Архелая Романова Подвал для моего сердца

Глава 1

– Вот эти книги, будьте добры, – пододвинул ко мне стопку высокий молодой человек.

– Да, хорошо, – рассеянно кивнула я, стараясь не кривить лицо.

С утра у меня жутко болела голова, за окном с неба сыпался то ли дождь, то ли снег, на дорогах образовалась противная каша, и, когда я шла на работу, то ухитрилась поскользнуться и упасть, содрав при этом кожу на локте. Теперь рука противно ныла, вдобавок появилась головная боль, а таблеток у меня с собой не было.

– Вот тут распишитесь, – я пододвинула карточку к посетителю. Небрежно черканув ручкой по бумаге, он собрал свои книги и вышел, громко хлопнув тяжелой дверью.

Я с облегчением откинулась на спинку кресла. Свою работу, на самом–то деле, я обожала, но сегодня улыбаться и разговаривать с посетителями не было сил. Впрочем, этот мужчина, что сейчас взял книги для некой Марии Лубкиной, тоже не выглядел приветливым.

Со стоном потянувшись, я пододвинула к себе стопку сданных книг, и принялась рассматривать их, чтобы потом распределить по полкам. Так, любовный роман, еще один любовный роман, а это что?

Я нахмурилась, глядя на книгу в своих руках. И задумчиво повертела ее – сборник кулинарных рецептов. Смутило меня, конечно же, не это, а отсутствие специального вкладыша на обложке книги, где должен располагаться номер и дата выдачи и сдачи в библиотеку.

Недоуменно пожав плечами, я полезла в картотеку. Спустя час выяснилось, что такой книги у нас никогда не было, следовательно, тот молодой человек по ошибке притащил вместе с библиотечными книгами свою собственную.

Решив при встрече вернуть находку, я лениво пролистала книгу, разглядывая картинки с аппетитно нарисованными блюдами, и заметила на одной из них маленький листочек с текстом, приклеенный к странице при помощи клея.

– Варварство, – вслух сказала я, и поморщилась – получилось уж больно громко, и голова заболела сильнее. Потерев переносицу, я нашарила лежащие на столе очки и с интересом принялась читать текст. Может, исправление рецепта или любовная записочка?…

Это не было ни инструкцией к рецепту, ни любовной запиской. На белом прямоугольнике неровным почерком было написано следующее:

«Прошу, помогите. Меня держат в заложниках, издеваются и бьют. Пожалуйста, отнесите эту записку в полицию».

Я моргнула, еще раз перечитала текст, и дрожащими руками отложила книгу в сторону. Это, что шутка какая–то? Кто–то очень остроумно решил посмеяться над другими читателями? Или кому–то и в самом деле требуется помощь?

До окончания рабочего дня я взволнованно мерила шагами читальный зал, постоянно оборачиваясь на книгу. Что, если это не шутка, а крик отчаяния? Вдруг кого–то действительно удерживают насильно, и этот кто–то придумал запихнуть записку в книгу, которая должна привлечь внимание библиотекаря, ведь она не числится в базе?

Но с другой стороны, почему текст такой короткий и странный? Если бы меня удерживали в плену, то я бы точно написала хотя бы собственное имя – Алиса Шумова. И личность того, кто меня похитил, если она, конечно, мне известна.

Получается, неизвестный не знает, кто его схватил? Но свое имя–то он должен помнить. И, если похищенному приносят книги, значит, относятся к нему хорошо. Было бы странным бить человека и одновременно заботиться о том, чтобы у него было свежее чтиво.

Стало понятно, что ничего не понятно. Покрутившись еще разок вокруг столов, я вернулась на свое место, чтобы посмотреть информацию о читателе. Так, Мария Лубкина, год рождения… Ага, ей недавно исполнилось девятнадцать лет. Проживает по адресу, номер мобильного телефона…

Поколебавшись, я схватилась за свой смартфон и набрала цифры, указанные в карточке. Механический голос равнодушно произнес:

«Абонент находится вне зоны доступа или выключен. Пожалуйста, попробуйте позвонить позднее…».

Чем больше я размышляла о записке, тем большую тревогу она у меня вызывала. Разумеется, это всего лишь глупая шутка, не более…

Тогда почему Мария Лубкина сама не приходит за книгами? В нашей библиотеке разрешалось забирать и сдавать книги другому лицу, ничего страшного в этом не было. Внуки приходили за журналами для своих бабушек, дочки носили любовные романы своим матерям, мужчины набирали книжек для детей…

В волнении я схватилась за карандаш. Марию Лубкину я помнила смутно – вроде бы светловолосая молодая девчонка, часто являлась и набирала много книжек про любовь. Где–то месяца три назад она перестала показываться, и я о ней благополучно забыла. Книги она сдала, поэтому вопросов к ней не было. А недели четыре назад впервые пришел этот парень, набрал новых романов на ее имя, и ушел. Потом, дней через шесть, вернулся, и ситуация повторилась…

И вот сейчас я тупо таращилась на записку с просьбой о помощи. И что делать? Забыть об этом, притворившись, что ничего не было? В конце концов, записку мог вклеить кто–то другой, не обязательно Мария Лубкина.

