Подари мне себя до боли

Глава 30 (часть 3)

В ресторан Соня ехать не хотела. Вид у неё был совсем не выходной, да и чувствовала она себя так, будто ее изрешетили.

Живого места нет…

Всю свою женскую суть, вскрытую за несколько недель этим властным мужчиной, гибкость кошачих движений, томность взгляда из-под ресниц, всю мягкость согласных звуков, протяжность гласных и глубину покорных стонов она вложила в предложение заехать в Макдоналдс, взять по бургеру Биг Тейсти с картошкой и съесть их прямо в машине.

Она даже не предполагала, что он сдастся так быстро!

Они сидели вдвоём на заднем сидении и жевали над картонками. Игорь вышел «покурить», топтался неподалёку от Гелика (простите, Брабуса), гоняя по асфальту смятую пачку сигарет.

- Сто лет не ел эту отраву, - Макс проглотил последний кусок, вытер губы салфеткой и протянул Соне.

- Иногда можно и отравиться чуть-чуть, - прочавкала Соня и смачно облизала пальцы.

Он наклонился к ней и, приподняв ее голову за подбородок, слизал соус из уголка ее рта.

- Поехали ко мне? - ей показалось, что это прозвучало, как просьба, а не приказ.

Соня застыла, перестала жевать, а потом отрицательно помотала головой.

- Ну, да, я даже не сомневался, почему-то, - Макс откинулся на сидение, продолжая коситься на Соню.

- Завтра понедельник, - тихо сообщила она.

- А сегодня июнь, и что?

- Макс... у меня столько неотвеченных сообщений, столько висящих проектов! У меня тоже есть определенные обязательства, срочные незавершённые дела... Да и у тебя тоже, наверняка, есть такие.

На самом деле, Соня очень хотела к нему. Она хотела уснуть рядом с ним, будучи плотно прижатой голым задом к его паху. Дышать через раз в его железных объятиях, чувствовать его каждой своей чешуйкой, каждой мурашкой, пробегающей по коже, каждой саднящей царапинкой и следом от его зубов. Плавно и глубоко растворяться в нем - горячем, тяжелом и уставшем. Ей, вдруг, стало пугающе мало его наяву… Хотелось переплестись с ним снами и волосами. Чтобы он опять закинул на неё свою ножищу. Чтобы дышал жарко ей в шею сзади. Чтобы пыхтел, как паровоз ей в ухо. Чтобы в лапе своей сжимал ее грудь.

Но.

Она боялась, что Макс передознется ею.

Сколько ей отмеряно? Прежде, чем она наскучит ему? Прежде чем Моронский переключит внимание на какую-нибудь сиськастую, выхоленную Кристину? Нет. Сладкое надо давать порционно, чтобы и зубы не испортить и хватило надолго.

Пусть он отдохнёт от неё. Соскучится. Глупо, конечно, но хотелось, чтобы он тоже скучал, думал, ловил носом знакомые запахи, замирал, оглушённый и ослеплённый вспышками памяти... Мучился в ожидании: «ну, когда, когда?». В конце концов, он ее втянул в эту жестокую игру-сражение, путь тоже пропустит пару ударов.

Глупая, глупая Соня.

- Когда? - сухо спросил он.

Странный вопрос для хозяина. Что с вами, господин Моронский?

Соня пожала плечами. У неё не было дежурного ответа.

«Когда звёзды сойдутся. Когда ты взвоешь на Луну...» - хотелось сказать, но она молчала. По понятной причине.

Макс коротко глянул на неё и сжал челюсти. Его невозмутимое спокойствие в сочетании с холодным пронизывающим взглядом тёмно-карих глаз вызывало у Сони чувство неловкости, стыда и страха. Опять.

Хозяин - Он стал для неё целым миром, как бы она не сопротивлялась, и смотрел на неё так, будто Соня сидела перед ним голой. Что тут скажешь?

Ты, либо бери, не спрашивая, либо отпусти. Сейчас.

- Ладно, - бросил он, не дождавшись, и полез куда-то в карман. Достал портмоне и вынул из него чёрную пластиковую карту.

«Ой, нет, только не кредитка! Это совсем уж банальная пошлятина!»

- Это твоя членская карта «Порока». Не потеряй.

Соня выдохнула. Взяла, повертела чёрный гладкий прямоугольник в руках.

- Надо же, какая честь! Слышала, это дорогого стоит? Ты уверен, что я того достойна? Я же не олигарх или министр какой, и даже не проститутка!

Грудь Макса медленно поднялась вверх и опустилась, ноздри зашевелились, взгляд стал жестким. Соня вся сжалась. Он придвинулся к ней плотнее, навис, словно грозовая туча, вжимая в сидение. Обхватил лапой нижнюю челюсть, вдавливая ее затылком в кожаную обивку.

- А ты дерзишь вообще по жизни или только тогда, когда хочешь, чтобы я тебя трахнул?

