, какого чёрта Влад такой злой. Отчего орал так?

Когда дверь за моей спиной захлопывается, спрашиваю:

— Ты мне ничего не хочешь объяснить? — Не собираюсь изображать, что ничего не произошло. И молчать не буду — не на ту напал.

— Конечно, хочу, — кивает, поставив пакеты на пол в коридоре, и захлопывает дверь. — Очень хочу.

Он делает шаг в мою сторону, но я выставляю впереди себя ладони, препятствуя. Я не хочу, чтобы Влад ко мне подходил, не хочу, чтобы нарушал моё личное пространство. Краснеть снова не хочу, теряться. Мне всего лишь нужно узнать, зачем он сменил замок. И всё. Больше ничего. Даже согласна забить на странный приступ агрессии — мало ли?

Хотя интересно, конечно, почему набросился на Илью. Из-за того, что увидел нас вместе? Бред какой-то.

— Почему я не смогла сегодня попасть в квартиру? — озвучиваю вопрос, а Влад отходит в сторону, наклоняется и поднимает с пола объёмные пакеты.

— Проголодалась? — переводит тему, но я не собираюсь поддаваться на его провокации.

— Не нужно мне зубы заговаривать! — прошу, чуть повысив голос, потому что не люблю, когда со мной разыгрывают какие-то партии, правил которых я не знаю. — Ответь, почему замок сменил. Что произошло? Это такой жирный намёк, что я могу проваливать на все четыре стороны?

— Вот ещё, — хмыкает и идёт в кухню, словно здесь больше не о чем говорить. — Придумала же.

— Тогда почему?

Влад не смотрит на меня, но я упорна в своём желании докопаться до правды.

— Извини, я просто не думал, что ты так быстро вернёшься. Сама же сказала, что до обеда не придёшь.

Он планомерно достаёт из пакетов продукты, раскладывает их на всех доступных поверхностях и в холодильнике, ещё и напевает что-то еле слышно. В общем, абсолютно игнорирует мои попытки что-то выяснить.

— То есть ты предлагаешь мне просто принять это как факт?

— Почему бы и нет? — пожимает плечами и бросает на меня мимолётный взгляд. — Кстати, сейчас ключ тебе отдам.

Он выходит из кухни, а я оглядываю гору купленной провизии, которую Влад ещё не успел спрятать в холодильник, тихо вздыхаю и принимаюсь за дело. Не знаю, кто всё это будет съедать — может быть, Влад снова притащит сюда какую-нибудь девицу или вообще поселит в своей комнате толпу гастарбайтеров, но масштаб купленного впечатляет. В желудке урчит, и я плюю на правила приличия, как до этого наплевал Влад, и достаю из пакета мягкую пышную булку, щедро присыпанную сверху сахаром и корицей.

Вкусная…

Ставлю на плиту чайник и, оперевшись седалищем о столешницу, смакую ароматную сдобу. Влад возвращается с ключом в руке и замирает на входе, окидывая меня задумчивым взглядом с головы до ног. Медленным таким, оценивающим, а на губах лёгкая улыбка.

От его взглядов мне каждый раз не по себе. Будто бы таким образом Влад пытается сказать намного больше, чем позволено. Мы ведь даже не общались толком ни разу, да и знакомы меньше суток, но в серых глазах отражаются такие эмоции, о существовании которых я раньше и не догадывалась. Не знала, что мужчина может так смотреть на женщину.

Это всё сбивает с толку, и мне хочется то ли вспылить, чтобы разрушить эту странную магию, то ли свернуться ужом и спрятаться под самым дальним камнем. Чтобы никто меня не нашёл, особенно, Влад.

— Я поняла! Ты хочешь, чтобы я подавилась, — говорю, откусывая ещё кусочек булки, глотая и своё смущение заодно.

Хоть бы не покраснеть!

— С чего такой вывод? — удивляется и даже хмыкает, мол, глупость какая.

— Потому что теперь именно ты пялишься на меня.

— Конечно, — кивает и даже не пытается спорить. — А как иначе?

Провокатор татуированный!

Интересно, чем он по жизни занимается? Наверное, приходится тщательно прятать чернильный шедевр под одеждой.

Вот! Снова я думаю о какой-то ерунде будто бы других проблем у меня нет.

— Зачем ты это делаешь?

— Ты красивая. Разве непонятно? Охренеть, какая красивая… аж зубы ломит, когда на тебя смотрю.

Вот это номер. У этого мужчины вообще есть хоть какие-то тормоза? Или он мелет языком, не задумываясь?

Влад смеётся и плавно отталкивается от дверного косяка. Усиленно жую, чтобы не выдать своего волнения. Чёрт, странная реакция у меня на него, очень странная. И мозгами-то понимаю, что он просто играется от скуки, но теплу, которое разливается по телу мои здравые мысли не мешают.

— Мерси за комплеман, — говорю, а голос неожиданно изменяет мне — дрожит и срывается на писк.