Через минуту стало понятно – забыть об этом не даст совесть. Взглянув на часы, я принялась собираться домой, предварительно запихнув книгу с запиской в сумку. На улице уже стемнело, уличные фонари мягко сияли желтоватым светом, с неба по–прежнему шел то ли снег, то ли дождь.

Натянув куртку, я замоталась шарфом и, заперев двери, выскочила из теплого здания. По пути домой заглянула в аптеку – купила таблетки от головной боли и бутылку воды, проглотила сразу две штуки.

Прогулка на свежем воздухе пошла мне на пользу – уже возле дома я почувствовала, что боль отступила. И засомневалась, остановившись на перекрестке – мне следовало свернуть направо, если я хочу попасть домой, или налево, если…

Поправив ремень сумки на плече, я огляделась. Мимо сновали хмурые прохожие – никому из них не было дела, что молодая девушка стоит посреди дороги и растерянно осматривается. Так, возможно, и до Марии Лубкиной никому нет дела…

Решение было принято. Развернувшись в противоположную от дома сторону, я направилась вдоль трехэтажных зданий, миновала уличное кафе и здание налоговой, а затем свернула во дворы. Перед домом под номером четырнадцать остановилась – именно здесь, в пятьдесят четвертой квартире, проживала Мария.

Дверь мне долго никто не открывал. Когда я уже собиралась уйти несолоно хлебавши, замок тихо щелкнул, и на пороге появилась моложавая женщина. На первый взгляд ей было около тридцати пяти, но потом я разглядела сеть морщинок и уставшие глаза. Выкрашенные в светлый блонд волосы были убраны в низкий хвост, на носу – очки в тяжелой оправе.

– Добрый вечер. Что вам? – резко спросила она.

– Здравствуйте. Я из районной библиотеки, – торопливо заговорила я. – Меня зовут Алиса.

– Очень приятно, я Тамара, – пробормотала женщина, награждая меня острым взглядом. Она вся была острая, состоящая только из углов – движения порывистые, резкие, рот скорбно поджат, и во всем ее облике читалась какая–то нервозность и бескомпромиссность.

– Я по поводу Марии Лубкиной…

– А, она книги не сдала? – догадалась женщина. – Погодите, я посмотрю в ее комнате.

Не дав мне и слова вымолвить, Тамара захлопнула дверь, оставив меня в недоумении на лестничной клетке. Переминаясь с ноги на ногу, я рассматривала краску на стенах, покрытую мелкими трещинками, и постепенно успокаивалась.

Если бы Мария пропала, ее мать, очевидно, забила бы тревогу, верно?

– Я ничего не нашла, – заявила Тамара, вновь открывая дверь. – Может, она с собой их забрала, в Москву.

– В Москву? – удивилась я. – Мария уехала?

– Уехала, – с неожиданной злостью выплюнула женщина. – Не уехала, а сбежала! Я ей запретила – что там, в Москве этой, делать? Кому она там нужна? Ан нет, взяла да по–тихому смылась! Неблагодарная. Вот так растишь их, растишь…

– Получается, вы пришли с работы, а Марии дома нет? – уточнила я.

– Ее нет, вещей некоторых нет, и записка на столе лежит, – кивнула Тамара, и скривилась, заговорив детским голосочком: – Мамочка, я уехала покорять Москву, как и хотела. Пожалуйста, не злись. Я тебя люблю… Тьфу.

– И давно это произошло?

– Да больше месяца как. Недель пять–шесть, наверное. А что? – насторожилась женщина.

Я попыталась скрыть недоумение, чтобы не обидеть собеседницу, но получилось у меня плохо.

– А Мария с вами не связывалась? Вдруг с ней что–то случилось?

– Что с ней случится? – воскликнула Тамара. – А если и случится, то поделом. Будет знать, как мать не слушать. Да и писала она. Каждую неделю пишет сообщения, что с ней все в порядке. Последнее вон, дней шесть назад пришло. А я не отвечаю. Пусть знает, что мать обижается, может, хоть совесть проснется.

«Это у вас должна совесть проснуться», – хотела сказать я, но сдержалась. Вместо этого попросила:

– А вы не могли бы мне ее номер дать? А то тот, что в карточке указан, выключен. Может, я попробую у Марии узнать по поводу книг…

– Хорошо. Сейчас, ждите здесь, – велела Тамара, и ушла за телефоном.

Записав номер, я поблагодарила ее за помощь, и уже собиралась спускаться вниз, как Тамара неожиданно добавила:

– Это все дурость ее малолетняя. Надо же, даже книги в библиотеку не вернула! Как связалась с этим прохиндеем…

– О ком вы говорите?

– Парень у нее появился, постарше, мошенник какой–то, или бандит, уж не знаю, – Тамара поджала губы. – Так–то Машка со школы с Мишей дружила, вот тот положительный мальчик, и семья у него хорошая, сам тихий, вежливый. А тот… Ох, намучалась я с ней тогда. Люблю, говорит, его, не могу! Глаза б мои этого уголовника не видели!