- Ма... кс... - он не дал ничего сказать, просто вгрызся в ее губы, начал терзать их, бородой своей шоркая по щекам и подбородку.

Наконец, оторвался от опухших, покрасневших губ, вперился цепким взглядом, лишая остатков самообладания и заговорил глухо, хрипло:

- Мой Порок - моя религия! Ты должна принять это. И уважать! Искренне. Жить моей жизнью, - стрелял он словами, - это не просто какая-то пластиковая хрень, которую ты можешь выбросить в урну! Это твоё удостоверение личности в моем мире! Я думал, мне больше не придётся объяснять это!

- И... что мне с ней... с ним делать? В твоём мире?

- Быть там, когда я скажу. Делать то, что я скажу!

Соня сглотнула.

Почему он опять такой? Ели же бургеры, как нормальная... пара... Почти.

- А если я не смогу? - едва шевеля губами спросила Соня.

- Что не сможешь?

- Делать, быть...

Макс усмехнулся и отстранился, поправляя ее растрепавшиеся волосы.

- Уже можешь. Уже делаешь.

«Ну, допустим, на бургерах-то не ты настоял, а я. И ехать к тебе домой я уже отказалась!» - подумала Соня, а вслух сказала:

- А что я получаю взамен?

- Все, что хочешь! Кроме моей свободы...

Соня нарочито громко фыркнула. «Можно подумать, я сплю и вижу, как бы охомутать грубияна-повесу с криминалом в анамнезе!» - она вовремя прикусила язык, готовая произнести это вслух. А у самой в груди что-то неприятно зашевелилось. Нет, не сколопендра, а какая-то другая тварь, которой не понравилось слово «КРОМЕ».

- Хорошо! - Соня помотала головой, откидывая волосы назад, - тогда больше не таскай меня по магазинам! Я терпеть не могу такой шопинг!

- Да? Я думал тебе понравилось там, в примерочной.

Соня вспыхнула.

- Ты понял, о чем я.

- Понял. Шопься сама, лавэ у тебя есть. Закончится - скину ещё!

Соня поднесла ладонь к лицу и застонала, запрокинув голову.

- Что я не так сказал? - спросил он тоном босса, отчитывающего подчинённую.

Соня вздохнула.

- Проехали, Моронский, - отмахнулась она, пряча карту «Порока» в задний карман джинсов.

- То-то же! - он ласково погладил Соню по ноге. Потом, вдруг, резко размахнулся и шлёпнул ладонью со всей силы по тому месту, которое только что гладил.

- Ай! - вскрикнула она.

- Для профилактики, - пояснил Моронский, опустил со своей стороны затонированное стекло и звонко свистнул, подзывая Игоря.

- Пока, пися-хулиганка, - сказал Макс, заправляя прядь ее волос за ухо, когда Гелендваген, то есть Брабус, остановился у Сониного подъезда.

- Макс... - Соня стрельнула взглядом в бритый затылок Игоря за рулём и почувствовала, как опять запекло щеки.

- Ты его стесняешься, что ли? Игорь, - он постучал по плечу амбала, - ты что-нибудь слышал?

- Нет, босс, я глухой!

- Видишь, он глухой. А когда надо - ешё и глухонемой. Да, Игорь?

Ответа не последовало.

Макс наклонился к Соне, мягко чмокнул ее в губы, слегка скользнув по ним языком. Уткнулся носом ей в щеку.

- Трахать тебя в примерочной было сладко, - прошептал он хрипло и по спине у неё побежали мурашки, - я надеюсь, ты позвала меня туда, потому что сама хотела, а не для того, чтобы что-то доказать этой курице?

Соня протолкнула вставший в горле комок и мелко потрясла головой.

- Смотри, - он прищурился, отстраняясь, - Королевам челядь шнурки завязывает, а не наоборот!

Вера Александровна стояла тихо в прихожей и внимательно наблюдала, как огромный детина, обвешанный пакетами, словно новогодняя елка игрушками, разоблачается, снимая их с себя, путаясь и роняя на пол коробки.

- Мама, прошу, ничего не спрашивай, пожалуйста, - простонала Соня, когда за охранником Моронского закрылась дверь.

- Чё тут спрашивать, - фыркнула мама, - все и так понятно. Ты букет когда на мусорку вынесешь? Он уже засох давно!

Соня прошла в комнату и глянула на розы, которые из темно-бордовых превратились в чёрные, высохли, но не потеряли вида. Бутоны по-прежнему высоко, по-царски, «держали голову», не утратив ни единого своего лепестка!

- Жааалко... - протянула Соня, осторожно коснувшись сухо шуршащих цветов.

- С каких пор?

Соня насупилась.

Вера Александровна шумно вздохнула.

- Раздевайся иди, горе мое! И пошли пить чай. Я оладьи сделала.