Нет-нет! Нельзя показывать, как именно действуют на меня его слова. Вообще нельзя показывать свою реакцию, потому что становиться жертвой его обаяния, а потом рыдать в подушку, когда Влад, наигравшись, исчезнет на горизонте, вообще не входит в мои планы. Нет уж, у меня не десять сердец, чтобы позволять их разбивать такому наглому товарищу.

И пусть Лена права, и у меня давненько уже ни с кем не было отношений, поддаваться на провокации этого гада, который снимает штаны перед сиськастыми дурами, никого не стесняясь, я не собираюсь. Целее буду.

— Зачем ты замок поменял? — снова задаю этот чёртов вопрос, пытаясь избавиться от смущения, а Влад складывает руки на широкой груди, и чёрная футболка натягивается на плечах. Татуировка на левой руке выделяется особенно ярко: замечаю детали, на которые раньше не обращала внимания. Например, плывущий по волнам корабль. Романтично.

Нет, меня это всё не касается.

Абсолютно.

Целиком и полностью.

— Надо было, поэтому поменял.

— Кому надо было?

— Всем. И тебе в первую очередь.

В каком это смысле? Не помню, чтобы у меня были раньше какие-то проблемы с открыванием двери, но Влад серьёзен настолько, что на лице ни единой эмоции не отражается. Непробиваем и суров.

— Не понимаю… ты можешь хоть на пять минут перестать быть таким загадочным и просто ответить на обычный вопрос? Это же не сложно. Или в твоей Вселенной бывает только так как решил ты, а на всё остальное плевать?

Влад тяжело вздыхает и сжимает пальцами переносицу, а мне кажется, что его мучает что-то. Что-то, чем он не может или не хочет со мной делиться. И, в сущности, всё правильно, потому что, кто я ему такая? Но я имею право знать хоть о чём-то, если однажды просто теряю возможность попасть в квартиру.

— Слушай, Влад, — начинаю, тщательно подбирая слова, — если уж так вышло, что мы соседи на этот месяц, то мне бы хотелось, чтобы у нас были равные права. И если ты решишь затеять ремонт или утопить котёнка в ванной, то мне бы очень хотелось, чтобы я об этом узнавала вовремя. Ты понимаешь меня? Это же не сложно.

— Я тебя услышал, — кивает, а лицо его смягчает внезапная улыбка.

Вот! Снова он делает так, что у меня мозги в кисель превращаются. Что за невозможный человек?

— Есть хочешь? — переводит тему, а на губах слегка припухших, точно он только что с кем-то целовался, играет лукавая улыбка.

А может быть, и правда целовался. Мало ли, кто его на самом деле отвлёк.

И пусть его личная жизнь не должна меня волновать, не могу избавиться от ощущения, что мне от этих мыслей чуть-чуть, самую капельку, неуютно.

— Я уже поела, — говорю, показывая на маленький кусочек булки, зажатый в моих пальцах.

— Пфф, разве это еда? Булка эта — сущая ерунда.

— Я мало ем, мне хватило, — стою на своём и кладу в рот последний кусочек сдобы. — Но спасибо за предложение.

И пытаюсь позорно сбегажать из кухни, потому что мне вдруг очень захотелось, чтобы Влад меня поцеловал, но от прыткого соседа не скрыться в узком кухонном пространстве: хватает за руку — не больно, но ощутимо, — и останавливает почти на выходе.

— Если ты решила, что я позволю тебе умотать отсюда голодной, то можешь забыть об этой бредовой идее.

Замираю, глядя в его лицо, и не замечаю ни тени улыбки на нём. Абсолютно непроницаемая маска, за которой — вижу это в серых глазах — бушует океан эмоций.

— Но я правда не голодная, — пытаюсь избежать участи быть накормленной, но Влад медленно качает головой.

— Только не надо мне вешать лапшу на уши. Сядь.

Указывает на кухонный стул и, не выпуская моей руки из цепкой хватки, подталкивает к нему. Я бы могла закричать, могла бы вырваться, но почему-то не хочется. Обо мне ведь сто лет никто не заботился и не пытался накормить. Внутри рождается ощущение, что я снова попала в детство, и всем ещё не всё равно, поела я или легла спать голодной.

— Умница, так бы сразу, — усмехается, но руку выпускать не торопится, а я чувствую как медленно, но уверенно моё лицо начинает гореть огнём.

— Ты пиздец какая красивая, когда смущаешься.

Молчу, боясь охрипшим голосом выдать, несколько мне приятны эти слова. Я же всё-таки женщина.

Влад медленно разжимает пальцы и будто бы случайно проводит ими по вмиг покрывшемуся мурашками предплечью.

— Я не знал, что ты любишь, потому…

— … купил всё, что продаётся в магазине, — заканчиваю фразу, а Влад смеётся. — Я, правда, мало ем. Честно.

Влад не обращает внимания на мои слова, достаёт из холодильника пакет с куриными бёдрышками и, найдя в шкафу миску, ловко сбрасывает их туда. Молча пересыпает солью и перцем, заливает целой бутылкой соевого соуса и отставляет в сторону.

— Знаешь, я не очень люблю готовить, но сейчас прям захотелось.