– С чего вы взяли, что он бандит или уголовник? Неужто сидел? – удивилась я.

– Нет, не сидел, – неохотно ответила женщина. – Молодой он больно, годков двадцать три, а на машине очень дорогой ездит. И Машке подарки дорогостоящие делал – то кольцо золотое, то телефон новый. Откуда ж у двадцатилетнего парня в нашем–то захолустье такие деньжищи? Ясное дело, украл или заработал нечестно.

– Может, честно…

– Такие деньги честно не заработаешь. Я вот всю жизнь на заводе тружусь, и копейки получаю, – отрезала Тамара, и с лязгом захлопнула дверь.

Постояв в раздумьях, я поспешила убраться из этого места поскорее. Бредя по темной улице и ловко огибая лужи из подтаявшего снега, я начинала все больше беспокоиться. Если Мария, как утверждает ее мать, уехала в Москву, то кто и для кого берет книги в нашей библиотеке? А если она не уехала, то почему оставила записку и продолжает врать матери? И, что еще интереснее – где она сейчас живет, почему не вернулась домой?

Зайдя в квартиру, я включила везде свет, набрала полную ванну горячей воды и позвонила маме. Из–за плохой погоды связь была ни к черту, поэтому поговорить нормально не удалось. Мама уже третий год жила загородом, в доме бабушки – ее резко потянуло на природу, и теперь она самозабвенно копается в земле и выращивает какие–то редкие сорта растений, которые потом продает. Узнав, что у нее все хорошо, я попрощалась, села на кухне с кружкой чая.

Часы на стене мерно тикали, за окном посыпался противный мелкий снег, а на кухне было так уютно и хорошо… Я залезла с ногами на маленький диванчик, обхватила горячую чашку обеими руками, и… Выругалась вслух, хотя обычно себе такого не позволяла.

История с Марией не давала мне покоя – даже обычно вкусный и душистый чай казался пресным. Стало ясно – пока я не успокою свою совесть, нормально отдохнуть у меня не получится. Вылив напиток в раковину, я выдернула пробку из ванной и поплелась одеваться.

В местном отделении полиции мне совсем не обрадовались. Хмурый усатый мужчина долго дотошно спрашивал меня о цели визита, кем мне приходится потерпевшая, с чего я взяла, что она пропала…

Наконец меня усадили в кабинет – писать заявление, изъяли книгу с рецептами, и благополучно отпустили. На выходе я притормозила, и робко спросила у принимавшего мое заявление сотрудника:

– А когда можно будет узнать о результатах?

– Дамочка, мы тут что, лотерея? – вспылил он. – О каких результатах? Следствие будет вестись. Завтра переговорим с матерью этой Лубкиной, узнаем, что к чему. Может, это просто чья–то шутка.

– Я с ней говорила, она сказала, что Мария уехала в Москву. Вернее, это она так думает.

– Что значит – она так думает? А вы думаете по–другому?

– Да, да, я считаю, – я осеклась, вернулась обратно и села на стул. Полицейский с тоской уставился на меня. – Я думаю, что кто–то похитил Марию и держит взаперти. Это он заставил ее написать записку и присылает сообщения от ее имени. Вот…

– Ага, и заодно книжки из библиотеки ей таскает, – противно ухмыльнулся следователь. – Ерунду не говорите. Значит, мать Лубкиной общается с дочерью?

– Да, но это просто сообщения, не звонки…

– Когда в последний раз она выходила на связь?

– Тамара сказала, что шесть дней назад.

– Вот, видите, – обрадовался следователь. – Не о чем переживать. Да и имени на записке нет. Может, это вовсе и не Лубкина писала?

– Вы что, не слышите меня? – занервничала я. – Это же просто сообщения, их кто угодно мог прислать!

– В том числе и сама Мария, – отозвался он.

– Но…

– Так, гражданочка, не переживайте. Все проверим, все узнаем.

Следователь встал из–за стола, обогнул его и, подхватив меня за локоток, повел в сторону выхода, приговаривая:

– Все решим, не волнуйтесь. Идите с Богом, не простудитесь.

– А…

Я хотела кое–что спросить, обернулась, но меня буквально вытолкали из здания, прокричав из–за двери:

– До свиданья! Следствие будет работать.

В сердцах я чуть не пнула дверь, но вовремя одумалась – еще штрафа за хулиганство мне не хватало. Спустившись по ступенькам вниз, я поежилась и натянула капюшон поглубже. Ну, вот и успокоила совесть, называется. Теперь, понимая, что правоохранительные органы вряд ли будут искать Марию, я только больше начала нервничать.

Но что я могла? Не буду же я сама искать эту Лубкину. Да и каким образом я это сделаю? У меня нет ни денег, ни связей, ни полезных знакомств. Нет, одно знакомство все–таки было, но прибегать к нему следует только в крайнем случае…

Загрузка...